Пример написания интервью с поэтом. Интервью с поэтом И

Григорьев, И. Н. «Стихи мои, бегом, бегом...»: [интервью с поэтом И. Н. Григорьевым / записала С. Пономарева] // Псковская правда. - 1992. - 14 мая.

«СТИХИ МОИ БЕГОМ, БЕГОМ…»

Этот сборник хранится в нашей редакционной библиотеке. С титульного листа смотрит парень с внешностью киноактера: широкие брови вразлет, пронзительные глаза, темный вихор волос и ямочка на подбородке. Под портретом подпись: «Псковской правде» от крестника сердечно. Игорь Григорьев». Сборник стихов «Листобой» вышел в издательстве «Молодая гвардия» ровно 30 лет тому назад.

Много потом было в литературной жизни Игоря Григорьева разных книг. Его печатали разные издательства - «Советская Россия», «Советский писатель», «Лениздат», другие, но эта, одна из первых книг, для редакции самая памятная.

Позже он участвовал в переводе многих книг зарубежных поэтов, писал прозу. Успел попробовать себя и в драматургии - еще в 1943-ем году, в немецком тылу, в партизанском отряде, была поставлена его пьеса «Черный день». Военная тема поначалу и стала основной в его творчестве. Поэтому накануне самого святого нашего праздника - Дня Победы я отправилась к бывшему разведчику, четырежды раненному в боях, патриарху псковской поэзии Игорю Григорьеву, чтобы поздравить его и взять интервью.

- Игорь Николаевич, как вы относитесь к тому, что слово патриот, всегда высоко почитавшееся на Руси, стало едваь ли не ругательным? Похоже, что своим нигилизмом мы способны разрушить даже единственное святое, что осталось у нас, русских, от послереволюционного периода - память о Великой Отечественной. Очень мало молодых мам приводит сегодня малышей 9 мая к Вечному огню…

Мне, как и другим моим сверстникам горько и тошно слышать в магазинных «сражениях» возмущенное: «Когда вы все перемрете?». Я никогда не иду с удостоверением, без очереди, хотя у меня вторая группа инвалидности, но от этого не легче. Да, мы сейчас чувствуем, что нам не по себе и, наверное, это чувство испытывают не только старики. Россия унижена? Да. Татарстан, понимаешь ли, об ъявляет, что все это время находился «под русским игом». А что же тогда нам-то, русским, говорить? Горько и обидно. Убежден: нет более высокого и несчастного и народа, чем русский. И чем наш народ велик, так это тем, что он всегда на равных относился к другим. Ну, какая, мне, русскому, разница, что тот - еврей, тот - молдаванин, кто-то еще - калмык. Мы ведь все люди. Но то, что происходит сегодня, мне не нравится, хотя я понимаю: и назад дороги нет, СССР был империей зла.

Я свято верю в Родину. Наивно полагать, что Россию можно растоптать, что сейчас пытаются сделать некоторые. Если Россия погибнет, погибнет и мир. Так я думаю. Много раз она переживала трудные времена, но ведь жива. А что касается патриотизма… Помню, когда я по заданию подполья стал работать переводчиком в немецкой комендатуре в Плюссе (мне было тогда 19 лет) моя помощница Люба Смурова как-то и говорит: «Жизни бы за Родину не пожалела…». Хмыкнул я тогда: дескать, красивые слова. А ее через несколько дней немцы взяли - не успела в картотеку положить карточки агентов немецкой школы диверсантов, задержалась у партизан. У нее дома сразу сделали обыск, арестовали. Каждый день ждал ареста и я. Стоило ей произнести мое имя, и все. Немцы, ведь не дураки, понимали, что она, молоденькая хромая девчушка не может быть фигурой в таком деле. Ее держали месяц. Она ничего не сказала, хотя знала очень много. Потом ее расстреляли вместе с теткой и двоюродной сестрой. Такие люди, я верю, всегда будут, пока будет Россия.

- Вы потом не вспоминали ее в стихах?

Три стихотворения ей посвятил.

- Игорь Николаевич, что мне нравится в ваших военных стихах, так это то, что они неодназначны, как жизнь. Вы не кричите «ура-ура», а показываете войну, какой ее увидели…

Жизнь сложна. Отец мой четыре георгиевских креста получил в царской армии, дослужился до штабс-капитана, был любимцем Брусилова, а в 18-ом стал начальником Порховской ЧК. Все не просто. Вот так и на войне. Я по-немецки читать и писать научился раньше, чем по-русски. Учила меня немка, которая жила на нашем хуторе. Потом наши ее с небрежностью расстреляли за то, что людям помогала. И в подполье нашем, кстати сказать, один паренек тоже был немец, так что я против того, чтобы из-за национальности ярлыки клеить.

А знаете ли вы, что немцы сами расстреливали не часто? В основном наших же, русских полицаев, и нанимали для таких дел. Поэтому мои стихи не против немцев, а против войны. В любом обличье. Да, мы не звали немцев в наш дом. Но многие шли не по собственной воле сюда - их гнали. Этого тоже забывать нельзя.

- В редакцию приходит много писем со стихами. Таковыми, во всяком случае, считают их авторы, уверенные, что все, о чем им думается, интересно и читателям, и главное, непременно должно увидеть свет. Похоже, эти люди незнакомы с пастернаковскими строками:

О, знал бы я, что так бывает,

Когда пускался на дебют,

Что строчки с кровью убивают,

Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой

Я б отказался наотрез.

Вы хотите, чтобы я дал какой-нибудь совет этим авторам?

- Да нет, не совет. Быть может, вы кого-нибудь просто протрезвите. Поэзия ведь не рифмоплетство…

Вы думаете, я что-нибудь понимаю в Поэзии? Упаси меня Бог. Это как в океане. Можно взять на пробу каплю воды, кусочек грунта, но и только. Что такое Поэзия, кто ответит? А что такое Бог? Доброта, Совесть, Чистота? Все, вроде, так и все лишь детали. Вот так и стихи. Все тем же любимым вами Пастернаком сказано: «И чем случайней, тем вернее стихи слагаются навзрыд». Не скрою: я б хотел быть поэтом, но поэт я или нет, я не знаю.

В «Псковской правде» меня впервые напечатали, когда мне было 33 года, а первая книга стихов вышла у меня в 37 лет. Да и в это-то я поверить не мог, решил для себя, что не раньше, чем в 40 лет предложу что-нибудь для печати, просто вмешался случай. Впрочем, на заседания отделения Союза писателей я ходил и стихи там показывал, а меня нещадно ругали.

Что еще могу сказать начинающим? Сейчас, в нашем деле, как никогда трудно. У меня нашелся спонсор - издательство «Путь». Решило издать книгу моих новых стихов. Посчитали поначалу, что 8 тысяч потребуется на оформление, а потом, после «вхождение в рынок» оформление потянуло еще на 50. Вот и смотрите: 60 тысяч рублей и два года каторжной работы - вот, что такое издать сборник стихов сегодня.

- Значит, по-вашему поэзия - это только божий дар? А как же жизненный опыт? Вы-то, наверное, не зря мыкались в жизни, перепробовали кучу дел - были и студентом, и грузчиком, и промысловым охотником, и геологом.

Да, опыт нужен, но это побочно. Главное все же - искра божья. Ну, как я могу петь, когда я глухонемой? И на то, чтобы сеять капусту, варить щи, тоже нужен талант. Жизненный опыт - это второе, а третье - это профессиональные навыки. Скажем, иду я, и закат меня поразит, или волк завоет, или лось выплывет навстречу, медведь тут нас с сыном чуть не заломал, - но писать об этом стихи я тут же не стану. Вам ведь не интересны эти описания, верно? Важно, что у меня в душе. И получается, что поэзия - это как лов рыбы. Держишь, держишь удильник, а очнешься, когда уже блеснет рыбина. Не поймать, не уловить сам момент ловли. А мы даже из поэзии пытаемся делать моду. Николай Рубцов вон сколько лет был почти никому не интересен, и вдруг - мода. И все завопили: «Прекрасный русский поэт!».

- Ну, завопили-то, когда Рубцова уже не было в живых, а пока был жив, работал на траловом флоте, в газете, не замечали.

Да. Он ведь очень сложен, хотя это скрыто за внешней простотой. Нет, поэзия - это не материя на штаны. И как об ъяснить кому-то, что писать - это и вместо пива, и вместо воздуха, и вместо любви? У Маяковского об этом сказано четче: «Скрипка, и немножко нервно».

- Игорь Николаевич, вижу у вас на стене ваш портрет работы прославленного портретиста Ильи Глазунова. Вы, верно, познакомились с ним в «ленинградский период»?

Вовсе нет. Писал он его в Москве. Если вам интересно, могу рассказать, как было дело. С Глазуновым свели меня друзья. Он тогда никакой «шишкой» не был, и общались мы с ним запросто. Когда я к нему прибыл для работы, у него как раз была дама, мне незнакомая, прекрасно одетая. По правде сказать, таких нарядов, как у нее, я никогда не видывал. Она предложила подвезти меня в центр. Едем. Машина какая-то длинная, «не наша». К Красной площади под ъехали, ей честь отдают. Вышла она из машины, руку протянула мне для поцелуя. Позже я узнал, что то была Фурцева, тогдашний министр культуры.

- Так вы пообщались с высшим «культурным начальством»?

Нет-нет. Я всегда был далек от начальства. Как говорится, минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

- Вот вы заговорили о Фурцевой, а я поймала себя на мысли, что в вашей судьбе и творчестве, как, наверное, и у других поэтов, многое определила, как выразился Блок, Прекрасная Дама.

Да, волею судеб первая Прекрасная Дама, Александра Анатольевна Агафонова, спасла меня в госпитале, потом привела в свой дом. Муж ее, адмирал Балтфлота, погиб в блокаду. Сама она была меньшиковского роду, дочь петроградского генерал-губернатора. Это была удивительная семья, в доме у них бывали Сергей Есенин, Игорь Северянин. Там я познакомился с тем, что мне никогда и не снилось. Александра Анатольевна была строгим ценителем, и, когда я фальшивил и кривил душой в стихах, говорила: «Конь вышел из борозды».

Вторая Прекрасная Дама встретилась мне в Ленинградском университете. Это профессор Вильгельминина Антонина Александровна. В блокаду она спасла университетскую библиотеку. Позже муж ее эмигрировал, за что ее исключили из профессоров. Такая он, жизнь. Я сейчас собираюсь написать книгу «Великие женщины». Я считаю, их три для каждого человека: Божья Матерь, Родина и мама.

- Я давно слышала, что ваш сын - знаменитость, вице-президент международного института резервных возможностей человека, врач-психиатр и нарколог с именем. А недавно узнала, что у него вышла книга прозы «Накануне чуда». Как вы смотрите на литературные опыты сына?

Да, Гриша врач. И врач хороший. К нему многие просятся на лечение, даже из Феодосии, хотя там есть Довженко. Верно и то, что у института есть имя. У него филиалы во Франции, в Финляндии, открывают еще один - в Швейцарии. Гриша очень занят. Ему бы, может, и хотелось только писать, но много другой работы. Считаю, он мог бы быть неплохим прозаиком. В детстве еще он начал писать стихи, но я сказал: « Будешь писать в два раза лучше, чем я - пиши. Иначе - не имеет смысла».

А писать ему есть о чем. У него была трудная жизнь на подводной лодке, где он был врачом, был в экстримальных ситуациях, он держался. Да и сейчас молодцом! Всю зиму купается в проруби по 45 минут на морозе.

- Игорь Николаевич, на этом мы не ставим точку, ладно? Давайте, как-нибудь, когда у домашнего очага соберется вся ваша семья, продолжим разговор. Ведь все члены вашей семьи, насколько мне известно, имеют самое непосредственное отношение к литературе, искусству, а значит, к вдохновению.

Интервью взяла С.ПОНОМАРЕВА

"ПОЗНАНЬЕ ЛЮБВИ И ДОБРА"

Юбилейное интервью с поэтом Владимиром Спектором

Татьяна Янковская: Владимир, поскольку мы с вами беседуем в преддверии вашего 60-летия, не избежать разговора об итогах этих лет. Размышления об этом выражены в вашем стихотворении.

Какою мерою измерить
Всё, что сбылось и не сбылось,
Приобретенья и потери,
Судьбу, пронзённую насквозь

Желаньем счастья и свободы,
Любви познаньем и добра?..
О Боже, за спиною – годы,
И от «сегодня» до «вчера»,

Как от зарплаты до расплаты –
Мгновений честные гроши.
Мгновений, трепетом объятых,
Впитавших ткань моей души.

А в ней – доставшийся в наследство
Набросок моего пути…
Цель не оправдывает средства,
Но помогает их найти.

Когда оно было написано? Удалось ли найти средства для достижения целей?
Владимир Спектор: Написано несколько лет назад. В нём – грусть разочарований и надежда на удачу. Хотя, с годами понимаешь, что надеяться нужно только на себя. И на настоящих друзей, которых всегда немного. «Надеемся только на крепость рук, на руки друга и вбитый крюк» - хорошо сказал Высоцкий. Навсегда. А средства для достижения цели – их каждый находит и выбирает сам. Главное при этом, не забывать о последствиях. Согласен, что всё это – общие слова, но в каждом конкретном случае именно они определяют результат. «Стараюсь не делать зла и не обижаться на зло». Это хорошая формула, хотя жить по ней нелегко. И, как продолжение её, такие строки: «И не верится никому, и просить - просто силы нет. Я мечты положу в суму, что похожа на белый свет. Может, с кем поделюсь мечтой, может, встречу кого в пути... Он, ведь, только на вид простой. А с мечтой - хорошо идти». Вот, иду с мечтой. Стараюсь делать то, что дано от Бога, и радоваться этому.

ТЯ: Деятельность ваша на редкость разнообразна – поэт, литературный деятель, журналист, инженер-конструктор – вы много успели! Какое из ваших достижений вы считаете самым значительным?
ВС: По большому счёту, не стыдно за всё, что удалось сделать. Наверное, всё могло быть и более успешно, но, учитывая стартовые возможности, принадлежность к поколению, которое с трудом восприняло все перемены и мучительно приспосабливалось к новым реалиям жизни, грех жаловаться. Хотя, с восхищением слежу за успехами своего друга и одноклассника Сергея Мокроусова, который не только пишет интересные стихи, но и смог создать новый машиностроительный завод, максимально реализуя себя в этом. Что касается меня, то я мечтал стать писателем или журналистом с детства, но проработал 23 года в конструкторском бюро, о чём нисколько не жалею. Рядом трудились интеллигентные, образованные люди, знавшие не только термодинамику и гидравлику, но и литературу, кино, театр. А после работы я ещё успевал заниматься любимой поэзией. О достижениях – не мой жанр, но сам факт существования всеукраинского профессионального писательского союза с центром в провинциальном Луганске, издание альманаха и функционирование сайта «Свой вариант», вручение уже ставших престижными литературных премий, которые мы учредили – всё это приносит огромное удовлетворение. Ведь этого просто не существовало. Мы с коллегами это придумали и реализовали. Светлая память Олегу Бишареву, Александру Довбаню, Владимиру Гринчукову – они в Москве договаривались с Юрием Бондаревым, Тимуром Пулатовым, Расулом Гамзатовым о создании нашей организации. Думаю, им там, на небесах, не стыдно за нас. Мы стараемся, и наш союз, несмотря на то, что не даёт никаких привилегий, востребован. Ведь он дарит ощущение причастности к писательскому братству. А это для пишущего человека очень важно.

ТЯ: Как вы начинали? Какое событие или события считаете определяющими в своей жизни?
ВС: Стихи пробовал писать ещё в школе, но без успеха – не хватало элементарной поэтической начитанности. Она появилась, как ни странно, после службы в армии, когда всё свободное время я проводил в чудесной полковой библиотеке (это, кстати, поощрялось), где прочитал, наверное, всю русскую поэтическую классику 19 века и ещё много чего. После армии стал писать чуть более профессионально, но определяющими для меня событиями, наверное, стали встречи и дружба с литературоведом и журналистом Виктором Филимоновым и поэтом Николаем Малахутой. Они были для меня профессорами домашнего литературного института, очень многое подсказали. Но, главное, поверили в меня. В отличие от абсолютного большинства тогдашних профессионалов.

ТЯ: В одном из интервью вы сказали: в детстве казалось, что плохих книг не бывает. Когда появились любимые книги, поэты, писатели, и кто оказал на вас наибольшее влияние? Я знаю, что со многими известными поэтами-современниками вы встречались или состояли в переписке. У кого учились «очно», у кого «заочно»?
ВС: Чтение и сегодня – самое любимое занятие. Благодарен своему дедушке, который читал мне детские книжки целыми днями. А потом я и сам рано научился читать, и уже со второго класса взялся за «толстые» книги. В школьном возрасте, наверное, как многие ровесники, знал почти на память «12 стульев» и «Золотой теленок».
Перечитал всю домашнюю библиотеку, которую собирали родители, был завсегдатаем всех библиотек в округе. Можно сказать, что воспитан на русской и советской классике, потому понятия «совесть», «порядочность», «справедливость» для меня основополагающие. Но и собрания сочинений Дюма, Скотта, Лондона, Цвейга, Мериме, Фейхтвангера, Ремарка были прочитаны с восторгом. К сожалению, чтение поэзии ограничивалось школьной программой. В моём окружении её любителей и знатоков не было. Увлечение стихами началось с Пушкина, и сегодня согласен с утверждением, что именно он «живее всех живых». Потом полюбил всем сердцем творчество поэтов-фронтовиков – Твардовского, Межирова, Тарковского, Самойлова, Левитанского, Слуцкого, Ваншенкина, Липкина, Шефнера, Друнину. Из более молодых – Кострова, Евтушенко, Вознесенского, Соколова, Мориц, Миллер, Кузнецова, Чухонцева, Кушнера… Перечислять можно долго. Чуть позже началось увлечение поэтами «серебряного века», и сегодня книги Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака всегда рядом со мной. И ещё позже – Бродский, Рейн, их круг. Первым, кому послал свои стихи, был Вадим Шефнер, который ответил очень доброжелательно, это было чудо! Мы с ним переписывались достаточно долго, его человечность, интеллигентность – образец и для меня, и, думаю, для всех. Писал ещё Михаилу Матусовскому, Давиду Самойлову, Арсению Тарковскому. Их ответы тоже добавили уверенности в собственных силах.

ТЯ: Вы автор 20 поэтических сборников, лауреат многих престижных литературных премий. Расскажите об этом, пожалуйста.
ВС: Первая книга «Старые долги» вышла у меня довольно поздно – в 1991 году, в издательстве «Донбасс». Мне уже было 39 лет. Трудно передать словами, что я почувствовал, увидев её. Это был, что называется, момент истины для меня. И счастья. А подготовил к печати её ещё в 1981 году. Должны были пройти 10 лет, перестройка, чтобы всё, в конце концов, реализовалось. Сегодня издать книгу – проще простого. Издательств только в Луганске около трёх десятков (а тогда на две области – одно), приноси рукопись, плати деньги, и через пару недель получай своё творение. Тиражи, правда, микроскопические, но это уже второй вопрос. Может быть, это другая крайность, издаются все, кому не лень, но всё равно это лучше, чем тогда, когда нужно было пройти сквозь сито не только творческого отбора, но и другого, к творчеству не имеющего никакого отношения. Первую премию – имени Николая Тихонова получил за книгу «Всё будет хорошо». Название себя оправдало. Благодарен московским коллегам, которые представили её на соискание премии. Для меня это была неожиданность. И, конечно, счастлив тем, что стал лауреатом международных премий имени Юрия Долгорукого и «Облака» имени Сергея Михалкова. Для меня, как для всякого провинциала, такая высокая оценка очень важна.

ТЯ: Андрей Вознесенский учился в Архитектурном институте, Игорь Губерман был инженером-железнодорожником, ваш коллега по жюри фестиваля «Славянские традиции» Владимир Костров – химиком... Таких примеров много. Помешало ли вам осуществиться как поэту то, что вы стали инженером-локомотивостроителем? Ведь это большая часть жизни: вы автор 25 изобретений, работали ведущим конструктором, член-корреспондент Транспортной академии Украины. А может, наоборот – помогло? Вот что писала о вас Мирослава Радецкая: «Гражданственность и философичность – две несущие конструкции лирики Владимира Спектора, и он как поэт и инженер удивительно точно рассчитывает курс стихотворного маршрута».
ВС: Случилось, как случилось. Работалось мне интересно, люди были замечательные, да и учился я в институте старательно, даже думал о научной карьере. Всё-таки, главное, наверное, - целеустремлённость, настойчивость в реализации того, что дано от Бога, позитивный, не завистливый настрой. Всё остальное – вторично.

ТЯ: На юбилее принято произносить тосты за родителей, за детей юбиляра. Какова роль вашей семьи в том, кем вы стали?
ВС: Благодарен родителям за понимание и поддержку, за книги, которые покупали, за чудную атмосферу детства. Очень помогала мне покойная жена. Ведь поначалу ничего не получалось. Но она никогда не говорила: «Прекрати, занимайся чем-то другим…» Это было для меня так ценно и важно. Ну, а дети – это награда за всё. Дочь стала отличной теле- и радиожурналисткой, переводчицей. Мы вместе с ней работали на радио, вели передачи. Вместе сделали на телевидении целый сериал развлекательно-познавательных передач под названием «Высший класс». Был такой счастливый момент. А сын стал очень хорошим офтальмологом. Но главное – он добрый и отзывчивый человек. И ещё важно – о своих профессиях они мечтали с детства, и всё удалось. Наверное, если бы не было сочувствия, понимания, любви в семье, всё было бы по-другому.

ТЯ: В беседе с вами Владимир Костров сказал: «Слово – великая сила, иногда с неосторожной фразы начинались войны. К сожалению, подчас об этом забывают, ссылаясь на свободу слова. Но она не означает свободу от заповедей Божьих и человеческих. Подлинная литература всегда на стороне добра». Судя по вашему творчеству, его позиция вам близка. Вам удалось очень емко выразить, в чем сила и источник добра: «Добро, проигрывая, шепчет: «Я люблю», и, побеждая, шепчет то же слово». Многие ради выигрыша готовы перейти на сторону зла, а победитель Дракона часто сам становится Драконом. Мне посчастливилось познакомиться с Владимиром Андреевичем Костровым на фестивале в Крыму в прошлом году, и одно его присутствие, разговоры с ним, чтение им стихов создавали ауру нравственности и доброты. Наверно, именно потребность создания такой атмосферы для творческих людей и заставляет вас поддерживать творческие объединения литераторов, участвовать в создании новых, возглавлять некоторые из них?
ВС: «Стараюсь не делать зла. И не обижаться на зло. А спросят: «Ну, как дела?» Жизнь моё ремесло – отвечу, и буду впредь жить, избегая обид. Хотя нелегко терпеть. Хотя и сердце болит». Конечно, пройдя через все мытарства приёмных комиссий, непонимание, невозможность напечататься в молодости, острее сочувствуешь начинающим авторам. Хочется помочь, поддержать. У нас хорошая атмосфера в союзе, и вступить в него намного проще, чем в другие подобные организации. Отсутствие унижения, пренебрежения – гарантировано. То же самое можно сказать и о Конгрессе литераторов Украины – новом творческом писательском союзе. Кто хороший поэт, кто плохой – определит время и читатели. Под произведениями каждого автора – стоит его фамилия, и потому все лавры (и весь стыд) – лягут на его плечи. В общем, «не судите, и не судимы будете» - сказано навеки. И мы это помним постоянно.

ТЯ: Я нахожу оправдание необходимости такой деятельностии в ваших строчках: «Бессмертие – у каждого своё. Зато безжизненность – одна на всех». Рядом с имитацией жизни нужно неустанно создавать Жизнь, а для этого нужны единомышленники. Меня поразил когда-то т.н. закон Грешэма, о котором я прочитала в книге американского экономиста Кевина Филлипса: «дурные» деньги вытесняют «хорошие», но хорошие деньги не могут вытеснять плохие. Филлипс расширил сферу приложения закона: на глобальном свободном рынке «плохой» капитализм имеет тенденцию вытеснять «хороший». Я считаю, что поскольку искусство все больше становится частью глобального рынка, закон Грешэма может быть распространен и на него: плохое искусство вытесняет хорошее, но обратной силы этот закон, увы, не имеет. (При этом «плохие» деньги оплачивают плохое искусство, в том числе литературу). Именно поэтому нужно сознательно развивать искусство, несущее людям добро.

«Неделовым» прописаны дела
А «деловым» - как водится, успех.
«Неделовые» пишут: «Даль светла»,
А «деловые» знают: «Не для всех».

Но где-то там, за финишной прямой,
Где нет уже ни зависти, ни зла, -
Там только мгла и память за спиной,
Но память – лишь о том, что «даль светла».

Получают ли организации, в которых вы работаете, финансовую и другую поддержку?
ВС: Скорее, нет, чем да. Тем не менее, уже несколько лет выходит весьма объёмный альманах «Свой вариант», который издаётся не в складчину, и, к сожалению, не по подписке. Работает одноименный сайт, проводятся встречи, презентации… Каждый номер альманаха выходит при чьей-либо финансовой поддержке, и я искренне благодарен всем, кто её оказывает. Это доброе дело. Ведь речь идёт о культуре, развитии литературы. Но, когда в ответ о помощи слышишь: «Лучше я на эти деньги поужинаю в дорогом ресторане» - становится грустно.

ТЯ: Большинство ваших стихов, прежде всего ваши «фирменные» восьмистишия, – это философская лирика. Они афористичны, проникнуты мудростью и грустью, их отличают наблюдательность, метафоричность языка и глубина обобщений.

Не слова, не отсутствие слов…
Может быть, ощущенье полёта.
Может быть. Но ещё любовь –
Это будни, болезни, заботы.

И готовность помочь, спасти,
Улыбнуться в момент, когда худо.
Так бывает не часто, учти.
Но не реже, чем всякое чудо.

Но встречаются стихи, где другой формат, иное настроение, необычный стихотворный размер. Например, легкое, упругое «Ничего не изменилось, только время растворилось, и теперь течёт во мне...» Есть и пронзительная любовная лирика, например, «Пока еще в Луганске снегопад»: «Не отставай – беги за нею следом, пока её скользящий силуэт не станет мраком, холодом и снегом». В стихотворении «Акация – акция света» прячется вальс. Есть ли песни на ваши стихи?
ВС: Да, более двух десятков песен есть точно. Большинство из них написаны моим близким другом, композитором и аранжировщиком Родионом Дерием. Хитами они, увы, не стали, но творческое удовлетворение принесли. Предмет особой гордости – гимн футбольной команды «Заря», который исполняется перед каждым матчем. И для нас, преданных болельщиков, это огромная радость.

ТЯ: В одном из стихотворений о Луганске вы в «очаровании пейзажа городского» почувствовали музыку, которая «дороже слов». Из вашей статьи о поэте-песеннике Михаиле Матусовском я узнала, что знакомая с детства песня «Вернулся я на родину» написана о Луганске, и популярнейший романс из фильма «Дни Турбиных» тоже посвящён Луганску: «Целую ночь соловей нам насвистывал, город молчал, и молчали дома, белой акации гроздья душистые ночь напролёт нас сводили с ума...». Ваши стихи о родном городе адресные, Луганск появляется во многих из них отнюдь не инкогнито. Вам принадлежит известная фраза «Луганск - это город хороших людей». Когда-то в молодости вам сказали: «Искра Божья в Вас есть. Но прежде, чем завоёвывать столицу, нужно завоевать Луганск, где очень хорошие литературные традиции». Удалось это вам? А литературные традиции, судя по всему, продолжают крепнуть – ведь в Луганске теперь расположен центр писательского союза?
ВС: «Луганск – это город хороших людей» - первая строчка нашей с Родионом песни о Луганске, которая традиционно звучит в День города. Я люблю его, и это естественно. Хотя вижу много недостатков, несправедливости. И это тоже естественно. В Луганске много хороших поэтов. К тому же, это родина Михаила Матусовского (это он мне в письме писал о литературных традициях), казака Луганского Владимира Даля… И сегодня здесь живут и пишут стихи Ирина Гирлянова, Николай Малахута, Василий Дунин, Елена Руни, Андрей Медведенко, Наталья Мавроди, Геннадий Сусуев… То, что они и многие их коллеги не знамениты, это укор не им, а времени, ситуации, в которой живёт вся страна. Не до стихов, не до поэтов. Ну, а удалось ли мне выполнить совет Матусовского, покажет то же время. По крайней мере, в недавнем интернет- опросе «Кто является культурным героем Луганска?» земляки достаточно часто называли и моё имя.

ТЯ: В преддверии юбилея хочется вспоминать о хорошем. Но ведь жизнь – это и преодоление. Вы писали: «В этой жизни, подобной борьбе, знаю точно, чего я стою». Не бывает моментов, когда опускаются руки, наступает разочарование? Что тогда помогает?
ВС: «У зависти и корень, и язык длинней, чем у степного сорняка. Привык к успеху ты, иль не привык – но с завистью знаком наверняка. Она тебя уколет побольней. Ведь ей известно всё, всегда, про всех… И, всё же, если нравишься ты ей, то это значит, ты обрёл успех!» Это, кстати, и в продолжение предыдущего ответа. Конечно, бывает и тяжко, и больно. «Что делать, что делать, не знаю. Живу наугад и во сне. Ночами, как будто, летаю. И ночи летают во мне. А днем так легко и так странно упруго шагать по земле. И жизнь, словно рваная рана, пульсирует, бьется во мне». Помогает, как, впрочем, всем – работа, общение с близкими людьми, которые всегда поддержат, поймут, успокоят. И ещё - чтение, поэзия, любовь (в идеале).

ТЯ: Про «время предпоследних новостей» в одноименном сборнике у вас сказано: «От его просроченных страстей только сыпь, а не мороз по коже». Там же «от новостей спасенья нет», «каждая новость – удар», а о влюбленных – «им хорошо вдвоем с любовью, без новостей». Вы никогда не любили новостей?
ВС: Ну, что Вы! Я же был главным редактором телекомпании, а там новости – это и хлеб, и соль. Да и сейчас зачастую мои газетные материалы подпадают под новостную категорию. Но уж слишком много негатива в новостях (особенно телевизионных), ожесточенности, самодурства, чванства. Я думаю, не одного меня не радует большинство новостей. Хотя, наверное, так было всегда, во все времена. «Не хватает не злости, не нежности – не хватает в судьбе безмятежности. Не хватает улыбки крылатой, легкой детскости, не виноватой в том, что все получилось так странно, что в смятении люди и страны, что в конце благодатного лета все прозаики мы. Не поэты». Хочется, чтобы новости, какими бы они не были прозаическими, оставляли в душе место для поэзии.

ТЯ: Как идет ваше общение с читателями? Часто ли выступаете с чтением стихов?
ВС: Покривлю душой, если скажу: «Часто». Но, тем не менее, приглашают в школы, колледжи, библиотеки. Странно, но высшие учебные заведения (в том числе, два института культуры) обходятся без встреч с поэтами. Воспринимаю это вновь как примету времени. Не зря сказал классик: «Поэзия – нет дела бесполезней в житейской, деловитой круговерти. Но всё, что не отмечено поэзией, мгновенно исчезает после смерти». Осталось в памяти выступление в зале филармонии, когда возникло ощущение востребованности стихов. Это не забывается. Ну и естественно, регулярно встречаемся с коллегами, читаем друг другу, обсуждаем. Но это уже из серии «искусство для искусства».

ТЯ: И традиционный вопрос – о планах на будущее. Одно такое пожелание, общее, наверно, для всех поэтов, высказано у вас в стихах: «Чтоб не в конце строки рука была – в начале…» Есть, наверно, и более прозаические планы? А прозу, кстати, не собираетесь писать?
ВС: Говорят, что мечты – это планы в уме, а планы – мечты на бумаге. Планирую издать новую книгу стихов, в которой будут и новые, и те, что написаны ранее. Название уже есть – «Ожидание чуда». А под названием «В два голоса» издаём совместный сборник стихов вместе с моим другом Сергеем Мокроусовым. Может быть, выйдет подобная книга и вместе с поэтом, руководителем Конгресса литераторов Александром Коржом.
Книга документальной прозы «Мальчик с улицы Английской» появилась у меня пару лет назад. Это очерки о людях, в основном, луганчанах, чья биография, на мой взгляд, интересна не только мне. Открывает её очерк о великом Владимире Дале. В планах – продолжение всего хорошего. Это и издание альманаха, и развитие сайта, и проведение литературных фестивалей. И работа, от которой пока ещё не устал. В планах – жизнь со всеми прелестями и разочарованиями, без которых она невозможна. «Всё своё – лишь в себе, в себе, и хорошее, и плохое. В этой жизни, подобной борьбе, знаю точно, чего я стою. Знаю точно, что всё пройдёт. Всё пройдёт и начнётся снова. И в душе моей битый лёд – лишь живительной влаги основа». Надо надеяться на лучшее. Я стараюсь.

ТЯ: Говорят, поэт – это судьба. Это о настоящих поэтах, к которым можно отнести слова талантливого барда Кати Яровой «единство сердца и строки, поступка, жеста». В вашей жизни, как и в творчестве, – поиски своего пути, мудрость, стремление к познанью любви и добра, желание и умение разделить их с окружащими. Давайте завершим беседу вашей строчкой: «И всё это счастье, и всё это – жизнь!» Спасибо за беседу, Владимир!

Беседовала Татьяна Янковская

Луганск, Украина

Когда мы учились в академии на журналистов, искали всевозможные способы воплотить наши творческие идеи. Всегда хотелось взять интервью у интересного, но в то же время открытого и простого человека, который без лишнего пафоса согласился бы побеседовать с начинающими, но любопытными журналистами.

И нашли. Полу Шибееву в рекомендациях “Instagram”. Девушка читала свои стихотворения на видео. Ее настоящее имя - Полина. Она член Союза писателей России. Прочитали информацию в шапке профиля и поняли, что с Полой у нас получится настоящее интервью, похожее на те, что мы привыкли видеть в вечерних шоу со звездами.

Художник, дизайнер, поэт, владелец литературного сайта, номинант фестиваля «Всемирный День Поэзии» - всё это она, Пола Шибеева.

Встретиться Пола согласилась в присутствии своего помощника. С ним она чувствовала себя комфортнее. Пола пришла раньше и уже успела заказать что-то согревающее. На столе мы сразу заметили книгу «Ведьмино сердце». Этот сборник стихотворений Полы стал памятным подарком нашей встречи.

Поначалу мы волновались, но вскоре поняли,что напрасно. Не прошло и пяти минут, как мы уже включили диктофон и задали первый вопрос. Спустя еще 20 забыли, что работаем: отложили заготовленные вопросы и спрашивали уже от себя. Настолько увлеклись рассказом девушки.

Вот, что у нас получилось:

Настя: Как Вы реагируете на людей, которые пишут негативные отзывы?

Полина Шибеева: Я на это никак не реагирую. Просто не вступаю с этими людьми в диалог, потому что, кроме своей невоспитанности, они больше ничего не покажут. Но положительных отзывов все же в разы больше.

Аня: А Вы помните такой отзыв, который Вам больше всего запомнился? Полина Шибеева: Да, я помню женщину, которая полюбила поэзию только с моих стихотворений. Она написала мне, что после долгих лет неприятия наткнулась на мои стихотворения, и ей так понравилось, что после она даже открыла для себя много других авторов. По-моему, это вообще самое приятное. Это, можно сказать, достижение.

Настя: А где Вы черпаете свое вдохновение?
Полина Шибеева: Я человек эмоциональный, поэтому у меня практически все является источником вдохновения: какие-то жизненные ситуации, фильмы, музыка, погода.. Да все, что угодно.

Настя: Поэт - призвание или профессия?
Полина Шибеева: Нет, не профессия, а скорее все же призвание. Хотя писатель должен, конечно, какую-то копеечку иметь. Поэта нельзя оставлять совсем без финансовой компенсации.

Аня : Но в основном творите для души все-таки?
Полина Шибеева : Да. Люди творческие не могут хорошо заработать на своем творчестве.

Настя : Как продвигать свое творчество начинающему поэту?

Полина Шибеева : Ну, во-первых, нужно предлагать свои стихотворения в различные паблики, а также раскручивать непосредственно свой. Во-вторых, сотрудничать с другими поэтами, не бояться знакомиться с ними.

Аня: Насколько мы знаем, Вы собираетесь организовать собственный тур. Какие города планируете посетить?

Полина Шибеева: Да, я проводила опрос в своей группе. Конечно, Москва, Санкт-Петербург - это без вопросов. Затем Нижний Новгород, Казань, Ростов, Саратов. Пока это будет пять-шесть городов, не больше. Потому что я сложно переношу путешествия.

Настя: Почему Ваша книга называется «Ведьмино сердце»?

Полина Шибеева: Потому что одно из моих любимых стихотворений называется именно так. Это стихотворение о ведьме, которая похищала чужие сердца, но однажды похитили сердце у нее. Оно немножко обо мне: ведьма - это образ человека, живущего в своем мире.

Аня: Сколько времени ушло на подготовку издания книги?

Полина Шибеева: Около года. Я начала с выбора стихотворений, далее занялась обложкой, подбором фотографий, верстала, рисовала сама. Издательство нашла быстро, с этим не было никаких проблем. В итоге было выпущено 400 экземпляров.

БЛИЦ-ОПРОС:

- Момент вдохновения - грусть или радость?

- Спорт или отдых?

- Жизнь в горах или в крупном мегаполисе?

В мегаполисе.

- Жизнь для себя или для других?

Для себя.

- Черное или белое?

- Россия или Европа?

- 3 любимых фильма/сериала.

- «Английский пациент», «Трудности перевода», «Война и мир».

- 3 главных составляющих успеха.

Трудолюбие, доброжелательность, вера в себя.

Интервью с Ксаной Василенко и подборка стихотворений. Взял интервью и сделал подборку baken.

Писать о поэте Ксане Василенко несколько сложнее, чем её же читать. Сама Ксана пишет очень просто, и пусть вас не обманывает, что на аватаре она блондинка. Чем тоньше слой клетчатки, заботливо укрывающей ваши нервы, тем понятней Ксана. У самой у ней, судя по всему, "наружная проводка", т.е. нервы вообще сверху. А как ещё могут получится эти слова, строки, стихи? Можно только позавидовать такой поэтической "анатомии": сиди да пиши, что чувствуешь. Наверняка получится остро, пронзительно (ведь то, что у Ксаны снаружи, у нас внутри, под кожей - это надо пронзать). Конечно, при условии сохранения силы импульса. Дело в том, что Ксана уникально "сверхпроводима". Свои ощущения жизни она передаёт без потерь. Я догадываюсь о первоисточнике этого умения: честность. Ксана воинствующе честна сама перед собой. От простецкого "а здесь я не уверена, помогите" до спокойного конфликта с заботливыми друзьями по поводу отдельных строк.
А ещё - просто мудрость. Кажется, врождённая.
Говорить о языковых особенностях Ксаниных стихов - это входить в густые филологические дебри. Я их подзабыл, а Ксана просто не любит. Да и зачем нам знать все эти формулы -гетиков, -лептиков, -оидов, если мы ими нормально и даже лучше живём.
Ксана Василенко - современный русский поэт. Читайте, любите-жалуйте.
И огромная ей благодарность за ответы на вопросы (возможно, не самые умные).

1. Ксана, насколько читающей была семья, ближнее окружение?
Кто-то руководил Вашим чтением, подсовывал, являл образцы?
Сам был образцом?
К. В. Да у нас, вообще, читающая семья. Отца не помню без книжки… Это он так навёрстывал упущенное время, когда мальчишки зачитываются приключенческими романами. Ведь ему неполных шестнадцать было, когда он сбежал из дома на войну… Всё самое интересное проскочило мимо него. Были только плен и лагеря – немецкие, сталинские. Никакой романтики. Освободившись, накинулся на книги с жадностью. Бабушка была без ума от Тургенева и Есенина, мама - от Мопассана и Золя. Я читала без разбора, всё, что встречала «на пути" с детства, и никто из взрослых не "регулировал" этот поток, поскольку всем было некогда. В моё время детство было "взрослым", самостоятельным...

2. Это понятно и знакомо.
Запойное чтение. А была ли ему конкуренция со стороны других школьных предметов? Математика, зоология, физ-ра?..
К. В. Было, скорее, «дружеское поглощение» - уроки литературы. Они помогали хотя бы «разложить по полкам» всё, что было свалено в юной головушке К.В. Например Чехов вышел на первый план и «прогнал» Толстого, но Достоевский, почему-то, так и остался для меня писателем хороших детективов. Во всяком случае «Униженные и оскорблённые» и «Преступление и наказание» я до сих пор по-другому не воспринимаю…
Ага, физра! Я бегала хорошо))

3. Ксана, первое в жизни стихотворение Вы написали (сочинили) или прочитали (услышали)?
К. В. Услышала, конечно. Бабушка разучила со мной «Ласточка с весною в сени к нам летит», когда мне было года два.
А сочинила впервые - то ли в первом, то ли во втором классе. Помню наизусть (клянусь!)
«Паутиною опутано,
синеглазое и рыжее
Бабье лето словно голубя
Гонит солнышко над крышами.
Ошалевшая от радости
В лес забралась осень ранняя
Подожгла деревья спичками,
Дым пустила над полянами»

Там ещё история была с конкурсом… Короче, лучший стих обещали в городской газете опубликовать. Мой стишок вернули с пожеланием учиться писать самой, а не привлекать для этого взрослых.)

4. Было ли искушение подражать великим образцам? Насколько осознанно Вы уходили от подражательности? Или этой проблемы не было вообще?
К. В. Ну, я даже про Пушкина не думала, что он великий, хоть и читала лет с пяти его « Буря мглою…» и первую главу «Евгения Онегина» до «… и в Летний сад гулять водил» с готовностью, всем, кто «похлопает». .. Беда в том, что я ничью великость не чувствую. Это ущербность моя, видимо…
Нет, никогда не ловила себя на желании подражать. Да я долгое время не настолько любила и знала поэзию, чтобы иметь кумира. А случайной встречи с поэзией, которая «одним выстрелом в сердце» как-то не случилось в моей жизни. Сейчас много читаю хорошей сетевой поэзии, радуюсь тому, что эту хорошую поэзию делают и мои друзья. Перечислять всех – наберётся имён на приличный справочник. Скажу только, что имя, к которому «тянусь» в любую «погоду сердца» - Светлана Чернышова, не кумир – отдушина и пример женского «поэтического дыхания». Стихи, на которые смотрю снизу вверх принадлежат Маше Не., стихи, которыми лечусь, как росными травами – Галине Золотаиной. А мужская поэзия для меня сейчас – стихи Лешека. Регулярно хожу на его страницу на Стихи. ру гостем, не обнаруживая себя в отзывах. Просто перечитываю полюбившееся, радуюсь новому… А вот кумира так и нет!))
Я, кстати, обязательных для барышень Цветаеву и Ахматову прочла впервые лет в тридцать. Но и в тридцать лет я не смогла «услышать» в их любовной лирике ничего такого, что касалось бы меня напрямую. Почти ничего… Но «Реквием» Ахматовой – особенное место занимает в моей душе.

5. Как рано в Вашем сознании появилось понятие "тема"? И появилось ли оно сейчас?...
К. В. Тема… Так уж осознанно, чтобы прямо: « стихотворение на тему…» не пишу ничего. Скорее, тема находит меня сама… Событие или случай из чьей-то жизни мне легко рассказать в рифму, а не прозой)) Впрочем, реальная жизнь по обе стороны моего личного окна, тоже - одна большая тема.

6. Представляется так: тема "находит Вас". Возникает "точка непокоя". Что дальше? Вы включаетесь в работу сразу или ждёте дозревания? Вообще, насколько управляем Вами процесс сочинительства?
К. В. Честно? Ну, по-разному. Иногда не случается ничего. То есть тема нашла меня, а я не нашла средств её описать)) Иногда, как сейчас, например, мучаюсь темой, как больным зубом. И слова находятся и желание писать есть, а вот всё не то… Пять вариантов одного четверостишья – это что? Даже не знаю, как это назвать…
На сегодняшний день, к примеру, у меня есть чёткое ощущение "титаника" в отношении всех пяти вариантов. Но я ведь умею считать до десяти, так што, конечно "доведётся", только не знаю какой номер увидит читатель)))))))))

7. Был ли соблазн сделать поэзию профессией?
К. В. Поздно мне о соблазнах думать)) Конечно, нет. Эту профессию получают, кажется, в литинституте. Я же – обычный самоучка, каких пуд пруди в сети. Стихи –хобби, скорее.

8. Я очень мутно отношусь к факту правки Пушкиным своих стихов. "Посмотрите, его рукописные листы буквально черны от исправлений!"с. Неужели можно написать стихи приблизительными словами, а потом правкой доводить их до шедевра?
Как это происходит в Вашей практике?
К. В. У меня бывает, что в один присест напишется стихотворение. Зато правлю его годами – по слову, по строчке, бывает, и целыми кусками переписываю. Я свои редко перечитываю. И ни одного не помню наизусть. Но случается, что в один присест и больше ни одного исправления. Как литой стих получается – мне нравится, читателю нравится. Чего ещё желать!

9. Скажите, пожалуйста, "Лотта" для Вас какая-то отдельная веха или просто тема потребовала большего объёма? Мне видится, что веха. Что останавливать мимолётности и являть их Вам более свойственно. Исхожу из того, что "Лотта" одна, а "стоп-кадры" – остальное.
К. В. Ну, вы же знаете, как создавалась Лотта - в шутку, с элементами игры на общелите. Писала "кусочки", выставляла на Общелите. Это позже я, к собственному удивлению, обнаружила в Лотте похожесть на саму себя. Правда, в моей истории не было мамы с Валетом, не было публичного дома(смеюсь)), и был не литератор, а человек, который снимал кино. Сравнила и ахнула однажды)) "История Лотты" не сделала мои следующие работы лучше, чем эта повесть. После "Лотты" я стала писать слабее, менее эмоционально, стала "прятаться" от читателя. Так что, если и "веха", то на дороге, что "под горку"))

10. Ксана, а когда стихи "не идут", Вы отдыхаете? нервничаете? пишете просто для "поддержания формы"?
К. В. Раньше пугалась)) Графоманство не терпит "простоев" конвейера. Сейчас эти периоды стали затяжными, и я принимаю их спокойно - не пишется, и не надо.

11. Что думает о Ваших стихах сын? Он каким по очереди их читает?
К. В. Говорит, что гордится мной)) Хотя, не читает.

12. Как Вы относитесь к цирку вообще и к дрессированным животным в частности?
К. В. Не поверите! Перед Вами человек, который не любит цирк. В жизни своей была всего три раза. А дрессированные животные на арене вызывают только жалость.Кроме кошек Куклачёва, конечно - эти всей гурьбой когда-то усыновили клоуна и вот, "чем бы дитя не тешилось...", изображают дрессированных. Нельзя же ребёнку отказывать в играх!))

13. Ваши любимые фильмы, актёры, учёные?..
К. В. Давно покинувшие нас Плятт, Жаров, Грибов - любимые и великие. Сейчас с удовольствием смотрю, как играет Пётр Мамонов. Любимых фильмов нет.
Ксана, огромное Вам спасибо!

КАЖДОЙ СТРОЧКОЙ

салат из экспромтов

Хвойный запах похорон,
восклицателых ворон
оживленность... Первый снег,
Как незрячий человек
То ощупает лицо,
То споткнётся о крыльцо.
Разрыдаются дома:
"Ой, зима, зима, зима!"

***
В этой раме нет портрета -
Он сбежал на время лета.
Я вернусь до первых слёз
Сентября, и красный клёст
Расклюёт кедровость рамы.
Щепки-веер...
Хари Рама...

***
В нашем доме (ты слышишь?)
Портрет твой потрогало счастье,
У порога замялось, воскликнуло:
Ой! У вас мыши!
И - за дверь, а за дверью молочница Настя
Цап его, и - к себе, под бобылью, дырявую крышу...

***
...выйдет срок октябрьской рябине
раздавать конфеты снегирям...
Бог расстелет скатерть на равнине,
чтоб кормить надеждами мирян...

***
Да прозвенят в тиши стаканчики -
души гранёный инвентарь!
Давайте, девочки, за мальчиков…
…поверх стаканчика- сухарь…

***
Каждой строчкой каюсь на миру,
Каждый стих взахлёб: снимаю кожу,
Строю перед вами лица, рожи…
А, хотите, я для вас умру?

Но и вы тогда умрёте тоже...

***
Париж, ты спишь?
А я тобой взрослею,
Расставив розы в вазы Тюильри

РОБЕЮ, МАМ

Робею, мам. Пропахли корвалолом
Постель и шторы. Я в ночной рубашке
Похожа на… склонённого над чашкой
Отвара трав ручного богомола.

Всё чётче страх, безденежье всё глубже
Сосёт из сердца волю к переменам.
Позавчера внезапно у пельменной
Скончался дед - рукав из майской лужи
Всё пил и пил, по локоть набухая,
Пока медбратья вышли из «кареты»,
Пока осмотр, покуда то, да это,
Так и ушёл – одна рука сухая,

Другая – нет. Какой-то сюр!

Бывает…
В ночи каштаны ходят, носят свечи -
У них то пир, то проводы, то вече.
Робею, мам. Но я - каштан. Живая...

ДУРОЧКА И ЦЫПЛЯТА

Глумились, били, цыкали слюной
и Рыжей Магдой звали меня.

Крашенки
катились по земле. Фома слепой
ступай, просил, ступай отсюда, Машенька.
А я как закричу, как завизжу:
не трогайте меня руками, сволочи!
Я - свечка божия, с утра у стен сижу,
пусть дух мой спит пока еще, но полночью
сойдёт Огонь Небесный на меня,
и фитилек займётся алым цветиком
вблизи Престола... Стану я ронять
свой чистый воск по капле, мелким крестиком...

Давили с хрустом крашенки глупцы,
входили в раж, кружились в дикой заверти,
когда из-под сапог у них: цып-цып …
цыплята разбегалися по паперти.

КРИСТАЛЛИЧЕСКОЕ ТЕЛО

Подписывать конверты – адреса
и явки выдавать под пыткой джаза…
У джаза невозможные глаза
И маленькая родинка под глазом…
…
Кто-кто, а я-то непременно,
Наперекор, оборочусь
И стану солью.
На, мой нервный,
Кольцо(пока лишаясь чувств,
Ещё не полностью кристальна,
С живого пальчика сниму)!

Ты, лёгкий на ногу, из спальни
Уходишь просто потому.
…
Тебе бы женщину–шхуну,
А я – катерок-ветерок.
Ладно, считай меня умной,
Раз уж красивой не смог.
…
я тебя знаю
я тебе верю
нас уже стая
мы уже звери

ДУШЕ СТО ЛЕТ
Внесут с мороза хрустко-жестяное...
Бельё задышит радостно и чисто,
На стёклах дня растения и числа,
Но отмахнёшься: стужа… кости ноют…
И станешь старой. Старше твёрдой книги,
Поля которой помнят руку бабки –
Как тяжелела в той, протестной схватке
С одной из самых ревностных религий,
Как опадала в каждом пораженьи,
Вложив цветок с покорностью в межглавье:
«Аминь!»
Как много было в этом сплаве
Любви и злости, холода и жженья!
А ты? А ты заранее готова
Принять всё то, о чём грозится книга…
Душе сто лет; ни подвига, ни ига,
Душе хватает томика Лескова…

У ВАС ЕСТЬ ЖЕНЩИНА
У Вас есть женщина, а Вы о ней не знали,
Жевали дни, натягивая жилы
До гула в теле. В Вашем тронном зале
Всегда зима, жена и дети жили…

А женщина гуляет в чёрном шлеме
Густых волос, с копьём зонта, без лука
И стрел, по пляжу. Маленькое племя
Её встречает у калитки… Ну-ка,

Пересчитаем: куры, кошка, тополь…
Она Вас выждет, вычтет из зарплаты,
Поставит в вазу, выманит в некрополь
Зеркал и глаз, в прохладные палаты

Пещер, где Ящер с Ящерицей ловят
Капель с высоких сводов языками…
Она схитрит, положит в изголовье
Вам сердолик – шелковый, алый камень.

У вас есть женщина. Красивая, живая,
Она целует Ваш пиджак и нитку
Откусывает долго-долго, зная,
Что пуговиц оторванных в избытке
У времени, которое ещё…

ДЕРСУ
В этих пределах, куда не дотянется дым,
Жирное слово и порох охотничьей мысли,
Я остаюсь собирать молодые плоды
Первых открытий со вкусом крыжовенно-кислым.
Буду идти, утопая по пояс в снегах
К устью Уссури, и падать на пышные груди
Дивных сугробов. Качаясь на длинных ногах,
Кедры за мною – ветвистые, стройные люди.
Ты говорил, что ни тронь, всё живое вокруг.
Тигр или речка, глухарь ли, мошка, муравейник…
Воздух согласием взрежет, морозно – упруг,
Голос изюбра. Звериная суть откровений
В том, что он есть, необычный, высокий покой
Со-бытия, проживания в строгом порядке.
Стану ли камнем, лисой ли, дождём над тайгой,
Волком, рысящим до логова в горном распадке?
Кем же я стану, когда добегу до реки?
Чем-то живым навсегда под укрытием веры:
Ты где-то здесь, усмехаешься из-под руки,
Милый Дерсу, мой учитель словесности. Первый...

ЭРИК
Он толст и сед,
И пять минут как умер…
На олове подрагивает пудинг -
Такое потрясение!
Мурашки–
пупырышки
на коже канапе.
А кресло, обнимая
тело, белой
тафтой обито,
стиснуло объятья
в последний раз…
В последний!
Милый мастер,
Наш мастер Эрик!
Как краснодерев,
Как полирован,
Бархатен
И замшев
Был мир!
И нет…
И больше мира нет.
Как нет?
Покуда
Кружева манжет
Досыта пьют
Из винной кислой лужи,
В ладонях высыхает лак «утят» -
Малиновые крошечные кломпы*
Расписаны для правнука рукой
уж пять минут как
невозвратно мёртвой…

И Эрик Третий плачет в мастерской.

*деревянная обувь в Нидерландах, типа сабо.

Этот город тобой не был болен.
Старых улиц натянутость жил
И сквозная душа колоколен
Подтвердят: здесь никто не тужил

О тебе, Ниоткуда Пришедший,
В дни весенней формовки свечей
Для каштанов и замкнутых женщин-
Алых ножен для скифских мечей...

Но не слушай пустое. То ветер
Или зависть на старости лет
Лип, акаций и клёнов... Заметен
Только мне нестираемый след,

Только я узнавала поспешно:
"Это ты!" и нарциссы - к лицу
Прижимая, смотрела как нежно
Ты сцеловывал с пальцев пыльцу...

Этот город теперь уже болен,
Он горит в лихорадке и бред
О тебе из души колоколен
Рвётся, только тебя уже нет.

С председателем Правления Московской областной организации (МОО) Союза писателей России, Секретарём Союза писателей России, главным редактором журнала «Поэзия», поэтом Львом Котюковым беседует секретарь Правления МОО СП России, поэт Игорь Витюк.

— Лев Константинович, у нас в стране стало расхожим выражение «Поэт в России больше, чем поэт». От русского писателя наше общество ждёт ответов на волнующие вопросы. Как Вы относитесь к переменам, происходящим в России?
— Во-первых, сразу хочу внести ясность, что слова «Поэт в России больше, чем поэт» принадлежат вовсе не Евгению Евтушенко, как полагают наши многие соотечественники, а Виссариону Белинскому, опубликовавшему их в 1847 году. И хотя наше законодательство о защите интеллектуальной собственности устанавливает срок охраны авторских прав только в течение 70 лет с момента смерти писателя, нашим журналистам, как и самому Евтушенко, было бы нелишним указывать настоящего автора этой фразы.

Во-вторых, сам тезис Белинского является весьма спорным. Мы что, любим Пушкина в качестве камер-юнкера (в современном варианте - полковник) или как историка, или как либерала (в юности)? Нет, Пушкина мы любим за поэзию. К месту будет вспомнить цитату из его письма В.А. Жуковскому (1825г.): «Ты спрашиваешь, какая цель у "Цыганов"? Вот на! Цель поэзии - поэзия... "Думы" Рылеева и целят, а всё невпопад» .

От поэзии нельзя требовать ничего, как от облаков над озером, как от лесных рассветов. Но массовое сознание, подсознание, бессознание всё чего-то требует и требует… И, естественно, получает в качестве пищи духовную блевотину под видом постмодернизма. Но, слава Богу, есть ещё в мире сём человеческие души, которым ничего не нужно от поэзии, кроме поэзии. Число этих душ, увы, мало… Но они бессмертны. А потому нет, не было и не будет никогда для русской поэзии времён последних.

Попытки приписывать поэзии и поэтам какие-то социально-политические цели бессмысленны, а ещё бессмысленнее, когда поэты (в широком смысле - люди искусства) пытаются управлять страной. Самый свежий пример - горбачёвская перестройка и ельцинские реформы, самыми активными проводниками которых стали представители так называемой творческой интеллигенции. Теперь эта творческая интеллигенция, когда воплотились в жизнь её тупые мечты о капитализме, о свободе слова, о многопартийности, на чём свет стоит ругает и капитализм, и президента, и Россию, и свободу слова вместе с пресловутой многопартийностью.

— В Ваших словах чувствуется уничижительное отношение к интеллигенции…
— Давайте разберёмся с содержательной стороной этого слова. В русский язык оно слово пришло с Запада. По латыни «intellegentia» - высший разум (древние римляне заимствовали этот термин у греков). В Новое время Гегель придал этому термину смысл «общечеловеческой способности умозрительного постижения вещей». Для Маркса интеллигенция - это самосознание народа, а ее носитель - весь народ. В России, согласно исследованиям А.М. Камчатнова, это слово впервые употребил В.А Жуковский в дневниковой записи от 2 февраля 1836 г в отношении «лучшего петербургского дворянства». К середине XIX в России уже оформляется социальная группа, которая от имени и во благо народа объявила себя лучшей частью общества и начала активную борьбу с государством и традиционной русской культурой. Как правило, это были неудачники, не сумевшие найти своего места в жизни, зато «со знанием дела» рассуждавшие обо всём и дававшие советы всем и во всех областях деятельности. В русскую журналистику термин «интеллигенция» ввёл ныне забытый писатель П.Д. Боборыкин 1866 году, благодаря чему, кстати, он и остался в литературе. Именно эта интеллигенция и породила революции 1905 и 1917 года, а затем была ими же «съедена». Кстати, отправляя из России так называемый «философский пароход», Ленин прекрасно отдавал себе отчёт в том, кого он высылал, поскольку сам был типичным «интеллигентом». Он понимал всю деструктивную роль так называемой интеллигенции в развитии общества, и, наверное, не зря в письме Горькому, писал, что она не мозг нации, а, говно (см. Полное Собрание Сочинений В.И. Ленина, 5 изд., т. 51, стр. 48). В советские годы, исходя из политической конъюнктуры, власть вводит термин «советская интеллигенция», которая является не классом (как рабочий класс и или колхозное крестьянство), а прослойкой людей умственного труда. А вот уже во времена хрущёвской оттепели вновь появляется группа людей, называющая себя интеллигенцией, которая самозвано от имени народа начинает призывать нас к «общечеловеческим ценностям», правда, не забывая при этом кормиться из рук охаиваемого ими государства, и не брезгующая писать доносы друг на друга. И если до семнадцатого года интеллигенция нас звала в «царство свободы, равенства и братства», то, начиная с 1960-х годов, — к «гласности», «социализму с человеческим лицом», «открытому обществу», «рыночной экономике», «народной приватизации», «евроатлантическим ценностям» и т.д. А если говорить совсем понятным языком, то русская интеллигенция - это прослойка неудачников-работников умственного труда, которые во всех своих бедах винят Русское государство (вне зависимости от господствующего общественно-политического строя) и которые презирают традиционную русскую культуру. Хорошо об этих людях сказал Солженицын — «образованцы». За одно это высказывание, безотносительно написанных им произведений, он, как и вышеупомянутый Боборыкин навсегда останется в русской литературе.

Поэтому любая попытка писателя «быть больше, чем писатель», приносит нашей стране только новые беды. Кстати, можете ли Вы назвать интеллигентами наших великих писателей, таких, как Крылов, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Гончаров, Фет, Достоевский, Блок, Есенин, Маяковский, Шолохов? - Нет. А вот Булгакова, Набокова, Пастернака, Бродского, Ахматову - можно. Но, может быть, поэтому первые - это писатели Первого ряда русской литературы, а вторые, увы, второго ряда… Да, да, второго!.. Ибо провинциализм так называемого «серебряного века» виден невооружённым глазом. Замечу также, что великие русские философы Василий Розанов (1856-1919) и Алексей Лосев (1893-1988) категорически возражали против того, чтобы их причисляли к интеллигенции.

У художника (в широком смысле слова) нет задачи давать ответы на все вопросы, волнующие общество. Вопросов сейчас слишком много и они, к сожалению, чаще всего остаются без ответов. А может быть, и не к сожалению, что без ответов?.. Если бы человечество ответило на сакраментальное: «Быть или не быть?», жизнь на Земле давно бы прекратилась. Так что достаточно одних вопросов. И как говаривал мой товарищ по Литинституту, замечательный русский поэт Николай Рубцов: «У матросов нет вопросов, у поэтов нет ответов…»

Но вернусь к вопросу о современной России. Мысли о том, что завтра будет лучше - это обычное для нас дело. Русский человек всегда желает русского завтра, но китайский мудрец и философ Лао-Цзы не зря сказал: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен». У нас же народ всё время жаждет эпохи перемен. И мы постоянно живём в перманентно изменчивой эпохе. Взять XX или ХХ I век. Литература является не только составной частью общества, а ещё и, по меткому по выражению Ленина в статье «Лев Толстой, как зеркало русской революции», зеркалом общества. Правда, это зеркало нынче кривое, но что уж тут поделать? Так что состояние литературы нашей такое же, как и состояние нашего общества: неустойчивое, неравновесное и неопределенное.

Раньше у чиновников в Кремле можно было спросить: «А что вы нам обещаете?», и они могли ответить: «Коммунизм». Это, конечно, было глупостью, но они, по крайней мере, могли ответить, что они что-то обещают. Если же вы сейчас спросите у нынешних депутатов, сидящих в Думе, что они вам обещают, то в лучшем случае они вам ответят: «Удвоение ВВП», - хотя большинство из них толком и не сможет расшифровать эту аббревиатуру, не говоря уж о том, чтобы внятно пояснить, как удвоение ВВП (валового внутреннего продукта) сделает нашу жизнь лучше. Создаётся впечатление, что они путают удвоение ВВП со вторым сроком ВВП (Владимира Владимировича Путина) на посту Президента (прим. интервьюера - разговор проходил в 2006 году) .

Кстати, сама идея «удвоения ВВП» является своеобразным свидетельством духовного кризиса власти. Даже заурядная коммерческая фирма ставит целью не «удвоение оборота», а, к примеру, удвоение прибыли, доли рынка и т.д. А серьёзные компании говорят уже о своей общенациональной миссии. «Удвоение ВВП» - это экономическая абстракция, которая нисколько не интересна нашему народу. Более того, в долларовом эквиваленте за последние несколько лет ВВП уже удвоился. Ну и что? Могу дать рецепт, как одномоментно удвоить ВВП в рублёвом эквиваленте — эмитировать около сорока триллиона дополнительных рублей (это примерно объём нашего ВВП), разделить эти деньги на всех жителей России в виде именных счетов в Сбербанке (получится тысяч по 280 на брата), которыми можно будет воспользоваться лишь, к примеру, по достижении человеком столетнего возраста (это будет для нашего народа хорошим стимулом вести здоровый образ жизни). Сбербанк на эти виртуальные деньги купит у Центробанка столетние (или пятисотлетние) однопроцентные облигации, и в итоге мы за счёт колоссального увеличения доли финансовых услуг в ВВП получим желанное удвоение. И, кроме того, покажем всему миру, что при планировании мы мыслим категориями не сиюминутными, а — вечными. Правда, до китайцев, которые рассматривают свой цивилизационный проект в «рамках» бесконечности, нам всё равно будет далеко, поскольку вечность и бесконечность чужды друг другу, как жизнь и время.

— Тогда какой же должна быть общенациональная идея в России?
— Вы правильно задали вопрос: не «русская идея» (иначе в противовес появятся татарская, башкирская, украинская, якутская и т.д. идеи), не «государственная» (поскольку у государства и у народа объективно различные интересы), не «российская идея» (звучит коряво - не по-русски, да и означает лишь то, что идея принадлежит государству с названием «Россия»), а именно общенациональная идея. И придумывать здесь ничего не нужно. Россия всегда существовала, как Великое государство, в котором вместе русским народом жили сотни других народов, объединённые русской культурой, русским языком и русской государственностью. Поэтому в качестве русской идеи предлагаю: «Великая, вечная, неделимая Россия», а всё остальное отнести к идеологическим концепциям, долгосрочным и краткосрочным целям, пятилетним планам и т.д. Также предлагаю Госдуме принять закон «О борьбе с завистью». Ей Богу, зависть человеческая пострашней коррупции. А в литературе страшней во сто крат. Эх, коллеги, коллеги, многие из вас умрут не от старости, а от чёрной зависти к другим, более талантливым. Вот такая у некоторых общенациональная идея.

— Что Вы можете сказать о состоянии современной русской литературы?
— Литература, как и власть, тоже часто что-то обещает читателю, от чего-то защищает. Взять литературу Х I Х века. Она маленького человека защищала, и человек типа Акакия Акакиевича неслучайно возник на горизонте русской словесности. И все писатели, за редким исключением, этого маленького человека упорно защищали и защищали. Только от кого? - непонятно, поскольку этот маленький человек типа Акакия Акакиевича, по моим понятиям, - монстр. Это получеловек, а точнее - внечеловек, в проблемах которого виновато не общество, а скорее его личные качества. Вот взять, например, предположительное существование Акакия Акакиевича после 1917 года. Я могу его представить сотрудником ЧК или ОГПУ. И в этом качестве он запросто отправит без раздумий на тот свет тысячи и десятки тысяч людей. Отправит и не поморщится, поскольку души не имеет. А русская литература таких людей жалеть призывала.

Такое было состояние литературы, вектор развития был такой - «борьба за маленького человека». А маленький человек - он и есть маленький. То есть, не великий. Но в это время были созданы величайшие шедевры, такие как «Медный всадник» Пушкина или «Братья Карамазовы» Достоевского.

Состояние нашей литературы сейчас соответствует состоянию литературы в Х I Х, ХХ веках своими вершинами, своими просветлениями, своими глупостями. Единственное, что, к сожалению, является отличительной чертой современной литературы - это то, что уходит Большой стиль. Что такое Большой стиль? Большой стиль - это время поэм, эпопей, таких как «Война и мир». Одной из последних вершин Большого стиля является «Тихий дон» Шолохова, величайшая вершина в мировой литературе в целом. Хотя об этом, к сожалению, почти не говорится, и, даже празднуя столетие Шолохова, мы как-то обходили этот вопрос стороной. Если свести все мировые произведения, выбрать, скажем, десять произведений десяти авторов со всего мира, то в них обязательно окажется Шолохов. Если сведём, допустим, к пяти произведениям - тоже. Это одно из гигантских достижений советской литературы, великое явление со всеми своими достоинствами и недостатками. Большой стиль, мне кажется, кончился уже на таких средних писателях, как Леонид Леонов, создавший сокрушительно неудачное произведение. Его роман «Пирамида» беспомощен и запутан. Создаётся впечатление, что сказать ему было абсолютно нечего, хотя информацией и обилием жизненного опыта сам писатель располагал по полной. Провалы подобных творений начались ещё в советское время. Например, поэма Василия Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» не выдерживает совершенно никакой критики. Большой стиль начал выдыхаться на излёте ХХ века. По всей видимости, динамика жизни, компьютеризация и так далее требуют от человеческого сознания каких-то особых форм восприятия. Хотим мы этого или нет, но читать большую статью в газете сейчас просто нет времени. Кругом компьютеры, а времени всё меньше. Это странно, ведь компьютер должен обеспечивать экономию времени, а получается наоборот.

Вот и в области литературы у людей появилось клиповое сознание. Телевизор играет большую роль в жизни людей с середины ХХ века. Хотим мы этого или нет, но телевизор мы включаем. Хоть и говорят, что «никто тебя не заставляет смотреть», но - человек продукт своего времени, своей эпохи, и если человек настроен на то, чтобы эту кнопку нажимать, то осуждать его за это не стоит. Я и сам нажимаю эту кнопку. Когда я уже не в состоянии воспринимать печатный текст после напряжённого рабочего дня, но хочу новости посмотреть, - включаю телевизор, тем более что 90 процентов информации мы получаем за счёт зрения. Ведь чтение - дело нелёгкое. Взять, к примеру, «Литературную газету» прежних времён. Сейчас попробуйте её прочтите всю. В ней публиковалась масса статей, которые сгодились бы для вполне серьёзных (в том числе, научных) сборников. А нынче — дробность информации, дробность текста. Информация заменяет нам истинное знание. Информации этой слишком много — захочешь и не прочитаешь. И если раньше мы ничего не знали относительно, то теперь ничего не знаем вообще.

Состояние литературы неизбежно связано и с научно-техническим прогрессом. Научно-технический прогресс на самом деле это не эволюция, это деградация человеческого сознания. Разве прибавилось у нас счастья с появлением компьютеров и мобильных телефонов? Нет. Но, тем не менее, представить без них нашу жизнь сейчас нельзя. Вот, говорят упадок поэзии. Это ерунда. Раньше Белинский писал об упадке русской литературы, а сейчас другие критики пишут о том же, но литература ни в каком упадке не находится, поскольку таланты были, есть и будут. Земля их рождала, и это уже закон жизни и закон мировой энергии. Другое дело, что они сейчас не имеют массового признания. Есть многие писатели, вообще неизвестные не только массовому читателю, но даже и узкому кругу. Или поэты. Например, Никита Иванов. Я его печатал, он блестящий поэт, один из лучших современных поэтов, а кто его знает? Или Владимир Бояринов и Иван Переверзин, старые мои товарищи и живые классики, которых отметил ещё за первые книги матёрый гигант русской поэзии Юрий Кузнецов.

Замечательный прозаик, литературовед, критик, выдающийся русский мыслитель Владимир Иванович Гусев также неизвестен нашему телевидению, но он невероятно талантлив, хотя знает его только узкий круг писателей и читателей. И он, как человек, обладающий ясным сознанием, а человек с ясным сознанием — явление очень редкое в любые времена, без горечи, но с грустью говорит о себе: «Широко известен в узких кругах…»

Впрочем, большая литература и раньше никому особо не была нужна. Набоков, например, достаточно средний писатель второго ряда, просто раздутая величина. А коснёшься знания текстов его почитателями - не знают. Он был более интересен как поэт. Однако только и слышишь: «Набоков! Набоков!! Набоков!!!». В своё время Пушкина, Блока, Есенина тоже знало немного людей, так… только в столичных тусовках тех времён. Возьмём недавно показанный по телевидению фильм о Есенине, который все дружно грязью поливают. А он, на мой взгляд, не так уж и плох. Хотя бы тем, что перенаправил внимание от разной постмодернистской дряни к Есенину. Люди стали книги Есенина покупать, читать воспоминания о нём, а кто-то неожиданно понял, что есть великая русская поэзия.

Поэтому говорить об упадке нынешней литературы не приходится, его нет и быть не может, наша жизнь всегда в нормальном состоянии упадка, ибо она заканчивается смертью. Тем не менее, есть и прекрасные поэты, и прозаики, и критики. Другое дело, что литература начинает преобразовываться, уходить в малотиражье, в легальное подполье, в интернет …

— И как Вы относитесь к литературе в интернете?
— Сам я интернетом мало пользуюсь. Прежде всего, интернет — это средство коммуникации, а потому - дело полезное. Люди общаются, тексты читают - это хорошо. У нас в журнале «Поэзия» даже рубрика есть «Интернет-Парнас». Но многие профессиональные писатели мне жалуются, что графоманы сеть наводнили, а я отвечаю: «Ну, давай сам в эту сеть входи, наводняй её своими шедеврами, кто тебе мешает?»

А то везде коммерция сплошная, везде за деньги печатают. Интернет всё-таки это доступность и практически повсеместность. Я не знаю, приведёт ли эта форма общения к созданию каких-то шедевров или нет, но и Бог с ним, пусть не привёдет. Зато многие начинающие литераторы интернетом пользуются, это своего рода ликбез, так как не всякую литературу в магазинах найдёшь. Например, «Поэтический словарь» Квятковского сейчас трудно найти, хотя книга очень хорошая. В интернете же многое есть. Конечно, есть и оборотная сторона медали: любой начинающий графоман имеет возможность мгновенно сделать свои тексты общедоступными, а это, как привило, приводит к тому, что подавляющее число таких текстов трудно отнести к художественным. Теряется традиция работы над текстом, тем более, когда рядом нет умного редактора, который бы что-то посоветовал, подправил. Конечно, со временем, графоман поумнеет, начнёт адекватно воспринимать своё творчество, безнадёжно надеюсь я. Но пусть даже не поумнеет, — интернет обладает одной интересной особенностью (вспомним русскую пословицу о пере и топоре): если это не личный сайт графомана, то удалить размещённую на нём информацию можно не всегда, а уж если выложенные тексты проиндексированы поисковыми системами, то считай, что они остались во Всемирной сети навсегда. Так что мой совет начинающим писателям: не торопитесь сразу делать доступными всему миру свои произведения, лучше придите в литературное объединение и покажите их другим литераторам.