Институциональный дискурс и его основные признаки. Дискурс - что это? Типы дискурса

Все мы понимаем: разграничение устной и письменной речи по методам поддержания контакта, конечно же, оправдано. Неэффективным будет обращение передающего информацию реальным людям на классическом литературном языке. Так же, в свою очередь, нелепо будет рассматриваться попытка подмены специальной лексики обыденными бытовыми выражениями.

Определение дискурса

Не только научная, но и знаменует собой XXI век. Обыватель сегодня ежедневно сталкивается с той или иной вербальной комуникацией. Мы все в своем ежедневном общении и благодаря окружающим нас информационным потокам масс-медиа оказываемся погруженными в дискурс. «Что это?» - спросит вдумчивый читатель статьи. Ответом будет поразительно лаконичное определение, данное в словаре New Webster: это

Происхождение термина

Сам термин произошел от латинского discursus, что значит «круговорот, движение». Со временем неупорядоченные хаотичные движения физического плана преобразились. Они стали ассоциироваться с различными, «разнонаправленными» мыслями, идеями, разнообразными взглядами разных людей на одну и ту же проблему. В дальнейшем произошла еще одна трансформация смысла. Начинает устойчиво ассоциироваться у большинства людей именно с вербальностью понятие дискурс. Что это, объяснить достаточно просто. Практически любой информационный посыл: бытовой ли, из области политики, идеологии, культуры, науки, военного дела - суть одна, - это один из видов дискурса.

Специалист в данной сфере, профессор Амстердамского университета Т. А. Ван Дейк определяет его основную функцию как коммуникационную - трансформировать макросоциальные феномены, такие как наука, идеология, культура, практически до каждого человека, на микросоциальный уровень, путем дозированного информационного воздействия.

Дискурс и текст

Чем отличается текст и дискурс? Ведь есть у них общая черта: качественный дискурс таки в своей основе содержит первичную составляющую - текст. Однако, как мы уже упоминали, такой текст носит не академический и не статистический характер.

На первый план выходит его результативность, т. е. спрогнозированное и реализованное речевое воздействие, собственно и превращающее текст в дискурс. Что это за узконаправленное вербальное действие? Дискурс всегда направлен на конкретный объект, пребывающий в конкретной обстановке, и на определенную целевую аудиторию. Причем он непременно доносит информацию об этом в определенном контексте. Отдельный дискурс представляет собой однородный (когерентный) смысловой блок.

Однако цепочка дискурса не дискретна: один блок заканчивается, другой начинается и т. д. Она моделирует типовой разговор, представляющий собой последовательность топиков: заканчивается один, и ему на смену приходит другой дискурс. Что этот вид коммуникативного воздействия имеет блочную структуру, красноречиво свидетельствует практика работы масс-медиа.

Персональный дискурс

Различные типы социума легко распознаваемы по соответствующим им мотивам и темам, употребляемым в свойственной им форме.

Они самобытны, с одной стороны, и специализированы - с другой. Понятие «дискурс» социолингвистика подразделяет на институциональный и личностноориентированный (персональный).

Первый тип обязывает рассказчика представлять некоторый социальный институт, идентифицировать себя как должностное лицо. Второй предполагает беседу со слушателями при обращении к ним от себя лично. Этот ставит во главу угла частный интерес рассказчика.

Типы дискурса, в свою очередь, подразделяются на виды. Так, персональный выражается в разновидностях: бытовой и бытийный.

Бытовое общение происходит между людьми знакомыми, хорошо понимающими друг друга. Поэтому такой вербальный контакт сопровождается невербальным, дополняя его. Говорящий подразумевает, что слушатель понимает его с полуслова, в связи с этим значения слов весьма подвижны.

Бытийный вид дискурса имеет место, когда один человек, пользуясь различными фигурами речи, презентует слушателям свою интерпретацию действительности, мотивы своего поведения, а также то, что называют внутренним миром. Он присущ произведениям художественной литературы. Бытийное коммуникационное воздействие, по сути своей, отлично от бытового. Впрочем, у них есть и общая черта: эти типы дискурса предполагают активную роль слушателя. Тот должен активно осмыслить произнесенное рассказчиком.

Институциональный дискурс

Данный тип дискурса отличен своими статусно-ролевыми отношениями. Вербальная коммуникация в нем происходит по разнообразным направлениям специализации, которые существуют в обществе, например в административном, военном, деловом, дипломатическом, массово-информационном, медицинском, мистическом, научном, педагогическом, рекламном, религиозном, спортивном, сценическом, юридическом, политическом.

Каждый из этих институциональных видов коммуникационного воздействия характеризуется двумя главными признаками: целевой направленностью данного дискурса и его аудиторией. Рекламный дискурс происходит между организациями-рекламодателями и рекламными адресатами разнообразными способами: в масс-медиа, в специальных глянцевых изданиях, путем рекламных кампаний в прессе, широкого применения внешней рекламы (бигборды, лайтпборды, реклама в транспорте). Целью политического дискурса традиционно является приход к власти партии и дальнейшее нахождение при ней.

Вообще говоря, анализируя конкретный вид институционального дискурса, следует раскрыть присущие ему характеристики: дискурсивные формулы, материал (тематика), прецедентные тексты, разновидности и жанры, стратегии, участники, хронотоп, цели, ценности (в том числе и ключевой концепт). Ниже мы попытаемся это сделать, проанализировав один из его видов.

Научный дискурс

Участниками институционального дискурса, названного научным, являются исследователи научных проблем и широкая публика - телезрители и люди, читающие научные журналы. Его исходным условием является равенство участников, ведь всем им в одинаковой степени предстоит в процессе комуникации установить истину. Вместе с тем научный дискурс несколько противоречив. С одной стороны, участвующие в нем склонны унифицировать свои статусы, обращаясь друг к другу «коллега», а с другой - возводят барьеры для участия в дискурсе посторонних путем внедрения специальных научных званий и статусов. При этом предмет разговора предельно абстрагируется, организуется логически. При этом действует принцип доказательности.

Концепты научного дискурса

Понятие дискурса научного предполагает многофункциональное участие ученых. Они одноременно идентифицируют себя как исследователи, как педагоги, как популяризаторы и, конечно, как эксперты в обсуждаемом вопросе.

Ценность этого вида заключена в его основных концептах: знаниях, истине, исследовании. Ему присуща определенная стратегия познания. Она предполагает последовательные блоки исследования: ограничение и выделение предмета; обзор предыдущих попыток исследования; формулировка гипотезы и цели; определение методов; создание теоретической модели сформулированного предмета исследования; представление результатов исследования, комментария к ним и экспертной оценки; определение практической ценности; изложение в научных изданиях.

Жанры

Понятие жанра сформировалось в начале XIX века, понятие дискурса - в конце XX. Впервые их совместил болгарский ученый Тодоров Цветан в 1975 году. Предпосылкой к этому шагу стала проблема развития научной категории «дискурс»: внутри любого его вида потребовалась дальнейшая детализация на единицы речевого общения. Предельно широкое понятие жанра идеально подошло для описания закономерности дискурса. Она заключается в том, что, с одной стороны, он продуцируется обществом, а с другой - воздействует на его надстройку.

Как мы уже упоминали, жанры дискурса соотносятся с конкретным его видом как его индивидуальные формы представления. В частности, жанрами научного дискурса можно назвать аннотацию, выступление на конференции, диссертацию, монографию, научно-технический отчет, научный доклад, рецензию, реферат, стендовый доклад, тезисы, научную статью.

Современная жанровая система научного дискурса, кроме письменных и устных его типов, включает и компьютерное общение (эхо-конференции, научные чаты, электронная почта).

Рекламный дискурс: механизм

Согласимся с доктором Ириной Германовной Овчинниковой в том, что дискурс рекламный отличен от других видов вербальной коммуникации своей автономностью. В отличие от других «институционалов», он обладает строго однонаправленным действием: от рекламодателя к потребителю. Ему присущ прагматический характер с единственной целью - получить прибыль. Кроме того, рекламная коммуникация подчинена строго регламентированному порядку представления: канал, время и частота передачи. Хорошая реклама должна быть адаптированной к традициям общества, к представителям которого она обращена.

Многогранная природа рекламного дискурса образно показана в доступном даже для неспециалиста виде Виктором Пелевиным в романе «Чапаев и Пустота». Способ ее показа оригинален: сам роман представляет собой смесь дискурсов, ведущим среди которых является рекламный. Главный герой, копирайтер Татарский, создает рекламные продукты различных жанров: целостные кампании, сценарии клипов, рекламных концепций и слоганов. Как, согласно Пелевину, копирайтеры стимулируют людей - объект рекламы - покупать определенные товары и услуги? Татарский это объясняет оригинальным путем. Люди, по его мнению, постоянно пытаются обрести свободу в своем непрерывном страдании. И для них ловкие рекламодатели таким образом посредством рекламного дискурса разорачивают реальность, что этой самой свободой предстают прокладки с крылышками, утюг, лимонад и т. д.

В романе «Ампир В» писатель предостерегает, он показывает негативную сторону непропорционально разросшегося рекламного дискурса, мимикрирующего во все сферы жизни, подменяющего гламурностью общества. Он критикует дискурс, дезориентирующий людей в выборе жизненной цели и подменяющий обществообразующие принципы.

Глобальная сеть и дискурс

Одним из признаков XXI века является появление новых видов коммуникации, порожденных развитием информационных технологий. В частности, коммуникационная среда интернета сегодня занимает значимое место для большинства людей.

Интернет-дискурс выступает как симбиоз эпистолярного и разговорного стилей. Его основным способом определения понятий становится метафора - интеллектуальный перенос схемы анализа одного предмета (явления) на другое. Интернет-дискурс, по мнению А.Г. Абрамова, имеет природу чата, т. е. интерактивную и осуществляется в реальном времени. Кроме того, он предполагает анонимность коммуникации, склонность к контактам. Для его определения следует проанализировать его составные части, но это тема для отдельной статьи.

Вывод

Сегодня уже не вызывает сомнений, что одним из социальных факторов формирования нашего сознания выступает дискурс. Примеры этого общеизвестны. Ведь формирование вербальной коммуникацией привлекательных либо отталкивающих образов социальных объектов и институтов происходит исходя из существующих в обществе информационных потоков. Это представляет широкие возможности манипулирования сознанием людей.

Поэтому в идеале вербальная коммуникация должна в большей мере следовать стратегическим целям и морали общества, чем сиюминутным интересам политиков и бизнесменов.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ ДИСКУРС (англ. institutional discourse , фр. discour institutionnel , нем. institutioneller Diskurs ) – общение в рамках сложившихся в обществе институтов как взаимодействие, порождаемое самой деятельностью того или иного социального института . В отдельных лингвистических трудах «институциональный дискурс» понимается как «дискурс, осуществляемый в общественных институтах, общение в которых является составной частью их организации» [Шейгал, 2000, с. 43]. Кроме того, отмечается, что это «специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга лично, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума» [Карасик, 2002, c. 292].

Институциональный дискурс, который противопоставляется повседневному, неформальному общению, и в котором коммуниканты действуют, исполняя определенные роли, – это многогранный феномен, его исследование может осуществляться в рамках различных научных направлений.

В лингвистических исследованиях можно условно разграничить два подхода к анализу институционального дискурса: дескриптивный и критический.

Дескриптивный подход охватывает следующие аспекты: 1) изучение речевого поведения в рамках определенного социального института: лингвистических средств, риторических приемов и языковых стратегий; 2) анализ содержательной стороны институционального общения. В отечественной лингвистике русле данного подхода рассматриваются такие виды институционального дискурса, как политический (Шейгал Е.И., Громыко С.А.), религиозный (Карасик В.И., Олянич А.В.), педагогический (Карасик В.И.), медицинский (Бейлинсон Л.С., Алексеева Л.М., Мишланова С.Л., Жура В.В.), дидактический (Олешков М.Ю.), научный (Болдырева А.А., Маслова Л.Н.), дипломатический (Волкова Т.А.), маркетинговый (Гусейнова И.А.) и др.

Критический подход нацелен на критическое изучение социального неравенства, выраженного в языке и дискурсе . В работах представителей данного направления рассматривается проблема использования языка как средства власти и социального контроля (Р. Водак, Т.А. ван Дейк, Т. ван Леувен и др.). Обобщая результаты анализа различных типов институционального дискурса, Р. Водак отмечает, что «институты – статусно-ориентированные образования: <…> принадлежность к определенному социальному слою, пол, возраст, образование и т. д. обусловливают друг друга и своеобразно переплетаются, играя важнейшую роль в институциональном восприятии и отношении» [Водак, 1997, c. 23−24]. Критический подход не получил на данный момент должного развития в отечественной лингвистике.

Понимание социального института как исторически сложившейся формы организации и регулирования общественной жизни, обеспечивающей выполнение жизненно важных для общества функций, позволяет очертить основные параметры институционального дискурса: набор типичных для определенной сферы ситуаций общения и связанных с ней коммуникативных событий, имеющих регламентированную структуру и протекающих в определенных место-временных координатах, заданная тематика общения, типичные модели речевого и шире коммуникативного поведения при исполнении коммуникантами определенных ситуативных ролей.

Водак Р . Язык. Дискурс. Политика. / Пер. с англ. и нем. – Волгоград: Перемена, 1997. – 139 с.

Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград: Перемена, 2002. – 477 с.

Шейгал Е. И . Семиотика политического дискурса. – М., Волгоград: Перемена, 2000. – 368 с.

Dijk T.A., van. Discourse and Power. – New York: Palgrave Macmillan, 2008. – 308 p.

A New Agenda in (Critical) Discourse Analysis: Theory, Methodology and Interdisciplinary. Wodak, R. and Chilton, P (eds). – Amsterdam: John Benjamins, 2005. – 321 p.

М. Томская

Выделяя особенности профессиональной институциональной деятельности в Интернете, мы исходим из того, что язык Интернета, являясь функциональной разновидностью языка, опирается на функциональные стили реального общения, а значит, любые языковые явления в Интернете необходимо рассматривать в сравнении с «реальной» коммуникацией изучаемого языка.

Таким образом, рассматривая институт и институциональное общение в традиционном понимании, отметим, что «основной функцией института является решение определённой социально-значимой задачи с точки зрения групповых интересов» [Громова 2007: 40]. Институциональный дискурс, по определению В. И. Карасика, есть «специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга лично, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума» [Карасик 2002: 292]. При описании институционального дискурса В.И. Карасик считает целесообразным учитывать следующие его компоненты: участники; хронотоп (место и время); цель; ценности; стратегии дискурса, определяющиеся частными целями; материал (тематика); разновидности и жанры; прецедентные тексты; дискурсивные формулы (обороты речи, свойственные общению в соответствующем социальном институте) [Карасик 2002: 330-335].

Компонентом институциональности, объективного положения людей в сфере определённого вида деятельности является статусно-ориентированное общение. Статус - это положение человека в социальной системе, включающее его права и обязанности [Карасик 2002: 5], а социальная роль - это оценка статуса, намеренный выбор поведения, отвечающий ожиданиям общества [Карасик 2002: 107].

Таким образом, профессиональное общение в реальности строится по определённой модели, в которой каждому участнику отведена определённая роль, отвечающая ожиданиям остальных коммуникатнов. Так, в разговоре «врач-пациент», врач руководствуется вполне конкретными формулами обращения, направленными на получение или сообщение информации, прибегая к определённым стратегиям, таким как информативные, интерактивные, прагматические, диалоговые и риторические (подробнее см. [Жура 2008]).

Далее, существенным для институционального общения, по В.И. Карасику, оказывается разграничение двух типов ролей - агентов и клиентов. Агенты - это представители социальных институтов (врачи, юристы, преподаватели), клиенты - это люди, не связанные в коммуникативной диаде с социальными институтами (пациенты, клиенты адвокатов, учащиеся и др.) Агенты играют активную роль в подобных статусно-ролевых ситуациях общения, противопоставление агентов и клиентов позволяет выделить специальный и обыденный тип общения ([КеЬЬет 1988: 1186]; [Карасик 2002: 14]). Социальный статус человека выражается в виде социальной дистанции между участниками общения. Чем больше различие между социальным положением участников общения, тем более вероятно увеличение социальной дистанции между ними.

В психологии различают два аспекта идентичности личности: социальный и личностный [Киселёв, Смирнова 2001: 12]. Дистанционный план статуса выражается в «погашении» индивидуальных характеристик человека (личностного аспекта), занимающего определённую социальную позицию, и в актуализации отношений неравноправия между участниками общения (социального аспекта) [Карасик 2002: 15].

Однако, под влиянием интернет-среды институциональный дискурс обретает ряд характеристик, существенно отличающих его от традиционного прототипа.

Исследование интернет-среды позволило сформулировать общие признаки ИК, среди которых выделяются:

1) электронный сигнал как канал общения;
2) виртуальность;
3) дистантность, т.е. разделённость в пространстве и во времени;
4) опосредованность (осуществляется с помощью технического средства);
5) высокую степень проницаемости;
6) наличие гипертекста;
7) креолизованность компьютерных текстов;
8) передачу эмоций, мимики, чувств с помощью «смайликов»;
9) комбинацию различных типов дискурса;
10) специфическую компьютерную этику;
11) по преимуществу статусное равноправие участников [Галичкина 2001, 73-74].

Подчеркнем, что последний признак - статусное равноправие участников, - становится особенно важным для понимания речевого поведения участников институциональной ИК, в которой данный признак находит особое преломление.

Говоря об институциональной ИК, следует отметить, что отсутствие собеседника с детерминированным набором характеристик - начиная от возраста и заканчивая экспликацией профессиональных и фоновых знаний, - заставляет участников дискуссии варьировать стиль общения, отступая от традиционного правила сохранения статусной дистанции.

Другим фактором, подчиняющим себе ход коммуникации, является общая тенденция, сложившаяся в современной виртуальной институциональной среде. По наблюдениям исследователей, сама среда способствует сокращению дистанции между участниками коммуникации за счёт большей индивидуальной открытости. Так, А. Джойнсон пишет, что «при виртуальной коммуникации спонтанные сведения о себе сообщаются намного чаще, чем при живом общении» .

Интересно, что в книге Дж. Сэлмонс, посвящённой интерактивному ведению интервью в Интернете («Online Interviews in Real Time»), рассматривается традиционное представление об интервьюере как о человеке, который должен стараться избегать проявления личных качеств в процессе ведения беседы. Однако в советах, сформулированных относительно ведения интервью в Интернете, отмечается необходимость проявления как профессионального, так и личностного аспекта, умения создать доверительную, дружелюбную обстановку . По результатам исследования П.Б. О"Саливан, посвященного опосредованному компьютером взаимодействию, среди базовых элементов, способствующих установлению контакта между экспертом и клиентом, были выделены информативность, соответствие действительности и открытость [О"Саливан 2004: 427]. В исследованиях-ИК все чаще высказывается мысль о том, что информационная и фатическая функции коммуникации в Интернете тесно переплетены. По словам Р. Харгроува, «так называемая Информационная революция на самом деле не что иное, как Революция отношений» . Таким образом, институциональная профессиональная ИК характеризуется смешением признаков институциональности и персональности.

Далее, исследования, проводившиеся в сфере институциональной ИК, показывают, что виртуальная профессиональная коммуникация, по сравнению с «традиционной» коммуникацией, отличается большей степенью гетерогенности - в плане фоновых знаний, интенций, стиля и жанров общения. В частности, Н.Г. Асмус приводит данные анализа интернет-конференций и указывает на то, что, хотя виртуальная конференция имеет много общих черт с реальной научной конференцией, она обладает собственными характеристиками, присущими только ей [Асмус 2007]. Так, основной формой виртуальной коммуникации для сообществ специалистов, формирующих относительно замкнутые субпространства, организованные по профессиональной тематике, выступает дискуссия, понимаемая как публичный спор, направленный на выявление и сопоставление различных точек зрения на обсуждаемую проблему, которые позволяют найти оптимальный способ решения данной проблемы. Хотя профессиональный дискурс - в отличие от непрофессионального - предполагает выбор темы, требующей специальных знаний или соответствующей теоретической подготовки, виртуальное общение весьма часто осуществляется в неформальной обстановке людьми, которые имеют различный уровень образования и опыта. Таким образом, можно говорить о несовпадении фоновых знаний, которыми руководствуются участники при обсуждении профессиональной проблемы.

Это предположение также высказывает Н.Л. Моргун, которая считает, что общение через Интернет, в том числе участие в научных сетевых конференциях, характерно в большей степени для молодого поколения, не владеющего навыками институциональной коммуникации, что накладывает отпечаток на характер функционирования языка в сети [Моргун 2002: 7]. Следствием этого является определённая неформальность общения и размытость границ между личностно-ориентированным и статусно- ориентированным общением.

Аналогичным образом, Г.П. Немищенко отмечает, что установка на сиюминутный, одномоментный коммуникативный контакт изначально предполагает «необходимость снижения языковой «планки» текста, сближение его с массовым узусом, что не может не отражаться на речевом стандарте [Немищенко 2001: 130]. Нестандартная обстановка привлекает большее количество коммуникантов, так как даёт возможность в большей степени проявить себя. В то же время, соблюдение участниками сетикета (или сетевого этикета) поддерживает снисходительное отношение к новичкам и непрофессионалам и нередко способствует понижению уровня серьёзности дискуссии [Асмус 2007: 254].

Данная особенность является подтверждением более общей тенденции изменения в понимании социумом роли эксперта (специалиста, профессионала). Так, О.К. Ирисханова и Ю.Б. Мотро пишут о том, что «в эпоху совершенствования информационных технологий, когда знания довольно быстро становятся доступными широкой аудитории, растёт ответственность эксперта за предоставляемую им информацию и усиливается его «просветительская» роль, что, в свою очередь, требует от эксперта навыков публичных выступлений и умения подстраиваться под уровень знаний своего собеседника (аудитории) - в том числе, в условиях профессионального институционального общения» [Ирисханова, Мотро, 2009: 150]. При этом сами знания перестают быть прерогативой сугубо научного производства, превращаясь в инструмент усиления способности общества к практическому действию [Горохов 2007: 65]. В таком обществе специальные знания становятся социальным ресурсом, и в самых разнообразных формах входят в повседневную жизнь рядовых людей [Юдин 2006: 587].

В целом, анализ работ, затрагивающих вопросы институциональной ИК, показал, что современное исследование данного вида общения должно учитывать ряд моментов, отражающих специфику профессиональной ИК на данном этапе ее развития.

Во-первых, обмен экспертными знаниями, по-видимому, осуществляется в условиях некоторой «размытости» границ институциональности (и института) в интернет-общении, так как субпространство коммуникативного события - вследствие виртуальности, - выступает как сущность, относительно независимая от «материального» пространства института (организации).

Во-вторых, гетерогенность институциональной ИК характеризуется не только жанровым многообразием, но также континуальностью - в том смысле, что пространство каждого конкретного события ИК представляет собой континуум, в пределах которого сосуществуют несколько дихотомий: «институциональность - персональность», «монолог - полилог», «письменная речь - устная речь», «формальное общение - неформальное общение», «научная картина мира - обыденная картина мира» и др. «Скольжение» по этим дихотомиям, а следовательно, соотношение тех или иных характеристик коммуникации, может меняться в зависимости от многих факторов - характера сайта, социокультурных и личностных особенностей участников общения, области знаний, ролевых характеристик коммуникантов.

В-третьих, необходимо учитывать гипертекстуальность профессионального общения в Интернете. Будучи общей особенностью Интернета как среды, такая форма организации текста позволяет порождать и интерпретировать информацию не линейно, а вероятностно. Благодаря большому количеству ссылок на другие статьи, форумы, вложения, развёртывание информации происходит в несколько этапов и носит фрагментарный характер. Каждый из участников при каждом прочтении не просто интерпретирует текст, а как бы заново создаёт его. При этом, однако, следует учитывать, что направление «путешествия» по узлам гипертекста может быть задано самой структурой сайта, либо, в случае с форумом, медиатором. В институциональной ИК степень гипертекстуальности и заданность вектора развертывания- информации- зависит, с одной стороны, от формата интернет-общения (характера сайта), с другой - от уровня экспертности участников коммуникации, в том числе от их коммуникативной компетентности (особенно, в профессиональных форумах, интернет- конференциях).

В-четвертых, особенности интернет-среды обусловили появление ещё одной, связанной с гипертектуальностью, составляющей институциональной ИК, а именно семиотической полимодальности в сочетании с компрессией информации. Отсутствие личного контакта наряду с наличием широких технологических возможностей способствовало появлению эмотиконов и аватаров - паралингвистических средств выражения эмоций и невербальной информации об авторе, а требование интернет-сообщений быть лаконичными привело к выражению части информации посредством картинок, фото, схем и пр., способствующих, в свою очередь, фрагментарности коммуникации. Характер знаков и знаковых комплексов, сочетание семиотически разнородных образований (иконических, индексальных и символических), интенсивность и роль полимодальности - все это также обусловлено форматом институционального интернет-общения.

В-пятых, институциональный (профессиональный) дискурс предполагает обязательное участие эксперта / специалиста, профессионала. Оговорим, что вслед за О.К. Ирисхановой и Ю.Б. Мотро, показавшими на основе корпусного анализа, что значения и функционирование лексем эксперт, специалист, профессионал, знаток в русском языке и expert, specialist, professional в английском языке сближаются в обоих языках, мы рассматриваем данные слова как условные синонимы, объединяя соответствующие концепты под единым именем «эксперт» [Ирисханова, Мотро 2009: 158]. В любом виде коммуникации эксперт представляет собой| единичное проявление обобщенного

социального и дискурсивного конструкта, т. е. статус эксперта - это конвенционально закрепленная ментальная (концептуальная) структура, которая присутствует в сознании членов социума в том или ином виде, а также создается и поддерживается в ходе коммуникативной деятельности. Как правило, в институциональной коммуникации статус эксперта является относительно постоянной характеристикой, так как присуждается официальным лицом, органом, институтом и пр. Поддержание официального статуса эксперта предполагает наличие достаточно высокого уровня экспертности (знаний, опыта), а в коммуникативном плане - следование некоему алгоритму речевых действий. Применительно к ИК конструирование статуса эксперта имеет ряд особенностей, которые мы рассмотрим в следующем параграфе.

С позиций социолингвистики дискурс - это общение людей, рассматриваемое с позиций их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной речеповеденческой ситуации, что позволяет акцентировать и специально исследовать его институциональный аспект. Представляется возможным выделить применительно к современному социуму политический, административный, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный, сценический и массово-информационный виды институционального дискурса. Разумеется, приведенный список может быть скорректирован. Важно отметить, что институциональный дискурс исторически изменчив - исчезает общественный институт как особая культурная система и, соответственно, растворяется в близких, смежных видах дискурса свойственный исчезающему институту дискурс как целостный тип общения его агентов между собой и с представителями других институтов. Например, в современной России вряд ли можно установить охотничий дискурс, поскольку охотничество как особая хозяйственная институция (Иншаков, 2003) утратило свои позиции в новой инсти-туциональной макрогенерации (Маевский, 1999), характерной для современной России, а число ее агентов ограничено узкими рамками проведения досуга, перестав быть образом жизни.
Для определения типа институционального общения необ-ходимо учитывать статусно-ролевые характеристики участников общения (учитель - ученик, врач - пациент, офицер - солдат), цель общения (педагогический дискурс - обучение нового члена общества, политический дискурс - сохранение или пере-распределение власти), прототипное место общения (храм, школа, стадион, тюрьма и т. д.) . Институциональный дискурс есть специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга лично, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума. Разу-
меется, любое общение носит многомерный, партитурным характер и его типы выделяются с известной степенью условности. Полное устранение личностного начала превращает участников институционального общения в манекенов, но, вместе с тем, существует интуитивно ощущаемая участниками общения граница, выхход за которую подрывает основы существования того или иного социального института. Институциональность носит достаточно градуальный характер. Ядром институционального дискурса является общение базовой пары участников коммуникации - учителя и ученика, священника и прихожанина, ученого и его коллеги, журналиста и читателя (слушателя, зрителя) . Следует отметить, что центральные концепты, образующие основу общественных институтов, обладают большой генеративной силой в том плане, что вокруг них концентрируется обширная смысловая область, для описания которой необходимо составлять достаточно объемный словарь. Примером может послужить «Кратологический словарь», представляющий собой тезаурус по политологии, организованный вокруг концепта «власть» (Халипов, 1997).
Институциональный дискурс строится по определенному шаблону, но степень трафаретности различных его типов и жанров различна. Дело в том, что в реальной жизни прототипный порядок дискурса часто нарушается. Р. Водак приводит характерный пример медицинского дискурса, в основе которого лежит схема необходимых и достаточных коммуникативных действий, связанных с приемом пациента в одной из клиник Вены: 1) пациента приглашают в кабинет; 2) пациент раздевается и ложится на кушетку; 3) один из присутствующих врачей производит осмотр; 4) пациент одевается и возвращается в прихожую; 5) врач, которым осуществил осмотр, диктует результаты своему коллеге, затем они обмениваются мнениями либо врач сам делает записи в рабочем журнале; 6) приглашают следующего пациента. Фактически эта схема очень редко воплощается в жизнь, поскольку попутно в кабинет заходят коллеги; врач отвечает на телефонный звонок; медсестра приносит рентгеновский снимок предыдущего пациента; обнаруживается, что потеряна учетная карта пациента и медсестра отправляется ее искать; электрокар-диографический прибор не функционирует; следующий паци-
ент, который записался на определенное время, заглядывает в кабинет и т. д. Все участники общения привыкли к отклонениям и накладкам и реагируют на них нормально (Wodak, 1996, p. 55- 56) . Вероятно, существуют мягкие и жесткие разновидности ин-ституционального дискурса. Приведенный пример иллюстрирует мягкую разновидность коммуникативного события, структура которого весьма вариативна, но ее определяющие компоненты - осмотр и его фиксация - не могут исчезнуть. Примером жесткой разновидности институционального дискурса являются различные ритуалы - военный парад, защита диссертации, вручение награды, церковная служба. Необходимо отметить, что с позиций социолингвистики, то есть с учетом того, кто и в каких обстоятельствах принимает участие в общении, можно выделить столько типов дискурса, сколько вообще существует типизируемых личностей и соответствующих обстоятельств, например, дискурс театральной репетиции, молодежной дискотеки, психотерапевтической консультации и т. д.
Базовые социологические характеристики бытового и институционального общения проницательно схвачены в трудах известного американского социолога И. Гоффмана, который разработал категориальный аппарат для измерения личности как участника социального действия: 1) благо (good) - желаемые объект или состояние; 2) притязание (claim) - право на обладание, контроль, использование и распоряжение благом; 3) претендент (claimant) - лицо, предъявляющее права на благо; 4) пре-пятствие (impediment) - действие, средства или источники, ставящие притязание под угрозу; 5) контр-претендент (counter- claimant) - лицо, от имени которого исходит угроза притязаниям на то или иное благо; 6) агенты (agents) - индивиды, разыгрывающие роли претендента и контр-претендента применительно к притязаниям; 7) фиксированные, ситуативные и эгоцентрические территории индивида (например, квартира, скамейка, на которой сидит человек, кошелек в его кармане); 8) ритуальные условные действия, поддерживающие и исправляющие усилия индивида, направленные на достижение блага (supportive and remedial interchanges); 9) знаки связанности (tie- signs) - принадлежность индивида определенным коллективам
в качестве их члена и связь с другими индивидами через социальные отношения (Goffman, 1974, p. 51, 52, 88, 124, 226) .
Для анализа дискурса наиболее интересны коммуникативные действия, посредством которых индивид стремится осуществить свои права на получение символического блага либо отвести угрозу от своих притязаний на это благо. Например, совершив неодобряемое действие, виновник этого проступка пытается объяснить свое поведение и выбирает следующие варианты тактики поведения:
утверждает, что приписываемый ему проступок не имел места;
доказывает, что обстоятельства действия радикально отличались от того, что ему ставится в вину;
говорит, что он не знал о возможных последствиях поступка;
признает вину, но ссылается на непреодолимые обстоятельства, такие как усталость или страсть;
соглашается с обвинением и признается, что не задумывался о последствиях.
Эти линии объяснения сводятся к трем моделям поведения: полному раскрытию всех обстоятельств случившегося проступка, частичному уменьшению своей вины и заранее заготовленному оправданию. В этой связи речевое действие извинения представляет собой сложный социально-драматургический процесс, главный участник которого как бы распадается на две части: на виновного в совершении проступка и на того, кто осуждает этот проступок, признавая принятые правила поведения. В наиболее полной форме извинение, как отмечает И. Гоффман, включает пять элементов: 1) выражение неудобства и огорчения; 2) понимание того, как надо было себя вести и принятие наказания (отрицательных санкций); 3) словесно выраженное самоосуждение; 4) обещание вести себя впредь хорошо; 5) демонстрация раскаяния и стремления искупить свою вину (Goffman, 1974, p. 140-144).
Важное место в концепции И. Гоффмана принадлежит понятию «ключ», «переключение» (key, keying), которое понимается как серия условных перекодирований той или иной деятельности, имеющей свой смысл в некотором исходном сцена-
рии, но воспринимаемой участниками общения в новом смысле. К числу таких переключений относятся игры (действия «понарошку») , игровые соревнования, церемонии, изменения в оформлении действий (technical redoings), изменения в мотивировках (regroundings) (Goffman, 1974, pp. 43, 44, 48, 58, 74) . Институциональный дискурс в значительной мере может быть прояснен, если исследователь примет в качестве исходной посылки тезис о переосмыслении бытового дискурса в социально-функциональном смысле, поскольку обыденное общение является генетически исходным и содержит в свернутой форме особенности общения на статусно-представительском уровне. С позиций бытового общения многие моменты институционального дискурса кажутся странными, например, символические жесты военного дискурса, или ритуальные формулы юридического дискурса, произносимые во время заседания суда, или формульные модели дипломатического этикета.
Переход от бытового дискурса к институциональному связан с определенными трудностями, о которых в свое время писал Б. Бернстайн, разграничивая расширенный и сокращенный коды общения (elaborated and restricted codes) . В условиях обыденного общения все коммуниканты хорошо знают друг друга, ведут разговор о конкретных делах и не испытывают необходимости рассуждать о сложных материях либо объяснять близкому человеку очевидные вещи, поэтому разговор ведется при помощи сокращенного кода, который имеет высокую контекстную зависимость. Выходя за рамки обыденного общения, сталкиваясь с незнакомыми людьми, человек вынужден создавать для них необходимую фоновую информацию на основе предположений о том, чего собеседник, вероятно, не знает, и поэтому общение при помощи расширенного кода в меньшей мере зависит от кон-текста. Люди, относящиеся к среднему классу в традициях современной цивилизации, должны свободно переключать коды в общении. Этому учат школа и университет. Представители недостаточно образованных социальных слоев не владеют приемами общения при помощи расширенного кода, так как дома и в приятельской среде такое общение бессмысленно, что в известной степени препятствует их самореализации в жизни (Bernstein, 1979, p. 164-167) .
Контекстная зависимость является величиной, определяющей не только личные и социально-групповые, но и национально--культурные особенности общения. Сравнивая культуры с высокой и низкой контекстной зависимостью, И.Э. Клюканов предлагает в качестве ключевых моментов для определения этнокультурного типа использовать следующие параметры:
эпистемность характеризует коммуникативный универсум с точки зрения отношения культуры к знанию в целом, показывая, сколь успешно субъект функционирует в незнакомых ситуациях и насколько он тяготеет к сознательному поиску новой информации;
акториальность позволяет описать коммуникативное расстояние между представителями сравниваемых культур, то есть степень зависимости поведения от мнения сообщества, приоритет сохранения лица как уважения со стороны других либо как самоуважения;
пространственность трактуется как приемлемая в обществе степень авторитарности поведения. Например, американцы считают российскую культуру более авторитарной, чем свою, это прослеживается в приглашениях, стремлении прийти на помощь и т. д., обратное же воспринимается россиянами как замкнутость, неискренность, нежелание идти на контакт;
темпоральность позволяет охарактеризовать отношение представителей культуры к временному континууму. Так, дуализм полихроничности времени в традиционных сообществах и монохроничности в понимании времени представителями современной западной цивилизации ведет к повышенной чувствительности последних к точности измерения времени, опозданиям, успеху как опережению, фетишизации скорости и т. д. (Клюканов, 1999, с. 23-26) . Анализируя лингвокультурные основания мышления применительно к западноевропейской и восточно-азиатской культурам, Т.Н. Снитко устанавливает фундаментальное различие между ними в виде позиции осваивающего мир человека: познание либо понимание. Культура познания представляет собой противопоставление субъекта и объекта, отсюда закономерны вопросы о природе объекта «Что есть это?» и ответы в виде понятий,
совокупность который и составляет основу культуры. Культура понимания - это погруженность в мир, неразрывная связь человека и окружающего его мира, акцент на связях, а не на противоположностях между мирами, и поэтому закономерен вопрос «Что есть мир для меня?». Западная лингвокультура стремится вербализовать смысл, а восточная - показать его в богатстве его символических связей. Символическая природа иероглифов- понятий обеспечивает им широкие возможности смыслопорож- дения в культурном пространстве, символ обращен к духовному миру человека как целому, а не только к его разуму (Снитко, 1999, с. 16, 17, 141) . Понимание есть, прежде всего, осознание себя в контексте, а познание - отталкивание от контекста.
Попытка разработать категориальный аппарат для социально-культурного измерения общения предпринята в монографии Р. Ходжа и Г. Кресса «Социальная семиотика», где обоснована модель «логономической системы», представляющей собой набор правил, предписывающих условия для производства и восприятия смыслов, которые (условия) определяют, кто имеет право устанавливать и получать смыслы, какие темы могут наделяться смыслами, при каких обстоятельствах и в какой модальности это может происходить. Эти правила в наибольшей степени выражены в условностях этикета, законодательстве, производственных отношениях. Логономические правила определяют жанровую специфику дискурса, будь это производственное совещание, газетное интервью или лекция в университете (Hodge, Kress, 1988, pp. 3-6) . Рассматриваемая модель наделяет общественной значимостью широкий круг взаимосвязанных явлений, включающих речь, одежду, пищу, жилище, образ жизни, при этом «социальными маркерами» могут служить любые переосмысленные предметы или явления. Знание ключей переосмысления является показателем принадлежности индивидуума к определенному институту.
В этой главе предлагается описание институционального дискурса по определенной схеме: типовые участники, хронотоп, цели, ценности, стратегии, жанры, прецедентные тексты и дискурсивные формулы. Проиллюстрируем сказанное на материале педагогического и научного дискурса.
Участники педагогического дискурса - учитель и ученик. Учитель наделен правом передавать ученику знания и нормы поведения, принятые в данном обществе, и оценивать его успехи. Учитель персонифицирует мудрость поколений и поэтому априорно обладает высоким авторитетом. В современном русском языке возникла потребность лексически разграничить характеристики учителя как социального типа, поэтому сформи-ровался семантико-стилистический ряд дифференцирующих понятий: учитель, преподаватель, воспитатель, наставник, педагог, доцент, профессор, ментср, тренер, инструктор, гуру, гувернер (гувернантка) , репетитор. Семантически противопоставляются слова, обозначающие человека, который передает предметные знания в какой-либо области (преподаватель), и того, кто оказывает влияние на формирование характера растущего человека (воспитатель, наставник) .
Предметный аспект статуса учителя уточняется характеристикой типа учебного заведения, в котором он осуществляет свою деятельность (начальная, общеобразовательная, высшая школа), при этом в средней школе градация учительской квалификации отражена только в документах, определяющих квалификационный разряд (категорию), а в высших учебных заведениях такая квалификация формально закреплена в ученых званиях. Отдельно обозначена профессия спортивного педагога (тренер) и человека, который учит конкретным навыкам (например, инструктор по стрельбе или по вождению автомобиля) . Для подготовки к экзаменам в частном порядке обращаются к помощи репетитора. В дворянском быту дореволюционной России к воспитанию и домашнему обучению детей часто привлекались гувернеры и гувернантки, обычно иностранцы. В словарь вошло заимствованное слово для названия наставника в религиозном становлении человека (гуру), теперь этот термин используется не только в контекстах, связанных с буддизмом, но для обозначения человека, являющегося высшим авторитетом для ученика в особых областях знания, обычно закрытого для посторонних. Обучение не заканчивается за школьной партой или студенческой скамьей, на производстве его ведут наставники. Крайне интересна ассоциативная семантика слова «педагог»: здесь подчеркивается профессиональная подготовка (сравним: педагогические и учительс-
кие, преподавательские учебные заведения), способность к этому виду деятельности и высокая оценка личности преподавателя («Кто Ваш педагог?») .
Отрицательная характеристика наиболее распространенного дефекта личности учителя (эта профессия, как и всякая другая, может деформировать личность) выражена в слове «ментор», или, скорее, в прилагательном «менторский» (постоянно поучающий, навязчиво воспитывающий); обычно говорят о менторском (или дидактическом) тоне. В английском, впрочем, mentor-a wise and trusted counselor (WEUD) - не имеет отрицательных коннотаций и означает «наставник»: так, например, говорят о своем научном руководителе. Интересно, что в русском языке нет специального слова для обозначения человека, выдающего себя за учителя (сравним: врач может быть шарлатаном, ученый - дилетантом, писатель - графоманом) , если не рассматривать слово лжеучитель, относящееся к религиозной сфере общения.
Реалии нашей жизни таковы, что статистически в школах работают в основном женщины, особенно в начальных классах. Поэтому в Русском ассоциативном словаре преобладающей реакцией на стимул «учительница» является слово «первая», характеристики «добрая» и «любимая» значительно перевешивают реакции «строгая» и «мучительница». Стимул «учитель» представлен гораздо меньшим и поэтому менее надежным количеством реакций, из которых оценочные уравновешивают друг друга («добрьй», «любимый» - «злой», «мучитель») . С возрастом оценка респондентов меняется по содержанию: преподаватель - не «доб-рьй» или «злой», а «умньй» или «глупьй», «хороший» или «плохой». Гендерная специфика распределения учителей в школе привела к тому, что у нас может быть «училка» (и «воспиталка» в детском саду), но нет параллельных обозначений для мужчин. Сленговое студенческое «препод» или «проф» - это оценочно нейтральные слова.
В английском идеографическом словаре-тезаурусе П. Роже (Roget) дан весьма значительным список слов, ассоциативно связанный с понятием «teacher» - «учитель»: teacher, preceptor, mentor, дщсЬ; minister, pastor; guru, sage; instructor, educator; tutor, private tutor, coach; governess, nursemaid, keeper; educationist, educationalist, pedagogue; pedant, wiseacre; schoolmarm; schoolmaster
or mistress, schoolteacher, class teacher, subject teacher; assistant teacher, department head, head teacher, head, headmaster or -mistress (Brit), principal, chaplain; student teacher, monitor; prefect, proctor; dean, chairman or -woman, chairperson, chair, fellow; lecturer, expositor, exponent, interpreter; prel&ctor, assistant professor, associate professor, professor, adjunct professor, chaired professor, visiting professor, professor emeritus; catechist, catechize; initiator, mystagocu^; confidant, consultant, adviser; teaching staff, faculty, professoriate.
В этом издании приводятся и синонимичные формы этого существительного: Other Forms - scholar: don, reader, professor, pedagogue, teacher; sage: master, mentor, guide, guru, pundit, rabbi, teacher; interpreter: interpreter, clarifier, explainer, exponent, expounder, expositor, exegete, teacher, religious teacher; lecture: lecturer, teacher; director: director of studies, teacher; adviser: guide, philosopher and friend, mentor, confidant (e), teacher; expert: professional, pro, specialist, authority, cbyen, professor, teacher; master: schoolmaster or -mistress, teacher.
В приведенном списке даны различные наименования пре-подавателей высшей и средней школы Англии и США с детальной характеристикой реалий их образовательной системы. Для некоторых из них трудно, а порой невозможно подобрать адекватные аналоги в русском языке, например, такие обозначения, как visiting professor (A professor on leave who is invited to serve as a member of the faculty of another college or university for a limited period of time, often an academic year - университетский преподаватель, который во время своего отпуска приглашен в другой колледж или университет для временной работы на определенный период, обычно на учебный год), professor emeritus (Retired but retaining an honorary title corresponding to that held immediately before retirement - ушедший в отставку профессор университета, имеющий право на это звание и, как правило, пожизненное жалованье в размере прежней заработной платы - tenure - the status of holding one"s position on a permanent basis without periodic contract renewals: a teacher granted tenure on a faculty) . В перечне П. Роже даны обозначения религиозных учителей в различных конфессиях (интересно, что в английском «учитель» и «проповедник» сближаются как семантически, так и по форме: teacher - preacher), приводятся наименования специалистов в области тео-
рии педагогики (educationist, educationalist, pedagogue - последнее слово содержит негативную ассоциацию «педантичный») .
Обращение к учителю со стороны учащегося на любой ступени обучения в русской лингвокультуре требует называния имени и отчества, в английской лингвокультуре используется формула Mr/Ms + фамилия (Mr. Preston) , в репликах, адресованных учителям-мужчинам, школьники используют вежливое слово sir. В университетском общении возможна более свободная система обращения в зависимости от того, каковы обстоятельства общения - возраст преподавателя, степень личного знакомства с ним, место встречи (большая лекционная аудитория, небольшой класс для практического занятия, неформальная встреча вне стен учебной аудитории) . К учащимся учителя обращаются официально по фамилии, неофициально - по имени.
Наименования учащихся в русском языже вариативны, хотя и уступают количественно наименованиям учителей (это закономерно, поскольку агенты института обозначаются всегда более детально, чем клиенты) . Наименования учащихся различаются по ступени обучения (школьник, пятиклассник, студент, вто-рокурсник, аспирант), по виду учебного учреждения (курсант, слушатель, адъюнкт, семинарист), по успеваемости (отличник, двоечник - эти понятия, кстати, лишь описательно переводятся на английский, но в высшей школе англоязычных стран более четко концептуализировано понятие «стипендиат», поскольку стипендию там надо выиграть в конкурсе) , по отношению к периоду обучения (выпускник) . В словаре П. Роже мы сталкиваемся приблизительно с такой же ситуацией: student, university student, college student, coed, collegian, seminarist; undergraduate, undergrade, freshman, frosh, sophomore; former student, alumnus, alumna; scholarship-holder, Rhodes Scholar; honors student; graduate student, fellow; mature student, researcher, specialist.
Cther Forms - inquirer: student, seeker, thinker, seeker of truth, philosopher; scholar: student, serious student, learner; learner: pupil, scholar, schoolboy or-girl, student.
Специфика английского языка состоит в более широком обозначении понятия «student» - «тот, кто изучает что-либо»: a person who makes a thorough study of a subject; Example: a keen student of opinion polls (Collins).
Хронотоп педагогического дискурса четко очерчен: это время, закрепленное за учебным процессом (школьный урок, университетская лекция), и место, где соответствующий процесс происходит (школа, класс, учебная аудитория) . Метафорика школы рассматривается в статье О.В. Толочко (1999) . Автор показы-вает, что школа в произведениях художественной литературы ассоциируется с войной, адом, посещением врача, каторгой, судом, духовной смертью. Пространство школьного класса семиотически распределено в виде территории учителя (учительский стол, пространство перед классной доской, доска) и территории учащихся (парты), при этом задние парты («камчатка») часто являются местом, где любят сидеть слабо успевающие ученики, а передние парты - это либо места для слабовидящих и низкорослых учеников, либо места, куда сажают тех, кто мешает вести урок, либо - в старые времена - места для лучших, «первых учеников». Учитель имеет право находиться в любом месте класса, передвигаться по классу, учащиеся должны сидеть на своих местах и выкодить к доске только по выкову учителя. Учащиеся обязаны выполнять ритуальные действия: приветствовать учите-ля в начале и конце урока коллективным вставанием, показывать готовность к ответу специальным жестом - поднятием согнутой в локте руки, а готовность к слушанию - лежащими на парте руками, согнутыми в локтях, при этом ладонь правой руки покоится на локте левой (учителя начальных классов внимательно следят за соблюдением этих жестов) .
Цель педагогического дискурса - первичная социализация нового члена общества, т.е. объяснение устройства мира, норм и правил поведения, организация деятельности нового члена общества в плане его приобщения к ценностям и видам поведения, ожидаемым от ученика, проверка понимания и усвоения информации, оценка результатов.
Ценности педагогического дискурса объясняются его системообразующей целью и могут быть выражены аксиологическими протокольными предложениями, то есть высказываниями, содержащими операторы долженствования (следует, нужно, должно) и положительные ценности. Такие предложения являются исследовательским конструктом, но в ряде случаев они могут получать реализацию в определенных кодексах, могут быть за-
шифрованы в пословицах, могут проявляться в различных модификациях (вплоть до пародирования и прямого отрицания) в прецедентных текстах и, главным образом, находят прямое выражение в ситуациях коммуникативного сбоя, когда участники общения вынуждены формулировать то, что обычно подразумевается и является условием нормального общения. Например, существует ряд модифицированных вариантов императива «Старших нужно уважать»: «Яйца курицу не учат», «Старый конь борозды не испортит», «Старая раковина жемчуг дает», «Почитай старших - вас станут почитать младшие» и т. д.
Издержки составления полного списка ценностей педагогического дискурса весьма велики, ведь этот аспект дискурса представляет собой коммуникативное пространство, в котором происходит метаморфоза почти всех моральных ценностей, в том числе относящихся к религиозному, научному и политическому типам.
Кроме того, ценности дискурса несут идеологический заряд, следовательно, в разных социальных системах возможны расхождения между ними. Ценностная «картина мира» представ-ляет собой не совокупность дискретных образований, а особый континуум, который членится людьми с известной долей условности. Тем не менее можно очертить примерный вариант такого списка, открытый для расширения, модификаций и корректировок:
Жизнь есть благо, поэтому следует ценить жизнь, в том числе свою, ближних и дальних людей, а также всех живых существ.
Познание есть благо, поэтому следует учиться. Следует с почтением относиться к учителю, к источникам знания, прежде всего - книгам, к процессу учения и месту обучения.
Знания приходят с опытом и возрастом, поэтому следует с почтением относиться к старшим. Они должны наставлять младших, младшим следует учиться у старших.
Учение сопряжено с преодолением трудностей, поэтому следует проявлять упорство и настойчивость в учении. Следует поощрять упорных и порицать нерадивых учеников, помогать обучаться.
Учение неразрывно связано с ошибками, которые следует замечать и исправлять.
Знания могут быть поверхностными и глубокими, но следует стремиться к получению последних знаний. Следует с почтением относиться к носителям глубоких и достоверных знаний, необходимо проверять поверхностные знания.
Знания передаются постепенно, поэтому следует определять меру знания для ученика. Нужно передавать знания ученикам, подготовленным к усвоению этих знаний, избегая поспешности и замедленности в обучении.
Знания закрепляются в повторениях, упражнениях и практике, поэтому следует многократно повторять то, что должно быть усвоено.
Учитель должен быть образцом для ученика.
Ценности педагогического дискурса соответствуют ценностям социализации как общественного явления, реализуемого всей системой институтов, в том числе рядом специальный. Существует несколько путей выявления ценностей дискурса. Во-первых, это моделирование культурных концептов, необходимым компонентом которых являются ценности, что позволяет установить ценностную картину мира применительно к определенному этносу или социуму (Карасик, 1994, 1996) . Во-вторык, это моделирование нормативных постулатов и следствий в рамках поведенческих стереотипов, например, приоритет родственных отношений «муж и жена» либо «родители и дети»: первая модель соответствует западноевропейской и американской культурной парадигме, вторая - китайской (Hsu, 1969). В-третьих, это анализ топосов, или общих мест в риторике, например, народная педагогика, отраженная в пословицах: характеристики трудолюбия и лени, честности и нечестности, смелости, трусости и безрассудства, гордости и утраты доброго имени, терпеливости и нетерпеливости, бескорыстия и корысти, скромности и нескромности, силы и слабости (Рождественский, 1997, с. 523-524).

Отечественный учёный В.И.Карасик выделяет два особых типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный (статусно-ориентированный) дискурс. В первом случае говорящий выступает как личность со своим богатым внутренним миром, во втором случае - как представитель той или иной социальной группы. Персональный дискурс подразделяется на две разновидности: бытовое и бытийное общение. Специфика бытового общения детально отражена в исследованиях разговорной речи. В бытийном дискурсе общение преимущественно монологично и представлено произведениями художественной литературы. Институциональный дискурс представляет собой общение в заданных рамках статусно-ролевых отношений и выделяется на основании двух признаков: цели и участники общения.

С позиций социолингвистики В. И. Карасик выделяет два основных типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный. В первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором случае – как представитель определенного социального института. Персональный дискурс существует, по его мнению, в двух основных разновидностях: бытовое и бытийное общение .

Обратимся подробнее к бытовому дискурсу. Бытовое общение протекает между хорошо знакомыми людьми, сводится к поддержанию контакта, беседы, передачи определенной информации и решению насущных проблем. Как правило, это общение происходит в форме диалога, на сокращенной дистанции. Тема разговора обычно легко понимается, и не требует дополнительных разъяснений. Именно для этого типа дискурса справедливо замечание И.Н.Горелова о том, что вербальное общение лишь дополняет невербальное, а основная информация передается мимикой, жестикуляцией, сопровождающими речь действиями и т.д. . Специфика бытового общения детально отражена в исследованиях разговорной речи. Бытовое общение является естественным исходным типом дискурса, органически усваиваемым с детства. Этот тип характеризуется спонтанностью, сильной ситуативной зависимостью, ярко выраженной субъективностью, нарушениями логики и структурной оформленности высказываний. Фонетически нормативным считается нечеткое беглое произношение. Общаясь на бытовом уровне, люди прибегают к сниженной и жаргонной лексике, хотя статистически разговорные слова составляют не более 10% лексического фонда высказываний в разговорной речи . Важнейшей характеристикой единиц разговорной речи является их конкретная денотативная направленность, эти слова указательны по своему назначению (именно потому они и легко заменяются невербальными знаками), кроме того, в узком кругу хорошо знакомых людей реализуется лимитивная (ограничивающая, парольная) функция общения, коммуниканты используют те знаки, которые подчеркивают их принадлежность к соответствующему коллективу (семейные, групповые слова) и непонятны посторонним . Поэтому бытовой дискурс отличается тем, что коммуниканты должны понимать друг друга с полуслова, а активная роль адресата предоставляет отправителю речи большие возможности для быстрой смены темы разговора, для легкого перевода информации в подтект, а также для манипуляций.

Различают два типа дискурса: институциональный и персональный. Институциональный дискурс составляют тексты, максимально отчужденные от Я-интенции автора – научные статьи, законодательные акты. Персональный дискурс восходит к выраженным Я- интенциям автора – поэтическое произведение, исповедь, разговор. Когда речь идет о переводе институционального дискурса, говорят об «эквивалентности». Соответственно, «адекватность» предпочитают, имея дело с персональным дискурсом.

Институциональные и персональные дискурсы образуют сложные смешанные формы. Например, личное письмо явно можно отнести к персональному дискурсу, но в этом письме может встретиться какое-нибудь научное описание – устройство радиоприемника, к примеру. Значит, мы можем говорить об институциональном дискурсе. Насколько трудно установить границы между отдельными разновидностями институционального и персонального дискурсов, настолько трудно обнаружить систему в использовании терминов «эквивалентность», «адекватность». (Воскобойник Г.Д., 2002).

Таким образом, границы между институциональным и персональным дискурсом размыты, а значит и границы между эквивалентностью и адекватностью весьма несущественны. Впрочем, посмотрим, какого мнения по этому поводу придерживаются разные школы перевода.

В основе нашей концепции институционального дискурса лежит положение о том, что дискурс – это властный ресурс, представляющий собой систему способов означивания, интерпретаций, оценок, позиционирования и идентификации общественных субъектов, отношений и объектов реальности, которые закрепляются и легитимируются социальными институтами.

Теоретической базой предлагаемой в настоящей главе институциональной концепции дискурса выступают главным образом работы М. Фуко и П. Бурдье.

В работах М. Фуко мы находим трактовку институционального дискурса как поля дискурсивных практик (Фуко также применяет понятие «дискурсивная формация»), которые властно навязывают обществу определенную оценочную и когнитивную базу, устанавливают режимы коммуникции и порядок мышления, дисциплинируют разум и чувства, обозначают и структурируют объекты посредством отделения нормы от ненормы. У Фуко различные социальные институты и области знания рассматриваются как сферы подавления и дискурсного контроля, надзора за соблюдением установленного порядка словоупотребления и порядка вещей.1

У Бурдье нам импонирует понимание дискурса как габитуса, генерирующего социальные практики и регулирующего оценочные восприятия, взгляд на дискурс как на символический капитал, функционирующий в социальном пространстве.

Для понимания политического и государственного дискурса как разновидностей институционального дискурса нам представляются весьма ценными разработанные Бурдье категории поля, социального и символического капиталов.

«Поле», по Бурдье, – это социальное пространство, которое функционирует как конкурентный рынок, где отдельные лица или группы соревнуются между собой за более высокое статусное положение. Тот, кто занимает более высокие статусные позиции, обладает и большим социальным капиталом, а следовательно получает возможность господствовать над теми, чей социальный статус ниже, а капитал (экономический, культурный, политический и др.) уступает по своему объему.

Государство, в трактовке Бурдье, является самым крупным владельцем социальных капиталов, к которым относятся 1) капитал физического принуждения (армия, полиция, тюрьмы и т.п.), 2) экономический капитал, 3) информационный капитал, 4) символический капитал (системы ценностей, юридические нормы, традиции, ритуалы, почести, верования и др.).

Данные капиталы, сконцентрированные в руках государства, образуют собственно государственный капитал, который позволяет государству властвовать над всеми частными видами капитала. «Формирование государства, – отмечает Бурдье, – идет вместе с формированием поля власти, понимаемого как пространства игры, внутри которого владельцы капитала (разных его видов) борются именно за власть над государством, то есть над государственноым капиталом, дающим власть над различными видами капитала и над их воспроизводством (главным образом через систему образования)».2

Политическое поле, согласно Бурдье, представляет собой динамическое взаимодействие политических субъектов (парламентариев, членов политических партий, государственных деятелей, чиновников и др.), чьи действия продиктованы, с одной стороны, требованиями и интересами общественных групп, а с другой – их статусным положением внутри социально-политических институтов. При этом отношения статусных позиций диктуют собственные правила игры. В этой связи, чтобы понять логигу политической игры важно знать, каковы статусные позиции субъекта на политическом поле, где установлены определенные правила игры. Например, в условиях сильной бюрократизации общества, статус высокопоставленного государственного служащего будет выше статуса депутата, поскольку он обладает значительным объемом политического капитала в виде доступа к ресурсам власти.

Обобщая сказанное, предлагаем следующее определение институционального дискурса.

Институциональный дискурс - это устойчивая система статусно-ролевых отношений, сложившаяся в коммуникативном пространстве жизнедеятельности определенного социального института, в рамках которой осуществляются властные функции символического принуждения в форме нормативного предписания и легитимации определенных способов мировидения, мирочувствования, векторов ценностных ориентаций и моделей поведения.

Институциональный дискурс представляет собой заково-коммуникативного агента, выполняющего функции позиционирования, ретрансляции и закрепления в общественном сознании и социальной практике статусно-ролевых нормативов. Институциональный дискурс проявляет себя в типичных ситуативно-коммуникативных актах, характерных для системы отношений и функционирования определенного социального института. В силу своей социальной принудительности институциональный дискурс несет на себе отпечаток нормативной заданности определенных общественных отношений и коммуникаций, выполняет дисциплинарные функции упорядочивания данных отношений и надзора за их нормативным соблюдением. Можно сказать еще короче: институциональный дискурс – это дискурс порядка и надзора.

Институциональный дискурс транслирует нормы и стандарты статусно-ролевого поведения, закрепляет бинарные отношения норма/ненорма, позитивное/негативное, допустимое/недопустимое, благо/зло, каноническое/еретическое и т.п. в моральных императивах, ритуалах, традициях, писаных и неписаных кодексах поведения, правовых актах.

Одним из первых социальных институтов – институт семьи. Дискурс семьи представляет собой комплекс смыслов и значений, выполняющих функции статусно-ролевых предписаний и дисциплинарных рамочных нормативов поведения в семье. Для каждой социально-исторической общности дискурс семьи специфичен, имеет собственные культурные и этнические особенности.

Традиционными производителями институционального дискурса семьи выступают государственные институты, религия и общественное мнение. Главными объектами дисциплинарного воздействия и тематической фокусировки семейного дискурса выступают:

условия заключения и расторжения брака,

иерархические распределения ролей, прав и обязанностей между членами семьи,

нормативы сексуальных взаимоотношений между супругами.

Дискурс семьи обладает собственной концептосферой. Центральное место в концептосфере дискурса семьи занимают концепты брака, супружества, концепт отношений «родители-дети».

Похожая информация.