Спиридонова, мария александровна. «Мария Спиридонова: судьба лидера левых эсеров

Михаил Соколов ― Добрый вечер! В эфире… В прямом эфире программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. Наш гость Владимир Лавров, доктор исторических наук, профессор. Добрый вечер!

Владимир Лавров ― Добрый!

М. Соколов ― Ну, и тема у нас «Мария Спиридонова. Судьба левых эсеров». Наш гость – автор 1-й, наверное, биографии героини нашей передачи. Книга называлась «Мария Спиридонова. Террористка и жертва террора». Вот я ее перечитал. 96-й год. Перечитал. Все актуально, интересно. Рекомендую к прочтению. А мы поговорим. Владимир Михайлович, ну, давайте сразу о том, что сделало Марию Спиридонову знаменитой. Как вот получилось? Девушка из хорошей семьи и вдруг… Ну, ее исключили из гимназии, прошло не так уж много времени, и она стреляет в видного чиновника, фактически в вице-губернатора и готовится идти на эшафот. Вот как к этому приходят русские мальчики и девушки в то время? 906-й год.

В. Лавров ― Семья достаточно была обеспеченная. Отец – владелец фабрики. Дом свой. Дача. Но отец умирает. Денег не хватает. А как вот пришел этот человек в революцию? Я нашел публикацию и разместил вот в этой названной Вами книге. Дело в том, что собственно все достаточно прозаично. В Тамбов в ссылку отправлен студент-революционер. Мария Александровна Спиридонова к нему наведалась в гости из любопытства, кто, что. Он стал ей давать запрещенную литературу, в том числе литературу социалистов-революционеров. И вот так вот, вот так вот пошло. Мама сама не смогла все проконтролировать, мама Марии Александровны Спиридоновой. И, кстати, вот у Ленина ведь тоже рано умирает отец. Мама сама не справляется и с Александром Ильичом, и с Владимиром Ильичом. Вот здесь примерно то же самое. Но все достаточно просто. Но здесь опять же надо учитывать, что такой общий поток стране был, революционные настроения. Все критиковали власть. Вот она где-то в этом потоке. Молодая девушка с самыми хорошими намерениями. Я читал в архиве, в полицейском архиве, что представляли вот эти… собой эти ребята В Тамбове, в Борисоглебске, как они собирались, что обсуждали. В общем-то, очень многое было полиции известно. Ощущение, что хорошие ребята, хорошие девушки занимались самообразованием, обсуждали, спорили. Закончилось вот чем – террористическим актом. Но для этого были причины, поскольку царский чиновник, которого она убила, Луженовский, он усмирял крестьянские беспорядки, и при этом были зверства. То есть стреляли в крестьян. Это действительно так было. Были публичные порки. Были изнасилования крестьянок. И правды найти было невозможно.

М. Соколов ― А известно вообще, сколько тамбовских крестьян было там убито, запорото без суда во время вот этой карательной экспедиции Луженовского? Там десяток деревень, по-моему, пострадал.

В. Лавров ― Таких цифр нет. Я вот пытался найти, сколько перед этим крестьяне убили помещиков. Ведь с чего начиналось? Крестьяне нападали, грабили, жгли, иногда убивали помещиков. Каждое 12-е поместье вот подверглось разгрому. Но я нашел только, что был убит 1 помещик.

М. Соколов ― Но крестьян там было…

В. Лавров ― Крестьян намного, намного больше, но сам Луженовский однажды свидетельствовал, что он 6 залпов дал по крестьянам. Ну, вот крестьяне вышли там кто, с чем против него. 6 залпов. Ну, сколько при 6 залпах могло… То есть я думаю тут, намного-намного больше. И ситуация, когда собственно даже явные преступления, скажем, изнасилования, они не могли быть как-то вот отомщены в результате судебного разбирательства. И вот тут находятся революционеры, которые устраивают свой суд, принимают решение казнить. Вот так вот было. То есть не решен аграрный вопрос. Крестьяне нападают на помещичьи усадьбы. В ответ приходят войска, приходят казаки. Особенно казаки зверствовали. Потом находится вот молоденькая 21-летняя девушка и всаживает 5 пуль в этого самого, в Луженовского абсолютно хладнокровно.

М. Соколов ― А девушка не просто… Девушка, видите, она с верой в то, что это правильно, что это светлое будущее, вот ради, так сказать, правды и так далее. Вот все-таки эти убеждения, они как возникают? Они возникают, видимо, поскольку власть вот как-то, мягко скажем, не реагирует на критику? Давит, так сказать, тех, кто пытается предложить что-то другое, да? Вот собственно ведь в конце концов мы же знаем, что за самые простейшие, ну, вполне нормальные там вещи вроде там… чтобы мы сейчас назвали каким-нибудь пикетом, демонстрацией и так далее, вас могли за одно такое событие или за неугодную литературу выслать в Сибирь, например. Без всякого суда, кстати говоря. Решением губернатора.

В. Лавров ― Власть реагировать стала. Но она стала реагировать с ноября 1906 года. Я имею в виду столыпинскую реформу. А террористический акт Спиридонова совершила 16 января 1906 года. То есть до. По тому, что происходило в связи с тем, что происходило в 1905 году. То есть важные, нужные реформы, они запоздали. Так обычно бывает. И вот такая реакция со стороны человека… человека неравнодушного. И вот здесь можно сказать, что ее террористический акт – это как бы материализовавшийся гнев. Я вот когда читал о том, как это происходило, я вот, знаете, кого вспоминал? Я вспоминал разговоры Ивана и Алеши Карамазовых, когда Алеша рассказывает… когда Иван рассказывает, что помещик затравил собаками мальчика, и Иван спрашивает у Алеши: «Что бы ты сделал?» И Алеша говорит: «Расстрелял». Спохватывается. Но все-таки расстрелял Алеша… Религиозный, православный Алеша произносит. Вот это гнев. И такой гнев был у Спиридоновой. Здесь есть важное отличие с большевиками. Большевики шли в революцию больше вот умозрительно. Вот Ленин шел в революцию умозрительно. Но, может быть, у него был еще такой личный момент, у Ленина, что вот старший брат Александр казнен.

М. Соколов ― А другим предлагал, там я помню… Что там? Кипяток лить на полицейских и там что-то еще, какие-то гадости делать. Там целый список у него есть. Как раз в 905-м году статья, как бороться, так сказать, с властью. Да?

В. Лавров ― Вы знаете о том, что самое, может быть…

М. Соколов ― Сам он в этом не участвовал лично.

В. Лавров ― Самое, может быть, любопытное в том, что он это писал в октябре 1905 года. Не во время вооруженного восстания. Многие думают, что в декабре. Вот не во время вооруженного восстания в Москве, где как бы война идет гражданская в рамках Москвы. Писал до, когда в принципе, ну, гражданской войны никакой нет, восстаний нет. Убивайте, взрывайте…

М. Соколов ― … а манифест. Да.

В. Лавров ― Ну, вот так у Ленина. Но у Ленина более умозрительно. У большевиков более умозрительно. Эсеры и левые эсеры, они более эмоциональный.

М. Соколов ― А они собой готовы жертвовать. Вот в чем дело.

В. Лавров ― Да. Здесь даже была какая-то в это вот 1-го… у первых даже поколений террористов эсеровских какая-то даже своеобразная этика. Вот она считала, что я должна пострадать. То есть она стреляла в Луженовского и могла уйти незаметно. Не поняли, кто стреляет. Она из муфты стреляла. Девчоночка, одетая гимназисткой. Никто на нее не подумал. Но она достала этот револьвер, приставила себе к виску, хотела покончить с собой да еще крикнула: «Стреляйте в меня». Значит, все поняли все.

М. Соколов ― Желание быть распятым за народ.

В. Лавров ― Не совсем так. Она считала, что убивать нельзя, но он заслужил казнь, Луженовский, но раз она убивает человека, она должна за это пострадать. Вот такая какая-то вот своеобразная была этика, по крайней мере у лучших.

М. Соколов ― Но она была действительно зверски избита полицейским там, офицером. По всей видимости, ее домогались, хотя и не изнасиловали, скорее всего. И это стало, вот Вы пишите, действительно широко известно, статьи везде и так далее. Если бы не было вот этого шума, скандала и вот этих зверств, которые осуществила власть, так сказать, в отместку, ее бы повесили, как Вы думаете?

В. Лавров ― Ну, то, что поднялся скандал, конечно… конечно, ей помогло. То есть ее письмо опубликовала газета, близкая конституционным демократам. На суде ее защищал товарищ, то есть заместитель председателя кадетской партии. И она именно тогда в 1906 году приобрела всероссийскую известность.

М. Соколов ― Тесленко, – да? – по-моему.

В. Лавров ― Тесленко. Да. Всероссийскую известность. То есть ее известность сделали конституционные демократы. Они вроде бы осуждали террор, но одновременно так ее преподнесли, что было очень много сочувствия. И к тому же она вынесла все ужасные истязания, пытки, никого не предала. Это действительно было. Это мужественная женщина.

М. Соколов ― Да. Но вот если говорить о ее судьбе, значит, и… она все-таки решилась кем? Кто принимал решение о том, чтобы заменить смертную казнь каторгой? На каком уровне?

В. Лавров ― Я нашел документы. На самом высоком. Министр внутренних дел Дурново отправил секретную телеграмму о том, что не нужно вешать, потому что пришел документ от врача, что у нее открытая стадия туберкулеза. Она умрет. И поэтому вешать женщину… Лучше этого не делать. Сама умрет. Вот поэтому было принято такое решение заменить повешение бессрочной каторгой. Хотя и сам суд просил, он приговорил к повешению, но учел, что были смягчающие обстоятельства. Но бессрочной каторги не вышло. Февральская революцию освободила Спиридонову решением Керенского, министра юстиции Временного правительства.

М. Соколов ― А, кстати говоря, вот на каторге она же провела вот 11 лет. Как все-таки… Что это были за годы? Собственно какой был, ну, я не знаю, там образ жизни – да? – который попал вот на эту бессрочную каторгу?

В. Лавров ― Это очень интересно, что такое самая страшная Нерчинская царская каторга? Двери камер не закрывались. Можно было свободно ходить в том числе в женское, мужское отделение. Они устраивали всяческие собрания, семинары, лекции. Можно было из тюрьмы выйти, пойти гулять в лес. Если приезжал муж или жена, то можно было в соседней деревне устроиться жить и приходить только утром на поверку. То есть режим был вот абсолютно какой-то такой патриархальный. Она пишет, что начальник каторги воровал, но при этом как-то вот можно было достаточно спокойно жить. Но это с 1906 года, когда она оказалась на Нерчинской каторге, до 1909 года. Потом пошли ужесточения. Но во всяком случае ничего такого ужасного не было. К тому же…

М. Соколов ― То есть это не концлагерь, не ГУЛАГ?

В. Лавров ― Нет. Это не советский концлагерь. Это не ГУЛАГ. Тут даже сравнивать невозможно. Когда читаешь, удивляешься, какие, в общем-то, были порядки либеральные при этом самом царизме. Но здесь нужно сказать еще такую вещь: 2 человека, полицейский и казак, которые истязали Спиридонову…

М. Соколов ― Жданов и Абрамов.

В. Лавров ― Жданов – да, – полицейский. Абрамов – казачий офицер. Они товарищами Спиридоновой были убиты. Это опять же все было в газетах…

М. Соколов ― Ну, это те, кто ее пытал собственно.

В. Лавров ― Да, да. Товарищи отомстили за Марию Александровну. И поэтому вот тут была какая-то защита. То есть попробуй, прикоснись, если все знают, что за это могут и убить. Вот в дореволюционной России было так. Вот в советской это уже не будет. А в дореволюционной России было так, что какая-то защита была. И, в общем-то, она пишет, что к ней относились уже на каторге, ну, терпимо. Терпимо.

М. Соколов ― Ну, вот возьмем теперь собственно возвращение героини нашей с каторги. 17-й год. Да? Такая эйфория. Февральская революция. Собственно вот в каком качестве Спиридонова возвращается в европейскую Россию? Как один из реальных лидеров партии социалистов-революционеров? Или своего рода вот такая икона – да? – PR-образ партии, вот такой популярный, известный человек, герой, – да? – собственно пострадавший за правду? Вот какой у нее был в начале статус, скажем так.

В. Лавров ― Своего рода героиня. Много было очень сочувствующих. То есть когда вот даже еще в 6-м году она ехала на каторгу, то люди выходили к поезду, встречали, устраивали митинг. Охрана, чтобы не было кровопролития, разрешали Спиридоновой вот в плотную выходить к митингующим под честное слово, что Вы не уйдете, не шагнете в толпу, а вернетесь. И она честное слово держала. То есть вот к террористическому акту какого-то отторжения не было у простых рабочих, у простых крестьян. Уже тогда…

М. Соколов ― А, кстати, да, почему побег с каторги ей не устроили? Уже забыл спросить.

В. Лавров ― Несколько раз пытались, не складывалось. Не складывалось. Она давала на это согласие, даже хотела. Не получилось. Да. А в 17-м году она возвратилась как героиня, как очень известная женщина. Но она лидером стала не сразу. Она по началу даже в ЦК не прошла в эсеровский. Собственно ее…

М. Соколов ― А она вернулась в Петроград, приехала? Или была в Тамбове какое-то время?

В. Лавров ― В Петроград она вернулась, и собственно звезда ее взошла в связи с октябрьской социалистической революцией, которую она прошляпила. Часто пишут, что он член президиума 2-го съезда советов, который провозгласил советскую власть. Дело в том, что в документах значится, что она член президиума. Но ее избрали, когда она была на юге в Одессе. Она прошляпила, революционерка-социалистка социалистическую революцию…

М. Соколов ― Если она была социалистическая и революция. Это вопрос спорный.

В. Лавров ― Да. Но она так считала. И она очень ревниво отнеслась к тому, что без нее посмели революцию устроить. И по началу очень отрицательно относилась к Ленину, к тому, что произошло. Но дальше чрезвычайный съезд крестьянских советов, на который прибыло большое количество простых крестьян в солдатских шинелях. Они записались в левоэсеровскую крупнейшую фракцию, но они были очень радикально настроены. В общем-то, они повели Спиридонову за собой. Она подлаживалась вот под новоявленных левых эсеров.

М. Соколов ― Скажите, а вот все-таки к Временному правительству, скажем, летом 17-го года какая у нее была позиция, какое было отношение?

В. Лавров ― Сохранилась листовка, которую вот левая часть эсеров, левое крыло издало, а потом пыталось уничтожить. Но все не уничтожишь. В этой листовке приветствуется вооруженное восстание большевиков в июле 1917 года. Причем левые эсеры думали, что большевики победят, но когда этого не произошло, листовку изымали.

М. Соколов ― Ну, то есть они радикальную позицию, вот это крыло партии, заняли в начали лета, получается. Ну, в середине лета 17-го…

В. Лавров ― Ну, и до этого. Ну, в любой партии есть какое-то левое крыло, есть правое крыло. Вот она примкнула к самым радикальным эсерам. Среди других были Натансон, старейший эсер, там Комков. Вот они были. Но как Вы помните, они оформились только под влиянием октября. Это вот в ноябре месяце 1-й съезд партии в Михайловском замке, Петроград.

М. Соколов ― И именно на этом съезде Спиридонова становится вот таким уже официальным лидером левых эсеров?

В. Лавров ― На крестьянском.

М. Соколов ― На крестьянском.

В. Лавров ― Вот они были почти параллельно, вот рядышком. Даже депутаты съезда всероссийского крестьянских советов перекочевали на 1-й левоэсеровский съезд. В общем, это примерно одни и те же люди. И тогда избрали председателем Натансона, но реально самой известной была Спиридонова. Самая известная женщина 17-го года, октябрьской социалистической революции. И Джон Рид, кстати, ее так называл. Она нужна была как знамя. Вот во всяком случае в 17-м году она была скорее знаменем, но не только. Она, конечно, помогла Ленину укрепиться… укрепиться у власти, и она как-то тяготела даже. Вот сначала у нее отторжение было Ленина, а потом как-то у нее… ее уговорил. И даже Надежда Константиновна Крупская писала, что вот он беседовал очень как-то ласково, терпимо и в то же время страстно. И она уговаривалась.

М. Соколов ― То есть соблазнил, значит, ее на революцию.

В. Лавров ― Ну, Вы знаете, он ей… Он даже добился того, что она поддержала Брестский мир. Она была против выхода левых эсеров из правительства. Вот как! И она выступит с критикой и Брестского мира и правительства, и одобрит выход позднее. Это на 3-м левоэсеровском съезде. То есть она пыталась вот с Лениным удержаться в каком-то левом блоке. И, кстати, она была и за возвращение левых эсеров в правительство…

М. Соколов ― Это уже летом 18-го, да?

В. Лавров ― Левые эсеры вышли из правительства в марте в связи с Брестским миром. В марте 1918 года. Большинство не пошло за Спиридоновой. Вышли из совнаркома. А в мае – в мае! – они снова хотели вступить в совнарком, снова возглавить комиссариат земледелия. А им сказали нет. То есть мавр сделал свое дело. Они помогли Ленину укрепиться у власти. Все. Вот они упустили свое влияние, которое у них было, поскольку все-таки комиссариат был в руках левых эсеров.

М. Соколов ― Ну, что ж? Мы продолжим наш разговор с профессором Владимиром Лавровым о Марии Спиридоновой и партии левых эсеров после недолгих объявлений. У нас есть телефон для смс – +7 985 970 45 45.

М. Соколов ― Мы продолжаем наш разговор с доктором исторических наук, профессором Владимиром Лавровым о Марии Спиридоновой. И собственно вот события начала 17-го… 18-го года. Учредительное собрание. Каково было отношение к этому хозяину земли русской у левых эсеров и у Марии Спиридоновой?

В. Лавров ― Они в конце концов поддержали разгон. Соучаствовали. Более того покрыли расстрел мирной демонстрации в поддержку Учредительного собрания. В советское время все время писали, что не было при этом жертв. И мне вот довелось написать 1-ю статью в горбачевскую гласность, что расстрел-то был мирных демонстраций.

М. Соколов ― А есть цифра сейчас точная уже? Ну, до десятка там. 30-40, 100?

В. Лавров ― Видимо, так. Дело в том, что на момент расстрела выходили газеты всех направлений. Они написали репортажи, я их все смотрел. И вот после этого закрыли. Вот на этом в январе 18-го года свобода печати закончилась. И десятки… десятки погибших. Очень подробно там все описывается, на каких улицах стреляли. Причем в то время наркомом, то есть министром был юстиции Штейнберг, левый эсер, и он это покрыл. Потом уже он в эмиграции жалел. Но он из такой солидарности с большевиками покрыл вот это…

М. Соколов ― Но и Александрович был же… был же заместителем у Дзержинского, в общем, 2-м человеком фактически в ЧК.

В. Лавров ― Да, вот эта кровавая суббота. Все знают про кровавое воскресенье, но была и кровавая суббота в нашей истории.

М. Соколов ― Скажите, а как шел процесс вот осознания среди левых эсеров и собственно той же Спиридоновой, видимо, что коалиция с большевиками – это ошибка? Что их, так сказать, подвигло? Смотрите, Вы уже сказали, Спиридонова, значит, была и за Брестский мир и за то, чтобы продолжать сотрудничать в правительстве. Но вот как-то они шли же к этим событиям июльским?

В. Лавров ― Все это обсуждалось на 2-м левоэсеровском съезде в апреле 18-го года. Причем доводы Спиридоновой за то, чтобы остаться в правительстве и поддержать Брестский мир, мне кажется, были более такими логичными. Но она столкнулась с тем, что ее не слышат, что вот этот радикализм приехавших депутатов, которые были очень эмоциональны, рвались в бой. И здесь нужно сказать, что обычно пишут о том, что большевики с левыми эсерами поссорились из-за Брестского мира. На самом-то деле было, когда смотришь вот документы съезда, стенограммы, протоколы, все гораздо сложнее и глубже. Поссорились прежде всего из-за того, что большевики не хотели выполнять эсеровскую социализацию земли, вот всячески саботировали. То есть вот ленинский декрет о земле и закон о социализации земли января 18-го года левоэсеровский, вот они это приняли, большевики, проголосовали за это, но на деле всячески саботировали выполнение и всячески мешали увеличению влияния левоэсеровской партии. Вот с чем столкнулись левые эсеры и октябристы…

М. Соколов ― То есть их тоже начали выдавливать из советов как и правых эсеров, как и собственно меньшевиков?

В. Лавров ― Не… Не давали окрепнуть. А главное не выполняли даже ленинский декрет о земле. Во многом не выполняли. Вот… вот на этом споткнулись. Здесь вот трещина пошла.

М. Соколов ― То есть левые эсеры все-таки были в значительной степени партией, ну, как бы представлявшей крестьянство, да? А вот, ну, с большевиками, кстати, сложнее. Кого они представляли до сих пор непонятно. По-моему, не рабочий класс, а какую-то вот такую революционную…

В. Лавров ― Марксистско-ленинскую идеологию.

М. Соколов ― … прослойку. Да. Вот. Революционную интеллигенцию, скажем так. И каких-то… и каких-то люмпенов тоже.

В. Лавров ― Но Вы знаете, ведь и левые эсеры, это если задуматься, кого они представляли, они представляли прежде всего крестьян в солдатских шинелях и наиболее радикальную часть крестьянства на местах. Не всех. То есть они думали, что вот сейчас крестьянство чуть ли не целиком перейдет на сторону левых эсеров, этого не произошло. Крестьянство поддерживало эсеров центра, правых, никого не поддерживало. Вот. Вот так.

М. Соколов ― А у нас что оно поддерживало, чтобы землю себе… Себя поддерживало, чтобы землю себе забрать. И оставьте нас в покое. Вот это была такая позиция деревни, по-моему, понятная. Скажите, а вот дальше, вот это выступление 6 июля, которое мы тут тоже много говорили с Ярославом Леонтьевым, например, и с Игорем Фельштинским. А на Ваш взгляд, что это было? Это был, как писали в советское время, мятеж левых эсеров? Или такая плохо подготовленная вооруженная демонстрация, скажем так?

В. Лавров ― Я бы сказал еще о левоэсеровском партийном съезде, который прошел в самом конце июня – начале июля. Там приняли резолюцию Карелина, где говорилось, что необходимо немедленно выпрямить линию советской власти. Выпрямить линию. Вот иди, понимай, что это такое.

М. Соколов ― Исправить. А куда исправить…

В. Лавров ― А вот на съезде что звучало? На съезде звучало: террористический акт, восстание. Причем восстание в разных, так сказать, контекстах звучало очень часто. Не соглашались с тем, что нужно поднимать восстание. Другие соглашались. Но настолько часто звучало слово «восстание», что такое ощущение, что оно даже как-то загипнотизировало многих. Если говорить о том, что произошло 6-7 июля, то как раз произошел террористический акт. Убийство Мирбаха…

М. Соколов ― Убийство посла. Да.

В. Лавров ― Кстати, здесь есть любопытный момент, о котором стоит сказать. Вот комиссия по реабилитациям во главе с Александром Николаевичем Яковлевым реабилитировала Спиридонову за… за то, что она была осуждена как соучастница этого акта. Но в действительности, конечно, эта комиссия ошиблась. Она принимала участие в этом акте. Она дала согласие. Она консультировала Блюмкина, который вот убил немецкого посла. Ну, конечно, она несла не главную ответственность, главную нес Блюмкин…

М. Соколов ― Ну, политическую-то несла.

В. Лавров ― Но она какую-то долю ответственности безусловно… безусловно несла.

М. Соколов ― Ну, вот они же убили посла. А что они дальше-то хотели делать? Понять совершенно невозможно.

В. Лавров ― Невозможно, потому что…

М. Соколов ― Их тут же там в Большом театре значительную часть. Этот отряд ничего не делал, Попова.

В. Лавров ― Так непонятно, что было. Никаких активных действий, если не считать того, что они заняли почтамт, телеграф. Вот это они действительно…

М. Соколов ― И телеграммы рассылали.

В. Лавров ― При этом разоружили латышей, которые не особо сопротивлялись. Это тоже показательно. И рассылали телеграммы, что вот большевистская власть рухнула. Но при этом они не хотели свергать большевистское правительство, не собирались арестовывать, причем у них были пропуска в Кремль, они могли попытаться это сделать. Никого не арестовали. Никаких вот наступательных действий…

М. Соколов ― Дзержинский… Дзержинского-то, когда он к ним приехал?

В. Лавров ― Так Дзержинский пришел к ним и начал говорить, вот это арестовывай, этого расстреляю, в том числе Попова, который возглавлял левоэсеровский чекистский отряд. Ну, если тебе говорят, что мы тебя сейчас расстреляем, значит, они этого Дзержинского арестовали. Но, кстати…

М. Соколов ― Но не расстреляли.

В. Лавров ― Но не расстреляли. Да.

М. Соколов ― А могли.

В. Лавров ― Вот если сейчас посмотреть на то, что происходило 6-7 июля, буквально по часам, то в какие-то моменты ситуация даже колебалась. Ленин и Троцкий были в какой-то панике, не понимали, что происходит, можно ли доверять Дзержинскому. Ведь Дзержинского же сняли с председателя ЧК, потому что убийца посла немецкого Блюмкин и Андреев, они пришли с документами, подписанными Дзержинским. Вот ведь как. И…

М. Соколов ― Так и латыши там в лагерях тоже, пока им денег не подвезли, они тоже, в общем, воевать не хотели. Все очень…

В. Лавров ― И было непонятно. То есть левые эсеры выступили, заявили. Они ждали, что к ним начнут присоединяться. Но одни части гарнизона заняли нейтральную позицию, другие даже одобрили, но это одобрение в рамках казармы осталось. Вот по принципу, по принципу шумим, братцы, шумим. То есть одно дело уже в тот момент в июле 18-го года многие критически относились к большевикам. Но одно дело критически относиться к власти, другое дело – это власть свергнуть. Вот ведь какой момент. Да и не очень…

М. Соколов ― А Спиридонова в это время сидит в Большом театре под арестом, получается. Да?

В. Лавров ― Так она явилась… Она 6 июля явилась в Большой театр, где проходил 5-й съезд советов. Кстати, вот любопытно, когда должны были арестовать Ленина в 17-м году, Ленин сбежал в Разлив. Спиридонова, когда шла в Большой театр, она прекрасно понимала, что ее могут арестовать, и может быть все, что угодно. То есть она шла…

М. Соколов ― Вот ей надо было идти в отряд Попова.

В. Лавров ― Ну, надо было возглавить. Ленин бы возглавил переворот. А тут вождя не было. Не было вождя.

М. Соколов ― Вот и вопрос, видите, была ли она лидером, или она была, так сказать, PR-образом. Значит, все-таки скорее PR-образом, чем лидером.

В. Лавров ― Вы знаете, ну, политиком она не была. Или что-то такое только вот в апреле, июне, июле 18-го года. То есть когда она стала выступать, анализируя различные варианты развития событий. Это вот одно из свойств политика – анализировать происходящее. До этого просто оратор вот такой очень убедительный, эмоциональный. В основном на эмоциях она выступала. Но здесь еще важный момент: левые эсеры ждали, что они составят большинство 5-го съезда всероссийского советов. И к ним приходили с места донесения, я вот просмотрел архив ЦК левоэсеровской партии, они ожидали, что получат большинство. Они такие отзывы с мест получали, что вот нас больше, чем большевиков.

М. Соколов ― А большинства не получилось?

В. Лавров ― Но даже вот 1-го числа, съезд должен был открыться 4 июля, а 1-го числа, когда уже ситуация стала меняться, но 1 июля было такое соотношение: 250 с чем-то большевиков, левых эсеров – 230 с чем-то.

М. Соколов ― А потом там были какие-то махинации мандатной комиссии.

В. Лавров ― Там было вот что…

М. Соколов ― Там что-то сфальсифицировали большевики.

В. Лавров ― Вот что они сделали: они стали избирать… они прировняли уже в процессе выборов голоса 5 крестьян к голосу одного рабочего.

М. Соколов ― А вот она и мухлевка.

В. Лавров ― Вот. Вот такая мухлевка. И понятно, что у рабочих большая популярность большевиков, крестьяне голосовали за эсеров. Но был еще один момент, и об этом есть документы в центральном архиве эсеров, левых эсеров. Очень много фальсификаций было в Петрограде. Что делали большевики? Вот большой завод, но поскольку производство расстроилось, рубль в результате национализации банков рухнул, производства нет, рабочие разбегаются домой в деревню. Но на съезд избирали от того состава, который был, когда все было благополучно. То есть приехало от большевиков больше делегатов, чем было бы, если бы считали от… исходили из того, сколько реально было рабочих на заводах. А причем в ЦК левоэсеровском обсуждалось как? Вот что нам выступить против? И они решили это покрыть, потому что если верить левым эсерам, то по их сведениям в Петрограде очень усилились настроения в пользу конституционных демократов вот к моменту 5-го съезда, к июлю 18-го года. И левые эсеры боялись, что произойдет свержение советской власти в Петрограде. Власть перейдет к кадетам. И левые эсеры предпочли замолчать факты фальсификации большевиков, лишь бы вот советская власть, социализм развивались дальше. Вот такой момент.

М. Соколов ― Да. Ну, вот этот собственно переворот, мятеж или просто, так сказать, какое-то недоразумение не состоялся. И дальше Спиридонова, я так понимаю, попадает под арест. И вся ее жизнь, получается, сплошной арест дальше.

В. Лавров ― Хождение по мукам.

М. Соколов ― Хождение по мукам. Из ареста в ссылку, из ссылки к арестам. Так получается? Она не могла выйти из этого круга каким-то образом вот, как нас спрашивают, слившись с большевиками? Они бы, наверное, не отказались от такого человека.

В. Лавров ― Вы знаете, она перешла на позиции партии. Она говорила, что я могу ошибаться. Партия всегда права. То есть большинство правы. И поэтому она, думаю, что не могла перейти. К тому же она уже была не нужна. И левые эсеры были не нужны. Их просто громили, объявили вне закона в результате вот этого июльского вооруженного выступления левых эсеров.

В. Лавров ― Да они пытались. Они сами пытались. Сами пытались…

М. Соколов ― … коммунисты, революционные коммунисты.

В. Лавров ― Ничего из этого толком не вышло. Не вышло. Она почти все время сидела. Ну, в феврале 19-го года ей удалось бежать из кремлевской тюрьмы. Это было фантастическое вот такое приключение.

М. Соколов ― Так это для фильма для какого-нибудь – да? – сюжет. Правда? Побег из Кремля.

В. Лавров ― Так Ленин не верил, что из Кремля можно убежать. Ее искали по всем закоулкам, подвалам Кремля, найти не могли. Ее вывел один красноармеец. Она вообще неоднократно в своей жизни… ей удавалось сагитировать тех, кто был приставлен охранять ее камеру. Очевидно, она переоделась в форму красноармейца, которую ей принес распропагандированный ею красноармеец из крестьян. Какой-то документ он достал. И, видимо, она в этом мужском платье смогла выйти по другому документу какому-то из Кремля. И она была в подполье до октября 1919 года, когда ее схватили большевики, но схватили они ее вот на Тверской улице, дом 75, потому что она была в очень тяжелом состоянии. Она… У нее была дизентерия, потом тиф. И ее товарищи по партии не смогли… Она была не транспортабельна. Спасти ее не смогли. И она оказалась и в психиатрической больнице. То есть уже тогда происходило становление вот этой судебной, точнее карательной психиатрии. И вот хождение, хождение, аресты, ссылки, аресты. Но окончательно арестовали в 37-м году.

М. Соколов ― Скажи, вот как раз нас спрашивают: «Почему Спиридонова не смогла эмигрировать?» Собственно такие варианты были? Она могла уехать?

В. Лавров ― Да, такое обсуждалось за границей по ходатайству левых эсеров. Кое-кто заступился. Даже Клара Цеткин Ленину письмо написала. Просили разрешить. И она очень плохо себя, Спиридонова, чувствовала. У нее было даже психическое расстройство. Да.

М. Соколов ― Выпустить на лечение.

В. Лавров ― Ну, свобода ей нужна. Главное лечение – это свобода, потому что даже, когда она была как бы в ссылке, как бы в санатории, все равно контролировался чекистами каждый шаг. Троцкий был категорически против. Ленин был против. В общем, ее оставили. Не удалось. Она могла, может быть, вот она опять же по ходатайствам товарищей по партии, когда было ухудшение здоровья, и ее выпустили, отправилась в санаторий, в туберкулезный институт в Ялту. Это 29-30-е годы. Вот там, может быть, на лодке она могла бежать там к какому-нибудь западному кораблю, пристать…

М. Соколов ― Да за ней тоже следили там, по-моему. И потом аресты были, кстати, после этого ее пребывания…

В. Лавров ― Удалось… Удавалось ей уходить от наблюдения, могла сбежать, но предпочла не сбежать. А вот арестована она была снова в 31-м году по очень любопытному ордеру. Я этот ордер видел своими глазами. И он выдан 16 сентября 1931 года заместителем председателя ОГПУ Мессингом. Там было написано: «Арестовать всех подозрительных в Москве и окрестностях Москвы». Вот по этому ордеру, где написано «арестовать в Москве и в окрестностях Москвы» ее арестовали под Ялтой.

М. Соколов ― Да. Вот там вот в чем секрет большевиков? Потому, что все сажали. Вот.

В. Лавров ― Всех подозрительных арестовать…

М. Соколов ― Всех подозрительных…

В. Лавров ― Ну, царю такое в голову прийти не могло даже. А тут всех подозрительных арестовать. Вот.

М. Соколов ― Да. Вот Вы уже сказали о 37-м годе, и у Вас в книге этому сюжету много времени, так сказать, уделено, но вот это уфимское дело, – да? – когда были арестованы и Спиридонова и ее муж Илья Майоров. И угрожали там посадить их сына, ну, ее приемного, его собственно родного, и его отца. В общем, много всего всякого безобразия, так сказать, которое было в 37-м году. Вот там есть, Вы цитируете ее показания и письмо. Можно ли этим показаниям доверять, где она говорит о частичном принятии советской власти? Вот в виде большевизма, – да? – и коллективизация, в общем, не так уж плохо, и индустриализация – не так уж плохо, и так далее.

В. Лавров ― Она понимала, что для нее это кончится трагически и написала очень большое заявление в секретный архив госбезопасности. И он там и валялся, пока я не пришел в Центральный архив КГБ в 1991 году. То есть вот в машинописном варианте ее заявление – это более ста страниц. Там рассказывается действительно, что происходило с левоэсеровской партией, с ней…

М. Соколов ― Она всю жизнь свою рассказала.

В. Лавров ― Вот то, что она поддержала коллективизацию – вот это очень такой момент даже не вполне ясный. То есть, конечно, она пишет, что у нее не было связи с деревней никакой. Но в то же время, когда она была в ссылке вместе с Майоровым в Ташкенте, вот в самом конце 20-х годов, Майоров работал в Наркомземе. И он по воспоминаниям очень критически относился к методам, которыми большевики проводят коллективизацию. То есть она, конечно, не могла не быть в курсе, по крайней мере вот на 29-30-й год. Ну, вот может быть, она как-то увлеклась скорее Конституцией сталинской. Она ее…

М. Соколов ― Да, про Конституцию она…

В. Лавров ― Она ее серьезно восприняла, что вот какие-то свободы…

М. Соколов ― … воспринимают, что думают, что как раз репрессии 37-го года связаны с выборами по этому Конституции. Якобы. Вот такое выдумывают странное. Как будто большой террор – это вот для того, чтобы выборы правильно провести.

В. Лавров ― Спиридонова в 1-ю очередь была социалисткой, крестьянским лидером – уже во 2-ю очередь. Все-таки она убежденная социалистка, настоящая социалистка. Она такой и умерла. По-своему это даже вызывает уважение. Это… Она такая.

М. Соколов ― И погибла она в 41-м году.

В. Лавров ― Да.

М. Соколов ― Жуткая история.

В. Лавров ― Жуткая история. Составили список, кого расстрелять в орловской тюрьме – 170 человек…

М. Соколов ― Берия составил.

В. Лавров ― По решению Берии и Кобулова. Там 2 других человека составляли, чекиста. Все абсолютно с потолка. Никакой там контрреволюционной деятельности не было вообще. Сталин это одобрил.

М. Соколов ― Автограф есть.

В. Лавров ― Автограф есть. Да. Все эти документы я видел. Любопытно, что вот 3 человека, которые участвовали в этом преступлении – это Ульрих, который возглавлял коллегию… военную коллегию Верховного суда. Он был жив на 90-й год. 1990-й. 2 человека, которые вот с потолка обвинили людей в том, что они вели какую-то преступную деятельность, они тоже были на 90-й год живы. Против них было заведено уголовное дело. Но прокуратура решила, что никто не виноват. Дело уголовное закрыли. То есть 3 преступника, имена которых известны… Известно, и кто расстреливал. Никто не был привлечен ни к какой ответственности. Все покрыто.

М. Соколов ― И могила не найдена.

В. Лавров ― Да. Что сделали большевики, чекисты? Откопали деревья, расстреляли, свалили, посадили деревья заново на это же место. Растет лес. Вот где расстреляли, где-то здесь. Вот Медведевский лес.

М. Соколов ― 170 человек. Вот последний вопрос, который тоже у меня просили задать. А можно ли снять про Марию Спиридонову фильм, который бы обсуждался не менее горячо, чем вот ждущий нас фильм о романе императора и Матильды Кшесинской.

В. Лавров ― В фильме о Матильде очень много того, что не соответствует исторической правде. А вот судьба Спиридоновой, она изложена мной по документам вот в этой вот книге. Можно снять увлекательнейший и полезный… полезный фильм.

М. Соколов ― А, кстати говоря, ну, еще тут парочка вопросов уже от слушателей. А чем все-таки была Спиридонова опасна так… так опасна для Сталина?

В. Лавров ― Для Сталина? Он убирал всех людей, смеющих свои суждения иметь, смеющих какие-то самостоятельные поступки предпринимать, даже если такой человек сидел в тюрьме. Вот все равно убивал.

М. Соколов ― А была ли Мария Спиридонова знакома с Фанни Каплан?

В. Лавров ― Так они вместе сидели на каторге. Есть и фотографии, где они вместе. Были знакомы. И она, кстати, Спиридонова была против расстрела Фанни Каплан.

М. Соколов ― То есть писала Ленину, по-моему. Да?

В. Лавров ― Да, да. Что это большая, большая ошибка.

М. Соколов ― Ну, что ж? Мы сегодня поговорили о судьбе Марии Спиридоновой. Нашим гостем был Владимир Лавров, доктор исторически наук, профессор и автор 1-й биографии героини нашей передачи. Вот эта собственно книга называется «Мария Спиридонова. Террористка и жертва террора». Ну, что ж? Читайте. Фильма пока нет. Вот. А про «Матильду» мы поговорим как-нибудь, уже когда фильм выйдет. Всего вам доброго! Передачу вел Михаил Соколов.

В. Лавров ― Спасибо.

М. Соколов ― Всего доброго!

Эта удивительная женщина была одной из тех, кого до октября 1917 года называли неистовыми борцами за народное счастье. Из тех, кто жаждал свержения самодержавия и - революции, после которой Россия обретет, наконец-то, свободу. Но когда случилось желанное, пламенные соратники тотчас упекли ее в тюрьму и держали там почти четверть века. До расстрела...

Четыре дня она охотилась за своей жертвой, ночуя на железнодорожных станциях, где, по предположению, мог остановиться поезд, везущий губернского советника Гаврилу Луженовского. Советник, конечно же, выйдет на перрон размять ноги, и вот тогда... Мария была убеждена: даже если он окажется в толпе, ей удастся приблизиться - ну кто заподозрит в чем-либо хорошенькую гимназистку? И впрямь: гуляет себе розовощекая от морозца крохотуля в кокетливой шляпке, по виду совсем еще девочка, когда бы не каштановая коса до колен. По ней, да по озорному, дразнящему взгляду опытный мужчина мог враз понять: э, батенька, какой же это ребенок? Барышня! И в головке у нее весьма, знаете ли, игривые фантазии...

Луженовского она настигла на вокзале Борисоглебска. Он стоял на платформе, окруженный сопровождающими казаками. Мария выбрала место поудобнее - площадку вагона, извлекла из меховой муфты револьвер и выстрелила. Спрыгнула на землю и вновь выстрелила. Возникший переполох позволил ей выпустить еще три пули. И все пять - в цель: две - в живот советника, две - в грудь, одна - в руку. Шестую приберегла для себя. Однако едва она поднесла ствол к виску, кто-то из охранников оглушил ее мощным ударом.

Сначала ее били прикладами, потом схватили за ноги и поволокли, отчего юбки и прочая одежда сползли к подмышкам, совершенно обнажив тело. Позвали извозчика, и казачий офицер Аврамов, намотав косу на руку, поднял пленницу в воздух и бросил в сани.

Ее, оглушенную, привезли в полицейское управление, раздели донага и кинули на каменный пол холодной камеры. Здесь Аврамов и помощник пристава Жданов пытали ее до полуночи: хлестали нагайками, пока не отслаивалась кожа, которую затем отдирали кусками и прижигали раны горящими папиросами, каблуками сапог обрушивались на ступни одеревеневших ног... Выяснили немного: она назвалась ученицей 7-го класса тамбовской женской гимназии Марией Александровой, исполнявшей смертный приговор, вынесенный Луженовскому комитетом партии социалистов-революционеров за преступное засекание и истязание крестьян во время беспорядков.

Решено было сей же ночью отправить террористку в Тамбов, в губернскую тюрьму. В вагон ее в буквальном смысле погрузили - она не приходила в сознание, бредила. Подъесаул Аврамов заперся с девушкой в купе, выставив в коридоре караул и, объяснив подчиненным, что продолжит расследование. А потому, дескать, если раздадутся крики, внимания не обращать. Но криков никто так и не услышал - рассудок не возвращался к измученной, изувеченной арестантке, и, пользуясь этим, пьяный подъесаул до рассвета ласкал ее: обнимал бедра, целовал, ощупывал пах и гладил груди, шептал банальную чепуху. А в завершение - изнасиловал. Потом уже, позже, Мария пожаловалась тюремному врачу: мол, обнаружила у себя признаки сифилиса. Доктор, осмотрев покрасневшую сыпь, успокоил: “Вы ошиблись...”

Известие о том, что 16 января 1906 года совершено покушение на губернского секретаря Луженовского, напечатали многие, газеты. Сообщали, что Мария Спиридонова (открылась ее настоящая фамилия), эсерка, из состоятельной дворянской семьи, в прошлом первая ученица гимназии, 21 года и трех месяцев от роду, находится в ужаснейшем состоянии. Лицо - кровавая маска. И, как она сама рассказывает, “очень болит голова, ослабла память, трудно излагать логично мысли, болит грудь, иногда идет горлом кровь. Один глаз ничего не видит” . Правое ухо оглохло. На теле нет живого участка, только рубцы и кровоподтеки.

Луженовский не выжил. В апреле неизвестные мстители прикончили Аврамова, в мае - Жданова. Ответственность за устранение негодяев взяли на себя эсеры. Они же задумали морально поддержать ожидающую суда Марию Александровну - заключенный в ту же губернскую тюрьму Владимир Вольский, эсер из потомственных дворян, по совету товарищей с воли вдруг начал слать ей пылкие любовные письма, наверное, он и сам внушил себе, что без ума от Марии. Послания его переполняли страсть, томление сердца, романтическое восхищение и нежные мечтания о том часе, когда они, несомненно созданные друг для друга, соединятся в трепетном объятии. Скорее всего она тоже поверила в это, и в ее душе отзывчиво вспыхнуло ответное чувство. Спиридонова попросила начальство о свидании с Владимиром, Вольский же ходатайствовал о разрешении на бракосочетание. Разумеется, им отказали, сославшись на то, что Вольский уже женат, а его энергичные клятвы, что супруга четыре года как ушла от него, веса не имеют.

Любопытно: они встретились одиннадцать лет спустя, в мае 1917 года, и... прежнего влечения не испытали. То были два абсолютно чужих, равнодушных друг к другу человека.

Но вернемся к началу века, в Тамбов. Следствие завершилось, и военно-окружной суд приговорил Спиридонову к смертной казни через повешение. Однако, как ни странно, именно он нашел и смягчающие обстоятельства и неожиданно заменил виселицу бессрочной каторгой в Нерчинске. Путь туда пролегал через Пугачевскую башню Бутырской тюрьмы в Москве, где содержались и другие отчаянные социал-революционерки - каждая из них в разных концах империи покушалась почему-то непременно на губернатора. Но, пожалуй, лишь о Спиридоновой либеральные газеты писали столь восторженно: “Вы - символ еще юной, восставшей, борющейся, самоотверженной России. И в этом - все величие, вся красота дорогого вашего образа”.

Она трижды пыталась бежать с каторги - безуспешно! Освободил ее А. Керенский, министр юстиции Временного правительства, 3 марта 1917 года. Через одиннадцать лет она вернулась в столицу и в активную политику, сблизилась с Лениным, о чем Н. Крупская потом вспоминала: “Какая-то комната в Смольном... На одном из темно-красных диванчиков сидит Спиридонова, около нее сидит Ильич и мягко как-то и страстно в чем-то ее убеждает”. Знаменитая и авторитетная эсерка Спиридонова нередко поддерживала большевиков, а большевики - ее. Но то, как действовали они, она категорически не принимала, о чем не замедлила откровенно заявить возмущенным письмом в ЦК партии большевиков. Вы, утверждала она, извратили нашу революцию! Ваша политика - сплошное надувательство трудящихся! Ваше многочисленное чиновничество сожрет больше, чем буржуазия! Творятся, негодовала Мария Александровна, неслыханные мерзости над рабочими, крестьянами, матросами и запуганным обывателем!

Ответом на яростные обличения стало спешное решение Верховного ревтрибунала при ВЦИК, датированное 27 ноября 1918 года: подвергнуть М. А. Спиридонову тюремному заключению на один год. Правда, через два дня ВЦИК, учитывая ее “особые заслуги перед революцией”, объявил об амнистии. Попытка угомонить несгибаемую каторжанку не удалась, она продолжала темпераментно выступать на рабочих митингах. Сохранился конспект ее речи на заводе “Дукс”, сделанный каким-то сотрудником ВЧК для доклада наверх: “Рабочие задушены, связаны по рукам и ногам, вынуждены подчиняться декретам, кои издаются кучкой темных лиц во главе с Лениным, Троцким... Все комиссары - мерзавцы, жиреющие на бешеных жалованиях. В партию коммунистов записываются проходимцы, чтобы получать лучший паек, лучшую одежду, галоши...” И каждое обвинение, честно отмечал чекист, вызывало шумные аплодисменты.

Естественно, Спиридонову опять арестовали, теперь - “за контрреволюционную агитацию и клевету на советскую власть”. Ревтрибунал постановил: изолировать ее на год “посредством заключения в санаторий”.

Санаторием оказался узенький закуток при караульном помещении в... Кремле, сырой и промозглый, часовые чуть ли не ежеминутно заглядывали к узнице: сидит? Лежит? Пристроилась на ведро по естественной надобности? Их и это не смущало, да и подстражную - тоже. Но густой, удушающий дым махры, врывавшийся в закуток, когда распахивалась дверь, повергал ее в затяжной кашель. У Марии Александровны возобновилось обильное кровохарканье - кровь просто лилась изо рта безостановочно. Вдобавок онемели руки, не подчинялись ноги, она страшно зябла. Мужики из караулки забеспокоились: “Амба! Сейчас отойдет!” - и вызвали фельдшерицу. Та вызвонила санитаров, и умирающая Мария очутилась ненадолго в больнице.

Ей посчастливилось - с помощью жалостливого, из рязанских крестьян, охранника бежала. Полтора года скрывалась в Москве, но это была лишь краткая передышка. ГПУ, по горькому признанию Спиридоновой, уже не выпускало ее из своих лап. Когда ее, сраженную брюшным тифом, но успевшую сдать товарищам по партии перечень явочных адресов, рукописи злых статей и шифры, снова арестовали, карательные санкции следовали одна за другой. Спиридонову упрятали в психушку под фамилией “Онуфриева” и создали такую невыносимую обстановку, что у нее началось помутнение разума. Чтобы не сломиться, она объявила двухнедельную сухую голодовку и лежала неподвижно с исхудавшим лицом и застывшими в выражении тоски и ужаса глазами. Доктора говорили, что она умирает. И лишь тогда ее освободили под условие: отныне - никаких статей для подпольных газет, никакой политики! Никаких публичных выступлений! Отныне Спиридонова должна заниматься только собственным здоровьем, подорванным тифом, туберкулезом, цингой и нервным расстройством. Соответствующие условия будут ей созданы.

Марию Александровну отправили в подмосковную Малаховку вместе с давней и верной подругой по каторге А. Измаилович. На двоих, по описи, у них было: две старые юбки, одни старые ватные брюки, одна рваная кофта, две старые телогрейки, одно ватное одеяло, вязаная шапка, одно рваное полотенце, эмалированная тарелка и две железные кружки, три деревянные ложки, одна кастрюля... Жили впроголодь, зато под явным надзором местного ЧК, накапливающего против них “компромат”. Знать бы несчастным женщинам, что нищее “малаховское сидение” очень скоро им покажется раем.

Впрочем, судьба подарила Спиридоновой и короткую радость - в Самарканде, куда она с А. Измаилович была выслана без суда, Мария Александровна обрела “друга любимого и мужа”, бракосочеталась с Ильёй Андреевичем Майоровым, членом ЦК левых эсеров. Член коллегии наркомата земледелия, автор проекта закона о социализации земли, он тоже был репрессирован - за несогласие с методами коллективизации. Двое гонимых образовали семью, куда входили старик отец Майорова, 17-летний сын Ильи Андреевича, а также две беспомощные приятельницы Спиридоновой - бывшие политкаторжанки. Майоров как-то не тяготел к семейным хлопотам, все заботы о прокорме, об одежке-обувке взяла на себя Мария Александровна, умудрявшаяся еще и рассылать посылки бедствующим единомышленникам: варенье - в Суздаль, изюм - в Соловки, деньги - в Казань и Тулу... Невесть откуда взявшаяся энергия, заглушая прилипчивые болезни, помогала ей крутиться, словно белке в колесе. Кажется, она вновь ощущала себя молодой, желанной, единственной, потому что рядом был самый близкий человек, вроде бы не замечающий, как она дряхлеет... Думается, она была признательна ему за эту “близорукость”. И в Уфе (теперь их сослали сюда) устроилась на две работы, чтобы не только по праздникам покупать забытые белый хлеб, молоко, сахар.

Когда в феврале 1937 года всех их снова арестовали, следователь не без ехидства сказал Марии Александровне, что у Майорова изъята значительная сумма денег - он скрывал от жены случайные заработки. Это ее не обидело, не возмутило - экая мелочь в сравнении с пытками, которым ее подвергали в тюрьме Башкирского НКВД, обвинив в подготовке покушения на Ворошилова. Допросы продолжались по два-три дня без перерыва, с матерщиной и рукоприкладством. Сесть не позволяли, отчего ноги Спиридоновой превратились в нечто бревнообразное, черно-лилового цвета, и не умещались в ботинки. Увидев, сколь неприятны ей личные досмотры, обыскивали непрестанно - надзирательница лезла даже в задний проход и во влагалище и корявым пальцем что-то выискивала там.

Однажды устроили очную ставку с Майоровым и вслух зачитали его признание: да, он замышлял теракт против Сталина, и Спиридонова об этом знала. Это была чудовищная нелепость, ни у кого из них подобная идея никогда не возникала.

Ах, Илюша! - укоризненно прошептала она. - Лучше бы ты изменил мне с десятком женщин, с целым гаремом, а не так... Какое низкое падение!

Она не догадывалась, что фантастическое “признание” супруг сделал под пыткой крысами.

В начале января следующего года военная коллегия Верховного суда СССР утвердила приговор: М. А. Спиридоновой - 25 лет тюремного заключения, Майорову - 10 лет. Мария Александровна приговор не расслышала - она оглохла.

Историк В. Лавров, в наши дни проследивший ее жизненный путь по архивным документам и впервые составивший из них впечатляющую ужасами книгу, приводит страшные свидетельские показания: 11 сентября 1941 года содержащаяся в Орловской тюрьме НКВД заключенная М. Спиридонова была “препровождена в особую комнату, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы он не мог его вытолкнуть”. Затем ей объявили: “Именем Союза Советских Социалистических Республик... Спиридонову Марию Александровну... подвергнуть высшей мере наказания - расстрелу без конфискации имущества за отсутствием такового”.

В этот день прозвучало 157 похожих приговоров. 157 человек (в том числе и И. А. Майорова) вывезли на грузовиках в Медведевский лес, что в десяти километрах от Орла, к которому приближались немцы. Накануне чекисты выкапывали здесь с корнями деревья. В образовавшиеся ямы спихнули расстрелянных, сверху поставили деревья, насыпали землю и утрамбовали...

Место захоронения не найдено до сих пор.

Мария Александровна Спиридонова (1884-1941), русская политическая деятельница, эсерка. В 1906 убила усмирителя крестьянского восстания в Тамбовской губ. Г.Н. Луженовского приговорена к вечной каторге (Акатуй). В 1917 один из лидеров левых эсеров, идейный руководитель левоэсеровского восстания. Арестована, амнистирована ВЦИК. Репрессирована и расстреляна.

Спиридонова Мария Александровна родилась в Тамбове 16 октября 1884 г. в семье коллежского секретаря Александра Алексеевича Спиридонова. Мать, Александра Яковлевна, вела домашнее хозяйство. У Марии было две сестры, Евгения и Юлия, и брат Николай. Мария получила хорошее домашнее воспитание и поступила сразу во 2-й класс гимназии.

Окончив полный курс Тамбовской женской гимназии, Спиридонова поступила на работу конторщицей в дворянском собрании.

В Тамбове существовала сильная организация партии социалистов-революционеров, организованная ее лидером - В.М. Черновым, отбывавшим здесь ссылку в 1895-98 гг.

Спиридонова еще в 6-м классе гимназии вступила в боевую дружину эсеров (1900 г.). Первый арест Марии Спиридоновой последовал 24 марта 1905 г. за участие в демонстрации.

16 января 1906 г. по заданию партии эсеров Спиридонова на вокзале расстреляла из револьвера губернского советника Луженовского, жестокого усмирителя крестьянского восстания.

Спиридонову арестовали, жестоко избили, а затем надругались над ней.

Спиридонова сумела переправить на свободу письмо, в котором откровенно рассказала об исполнении приговора Луженовскому и издевательствах и глумлении над ней полиции. Письмо было опубликовано в газете «Русь» и произвело сильное впечатление на общественность России.

Полиция арестовала сестер Марии, подозревая их в выносе из тюрьмы ее писем. Позже друзья Спиридоновой по партии выследили двух насильников и застрелили их.

Во время следствия, суда, в ожидании приговора и в камере смертников Спиридонова вела себя необыкновенно мужественно. Своим поведением она производила очень сильное впечатление на всех окружавших ее людей.

Смертная казнь была заменена вечной каторгой, и Спиридонова была отправлена на Нерчинскую каторгу в Акатуевскую тюрьму.

В это время в Акатуе сидело в камерах около 30 эсеров и несколько социал-демократов и анархистов. В тюрьме существовал довольно либеральный режим. Политзаключенные читали книги, лекции и вели диспуты. Спиридонова многое почерпнула из общения с видными и образованными эсерами Гершуни и Созоновым.

До Февральской революции Спиридонову несколько раз переводили из тюрьмы в тюрьму. И всюду она упорно занималась самообразованием и много читала.

После возвращения Спиридоновой в Москву, а затем в Петроград в условиях революционного подъема она быстро набрала политический вес среди левых эсеров и стала их идейным лидером. Она часто выступала на митингах и призывала к передаче всей полноты власти Советам. К сентябрю 1917 г. Спиридонову избрали заместителем председателя Петроградского горкома ПСР, депутатом Петросовета. Левые эсеры, в немалой степени благодаря ее энергии, стали самой массовой фракцией ПСР.

В отношении вопроса о власти, главного вопроса исторического момента, взгляды Марии Спиридоновой, практически, совпадали с взглядами Владимира Ленина. На Демократическом совещании, созванном Временным правительством с целью стабилизации положения в стране и создания коалиционного правительства, Спиридонова, как и большевики, выступила против сотрудничества с правыми партиями. Она призвала к вооруженному захвату власти народом (читай большевиками и левыми эсерами).

Левые эсеры примкнули к большевикам во время Октябрьского переворота и непосредственно участвовали в вооруженных действиях.

На II Всероссийском съезде Советов левые эсеры также выступили совместно с большевиками и проголосовали за документы, поддержавшие свершившийся государственный переворот. Перед съездом Ленин встретился со Спиридоновой и обсудил с ней совместную тактику.

18 ноября 1917 г. левые эсеры оформили официально себя как независимую партию - ПЛСР (партию левых социалистов-революционеров). Они вошли в Совнарком и получили несколько министерских постов. Спиридонова по решению партии осталась работать в ее ЦИК.

Мария Спиридонова сыграла одну из решающих ролей при разгоне большевиками Учредительного собрания. А до начала работы Учредительного собрания левые эсеры поддержали запрет большевиками партии кадетов, сделав один из шагов к началу гражданской войны.

Председателем Учредительного собрания был избран эсер Виктор Чернов. У правых эсеров, меньшевиков и кадетов сложилось на Учредительном собрании прочное большинство. Однако большевики и левые эсеры вначале устроили дикую обструкцию Председателю и выступавшим, а затем и вовсе покинули съезд. Спиридонова была одним из наиболее неистовых участников хулиганского крика и визга. Ленин же молча понаблюдал некоторое время «из-за кулис» за происходившим и ушел. Оценив обстановку и соотношение сил, он отправился писать декрет о роспуске Учредительного собрания. Затем матрос Железняков произнес знаменитое: «...Расходитесь, караул устал!».

На следующий день Учредительное собрание было распущено, а демонстрация протеста расстреляна большевиками. Были убиты и два правых депутата.

Мария Спиридонова сыграла исторически весьма негативную роль в Октябрьском перевороте и сопутствовавших ему событиях. Февральская революция принесла ей свободу. Но она, «борец за свободу», стала одним из самых деятельных похоронщиков демократических завоеваний Февральской революции. Керенский, Чернов и другие умеренные лидеры эсеров поддерживали установление в России либерального капиталистического строя, хотя и были социалистами-революционерами. Они не ставили перед собой и своими соратниками целей узурпации власти и охотно шли на сотрудничество в правительстве с умеренными представителями правых партий. Более того, яркий представитель партии эсеров, накопивший значительный опыт думской работы, Александр Керенский возглавил Временное правительство, а бывший эсер-боевик Борис Савинков стал руководителем военного министерства. Однако с возвращением Спиридоновой углубился раскол в партии эсеров на правых и левых. Левые эсеры за счет популистской демагогии сумели провести в Советы и Учредительное собрание многих своих депутатов. Сама Мария Спиридонова была ярчайшим популистом. Свои речи она произносила в состоянии крайнего эмоционального возбуждения. Она зажигала, заводила, возбуждала излучением своей колоссальной внутренней энергии толпы слушателей. Она, словно факелы, бросала в толпу лозунги, которые невозможно было на практике исполнить. Но менталитет русского мужика и рабочего работал в это время именно на таких неглубоких, но ярких популистов. За Спиридоновой пошли многие новые неискушенные члены партии эсеров.

Спиридонова, став лидером левых эсеров и будучи ультралевой революционеркой, обеспечила большевикам серьезную поддержку со стороны крестьян. Попутно она лишила значительной части партийной опоры Александра Керенского и Виктора Чернова.

«Развод» левых эсеров и большевиков стал назревать с начала 1918 года. Большевики Декретом о земле якобы приняли эсеровскую программу социализации земли, а на деле национализировали ее, лишив крестьян всякой свободы. Разногласия между левыми эсерами, поддерживавшими крестьян, и большевиками нарастали по мере реализации последними политики военного коммунизма. Большевики откровенно грабили крестьян, что не могло не вызвать противодействия со стороны левых эсеров. Спиридонова и ее сподвижники выступали за действительно советскую власть и первичность Советов, как ее органов управления. Большевики же поставили Советы с помощью различных ухищрений под свой жесткий партийный контроль. Политика поддержки крестьянства левыми эсерами усиливала их влияние на основную массу населения страны. Так на V съезде Советов левых эсеров представляли 30 процентов депутатов (на IV - 20 процентов). Быстро росла и численность их партии. Ленина весьма беспокоил этот стремительный рост влияния левых эсеров. «Попутчики», отыграв отведенную им вождем большевиков историческую роль, становились серьезной помехой в осуществлении его планов. Пожалуй, Гавриил Попов выдвинул правдоподобную гипотезу о сознательном и спланированном разрыве большевиков с левыми эсерами (Г. Попов. Как большевики победили советскую власть. «Известия». 8 июля 1998 г.). В этой статье приведена характерная выдержка из рассказа Л.Б. Красина о беседе Ленина по поводу его планов в отношении левых эсеров: «Рассказывая мне об этом предполагаемом выходе из положения, он с улыбкой прибавил: «Словом, мы произведем среди товарищей эсеров внутренний заем... и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем»». Таким образом, Ленин при неизменной поддержке Льва Троцкого и Иосифа Сталина решил спровоцировать левых эсеров на вооруженное выступление против большевиков, на террористические акты, чтобы иметь благовидный повод для их устранения с политической арены.

Окончательный раскол коалиции большевиков и левых эсеров произошел после подписания Брестского мира. Левые эсеры сочли этот договор предательством национальных интересов России. Спиридонова, однако, поддержала Брестский мир, но осталась в меньшинстве в ЦК и на съезде ПЛСР.

А Яков Григорьевич Блюмкин, убивший германского посла, фактически не пострадал именно за эту акцию. После некоторого перерыва во время гражданской войны он добровольно явился к большевикам, дал показания, устроившие их, и продолжил свою работу в советских карательных органах (ОГПУ). Яков Блюмкин был расстрелян по указанию Сталина в 1929 году за связь со Львом Троцким. Подобная терпимость к бывшему левому эсеру со стороны большевиков, возможно, и связана с той, вероятно, неосознанной помощью, которую он оказал большевикам в разгроме партии левых эсеров.

После июльского противостояния с большевиками Марию Спиридонову приговорили к тюремному заключению сроком на один год, но тут же амнистировали и освободили (29 ноября 1918 г.). Ленин все-таки помнил о той помощи, которую оказала ему Мария Спиридонова в совершении Октябрьского переворота и последующем удержании власти.

Левых эсеров было довольно много среди командиров и комиссаров Красной Армии. В июле последовало соответствующее указание Ленина, и Троцкий со Сталиным устроили кровавую «чистку» от бывших союзников в Красной Армии. Партия левых эсеров была разгромлена. На VI съезде Советов она была представлена всего 1 процентом депутатов. Большевики и Ленин установили свою полную диктатуру, устранив с политической арены последнего политического конкурента.

Выйдя на свободу, Мария Спиридонова продолжила агитацию и борьбу против большевиков. Ее снова арестовали 18 февраля 1919 г. Но Ленин прекрасно помнил о помощи, оказанной большевикам со стороны Спиридоновой, во время Октябрьской революции. Поэтому и приговорили Спиридонову вновь лишь к символическому наказанию - году санаторного лечения.

Левые эсеры организовали ее побег. Она ушла в подполье и продолжила заниматься партийной работой.

Спиридонова или, как ее нежно называли в партии левых эсеров, Маруся, нужна была партии эсеров как символ, как вера в возрождение партии, в ее грядущую победу.

Ночью 26 октября 1920 г. больную тифом Спиридонову арестовали в третий раз у нее на квартире. С учетом болезненного состояния Спиридонову продержали около месяца под домашним арестом, затем перевели в лазарет. «Марусю» выпустили в сентябре 1921 г. под гарантию ЦК партии эсеров о прекращении ее политической деятельности. Два года Спиридонова вместе со своей верной и неизменной подругой Измайлович, членом ЦК партии эсеров (Измайлович сопровождала ее повсюду в ссылках), прожила в подмосковной Малаховке под контролем ВЧК. Из Малаховки Спиридонова попыталась бежать за границу. Но большевистская власть - это не императорская власть, при которой и эсеры, и большевики, и меньшевики, и народники нелегально сновали туда-сюда через границу. Спиридонову задержали и сослали на три года в калужский совхоз-колонию, а затем отправили подальше, в Самарканд.

В 1930 г. набиравшие силы чекисты Сталина вспомнили про легендарную Марусю. Ее вновь приговорили к трем годам ссылки. Потом добавили еще пять. Отбывала Спиридонова эту ссылку в Уфе, добросовестно работая экономистом в местном отделении Госбанка. О какой-то борьбе с большевиками и вообще о политической деятельности она уже и не помышляла.

В ссылке она вышла замуж за своего старого товарища по партии, члена ЦК партии левых эсеров Илью Майорова. Казалось бы, пожилая женщина, бывшая знаменитая революционерка, наконец, обрела на старости лет покой и счастье. Ее заметный вклад в победу большевиков, в разгон Учредительного собрания, казалось бы, должен был перевешивать ее кратковременную и неудачную борьбу с большевиками. Но не тут-то было. В феврале 1937 г. Спиридонова вновь была арестована, приговорена к 25 годам, а затем расстреляна в 1941 г. вместе с мужем при приближении немецких войск к Орлу, где она сидела в тюрьме. Место ее погребения не найдено. Реабилитирована Мария Спиридонова была Верховным судом СССР в 1990 году.

Трагическая судьба Марии Спиридоновой, легендарной женщины-революционерки, с юности ступившей на тропу террора, прямой посыл из глубины истории всем идеологам и практикам террора и кровавых революций.

Биография

После февральской революции освобождена по распоряжению министра юстиции А. Ф. Керенского и 8 марта 1917 года прибыла в Читу , а уже оттуда в мае приехала в Москву , где стала играть одну из главных ролей среди левых эсеров. Войдя в состав Оргбюро левого крыла партии, работала в Петроградской организации, выступала в воинских частях, среди рабочих, призывая к прекращению войны, передаче земли крестьянам, а власти - Советам . Она сотрудничала в газете «Земля и воля », была редактором журнала «Наш путь», входила в состав редколлегии газеты «Знамя труда »; выступая с программными заявлениями. Спиридонова была избрана председателем на Чрезвычайном и II Всероссийском крестьянском съездах, работала в ЦИК и в крестьянской секции ВЦИК .

Спиридонова осознавала необходимость сотрудничества с большевиками. «Как нам ни чужды их грубые шаги, - говорила она на I съезде ПЛСР(и) 21 ноября 1917 г., - но мы с ними в тесном контакте, потому что за ними идет масса, выведенная из состояния застоя». Она считала, что влияние большевиков на массы носит временный характер, поскольку у них «всё дышит ненавистью», и что большевики обанкротятся на второй стадии революции. Такой стадией, по её мнению, станет «социальная революция», которая скоро вспыхнет, но получит шансы на успех лишь в том случае, если превратится в мировую. Октябрьская революция как «политическая» есть лишь начало революции мировой. Советы она характеризовала как «самое полное выражение народной воли».

Вплоть до провозглашения 18 ноября 1917 г. левоэсеровским совещанием себя Первым съездом ПЛСР Спиридонова питала надежду на завоевание левыми большинства в ПСР. В то время Спиридонова выполняла важнейшую для левых эсеров задачу по завоеванию на их сторону крестьянского большинства на чрезвычайном и II Всероссийском съездах крестьянских депутатов. «Нам необходимо как молодой партии, - говорила она I cъезду ПЛСР, - завоевать крестьянство». Ставка на Спиридонову была сделана левоэсеровским ЦК не случайно. К ореолу великомученицы она к тому времени сумела прибавить, во многом благодаря популизму, известность эмоционального оратора, публициста и политического деятеля, отстаивающего крестьянские интересы. Джон Рид называл её в тот момент «самой популярной и влиятельной женщиной в России».

В 1923 году неудачно пыталась бежать за границу и была осуждена на 3 года ссылки в калужскую совхоз-колонию. Затем находилась в ссылке в Самарканде (1925-1928) и Ташкенте (1928-1930).

Реабилитирована частично в 1988, полностью в 1992 году.

Идеи

«Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти, единственных по силе в России. Власть советов - это при всей своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и Земства. Власть советов - аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле, то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу. И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию, руководясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик разгоняет или убивает насильников-назначенцев - это-то и есть красный террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того, чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее - их дело, а не чужое. Что она сама [масса] творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и только тогда она будет способна к безграничному подвигу. Поэтому мы боролись с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК. Советы не только боевая политико-экономическая организация трудящихся, она и определенная платформа. Платформа уничтожения всех основ буржуазно-крепостнического строя, и если бы правые делегаты пытались его сохранить или защищать в советах, сама природа данной организации сломила бы их, или народ выбросил бы их сам, а не ваши чрезвычайки, как предателей его интересов. Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в сознании трудящихся, жива в их душах до сих пор, и масса не изменяет себе, а ей изменяют. Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских работников, обнаруживаемое грубейшим пулеметным произволом, который был и до июльской реакции, когда вы уже часто репетировали разгоны съездов советов, видя наше усиление, - даст богатые плоды правым партиям. Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что авксентьевская американская красновская диктатура могут пройти, как по маслу. Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас - назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии».

Литература

• Кравченко Т. Возлюбленная террора. Серия: Женщина-миф. - М.: Олимп; Смоленск: Русич, - 1998. - 474 с. - 11 000 экз.
• Мещеряков Ю. В. Мария Спиридонова. Страницы биографии. - Тамбов: Центр-пресс, 2001. - 178 с.
• Безбережьев С. В. Мария Александровна Спиридонова // Вопросы истории. - 1990. - № 9. - С. 65-81.
• «Она могла умереть…»: (М. А. Спиридонова в тюремной психиатрической больнице) / Публ. подгот. Крылов В. В., Павлова Т. Ф. // Кентавр. - 1994. - № 1. - С.49-60.
• Лавров В. М. Мария Спиридонова: террористка и жертва террора: Повествование в документах / В. М. Лавров - М.: Прогресс-Академия, 1995. - 288 с.
• Рид Дж. 10 дней, которые потрясли мир. М. 1957, с. 247
• Владимирова В. Левые эсеры в 1917-1918 гг.- Пролетарская революция, 1927, № 1, с.112.
• Протоколы I съезда ПЛСР", М., 1918,с.34-35.

Ссылки

• Спиридонова М. А., Спиридонова А. Я. Письма
• Владимиров В. Е. По делу Спиридоновой
• Открытое письмо Марии Спиридоновой ЦК партии большевиков. Ноябрь 1918.
• Леонтьев Я. В.

СПИРИДОНОВА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

(род. в 1884 г. – ум. в 1941 г.)

Один из лидеров партии левых эсеров, террористка, участница Октябрьского переворота. По решению Тамбовского комитета эсеров привела в исполнение приговор, смертельно ранив жандармского полковника Г. Н. Луженовского. Из 57 лет жизни 34 года провела в царских и советских тюрьмах, на каторге и в ссылках. Реабилитирована в 1992 году.

«Девушка, чистейшее существо, с прекрасной душой – без жалости, с упорной жестокостью зверя всаживает пять пуль в человека!.. Их довели до этого, довела жизнь, с постепенностью, страшною в своей незаметности. Вот оно – движение; мы все живем и действуем не как люди, а как политические единицы без души, и казним, и убиваем, и грабим страну во имя ее блага. Все позволено – цель оправдывает средства». Это слова неизвестного автора статьи «Жертва губернской революции», посвященные женщине-террористке и будущей жертве террора М. Спиридоновой.

Мария родилась 16 октября 1884 года в Тамбове в дворянской семье Александра Александровича и Александры Яковлевны Спиридоновых. Они были довольно состоятельными людьми, имели собственный дом, дачу и паркетную фабрику. Мать все внимание уделяла пятерым детям. Отец служил бухгалтером в банке и зарабатывал порядочные деньги. Маруся была любимицей в семье и с малых лет родители возлагали на нее большие надежды: добрая, отзывчивая, щедрая, самостоятельная, не терпевшая несправедливости, она могла отдать нуждающимся все, что у нее было, в пять лет научилась самостоятельно читать, писать – без помощи гувернанток и учительниц. В гимназии она сразу стала лучшей ученицей, но и шалуньей слыла редкостной. К тому же открыто протестовала против режима и бездушия, царивших в гимназии, постоянно отстаивая свои человеческие права.

Терпение администрации было не беспредельным. В восьмом классе Марию исключили из гимназии с такой характеристикой, что продолжить обучение она не смогла и усиленно занялась собственным образованием. Да к тому же в 1902 году умер отец, и большая семья быстро обеднела. Девушке пришлось искать заработок, и она устроилась в канцелярию тамбовского дворянского собрания, хорошо зарекомендовала себя и была в добрых отношениях с сослуживцами. Умная, умеющая легко, красиво, доходчиво и сильно излагать мысли, она притягивала к себе людей. Эту способность Спиридоновой использовали товарищи по партии социалистов-революционеров (эсеров), когда направляли ее в рабочие кружки. Здесь ее очень любили и ценили как умного и образованного товарища. Она особенно привлекала своей решительностью, ясностью понимания трактуемой мысли и умением отстоять и доказать силу и значение идеи. Мария умела подчинять людей своему влиянию, могла увлечь за собой любого, настолько сильно было то впечатление, которое оставляла она в людях.

За участие в революционных демонстрациях 1905 года Мария впервые попала в тюрьму. В революцию Спиридонова пришла с обостренным чувством несправедливости, с ореолом революционной романтики, с верой, что социалистические преобразования создадут гуманное общество. А ради этого все средства хороши. Даже террор.

Четыре дня Спиридонова охотилась за своей жертвой, ночуя на железнодорожных станциях, чтобы привести в исполнение решение тамбовской организации эсеров – убить черносотенца Г. Н. Луженовского, руководившего жесточайшими карательными экспедициями в деревнях на ее родной Тамбовщине. 16 января 1906 года она настигла его на вокзале в Борисоглебске. Заплывший жиром душегуб наконец-то вышел на перрон поразмять ноги. Конечно, его тщательно охраняли казаки, но никто не обратил внимание на Марию. Крошечное кокетливое создание в гимназической форме, каштановая коса до колен, стреляющие озорными бесиками голубые глазки, модная шляпка и меховая муфточка с браунингом. Она выбрала удобное место – площадку вагона, и сделала первый выстрел. Спрыгнула на землю и вновь выстрелила. Возникший переполох позволил ей выпустить еще три пули. И все пять в цель: две – в живот, две – в грудь, одна – в руку. Если верить Спиридоновой, описавшей покушение в своем знаменитом письме, опубликованном 12 февраля 1906 года в газете «Русь», она не чувствовала никакого волнения в момент выстрелов, производимых в Луженовского. «Так как я, – писала она, – была очень спокойна, то я не боялась не попасть, хотя пришлось метиться через плечо казака; стреляла до тех пор, пока было возможно». Поражает и спокойствие, с каким девушка описывает метания раненой жертвы. «После первого выстрела Луженовский присел на корточки, схватился за живот и начал метаться по направлению от меня, по платформе. Я в это время сбежала с площадки вагона на платформу и быстро, раз за разом, меняя ежесекундно цель, выпустила еще три пули». Для революционеров, подобных Спиридоновой, Луженовский и прочие «душители народной свободы» были нелюдями, подлежащими уничтожению.

Шестую пулю девушка приберегла для себя и если бы не ее крик: «Вот она я. Расстреливайте меня!…» – и пистолет у виска, Марию в обстановке всеобщей паники и смятения просто бы не заметили. Но она готовилась к этому поступку и уходу из жизни сознательно и спасения для себя не видела. Нажать на курок Мария не успела. Ее били страшно, прикладами, сапогами. Маленькое тело волочили по перрону, по ступеням, размахнувшись, забросили в сани, беспамятное привезли в полицейское управление, раздели донага. В ледяной камере двое охранников Луженовского, Аврамов и Жданов, приступили к пыткам. Били нагайками, сдирали отслаивающуюся кожу, прижигали кровавые раны окурками. Ни единого крика о пощаде. Приходя в себя, она созналась, что исполнила смертный приговор. Скрывать о себе Спиридонова ничего не собиралась, но обнаружила, что забыла фамилию – назвалась ученицей седьмого класса гимназии Марией Александровой. Палачи так усердствовали, что врачи, осматривающие ее после допроса, пришли в ужас. Лицо – кровавая маска, почти все зубы выбиты, левый глаз практически ослеп, легкие отбиты, она оглохла на правое ухо, все тело – сплошная рана. Аврамов, уверенный в своей безнаказанности, перевозя в тамбовскую тюрьму изувеченную, измученную арестантку, надругался над ней.

Выжила Спиридонова, наверное, только молитвами крестьян, которые ставили за ее здравие свечи во всех церквах, когда узнали, что их палач умер, промучавшись 40 дней. 11 апреля был убит Аврамов, 6 мая – Жданов. Ответственность за устранение этих мерзавцев взяла на себя партия эсеров. Это случилось уже после заседания военно-окружного суда, вынесшего Спиридоновой 11 марта 1906 года приговор – смертная казнь через повешение. Но многочисленные газетные публикации, раскрывшие причины террористического акта, и обнародованная информация о зверствах и издевательствах, чинимых над ней, заставили суд изменить приговор на бессрочное заключение на Нерчинской каторге.

Мария, приготовившаяся к смерти, была настолько потрясена такой «гуманностью», что решила самостоятельно уйти из жизни. На это указывают многие исследователи. В. Голованов, в частности, утверждает, что девушка «действительно желала смерти, на свидании с сестрой просила не подавать в суд апелляцию, утверждая, что ее смерть нужна для счастья народа. Первоначальный приговор – смертная казнь через повешение – удовлетворил ее, она вновь сказала сестре, что смерть была бы лучшим концом для нее – “до того ее мысли были далеки от вопросов жизни, от возможности жить и работать дальше”. Замена смертного приговора каторгой была для нее ударом…» Только категорический приказ друзей по партии заставил арестантку изменить свое решение. Способствовал этому и роман по переписке с Владимиром Вольским. Восторженные любовные письма, которые он вначале посылал Марии по рекомендации партии, чуть было не переросли в серьезные чувства двух незнакомых людей. Они требовали свиданий, а Владимир даже был готов жениться. Тюремное начальство не допустило их сближения, аргументируя отказ тем, что первый брак Вольского не был расторгнут, хотя жена оставила его четыре года назад. Несостоявшиеся супруги встретились лишь в мае 1917 года. Они оказались настолько разными людьми, что даже не нашли общих тем для разговора.

Спиридонова воспрянула духом. «Разве вы не знаете, что я из породы тех, кто смеется на кресте. Будущее не страшит меня: оно для меня неважно, – важнее торжество идеи», – писала она на волю. Ее путь из пересыльной московской тюрьмы в Нерчинск был триумфальным. На каждой стоянке поезд окружали толпы рабочих. Охрана была вынуждена присутствовать на импровизированных митингах. Спиридонова говорила перед людьми просто и мощно, но, вернувшись в вагон, валилась без сил и захлебывалась кровью.

Трижды эсеры пытались организовать побег Спиридоновой, но неудачно. Она была освобождена в марте 1917 года по распоряжению министра юстиции А. Ф. Керенского и приступила к активной политической работе в Чите. В мае приехала в Москву, где стала играть одну из главных ролей среди левых эсеров. Войдя в состав Оргбюро левого крыла партии, работала в Петроградской организации, выступала в воинских частях, среди рабочих, призывая к прекращению войны, передаче земли крестьянам, а власти – Советам, сотрудничала в газете «Земля и воля», была редактором журнала «Наш путь», входила в состав редколлегии газеты «Знамя труда»; выступая с программными заявлениями. Мария Александровна активно включилась в политическую борьбу того времени. Она стала одним из организаторов партии левых эсеров. Ее избрали заместителем председателя ЦК. При поддержке большевиков Спиридонова занимала пост председателя II и III съездов Советов крестьянских депутатов, была членом ВЦИК Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Ее партия вместе с большевиками совершила Октябрьский переворот, и по многим важным политическим вопросам она поддерживала их позиции.

Но в период с мая по июль 1918 года в своих публичных выступлениях Спиридонова решительно осудила внешнюю и внутреннюю политику СНК, критиковала аграрную политику большевиков, говоря, что социализация земли подменяется национализацией. Вместе с Камковым она вела переговоры с членами исполкома «Революционной интернационально-социалистической организации иностранных рабочих и крестьян» по вопросу об организации антинемецкого выступления в Украине. 24 июня она председательствовала на заседании ЦК, принявшего решение «в интересах русской и международной революции положить конец т. н. передышке» и «в этих целях организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма».

К тому же как только Спиридонова осознала, что Декреты о земле в корне отличаются от программ эсеров, за которыми в революцию пришли крестьяне, она одобрила вооруженное выступление против большевиков, приняла в нем активное участие и взяла на себя организацию очередного громкого террористического акта – убийство посла Германии графа фон Мирбаха, которое вошло в историю мирового терроризма. В данном случае сама Спиридонова вместе с другими членами партии только вынесла приговор и подготовила операцию. В исполнение его привели Яков Блюмкин и Николай Андреев – оба эсеры и сотрудники ВЧК. Это убийство, которое изначально было на руку большевикам, полностью развязало им руки. Восстание было подавлено. Левые эсеры разделили судьбу ранее разгромленных кадетов, правых эсеров и других фракций. В стране фактически установилась однопартийная система.

Спиридонову арестовали 6 июля 1918 года на V съезде Советов. С этого дня жизнь для нее стала сплошной чередой заключений, слежек и ссылок. Первые аресты скорее напоминали изоляцию: посадили – постращали – выпустили – слежка. На свободе она не прекращала пропагандистской деятельности против большевиков. Своих мыслей не скрывала: правительство сравнивала с жандармерией, «молодчиков комиссаров» называла душащими народ мерзавцами. Во время очередного ареста в ноябре 1918 года написала в ЦКП(б) откровенное письмо, осуждающее позиции большевиков. «Ваша политика объективно оказалась каким-то сплошным надувательством трудящихся. Вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. Именем рабочего класса творятся неслыханные мерзости над теми же рабочими, крестьянами, матросами и запуганными обывателями. Ваши контрреволюционные заговоры, кому бы они могли быть страшны, если бы вы сами не породнились с контрреволюцией». Ее выступления перед рабочими носили еще более откровенный характер, заставляли их задумываться над сложившейся ситуацией в стране.

За инакомыслие Спиридонову в феврале 1919 года обвинили в контрреволюционной агитации и клевете на Советскую власть. «Санатории», психиатрические больницы ЧК, куда ее помещали под именем «Онуфриевой», окончательно подорвали здоровье женщины. Эта принудительная изоляция Спиридоновой стала одним из первых прецедентов применения карательной медицины. Мария Александровна была не в состоянии терпеть насилия над своей свободой и личностью. Жизнь ее превратилась в сплошной кошмар видений насилия, которые она испытала в царских тюрьмах. Три месяца Спиридонова практически не спала, затем отказалась от еды – 14 дней сухой голодовки. Товарищи по партии, Б. Камков и А. Измайлович (подруга по ссылке) с ужасом наблюдали, как она пытается уйти из жизни. Только сильный инстинкт самосохранения вывел ослабленный организм из тьмы небытия.

Но и разбитую туберкулезом, цингой, голодовкой Спиридонову большевики боялись, хотя фактически Мария Александровна «разоружилась». «С 1922 года я считаю партию левых социалистов-революционеров умершей. В 1923–1924 годах это уже агония. И без надежд на воскрешение, ибо рабочие и крестьянские массы ни на какие лозунги самого обольстительного свойства не поддадутся», – писала она впоследствии. Но так как Спиридонова не умела скрывать своего мнения и всегда открыто говорила о всех недостатках, для Советской власти она стала врагом, но врагом знаменитым – старую революционерку, террористку, боровшуюся с царизмом, трудно было незаметно уничтожить.

С мая 1923 года Мария Александровна стала политической ссыльной. Жила и работала в Самарканде, но политической деятельностью не занималась. Написала книгу о Нерчинской каторге, которая была напечатана в журнале «Каторга и ссылка» и вышла отдельным изданием. В это время Спиридонова вновь почувствовала себя молодой и энергичной – в ее жизни наконец-то появилась любовь. Она «обрела друга любимого и мужа». Илья Андреевич Майоров, бывший член ЦК левых эсеров, автор закона о социализации земли, был тоже сослан. Они жили дружно и старались не замечать постоянной слежки. Спиридонова знала, что о каждом ее слове, о каждой встрече становится известно в ЧК.

Доносы скапливались. В сентябре вновь арест, обвинение в связи с заграничными левоэсеровскими группировками и ссылка – теперь уже в Уфу. Здесь Спиридонова работала старшим инспектором кредитно-планового отдела Башкирской конторы Госбанка, крутилась по хозяйству, чтобы обеспечить сносную жизнь мужу, его сыну и престарелому отцу. А еще ухитрялась рассылать скромные посылки бедствующим друзьям, в прошлом своим единомышленникам.

В это время Спиридонова по-прежнему оставалась в числе самых популярных женщин тех лет. На митинге 1924 года в Берлине известная немецкая анархистка Э. Гольдман назвала ее «одной из самых мужественных и благородных женщин, которых знало революционное движение». А в Париже даже появился комитет, поставивший себе целью добиться переезда Спиридоновой во Францию, но им не удалось вырвать «эсеровскую богородицу» из лап ЧК. Несмотря на многочисленные ходатайства, в выезде за границу ей было отказано. Л. Д. Троцкий заявил К. Цеткин, хлопотавшей о здоровье революционерки, что Спиридонова «представляет опасность для Советской власти», а многие и вообще сомневались в устойчивости ее психики. Так, известный английский дипломат Р. Локкарт, бывший очевидцем выступления Спиридоновой еще на V Всероссийском съезде Советов (1918 г.), писал: «Сосредоточенный фанатичный взгляд ее глаз свидетельствовал о том, что перенесенные ею страдания отразились на ее психике. В качестве политической деятельницы она была не сдержанна, не деловита, но пользовалась огромной популярностью». Подтверждал это и Н.И. Бухарин, описывая случай того же времени. По его словам, они проезжали мимо рабочих, расчищающих снег по трамвайным линиям. На взмах «гр. Спиридонова достала браунинг и стала махать им, угрожая. Мне с большим трудом приходилось ее сдерживать, говорить ей: “Что вы делаете, разве можно?”» Он же характеризовал и ее поведение на митингах: «Все ее речи походили на истерические выкрики, она топала ногой, истерически кричала… Атмосфера была чрезвычайно тяжелая, напоминающая сцены из Достоевского».

Психологический надлом у Спиридоновой явно присутствовал, и тем страшней она была для большевиков. Для Марии Александровны начинался последний виток «кругов ада». В страшном 1937 году Спиридонова полной мерой оценила, что значит государственный террор против своего народа, о котором она предупреждала еще в 1918 году. Теперь ей инкриминировали подготовку покушения на К.Е. Ворошилова и всех членов правительства Башкирии, руководство несуществующей «Всесоюзной контрреволюционной организацией», вредительство, разработку террористических актов против руководителей государства, включая И.В. Сталина. По «делу» проходил 31 человек. Многие не выдерживали пыток и давали ложные показания. «Сломался» и муж Спиридоновой.

«Проявите гуманность и убейте сразу», – требовала измученная болезнями женщина. Но следователи продолжали изощренно издеваться, требуя признаний. Допросы продолжались по два-три дня без перерыва, сесть не позволяли. Ноги Спиридоновой превратились в черно-лиловые бревна. Обнаружив, что побои ее страшат меньше, чем личные досмотры, обыскивали по десять раз в день. Нашли самое уязвимое место – еще с первого ареста она с трудом переносила прикосновение чужих рук к телу. Но надзирательница тщательно ощупывала ее полностью.

13 ноября 1937 года, после 9-месячного заключения Спиридонова отправила открытое письмо в секретный отдел НКВД (в машинописной копии более 100 листов). Писала не для того, чтобы «увернуться от обуха». Она попыталась с какой-то исповедальной искренностью объяснить, что «дело эсеров» не что иное, как сфабрикованный «фарс на тему “Укрощения строптивой”», что страдают абсолютно невинные люди, давно отошедшие от политической борьбы. Спиридонова дала понять, что никакие измывательства не заставят ее дать ложные показания. Своего следователя она называла «хорьком, смесью унтера Пришибеева с Хлестаковым, фашистом и белогвардейцем».

Мария Александровна ненавидела ложь и если бы чувствовала за собой вину, то откровенно бы призналась в этом, так как почти полностью признала политику Советской власти, новый государственный строй и сталинскую Конституцию 1936 года. «А между прочим я больший друг Советской власти, чем десятки миллионов обывателей. И друг страстный и деятельный. Хотя и имеющий смелость иметь собственное мнение. Я считаю, что вы делаете лучше, чем сделала бы я». Спиридонова осталась все таким же идейным романтиком, каким была в 1906 году.

Столь откровенные признания не изменили ее судьбу. Мыслящие, убежденные люди пугали власть, были «врагами народа». Спиридонову приговорили к 25 годам тюремного заключения. Своего приговора полностью оглохшая женщина не расслышала. Отбывала срок она в орловской тюрьме. 11 сентября 1941 года М. А. Спиридонова, ее муж И. А. Майоров и 155 узников по очередному обвинению в «злостной пораженческой и изменнической агитации» были расстреляны в Медведевском лесу. Фашистские войска приближались к Орлу, а чекисты аккуратно выкапывали деревья, сваливали в ямы тела и сверху вновь сажали деревья, восстанавливали дерн. Найти место ее захоронения не удалось до сих пор. Лес хранит покой террористки и жертвы террора Марии Спиридоновой. Она жила, боролась и умерла как борец за социальную идею, так и не осознав, что не все идеи требуют жертв, а светлое будущее не может быть замешано на крови.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Англия и реформация. Генрих VIII, Эдуард VI, Мария, Елизавета. Шотландия и Мария Стюарт. Век Елизаветы. Гибель армады Теперь мы вынуждены обратиться к тем событиям, которые наполняют собой историю Англии в тот важный период времени, который начинается с