Пиджин - это упрощенный язык. Примеры пиджинов

В определенных условиях активные контакты между языками могут привести к формированию пиджинов. Что такое пиджин и в каких условиях он возникает? Пиджином называется смешанный язык, формирующийся, как правило, в процессе колониальных завоеваний и использующийся для общения между пришельцами-колонизаторами и коренным населением страны. Пиджин ни для кого не является родным языком, но представляет собою лишь инструмент межнационального общения.

На начальной стадии своего формирования пиджин характеризуется крайне примитивной грамматикой и очень небольшим лексическим запасом. Используется пиджин лишь в достаточно ограниченной сфере общения: торговля и выполнение не требующих особой квалификации физических работ. Лексика пиджина, как правило, более чем на 90% формируется на базе языка пришельцев-колонизаторов. Иначе и не может быть, поскольку причиной формирования пиджина являются, с одной стороны, попытки аборигенов объясниться с пришельцами на языке этих пришельцев, а с другой стороны - нежелание колонизаторов знакомиться с языками туземного населения.

Фонетика пиджинов наоборот тяготеет к фонетике аборигенных языков: произнося иноязычные слова, туземцы артикулируют в них звуки так же, как в своих родных языках избегают труднопроизносимых для них звуков и их сочетаний.

Грамматика пиджина всегда предельно аналитична. Словоизменение полностью или почти полностью отсутствует. Основное средство передачи грамматического значения - порядок слов. Основной способ словообразования - словосложение. При этом количество мотивированных слов в пиджинах, как правило, выше, чем в тех европейских языках, на базе которых они возникли.

Первые пиджины на базе английского, французского и португальского языков возникли в XV-XVII веках на западном побережье Африки в связи с появлением там в это время первых рабовладельческих факторий. В дальнейшем, вследствие колонизаторской политики европейских держав, процесс формирования пиджинов распространился на острова Океании и латиноамериканский континент. Всего в мире лингвистами зафиксировано около пятидесяти различных пиджинов.

Существовало несколько пиджинов и на базе русского языка: амурский пиджин, негидальско-русский, поволжский, кяхтинский. Наиболее изученным среди них является кяхтинский (маймачинский) пиджин, употреблявшийся в течение всего XIX века в районе города Кяхта, который был в то время центром пограничной торговли с Монголией и Китаем. Основной лексический фонд этого пиджина был заимствован из русского языка. Заимствования из китайского и монгольского составляют менее десятка слов: «бичи»(монг. писать), «фуза» (кит. лавка), «хао» (кит. отлично, браво), «жа-жа-жа» (кит. ха-ха-ха), «оё!» (кит. междометие, выражающее несогласие со словами собеседника). Кроме того, в кяхтинском пиджине сформировалось небольшое количество сложных слов, некоторые из которых. вероятно, были кальками с китайского: «рука-сапоги» (перчатки), «языка-меда» (лесть), «ума-конечайло» (сумашествие) и др.

Основным фонетическим законом кяхтинского пиджина был закон открытого слога. Это значит, что слог в кяхтинском пиджине мог оканчиваться только на гласный звук: сочетания двух и более согласных не допускались. В соответствие с этим законом, в кяхтинский пиджин заимствовались только те русские слова, фонетическая структура которых соответствовала схеме: согласный - гласный - согласный - гласный: воля, люди, манера, рубаха, рука и др. Слова же, в которых встречались сочетания двух или нескольких согласных, подвергались фонетическим преобразованиям в соответствии с указанным выше законом. Так, например, слово «бамбук» выглядело в кяхтинском пиджине как «бамебуки», слово «воротник» - как «воротинеки», а слово «шелк» - как «шолека». Подобные примеры можно множить.

Изменение имен по падежам в кяхтинском пиджине отсутствовало. Глагол не имел изменения по лицам и числам, но изменялся по временам: «за-моя бичи-еса» - «я пишу», «за-моя бичи-было» - я писал, «за-моя бичи-буду» - «я буду писать, я напишу».

Кяхтинский пиждин имел одно существенное отличие от всех остальных пиджинов, когда-либо существовавших и существующих ныне: он сформировался не в условиях колониальных захватов, но приграничной торговли, а в основу его лексики легла не лексика языка пришельцев (в качестве пришельцев здесь выступали китайские купцы), а лексика языка основного населения данной территории.

В начале XX века, в связи с прекращением приграничной торговли, кяхтинский пиджин выходит из употребления. К сожалению, памятников кяхтинского пиджина сохранилось очень мало, что затрудняет его изучение.

В ряде случаев, когда в зоне употребления пиджина складывается постоянное смешанное население, более тесным становятся межнациональные контакты, возникают смешанные браки, пиджин нативизируется. Это значит, что для определенного круга людей он становится родным языком, единственным средством общения не только с представителями другой народности, но и в своем кругу.

Нативизация пиджина неизбежно сопровождается расширением сферы применения пиджина и увеличением числа его функций. Следствием этого является резкое увеличение его словарного фонда и усложнение грамматических (в первую очередь синтаксических) конструкций. В результате нативизации пиджин становится полноценным языком. Языки, сформировавшиеся на базе пиджинов, называются креольскими языками.

В некоторых странах, получивших независимость во второй половине XX века, креольские языки приобрели статус государственных. Так, например, в Папуа - Новой Гвинее государственным языком стал неомеланезийский (ток-писин), в республике Вануату - язык бислама, на Соломоновых островах - неосоломоник, а на Сейшельских Островах - сейшельский язык. На этих языках ведется теле- и радиовещание, издаются книги, газеты, журналы, ведется преподавание в школах.

Другие креольские языки, как, например, джука в Суринаме, крио в Сьерра-Леоне, папьяменто на островах Аруба, Бонайре и Кюрасао употребляются почти исключительно в сфере устно-бытового общения.

А.Ю. Мусорин. Основы науки о языке — Новосибирск, 2004 г.

АКТУАЛЬНЫЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

ПИДЖИНЫ И КРЕОЛЬСКИЕ ЯЗЫКИ: ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

Н.Ф. Михеева

Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198

В данной статье идет речь о возникновении новых разновидностей языков - пиджинов и креольских языков, об их статусе, различиях и перспективах развития.

Ключевые слова: разновидность языка, пиджин, креольский язык, язык-лексификатор, бази-лект, стандартизация.

Так же, как и многие страны сегодня могут быть описаны как «развивающиеся», подразумевая, что они бурно развиваются в сфере экономики и образования, обычно по западному стилю, многим языкам на планете сегодня можно присвоить статус «развивающихся языков». Это означает, что они еще должны реализовать полностью свой «лингвистический» потенциал.

При этом нам бы хотелось подчеркнуть, что, несмотря на часто негативную реакцию со стороны даже самих говорящих на этих пиджинах и креольских языках, у них есть потенциал выполнить полный объем функций, присущих «развитым» языкам. К сожалению, во многих странах, где большинство населения говорит на креольском языке, все функции государства выполняются на других языках. Конечно, это резко ограничивает возможности большинства населения участвовать в принятии решений на государственном уровне. Х. Девонш, старый приверженец использования креольского языка в качестве официального в Карибской зоне, писал еще в 1986 г.: «...демократия не может быть сведена к трем минутам голосования у избирательных урн каждые 5 лет. Демократия, как это часто бывает в этих странах, „блокирует", при многообразии языков, доступ носителей креольских языков к информации относительно политических событий и решений, от которых зависит их жизнь... Политическая элита в этих странах не полностью отдает себе отчет в существовании „лингвистических" проблем, которые существуют при их общении с народом. Вероятно, они осознают коммуникативную „брешь" и манипулируют этим в своих собственных интересах».

Обратимся к рассмотрению пиджинов и креольских языков.

Пиджины и креольские языки почти всегда имеют низкий статус, даже когда они являются языками большинства. Обычно в обществах, в которых говорят на пиджине или креольском языке, присутствует ситуация диглоссии. В диглосс-ных ситуациях один язык («высший») будет выполнять все «важные» функции: государственное управление, образование и «высокая» культура (включая художественную литературу). «Низший» язык - в нашем случае пиджин или креольский язык - будет использоваться для других функций, связанных с общением в семье и церкви. При этом элита может сузить даже эти функции пиджина / креольского языка, отдавая предпочтение «высокому» языку во всех функциях. Общество целиком способно рассматривать пиджин или креольский язык как язык низших стратов и прибегать к нему лишь в редких случаях, что резко ограничивает его в функциональном отношении.

Безусловно, вопрос статуса тесно связан с вопросом, кто властвует в отдельно взятом обществе, где говорят на пиджине или креоле. Это те люди, у кого в руках власть и кто определяет, что является «стандартом», а что - низшей формой. В колониальные времена колонизаторы и местная элита определяли стандартный язык страны-завоевателя как норму, а местные языки, включая пиджины и креолы, - как низшие или субстандартные языки. Завоеванная многими странами независимость «смела» прежние элиты, но в большинстве случаев это никак не повлияло на статус пиджинов или креолов. Даже там, где появились положительные изменения в статусе развивающихся языков, часто это не приводило к практическим результатам, что могло быть благодаря власти, поддерживаемой новой элитой, которая могла «комфортно» использовать стандарт как язык-лексификатор. Они вполне могли иметь интерес в том, чтобы большинство населения было безграмотным, что позволяло первым контролировать доступ последних к национальным достижениям и институтам.

Перейдем к анализу проблемы дистанции.

Под дистанцией здесь мы понимаем восприятие двух языков как отдельных единиц, с «расстоянием» между ними, о чем свидетельствуют существенные различия в словаре и грамматике. Например, голландский и немецкий, хотя тесно связаны (достаточно дистанцированы друг от друга), признаются разными самостоятельными языками.

С другой стороны, значительные совпадения, особенно в словаре, типичны для креольских языков, которые тесно контактируют со своими языками-лексификаторами.

При этом можно встретить точку зрения на креол как на диалект языка-лексификатора; однако по причине его ассоциации с более бедными социоэкономиче-скими классами и теми, у кого нет власти в обществе, креол неизменно рассматривался как разновидность языка-лексификатора, находящаяся по сравнению с ним на более низкой ступени развития. По причине того, что до 90% лексического состава может быть общим в креольском языке и языке-лексификаторе, противникам признания креольского в качестве самостоятельного языка легко за-

являть, что это вовсе не отдельный язык, а лишь «плохая» форма языка-лексификатора, что, на наш взгляд, представляется абсолютно неприемлемым.

Известно, что классическая модель стандартизации предполагает стадию «выбора диалекта», на которой один диалект являет собой основу для стандартного языка. В большинстве случаев там, где это исторически произошло (исключая недавние случаи стандартизации, которая вовлекала «интервенцию» лингвистов и государственных служб, имевшую место в некоторых развивающихся странах), «специальный» диалект является единственным, на котором говорят в «центре власти и авторитета».

«Королевский английский» - это не условность, то же самое можно сказать о «королевском кастильском», представленном А. де Небрихой в 1492 г.

Креольские языки и пиджины не вписываются в эту систему. Во-первых, они обычно не представлены в «центрах власти», в которых узуален стандартный язык или язык-лексификатор. Во-вторых, число разновидностей, присутствующих в ситуации, когда контактируют пиджин/креольский язык и их лексификатор, создает сложности в выборе подходящего варианта для стандартизации. На первый взгляд базилект - разновидность, в наименьшей степени похожая на стандарт, - идеален для выбора, так как его нормы значительно отличаются от лексификатора. Останавливаясь на этой разновидности, мы, кажется, близки к решению проблемы дистанции. Однако это лишь создает новый клубок проблем: как идентифицировать «истинный базилект»? Тем более учитывая тот факт, что, как правило, большинство населения в любой стране не говорит на базилекте, как мы можем выбрать язык меньшинства в качестве базиса или стандарта?

Остановимся более подробно на анализе некоторых особенностей китайско-английского пиджина.

Китайско-английский пиджин - одна из самых «древних» разновидностей английского пиджина - лексификатора. Английский язык появился в Китае с открытием торговых путей между Китаем и Англией в 1664 г., и здесь «незамедлительно возникла разновидность английского пиджина - лексификатора» . Согласно точке зрения Р.А. Холла, англичане определили китайский язык как не-изучаемый, в то время как китайцы не хотели учить язык иностранцев, но были готовы учить «упрощенную» форму английского языка. Таким образом, пиджин английского служил интересам обеих сторон, которые «хотели держать друг друга на расстоянии вытянутой руки» . Дж. Холм отмечает, что китайцам было запрещено учить своему языку иностранцев, «ибо для них считалось удобным иметь возможность общаться во время торговых сделок друг с другом по-китайски, чтобы иностранцы ничего не поняли» .

Китайско-английский пиджин может уходить корнями в «ранний португальский пиджин», который использовался в португальской колонии Монако приблизительно в 1555 г., так как «некоторые из ранних отрывков китайско-английского пиджина... похожи больше на португальский, чем на английский» .

Китайско-английский пиджин употреблялся в основном в Китае приблизительно до 1843 г., когда Британия выиграла войну с Китаем и заставила китайцев

открыть несколько портов для иностранной торговли. Так китайско-английский пиджин распространился вдоль побережья Китая в XIX в. Его расцвет или «классический период» продолжался вплоть до 1900 г.; с этой даты начинается его закат, ибо китайско-английский пиджин приобрел к этой дате статус «позорного пятна», что часто происходит с пиджинами, и китайцы стали учить стандартный английский. К. Винном утверждает, что в Гонконге, последней британской колонии на китайском континенте, китайско-английский пиджин стал лингва франка среди китайцев с различной лингвистической основой. Китайский относится к языку с единой, древней системой письменности, но несколькими разговорными языками. Гонконг как «правильный тигль», который привлекал китайцев из различных частей, преимущественно - Кантон-говорящий, но здесь проживают и говорящие на других языках Китая. Следует подчеркнуть, что китайско-английский пиджин сейчас уже вышел из употребления даже в Гонконге. Можно констатировать, что он прошел полный «жизненный цикл» - от появления до исчезновения - около 300 лет.

Объем функций, который выполнял китайско-английский пиджин, был значительно сокращен. А. Бауэр отмечает, что лексикон, состоящий из 750 слов, был достаточным для большинства говорящих на нем жителей. Дж. Холм говорит о том, что абсолютное большинство слов пиджина было заимствовано из английского языка, но ассимилировалось к китайским фонотактическим правилам, т.е. к нормам китайской слоговой структуры.

Грамматически некоторые конструкции могут быть отнесены к китайским корням, например, использование -р181 ("р1ееее") после числительных и указательных местоимений, которые повторяют употребление классификаторов числительных в китайском языке. Известно, что в китайском числительные и указательные местоимения непосредственно не предшествуют слову, которое они определяют. Взамен должен находиться классификатор. Какой классификатор должен использоваться, зависит от семантики существительного, которое он определяет: таким образом, один классификатор служит для «называния» листьев, бумаги и оконных стекол и рам, другой - карандашей, дудочек и дирижерских палочек. Китайско-английский пиджин не призван создавать семантику этой системы, но сохраняет применение -р181 при обозначении числительных и указательных местоимений.

Приведем пример китайско-английского пиджина (пример взят из книги А. Бауэра «Меланезийско-и-китайско-английский пиджин» :

Foreigner. - Chin-chin fookkee?

Chinaman. - Belly well, belly well. Chinchin: whafo my no hab see taipan sot langim?

F. - My wanchee wun pay soo belly soon. Spose fookkee too muchee pigeon: no can maykee.

F. - How do you do, John Chinaman ?

C. - Quite well, thank you, sir. How is it that I have not had the honour of seeing you for so long?

F. - I want a pair of shoes soon. But I fear you are too busy to make them for me now.

C. - Cando cando: whafo no can: no ca-zion feeloo: my sabbee belly well: can fixee alla popa.

F. - Wanchee maykee numba wun ledda: feeloo no hab eulop ledda?

C. - No cazion feeloo. Can skure hab numba wun popa ledda

F. - Patchee wun piece sulek insigh all popa; wanchee finis chopchop; can do?

C. - Can see, can sabee; skure you day afoo mollo: taipan can sen wun piece cooly come my sop look see.

F. (seeing a woman in the back part of the shop) - High ya, fookee: my see insigh wun piecee wifoo. Dat you wifoo? My no sabee fookkee hab catchee wifoo. Tooloo?

C. - So fashion tooloo. Beefo tim wun moon, countee alla popa day, my catch dat piece wifoo.

C. - Most certainly I can. Why not? Don"t be afraid of that. I am sure I can make them all right.

F. - I want a pair made of the best leather; but perhaps you are out of European leather?

C. - Don"t be afraid of that. I can guarantee the leather to be the very best.

F. - Well, line them with silk nicely. I want them at once, if you can.

C. - I"ll see. I promise you them the day after tomorrow. Please, sir, to send a servant to my shop for them.

F. - Well, friend, who is that woman inside there? Is that your wife? I did not know that you had got married. Is it so or not?

C. - Yes, sir, quite true. Last month, on the most auspicious day I could select, I married her

Изучение пиджинов и креольских языков у нас в стране только начинается. Безусловно, данная тема, в том числе относительно китайско-английского пиджина, требует специальных многочисленных исследований.

ЛИТЕРАТУРА

Bauer A. Das melanesische und chinesische Pidginenglish. - Regensburg: Verlag Hans Carl, 1974. - 255 p.

Hall R.A. Pidgin and Creolle Languages. - London: Cornell University Press, 1966. - 179 p.

Holm J. Pidgins and Creolles. - Cambridge: Cambridge University Press, 1989. - Vol. II. - 530 p.

Whinnom K. "Linguistic Hybridization and the "Special Case" of Pidgins and Creolles" // Pidginization and Creolization of Languages. - Cambridge: Cambridge University Press, 1971. - Pp. 91-116.

PIDGINS AND CREOLLE LANGUAGES: PERSPECTIVES OF DEVELOPMENT

Peoples" Friendship University of Russia Mikluho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198

The article is devoted the issues of new language variety occurrence - pidgins and creolle languages, its status, differences and development perspectives.

Key words: language variety, pidgin, creolle language, language-lexificator, basilect, standardization.

В определенной ситуации пиджин может стать единственным языком сообщества, члены которого достаточно тесно связаны между собой, и начать обслуживать все (а не только некоторые, скажем, общение при торговле) коммуникативные потребности этого социума - в частности, использоваться как язык внутрисемейного общения. При этом для нового поколения такой пиджин становится родным, а часто и единственным языком. Этот процесс называется нативизацией, или креолизацией пиджина, а новая ступень развития контактного языка - креолом. Термин "креол" восходит к возникшему в Бразилии португальскому выражению crioulo, первоначально обозначавшему африканского раба, родившегося в Америке.

Являясь вспомогательным языком, пиджин обладает незначительным по объему словарем и упрощенной грамматикой; в зависимости от родных языков говорящих он распадается на различные этнолекты (этнические диалекты), специфика которых проявляется в словаре, грамматике и фонетике. В процессе креолизации эти различия нивелируются, увеличивается словарный состав, усложняются фонетическая и грамматическая структуры, хотя, как правило, они тоже остаются относительно простыми - что, впрочем, кажется естественным связать с недолгим временем существования тех известных науке языков, креольское происхождение которых не вызывает сомнений. Поскольку креолизация представляет собой процесс, причем многосторонне обусловленный и обратимый, трактовка некоторых промежуточных его стадий (еще пиджин или уже креол) может вызывать затруднения.

В настоящее время в мире насчитывается свыше шести десятков креольских языков, что в несколько раз превосходит число существующих пиджинов (в названии креольского языка может в той или иной форме присутствовать слово "пиджин", отражая предшествующее положение дел). Общее число говорящих на креольских языках оценивается примерно в 30 млн. Большинство креольских языков возникли в результате развития пиджинов на основе западноевропейских языков, однако имеется и некоторое количество пиджинов на неевропейской основе, например значительные по числу говорящих креольские языки китуба в Заире (5 млн. говорящих) и мунукутуба в Народной Республике Конго (ок. 1,5 млн. говорящих; оба на основе языка конго), джубайский арабский в Судане и некоторые другие. Процессы креолизации играли и продолжают играть заметную роль в истории развития крупнейшего африканского языка суахили.

Процесс креолизации пиджинов происходил в разных социальных условиях: в смешанных семьях, возникавших в береговых европейских укреплениях, на плантациях, а также среди беглых рабов, во многом воспроизводивших традиционные африканские культуры в условиях Нового Света. Источники словарного и структурного обогащения в этих случаях оказывались различными: в одних случаях язык-лексификатор (тот, из которого происходила большая часть словарного состава пиджина) продолжал оказывать влияние на складывающийся креольский язык, в других это воздействие полностью отсутствовало. Многое в судьбе креольского языка зависело и от динамики демографической ситуации на ранних этапах его развития: если такой язык уже обладал развитым словарем и стабильной грамматикой, но число тех, кому он стал родным, было невелико, вновь усваивавшие его люди привносили новую лексику и расшатывали сложившиеся стандарты фонетики и грамматики. В результате этого мог начаться процесс декреолизации, обратного превращения в пиджин. Поскольку в контакт вступали новые языки, словарные и грамматические новшества могли оказаться очень существенными; важное значение имела и степень воздействия на креолофициальных языков соответствующих территорий.

Наиболее известные группы связанных по происхождению креольских языков расположены по обоим берегам Атлантического океана. Здесь, начиная с эпохи Великих географических открытий, возникали пиджины на португальской, испанской, голландской, французской, английской основе. К ним восходит более трех десятков современных креольских языков Вест-Индии, Южной Америки, западного побережья Африки.

Несмотря на то, что история этих языков насчитывает 3-4 столетия, уровень взаимопонимания между креолами и соответствующими языками-лексификаторами невелик. Наглядное представление об этом дает перевод на ряд англо-креольскихязыков Атлантики английской фразы The dog of the man who lives in that house is named King "Собаку человека, который живет в этом доме, зовут Кинг".

Сарамаккан di dagu fu di womi dati di libi n a wosu de a king

Гайянский a man wa liv a da hous dag neem king

Ямайский di maan wa lib iina da hous daag nyem king

Барбадосский di dog da" bilong tu di man da" liv in da" hous, I neem king

Крио di man we tap na da os dog nem king

Из этих языков наиболее сложной была история крио и сарамаккана. Крио распространен в Сьерра-Леоне, где служит родным для полумиллиона человек.

Креолизация английского пиджина в районе современного Фритауна началась, вероятно, вскоре после основания здесь в 1663 английского форта; к концу 18 в. численность афро-европейских мулатов превышала 10 тыс. В это время сюда тремя партиями было переселено около 2 тыс. бывших рабов, получивших свободу за участие на стороне британцев в войне североамериканских колоний за независимость, к которым в 1800 добавилось еще 550 переселенцев с Ямайки. Англокреольские языки, которыми пользовались эти репатрианты, должны были заметно отличаться от местного. После отмены работорговли в Великобритании в 1807 сюда доставлялись все освобожденные английским флотом негры, незаконно переправляемые через Атлантику; большинство этих африканцев (более 7 тыс. человек) говорили на языке йоруба, который оказал заметное влияние на крио. С распространением к концу 18 в. крио в глубь материка (естественно, в форме пиджина) он подвергся влиянию местных языков. Еще сложнее история сарамаккана. С середины 17 в. на британских плантациях в будущем Суринаме складывается пиджин на английской основе, но вскоре туда прибывают переселенцы из Бразилии вместе с рабами, говорившими на креолизовавшемся португальском пиджине. В процессе контактов складывается англо-португальский пиджин, который, однако, не успевает приобрести единообразную стабильную структуру, поскольку идет постоянный приток новых рабов из Африки. С 1690, уже при голландской администрации, начинаются массовые побеги рабов с побережья в джунгли. Среди них и формируется в начале18 в. новый креольский язык сарамаккан (сейчас на нем говорят ок. 20 тыс. так называемых "лесных негров"). В основном словарном фонде этого языка преобладает английская лексика, но много слов и португальского происхождения, есть и слова, восходящие к многочисленным родным африканским языкам рабов, а также к голландскому. Вот как выглядит на сарамаккане первый десяток единиц так называемого стословного списка Сводеша в сравнении с английским(соответствующие английские слова приведены в скобках; слова сарамаккана, восходящие к английским, выделены полужирным шрифтом, к португальскому - курсивом, к голландскому - подчеркиванием): hii (all) "весь", sindja(ashes) "зола/пепел", kakisa (bark) "кора", bee (belly)"живот", bigi/gaan (big) "большой", fou (bird) "птица", njan (bite) "кусать", baaka (black) "черный", buuu (blood; соответствующее слово языка самараккан восходит не к английскому, а к голландскому bloed) "кровь", bonu (bone) "кость".

В других районах процесс креолизации шел иными путями. Система резерваций, получившая развитие в Северной Америке и Австралии, привела к объединению в них разноязычных народов. В одной из резерваций Орегона ведущим средством общения представителей 15 племен стал пиджин, известный как "чинукский жаргон" (на основе индейских языков чинук и нутка). Почти все вновь образовывавшиеся семьи были смешанными. Шаваш-вава ("индейский разговор"), как стал называться креолизовавшийся пиджин, для большинства детей стал родным, хотя с возрастом все усваивали и нормативный английский.

Сходным путем шла креолизация английского пиджина в Северной Территории Австралии. В поселках при англиканских миссиях селились аборигены разных племен, местный пиджин превратился в основное средство общения, а затем креолизовался. Сейчас этот новый язык, получивший название креол, является основным средством общения примерно для 10 тыс. человек и функционирует более чем в ста поселениях. Он стал использоваться в школьном обучении и в радиовещании. Совершенно по-иному складывалась судьба группы родственных английских пиджинов, функционировавших среди плантационных рабочих-меланезийцев в северо-восточной Австралии и Меланезии. Эти пиджины были достаточно развиты, однако смешанные браки были здесь скорее исключением. Тем не менее, по возвращению на родину меланезийцы Новой Гвинеи, Соломоновых островов и Новых Гебрид широко пользовались пиджинами в межэтническом общении. Позднее их стала использовать колониальная администрация и миссионеры. В городских центрах пиджины постепенно становились основными языками общения, но процесс их креолизации шел довольно медленно. В настоящее время наиболее развитые из этих языков (ток-писин в Папуа - Новой Гвинее и бислама в Вануату) получили официальный статус, используются в средствах массовой информации, в школе, на них создается художественная литература, но доля тех, для кого они стали родными и единственно известными языками, все еще невелика.

На эволюцию сложившегося креола важнейшее влияние может оказывать постоянный контакт с соответствующим языком-лексификатором, особенно в тех случаях, когда креольский язык не престижен и не имеет официального статуса. В этом случае стандарт креольского языка размывается и, наряду с "ортодоксальным"креолом, возникают формы речи, промежуточные между ним и языком-лексификатором. Таков, например, перевод простой английской фразы I gave him "Я ему дал" в разных вариантах гайянского креола: A giv im;A giv ii; A did giv hii; Mi di gi hii; Mi bin gi ii.

Типологическая специфика креольских языков объясняется их относительно недавним происхождением из пиджинов: все они отличаются сравнительно простыми фонологическими системами и довольно высокой степенью аналитизма. Нередко в креолах сохраняются и следы лексической бедности, свойственной ихпредшественникам-пиджинам, например, антонимичные прилагательные частообразуются при помощи отрицания ("плохой" передается как"не-хороший", "тупой" как "не-острый" и т.п.), ср. "плохой": ток-писин nogut, сранан no bun, "тупой": ток-писин nosap, гаитянск. pa file.

Изучение креольских языков, равно как и пиджинов, началось в конце 19 в., однако долго находилось на периферии лингвистической науки. Положение стало меняться в 1950-х годах после выхода книги У.Вайнрайха Языковые контакты (рус. пер. 1979) и особенно с 1970-х годов, когда представители ряда направлений лингвистики пришли к осознанию того, что процессы пиджинизации и особенно креолизации языков могут послужить важным источником сведений о происхождении языка и прежде всего о формировании грамматических категорий. Значительную роль в возникновении такого интереса сыграли, в частности, исследования Д.Бикертона и интерпретация их результатов в теоретических работах американского функционалиста Т.Гивона.

Развитие креолистики реанимировало также давнюю (еще в 19 в. ею активно занимался Г.Шухардт), но в течении некоторого времени считавшуюся всравнительно-историческом языкознании практически "закрытой" (не в последнюю очередь в силу ее неадекватной и во многом спекулятивной постановки в рамках "нового учения о языке" Н.Я.Марра) проблему соотношения дивергентных (расхождение языков) и конвергентных (их схождение) процессов в истории формирования языков и диалектов мира .

Новое в лингвистике, вып. VI. Языковые контакты. М., 1972

Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1979

Возникновение и функционирование контактных языков. М., 1987

Дьячков М.В. Креольские языки. М., 1987

Беликов В.И. Пиджины и креольские языки Океании. М., 1998

Языки

Когда у потенциальных собеседников нет взаимопонятных средств общения, а коммуникативная задача относительно сложна и не может быть решена при помощи элементарных жестов, коммуниканты создают новое средство общения – вспомогательный смешанный язык с крайне ограниченным словарем и минимальной, неустоявшейся грамматикой. Языки такого типа, а также их возможные эволюционные продолжения – пиджины и креольские языки (креолы) – называют контактными языками, а исследующий их раздел лингвистики – контактологией, или – чаще – креолистикой.

Основы креолистики заложены еще в XIX в. X. Шухардтом, однако как самостоятельное направление в лингвистике она стала развиваться лишь с 1950-х годов. Поскольку специфика контактных языков целиком обусловлена социальной ситуацией их возникновения и становления, креолистика вошла составной частью в более широкую дисциплину – социолингвистику.

Наиболее элементарный контактный язык в специальной литературе обычно именуется жаргоном. В контексте общего курса социолингвистики термин жаргон в этом значении не очень удачен, поскольку в социальной диалектологии за ним закрепилось иное значение (как указывалось выше, также не всегда однозначное). Этот термин используют не все креолисты; иногда первая фаза развития контактного языка называется препиджином (т. е. "до-пиджином"), в других случаях любой вспомогательный язык называется пиджином, а начальная стадия его формирования, соответствующая жаргону в только что указанном смысле, именуется ранним, или нестабильным, пиджином. Во избежание двусмысленности мы будем называть начальный этап формирования контактного языка препиджином. Поскольку контактный язык в ходе своего становления выполняет однотипные функции элементарной коммуникации, а процесс его стабилизации континуален, в подходящих контекстах термин пиджин вполне естественно использовать в широком значении и говорить о функциях пиджина (подразумевая и стадию препиджина) и о стабилизации пиджина (т. е. о переходе препиджина в пиджин).

Этимология термина пиджин не до конца ясна, хотя обычно считается, что он восходит к китайскому восприятию английского слова business; впервые он зафиксирован в 1807 г. в применении к англ о-китайскому пиджину (орфографически – pigeon); другой термин, использовавшийся в сходном значении, – лингва-франка.

Зарождение контактного языка

Контактный язык никогда не создается намеренно, он является результатом неудавшейся попытки выучить язык партнера по коммуникации. Препиджин возникает как компромисс между плохо усвоенным вторым языком начинающих билингвов и "регистром для иностранца", который создается теми, для кого этот язык является родным. Выбор языка, на базе которого формируется препиджин, определяется сугубо прагматическими причинами: основой его становится тот язык, редуцированная форма которого по тем или иным причинам оказывается более эффективной для коммуникации. В результате большая часть лексики пиджина обычно восходит к одному из контактирующих языков; такой язык в креолистике называется лексификатором.

Препиджин имеет узкую коммуникативную направленность, поэтому словарь его ограничивается несколькими сотнями единиц, а грамматическая структура крайне примитивна; грамматическая семантика при необходимости может передаваться лексическими средствами. И лексический состав, и грамматика препиджина отличаются нестабильностью; его фонетика максимально приближена к нормам родных языков говорящих.

Чем более регулярный характер имеют контакты, чем более постоянен круг тех, кто прибегает к услугам препиджина, тем выше вероятность стабилизации его словарного состава и грамматической структуры, превращения в стабильный пиджин.

Часто говорится, что пиджин (в широком смысле) "может возникнуть по случаю, даже за несколько часов – если критическая ситуация требует общения с минимальным уровнем понимания" ; например, в ситуации, когда "ньюйоркцы покупают солнечные очки в Лиссабоне" . Это не вполне верно: о препиджине можно говорить лишь тогда, когда ситуация общения повторяется в каких-то своих существенных чертах хотя бы для одной из коммуницирующих сторон – например, если португальцы, продавая очки разным иностранцам, общаются с ними на смеси португальского и английского языков (при этом степень владения английским языком покупателями может быть различной). Не следует думать, что в структуре препиджина все случайно и непостоянно: препиджин– это скорее некоторая макросистема, в которой заданы предельные границы колебаний тех или иных языковых подсистем – фонетики, порядка слов, семантических возможностей служебных и знаменательных единиц и т. п. Носителям препиджина интуитивно знакомы эти пределы, и в ситуации общения они взаимно сближают собственные препиджинные идиолекты, отличающиеся меньшим диапазоном вариативности, чем препиджин в целом.

Для языков с непрерывной историей, которыми традиционно занималась лингвистика, основными формообразующими факторами являются территориальные и социальные. На начальных стадиях формирования контактного языка значение их отступает на второй план. Ведущая роль здесь принадлежит этническому фактору, точнее, родному языку билингва, использующему (пре)пиджин в качестве вспомогательного языка. Каждый идиолект контактного языка обладает некоторой стабильностью уже на стадии препиджина; гарантом этой относительной стабильности служат неосознаваемые представления индивида о структуре человеческого языка, наличие и сущность которых обусловливаются его языковыми навыками. У лиц с одним и тем же родным языком эти навыки довольно близки, поэтому (пре)пиджинные идиолекты группируются в этнолекты в соответствии с родными языками индивидов: к одному этнолекту относятся контактные языки тех индивидов, которые имеют общий родной язык. Унифицирующим фактором в пределах этнолекта служит однотипная интерференция родного языка, проявляющаяся на всех уровнях.

Поскольку функциональное назначение пиджина – поддержание коммуникации между носителями его различных этнолектов, его история представляет собой решение извечного языкового конфликта между говорящим и слушающим. Говорящий консервативен и не заинтересован в каком бы то ни было изменении собственных языковых навыков (а они определяются в первую очередь родным языком), однако он вынужден идти на компромисс со слушающим, чтобы быть понятым адекватно. В каждом акте коммуникации говорящий и слушающий постоянно меняются ролями и достигают некоторого ситуативного "языкового консенсуса". Вступая в новые коммуникативные акты, каждый индивид корректирует свой идиолект в соответствии с языковыми требованиями нового коммуниканта. При постоянстве контингента лиц, пользующихся контактным языком, начинается его унификация. С расширением функций контактного языка и детализацией передаваемой при его помощи информации по необходимости усиливается взаимная конвергенция идиолектов коммуникантов.

Итак, процесс стабилизации и перехода препиджина в пиджин представляет собой взаимное сближение этнолектов, в ходе которого в пределах каждого из них унифицируются идиолекты. Направление этого сближения определяется численностью и, что важнее, социальным положением носителей отдельных этнолектов. Результатом взаимного сближения этнолектов является достаточно стабильный узуальный стандарт, впрочем, этнолектные различия в пределах этого стандарта обычно сохраняются и во вполне развитых пиджинах.

Если контингент говорящих на препиджине непостоянен, а потребность в его использовании возникает лишь от случая к случаю, он не достигает стабилизации и редко может существовать длительное время. На протяжении человеческой истории такие препиджины должны были возникать тысячи раз, но, поскольку от них не сохранилось никаких следов, они остались неизвестными науке.

Типы пиджинов и их эволюция

На ранних ступенях эволюции пиджины обслуживают минимальные потребности в тематически ограниченной коммуникации. В традиционном обществе чаще всего они возникают из потребностей торговли, но иногда используются и с более широкими коммуникативными задачами. Следует подчеркнуть, что при многогранных межэтнических взаимоотношениях пиджины не возникают: в этом случае развивается двуязычие. Существование торговых пиджинов отмечалось во всех частях света (некоторые подробности о русско-норвежском торговом пиджине см. ниже).

Менее специализированные пиджины встречаются реже. К их числу относится самый старый из известных пиджинов на европейской (южнороманской) лексической базе – уже упоминавшийся средиземноморский сабир, использовавшийся, по крайней мере с XII в., в контактах европейцев с арабами, позднее и турками.

Из неевропейских пиджинов многоцелевого назначения наибольшего внимания заслуживает так называемый чинукский жаргон – европейцам он стал известен с 1830-х годов, но возник заведомо раньше. Первоначальный район его распространения – низовья р. Колумбии, но позднее он широко использовался на пестрой в языковом отношении территории от Калифорнии до Аляски. Им пользовались носители не всегда родственных, но структурно близких индейских языков, поэтому типологически он достаточно маркирован; в фонологической системе, например, присутствуют поствелярные согласные и глоттализованные смычные. В XIX – первой половине XX в. он был хорошо известен лицам европейского происхождения; канадские рыбаки, например, использовали иногда чинукский жаргон при радиопереговорах с целью сохранить важную информацию в секрете от рыбаков-японцев.

Большинство пиджинов характеризуются почти полным отсутствием морфологии, но если они функционируют в среде типологически и материально близких между собой языков, то морфология может быть достаточно выраженной. Так, некоторые пиджины на основе языков банту сохранили довольно значительные элементы системы классного согласования; наиболее известный из этих языков – шаба-суахили, распространенный на юго-востоке Заира. (Разумеется, среди носителей родственных языков нужда в пиджине и возможность создания именно пиджина, а не койне возникает только при отсутствии взаимопонимания.) В условиях банту-европейских контактов в Натале возник пиджин фанагало (вероятно, в 1840-х годах). Его словарь на 70% восходит к языкам банту: в первую очередь к зулу, в меньшей степени – к коса. Около четверти лексики имеет английское происхождение, остальное – из языка африкаанс. Здесь классное согласование не сохранилось, но аффиксация для пиджина довольно богатая: например, множественное число образуется с помощью префикса та-: skatul "ботинок" – maskatul "ботинки", имеются глагольные суффиксы каузатива, пассива, прошедшего времени.

В литературе по контактологии в числе пиджинов нередко упоминаются такие вспомогательные средства межэтнической коммуникации, как жестовые языки слышащих. При отсутствии взаимопонятной коммуникативной системы собеседники всегда начинают с использования иконич-ных жестов, но обычно они предпочитают как можно быстрее построить звуковой способ общения (жестикуляция надолго остается важным вспомогательным средством, дополняя складывающийся препиджин). Однако, по крайней мере в двух регионах, для межэтнического общения широко применялись развитые жестовые языки: среди индейцев североамериканских прерий и у австралийских аборигенов. В первом случае использовался единый жестовый язык на всем Среднем Западе США; в конце XIX в. им владели около 100 тыс. представителей различных племен. На территории Австралии функционировало несколько жестовых языков, каждый из которых объединял этнические группы, говорившие на взаимонепонятных языках. Австралийские жестовые языки в функциональном отношении не уступали звуковым, поскольку широко использовались и при внутри-этнической коммуникации (в частности, во время длительных инициационных обрядов и периода траура для вдов, длившегося до года и более).

Полное отсутствие каких-либо сведений по истории этих языков, а также специфический характер незвуковой коммуникации вообще, не позволяют подробно останавливаться на них.

Развитие техники мореплавания в начале Нового времени и последующая европейская колониальная экспансия привели к закреплению за пиджинами новых функций. Так называемые морские пиджины распространились в пунктах стоянки судов, совершавших трансокеанские плавания. Вскоре во многих таких пунктах возникли укрепленные поселения европейцев. На Атлантическом побережье Африки главная цель таких поселений была в захвате или покупке рабов, в Южной и Юго-Восточной Азии они преследовали в основном торговые цели. Первыми заокеанскую экспансию начали португальцы и испанцы, затем – англичане, французы, голландцы, иногда сменяя предшественников в одних и тех же пунктах. В ходе контактов с местным населением в XVI–XVII вв. возникали пиджины на основе соответствующих европейских языков. Эти или сходные пиджины использовались при работорговле, а затем на плантациях в Новом Свете. Самостоятельная группа пиджинов на основе французского языка возникла на ранее не обитаемых островах Индийского океана, где с XVIII в. было организовано плантационное хозяйство.

Непосредственных данных о пиджинах этого периода нет, и то немногое, что о них удается установить, реконструируется по материалам продолжающих их традицию более поздних стадий развития контактных языков.

С начала XIX в. морской пиджин бичламар (на английской основе) распространяется на островах Океании. Первоначально он использовался в местах стоянок китобоев затем – при заготовке сандалового дерева, ловле трепангов и т. п. К середине XIX в. команды в значительной мере комплектовались из матросов-океанийцев, так что пиджин использовался и на самих судах. С 1860-х годов начинается развитие плантационного хозяйства в Квинсленде (Австралия) и на некоторых островах Океании. В качестве рабочей силы использовались законтрактованные меланезийцы, достаточно хорошо знакомые с бичламаром, поэтому он становится рабочим языком плантаций. После окончания контракта бывшие рабочие стали широко применять его в межэтнических контактах на родине. Таким образом, с конца XIX в. в юго-западной Океании начинают независимо развиваться четыре потомка бичламара: ток-писин (на Новой Гвинее), бислама (на Новых Гебридах, сейчас Республика Вануату), пиджин Соломоновых Островов и брокен (на о-вах Торресова пролива).

В условиях колониального управления бывали и другие пути возникновения пиджинов. В британской колонии Папуа многоязычные полицейские силы использовали пиджин на основе австронезийского языка моту. Вскоре "полицейский моту" (сейчас он называется хири-моту) превратился здесь в основной язык межэтнического общения, а в ходе получения независимости Папуа – Новой Гвинеей этот пиджин стал даже символом борьбы сепаратистов за отделение Папуа.

Итак, стабилизировавшиеся пиджины представляют собой вспомогательные языки, располагающие устоявшимся, однако ограниченным словарем. Эти языки не имеют собственной этнической или социальной базы: для какого-либо ребенка пиджин может оказаться первым по времени усвоения, но он не остается единственно известным или основным языком общения, поскольку не располагает возможностями выполнять все те функции, которые предъявляются к языку обществом, в котором пиджин используется. В отношении словаря пиджин часто основывается на каком-то одном языке, однако его грамматическая структура отличается от языка-лексификатора; степень взаимопонимания между пиджином и лексификатором может быть невелика. Со стороны тех, для кого язык-лексификатор является родным, пиджин требует специального изучения. Однако последние, даже если они придерживаются стандарта пиджина в фонетике и грамматике, склонны при необходимости включать в текст на пиджине любую лексику из своего родного языка, оформляя ее "под пиджин", ср. подчеркнутые слова в записи текста на русско-китайском пиджине (говорит русский, расхваливающий продаваемую китайцу шубу): Его coma рубли купеза давай; его хаохаоды ю, да-дады ю; полтора года таскай, ломай не могу; его замерзни мею. "За нее [шубу] торговцы 100 рублей давали; она очень хороша, большая; полтора года проносишь – не порвется; в ней не замерзнешь".

Структурные черты, свойственные всем пиджинам, имеют самый общий характер: простота состава фонем и правил их реализации в речи, слабо выраженная морфология, неглубокий синтаксис.

По-видимому, существуют универсалии расширения семантики при пиджинизации. Например, утрачивается противопоставление глаголов типа "смотреть" – "видеть" или "сказать" – "говорить". Подобная лексическая "бедность" может сохраняться и на поздних стадиях развития контактного языка (разумеется, компенсируясь какими-то другими языковыми средствами); так, английским глаголам say–tell–speak–talk в ток-писине соответствуют только tok и spik. Еще одна универсальная особенность лексики пиджинов, проявляющаяся и в происходящих из них креольских языках, – образование антонимичных прилагательных при помощи отрицания, ср. "плохой": ток-писин nogut, сранан по bun (букв, не-хороший), "тупой": ток-писин nosap, гаит. pa file (букв, не-острый).

Значение многих лексических единиц с точки зрения языка-лексификатора может строиться с неожиданной метафорикой, а в пиджинах, возникавших в условиях социального неравенства, часты явно пейоративные семантические переходы (в самом пиджине в данном случае пейоратив-ность не ощущается). Ср. в ток-писине: banis (< fence} "забор; ребра", klok (< clock) "часы; сердце", masta (< master) "европеец", misis (< missis) "европейка", meri (< Mary) "меланезийка", manki (< monkey) "мальчик-меланезиец" (европейский мальчик будет обозначаться likhk masta "маленький маста").

Возможность стабилизации пиджина в значительной степени зависит от социальной и демографической ситуации среди его носителей. Как уже говорилось, лексически пиджин обычно строится на базе одного языка, причем в большинстве случаев он является целевым для тех, кто им не владеет. При достаточно большом числе носителей языка-лексификатора и отсутствии социальных барьеров между ними и остальными носителями складывающегося пиджина шансы на стабилизацию контактного языка невелики.

Формирующийся и даже стабилизовавшийся пиджин обычно считают испорченной разновидностью лексификатора: ломаным английским, испорченным французским и т. п., особенно те, кто хорошо владеет языком-лексификатором. Последняя категория говорящих на пиджине не только не видит нужды в его стабилизации, но и плохо подготовлена к такому исходу психологически. Эти лица и являются основным "дестабилизирующим фактором" не только складывающегося пиджина, но и более поздних этапов эволюции контактного языка. Они не образуют особой очерчиваемой группы в составе своего этноса; пиджин можно считать в какой-то степени пассивно известным даже тем носителям языка-лексификатора, которые и не подозревают о самом существовании пиджина. Те же, кто вынужден затрачивать специальные усилия для усвоения этого контактного языка, заинтересованы в его быстрейшей стабилизации.

Как только препиджин начинают использовать для общения между собой представители двух и более языковых групп, каждая из которых не владеет языком-лексификатором, он получает хорошие шансы на стабилизацию и превращение в пиджин. Иногда даже утверждается, что это единственный путь стабилизации пиджина, но факты говорят об обратном.

Русско-китайский пиджин, зародившийся во второй четверти XVIII в., первоначально использовался китайскими и русскими купцами в пограничных городах – русской Кяхте и китайском Маймачине, поэтому и именовался кяхтинским, или маймачинским, языком. Со второй половины XIX в. на Дальнем Востоке получил распространение другой вариант этого пиджина, использовавшийся русскими при общении с китайскими сезонными рабочими, а в Маньчжурии – с местным населением. В меньшей степени этот пиджин обслуживал контакты русских с монголами, а позднее с нанайцами, удэгейцами, корейцами, но никогда не применялся в контактах различных нерусских групп между собой. В большинстве русских идиолектов этот пиджин не отличался единообразием, но китайский этнолект был относительно стабилен уже в середине XIX в. Совершенно аналогично дело обстояло с китайским пиджин-ин-глиш, который использовался в прибрежной торговле на юге Китая.

Причина такой необычной стабилизации в обоих случаях заключается в том, что китайские этнолекты обоих пиджинов были в известном смысле нормированы: в Китае издавались учебные словари и разговорники этих пиджинов. Авторы соответствующих пособий выдавали изучаемые языки за нормативный русский и английский (трудно сказать, всегда ли при этом они были искренни). Китайские купцы, отправлявшиеся на границу торговать с русскими, были даже обязаны сдать экзамен на знание "русского" языка.

"Полицейский моту" стабилизировался также по довольно специфическим причинам: патрульная полицейская служба формировалась из представителей различных этнических групп, однако Порт-Морсби, административный центр Папуа, был на этнической территории моту, и складывавшийся пиджин должен был находиться под их деста-билизационным влиянием. Однако моту, традиционно предпринимавшие торговые экспедиции за сотни миль, привыкли пользоваться двумя торговыми пиджинами, кроме того, при общении с соседями они традиционно пользовались упрощенным кодом, который и послужил основой полицейского моту. Изучения своего подлинного языка чужаками они не поощряли еще в 1920-е годы.

Возможна и такая ситуация, что при контакте двух этнических групп каждая пользуется собственным пиджином. Так обстоит дело на о-вах Фиджи, куда с конца XIX в. в качестве плантационных рабочих завозили индийцев. Там возникло два пиджина: один на фиджийской основе, другой – на основе сложившегося здесь местного варианта хиндустани. При межэтнических контактах индийцы обычно пользовались первым из них, а фиджийцы – вторым. Вероятно, ведущим обстоятельством, способствовавшим стабилизации обоих пиджинов, было то, что они использовались параллельно. Для индийского пиджина важным оказалось и то, что индийская община была многоязычной и хиндустани для многих был вторым языком (впрочем, внутри индийской общины пиджин-хиндустани практически не использовался). На стабилизации пиджин-фиджи не могло не сказаться то обстоятельство, что в традиционном фиджийском обществе существовала традиция общения с иностранцами на особом упрощенном коде.

В редких случаях при двустороннем контакте может возникнуть пиджин, лексически достаточно удаленный от родных языков обеих групп. Это также способствует стабилизации пиджина. Образец такого пиджина – русско-норвежский пиджин, наиболее известный под именем руссенорск, на истории формирования и функционировании которого остановимся чуть подробнее.

Этот пиджин использовался при межэтническом общении торговцев, рыбаков и моряков в бассейне Баренцева моря, в первую очередь в ходе меновой торговли между русскими поморами и норвежцами Варангер-фьорда. Он назывался также моя-по-твоя (что может быть переведено как "я [говорю] по-твоему") и как-спрэк (букв.: "что говоришь?" или "что сказал?").

Торговые контакты между русскими и норвежцами восходят еще к новгородской эпохе; с конца XVIII в. они заметно расширяются и становятся все более интенсивными вплоть до закрытия границы после революции 1917 г. Первое упоминание о существовании здесь особого пиджина относится к 1812–1814 гг., хотя косвенные свидетельства можно найти и в предшествующие десятилетия. Общее число известных текстов на руссенорске невелико, в основном это записи диалогов, отдельных фраз и слов, сделанные непрофессионалами. Подавляющее большинство текстов записано норвежцами; тем самым русский этнолект диалогических реплик, приписываемых русским, предстает через призму его норвежского восприятия.

О фонетике руссенорска сказать можно немногое, однако есть основания считать, что существовала заметная межэтнолектная унификация: норвежские передние огубленные гласные заменялись задними, гортанное [h] давало, в соответствии с русской традицией, [g] (ср. ниже в тексте, норвежский этнолект: gc/при норв. hav "море")- Очень вероятно, что в русском этнолекте в словах русского происхождения [х] заменялось на [к].

В лексическом отношении руссенорск отличается от многих других пиджинов тремя взаимосвязанными особенностями. Во-первых, это наличие двух почти равноправных языков-лексификаторов: из примерно 400 известных единиц его словаря около половины восходит к норвежскому и около трети – к русскому. Есть сведения, что русские считали этот язык норвежским, а норвежцы – русским. Во-вторых, наличие десятков синонимических дублетов разного происхождения; по существу, можно говорить об одной сложной лексической единице, имеющей два плана выражения: skasi/sprxkam "говорить, сказать", balduska/kvejta "палтус", musik/man "мужчина", ras/dag "день", eta/den "этот", njet/ikke "не", tvoja/ju "ты" и т. д. При этом имеется тенденция использовать русские по происхождению единицы в норвежском этнолекте, а норвежские – в русском. В-третьих, многие словарные единицы руссенорска имеют двойную этимологию, т. е. либо в равной степени возводимы к русскому и норвежскому этимону, либо, определенно восходя к одному из языков, имеют серьезную этимологическую поддержку в другом. При этом речь идет не только о широко распространенных интернационализмах типа kaansul "консул", kajuta "каюта", vin "вино". Двойную этимологию имеет наиболее частотное служебное слово руссенорска – предлог ро (ср. рус. по и норв. ра "в, на, к"), столь же невозможно выбрать однозначный источник происхождения слова kruski "кружка" (ср. норв. krus). В некоторых случаях слова руссенорска являются контаминацией русского и норвежского: mangoli "много" (ср. норв. mange "много" и рус. Много ли ), ljugom "врать" (ср. норв. lyve и рус. лгать). В ряде случаев происхождение каждого из дублетов очевидно, но в другом языке имеется вполне очевидная этимологическая поддержка: dobra/bra "хороший", tovara/vara "товар" (ср. норв. bra, vare, значения те же).

Можно думать, что лексическая дублетность руссенорска не случайна. Точно такая же картина наблюдается в русско-китайском пиджине, где дублируются местоимения, числительные, ю/еси "есть", мию/нету "нет", ряд частотных знаменательных слов; имеется стойкая тенденция к распределению дублетов по этнолектам, китайцы почти не пользуются лексикой, восходящей к китайским этимонам, а те русские, которые достаточно хорошо владеют пиджином, предпочитают, по возможности, слова китайского происхождения. Ср. такой обмен репликами на базаре: (Русский): Тунтун игэян? "[Цена за] всё одинаковая?" – (Китаец): Ади-нака! "Одинаковая!". Вероятно, в этих случаях действовал своеобразный принцип вежливости "моя-по-твоя", признание социального партнерства.

Несколько десятков лексических единиц руссенорска восходит или к английскому и нижненемецким диалектам, или же к другим местным языкам – шведскому, финскому, саамскому. Наличие лексики первой группы вполне естественно: это "морские" интернационализмы, хорошо известные всем, кто связан с морем; вероятно, и попали они в руссенорск через посредство морских жаргонов.

Появление же заимствований из "сухопутных" (по крайней мере, в условиях контактов на Баренцевом море) языков – пусть и косвенный, но веский аргумент в пользу существования в этом районе отличных от руссенорска его "сухопутных" предшественников, известных норвежцам и/или русским.

Порядок членов предложения в руссенорске допускает колебания, но наиболее обычным является постпозиция предиката. При переходном глаголе имеется сильная тенденция располагать члены предложения следующим образом: глагол занимает конечную позицию, слева к нему примыкает немаркированный прямой объект, следующую влево позицию занимает дативный объект с предлогом ро, еще левее располагаются темпоральные и локативные сиркон-станты, также вводимые предлогом ро; подлежащее находится в максимально левой позиции, в начале предложения: Moja paa dumosna grot djengi plati "Я заплатил много денег на таможне"; Davajpaa moja skib kjai drikkom "Выпей чаю на моем корабле".

Наиболее загадочной особенностью грамматики руссе-норска является синтаксис отрицания. Показатель отрицания njet/ikke располагается перед тем словом, к которому оно относится, в целом повторяя порядок русского и норвежского; имеется, однако, одно серьезное исключение. В руссенорске различные актанты глагола (прямое дополнение, датив, подлежащее) могут помещаться между отрицанием и самим глаголом, что выглядит крайне необычно с точки зрения обоих языков-лексификаторов: Kor ju ikke paa moja mokka kladi? "Почему ты не принес мне муку?"; Раа den dag ikke Russefolk arbej, "В этот день русские не работают". Происхождение этой особенности, возможно, следует искать в финском языке, где аналогичный синтаксис при отрицании вполне обычен.

Соотношение руссенорска с языками-лексификаторами наглядно иллюстрируется следующим диалогом :

Креольские языки и пиджины возникают при контакте между людьми разных национальностей, когда появляется необходимость общения, но нет никакого общего языка, например, в процессе торговых связей или в таких крайних случаях, как колонизация и рабство. Такие языки обычно берут начало из многих языковых источников. И хотя в процессе пиджинизации или креолизации происходит некоторое упрощение языка, пиджин и криоли не являются настолько грубыми и примитивными языками, как часто о них думают, и могут обладать своей собственной, весьма уникальной структурой. Если раньше их считали не более чем курьезом, то теперь они занимают центральное место в изучении развития языка, и в постколониальное время многие из них стали национальными языками независимых народов.

Жители горных районов Папуа Новой Гвинеи, где высота гор превышает 12000 футов. Труднопроходимой и недоступной местностью, в которой вынуждены жить люди, можно объяснить существование множества изолированных племенных групп, каждая из которых говорит на своем собственном языке. пиджин криоли диалект океания

Думаю, что каждый из вас когда-нибудь слышал словосочетание "пиджин-инглиш", но часто его употребляют свободно, называя "пиджин-инглишем" различные нестандартные варианты английского или же просто ломаный английский. Однако пиджины -- это скорее упрощенные формы языков, появляющиеся в таких ситуациях, когда возникает временная необходимость общения между людьми, не владеющими общим языком. Обычно основой таких языков становятся слова из какого-нибудь одного языка, имеющего широкое хождение.

Например, представьте, что вы путешествуете в чужой стране, где живут очень доброжелательные люди, а рынки ломятся от дешевых и красивых продуктов и вещей. Вы хотите что-нибудь приобрести, и продавцы готовы продать вам свой товар, но как этого можно достичь, не имея общего языка? Сначала, скорее всего, вы постараетесь объясниться при помощи пантомимы, показывая на предметы пальцами, доставая купюры различного достоинства и выражая свое одобрение или неодобрение всеми знаками и жестами, которые только могут прийти вам в голову. Если же вы останетесь в стране на более долгий срок, возможно, вам придется выучить некоторые слова, например, названия каких-нибудь фруктов, слова "купить" и "продать", "да" и "нет", "прийти" и "уйти", личные имена, числительные и т.д. Гораздо сложнее будет выучить грамматику чужого языка, флексии, формы глаголов, систему склонений или особенности синтаксиса. Поэтому пиджины, возникшие в тесных рамках чисто деловых, торговых отношений, часто обладают весьма упрощенным строем и минимальным словарным запасом. Примером такого торгового пиджина является язык руссенорск, развившийся в девятнадцатом веке между норвежскими рыбаками и русскими купцами в пограничных районах. В нем около 300 слов и весьма ограниченная грамматика.

Возможно, такие торговые пиджины тысячелетиями использовались для общения людьми, контакты между которыми были ограничены, но особенно сильное развитие они получили в начале восемнадцатого века, когда началось массовое переселение народов. Главной причиной постоянного перемещения больших групп людей явился расцвет работорговли и менее жестокого наемного труда на тропических плантациях. Люди самого разного происхождения, главным образом, приехавшие из Африки и Азии, были вынуждены жить вместе, и часто в этой многоязыковой обстановке плантации общий язык вырабатывался на основе европейских языков, таких как английский, французский или нидерландский.