Что такое внутренняя форма слова примеры. Смотреть что такое "Внутренняя форма слова" в других словарях
Слово представляет собой сложное целое: оно имеет план выражения (те звуковые и буквенные комплексы, с помощью которых передаётся его произношение и написание) и план содержания (это информация о значении слова). Эти две стороны отражены в основных признаках слова - фонетической оформленности и семантической валентности (возможности слова сочетаться с определённым кругом слов в зависимости от его лексического значения). В.В. Виноградов отмечает: «Структура слова неоднородна в языках разных систем и на разных стадиях развития языка. Но если даже отвлечься от сложных вопросов истории слова как языковой категории, соотносительной с категорией предложения, в самом описании смысловой структуры слова еще останется много неясного… Лингвисты избегают давать определение слова или исчерпывающее описание его структуры, охотно ограничивая свою задачу указанием лишь некоторых внешних (преимущественно фонетических) или внутренних (грамматических или лексико-семантических) признаков слова. При одностороннем подходе к слову сразу же выступает противоречивая сложность его структуры и общее понятие слова дробится на множество эмпирических разновидностей слов» .
Для того, чтобы открыть верную производящую основу и уточнить вследствие этого значение слова и его связи с другими языковыми единицами, необходимо уяснить понятие внутренней формы.
Термин внутренняя форма слова введён в XIX веке А.А. Потебнёй. В.В. Виноградов, проследивший историю возникновения и формирования данного термина, отмечает, что «внутренней формой» слова многие лингвисты, вслед за В. фон Гумбольдтом и Х. Штейнталем, называют способ представления значения в слове, «способ соединения мысли со звуком» .
Р.А. Будагов указывает традиционную трактовку этого понятия, которой придерживаемся и мы: «Внутренняя форма слова - характер связи звукового состава слова и его первоначального значения, семантическая или структурная соотнесённость составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; способ мотивировки значения в данном слове. Слово характеризуется неразрывной связью его звуковой оболочки и значения, однако говорящим не всегда ясна эта связь…
…внутренняя форма слова - это первоначальное его значение, в основу которого положен какой-то определённый признак предмета или явления. При этом выбор такого признака не обязательно должен определяться его существенностью: это может быть лишь «бросающийся в глаза признак (Л. Фейербах); поэтому в разных языках один и тот же предмет может быть назван на основе выделения разных признаков…» . Однако Т.Р. Кияк отмечает: «…термин «внутренняя форма» можно воспринимать как несколько неудачный, поскольку не слова обладают внутренней формой, а люди «приписывают» её этим словам, сами носители языка выделяют из лексического значения отличительный признак (признаки) в качестве внутренней формы, структурируя её из известного им содержания единицы» . А.А. Зализняк пишет о том, что «особая теория внутренней формы имеется у П. Флоренского, который трактует её одновременно как «душу слова» и как «факт личной духовной жизни» человека, пользующегося данным словом» .
Р.А. Будагов ставит вопрос: «Как же осуществляется в слове связь между значением и звучанием?» . И далее отмечает: «Нетрудно заметить, что не все слова представляются нам одинаково мотивированными. Пятьдесят или шестьдесят без всякого труда осмысляются как состоящие из пяти и десяти, шести и десяти, тогда как сорок уже вызывает затруднения. Что кроется под звуковой оболочкой того или иного слова? Почему в одном языке стол называется столом, а в других - это tisch, table, mensa и т. д.?» .
И в самом деле, анализируя, например, слово лесник, мы уверенно можем заявить, что название этого денотата обусловлено производящей базой - словом лес, а суффикс - ник- указывает на профессию. Но вот как образовалось слово лес, полагаясь лишь на словообразовательный анализ, мы объяснить уже не можем.
«Слова всегда так или иначе мотивированы, только в одних случаях эта мотивировка лежит как бы на поверхности языка, а в других она осложнена целым рядом последующих - смысловых, грамматических и фонетических - напластований. Способ выражения понятия через слово, характер связи между звуковой оболочкой слова и его первоначальным содержанием и называется внутренней формой слова».
Языковеды отмечают, что в разных языках один и тот же денотат может получать своё наименование на основе различных признаков. Например, в русском языке слово лейка мотивируется тем действием, которое производит данный предмет. Английское же watering-pot (буквально - «поливающий горшок») с аналогичной семантикой указывает не только на функцию предмета, но и на подобие его с другим объектом материального мира - горшком.
Р.А. Будагов указывает: «Бросающийся в глаза признак» лежит в основе многих названий, а следовательно, и слов. Птица горихвостка некогда поразила человека своим необычайно ярким, как бы горящим хвостом («бросающийся в глаза признак»: гори + хвост; сравн. сорвиголова, крутиус). Этот поразивший человека признак и был положен в основу названия данной птицы. Разумеется, «бросающийся в глаза признак» предмета или явления вовсе не всегда оказывается таким эффектным, ярким. Он обычно бывает гораздо более «спокойным»: подсвечник - это «то, что находится под свечой», а наперсток - «то, что (надевается) на перст», т. е. на палец. Но и в подобных случаях обнаруживается определенный «бросающийся в глаза признак», определяющий название, формирующий слово.
Чтобы выявить своеобразие внутренней формы слова в каждом отдельном языке, очень полезно сравнить внутреннюю форму слова в одном языке с внутренней формой соответствующего слова в другом или других родственных языках. Сравнение поможет уяснить специфику слова в отдельном языке и покажет, как объединяются и чем отличаются друг от друга языки и в этом отношении…» .
Понятие внутренней формы весьма важно, так как «оно имеет под собой вполне определённую психолингвистическую реальность. Дело в том, что представление, что «истинным» значением слова является его «исходное» значение, необычайно глубоко укоренено в сознании говорящих» .
Часто происхождение слова затемнено, что обусловлено рядом факторов. «Утрата внутренней формы слова объясняется разными причинами: она может быть связана с утратой того слова, от которого образовано данное слово…, с утратой предметом признака, ранее для него характерного…, с существенными фонетическими изменениями облика слова в истории языка…» , а также семантическим расхождением исторически производного и производящего слов (деэтимологизацией) либо народной (ложной) этимологией, которой «…научная этимология противопоставляет своё главное операционное понятие - историческое тождество, т. е. первоначальное единство формы и значения» . Кроме названных Ф.П. Филиным, Ю.С. Маслов к причинам утраты мотивировки относит также «ненужность мотивировки с того момента, когда слово становится привычным» и закрепление лексемы в русском языке при заимствовании слова из другого языка [подробнее см.: 13, с. 114 - 115]. Этот процесс обусловлен также и экстралингвистическими факторами, например, тем, что «словарный состав языка непосредственно открыт для «вмешательства» людей, допускает замены конкретных единиц, выбор слов различного происхождения и образования» .
Т.Р. Кияк рассматривает имплицитную (затемнённую, неясную, немотивированную) и эксплицитную (прозрачную, ясную, мотивированную) внутреннюю форму слова. «Имплицитные внутренние формы (мы считаем, что данное понятие, как и понятие эксплицитной внутренней формы, необходимо применять в единственном числе - О.М.) представлены, как правило, простыми словами, принадлежащими в большинстве своём к первозданной лексике. Исключая грамматические аспекты, можно утверждать, что непроизводным языковым единицам свойственна с точки зрения современного состояния языка произвольность плана выражения по отношению к плану содержания, относительная независимость выбора означающего от характера означаемого».
Языковед отмечает, что производные слова в основной своей массе обладают эксплицитной внутренней формой, так как они мотивированы уже своим внешним видом, словообразовательной структурой и определёнными морфемами. И далее: «Чем ниже словообразовательный уровень лексической единицы, тем более высокой степенью общности она обладает и тем ближе внутренняя её форма значению; и наоборот, одновременно с уменьшением экстенсионала понятия происходит не только увеличение его интенсионала, но и конкретизация соответствующей внутренней формы. Можно утверждать, что корневые слова в целом абстрактнее и богаче объёмом понятия, чем производные единицы, и вместе с тем беднее по содержанию, поскольку, как известно, объём и содержание понятия находятся в обратном отношении» .
Т.Р. Кияк тесно связывает понятия внутренней формы и лексического значения слова, указывая, что «внутренняя форма простых слов в основном ориентирует на их лексическое значение. Более того, с некоторой степенью условности можно утверждать, что в знакомом для участников коммуникации корневом слове внутренняя форма в виде составной части, как признак, как образ, включается в его лексическое значение. В этом можно усматривать определённое преимущество простых слов… Отметим, однако, что внутренняя форма непроизводных лексических единиц зависит от многих экстралингвистических факторов (состояния субъекта, его опыта, знаний, возраста и т. п.)…» . Другой учёный, Ю.С. Маслов, более полно характеризующий данное отличие, пишет: «Мотивировку слова, даже в тех случаях, когда она совершенно ясна и «прозрачна», следует строго отличать от концептуального значения. Мотивировка есть как бы способ изображения данного значения в слове, более или менее наглядный «образ» этого значения, можно сказать - сохраняющийся в слове отпечаток того движения мысли, которое имело место в момент возникновения слова. В мотивировке раскрывается подход мысли человека к данному явлению, каким он был при самом создании слова, и потому мотивировку иногда называют «внутренней формой слова», рассматривая её как звено, через которое содержание (= значение) слова связывается с его внешней формой - морфологической структурой и звучанием.
Отличие мотивировки от значения ясно видно в тех случаях, когда одно и то же значение мотивировано в разных языках (см. пример выше - О.М.) или в словах-синонимах одного языка по-разному… Вместе с тем нередко слова с разными значениями имеют одинаковую или очень сходную мотивировку. Например, белок, беляк (заяц), бельё, бельмо, белка, белуга мотивированы одним и тем же признаком белого цвета; русск. ценный и сербскохорв. иeнан мотивированы связью с ценой (сербскохорв. цeна), но значения у этих прилагательных почти противоположные - русское значит `имеющий большую цену", а сербскохорватское - `дешёвый, доступный по цене". Отмечено, что значение, которое слово могло бы иметь в соответствии со своей мотивировкой и словообразовательной структурой, почти всегда шире того, которое оно фактически имеет в языке. Так, слово молочник могло бы в принципе обозначать любой предмет, имеющий то или иное отношение к молоку или к чему-то похожему на молоко, фактически же это слово в литературном русском языке закрепилось только в значениях `небольшой сосуд для молока" и `торговец молоком" (словари соответственно выделяют два омонима); в некоторых говорах имеется еще молочник `одуванчик"; однако, например, бидон для молока, молокозавод, разные блюда, приготовленные на молоке, молочный буфет, грудного ребенка, Млечный путь и многое другое, что могло бы называться молочником, так не называют и никогда не называли» .
Т.Р. Кияк рассматривает внутреннюю форму как явление синхронное. Мы же придерживаемся противоположной точки зрения, т. к. любое слово, даже с современной позиции языка производное, с течением времени может стать непроизводным, что и усложнит выявление его внутренней формы. По этому поводу Ю.С. Маслов отмечает: «В процессе функционирования слова мотивировка имеет тенденцию забываться, утрачиваться. В результате мотивированное слово постепенно переходит в разряд немотивированных» .
Изучая эксплицитную внутреннюю форму, Т.Р. Кияк пишет: «Если приведённое понимание внутренней формы корневых слов может вызвать некоторые сомнения, то в группе производных единиц внутренняя форма обнаруживается сравнительно легко и однозначно. Такая внутренняя форма актуализируется посредством различных словообразовательных средств, в частности морфем. Но при этом не следует забывать, что словообразовательным формантом может быть лишь морфема, наделяющая слово новым значением, а не его оттенком, в том числе и нулевая морфема, обеспечивающая переход слова в другую часть речи…
Внутренняя форма производной лексической единицы определяется в первую очередь её морфемной структурой. В качестве языковых средств репрезентации морфем способны выступать или корневое слово, или субститут морфемы в виде словообразовательного форманта…» .
Несмотря на близкую связь, понятие внутренней формы следует отличать от понятия словообразовательного значения, ибо последнее является лишь частью первого. Кроме этого, словообразовательное значение может быть свойственно ряду слов с различными формантами, в то время как каждая внутренняя форма рассматривается индивидуально.
Подводя итог рассмотрению типов внутренней формы, Т.Р. Кияк приводит следующую классификацию: «Таким образом, по своим семантическим, когнитивным и словообразовательным характеристикам узуальные внутренние формы подразделяются на:
1) эксплицитные внутренние формы:
а) синтаксические (лексемные) - например, «вычислительная машина»,
б) производные (морфемные) - например, «быстрота», «учитель»,
в) переосмысленные внутренние формы - выражения, образованные путём «семантического словообразования» (термин Е.С. Кубряковой) - например, «палец» - технический термин от «палец» - общеупотребительное слово…
2) имплицитные внутренние формы, т. е. внутренние формы непроизводных единиц (например, общеупотребительные слова - «дом», «рука», «огонь»).
К числу весьма спорных вопросов относится проблема внутренней формы производных и сложных слов-интернационализмов… Думается, при этом целесообразно различать существование субъективированной (имплицитной) и полуэксплицитной внутренних форм. В последнем случае внутренняя форма легко выявляется посредством морфемного анализа интернационализма, рассматриваемого как производное слово» .
Как и многие языковые явления, внутренняя форма слов обусловлена экстралингвистическими факторами. В.В. Виноградов писал: «Внутренняя форма» слова, образ, лежащий в основе значения или употребления слова, могут уясниться лишь на фоне той материальной и духовной культуры, той системы языка, в контексте которой возникло или преобразовалось данное слово или сочетание слов. Выбор той или иной «внутренней формы» слова всегда обусловлен идеологически и, следовательно, культурно-исторически и социально» .
Уместно отметить специфику внутренней формы заимствованных слов. Л.А. Булаховский пишет о том, что «иностранные слова поступают в заимствующий их язык обыкновенно без внутренней формы и не этимологизируемыми или очень слабо этимологизируемыми (в смысле соотношения их к гнёздам)» . Этой же точки зрения придерживается и Ф.П. Филин, который указывает, что при этом «отсутствие «внутренней формы» не мешает слову выполнять свои функции» .
Следует также учитывать зависимость между внутренней формой слова и его лексическим значением: «…внутренние формы являются лишь посредниками между лексическим значением и материальной языковой оболочкой…
Исходя из этого, вряд ли есть основание утверждать, что внутренняя форма слова представляет собой языковую мотивированность (тем более все её разновидности). Правильнее рассматривать мотивированность как свойство внутренней формы, как результат её соответствия значению, а внутреннюю форму - как основу мотивированности лексической единицы» .
Таким образом, следующее понятие, которое мы рассмотрим, - это понятие мотивированности (мотивировки) слова. Данный термин чаще всего рассматривается как синоним лексемы «внутренняя форма слова» Изучая этот вопрос, Ю.С. Маслов пишет: «Составной частью внутреннего содержания многих слов является так называемая мотивировка - заключённое в слове и осознаваемое говорящими «обоснование» звукового облика этого слова, т. е. его экспонента, - указание на мотив, обусловивший выражение данного значения именно данным сочетанием звуков, как бы ответ на вопрос «Почему это так названо?» .
Как уже отмечалось выше, слова могут быть мотивированными с современной точки зрения и немотивированными на синхронном срезе, однако объясняемыми исторически.
«Мотивировка, опирающаяся на реальный мотивирующий признак, может быть названа реальной (сравн. приведённые примеры). В иных случаях встречается фантастическая мотивировка, отражающая мифические представления, поэтические вымыслы и легенды. Так, в ряде языков названия дней недели связаны с именами богов языческой мифологии… Наконец, есть примеры чисто формальной мотивировки: ясно, от какого слова образовано данное слово, но непонятно, почему. Сравн. такие названия, производные от имен собственных, как антоновка (яблоко), анютины глазки.
Разными могут быть и способы языкового выражения мотивирующего признака. «Звуковая материя» языка создаёт возможность «изобразительной мотивированности», позволяя в той или иной мере имитировать характерное звучание предмета. Так возникают звукоподражательные слова вроде … пинг-понг, мяукать, мычать, каркать, кудахтать, бренчать, хихикать и т. д. …
Значительно чаще, чем «изобразительная», встречается «описательная мотивированность», т. е. «описание» мотивирующего признака с помощью обычного (незвукоподражательного) слова. Это можно наблюдать 1) при употреблении слова в переносном значении, 2) в производных и сложных словах.. Переносное значение мотивировано сосуществующим с ним прямым (переносное «второй степени» - переносным «первой степени» и т. д.), как в словах окно, зелёный и др… Производные и сложные слова мотивированы связью с теми, от которых они образованы…
Мотивировка слова бывает связана с его эмоциональными коннотациями. Это проявляется в сознательном отталкивании от слов с «неприятной» мотивировкой» .
Д. =Н. Шмелёв указывает: «Семантическая структура слова не остаётся неизменной. С исчезновением некоторых значений, появлением новых изменяется соотношение между значениями слова…» . При обнаружении неясной внутренней формы необходимо прибегать к этимологическим исследованиям.
Р. =А. Будагов отмечает: «Трудным является вопрос, относящийся к разграничению внутренней формы слова и его этимологии. Этимология - установление происхождения слова и его генетических связей с соответствующими словами других родственных языков - понятие более широкое, чем внутренняя форма слова. Для этой последней более существенна образная структура слова, тогда как этимология охватывает все слова данного языка и более последовательно привлекает материалы других родственных языков. Проблема внутренней формы слова подчиняется проблеме этимологии слова, как частное общему. Во внутренней форме слова первоначальное его значение обычно как бы вытекает из самой структуры слова. Структура слова четко обрисовывает его первоначальное значение. В этимологии же вообще эти связи могут быть и более сложными. Поэтому внутренняя форма слова является лишь частным, наиболее простым и наглядным типом этимологии и этимологического значения…» .
Т. =Р. Кияк же отмечает, что «главное отличие … между внутренней формой и этимологией состоит в том, что последняя рассматривается преимущественно гипостазировано, безотносительно к синхронному состоянию лексического значения, в то время как внутренняя форма, будучи имманентно присущей каждому слову, для носителя не всегда имеет скрытый характер, несмотря на возможное субъективирование её оттенков, особенно в случае восприятия или интерпретирования априори … можно также утверждать о существовании этимологической внутренней формы слова, обнаруживаемой посредством специальных исследований на определённом этапе развития языка ad hoc, и узуальной внутренней формы лексической единицы, функционирующей сегодня в языке» .
Изучая вопросы внутренней формы слова, В. =Г. Варина в своей статье «Лексическая семантика и внутренняя форма языковых единиц» даёт следующие выводы:
1. Внутренняя форма лексических единиц может быть определена как признак номинации, выражаемый словом и входящий в качестве особого компонента в состав лексического значения слова.
2. Внутренняя форма как основание номинации представляет собой синхронное явление в отличие от этимона, относящегося к диахроническому аспекту языка.
3. Сферой обнаружения внутренней формы слов будет в основном сфера так называемых «переносных» значений. В связи с этим необходимо, однако, сделать одну оговорку. Иногда в лингвистической литературе можно встретить высказывания, согласно которым внутренняя форма слова «совпадает с «главным» значением» или, иначе говоря, с «первичной семантической функцией слова» (Курилович 1962:247). Такая формулировка является, на наш взгляд, слишком общей. Более точным было бы, по-видимому, рассматривать в качестве внутренней формы не всё прямое (или главное) значение слова, которое состоит из комплекса семантических компонентов, а отдельные компоненты этого комплекса прямого значения, перенесённые в другую денотативную область. Перенесение в другую область номинации, а также отделение от всего комплекса признаков первичной номинации связано с некоторым видоизменением переносимых признаков.
4. Внутренняя форма в качестве компонента семантической структуры слова не всегда нейтральна по отношению к этой структуре в целом. Будучи динамическим компонентом значения, внутренняя форма в некоторых случаях выдвигается на первый план и обусловливает семантику слова. С этим связана её роль в синонимических отношениях лексических единиц и её значимость в полисемантической структуре слова.
5. В качестве компонентов значения признаки номинации многообразны, что даёт повод для их классификации. Одним из оснований такой классификации может быть разграничение их под углом зрения объективного и субъективного факторов. Классификация признаков номинации, в том числе и с этой точки зрения, может представить интерес для изучения семантики разных языков как в плане общих, так и различительных черт.
6. Случаи проявления внутренней формы при функционировании языка требуют специального изучения. К ним следует отнести прежде всего ситуации соприкосновения разных языков, которые возникают в первую очередь в процессе перевода, а также изучении иностранных языков» .
Анализируя сказанное В.Г. Вариной, хочется отметить, что мы согласны с большинством её положений. Однако не будет лишним сделать и следующие замечания:
1. Как уже отмечалось выше, мы рассматриваем внутреннюю форму слова как явление диахроническое.
2. Мы не считаем «переносное» значение слова основной сферой реализации его внутренней формы.
Внутренняя форма слова - связь звукового состава слова и его первоначального значения, семантическая или структурная соотнесённость составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; способ мотивировки значения в данном слове. Слово характеризуется неразрывной связью его звуковой оболочки и значения, однако в одних случаях эта связь для говорящих совершенно прозрачна, а в других - оказывается неясной; напр., вполне очевидно, что слова вторник и пятница называют второй и пятый день недели, а подснежник - это цветок, к-рый появляется «под снегом». Мотивировка значения в подобного рода словах достаточно ясна, т. е. ясна В. ф. с. Вместе с тем существует много примеров, когда мотивировка значения слов в совр. рус. языке оказалась утраченной, хотя она явно осознавалась в др.-рус. эпоху. Для того, чтобы понять эту мотивировку, вскрыть В. ф. с, нужны специальные разыскания. Воссозданием утраченной В. ф. с. занимается этимология (см.). Напр., в совр. сознании глагол стрелять и сущ. выстрел связываются со звуком, со стрельбой из огнестрельного оружия, а не со словом стрела, с к-рым они первоначально были связаны; В. ф. с. стрелять и выстрел оказалась забытой. Точно так же забыта В. ф. с. брак - "супружество", связанная с
глаголом брать (ср. укр. побратися - "сочетаться браком"), В. ф. с. портной, связанная с порты-"одежда* (портной - "тот, кто шьёт одежду"), В. ф. с. неделя - "нерабочий день" (от не делать, отсюда и понедельник - "день после нерабочего дня") и т. д.
Следовательно, В. ф. с- это первоначальное его значение, в основу к-рого положен какой-то определённый признак предмета или явления (см. Номинация). При этом выбор такого признака не обязательно должен определяться его существенностью: это может быть лишь «бросающийся в глаза признак» (Л. Фейербах); поэтому в разных языках один и тот же предмет может быть назван на основе выделения разных признаков, напр. рус. портной - нем. Schneider (от schnciden - "резать"); болг. шивач (от шия - "шить"); рус. напёрсток - букв, "надеваемый на перст" (перст - "палец") - нем. Fingerhut - букв, "палец-шляпа". Однако наряду со специфическими чертами в назывании предметов и явлений в разных языках может наблюдаться и общее в способах выражения понятий, что связано с общностью принципов человеческого восприятия. Так, если в рус. языке в названии подснежник отражается признак раннего появления этого цветка, то в нем. Schneeglokchen - букв, "снежный колокольчик" -тоже обнаруживается связь со снегом, но есть и дополнительный признак - форма цветка, в англ. snowdrop - букв, "снежная капля" - иное представление формы, но связь со снегом сохраняется, а во франц. perce-neige - букв, "пробивающийся через снег" - добавляется ещё и представление о движении.
Утрата В.ф. с, или демотивация, объясняется разными причинами: она может быть связана с утратой того слова, от к-poro образовано данное слово (так, утрата в рус. языке слова коло - "колесо" привела к утрате В. ф. с. кольцо - первоначально уменьшительное от коло и слова около - букв, "вокруг"), с утратой предметом признака, ранее для него характерного (так, город перестал быть связан с городить, т. к. города перестали огораживаться; мешок перестал быть связан с мехом, хотя первоначально это уменьшительное от мех), с существенными фонетическими изменениями облика слова в истории языка (напр., первоначально к одному корню восходят пары слов коса и чесать, городить и жердь, говор и жук, цена и каяться).
Сравним слова окно и подоконник. В слове окно звуковая форма и значение для нас никак не связаны. Почему именно этот звуковой комплекс называет отверстие в стене, для современного человека непонятно. Сравните слова других языков, имеющие то же значение: английское window, французское fenetre, немецкое Fenster, финское ikkuna. Предмет - один и тот же, но обозначен он различными комплексами звуков. Ни в одном из этих слов сами звуки не дают представления о предмете.
Иное дело - слою подоконник. Услышав или прочитав его, мы сразу понимаем, почему именно так называется доска под окном, на которую можно что-либо поставить. Смысл слова подоконник -вытекает из его строения, из его формы: под-окон-ник - «нечто, расположенное под окном». Следовательно, слово подоконник (в отличие от слова окно) имеет внутреннюю форму.
Таким образом, не все слова имеют внутреннюю форму, но лишь те, у которых сквозь их внешний облик, сквозь их строение просвечивает мотивировка названия: почему именно так назван предмет, действие или признак.
Сравним: шелковая травка и зеленая травка. Слово шелковая здесь имеет внутреннюю форму. Оно значит: «нежная, гладкая, блестящая, как шелк». Нам понятно, почему травка названа шелковой. В слове зеленая никакой мотивировки нет, это просто обозначение цвета травы.
Могут ли глаголы иметь внутреннюю форму? Не реже, чем существительные или прилагательные. Сравним две фразы. Мать говорит сынишке: «Перестань попугайничать*.» Что значит глагол попугайничать? «Повторять чьи-либо слова, подобно попугаю». В этом глаголе есть яркая внутренняя форма - оиа показывает, что это значение родилось из сравнения: попугай обычно повторяет чьи-то слова.
Внутреннюю форму имеют два класса слов. Один - это производные слова, т. е. слова, образованные от каких-то других слов. Тогда слово, лежащее в основе другого слова, и служит мотивировкой для его названия, позволяет ему иметь внутреннюю форму. Вот ряд названий самок животных:тигрица,львица, волчица, корова, овца, курица. Три первых слова имеют внутреннюю форму. Они образованы от названий зверей: тигр, лев, волк. Эти названия в них просвечивают, создавая внутреннюю форму. А слова корова, курица, овца внутренней формы не имеют, в этих словах нет формальной опоры иа другое слово (сравним названия соответствующих животных-самцов: бык, петух, баран).
Другой класс слов, имеющих внутреннюю форму,- слова с переносными значениями (см. Многозначность слова). Когда о человеке говорят: «Железо!» или «Дуб!», имеют в виду такие качества, как прочность (железа) и твердость (дуба) или, как возможное следствие, негибкость, крайнее упрямство.
Среди слов одной тематической группы могут быть и слова, имеющие внутреннюю форму, и слова, не имеющие ее. Сравните, с одной стороны, ландыш, ромашку, лилию, лютик (эти названия ничего иам не говорят о цветах) и, с другой стороны, колокольчик (напоминает
по форме колокол), подснежник (вырастает сразу из-под снега) и т. д.
Иногда слова, близкие по значению, имеют аналогичную внутреннюю форму в разных языках. Сравним название человека, профессия которого преподавать в школе: русское учитель (глагол учить), английское teacher (глагол to teach), немецкое Lehrer (глагол lehren), финское opettaja (глагол opettaa). Все эти слова называют преподавателя по действию учить.
Слова разных, даже неродственных, языков могут иметь схожую внутреннюю форму, но при этом быть образованы разными способами. Так, русский язык (один из славянских языков) и финский язык (принадлежит к семье фиино-угорских языков) нередко имеют схожую внутреннюю форму: русское черника (ягода названа по черному цвету) - финское mustikka {musta - «черный»); русское синяк - финское mustelma (буквально «черняк»). Эти слова образованы с помощью суффиксов. Но возможны и другие случаи: в русском языке суффиксальное слово, в финском - сложное (из двух основ). Вот примеры: колоколь-чик - финское kellokukka (kello - «колокол», kukka - «цветок», буквально «цветок-колокол»), сахар-ница - финское soke-riastia (sokeri - «сахар», astia - «сосуд»), баран-ина - финское lampaanliha (lammas - «овца», lampaan, liha - «мясо»).
Но может быть и так, что слова разных языков, одинаковые по значению, имеют разную внутреннюю форму. Сравним слова со значением «мороженое». В русском языке это нечто мороженое; сравним: английское ice-cream («лед-сливки»), французское glaces (буквально «льды»), финское jaatelo (jaa - «лед», глагол jaataa - «леденить», -1"6-суффикс с предметным значением), польское 1е-dy - «льды».
Итак, внутренняя форма - это передача (изображение) какого-либо значения с помощью другого значения.
С течением времени слою может утрачивать внутреннюю форму. Так произошло со словом окно, с которого мы начали эту статью. Когда-то оно было связано со словом око («глаз»), и окна были как бы глазами домов. Утрата внутренней формы может объясняться: 1) изменением значения слова, связанным с изменением действительности. Глагол стрелять разошелся со словом стрела, потому что люди теперь стреляют не стрелами; 2) утратой языком мотивирующих слов. Слово кольцо потеряло внутреннюю форму, так как утратилось слою коло («круг»), которое служило ему мотивировкой; 3) изменением фонетического облика слов. Вряд ли теперь можно догадаться (не имея специальных знаний), что слова конец и начало, коса и чесать восходят к одному корню.
Поэты и писатели в целях художественной выразительности могут воскрешать забытую внутреннюю форму слова или придавать ее слову, никогда ее не имевшему. В стихах Велимира Хлебникова:
За мыслевом кружевом
Кружевом - тужевом
Тын мой возник
В мой сладостный, младостный,
Радостный миг...
слово кружево, по аналогии попадая в ряд отглагольных поэтических новообразований (см. Окказионализмы) с суффиксом -ев(о): тужево от тужить, мыслево от мыслить (сравним обычные слова курево, варево, месиво, крошево того же типа), обретает утраченную связь с глаголом и внутреннюю форму: кружить - кружево.
«ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА СЛОВА» - название книги Г Г. Шпета «Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на темы Гумбольдта» (М., 1927); и одновременно центральное понятие, используемое им для обозначения существенно-смысловых связей и отношений. Шпет понимает под внутренней формой устойчивые алгоритмы языка, законы смыслообразования. Такие формы присущи не языку как таковому (В. фон Гумбольдт), но слову как конкретному предмету социально-исторической науки о языке. Шпет не принимает идею внутренней формы языка как основание исследования гуманитарного знания, поскольку язык как феномен (как целое) не может быть сам по себе взят в качестве единицы анализа когнитивных феноменов. Необходима еще и «часть» (слово), без которой язык теряет смысл, свое принципиальное значение «контекста» в исследовании гуманитарного знания. Действительно, в процессе обоснования выбора «слова» как первоосновы анализа методологического сознания Шпет делает акцент на следующих признаках: прежде всего, слово - это «отдельное слово», т.е. «некоторая последняя, далее неразложимая, часть языка, элемент речи». Но это отдельное слово в каждом конкретном контексте имеет определенный смысл. И именно эта связка, это отношение «слово- смысл» становится для Шпета основополагающим элементом, первоосновой, предопределяющей дальнейший ход его постановки методологических проблем. Дело в том, что «слово» у Шпета имеет еще одно значение: оно «употребляется в значении всей вообще, как устной, так и письменной, речи». А это значит, что связка «слово-смысл» может быть интерпретировано как отношение «язык (речь)-смысл». Поэтому слово, по Шпету, не является ни простым отображением «заранее данного порядка бытия», ни инструментом, позволяющим сконструировать полностью мир сущего. Слово диалектично по своей природе. Именно в этом пункте - методологически значимая точка схождения диалектики Гегеля и герменевтики в понимании Шпета. Диалектическая характеристика слова приобретает особое значение для Шпета в процессе формирования понятия В. ф. с. как системы отношений в основе сложной словесной структуры, где сплетение самих понятий формы и содержания, формы и материи в конечном счете приводит к утрате ими своего абсолютного характера, к тому, что одно превращается в другое. Внутренняя форма - закон и путь развития, движение, заложенное в слове, динамизм, который отображает динамизм, присущий мысли и деятельности человеческого духа. Внутренняя форма является творческим моментом и располагает множеством разнообразных стратегий: интенсивность звука, морфологическая форма и т.д. Шпет выделяет логическую и поэтическую внутреннюю форму. Логическая В. ф. с. является законом образования конкретного понятия, стремится к исчерпанию его смысла и объяснению всех возможных способов его употребления. Носителем собственно эстетических функций слова является поэтическая внутренняя форма, извлекающая смысл из объективных связей и включающая его в другие связи, которые подчинены не логике, но уже фантазии. Внутренняя поэтическая форма фундируется на логической внутренней форме, не утрачивая своего исконно творческого характера. Там, где имеется одна логическая форма, могут иметь место более чем одна внутренняя поэтическая форма; напр., «земля в снегу», «под белой пеленой», «под снежным покровом», т.е. многообразные поэтические формы «нанизываются» на одну логическую. В процессе анализа внутренних поэтических форм Шпет приходит к выводу о необходимости различения объективного смысла слова и его эмоциональной насыщенности. Экспрессивные оттенки выражения не содержат в себе собственно смысла, но они выражены в речи субъекта. Эмоциональной насыщенности слова, или экспрессии, соответствует познавательный акт, обозначенный Шпетом как «симпатическое понимание». Экспрессия дается в эмоционально насыщенном общении и предполагает наличие «общного», возникающего в общении, контекста понимания (сферы разговора). «Сфера разговора» - это своего рода метафорический конструкт, позволяющий Шпету достаточно точно обозначить проблему коммуникативного пространства, в котором не только происходит понимание и интерпретация слова как знака сообщения, но само Я как «социальная вещь» становится продуктом этого пространства. Однако исследование «симпатического понимания», равно как и вопрос о значении «сферы разговора», не являются в методологической концепции Шпета доминирующими; они были представлены в книге как «схема дальнейших возможностей» развития проблематики методологии гуманитарного знания. Т.Г. Щедрина
Внутренняя форма слова — признак реалии, положенная в основу ее языковой названия. Например, внутренней формой существительного стакан («стеклянный сосуд цилиндрической формы, без ручки, предназначенной для питья, хранения жидкости и т.д.») признак «стеклянная». Следовательно, тот, кто придумал это название, принял во внимание материал, из которого сделано предмет. Внутренняя форма слова является языковой универсалией, то есть присуща абсолютно всем словам всех языков мира.
Называя ту же реалию (денотат), носители разных языков нередко используют различные признаки, причем не всегда существенны. Так, цветок семьи Гиацинтовая в русском языке называется подснежник, а в украинском — подснежник. Русский при номинации использовал тот факт, что цветок прорастает под снегом, а Украинец — что она связана с лесом. Ср. внутреннюю форму названий подснежника в других языках: немецкое Schneeglöckchen (буквально «снежный колокольчик»), английское snowdrop («снежный капля»), французское perce-neige и польское przebiśnieg («пробийсниг»). Научное название подснежника Galánthus буквально означает «молочный цветок» (с древнегреческого gála «молоко» и ánthos «цветок»).
Внутренняя форма может полностью совпадать с лексическим значением слова (бракоделов, водонос, скрипач), быть уже, чем лексическое значение (столяр — кроме столов, столяры изготавливают и другие изделия из дерева), быть шире лексическое значение (водохранилище — это не любой которое хранилище для воды, а лишь «искусственный водоем, созданный путем перегораживания плотиной реки для хранения и регулирования запасов воды»), а также противоречить лексическом значению (белка — эти животные обычно рыжие; ср. еще высказывания пушечный выстрел, цветное белье, красные чернила ). Противоречие между внутренней формой и лексическим значением имеется в словах с переносным, метафорическим значением (небожитель «выдающийся художник или ученый, недоступной для простых смертных»).
Учение о внутренней форме слова разработал выдающийся украинский языковед А. А. Потебня, опираясь на учение о внутренней форме языка В. фон Гумбольдта. А. А. Потебня подчеркивал, что внутренняя форма слова часто содержит толкование или оценку обозначаемого предмета. Языковеды используют ее как один из источников воспроизведения языковой картины мира.
Типы
С точки зрения говорящего внутренняя форма слова бывает ясной, прозрачной (март, апрель, май) и затемненной, скрытой. Такой для украинськомовця есть внутренняя форма большинства чужих слов (абажур, сальто, кимоно) хоть носители языков, из которых эти слова заимствованы, могут его понимать. Внутренняя форма бывает затемненной и в удельных словах. Современные говорящие обычно не испытывают генетической связи между словами освіта і світло , середина і серце , цілий і цілувати , жити і жир , пити і пиво , мазати і масло . Внутренняя форма обычно затемняется через звуковые и смысловые изменения, потерю языке образующей слова. Например, россияне не осознают внутренней формы слов колесо, кольцо, около, потому русский язык потеряла слово круг, сохраненное в украинском.
Процесс затемнения внутренней формы слова называют деэтимологизация (или демотивацией). На материале русского и других славянских языков ее исследовал Л. А. Булаховский. Внутреннюю форму слова не следует путать с этимологией слова. Последний термин означает происхождения слова. Этимология как наука исследует происхождение и историю слов, в частности, проявляет затемненную внутреннюю форму слова.
