«Стихи читают люди с особой психофизикой» Поэты, издатели и критики обсуждают, кому нужна современная поэзия. Нужны ли нам поэты? На праздничных мероприятиях

Имеет ли поэзия такое же значение для современного человека, как для людей прошлых эпох? Для чего сегодня профессиональные авторы и любители пишут красивые и эмоциональные стихи, вкладывая в них всю душу?

Казалось бы, в современном мире, с его скоростями и меркантильными отношениями, превалирующими между людьми, не осталось места сантиментам. В прошлом остались времена, когда поэты имели популярность не меньшую, чем сегодняшние поп-звезды. Времена благородных рыцарей и нежных принцесс канули в лету, со всеми своими условностями. Кому теперь нужен «высокий слог»?

С древности считалось, что слова, объединенные особым образом во фразу, могут иметь магическое значение. Таким образом вызывали духов, изгоняли болезни, разговаривали с богами. Ни один обрядовый праздник не обходился без торжественных стихов , положенных на ритуальную музыку. Позднее, поэзия стала одним из направлений искусства, а мастера пера почитались наравне с высокопоставленными лицами. В современном мире рифмованные строки тоже нашли свое практическое применение.

В современной культуре

В основе любой популярной ныне песни лежат стихи. Насколько они хороши – это другой вопрос, но основным требованиям к подобным произведениям они отвечают: есть ритм и рифма. Стиль и содержание зависят от исполняемого произведения. За последние несколько десятилетий появилось множество музыкальных течений, что повлекло за собой создание текстов с новой стилистикой.

Пользователи Интернета часто используют рифмованные строки, чтобы лучше передать свои эмоции, донести до читателей настроение. «Свежие» сатирические стишки и забавные четверостишия по-прежнему радуют людей, на тематических ресурсах для них отведены целые разделы.

На праздничных мероприятиях

Любое торжество сложно представить без тостов, которые часто облекают в стихотворную форму. Так выступающий выглядит оригинальней, а его речь приобретает особую красоту и запоминается гостям надолго. К таким моментам готовятся заранее, проводя не один вечер за сложением строк. Те, кто не имеет такого дара или не хотят тратить время, могут заказать стихи у профессионального автора. Такой подход гарантирует качество произведения.

Праздник будет намного интереснее, если сценарий к нему написан в рифму. Это существенно повышает качество мероприятия и настроение всех присутствующих. С такой же целью стихами сопровождают конкурсы и другие веселые развлечения, которые не позволяют гостям скучать.

Для подарка

Сегодня, когда в магазинах можно купить все что угодно, были бы деньги, презенты, сделанные своими руками или заказанные специально для конкретного человека, ценятся особо. Все дело в их уникальности, а не денежном воплощении. Дорого время, которое потратили на его создание, и внимание к тому, кому предназначается презент.

С этой точки зрения, стихи в подарок – идеальное решение. Обычно сюрприз зачитывают вслух, а потом преподносят написанным на красивой открытке, сделанной в стиле «хэнд-мейд». Можно опубликовать его в местной газете, доверить прочтение по радио профессиональным артистам. В любом случае, человеку такой презент придется по душе.

В бизнесе

Незаменимы стихи во время продвижения товара или услуги на рынке. В печатных изданиях, на плакатах, вывесках и листовках, по телевидению или радио мы ежедневно видим и слышим рекламные обращения в стихах. Это прием, усиливающий влияние слов на сознание человека. Так обычные фразы проникают в подсознание и надолго остаются в нем, готовые в удобный момент проявиться и повлиять на решение о покупке.

Меняется все вокруг, и только по-настоящему прекрасные поэтические творения остаются в веках. Кроме культурной значимости, они имеют прикладное значение, становясь полезными в разные моменты жизни.

«Афиша» продолжает публиковать серию материалов про главные здешние мифы о книжной индустрии. Миф седьмой: современная российская поэзия живет в гетто: стихи пишут и читают примерно одни и те же люди. «Афиша» собрала поэтов, издателей и критиков, чтобы обсудить, почему современная поэзия непопулярна и что с этим делать, и попросила каждого из участников дискуссии выбрать любимое русское стихотворение последних двух лет.

Действующие лица

АНДРЕЙ
ВАСИЛЕВСКИЙ

главный редактор журнала «Новый мир», поэт

ЛИНОР
ГОРАЛИК

поэт, писатель,
эссеист, переводчик

ДМИТРИЙ
КУЗЬМИН

главный редактор
журнала «Воздух», поэт, критик, переводчик

ИЛЬЯ
КУКУЛИН

филолог, критик, поэт

АНДРЕЙ
КУРИЛКИН

главный редактор
«Нового издательства» и издательской программы института «Стрелка»

МАРИЯ
СТЕПАНОВА

поэт, главный редактор Openspace.ru

Гулин: Есть расхожее мнение, что современная поэзия — это вещь «для своих», что она потребляется тем же кругом, которым и производится, плюс какая-то маленькая прослойка вокруг него. Существует статья cоциологов Светланы Коро-левой и Алексея Левинсона, в которой они исследовали востребованность современной поэзии у студентов и выяснили, что она крохотная. Там есть очень точная формулировка, что современная поэзия — это «про всех, но не для всех». Это очень похоже на сегодняшнюю ситуацию, притом что статья написана 9 лет назад.

Кукулин: Сама ситуация неуспеха поэзии обсуждается, самое позднее, начиная с эпохи романтизма. Нынешняя «невостребованность» — отчасти иллюзия, возникающая из-за невольного сравнения с успехом поэзии в советские времена, когда она во многом выполняла не литературную, а социально-терапевтическую функцию. Я имею в виду, с одной стороны, Вознесенского, Евтушенко и других «легальных» шестидесятников; с другой — «интеллигентские» стихи 70-х, в диапазоне от Кушнера до Владимира Соколова, которые немножко отличались от окружающего фона и были популярны среди людей, которые устали от упрощенной соцреалистической поэзии. Поэзия тогда входила в жизнь на правах социально-культурной практики, которая позволяла человеку внутреннюю самостоятельность среди окружающей рутины. Сегодня такого рода терапию обеспечивает, например, артхаусное кино. И надо сказать, что сравнительная узость круга читателей — ситуация, характерная для всей Европы, и она стабильна, то есть число любителей поэзии не уменьшается. Немецкий поэт Ханс Энценсбергер не зря говорил, что число читателей поэзии в любой стране вне зависимости от ее размеров составляет 3000 человек.

«Стихи для всех» существуют. Просто мы, когда говорим слово «поэзия», выносим их за скобки. Они существуют как приложение к музыке»

Кузьмин: У Бродского в Нобелевской лекции более оптимистичная формула: стихи всегда читает один процент населения, желающие могут утешаться демографическим взрывом.

Кукулин: Почему так происходит? Об этом уже писали Левинсон и Королева: современная поэзия работает с достаточно дискомфортными переживаниями, с которыми не каждый соглашается иметь дело. Потому что современный город и так человека напрягает, и большинство горожан логичным образом стремятся через культуру анестезировать повседневные стрессы, а не анализировать их. Для того чтобы принять те переживания, о которых говорит поэзия, нужно ответить на вопрос: «А зачем тебе это нужно?» Людей, которые готовы над этим вопросом думать, никогда не будет много. Не потому что они лучше других — а потому что тут просто предполагается специальная психологическая ориентация.

Василевский: Тут прозвучала формулировка «стихи не для всех». Дело-то в том, что «стихи для всех» прекрасно существуют. Просто мы, когда говорим слово «поэзия», выносим их за скобки. Они другими людьми пишутся, иначе транслируются и существуют как приложение к музыке. Если мы суммируем аудиторию попсы, рока, авторской песни, рэпа, мы увидим, что это покрывает всю страну. Люди не живут вне поэзии, просто они взаимодействуют с ней иначе и, как правило, с плохой. Вот фильм «Брат», идет Данила Багров в наушниках, в которых играет «Наутилус». Представить его с книжкой стихов трудно. Но можно сказать, что этот типаж живет вне поэзии? Нельзя. Но мы с вами, когда говорим о по-э-зии, имеем в виду нечто другое. Но это нечто другое заведомо не адресовано большой аудитории.

вот срублено дерево и пенёк зарос
вот обрастающий цепочками писем
новый адрес ветки сообщений
пока вас не было в сети
то есть срубил дерево сел на пень
проверять почту а встал уже
с постаревшим телом кто это действует
скажи кто пишет когда тебя нет в сети
солнце сушит упавшее дерево
а когда ты есть кто пишет
дерево так и лежит
на пеньке никого нет
ты не можешь получать сообщения
или спрятался за деревом
оно лежит
ты живой или away
у тебя новый адрес
ты посадил дерево
это для меня
а ещё кто-то видит
оно прорастает сквозь дом

Кукулин: Слово «заведомо» у меня вызывает возражения. Никто из известных мне поэтов, с поправкой на немногих интравертов, не пишет только для узкой аудитории. Все хотят быть услышаны каким-то количеством людей, главное — чтобы аудитория была понимающая. Цифры здесь не так важны.

Кузьмин: Ну как не важны? Тоже важны. Но при этом танцевать надо от того простого факта, что любое серьезное искусство всегда апеллирует к незначительному меньшинству населения. Если нам кажется, что так было не всегда, то это иллюзия. Просто примерно то большинство, чье мнение мы сегодня будто бы должны брать в расчет, сто лет назад вообще не владело грамотой. А сегодня формально владеет, но фактически уровень его запросов и культурной компетенции почти не изменился. Но то значимое меньшинство, которое остро заинтересовано в наиболее тонком и глубоком понимании мира, человека, языка (а искусство нужно ровно для этого), не может исчерпываться тремя тысячами человек — это была бы национальная катастрофа. Значит, наш вопрос — как увеличить этот круг, скажем, с трех тысяч до тридцати тысяч. На Западе этот вопрос решается тем, что любое актуальное искусство собирается вокруг университета, ближе к своей целевой аудитории — продвинутой молодежи. А нашими университетами командуют люди советской выучки, которые серьезное искусство -туда не пускают. Куда податься? Работающий вариант я знаю один: объединение аудиторий разных видов искусства через общие проекты. Потому что у любого серьезного искусства проблемы с аудиторией (в частности, на почти такой же дискуссии про академическую музыку я буквально недавно был) — но и художественная, мировоззренческая проблематика у разных видов искусства во многом совпадает, поэтому тем, кто привык к сложной музыке, могут подойти и сложные стихи. Попытки такого перекрестного опыления есть, некоторые небезуспешны — правда, поэзия чаще всего проходит по разряду бедной родственницы, это еще по серебренниковской «Территории» было очень заметно. Или вот недавно вполне приличные люди из театрального мира организовали поэтический телемост со штатом Айова.

Гулин: То есть как? Поэты по скайпу читали друг другу стихи?

Кузьмин: Нет, стихи читали актеры — вопрос в том, кто эти стихи выбирал. С американской стороны — Кристофер Меррилл, ученик Бродского, один из лучших специалистов страны. А с российской — Союз театральных деятелей. То есть наше искусство не воспринимается как равноправное: подумаешь, слова — ими все разговаривают.

И окунь и линь поднимались по нашей реке
И атмосферный фронт
Распространял свое влияние
И пожилой крестьянин с крошечною внучкою своей
Сидят на берегу
Искрилось молоко сверкал картофель
Клубились полчища врагов
И девочка двумя мизинцами очерчивала безопасный круг

Степанова: Я бы вернулась к началу разговора, где уже несколько раз прозвучало слово «неуспех». То есть мы как бы сразу признали, что современную поэзию какая-то страшная неудача постигла, и стали обсуждать пути ее выведения из тупика. У меня на этот счет довольно радикальная точка зрения. Я считаю, что продвигать современную поэзию, безусловно, нужно и важно, в том числе и потому, что это у нас в крови: вещи, которые любишь, хочется с кем-то разделить. Но я не понимаю, зачем делать из трех тысяч читателей тридцать, я не вижу особой разницы. Тиражи у поэтических книжек 1910 года и 2010-го — одни и те же: пятьсот, тысяча, ну две тысячи экземпляров. Стихи читают люди со своей особой психофизикой. У них так устроено ухо, у них так устроен глаз, они так видят реальность — можно сказать, что они на поэзию обречены. Я подозреваю, что наши просветительские усилия — если они окажутся успешными — будут приращивать количество людей, для которых это чтение необязательно. То есть мы будем работать на то, чтобы превратить поэзию в часть индустрии досуга, в еще одну разновидность конвейера по обслуживанию человека в его послерабочее время. Он приходит домой и думает, что бы ему такое сделать — пойти на поэтический вечер или поиграть во Fruit Ninja? Нужны ли стихи в этой товарной линейке? Я не уверена. Когда мы говорим об успехе или неуспехе поэзии, мы должны спросить себя: а какова вообще ее задача? Ставит ли поэзия перед собой задачу быть успешной — и даже иметь читателя? Безусловно, она хочет быть прочитанной. Но в первую очередь она хочет быть написанной. Это из Монтеня, по-моему: «С меня довольно немногих, с меня довольно и одного, с меня довольно и ни одного».

Кузьмин: Нам с Монтенем, может, и достаточно. Но именно потому что поэзия не способ проведения досуга, а особая познавательная деятельность, ее востребованность важна не только и не столько для нее самой. Если общество не востребует инновационное искусство — значит, оно не хочет держать руку на собственном пульсе. То есть гибнет. И потом: если чья-то личность могла бы стать сильнее и крупнее от встречи со стихами Степановой или Горалик, но не стала, потому что школьный курс окончился на Твардовском, — на чьей это совести?

Курилкин: Мы сейчас говорим о происходящем в катастрофическом регистре — при этом у нас есть равноценная возможность описать ситуацию как чрезвычайно благоприятную. Много поэтов, много издательств, много книг, журналы, премии, вечера — существует полноценная и успешная индустрия, и у нее есть ощутимый спрос. И это совсем не гетто: «Афиша» печатала стихи, Esquire печатал, «Большой город». Да, тиражи редко превышают 1000 экземпляров и зачастую печатаются на деньги меценатов, но увеличение тиража и достижение рентабельности для меня, например, выглядят решаемой технической задачей. Я просто вслед за Машей не уверен, что эту задачу нужно решать.

Выбор Андрея Курилкина

Вот она, Москва-красавица, —
постоянный фейерверк.
Поглядите, как бросается
белый низ на черный верх.

Дайте нам, у нас каникулы,
конфетти и серпантин.
Остальное, что накликали,
даже видеть не хотим.

Ожидания доверчиво
в новостях передают.
Всем привет от фейерверщика,
а от сменщика — салют.

Как бы вытащить из ящика
с говорящей головой
не того, впередсмотрящего
на тебя, как часовой —

словно ты шпана советская
или крайний инвалид.
Он о том, что время детское,
по-немецки говорит.

Время — голову не высуни.
И уходят в дальний путь
дети, загнанные крысами.
Им вода уже по грудь.

Кузьмин: При этом надо помнить, что издательств, специализирующихся на современной русской поэзии, — пять-шесть, поэтических журналов — столько же. Это меньше, чем в той же Америке, примерно в пятьдесят раз.

Степанова: Там это очень сильно встроено в курсы creative writing, в индустрию самосовершенствования и разного рода психотерапевтических практик. То есть поэзия — во многих случаях просто способ изменить жизнь к лучшему.

Горалик: Я понимаю, откуда возникает тревога по поводу тиражей. Они, может, и одинаковые в 1910-м и сейчас, но количество образованных людей, умеющих читать на русском языке, с тех пор сильно увеличилось. И сопоставимость тиражей — это провал дорогого многим просветительского проекта. Наверное, у тех, кто его проекти-ровал в 1910-м, были немного другие представления о том, как все будет 100 лет спустя. Понятно, что тут масса факторов: изменение механизмов распространения информации, расширение культурного пространства… Но для меня очень важен разговор даже не о тиражах, а о механизмах распространения поэзии вообще. Меня интересует вопрос: вот из 3 миллионов потребителей радио «Шансон» есть один, который жопой чувствует, что существует что-то другое, и как ему на это другое выйти? В моем представлении эти люди заслуживают любых усилий, чтобы помочь им найти поэзию.

«Тиражи у поэтических книжек 1910 года и 2010-го — одни и те же: пятьсот, тысяча, ну две тысячи экземпляров»

Кукулин: Если мы будем предпринимать эти усилия, часть людей неизбежно будут воспринимать поэзию как, условно, модное времяпрепровождение. Но если мы все-таки найдем того, для кого эта поэзия будет объяснять мир… У меня есть любимая формула на этот счет из истории группы The Velvet Underground. Про их первый альбом говорили, что он вышел тиражом 5 тысяч экземпляров, но зато каждый, кто купил пластинку, создал потом свою группу.

Степанова: То есть мы работаем над увеличением поголовья писателей стихов?

Гулин: На самом деле массовая поэзия ведь тоже есть, и она за последние годы стала гораздо более востребована. Вера Полозкова, Дмитрий Быков. Вероятно, существуют люди, которые ищут поэзию, находят вот это — и этим удовлетворяются. Существуют ли механизмы, которые помогли бы им двинуться дальше?

было в детстве — заходишь метро разжимаешь в горсти пятаков,
а присмотришься — с каждого лыбится маленький радек уродом.

и сегодня брусчаткой из каменев тех же гуляет братва дорогая
со смертельными бритвами стекол сварливых поверх метростроя.

отгрызается норкина лапа, плотва и сестра, и надежда слепая навстречу, —
и незрячее время, немея, пахнет госпитальною хлоркой, победною уткой.

ты москва, твой отравленный медью и кровью гудок заводской ли фабричный
ежедневно встает во весь рост над хрустальной палаческой розочкой ГУМа:

ты над нами уже занесла карандашик смертельный, тупой, торопливый.
Расскажи кто нас переживет, под землёю с тобою смеясь и мешаясь?

— Ты напрасно бежишь, эту медь в кулаке разжимая, сжимая, потея.
ни в Сокольниках ты не укроешься, ни, тем более, в Парке Культуры.

над тобою кроится, тебя предавая, разорванный воздух июльский.
Я повсюду узнаю тебя по тому, что ты помнить и знать не желаешь.

Кукулин: Я бы предпочел тут не называть конкретные имена, потому что та же Вера, мне кажется, очень серьезно относится к тому, что делает. Дело в том, что современная поэзия, интересная тем, кто сидит за этим столом, как я уже говорил, готова работать с травматическими, эмоционально сложными состояниями человека. И вопрос перехода от поэзии комфортной к дискомфортной — это вопрос антропологический, он не связан собственно с поэзией.

Гулин: Но ведь эта поэзия второго ряда тоже открывает дискомфортные зоны.

Горалик: Нет ничего более тяжелого, чем сюжеты, описываемые в песнях радио «Шансон»!

Кузьмин: Тут гораздо более печальная вещь. Дело в том, что даже в настоящей поэзии первого ряда может быть под определенным углом зрения считан скорее комфортный, чем дискомфортный слой. Вот простой пример. Я говорю людям: давайте пригласим поэта Звягинцева. А они смотрят и говорят: «Мы не понимаем, о чем здесь речь, давайте лучше пригласим поэта Сваровского». Поэт Сваровский абсолютно ничем не хуже поэта Звягинцева, но устройство их текстов совершенно разное.

Степанова: Сваровский иллюзорно понятнее.

Гулин: Если вернуться к новому поэтическому мейнстриму вроде Верочки и Быкова — почему он расцвел в последние годы?

Курилкин: Так это тривиальная ситуация, она всегда воспроизводится. И Бенедиктов лучше продавался, чем Пушкин, а Надсон лучше, чем Фет. Такова культурная норма, ее и петровские преобразования не сломают.

Кукулин: Полозкова и Быков — это все-таки очень разные поэты. Кроме того, шумный успех проекта «Гражданин поэт» связан не с состоянием литературы, а с состоянием общества.

Гулин: Но все-таки этот проект манифестирован как поэтический.

Горалик: Мне кажется, мы зря уходим от антропологической составляющей. Мы же говорим иногда о поэзии в очень узнаваемых чистых формах — рифма, ритм и так далее. Тут спросить бы специалистов (а такие исследования есть) о том, как работает мнемоника, как устроена чисто эмоциональная реакция на текст. Есть же какой-то механизм, который заставляет нас схватывать определенные типы текстов: мы наблюдаем это, когда видим ребенка, который приходит в восторг от двух рифмующихся слов.

У Кузьминишны племянница
одевалась в черное и розовое,
громко смеялась, тыкала пальцем,
говорила — я нежная, я честная,
пошла на фронт медсестричкой
на Кавказ, воевать с грузинами,
попала в плен, вышла замуж
за главного террориста,
живет в гареме, ходит в мечеть,
звонила Кузьминишне — говорила,
учусь в академии на нейрохирурга,
делаю биологических роботов,
я же ведьма, волшебница,
скоро захватим вас в четыре утра,
отнимем Казань и Курск,
приезжай ко мне, Кузьминишна,
изюму поешь, кураги.

Кукулин: В общем, существует теория так называемой семантической афазии, созданная принстонским антропологом Сергеем Ушакиным. Суть ее в том, что в постсоветской ситуации человек не может сориентировать себя в истории относительно собственного и коллективного прошлого. И он начинает конструировать это отношение к прошлому из готовых форм. С этой точки зрения Ушакин анализировал галерею постановочных фотопортретов Екатерины Рождественской из журнала «Караван историй», в которой известные медийные персонажи предстают в виде персонажей известных картин, а также эпидемическую склонность провинциальных российских бизнесменов и чиновников запечатлевать себя в образе исторических лиц. Ну, скажем, в образе Пушкина и так далее.

Гулин: Да, это ровно «Гражданин поэт». Кстати, об образе Пушкина. Вот буквально на днях была новость. Я даже зачитаю. Антон Демидов, лидер движения «Россия молодая», одетый Александром Пушкиным, пришел на очередную акцию оппозиции в Новопушкинский сквер с плакатом «Моя площадь — не для революционных заговоров» и прочитал стихотворение «Клеветникам России». Представители оппозиции порвали «Пушкину» рубашку, порвали плакат, оторвали бакенбарды. (Общий смех.) Это же тоже запрос на поэзию.

Степанова: Это очень интересный запрос. Это запрос на поэзию в тех, очень уже архаических, формах, которые это сознание считает конвенциональными.

«Гражданин поэт» апеллирует к общей памяти, сложенной из детских кубиков: белеет парус, жил да был крокодил, скажи-ка, дядя, ведь недаром»

Кукулин: Какую функцию выполняет в этом случае Пушкин? Классика предстает здесь как культурная легитимация власти.

Степанова: Но это нецелевое использование поэзии. То есть крышку стола можно использовать, чтобы открыть бутылку пива, но вообще стол, конечно, для другого нужен.

Гулин: А та поэзия, какой мы хотим ее видеть, в таком социальном контексте не может или не хочет быть востребованной?

Кузьмин: Не может.

Степанова: Ну почему? Вот поэт Павел Арсеньев из «Лаборатории поэтического акционизма», который вышел на митинг в Петербурге с плакатом «Вы нас даже не представляете». Это жест, который рассчитан на очень широкую аудиторию, — и при этом он остается в поле поэтического.

Ты входишь в комнату, но я тебя не слышу.
Со слухом плохо у меня.
Но отражение твое в окне я вижу
На фоне тополя и солнечного дня.

Ты что-то желтое из шкафчика достала
И так же тихо вышла в дверь.
Я за столом сидел. Мне как-то страшно стало.
Не веришь в призраков — и правильно: не верь.

Не слуха жалко мне, что шорохи и звуки?
Скорее призрак я, чем ты.
Не это мучает, а я боюсь разлуки.
Мне с ней не справиться. И справишься ли ты?

Кукулин: Тот всплеск интереса к поэзии, что мы сейчас наблюдаем, это всплеск интереса к поэзии готовой социальной формы, которая обеспечивает некоторую связность социума. А ее обеспечивает поэзия, известная с детства: собственно детская поэзия или стихи из школьной программы. Как Виктор Борисович Кривулин писал: «Но михалков-маршак-барто — вот наше подлинное то, откуда лезут руки-ноги». Поэзия выступает как некий общеузнаваемый ресурс: не то, под чем каждый может подписаться, а то, что каждый готов вспомнить в равной степени.

Степанова: Ну да, собственно, к этому апеллирует «Гражданин поэт» — к общей памяти, сложенной из детских кубиков: белеет парус, жил да был крокодил, скажи-ка, дядя, ведь недаром. И к ней же обращается Путин, когда он Лермонтова цитирует.

Кузьмин: Причем это все апелляции к школьному канону, в который поэзия кое-как входит, а другие виды искусства — по инерции нет.

Степанова: А у современности канона нет. Ни в школе, ни дома.

Василевский: На самом деле ведь кроме поэзии есть еще Поэт. Люди, не очень хорошо знающие современную поэзию, они ведь хотят, чтобы их удивили поэтом. И в культурной памяти заложен со школы целый набор типов. Что такое поэт? Допустим, Державин, Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин, Блок. А это все больше не работает, это ушедшие типажи. Сегодня это невозможно воспроизвести буквально — будет фарс. Последний такой типаж — Бродский, но не каждому же Нобелевскую премию давать. А сегодня современный поэт, как правило, ничем от других людей не отличается.

- У современных девушек, в большинстве случаев, хобби - это фотографирование или занятия фитнесом. Почему так мало тех, кто выбирает поэзию? Почему не рождаются новые Пушкины и Ахматовы?

Потому что современная девушка должна иметь идеальное тело, карьеру, деньги. Это стереотипы, которые навязываются нам с детства. Когда ты ещё в таком возрасте, в котором не знаешь всех своих возможностей, выбираешь то, что видишь вокруг. Поэзия считается бестолковым занятием, не знаю почему. Этот миф несколько рассеивают Вера Полозкова и иже с ней. За что им спасибо. Но с другой стороны они же играют серьёзную роль в другой, не столь приятной истории. Я имею ввиду массовое «опопсение» поэзии. Многие девочки, которые занимаются фитнесом и фотографируют, сейчас ещё и ходят на поэтические вечера каких-нибудь Ах А стаховых и тому подобных. Они являются массой, на которую рассчитана такая поэзия, а значит, сами формируют её. То есть делают востребованными графоманию и некачественные стихи. Поэтому новые Пушкины и не рождаются. Т о есть они может и есть, но девочкам это не особо интересно.

- Ты много общаешься в поэтических кругах, встречались тебе те, для кого написание стихотворений было основной деятельностью? Возможно ли из этого увлечения получить какую-то финансовую выгоду?

Добиться реального финансового успеха, занимаясь поэзией, очень сложно. Случаи единичны. Это уже упомянутая Вера Николаевна Полозкова, Ах Астахова, Сола Монова. Таких людей немного, но всё же зарабатывать реально. Я знаю лично парочку человек, которые получают выгоду, занимаясь созданием стихотворений.



- Расскажи историю своего первого стихотворения, что подтолкнуло его написать?

Кажется, это было в самых младших классах школы, на уроках. Однажды я попробовала написать в стихотворной форме какое-то домашнее задание, у меня получилось. И понеслась. Стало интересно делать это просто так, на свободную тему, на тему, которая волнует именно меня. Чем дальше, тем больше я открывала для себя приёмов, форм, и тем интереснее становилось писать. Понятия не имею, как это получилось, никто из моей семьи никак не связан с искусством, мой папа - физик, мама - биолог.

- Ты не похожа на стереотипную девушку-поэтессу.

Я довольно мягкий и чувствительный человек, хотя моя работа достаточно жёсткая: я татуировщик. Очень люблю перемены: люблю менять внешний облик, обстановку вокруг себя, место локации и так далее. Совершенно не могу находиться на одном месте, мне нужно всегда куда-то двигаться. Могу двинуть автостопом за тридевять земель с огромным рюкзаком, могу на острове три дня прожить, могу спать на обочине, мыться в ледяной воде, прыгать с крыши с верёвкой и ещё много чего. Наверное, я неприхотлива. А может, просто открыта ко всему новому.


- Как ты определяешь свой стиль письма?

Никак. Чем меньше рамок, в которые ты себя вгоняешь, тем легче жить. Я могу только сказать, что бывают тексты личные, в которых каждое слово пережито, осознано, каждое слово - правда. А бывают тексты, которые называют «способом общения с миром». Они - наблюдение за какими-то явлениями, за окружающими людьми, попытка понять их, примерить на себя их роли, представить и пофантазировать. Это исследование, и предметом может быть что угодно.

- Насколько важна обратная связь?

Очень важна. Играет решающую роль. Объясняется это очень просто - эгоцентрической моделью мира каждого человека. Если ты не получаешь отклик, положительные отзывы и тому подобное, то в какой-то момент перестаёшь видеть смысл в том, что делаешь. Берегитесь поэтов, которые говорят, что им неважна обратная связь. Они влюблены в себя ещё больше, чем все остальные.

- Каким может быть рост творческого пути у поэта в нашей стране? Какие перспективы, как считаешь?

Перспективы не особенно греют. Пробиваться легче, если ты живёшь в Москве или Питере, важно вложиться в рекламу, без этого шага никак. На этапе раскрутки «ВКонтакте» нужно понимать, что недостаточно набить себе побольше подписчиков в паблике, наивно думать, что это приведёт к успеху. Творческий путь на то и творческий, нужно пройти его не так, как сотни до тебя. Возможность добиться успеха, конечно, есть, но прежде, чем выбрать эту деятельность, нужно крепко задуматься, надо ли оно тебе.

Мне всё снится крыльцо,
Трава и яблоня у окна,
И у печки дрова, и радио на столе.
Мне всё снится, что беды
Не смогут добраться к нам,
Что крыжовник всегда будет
Сладким, а мы проживём сто лет.

Мне всё снится глоток молока
Парного, качели, тюль,
И малина с куста, и дым из печной трубы,
Мухобойка и запись в тетрадке:
«Седьмое число, июль».
Земляника, варенье,
Корзинка, а в ней - грибы.

Мне всё снится, как
Счастье сильно сжимало грудь,
Как не падала с велика,
Вниз с горы, затаив дыхание, устремясь,
И как бабушка пела -
(Ведь с колыбельной легче всего уснуть),
Как к разбитой коленке
Опять прилипала грязь.

Мне всё снится, как ветер
Слыл отъявленным подлецом
И панамку срывал с головы,
Если сильно спешить, когда на столе обед.
Мне всё снится в стекле веранды
Бабушкино лицо,
Часто снится, но
Бабушки больше нет.

Мне всё снится чердак
И в книжке подчёркнутая строка,
Ключевая вода, молочная каша,
Калоши и дождевик,
Я всё чувствую, как меня по затылку
Гладит бабушкина рука.
Это только мгновение,
Самый бесценный миг.

Мне всё снятся ладошки липкие,
Ягодой усыпанные кусты,
И косынка, и на плечах
Простой шерстяной жилет.
Знаешь, бабушка, мне всё
Снишься и снишься ты.
И детская вера, что
Мы проживём сто лет.

Стихи и фото из архива Киры Бергвинд

Мне нравится статья! 15

Сегодня существует огромный разрыв между представлениями о настоящей поэзии творческой элиты и взглядами на этот предмет широкой аудитории. Такой разрыв имеет свои закономерности: элитарная культура опережает потребности общества в культурной пище, которая является основой его ценностей и духовности, задает направление развития культуры общества. Однако, если никто не возьмет на себя ответственность за управление процессом донесения до населения представлений о настоящем искусстве, не позаботится о том, чтобы этот разрыв сокращался, массовая культура не оставит шансов элитарной культуре быть востребованной, влиять на базовые основы общества. Недостаточность институтов управления подобными процессами неминуемо приведет к кризису культуры: выхолащиванию общечеловеческих ценностей, снижению духовности. Кто должен взять на себя ответственность за эти процессы?

Общаясь с редакторами ведущих российских издательств, я столкнулась с неверием в то, что современная поэзия может быть востребована читателем. Редакторы говорят о том, что спрос есть на классику, поэтов серебряного века. Именно эти поэтические серии издаются наиболее часто. Издание же сборников современных поэтов крайне рискованно и убыточно.

Большая часть современных поэтов годами копят деньги на издание своей книги. Кому то везет больше: их книги издаются на деньги спонсоров. Но меценатов, любителей настоящей поэзии, сейчас не так много. Поэзия не может быть основой для бизнеса, она по своей сути не имеет коммерческой составляющей.

Редакторы толстых литературных журналов не считают своей миссией доносить талантливую современную поэзию до широкой аудитории, формировать, воспитывать в людях вкус к хорошей поэзии. Они видят своей миссией развитие современного поэтического творчества, работают в узких рамках профессиональной и элитарной аудитории, работая как бы на будущее.

Вот характерное мнение одного из ведущих литературных критиков: «Масса в принципе не способна воспринимать настоящую поэзию - слишком тонкая и сложная это материя. Не позволить массе насыщаться всем низкопробным невозможно - ничто другое ее не насыщает. Дайте массе высокую поэзию - она скажет, что это глупый набор слов, и потребует стишков на случай. Низкопробных. И скажет: вот хорошие стихи». Это точка зрения очень хорошего критика, к сожалению, как и другие, чувствующего свое бессилие что-либо изменить.

Точка зрения о "данности" способностей обсуждалась многими исследователями в области психологии. Чезаре Ломброзо говорил, что преступниками и проститутками рождаются, а потому бессмысленно заниматься социализацией, воспитанием тех, кто не может быть другим. Его концепция много раз подвергалась критике специалистами в области социальной психологии и педагогики. Существует множество факторов, влияющих на формирование личности и ее ценностных установок. Но если литературные критики стоят на такой жесткой позиции "они не мы, они никто", а мы "только для избранных" - это значит, что они расписываются в собственной несостоятельности в системном влиянии на культуру. Они считают, что бесполезно работать с "серой массой", "сеять разумное, доброе, вечное", "пробуждать добрые чувства лирой", искать пути воспитания в людях вкуса к поэзии. Либо это дано от природы, либо нет.

Не это ли одна из причин засилья массовой культуры, что представители элитарной культуры не видят смысла бороться за то, чтобы истинное искусство было более широко представлено в сознании людей? В результате элитарное искусство все больше сдает свои позиции, и сознание людей наполняется штампами массовой культуры, порабощая личность.

Алексей Алехин, главный редактор

  • Та самая “актуальная” поэзия, бесконечно имитирующая новизну
  • Непритязательная поэзия для “широких” (относительно) масс
  • И, наконец, существующая как всегда вопреки всему и как всегда тонкая, веточка собственно поэзии - поэзия как искусство.

А. Алехин видит, тем не менее, некий континуум поэтического творчества, имеющий право на свое существование в обществе, который ведет читателя от простого к сложному. Цель поэзии как искусства, быть главным ориентиром этого движения, задавать высокие стандарты.

По его мнению, «поэзия как искусство» - это и есть истинная поэзия, понимание которой доступно немногим. Это соответствует более общему мнению: настоящее искусство - элитно, по крайней мере, для современников. Для потомков сегодняшнее элитное искусство может приблизиться к массовому. И все же, если сейчас не позаботиться об институтах воспитания у людей вкуса к настоящей современной поэзии, потомки просто не смогут рассмотреть зерно истины в потоке все возрастающей информационной нагрузки на человека.

Ответ "массы" литературным редакторам

Размышляя над проблемой управления процессами сокращения разрыва между «элитарным и массовым», снижения негативного влияния массовой культуры на личность человека, укрепления ценностных и духовных основ общества, я решила обратиться к пользователям моего сайта edu.jobsmarket.ru и задать им вопрос: нужна ли поэзия современному человеку?

Результаты этого исследования – это только подвод поднять вопрос, вместе со всеми заинтересованными лицами сформировать видение на проблему и найти нетривиальные решения.

Кто принял участие в исследовании?

Интерес к теме опроса был огромен, за 2-е суток было заполнено более 5000 анкет.

Возраст

Размер населенного пункта, чел.

Пол

Ответы пользователей на вопросы анкеты

Вы когда-нибудь писали стихи?

Как часто вы обращаетесь к поэзии?

Как часто вы обращаетесь к поэзии? Ответили "НИКОГДА", распределение по возрастным группам в %



Что для вас является поводом обращения к поэзии?

Если вы обращаетесь к поэзии, стихи каких поэтов вы будете скорее читать?

Какая тематика стихотворений нравится вам больше других?

Какой носитель информации предпочтителен для вас при чтении стихов?

Разница предпочтений носителя информации в зависимости от возрастной группы, %

Нужна ли поэзия современному человеку?

Как часто вы обращаетесь к поэзии ? Ответили "НЕТ", распределение по возрастным группам в %



По вашему мнению, какую роль поэзия играет в культуре общества?

Из результатов этого исследования мне видится, что наша российская «масса» читателей не столь безнадежна, как это кажется редакторам толстых журналов. Очевидно, что массовый читатель не только интересуется поэзией (пусть на своем уровне ее понимания), но и видит ее роль в своей жизни и жизни общества.

Надеюсь, что это небольшое исследование будет хорошей информацией к размышлению для литературной среды, редакторов и поэтов.

Алла Носкова, генеральный директор Группы проектов JobsMarket и Рекламной сети AdFocus . Автор и разработчик крупнейшего в России портала по дополнительному профессиональному образованию http://www.edu.jobsmarket.ru/ , job-сайта http://www.jobsmarket.ru/ . Автор социальных проектов «Деньги на обучение EduMoney», конкурс грантов на обучение «Мечты сбываются! - Гранты », туристического конкурса «Мечты сбываются! – Отдых ». Лауреат конкурса PEOPLE INVESTOR-2011 , получила премию от Ассоциации менеджеров России за социально ответственный подход к бизнесу. Спонсор поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай» имени Н.С.Гумилева. Окончила Львовский политехнический институт, факультет психологии и факультет менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета. Более 10 лет психологической практики, 16 лет в менеджменте.

Вы берете томик поэзии, чтобы почитать стихи, начинаете читать, но… оказывается, что в стихах нет рифмы. Кажется, что это обычный текст, проза, почему-то записанная строчками. Зачем? Что это? Это верлибр.

Что такое верлибр?

Это – настоящая поэзия, которая ничем не хуже, а наоборот – даже лучше той, к которой мы привыкли. Слово «верлибр» происходит, как и большинство терминов в литературе – от французского. Vers libre – «вольный стих». Стих, свободный от рифмы. Все больше современных поэтов начинают писать в этом жанре, полностью отказываясь от рифмы. Почему?

В «Евгении Онегине» Пушкина есть одно интересное четверостишье:

«И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей...
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)»

Читая роман, мы не обращаем на этот момент внимания, а на самом деле в нем спрятан глубокий смысл. Пушкин очень тонко подмечает слабую сторону рифмы – предсказуемость. В этих строках поэт смеется над рифмой. Мы слышим слово «морозы» – и уже знаем, что рифмой будут «розы». Читаем слово «любовь» – уверены, что скоро появится «кровь». Поэзия из года в год повторяет давно сказанное. Но ведь суть искусства – в новизне.

Почти двести лет назад Пушкин почувствовал, что рифма – это путь в никуда для поэзии. Ради рифмы поэты жертвуют смыслом стиха. В стихотворении появляются лишние слова, а иногда – даже целые строчки.

Что значит качественная поэзия? Стихотворение можно назвать качественным только тогда, когда каждое слово в нем – на своем месте, когда в тексте нет ничего лишнего. Когда смысл поэзии – концентрированный. Когда мысль сияет своей красотой и четкостью. Иначе это не поэзия, а бессмыслица, набор пустых слов. Так зачем же писать бессмыслицу, если можно заниматься искусством? Этим вопросом задались поэты – и нашли выход. Поэты отказались от рифмы.

Когда появился верлибр?

Тот, кто думает, что нерифмованный стих – изобретение современности – очень ошибается. «Корни» верлибра сокрыты в народном творчестве. Например, в заклинаниях, в текстах, которые произносили знахари над больными для «магического» выздоровления. В этих заклинаниях не было рифмы, но был своеобразный ритм. Они читались, как мантра.

В эпоху Средневековья верлибр распространился в религиозной поэзии. Шли века, и каждый автор экспериментировал, пытаясь написать поэзию без рифмы. «Мода» на верлибр пришла в начале ХХ столетия, когда поэзия окончательно «устала» от лишних слов, засоряющих текст. Поэтам надоело подстраивать свои мысли под «диктатуру» рифмы. «Свободу поэзии!» – с этим лозунгом новое поколение входило в литературу.

Американский поэт, одной фразой рассказал все о вольном стихе:

Теперь главное в поэзии – качество. Мы больше не найдем в стихотворении нелепых слов, этого «поэтического мусора».

«Но это же не настоящее стихотворение», – может возразить читатель. Настоящее. Во-первых, в верлибре остается ритм. Если обычный текст переписать строчками – верлибр не получится. На самом деле «свободную поэзию» писать достаточно сложно. Она требует мастерства. А во-вторых, красота верлибра – это его смысл.

Предлагаю вашему вниманию стихотворение Эзры Паунда :

Девушка

Дерево мне вошло в ладони
Сок взошел по моим рукам
Дерево разрослось по моим рукам
Вниз
Ветви растут из меня, словно руки.
Дерево ты,

Ты – мох,
Фиалки и ветер над ними.
Дитя – так высоко – ты.
А для мира это все – глупости.

Вы почувствовали ритм? И логику стиха: описание – вывод. Главное в этой поэзии – образ. Из сочетания слов складывается яркий образ девушки, а точнее – отношения к ней. Она с одной стороны ничто не значит для мира, но с другой – целая вселенная для поэта. Здесь нет ничего лишнего. Слово «руки» повторяется несколько раз потому, что автор специально подчеркивает их важность – руки означают желание прикоснуться, прочувствовать, взять с собой, стать ближе.

Несмотря на отсутствие рифмы, верлибры кладут на музыку. И получается очень хорошо. Например, Ив Монтан исполнил песню «Барбара».

Текст песни – стихотворение французского поэта Жака Превера . Прочитайте отрывок:

Помнишь ли ты, Барабара,
Как над Брестом шел дождь с утра,
А ты,
Такая красивая,
Промокшая и счастливая,
Ты куда-то бежала в тот день, Барбара?..
Бесконечный дождь шел над Брестом с утра,
И, когда мы случайно с тобой повстречались,
Улыбалась ты,
Улыбнулся невольно и я,
и, хотя мы не знали друг друга,
Все-таки вспомни, вспомни тот день, Барбара!

Вам показалось, что здесь есть рифма? «Барбара – с утра»? Правильно! Верлибр – это полная свобода, поэтому он ничего не отрицает. Автор здесь – царь в своем поэтическом мире, а значит, если в какой-то момент появляется рифма – то почему бы и нет? Она возникает – и так же внезапно пропадает. Это добавляет «звучания» поэзии. И интриги – ведь читатель не может предугадать, где именно появится рифма.

Еще один пример – отрывок из стихотворения Гийома Аполлинера :

Крылом орлы от жара заслоняют мое лицо и солнце
О Память Сколько же родов пришло в упадок
Нет Тиндаридов есть лишь жар горящих змей
И для меня он бесконечно сладок
Быть может змеи это просто шеи бессмертных непоющих лебедей.

Да, вы не ошиблись – это отрывок верлибра. Просто дальше в стихотворении рифма пропадает, потому что становится не нужна автору. А именно эти строчки Аполлинер хотел подчеркнуть «музыкальностью». Это самый яркий момент поэзии. А еще – Аполлинер один из первых поэтов, который отказался от запятых и других знаков препинания. Даже в конце стихотворения он не ставит точку. Потому что у автора верлибров нет никаких обязательств. А еще это символично – раз нет точки, значит, поэзия – продолжается. Поэзия вечна.

Мастера верлибра – это такие поэты: Уолт Уитмен, Вислава Шимборская, Чеслав Милош, Жак Превер, Томас Элиот, Эмиль Верхарн, Артюр Рембо, Стивен Крейн, Пауль Целан . Каждый из поэтов отличается от других неповторимым стилем, так что в этом списке вы точно найдете поэзию по вкусу. Также верлибры писали русские поэты Серебряного века .

Верлибр – это поэзия четкой мысли и яркого чувства. Это красота и качество, свобода и современность. Читайте и вдохновляйтесь.

Наслаждайтесь самой лучшей поэзией!

Последние материалы раздела:

Исследовательская работа
Исследовательская работа " Кристаллы" Что называется кристаллом

КРИСТАЛЛЫ И КРИСТАЛЛОГРАФИЯ Кристаллом (от греч. krystallos - "прозрачный лед") вначале называли прозрачный кварц (горный хрусталь),...

«Морские» идиомы на английском языке
«Морские» идиомы на английском языке

“Попридержи коней!” – редкий случай, когда английская идиома переводится на русский слово в слово. Английские идиомы – это интересная,...

Генрих Мореплаватель: биография и интересные факты
Генрих Мореплаватель: биография и интересные факты

Португальский принц Энрике Мореплаватель совершил множество географических открытий, хотя сам выходил в море всего три раза. Он положил начало...

© Справочники. Учебная литература EVGENPOL.RU, 2024

Все статьи, расположенные на сайте, несут лишь ознакомительный характер.