Не было у дон жуана донны анны.

Я молод был, был жаден и уверен,
Но дух земли молчал, высокомерен,
И умерли слепящие мечты,
Как умирают птицы и цветы.
Теперь мой голос медлен и размерен,
Я знаю, жизнь не удалась… — и ты,

Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль.
Взлетели кости, звонкие, как сталь,
Упали кости — и была печаль.

Сказала ты, задумчивая, строго:
— «Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может, самоё себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя». —

Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных, тонких рук,
Я сам себе был гадок, как паук,
Меня пугал и мучил каждый звук,
И ты ушла, в простом и тёмном платье,
Похожая на древнее распятье.

Владимир Шилейко, второй муж Анны Ахматовой

В стихотворении "Мои читатели" Гумилев позже скажет:

И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: "Я не люблю вас",
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.

В трудный момент объяснения он постарался сохранить лицо. Никакого скандала не случилось... Гумилев лишь произнес: "Я всегда говорил тебе, что ты свободна и вольна делать все, что ты хочешь". И даже добавил, что и сам собирался устроить свою жизнь по-новому. С кем? Поскольку все его роковые возлюбленные ему уже отказали, пришлось после небольшой паузы назвать имя девушки, к которой он никогда не питал сильных чувств. Но был уверен, что она-то ему не откажет. Это была Анна Энгельгардт, поклонница, с которой он иногда снисходительно встречался (даже во время страстного романа с Ларисой Рейснер), но которую никогда высоко не ценил.
Энгельгардты были знатным родом, игравшим видную роль в истории России. Первым в российское дворянство еще в 17 веке перешел Вернер (Еремей Каспарович) Энгельгардт, служивший до того в польском войске. Он занял высокое положение при дворе царя Алексея Михайловича. На рубеже 18 и 19 веков в русской армии было 15 генералов из рода Энгельгардт, портрет одного из которых выставлен в галерее героев 1812 года в Зимнем дворце. Племянницы Потемкина, сестры Энгельгардт были признанными красавицами и блистали при дворе Екатерины II. Впрочем, они и позже оставались влиятельными дамами благодаря высокопоставленным мужьям. Егор Антонович Энгельгардт с 1816 года возглавлял Царскосельский Лицей. В 19 веке в роду Энгельгардтов появились выдающиеся ученые. Отцом Анны был Н.А. Энгельгардт, известный литературовед и критик.

Сама Анна неординарными талантами не обладала и в кругу петербургской богемы считалась девушкой "простенькой". Она была хорошенькой, достаточно интеллигентной, чтобы не "конфузить" Гумилева перед друзьями, немножко увлекалась поэзией (чужой), немножко хореографией... Когда-то, сделав предложение Анне Ахматовой, Гумилев, недовольный тем, что в их семье поэтами будут и муж, и жена, советовал: "Займитесь чем-нибудь другим. Танцами, например..." С Анной-второй (как стали называть Энгельгардт друзья Гумилева) как раз так и получилось - он писал стихи, а она "занималась танцами". Впрочем, до разговора с Анной-первой в доме Шилейко, Гумилев, вероятно, и сам не предполагал, что назовет Анну Энгельгардт женой...

Однако, назвав имя Анны Энгельгардт и парировав таким образом нанесенный ему удар, Гумилев был вынужден сделать ей предложение. Не ожидавшая этого Анна упала перед ним на колени, повторяя: "Боже, какое счастье! Я недостойна такого счастья!"
Летом 1919 года Гумилев и Ахматова официально развелись. И поэт тут же зарегистрировал новый брак и уехал с молодой женой в Бежецк, представить Анну-вторую матери... Весной 1920 года у Гумилевых родилась дочь Елена (по странному капризу, Гумилев дал дочери имя своей парижской возлюбленной). Брак к тому времени поэту беспредельно надоел. Он отвез жену с ребенком в Бежецк и оставил там под предлогом, что малышке тут будет лучше, чем в каменном и холодном Петрограде. Анну ожидало общество свекрови, тетки мужа и его старшего сына Льва (от Анны Ахматовой, мальчик почти постоянно жил у бабушки)... Гумилев навещал семью редко, раз в два-три месяца и не выдерживал дольше трех дней.
Анна-вторая в каждом письме умоляла мужа забрать ее в Петроград, но Гумилев не прислушивался к этим мольбам...
"Николай Степанович всегда холост, - ехидно замечала Ахматова. - Я не представляю его себе женатым"...

А Гумилев с головой погрузился в творчество и... работу. Если до революции у него было определенное состояние, и он мог жить на ренту, занимаясь творчеством для души, то теперь поэтический дар был единственным способом добыть кусок хлеба. Гумилев издавал новые книги, стал членом редколлегии издательства "Всемирная литература" и выполнял для этого же издательства литературные переводы, читал лекции в Пролеткульте, в Институте истории искусств, морякам Балтфлота, вел занятия в поэтической студии "Звучащая раковина"... В феврале 1921 года его вместо Блока избрали главой Петроградского отделения Союза поэтов.
Но денег все равно не хватало, тем более, нужно было содержать еще и семью в Бежецке... Гумилеву порой приходилось продавать какие-то вещи или ценные книги, чтобы послать денег семье. При этом уныние он считал тяжким грехом и не позволял ни себе, ни друзьям впадать в отчаяние. Неважно, какой флаг развевается над городом - поэзия, самое великое и святое дело в мире, живет своей жизнью...

В темах политики он был довольно наивен, и в анкете на вопрос о политических убеждениях написал "аполитичен". Многие удивлялись, что Гумилев, внутренне не принявший революцию и не любивший большевиков за то, что они "неблагородны", тем не менее, живет "под красными" и сотрудничает с советскими учреждениями, а не воюет в Белой армии... И в его стихах не было ничего контрреволюционного.
Поэтому слухи и намеки на некую деятельность Гумилева, направленную против большевиков, казались совершенно дикими. Друзья были уверены, что он в очередной раз "играет". Ирина Одоевцева вспоминала:

«Однажды в 1919 году Гумилёв появился в Доме литераторов в нелепом виде — в какой-то старой вязаной шапке, стоптанных валенках, с огромным мешком за плечами.

Коля, ты что, на маскарад собрался? Не время, кажется, - спросили его коллеги.
Гумилёв торжественно объявил, что идёт на Васильевский остров агитировать, а оделся так, чтобы внушить пролетариям доверие.
- Побойся Бога! - говорили ему, смеясь. - Какое уж тут пролетарское доверие! Ты похож на воронье пугало.
Гумилёв холодно и веско произносит:
- И так провожают женщины героя, идущего на смерть!
Все продолжают смеяться. Кузмин говорит ему:
- Ох, доиграетесь, Коленька, до беды!
Но Гумилёв самонадеянно отвечал:
- Это совсем не опасно, я слишком известен, они не посмеют меня тронуть».

Посвящается Анне Ахматовой, Николаю Гумилёву,2-й жене поэта Анне Николаевне Энгельгардт(1895-1942) и дочери Н. Гумилева от 2-й жены Гумилёвой Елене (1919-1942). Анна Энгельгардт и Елена Гумилёва погибли от голода в блокадном Ленинграде. На момент гибели отца Леночке Гумилёвой было чуть больше 2-х лет.

Дорогой читатель!
Данное эссе не претендует на правду в последней инстанции (из Википедии: «Эссе выражает индивидуальные впечатления и соображения автора по конкретному поводу или предмету и не претендует на исчерпывающую или определяющую трактовку темы..»), а только рассказывает моё давнее впечатление, реакцию на прочтение прекрасного стихотворения гениального поэта Анны Андреевны Ахматовой (11(23) июня 1889- 5 марта 1966).

И пишу эссе(читай - сочинение) сегодня - в День Рождения Николая Степановича Гумилёва (3(15) апреля 1886 – 26 августа 1921) .

Что наша жизнь!? Вот она выражена в знаках препинания «тире», но внутри этих «тире» - жизни двух этих великих поэтов России спрятаны любовь, творчество, великая сила духа, которой они обладали…
И так: в сентябре 1980 года я была со своим курсом на картошке в Подмосковье в местечке «Чашниково» под Зеленоградом, куратор нашего курса факультета почвоведения МГУ им.Ломоносова(Людмила Андреевна Палечек) дала мне в руки (на один час!!!) книгу А.Ахматовой … Я читала до этого только отдельные стихи Ахматовой в советских сборниках… Я открыла эту книгу случайно на этом стихотворении:

Анна Ахматова
СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля...»

Я прочла это стихотворение за несколько секунд, попав на это время в другое измерение, и сразу поняла Анну Ахматову.

Поток моих мыслей:

1. Сероглазого короля убил муж женщины, от имени которой ведётся повествование.
2. Муж дико ревнует свою жену к Сероглазому королю, без всяких «генетических экспертиз» понимая, кто отец сероглазой дочки, которую жена качает в колыбели.
3. Счастья этой семье не видать. Жена не любит мужа, она любит Сероглазого короля... Даже мёртвого Сероглазого короля она любит… и счастлива этой любовью… Теперь Сероглазый король погиб, а ведь любить мёртвого так горько, но одновременно сладко… Мёртвый никогда не предаст. Хочется привести полностью стихотворение:

Осип Мандельштам

В игольчатых чумных бокалах
Мы пьём наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как лёгкая смерть, величин.
И там, где сцепились бирюльки,
Ребёнок молчанье хранит,
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит.

Мама качает дочь – а материнская любовь – сильнее любой другой любви на Свете…. Жена качает Вселенную в люльке, новую жизнь…
4. Мужа совсем почему-то не жалко. К тому же он – убийца!!! Но оставь ты жену. Дай ей свободу… Раз получилась такая нелюбовь…
5. Я хочу быть, как она(Анна Ахматова)... Я хочу быть поэтом

(Стихи я писал в раннем детве в 8-10 лет (1968-1970 годы), потом творчество ушло и вернулось - 24 июня 1991 г, но эта другая история…)

Вернемся к загадочному Сероглазому королю… Посмотрим на жизнь Гумилёва и Ахматовой:
Из Википедии: «25 апреля 1910 года, после трёх лет колебаний, он наконец женился: в Николаевской церкви села Никольская слободка (Левый берег Днепра, г. Киев, Украина) Гумилёв обвенчался с Анной Андреевной Горенко (Ахматовой)…» Приглядимся к дате написания стихотворения «Сероглазый король» - 11 декабря 1910 года. То есть после свадьбы Ахматовой и Гумилёва прошло менее 8 месяцев. Нельзя, конечно, личную жизнь напрямую связывать со стихами… Но некая серебряная нить всегда связывает поэта с его каждым стихотворением, потому что оно прошло сквозь сердце…
Вернемся к предыстории. Ахматова пишет С.В.Штейну в 1910 году: «Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилёва. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли я его, не знаю, но кажется мне, что люблю. Помните у В.Брюсова…». С моей точки зрения, колебания: люблю – не люблю… говорят об одном: вряд ли любовь можно не узнать в лицо…
Из Википедии: "5 августа 1918 года состоялся развод с Анной Ахматовой. Отношения между поэтами разладились давно, но развестись с правом вновь вступить в брак до революции было невозможно..." До конца дней поэты оставались друзьями.
Вскоре после развода Гумилёв женился 2-й раз на Анне Николаевне Энгельгардт (1895 - апрель 1942), их дочь Елена Гумилёва (14 апреля 1919, Петроград - 25 июля 1942, Ленинград). Анна Энгельгардт и Елена Гумилёва погибли от голода в блокадном Ленинграде. (Википедия)
Вот Анна Николаевна и качала в колыбели свою дочку Леночку Гумилёву, которой на момент гибели отца было чуть больше 2-х лет.
26 августа 1921 года Гумилёв был расстрелян по надуманному «Таганцевскому заговору», место гибели и захоронения до сих пор неизвестны…
Остались стихи, дети, книги, яркая всего лишь 35-летняя жизнь… Хотелось бы сказать, что Гумилёв – и есть Сероглазый король… Да, он король, но не для Анны Ахматовой, а для Анны Энгельгардт. Хотя Гумилёв и был мужем Анны Энгельгардт, а не сторонним Сероглазым королем… Я здесь не привожу напрямую связь со стихотворением Ахматовой…

О чём стихотворение «Сероглазый король»? О любви! Только о любви и о том, что такое счастье иметь ребёнка от любимого мужчины и, заглядывая в его глазки, быть счастливой от того, что дитя похоже на отца…

А кто убил Сероглазого короля? Конечно, муж жены, от имени которой ведётся повествование… Я думаю так, но это - моё мнение, конечно. Мне кажется, Анна Андреевна Ахматова именно ради этого и написала это стихотворение, по сюжету, в некоторой степени, схожее с детективом…

Эпилог:
Посвящается светлой памяти: Николая Гумилева, Анны Ахматовой, 2-й жены поэта Анны Энгельгардт и их дочке Леночке Гумилёвой…
Желаю тебе, мой читатель, светлой, взаимной любви, счастья! И загляните сегодня в день 130-летия со дня рождения Николая Гумилёва или Завтра в книгу его стихов, прочтите хотя бы одно стихотворение… Светлая память этому мужественному человеку и великому поэту России Николаю Гумилёву – Сероглазому Королю!

Николай Гумилев
«И мечтаю я. Чтоб сказали
О России стране равнин:
- Вот страна прекраснейших женщин
И отважнейших из мужчин."
1915 г.

ДВА ПОЭТА ИЛИ КОЛЫБЕЛЬНАЯ Ольга Офтцерова

Посвящается Анне Ахматовой(1 жена поэта)
Анне Энгельгардт (2-я жена поэта)
Елене Гумилевой (дочь Н.Гумилёва)
Николаю Гумилёву

«Большая Вселенная в люльке «Дочку свою я сейчас разбужу
У маленькой вечности спит…» В серые глазки ее погляжу…»
О.Мандельштам А.Ахматова

Прожги сигаретой
На сердце заплатку…
Любовь двух поэтов –
Смертельная схватка…

В небесной могиле
Душе не согреться…
Навылет, навылет
Прострелено сердце.

Держали в прицеле
Твой крест на цепочке…
А я в колыбели
Баюкала дочку.

Я песни ей пела,
Любя беззаветно,
Об ангеле белом
И ангеле смертном.

И лунная точка
Казалась опалом…
Вселенная дочки
Тихонько качалась.

И в зареве млечном
Качались пространство,
Любовь, бесконечность
И маятник странствий.

Дочь известного лексикографа Н.П. Макарова, жена , критик, перевод-чица, книгопродавец, журналистка, деятельница женского движения 1860-х гг. (воспитывалась в Москве в Елисаветинском институте). Энгель-гардт была арестована вместе с мужем в декабре 1870 г. (он был арестован за распространение революционных идей среди студентов), провела в одиночной камере Петропавловской крепости полтора месяца и была освобождена из-за недо-статочности улик. С Достоевским познакоми-лась скорее всего в Петербурге в 1860 г., когда она вместе с мужем появляется в салоне Штакен-шнейдеров.

В «Дневнике» Е.А. Штакеншнейдер за 1880 г. есть запись: «Анна Николаевна нравится ему [Достоевскому] давно. Он даже говорил мне, что глаза ее как-то одно время его преследовали, лет восемь тому назад. Встретившись с нею у нас, он отвел меня в сторону и спросил, указывая на нее: "Кто эта дама?" — "Да Энгельгардт, говорю, и ведь вы же ее знаете". — "Да, да, знаю", — отвеча-ет. — И знаете, что я вам скажу, она должна быть необыкновенно хорошая мать и жена. Есть у нее дети?" — "Есть". — "А муж где?" — "Сослан или вернее, выслан". Он в тот же вечер возобновил с нею знакомство и был у нее, чем она немало гор-дилась, к великой зависти Трубниковой и ком-пании. Потом в Москве, в Пушкинские дни, он то и дело заходил к ней и вчера, увидав ее, гово-рит: "А ведь я предчувствовал, что встречу вас здесь. Объясните мне, как это могло быть. Иду сюда и думаю: увижу Анну Николаевну. А ведь я даже не знал, что вы вернулись из Парижа..."
Даже посмеются над проницательностью До-стоевского за то, что он в Анне Николаевне угля-дел необыкновенно хорошую мать и жену. Она действительно нежная мать и была заботливая, даже слишком... Что же касается мужа, то он сам виноват в охлаждении. Да и, наконец, не могла она последовать за ним в деревню, когда надо было жить в городе для воспитания детей и, кро-ме того, для заработка. Сношений с ним она ни-когда не прерывала и даже из своих скудных средств постоянно посылала ему туда лакомства, закуски, вино, а сама жила очень скромно.
А во-вторых, если бы Федор Михайлович и ошибся в ней, то я, вглядываясь в него, думаю, что это с ним может всегда случиться. Он постиг высшую правду, как очень метко выразилась его жена...».

Более подробно вспоминает об Энгельгардт тетка Александра Блока М.А. Бекетова: «Из старых друзей дома, посещавших Шахматово, вспоминаю сейчас милую, умную А.Н. Энгель-гардт, жену известного в 60-х годах Александра Николаевича Энгельгардта, химика, либерала и бонвивана, который за какие-то вольные по тому времени, а по нашему до смешного невинные речи был сослан на всю остальную жизнь в свое Смоленское имение Батищево <...>.
Жена Энгельгардта за ним не последовала. Дело в том, что женившись на ней, Александр Николаевич сразу же объявил, что брак есть только первый этап половой жизни женщины. Анна Николаевна с этим не спорила. Она была сильно влюблена в своего мужа, но, будучи жен-щиной трезвой и совершенно лишенной роман-тизма, прожила довольно счастливо со своим умным, очень мужественным и здоровым мужем лет десять, произвела на свет двух сыновей и дочь и безболезненно с ним рассталась. Она пре-бывала с ним в добрых отношениях, ездила вре-мя от времени в Батищево, где жила в отдель-ном флигеле, а в городе занялась переводами и журналистикой, чем и содержала себя и своих троих детей. Она была дочь составителя фран-цузского словаря Макарова, считавшегося в дни моей юности образцовым, а на самом деле пло-хого <...>. Анна Николаевна была, кажется, смо-лянка, она прекрасно знала французский язык, а также и свой собственный русский, была лите-ратурно и исторически образована, очень начи-тана и сделалась вскоре хорошей переводчицей. Она была постоянной сотрудницей "Вестника Европы", в котором переводила Золя и других французов. Работала и в других изданиях и га-зетах. Свою профессию переводчицы она нена-видела, называла себя литературным батраком, но добросовестно исполняла свою работу. Зара-батывала она, по-видимому, изрядно. Один Стасюлевич платил ей 75 руб. в месяц за ее 2½ лис-та — цена считавшаяся роскошной в то время, а что получала она от других издателей, я не знаю <...>.
В детстве я ее смутно помню. В 60-х годах она имела облик своего времени. Будучи очень вы-сокой и в меру полной, она одевалась в черные платья наипростейшего покроя, напоминавшие подрясник, и стригла волосы. Очки, которые она всегда носила по крайней близорукости, еще до-полняли этот облик. У нее было приятное лицо с нежной кожей, маленькие изящные и очень холеные руки. Позднее она отрастила волосы и стала более тщательно одеваться, хотя никогда не молодилась. У нее были дружеские, хотя и неблизкие отношения с моими родителями. Но по мере того как подрастали мои сестры и я, от-ношения становились все ближе и теплее <...>. Ко всем нам Анна Николаевна относилась по-особому и всем дала свои прозвища <...>.
Анна Николаевна очень любила бывать у нас в Шахматове. Помню, как однажды она приеха-ла в ужасную погоду среди лета. Выходя из эки-пажа и охая после долгой езды по ужасной доро-ге, она возгласила: "Карикатура южных зим!" Она прожила в Шахматове около недели, в уроч-ные часы переводила какую-то книгу и часто развлекалась разговорами с тремя сестрами, причем и ей и нам было превесело. В городе она жила некоторое время по комнатам, но потом, внезапно вообразив себя Hausfrau [хозяйка дома — нем. ], она наняла себе квартиру в три крошечные комнатки. В это время Анна Нико-лаевна вообще увлекалась домовитостью и, меж-ду прочим, восхищалась воронами, находя, что это очень хозяйственная птица: "Карр-карр — такая славная мать семейства", — говорила она, изображая ворону. Она наняла прислугу и уст-роилась очень уютно. Свои комнаты она назы-вала "наперстки", и мы не раз посещали ее в то время все три <...>.
Будучи литературной дамой, Анна Никола-евна встречалась со многими писателями: с Тур-геневым, с Достоевским и другими. Она особен-но ценила последнего. Из ее рассказов о нем я помню, что он говорил ей как-то: "Ведь во мне все Карамазовы сидят". Помню, как Анна Ни-колаевна приехала к нам в Шахматово из Москвы после пушкинского праздника, на котором, к стыду нашему, никто из нас не был по причи-не какой-то глупой инертности. Она с восторгом рассказывала про знаменитую речь Достоевско-го, начинавшуюся словами: "Пушкин есть явле-ние чрезвычайное", и призналась, что после этой речи она поцеловала Достоевскому руку».

Энгельгардт была первой женщиной из «об-щества», вставшей за книжный прилавок. Она служила продавцом в книжном магазине, создан-ном в Петербурге в 1862 г. по решению «Земли и воли». По инициа-тиве Энгельгардт и при поддержке и Н.В. Стасовой была организована первая в России женская издательская артель. Энгельгардт явилась од-ним из организаторов Высших женских (Бесту-жевских) курсов и главным редактором журна-ла «Вестник иностранной литературы».

О встречах Достоевского с Энгельгардт свиде-тельствует письмо Энгельгардт к нему от 12 ап-реля 1880 г., где она приглашает Достоевского к себе ( . Ф. 93. II. 10. 7), а о встречах с Эн-гельгардт на Пушкинском празднике в Москве в конце мая — начале июня 1880 г. Достоевский писал своей жене: «Висковатов вдруг припом-нил, что здесь Анна Николаевна Энгельгардт, и предложил к ней заехать. Мы поехали и прибы-ли в 10 часов, в гостиницу Дюссо. Она уже спа-ла, но была очень рада, и мы просидели час, го-ворили о прекрасном и высоком. Она приехала не на памятник, а для свидания с какими-то род-ственниками, а теперь больна: у ней распухла нога» (письмо от 30-31 мая 1880 г.); «Затем с Висковатовым отправилась к Ан<не> Ник<олаевне> Эн-гельгардт, которая все сидит дома с больной но-гой, и застали у ней доктора, который говорит, что болезнь довольно серьезна, если чуть-чуть пренебречь» (письмо от 31 мая 1880 г.); «Обедал один, вечером заехал к Анне Ни-колаевне, у ней сидел доктор (ее знакомый и да-же родственник), я посидел полчаса, и они оба меня проводили до гостиницы» (письмо от 2-3 июня 1880 г.); «Затем был на мину-тку у Анна Ник<олаевны> Энгельгардт и разъез-жал по мелким покупкам» (письмо от 5 июня 1880 г.).

В отделе редких и рукописных книг Научной библиотеки Петербургского университета сохра-нился первый том прижизненного издания «Бра-тьев Карамазовых» с автографом Достоевского: «Глубокоуважаемой Анне Николаевне Энгель-гардт на память от автора».

В (Ф. 572. On. 1. Ед. хр. 212) хранится автограф (на французском языке) критического очерка Энгельгардт о Достоевском «Великий русский психолог» (1882 г.), в котором Энгель-гардт в заключении отмечала: «Смерть застигла его 28 января 1881 г. в апогее славы, популяр-ности. Его похороны были событием. Ни с чем не сравнимая пышность его похорон обратила на себя внимание даже людей из народа, осведом-лявшихся, что же собой представляла эта вели-кая личность, этот генерал, которому отдают столь блистательные почести? На вопрос подоб-ного рода, заданный человеком из народа, кото-рый спросил, кого же это хоронят с такой небы-валой торжественностью, один студент ответил: "Бывшего каторжника". Молодежь никогда не забывала, что он являлся мучеником своих убеж-дений».

Пять официальных браков, двое признанных детей на двоих и одиночество − длиной во всю жизнь. «Вдова Николая Гумилева» − и никого другого, несмотря на все браки. «Муж Анны Ахматовой» − и никак иначе, несмотря на многочисленные романы и второй брак. Муж - и вдова. Вечный поклонник - и отвергающая его дама. Разъяренный мужчина и оскорбленная женщина. Обманутый муж и брошенная жена. Поэт и Поэт. Гумилев и Ахматова.

Двум русским семьям суждено было переехать из Тифлиса и Киева в Царское Село, чтобы там состоялась эта встреча - «гимназиста с гимназисткой», конквистадора с сиреной, Гумилева с Горенко.
Аня Горенко - угловатая смуглая девочка, ставшая поэтом и музой завоевателя Африки. Коля Гумилев - самовлюбленный некрасивый гимназист, выросший в одного из лучших поэтов Серебряного века, дважды Георгиевского кавалера и глубоко несчастного покорителя женских сердец. Самая утонченная, самая завораживающая пара петербургских зим начала XX века. И скомканная, банальная, страшная развязка.

Развязок, по сути, было несколько: измены «от скуки», унизительный развод, многолетние скитания одной и скорая гибель другого. Но сначала было по-другому…
Ему было 17, а ей всего 14, когда они впервые увидели друг друга в Рождественский сочельник. С их встречи Гумилев не находил себе покоя, пытаясь забыться то в путешествиях, то в мечтах, то в стихах. Иногда казалось, что сердечная боль отпускает и образ тоненькой большеглазой девочки уже не преследует его денно и нощно, но стоило пройти по знакомой улице, зайти в гости к ее брату - как все начиналось сначала. А потом девочка выросла, и каждый разговор с ней становился истинной мукой, «почти каждая наша встреча заканчивалась моим отказом выйти за него замуж», как писала Ахматова спустя много лет.
Этим мучениям не видно было конца, но вдруг крепость пала - Аня Горенко согласилась отдать свою руку настойчивому поклоннику. Лишь спустя время он узнает, что принять это решение его невесте помогла ее собственная личная драма. Но пока начинающий поэт и путешественник Николай Гумилев счастлив: 25 апреля 1910 года в Николаевской церкви села Никольская Слободка состоится его венчание с женщиной, которую он ждал семь долгих лет. Медовый месяц молодожены проводят в Париже. Казалось, что наконец-то обретенному счастью не будет конца.
Однако уже через несколько месяцев Гумилев уезжает от молодой жены в путешествие, в его жизни была еще одна страсть, которой он был верен многие годы, − Африка. Она манила его как воина, как романтика и как поэта. Принимала как страстная и коварная любовница, которую все время надо было завоевывать и подчинять, но от которой не было сил отказаться. Она давала ему острые ощущения, восполняла силы и питала поэтический талант - то есть была для него всем, чего он искал. С дороги Николай Степанович посылает жене стихотворение, в котором лежит ключ к их уже начавшимся семейным неурядицам:

Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал − забавницу,
Гадал − своенравницу,
Веселую птицу-певунью.

Уже было ясно, что она не создана для семейного очага и домашнего уюта. Она искала себя - и тем сложнее ей было, что и Гумилев одновременно хотел иметь рядом и молчаливую жену − хранительницу дома, и роковую женщину. Насмешливо относясь к тому, что и жена его «пописывает стишки» («Анечка, займитесь лучше балетом, у Вас такая талия!»), он тем не менее сам представил ее на «поэтической среде» в башне Вячеслава Иванова, где и произошло первое признание Ахматовой. Николай Степанович отнесся к этому событию довольно скептически, но, вернувшись из Африки, вынужден был признать, что его жена Анна Андреевна - состоявшийся, самостоятельный поэт. (Позднее, уже после развода, из-под пера Гумилева вышла рецензия на сборник «Арион», где есть такие строки: «Ахматова захватила чуть ли не всю сферу женских переживаний, и каждой современной поэтессе, чтобы найти себя, надо пройти через ее творчество».) Официально закрепив созданное им новое поэтическое движение акмеизм, Гумилев не мог не признать, что самым подлинным, самым настоящим акмеистом был вовсе не он сам, не Сергей Городецкий, не Осип Мандельштам, а она - Анна Ахматова.

Двум поэтам тяжело ужиться под одной крышей, особенно если каждый из них не готов идти на уступки, терпеть тяжелый характер другого и признавать собственную неправоту. Конечно, можно заниматься тренировкой ума и перешучиваться цитатами, выдержками из пьес и статей (Ахматова вспоминала о том, что у них в ходу была игра «разговаривать цитатами», например: уставший Гумилев, придя домой, приветствует отдыхающую на диване жену фразой из стихотворения Некрасова, об усталом муже-труженике. По правилам игры отвечать можно исключительно некрасовской же строчкой, что Анна Андреевна и проделывает с нескрываемым удовольствием: «На красной подушке первой степени Анна лежит»). Можно «поджимать губы и разливать чай», пока муж флиртует с симпатичной гостьей. Можно не замечать ухажеров жены. Многое можно пытаться выдать за семейное счастье - но от этих попыток оно не появится.

Через два года после свадьбы у супругов рождается сын Лев, единственный ребенок Анны Ахматовой, воспитание которого легло сначала на плечи свекрови, затем, позже - второй жены Гумилева, Анны Энгельгардт. Вскоре после рождения ребенка супруги дают друг другу свободу: формально оставаясь в браке, Гумилев и Ахматова более не станут упрекать друг друга в изменах. Много лет спустя Ахматова признает, что ее измена была хронологически первой. Был ли это начинающий гений живописи Модильяни в 1911 году или кто-то другой, успевший появиться еще раньше, − неважно.

Только ли фактическая хронология имеет значение, или разочарование Гумилева в той, которой он добивался столько лет, должно было выражаться не столь обидно и унизительно? Так или иначе, внешне существование пары Гумилев − Ахматова остается семейным. При этом в 1913 году у актрисы мейерхольдовского театра Ольги Высотской рождается сын Орест, которому его дядя дает свои отчество и фамилию, но доподлинно известно, что он является вторым сыном поэта Николая Гумилева. Николай Степанович никогда не увидел своего сына, потому что вскоре после его рождения мать увезла ребенка в провинцию. Лишь много лет спустя Орест познакомился со своим братом Львом - познакомился благодаря настоянию Ахматовой, сказавшей, что дети «должны дружить и держаться друг за друга». Как показало время, братья действительно стали друзьями.
«Мы недолго были близки, − свидетельствует сама Ахматова со слов Веры Лукницкой, − примерно до 1913 года. До Татианы Адамович». Роман с Адамович захватил Гумилева, ей посвящен сборник «Колчан», она надеялась выйти за него замуж - поэт даже просил у Ахматовой развода, на что та моментально согласилась («Когда речь шла о расхождениях - я соглашалась моментально»). В дело вмешалась мать Гумилева, и развод не состоялся. Роман с Адамович постепенно сошел на нет, но появилась Лариса Рейснер. Они встретились в 1916 году в «Привале комедиантов» на Марсовом поле, куда постепенно переселилась петербургская богема из подвала «Бродячей собаки» на площади Искусств. Нежная и хрупкая на вид Лариса обладала поистине мужским характером. Она ответила отказом на его предложение о замужестве. Сам Гумилев относился к Рейснер двойственно: с одной стороны, признавал ее красоту, ум, сильный характер, с другой - известен его отзыв: «Сразу же пошла со мной в «меблирашки», как какая-то профурсетка». «Я так его любила, − вспоминает Рейснер, − что пошла бы с ним сразу куда угодно». Связь закончилась так же стремительно, как и началась: Лариса дала поэту отставку, узнав о его романе с Анной Энгельгардт.

Развод с Ахматовой был неминуем, и он состоялся 5 августа 1918 года. Инициатором была Анна Андреевна, заявившая о своем уходе к ассириологу Владимиру Казимировичу Шилейко. Брак продлился всего три года, именно об этом замужестве Ахматова писала строки «Мне муж - палач, а дом его - тюрьма», да и уходила она к Шилейко «как в монастырь. Чувствовала себя такой черной, думала, очищение будет». Черной перед кем? Перед первым мужем, в первую очередь. «Когда я с Шилейко расставалась - так легко и радостно было, как бывает, когда сходишься с человеком, а не расходишься. А когда с Николаем Степановичем расставалась - очень тяжело было. Вероятно, потому, что перед Шилейко я была совершенно права, а перед Николаем Степановичем чувствовала вину».
Каждый был своенравен и прав по-своему. Нужно ли было так глупо разводиться, пытаясь доказать друг другу, что все хорошо? Что оба - свободны и полны сил, дышат новой любовью - а потом до конца жизни скрупулезно подсчитывать все написанные друг другу стихотворения, вести своеобразный «учет и контроль» в особой тетради, до конца жизни быть именно его вдовой - и именно ему посвящать все новые и новые стихи?

На пороге белом рая,
Оглянувшись, крикнул: «Жду!»
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.

Гумилев тоже не был счастлив в новом браке. Он и решение-то принял скоропалительно, буквально назло жене:
−Хорошо, конечно. Я тоже хотел Вам сказать, Анна, я женюсь.
− Кто она?
− Анна Николаевна Энгельгардт.
«Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову - имя хорошенькой Анечки Энгельгардт. Когда я пришел к ней сделать предложение, она чуть не упала в обморок от радости и неожиданности» − очень редко из таких мотивов вырастает счастливый брак. Так было и на этот раз. Да, в семье Гумилевых родился еще один ребенок, девочка, воспитывавшаяся вместе со старшим сыном. Да, по сути, именно Анна Энгельгардт должна бы считаться вдовой Гумилева - их брак не был расторгнут до гибели поэта, да они и не собирались разводиться, Гумилев просто отправил жену из Петербурга, где бешено работал и так же бешено крутил романы. Ученицы его поэтической мастерской были без ума от своего мэтра, более всех повезло Ирине Одоевцевой. Ей посчастливилось провести рядом с поэтом, гуляя, работая, учась и веселясь, последние дни его жизни. Нельзя сказать, что они были вместе - но она действительно была рядом, ближе всех. Она была одной из последних, кто видел его в холостяцкой квартире на Преображенской, 5, она оставила одни из самых подробных (хоть и не всегда близких к истине) воспоминаний. Ирину Одоевцеву часто называли «невенчанной женой». Ларису Рейснер - губительной силой. Марию Кузьмину-Караваеву - «тихой ласковой музой». Елену Дюбуше, за которой поэт ухаживал в Париже в 1917 году, - «синей звездой». Многих называли по-разному. И только Анна Ахматова была его вдовой.

Пророк Апокалипсиса; к его уху прильнул Ангел, шепчущий слова Откровения. Бываю тут каждой осенью: без видимых причин отмечается повышение настроения, и ты открываешь для себя что-то радостное. Год назад это был , снимков которого еще не было в сети. Уничтоженная большевиками обитель понемногу преодолевает свой малый Апокалипсис.

В сентябре 2015 г. заприметил я одно из изувеченных надгробий монастырского кладбища. Текст его плохо читаем из-за сильных повреждений:
Г...рдiи
..тставной Ротмистръ
Графъ
Константинъ Михайловичъ Де..еръ
Родился 5 Апреля 1824 года
Скончался 27 Iюля 1859 года
Кто он, этот Де..еръ?
Первая мысль - Девиер, представитель известного графского рода, потомок первого генерал-полицмейстера СПб, портрет которого висит в Смольном.
Зашел на портал Центра генеалогических исследований . Так и есть: это Девиер Константин Михайлович (1824.04.06--1859.07.27,†Череменецкий монастырь Луж.уезд СПб губернии), гвардии отставной ротмистр [Шереметевский В. Русск.провинц.некрополь. Т.1. М.,1914]. Он является пра-правнуком «еврея Петра Великого».

О нем известно немного. Ротмистр в отставке, был попечителем Лужской городской больницы. Владелец многочисленных поместий: в Старорусском уезде Новгородской губернии – сел. Голодуши, Оберетки и др., в Звенигородском уезде Московской губернии – усадьбы и дер. Веледниково, в Пронском уезде Рязанской губернии – с. Телятники, а также в Пензенской губернии.

Набросал я небольшой очерк о первом Девиере – Антоне Мануиловиче. Что сопровождалось неким дежавю касательно имени его потомка: где-то еще я встречал упоминание о Константине Михайловиче Девиере.

Роюсь в источниках далее. Ну, как же, вот оно : его жена Екатерина была дочерью Анны Романовны Энгельгардт (Херасковой), последней представительницы славного рода Херасковых. Это же леденящая душу история о живом мертвеце Федоре Энгельгардте, который был тесть Константина Девиера, описанная В. Пикулем в исторической миниатюре «В трауре по живому мужу» !
Но об этом чуть позже.

Константин Михайлович Девиер прожил всего 35 лет. Во втором замужестве его супруга Екатерина Федоровна была за Александром Артамоновичем Муравьёвым (1821-1881), сыном декабриста, статским советником, председателем Новгородской казенной палаты. Вот тут же рядом в Череменецком монастыре находится и его могила.

Отдельного рассказа заслуживают тёща Константина Девиера, Анна Романовна, урожденная Хераскова (1809-1881) и ее предки. Она была внучатой племянницей Михаила Матвеевича Хераскова (1733 – 1807) – поэта и писателя, автора эпической поэмы «Россиада», действительного тайного советника.

Портрет Михаила Хераскова. Художник К. Гекке. 1800 - е гг.

Основательно забытый в наше время Херасков был почти 50 лет ректором и куратором Московского университета. Он также первый владелец особняка на ул. Тверской в Москве, известного, как «Английский клуб», усадьбы «Очаково». Ему принадлежит авторство текста официального гимна Российской империи «КОЛЬ СЛАВЕН НАШ ГОСПОДЬ В СИОНЕ» на музыку Д.С. Бортнянского.
В 1833 г. статус государственного гимна закрепился за «Молитвой Русского народа» («Боже, Царя храни!») В.А. Жуковского на музыку А.Ф. Львова, но «Коль славен» продолжал сохранять свое значение в качестве церемониального гимна.

Анна Романовна Хераскова после кончины в 1832 г. своего брата получила в наследство имение Солнцев Берег на противоположном от монастыря берегу Череменецкого озера. В 1831 г. она вышла замуж за смоленского дворянина Федора Валентиновича Энгельгардта (1802-1876). Супруги жили в имении безвыездно круглый год, здесь же родились их дети: старшая дочь Екатерина (?), Вера (1833), Пелагея (1835), Александра (1836), Анна (?) и сын Валентин (1846). Но этот брак не был счастливым.

Архивные документы донесли до нас подробности тяжелых отношений супругов, при коих муж «бил жену, угрожал оружием, душил». Упоминается некий гувернер Дубов, который «пил и всех оскорблял», при этом Анна Романовна хвалила достоинства Дубова и дала ему доверенность на управление имением. В конце концов вмешались родственники Анны Романовны. Было возбуждено дело, началось следствие, допросы крепостных и детей. По решению суда Дубова выслали в Олонецкую губернию, а Энгельгардт оставил семью и уехал на родину, в Смоленскую губернию.

Анна Романовна прожила долгую жизнь, скончалась в 1881 г. и была похоронена вместе со своим сыном Валентином на кладбище с. Романщина в 15-ти км. от Череменецкого монастыря. Пару лет назад автор этих строк разыскал и их могилу ().

БЛЕСК И НИЩЕТА ИСТОРИЧЕСКИХ МИНИАТЮР
Содержание опуса «В трауре по живому мужу» сводится к следующему. Дворянин Федор Энгельгардт развратил свою 14-летнюю дочь Анну. Его супруга Анна Романовна, безумно любившая мужа, была сражена «как громом». Она явилась прямиком в III Отделение и ошарашила самого шефа жандармов Леонтия Дубельта откровенным рассказом.
Тот доложил обо всем Императору. – Разорвать бы этого титулярного собаками, – сказал Николай I, – но… придется судить мерзавца . Вскоре императора навестила любимая дочь Вел. княжна Мария Николаевна дабы сообщить, что ее подруга, светлейшая княгиня Салтыкова, слезно умоляет не предавать дело ее кузена Энгельгардта всеобщей огласке.

Посему было принято решение объявить Федора Энгельгардта... мертвым. У него изъяли паспорт, лишили всяческих прав. Анне Романовне доставили свидетельство о погребении мужа. Поначалу живой мертвец скрывался у своей кузины Салтыковой, по прошествии некого времени явился вновь и стал шантажировать свою бывшую семью.

Портрет Леонтия Васильевича Дубельта (1792-1862), генерала от кавалерии,
начальника тайной полиции. Худ. П.Соколов, 1834

Наверное, под воздействием позитивной энергетики Череменецкого монастыря показалась мне вся история с соблазнением Энгельгардтом собственной дочери более, чем сомнительной. Что еще за холмогоровщина среди русского дворянства в николаевские времена?

Решил обратиться к первоисточнику, перелопатил дневники самого Леонтия Дубельта. И, вот, представьте, нашел:
1851 г. ДЕКАБРЬ 15. Приказано произвести следствие о семейных раздорах графа Салтыкова. Жена его написала безыменные письма, что он влюбился и хочет соблазнить свою старшую дочь, а он показывает, что помещик Федор Энгельгард уже соблазнил и жену, и дочь его. Страм! ().
Больше нигде о Федоре Энгельгардте в дневниках ни слова. Дубельту верить можно, если не шефу жандармов верить в России, то кому ж еще?

«Дубельт - лицо оригинальное, он наверное умнее всего Третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди прежде, чем голубой мундир победил или лучше - накрыл все, что там было» («Былое и думы»).

На самом деле упомянутый скандал наделал в свое время много шуму в столице и выглядел так. Тайный советник гр. Лев Григорьевич Салтыков (1800-1857) был женат на фрейлине Екатерине Михайловне Голициной (1808-1882) и имел 3-х сыновей и 2-х дочерей Наталью (о ней речь) и Софию. Его жена, клевеща на мужа, пыталась выгородить любовника своего и своей дочери, троюродного брата Федора Энгельгардта. Проведенное расследование быстро установило истину ().

Получается, что всю историю с трауром по живому Энгельгардту бойкий литератор Пикуль просто выдумал? В том числе и такие подробности:
«Полковник Станкевич, ставший за эти дни «другом дома», навестил Анну Романовну, чтобы сообщить ей о приговоре, который был согласован с самим императором. - Можете быть спокойны, - утешил он женщину, - и траурных одежд снимать не надо, ибо вы действительно ОВДОВЕЛИ. - Надеюсь, его казнили? - спросила Анна Романовна. - Нет. С ним поступили ХУЖЕ. Вашего бывшего просто вычеркнули из числа жителей, населяющих нашу могучую империю, паспорт у него навечно изъят, он лишен всяческих прав, а вскоре будет объявлено о его смерти официально. - Мне, вдове, нужен официальный документ о моем вдовстве. - Не волнуйтесь. Третье Отделение на все способно…
Станкевич не шутил. Из канцелярии Дворянского собрания Анне Романовне доставили документы, узаконивающие ее вдовье положение, при этом она получила на руки и свидетельство о погребении титулярного советника Федора Энгельгардта в какой-то захудалой деревеньке под Вологдой».

Похоже, всё это полет закусившей удила фантазии беллетриста. Впрочем, Пикуль ссылается на творения некой А.И. Соколовой, писавшей под псевдонимом «Синее Домино». Но и без этого в «исторической миниатюре» предостаточно ляпов: «при жизни похороненный» Федор Энгельгард на самом деле скончался в 1876 г., женой гр. Константина Девиера была Екатерина, а не Вера Энгельгардт, у кузины Салтыковой Энгельгардт всяко прятаться не мог при живом-то муже и т.д.
Выводы делайте сами.

В качестве позитивной ноты предлагаю послушать гимн Российской империи «КОЛЬ СЛАВЕН НАШ ГОСПОДЬ В СИОНЕ» (стихи М.М. Хераскова на музыку Д.С. Бортнянского).
Тем паче сегодня праздник.
У нас с драгоценнейшей френдессой Анастасией недавно случилась легкая полемика по нюансам понятий Россия и совдеп. Пусть этот аудио-визуальный ряд поможет избежать всяких досадных смешений.

Гимн «Коль славен» исполнялся на торжественных церемониях, входил в военный ритуал производства юнкеров в офицеры, звучал после артиллерийского залпа и сигнала горнистов «На молитву, шапки долой!».
С 1856 по октябрь 1917 гг. колокола на Спасской башне Московского Кремля ежедневно в 15 и 21 час. звонили мелодию «Коль славен наш Господь в Сионе», а в 12 и 18 час. мелодию «Преображенского марша».