Вяземский "котел" – малоизвестная страница истории войны. Война не хочет уходить

2 октября силы группы армий «Центр» перешли в наступление на направлениях Духовщина - Вязьма и Рославль - Вязьма. В первый же день немцы прорвали оборону Красной Армии на обоих этих направлениях и вклинились на глубину до 30 километров. К вечеру немецкие танковые дивизии нанесли удар по второй линии обороны Резервного фронта. Были нанесены воздушные удары по штабу Западного фронта, что привело к утрате управления войсками.

3 октября немцы продвинулись в полосе обороны Западного фронта на 50 километров, Резервного – на 80 километров. Командование Западного фронта пыталось ликвидировать прорыв, нанеся контрудар силами созданной оперативной группы, однако он был отражен и результатов не достиг.

4 октября на рославлевском направлении немецкие танковые армии разбили соединения Резервного фронта и вышли на рубеж Ельня - Спас-Деменск - Мосальск. К вечеру противник глубоко охватил группировку Западного и Резервного фронтов с севера и с юга.

5 октября Ставка утвердила решение командующего войсками Западного фронта об отводе войск на Ржевско-Вяземский рубеж.

6 октября приказ об отходе был отдан. Однако отвести войска в обстановке непрерывных боев и хаоса утраты управления полностью не удалось.

7 октября завершилось окружение частей Западного и Резервного фронтов. В котел попали 19 стрелковых дивизий, 4 танковые бригады 19-й, 20-й, 24-й, 32-й армий. Потери убитыми и ранеными Красной Армии превысили 380 тысяч человек; в плен попало свыше 600 тыс. человек.

Окруженные войска вели ожесточенные бои до 13 октября. Часть из них 12 октября смогла вырваться из окружения и с боями вышла на Можайскую линию обороны. Героическое сопротивление наших войск сковало значительные силы противника, не дав ему продвинуться к Москве. Таким образом потери наших армий нельзя считать совершенно бессмысленными, однако Вяземский котел стал для Красной Армии одной из самых серьезных катастроф в период Великой Отечественной войны.

Я был взят в армию в 1939 году, когда началась война. К этому времени я уже был в университете и, собственно говоря, никаких других целей, кроме как опять вернуться за эту скамью, которую я оставил тогда, у меня не было. Я считал, что отслужу два года и вернусь. Но это было наивно, потому что 1 сентября Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война.

Служил я в Монголии до 1941 года. Тогда к нам в Монголию приехал генерал-полковник, по-моему, Городовиков, по внешности напоминавший Буденного, который тоже в это время был на Западном фронте. И нас всех переориентировали на Запад. Я лично был очень рад. К тому времени я был в рядах нашей бригадной газеты, а попал я в 8-ю мотобронебригаду. Я старался в танковую часть попасть под влиянием «Трех товарищей». Это известный фильм был, и, конечно, наивный, я считал, что мое место тоже в танке.

Под влиянием «Трех товарищей» я старался попасть в танковую часть

Мы поехали на запад. Когда мы ехали, я думал, что это поближе к Москве, и все-таки год я уже отслужил. Это май 1941 года. Когда мы подъезжали к Москве, мы не приблизились, ехали каким-то боковым путем, южнее. И в это время мне попалась газета, в которой Лозовский сообщал от Информбюро, что никакой переброски войск с востока на запад нет.

Для нас это был совершенный нонсенс, поскольку мы ехали именно с востока на запад. Далее до 1941 года я был в военной части как солдат, не хотел никакого выдвижения, потому что даже младший командный состав служил три года, а не два. А я рассчитывал на два.

Последнее время я служил уже в нашей бригадной газете «За Родину». Там было три человека, я работал редактором. Так началось мое вхождение в печать. Так что у меня колоссальный опыт журналистской работы.

Комкор Георгий Жуков совещается с командирами во время боев на Халхин-Голе, 1939 год

Как сложилось мое участие в Вяземском «котле»? Дело в том, что «котел» был не один, их было два. Нас выбросили из вагонов в Оше. Задача была защитить Москву, поскольку мы все-таки были кадровой частью. Причем я попал в часть, участвовавшую в Халхин-Голе под командованием Жукова, с которым я встречался как дневальный. Он пришел как раз к нам, и я докладывал ему о нашем взводе.

После того, как нас высадили в Оше, мы направились по Минскому шоссе. Здесь было много эпизодов. Были бои. Задача была оседлать шоссе, дабы не дать немцам продвинуться по направлению к Москве. Здесь я принимал участие в очень тяжелой атаке, потому что немцы укрепили подходы к шоссе и пришлось выбивать их оттуда. Причем это была первая атака. Я даже не знаю, рассказывать об этом или нет. Это вообще совершенно странно. Я потом тоже участвовал в атаках, но такой я просто не помню. Такой не было.

Мы захватили в плен двух немцев, которые ехали, как по своей Германии

Почему? Прежде всего потому, что я не знал, как надо бежать, хотя представлял все-таки, что лучше так. Я бежал прямо на этот пулемет…

Нет, я не был неумехой. Просто это у меня был первый бой. И я бежал прямо к этому самому пулеметчику. А пулеметчик стрелял веерно. Я бежал в каком-то огневом треугольнике. Никакого чувства страха я тогда не испытывал. Я не пытался упасть, а просто бежал прямо — надо было снять этого пулеметчика.

Вообще, мое место было, конечно, там, на Минском шоссе. Как я вообще оттуда выбрался, не знаю. Это судьба. Это случай. Даже мы не стреляли, когда бежали. А высокая стояла рожь, трудно было бежать, путался в этой ржи, но все-таки когда мы подбежали поближе, начали стрелять, и я не знаю кто, но пулеметчика мы сняли и смогли выполнить приказ — оседлать эту дорогу. Кроме того, мы захватили в плен двух немецких офицеров, которые нагло ехали, просто как по своей родной Германии. Я такого не видел. Они как раз подъехали к тому месту, где мы уже поставили барьер на шоссе, и свернули на поле. Потом они подняли руки, и у них в машине мы нашли очень важные документы: стратегические карты, целый ряд других. Я лично не видел, не забирал их вещи. Потом пришли из Особого отдела и покончили с этими людьми.

Советские солдаты, попавшие в плен под Вязьмой. Октябрь 1941 года

Это был первый «котел», из которого я вышел, точнее выплыл, поскольку надо было выбираться на другую сторону Днепра. Это, по-видимому, было недалеко от Дорогобужа, потому что когда мы туда подошли вечером (это было очень поздно), берег был почти пуст. Но было видно, что там была мясорубка. Это сразу бросалось в глаза. Был приказ каждому выбираться самостоятельно. Я волжанин сам, поэтому для меня вода — родная стихия. Я сапоги снял, взял винтовку и остальное обмундирование и переплыл через Днепр. Он там узкий, это Соловьевская переправа.

Ну, а дальше — Вязьма. Тут засосала нас эта воронка страшная. Дело в том, что мы к этому времени уже заняли другую диспозицию, и надо было выбираться из этого второго «котла», главного, основного, потому что именно в это время был приказ у немцев, которые колебались какое-то время, потому что Гитлер предполагал, что нужно основной удар, как я знаю по документам уже немецким, нанести на юг, туда, где были полезные ископаемые, а генералы Центральной группы считали, что необходимо двигаться на Москву, и это, якобы, решит всю войну. В это время мне даже дали однодневный отпуск для того, чтобы я мог поехать в Вязьму, потому что там меня ждала мать. И это было свидание, о котором без слез рассказывать сложно. Мы долгое время тогда не встречались, но это было позже.

То, что я увидел в Рославле, не поддается описанию

И мы пошли с этим передовым отрядом на прорыв. Я шел сзади, в арьергарде. Впереди шли командиры, у которых были компас, карты. Они шли по определенному маршруту. Я замыкал эту колонну. И поскольку я, наверное, пять или шесть суток вообще не спал, я заснул на ходу. И когда я открыл глаза, оказалось, что я вообще один. Тогда я решил, что буду идти на восток. Ориентировался по Большой Медведице, Полярной звезде.

Шел на восток. Там довольно много сел. Я ориентировался на то, что были «звучащие» села, где были слышны звуки губной гармоники (значит, там немцы), и были «молчащие» села. Вот в одно из «молчащих» сел я и вошел.

Там была женщина с ребенком на руках. Она, увидев меня, сразу сказала: «Залезайте на печку». Я пытался хотя бы развернуть портянки: у меня сапог был пробит миной, уже начиналось обморожение, я провалился в канаву. И только я залез на печку, открылась дверь и вошли двое полицейских. Они были в черной форме, с белыми повязками и фашистским знаком.

И они меня взяли, вытащили из этой хаты и потащили дальше. Рядом была дорога, где шла длиннейшая лента пленных. Ужасно было смотреть на это. Меня впихнули туда же. Спустя несколько дней нас повели. Мы ночевали прямо на снегу. Так я попал в Рославль, где действовал пересыльный лагерь для советских военнопленных и гражданских лиц дулаг-130. То, что я там увидел, не поддается описанию.

Пленные красноармейцы, захваченные немцами в октябре 1941 года под Брянском и Вязьмой, выгружаются из эшелона, прибывшего в один из немецких лагерей

Но все же я бежал из этого лагеря. Потом опять попал к немцам, был в Клинцах. Опять бежал…

И все-таки мне удалось повоевать на советской стороне. Дело в том, что я видел начало войны и видел ее конец. Должен сказать, что я был еще и в штрафном батальоне. Это счастье, потому что я не попал в лагерь. Ведь за то, что ты был в немецком плену, тебя ждало… в общем, ты оказывался вообще вне закона.

Медаль «За отвагу» — самая дорогая награда, которая была у меня

Заканчивал я войну взятием Кенигсберга, был награжден медалью «За отвагу». Это самая дорогая награда, которая была у меня в годы Отечественной войны. После этого я попал в госпиталь. Оттуда нас повезли опять в Монголию. То есть я вернулся туда же, откуда все началось. Там я еще принимал участие в войне с Японией. Это был уже 1945 год.

Вновь обращаю внимание на то, что в данном случае Лукин уже заслуживал расстрела перед строем армии. Как за фактический отказ от попытки вырваться из окружения, за разложение воинской дисциплины и самовольный роспуск частей, так и за неисполнение приказа Ставки о руководстве прорывом из окружения четырьмя армиями, приказа № 270 от 16 августа 1941 г. и т. д. Мне лично очень трудно понять одну вещь - неужели среди всего командного состава не нашлось ни одного более или менее приличного человека, чтобы немедленно расстрелять Лукина и всю его камарилью как настоящих предателей и изменников Родины?! Куда глядели Особый отдел, военный прокурор, военный трибунал?! Ведь на кону-то стояли жизни вверенного им целого миллиона человек, и особенно судьба столицы!

Так вот и спрашивается, не эту ли подлинную, крайне неприглядную правду об истинном происхождении трагедии Вяземского «котла» имел в виду Лукин, изрядно осмелевший после убийства Сталина, который в эйфории победы и по причине инвалидности Лукина - в плену ему ампутировали ногу - просто сжалился над ним и не поставил к стенке?! Не из-за этого ли Лукин так лихо сваливал всю вину на Конева и Буденного?! Ведь самый лучший способ сокрыть свое предательство - свалить вину за трагедию на других! Никто не спорит, что и они были виноваты, но они были виноваты за дубовое руководство боевыми действиями. А вот за то, что произошло в окружении, - за это должен был ответить лично Лукин и только у расстрельной стенки. Ведь только под Вязьмой было угроблено 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! Немцы всего 28 дивизиями окружили 37 наших дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! А через несколько дней тевтоны оставили всего 14 дивизий и наши 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий безропотно, как бараны, сдались, не будучи побежденными! Более того. Кто-либо может вразумительно объяснить, а при чем тут Сталин и Ставка, если решение, выраженное в приказе Лукина, даже не было сообщено в Ставку, если на последние запросы Ставки Лукин вообще не находил нужным отвечать?!

Может быть, хватит с маниакальным фанатизмом все валить на Сталина и на Ставку?! Может быть, пора, наконец, хоть что-то спросить с наших «доблестных» генералов и маршалов военной поры?! Сколько же можно очернять Верховного Главнокомандующего, Ставку и Генштаб во главе с мудрейшим асом маршалом Шапошниковым, и выставлять их виновными по любому поводу, а чаще всего, и без повода?!

Примечания:

Halford J. MacKinder. The Round World and the Winning of the Peace. Foreign Affairs, July 1943.

Более подробно по этому вопросу см. прекрасную, великолепно аргументированную рассекреченными документами СВР, ГРУ, МИД, Фонда Сталина, Коминтерна и иными ранее абсолютно неизвестными документальными материалами книгу Юрия Тихонова «Афганская война Сталина. Битва за Центральную Азию». М., 2008.

Лопуховский Л. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2007, с. 557.

Мухин Ю. И. Если бы не генералы. Проблемы военного сословия. М… 2006. С. 198–204.

пакет для вакуумной упаковки.

Одной из самых страшных катастроф советских войск в ходе Великой Отечественной войны, считается разгром Брянского фронта и образование Вяземского «котла» в ходе немецкой операции «Тайфун».

Задачи по разгрому советских армий на московском направлении были обозначены в директиве №35 от 6 сентября 1941 года Верховного командования вермахта, подписанной Адольфом Гитлером. Советские силы планировали разбить до наступления зимы. Решить эту цель собирались путём двойного окружения в общем направлении на Вязьму – Можайск – Москву, при наличии мощных ударных группировок на флангах (на севере и юге, для охвата столицы). 16 сентября появилась директива командования группы армий (ГА) «Центр» о подготовке операции по захвату столицы СССР под кодовым названием «Тайфун». Немецкое командование планировало ударами крупных группировок, которые сосредотачивались в районах Духовщины (3-я танковая группа генерал-полковника Германа Гота), Рославля (4-я танковая группа генерал-полковника Эриха Гёпнера) и Шостки (2-я танковая группа генерал-полковника Гейнца Гудериана), окружить основные силы противостоящих им советских воск войск и ликвидировать их в районах Брянска и Вязьмы. После этого, стремительным маршем обойти столицу Союза с севера и юга.

24 сентября состоялось последнее оперативное совещание всех командующих пехотных армий, танковых групп, с участием Гальдера и Браухича. 26 сентября издан приказ о наступлении. В приказе говорилось, что 4-я полевая армия и 4-я танковая группа должны нанести удар по обеим сторонам шоссе Росславль - Москва, затем наступая по линии шоссе Смоленск – Москва, замкнуть кольцо вокруг Вязьмы. Их действия дополняло наступление частей 9-й полевой армии и 3-й танковой группы. Их подвижные части должны были выйти восточнее верховьев Днепра и соединиться с подразделениями 4-й танковой группы. Части 4-й и 9-й армий, которые были расположены между ударными группировками, должны были сковать советские силы в районе Ярцево – Ельня.

На южном крыле 2-я полевая армия получила задачу наступать в направлении Сухиничи - Мещовск, обходя Брянск с северо-запада. 2-я танковая группа должна была наступать на Севск – Орёл, во взаимодействии с силами 2-й армии окружить и уничтожить советские войска в районе Брянска.

«Последнее решающее сражение» собирались начать 28 сентября и завершить операцию «Тайфун» и всю кампанию (основные боевые действия) до середины ноября 1941 года. Замысел был грандиозным – на одном операционном направлении было сосредоточено 3 танковые группы, 3 армии, к началу октября численность ГА «Центр» составляла 1,9 млн. человек. В ней было 78 дивизий (в том числе 14 танковых и 8 моторизованных), примерно 1700-2000 танков, 14 тыс. орудий и миномётов. Поддержку с воздуха осуществлял 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга, в нём было до 1320 самолётов (420 истребителей, 720 бомбардировщиков, 40 штурмовиков и 120 разведчиков).

Советские силы

Московское направление защищали Западный, Брянский, Резервный фронты. Западный фронт под командованием генерал-полковника Ивана Конева занимал полосу обороны в примерно 300 км, по линии Андреаполь – Ярцево – западнее Ельни. В первом эшелоне оборону держали: 22-я армия командарма В. А. Юшкевича (оставшковское направление), 29-я армия генерала И. И. Масленникова (направление на Ржев), 30-я армия командарма В. А. Хоменко и часть соединений 19-й армии генерала М. Ф. Лукина (сычевское направление), 16- я армия К. К. Рокоссовского и 20-я армия командарма Ф. А. Ершакова (Вязьма). Всего в составе Западного фронта было 30 стрелковых дивизий, 1 стрелковая бригада, 3 кавдивизии, 28 артполков, 2 мотострелковые дивизии, 4 танковые бригады. Танков у фронта было 475 (новых Т-34 - 51, КВ – 19 единиц).

В тылу Западного фронта и частично на его левом фланге были порядки Резервного фронта (командующий маршал С. М. Будённый). Во фронт входило 6 армий: 24-я армия генерал-майора К. И. Ракутина, 43-я армия командарма П. П. Собенникова в первом эшелоне прикрывали ельнинское и юхновское направления, всего около 100 км фронта. Четыре армии: 31-я армия генерал-майора В. Н. Далматова, 49-я армия генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина, 32-я армия генерал-майора С. В. Вишневского, 33-я армия комбрига Д. Н. Онуприенко, стояли во втором эшелоне на ржевско-вяземском оборонительном рубеже позади Западного фронта. Всего в Резервном фронте было 28 стрелковых, 2 кавдивизии, 27 артполков, 5 танковых бригад. В первом эшелоне было 6 стрелковых дивизий и танковые бригады в 24-й армии, 4 стрелковых дивизии, 2 танковые бригады в 43-й армии.

Силы Брянского фронта возглавлял генерал-полковник Андрей Ерёменко. Фронт закрывал 330 км на брянско-калужском и орловско-тульском направлениях. 50-я армия командарма М. П. Петрова прикрывала дорогу на Киров и Брянск, 3-я армия генерал-майора Я. Г. Крейзера - закрывала трубчевское направление, 13-я армия генерал-майора А. М. Городнянского – севское, а оперативная группа генерал-майора А. Н. Ермакова – курское направление. Всего в Брянском фронте было 25 стрелковых, 4 кавдивизии, 16 артполков, 1 танковая дивизия, 4 танковые бригады. Надо заметить, что дивизии были укомплектованы личным составом не полностью, так в 50-й армии численность стрелковой дивизии была примерно 8,5 тыс. человек, в 3-й и 13-й армиях по 7,5 тыс., в кавдивизиях было по 1,5-2 тыс. человек. Подобная же ситуация была в частях Западного и Резервного фронтов. У Брянского фронта было 245 танков (включая 22 – КВ и 83- Т-34).

Общая численность сил всех трёх фронтов насчитывала 1,2 млн. человек, 10,5 тыс. орудий и миномётов, примерно 1 тыс. танков. ВВС трёх фронтов насчитывали 548 боевых самолётов (265 истребителей, 210 бомбардировщиков, 36 штурмовиков, 37 разведчиков). После начала битвы, ВВС были усилены 368 бомбардировщиками дальней авиации и 432 самолётами истребительной авиации ПВО Москвы. Таким образом, советские ВВС не уступали в силе немецкой авиации.

Оперативные планы советских войск на западном направлении предусматривали ведение обороны почти по всему фронту. Так 10 сентября Ставка приказала Западному фронту перейти к обороне, «закопаться в землю» и выделить в резерв 6-7 дивизий, за счёт второстепенных направлений, чтобы создать мощную маневренную группировку. Комфронта Конев выделил в резерв 4 стрелковые, 2 мотострелковые, 1 кавдивизии, 4 танковые бригады и 5 артполков. Большую работу провели по подготовке обороны, она велась под наблюдением Генштаба. Заместитель начальника Генштаба А. М. Василевский предупреждал 18 сентября, что немцы готовят удар на ярцевском и ельнинском направлениях. 27 сентября директивой Ставки войскам Западного фронта предписали перейти в жесткой обороне, разрешались только активные разведывательные действия и частные наступательные операции.

Предполагали, что главный удар немцы нанесут вдоль шоссе, по линии Смоленск – Ярцево – Вязьма, в полосе 16-й армии Рокоссовского. Здесь была создана довольно плотная оборона, так 112-я стрелковая дивизия обороняла фронт в 8 км (10 тыс. человек, 38 орудий и миномётов, 226 пулемётов), соседняя 38-я стрелковая дивизия занимала фронт в 4 км (10 тыс. человек, 68 орудий и миномётов, 202 пулемёта). Средняя укомплектованность дивизий 16-й армии была самая высокая на Западном фронте – 10,7 тыс. человек. Кроме того, у Рокоссовского было 266 орудий калибра 76 мм и выше, 32 – 85 мм зенитки (для борьбы с танками), танковая бригада, все остальные танковые соединения фронта были под командованием штаба фронта. 16-я армия обороняла фронт в 35 км, соседняя 19-я армия Лукина – обороняла 25 км, имея 3 дивизии в первом эшелоне и 2-ве во втором. У 19-й армии было 338 орудий 76 мм и выше, 90 – 45 мм пушек, 56 – 85-мм зениток. В итоге, через 19-ю армию ни одна танковая дивизия вермахта не наступала. Надо учесть и тот факт, что за линией обороны 16-й и 19-й армий был создан резервный рубеж, его подготовили соединения 32-й армии Резервного фронта (там были даже батареи морских 130 и 100-мм орудий, они прикрывали шоссе, мост, железнодорожную линию). Понятно, что если бы немцы ударили вдоль шоссе, то понесли серьёзные потери.

Но другие опасные направления так хорошо прикрыть просто не было возможности. 30-я армия Хоменко, на которую пришёлся основной удар 3-й танковой группы, прикрывала фронт в 50 км, на всю линию обороны было 157 орудий калибром 76 –мм и выше, всего одна батарея 45-мм пушек, 24 – 85 мм зенитки. У армии не было танков.

Генштаб ошибся не только в направлении главного удара, но и в количестве ударных группировок. Считалось, что немцы нанесут удар в одном направлении, имея только одну крупную танковую группировку. Поэтому, были подготовлены мероприятия по отражению ударов с ряда других направлений. На Западном фронте это были осташково-пеновское, нелидово-ржевское, бельское, конютино-сычевское, ярцевское, дорогобужское направления.

Гитлеровцы смогли провести крупную перегруппировку сил: перебросить из под Ленинграда 4-ю танковую группу, а с южного направления – 2-ю танковую группу Гудериана. Поэтому, хотя советское командование довольно точно определило время удара, ошиблись в ударных силах врага, направлениях главных ударов. Немецкая 3-я танковая группа Гота ударила в стык 19-й и 30-й армий, севернее шоссе Ярцево – Вязьма. Удар 4-й танковой группы Гёпнера был направлен южнее шоссе, по 24-й и 43-й армиям. 2-я танковая группа Гудериана ударила по порядкам 13-й армии и оперативной группе Ермакова. Немцы смогли создать огромное преимущество на локальных направлениях: к примеру, против 4-х дивизий 30-й армии было выставлено 12 немецких. 43-я армия – 5 стрелковых дивизий и 2 танковые бригады, которая попала под удар 4 танковой группы, держала фронт в 60 км (3 дивизии в первом эшелоне, 2 дивизии и танковые бригады во втором). Оптимальной считается плотность обороны – максимум 8-12 км на дивизию.

На Брянском фронте командование фронта также ошиблось в направлении главного удара, его ждали в строну Брянска, а немцы ударили на 120-150 км южнее.

Брянская катастрофа

Гейнц Гудериан решил начать наступление на два дня раньше других ударных группировок, чтобы воспользоваться поддержкой авиации, которую ещё не использовали на других направлениях и хорошей погодой. 30 сентября 1941 года 2-й танковая группа перешла в наступление. Командующий Брянским фронтом Ерёменко собирался 3 октября нанести силами 13-й армии и группы Ермакова контрудар по флангам вбитого в оборону фронта немецкого клина. Но силы гитлеровцев недооценили, считали, что к Севску прорвалась группировка в составе 1 танковой и 1 моторизованной дивизий. А в прорыв шли 3-и моторизованных корпуса. Поэтому контрудары силами 13-й армии (2 стрелковые дивизии), группы Ермакова (3 стрелковые дивизии), не имели успеха. Уже 3-го октября немцы ворвались в Орёл.

Вечером 5-го командованию Брянского фронта разрешили отводить войска на вторую полосу оборону – в районе города Брянска и реки Десна. Брянск приписывалось оборонять. Но уже 6 октября немцы с тыла захватили Брянск. Ерёменко отдаёт приказ прорываться с боем на восток.

Чтобы остановить наступление немцев на этот участок стали перебрасывать резервные части: из Резервного фронта – 49-ю армию, с резерва Ставки – 1-й особый гвардейский стрелковый корпус Дмитрия Лелюшенко (5-я и 6-я гвардейские стрелковые дивизии, 4-я танковая бригада полковника Михаила Катукова, 11-я танковая бригада полковника П. М. Армана, 6-я резервная авиационная группа). Кроме того, против танковой группы Гудериана бросили 4 авиадивизии дальней авиации и 81-ю авиадивизию особого назначения. Направили на курское направление и 7-ю гвардейскую стрелковую дивизию (ей придали танковую бригаду), которую первоначально хотели отправить в Крым. Гвардейский корпус и 7-я гвардейская дивизия, по первоначальному плану, должны были деблокировать окружённые войска Брянского фронта. Одновременно Тулу начали готовить к обороне.

Пока резервы перебрасывали по железным дорогам, а части Брянского фронта пробивались из окружения, было необходимо приостановить наступление немцев на тульском направлении. В район Орла и Мценска перебросили на самолётах 5-й воздушно-десантный корпус (две бригады, всего 6 тыс. бойцов). 3 октября корпус получил приказ на переброску и дрался до 20 октября, когда его сменили. Бои за Мценск стали звёздным часом танковой бригады Катукова, которая смогла разгромить 4-ю танковую дивизию немцев (командование дивизии пренебрегло разведкой и охранением и нарвалось на внезапный удар бригады). Довольно успешно действовала авиация, так 10 октября на аэродроме Орёл-западный было уничтожено до 80 самолётов противника (почти все на земле).

В целом Брянский фронт потерпел поражение, были окружены силы 3-й, 13-й и 50-й советских армий. Но их не удалось взять в плотное кольцо и полностью уничтожить, значительные силы прорвались, во время отступления погиб командующий 50-й армией генерал-майор М. П. Петров, был тяжело ранен комфронта Ерёменко.

Вязьма

2 октября 1941 года началось наступление других немецких ударных танковых групп. В стык 43-й и 50-й армий (60 км фронт) ударила 4-я танковая группа Гёпнера. 6 часов утра, после 4-минутной артподготовки, началось наступление. Большую роль сыграли немецкие ВВС, которые препятствовали переброске резервов армии к месту прорыва. Вначале немцы наступали вдоль Варшавского шоссе, затем повернули на Вязьму.

Одновременно наступали части 3-й танковой группы Гота (с 5 октября 1941 года её возглавил генерал Георг Райнхардт). Немцы ударили в стык 30-й и 19-й армий – 45 км участок фронта. В первом эшелоне наступали все 3-и танковые дивизии немецкой ТГ. В первый же день немцы прорвали оборону на духовщинском и рославльском направлениях, вклинившись в оборону советских войск на 15-30 км. 3 октября глубина продвижения немецких частей в полосе Западного фронта составила до 50 километров, а Резервного фронта - до 80 километров.

Наши войска нанесли контрудар, для этого сформировали группу И. В. Болдина (1 стрелковая, 1 мотострелковая дивизии, 2 танковые бригады). Оперативная группа Болдина нанесла удар 4-5 октября в районе Холм-Жирковский. Состоялось танковое сражение. В это же время командарм Рокоссовский должен был возглавить резерв фронта, для активной обороны в области Вязьмы, чтобы остановить второе крыло немцев. Но группе Болдина не удалось выполнить задачу – силы были неравны. 7-я танковая дивизия немцев прорвалась через днепровские позиции Ржевско-Вяземского рубежа обороны, а затем к шоссе западнее Вязьмы. 7 октября немцы окружили Вязьму (7-я танковая дивизия 3-й ТГ и 10-я танковая дивизия 4-й ТГ).

Это стал один из самых чёрных дней страшного 1941 года. Ещё 4 октября Конев доложил в Ставку «об угрозе выхода крупной группировки немцев в тыл нашим войскам». 5 октября об этом сообщил командующий Резервным фронтом Будённый. Были окружены части 19-й, 20-й, 24-й, 32-й армий и группы Болдина. 8 октября Конев приказал пробиваться окружённым войскам в район Гжатска. Окружённые войска бились до 13 октября, предпринимали неоднократные попытки прорыва, но успеха не имели. Так 10-го в прорыв пошла 20-я армия генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова, бой был ожесточённый и шёл весь день. В результате 5 дивизий армии были полностью разгромлены (генерал Ершаков попал в плен 2 ноября). 11 октября севернее Вязьмы пытались прорваться силы 19-й и 32-й армии и группы генерала Болдина под командованием командарма Лукина. Только 12-го удалось пробить брешь в обороне немцев, но укрепить фланги не вышло, немцы быстро закрыли прорыв, только часть соединений смогла уйти. Среди вышедших бойцов был и Болдин.

Итоги

Окружённые под Вязьмой войска сковали значительные силы противника, предназначенные для преследования остальных разбитых сил Западного и Резервного фронтов, развития наступления. Только 14 октября немецкое командование смогло перегруппировать главные силы и 15-го начать новое генеральное наступление.

Немецкие войска прорвали линию обороны Западного, Резервного фронтов на всю оперативную глубину, и смогли окружить, уничтожить значительную часть сил Западного и Резервного фронтов. Немцы дошли до Можайской линии обороны столицы Советского Союза, создав необходимые условия для продолжения операции «Тайфун».

Красная Армия понесла огромные потери, по ряду данных – только пленными боле 600 тыс. человек. В вяземском «котле» попал в плен командир 19-й армии генерал-лейтенант М. Ф. Лукин и командующий 32-й армией генерал-майор С. В. Вишневский, погиб командир 24-й армии генерал-майор К. И. Ракутин.

Приложение 1.

В воспоминаниях командир 2-й стрелковой дивизии, Вашкевич пишет: "…2-я сд получила приказ командующего армией в 7 часов 30 минут утра 11 октября и приступила к его выполнению. На реке Вязьме в распоряжении командующего 19-й армией был оставлен 1284-й (бывший 5-й в дно) стрелковый полк, сменивший подразделения 1286-го стрелкового полка. Главные силы дивизии в составе 1282-го, 1286-го стрелковых полков, отряда черноморских моряков (около 800 человек), 970-го артиллерийского полка, а также приданные дивизии 596-й гаубичный артиллерийский полк и 57-й тяжелый артиллерийский дивизион должны были занять исходное положение западнее, села Богородицкого, чтобы атаковать противника в 16 часов. До начала атаки оставалось 8 часов 30 минут. За это время предстояло сменить 1286-й полк подразделениями 1284-го полка на реке Вязьме, всем частям дивизии пройти 15-18 километров до исходного положения, артиллерии занять огневые позиции и определить цели, по которым вести огонь, поддерживая пехоту, командирам полков принять решение и поставить задачи командирам! своих подразделений. Командирам рот оставалось время лишь на то, чтобы показать командирам взводов на местности, куда им наступать. Чтобы поднять артиллерию, минометы, станковые пулеметы, боеприпасы, инженерное имущество и имущество связи, пришлось из транспортных автомашин слить все горючее в боевые машины. Это мероприятие отняло два-три часа так жестко ограниченного времени. К 10 часам все распоряжения были отданы и получены донесения, что части приступили к их выполнению. Командир дивизии, часть офицеров штаба дивизии, командующий артиллерией, дивизионный инженер и начальник связи дивизии со средствами связи, командиры стрелковых и артиллерийских полков в 11 часов 30 минут прибыли на опушку леса в полутора километрах западнее Богородицкого, где был организован командный пункт. К часу дня командиры стрелковых н артиллерийских полков получили боевые задачи на местности и тут же приступили к их решению. К этому времени прибыл 1282-й полк, 970-й артиллерийский полк, 3-й дивизион 389-го гаубичного артиллерийского полка и часть 596-го гаубичного полка. Запаздывали 1286-й полк, часть 596-го гаубичного полка и 57-й тяжелый артиллерийский дивизион. Не подошел еще и отряд моряков. Все делалось в страшной спешке. От 16 часов, когда устанавливалось начало атаки, и до наступления темноты оставалось всего около двух часов светлого времени. Около 15 часов показались батальоны 1286-го полка. Они бегом направлялись в свои исходные районы. Около 15 часов 30 минут стали развертываться и два запоздавших дивизиона 596-го гаубичного полка, а также 57-й тяжелый артиллерийский дивизион. В это время авиация противника активизировалась. Группами, по четыре - шесть самолетов повела на наши войска, занимавшие или уже занявшие исходное положение для прорыва, атаки с воздуха. Тыловые учреждения дивизий и армии, понтонно-переправочные части нахлынули на артиллерийские позиции, на вторые эшелоны полков и дивизии. Связь все время нарушалась. Обо всем этом, а также о том, что еще не вся артиллерия подготовилась к действию, а часть взводов 1286-го полка пока не уяснила своих задач, я доложил командующему 19-й армией генералу Лукину. Я настойчиво просил его отложить атаку до утра, чтобы за ночь отвести тылы назад, привести в порядок перемешавшиеся части и наладить нарушенное управление войсками. На свой доклад и предложение о переносе наступления на утро 12 октября я получил ответ: “Вашкевич, ты не представляешь всей обстановки. Или мы сегодня, сейчас прорвемся, или нас к утру сомнут”. На мое замечание, что ночью противник не начнет наступление, генерал Лукин подтвердил: “Иди и прорывайся”, - и пожелал успехов. На этом, пожав друг другу руки, мы расстались. Для непосредственного руководства войсками я с небольшой группой офицеров штаба и офицерами связи полков отправился в боевые порядки первых эшелонов 1286-го и 1282-го стрелковых полков. Со мной пошли начальник артиллерии дивизии полковник Суворов и комиссар штаба дивизии старший политрук Б.З. Евсеев. Комиссар дивизии В. Т. Крылов и начальник штаба дивизии полковник Софин остались на командном пункте. Они должны были привести в порядок вторые эшелоны полков, перемешавшиеся с другими частями армии, а потом присоединиться к нам. Около 16 часов “катюши” дали первый и последний залп, вся артиллерия дивизии открыла огонь. Первые эшелоны 1286-го и 1282-го стрелковых полков перешли в наступление. Противник встретил наши войска плотным заградительным огнем. Около 18 часов, уже в темноте, части дивизии заняли деревню Пекарево. Поздно вечером они захватили деревню Спас и тем самым прорвали кольцо окружения противника. Фронт прорыва достигал 3 километров. Он простреливался пулеметным и артиллерийско-минометным огнем».
Лукин вспоминает: "… Ко мне стремительно вбегает командир 91-й стрелковой дивизии полковник И.А. Волков:
- Товарищ генерал! Прорыв сделан, дивизии уходят, выводите штаб армий!
- Немедленно доношу об этом в штаб фронта. В прорыв вводится артиллерия, подтягиваются другие соединения. И.А. Волкову я сказал, что лично выходить не буду, пока не пропущу все или хотя бы половину войск.
- Идите, выводите свою дивизию, держите фланги.
Он не успел догнать свое соединение. Кольцо окружения замкнулось вновь. Предполагали, что противнику удалось подвести к месту прорыва свежие силы и закрыть прорыв.
Тот, кто был в окружении и оказывался в таком же положении, как и я, поймет мое душевное состояние. Нет, моральные силы не были надломлены, сила воли не поколеблена, но я понимал всю тяжесть положения и ничего сделать не мог. Вновь собрал командиров и комиссаров. Они, очевидно, ждали от меня чуда. Ну, а чудес, как известно, не бывает. К горлу подступал комок... Какие слова найти? Чем помочь им? Потом, взяв себя в руки, сказал: Товарищи, положение не безвыходное. Противник сосредоточил все свои силы на восточном направлении и видит, что мы рвемся только на узком участке. Если же мы будем прорываться южнее Вязьмы, в направлении 20-й армии, то обязательно прорвемся. Приказываю выходить отдельными группами".

К рассвету 12-го октября прорвавшиеся части сосредоточились в 18-ти киломётрах к северо-западу от места прорыва. Здесь находились подразделения 1282-го и 1286-го стрелковых полков, 970-го артиллерийского полка и часть отряда моряков, а также подразделения из соседних дивизий армии. Быстро сказалась физическая усталость и большое напряжение ночного боя. Все повалились спать.
Вашкевич: «В этом районе мы пробыли весь день 12 октября, ожидая подхода других наших частей. Однако к нам присоединились лишь отдельные небольшие подразделения из разных дивизий 19-й армии. 1284-й стрелковый полк, оставленный на реке Вязьме для прикрытия прорыва 19-й армии на восток, свою трудную задачу выполнил. Весь день 11 октября он огнем и контратаками отражал попытки крупных сил немецко-фашистских войск переправиться па восточный берег реки Вязьмы. Бойцы мужественно сражались, проявляли стойкость и героизм. Только небольшой части полка удалось выйти из окружения и присоединиться к своим войскам. Далеко на юго-западе, где ночью и утром шел жестокий бой, наступила тишина. Попытки выйти из окружения, предпринятые 19-й армией 8-го, 9-го и 10-го октября, только насторожили врага, заставив его еще больше уплотнить боевые порядки своих войск. Прорыв из окружения, назначенный на 16 часов 11 октября, предполагалось провести под покровом ночи. Но к ночным действиям, тем более такого большого масштаба, как прорыв армией крупных сил противника и последующий ночной марш на 45-55-километров, войска и штабы оказались не подготовленными».
Потери были столь велики, что армия перестала существовать. Полегло 19000 воинов. По рассказам очевидцев из окрестных деревень, «... в марте 1943 г. немцы стали гонять нас в окрестности деревни Мартюхи. Здесь по долине небольшой речушки, окружавшей деревню, лежали наши солдатики. Было их очень много. Лежали несколькими слоями друг на друге. Мы снимем верхний слой, похороним, а следующий, еще замерзший, оставим до следующего дня, чтобы оттаял. Так работали около месяца, похоронили около семи слоев. Немцы очень боялись эпидемий».

Приложение 2.

Вот, что писал командир 45-й кавалерийской дивизии Стученко о боях в районе деревень Стогово, Покров, Селиваново: «Развороченная земля, усеянная трупами наших и немцев. Здесь же исковерканные повозки, орудия, машины. Раненые лошади, с низко опущенными головами, бродят по мертвому полю. А вокруг зловещая тишина... 13 октября войска армии начали разделяться на отдельные группы для самостоятельного выхода. Все орудия были взорваны, машины сожжены. Но на то, чтобы уничтожить конский состав, ни у кого рука не поднялась. Коней распустили по лесу". Немцы не смогли сдержать последнего отчаянного натиска советских солдат из северной части «котла» в направлении на юг. В ночь с 12-го на 13-е октября значительная их часть, в результате тяжелых и кровопролитных боев, смогла прорваться. Однако, там они попали в то же самое окружение - только теперь уже 4-й немецкой армии. 13-го октября местность в районе автострады Смоленск - Вязьма была очищена. Советские войска прекратили организованное сопротивление, Картина завершившегося сражения была поистине трагичной. Офицер из штаба 8-го АК передал свои впечатления от увиденного им тогда в отчете, подготовленном для командования соединения. В нем говорится: «...Наступил мороз и выпал первый снег. Бесконечные потоки русских пленных шли по автостраде на запад.

Полны ужаса были трупные поля у очагов последних боев. Везде стояли массы оседланных лошадей, валялось имущество, пушки, танки»..
Стученко пишет о своем выходе из "котла": «45-я кавалерийская дивизия 12-го октября в 23 00 получила приказ командующего армией: держать фронт до 4-х часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая войска, которые будут с рассветом пробиваться в район Стогово (южнее Вязьмы) на соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова. Однако, как потом выяснилось, штаб армии, сколотив отряд в 600 человек, взял радиостанцию и ушел в неизвестном направлении. Получилось, что дивизия уже около 4 часов фактически никого не прикрывала. В пятом часу утра полки по приказу командира дивизии снялись с места. Держа коней на поводу, конники начали движение на юг, как было приказано еще вечером командармом. На рассвете 13 октября дивизия подошла к деревне Жипино. Высланные разъезды были встречены огнем: в деревне враг. Чтобы избежать ненужных потерь, деревня была обойдена с северо-запада и далее остатки через лес направились на деревню Буханово. Но до нее не дошли, попав под автоматно-пулеметный огонь. Пришлось вернуться назад к деревне Жипино и предпринять еще одну атаку. Вскоре к кавалеристам присоединились танкисты из 127-й танковой бригады генерал-майора танковых войск Федора Тимофеевича Ремизова. В бригаде, правда, оставалось всего 3 танка КВ, которые вскоре тоже были подбиты. На пути дивизии оказалась река Вязьма, которую было решено форсировать недалеко от деревни Степаньково. Остатки дивизии незаметно дополнялись примкнувшими офицерами и солдатами, выходившими из окружения. Вскоре таких оказалось уже более 600. Но костяк ещё состоял из бойцов 45-й кавдивизии, в которой ещё оставалось на тот момент 180 лошадей, из которых здоровых только 22. Умер от раны в живот начальник разведки дивизии Гавронский. Вскоре подошли к железнодорожной станции Пятница. Часть во главе с командиром дивизии двинулась вперед, вошла в перелесок севернее станции Угра и расположилась на отдых. Оставшаяся часть отряда, представлявшего собой уже довольно разношерстную массу стихийно, неорганизованно разделилась на отдельные группы, которые двинулись по кратчайшим направлениям к линии фронта. Некоторые из них прорвались в районе Наро-Фоминска, а некоторые совсем не вышли к своим. Группа с командиром дивизии Стученко в полдень 17 октября подошла к деревне Коптево Знаменского района Смоленской области. Немцев здесь не было. Здесь удалось раздобыть лодки для переправы через реку. В последующие 8 дней ничего существенного не произошло, если не считать отдельных стычек с противником, в основном на дорогах, которые приходилось пересекать. 26 октября еще засветло группа подошла к деревне Клины (50 километров западнее Серпухово). В последних числах октября юго-западнее Серпухова удалось захватить "языка", который оказался ефрейтором 13-го армейского корпуса. По его показаниям был определен дальнейший маршрут следования: Трояново - Буриново - Стайки. Здесь леса и болота, и вражеских войск меньше. Самым опасным участком оказалась дорога между Буриново и Воронино, которую надо было пересечь. Вскоре, 28 октября, группа вышла в расположение советских войск в полосе 49-й армии».

Андрей Мятиев

С наступлением темноты, а она в октябре приходит рано, обеспечить слаженный выход частей и подразделений не удалось. Немецкое командование быстро разобралось в обстановке и, осветив коридор тысячами ракет, обрушило на него чудовищной силы артиллерийско-минометный удар. Одновременно пошли в атаку танки и пехота. Около двадцати двух часов 11 октября кольцо окружения вновь сомкнулось.

12 октября Лукин отдал приказ на новую попытку прорыва, на этот раз - силами 152 стрелковой дивизии полковника Кочеткова, усиленной мобильным кавалерийским полком. Удар наносился с рубежа Аноши-но-Нарышево в направлении Гжатска. Пехота противника отступила под ударом, но встречная контратака немецкой танковой дивизии опрокинула боевые порядки.

В лесочке возле деревни Шутово кишел человеческий муравейник: шофера и техники штаба и разместившегося неподалеку полевого госпиталя получили приказ собрать оставшееся топливо, слить его в наиболее жизнеспособные грузовики и выдвигаться к месту сосредоточения войск. Шофер командарма-19 получил отдельный приказ через генеральского ординарца: тяжелый, неповоротливый и прожорливый ЗиС сжечь, пересесть на одну из штабных "Эмок" и ехать в Шутово, в расположение штаба. Пожилому старшине-сверхсрочнику Ивану Игнатьевичу, с начала войны возившему генерала Лукина, такой приказ был - "нож вострый!" Как можно сжечь такую машину? И, кстати, чем - топлива нет ни грамма, не костер же разводить в салоне, среди кожаной отделки. Приказ... Немцам достанется... Жалко... В итоге старшинская экономная натура взяла верх над военными соображениями: замаскировав еловыми ветками ЗиС, выкрутив все пробки и краники из системы охлаждения, сняв трамблер и аккумулятор, старшина закопал все это добро неподалеку в приметном месте - у развилки двойной ели. "Ведь вернемся..." - пробормотал он, тщательно забрасывая прошлогодней еловой хвоей земляной холмик. Вскинув на плечи старый "сидор", старшина оглядел в последний раз едва видную под грудой веток машину, подхватил за цевье тяжелую токаревскую самозарядку, с которой принципиально не расставался с начала войны, несмотря на внимание и уход, которого требовало это оружие, и направился по просеке, загроможденной догорающими машинами, к стоящей на опушке леса зеленой "Эмке".

Группировку Лукина - Болдина постигла та же печальная участь. С трудом, ценой больших жертв, пересекла она Минскую автомагистраль и двинулась на юго-восток в обход Вязьмы. Немецкое командование быстро стянуло мобильные мотомеханизированные и танковые части и организовало встречную контратаку. В результате большая часть группы была уничтожена, немногим удалось вырваться из огненного мешка.

Сам командарм-19 генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин был трижды ранен в руку и ногу и в бессознательном состоянии попал в плен. В немецком госпитале, развернутом в Семлево, ему ампутировали ногу. После выздоровления - этапировали в лагерь для высшего командного состава Красной Армии, где он содержался в одном блоке с Карбышевым и Понеделиным. За время войны его неоднократно пытались склонить к сотрудничеству с немцами, но - безрезультатно.

Генерал-лейтенанту Болдину с небольшой боевой группой удалось прорваться сквозь кольцо окружения; позднее он командовал вновь сформированной 19-й армией, а с декабря 1941 - войсками 50-й армии.

В 1997-2000 годах автором этой статьи, совместно с группой единомышленников, были совершены несколько поисковых экспедиций в район Вяземского окружения. В ходе поисков в обширных лесных массивах были найдены более 50 автомашин, преимущественно в плачевном состоянии, остатки от нескольких танков Т-26 и БТ, полевые кухни, артиллерийские передки, несколько разбитых артиллерийских орудий и ряд других интересных с исторической точки зрения предметов. Самой уникальной находкой явились остатки правительственного автомобиля ЗиС-101 генерал-лейтенанта Лукина. Машина была найдена в лесу, примыкающем к полю, на котором когда-то стояла деревня Шутово, где в начале октября сорок первого располагался штаб окруженной группировки. В этом лесу прятали от налетов вражеской авиации автотехнику штаба и нескольких госпиталей. В момент нахождения от ЗиС"а осталась рама, большая часть кузова с оперением, рулевое управление и множество мелких частей, разбросанных вокруг и погребенных под слоем лесной почвы. Машина была окрашена в темно-синий цвет; хромированные поверхности (хром при этом неплохо сохранился) были закрашены вручную зеленой краской с целью маскировки. По-видимому, автомобиль был оставлен перед последней попыткой прорыва 13 октября 1941 года вследствие отсутствия топлива. Машина не была ни сожжена, ни взорвана, и если бы не эпопея общегосударственного масштаба по сдаче металлолома в 60-70 годах, она сохранилась бы гораздо лучше. Все повреждения были нанесены генеральскому ЗиС"у при разборке агрегатов местными жителями. Причем, судя по найденным деталям двигателя и трансмиссии, все части не были использованы по прямому назначению, а действительно разобраны и сданы в металлолом! На дверях и частях салона сохранилась отделка из синей кожи. В результате раскопок, проведенных вокруг автомобиля и под ним, были найдены несколько монет советской чеканки 30-х годов, эмалевая звездочка от командирской фуражки, шоферский инструмент и множество деталей от самой машины. На заросшей просеке, возле которой был найден ЗиС, мы нашли остатки от более чем дюжины машин - "полуторок" ГАЗ-АА, ЗиСов-5, "Эмок". Картина внезапного разгрома крупного воинского соединения, едва сглаженная прошедшими десятилетиями, вставала перед нами, поражая воображение и будоража родовую память, говоря о том, что большинство тех, кто с оружием в руках оборонял эти места в сорок первом, здесь и остались, под давно сровнявшимися холмиками, в залитых темной водой воронках и стрелковых ячейках, под слоем лесного дерна...

Лесной массив, отделяющий Шутово от "нашей" просеки, местные жители называют "Сабельным лесом" - в нем держал оборону кавалерийский полк. Он понес большие потери от артобстрелов и бомбовых ударов с воздуха. В течение более чем пятидесяти лет в этом лесу находят кавалерийские шашки - отсюда и название...

Последние, десять лет в районе Вяземского окружения постоянно ведутся поисковые работы. В них принимают участие многие поисковые группы. Основная цель поиска - останки павших бойцов и командиров, установление их фамилий. Несколько лет назад был найден зарытый в октябре 1941-го сейф с документами политотдела одной из дивизий. В нем содержались партийные списки, по которым были определены судьбы нескольких десятков пропавших без вести солдат.

Район окружения продолжает скрывать свои тайны - до сих пор не найдены документы штабов окруженных армий, где-то в тайниках скрыты боевые знамена частей и другое военное имущество...

Останки тысяч безымянных бойцов ожидают погребения, кого-то по-прежнему разыскивают родственники.

Листовки, использованные в коллажах, были извлечены автором из неразорвавшего фашистского агитационного снаряда.