Молчание тютчев. Молчание тютчева и молчание мандельштама
История возникновения шедевра «Молчание»
Создано стихотворение Федором Ивановичем Тютчевым в конце 1829 или начале 1830 года. Размещалось оно трижды в различных средствах информации. Впервые стих увидел свет спустя три года после его создания, а именно – в марте 1833 года. Напечатала шедевр газета «Молва», в 33 своем выпуске. Следующая публикация увидела свет в 1836 году в журнале «Современник», которым руководил Александр Сергеевич Пушкин. Третья публикация также была сделана в «Современнике».
Произведение «Молчание» нравилось многим литературным деятелям того времени. К примеру, оно было одним из самых любимых у Л.Н. Толстого. Именно данный мировой писатель включил шедевр в список стихов, которые обязательно должен прочесть каждый человек. В сборнике Толстого стих «Молчание» было отмечено буквой Г, указывающей на широкую философскую мысль, а также присутствие особенной глубины лирического направления. Следует отметить, что произведение пришлось по душе и Менделееву, который даже цитировал его в предисловии к известной на весь мир таблице.
Иное название шедевра «Молчание» - это «Silentium», которое в переводе с латыни обозначает тишину. Многие критики того времени и современности выдвигали и выдвигают предположения возникновения такого названия. Некоторые исследователи утверждают, что слово пошло с Германии, где в момент написания находился Ф.И. Тютчев. Такое слово использовалось коренными жителями для того, чтобы привлечь гостей перед озвучиванием тоста, а также призыву студентов в учебных заведениях соблюдать тишину во время выступления преподавателя.
Вышеописанное толкование не понаслышке знакомо Ф. И. Тютчеву. Ведь автор с 22-го года находился и служил в качестве посла в Мюнхене (Бавария). Он работал в госколлегии по иностранным делам и весьма часто посещал различные лекции, сформированные на базе местного университета. Название «Silentium» призывает читателя к сосредоточиванию на сюжете и мысли произведения, а также к полной концентрации внимания на строках.
Анализ шедевра «Молчание»
Произведение можно смело отнести к лирике с философской направленностью, которая была присуща многим стихам Ф.И. Тютчева. Лирика произведения «Молчание» раскрывает изысканный романтический и значимый смысл. Жанр шедевра – лирика.
Многие критик и исследовали данное произведение понимали по-разному. К примеру, известный на весь мир исследователь по фамилии Тынянов назвал произведения автора лирическим элементом. Здесь отслеживаются различные ораторские, дидактические интонации, имитирующие речи, связанные с Цицероном и многими философами античности. Именно такие шедевры любил Федор Иванович Тютчев.
Главная тематика произведения «Молчание» - это описание образа вечного противостояния между внешним миром (природой) и особенной душевной жизни практически каждого человека. Многие критики прошлых лет и современности отмечают, что практически во всех произведениях автора отслеживается изысканный дуализм, а также достойная полярность в мироощущениях.
Особенности первой строфы
Особенные ощущения и явления передаются поэтом для читателя совместно с антиподом. Именно такую схему построения имеет и шедевр «Молчание». Первая часть шедевра представляет собой своеобразное обращение лирического героя к невидимому собеседнику, который, возможно, является его другом. Некоторые критики считаю, что автор обращается к самому себе. Сюжет произведения переносит действия из внешнего мира во внутренний духовный мир человека. Строки настойчиво убеждают читателя.
Чтобы передать особенную энергию и изысканный волевой напор, Федор Иванович Тютчев использует глаголы, имеющие повелительное наклонение. К примеру, молчать, скрываться, таять. Фразы в первой строфе построены особенным образом – они соединены в единое предложение.
Именно первая строфа позволяет смотреть за противостоянием как внутреннего, так и внешнего мира. Первый вариант автор соотносит с ночным временем, а особенные ощущения и присутствующие у человека мечты сравнимы с присутствующими на небе безмолвным звездным небом. Такие особенные сравнения позволяют максимально качественно передать романтику в произведении, обозначающую приметы жизнедеятельности души. Это и тонкость, и исключительная неуловимость, и смутность. Все эти ощущения навевают у читателя особенные мыли, желания, думы и грезы о хорошем.
Следует отметить, что используемые чувства и мечты имеют своеобразную автономность и исключительную значительность. Каждое явление живет своей жизнью. Таким образом, Ф.И. Тютчев старается показать, что в определенные жизненные моменты человек не в силах разобраться в своих ощущениях. С таким выводом заканчивается первая строфа шедеврального творения.
Особенности строк во второй строфе
Вторая строфа шедевра «Молчание» представляет собой специфическое обращение внутреннего мира человека к внешним явлениям. Спустя несколько строк вопрос исходит уже из внешнего мира к душе человека.
Используемый в произведении энергетический напор, а также настойчивость постепенно сменяются особенно холодным рассуждением, подтверждающимся логическим пояснением. Первым делом автор ставит перед читателем риторические вопросы, которые переполнены сомнения о необходимости создания плодотворного контакта души человека и внешнего мира.
Повседневная душевная жизнь сравнима с незамутненными ключами. Это особенность шедевра еще раз подчеркивает использование автономности в строках. А также прихотливости. Присутствующие ощущения и особенные переживания практически полностью владеют человеческой личностью, подчиняют внешнее поведение. Это указывает на очевидное мироощущение самого автора.
Ф. И. Тютчев указывает на то, что человек не в состоянии самостоятельно передать свои ощущения и мысли. Он отмечает, что сознание и речь, разделены воображаемой пропастью, которую не так уж и просто преодолеть. Эта особенность является одним из типов законов, используемых во время человеческого общения. Во второй строфе присутствуют особенные выводы, которые требуют восприятия поступающей информации таковой, какая она есть. Данная особенность указывает на самодостаточность, присутствующую у лирического героя. Согласно мнению Ф.И. Тютчева, человеческая сущность – это большой мир, имеющий бесконечное сознание и душу.
Выразительные средства
Федор Иванович Тютчев имеет особенную тонкость слуха, именно эту особенность он желает развить и в лирическом герое. Только такие личности способны насладиться особенным «пением», которое льется в душе. Внешний мир, окружающий человека с доисторических времён весьма прост и понятен.
Главная идея произведения перекликается с исключительными основными идеями многих литературных деятелей того времени, к примеру, с В.А. Жуковским.
Композиция произведения «Молчание» подразделяется на три отдельные части (три определенные строфы). Каждая часть имеет свой особенный смысл, интонацию, а также синтаксические и музыкальные особенности. Связь отдельных эпизодов сопровождается лишь развитой лирической мыслью, которая и соединяет весь сюжет воедино. Главная особенность – это настойчиво повторяющиеся рифмовки, подчеркивающие единство сюжета.
Стих «Молчание» написан четырехстопным ямбом. Сюда также включены амфибрахии, секстины. Основа написания строк – это рифмовка парного типа словосочетаний. В данном стихе весьма скромно используются выразительные средства. Это и эпитеты, и сравнительные метафоры, и афоризмы.
Вывод
Стихотворение «Молчание» - это прощание Фёдора Ивановича с иллюзиями молодости, это смутное чувство тревоги, это попытка разобраться в собственной душе. Молодой автор будто боится признаться самому себе в собственном благополучии, и осторожно приказывает оставаться с собственными чувствами и мыслями наедине.
Это очень лиричное и интимное произведение, где Тютчев словно пророк даёт себе советы и задаёт вопросы, зная ответы за ранее. Такая философия - это ключ к разгадке о великом таланте нашего соотечественника, жившего в XIX веке и оставившего такое наследие, которое остаётся актуальным и в наши дни.
Великие о стихах:
Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.
Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.
Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.
Марина Цветаева
Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.
Гумбольдт В.
Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.
Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.
Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.
А. А. Ахматова
Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.
И. С. Тургенев
У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.
Г. Лихтенберг
Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.
Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.
Мурасаки Сикибу
Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.
Александр Сергеевич Пушкин
- …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…
Михаил Афанасьевич Булгаков. "Мастер и Маргарита"
Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.
Джон Фаулз. "Любовница французского лейтенанта"
Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.
Александр Александрович Блок
Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами - нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.
Макс Фрай. "Болтливый мертвец"
Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…
Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
- Мои стихи не печка, не море и не чума!
Владимир Владимирович Маяковский
Стихи - это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему - гоните критиков. Они - лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас - это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.
Борис Кригер. "Тысяча жизней"
Стихи - это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.
Speak not, lie hidden, and conceal
the way you dream, the things you feel.
Deep in your spirit let them rise
akin to stars in crystal skies
that set before the night is blurred:
delight in them and speak no word.
How can a heart expression find?
How should another know your mind?
Will he discern what quickens you?
A thought once uttered is untrue.
Dimmed is the fountainhead when stirred:
drink at the source and speak no word.
Live in your inner self alone
within your soul a world has grown,
the magic of veiled thoughts that might
be blinded by the outer light,
drowned in the noise of day, unheard...
take in their song and speak no word.
No word, keep secret and withhold
Your feelings and your dreams untold -
But in your deepest soul of all
Permit their rising and their fall
Like stars that shine at night, unheard;
Just contemplate them - and no word.
How can the soul itself impart?
How can another read your heart
And comprehend the how and why?
A thought once uttered is a lie;
So leave the crystal springs unstirred;
Be nourished by them - and no word.
Within yourself then learn to live -
The soul that lies within can give
A world of secret magic joys;
They would be drowned by outer noise
By light of day dispersed unheard -
Attend their singing - and no word! …
Seal thou thy lips, to none impart
The secret dreams that fill thy heart.
Within it let them blaze and die
As do the silent stars on high
When o"er the earth night"s shadows stray -
Delight in them - and silent stay.
Thy sentiments to none confide;
From those about thee thy thoughts hide,
For when voiced what are they but lies!..
Churn up a stream, and silt will rise
And darken it... Drink, drink thou deep
Of waters clear - and silent keep.
Live in the world of self - thy soul
Of magic thoughts contains a whole
Bright universe... Let not the noise
And light of day dispel the joys
That meditation gives to thee...
Hear thy heart"s song - and silent be!
Be silent, hide yourself, conceal
Your feelings and your dreams.
And let them rise and set
In your soul"s depths
As soundless as the stars at night.
Admire them - and yet stay silent.
How can a heart reveal itself?
How can another fathom you?
All that sustains you comprehend?
A thought once spoken is a lie.
Digging disturbs the spring.
Partake of it - and yet stay silent.
Learn how to live within yourself -
There is within your soul a world entire
Of enigmatic, magic thoughts.
Ambient noise will muffle them,
And daylight"s rays will scatter them, -
Heed their melody - and yet stay silent!
Be silent, hide yourself, keep in
Your feelings and your sacred dream -
And let them, quiet, rise and set,
Soundlessly - in your heart’s depth,
Like stars do on the nightly rut:
Admire them, but just be mute.
How could your heart express its view?
Could any other feel like you?
Will he discern your base of life?
The word, pronounced, is a lie;
While stirring springs, you’ll cloud flood:
Drink their water, but be mute.
Within yourself, keep life in hold:
Your soul is a whole world
Of thoughts of mystery and charm,
They will be sunk in daily hum,
And scattered by the sun’s rays, rude:
Hark to their song, and just be mute.
Speak not! Do not open your soul"s intimate abode.
What you may feel, what you may dream -
In profundi let it steam.
Safeguard it in your spirit"s mine
Let it ascend and then decline,
Like silent stars on heaven"s dome.
Bathe in their light and watch them roam,
Admire them, splendid or bleak,
But in silence. Do not speak.
How can a heart be braced in words?
Another fathom what is yours?
And understand what you live by?
A thought expressed becomes a lie.
Don"t muddy springs, lucid and unique:
Drink from their depth, but do not speak.
Learn to live within yourself. Explore a universe
That"s you. Behold between your soul"s shores
All the mysterious thoughts. Know: noise
Rips the enigmatic lace, destroys
The magic chorus. Noon rays will make it weak.
Listen to its song. But do not speak.
Disguise, conceal, and do not whine
Of thy emotions, hopes thine.
Keep them inside thy soul"s gist
To rise and fall onto night"s mist,
All tacit, like the starlets" string:
Enjoy it, and don"t say a thing.
How does thy heart expression quest?
How does another know thou, lest
He fathoms of thy being"s sake?
A thought once mouthed is a fake.
Disturbed is an erupted spring:
Drink from it, and don"t say a thing.
To live inside thy soul thou learn:
A whole world inside is born;
A world of secret, magic muse,
That outer noise would once suffuse,
Permeated by a solar wing:
Hark to it, and don"t say a thing!
Stay silent, out of sight and hide
your feelings and your dreams inside.
Within your soul"s deep centre let
them silently rise, let them set
like stars in the night. Don"t be heard.
Admire them, Don"t say a word.
How can your heart itself express?
Can others understand or guess
exactly what life means to you?
A thought you"ve spoken is untrue.
You only cloud the streams you"ve stirred.
Be fed by them. Don"t say a word.
Making living in yourself your goal.
There is a world within your soul
where mystery-magic thoughts abound.
By outer noise they will be drowned.
They"ll scatter as day is bestirred.
Just heed their song. Don"t say a word!
Schweige, verbirg dich und halte
deine Gefuehle und Traeume geheim,
lass sie in der Tiefe deiner Seele
lautlos auf- und untergehen
wie Sterne in der Nacht;
erfreue dich an ihnen -und schweige.
Wie soll das Herz sich offenbaren?
Wie soll ein anderer dich verstehen?
Begreift er, wodurch du lebst?
Ein ausgesprochener Gedanke ist eine Luege.
Wenn du die Quellen aufwuehlst, truebst du sie;
zehre von ihnen - und schweige.
Verstehe, nur in dir selbst zu leben:
es gibt in deiner Seele eine ganze Welt
geheimnisvoll-zauberhafter Gedanken;
sie betaeubt der aeussere Laerm,
die Strahlen des Tages vertreiben sie;
lausche ihrem Gesang- und schweige!...
Tais-toi et garde en toi
Tes sentiments et tes rêves.
Dans les profondeurs de ton ame,
Qu"ils s"élèvent et déclinent
En silence, comme les étoiles dans la nuit.
Sache les contempler et te taire.
Le cœur - saurait-il s"exprimer ?
Un autre - saurait-il te comprendre?
Peut-il entrer dans ta raison de vivre ?
Toute pensée qui s"exprime est mensonge.
En les faisant éclater, tu troubleras tes sources.
Sache seulement t"en nourrir et te taire.
Apprendre a ne vivre qu"en soi-même!
Dans ton âme est tout un monde
De pensées magiques et mystérieuses.
Le bruit du dehors les assourdira
Les rayons du jour les dissiperont.
Sache écouler leur chant et te taire.
(Rais E., Robert J. Anthologie de la poésie russe. - Bordas, 1947)
Taci, nasconditi ed occulta
i propri sogni e sentimenti;
che nel profondo dell"anima tua
sorgano e volgano a tramonto
silenti, come nella notte
gli astri: contemplali tu e taci.
Puň palesarsi il cuore mai?
Un altro potrŕ mai capirti?
Intenderŕ di che tu vivi?
Pensiero espresso e giŕ menzogna.
Torba diviene la sommossa
fonte: tu ad essa bevi e taci.
Sappi in te stesso vivere soltanto.
Dentro te celi tutto un mondo
d"arcani, magici pensieri,
quali il fragore esterno introna,
quali il diurno raggio sperde:
ascolta il loro canto e taci!...
No parlis, fes-te fonedís,
oculta els sentiments i els somnis:
deixa que al fons de l’esperit
s’aixequin, muts, i muts, es ponguin
com les estrelles en la nit.
Atura’t, mira’ls... i no parlis.
El cor voldries traduir?
Creus que algú altre t’entendria?
Que comprendria el que et fa viu?
Pensament dit és ja falsia.
Si mous la deu n’alces el llim:
beu-ne les aigües... i no parlis.
Aprèn a viure dintre teu:
tens tot un món al fons de l’ànima
de pensaments i de secrets
que eixorda la remor forana
i un raig del dia pot desfer.
Escolta’n el cant... i no parlis!"
Milcz i zazdrośnie wśród milczenia
Zataj i czucia, i marzenia.
Niech w głębi ducha zatajone
Rodzą się i zachodzą one
Cicho jak gwiazdy w nocnym cieniu:
Wpatruj się w nie - i trwaj w milczeniu.
Jak sercu wypowiedzieć siebie?
Innemu jakże pojąć ciebie?
Będzież twa dusza zrozumiana?
Kłamstwem jest myśl wypowiedziana;
Ryjąc zamącisz nurt w strumieniu:
Ze źródła pij - i trwaj w milczeniu.
Umiej żyć tylko w sobie samym.
W twej duszy cały świat schowany
Dum czarodziejsko tajemniczych;
Hałas zewnętrzny je przekrzyczy,
Zbledną w gwarnego dnia promieniu:
Uchwyć ich pieśń i - trwaj w milczeniu!
Ti šuti, sakrij, taji sve
I čuvstva svoja, maštanje –
Dubinom tajne duševne
Nek" sviću, kopne, skrivene
Nijemo, kao zvijezda svih lik, –
Divi im se – i šuti ti.
Kako će srce izreć sve?
Kako će drugi shvatit te?
Razumjeti tvog žića draž?
Izrečena je mîso – laž.
Kopom će vrelo mutiti,
Hrani se njim i – šuti ti.
U sebi samom živjet znaj -
U duši tvojoj svijet je sav
Tih misli tajnih – čarobnih;
A vanjski šum će prekrit njih,
I danje zrake tjerati, -
Pjevu ih daj i – šuti ti.
(Rafaela Šejić)
Šuti i taji, skrivaj,
Svu maštu i sav osjećaj,
Neka u dubini duše
Ustaju i tu se guśe
Bez riječi, kao zvijezde sjaj,
Ti divi se - i ne prićaj!
Može l" srce sve kazati?
Kako drugi da te shvati?
Samu bit da prozre baš?
Izrečena je miso laž.
Naklapanjem se izvor muti
Napojen njime - ti zasuti!
U sebi samom živjet ući
Jer citav svijet u tebi hući;
Misao skrivena i viša
Uz vanjski sum ce biti tiša
Danju nestaju joj puti.
Slušaj joj pjesmu - i zasuti!...
(Dražen Dragović)
Мовчи, заховуй од життя
I мрії, і свої чуття!
Нехай в безодні глибини
I сходять, і зайдуть вони,
Мов зорі ясні уночі:
Любуйся ними і мовчи.
Як серцю висловить себе?
Чи ж зрозуміє хто тебе?
Не зрозуміє слова він,
Бо думка висловлена - тлін.
Джерел душі не руш вночі:
Живися ними і мовчи.
В собі самому жить умій!
Є цілий світ в душі твоїй
Таємно-чарівливих дум;
Заглушить їх буденний шум,
I зникнуть, в сяйві дня мручи,
Ти слухай спів їх і мовчи!
Мовчи і крийся, і таї
Думки і почуття свої.
Хай у душевній глибині
I сходять, і зайдуть вони,
Мов зорі ясні уночі.
Милуйся ними і мовчи!
Як серцю виказать себе?
Як іншим зрозуміть тебе?
Ти думку висловиш - і вмить
Уже неправда в ній дзвенить.
О, не мути джерел ясних;
Мовчи, мовчи, живись од них!
В собі самому жити вмій.
Є цілий світ в душі твоїй
Таємно-чарівничих дум;
Їх заглушúть базарний шум,
Їх промінь денний осліпúть;
Хай серце слухає й мовчить.
黙せよ、隠れよ、秘せよ
感情も、夢も、自分のものはー
魂の淵で
昇り沈ませておけばよい
語らぬ夜の星たちのようにー
それを眺めてみたまえ、そして黙るがいい
いかに心根におのれを語らせるというのか
他人に何が分かるというのか
その者に分かるだろうか、何が私の糧かなど
考えは口に出したら偽りだ。
泉を怒らし、掻き乱せー
その泉を糧にせよ、そして黙るがいい
おのれのうちに生きることだけ身に付けよー
すれば汝の魂にあるすべては
秘められた魔術の思考の世界。
その思考は外の喧噪に掻き消され、
白昼の光に追い散らされるー
その思考の歌に耳を当てよ、そして黙れ！
别声张，要好好地收起
自己的感情，自己的向往；
任凭它们在心灵深处
默默地升起，悄悄地沉落，
像繁星，在夜空中
任你观赏，可别声张！
心灵，该怎样表白自己？
他人又怎样理解你的思想？
各人有自己的生活体验，
一旦说出，就会变样；
发掘，只会打乱泉水的宁静
悄悄地吸吮吧，可别声张。
世界，就在你的心中
生活，要学会内向
外来的噪音
会破坏神奇和迷人的思想，
日光也会把灵感驱散。
自然的歌要潜心倾听，可别声张！
听它的歌吧，——不必多言！……
Silente kaŝu en la kor"
la sentojn viajn - ĝoj", angor"
kaj revoj en animtrankvil"
senvortaj estu, kiel bril"
de la stelplena firmament", -
admiru ilin - kaj silent".
Ĉu povas kor" eldiri sin?
Alia ĉu komprenos vin?
De l"tuta viv" internas log",
dirita penso - jam mensog".
Feĉigos fontojn la torent" -
aprezu ilin — kaj silent".
Nur vivu ene de l" anim" -
ĝi estas mond" sen ajna lim"
de pensoj, plenaj je mister";
surdigos ilin la ekster",
dispelos brua taga vent", -
aŭskultu ilin — kaj silent"!..
Silentu, kaŝu en kviet"
vi sentojn, revojn en sekret".
En la profundo de l" anim"
cirkulu ili en intim",
kvazaŭ stelar" sur firmament", —
vi ĝuu ilin en silent".
Kiel la kor" esprimu sin?
Ĉu malfermiĝu via sin"
por aliulo kun raport"?
Sed penson ne esprimas vort"!
La akvojn fuŝos turbulent", -
vi trinku ilin en silent".
En via kor" troviĝas mond":
mirakla kaj mistera rond"
de l" pensoj, pretaj por detru";
ĝin neniigos ajna bru",
blindigos sun", dispelos vent", -
aŭskultu ilin en silent"!..
Ćuti i skrivaj od svetla dana
I misli svoje i osećanja -
Neka se u dubini duše
Podižu, rastu i nek se ruše
Bešumno, kao zvezdani puti, -
Divi se njima - i ćuti.
Kako srcu sebe kazati?
Kako će tebe drugi da shvati?
Zašto ti živis, da l on pojmi?
Kazana misao ko laž se dojmi.
Uzburkan se istočnik muti:
Hrani se njima - i ćuti.
U samom sebi život produži -
Ceo je svet u tvojoj duši,
Čarobne misli roje se tu -
A zagluši ih spoljni šum, -
Svetlost dana ih goni i muti -
Shvati njihovu pesmu - i ćuti!
Silentu, kaŝu en profund’
Vi sentojn, revojn, kiel vund’
Ondiĝu ili en anim’
Sed nevideble por ali’
Silente, kiel stel’ en nokt’
Admiru ilin vi sen vort’
Ĉu povas kor’ esprimi sin?
Ĉu povas ul’ compreni vin?
Ĉu sentos vin alia hom’?
Dirita penso estas tromp’
En fontoj nur leviĝos kot’,
Pli bone trinku vi sen vort’
Vi naĝu nur laŭ via ond’
Ja en anim’ ekzistas mond’
De sorĉmistera pripensad’
Blindigos ĝin ekstera ard’
Surdigos ĝin tagmalakord’
Aŭskultu pensojn vi sen vort’
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь -
Взрывая, возмутишь ключи,
Питайся ими - и молчи…
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум -
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи -
Внимай их пенью - и молчи!..
Другие редакции и варианты
2 И мысли и мечты свои!
4-5 Встают и кроются оне,
Как звезды мирные в ночи, -
16-17 Их оглушит житейский шум,
Разгонят дневные лучи, -
4-5 И всходят и зайдут оне
Как звезды ясные в ночи:
16-17 Их заглушит наружный шум,
Дневные ослепят лучи:
Совр . 1854. Т. XLIV. С. 12, и след. изд.
КОММЕНТАРИИ:
Автограф - РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 1 об.
Первая публикация - Молва . 1833. № 32, 16 марта. С. 125. Вошло - Совр . 1836. Т. III. С. 16, под общим заголовком «Стихотворения, присланные из Германии», под номером XI, с общей подписью «Ф.Т.». Затем - Совр . 1854. Т. XLIV. С. 12; Изд. 1854 . С. 21; Изд. 1868 . С. 24; Изд. СПб., 1886 . С. 88–89; Изд. 1900 . С. 103–104.
Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 242.
Датируется предположительно не позднее 1830 г.
Автограф - на обороте листа со стих. «Цицерон». Авторские знаки в автографе - специфически тютчевские: шесть тире (во 2, 5, 10, 13, 15, 17-й строках), три вопросительных знака, все во второй строфе (1, 2, 3-й строках), восклицательный знак и многоточие - в конце. Конец строф основан на контрасте духовной активности (призывы: «любуйся», «питайся», «внимай») и будто пассивной замкнутости - призыв к молчанию. Последнее слово во всех строфах - «молчи» - сопровождается в автографе разными знаками. В первом случае стоит точка, во втором - многоточие, в третьем - восклицательный знак и многоточие. Смысловая, эмоциональная нагрузка этого слова в стихотворении возрастает. Особенно выразительно тире в конце знаменитого парадокса - «Мысль изреченная есть ложь». Суждение открыто, мысль не завершена, сохраняется многозначность высказывания.
В Муран. альбоме (с. 18–19) текст, как в автографе, но 16-я строка - «Их заглушит наружный шум» (в автографе - «оглушит»). Знаки: убраны все тире в конце строк, вместо них во 2-й строке - восклицательный знак, в 5-й - двоеточие, в 10-й - точка с запятой, в 13-й - восклицательный знак, в 15-й - запятая, в 17-й- двоеточие, в конце стихотворения стоит точка.
При печатном воспроизведении текст подвергся значительным деформациям. 2-я строка, которая в автографе - «И чувства и мечты свои», - в Молве имеет другой смысл: «И мысли и мечты свои!», но уже в пушкинском Совр . - «И чувства и мечты свои»; так и в дальнейшем. В автографе 4-я и 5-я строки - «Встают и заходят оне / Безмолвно, как звезды в ночи, - » (видимо, ударения: «заходя́т», «как звезды́»), но в Молве - другой вариант: «Встают и кроются оне / Как звезды мирные в ночи», в пушкинском Совр . - вариант автографа, но в Совр . 1854 г. и в других указанных выше изданиях дан новый вариант строк: «И всходят и зайдут оне / Как звезды ясные в ночи». 16-я и 17-я строки в автографе имели вид: «Их оглушит наружный шум / Дневные разгонят лучи -» (слово «разгонят» здесь требует ударения на последнем слоге). В Молве эти строки - «Их оглушит житейский шум / Разгонят дневные лучи», но в изданиях 1850-х гг. и последующих указанных - «Их заглушит наружный шум / Дневные ослепят лучи». Исправления, направленные на то, чтобы сделать стихи более гладкими и лишенными старинных ударений, затушевывали специфически тютчевскую выразительность. Интонации также далеко не достаточно зафиксированы в прижизненных и двух последующих изданиях. Не все тютчевские тире были сохранены; безосновательно отсутствовал восклицательный знак вместе с многоточием в конце стихотворения. Таким образом, обеднялся эмоциональный рисунок текста (в Молве , напротив, были поставлены в конце каждой строфы восклицательный знак и многоточие, но в этом случае игнорировалась указанная поэтом динамика эмоции).
Сложилась целая история осознания и интерпретации этого стихотворения. Н.А. Некрасов, полностью перепечатав его в своей статье, отнес к той группе произведений поэта, «в которых преобладает мысль», но отдал предпочтение стих. «Как птичка раннею весной…», хотя не отрицал «очевидных достоинств» стих. «Silentium!» и «Итальянская villa» (Некрасов . С. 215). Рецензент ж. «Библиотека для чтения» (1854. Т. 127. Отд. 6. С. 3–4) выделил в Изд. 1854 лишь два стих. - «Как океан объемлет шар земной…» (см. коммент . С.361) и «Silentium!». По поводу последнего он заметил: «Другое стихотворение, равно милое по мысли и ее выражению, носит латинское заглавие: «Silentium» (полностью приведено стихотворение. - В.К .) <…> Все думают точно так же, как господин Тютчев, но новость мысли не составляет достоинства в искусстве. Мысль какая-нибудь может казаться новою только тому, кто мало знаком с мыслями. Искусство действует, неизбежно, всеми известными, всех навещающими мыслями, и великий писатель - тот, кто для мысли, всеми ощущаемой, находит самое верное, самое короткое и самое красивое выражение, которого другие найти не умеют».
И.С. Аксаков (Биогр . С. 48) полагал, что это стихотворение и «Как над горячею золой…» представляют «кроме своего высокого достоинства, психологический и биографический интерес. Первое из них, то самое «Silentium», которое, напечатанное в 1835 г. (Аксаков допустил фактическую ошибку. - В.К .) в Молве , не обратило на себя никакого внимания и в котором так хорошо выражена вся эта немощь поэта - передать точными словами, логическою формулою речи, внутреннюю жизнь души в ее полноте и правде». Аксаков полностью перепечатал стихотворение, выделив курсивом 1, 2, 10, 11, 12, 13-ю строки, содержащие афористически выраженные мысли.
«Silentium!» относится к числу любимых стихотворений Л.Н. Толстого. В сб. стих. Тютчева он отметил его буквой «Г» (Глубина) (ТЕ . С. 145). По воспоминаниям современников, он часто читал его наизусть. А.Б. Гольденвейзер вспоминал высказывание писателя: «Что за удивительная вещь! Я не знаю лучше стихотворения» (Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М., 1922. Т. II. С. 303). Цитаты из стихотворения использованы в романе «Анна Каренина». В одном из вариантов третьей главы шестой части романа Левин его цитировал; Левин говорил Кити о своем брате Сергее Ивановиче: «Он особенный, удивительный человек. Он именно делает то, что говорит Тютчев. Их замутит какой-то шум, внимай их пенью и молчи. Так он внимает пенью своих любовных мыслей, если они есть, и не покажет ни за что, не осквернит их» (ЛТ . Т. 20. С. 671). Впоследствии Толстой убрал из речи Левина ссылку на Тютчева и цитату применительно к Сергею Ивановичу, сблизив образ самого Константина с идеей «Silentium!». Толстой включил стихотворение в «Круг чтения» и сопроводил философским размышлением, по существу, он создал новый тип комментирования стихотворения- философско-религиозный:
Чем уединнее человек, тем слышнее ему всегда зовущий его голос Бога.
(Стихотворение приведено полностью. - В.К .).
По одному тому, что хорошее намерение высказано, уже ослаблено желание исполнить его. Но как удержать от высказывания благородно самодовольные порывы юности? Только гораздо позже, вспоминая о них, жалеешь о них, как о цветке, который не удержался- сорвал нераспустившимся и потом увидел на земле завялым и затоптанным <…>
Временное отрешение от всего мирского и созерцание в самом себе своей божественной сущности есть такое же необходимое для жизни питание души, как пища для тела» (ЛТ . Т. 42. С. 107–108).
Важным и оригинальным было то, что смысл тютчевского стихотворения раскрывался вне сферы индивидуалистической морали. Идея Тютчева «лишь жить в самом себе умей» получила развитие у Толстого в духе активного гуманизма, деятельного добра. Толстой против поверхностной общительности, она не имеет в его глазах цены, в основе ее могут лежать безнравственные соображения, он за глубокое единение личности с другими людьми на основе большой морали.
Первые два суждения в «Круге чтения» Толстого раскрывают психологический механизм нравственного призыва к молчанию. Писатель предложил две психологические мотивировки необходимости молчания, отрицания самораскрытия.
Первая. «По одному тому, что хорошее намерение высказано, уже ослаблено желание исполнить его». Снова Толстой выявляет психологию деятельного человека, от тютчевской созерцательности он ведет связующую нить к активно-практическому гуманизму: молчать о добрых движениях души нужно для того, чтобы лучше реализовать их. Это чисто толстовско-левинский поворот мысли. Многословие понимается как суррогат настоящего дела.
Вторая. Совесть человека требует активной внутренней жизни, внутренней сосредоточенности, самоуглубления: «Лучшая часть той драмы, которая происходит в нашей душе, есть монолог или, скорее, задушевное рассуждение между Богом, нашей совестью и нами». Бессовестный человек, пустой чужд этого нравственного диалога с самим собой, нравственного самоотчета, самопроверки, самоиспытания. Суд собственной совести может происходить лишь в молчании.
Идейную концепцию «Silentium!» Толстой органически включил в свою философию личности, в свою этику. Он объяснил и принял стихотворение с позиции активного человеколюбия.
В.Я. Брюсов (Изд. Маркса . С. XLII), рассматривая стихотворение, решает гносеологическую проблему: «Из сознания непостижимости мира вытекает другое - невозможности выразить свою душу, рассказать свои мысли другому.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Как бессильна человеческая мысль, так бессильно и человеческое слово. Перед прелестью природы Тютчев живо ощущал это бессилие и сравнивал свою мысль с «подстреленной птицей». Неудивительно поэтому, что в одном из самых своих задушевных стихотворений он оставил нам такие суровые советы:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои.
Лишь жить в самом себе умей…»
С Брюсовым спорил А. Дерман (Заветы. 1912. № 9. С. 197): «Таким образом, из знаменитого восклицания «мысль изреченная есть ложь!» сделан г. Брюсовым силлогистический мостик к утверждению о предпочтительности нерассудочных форм постижения мира перед рассудочным познанием. Это явно неубедительно и основано на необъяснимом игнорировании прямого смысла восклицания и всего стихотворения «Silentium» в целом. Не «мысль, т. е. всякое рассудочное познание, есть ложь », но «мысль изреченная », и смысл стихотворения исключительно в том, что мысль искажается при своем рождении при превращении в слово». Развивая свою мысль и цитируя стихотворение, полемист уточняет свое понимание тютчевской идеи: «бессилие слова заключается в невозможности передать силу мысли , смысл не в равенстве мысли и слова, а в разности , в утечке и искажении мысли при передаче другому».
Для Д.С. Мережковского это стихотворение - «сегодняшнее, завтрашнее». Логика мысли Тютчева, по мнению писателя, направлена на «самоубийство»: если в основе мира лежит злая воля, активное действие бессмысленно, разумно лишь созерцание. Человек не нужен другому человеку для действия. Если действие бессмысленно, то и общение не нужно. Отсюда вывод: «Лишь жить в самом себе умей» - выражение индивидуализма, одиночества, безобщественности. Следующий шаг на том же пути развития делают Бальмонт, пожелавший жить собой и быть себе солнцем, и З. Гиппиус, которая хочет «полюбить себя, как Бога». «Самоубийцы так и не знают, что цианистый калий, которым они отравляются, есть Молчание: «Молчи, скрывайся и таи / И чувства, и мечты свои… / Лишь жить в самом себе умей…». Его болезнь - наша: индивидуализм, одиночество, безобщественность» (Мережковский . С. 13).
К.Д. Бальмонт выделил в наследии Тютчева это стихотворение: «Художественная впечатлительность поэта-символиста, полного пантеистических настроений, не может подчиниться видимому; она все преобразовывает в душевной глубине, и внешние факты, переработанные философским сознанием, предстают перед нами как тени, вызванные магом. Тютчев понял необходимость того великого молчания, из глубин которого, как из очарованной пещеры, озаренной внутренним светом, выходят преображенные прекрасные призраки» (Бальмонт . Кн. 1. С. 88–89).
Вяч. Иванов считал это стихотворение определяющим в мироощущении Тютчева: «Молчи, скрывайся и таи» - знамя поэзии Тютчева; его слова - «тайные знамения великой и несказанной музыки духа» (По звездам. СПб., 1909). С. 37–38); поэт-теоретик имеет в виду самопогружение, когда «нет преград» между человеком и обнаженной бездной, такое приобщение к мировым безднам невыразимо в слове и требует Silentium. Это мгновение бытия ценно и вечно». Вяч. Иванов сблизил по смыслу стих. «Silentium!» и «День и ночь»: «Новейшие поэты не устают прославлять безмолвие. И Тютчев пел о молчании вдохновеннее всех. «Молчи, скрывайся и таи…» - вот новое знамя, им поднятое. Более того, главнейший подвиг Тютчева - подвиг поэтического молчания. Оттого так мало его стихов, и его немногие слова многозначительны и загадочны, как некие тайные знамения великой и несказанной музыки духа. Наступила пора, когда «мысль изреченная» стала ложью» (там же. С. 38).
Символисты, изучая структуру тютчевского образа и стремясь найти у этого поэта модель символической поэзии, обращались к «Silentium!», видя в нем теоретическое обоснование поискам символов. Если «мысль изреченная есть ложь» и никаким логическим сочетанием слов, ни в каком определенном образе нельзя адекватно выразить идею, остается единственный путь - «поэзия намеков, символов» - так развивал свою мысль В.Я. Брюсов (Смысл современной поэзии. Избр. соч. М., 1955. Т. 2. С. 325). «Живая речь есть всегда музыка невыразимого; «мысль изреченная есть ложь», - ссылаясь на Тютчева, писал А. Белый (Магия слов. Символизм. М., 1910. С. 429) и заключал: «В слове-символе соединяется «бессловесный» внутренний мир человека с «бессмысленным» внешним миром». В конечном итоге развития этой мысли он сводил лирическое творчество к магическому заклинанию через звукоподражания и образец находил в поэтическом опыте Тютчева.
Анализ стихотворения
1. История создания произведения.
2. Характеристика произведения лирического жанра (тип лирики, художественный метод, жанр).
3. Анализ содержания произведения (анализ сюжета, характеристика лирического героя, мотивы и тональность).
4. Особенности композиции произведения.
5. Анализ средств художественной выразительности и стихосложения (наличие тропов и стилистических фигур, ритмика, размер, рифма, строфика).
6. Значение стихотворения для всего творчества поэта.
Стихотворение «Silentium!» было написано Ф.И. Тютчевым в 1830 году. Оно имело три редакции. Впервые было опубликовано 16 марта 1833 года в газете «Молва» № 33. Вторично (с ошибкой в 16-м стихе) было напечатано в «Современнике» за 1836 год. Затем было издано в третий раз – снова в «Современнике» в 1854 и 1868 годах, в так называемой «сушковско-тургеневской редакции». «Silentium!» было любимым стихотворением Л.Н. Толстого. Он включил его в «Круг чтения», сопроводив эпиграфом: «Чем уединеннее человек, тем слышнее ему всегда зовущий его голос Бога» . В своем сборнике стихов Тютчева пометил «Silentium!» буквой «Г», отмечая особую философскую и лирическую глубину произведения. Также это стихотворение очень любил Д.И. Менделеев, цитировавший его в предисловии к «Заветным мыслям».
Слово «silentium» в переводе с латыни означает «молчание», «тишина». Однако исследователи отмечают, что слово это употреблялось в Германии в качестве призыва к гостям перед тостами, призыва студентов к тишине в аудитории перед выступлением преподавателя или перед речью одного из студентов. Такое значение выражения, вероятно, также было знакомо Тютчеву, который с 1822-го года служил в Мюнхене, в Государственной Коллегии иностранных дел, и посещал лекции в местном университете. Таким образом, мы открываем новое значение заглавия – призыв к сосредоточенному слушанию, к полной концентрации внимания.
Произведение относится к философской лирике, стиль его – романтический, открывающий многозначность смысла. Жанр – лирическое стихотворение. Известный исследователь Ю. Тынянов называл стихотворения Тютчева лирическими фрагментами. Также отметим ораторские, дидактические интонации произведения, возможное влияние на стиль его речей Цицерона и античных философов, с произведениями которых был хорошо знаком поэт.
Основная тема – вечное противостояние внешнего мира и душевной жизни. Исследователи не раз отмечали, что дуализм и полярность мироощущения Тютчева отражены в его произведениях. Чувство и явление у поэта, как правило, дается вместе с антиподом. По такой же схеме построено стихотворение «Silentium!». В первой строфе поэт обращается к невидимому собеседнику, возможно, к другу, возможно, – к самому себе. Здесь действие из мира внешнего как будто переносится во внутренний мир. Поэт настойчиво и горячо убеждает своего собеседника:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими – и молчи.
Энергия, волевой напор переданы в этой строфе глаголами повелительного наклонения («молчи», «скрывайся» и «таи») и особым построением фразы, в которой в единую фразу соединены три предложения. И уже здесь мы наблюдаем противопоставление мира внутреннего и внешнего. Жизнь внутренняя соотнесена у поэта с ночью, чувства и мечты он сравнивает с безмолвными ночными звездами. Так в этом сравнении легкими штрихами Тютчев-романтик обозначает «приметы» жизни души: тонкость, неуловимость, смутность, неопределенность и непредсказуемость наших желаний, дум, грез. Вместе с тем «чувства и мечты» здесь приобретают определенную автономность и значительность – они живут самостоятельной, полноценной жизнью: «встают» и «заходят». Человек порою сам не в состоянии разобраться в собственных чувствах – именно к такому выводу подводит нас первая строфа стихотворения.
Вторая строфа представляет собой обращение из мира внутреннего к миру внешнему, а затем, наоборот, – снова к внутреннему. Энергичный напор, настойчивость сменяются холодным рассуждением, логикой. Вначале поэт ставит риторические вопросы, в которых звучит сомнение в самой возможности плодотворного контакта мира сердца и мира внешней жизни. Сомнение это подчеркнуто в тексте частицей «ли». Вопросы эти играют роль своеобразного тезиса в рассуждении поэта:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Затем он дает однозначный ответ на свои вопросы:
Мысль изреченная есть ложь,
Взрывая, возмутишь ключи…
Душевная жизнь здесь сравнивается с незамутненными ключами. В этом опять же у Тютчева подчеркивается ее автономность, прихотливость. Чувства и переживания порою безраздельно владеют человеком, полностью подчинив себе внешнее его поведение. Таково было, очевидно, мироощущение самого поэта. Кроме того, передать свои истинные мысли и чувства человек не в состоянии. Между сознанием и речью – непреодолимая пропасть. И это один из законов человеческого общежития, который мы должны принять. И в качестве финального вывода вновь следует обращение к собеседнику: «Питайся ими – и молчи». Здесь угадывается мысль о самодостаточности личности. Человек, по Тютчеву, – это целый мир, глубины сознания и души его бесконечны. Он должен обрести желанную гармонию в собственной душе.
И именно об этом поэт говорит в третьей строфе:
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью и молчи!..
Мысль поэта здесь возвращается к первой строфе. Как отмечает Н.Ф. Королева, «таинственно-волшебные думы – это… романтические мечтания, оттенки состояний, подслушивать которые в себе так интересно юному романтическому воображению. В зрелом возрасте они могут вызвать улыбку, но не будут смешны, если были искренними. Соприкосновения с реальной жизнью они не выдерживают» . Человек должен обладать особой «тонкостью слуха», чтобы вполне насладиться волшебным «пеньем», льющимся в определенные моменты в его душе. Внешняя же жизнь здесь соотнесена с дневным временем: она прозрачна, проста и понятна. Кроме того, суетна и шумлива: «Их оглушит наружный шум».
Идея произведения перекликается с основной идеей отрывка В.А. Жуковского «Невыразимое». Последний пишет об ограниченных возможностях художника «прекрасное в полете удержать»:
Едва, едва одну ее черту
С усилием поймать удастся вдохновенью…
Но льзя ли в мертвое живое передать?
Невыразимое подвластно ль выраженью?
Согласно Жуковскому, душа художника – это единственное хранилище непосредственных впечатлений и живых чувств: «Святые таинства, лишь сердце знает вас». Художнику же подвластно лишь внешнее обозначение явления («что видимо очам»), но не передача его глубинной сути («Сей внемлемый одной душой обворожающего глас»). Тютчев-романтик, думается, идет далее своего предшественника. Человек не способен передать другим свои мысли и чувства, душа невыразима словами – таково мнение этого поэта. Именно в таком плане воспринимали это произведение многие критики. Так, В. Гиппиус писал о Тютчеве: «В той мифологии, которой исполнены его стихи, свое место занимает и светлая богиня Свобода… Но облик ее неясен, как неясна и вся в целом в тютчевской поэзии этих лет поэтическая тема – «поэт и люди». И рядом с приветствием общественной свободе возникает глубоко мрачное стихотворение «Silentium!»…, в котором даны резкие формулы, отделяющие «я» не только от пушкинской «непосвященной» черни, но и от какого бы то ни было человеческого общения…»
Композиционно произведение делится на три части (построфно), каждая часть «полностью замкнута в себе – по смыслу, интонационно, синтаксически и музыкально. Связь частей – лишь в развитии лирической мысли, которая… и составляет лирический сюжет…<….> Единственная формальная деталь, которой поэт позволяет себе подкрепить, подчеркнуть единство трех частей, – настойчиво повторяющиеся рифмы и последние строки…» Начинается и заканчивается стихотворение мотивом молчания: «Молчи, скрывайся и таи» – «Внимай их пенью и молчи». В этом плане мы можем говорить о кольцевой композиции.
Стихотворение написано четырехстопным ямбом (с включением амфибрахия), секстинами, рифмовка – парная. Поэт использует очень скромные средства художественной выразительности: эпитет («таинственно-волшебных дум»), сравнение и метафора («Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи…»). Мы находим слова высокого стиля («оне», «звезды»), афоризмы («Другому как понять тебя?», «Мысль изреченная есть ложь»), аллитерацию («Их оглушит наружный шум»).
«Silentium!» ярко характеризует Тютчева как поэта-философа и поэта-романтика. По глубине содержательности философской мысли оно перекликается с такими произведениями его, как стихотворения «О, вещая душа моя!», «Нам не дано предугадать», «Душа моя – Элизиум теней».
1. См.: Королева Н.Ф. Ф. Тютчев «Silentium!». Поэтический строй русской лирики. Л, 1973, с. 147–159.
2. Королева Н.Ф. Ф. Тютчев. «Silentium!». Поэтический строй русской лирики. Л, 1973, с. 147–159.
3. См.: Гиппиус В. Вступительная статья. – Тютчев Ф.И. Стихотворения. Л., 1936.
