Французская куртуазная лирика. Куртуазная лирика

Куртуазная литература

КУРТУАЗНАЯ ЛИТЕРАТУРА (poesie courtoise, hofische Dichtung) - совокупность литературных произведений зап.-европейского христианского средневековья, объединенных комплексом однородных тематических и стилистических признаков. В основном К. л. отражает психоидеологию сосредоточенной при дворах крупных владетелей-сеньёров прослойки служилого рыцарства (министериалов) в XII-XIV вв., в эпоху назревающей перестройки выросшего на базе натурального хозяйства военного феодализма под влиянием начинающегося роста торгового капитала и разделения города и деревни; вместе с тем К. л. является орудием борьбы за эту новую идеологию с феодально-церковным мировоззрением предшествующей эпохи.

МИРОВОЗЗРЕНИЕ К. Л. характеризуется прежде всего ростом индивидуального самосознания. Героический эпос - порождение натурально-хозяйственного феодализма - не знает индивидуальной чести, он знает лишь честь известного коллектива: лишь как участник чести своего рода (geste-parente) и чести своего сеньёра обладает рыцарь честью; в противном случае он становится изгоем (faidit). И герой этого эпоса - напр. Роланд - сражается и гибнет не за свою честь, но прежде всего - за честь своего рода, затем - за честь своего племени - франков, затем за честь своего сеньёра, и наконец за честь бога христианской общины. На столкновении интересов различных коллективов - напр. на противоречии чести рода и требований вассальной верности - строится конфликт в героическом эпосе: личный момент всюду отсутствует. Иначе - в К. л. В центре куртуазного романа стоит героическая личность - вежественный, мудрый и умеренный рыцарь, совершающий в далеких полусказочных странах небывалые подвиги в честь своей дамы. Мощь родового союза сведена на-нет, герой куртуазного романа часто не знает точно своего рода-племени (воспитанный в семье вассала Тристан, выросший в лесу Персеваль, взращенный феей озера Ланселот); да и сеньёр с его двором - лишь отправный и конечный пункт для похождений героя.
Самодовлеющий рыцарский подвиг-авантюра (l’aventure, diu aventiure), совершаемый без всякой связи с интересами рода и племени, служит прежде всего для возвышения личной чести (onor, ere) рыцаря и лишь через это - чести его дамы и его сеньёра. Но и сама авантюра интересует куртуазных поэтов не столько внешним сплетением событий и действий, сколько теми переживаниями, к-рые она пробуждает в герое. Конфликт в куртуазной литературе - это коллизия противоречивых чувств, чаще всего - коллизия рыцарской чести и любви.
Еще более четко, чем в куртуазном романе, отражается рост индивидуального самосознания в лирике: анонимности предшествующей эпохи трубадуры Прованса - первые носители нового мировоззрения - противоставляют подчеркивание и восхваление поэтического авторства: впервые в средневековьи в этой поэзии личность с гордостью утверждает свои права на свою творческую продукцию. «Non es meravelha, s’ieu chan / mielhs de nulh autre trobador» (Не диво, если я пою лучше всякого другого трубадура), - начинает одну из своих песен Бернард де Вентадур, а Джауфре Рудель заключает свою песню предупреждением: «Bos es lo vers... / e cel que de mi l’apenra / Gart se no i falha ni pessi!» (Прекрасен мой стих. И тот, кто выучит его от меня, пусть остережется ошибиться в нем или испортить его!).
В тесной связи с общим ростом самосознания личности находится сублимация сексуальных отношений в К. л. Церковь предавала проклятию в качестве одного из семи смертных грехов - fornicatio - все виды внебрачных отношений; военная организация натурально-хозяйственного феодализма устраняла женщину от наследованиия, ограничивала ее экономические и политические права. И в героическом эпосе - этом верном отображении феодальной психоидеологии - лишь на заднем фоне маячат бледные образы покорных и пассивных жен и невест воинственных витязей, как «прекрасной Альды» - невесты Роланда. Правда, наряду с этим героический эпос (в особенности германских народов) хранит мощные суровые образы воинственных богатырш, мстительниц за оскорбление и пролитую кровь; но образы эти - Брунгильды, Кримгильды «Нибелунгов» - порождены в основном отношениями еще дофеодальными, хотя сохраняются и в позднейших обработках куртуазного типа. Иначе - в назревающей новой экономической структуре, влекущей за собой рост городов, развитие денежного оборота, твердую организацию управления поместьями, зачатки бюрократически централизованной государственности. Ограничение в этих условиях экономических и политических прав наследниц крупных феодов теряет смысл; и Прованс - родина куртуазного служения даме - осуществляет впервые «раскрепощение» женщины из верхних слоев господствующего класса, уравнение ее в правах наследования с мужчиной: в XII веке управление ряда крупных феодов - графства Каркассонского, герцогства Аквитанского, виконтств Безоерского, Нарбоннского, Нимского - оказывается в руках женщин.
Так создаются реальные предпосылки для феодализации отношений между знатной дамой - владетельницей феода - и слагающим ей панегирики служилым рыцарем - незнатным министериалом. Но в К. л. эти отношения получают своеобразное перетолкование: рост самосознания личности сказывается в эротической интерпретации форм служения, в феодализации (правда, строго ограниченной сословно) сексуальных отношений: панегирик вассального рыцаря владетельной даме превращается в настойчивую мольбу о той «сладостной награде», к-рую церковь заклеймила позорным словом «блудодеяния», в сознательное прославление супружеской неверности. И как в феодальном мировоззрении служение сеньёру сливается со служением богу христианской церковной общины, так в куртуазной поэзии любовные отношения не только феодализируются, но и сублимируются до формы культа. Как убедительно доказал Векслер («Das Kulturproblem des Minnesanges»), позиция трубадура по отношению к его даме до мельчайших деталей копирует позицию верующего католика по отношению к деве Марии и др. святым. Подобно верующему, влюбленный переживает в созерцании своей дамы все стадии мистического лицезрения божества; и богословские формулы «почитания», «преклонения», «заступничества», «милосердия», обращенные до того времени к святым и богородице, заполняются новым эротическим содержанием, становясь обязательными тематическими элементами куртуазной лирики. То же использование топики церковной поэзии в арелигиозном, более того, в антирелигиозном значении находим мы и у классиков куртуазного эпоса. В «Ланселоте» Кретьена де Труа герой предпочитает несколько золотистых волосков, выпавших из гребня королевы Джиневры, самым почитаемым мощам св. Мартина и св. Иакова Компостельского; после любовной встречи он преклоняет колена перед ложем дамы, «как перед алтарем», «ибо он не верует так ни в одну святую плоть» (car en nul cors saint ne croit tant). Религиозная фразеология и топика становятся так. обр. орудием борьбы с церковной идеологией. Недаром защитники последней выступают против куртуазной лирики как против «любострастия» и «языкоблудия» и пишут грозные инвективы против куртуазных романов (так например в XIII в. Жеан де Жерсон, канцлер Парижского университета, - против «Романа Розы», Людовик Вивес - против «Тристана» и «Ланселота»).
Так сублимация сексуальных отношений приобретает в служении даме формы новой религии; В облике дамы куртуазный влюбленный поклоняется вновь открытым ценностям - совершенной человеческой личности, утверждению земной радости. В осужденном церковью amor carnalis он видит fons et origo omnium bonorum (источник и происхождение всех благ); прославление amor-minne сливается у него с прославлением joi-freude - земной весенней радости. «Ben es mortz, que d’amor non sen / Al cor qualque doussa sabor» (Воистину мертв тот, кто любви сладостного дыхания не чувствует в сердце!), - поет Бернард де Вентадур, и ему вторит немецкий миннезингер Рейнмар Старый: «So wol din freude! und wol si dem / Der din ein teil gewinnen mac!» (Благо тебе, радость! и благо тому, кто сумеет стать сопричастным тебе!)
Так подчеркнутому спиритуализму церковного мировоззрения с его резким осуждением преходящей земной радости К. л. противопоставляет эстетическое оправдание и прославление плоти. И в соответствии с этой новой, светской, религией вырастает новая этика, основанная на понятии cortezia - hovescheit (вежество). Как понятие совершенной humanitas (человечности) в этике Ренессанса, так и господствующее здесь понятие совершенной куртуазии подчинено двум основным моментам: разумности и гармонической уравновешенности (mezura-maze). Последнему требованию подчинены у достойного представителя куртуазного общества все основные добродетели, столь типичные для непроизводящего класса докапиталистической эпохи: largezza-milte - щедрость, готовность к большим расходам, достойным знатного рыцаря; gen parlar - изящество обхождения; onor e proeza - честь и храбрость; joi e solatz - веселье и уменье развлекать. «Cortezia non es al mas mesura» (Вежество есть не что иное, как умеренность), восклицает трубадур Фолькет из Марселя. И куртуазный эпос равно осудит - в противоположность необузданной и самонадеянной храбрости витязей героического эпоса - и Эрека, забывшего о доблести ради любви, и Ивейна, забывшего в подвигах о любви. Подчиненной разуму и гармонически уравновешенной мыслится и любовь в К. л.: и англо-нормандец Томас, и шампанский министериал Кретьен де Труа, и страсбургский писец Готфрид, осваивая сюжет «Тристана и Изольды» (см.), осудят и устранят концепцию непреодолимой роковой страсти, нарушающей все законы божеские и человеческие - мотив, сохраненный в грубоватом пересказе жонглера Беруля. Рассудочность проникает и куртуазную лирику; ибо задача трубадура - не просто изливать свои переживания, но философски освещать основные проблемы любовного служения даме, «castigar e ensenhar (наставлять и поучать) - отсюда расцвет в куртуазной лирике диалогических жанров, о чем ниже.

ТЕМАТИКА К. Л. - характеризуется четким отталкиванием как от круга библейских и апокрифических тем религиозной поэзии, так и от традиций героического эпоса. В поисках материала, достаточно гибкого для выявления нового мировоззрения, куртуазная литература от преданий племенных боев и феодальных распрей обращается за сюжетами и мотивами к далекой античности, к не менее туманным кельтским сказаниям (знаменитый спор о кельтском элементе куртуазного эпоса в настоящее время решен в положительном смысле), к богатому только что открывшемуся европейским захватническим стремлениям Востоку. Так определяются три основных цикла сюжетов куртуазного эпоса: а) античный цикл, охватывающий сюжетику Александрии, Энеиды, Фиванской и Троянской войн, опирающийся на позднелатинские переработки неизвестных средневековью греческих классиков, б) тесно примыкающий к античному византийско-восточный цикл, куда относятся напр. сюжеты «Floire et Blanchefleur», «L’escoufle», «Heraclius», «Cliges» и ряда др. авантюрных романов; и наконец в) наиболее характерный для К. л., контаминирующийся впоследствии не только с обоими другими циклами, но и с сюжетикой героического эпоса бретонский цикл (matiere de Bretagne), охватывающий твердо очерченный сюжет Тристана и постоянно расширяемый круг сюжетов короля Артура. С сюжетикой больших повествовательных жанров куртуазного эпоса и вырастающего из эпигонского разложения этой формы прозаического романа тесно соприкасается сюжетика малых повествовательных форм - лиро-эпического «лэ», использующего наряду с кельтскими сказаниями мотивы восточно-византийского и античного происхождения (из последних особой популярностью пользуется сюжетика «Метаморфоз» Овидия).
Подобно сюжетике, эйдология и топика К. л. обнаруживают четкое отталкивание от образов, ситуаций и повествовательных формул, типичных для героического эпоса. Вместе с тем куртуазное мировоззрение требует для своего отображения определенной стилизации изображаемой действительности. Так создается в куртуазном эпосе известный строго ограниченный запас постоянных образов, ситуаций, переживаний, необходимо типизированных и идеализированных.
Перенесение конфликта на переживания личности позволяет вводить в повествование описания мирной, невоенной обстановки: К. л. в своей топике широко пользуется описаниями роскошного убранства, утвари и одежды, торжественных пиров, посольств, охот, турниров; немалую роль играют шелка и ткани, слоновая кость и драгоценные камни загадочного Востока в развертывании описаний и сравнений; нескрываемая радость реабилитированной плоти звучит в описаниях любовных встреч, столь детализированных в куртуазном эпосе. С другой стороны, в мотивировке самодовлеющего личного подвига - aventiure - куртуазный эпос щедро черпает из сокровищницы сказочной и дохристианской мифологии: заколдованные замки и волшебные сады, окруженные невидимыми стенами, таинственные острова и сами собой плывущие челны, мосты «под водой» и мосты «острые, как лезвие меча», источники, возмущенная вода которых вызывает бурю, феи, карлы, великаны, оборотни - люди-соколы и люди-волки - на пять слишком столетий укрепляются на страницах романов. Черта, характерная для арелигиозной установки К. л.: общение с этим чудесным, осужденным церковью миром ничуть не вредит доброй славе куртуазного рыцаря. В феодальном эпосе Роланд, исполнив свой долг перед родом, племенем, сеньёром и церковью, умирая, подает свою перчатку архангелу Гавриилу; в куртуазнейшей из эпопей Кретьена де Труа Ланселот в погоне за похитителем королевы Джиневры садится в волшебную тележку благожелательного карлы, унижая этим свое достоинство рыцаря (в тележке возили на казнь преступников) и совершая тем самым величайший подвиг любви, венчаемый попирающей узы церковного брака «сладостной наградой».
В куртуазной лирике сюжетика и эйдология определяются ее преимущественно панегирическим характером; отсюда, с одной стороны, типизация идеализированного образа возлюбленной, представляющего лишь условный комплекс внешних и внутренних положительных качеств; с другой - как следствие резкого разлада между воображаемыми любовными и реальными отношениями владетельной дамы и ее часто худородного министериала - преобладание мотивов тщетного служения, напрасной надежды (wan), в эпигонской «poesie de l’amour galant» XIV-XV вв., застывающих в ситуацию belle dame sans merci (прекрасной и непреклонной госпожи); здесь же приходится искать и объяснения другому популярному мотиву куртуазной лирики, входящему в число ее топов (общих мест), - жалобам на злых разлучников-завистников (lauzengier - merkaere).
Но для куртуазного мировоззрения показательно не только обновление сюжетики куртуазного эпоса и куртуазной лирики, - еще более показателен для роста индивидуального самосознания в куртуазной литературе существенный перелом в творческом методе ее в целом.
Героический эпос и светская лирика раннего средневековья построены, так сказать, на «методе внешнего восприятия»: закреплению словом подлежит лишь восприемлемое зрением и слухом - речи и действия героя позволяют лишь догадываться о его береживаниях. Иначе в К. л. Впервые трубадуры вводят в светскую поэзию «интроспективный творческий метод», стиль психологического анализа. Внешняя ситуация дана лишь в традиционном начале - формуле весеннего зачина: вся остальная часть лирического произведения посвящена анализу переживаний поэта, разумеется, по методам господствующей психологии средневековья - методам схоластического раскрытия, перечисления и классификации абстрактно-метафизических понятий.
Отсюда - специфические особенности стиля куртуазной лирики: ее тяготение к отвлеченным схоластическим рассуждениям, к ученому и темному выражению, понятному иногда только владеющим терминами философии и теологии (trobar clus провансальских трубадуров), к игре олицетворениями абстрактных понятий (Любви, Духа, Мысли, Сердца) и сложными аллегориями (такими аллегориями являются например- «путь любви через очи в сердце», «видение очами сердца», «спор сердца с телом», «похищение сердца» и т. п. топы куртуазной лирики, особенно разрастающиеся в эпигонской «poesie de l’amour galant» XV в.). Отсюда - перестройка старых лирических жанров с их примитивной весенней радостью и обилием внешнего действия в сторону монологического (canzon - chanson, leys, descort и т. д.) и диалогического (tenzon, partimen, joc partit и т. д.) обсуждения отвлеченных проблем любви.
Но интроспективный творческий метод господствует не только в лирике, он овладевает и эпическими жанрами. Отсюда основные особенности структуры куртуазного романа у классиков направления Кретьена де Труа, Гартмана фон дер Ауэ, Готфрида Страсбургского, а именно - подчинение фабулы известному теоретическому заданию, использование ее для всестороннего освещения отвлеченной проблемы, построение сюжета на внутренней коллизии; romans a these - остроумно называет Г. Парис куртуазные эпопеи Кретьена. Отсюда особенности композиции куртуазной эпопеи, легко обозримой и четко членимой у классиков жанра и лишь позднее у эпигонов расплывающейся в бесформенное нанизывание авантюр. Отсюда наконец подробный анализ переживаний героев, оформляемых в часто подавляющих фабулу монологах и диалогах. Рост индивидуального самосознания поэта находит себе выражение в многочисленных авторских отступлениях, вносящих в куртуазный эпос сильный элемент дидактизма.
Специфической формой куртуазной дидактики - в полном соответствии с общей рассудочностью К. л. - становится аллегория. Как обстановка и отдельные события, так и внешние и внутренние качества куртуазного героя и его дамы подвергаются аллегорическому истолкованию - напр. у Готфрида Страсбургского аллегорическое описание грота, в к-ром скрываются влюбленные Тристан и Изольда. С другой стороны, очень типично и для куртуазного эпоса введение в действие олицетворений отвлеченных понятий, о к-ром говорилось выше при анализе стиля куртуазной лирики.
Играя служебную роль в лирике и эпосе, аллегория - наравне с диалогом - является господствующей формой куртуазной дидактики, широко использующей формы сна, прогулки, видения (на этих мотивах построен знаменитый «Роман Розы»), подвергающей аллегорической обработке обычные для куртуазного эпоса образы охоты, суда, осады, боя, описания утвари, одежды, украшений. Арелигиозная установка К. л. сказывается здесь не только в использовании форм церковной поэзии (богословской аллегории) для светского поучения, но и во включении в пантеон олицетворений куртуазных добродетелей античных божеств - Венеры, Амура и др.
С обновлением тематики, топики и стиля в К. л. идет рука об-руку обновление метрики и яз. Язык К. л. характеризуется явно пуристическими тенденциями в словаре, - в этом отношении показательно сравнение напр. пропитанного евфемизмами яз. лэ с грубоватым и порой непристойным словарем фаблио. Наряду с устранением социальных диалектизмов устраняются диалектизмы локальные, приводящие в некоторых странах к созданию подобия унифицированного (классового) яз. литературы (die mittelhochdeutsche Hofsprache). Вместе с тем куртуазные поэты охотно насыщают свою речь учеными терминами философии и богословия, игрою синонимов и омонимов, обнаруживающей знание грамматических тонкостей; заметно развивается периодическая структура речи. В области метрики - благодаря типизации содержания и формалистическим тенденциям К. л. - наблюдается эволюция и укрепление строгих форм. Наряду со сложной строфикой лирики в эпосе монотонная laisse monorime, скрепленная часто лишь ассонансами, заменяется рифмованным гибким и легким восьмисложным двустишием, изредка перебиваемым четверостишиями; в немецкой куртуазной эпопее ему соответствует четырехударный стих с ограниченным заполнением без ударных слогов. Эти метрические формы К. л. настолько типичны, что делались попытки положить именно показания метра в основу периодизации некоторых средневековых литератур (ср. напр. Vogt, Geschichte der mittelhochdeutschen Literatur).

СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА К. Л. - Уже приведенный выше анализ мировоззрения, отобразившегося в так. наз. К. л., позволяет выявить в нем глубокие противоречия. С одной стороны, куртуазное мировоззрение раскрывается как утверждение и апология существующего феодального строя. Не только изображаемая действительность (даже при разработке сюжетов, заимствованных с Востока и у античных писателей) не мыслится иначе как в формах развитого феодализма; феодализируются, как мы видели, и отношения любовные. И куртуазный «схоласт любви» - Андрей Капеллан в своем латинском трактате «De amore» строжайшим образом классифицирует формы любовных объяснений по... сословным признакам: «Loquitur plebejus ad plebejam; plebejus nobili; plebejus nobiliori feminae; nobilis plebejae; nobilis nobili; nobilior plebejae; nobilior nobili; nobilior nobiliori».
Тщательному сословному отбору подвергаются герои куртуазного романа: знатная владетельная дама и ее покорный вассал - странствующий рыцарь - в центре повествования; только в отношениях между «благородными» верность и преданность венчаются наградой: самоотверженная любовь слуг к господам - Брангены, отдающей свою честь ради Изольды, Люнеты, выручающей своими советами Ивейна, - изображается как нечто само собой разумеющееся. То же и в лирике. Та Любовь-служение, о к-рой говорилось выше - fin amor (утонченная любовь), строго ограничена сословно; и по отношению к вилланке - девушке низшего сословия - куртуазный поэт и рыцарь знает только грубую радость физического обладания - fol amor (безумную любовь), - порой связанную с прямым насилием (тематика пасторелы - см.). И совсем редко промелькнет у классиков куртуазного стиля среди пышно разодетых фигур «изумительно уродливая и омерзительная» («Aucassin et Nicolette») тень оборванного мужика, чтобы стать у эпигонов - в момент обострения сословной борьбы - предметом грубого издевательства (немецкая hofische Dorfpoesie).
С другой стороны, как мы видели, К. л. целиком направлена против старого феодально-церковного мировоззрения, своим антиспиритуалистическим прославлением земной радости опровергая учение церкви (исследователи справедливо указывают на общность истоков нового мировоззрения и ряда ересей, отвергающих церковную иерархию и догматику и возникающих в крупных торговых городах Прованса), своим индивидуализмом и космополитизмом - во имя гармонической личности - разрушая установленные в феодальном обществе родовые, племенные и даже вассальные связи. Понятие куртуазии становится оружием в первой робкой борьбе за права «худородного» (vilain). Трубадур Дельфин Овернский защищает преимущества «худородного человека, вежественного и изысканного», перед «рыцарем и бароном, грубым, коварным и неучтивым»; и в латинском трактате «De nobilitate animi» «благородству душевному» отдается предпочтение перед «благородством крови». Отрицательное понятие «vilam» начинает терять свое исключительно социологическое содержание (название крестьянина и горожанина); оно становится внесословным обозначением «неучтивого», «невоспитанного» человека. И в куртуазной chante-fable XIII в. впервые прозвучит сочувствие к горю батрака, потерявшего хозяйский скот (встреча Aucassin’а с крестьянином).
Эти противоречия отображенной в К. л. общественной психоидеологии позволяют вскрыть наличие глубоких, уже выявивших себя противоречий в породившей ее социально-экономической формации. Эпоха зарождения куртуазного мировоззрения - эпоха подготовляющейся ломки феодализма, «подтачиваемого со всех сторон новыми экономическими условиями» (Фриче, Очерк развития западных лит-р). И к этой надвигающейся коллизии особенно чуткой должна была оказаться та общественная прослойка, из к-рой в массе своей выходят куртуазные поэты - низшее служилое рыцарство, часто худородное, обычно безземельное, не раз пополнявшееся выходцами из третьего сословия.
Так в первых робких проблесках намечается в К. л. новое мировоззрение, к-рое позднее оформится в философских и этических системах Ренессанса; и не без основания некоторые исследователи К. л. готовы дать ей наименование «предренессанса» (Vorrenaissance).
Социальным генезисом К. л. легко объясняются и ее исторические судьбы: ее зарождение в XI в. в экономически наиболее передовом Провансе, ее пути в XII в. в экономически прогрессивные Францию и Фландрию, ее значительное (на целое столетие) запаздывание в экономически отсталой Германии. Социальной сущностью К. л. легко объясняется и своеобразная неустойчивость нового мировоззрения К. л. при большой устойчивости создаваемых ею новых форм, овладевающих в XIII-XIV вв. всеми жанрами средневековой литературы, в том числе такими, искони чуждыми и внутренне противоположными ей, как героический и шпильманский эпос, религиозная дидактика и легенда; некоторые из этих жанров, как героический эпос, получают в куртуазных формах особое развитие.
Но эта огромная локальная и социальная экспансия форм К. л. идет за счет утраты ею первоначальной идеологической сущности, за счет превращения ее в орудие феодально-церковной идеологии, в мире фикций - бесцельных и абстрактных авантюр небывалого «странствующего рыцарства» - дающей удовлетворение и утеху теряющему свое реальное значение классу. Необычайно показателен (в начале этого процесса феодализации К. л.) выпад ученого горожанина Готфрида Страсбургского против апологета феодализма, пронизывающего мистическими элементами куртуазную фабулу, - рыцаря Вольфрама фон Эшенбаха: для куртуазного рационалиста ненавистен «vindaere wilder maere / der maere wilderaere» (изобретатель диких сказок, сказаний исказитель).
Социальной сущностью К. л. объясняется и тот факт, что третье сословие усваивает ее лишь в своей верхней, наиболее феодализированной прослойке (лирика городских puy во Франции и мейстерзанг (частично) в Германии; poesie de l’amour galant во Франции XV в). Но победоносное выступление культуры торгово-капиталистической патрицианской верхущки нового класса - Ренессанс, - несмотря на многообразные нити, связывающие его с К. л. (dolce stil nuovo является в равной мере и наследием и отрицанием куртуазной лирики, и Данте так же связан с трубадурами, как Бокаччо с куртуазным романом), идет под знаком борьбы с формами К. л., ставшей знаменем и орудием реакции (эпигоны куртуазного эпоса в итальянской литературе XV в.); еще раньше более широкие массы третьего сословия создают в фаблио, в дидактических жанрах, в sotte chanson contre amour художественные формы, диаметрально противоположные К. л.Библиография:
Обобщающих работ по куртуазной литературе нет. Библиографию куртуазной литературы в отдельных зап.-европейских странах - см. в очерках соответствующих лит-р; см. также

Куртуазная поэзия (от франц. courtois - вежливый, учтивый, от cour - двор) - рыцарская поэзия, зародившаяся в средневековой Франции и распространившаяся в других европейских странах. Основа этого вида искусства - представления о «мере, вежестве и постоянстве» в служении рыцаря Прекрасной Даме.

Культ изящной бесплотной любви к женщине, преклонение перед ней требовали от рыцаря чести и мужества. Нравственная чистота находила эстетическое воплощение в высшем и совершеннейшем из средневековых искусств, в поэзии, и отражалась в поиске наиболее прекрасных языковых средств. Именно в недрах куртуазной поэзии зародились твердые поэтические формы. Это прежде всего канцона, или «песня», затем «альба», гимн чувственной любви, тенцона (или тенсона, «спор», «диспут»), пастореллла (встреча рыцаря и пастушки), баллада (плясовая песня), плач и другие. Куртуазная поэзия тяготела либо к «замкнутому» стилю, культивировавшему «тёмный» стих, непонятный простому смертному, изобилующий приёмами, затрудняющими понимание (подобный приём поэтики был распространён в ранней кельтской поэзии и служил передаче «языка богов», который и не должен быть понятен профану); либо к «светлому» стилю, мастера которого стремились, чтобы их произведения были понятны многим. Также трубадурами начала активно применяться рифма, получившая вскоре общеевропейское распространение.

Куртуазная поэзия трубадуров

Первыми представителями куртуазной поэзии явились трубадуры - рыцари, несущие вассальную службу и занимающиеся литературным творчеством. Надо заметить, что среди старопровансальских поэтов были и женщины (например, Беатриса де Диа). В их поэзии Прекрасная Дама заняла то же место, какое в религиозной поэзии отводилось мадонне, а совершенная любовь (fin amor) полагалась одной из эстетических ценностей. В этом были свои резоны: в эпоху Средневековья распространился древний гностический миф о Софии Премудрости Божией, супруге Бога, похищенной Дьяволом и томящейся в замке. Лишь смелый и доблестный рыцарь может освободить её; но в каждой земной женщине виден отблеск ее чистоты и красоты, и потому любая дама заслуживает служения, напоминающего религиозное (недаром Прекрасную Даму награждают титулами, присущими Мадонне: «путеводная звезда», «майская роза», «утешительница скорбящих»). Земная красота - отражение красоты небесной; любовь совершенствует сердце и душу влюбленного, дает ему возможность видеть божественное начало жизни; Любовь и сама - божественное существо.

Увы, Любовь, ведь ты меня сильней.
Нет у меня защиты, пожалей!
Пока моя погибель не пришла,
Ты б Донну умолить мне помогла!
(Бернарт де Вентадорн, «Песни»)

Прекрасная Дама в эпоху трубадуров, как правило, являлась замужней женщиной. Влюбленный в нее рыцарь редко получал возможность близости с избранницей, даже если она платила ему взаимностью. Совершенная любовь также снимала сословные преграды: трубадуры Эльяс Кайрель, Арнаут де Марейль и другие не обладали «благородным» происхождением, но в любви они были равны со своими возлюбленными. Любовь переставала восприниматься как грех; напротив, поэты провозглашали ее высшей добродетелью, поскольку она улучшает человеческую природу и побуждает человека делать добрые и хорошие поступки.

Многие из куртуазных поэтов были сеньорами, т. е. принадлежали к высшей аристократии, как Конон де Бетюн. Стилистически их произведения не отличаются от стихотворений трубадуров, и любовная проблематика везде одинакова.

Куртуазная поэзия - единственное явное проявление «куртуазной любви», преступной и тайной. Замужняя женщина не должна любить постороннего мужчину. Влюблённый поэт не имеет права компрометировать свою Даму; вот почему в стихах трубадуров обычно используется условное имя («сеньяль»), которым поэт называет ее.

Любовь трубадуров - не только чувство, проявление эмоций, но и интеллектуальное состояние, требующее постоянной работы и совершенствования мысли. Поэты постоянно обсуждают различные аспекты «меры, вежества и постоянства» в разных ситуациях, в том числе и самых деликатных (Фолькет де Марселья, Пейре Гильем и Сордель, Аймерик де Пегильян и Эльяс д"Юссель, Арнаут Каталан и другие).

Кризис куртуазной любви наступил уже в начале XIII в. В позднем творчестве Бертрана де Борна, поэта-воина, для которого главной темой служила рыцарская доблесть, говорится о закате высоких идеалов родовитого дворянства. К стихотворениям этого типа относится один из плачей де Борна, написанный по поводу кончины принца Генри:

Скорбит о нём, кто только юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.

Куртуазная поэзия миннезингеров

На Севере Франции последователями куртуазной поэзии являлись труверы. В Германии ее представителями являлись миннезингеры («певцы любви»), выступившие в последней трети XII в. Они эстетически освоили опыт провансальских трубадуров. Миннезанг (средневековая рыцарская лирика) не так, как произведения трубадуров, склонен к передаче чувственных ощущений. Это более аналитическая, морализирующая, рефлектирующая и даже иногда религиозная литература. Однако светское начало в поэзии миннезингеров все же сильнее религиозно-мистического (Фридрих фон Хаузен, Генрих фон Фельдеке, Рейнмар фон Хагенау, Вальтер фон дер Фогельвейде). Часто темой стихотворений становится неразделённая любовь. Вообще немецкие куртуазные поэты в целом менее жизнелюбивы, чем французские. Исключение составляет поэзия Генриха фон Морунгена.

Наследие немецкого миннезанга включает такие шедевры куртуазной поэзии, как «Песни рассвета» Вольфрама фон Эшенбаха (автора «Парцифаля», средневекового романа в стихах). Наиболее известны произведения Вальтера фон дер Фогельвейде. Его поэзия полна радости, отражает живое чувство упоения телесным миром. Обращает на себя внимание её жанровое разнообразие - Фогельвейде пишет не только лирические, но и сатирические, философские произведения.

В XIII в. куртуазная поэзия в Германии также утратила прежнее место на литературном Олимпе. Над возвышенными рыцарскими чувствами к Даме посмеивались поэты новых поколений (Тангейзер, Иоганнес Хадлауб, Фрауенлоб).

Главными темами светской рыцарской, или куртуазной литературы, которая возникла при дворах феодалов, были любовь к прекрасной даме, прославление подвигов и отражение ритуалов рыцарской чести. Под словами «куртуазная литература» понимается изысканная светская литература, соответствующая общим понятиям рыцарской верности, доблести, щедрости и учтивости. Куртуазная литература, которая создавалась не на латыни, а на национальных языках, представлена лирикой трубадуров и труверов во Франции, миннезингеров в Германии и рыцарскими романами.

В 11 - 12 вв. сложился морально-этический образ рыцаря, отличавшегося светским характером, чуждым аскетизму. Рыцарь должен молиться, избегать греха, высокомерия и низких поступков, он должен защищать церковь, вдов и сирот, а также заботиться о подданных. Он должен быть храбрым, верным и не лишать никого его собственности; воевать он обязан лишь за правое дело. Он должен быть заядлым путешественником, сражающимся на турнирах в честь дамы сердца, повсюду искать отличия, сторонясь всего недостойного; любить своего сюзерена и оберегать его достояние; быть щедрым и справедливым; искать общества храбрых и учиться у них свершению великих деяний по примеру Александра Македонского. Этот образ получил отражение в рыцарской литературе.

Рыцарская поэзия возникла на юге Франции, где сложился очаг светской культуры в средневековой Западной Европе. В Лангедоке получила широкое распространение лирическая поэзия трубадуров на провансальском языке. При дворах феодальных сеньоров появилась куртуазная поэзия, прославлявшая интимные чувства и культ служения «прекрасной даме». Этот культ занимал центральное место в творчестве трубадуров - провансальских поэтов, среди которых были рыцари, крупные феодалы, короли, простые люди. Поэзия трубадуров имела много самых разнообразных жанров: любовные песни (одним из ярких певцов был Бернард де Вентадорн), лирические песни, политические песни (наиболее яркие песни у Бертрана де Борна), песни, выражавшие скорбь поэта по поводу смерти какого-либо сеньора или близкого поэту человека, песни-диспуты на любовные, философские, поэтические темы, плясовые песни, связанные с весенними обрядами.

Особое место в рыцарской литературе принадлежит стихотворной повести на любовно-приключенческий сюжет, заимствованный из кельтских преданий и легенд. Главная из них - история короля бриттов Артура и его рыцарей, живших в 5 - 6 вв. и собиравшихся за круглым столом. Из этих легенд составился цикл романов, так называемый бретонский цикл о короле Артуре и святом Граале.

Рыцарь 12 века - эпохи высокого Средневековья - был уже не только воином, но и человеком с богатой и сложной внутренней жизнью. На первом плане в его переживаниях все более и более выступала самоотверженная любовь к Прекрасной Даме, которой он готов был бескорыстно и радостно служить. В этом служении первые европейские лирики находили неиссякаемый источник вдохновения, так что слова «влюбленный» и «поэт» в куртуазной среде, в сфере феодального двора стали синонимами. С тех самых пор и существует представление, что поэт - это влюбленный, а влюбленный - это человек, сочиняющий стихи. Особым предметом любви и служения являлась Дева Мария.

Считалось, что предметом поклонения обязательно должна быть замужняя дама, причем более знатная, чем сам поэт. Чтобы приблизиться к Даме и стать «узаконенным» певцом ее достоинств, поэту требовалось пройти несколько этапов посвящения, сначала ему следовало умаивать свою любовь, затем, открывшись, ждать со стороны Дамы сигнала о том, что он принят его в услужение (таким знаком могло быть дарение кольца). Но и после этого поэт не должен был искать близости. Идеальная любовь, согласно куртуазному кодексу, - любовь безответная. Она порождает страдание, которое в творчестве переплавляется в совершенное слово; красота его возвращает свет и радость в душу влюбленного. Потому печаль и уныние в глазах куртуазной этики - величайший грех. Любовь могла быть и безрассудочная, грубая, низкая.

Характерной чертой куртуазной поэзии, бросившей вызов средневековому аскетизму, можно считать возросший интерес к миру человека, который способен не только молиться и воевать, но и нежно любить, восхищаться красотой природы. Лирическая поэзия трубадуров возникла на юге Франции в провансе и подразделялась на следующие формы: Альба - поэтический рассказ о расставании влюбленных утром после тайного ночного свидания; пастурель - лирическая песнь о встрече рыцаря с пастушкой; кансона - наиболее сложное по строению поэтическое произведение, соединяющее разные стихотворные размеры, сирвента - стихотворение на моральную и политическую тему, и тенсона - стихотворные диспуты. Мастером пастурели был Бертран де Борн. В жанре кантоны писали Бернарт де Вентадорн и Джауфре Рюдель, а в жанре Альбы - «магистр поэтов» Гираут де Борнейль.

Трубадуры относились к сочинению стихов как к сознательной, крепостной работе, как к ремеслу, которому нужно научиться, но в тоже время они понимали, что это мера, идущая по определенным правилам. Поэты проявляли индивидуальность, пытались изобрести новые формы, размеры стиха.

В конце 12 века примеру трубадуров последовали французские придворные поэты-певцы труверы и немецкие певцы любви миннезингеры. Теперь уже поэтов занимали больше не лирические стихи, а полные всяких авантюр стихотворные поэмы - рыцарские романы. Для многих из них материалом послужили легенды бретонского цикла, в которых действуют рыцари Круглого стола при дворе короля Артура. Рыцарских романов было очень много. Это «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха, «Смерть Артура» Томаса Мэлори, «Ланселот, или Рыцарь телеги» Кретьена де Труа.

Но самым популярным был роман о трагической любви - «Тристан и Изольда». Роман о Тристане, дошедший до нас во вторичном варианте, имеет много версий (Жозеф Бедье, Беруль, Готфрид Страсбургский), и каждый автор вносил в роман свои детали.

Куртуазная литература это придворно-рыцарское направление в европейской литературе 12-15 веков; наибольшее распространение получила во Франции и в Германии. Куртуазная литература возникла на юге Франции, в Провансе, в обстановке экономического и культурного подъема конца 11 века, а в следующем столетии появилась в Северной Франции и в Германии. Возникают пышные дворы, культивирующие «хорошие манеры», где расцветает увлечение музыкой и поэзией. Рыцарство выработало свои идеалы сословной чести и доблести. Героический идеал раннего рыцарства в результате близкого знакомства с культурой арабского Востока (во время Крестовых походов) и с античной литературой претерпевает трансформацию в сторону эстетизма, внешнего блеска. Антиаскетическая, светская по духу куртуазная лирика провансальских трубадуров объективно противостоял а клерикальной литературе и схоластике, использовала ряд народных поэтических приемов и образов. Связанная с народными еретическими движениями, куртуазная литература Прованса носила отчасти демократический характер. Трубадуры значительно обогатили литературу новым и стихотворными формам и (канцона, альба, сирвента, пасторела), ввели разнообразные поэтические размеры и рифму. В 12-13 веках куртуазная литература получает распространение в Германии, Англии, Италии, Дании, Чехии. Помимо лирических жанров, возникает рыцарский роман, первоначально разрабатывающий античные и восточные («византийские») сюжеты, а затем тематику кельтских сказаний о легендарном короле Артуре и рыцарях «Круглого стола».

В лирике труверов, миннезингеров, в куртуазном романе, в отличие от эпического творчества - коллективного и анонимного, выделяется фигура творца. С этим связано и прославление индивидуальных качеств человека, подвигов рыцаря, совершаемых уже не во имя родового или вассального долга, а как служение даме. Раскрытие в лирике и романе человеческих чувств привело к углублению психологических характеристик, что было почти незнакомо эпосу и клерикальной литературе. Куртуазная литература ввела в поэтический обиход много новых сюжетов, порой фантастических, использующих элементы восточного и европейского дохристианского фольклора и мифологии. Куртуазная литература выдвинула ряд выдающихся писателей. Это провансальские трубадуры Джауфре Рюдель, Бертран де Борн, Бернарт де Вентадорн; французские труверы Конон де Бетюн, Рауль де Уданк, Кретьен де Труа, Мария Французская; немецкие миннезингеры Вальтер фон дер Фогельвейде, Гартман фон Ауэ, Готфрид Страсбургский, Вольфрам фон Эшенбах. Куртуазная литература оказала заметное влияние на литературу других направлений: на героический эпос, к тому времени закреплявшийся в письменных формах, на литературу городского сословия, на клерикальную литературу. В дальнейшем она постепенно утратила свою роль в литературном процессе и к 15 веку превратилась в чисто развлекательное чтение, хотя в 15 веке возникает своеобразный куртуазный «ренессанс». В эпоху Возрождения появляются уже пародии на основные жанры куртуазной литературы («Неистовый Роланд» , 1516, Ариосто и др.). Но отдельные идеи и темы куртуазной литературы продолжают привлекать интерес; в творчестве ряда писателей (Б.Кастильоне, П.Ронсар и др.) делается попытка создать новую «куртуазность». Воздействие куртуазной литературы не исчезает и к конц у 16 века, ее отголоски можно найти, в том числе, у Шекспира.

Словосочетание куртуазная литература произошло от французского courtois, что в переводе означает - учтивый, вежливый.

Создателями куртуазной лирики были трубадуры – провансальские поэты и певцы. Происхождение самого слова “трубадур” связано со значением глагола trobar -- "находить" (в значении "изобретать, находить новое”). Время существования – XI-XIIIвв. Надо отметить, что трубадуры, в отличие от вагантов, которые писали как на латыни, так и на родном языке, писали исключительно на провансальском языке и извращались так, что на русский это с точным смыслом стихами почти не переводится. Первым трубадуром считается Гильем Аквитанский (1071-1126). Знамениты были также Джауфре Рюдель (сер. XII века), Маркабрюн (сер. XII века), Бернарт де Вентадорн (годы творчества: 1150 - 1180), Гираут де Борнель (1162 - 1200), Бертран де Борн (ок. 1140 - 1215), Арнаут Даниэль (ок. 1140 - 1200), Пейре Видаль (последняя четверть XII века).

2) Традиционный характер поэзии. Полностью укладываясь в каноническую систему жанров, лирика трубадуров по сути требовала не индивидуального, а жанрового образа автора, слиться с которым стремилось реальное “я” поэта. Конечно, в творчестве трубадуров отражались их реальные пристрастия, вкусы и убеждения, реальный жизненный опыт, но все это непременно проецировалось на закрепленный в традиции каркас (ситуативный и изобразительный), поскольку трубадуры были уверены, что такая традиция выработала наилучшие средства для достижения любого состояния или движения души и задача состоит лишь в том, чтобы “оживить” искренним чувством готовые формы жанра. То есть поэзия трубадуров строилась на отождествлении изображаемых реальных событий жизни с устойчивыми моделями ее восприятия.

Отличаясь условностью и каноничностью, все персонажи и ситуации лирики трубадуров описывались при помощи системы устойчивых формул. Дама куртуазных поэтов непременно прекрасна. Она совершенна душой и телом и способна внушить возвышенную всепоглощающую страсть. Для Дамы были характерны такие приметы, как “свежие ланиты”, “атлас рук”, “свет глаз”, отражавшие сверкающую субстанцию божественной красоты. Бертран де Борн даже написал песню о “составной Даме”, где свел воедино черты, позаимствованные у Дам других поэтов. Аналогичный характер имело и “я” лирического героя: независимо от конкретных сословных, психологических и иных примет трубадуров каждый из них представлял в идеальном облике певца куртуазной любви.

3) Характеристика куртуазной доктрины любви. Любовь не заинтересована в результатах, она ориентирована не на достижение цели, а на переживание, которое одно способно принести высшую радость влюбленному. Эта радость достигается долгим путем страданий, но уже само добровольно принятое страдание оборачивается для трубадура радостью.

Не порывая с изначальным эротизмом, новая концепция, сделавшая Даму принципиально недоступной, сосредоточила энергию любви на ее идеальном аспекте. Явившись источником духовного совершенствования для мужчины, эта любовь в какой-то мере освобождала и женщину от господствовавшего не протяжении средних веков отношения к ней как к существу низшего порядка, виновнице грехопадения и сосуду зла.

Трубадуры воспевали не свою чувственность, а нечто совсем иное - любовь человека к Благу, Красоте и Совершенству как к началам, обладающим абсолютной властью в мире, наполняющим его смыслом и нравственной теплотой. Новаторство же их заключалось в том, что они впервые решились отождествить это благо не непосредственно с Богом и Девой Марией, а с идеализированной женственностью , воплощающей высшие духовные ценности, сосредоточенные и персонифицированные в образе Дамы.

Эта идеализация имела двоякий смысл. С одной стороны, любовь к Даме мыслилась как отблеск и предвкушение небесной любви и потому принимала формы обожествления и религиозного поклонения. Исключая плотский, супружеский элемент отношений, поэты акцентировали сугубо духовный характер воспеваемого ими чувства.

С другой стороны, сам факт выдвижения на первый план не абстрактного блага и не небесного Бога, а “земной”, хотя и обожествляемой, Дамы говорит о стремлении трубадуров закрепить высшие ценности не в потусторонней, религиозной, а в “посюсторонней” сфере. Это подтверждает, что пользуясь мистическими смыслами и формулами, трубадуры создали тем не менее чисто светскую лирику.

Необходимо подчеркнуть, что формируясь в феодальной среде, поэзия трубадуров неизбежно осмысляла любовь к Даме в терминах феодальных отношений. Поклоняясь Даме как божеству, поэт в то же время был “верен” и “служил” ей как вассал своему сеньору,

Красота Дамы толковалась как отражение божественной красоты и совершенства, а любовь - как томление по этому идеалу и стремление к нему. Дама тем самым становилась лишь персонификацией тех идеальных свойств, обладать которыми стремится куртуазная личность. При этом решающую роль играл мотив неразделенной и неудовлетворенной любви (образы “далекой Дамы”, “недоступной Дамы”), то есть недосягаемого идеала, к которому можно лишь бесконечно стремиться. Арнаут де Марейль писал: “Я не думаю, что любовь может быть разделенной, ибо, если она будет разделена, должно быть изменено ее имя”.

Поэзия трубадуров представляла собой сознательную и целенаправленную эстетическую “игру”, но игру отнюдь не формалистическую, потому что куртуазная любовь к Даме с абсолютной полнотой воплощалась именно в акте поэтического творчества: наилучшим образом восславить Даму как раз и значило сложить наилучшую, то есть наиболее изощренную, песнь в ее честь. Вот почему самой большой смысловой нагруженностью и напряженностью в куртуазной лирике обладало слово “петь” , которое значило:

1) творить саму песню;
2) выражать экзальтированное чувство трубадура;
3) воспевать Fin’Amors ;
4) создавать звуковую гармонию, вселяющую чувство куртуазной “радости”;
5) любить.

Перекрещиваясь, все эти значения создавали единое семантическое ядро, так что в конечном счете “петь” и “любить” начинали восприниматься как абсолютные синонимы. Тем самым любовная песнь как бы замыкалась на самой себе, ибо была воплощенным устремлением к добру, истине и красоте, высшим напряжением творческих сил трубадура, разрешавшимся в куртуазной Радости.

4) Понятие куртуазного универсума. Центральное место в поэтическом мире трубадуров занимало понятие Fin’Amors (“тонкая”, “совершенная” любовь, порождаемая Богом) как источник всего комплекса куртуазных качеств, начиная верностью и доблестью и заканчивая любыми формами вежества и обходительности. Этому понятию противостоит Fals’Amors - “неистинная”, “бессмысленная” любовь - порождение абстрактного зла, выводящая за пределы куртуазного мира. Вокруг оппозиции этих двух понятий формируется сложный комплекс терминов, составляющих основное ядро куртуазных ценностей. Все это отразилось в изображении аллегорического Дерева Любви.

Бог ( как единственно возможный источник любви) ? fin amors ? cortezia ? куртуазные ценности – 1) valor ( самоценность куртуазной личности, которая возникает от наличия красоты, разума, молодости)

2) joi ( радость, возникающая от куртуазного служения) 3) pretz (честь) короче, это куртуазное поведение: щедрость,

mezura (мера) верность , щедрость, куртуазная речь.

Ему противопоставлена система антикуртуазных качеств:

Зло (абстрактное зло, а не дьявол) ? fals amors ? vilenia (некуртуазность) ? 1) felonia ( антитеза valor – притворство, за которым скрываются отрицательные качества: уродство, неразумие, старость ), 2) enoi (тоска, скука, раздражение от некуртуазности) 3) desonsor 4) demesura ( антитеза п. 3-4: высокомерие, неверность, неучтивость).

5) Основные жанры и персонажи. Творчество провансальских поэтов в жанровом плане было весьма формализованным (нормализованным): соблюдению правил написания произведения придавалось очень большое значение, как с точки зрения содержания, так и с точки зрения формы. При этом нередко содержание песен бывало закреплено за данным жанром вместе с определенными обязательными композиционными элементами.

Поэзия трубадуров -- по преимуществу любовная. Трубадуры воспевали любовь в численно преобладающем и наиболее важном по своему значению жанре куртуазной песни, или кансоны

Провансальская кансона обычно сдержит в себе 5-7 строф, замыкаемых одной или двумя посылками (торнадами). Посылки состоят из 3-4 стихов, повторяющих метрическую структуру и рифмы заключительной строфы. В них обычно содержится указание на адресата песни, часто -- зашифрованного условным именем, "сеньялем".

Однако трубадуры воспевали не только любовь и дам. В своих произведениях они откликались на все актуальные вопросы современности: писали о политических событиях, вопросах морали, высмеивали своих политических или религиозных противников, проповедовали крестовые походы, прославляли доблесть и щедрость своих покровителей и друзей, оплакивали их смерть. Все это можно было сделать в жанре сирвенты . В сирвентах было принято пользоваться метрическими схемами и музыкой уже существующих кансон