Жанр произведения планета людей. Призвание и жизнь

Анри Гийоме, товарищ мой,
тебе посвящаю эту книгу

Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо
земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но
для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин,
возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и
добывает всеобщую истину. Так и самолет - орудие, которое прокладывает
воздушные пути, - приобщает человека к вечным вопросам.

Никогда не забуду мой первый ночной полет - это было над Аргентиной,
ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине
редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При
свете вон той лампы кто-то читает, или погружен в раздумье, или поверяет
другу самое сокровенное. А здесь, быть может, кто-то пытается охватить
просторы Вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность
Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна
пища. Даже самым скромным - тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят
живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд,
сколько уснувших людей...
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в
полях, - быть может, иные и отзовутся.

Это было в 1926 году. Я поступил тогда пилотом на авиалинию компании
"Латекоэр", которая, еще прежде, чем "Аэропосталь" и "Эр-Франс", установила
сообщение между Тулузой и Дакаром. Здесь я учился нашему ремеслу. Как и
другие мои товарищи, я проходил стажировку, без которой новичку не доверят
почту. Пробные вылеты, перегоны Тулуза - Перпиньян, нудные уроки
метеорологии в ангаре, где зуб на зуб не попадал. Мы страшились еще
неведомых нам гор Испании и с почтением смотрели на "стариков".
"Стариков" мы встречали в ресторане - они были хмурые, даже, пожалуй,
замкнутые, снисходительно оделяли нас советами. Бывало, кто-нибудь из них,
возвратясь из Касабланки или Аликанте, приходил позже всех, в кожанке, еще
мокрой от дождя, и кто-нибудь из нас робко спрашивал, как прошел рейс, - и
за краткими, скупыми ответами нам виделся необычайный мир, где повсюду
подстерегают ловушки и западни, где перед тобою внезапно вырастает отвесная
скала или налетает вихрь, способный вырвать с корнями могучие кедры. Черные
драконы преграждают вход в долины, горные хребты увенчаны снопами молний.
"Старики" умело поддерживали в нас почтительный трепет. А потом кто-нибудь
из них не возвращался, и живым оставалось вечно чтить его память.

Помню, как вернулся из одного такого рейса Бюри, старый пилот,
разбившийся позднее в Корбьерах. Он подсел к нашему столу и медленно ел, не
говоря ни слова; на плечи его все еще давила тяжесть непомерного напряжения.

Чем запоминается читателям сборник очерков «Планета людей», краткое содержание которого будет рассмотрено нами в этой статье?

В первую очередь тем, что это произведение посвящено таким важным для каждого человека вопросам, как смысл жизни на земле, чувство чести и долга, значение любви, понимание своего предназначения.

Произведение увидело свет в далеком, но тревожном 1939 году (напомним, что для французов эта дата трагическая, именно в 1939 году началась Вторая мировая война, в которой Франция на несколько лет оказалась под игом гитлеровской Германии).

Кратко рассмотрим основные сюжетные линии этого сборника очерков, а также его идейный замысел.

История одного летчика

Как мы все знаем, профессия летчика появилась в начале прошлого века. Во всех странах, где стали появляться самолеты, она была необыкновенна популярной. Мужественные и смелые юноши мечтали взмыть в небо на своих железных птицах, чтобы совершать открытия, преодолевая препятствия.

Таким был и автор сборник очерков, который рассказывает о своих путешествиях на самолете. Книга «Планета людей» рассказывает нам в целом очень простую историю о том, как летчик, он же рассказчик, каждодневно выполняет свою работу - перевозит почту из Испании в Африку и обратно.

Сборник очерков носит автобиографический характер, при этом его трудно назвать приключенческим произведением, скорее, перед нами философские размышления, облеченные в форму художественного произведения. Более того, часто автор уходит от внешней канвы своего повествования, уделяя большее внимание внутренним размышлениям своих героев (данный прием вообще был характернее для французской литературы того времени, Марсель Пруст называл его использованием «потока сознания» для характеристики душевных переживаний своих героев).

Однако вернемся к самому сборнику очерков Экзюпери «Планета людей» (краткое содержание по главам этого произведения будет представлено нами чуть ниже).

Сюжетная линия сборника очерков

Итак, мы определились, что в сборнике очерков автор рассказывает о судьбе летчика, который, подобно крестьянину, вмешивается в законы природы. Но если земледелец покоряет почву и заставляет ее давать урожай, то властелин небес пытается преодолеть пространство, подобно птицам, взмывающим в небеса.

Однако труд летчика очень опасен. Экзюпери с грустной иронией рассказывает о тех приключениях, которые ждали главного героя и в небе, и на земле. В первую очередь, это касалось поломок самолета, которые были неизбежны. Случались такие поломки часто в пустыне, где не было ни одной живой души. Самому главному герою не раз приходилось попадать в такие ситуации, из которых он мог не выбраться живым.

Борьба человека с природой, с самим собой, с внешними обстоятельствами - вот центральная мысль этого произведения.

Судьбы товарищей

Попадая в авиакомпанию, которая занимается достаточно опасными почтовыми перевозками, главный герой рассказывает о судьбах своих товарищей. Краткое содержание «Планеты людей» - это как раз истории каждого человека, с которыми предстояло встретиться летчику.

Например, в сборнике очерков рассказывается о смелом человеке по имени Мермоза. Он основал новый маршрут между Европой и Африкой, причем летать приходилось над пустыней Сахара, что представляло собой большую опасность.

Однако Мермоза проявлял чудеса бесстрашия. Он подбадривал своим примером остальных. Предложил летать над пустыней ночью, потому что раскаленный песок не давал этого делать днем. Но однажды его радиостанция замолкла навсегда, вероятнее всего, этот смелый человек потерпел крушение над океаном.

И таких примеров можно привести еще множество…

Путь Гийоме

«Планета людей» Экзюпери повествует о том, что самолет Гийоме пропал. Его искали и ждали долгие пять дней. Товарищи решили, что Гийоме погиб либо при десантировании, либо не выдержав тяжелых климатических условий. Однако ровно через 5 дней пришло известие о том, что пилот смог чудом выжить. Ему пришлось пройти через нечеловеческие испытания, но он все преодолел и вернуться для того, чтобы вновь покорять небо.

Призвание и жизнь

В «Планете людей» Экзюпери, цитаты из которой знает каждый французский школьник, много размышлений о роли человека в жизни Вселенной. С одной стороны, автор указывает, что человеческая цивилизация несравненно мала перед величием мира природы и бесконечностью космических пространств. Но с другой стороны, сам автор утверждает, что человеческая цивилизация подобно позолоте, которая украшает нашу Вселенную. И хотя часто люди не задумываются о том, для чего они пришли в этот мир, но мир, их окружающий, полон тайн, загадок и величественного вдохновения.

История раба

Много о чем рассказывает своим читателям Экзюпери, герои «Планеты людей» всегда оказываются либо примером для подражания, либо для порицания.

Интересна история невольника, которого главный герой выкупил у арабов. Он пробыл в рабстве очень долго, однако помнил свое настоящее имя, о своей далекой семье, о деле, которым он когда-то занимался. Когда раб получил долгожданную свободу, он повел себя необычным образом. Накупил сладостей и подарков и стал отдавать их детям. Так он праздновал свое освобождение после долгих десятилетий плена, таким образом этот человек смог сохранить и свою волю, и свое достоинство.

Книга «Планета людей» раскрывает перед читателями еще немало подобных историй.

Обреченные Моцарты

Продолжая свои размышления, автор обращается к другой картине, которую ему довелось увидеть в одном из вагонов 3 класса. В нем ехали польские рабочие, которых выселяли из Франции по приказу властей. Эти необразованные люди, изможденные тяжелым физическим трудом, были похожи друг на друга. Автору они напоминали комья глины, которые тяжелый пресс превращает в подобие безжизненного материала. Автор смотрел на этих рабочих и думал о том, что в каждом таком человеке, быть может, скрывается Моцарт, талант которого не был реализован потому, что он попал в совершено несовместимые с его даром жизненные обстоятельства.

«Планета людей» Экзюпери рассказывает немало таких жизненных историй. Во всех них - судьбы людей, которые либо еще могут бороться за свое право оставаться человеком, либо уже готовы сдаться на милость судьбы.

История воды

Поэтому идущие дожди воспринимались туземцами как настоящее божье чудо. Автор со смехом рассказывает о том, что некоторые из коренных жителей Африки, случайно оказавший во Франции, были поражены не красотой ее городов, а обилием водных источников. Более того, они даже были готовы принять веру французов, по наивности своей решив, что Бог французов сильнее и могущественнее, если он дает людям столько воды.

Автор сравнивает ментальность его соотечественников с этими, казалось бы, дикими народами. Вывод, который он делает, не утешителен для французов: жители Африки кажутся главному герою куда более разумными. Ведь они очень бережно относятся к естественной среде, которая их окружает.

«Планета людей» Экзюпери: отзывы современников

Сборник очерков писателя оказался востребованным среди его современников. В период между двумя мировыми войнами Европу сотрясали противоречия. Старый миропорядок рушился на глазах, новый рождался в муках и крови Второй мировой войны.

Требовались новые писатели, новая литература, в которой предлагался бы чистый и незамутненный взгляд на события, происходящие в стране и в мире.

Таким свежим глотком чистого воздуха и стал сборник очерков «Планета людей», краткое содержание которого мы рассмотрели в настоящей статье.

Следует заметить, что и сегодня этот сборник очерков привлекает читателей своей простотой и глубоким смыслом.

Антуан де Сент-Экзюпери
Планета людей
Анри Гийоме, товарищ мой,
тебе посвящаю эту книгу.
Предисловие
Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет -- орудие, которое прокладывает воздушные пути,-- приобщает человека к вечным вопросам.
Никогда не забуду мой первый ночной полет -- это было над Аргентиной, ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При свете вон той лампы кто-то читает, или погружен в раздумье, или поверяет другу самое сокровенное. А здесь, быть может, кто-то пытается охватить просторы вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна пища. Даже самым скромным -- тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд, сколько уснувших людей...
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях,-- быть может, иные и отзовутся.
I. ЛИНИЯ
Это было в 1926 году. Я поступил тогда пилотом на авиалинию компании "Латекоэр", которая еще прежде, чем "Аэропосталь" и "Эр-Франс", установила сообщение между Тулузой и Дакаром. Здесь я учился нашему ремеслу. Как и другие мои товарищи, я проходил стажировку, без которой новичку не доверят почту. Пробные вылеты, перегоны Тулуза-- Перпиньян, нудные уроки метеорологии в ангаре, где зуб на зуб не попадал. Мы страшились еще неведомых нам гор Испании и с почтением смотрели на "стариков".
"Стариков" мы встречали в ресторане -- они были хмурые, даже, пожалуй, замкнутые, снисходительно оделяли нас советами. Бывало, кто-нибудь из них, возвратясь из Касабланки или Аликанте, приходил позже всех, в кожанке, еще мокрой от дождя, и кто-нибудь из нас робко спрашивал, как прошел рейс,-- и за краткими, скупыми ответами нам виделся необычайный мир, где повсюду подстерегают ловушки и западни, где перед тобою внезапно вырастает отвесная скала или налетает вихрь, способный вырвать с корнями могучие кедры. Черные драконы преграждают вход в долины, горные хребты увенчаны снопами молний. "Старики" умело поддерживали в нас почтительный трепет. А потом кто-нибудь из них не возвращался и живым оставалось вечно чтить его память.
Помню, как вернулся из одного такого рейса Бюри, старый пилот, разбившийся позднее в Корбьерах. Он подсел к нашему столу и медленно ел, не говоря ни слова; на плечи его все еще давила тяжесть непомерного напряжения. Это было под вечер, в один из тех мерзких дней, когда на всей трассе, из конца в конец, небо словно гнилое, и пилоту кажется, что горные вершины перекатываются в грязи,-- так на старинных парусниках срывались с цепей пушки и бороздили палубу, грозя гибелью. Я долго смотрел на Бюри и, наконец, сглотнув, осмелился спросить, тяжел ли был рейс. Бюри хмуро склонялся над тарелкой, он не слышал. В самолете с открытой кабиной пилот в непогоду высовывается из-за ветрового стекла, чтобы лучше видеть, и воздушный поток еще долго хлещет по лицу и свистит в ушах. Наконец Бюри словно бы очнулся и услышал меня, поднял голову -- и рассмеялся. Это было чудесно -- Бюри смеялся не часто, этот внезапный смех словно озарил его усталость. Он не стал толковать о своей победе и снова молча принялся за еду. Но во хмелю ресторана, среди мелких чиновников, которые утешались здесь после своих жалких будничных хлопот, в облике товарища, чьи плечи придавила усталость, мне вдруг открылось необыкновенное благородство: из грубой оболочки на миг просквозил ангел, победивший дракона.
Наконец однажды вечером вызвали и меня в кабинет начальника. Он сказал коротко:
-- Завтра вы летите.
Я стоял и ждал, что сейчас он меня отпустит. Но он, помолчав, прибавил:
-- Инструкции хорошо знаете?
В те времена моторы были ненадежны, не то что нынешние. Нередко ни с того ни с сего они нас подводили: внезапно оглушал грохот и звон, будто разбивалась вдребезги посуда, и приходилось идти на посадку, а навстречу щерились колючие скалы Испании. "В этих местах, если мотору пришел конец, пиши пропало -конец и самолету!" -- говорили мы. Но самолет можно и заменить. Самое главное -- не врезаться в скалу. Поэтому нам, под страхом самого сурового взыскания, запрещалось идти над облаками, если внизу были горы. В случае аварии пилот, снижаясь, мог разбиться о какую-нибудь вершину, скрытую под белой ватой облаков.
Вот почему в тот вечер, на прощанье, медлительный голос еще раз настойчиво внушал мне:
-- Конечно, это недурно -- идти над Испанией по компасу, над морем облаков, это даже красиво, но...-- И еще медлительнее, с расстановкой: -- ...но помните под морем облаков -- вечность...
И вот мирная, безмятежная гладь, которая открывается взору, когда выходишь из облаков, сразу пред стала передо мной в новом свете. Это кроткое спокойствие-- западня. "Мне уже чудилась огромная о лая западня, подстерегающая далеко внизу. Казалось бы, под нею кипит людская суета, шум, неугомонная жизнь городов,-- но нет, там тишина еще более полная, чем наверху, покой нерушимый и вечный. Белое вязкое месиво становилось для меня границей* отделяющей бытие от небытия, известное от непостижимого. Теперь я догадывался, что смысл видимого мира постигаешь только через культуру, через знание и свое ремесло. Море облаков знакомо и жителям гор, Но они не видят в нем таинственной завесы.
Я вышел от начальника гордый, как мальчишка, С рассветом настанет мой черед, мне доверят пассажиров и африканскую почту. А вдруг я этого не стою? Готов ли я принять на себя такую ответственность? В Испании слишком мало посадочных площадок,-случись хоть небольшая поломка, найду ли я прибежище, сумею ли приземлиться? Я склонялся над картой, как над бесплодной пустыней, и не находил ответа. И вот в преддверье решительной битвы, одолеваемый гордостью и робостью, я пошел к Гийоме. Мой друг Гийоме уже знал эти трассы. Он изучил все хитрости и уловки. Он знает, как покорить Испанию. Пусть он посвятит и меня в свои секреты. Гийоме встретил меня улыбкой.
-- Я уже слышал новость. Ты доволен? Он достал из стенного шкафа бутылку портвейн я, стаканы и, не переставая улыбаться, подошел ко мне.
-- Такое событие надо спрыснуть. Увидишь, все будет хорошо!
От него исходила уверенность, как от лампы -- свет, Несколько лет спустя он, мой друг Гийоме, совершил рекордные перелеты с почтой над Кордильерами и Южной Атлантикой. А в тот вечер, сидя под лампой, освещавшей его рубашку, скрещенные руки и улыбку, от которой я сразу воспрянул духом, он сказал просто:
-- Неприятности у тебя будут -- гроза, туман, снег,-- без этого не обойтись. А ты рассуждай так: летали же другие, они через это прошли, значит, и я могу.
Я все-таки развернул свою карту и попросил его про смотреть со мною маршрут. Наклонился над освещенной картой, оперся на плечо друга-- и вновь почувствовал себя спокойно и уверенно, как в школьные годы.
Странный то был урок географии! Гийоме не преподносил мне сведения об Испании, он дарил мне ее дружбу. Он не говорил о водных бассейнах, о численности населения и поголовье скота. Он говорил не о Гуадисе, но о трех апельсиновых деревьях, что растут на краю поля неподалеку от Гуадиса. "Берегись, отметь их на карте..." И с того часа три дерева занимали на моей карте больше места, чем Сьерра-Невада. Он говорил не о Лорке, но о маленькой ферме возле Лорки. О жизни этой фермы. О ее хозяине. И о хозяйке. И эта чета, затерявшаяся на земных просторах за тысячу с лишним километров от нас, безмерно вырастала в моих глазах. Их дом стоял на горном склоне, их окна светили издалека, словно звезды,-- подобно смотрителям маяка эти двое всегда готовы были помочь людям своим огнем.
Так мы извлекали из забвения, из невообразимой дали мельчайшие подробности, о которых понятия не имеет ни один географ. Ведь географов занимает только Эбро, чьи воды утоляют жажду больших городов. Но им нет дела до ручейка, что прячется в траве западнее Мотриля,-- кормильца и поильца трех десятков полевых цветов. "Берегись этого ручья, он портит поле... Нанеси его тоже на карту". О да, я буду помнить про мотрильскую змейку? Она выглядела так безобидно, своим негромким журчаньем она могла разве что убаюкать нескольких лягушек, но сама она спала вполглаза. Затаясь в траве за сотни и сотни километров отсюда, она подстерегала меня на краю спасительного поля. При первом удобном случае она бы меня превратили в сноп огня...
Готов я был и к встрече с драчливыми баранами, которые всегда пасутся вон там, на склоне холма, и, того гляди, бросятся на меня. "Посмотришь -- на лугу пусто, и вдруг -- бац! -- прямо под колеса кидаются все тридцать баранов..." И я изумленно улыбался столь коварной угрозе.
Так понемногу Испания на моей карте, под лампой Гийоме, становилась какой-то сказочной страной. Я отмечал крестиками посадочные площадки и опасные ловушки. Отметил фермера на горе и ручеек на лугу. Старательно нанес на карту пастушку с тридцатью баранами, совсем как в песенке,-- пастушку, которой пренебрегают географы.
Потом я простился с Гийоме, и мне захотелось немного пройтись, подышать морозным вечерним воздухом. Подняв воротник, я шагал среди ничего не подозревавших прохожих, молодой и ретивый, меня окружали незнакомые люди, и я гордился своей тайной. Они меня не знают, бедняги, а ведь на рассвете с грузом почты они доверят мне свои заботы и душевные порывы. В мои руки предадут свои надежды. И, уткнувшись в воротник, я ходил среди них как защитник и покровитель, а они ничего и ведать не ведали.
До них не доходили и знаки, которые я ловил в ночи. Вот если где-то зреет снежная буря, которая помешает мне в моем первом полете, от нее, возможно, зависит и моя жизнь. Одна за другой гаснут в небе звезды, но что до этого прохожим? я один понимал, что это значит. Перед боем мне посылали весть о расположении врага...
А между тем эти сигналы, исполненные для меня такого значения, я получал возле ярко освещенных витрин, где сверкали рождественские подарки. Казалось, в ту ночь там были выставлены напоказ все земные блага,-- и меня опьяняло горделивое сознание, что я от всего этого отказываюсь. Я воин, и мне ГРОЗИТ опасность, на что мне искристый хрусталь-- украшение вечерних пиршеств, что мне абажуры и книги? Меня уже окутывали туманы; рейсовый пилот, я уже вкусил от горького плода ночных полетов.
В три часа меня разбудили. Я распахнул окно, увидел, что на улице дождь, и сосредоточенно, истово оделся.
Полчаса спустя я уже сидел, оседлав чемоданчик, на блестящем мокром тротуаре и дожидался автобуса. Сколько товарищей до меня пережили в день посвящения такие же нескончаемые минуты, и у них вот так же сжималось сердце? Наконец он вывернулся из-за угла, этот допотопный, дребезжащий тарантас, и вслед за товарищами настал мой черед по праву занять место на тесной скамье между невыспавшимся таможенником и двумя или тремя чиновниками. В автобусе пахло затхлой и пыльной канцелярией, старой конторой, где, как в болоте, увязает человеческая жизнь. Через каждые пятьсот метров автобус останавливался и подбирал еще одного письмоводителя, еще одного таможенники или инспектора. Вновь прибывший здоровался, и сонные пассажиры бормотали в ответ что-то невнятное, он с грехом пополам втискивался между ними и тоже засыпал. Точно в каком-то унылом обозе, трясло их на неровной тулузской мостовой, и поначалу рейсовый пилот был неотличим от всех этих канцеляристов... Но мимо плыли уличные фонари, приближался аэродром -- и старый, трясюга автобус становился всего лишь серым коконом, из которого человек выйдет преображенным.
В жизни каждого товарища было такое утро, и он вот так же чувствовал, что в нем, в подчиненном, которого пока еще может безнаказанно шпынять всякий инспектор, рождается тот, кто скоро будет в ответе за испанскую и африканскую почту: тот, кто через три часа среди молний примет бой с драконом Оспиталета, а через четыре часа выйдет из этого боя победителем;
и тогда он волен будет избрать любой путь -- в обход над морем или на приступ, напрямик через Алкойский кряж,-- он поспорит и с грозой, и с горами, и с океаном.
В жизни каждого товарища было такое утро, и он, затерянный в безликой и безымянной кучке людей под хмурым небом зимней Тулузы, вот так же чувствовал, как растет в нем властелин, который через пять часов оставит позади зиму и север, дожди и снега и, умет. шив число оборотов, неторопливо спустится в лето, в залитый ослепительным солнцем Аликанте.
Старого автобуса давно уже нет, но он и сейчас жив в моей памяти, жесткий, холодный и неуютный. Он был точно символ непременной подготовки к суровым радостям нашего ремесла. Все здесь было проникнуто строгой сдержанностью. Помню, три года спустя в этом же автобусе (не было сказано и десятка слов) я узнал о гибели Лекривэна, одного из многих наших товарищей, туманным днем или туманной ночью ушедших в отставку навеки.
Была такая же рань -- три часа ночи, и такая же сонная тишина, как вдруг наш начальник, неразличимый в полутьме, окликнул инспектора:
-- Лекривэн не приземлился ночью в Касабланке.
-- А? -- отозвался инспектор.
Неожиданно вырванный из сна, он с усилием встряхнулся, стараясь показать свой ревностный интерес к службе.
-- А, что? Ему не удалось пройти? Повернул назад? Из глубины автобуса ответили только:
-- Нет.
Мы ждали, но не услышали больше ни слова. Тяжело падали секунды, и понемногу стало ясно, что после этого "нет" ничего больше и не будет сказано, что эти "нет" -- жестокий и окончательный приговор: Лекривэн не только не приземлился в Касабланке -- он уже никогда и нигде не приземлится.
Так в то утро, на заре моего первого почтового рейса и я, как все мои товарищи по ремеслу, покорялся незыблемому порядку, и смотрел в окно на блестевший под дождем асфальт, в котором отражались огни фонарей, и чувствовал, что не слишком уверен в себе. От ветра по лужам пробегала рябь, похожая на пальмовые ветви. "Да... не очень-то мне везет для первого рейса..." -подумал я. И сказал инспектору:
-- Погода как будто неважная? Инспектор устало покосился на окно.
-- Это еще ничего не значит,-- проворчал он, помедлив.
Как же тогда разобрать, плохая погода или хорошая? Накануне вечером Гийоме одной своей улыбкой уничтожил все недобрые пророчества, которыми угнетали нас "старики", но тут они опять пришли мне на память: "Если пилот не изучил всю трассу назубок да попадет в снежную бурю. - одно могу сказать, жаль мне его, беднягу!" Надо же им было поддержать свой авторитет, вот они и качали головой, и мы смущенно поеживались под их соболезнующими взглядами, чувствуя себя жалкими простачками.
И в самом деле, для многих из нас этот автобус оказался последним прибежищем. Сколько их было -- шестьдесят? Восемьдесят? Всех ненастным утром вез тот же молчаливый шофер. Я огляделся: в темноте светились огненные точки, каждая то разгоралась, то меркла в такт раздумьям курильщика. Убогие раздумья стареющих чиновников... Скольким из нас эти спутники заменили погребальный кортеж?
Я прислушивался к разговорам вполголоса. Говорили о болезнях, о деньгах, поверяли Друг другу скучных домашние заботы. За всем этим вставали стены унылой тюрьмы, куда заточили себя эти люди. И вдруг я увидел лик судьбы.
Старый чиновник, сосед мой по автобусу, никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий мирок, замуровал наглухо все выводы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в своем обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе; ты воздвиг этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты -- человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа: ты просто-напросто обыватель города Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно. Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и уже ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда-то.
Я уже не в обиде на дождь, что хлещет в окна. Колдовская сила моего ремесла открывает предо мною иной мир: через каких-нибудь два часа я буду сражаться с черными драконами и горными хребтами, увенчанными гривой синих молний, и с наступлением ночи. вырвавшись на свободу, проложу свой путь по звездам.
Так совершалось наше боевое крещение, и мы начинали работать на линии. Чаще всего рейсы проходили гладко. Невозмутимо, как опытные водолазы, погружались мы в глубь наших владений. Сегодня они перестали быть неизведанной стихией. Летчик, бортмеханик и радист уже не пускаются в путь наудачу, самолет для них-- лаборатория. Они повинуются не скользящему под крылом ландшафту, а дрожи стрелок. За стенками кабины тонут во мраке горы, но это уже не горы, это незримые силы, чье приближение надо рассчитать. Радист при свете лампы старательно записывает цифры, механик делает пометки на карте, и если горы снесло в сторону, если вершины, которые пилот намеревался обойти слева, безмолвно развернулись прямо перед ним, точно вражеская армия в засаде, он попросту выправляет курс.
И на земле дежурные радисты, прислушиваясь к голосу товарища, все разом старательно записывают: "0 часов 40 минут. Курс 230. На борту все благополучно".
Так странствует в наши дни экипаж воздушного корабля. Он и не замечает, что движется. Словно ночью в море, он далек от каких-либо ориентиров. Но моторы заполняют все непрерывной дрожью, и от этого кабина уже не просто освещенная комнатка. И время идет. И за всеми этими циферблатами, радиолампами, стрелками действует некая незримая алхимия. Секунда за секундой таинственные жесты, приглушенные слова, сосредоточенное внимание готовят чудо. И в урочный час пилот может уверенно выглянуть наружу. Из небытия рождается золото, оно сверкает посадочными огнями.
И все же с каждым из нас случалось так: в рейсе в двух часах от аэродрома задумаешься и вдруг ощутишь такое одиночество, такую оторванность от всего на свете, каких не испытал бы и в самом сердце Индии, и кажется, уже не будет возврата.
Так было с Мермозом, когда он впервые пересек на гидроплане Южную Атлантику и под вечер приблизился к Пот-о-Нуар. С каждой минутой перед ним все теснее сходились хвосты ураганов, словно на глазах воздвигали стену, потом опустилась ночь и скрыла эти приготовления. А часом позже он вывернулся из-под облаков и очутился в заколдованном царстве.
Перед ним вздымались смерчи, они казались неподвижными -черные колонны невиданного храма. Вверху они расширялись, поддерживая низкий, мрачный свод бури, но через проломы в своде падали широкие. полосы света, и полная луна сияла меж колонн, отражаясь в холодных плитах вод. И Мермоз пробирался через эти руины, куда не вступала больше ни одна душа, скользил по лунным протокам, среди бакенов света, метивших извилистый фарватер, огибал гигантские гремучие колонны вставшего дыбом океана, -четыре часа шел он к выходу из храма. Это грозное величие ошеломляло, и, лишь когда Пот-о-Нуар остался позади, Мермоз вдруг понял, что даже не успел испугаться.
Мне тоже помнятся такие часы, когда покидаешь пределы реального мира: в ту ночь все радиопеленги, посланные с аэродромов Сахары, невероятно искажались и совсем сбили меня и моего радиста Нери с толку. Неожиданно сквозь просвет в тумане под нами блеснула вода, и я круто повернул к берегу, но невозможно было понять, далеко ли мы ушли над морем.
Как знать, доберемся ли мы теперь до берега? Может, не хватит горючего. И даже если доберемся, надо еще найти посадочную площадку. А меж тем луна уже заходила. Все трудней становилось производить измерения сноса -- и мы, уже оглохшие, постепенно слепли. Луна угасала в тумане, словно тлеющий уголь в сугробе. Небо над нами тоже затягивалось облачной пеленой, и мы плыли между облаками и туманом, в тусклой мертвой пустоте.
Аэродромы, которые откликались на наш зов, не могли определить, где мы находимся. "Пеленг дать не можем... Пеленг дать не можем..." -- повторяли они, потому что наш голос доносился до них отовсюду и ниоткуда.
И вдруг, когда мы уже отчаялись, впереди, слева на горизонте, сверкнула огненная точка. Я неистово обрадовался. Нери наклонился ко мне, и я услышал - он поет! Конечно же, это аэродром, конечно же, маяк!
Ведь больше здесь нечему светить -- по ночам вся огромная Сахара погружается во тьму, вся она словно вымирает. Но огонек померцал немного и угас. То была заходящая звезда, всего на несколько минут проглянула она над горизонтом, между облаками и пеленой тумана, и на нее-то мы взяли курс...
А потом перед нами вставали еще и еще огни, и мы со смутной надеждой брали курс на каждый новый огонек. И если он не угасал сразу, мы подвергали его испытанию.
-- Видим огонь,-- передавал Нери аэродрому в Сиснеросе.-Трижды погасите и зажгите маяк.
Сиснерос гасил и вновь зажигал свой маяк, но не мигал жестокий свет, за которым мы жадно следили, -неподкупная звезда.
И хоть горючее все убывало, мы каждый раз попадались на золотой крючок: уж теперь-то впереди настоящий маяк! Уж теперь-то это аэродром -- и жиззнь!.. И опять мы меняли звезду.
Вот тогда мы почувствовали, что заблудились в пространстве, среди сотен недосягаемых планет, и кто знает, как отыскать ту настоящую, ту единственную нашу планету, на которой остались знакомые поля и леса, и любимый дом, и все, кто нам дорог...
Единственная планета... Я вам расскажу, какая мне тогда привиделась картина, хотя, быть может, вы сочтете это ребячеством. Но ведь и в минуту опасности остаешься человеком со всеми человеческими заботами, и я был голоден и хотел пить. Если только доберемся до Сиснероса, думал я, там наполним баки горючим и снова в путь, и вот рано по утру мы в Касабланке. Дело сделано! Мы с Нери отправимся в город. Иные маленькие бистро на рассвете уже открыты... Мы усядемся за столик, нам подадут свежие рогалики и кофе с молоком, и мы посмеемся над опасностями минувшей ночи. Мы с Нери примем утренние дары жизни. Так старой крестьянке трудно было бы ощутить бога, не будь у нее яркого образка, наивной ладанки, четок; чтобы мы услыхали, с нами надо говорить простым и понятным языком. Так радость жизни воплотилась для меня в первом глотке ароматного обжигающего напитка, в смеси кофе, молока и пшеницы -- в этих узах, что соединяют нас с мирными пастбищами, с экзотическими плантациями и зрелыми нивами, со всей Землей. Среди великого множества звезд лишь одна наполнила этим душистым напитком чашу нашей утренней трапезы, чтобы стать нам ближе и понятнее.
Но между нашим воздушным кораблем и той обитаемой планетой ширились неодолимые расстояния. Все богатства мира остались на крохотной песчинке, затерявшейся меж созвездий. И звездочет Нери пытаясь ее распознать, все еще напрасно заклинал светила.
Вдруг он стукнул меня по плечу. За тумаком последовала записка. Я прочел: "Все хорошо, принимаю превосходное сообщение". С бьющимся сердцем я ждал, пока он допишет те несколько слов, которые нас спасут. И вот наконец этот дар небес у меня в руках.
К нам обращалась Касабланка откуда мы вылетели накануне вечером. Послание задержалось в пути и неожидано настигло нас за две тысячи километров, когда мы плутали где-то над морем, между облаками и туманом. Исходило оно от государственного контролера аэропорта в Касабланке. В радиограмме говорилось: "Господин де Сент-Экзюпери, я вынужден просить Париж наложить на вас взыскание: при вылете из Касабланки вы развернулись слишком близко к ангарам". Да, правда, я развернулся слишком близко к ангарам. Правда и то, что этот человек отчитывал меня просто по долгу службы. И в конторе аэропорта я смиренно выслушал бы выговор. Но там, где он настиг нас, он был неуместен. Дико прозвучал он среди этих редких звезд, в густом тумане, над морем, которое дышало угрозой. Нам вручена была судьба почты, и самолета, и наша собственная судьба; нелегкая это была задача -- остаться в живых, а тут человек срывал на нас мелочную злость. Но мы с Нери ничуть не возмутились -напротив, вдруг повеселели и даже возликовали. Он помог нам сделать открытие: здесь мы сами себе хозяева! Итак, этот капрал не заметил по нашим нашивкам, что нас произвели в капитаны? Он прервал наши думы на полпути от Большой Медведицы к созвездию Стрельца, и стоило ли волноваться по мелочам, когда встревожить нас могло разве что предательство луны...
Долг планеты, с которой подал голос этот человек, прямой и единственный ее долг был -- сообщить нам точные данные, чтобы мы могли рассчитать свой путь среди светил. И данные эти оказались неверны. А обо всем прочем ей бы пока помолчать. И Нери пишет мне: "Чем валять дурака, лучше бы они нас куда-нибудь привели..." Они -- это означало: все население земного шара, все народы с их парламентами и сенатами, с армиями, флотами и императорами. И, перечитывая послание глупца, вздумавшего сводить с нами счеты, мы повернули на Меркурий.
Спасла нас поразительная случайность. Уже не надеясь добраться до Сиснероса, я повернул под прямым углом к берегу и решил держаться этого курса, пока не иссякнет горючее. Тогда, быть может, мы и не упадем в море. На беду, мнимые маяки завлекли меня бог весть куда. И, на беду, в лучшем случае нам предстоит среди ночи нырнуть в густой туман, так что скорее всего мы разобьемся при посадке. Но у меня не оставалось выбора.

У Антуана де Сент-Экзюпери в жизни были две настоящих страсти: литература и небо. Летчик и писатель, он создал роман, практически ставший его автобиографией, и назвал его «Планета людей». Краткое содержание этого произведения и будет основной темой нашей статьи.

Вечное небо

С детства Экзюпери был одержим небом, он часами мог неустанно рассматривать его. За эту особенность мальчик получил прозвище Лунатик, которым наградили его сверстники.

Впервые Антуану удалось оказаться в небе в 12 лет на обычном гражданском самолете. И только через девять лет полет повторился, когда де Сент-Экзюпери сам стал военным летчиком. Именно те события и чувства, что пережил писатель за штурвалом боевой машины, легли в основу романа «Планета людей». Краткое содержание произведения позволяет по-новому взглянуть на личность самого автора, его силу духа и способность бороться до последнего.

О книге

Это произведение наиболее автобиографично из всего того, что создал де Сент-Экзюпери. «Планета людей» (краткое содержание рассмотрим ниже) - роман, написанный от лица военного летчика. Примечателен сюжет произведения, который складывается, как паззл, из обрывков размышлений, воспоминаний, примечательных историй. Повествуя о произошедших с ним событиях, главный герой параллельно рассуждает о долге, религии, ответственности, месте человека в жизни.

«Планета людей»: краткое содержание

Писатель посвящает книгу своему коллеге - летчику по имени Анри Гийом.

Роман начинается рассуждениями о том, что человек может раскрыть себя только в борьбе. Пилоты сравниваются с крестьянами, которые, возделывая землю, узнают сокровенные тайны природы. Так же и пилоты, бороздя небесные просторы, открывают все новые секреты нашей планеты.

Рассказчик вспоминает о своем первом полете над Аргентиной. Внизу мелькало множество огоньков, каждый из которых говорил о человеческих жизнях, их мечтах и надеждах.

Первая работа

С первых же строк становится ясно, что прототипом главного героя является сам Экзюпери. «Планета людей» (краткое содержание это отлично иллюстрирует) описывает жизнь пилота, который так же, как и автор, начал свою карьеру летчика с работы на авиакомпанию. Здесь он должен был доставлять почту.

Профессионалы сторонились новичков, держась холодно и отстраненно, но иногда они начинали рассказывать о полетах. И несмотря на скупость красок и бедность слога, в их историях можно было увидеть сказочные миры горных хребтов, где легко можно было попасть в западню провалов и вихрей. Перед этими «старичками» преклонялись все молодые, а когда кто-нибудь из опытных не возвращался, благоговение лишь усиливалось.

Краткое содержание «Планеты людей» рассказывает о первом настоящем задании пилота. Главный герой в предвкушении будущего чувствовал себя властелином, человеком, на котором будет лежать ответственность за доставку почты. Люди рядом с ним говорили о своих мелких заботах, болезнях, денежных проблемах. И он ощущал, как они добровольно заключили сами себя в клетку мещанства, им никогда не узнать радости настоящей жизни. Пилот же оказывается наедине с самой природой, ему предстоит бороться с грозами и ветрами, рисковать собой, то есть ощущать всю радость бытия человеческого.

Истории пилотов

Продолжается описание жизни летчиков в романе «Планета людей». Краткое содержание теперь повествует о хорошем друге рассказчика - Мермозе. Этот человек стал первооткрывателем южноамериканской линии и основал во Франции авиакомпанию «Касабланка - Дакар».

Мермоза был «разведчиком», он открывал новые маршруты и осваивал неизведанные места. Он покорил море, пески и горы, которые не раз пытались поглотить его. Но летчик неизменно выбирался из западни природы.

И вот во время перелета через Южную Атлантику Мермоза неожиданно сообщил по рации, что правый мотор его самолета отключен. Больше вестей от него так и не поступило. Пилот завершил свой последний полет на дне океана.

Не только печальные истории рассказывает в своем произведении Сент-Экзюпери («Планета людей»). Краткое содержание повествует и о тех пилотах, которым удалось воскреснуть после того, как их признавали мертвыми. Такова история о Гийоме, который прошел через снег и лед, пять дней боролся со стихией и вышел победителем.

Самолет

Пилоту позволено увидеть масштабность нашего мира, осознать, что человеческая цивилизация хрупка и недолговечна, по сравнению с природой. Это знание дает человеку самолет. Машина открывает глубинные процессы Земли, дает знание о дает представление об удивительных вещах, окружающих нас ежедневно. В этих рассуждениях, несомненно, слышен голос самого Экзюпери. «Планета людей», краткое содержание не позволяет в этом усомниться, - своеобразная исповедь писателя. Здесь автор прямо и открыто говорит о своем отношении к природе, человечеству, небу и, конечно же, полетам.

Самолет позволил Экзюпери узнать этот мир. Так, недалеко от Аргентины он как-то приземлился на заросшее поле. Наш герой даже не подозревал в тот момент, что впереди его ждет встреча с удивительными девушками, похожими на фей, которые жили в гармонии с собой и природой.

Пустыня

Значительное место в своем романе отвел описанию пустыни де Сент-Экзюпери («Планета людей»). Краткое содержание отлично передает те чувства, которые испытывал сам автор, оказавшись в песчаном плену. Не раз терпевший авиакрушение Экзюпери прекрасно знает, что значит оказаться в Сахаре в одиночку.

Пустыня опасна не только песчаными бурями и обезвоживанием, но и повстанцами. Испытать на себе подобное выпало на долю писателя в самом первом рейсе. Тогда его самолет упал в Западной Африке, близ небольшого форта, где доживал свой век старый сержант.

Арабы

Не только о небеи летчиках рассуждает автор в романе«Планета людей». Краткое содержание по главам дает прекрасное описание жителей пустыни.

Многим арабом довелось посетить Францию. Больше всего бедуинов поразила щедрость местного бога, который так обильно посылал своим последователям дожди. Для некоторых это даже стало поводом усомниться в истинности собственной веры и поводом покориться французам. Но не все были согласны с таким положением дел, были и те, кто готов пойти на все, чтобы вернуть своему народу утраченное величие. Бывшие воины, сделавшиеся пастухами, не могли забыть о выигранных сражениях. Автор как-то разговаривал с таким арабом. Он понял, что варвар защищает не свое богатство или свободу, а тот мир, который он создал сам для себя.

Бедуины почитали французского капитана Боннафуса, который совершал на них постоянные набеги. Арабы считали, что нет радости большей, чем иметь возможность в сражении убить такого доблестного врага. Когда капитан покинул Сахару, она словно бы опустела. Однако арабы верят в то, что он вернется. Тогда продолжится их извечное противостояние.

Много внимания уделяет автор описанию жизни арабов, что подтверждает и краткое содержание «Планеты людей». Произведение рассказывает о нравах и законах этих людей. У них было распространено рабство. Всех невольников звали одинаково - Барк. И только тем, кто мог заслужить уважение арабов, давали имена.

Три дня в песках

В 1935 году автор потерпел крушение недалеко от границ Ливии. С ним был его механик Прево. Вдвоем они скитались по пустыне три дня и едва остались живы. Измученный жаждой, невыносимой жарой, игрой воображения и миражами, пилот, однако, нисколько не сожалел о том, какую жизнь избрал для себя. Даже стоя на пороге смерти, Экзюпери (эта история абсолютно автобиографична) готов был заплатить даже такую цену за то, что у него была возможность по-настоящему жить, узнать наш мир и разгадать, пусть и немного, его тайны.

Спас несчастных бедуин. Поначалу летчик и механик приняли этого человека за бога.

Заключение

Все рассказанные здесь истории были пережиты самим автором. За свою яркую, пусть и не очень долгую жизнь, де Сент-Экзюпери встретил множество интересных личностей, побывал в самых удивительных местах и пережил то, что мало кому из людей удается. И все это автор вложил в свой роман «Планета людей». Очень краткое содержание жизни писателя - вот как можно озаглавить это произведение.