Самозванцы и самозванки в русской истории. Появление самозванцев на Руси

КТО ТАКИЕ САМОЗВАНЦЫ НА РУСИ?

Самозванство никак нельзя назвать чисто русским феноменом, однако ни в одной другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли во взаимоотношениях общества и государства. Даже если ограничиться подсчетом только лжецарей и лжецаревичей, все равно в итоге получится внушительная цифра. В XVII столетии на территории Российского государства действовало около 20 самозванцев (из них только в Смутное время человек 12), век же XVIII отмечен примерно 40 случаями самозванства.

Самозванцы, претендующие на российский престол, объявлялись и за рубежом - например, в Италии («дочь Елизаветы», «княжна Тараканова»), Черногории («Петр Федорович»), Турции («сын Ивана Алексеевича»),

Несмотря на то что самозванство издавна привлекало внимание историков, корни этого явления до конца не выяснены. По большей части самозванство трактуется как одна из форм «антифеодального протеста», а в плане политическом оно изображается исключительно как «борьба трудящихся за власть». Однако при этом не учитывается, что не все самозванцы были связаны с движением социального протеста, что далеко не всегда их целью была власть в государстве.

Совершенно очевидно, что для понимания сущности и причин возникновения самозванства нужно прежде всего изучить идейно-психологические особенности русского народного сознания XVII -XVIII вв.

Термин «самозванство» относится к области социальной психологии. Самозванство начинается тогда, когда лжецарь или псевдомессия открывается окружающим, формирует группу соратников или становиться во главе какого-либо движения социального протеста.

Причины появления и особенности самозванства на Руси. До XVII в. Россия не знала самозванцев, имеющих виды на царский трон. Во-первых, для самозванства этого типа необходим определенный уровень развития феодальных отношений и государства. Во-вторых, история самозванства в России тесно связана с династическими кризисами, время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой кризис относится к рубежу XVI и XVII вв., когда пресеклась династия Рюриковичей и на престоле оказались «боярские цари» Борис Годунов и Василий Шуйский. Именно тогда появляются первые лжецари и рождаются массовые движения в их поддержку. И позднее нарушения традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или же воцарение женщин) обогащали историю самозванства новыми именами и событиями. В-третьих, история самозванства представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о «возвращающихся царях-избавителях». Первая из них возникла, вероятно, еще при Иване Грозном, показавшем себя «несправедливым» и «неблагочестивым», а значит, и «неправедным». Героем легенды стал разбойник Кудеяр, бывший якобы на самом деле царевичем Юрием, сыном Василия III от первой жены - Соломонии Сабуровой.

В литературе устоялось мнение, будто народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали ему освобождение от крепостного гнета, сытую жизнь и повышение социального статуса. При этом допускается возможность того, что трудящиеся (по крайней мере, их часть) могли идти за самозванцами, не веря в их царское происхождение, а просто используя их в своих целях. Подразумевается, что «толпе» все равно, кто взойдет с ее помощью на престол, - главное, чтобы новый царь был «мужицким», «хорошим», чтобы он защищал интересы народа.

Однако данная точка зрения далеко не бесспорна. Не секрет, что наряду с такими самозванцами, как Лжедмитрий I и Емельян Пугачев, увлекавшими за собой тысячи людей, в России были и другие, которые в лучшем случае могли похвастаться несколькими десятками сторонников. Чем объяснить такую вот избирательную «глухоту»?

Скорее всего, одни самозванцы лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям, а другие претенденты на престол не соблюдали общепринятых «правил игры» или же чаще их нарушали.

«Праведным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, «справедливым», в-третьих, «законным».

«Законность» правителя определялась богоизбранностью - обладанием харизмой (личной благодатью), которая доказывалась наличием «царских знаков» на теле (креста, звезды, месяца, «орла», т. е. царского герба). Именно с их помощью многочисленные самозванцы в XVII - XVIII вв. доказывали свое право на престол и обеспечивали себе поддержку в народе.

Так, Емельян Пугачев, объявивший себя Петром III, обратился за поддержкой к яицким казакам. Когда те узнали, что перед ними «император Петр III», то потребовали доказательств (излишних, если им был нужен просто человек, играющий роль императора). Емельян, разодрав у рубашки ворот, сказал: «На вот, коли вы не верите, што я государь, так смотрите - вот вам царский знак» - и показал знаки, оставшиеся от ран после болезни, а потом пятно на левом виске.

Помимо «царских знаков» имелись и другие отличительные признаки «законного» претендента на престол - поддержка самозванца «всем миром», а также удачливость претендента, свидетельствующая о его богоизбранности.

Массовая поддержка могла опираться на признание претендента «подлинным государем» со стороны авторитетных лиц или свидетелей, которые-де знали его еще в бытность царем. Так, в 1732 г. в селе Чуеве Тамбовской губернии объявился «царевич Алексей Петрович». Крестьяне поверили самозванцу после того, как его «признал» знахарь, который славился тем, что видел людей насквозь.

Крепость Оса сдалась Пугачеву без боя после того, как старик - отставной гвардеец, знавший когда-то настоящего Петра III, «опознал» его в Пугачеве и сообщил обо всем гарнизону. Пугачевского полковника И.Н. Белобородова убедили в подлинности «царя» гвардейский унтер-офицер М.Т. Голев и солдат Тюмин.

В 1772 г. волжские казаки, поддавшись на уговоры самозванца Богомолова, тоже называвшего себя «Петром III», арестовали офицеров. Но бунт умер, не успев родиться. Сын казацкого старшины Савельев бросился на Богомолова и начал его бить, называя самозванцем. Казаки оробели и позволили арестовать лжеим- ператора.

В народном представлении «законный» претендент на престол должен быть всегда удачлив. Уверенность, что царевич Дмитрий все-таки жив, росла по мере того, как войска первого самозванца успешно продвигались в Москве. Заборские казаки весной 1607 г. перешли на сторону Ивана Болотникова, узнав, что московиты два раза потерпели поражение. Они подумали, что истинный Дмитрий, должно быть, жив...

Донские казаки, рассуждая об успехах Пугачева, говорили, «что если б это был пугач, то он не мог бы так долго противиться войскам царским». Аналогично рассуждали жители Сибири, дя которых истинность Пугачева - «Петра III» доказывалась, помимо прочего, тем, что «его команды рассыпались уже везде», покорив многие города.

Наконец, в народном сознании хранился определенный план действий, который предписывался каждому самозванцу. Суть его заключалась в вооруженной борьбе с «изменниками» и походах на Москву (в XVIII в. - сначала на Москву, а затем на Петербург). Действовать как-то иначе значило разоблачить себя. Ведь «законный» царь для того и «объявлялся» народу, чтобы с его помощью вернуть себе власть.

Исходя из этого, попробуем объяснить перелом, который произошел в сознании Пугачева летом 1773 г. после встречи с яицкими казаками. До сего времени он хотел лишь увести казаков за пределы Российского государства, на «вольные земли». Однако в августе 1773 г.

под руководством Пугачева началось восстание, целью которого было продвижение через Оренбург и Казань на Москву и Петербург. Эта метаморфоза обычно объясняется тем, что Пугачев почувствовал за собой силу «черни» и казачества, или тем, что он с самого начала готовился к восстанию, а версия о выводе яиц- ких казаков в другие места была придумана им для того, «чтобы проверить, на какие действия способна казацкая масса». В действительности Пугачев был просто вынужден принять этот план действий. Так, после поражения под Казанью (июль 1774 г.) яицкие казаки обращались к Пугачеву, решившему идти по Волге к Дону, с такими словами:

«Ваше величество! Помилуйте, долго ли нам так странствовать и проливать человеческую кровь? Время вам итти на Москву и принять престол!». Точно так же в 1604 г. донские казаки писали Лжедмитрию I в Польшу, чтобы он не раздумывая шел в Московское государство.

Кстати, за стремлением Пугачева уйти на Дон также можно усмотреть традиционный для монарха мотив. Для сознания тяглового населения XVII - XVIII вв. характерно представление о союзе «подлинного» царя с донскими казаками. В 1650 г. восставшие псковичи были уверены, будто царь из Польши «будете казаками донскими и запорожскими на выручку вскоре». Крестьяне тамбовского уезда в мае -июне 1708 г. передавали друг другу новость, что царевич Алексей ходит по Москве в окружении донских казаков и велит бросать бояр в ров. В 1772 г. в Козлове распространился слух, что император Петр III жив, «ныне находится благополучно у донских казаков и хочет идти с оружием возвратить себе престол». И Пугачев, рискуя быть узнанным своими земляками, сознавая эту опасность, тем не менее двигался со своим войском на Дон.

Истинный государь должен был выполнять все установления православия, строго соблюдать национальные обычаи и традиции двора. Сообразно с этим для развенчания Лжедмитрия I его противники ссылались на то, что он дружил с иностранцами, занимался колдовством, относился с пренебрежением к иконам и церковным обрядам, не следовал традициям русского быта. Представления о Петре I как «подменном», «ложном» царе во многом обязаны своим возникновением тому, что он ввел брадобритие, иноземные обычаи и одежду, кутил с иностранцами, устраивал фейерверки, издевался над священнослужителями и часто покидал свое государство. Можно привести и такой пример. В 1722 г. взбунтовался гарнизон сибирского города Тара. Поводом послужил петровский указ принести присягу будущему наследнику трона, имя которого, однако, не называлось. «Восставшие объявляли, что они будут присягать только такому наследнику, царское происхождение и православная вера которого несомненны».

Для признания в народе какого-либо претендента на царский трон в качестве «благочестивого», а значит, «истинного» государя требовалось, ко всему прочему, чтобы он жаловал и одаривал своих сторонников, чтобы его сопровождала свита из знати (настоящей или созданной самим самозванцем). Например, «царевич Петр», один из предводителей крестьянской войны начала XVII в., по происхождению казак, создал при себе «думу» из бояр и дворян и «неизменно ставил во главе армии или отдельных отрядов титулованных лиц». Пугачева также сопровождала свита из «генералов» и «графов».

Кроме того, самозванец, чтобы не порождать кривотолков, должен был избегать панибратства с простыми людьми, соблюдать определенную дистанцию в отношениях с ними. Ввиду этого женитьба Пугачева - «Петра III» на простой казачке вызвала сомнения в том, что он император, даже у его жены.

История крестьянской войны 1773 - 1775 гг. позволяет добавить еще один штрих к фольклорному портрету «благочестивого» (сиречь «истинного») царя. Среди причин, породивших у сподвижников Пугачева сомнения в его императорском происхождении, была и его неграмотность. «Настоящий» государь должен был подписывать свои указы собственноручно, а Пугачев этого не делал. И хотя он предупреждал своего секретаря А. Дубровского, что тот будет сразу же повешен, если проговорится, тайну сохранить оказалось невозможно. В результате «слухи о том, что Пугачев не знает грамоты, ибо не подписывает сам своих указов, и потому является самозванцем, послужили основанием к организации заговора, завершившегося несколькими неделями спустя арестом Пугачева и выдачей его властям».

Таким образом, далеко не всякий, кто стремился помочь народу, кто играл роль «справедливого» (и только) царя, мог получить массовую поддержку. В 1608 г. по приказу Лжедмитрия II донские казаки казнили двух «царевичей», с которыми сами же пришли к Москве. Если бы для казаков главным было, насколько государь «свой», очевидно, они бы предпочли собственных «царевичей» более чуждому для них «царевичу Дмитрию». Но все вышло наоборот. Из этого следует, что царистские представления народа не могли быть объектом сознательного манипулирования.

И совершенно естественно выглядит поведение тех донских казаков, которые на время оказывались в рядах пугачевцев, поверив, что он действительно «Петр III». Однако они покидали восставших, как только убеждались, что ими руководит самозванец. И так они поступали несмотря на то, что Пугачев щедро одаривал донских казаков, склонившихся под его знамена, и назначал их на командные посты. Кстати, подавляющее большинство донских казаков к призывам Пугачева осталось равнодушным. И это во многом объясняется тем, что среди них все больше распространялся слух о том, что вождем восстания является их земляк Емельян Пугачев.

«Наивный монархизм» был не базой, а препятствием для сознательной поддержки заведомого и явного самозванца. Даже ближайшее окружение самозваного претендента на престол должно было пребывать а уверенности, что служит «истинному», «настоящему» государю. Самозванец должен был выдвинуть такую программу, которая бы указывала не просто путь к вольной и сытой жизни, но и строго определенные методы достижения цели - уже намеченные народным сознанием.

Отмеченные выше особенности впрямую относятся и к самозваным пророкам и мессиями. Оба типа самозванства (монархической и религиозной окраски) по сути своей - явления одного порядка. Родство их видится уже в том, что человек, принявший имя какого-либо пророка или самого Христа, теряет свободу жизненного выбора. Он обречен играть свою роль так, как это предписано массовым сознанием, делать то, что от него ожидают. Претензии такого лица на получение им свыше каких-либо полномочий могли быть признаны окружающими только в том случае, если его облик и поведение соответствовали агиографическими канонам и нормам «жития святых».

Вспомним, например, двух «расколоучителей» - монаха Капитона и протопопа Аввакума. Оба они считали себя посланцами «вышняго Бога», и оба сумели убедить в этом большое число людей. Капитон истязал себя постами (ел только сухой хлеб, и то раз в 2 - 3 дня), носил тяжеленные вериги (каменные плиты в три пуда) и даже спал в подвешенном состоянии, зацепившись веригами за крюк в потолке. В общем, жил так, как жили до него многие подвижники, причисленные впоследствии к лику святых.

Протопоп Аввакум избрал другой путь - он стал «страдальцем за веру». Он был уверен, что именно в борьбе против «никонианства», требующей душевной стойкости, заключается его миссия «пророка» и «Христова посланника». Саму свою жизнь он считал «делом Божьим», наградой за исполнение которого будет причисление к сонму праведников. По правде говоря, Аввакум был достоин такой награды. Еще будучи попом в нижегородском селе Лопатицы, он за обличения местных «начальников» неоднократно оказывался жестоко избитым. Доставалось ему и от прихожан, недовольных строгостью своего пастыря. Став протопопом в Юрьевце Поволжском, Аввакум через два месяца был вынужден покинуть город. Толпа мужиков и баб, которых Аввакум «унимал от блудни», вооружившись «батогами» и «рычагами», избила его до полусмерти и хотела вообще убить, но вмешался воевода и спас блюстителя нравственности.

Выступив против реформ патриарха Никона, Аввакум навлек на себя еще большие испытания. В 1653 г. он вместе с семьей был сослан в Сибирь, где жестоко притеснялся воеводой А. Пашковым. Десять лет Аввакум терпел издевательства, побои, голод и холод, пока в 1664 г. не был возвращен в Москву. Вскоре, однако, его опять сослали вместе с женой и детьми в городок Мезень (на одноименной реке, впадающей в Белое море). В 1666 г. Аввакум с двумя старшими сыновьями предстал перед церковным собором, после чего отправился на вечную ссылку в Пустозерск, где его ждала «земляная тюрьма» и новые лишения. Пятнадцатилетнее заключение не сломило мятежного протопопа, и в апреле 1681 г. «за великие на царский дом хулы» он был сожжен.

Аввакум обладал большой силой внушения и самовнушения. По его собственным словам, он был способен творить чудеса. Он изгонял бесов, излечивал больных, не раз и не два избегал казалось бы неминуемой гибели. Неудивительно, что духовный авторитет Аввакума был исключительно высок не только в кругу старообрядцев, но и среди многих «никониан».

Итак, аскетизм, стойкость в испытаниях и способность творить чудеса - вот главные критерии, с помощью которых народ определял, кто имеет право зваться пророком, а кто не имеет. Но были, разумеется, и другие способы выяснить это. Весьма любопытно в этой связи рассмотреть учение и практику «хлыстовщины».

Секта «хлыстов» получила такое название от ее наблюдателей и врагов, сами же сектанты называли себя «людьми Божиими». Вероятно, название секты является искажением слова «христы», поскольку ее члены считали своих руководителей мессиями, воплощениями Христа.

Как самостоятельное направление «христовщина» оформилась в конце XVII в. благодаря деятельности Данилы Филиппова. Предание гласит, что он был беглым солдатом из крестьян Юрьевского уезда, и однажды с ним случилось чудо - в его «пречистую плоть» вселился Бог Саваоф. По убеждению «христоверов», другого бога, кроме Данилы-Саваофа, нет, но вот его сын, Христос, воплощается постоянно и может вселиться в любого из последователей Данилы. Чтобы это произошло, нужно очистить плоть аскетическими подвигами.

Первым «Христом» оказался Иван Суслов, оброчный крестьянин Муромского уезда. Одно время он жил в селе Павлово-Перевоз под Нижним Новгородом, где возглавлял «корабль» (хлыстовскую общину). В начале XVIII в. он обосновался в Москве, занимаясь торговлей и устраивая в своем доме «радения» (коллективные моления «христов»). Если верить легендам, Суслов был распят на Красной площади, но воскрес и явился своим последователям, затем его распяли вторично, он опять воскрес и вознесся на небо. Повсюду И. Суслова сопровождали 12 «апостолов» и «Богородица». Очевидно, такая свита была обязательной для хлыстовских «мессий», поскольку 12 «апостолов» и «Богоматерь» составляли окружение и «Христа», появившегося на Дону в 1725 г. Им был некий Агафон, казак по происхождению.

Таким образом, пышной свите, которая была атрибутом.лжецарей, находится аналогия в истории религиозного самозванства. «Истинного» пророка или Мессию должны были окружать ученики и соратники. Без этого условия ему, очевидно, трудно было рассчитывать на массовую поддержку. Популярность же была нужна для подтверждения «законности» его притязаний на сакральный статус.

Логично предположить, что для самозваных пророков и мессий был актуальным и другой способ достижения популярности - привлечение на свою сторону авторитетных и уважаемых людей с высоким социальным статусом. В поисках доказательств обратимся к истории скопчества, которое выделилось в 70-х гг. XVIII в. из секты «христоверов». Первым проповедником оскопления был беглый помещичий крестьянин Андрей Блохин. Из дома он ушел в 14 лет, а в 20-летнем возрасте стал членом секты «людей Божиих». Продолжая бродить и нищенствовать, он в 1770 г. попал в деревню Богдановку Орловского уезда, где исполнил ранее выношенную идею оскопления. На этот шаг его подвигло стремление в полной мере соблюсти требования аскетизма, обязательные для каждого, кто хочет стать святым или пророком. Между тем он не могсдержать своего влечения к женщине даже самым жестоким бичеванием. Совершив задуманное, Блохин стал проповедовать оскопление (или, говоря его же языком, «убеление») среди «хлыстов» Богдановки и соседних деревень. За короткое время ему удалось «убелить» около 60 человек.

Успех предприятия во многом объясняется тем, что Блохина поддержали зажиточные крестьяне, купцы и руководители хлыстовских «кораблей» окрестных мест. Кроме того, идея оскопления пришлась по душе наставникам и «пророкам» из купеческих «кораблей» города Орла и хлыстовской «Богородице» Акулине Ивановне, которая впоследствии стала одной из богинь скопческого пантеона.

Уж коли речь зашла о скопчестве, нельзя не остановиться на личности Кондратия Селиванова. Для скопцов он был не просто Мессия, но «Бог над Богами, царь над царями и пророк над пророками». Своей славой и авторитетом Селиванов был обязан в первую очередь богатым купцам, с которыми он сошелся во время сибирской ссылки, куда был отправлен в 1774 г. Купцы не только создали скопческие «корабли», где господствовал культ нового «Мессии», но и устроили ему побег из ссылки. После этого в 90-х гг. XVIII в. К. Селиванов принял имя императора Петра III. В этом ему оказали большую услугу петербургские скопцы. Им удалось обратить в свою веру некоего Кобелева - бывшего лакея Петра III. Кобелев стал подтверждать, что Селиванов - действительно свергнутый император и что он его сразу узнал, как только увидел. Наконец, прославлению двуликого «Мессии» (одновременно «Христа» и «Петра III») помогла небезызвестная «Богородица» Акулина Ивановна. Она признала Селиванова своим сыном, рожденным от Святого Духа, и после этого стала зваться «императрицей Елизаветой Петровной». Кстати, другая скопческая «Богородица» - Анна Со- фонова - почиталась и как «великая княгиня Анна Федоровна», супруга цесаревича Константина Павловича.

Как видим, стать «настоящим» пророком или Мессией и получить в новом качестве массовое признание было столь же непросто, как стать «истинным» претендентом на царский трон. Причем для самозванцев обоих типов «правила игры» были во многом одинаковы.

Между двумя ветвями самозванства нет четкой грани - в России встречались, так сказать, двуликие самозванцы. Глубинная основа обоих типов самозванства одна и та же: сакрализация царской власти, представление о богоизбранности, мистической предназначенности «настоящего» царя.

Ажедмитрий I - первый самозванец на Руси. В марте 1584 г. московские колокола печальным перезвоном возвестили о кончине царя Ивана Васильевича Грозного. После царя остались два его сына: Федор, сын первой супруги Анастасии, и малолетний царевич Дмитрий, которому отец незадолго до смерти назначил в удел город Углич. Своего старшего сына и наследника престола, посмевшего заступиться за собственную жену, царь убил в порыве гнева.

Иван Грозный давно чувствовал приближение смерти и сделал все распоряжения, поэтому его средний сын Федор без волнений и смут «воцарился и себе на превысочайший престол Богом хранимого Российского Царствия». Федор, постник и молчальник, сторонившийся мирской суеты, больше походил на смиренного инока, чем на царя.

Пользуясь характером царя и поддержкой сестры- царицы, шурин царя, Борис Федорович Годунов, постепенно стал править государством именем зятя. Его власть и влияние все более увеличиваются: он получает титул «правителя», «дворового воеводы» и «наместника царства Казанского и Астраханского».

Относительно мирное течение жизни государства в 1591 г. было нарушено страшным событием: семилетний царевич Дмитрий 15 мая был зарезан в Угличе. Комиссия, посланная Годуновым для расследования и состоявшая из преданных ему людей, вернувшись в. Москву, донесла царю и боярской думе, что Дмитрий вовсе не был убит, а сам в припадке падучей натолкнулся на нож. Однако народ не мог поверить наивному объяснению московских следователей и говорил, что царевич убит; а многие прибавляли, что он убит по наущению Годунова.

Как бы то ни было, но одного из ближайших родственников Ивана Грозного в 1591 г. не стало.

Осенью 1598 г. царь Федор тяжело занемог и скончался. Овдовевшая царица Ирина удалилась в монастырь и там постриглась в монахини.

С Федором прекратился царский род Рюриковичей, правивший Русью более 700 лет.

После смерти царя Федора Ивановича в Москве распространился слух, что царь перед смертью завещал царство своему двоюродному брату Федору Никитичу Романову. Однако царем был избран на земском соборе Борис Годунов. Земской собор, избравший на царство Годунова, был составлен не из особых выборных от различных сословий Русского государства, а из тех лиц, которые стояли тогда во главе этих сословий. А так как фактическим правителем уже более 10 лет был Годунов, то выбирали его люди, многим ему обязанные. Таким образом, собор 1598 г. не был похож на последующие земские соборы, на которые собирались люди, выбранные для участия в них самим населением.

Русский народ, воспитанный династическим управлением, потерял почву под ногами, не сумев освоиться с мыслью о выборном царе. Любые представители царской династии, хорошие или плохие, были для народа всегда предпочтительнее, как родители, которых не выбирают, но всегда любят, несмотря на все их недостатки. Именно поэтому расчет тех сил, которые в борьбе за власть поставили на самозванство, оказался верным. В России всегда одинаково не любили как перемены, так и темных лошадок. Потребность воскресить погибший царский род обеспечила успех самозванства.

Царствование Годунова было ознаменовано для России великими бедствиями: страшный неурожай вызвал повсеместный голод. В одной Москве за 2 года погибло 120 000 человек. Люди щипали траву, ели сено, собак, кошек, падаль. Царь всеми силами боролся с бедствием, велел, наконец, раздавать в Москве хлеб даром, но эта мера имела очейь печальные последствия: в Москву пришло великое множество тунеядцев, которые не желали работать, благо кормиться в Москве можно было даром. Вследствие страшного голода появилось в государстве множество разбойников, от которых страдали мирные жители. Виновником всех этих бедствий народ считал царя Бориса. Начали распространяться слухи, что гнев божий карает русский народ за то, что он терпит на престоле царя-дстоубийцу.

Кроме этого, давно уже в Москве шептали про неведомого человека, назвавшего себя царевичем Дмитрием, который спасся и скрывается до времени. Наконец, в 1603 г. польских землях появился человек, который выдавал себя за царевича. Человек этот служил у князя Вишневецкого и, будто бы находясь в тяжелой болезни, открыл на исповеди священнику, что он сын царя Ивана. Когда он выздоровел, то Вишневецкий вместе со своим родственником Мнишеком отвезли его в Краков. Король Сигизмунд поддержал самозванца, желая ослабить внутренними раздорами ненавистную ему Москву, распространить римско-католическую веру в Русском царстве. Самозванец уже в Кракове тайно принял эту веру.

Кем был человек, вошедший в русскую историю под именем Ажедми грия I? Много копий сломали и еще сломают в научной полемике о его личности. Одна из загадок прошлого обусловлена противоречиями и недоговоренностями источников того времени. Это позволяет разным авторам выдвигать и разных претендентов на роль сокрушителя устоев Московского царства. Наибольшее количество историков отождествляют с Лжедмитрием I монаха-расстригу Григория Отрепьева (Н.М. Карамзин, СМ. Соловьев, Р.Г. Скрынников) или, по крайней мере, признают это тождество вполне вероятным (В.О. Ключевский, В.Б. Кобрин). Н.И. Костомаров и С.Ф. Платонов не считали правильным ставить знак равенства между Лжедмитрием и Отрепьевым, а некоторые авторы (В.С. Иконников, С.Д. Шереметьев) даже утверждали, что под именем Дмитрия Ивановича действовал настоящий царевич. Свою лепту в попытку разрешить загадку наряду с историками внесли старые и новые популяризаторы, начиная с К. Валишевского и кончая Ф. Шахмагоновым .

Автор в целом солидарен с В.О. Ключевским, который писал, что в вопросе о Лжедмитрии «важна не личность самозванца, а его личина, роль им сыгранная». В то же время, как нам представляется, версию тождества самозванца и Отрепьева никак нельзя сбрасывать со счетов, несмотря на некоторые ее слабые места. Нельзя, во-первых, в силу элементарного уважения к источникам, довольно единодушно называющим именно Отрепьева в качестве самозванца, и, во-вторых, еще и потому, что другие решения проблемы личности самозванца основаны на еще большем количестве натяжек и допущений. Принимая, таким образом, достаточно традиционную версию личности Лжедмитрия, мы строим очерк деятельности самозванца до занятия им царского престола в основном на реконструкциях Р.Г. Скрынникова в его книге «Самозванцы в России в начале XVII века» 3 и других работах.

Человек, сыгравший столь неординарную роль в русской истории, родился в довольно обыкновенном провинциальном городке Галиче, в не менее обыкновенной и заурядной дворянской семье, где-то на рубеже 70 -80-х гг. XVI в. Его нарекли именем Юрий. Вскоре он лишился отца, стрелецкого сотника Богдана Отрепьева, зарезанного в Москве, в Немецкой слободе, вероятно, в пьяной драке. Мать научила Юшку читать Библию и Псалтырь; затем он продолжил образование в Москве, где жили дед и дядя мальчика, а также свояк семьи дьяк Семейка Ефимьев. За непродолжительное время Юшка стал «зело грамоте горазд» и овладел каллиграфическим почерком. Этого достоинства вполне хватило бы для продвижения небогатого дворянина на приказной службе. Но не таково оказалось самолюбие юноши, жаждавшего быстрой карьеры. Свободной службе в приказе или стрельцах он предпочел положение слуги двоюродного брата царя Федора - Михаила Никитича Романова. Царские наказы называют Отрепьева «боярским холопом», и, возможно, он действительно дал на себя кабальную запись: уложение о холопах 1597 г. требовало всем господам принудительно составить кабальные грамо-

ты на своих добровольных слуг. Почему дворянин пошел в услужение, да еще в холопство, мы поймем, если вспомним, что Романовы были реальными претендентами на престол.

После ареста Романовых Годуновым Юшка, видимо сумевший встать достаточно близко к боярам, опасался за свою свободу и жизнь, а потому счел за благо в 20 лет покинуть свет и забыть свое мирское имя. Он стал чернецом Григорием. Поначалу новоявленный инок скрывался в провинции, в суздальском Спасо- Евфимиевом и галичском Иоанно-Предтеченском монастырях, а когда буря улеглась, вернулся в столицу. Здесь он поступил в придворный Чудов монастырь по протекции протопопа кремлевского Успенского собора Евфимия, оказанной, очевидно, по просьбе деда Отрепьева Елизария Замятина. Келейником деда Григорий и жил первое время, пока его не забрал в свою келью архимандрит обители Пафнутий. Вскоре его рукоположили в дьяконы. Молодому иноку поручили сложить похвалу московским чудотворцам Петру, Алексию и Ионе. Видимо, он справился с поручением хорошо, так как сам патриарх Иов заметил юношу и взял на свой двор «для книжного письма». Вместе с другими дьяконами и писцами патриарха Отрепьев сопровождал архипастыря в царскую Думу. Это давало возможность молодому честолюбцу соприкоснуться с придворной жизнью, и он возмечтал о большем, чем иноческая келья. Головокружительная карьера, которую он сделал всего за год, став из рядового чернеца патриаршим дьяконом, не устраивала Отрепьева. В мечтах он примерял на себя шапку Мономаха. Кто подсказал ему назваться царевичем Димитрием, неизвестно. С.Ф. Платонов считал самозванца орудием интриги бояр Романовых против ненавистного им Годунова. Р.Г. Скрынников полагает это маловероятным, поскольку Романовы сами претендовали на престол, а значит, вряд ли стали бы им рисковать. По мнению историка, самозванческая интрига родилась не на подворье Романовых, где служил Юшка, а в стенах Чудова монастыря. Возможным советчиком и вдохновителем самозванца он называет монаха Варлаама Яцкого, за которым. вероятно, действительно стояла какая-то боярская партия. Недаром опытный в политических делах Борис Годунов, узнав о появлении самозванца, упрекнул бояр, что это их рук дело.

В начале 1602 г. Отрепьев начал смертельно опасную игру, сделав в ней ставкой собственную голову. Вместе с двумя иноками - уже знакомыми нам Варлаамом и Мисаилом - он бежал в Литву и «открылся» игумену Киево-Печерской лавры, что он царский сын. Игумен, дороживший отношениями с Москвой, показал авантюристу и его спутникам на дверь. История повторилась весной 1602 г., когда бродячие монахи отправились к князю Василию Острожскому. Тогда Григорий переместился в Гощу. Здесь он оставил своих сообщников, скинул с себя иноческое платье и «учинился» мирянином. Гоща была центром секты ариан, и самозванец примкнул к сектантам. Он стал учиться в арианской школе, где овладел, впрочем, не слишком успешно, латинским и польскими языками. Видимо, ариане рассчитывали с помощью самозванца насадить свою веру в России, но сам Отрепьев хорошо понимал, что в качестве еретика-арианина он не имеет шансов сделаться царем православной Руси. Поэтому весной 1603 г. расстрига пропал из Гощи, чтобы объявиться вскоре в Брачине у православного магната Адама Вишневецкого. Вишневецкие враждовали с московским царем из-за спорных земель, и князь Адам мог использовать самозванца для давления на русское правительство. Впервые Отрепьев добился желаемого успеха. Магнат велел оказывать «царевичу» полагавшиеся ему почести, дал штат слуг и карету для выездов.

Единственным способом занять московский престол для самозванца был военный поход. Он вступил в переговоры с казаками Запорожской Сечи, вербуя их в свои сторонники, но получил отказ. Донцы, испытывавшие сильное давление Годунова, напротив, обещали поддержать «царевича» и прислали ему двухтысячный отряд, но письмо их к Отрепьеву не дошло, перехваченное людьми князя Яноша Острожского. Не получив поддержки Сечи и не имея вестей с Дона, самозванец решает до времени сбросить личину поборника православия и опереться на крайне враждебные России католические круги. Из имения Вишневецкого он перебирается в Самбор, к сенатору Юрию Мнишеку. Здесь он делает предложение дочери сенатора Марине и принимает католичество.

Мнишек хотел посадить будущего зятя в Москве с помощью коронной армии. В этом намерении его поддержал польский король Сигизмунд III, которому Аже- дмитрий I обязался отдать в качестве платы Черниго- во-Северскую землю. Невесте Марине были обещаны в удел Новгород и Псков, тестю - часть Смоленщины. Своим новым родственникам самозванец также пообещал в течение года (в крайнем случае - двух) обратить в католичество всю православную Русь. Но вопрос о войне и мире решил отнюдь не король или тем более сенатор, а командовавший коронной армией гетман Ян Замойский. Он не желал воевать с Россией, как, впрочем, и многие другие польские магнаты. Польская армия в авантюре не участвовала. В Россию самозванец вторгся 13 октября 1604 г. с навербованными им и его сторонниками отрядом наемников, насчитывавшим около двух с половиной тысяч человек. На помощь «царевичу» вскоре двинулись и донцы. Жители Чернигова и Пугивля сдачи войску самозванца свои города без боя, арестовав воевод; Путивль с его каменной крепостью был ключевым пунктом обороны Чернигово-Северской земли. К тому же здесь самозванец получил от дьяка Б. Сутупова воеводскую казну, где хранились немалые суммы денег для выплаты жалованья служилым людям. А вскоре примеру этих городов последовали Рыльск, Комарицкая волость. К началу декабря власть Лжедми грия признали Курск и Кромы. Но войско самозванца никак не могло овладеть Новгородом Северским, где против вора успешно оборонялся гарнизон во главе с окольничим П.Ф. Басмановым.

Борис Годунов поначалу сосредоточил всю свою армию в Брянске, поскольку верил воинственным заявлениям короля Сигизмунда III и ждал польского наступления на Смоленск. Но когда стало ясно, что Речь Посполнтая не собирается нападать на Россию, войско во главе с боярином Мстиславским двинулось выручать из осады Новгород-Северский. Нерасторопность и нерешительность русского главнокомандующего, имевшего перевес в силах, привела к поражению у стен крепости 21 декабря 1604 г. Но это был частный успех самозванца, поскольку Новгород продолжал защищаться, а русская рать, слегка потрепанная, но далеко не разбитая, стояла ввиду города. К тому же наемники потребовали денег за одержанную победу. У самозванца, успевшего истратить пу- тивльскую казну, их не оказалось. И тогда «рыцарство», ограбив обоз и грязно обругав Лжедмитрия, покинуло его лагерь. Отрепьеву пришлось 2 января 1605 г. снять осаду крепости и отступить к Путивлю. Вскоре его покинул и главнокомандующий Юрий Мнишек. Теперь Лжедмитрий был предоставлен себе самому. Хоть часть польских гусар осталась с самозванцем, не они, а запорожские и донские казаки, да признавшие «великого государя Дмитрия Ивановича» мужики Комарицкой волости составляли большую часть войска. Среди советников Отрепьева возобладали сторонники решительных действий. Армия самозванца не стала отсиживаться в Путивле или уходить к польской границе, а двинулась в глубь России. Под Добрыничами 21 января 1605 г. она была наголову разбита войском Мстиславского. Победители захватили всю артиллерию и пятнадцать знамен. Самозванец был ранен, затем под ним подстрелили лошадь, и он чудом сумел бежать с поля боя и скрыться в Рыльске. Если бы воевода Мстиславский организовал энергичное преследование, он имел бы шансы быстро занять Рыльск и Путивль, а главное - захватить вора. Но правительственные силы подошли к Рыльску только на следующий день после отъезда самозванца в Путивль. Несмотря на громадное превосходство над небольшим гарнизоном Рыльска, во главе обороны которого стоял местный воевода князь Г.Б. Долгорукий со стрельцами и казаками, штурм городка не удался, и Мстиславский отступил к Сев- ску. Так же неудачно проходила и осада царскими войсками Кром. Здесь душой обороны стал донской атаман Андрей Карела (в литературе и источниках его прозвище нередко пишется через «о»). Несмотря на то что в городе огнем артиллерии были разрушены почти все укрепления, казаки не пали духом. Под земляным валом они вырыли себе норы, а сам вал покрыли траншеями и окопами. При обстреле они отсиживались в норах, а после прекращения канонады проворно бежали в окопы и встречали атакующих градом пуль.

Пока сторонники Ажедмитрия сражались за него, сам он около трех месяцев жил в Путивле, который стал своеобразной столицей самозванца. Он вербовал себе новых союзников, рассылая письма в казачьи станицы, пограничные города, саму столицу. В советской литературе в общем традиционной стала мысль о том, что Отрепьев пришел к власти «на гребне крестьянской войны», а затем обманул народные чаяния. Исследования, проведенные Р.Г. Скрынниковым, ставят под сомнение версию «крестьянской войны». Правда, самозванца поддерживали крестьяне знаменитой Ко- марицкой волости, за что Годунов отдал мятежную волость на поток и разграбление своим войскам. Не подлежит сомнению, что восстание крестьян на Брянщине - это, говоря словами Р.Г. Скрынникова, «первое массовое выступление крестьян в Смутное время», но, как подчеркивает тот же автор, жили там дворцовые крестьяне, находившиеся в лучшем положении, чем частновладельческие. К тому же большинство населения Комарицкой волости составляли богатые мужики, далеко не испытавшие тех бедствий, которые выпали на долю жителей других районов . Отсюда следует, что поддержка самозванца в данном случае объясняется, очевидно, не «антифеодальным протестом» и «классовой борьбой», а верой в то, что перед ними воистину царевич Дмитрий Иоаннович. Это не исключало, конечно, корыстных интересов и меркантильных соображений комарицких мужиков.

И в «прелестных» письмах Лжедмитрия из Путив- ля, как отмечает Р.Г. Скрынников, «трудно уловить какие-то социальные мотивы». Здесь лишь общие слова, обещания быть добрым и справедливым к подданным, обличения «изменника» Бориса Годунова.

Одной пропаганды для успеха было мало, и Лже- дмитрий позаботился о противодействии правительственным разоблачениям о нем как о расстриге-само- званце. Он представил в Путивле, дабы отделаться от своего подлинного имени, двойника - «истинного Гришку Отрепьева». Лжеотрепьев, по свидетельству Маржарета, был лет 35 - 38, т. е. значительно старше самозванца. Мистификация была шита белыми нитками: отец настоящего Отрепьева был всего лишь на восемь лет старше Лжеотрепьева. Вероятно, этим объясняется печальная судьба двойника, упрятанного самозванцем в тюрьму. Много позже московские власти узнали, что роль Лжеотрепьева согласился исполнять бродячий монах Леонид. Но тогда обман достиг цели: пропаганда Годунова оказалась парализованной, а народ безоговорочно признал Дмитрия Ивановича. Последний в Путивле стал именовать себя уже не просто царевичем и великим князем всея Руси, а царем. В Путивле вокруг самозванца собрался и двор. Самой видной фигурой при Отрепьеве стал князь Мосальский, представитель хотя и древнего, но пришедшего в упадок рода. Рассказывали, что именно Мосальский спас Лжедмитрию жизнь, отдав ему коня во время бегства из-под Севска. Среди приближенных самозванца заметен был и дьяк Богдан Сутупов, тот самый, что отдал Отрепьеву воеводскую казну. Он стал канцлером - главным дьяком и хранителем царской печати.

Самозванец стоял в Путивле, а правительственные войска осаждали Кромы. Тем временем 13 апреля 1605 г. от апоплексического удара умер Борис Годунов. Еще при жизни этого государя не жаловали в народе, обвиняя в убийстве то Ивана Грозного, то Федора Ивановича, то царевича Дмитрия. И теперь, уже умерший, Годунов не избежал клеветы: по Москве ходили слухи, что будто бы он принял яд в страхе перед воскресшим царевичем. Нареченный боярами на царство сын Бориса Федор вместе с матерью Марией спешили привести знать, народ и войско к присяге. Текст «подкрестной записи» царя Федора повторял содержание присяги, составленной при воцарении Бориса Годунова, с одним важным отличием.

Надо было хоть как-то защитить юного царя от самозванца. Уже несколько лет Церковь предавала анафеме «вора» Гришку Отрепьева. Теперь, смущенная фокусом с Лжеотрепьевым, вместо того чтобы следовать принятой линии, царица решила вовсе не упоминать в «записи» имени Отрепьева. Подданные, согласно тексту присяги, клятвенно обязывались лишь «к вору, который называется Дмитрием Углицким, не приставать». Все это оказалось на руку самозванцу. Наконец, последний просчет Годуновых состоял в неоправданных надеждах на героя Новгород-Северской обороны Петра Басманова. Еще Борис обещал ему руку дочери - царевны Ксении, и горячий воевода поклялся доставить самозванца в Москву или умереть. Басманов формально получил пост помощника нового главнокомандующего боярина князя Михаила Катырева-Ростов- ского, а фактически встал во главе армии. Когда Борис умер, Басманов вместе с Катыревьш-Ростовским уже отправились к войскам. Брат покойного, Семен Годунов, доверял воеводе гораздо меньше и послал ему вдогонку на один из высших постов в армии своего зятя Андрея Телятевского. Басманов так оскорбился этим назначением, что плакал целый час, а потом заявил: лучше умереть, чем быть у Телятевского в холопах. В войске под Кромами в это время зрела измена. Во главе заговора встали боярин князь Василий Голицын и рязанский дворянин Прокопий Ляпунов. Голицын ловко сыграл на противоречиях между верными царю Федору воеводами. Он сумел заручиться поддержкой приходившегося ему родней Басманова. 7 мая 1605 г. в четыре часа угра, когда лагерь еще спал, по сигналу заговорщиков казаки Карелы напали на караулы и захватили мост, через который шла дорога в Кромы. В тот же час сторонники Ляпунова зажгли лагерь в нескольких местах. Начались паника и неразбериха. Только около тысячи немцев-наемников построились под знаменами и были готовы к отпору. Их вступление в бой, однако, ловко предотвратил Басманов. Осажденные жители Кром вместе с казаками Карелы ворвались в стан правительственных войск. Верные Годуновым бояре и воеводы бежали в Москву. Армия перестала существовать. Путь самозванцу в столицу был открыт. Лжедмитрий занял Орел, а затем проследовал в Тулу, где его встречал рязанский архиепископ Игнатий. Из Тулы на завоевание Москвы Отрепьев отрядил Петра Басманова с его ратниками. Верные Федору стрельцы, посланные в Серпухов, не дали Басманову переправиться за Оку. Этот успех правительства, впрочем, был последним и ничего не изменил. В народе уже заметна была «шатость». «Дмитрия» ждали со дня на день. Обойдя Серпухов, 31 мая к стенам Москвы подошел Карела со своими казаками. В сам город небольшой отряд вступить не мог: несколько сот казаков не представляли опасности для хорошо укрепленной столицы. Зато появление казаков «Дмитрия Ивановича» крайне возбуждало чернь. На следующий день, 1 июня, агенты самозванца Гаврила Пушкин и Наум Плещеев явились в пригороде Красное Село и оттуда повели толпы народа в самый центр Москвы на Красную площадь. Здесь с Лобного места они зачитали «прелестную» грамоту самозванца, полную несбыточных обещаний всем слоям населения и обличений Годунова. Затем распалившаяся толпа ворвалась Фроловски- ми воротами в Кремль. Дворцовая стража разбежалась. Во дворце все перевернули вверх дном, разгромили и старое подворье Бориса Годунова. Во время разгрома дворца верные люди спасли юного царя Федора и его семью. Арестовали их, вероятно, не в день мятежа, а несколько позже. Самозванец в Туле объявил стране о своем восшествии на престол и разослал текст присяги. В Серпухов на поклон к нему явились бояре: глава думы князь Ф.И. Мстиславский, князь Д.И. Шуйский, другие думные чины. В честь «Дмитрия Ивановича» поставили шатры, в которых когда-то Борис Годунов потчевал дворян накануне коронации. Снаружи они имели вид крепости с башнями, изнутри были украшены золотым шитьем. В них на пиру в честь самозванца одновременно присутствовало пятьсот человек.

Перед вступлением в Москву самозванец спешил устранить последние преграды. Его клевреты сначала низложили главу Церкви, верного Годуновым патриарха Иова. Затем наступил черед и несчастного семейства. Казнью Годуновых непосредственно руководили дворяне М. Молчанов и А. Шерефединов, имевшие за спиной опыт опричной службы. Им помогал отряд стрельцов.

В III главе XI тома «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина на полях книги против рассказа об убийстве Федора Борисовича стоит страшное слово - «цареубийство». Вот как описывается эта сцена историографом: «10 июня (1605 г.) пришли в дом Борисов, увидели Федора и Ксению, сидящих спокойно подле матери в ожидании воли Божией; вырвали нежных детей из объятий царицы, развели их по разным особым комнатам и велели стрельцам действовать: они в ту же минуту удавили царицу Марию, но юный Федор, наделенный от природы силою необыкновенною, долго боролся с четырьмя убийцами, которые едва могли одолеть и задушить его». В примечании мы читаем, что согласно Ростовской и Никоновской летописям «царевича ж многие часы давиша, яко ж не по младости в те поры дал ему Бог мужество; те ж злодеи ужосошася яко един с четырьмя борящеся; един же от них взят его за тайные уды и раздави». Таковы были отвратительные детали цареубийства, первого в истории России. (Усобицы не в счет, в них убивали князей, гибель сыновей Ивана Грозного царевичей Ивана и Дмитрия Угличского - также, ибо только в данном случае впервые убивали царя, пусть пока не венчанного в Успенском соборе, но фактически уже правившего, царя, которому к тому же все присягнули.)

Из всей семьи в живых осталась одна Ксения: она взята была на двор князя Мосальского и впоследствии стала наложницей самозванца.

Теперь, когда Годуновых уничтожили, самозванец мог торжественно вступить в Москву. Для описания этого события вновь обратимся к Н.М. Карамзину. «20 июня, - пишет историк, - в прекрасный летний день, самозванец вступил в Москву торжественно и пышно. Впереди поляки, литаврщики, трубачи, дружина всадников с копьями, пищальники, колесницы, заложенные шестернями, и верховые лошади царские, богато украшенные: далее барабанщики и полки россиян, духовенство с крестами и Лжедмнтрий на белом коне, в одежде великолепной, в блестящем ожерелье, ценою в 150 000 червонных: вокруг его 60 бояр и князей, за ними дружина литовская, немцы, казаки и стрельцы. Звонили во все колокола московские. Улицы были наполнены бесчисленным множеством людей; кровли домов и церквей, башни и стены также усыпаны зрителями. Видя Лжедмитрия, народ падал ниц с восклицанием: "Здравствуй, отец наш, государь и великий князь Дмитрий Иоаннович, спасенный Богом для нашего благоденствия! Сияй и красуйся, о солнце России!" Лжедмитрий всех громко приветствовал и называл своими добрыми подданными, веля им встать и молиться за него Богу» .

Несмотря на столь трогательный въезд в столицу, православные москвичи, видевшие встречу самозванца с духовенством на Лобном месте, насторожились. Когда Лжедмитрий сошел с коня, чтобы приложиться к образам, литовские люди играли на трубах и били в бубны так, что заглушали пение молебна. Странно было и то, что, войдя в главную святыню России, Успенский собор, царь пригласил с собой не только бояр, но и иноверцев. Зато новый взрыв восторга вызвало целование Лжедмитрием надгробия своего мнимого отца, Ивана Г розного, в Архангельском соборе. Далее самозванец прошествовал во дворец вершить государственные дела.

Первым делом Отрепьев поставил во главе Церкви угодного себе патриарха Игнатия. Грек по национальности, он к моменту вступлении самозванца на трон был архиепископом Рязанским и, как мы уже говорили, с почестью встречал Лжедмитрия в Туле. Затем арестовали трех братьев Шуйских, старший из которых, Василий, через верных людей распространял слухи о самозванстве нового государя. Отрепьева, очевидно, пугала не столько агитация, сколько угроза переворота со стороны Шуйских - одного из знатнейших княжеских родов, не без оснований претендовавших после смерти Федора Ивановича на российский престол. Для решения дела созвали особый соборный суд, который приговорил князя Василия Ивановича к смертной казни. Он уже был возведен на плаху палачом, но неожиданно получил помилование. Братья Шуйские, очевидно пощаженные по ходатайству бояр, теперь должны были отправиться в ссылку. Пробыли они там, однако, недолго: по просьбе опять-таки думных бояр их возвратили в столицу, к прежним должностям. Этот эпизод достаточно ясно показывает зависимость Лжедмитрия от Боярской думы уже в первые дни царствования. Без согласия бояр новый царь не мог казнить даже заклятого своего врага. Эта зависимость (а вовсе не государственный ум и гуманность, как утверждают некоторые историки) побудили Лжедмитрия заявить вскоре после коронации: «два способа у меня к удержанию царства: один способ быть тираном, а другой - не жалеть кошту (расходов), всех жаловать: лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить» 6 .

Тем не менее, по необходимости считаясь со сложившимся государственным укладом и политической традицией Московского царства, самозванец привнес в них немало нового. «На престоле московских государей он был небывалым явлением, - пишет В.О. Ключевский (42-я лекция «Курса русской истории»). - Молодой человек, роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато одаренной, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы, с живым, даже пылким темпераментом, в опасные минуты доводившим его храбрость до удальства, податливый на увлечения, он был мастер говорить, обнаруживал и довольно разнообразные знания. Он совершенно изменил чопорный порядок жизни старых московских государей и их тяжелое, угнета- тельное отношение к людям, нарушал заветные обычаи священной московской старины, не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски. Он тотчас показал себя деятельным управителем, чуждался жестокости, сам вникал во все, каждый день бывал в Боярской думе, сам обучал ратных людей. Своим образом действий он приобрел

широкую и сильную привязанность в народе, хотя в Москве кое-кто подозревал и открыто обличал его в самозванстве. Лучший и преданнейший его слуга П.Ф. Басманов под рукой признавался иностранцам, что царь - не сын Ивана Грозного, но его признают царем потому, что присягали ему, и потому еще, что лучшего царя теперь не найти». В приведенном отрывке перед нами предстает, в общем довольно симпатичный и даже обаятельный правитель России, выгодно отличающийся от Ивана Грозного и вполне сопоставимый с Борисом Годуновым. Еще в более выгодном свете выглядит самозванец в одной из последних статей В.Б. Кобрина. «Раздумывая над возможной перспективой утверждения Лжедмитрия на престоле, нет смысла учитывать его самозванство: монархическая легитимность не может быть критерием для определения сути политической линии, - пишет историк. - Думается, личность Лжедмитрия была хорошим шансом для страны: смелый и решительный, образованный в духе русской средневековой культуры и вместе с тем прикоснувшийся к кругу западноевропейскому, не поддающийся попыткам подчинить Россию Речи Посполитой. И вместе с тем этой возможности тоже не дано было осуществиться. Беда Лжедмитрия в том, что он был авантюристом. В это понятие у нас обычно вкладывается только отрицательный смысл. А может, и зря? Ведь авантюрист - человек, который ставит перед собой цели, превышающие те средства, которыми он располагает для их достижения. Без доли авантюризма нельзя достичь успеха в политике. Просто того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем выдающимся политиком» .

Факты, приводимые в обеих характеристиках самозванца, верные. Да, действительно, Отрепьев обладал и умом, и волей, и невиданной ранее восприимчивостью к новому. Последним качеством он даже немного напоминал Петра Великого. В политике он пытался играть самостоятельную роль: не спешил выполнять обещания, данные семейству Мнишек и римскому папе об окатоличивании России, и предлагал вместо этого коалиционную войну против Османской империи, не уступал и обещанных русских земель. Но нам кажется, что всего этого еще мало для общей положительной (или хотя бы благожелательной) оценки самозванца. Да, конечно, политик может себе позволить авантюризм в достижении власти, но, раз ее достигнув, имеет ли право проявлять авантюризм в политике, ставя на карту судьбы подданных? Что, как не авантюра, планы войны с Турцией, игры с иезуитами или территориальные обещания польскому королю? И так ли безобидно все это было для России? С другой стороны, нравственность - не единственное требование к политику, но можно ли положительно оценить политика откровенно безнравственного, возведшего ложь в принцип? А ведь именно таков был самозванец. «Отрепьев привык лгать на каждом шагу», - пишет Р.Г. Скрынников в книге «Самозванцы в России...». Эта привычка стала его второй натурой. Но ложь слишком часто всплывала на поверхность, и это приводило к неприятным эксцессам в Думе. Красочное описание их можно найти в дневнике поляка С. Немоевского. Бояре не раз обличали «Дмитрия» в мелкой лжи, говоря ему: «Великий князь, царь, государь всея Руси, ты солгал». Ожидая прибытия в Москву семейства Мнишек, царь («стыдясь наших» - прибавляет от себя автор дневника) воспретил боярам такое обращение. Тогда сановники с завидной простотой задали ему вопрос: «Ну как же говорить тебе, государь, царь и великий князь всея Руси, когда ты солжешь?» Поставленный в тупик самозванец обещал Думе, что больше лгать не будет. «Но мне кажется, - замечает С. Немоевский, - что слова перед ними недодержал».

Все сказанное - пока общие рассуждения и свидетельство иностранца. Но только представьте, что должны были думать о самозванце природные русские люди, знавшие его раньше, - как, например, его родственники в Галиче, святитель Иов или иноки Чудова монастыря? Во-первых, Юшка Отрепьев отказался от самого своего крестного имени, тем самым отказавшись и от благодати, данной в святом крещении. Ведь он стал называться Дмитрием. Во-вторых, попрал святые обеты монашества, став расстригой.

В-третьих, попрал самое священное после Бога и Церкви для средневекового человека - монархическую власть. Стоит ли удивляться, что русские источники довольно единодушно называют Отрепьева «льстивым антихристом». Ведь антихрист тоже должен прельстить многих своими талантами и способностями, но обращены эти таланты и способности будут для уловления и погибели простодушных христиан... И книжник, и малограмотный москвич узнавали в самозванце одни жуткие черты. Недаром, когда мещанина Федора Калачника, обличавшего Лжедмитрия, вели на казнь, тот вопил всему народу: «Приняли вы вместо Христа антихриста и поклоняетесь посланному от сатаны, тогда опомнитесь, когда все погибнете». Опа- мятование пришло позже, много позже, когда подобное мнение стало общепринятым. И нам кажется, что в этой «наивной» оценке средневековых людей первого самозванца куда больше правды, смысла и даже самой «научной объективности», чем в парадоксальных, но безосновательных рассуждениях почтенных историков.

Есть и еще немало черт самозванца, обличающих в нем обманщика и плута, калифа на час, а вовсе не «хороший шанс для страны». Так, несмотря на улучшение общего экономического положения в России, преодолевшей страшные последствия годуновских голодных лет, самозванец сумел привести в полное расстройство государственные финансы и растратить царскую казну. Часть средств пошла на выплату денег приспешникам - от польских гусар до казаков, часть была уплачена кредиторам. Кроме этого, царь щедро жаловал верных ему дворян и знать. Но львиная доля денег пошла на всевозможные пиры и развлечения, на покупку драгоценностей (которые он не стеснялся в огромных количествах приобретать лично). По оценке Р.Г. Скрынникова, самозванец истратил около полумиллиона рублей: по тем временам сумма огромная. Прознав о его страсти к покупкам, в Москву слетелось множество иноземных купцов, которым самозванец, уже не имевший денег, давал векселя. Казенный приказ перестал принимать эти долговые обязательства к оплате. Ажедмитрий нередко попадал в унизительное положение.

Пока самозванец стоял во главе наемных и казачьих отрядов, ему казалось, что он управляет событиями. Теперь, в Москве, когда верные ему войска были распущены, оказалось, что события управляют им. Рядом с царем на Руси всегда были бояре, разделявшие с ним власть. Как замечает Р.Г. Скрынников, «...бояре не только решали с царем государственные дела, но и сопровождали его повсюду. Государь не мог перейти из одного дворцового помещения в другое без бояр, поддерживающих его под руки. Младшие члены Думы оставались в постельных хоромах царя до утра. Несмотря на все усилия, Отрепьеву не удалось разрушить традиции, которые связывали его с боярским кругом подобно паутине. На рассвете в день боярского мятежа князь Василий Шуйский руководил заговорщиками, а его брат князь Дмитрий находился во внутренних покоях дворца, подле царя. Именно он помешал Отрепьеву принять своевременные меры для подавления мятежа» 8 .

Чувствуя, как почва уходит у него из под ног, самозванец жил одним днем. Он то устраивал воинские потехи, в которых сам стрелял из пушки, то искал утешения в балах, где, скрывая свой маленький рост, щеголял в высоких меховых шапках и сапогах с огромными каблуками. Во время пиров он то и дело менял платье, демонстрируя богатые наряды. Нередко он выезжал на охоту на лисиц или волков или смотрел на медвежьи потехи, когда в специальном загоне медведя травили собаками или одной рогатиной лесного исполина убивал опытный охотник. По ночам расстрига в обществе Басманова и Михаила Молчанова предавался безудержному разврату. «Царь не щадил ни замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему, - пишет Р.Г. Скрынников. - Его клевреты не жалели денег. Когда же деньги не помогали, они пускали в ход угрозы и насилие. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в неведомых лабиринтах дворца» 9 .

Пока самозванец чередовал столь же широкие, сколь неисполнимые замыслы государственных начинаний с удовольствиями, бояре плели сеть заговора против него. Во главе мятежа встали князья Шуйские, бояре братья Голицыны, Михаил Скопин, дети боярские Валуев и Воейков, московские купцы Мыльниковы. Среди заговорщиков оказался и друг детских игр Отрепьева Иван Безобразов. Противники Лжедмитрия сумели поссорить с ним польского короля Сигизмунда III, повели в народе широкую агитацию против царя, организовали несколько покушений на его жизнь. Самозванец чувствовал себя во дворце как птица в золотой клетке. Один, без верных друзей, он отводил душу в беседах с иезуитами, которые постоянно находились при его особе, да торопил Юрия Мнишека выдать за него Марину, надеясь не столько обрести верную подругу жизни, сколько получить от тестя военную помощь. 2 мая 1606 г. царская невеста со свитой прибыла в Москву. С нею в Россию явилось целое войско: пехота, польские гусары, те самые, что сопровождали самозванца в московском походе, вооруженная челядь, обоз. Поляки вели себя в Москве точно в завоеванном городе, чиня насилия и непотребства и приближая тем развязку затянувшегося спектакля первой самозван- щины.

Заговорщики сочли поднявшееся в Москве недовольство поляками весьма благоприятным фактором. 8 мая 1606 г. Лжедмитрий отпраздновал свадьбу. Венчание и последовавшая за ним коронация в Успенском соборе возмутили православных москвичей. Невеста, ревностная католичка, отказалась принять православное причастие. К тому же и день был выбран самый неподходящий: память святителя Николая, столь почитаемого на Руси, строгий пост. И в этот день был свадебный пир. На этом пиру самозванец последний раз лицедействовал и куражился. Пара новобрачных была хоть куда. Низкорослые молодые не могли даже дотянуться до икон: им подставили под ноги скамеечки. Облик новобрачных не соответствовал их высокому социальному положению. «Отрепьев обладал характерной, хотя и малопривлекательной, внешностью, - пишет Р.Г. Скрынников в книге «Самозванцы в России...». - Приземистый, гораздо ниже среднего роста, он был непропорционально широк в плечах, почти без талии, с короткой шеей. Руки его отличались редкой силой и имели неодинаковую длину. В чертах лица сквозили грубость и сила. Признаком мужества русские считали бороду. На круглом лице Отрепьева не росли ни усы, ни борода. Волосы на голове были светлые с рыжиной, нос напоминал башмак, подле носа росли две большие бородавки. Тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление» . Под стать жениху была и невеста. «Тонкие губы, обличавшие гордость и мстительность, вытянутое лицо, слишком длинный нос, не очень густые черные волосы, тщедушное тело и крошечный рост очень мало отвечали тогдашним представлениям о красоте. Подобно отцу, Марина Мнишек была склонна к авантюре, а в своей страсти к роскоши и мотовству она превзошла даже отца. Никто не может судить о подлинных чувствах невесты. Она умела писать, но за долгую разлуку с суженным ни разу не взяла в руки пера, чтобы излить ему свою душу» 11 .

Семейство Мнишек, стоявшее у истоков карьеры Отрепьева, стало и последней соломинкой, за которую схватился самозванец. Дни его были сочтены. Уже однажды неосторожно интриговавший против Аже- дмитрия Василий Шуйский едва не лишился головы и на этот раз действовал гораздо хитроумнее. Вместе с Голицыными князья Шуйские заручились поддержкой новгородских дворян, которые прибыли в Москву для похода против крымцев. Им были, вероятно, известны настоящие планы заговорщиков. В то же время среди народа, в целом сохранившего веру в доброго царя, распространили слух: «Поляки бьют государя», - чтобы спровоцировать уличные беспорядки и парализовать верные самозванцу отряды польских наемников.

На рассвете 15 мая Шуйские собрали у себя на подворье участников заговора и двинулись к Кремлю. Время выбрали не случайно: в это время как раз сменялись караулы. Начальник личной охраны самозванца Яков Маржерет, то ли посвященный в планы заговорщиков, то ли почувствовавший неладное, отвел от царских покоев внешнюю охрану из иноземцев и сам сказался больным. Во внутренних помещениях оставалось не более 30 стражников.

Стрельцы, несшие охрану стен и башен, нисколько не удивились, когда перед ними явились во Фро- ловских воротах хорошо известные бояре - братья Шуйские и Голицын. Последовала команда, и за боярами в ворота ворвались вооруженные заговорщики. Главный входе Кремль был захвачен. Овладев воротами, заговорщики ударили в набат, чтобы поднять на ноги посад. Горожане, вообразив, будто в Кремле пожар, спешили на Красную площадь. Здесь бояре звали народ побивать «латынян» и постоять за православную веру. Поляки пытались прийти на помощь самозванцу, но были остановлены москвичами, перегородившими улицы баррикадами. Тогда наемники ретировались в свои казармы.

Тем временем на площади перед дворцом собралась толпа, возглавляемая заговорщиками. Лжедмит- рнй послал Басманова узнать, в чем дело. Тот сообщил, что народ требует к себе царя. Самозванец высунулся из окна и, потрясая бердышом, крикнул: «Я вам не Борис!». С площади грянуло несколько выстрелов, и Отрепьев проворно отскочил.

Басманов вышел на Красное крыльцо, где собрались бояре, и именем царя просил народ разойтись. Его речь произвела сильное впечатление на народ, поверивший, что государя надо спасать от поляков, и на стрельцов, готовых послушать своего командира. Тогда один из заговорщиков, Татищев, подошел к Басманову сзади и ударил его кинжалом. Дергающееся в агонии тело сбросили с крыльца на площадь. Толпа ринулась в сени и разоружила копейщиков. Отрепьев бросился бежать, успев крикнуть подле покоев Марины: «Сердце мое, измена!». Тайным ходом выбрался он из дворца в Каменные палаты на «взрубе» и прыгнул из окошка с высоты локтей в двадцать на землю. Прыжок оказался неудачным. Отрепьев вывихнул ногу и ушиб грудь. По счастью, на его крики пришли верные ему стрельцы. Они отнесли самозванца в помещение. Там Лжедмитрия нашли заговорщики, но они были отогнаны огнем стрельцов. Тогда бояре пригрозили им, что разорят Стрелецкую слободу и побьют стрелецких жен и детей. Стрельцы сложили оружие.

Песенка самозванца была спета. Он, правда, еще просил отнести себя на Лобное место, якобы чтобы покаяться перед народом, требовал встречи со своей мнимой матерью Марией Нагой. Но все тщетно. Бояре сорвали с поврежденного самозванца царское платье. Те дворяне, что были ближе к Гришке, пинали его ногами, осыпая бранью: «Таких царей у меня хватает дома на конюшне! Кто ты такой, сукин сын?» Василий Голицын наслаждался зрелищем, а Василий Шуйский, опасаясь популярности царя в народе, разъезжал по площади и кричал черни, чтобы она потешилась над вором.

Остерегаясь, как бы народ не заступился за «Дмитрия Ивановича», заговорщики поспешили застрелить его. В качестве убийцы разные источники называют то дворянина Ивана Воейкова, то боярского сына Григория Валуева, то московского купца Мыльника. Кто бы первый не выстрелил в самозванца, заговорщики еще долго рубили его бездыханное тело и стреляли в него. Затем обнаженный труп выволокли из Кремля и бросили в грязь посреди рынка. Чтобы собравшаяся толпа могла лучше рассмотреть царя, бояре положим! его на прилавок. Под прилавком валялось тело боярина Басманова. Исаак Масса насчитал на трупе самозванца двадцать ран. Тело предали посмертно торговой казни. Выехавшие из Кремля дворяне хлестали труп кнутом, приговаривая, что убитый вор и изменник - Гришка Отрепьев. На вспоротый живот Лжедмитрия бросили безобразную маску, приготовленную самозванцу для маскарада. В рот сунули дудку. Потешившись несколько дней, бояре велели привязать труп к лошади, выволочь в поле и закопать у обочины дороги. Вскоре покатились слухи о зловещих знамениях. Рассказывали, что когда труп везли через крепостные ворота, буря сорвала с них верх, потом не ко времени грянули холода, по ночам над могилой люди видели голубые огни Тогда труп вырыли, сожгли, а пепел зарядили в пушку и выстрелили им на Запад.

Так закончилась первая самозванщина. Лжедмит- рий, точно козырная карта из колоды, был вытащен боярами - противниками Годунова в игре против царя Бориса Федоровича. Но теперь, когда старший Годунов умер, а младший был убит, и самозванец стал не нужен. Козырного валета, побившего неприятельского короля, отбросили. Теперь в ходу оказались совсем другие карты. Бояре готовились признать царем Василия Шуйского.

На политической сцене новые самозванцы. После царя-самозванца на престол вступил царь-заговорщик Василий Шуйский. Это был 54-летний боярин небольшого роста, невзрачный, подслеповатый, очень неглупый человек, но более хитрый, чем умный, лжец и интриган, прошедший огонь и воду.

Князю Василию Шуйскому больше всех хотелось занять престол. Знатное происхождение - по прямой линии от Александра Невского - давало ему преимущество перед другими боярами на занятие престола, но он так хотел поскорее стать государем, что не стал дожидаться, как умный Годунов, земского собора, а принял уже 19 мая царский венец от Боярской думы, будто бы повинуясь крику толпы на Красной площади, которая желала видеть его царем.

Убийство самозванца и выбор нового царя произошли так быстро, что во многих городах, которые стали уже свыкаться с правлением Лжедмитрия, его смерти не поверили. В самой Москве уже через несколько дней после смерти Лжедмитрия говорили о том, что он опять спасся от рук убийц. Против Шуйского поднялись северские города, которые раньше вставали за самозванца. В городе Стародубе какой-то человек объявил себя спасшимся от смерти царем Дмитрием. Он совсем не походил на первого самозванца наружностью; был храбр, но далеко не так умен, как Отрепьев. Этот второй самозванец был уже такой явный обманщик, что ему никто не поверил, однако многие пошли за ним - или по ненависти к Шуйскому, или из желания погулять вволю и поживиться за чужой счет.

Ополчения нового самозванца, Лжедмитрия II, которого попросту стали звать Вором, быстро росли по мере приближения их к Москве. Однако взять Москву ему не удалось. Но и царь Василий не смог разбить самозванца, который стал укрепленным лагерем в селе Тушине, всего в 12 верстах к северо-западу от Москвы. Вскоре к нему в Тушино явилась значительная помощь: пришел из Литвы знатный пан Ян Сапега с 7000 поляков и казаков. Он привел и Марину с ее отцом. Шуйский отправил их на родину с другими поляками, но они попали в руки казаков, сторонников Вора. Марина, забыв свою польскую гордость, согласилась признать безвестного бродягу своим мужем. Спустя некоторое время Марина родила сына, которого по отцу стали называть «Воренком».

Многие города к северу от Москвы, не имея сил сопротивляться самозванцу, принимали от него воевод и начальников. В самой Москве нашлись князья и бояре, которые отъезжали в Тушино, признавали Вора своим государем, а затем, побыв там и получив поместья или деньги, возвращались в Москву к царю Василию, били ему челом, говорили, что отстали от измены. Таких людей в Москве стали называть в насмешку «перелетами». Войско Тушинского вора росло. Все новые и новые отряды поляков, казаков и русских изменников прибывали в Тушинский стан. Прежде всего тушинцы решили захватить Троице-Сергиев монастырь, который стоял на дороге из Москвы в северные города, и в конце сентября 1608 г. 30 тыс. человек воров, казаков и поляков под начальством Яна Сапеги и Лисовского подошли к стенам монастыря. Началась знаменитая многомесячная осада святой обители, показавшая пример всем русским людям, как надо защищать свою веру и родину.

Царь Василий решил обратиться за помощью к шведскому королю - недругу поляков и послал для переговоров своего племянника князя Михаила Скопина- Шуйского. Молодой полководец вместе со шведскими и русскими войсками встретил под Калязиным главные силы тушинцев и поляков и нанес им жестокое поражение. После этого многие северные и поволжские города, присягнувшие Вору, стали от него отпадать. Скопин- Шуйский, сделавшийся благодаря своим победам народным любимцем, освободив от шестимесячной осады Троицкую обитель, двинулся на помощь к Москве, желая уничтожить Вора в Тушине, но когда он подошел к нему в январе 1610 г., там уже никого не было. Тушинский лагерь незадолго до этого распался. Произошло это вследствие вмешательства в русскую смуту польского короля Сигизмунда. Уже с первым самозванцем на Русь явилось немало поляков; второго самозванца поляки окружают в гораздо большем числе. Под предлогом защиты царя Дмитрия они грабили и убивали русских людей. Увидев, что Русское государство разорено и не может оказать сопротивления, Сигизмунд, придравшись к союзу царя Василия со шведами, объявил ему войну и осадил Смоленск, приказав всем полякам, сражавшимся за Вора, идти к нему. Большая часть польских отрядов оставила Тушино, спалив перед уходом все его здания. Сам Тушинский вор бежал с казаками в Калугу. Часть его русских сторонников вернулась в Москву к царю Василию. С ними вместе возвратился и митрополит ростов-ский Филарет, которого неприятель захватил в Ростове и насильно держал в своем лагере. 11 декабря 1610 г. второй Лжедмитрий был убит из мести крещеным татарином дворянином Урусовым.

В тяжелейшее для Русского государства время 1611 - 1612 гг., когда, благодаря измене, был взят поляками Смоленск, а шведами Новгород, в Пскове объявился третий самозванец. Лжедмитрием III был дьякон Исидор (Сидорка), казненный в Москве в 1612 г.

Появлялись и другие самозванцы, но им не суждено было сыграть какой-либо исторической роли. Эго доказывает, как мало они значили сами по себе. Буря, поднятая в России гражданской войной, улеглась, почва для самозванства исчезла. Много «детей» и «внуков» Ивана Грозного появилось на свет в годы Смуты. И лишь один из них, самый последний, «царевич Иван» из Бреста, умер собственной смертью.

Имя особы царского рода в глазах народа освящало всякий бунт, всякую противозаконную выходку. Вот почему многие предводители восстаний против закона прикрывались святостью звания особ из царского дома.

Иван Болотников, «царский воевода», имел грамоту от Лжедмнтрия II, которая освящала его борьбу с

Шуйскими и боярами. Стенька Разин, предпринявший свой мятежный поход по Волге, держал при себе мнимого царевича Симеона. А Пугачев и вовсе назвался императором Петром III. После подавления восстания Разина в Запорожскую Сечь прибыл с Дона некий молодой человек, назвавшийся «царевичем» Симеоном Алексеевичем, сыном правящего ныне царя Алексея Михайловича. Несмотря на явное несоответствие в годах Симеон был принят атаманом Кошевым Серко, но через несколько месяцев выдан царским чиновникам, а затем казнен в Москве. Какие побуждения двигали самозванцем, выданным запорожцами, подлинно не известно. Был ли он смелым мятежником, хотевшим заварить кашу, или слепым орудием других, - источники не представляют данных.

В XVIII в. в разных краях вспыхивали крестьянские восстания, укрощаемые то и дело воинскими командами.

По всей империи сновали беглые холопы и крестьяне; они часто собирались в разбойничьи шайки, и число их постоянно увеличивалось. Шайки эти охотно сочувствовали крестьянским возмущениям. Оставалось ожидать народного взрыва, и он произошел в 1773-

1775 гг. Откуда бы в начале ни показался Пугачев - с Яика ли, с Дона ли, с Украины или из Сибири, и чье бы имя он ни принял самозванно, - вопрос касался только внешних условий: в зародыше самой идеи Пугачев уже давно существовал на Руси везде, где холоп и крестьянин чувствовали порабощение и поругание прав человеческого достоинства. Пугачев был мстителем за угнетенный русский народ.

Пугачевщина, явившись возмездием за порабощение «черного» народа, сама по себе была уклонением от нравственных законов. Пугачев и его сообщники выступали против закоренелого, лживого взгляда, по которому «черный» народ должен был оставаться в порабощении у дворянства, но сами мстители совершали порочные деяния еще отвратительнее тех, которые совершали дворяне, ими караемые, потому, что в числе дворян, истребляемых ими, были неповинные, попавшие случайно под повальную кару; из пугачевцев же никто не остался чист от пролитой ими крови.

Выдавший себя за Петра III Пугачев не мог, конечно, ввести в заблуждение своих ближайших сообщников - казаков. Но в глазах крестьян и других «черных» людей он на время смог стать тем «добрым батюшкой - царем», вера в которого жила у народа еще со времен Смуты.

Самозванство и политика. Большинство самозванцев появилось в так называемых казачьих краях, этих средоточениях «вольности» и бунтарства на просторах крепостнической России. Запорожская Сечь, Дон, Кубань, Южный Урал, Волга давали приют и поддержку многим авантюристам, называвшимся членами монаршей семьи. Казаки, окружавшие самозванцев, действовали как детонатор в бомбе народного мятежа.

Из всего этого можно сделать вывод: что бы ни двигало человеком, ставшим на путь самозванства, освящение ли бунта царским именем либо личные амбиции на власть, явление это на Руси приобрело большую опасность для существующего государственного строя самодержавной монархии. При определенных исторических условиях появление второго «помазанника Божия» или его «наследника» вело к величайшим мятежам, беспорядкам, а подчас и к гражданской войне. Поэтому самозванство считалось одним из самых тяжких преступлений против государства в период монархии в России.

Период смутного времени и явление самозванства неразрывно связаны между собой. Повод к смуте был дан пресечением династии со следовавшими потом попытками искусственного ее восстановления в лице самозванцев. Пресечение династии безусловно является потрясением для страны, но нигде оно не сопровождалось такими разрушительными последствиями, как в России. Где-то прерывается династия, выбирают другую, и порядок восстанавливается; при этом обычно не появляются самозванцы или на появившихся не обращают особого внимания, и они исчезают сами собой. У нас же с легкой руки Лжедмнтрия I самозванство стало хронической болезнью государства; с тех пор чуть ли не до конца XVIII в. редкое царствование проходило без самозванцев. Однако появление в России

Лжедмитрия не было инициативой отдельно взятой личности. Это был продуманный в деталях план определенной группы людей, обладающих знаниями, богатством и властью, т. е. боярства, направленный на создание такой властной структуры, которая бы наиболее полно отвечала их запросам и привычному образу жизни. Скорее всего, именно боярство выдвинуло мысль о самозванце, желая свергнуть ставшего неугодным Бориса Годунова.

Царь Борис относительно законным путем земского соборного избрания вступил на престол и мог бы стать основателем новой династии как по своим личным качествам, так и по политическим заслугам. Но он не выполнил требования бояр о частичном ограничении своей власти. Это было ошибкой, за которую Годунов жестоко поплатился. Когда бояре увидели, что их надежды обмануты, что новый царь расположен править так же самовластно, как правил Иван Грозный, они решили тайно действовать против него. Недаром Борис, как только услышал о появлении Лжедмитрия, прямо сказал боярам, что это они подставили самозванца. Но и Лжедмитрий не усидел на престоле, поскольку и он не оправдал боярских ожиданий. Он не хотел быть орудием в руках бояр, действова слишком самостоятельно, развивал свои собственные политические планы. Всего досаднее было для знатных бояр приближение к престолу мнимой незнатной родни царя и его слабость к иноземцам, особенно к католикам. Поляки, наводнившие Москву, своим хамским поведением возмущали уже не только знать, но и простой народ. Однако главная причина его падения была другой. Ее высказал князь Шуйский на собрании заговорщиков. Он откровенно заявил, что признал Лжедмитрия только для того, чтобы избавиться от Годунова.

Самозванство - родное дитя политики. Боярам нужно было создать самозванца, чтобы низложить Годунова, а потом свергнуть самозванца, чтобы открыть дорогу к престолу одному из своей среды. Они видели в самозванце свою ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбрасывают на задворки.

Самозванство превратилось в стереотипную форму русского политического мышления. Недоволен наличным царем - стало быть, требуется самозванец. Не случайно появились слухи о спасении первого Лже- дмитрия, Василия, когда второго Лжедмитрия еще и в помине не было.

Цари и самозванцы были только знаменами, под которыми шли друг на друга разные политические партии, а потом и разные классы русского общества.

Смута началась аристократическими устремлениями большого боярства, восставшего против неограниченной власти новых царей. Продолжили ее политические и стремления дворянства, выступившего против всесилия знати. За столичными дворянами поднялось провинциальное рядовое дворянство.

В первое время боярство пыталось соединить все слои готового распасться общества во имя нового государственного порядка, но этот порядок не отвечал интересам всех классов общества. Тогда возникла попытка предотвратить беду, искусственно воскресив только что погибшую династию, которая одна сдерживала вражду и примиряла интересы разных классов общества. Самозванство было выходом из борьбы этих разных классов. Когда не удалась и эта попытка в силу непримиримости интересов слоев общества, разрушились все политические и экономические связи. Но оставались еще крепкими национальные и религиозные связи, они и спасли общество.

Казацкие и польские отряды, постепенно разоряя население, заставили враждующие классы общества объединиться не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и гражданской безопасности.

Конец Смуты был положен вступлением на престол царя, ставшего родоначальником новой династии, Михаила Романова.

Московский государственный университет путей сообщения

Казанский филиал МИИТ

Контрольная работа по истории

Тема: Феномен самозванства на Руси

Выполнила: Кальченко М.В.

Шифр: 1163-пМНб-1172

Преподаватель: Г. П. Мягков

Казань 2012

Введение

Предпосылки возникновения самозванства

Лжедмитрий I

Лжедмитрий II

Лжедмитрий III

Емельян Пугачев

Княжна Тараканова

Феномена самозванства на Руси

Заключение

Список литературы

Введение

самозванство российское государство

Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь,- сказал он,- чтоб я был государь Петр Федорович. Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал?»

А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»

Самозванство - безусловно, один из тягчайших грехов. На Руси, в центре которой Смутное время, - золотое время для самозванцев. Их было так много, а значение некоторых столь велико, что исследователи нет-нет да и задумывались: а не был тот или иной из них не таким уж и самозванцем? Да и где вообще-то, историческая, правда - в хуле или похвале им?

Самозванство - одно из проявлений «нормального» монархического сознания, модель поведения, созданного и отточенного в году смутного лихолетия, самозванство имело то преимущество, что служило внутренним оправданием для выступления протии правящего государственного режима.

При сакральном воспроизведении царской власти поддержка истинного царя - будь то царь, сидящий на престоле, или претендент-самозванец, доказывающий законности своих притязаний - становилась обязательной, угодной Богу, моментом в спасении. Эти особенности в национальном самозванстве и придавали самозванству на русской почве особый размах.

В самом деле, сколько их было, самозванцев? Трудно сказать. Имеющиеся в нашем расположении факты из русской истории о самозванцах и впрямь поражают:

«князь» Иван - «сын» Ивана Грозного от Анны Колтовской;

«царевич» Лаврентий - «внук» Ивана Грозного, «сын» убитого тираном царевича Ивана;

Три Лжедмитрия;

целый выводок «сыновей» царя Федора Иоанновича, который на самом деле с трудом стал отцом лишь умершей в раннем детстве царевны Феодосии: два Петра, Август, Василий, Савелий, Семен, Клементий, Ероша, Мартынка…

два лже-Ивашки - «сыновья» Лжедмитрия I и Марины Мнишек;

«царевич» Симеон - «сын» Алексея Михайловича;

Петр и Алексей - «сыновья» Петра I;

череда «Петров III»;

Емельян Пугачев;

адъютант Опочинин - «сын» Елизаветы Петровны и английского короля, якобы приезжавшего в Россию инкогнито;

Княжна Тараканова - «дочь» Елизаветы Петровны;

отставной солдат Николай Степанов - «сын» Екатерины II;

«сын» Павла I - «великий князь Константин Павлович;

Лже-княгиня Лович «жена» Константина Павловича;

«Анастасия» - «дочь» Николая II, спасшаяся от расстрела…

1. Предпосылки возникновения самозванства

марта 1584 года скончался Иоанн IV. Грозный царь оставил после смерти страшный беспорядок в делах. Это касалось не только дел государственных, но и семейных. Единственным законным наследником являлся бездетный Фёдор Иоаннович, которому было суждено стать последним потомком Ивана Калиты на московском троне. В силу того, что царь Фёдор был слаб умом, страной фактически правил его шурин Борис Годунов. Он же, после смерти Фёдора Иоанновича, унаследовал в 1598 году трон. Именно тогда и был подведён фундамент под грядущую Смуту: бояре никак не могли смириться с тем, что после Рюриковичей и потомков византийской династии Палеологов ими правит худородный царь Борис.

Так кем же был Борис Годунов на самом деле? Мы помним пушкинские строки: «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты...» Звучит хлёстко. Однако правдой в этой тираде является только одно: зять Малюты. Близкими родственниками Годуновых были Сабуровы и Вельяминовы. Так что разговоры о худородности Бориса преувеличены. Хотя, конечно, в знаменитый список «Тысячи лучших слуг» государевых Годуновы не попали.

Но Борису повезло. Царь Иоанн Васильевич родовитую знать не жаловал, подозревая во всяческих кознях, что, впрочем, во многом соответствовало истине. Вместе с началом опричнины пробил час простого дворянства. Именно тогда дядя Бориса, Дмитрий Иванович, усыновивший будущего царя после смерти отца, занял важный придворный пост Главы Постельничьего приказа. И началась блестящая карьера его племянника: в 1571 году Борис женился на Марии Григорьевне Скуратовой-Бельской - дочери всесильного Малюты.

А через девять лет породнился с самим Иоанном Грозным, царь выбрал сестру Бориса Ирину в супруги царевичу Фёдору.

Итак, взойдя на трон, Борис столкнулся с боярской фрондой, которая во многом и привела к Смуте. Поползли вдруг первые слухи о таинственно спасшемся царевиче Дмитрии. Никто не может точно сказать, появились они сами по себе или распускались умышленно. Непреложным фактом остаётся одно: народ к появлению Самозванца был готов.

История с царевичем Дмитрием - одна из самых таинственных в допетровской Руси. Царевич Дмитрий был сыном Иоанна Грозного от брака с Марией Нагой и, в случае смерти бездетного Фёдора, мог претендовать на престол. Но брак Грозного с Марией Нагой был шестым, а церковные правила того времени не разрешали православным вступать в брак более трёх раз. Следовательно, с точки зрения церкви, Дмитрий был незаконнорожденным. Впрочем, мнение Церкви Думу волновало мало. В разговорах, боярин князь Иван Шуйский (регент при царевиче) не скрывал, что Дмитрий - природный царь. Это, конечно, не могло не тревожить Годунова. Он ведь прекрасно понимал, что устами Шуйского говорит вся исконная московская знать. Царевич Дмитрий представлял для Бориса, задумавшего основать новую династию, едва ли ни основную опасность. И вот, в полдень 15 мая 1591 года царевич Дмитрий погибает в Угличе. Молва сразу же обвинила в его смерти Бориса.

Что же произошло в Угличе в тот роковой для России день? Есть две основные версии. Первая: царевич погиб случайно, играя в ножички - у него случился приступ падучей, и он сам себя заколол. Вторая: его убили по приказу Годунова.

И ещё: руководить следствием в Углич был направлен один из самых опасных врагов Годунова - Василий Шуйский. Это была инициатива Бориса или Думы? Но даже в последнем случае Годунов не сделал ничего, чтобы помешать подобному назначению. Почему? Очевидно, - был уверен в своей невиновности и нуждался в том, чтобы эту невиновность подтвердил враг. Что может быть надежней? Но даже высшей власти недостаточно, чтобы прекратить слухи.

2. Лжедмитрий 1

Первого Лжедмитрия все знают под именем Григорий Отрепьев. Отрепьев Юрий Богданович родился около 1580 года. О его отце известно немного: галичский дворянин, дослужился до стрелецкого сотника, погиб в молодом возрасте (был зарезан в пьяной драке в Немецкой слободе). Юрий оказался в Москве по воле случая. Сначала у дяди своего, а потом, в совсем юном возрасте, поступил на службу сначала к Романовым, затем к князю Черкасскому, их родственнику. Около 1600 года он покидает службу и уезжает, скорее даже бежит, в родную Кострому. Прибежищем для беглых преступников всегда были монастыри. Под именем «Григорий» постриг Отрепьева в монахи некий игумен Трифон из Вятки. Около двух лет провёл чернец Григорий в Спасо-Ефимьевском монастыре. А потом вдруг вернулся в Москву. Да не просто в Москву, а в Кремль, в Чудов Монастырь, где почти сразу сделался одним из приближённых архимандрита Пафнутия, будущего митрополита Крутицкого. Пробыв в монастыре всего несколько месяцев, Григорий стал дьяконом. А потом и вовсе перебрался в Патриарший дворец, где не только переписывал книги, но и составлял каноны святым. Удивительная карьера для бывшего придворного опальных Романовых. Подобное могло произойти только в одном случае: если за Григорием кто-то стоял. Влиятельный и богатый.

При патриаршем дворе он долго не удержался. Уже в 1602 году, вместе со старцами Варлаамом и Мисаилом бежал в Литву, - там закончилась жизнь Григория Отрепьева и началась жизнь Лжедмитрия.

Вскоре в окружении Лжедмитрия появились два интересных персонажа: Сандомирский воевода Юрий Мнишек, в дочь которого, Марину, Самозванец влюбился; и второй - пытавшийся держаться в тени монсеньор Рангони (папский нунций), а с ним - целый выводок иезуитов. 15 августа во главе армии польских добровольцев Лжедмитрий выступил в поход против Московии. Лжедмитрий в январе был разбит князем Шуйским под Добрыничами, но сумел сохранить основные силы, которые состояли, помимо поляков, из иностранных наёмников и запорожских казаков во главе с гетманом Сагайдачным. Озлобленный на Бориса Годунова народ встречал Дмитрия, как освободителя. В апреле 1605 года нелюбимый царь внезапно умер. Войско, во главе с воеводой Басмановым, перешло на сторону Самозванца, и уже в июне Лжедмитрий торжественно въехал в Москву. Накануне этого Фёдор Борисович Годунов был низложен боярами и убит вместе со своей матерью, вдовствующей царицей Марией. Патриарх Иов, отказавшийся признать Самозванца, был низложен, а на его место избран Архиепископ Рязанский Игнатий, венчавший Лжедмитрия на царство. Царствование его было коротким, всего 10 месяцев, и ничем особенным не ознаменовалось. Простой народ был возмущён поведением иностранных наёмников и, прежде всего, казаков Сагайдачного. Для довольно-таки спокойной, по тогдашним европейским меркам, Москвы наступили тяжёлые времена. Неуёмный князь Василий Шуйский понял: пора действовать. Время было выбрано идеально. Свадьба Лжедмитрия и Марины в мае превратилась в пьяную оргию. Возмущению Церкви и простых горожан не было предела. Подначиваемая боярами и священниками, толпа взяла Кремль. Лжедмитрий сначала пытался просить помощи у стрельцов, но те выдали его. Он был застрелен сотником Валуевым. Труп сожжён, а пепел выстрелен из пушки.

Но на этом история не закончилась, остались загадки. Так, Мария Нагая (в монашестве старица Марфа), в начале появления Лжедмитрия в Москве опознала его и признала своим сыном, за что была облагодетельствована. А потом, после убийства Лжедмитрия, когда притащили к ней его труп, заявила, что это не её сын, а самозванец. Когда она лгала?

Есть и доказательство того, что Лжедмитрий и Юрий Отрепьев - одно и то же лицо: вскоре после взятия Москвы, один из иноков Чудова монастыря опознал его и стал изобличать. Инока поддержали другие монахи, прекрасно помнившие чернеца Григория. Все они были тайно схвачены и утоплены в реке по приказу нового царя.

Лжедмитрий II

Биография второго Лжедмитрия или «Тушинского вора», как называли его официальные источники, - куда более таинственна, нежели первого. Даже национальность его до конца не выяснена. По одной версии - русский попович; по другой - крещёный еврей. Есть ещё версия, что он русский, но принадлежал к секте жидовствующих. Некоторые авторы утверждают, что фамилия его Верёвкин и он сын боярский из Северска.

Самое интригующее в этой истории то, что второго самозванца вывел в свет ещё один самозванец, правда, рангом пониже: некий царевич Пётр, выдававший себя за сына царя Фёдора Иоанновича и царицы Ирины Фёдоровны. На самом деле звали его Илейка Коровин и был он незаконным сыном муромского посадского человека Ивана Коровина и некой бабы Ульяны, вдовы торгового человека Тихона Юрьева.

Впрочем, как за первым Самозванцем, так и за «Петром», и за Болотниковым, стояли одни и те же люди: польские магнаты и иезуиты. После гибели Гришки, именно в Польшу, точнее, во входившую тогда в состав Речи Посполитой Белоруссию отправился «царевич Пётр». Там его встречали почти на самом высоком уровне, с ним долгую беседу вёл Оршанский староста князь Сапега, который потом подробно докладывал королю о встрече с внуком Грозного и важной новости: «Его дядя Дмитрий жив и скоро объявится, чтобы покарать боярских заговорщиков». Однако именно в это время Болотников потерпел сокрушительное поражение под Москвой. Надо было срочно действовать. И под именем Дмитрия Нагова будущий Лжедмитрий II был отправлен в Россию. В его ближайшее окружение входили казачий атаман Иван Заруцкий и сын боярский Григорий Верёвкин, похожий на Самозванца и обладавший такой властью, что молва упорно приписывала ему родство со вторым Лжедмитрием.

Вначале всё шло по задуманному плану. Лжедмитрий II собрал войско по большей части из казаков и беглых холопов, разгромил Шуйского под Волховым и вплотную подошёл к Москве. Он разбил свой лагерь в селе Тушино. Отсюда и прозвище: «Тушинский вор». Незадолго до этого армию Болотникова разбили войска Шуйского в Туле. Болотников был схвачен, сослан в Каргополь, потом ослеплён и утоплен. «Царевича Петра» ждала дыба, где он быстро «вспомнил» свою подлинную биографию, а после дыбы - казнь.

Приблизительно в то же время на российской политической сцене вновь возникло семейство Мнишек. По договору с Сигизмундом, Василий Шуйский отпустил значительную часть знатных поляков, оказавшихся в русском плену. Однако Юрий и Марина родному Самбору предпочли Тушино. Шестого сентября Марина официально «узнала» чудесно спасшегося мужа и снова стала московской царицей. Правда, ненадолго. Вначале Самозванцу сопутствовал успех. Его власть признали Псков, Астрахань, Переславл-Залесский, Ярославль, Кострома, Вологда, Ростов, Муром, Арзамас. Таким образом, в России воцарилось двоевластие. Было две столицы: Москва и Тушино. И два царя: Василий и «Дмитрий».

Множились и самозванцы. По крайней мере, трое из них: «царевичи» Осиновик, Иван-Август и Лаврентий, на деле являвшиеся полуграмотными казаками, были повешены по приказу «Тушинского вора». Но самозванцы плодились: появились лжевоеводы, лжебояре, лжеархиереи и даже лжеюродивые. Страна как будто заболела коллективным умопомешательством.

Но это время стало и временем небывалого взлёта Романовых. Первый Самозванец сделал Филарета Романова митрополитом Ростовским, второй - патриархом.

Когда в Москве совершился боярский путч, Шуйский был низложен и насильно пострижен в монахи. Началась эпоха Семибоярщины. Это был настоящий переворот: впервые в истории России преобладающей силой стали не Рюриковичи, а Гедиминовичи. В ходе многочисленных переговоров было решено звать на царство польского королевича Владислава. Лжедмитрий II остался не у дел. Самозванец вынужден был отступить и вскоре был убит своими телохранителями-татарами, унеся в ад тайну своего происхождения.

Лжедмитрий III

Казалось бы, с кончиной второго Лжедмитрия история самозванства закончилась. Но появился и третий Самозванец. Он объявился 23 марта 1611 года в Пскове, и в летописях упоминается, как дьякон Сидорка из города Москвы, из-за Яузы. Через год казаки подмосковного стана признали его царём и присягнули. Третьему Самозванцу тоже не удалось долго царствовать.

И тут пришёл черёд ещё одного, последнего самозванца - совершенно невинного Ивана «Дмитриевича», сына Mapины Мнишек и Тушинского вора. «Царица» Марина осела в Коломне, вышла замуж за 3аруцкого и заставила Заруцкого и Трубецкого признать Ивана законным царём. Когда же и Трубецкой побежал к новым властям каяться, она вместе с Заруцким подослала убийц к князю Пожарскому, но безрезультатно. После того как к Коломне подошло земское ополчение, ей пришлось бежать сначала в Рязань, потом в Астрахань, потом к яицким казакам. Там, летом 1614 года она была схвачена у Медвежьего острова и доставлена вместе с сыном в Москву. Её четырёхлетний сын Иван был повешен, а сама Марина то ли умерла от тоски, то ли была утоплена. Заруцкий, выданный вместе с Мнишеками, был посажен на кол. Смутное время закончилось, а с ним и самозванцы.

5. Емельян Пугачев

Пугачев был не первым и не последним «императором Петром Федоровичем». После того как Петр III отошел в мир иной, имя императора всплыло из небытия не один раз. И не только в России. Но никто из них не может сравниваться с Пугачевым. Он был достаточно независимой и самостоятельной личностью, чтобы свои поступки и свой образ действий целиком вписывать в легенду о спасшемся императоре. Но удача отвернулась от удалого. Тому были свои - исторические - причины: Пугачев опоздал родиться. Время восшествия самозванцев на престол прошло. Вместо престола Пугачев взошел на плаху…

Княжна Тараканова

Таинственная личность, известная под именем княжны Таракановой - это второй Гришка Отрепьев в юбке, кончившая, впрочем, еще более несчастливо, чем первый.

В 1767 году князь Казимир Радзивлл взял на свое попечение дочь Елизаветы Петровны, которая будто проживала вне России. Кого он взял себе под этим именем неизвестно. Одни утверждали, что таинственная девочка была дочь султана; другие - что родители ее были знатные поляки. В таинственной девочке поражало всех замечательное образование, необыкновенное умение вести политическую интригу, знакомство с дипломатическими тайнами кабинетов, умение держать себя по царски не только перед высокопоставленными лицами, но и перед немецкими государями. Самозванка была вовлечена в обман, и сама верила в загадочное свое происхождение. Современники говорят, что она отличалась замечательной красотой, хотя и косила на один глаз, но это не уменьшало редкой привлекательности ее лица. Она была умна, изящна, всегда весела, любезна, кокетлива.

Поселившись в 1772 году в Париже, она превратилась в принцессу Владимирскую и стала распространять рассказ о том, что происходит от богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии, по достижении совершеннолетия, приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России. В это время она называлась султанкой Элеонорой, принцессой Азовской и, наконец, принцессой Елизаветой Владимирской. В начале 1774 года под влиянием поляков она объявила себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, сестрой Пугачева и претенденткой на русский престол. Между тем, Орлов получил от императрицы Екатерины II повеление «схватить бродяжку», что он и исполнил, претворившись ее сторонником и предложив ей свою руку. В мае 1775 года она была доставлена в Петропавловскую крепость и подвергнута допросу. Умерла от чахотки, скрыв тайну своего рождения даже от священника.

Феномен самозванства

Ключевский В.О. считал: «Вопрос, как могла возникнуть сама идея самозванства, не заключает в себе какого-либо народно-психологического затруднения. Таинственность, какою была окружена смерть царевича Димитрия, порождала противоречивые толки, из которых воображение выбирало наиболее желаемые, а всего более желали благополучного исхода, чтобы царевич оказался в живых устранил тягостную неясность, которой заволакивалось будущее. Расположены были, как всегда в подобном случае, безотчетно верить, что злодейство не удалось, что провидение и на этот раз постояло на страже мировой правды и приготовило возмездие злодеям».

Первоначально всё внимание историков было сосредоточено на вопросе о том, кто скрывается под личиной Лжедмитрия I. Большинство историков придерживалось мнения, что имя сына Ивана Грозного принял беглый монах Григорий Отрепьев. Но самый крупный знаток Смутного времени С.Ф. Платонов пришел к заключению, что вопрос о личности самозванства не поддается решению. Подводя итоги своего исследования, историк с некоторой грустью писал: «Нельзя считать, что самозванцем был Отрепьев, но нельзя также утверждать, что Отрепьев им не мог быть; истина от нас пока скрыта».

Анализируя ход смуты можно с полным основанием утверждать, что важна не была не личность самозванца, а роль, им сыгранная.

«Самозванство - это беда, грех и пагуба. Самозванство - Это не быть, а казаться, не жить, а играть. А России нужно не казаться, а быть, быть, быть»- писал Панченко С.С.

Для того чтобы понять, откуда и почему появились самозванцы, следует обратить внимание на власть (самодержавие). В истории недоверие к прежнему авторитету может достигнуть такой силы, что само по себе сплачивает общность и олицетворяет единство - нации, народа, страны.

Само представление о царской власти раздвоилось. Есть реальный царь, трактуемый как «незаконный», «неправедный», «дурной» и т.п., и есть желанный царь, противостоящий реальному, который представляется как «добрый», «праведный», а значит, и «законный», «истинный». Первый царь, несмотря на свою «реальность», понимается, как злодей и должен быть свергнут с трона как не отвечающий идеалу царя; другой царь, хотя бы и самозваный, претендует на замещение царя «неистинного», ложного и в общественном мнении выглядит соответствующим идеалу настоящего царя, а поэтому и признается настоящим.

В неблагоразумном образе действий правительства и общества, так печально поддержанном самой природой, вскрылась такая неурядица общественных отношений, такой социальный разброд, с которым по пересечении династий трудно было сладить обычными правительственными средствами. Эта вторая причина Смуты, социально-политическая, в соединении с первой, династической, сильно, хотя и косвенно, поддержала Смуту тем, что обострила действие первой, выразившейся в успехах самозванцев. Поэтому самозванство можно признать тоже производной причиной Смуты, вышедшей из совокупного действия обеих коренных.

«Игра в царя». Показательны исторические примеры, проводимые и анализируемые Б. Успенским. Дважды первый венчанный царь и самодержавен всея Руси Иван Грозный предпринимал «игру в царя», усиживая на свой престол мнимого царя, самозванца, сопровождая этот акт шутовской церемонией. Первый раз Иван «играет в царя» со своим конюшим, боярином Иваном Петровичем Федоровым, подозреваемым в заговоре против Грозного. Воздав ряженому царю царские почести и склонившись перед ним, Грозный собственноручно убивает инспирированного им же самозванца (1567 год). Второй раз, в 1575 году, игра в царя преследует иные (не кровавые) цели: Иван Грозный венчает царским венцом Симеона Бекбулатовича, прямого потомка ханов Золотой Орды, и отдает ему в правление «земщину», в то время как сам оставляет за собой «опричнину». Таким образом, Грозный ставит на русский престол татарского хана. Ряженым, самозваным царем становится тот, кто ранее имел бы право называться царем и править русским государством; такой царь оказывается теперь царем ложным, царем лишь по внешнему обличию - тем самым и прежние татарские ханы оказываются ложными, а не истинными царями. В обоих случаях «игра в царя» имеет символический характер и служит целями «политического разоблачения».

Другой исторический пример «игры в царя» на престоле - карнавальные действа Петра I. Эти петровские «игры в царя» представляют собой новый этап в борьбе с самозванством и способы символического укрепления самодержавия в истории России.

Русское самодержавие в лице своих первых и наиболее авторитарных представителей - Ивана Грозного и Петра I - пыталось утвердить новое и дискредитировать, осмеять и отвергнуть старое, используя карнавальный образ самозванца. Однако выходило чаще всего наоборот: русские цари, заклиная образы своих соперников и конкурентов в борьбе за самовластие, словно вызывали из бездны духов, разрушавших создаваемое ими царство. Вслед за тиранией Грозного последовала Смута, приведшая десятки самозванцев; следом за провозглашением Петром Великим себя императором надвигалась череда дворцовых переворотов, интриг, коррупций, борьбы за власть. Династический кризис, постигавший в том и другом случае самодержавие, порождал самозванство с железной необходимостью.

Если самодержавные деспоты провоцировали явление самозванства с тем, чтобы наглядно расправиться с признаками прошлого, будто бы угрожавшими их единовластию, то вскоре сама жизнь родила претендентов на власть, которые были фактически самозванцами, нежели конкурировавшие с ними действительные самозванцы. Так, отпрыск татарских мурз и опричник Грозного Борис Годунов представлялся многим своим современникам самозванцем, имеющим на русский престол не больше прав, чем Лжедмитрий. Ведь последний гипотетически мог быть сыном и законным наследником Ивана IV, в то время как Борис Годунов не мог стать им в принципе, будучи опричником Грозного и шурином его бездетного сына Федора.

Заключение

С легкой руки первого Лжедмитрия самозванство стало хронической болезнью российского государства. С конца XVII века и чуть не до конца XVIII века редкое царствование проходило без самозванца, а при Петре за недостатком такового народная молва настоящего царя превратила в «самозванца». Череда дворцовых переворотов, предшествующих восшествию на престол всех русских императриц, подтверждала устойчивый характер самозванства как регулятивного механизма истории. Самозванство было удобнейшим выходом из борьбы непримиримых интересов, взбудораженных пресечением династии: оно механически, насильственно соединяло под привычной, хотя и поддельной властью элементы готового распасться общества, между которыми стало возможно органическое, добровольное соглашение. Таким образом, самозванство выступало в роли механизма культуры, объединяющего, сплачивающего общество в условиях распада, хаоса, наслоения неразрешимых и накапливающихся количественно противоречий.

О начале появления самозванцев Ключевский говорил: « В первое время боярство пыталось соединить классы готового распасться общества во имя нового государственного порядка; но этот порядок не отвечал понятием других классов общества. Тогда возникла попытка предотвратить беду во имя лица, искусственно воскресив только что погибшую династию, которая одна сдерживала вражду и соглашала непримиримые интересы разных классов общества. Самозванство было выходом борьбы этих непримиримых интересов. Когда не удалось, даже повторно, и эта попытка, тогда, по-видимому, не осталось никакой политической связи, никакого политического интереса, во имя которого можно было бы предотвратить распадение общества. Но общество не распалось: расшатался лишь государственный порядок.

Список литературы

1. Буганов В.И. Мир истории: Россия в XVII столетии. - М.: Молодая гвардия, 1989.

Глушко Е.А. Медведев Ю.М. Энциклопедия знаменитых россиян - М: Диадема-Пресс, 2000.

Ключевский В.О. Избранные лекции «Курса русской истории». - Ростов на Дону.: Феникс, 2002.

Панченко С.С. Самозванец/ Звезда. - Санкт-Петербург, 2006 - №12.

Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI- XVII веке. - М.: «Памятники исторической мысли», 1995 - 473 с.

Побережников И. Под чужим именем// Родина 2000.- №12.

Валишевский К. Смутное время. - .: ТЕРРА - Книжный клуб, 2003.

Морозова Л.Е. Смута: ее герои, участники, жертвы. - М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСТ»; ОАО «Люкс», 2004.

Платонов С.Ф. Смутное время. - СПб.: Издательство «Лань», 2001.

Широкорад А.Б. Самозванцы. Исторические портреты. - М.: ООО «Издательство Астрель»; ООО «Издательство АСТ», 2003.

До XVII века Россия не знала самозванцев, имеющих виды на царский трон. Во-первых, для самозванчества царистского толка необходим определенный уровень развития феодальных отношений и государства. Во-вторых, история самозванчества в России тесно связана с династическими кризисами , время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой кризис относится к рубежу XVI и XVII веков, когда пресеклась династия Рюриковичей и на престоле оказались «боярские цари» - Борис Годунов и Василий Шуйский. Именно тогда появляются первые лжецари и рождаются массовые движения в их поддержку. И позднее нарушения традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или же воцарение женщин) обогащали историю самозванчества новыми именами и событиями. В-третьих, история самозванчества представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о «возвращающихся царях-избавителях». Первая из них возникла, вероятно, еще при Иване Грозном, показавшем себя «несправедливым» и «неблагочестивым», а значит, и «неправедным». Героем легенды стал разбойник Кудеяр, бывший якобы на самом деле царевичем Юрием, сыном Василия III от первой жены - Соломонии Сабуровой.

В литературе устоялось мнение, будто народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали ему освобождение от крепостного-гнета, сытую жизнь и повышение социального статуса. При этом допускается возможность того, что трудящиеся (по крайней мере, их часть) могли идти за самозванцами, не веря в их царское происхождение, а просто используя их в своих целях. Подразумевается, что «толпе» все равно, кто взойдет с ее помощью на престол, - главное, чтобы новый царь был «мужицким», «хорошим», чтобы он защищал интересы народа.

Однако данная точка зрения далеко не бесспорна. Не секрет, что наряду с такими самозванцами, как Е. Пугачев, увлекавшими за собой тысячи людей, в России были и другие, которые в лучшем случае могли похвастаться несколькими десятками сторонников. Чем объяснить такую вот избирательную «глухоту»?

Скорее всего, одни самозванцы лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям, а другие претенденты на престол не соблюдали общепринятых «правил игры» или же чаще их нарушали.

«Праведным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, «справедливым», в-третьих, «законным».

«Законность» правителя определялась Богоизбранностью - обладанием харизмой (личной благодатью), которая доказывалась наличием «царских знаков» на теле. Именно с их помощью (креста, звезды, месяца, «орла», то есть царского герба) многочисленные самозванцы в XVII-XVIII веках доказывали свое право на престол и обеспечивали себе поддержку в народе.

Емельян Пугачев в августе 1773 года обратился за поддержкой к яицким казакам. Когда те узнали, что перед ними «император Петр III», то потребовали доказательств (излишних, если бы им был нужен просто человек; играющий роль императора). Источник сообщает: «Караваев говорил ему, Емельке: «Ты де называешь себя государем, а у государей де бывают на теле царские знаки», то Емелька... разодрав у рубашки ворот, сказал: «На вот, коли вы не верите, што я государь, так смотрите - вот вам царский знак». И показал сперва под грудями... от бывших после болезни ран знаки, а потом такое же пятно и на левом виске. Оные казаки Шигаев, Караваев, Зарубин, Мясников, посмотря те знаки, сказали: «Ну теперь верим и за государя тебя признаем».

Помимо «царских знаков» имелись и другие отличительные признаки «законного» претендента на престол - поддержка самозванца «всем миром», а также удачливость претендента, свидетельствующая оегоБогоизбранности.

Крепость Оса сдалась Пугачеву без боя после того, как старик - отставной гвардеец, знавший когда-то настоящего Петра III, «опознал» его в Пугачеве и сообщил обо всем гарнизону. Пугачевского полковника И. Н. Белобородова убедили в подлинности «царя» гвардейский унтер-офицер М. Т. Голев и солдат Тюмин.

В 1772 году волжские казаки, поддавшись на уговоры самозванца Богомолова, тоже называвшего себя «Петром III», арестовали офицеров. Но бунт умер, не успев родиться. Сын казацкого старшины Савельев бросился на Богомолова и начал его бить, называя самозванцем. Казаки оробели и позволили арестовать лжеимператора.

В народном представлении «законный» претендент на престол должен быть всегда удачлив. Донские казаки, рассуждая об успехах Пугачева, говорили, «что если б это был Пугач, то он не мог бы так долго противиться войскам царским». Аналогично рассуждали жители Сибири, для которых истинность Пуга­чева - «Петра III» доказывалась, помимо прочего, тем, что «его команды рассыпались уже везде», покорив многие города.

Наконец, в народном сознании хранился определенный план действий, который предписывался каждому самозванцу. Суть его заключалась в вооруженной борьбе с «изменниками» и походах на Москву (в XVIII веке- сначала на Москву, а затем на Петербург). Действовать как-то иначе значило разоблачить себя. Ведь «законный» царь для того и «объявлялся» народу, чтобы с его помощью вернуть себе власть.

Исходя из этого, ясен перелом, который произошел в сознании Пугачева летом 1773 года после встречи с яицкими казаками. До этого времени он хотел лишь увести казаков за пределы Российского госу­дарства, на «вольные земли». На мой взгляд, Пугачев был просто вынужден принять новый план действий. Так, после поражения под Казанью (июль 1774 года) яицкие казаки обращались к Пугачеву, решившему идти по Волге к Дону, с такими словами:

«Ваше величество! Помилуйте, долго ли нам так странствовать и проливать человеческую кровь? Время вам итти в Москву и принять престол!»

Теперь поговорим о таком признаке «праведного» царя, как «благочестивость», которая заключалась прежде всего в строгом соответствии образа жизни предписаниям «царского чина». Истинный государь должен был выполнять все установления православия, строго соблюдать национальные обычаи и традиции двора.

Для признания в народе какого-либо претендента на царский трон в качестве «благочестивого», а значит, «истинного» государя требовалось, ко всему прочему, чтобы он жаловал и одаривал своих сторонников, чтобы его сопровождала свита из знати (настоящей или созданной самим самозванцем). Например, «царевич Петр», один из предводителей крестьянской войны начала XVII века, по происхождению казак, создал при себе «думу» из бояр и дворян и «неизменно ставил во главе армии или отдельных отрядов титулованных лиц». Пугачева также сопровождала свита из «генералов» и «графов».

Кроме того, самозванец, чтобы не порождать кривотолков, должен был избегать панибратства с простыми людьми, соблюдать определенную дистанцию в отношениях с ними. Ввиду этого женитьба Пугачева - «Петра III» на простой казачке вызвала сомнения в том, что он император, даже у его жены.

История крестьянской войны 1773-1775 годов позволяет добавить еще один штрих к фольклорному портрету «благочестивого» (сиречь «истинного») царя. Среди причин, породивших у сподвижников Пугачева сомнения в его императорском происхождении, была и его неграмотность. «Настоящий» государь должен был подписывать свои указы собственноручно, а Пугачев этого не делал. И хотя он предупредил своего секретаря А. Дубровского, что тот будет сразу же повешен, если проговорится, тай­ну сохранить оказалось невозможно. В результате, «слухи о том, что Пугачев не знает грамоты, ибо не подписывает сам своих указов, и потому является самозванцем, послужили основанием к организации заговора, завершившегося несколькими неделями спустяарестом Пугачева и выдачей его властям».

Отмеченные выше особенности напрямую относятся и к самозваным пророкам и мессиям. Оба типа самозванчества (царистской и религиозной окраски) по сути своей - явления одного порядка. Родство их видится уже в том, что человек, принявший имя какого-либо пророка или самого Христа, теряет свободу жизненного выбора. Он обречен играть свою роль так, как это предписано массовым сознанием, делать то, что от него ожидают. Претензии такого лица на получение им свыше каких-либо полномочий могли быть признаны окружающими только в том случае, если его облик и поведение соответствовали агиографическим канонам, нормам «жития святых».

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «История России»

«Самозванцы и самозванчество в России XVII - XVIII

столетий»

Введение…………………………………………………………………………...3

1 Сущность самозванчества и предпосылки его возникновения в России……6

1.1 Терминология………………………………………………………………….7

1.2 Социально-политические предпосылки……………………………………10

1.3 Социокультурные предпосылки……………………………………………12

1.4 Механизмы самозванщины…………………………………………………14

2 Самозванцы в России XVII - XVIII столетий…………………………….....25

2.1 Российские самозванцы XVII века…………………………………………26

2.2 Российские самозванцы XVIII века………………………………………...37

Заключение……………………………………………………………………….49

Список использованной литературы………………………………….………..51

Введение

В 2013 году в России состоится празднование 400-летия преодоления Смуты и восстановления Российской Государственности. Династический кризис, социальные потрясения, великий голод, крестьянские войны, — вот далеко не полный перечень характерных черт, составляющих портрет эпохи лихолетья, породившей такое интереснейшее явление российской истории как самозванчество.

Самозванчество не представляет собой чисто русского явления, но ни в какой другой стране явление это не было столь частым и не играло столь значительной роли в истории народа и государства. Историю России нельзя написать, обходя проблему самозванчества: по словам Ключевского, «у нас с легкой руки первого Лжедмитрия самозванство стало хронической болезнью государства: с тех пор чуть не до конца XVIII в. редкое царствование проходило без самозванца». С начала XVII и до середины XIX в. едва можно обнаружить два-три десятилетия, не отмеченные появлением нового самозванца на Руси; в некоторые периоды самозванцы насчитываются десятками.

Хотя проблема российского монархического самозванчества XVII-XVIII вв. привлекает внимание историков уже более 200 лет, она до сих пор глубоко не изучена. Точное число самозванцев по сей день остаётся тайной, опубликованный фактический материал крайне разнороден, содержит ряд ошибочных утверждений, касающихся, таких моментов, как принадлежность того или иного лица к самозванцам, мотивы и направленность их социальной деятельности, а обобщающие работы по данной теме и вовсе отсутствуют. Именно этим и обусловлена актуальность темы данного исследования. К тому же изучение природы самозванчества существенно важно для понимания сути глубинных социально-политических процессов, протекавших на протяжении XVII - XVIII столетий.

Научное изучение данной проблемы началось еще в середине XIX в. В дореволюционной период отечественной историографии главной задачей исследователей был поиск и введение в научный оборот фактического материала по теме. Большой вклад в разработку проблемы и накопление материала был связан с деятельностью П.Г. Васенко, М.А. Дьяконова, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, С.Ф. Платонова, С.М. Соловьева, Н.Г. Устрялова, А.И. Яковлева. Другой особенностью этого этапа было то, что наибольшую активность проявляли не профессиональные историки, а литераторы.

Работы историков советского периода, среди которых назовем В.И. Буганова, Б. Д. Грекова, С. М. Дубровского, А. А. Зимина, В. И. Корецкого, А. С. Мельниковой, И. И. Полосина, К.В. Сивкова, Р. Г. Скрынникова, А. Л. Станиславского, И. И. Смирнова, К. В. Чистова, И. С. Шепелева и др. - характеризуются тем, что при изучении феномена самозванщины в них делается акцент преимущественно на социально-экономическую проблематику, на доминировании классового противостояния.

Кардинальные изменения в области методологии в постсоветский период заметно расширили тематическое поле изучения самозванчества. Данный феномен трактуется в большинстве случаев в семантическом, социокультурном или историко-антропологическом ключе. Работы Б. Успенского, Д. Антонова, Д. Ульяновского, В. Я. Мауля, О. Усенко, П. Лукина и других исследователей убедительно свидетельствуют о больших возможностях семиотического анализа источников для построения объяснительной моделей самозванчества, как феномена отечественной истории.

Целью данного исследования является комплексный анализ феномена самозванчества, выяснение его особенностей, типологии, места и роли в истории России XVII - XVIII веков.

Данная работа состоит из 2 глав, на протяжении которых посредством использования исторического, сравнительного, метода теоретического анализа, метода аналогии и др. в соответствии с целью исследования нами решается ряд следующих конкретных задач:

1) выяснить природу и сущность феномена самозванчества;

2) исследовать причины массовости появления самозванцев в XVII - XVIII вв.;

3) с максимальной полнотой проследить историю движений самозванцев в указанный период.

1 Сущность самозванчества и предпосылки его возникновения в России

Самозванчество никак нельзя назвать чисто русским феноменом, однако ни в одной другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли во взаимоотношениях общества и государства. Даже если ограничиться подсчётом только лжецарей и лжецаревичей, то всё равно в итоге получится внушительная цифра. Российском государстве с 1601 г. по 1800 г. включительно действовали 147 лжемонархов (в XVII в. - 29, в XVIII в. - 118).

Несмотря на то, что самозванчество издавна привлекало внимание историков, корни этого явления до конца не выяснены. Исследователи по большей части пытались решить проблему самозванчества, исходя из его социально-политических аспектов. В социальном плане это явление трактуется как одна из форм «антифеодального протеста», тогда как в плане политическом оно предстаёт борьбой народа за власть.

Однако при этом следует учитывать, что далеко не все самозванцы были связаны с движениями социального протеста, что далеко не всегда целью самозванцев была борьба за власть в государстве. Кроме того, наряду со лжецарями и лжецаревичами в России существовали самозванцы, бравшие имя какого-либо святого, пророка или даже Христа. Отсюда следует, что для понимания сущности самозванчества необходимо вскрыть и культурные механизмы, порождавшие это явление, нужно изучить особенности сознания самозванцев.

К тому же, одним из факторов, затрудняющих работу исследователя является терминологическая проблема в историографии.

1.1 Терминология

В русскоязычной литературе используются три внешне сходных термина: «самозванчество», «самозванство» и «самозванщина». Хотя мало кто считает эти термины синонимами, всё равно они оказываются таковыми, так как их применяют и тогда, когда в центре внимания - индивид (самозванец), и тогда, когда рассматривается общественная реакция на его действия.

В зарубежной историографии понятие «самозванец» передаётся либо с помощью эпитетов, маркирующих обман и обманщика, либо с помощью слов, обозначающих человека, который посягает на то, что ему не принадлежит.

Кроме того, и в отечественных, и в зарубежных публикациях господствует убеждение, что любое именование себя титулом или эпитетом, которые в массовом сознании увязываются с верховным правителем или членом его семьи, превращает человека в самозванца высшего светского уровня. Однако эта аксиома лишь на первый взгляд кажется очевидной.

Для решения данной проблемы необходимо определиться с понятиями «самозванчество», «самозванство» и «самозванщина».

Под «самозванством» предлагается разуметь мысли, чувства и действия индивида, решившего взять новое имя или статус - от момента, когда у него появилась идея изменить свою жизнь, до его саморазоблачения.

После этого рождается и «самозванщина», если претенденту на обладание новым статусом удалось привлечь на свою сторону хотя бы одного человека. Данным термином описываются общественная реакция на появление самозванца и его взаимоотношения с людьми. Самозванщина сходит на нет, когда от самозванца отворачивается последний сподвижник.

Вполне может быть самозванство без самозванщины, но не может быть самозванщины без самозванства. Что же касается «самозванчества», то в полном виде оно являет собой диалектическое единство двух указанных выше феноменов. Но если самозванец получает отказ в поддержке со стороны окружающих, сфера самозванчества сужается до рамок самозванства.

Во-первых, самозванец - это дееспособный индивид, который знающим его людям открыто (словесно или письменно) заявлял сам, или давал понять намёками, или убеждал их чужими устами, что он не тот, за кого его принимают, и выдавал себя за носителя иного, нежели в действительности, имени или статуса; который от людей, не знакомых с ним, скрывал своё истинное прошлое или искажал его, играя перед ними роль, взятую по собственной инициативе или вследствие ошибочного, но выгодного для него отношения со стороны окружающих.

Во-вторых, самозванец - это индивид, который не отрекался от принятой однажды социальной роли (пусть даже эта роль была принята им в состоянии опьянения, аффекта или душевного расстройства), который подкреплял соответствующие данной роли заявления конкретными действиями, выстраивал своё дальнейшее поведение так, чтобы оправдывать ожидания окружающих.

В-третьих, это индивид, который не сумел доказать обоснованность своих притязаний или же, убедив на время какую-то часть людей, в конце концов был разоблачён как обманщик.

В-четвёртых, чтобы слыть самозванцем, человек обязан воспринимать себя в новом качестве или так восприниматься другими не в игровой ситуации, а в обычной, повседневной жизни.

Наконец, человек может считаться самозванцем, если он претендует на статус, входящий в число привычных для данного общества или хотя бы в число известных и принципиально возможных, с точки зрения представителей данного социума. Иначе говоря, самозванцем является только тот, кто хотя бы мысленно стремится вписаться в наличную социальную структуру, найти себе место в данном обществе.

1.2 Социально-политические предпосылки

Выяснение того, почему и на каких условиях «низы» поддерживали самозванцев, претендующих на царский трон, следует начать с изучения социально-политических предпосылок самозванщины.

Во-первых, надо обратить внимание на своеобразие царистских представлений народных масс, обусловленное конкретно-историческими процессами укрепления царской власти. Характерно, что до XVII в. Россия не знала самозваных претендентов на царский трон.

К. В. Чистов пишет: «Резкие формы борьбы Ивана Грозного с боярством, энергичная перегруппировка феодальной земельной собственности, деформация традиционных сословных перегородок, совершавшиеся как бы единоличной волею царя, создавали иллюзию способности царской власти не только регулировать, но и вводить или отменять феодальную эксплуатацию или ту или иную форму феодальных отношений. По мере развития процесса централизации феодальной власти, царь всё более представлялся народным массам силой, стоящей над классами... Этому же способствовала и политика церкви, окружавшая царя и царский престол ореолом святости, поддерживавшая версию божественного избранничества царского рода».

Во-вторых, история самозванщины в России тесно связана с династическими кризисами и кризисами легитимности власти, время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой династический кризис относится к рубежу XVI-XVII вв., когда пресеклась правящая династия Рюриковичей и на престоле оказались «боярские цари» - Б. Годунов и В. Шуйский. Именно тогда появилась первые лжецари и родились массовые движения в их поддержку. Преодоление кризиса было достигнуто путем совмещения традиции и рациональных оснований легитимности - избранием на царство Михаила Федоровича Романова Земским Собором.

Кризис середины XVII в. был обусловлен общественным недовольством проводимой политикой, снижением эффективности функционирования политической системы, нарастанием социальных конфликтов и идейного противостояния староверов и официальной церкви. Его преодоление главным образом сводилось к насильственным методам подавления протестов.

Кризис легитимности власти в нач. XVIII в. коренился в несоблюдении Петром I «правил игры», предписанных «подлинному царю», к тому же вводились новые нормы в порядок престолонаследия, в результате которых существенному изменению подверглась концепция Божественного происхождения царской власти. И позднее каждое нарушение традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или воцарение женщины) обогащало историю самозванчества новыми именами и событиями.

В социально-политическом плане движения самозванчества следует считать определенной формой политической оппозиции представителей народных масс. Таким образом, в истории России XVII - XVIII вв. самозванчество выполняло важную функцию своеобразного способа выражения народом недовольства государственной властью в условиях монархии.

1.3 Социокультурные предпосылки

Для российского самозванчества имелись и социокультурные предпосылки. Первое, на что нужно обратить внимание, - это бытование в народном сознании социально-утопических легенд о «возвращающихся царях-избавителях».

Как показал К. В. Чистов, основу всех легенд о «возвращающихся царях-избавителях» составляет устойчивая схема, представляющая собой некую совокупность мотивов и сюжетных ходов, хранившихся в народном сознании. В кратком виде данную схему можно представить следующим образом:

1) «избавитель» намерен осуществить социальные преобразования для улучшения жизни трудящихся,

2) придворные отстраняют «избавителя» от власти,

3) «избавитель» чудесным образом избегает смерти,

4) «избавитель» скрывается, странствует или находится за границей,

5) «избавитель» встречается с простыми людьми или шлёт вести о себе и своём грядущем появлении,

6) правящий монарх пытается помешать «избавителю» осуществить его намерения,

7) «избавитель» сообщает о времени и обстоятельствах своего возвращения,

8) «избавитель» доказывает свою «подлинность»,

9) «избавитель» занимает престол,

10) «избавитель» осуществляет социальные преобразования в интересах народа,

11) «избавитель» жалует своих сторонников,

12) «избавитель» наказывает изменников, прежнего правителя и придворных.

Вторым социокультурным фактором самозванщины была массовая эсхатология, которая как раз и заставляла трудящихся ждать Мессию («избавителя», «искупителя»). В данном случае имеется в виду тот пласт народных представлений, где Мессия рисовался в облике царя или царевича.

О том, что такие представления действительно существовали, свидетельствует следующий факт. В 1749 г. один из оренбургских ссыльных рассказывал о встрече некоего купца с Петром II, который-де скрывался «за морем» в облике нищего. При этом рассказчик предварил своё повествование такими словами: «Скоро придёт всем воскресенье, и все-де мы воскреснем скоро» . Надо отметить, что народные массы в России XVII-XVIII вв., недовольные феодальным гнётом, не просто ждали прихода «царя-избавителя», но и готовились к встрече с ним - тем, что создавали его легендарную биографию и программу его будущих действий. Эта готовность и заставляла народ прислушиваться к тем, кто объявлял себя законным претендентом на царский трон.

Однако известно, что наряду с такими самозванцами, которые увлекали за собой тысячи людей (пример - Лжедмитрий I, Е. Пугачёв), были и такие, которые в лучшем случае могли похвастаться несколькими десятками сторонников, - например А. Асланбеков, И. Евдокимов, Д. Попович. Чем объяснить удачливость одних и тщетность усилий других? В поисках объяснения мы должны рассмотреть так называемые механизмы самозванщины.

1.4 Механизмы самозванщины

Под этим термином следует подразумевать те конкретные условия, которые влияли на взаимоотношения самозванцев и народа, те обстоятельства, которые определяли популярность или, наоборот, изолированность тех или иных претендентов на роль «царя-избавителя».

Во-первых, самозванец должен был иметь в запасе несколько недель, чтобы успеть «разгласить» о себе в народе и обзавестись хотя бы небольшим числом сторонников. Разумеется, выполнение данного условия зависело не столько от него, сколько от местных властей, которые могли сразу схватить «возмутителя», а могли и прозевать начальный период его деятельности.

Во-вторых, и это главное, поддержка самозванца в народе была обусловлена тем, насколько полно и последовательно своим поведением он воплощал в жизнь фольклорный комплекс представлений о «подлинном» царе.

С точки зрения народного сознания “подлинным” являлся монарх, который был: 1) «справедливым», 2) «благочестивым» («праведным»), 3) «законным».

Разберём сначала представления о «законности» правителя. В русском средневековом сознании царская власть воспринималась как обладающая Божественной природой. Уже в середине XVI в. для простых людей «великий государь» был фактически земным Богом. Соответственно отличительной чертой «подлинного» царя считалась Богоизбранность, наличие у него харизмы (личной благодати, сверхъестественного дара). В этом и усматривалась его законность - право занять престол.

Введение в 1547 г. церковного обряда венчания на царство и миропомазания привело к тому, что царистские представления «низов» и «верхов» стали расходиться. Правящая элита главное значение начала придавать обряду царского венчания, который для неё и превратился в источник харизмы «великого государя». Таким образом, проблема законности царя была сведена к чисто формальным с точки зрения масс моментам. Это и позволило занять престол Б. Годунову, а затем В. Шуйскому, хотя по традиционным народным представлениям они не имели на него никаких прав. Ничего удивительного, что для народа они остались «незаконными», «боярскими» государями и что трудящиеся предпочли им самозваных царевичей.

Возведение на престол женщин, столь характерное для XVIII в., тоже было следствием эволюции аристократических представлений о законности монарха. В народе же это новое явление политической жизни долгое время вызывало осуждение. В середине XVIII в. «крестьяне наивно объясняли преступные действия судей и чиновников тем, что царствовали женщины, лишённые, по их мнению, способностей для такого большого и ответственного дела, как управление государством».

В XVII-XVIII вв. в народе по-прежнему считали, что человека царём делает не венчание на царство, не обряд, а предназначение свыше - Божий промысел. Однако появилось и нечто новое, более конкретное в традиционном представлении об отмеченности подлинного царя Божиим избранием. По всей вероятности, уже накануне Смуты в народе распространилось поверье об особых «царских знаках», будто бы имеющихся на теле законного монарха. Именно с помощью «царских знаков» (звезды, месяца, креста, «орла», т. е. царского герба, шпаги и пр.) многочисленные самозванцы доказывали своё право на престол, когда обращались к народу за поддержкой.

Рассмотрим пример Е. Пугачёва. В августе 1773 г. он искал помощи среди яицких казаков. Когда те узнали, что перед ними не кто иной, как «император Пётр III», они потребовали доказательств (очевидно, излишних, если бы им нужен был просто человек, способный играть роль императора). Источник сообщает: «Караваев говорил ему, Емельке: «Ты де называешь себя государем, а у государей де бывают на теле царские знаки», то Емелька... разодрав у рубашки ворот, сказал: «На вот, коли вы не верите, што я государь, так смотрите - вот вам царский знак». И показал сперва под грудями... от бывших после болезни ран знаки, а потом такое же пятно и на левом виске. Оные казаки Шигаев, Караваев, Зарубин, Мясников, посмотря те знаки, сказали: «Ну теперь верим и за государя тебя признаём»».

Помимо «царских знаков» были и другие отличительные признаки «законного» претендента на трон. Среди них - поддержка самозванца «всем миром», т. е. не бродягами и голытьбой, а, так сказать, нормальными людьми, спаянными общинной организацией.

Получение коллективной поддержки самозванцем зависело, во-первых, от признания его «подлинным государем» со стороны авторитетных лиц или же свидетелей, которые-де знали его ещё царём.

Так, в 1732 г. в селе Чуеве Тамбовской губернии объявился «царевич Алексей Петрович» (Тимофей Труженик). Крестьяне поверили самозванцу лишь после того, как его признали знахари-ясновидцы. Сосланный на каторгу самозваный Пётр III - Пётр Чернышев сумел добиться того, что в 1770 г. близ Нерчинска возникло движение в его поддержку, участниками которого были не только ссыльные, но и местные крестьяне. Всё началось с того, что Лжепетра III признали «подлинным императором» сосланные в Нерчинск сторонники другого «Петра Фёдоровича» - Гаврилы Кремнева. И всё-таки главным было то, что П. Чернышеву удалось заручиться поддержкой влиятельных тунгусских князей Гантимуровых.

Условием поддержки Е. Пугачёва со стороны знакомых ему яицких казаков, которое они выдвинули в ноябре 1772 г., было согласие на это «хороших людей» (наиболее авторитетных и зажиточных казаков), а также «всего народа». Казаки говорили, что если «народ согласится», то Пугачёву будет оказан приём как Петру III, в противном случае они к нему не пристанут.

В некоторых случаях решение авторитетных лиц было не в пользу лжецаря, и это становилось для него роковым обстоятельством. Например, в 1772 г. волжские казаки, поддавшись на уговоры очередного Лжепетра III (Федота Казина-Богомолова), арестом офицеров начали восстание. Но выступление умерло, не успев родиться. Сын казацкого старшины и к тому же офицер С. Савельев бросился на Богомолова и начал его бить, называя самозванцем и требуя взять его под караул. Казаки оробели, сами же схватили «Петра III» и заковали в кандалы.

Во-вторых, фактором коллективной поддержки самозванца служили слухи о том, что истинный государь жив. Эти слухи, накладываясь на факт признания самозванца в каком-либо селении, городе или районе, способствовали привлечению к нему всё новых и новых сторонников.

К примеру, участник пугачёвского движения Т. И. Подуров (бывший казачий сотник из Оренбурга) поверил самозваному Петру III, видя, что «все большие люди» в ближайшем окружении Пугачёва «прямо почитают его за государя», а также памятуя о народном «эхе», что-де Пётр III «не скончался, а жив».

Уверенность в народе, что царевич Дмитрий всё-таки жив и что Г. Отрепьев - именно он, росла по мере того, как войска самозванца успешно продвигались к Москве. Заборские казаки весной 1607 г. перешли на сторону И. Болотникова после того, как, «проведав, что московиты два раза потерпели поражение, подумали, что истинный Димитрий, должно быть, жив».

Стоит обратить внимание и на логику донских казаков, которые в 1773-1774 гг., рассуждая об успехах Е. Пугачёва, говорили, «что если б это был Пугач, то он не мог бы так долго противиться войскам царским».

Ещё одним критерием определения «истинного» претендента на царский трон была реализация им фольклорного плана борьбы с угнетателями. Суть плана заключалась в идее вооружённого восстания и похода на Москву (в XVIII в. - сначала на Москву, а затем на Петербург). Отклонение от этого плана или медлительность в его выполнении служили доказательством «ложности» претендента или, по крайней мере, вызывали настороженное к нему отношение. Ведь, «законный» государь для того и «объявлялся» народу, чтобы с его помощью вернуть себе трон.

Например, после того, как уже известный нам П. Чернышев вторично объявил себя Петром III (на каторге в 1770 г.), жители Нерчинска заговорили о подготовке похода на Петербург с целью восстановить на престоле «истинного» царя.

Теперь становится объяснимым тот перелом, который произошёл в сознании Е. Пугачёва летом 1773 г. после общения с яицкими казаками. До сего времени он лишь хотел увести казаков за пределы Российского государства на «вольные земли». Однако в сентябре 1773 г. под руководством Пугачёва началось восстание, целью которого было продвижение через Оренбург и Казань на Москву и Петербург.

Доказательством «законности» какого-либо самозваного претендента на царский трон могли служить даже несуразности и ошибки, допущенные властями в пропаганде против него. К примеру, прокламация оренбургского коменданта И. А. Рейнсдорпа от 30 сентября 1773 г. возвещала, что Е. Пугачёв «за его злодейства наказан кнутом с поставлением на лице его знаков». Однако неловкая выдумка оказалась лишь на руку повстанцам. Пугачёв на допросе вспоминал: «Говорено было, да и письменно знать дано, что бутто я бит кнутом и рваны ноздри. А как оного не было, то сие не только толпе моей разврату не причинило, но ещё и уверение вселило, ибо у меня ноздри целы, а потому ещё больше верили, что я государь».

Далее пойдет речь о таком признаке «подлинного» царя, как «благочестивость» («праведность»). Она заключалась прежде всего в строгом соответствии образа жизни «великого государя» официальным и неофициальным предписаниям «царского чина». С точки зрения народа, «истинный» государь обязан был, во-первых, выполнять все установления православия, во-вторых, строго соблюдать национальные обычаи, в-третьих, следовать придворным традициям и нормам поведения.

Не случайно для развенчания Лжедмитрия I его убийцы и противники ссылались на то, что он относился с пренебрежением к церковным обрядам и иконам, занимался колдовством, советовался и дружил с иностранцами, не разделял национальных предубеждений (например, употреблял в пищу телятину и сыграл свадьбу в пятницу - постный день), а также нарушал придворный этикет - запретил кропить себя святой водой при каждом выходе из дворца, предпочитал выезжать не в карете, а верхом, ввёл при дворе балы и маскарады, любил носить одежду иноземного покроя.

Представления о Петре I как «подменном» царе во многом обязаны своим возникновением тому, что он, как и Лжедмитрий, пренебрегал предписаниями «царского чина»: ввёл брадобритие, иноземные обычаи и одежду, кутил с иностранцами, женился на «немке», издевался над священнослужителями и часто покидал своё государство.

Придворные традиции требовали, чтобы «истинного» государя всегда и всюду сопровождала свита из высших чиновников, офицеров и знати. Соответственно все самозванцы заботились о том, чтобы создать при себе такую свиту. При этом одни пытались привлечь на свою сторону лиц благородного происхождения, другие предпочитали окружать себя казаками и представителями тяглого сословия, жалуя им чины, звания и даже новые имена.

Например, «царевич Пётр» (Илейка Муромец), один из руководителей крестьянской войны начала XVII в., создал при себе «думу» из бояр и дворян и «неизменно ставил во главе армии или отдельных отрядов титулованных лиц». Свиту из «генералов» и «князей» имели при себе самозваные Петры Фёдоровичи - Гаврила Кремнев (1765), Пётр Чернышёв (1765) и Федот Казин-Богомолов (1772). Пугачёва тоже окружали «генералы» (ими были, например, Пустобаев и Чумаков) и «графы» (так звались Шигаев, Овчинников, Зарубин-Чика).

В соответствии с народными представлениями о «царском чине» самозванец должен был выстраивать и линию своего повседневного поведения. Во-первых, он обязан был избегать панибратства с народом, т. е. время от времени подчёркивать огромную дистанцию между ним и простыми людьми. Как правило, общение крестьян с «настоящим» государем было сопряжено с возданием ему строго определённых почестей: коленопреклонением, земными поклонами, целованием его руки и даже ноги, а иногда и ношением его на руках. При соблюдении этого условия самозванцу не возбранялось пировать и жить вместе с простолюдинами.

Во-вторых, «благочестивый» монарх должен был являть собой нравственный пример. Нельзя было лгать и не держать своего слова: Лжедмитрий I показал свою «неподлинность» в глазах придворных и стрельцов тем, что не гнушался обмана, в чём его открыто и не раз уличали.

Кроме того, «праведный» государь, если он был женат, не имел права нарушать принятые им семейные обязательства. Ввиду этого женитьба Е. Пугачёва на казачке Устинье Кузнецовой (1 февраля 1774 г.) вызвала сомнения в том, что он действительно Пётр III, даже у его молодой жены. Дело в том, что он женился «при живой жене» без официального развода. Пугачёвский «полковник» Т. И. Подуров понял, что служит самозванцу, когда осознал следующее: если бы его начальник был «точной государь, то от живой супруги не поступил бы на такое презренное супружество, да и в такое ещё время, когда надлежало ему стараться утверждать себя на царство».

Здесь мы видим один из примеров несовпадения царистских представлений в различных слоях народных масс. Для яицких казаков упомянутая женитьба была доказательством того, что Пугачёв - действительно «истинный» государь, именно они уговорили самозваного Петра III пойти на этот брак. Однако жители Яика не учли, что крестьяне и другие тяглецы могут иначе оценить поступок Пугачёва.

История крестьянской войны 1773-1775 гг. позволяет добавить ещё один штрих к фольклорному портрету «благочестивого» царя. Среди причин, породивших у ближайших сподвижников Пугачёва сомнения в его императорском происхождении, была и такая, как его неграмотность. «Настоящий» монарх должен был подписывать указы собственноручно. Пугачёв же этого не делал, ибо не умел ни читать, ни писать. И хотя он предупредил своего секретаря А. Дубровского, что тот будет сразу повешен, если проговорится, тем не менее тайну сохранить оказалось невозможно. В результате «слухи о том, что Пугачёв не знает грамоты, ибо не подписывает сам своих указов, и потому является самозванцем, послужили основанием к организации заговора, завершившегося несколькими неделями спустя арестом Пугачёва и выдачей его властям».

“Справедливым” в глазах народа был тот правитель, чья политика соответствовала представлениям о «Божьей правде». Во-первых, «справедливый» монарх не превышал своих полномочий, не скатывался к тиранству, а также не позволял притеснять народ своим помощникам и чиновникам. Соответственно Лжедмитрий I после утверждения на троне всячески старался снискать в народе славу поборника справедливости. Он объявил о том, что намерен водворить в государстве правопорядок, и начал борьбу со взятками в приказах. Приказных, изобличённых в мошенничестве и злоупотреблениях, публично били палками. Населению столицы возвестили, что великий государь будет принимать жалобы на Красном крыльце в Кремле, чтобы обиженные могли безо всякой волокиты добиться правды.

Во-вторых, «справедливый» государь, по мнению народа, обязан был допускать возможность бунтов и восстаний - в ситуации, когда он сам не мог наказать управителей и помещиков или даже не знал о творящемся произволе. В соответствии с этим самозванец, дабы не вызвать подозрений, был вынужден поощрять или по крайней мере не запрещать расправы с угнетателями.

В-третьих, народные представления о «справедливости» требовали, чтобы «настоящий» государь по мере возможности проводил социальные преобразования в интересах народа. Естественно, представители разных слоёв ждали от монарха далеко не всегда одного и того же. Тем не менее были и общие чаяния - прежде всего отмена крепостного права и облегчение налогового бремени.

В-четвёртых, «справедливый» правитель был обязан жаловать и одаривать своих ближайших сподвижников. Причём в кодекс поведения «подлинного» царя включалась практика пожалований землями и «душами». К такой форме поощрения наиболее верных сторонников прибегали и самозванцы.

Например, казачьего атамана И. Заруцкого Лжедмитрий II отметил тем, что дал тому «в вотчины» города Тотьму и Чаронду. Г. Кремнев - «Пётр III» отставному поручику, посетовавшему на свою бедность, пообещал: «Я тебе дам людей».

Надо полагать, что наличие или отсутствие стремления помочь народу было не главным критерием отличения «подлинного» монарха от «ложного». Если происхождение, обстоятельства восшествия на престол и повседневное поведение монарха не вызывали нареканий в народе, то ему прощалось очень многое: рост налогов, произвол администрации, тяготы крепостничества - всё это народ объяснял происками «бояр» (придворных и высших чиновников), которые-де обманывают царя и мешают ему править по справедливости.

Усенко утверждает, что в триединой характеристике «подлинного» царя эпитет «справедливый» был менее важен, чем два других - «благочестивый» и «законный». Согласно с этим вполне логичным выглядит поведение тех донских казаков, которые на время оказывались в рядах пугачёвцев. Казаки переходили на сторону Е. Пугачёва, лишь поверив, что он - действительно Пётр III. Однако «ничтоже сумняшеся» они покидали восставших, как только убеждались, что ими руководит самозванец. Причём уходили они, несмотря на то, что Пугачёв щедро одаривал их и назначал на командирские посты.

Итак, мы приходим к выводу, что «наивный монархизм» трудящихся был не базой, а препятствием для поддержки заведомых и явных самозванцев. Даже ближайшее окружение самозваного претендента на царский трон должно было пребывать в уверенности, что служит «подлинному» государю. Ну а для этого лицо, принявшее на себя царский титул, должно было не просто выдвинуть программу действий, которая отвечала бы стремлению народных масс к вольной и сытой жизни. Претендент на царский трон обязан был выдвинуть такую программу, в которой были бы указаны и строго определённые пути достижения поставленной цели - пути, уже намеченные народным сознанием. Кроме того, комплексу царистских представлений «низов» должны были соответствовать и облик, и поведение, и образ жизни самозванца.

Таким образом, популярность или непопулярность тех или иных самозванцев объясняется, при прочих равных условиях, тем, что одни лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям, а другие самозванцы хуже соблюдали предписанные им «правила игры» или вообще их нарушали.

2 Самозванцы в России XVII - XVIII столетий

Самозванчество никак нельзя назвать чисто русским феноменом, однако ни в одной другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли во взаимоотношениях общества и государства. Даже если ограничиться подсчётом только лжецарей и лжецаревичей, то всё равно в итоге получится внушительная цифра. В XVII столетии на территории Российского государства действовало 29 самозванцев, век же восемнадцатый отмечен примерно 118 случаями самозванства. Самозванцы, претендующие на российский престол, «объявлялись» и за рубежом — например, в Италии («дочь Елизаветы», «княжна Тараканова»), Черногории («Пётр Фёдорович»), Турции («сын Ивана Алексеевича»).

Корни этого явления остаются до конца не выясненными. Исследователи по большей части пытаются решить проблему самозванчества в социальном, политическом или культурно-психологическом ключе, однако для проведения всестороннего анализа особенностей возникновения и развития самозванчества в России XVII - XVIII вв. как социально-политико-культурного явления, видится необходимым восстановить и событийную канву истории самозванства данного периода.

2.1 Российские самозванцы XVII века

XVII век в истории России занимает особое место. Социальные потрясения, войны, интенсивная законодательная деятельность, религиозные искания, расширение внешних контактов, экономический подъём — вот далеко не полный перечень характерных черт, составляющих портрет эпохи. Но главное, что это время исторического выбора дальнейших путей развития, активного переосмысления государственной идеологии, напряжённой деятельности государственной мысли. В тоже время народ постоянно искал защиты и покровительства со стороны государства, которое персонифицировалось для него в фигуре «подлинного» государя. В значительной степени причиной такого всплеска стало Смутное время. Однако и после избрания Михаила Федоровича вплоть до 50-х годов появлялись новоявленные Дмитрии и каждый раз находились верящие в них люди, ибо Дмитрий прямой потомок Рюриковичей, т.е. царь природный и законный. Самозванчество — это народная оболочка бунта. Практически каждый бунт XVII-гo «бунташного» века имел своего самозванца. Только в Смуте их участвовало до полутора десятков: кроме Гришки Отрепьева «второлживый» Тушинский вор, «царевичи» Петр, Иван-Август, Клементий, Савелий, Василий, Ерофей, Гаврила, Мартын, Лаврентий и др., выдававшие себя за сыновей и внуков Ивана IV Грозного, царевича Ивана Ивановича и царя Федора, царевичей из рода Шуйских (Т. Акиндинов). Поражает не только количество самозванцев, но и обилие имен, которыми они пользовались.

Всего же в России с 1601 по 1700 г. известны 29 лжемонархов, значит самозванцы XVII в. составляют 20% от общего их числа в XVII - XVIII вв. При этом среди последних не было женщин (в XVIII в. - 8), не было повторных «проявлений» с новым именем или статусом (в XVIII в. - 8) и отмечен лишь один случай двойного - монархическо-религиозного самозванства (в XVIII в. - 18). Зато один лжемонарх подчинил на время всю страну и ещё один - значительную часть её (в XVIII в. имел место второй вариант - 1 раз). 16 лжемонархов (55%) - дети Смутного времени. В правление Михаила Романова «проявились» 2 самозванца, Алексея - 6, Фёдора - 1, Ивана V и Петра I - 4. Хотя бы минимальная поддержка в обществе была у 21 лжемонарха (72%), но только 5 из них действовали после 1613 г. С движениями социального протеста были связаны 19 чел. (66%), но лишь трое - после 1613 г. Осветим судьбы самых известных из них.

В 1601 г. в Москве стали распространяться слухи о том, что на западных рубежах Русского государства, в Речи Посполитой, появился человек, который называет себя сыном Ивана IV царевичем Дмитрием. Подлинную личность человека, который первым начал выдавать себя за сына Ивана Грозного от Марии Нагой, по известным сегодня источникам достоверно установить непросто. Вполне вероятно, что им был беглый монах Чудова монастыря Григорий (в миру - Юрий Богданов сын Отрепьев), происходивший из семьи небогатого галицкого феодала, однако этот факт нельзя считать полностью доказанным. Как образно выразился В. О. Ключевский, Лжедмитрий I «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве» .

Летом 1602 г. Лжедмитрий I нашел пристанище при дворе влиятельного польского магната князя Адама Вишневецкого, который оказал всемерную поддержку молодому авантюристу. В последующие два года шла активная подготовка к походу в Россию. Самозванец бывал в замках многих польских магнатов и шляхтичей и посвящал их в свои планы занять московский престол, заручился поддержкой польского короля Сигизмунда III и римского папы. С этого момента политические акции самозванца стали быстро расти. Лжедмитрий I в обмен на поддержку его деньгами и военными силами обещал после своего воцарения отдать Польше Северскую и Смоленскую земли. Это обязательство было скреплено в заключенном с королем тайном соглашении. Вскоре самозванец принял католичество. Всеми приготовлениями Лжедмитрия I к походу на Москву руководил воевода г. Сандомира Юрий Мнишек. Лжедмитрий I просил руки его дочери Марины. В соответствии с брачным контрактом он должен был выплатить ее отцу 1 млн. злотых на покрытие долгов, а жене отдать в удел Псков и Новгород. В конце октября 1604 г. Лжедмитрий I с армией, насчитывавшей около 20 тыс. человек, переправился через Днепр и вторгся в пределы Русского государства. Его быстрому продвижению содействовала развернувшаяся в стране социальная борьба; к «царевичу» присоединялись крестьяне, холопы, посадские люди. Поддерживали самозванца также мелкие и даже средней руки помещики, отдельные бояре и князья южных районов Русского государства. Многие города сдавались без боя, а некоторые воеводы оказали самозванцу поддержку. После скоропостижной смерти царя Бориса Годунова (13 апреля 1605 г.) царские войска, осаждавшие отряды самозванца в Кромах, перешли на сторону Лжедмитрия I. 1 июня 1605 г. в Москве вспыхнуло народное восстание, молодого царя Федора Годунова свергли и умертвили. 20 июня Лжедмитрий I вступил в Москву.

Лжедмитрий I оказался ловким политическим авантюристом и к тому же неплохим актером. Самозванец быстро понял, что осуществление его честолюбивых планов во многом будет зависеть от того, признает ли его население «подлинным» Дмитрием. Еще находясь в Польше, Лжедмитрий I в 1604 г. тайно переправлял в Россию с верными ему людьми грамоты, в которых рассказывал о своем чудесном спасении. Такие же грамоты самозванец рассылал и во время похода на Москву. Для завоевания популярности он, по словам современника, принимал делегации жителей разных городов, «вел продолжительные беседы с именитыми людьми, рассказывая им о своих приключениях так, чтобы утвердить их в лучшем мнении о себе и стать любезным народу» . Удаление останков Бориса Годунова из Успенского собора, уничтожение его дома в Москве, возвращение из ссылки своей «родни» Нагих, торжественное венчание на царство в Успенском соборе, поклонение праху Ивана IV и своего «брата» Федора Ивановича - все эти действия самозванца преследовали лишь одну цель - убедить народ в том, что налицо подлинный «царевич Дмитрий». С целью приобретения популярности он велел объявить о необходимости решать все дела без волокиты и взяток. Однако подобные демагогические жесты не принесли самозванцу народного признания. Современники единодушно отмечали властолюбие Лжедмитрия I, его надменность, тщеславие, жажду роскоши, пренебрежение к русским людям и их обычаям.

Лжедмитрий I ввел многие новшества в царский быт. Он отменил некоторые старые «обычаи и церемонии за столом, также и то, что царь беспрестанно должен был осенять себя крестом и его должны были опрыскивать святой водой». Явное нарушение традиций «старины» давало пищу для толков среди разных слоев населения Москвы относительно «подлинности» нового царя и играло на руку некоторым кругам дворцовой знати во главе с В. И. Шуйским в их борьбе против Лжедмитрия I.

Чтобы воздействовать на сомневавшихся, Лжедмитрий I прибегал и к угрозам. Когда в январе 1606 г. среди московских стрельцов усилились слухи, что царь - самозванец, то по приказу Лжедмитрия I семь человек были схвачены и доставлены в царский дворец. Здесь Лжедмитрий I в присутствии бояр и толпы стрельцов произнес речь, в которой доказывал свои «царские права», и призвал к расправе с «бунтовщиками», что и было сделано. «Статочное ли дело, - говорил он, - чтоб кто-нибудь мог, почти не имея войска, овладеть могущественным царством, когда у него не было на то права?» .

Однако самозванец недолго удержался у власти. Проведение крепостнической политики правительством Лжедмитрия I, рост налогов, недовольство части бояр и дворян его действиями ослабили позиции самозванца. Жители столицы все больше возмущались поведением пришедших с самозванцем польских панов. Во время праздничных торжеств в Москве по случаю свадьбы Лжедмитрия I и Марины Мнишек группа бояр во главе с В. И. Шуйским организовала заговор и 17 мая 1606 г. подняла восстание, которое поддержали горожане. Самозванец был убит заговорщиками. Позже его труп выкопали и сожгли, а пеплом зарядили пушку и выстрелили из нее. Царский трон занял боярин В. И. Шуйский, который энергично доказывал, что настоящий царевич Дмитрий погиб в 1591 г. в Угличе. Прах царевича перенесли в Москву, а его самого причислили к лику святых. Марфа Нагая заявила в Кремле, что Лжедмитрий I не был ее сыном, а братья бывшей царицы утверждали, что истинный царевич был убит по приказу Годунова. В. И. Шуйский распорядился арестовать в Галиче родственников Григория Отрепьева. Разные группировки бояр, писал В. О. Ключевский, «видели в самозванце свою ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбросили на задворки» . Спустя несколько дней после убийства Лжедмитрия I по Москве стали распространяться слухи, что вместо «царевича Дмитрия» будто бы убили похожего на него человека, а сам он бежал с несметными богатствами не то в Литву, не то в Англию .

Прошло немногим более месяца после убийства Лжедмитрия I и воцарения В. И. Шуйского, как в июне 1606 г. на юге России началось мощное крестьянское восстание, которое возглавил беглый холоп князя Телятевского И. И. Болотников. Политическим лозунгом восстания было свержение боярского царя Василия Шуйского и передача власти «хорошему царю Дмитрию». Предводитель крестьянской войны как «воевода царя Дмитрия» рассылал населению «листы» с призывом к восстанию и расправе с боярами и дворянами. Болотникову и другим руководителям восстания на время удалось тогда создать впечатление, что «царь Дмитрий» находится с ними. Вера многих участников восстания в реальность существования «царевича» была велика. Многие восставшие, попав в плен к Шуйскому, говорили, что Дмитрий жив и они видели его своими глазами. Но были и сомневавшиеся. Так, под Москвой к Болотникову приходила делегация москвичей и просила показать «царя». Болотников им ответил, что «царь Дмитрий» скоро придет «из Литвы со многими людьми» .

В конце 1605 - начале 1606 г. на Тереке появился среди местных казаков «царевич Петр», якобы сын умершего в 1598 г. царя Федора Ивановича, «чудесно спасшийся» от убийц, подосланных Борисом Годуновым. В действительности это был сын бедного посадского человека из г. Мурома Илейка Муромец, прижитый матерью «без венца» и не познавший радости ни в детстве, ни в юности. Он много скитался по России: был «сидельцем» в лавках нижегородского купца, плавал по Волге «кормовым казаком для стряпни», сменил много профессий, а затем стал терским казаком. Оказавшись в Астрахани, участвовал в 1603 - 1604 гг. в военных походах казаков на Терек и в Тарки. Илейка был, несомненно, незаурядной личностью и храбрым человеком, обнаружившим способности к ратным делам. В 1605 г. казаки избрали его атаманом и объявили «царевичем Петром». Сначала казаки собирались идти в поход за добычей на Каспий. Однако разгоравшаяся в стране мощная антифеодальная война оказала воздействие и на них, частично вчерашних крестьян и холопов. Возглавляемый Илейкой отряд решил выступить против «лихих бояр», на помощь «царю Дмитрию», направлявшемуся к Москве. Отряд Лжепетра, послав гонца к Лжедмитрию I, двинулся вверх по Волге, чтобы соединиться с его войском. К «Петру» примкнули крестьяне, холопы, казаки. Когда отряд Лжепетра, дойдя до г. Свияжска, узнал о гибели «царевича Дмитрия», он повернул вниз и пошел на Северский Донец. Осенью 1606 г. Лжепетр откликнулся на призыв «воеводы царя Дмитрия» И. И. Болотникова и вместе со своим отрядом присоединился к основной армии повстанцев. В ходе борьбы с В. И. Шуйским «царевич Петр» не раз громил царские войска. После поражения повстанцев под Тулой 10 октября 1607 г. он был повешен на Серпуховской дороге, у Данилова монастыря.

Однако и после поражения крестьянской войны под предводительством Болотникова в народе продолжали циркулировать слухи о том, что «царевич Дмитрий» не погиб, что ему удалось спастись, что скоро он снова придет с большой армией и освободит крестьян от власти помещиков. Такие настроения создали благоприятную обстановку для появления нового самозванца - Лжедмитрия II, выдававшего себя за Лжедмитрия I, которому будто бы удалось спастись во время восстания в Москве в мае 1606 года. Происхождение этого новоявленного авантюриста неясно. Существует предположение, что он был выходцем из г. Шклова, где у местного попа «детей грамоте учил, школу держал». Как и Лжедмитрий I, он был ставленником агрессивных кругов Речи Посполитой. В июле 1607 г. Лжедмитрий II из Стародуба-Северского предпринял поход на Брянск, затем направился к Туле, где находился Болотников, но дойти не успел: город пал. Выступление Лжедмитрия II против В. И. Шуйского поддержала часть крестьян и посадских людей, видевших в нем «законного царя», а также отдельные группы мелких и средних помещиков и казачьи отряды во главе с атаманом И. И. Заруцким. Летом 1608 г. Лжедмитрий II осадил Москву, но взять город не смог и обосновался в селе Тушино. В Тушинском лагере было сформировано правительство из части русских феодалов и приказных дельцов, возглавляли же лагерь фактически руководители польских отрядов. Самозванец не играл никакой роли, а был просто игрушкой в руках польской шляхты и русских бояр, недовольных Шуйским. Как писал современник этих событий, поляки «царем же играху яко детищем». В дальнейшем Лжедмитрия II прозвали «Тушинским вором». В августе 1608 г. в Тушино прибыли поляки во главе с Ю. Мнишеком, а затем и Марина Мнишек, которая тайно обвенчалась с Лжедмитрием II. Самозванец обещал ее отцу за «признание» его царем и спасшимся мужем Марины 14 русских городов. Открытые связи Лжедмитрия II с Польшей, грабежи населения тушинцами, обострение противоречий внутри Тушинского лагеря вызвали отход от самозванца части населения. А вскоре, в результате начала открытой интервенции Польши против России, исчезла необходимость в Лжедмитрии II, что сузило базу его движения, так как поляки, находившиеся в его войске, были отозваны в армию Сигизмунда III под Смоленск. Начались массовые выступления населения Русского государства против тушинцев. Лжедмитрий II, опасаясь, что его выдадут польскому королю, которому уже не был нужен «царь Дмитрий», переодевшись в крестьянское платье, 28 декабря 1609 г. бежал в Калугу. В июне 1610 г. он, собрав силы, снова подступил к Москве. Однако в августе Лжедмитрий II был вынужден вторично бежать в Калугу, где 11 декабря 1610 г. был убит.

Если Илейка Муромец был объявлен «царевичем Петром» и в дальнейшем стал активным вожаком антифеодальной крестьянской войны, то оба Лжедмитрия, как видно, являлись политическими авантюристами, ставленниками агрессивных кругов польско-литовских магнатов. Их поддерживали и некоторые слои русских бояр и дворян, надеявшиеся использовать имя Дмитрия в борьбе со своими политическими противниками.

Летом 1607 г. в Астрахани действовало сразу трое «родственников» угасшей династии Рюриковичей: «един назвался Август, царя Ивана сын», другой - Осиновик, «сын царевича Ивана», а третий - «Лавер, царя Федора Ивановича сын». Сохранились глухие сведения о том, что «Август» был, вероятно, «боярским человеком» (холопом) или «мужиком пашенным» (крестьянином). Эти «царевичи» являлись выходцами из народа, что отражало его наивную мечту о хорошем мужицком царе. Во главе казачьих отрядов «самозваные царевичи» пошли под Москву, на соединение с войском своего «родственника» Лжедмитрия II. По дороге казаки за что-то повесили одного «царевича», а двух других Лжедмитрий II приказал казнить, видимо; опасаясь, что приход восставших казаков, крестьян и холопов в его лагерь, и без того весьма разнородный и раздираемый внутренними противоречиями, может повредить его планам. В начале XVII в. в разных районах России появились и другие многочисленные самозваные «царевичи»: Василий, Гаврилка, Ерошка, Клементий, Мартынка, Савелий, Симеон, Федор. Из-за отсутствия источников трудно сказать, кем были эти самозванцы: то ли политическими авантюристами, пытавшимися соперничать с Лжедмйтрием II, то ли предводителями крестьянских отрядов, выступавших против феодального гнета.

После поражения первой в России крестьянской войны и изгнания польско-шведских интервентов правительство царя Михаила Романова (1613 - 1645 гг.) настойчиво добивалось укрепления позиций новой династии, внимательно следя за политическими настроениями разных слоев населения и боясь появления каких-либо самозванцев. В течение первой половины XVII в. у Романовых было достаточно оснований для подобных опасений. Среди населения постоянно ходили слухи о «спасении» Дмитрия и о новых царевичах. Правда, с этого времени в самозванском движении отчетливо прослеживаются два течения: одно, связанное с появлением самозванцев, возглавлявших антикрепостническую борьбу народных масс, и другое, представленное политическими авантюристами, преследовавшими узкокорыстные цели. В 1622 г. правительство получило известие, что крестьянин Зарайского уезда Ларион Стрига, находясь в Коломенском уезде, говорил во время праздника крестьянам, что «Тушинский вор, который называется царевичем Дмитрием, жив». В августе 1625 г. был получен донос на «пушкаря Андрюшку» из Новосильского уезда, что он на пиру в доме у другого пушкаря «говорил про Тушинского вора, что-де был здоров Тушинский вор». Священник села Ильинского, Козельского уезда, в том же году в разговоре с казаками выразил свою мысль более определенно: скоро «опять на Украине царь проявится с вашим воровством» . И позже в народе сохранялась память о Лжедмитрии I, которого темные, забитые крестьяне идеализировали и наивно считали «своим» царем. Так, в 1637 г. один чумак в Переяславль-Рязанском уезде утверждал: «Ныне-де государь царь на Москве, а и он-де бывал нам брат мужичий сын» . Крестьяне мечтали о новом «мужичьем царе» и связывали с его приходом надежды на освобождение от крепостного гнета. К середине XVII в. эти настроения отчетливо прослеживаются. Так, крестьяне Шацкого уезда сговаривались между собой: «Сойдемся-де вместе и выберем себе царя». В других районах страны крестьяне пытались перейти от слов к делу. В Тверском уезде, например, в двух селах «крестьяне с красными фатами и пищалями носили на носилках человека, у которого на голове была корона, и называли его царем» . Царские чиновники, донося о таких фактах, пытались опорочить крестьян, заявляя, что все это произносилось «на пиру», «в кабаке» или когда те были пьяны.

Наивный монархизм крестьянства нашел свое проявление и во время крестьянской войны 1670 - 1671 гг. под предводительством С. Т. Разина. Восставшие писали «прелестные письма» от имени С. Т. Разина, а также от имени сына царя Алексея Михайловича, незадолго умершего до этого царевича Алексея. С. Т. Разин и его войско хотели возвести царевича на престол. По свидетельству иностранцев, во время похода войск Разина вверх по Волге за ним следовали два судна. На первом судне, покрытом алым бархатом, якобы плыл «царевич Алексей»; на втором, затянутом в черный бархат, - «патриарх Никон». За «царевича Алексея» восставшие выдавали шестнадцатилетнего сына кабардинского мурзы, князя Андрея Черкасского, захваченного ими при взятии Астрахани. И в этой крестьянской войне лозунг «хорошего царя» до некоторой степени способствовал мобилизации сил восставших, придавал видимость законности их выступлениям против царского правительства.

Далее остановимся кратко на некоторых случаях появления самозванцев из-за рубежа. В 1639. г. в Москве стало известно, что в Польше скрываются два самозванца. Одному из них было около 30 лет, он жил в Бресте и называл себя сыном Лжедмитрия I и Марины Мнишек («Расстригин сын»). Позже выяснилось, что это был сын польского шляхтича Иван Дмитриевич Луба (по другой версии - Иван Фаустин Луба), которого после смерти его отца в России воспитал шляхтич Белинский и называл «царевичем Московским для всякой причины». Другой самозванец именовался Сыном царя Василия Шуйского Семеном.

В 1646 г. русские послы в Турции узнали, что в Крыму скрывается еще один самозванец, «а называют его московским царевичем». Он якобы просил у крымского хана войско для похода на Москву, но тот отослал его к турецкому султану. Послы установили, что в роли самозванца подвизается беглый украинский казак Иван Вергун. Одновременно послы узнали о существовании в Константинополе еще двух самозванцев. Один из них, 25 лет, убеждал, что он сын царя В. И. Шуйского Семен. Другим Лжешуйским был беглый подьячий Тимошка Акиндинов. Его авантюра продолжалась около 10 лет. В итоге пойманного лжецаревича пытали в присутствии многих бояр, устроили очную ставку с матерью и вынудили признаться в самозванстве, после чего он был казнен.

Таким образом, нижние слои служилых и податных людей стали питательной средой для широкого распространения самозванчества в России начала XVII в. Попадая в холопы, люди сильные духом искали спасение в вольных казачьих станицах, а после появления Лжедмитрия I прониклись идеями восстановления попранной справедливости, восстановления и улучшения утраченных социальных позиций на «воровской» службе. Самозванцы нужны были им как символ, именем которого можно было решать свои проблемы.

2.2 Российские самозванцы в XVIII века

В VXIII веке в России продолжали появляться самозванцы, принимавшие имена русских государей, наследников престола или членов царствующих династий. Многократно «оживали» царевич Алексей, сын Петра I, и рано умерший от оспы Петр II. Восемь раз «поднимался из гроба» Иван Антонович, младенцем низложенный Елизаветой Петровной и убитый стражей при попытке гвардейского поручика Мировича освободить его из Шлиссельбургской крепости в 1764 году.

Время от времени являлись и те, кто возлагал на себя имена фигур совершенно мифических, никогда не существовавших в реальности, - например, «брата» царевича Алексея «царевича Петра Петровича», или какого-то совсем уж фантастического «сына» императрицы Елизаветы Петровны от ее тайного брака с английским королем. Но никто в этом отношении не мог сравниться с императором Петром III, свергнутым с престола женой, Екатериной II. Его смерть породила целый сонм самозванцев, которые с угрожающей регулярностью то и дело объявлялись в народе до тех пор, пока одному из них не удалось до основания потрясти всю Российскую империю.

В конце XVII - первой четверти XVIII в. наблюдается усиление крепостнического гнета, длительные войны, жестокая расправа с противниками реформ, иностранцы при царском дворе - все это вызывало недовольство различных слоев населения. В Преображенском приказе, ведавшем сыском по политическим делам, сохранились отзывы крестьян о делах в государстве: «Какой-де он государь, всех вытаскал в службу, все царство запустошил». Некоторые крестьяне, судя по их высказываниям, считали Петра I человеком, «пустошившим» свое государство из-за любви к войнам и иноземным новшествам. Иные лица, консервативных взглядов, осуждали образ жизни царя и перемены в быту: он держит около себя «таких людей, которые ереси вводят», «бороды велит брить, платье поганское носить, табак курить». Среди крестьян получила распространение легенда о том, что Петр I не настоящий царь, а «подменный». Так, в 1701 г. крепостной крестьянин Ф. Степанов, слушая жалобы односельчан на тяжелое положение, заявил, что «государя-де на Москве нет. Семь лет в полону, а на царстве сидит немчин. Вот-де тысячи с четыре стрельцов порубил. Есть ли б де он был государь, стал ли б так свою землю пустошить». Крепостные крестьяне из Веневского уезда считали, что «государь не царского колена, немецкой породы, а великого государя скрали немцы у мамок, в малых летех...» Крестьянка Арина в 1718 г. поведала такую легенду о Петре I: «Государь не русской породы и не царя Алексея Михайловича сын, взят во младенчестве из Немецкой слободы у иноземца на обмену. Царица-де родила царевну, и вместо царевны взяли ево, государя, и царевну отдали вместо ево» .

Разгром Петром I в 1718 г. реакционной оппозиции, группировавшейся вокруг царевича Алексея Петровича (о чем население было широко оповещено царскими указами, читавшимися на площадях и в церквах), а затем таинственная смерть царского сына породили многочисленные слухи. Крестьяне считали, что царевич Алексей жив, и, идеализируя его, представляли поборником православия, старинных обычаев, даже защитником народа. После восстания К. А. Булавина среди крестьян разнеслась весть (Тамбовский уезд, 1718 г.), что царевич ходит по Москве в окружении донских казаков и приказывает бросать в ров бояр московских, а Петра I за отца не признает. В 1715 г. в Нижегородском уезде был задержан сын рейтара из г. Углича А. И. Крекшин, который под именем «царевича Алексея» три года скрывался от царской службы. В начале 20-х годов XVIII в. среди крестьян разных районов России циркулировал слух о появлении «царевича Алексея», который якобы собирается выступить против царя. В конце 1724 г. в г. Почепе был арестован и доставлен в Петербург самозваный «царевич Алексей Петрович». На допросе в Преображенском приказе выяснилось, что имя царевича присвоил себе солдат 2-го гренадерского полка Александр Семиков, сын сибирского пономаря. По приговору Сената 22 ноября 1725 г. ему отрубили голову и отослали ее в Почеп для устрашения населения . Такая участь постигла в том же году и другого «Алексея Петровича», объявившегося в Астрахани. Им оказался извозчик 1-го гренадерского батальона Евстифей Артемьев, бывший дворцовый крестьянин Симбирского уезда. На исповеди Артемьев сказал священнику М. Харитонову о том, будто он «царевич Алексей Петрович», надеясь с его помощью получить поддержку у астраханского епископа на случай преследований со стороны местных властей. Об этом разговоре священник рассказал одному из своих знакомых, а тот донес местной администрации. Самозванец был схвачен и казнен. Несколько раньше, в 1723 г., в Вологде появился еще один «царевич Алексей Петрович», которым назвался нищий Алексей Родионов . Все названные самозванцы выступали в одиночку, и они быстро попадали в руки царских чиновников. Однако их появление в различных районах России по-прежнему свидетельствовало о царистских настроениях крестьянства.

В 30 - 50-х годах XVIII в. самозванство усилилось. Из пяти самозванцев (Андрей Холщевиков, Тимофей Труженик, Ларион Стародубцев, Андрей Обудин, Иван Миницкий) четыре выдавали себя за царевича Алексея Петровича и один - за сына Петра I, Петра Петровича. Последующие самозванцы (Яков Татаринов, Артамон Чевычелов и Михаил Рандачич) просто именовали себя императорами или самодержцами, не связывая с каким-либо конкретным лицом. Из этих восьми самозванцев четверо по происхождению были крестьянами, двое - казаками, один - однодворцем, а другой - работным человеком. Появлялись они в Московской, Нижегородской, Воронежской, Киевской и Оренбургской губерниях, и повсюду крестьяне, казаки, бурлаки, солдаты, раскольники оказывали им поддержку. В августе 1732 г. Московская контора Тайной канцелярии доносила императрице Анне Ивановне, что в Тамбовском уезде пойман самозванец «царевич Алексей Петрович». Вместе с ним задержали нескольких крестьян и однодворцев. Их неоднократно допрашивали, устраивая очные ставки, пытали на дыбе и наказывали кнутом в застенках Тайной канцелярии, пока не добились признания. Оказалось, что летом 1732 г. среди крестьян Тамбовского уезда появился человек, называвший себя «царевичем Алексеем Петровичем». При встречах с крестьянами он не раз говорил им: «Я- де не мужик и не мужичий сын, я-де Орел, Орлов сын, мне-де Орлу и быть, я-де царевич Алексей Петрович, и есть-де у меня на спине крест и налевее родимая шпага». В одной из деревень он заявил крестьянам: «Что-де вы, народ, знаете, кому присяга была, мне-де, не мне». После этого он сказал, что были указы о присяге ему «и на монетах-де персона пишется моя, да и по господам по всем моя персона разослана» . Именовавший себя «царевичем Алексеем Петровичем» Т. Труженик, в прошлом беглый крестьянин вотчины Новодевичьего монастыря, долго скитавшийся по России, должно быть, слышал о том, что при воцарении Анны Ивановны в феврале 1730 г. Верховный тайный совет заказал несколько ее портретов, которые были посланы за границу. Мысль о самозванстве у Труженика появилась после издания Анной Ивановной 17 декабря 1731 г. указа «об учинении присяги в верности наследнику всероссийского престола, который от Ея Императорского Величества назначен будет» .

Видимо, крестьяне не сразу поверили, что Труженик - царский сын. Во время одного из разговоров с ними Труженик так объяснял свое происхождение: «Я-де Труженик, мне-де бог велел так тружатца. Буде вы не верите, что я царевич, есть ли-де у вас такой человек, который бы, смотря на землю, узнал, как его зовут, тот бы-де показал вам о мне подлинно». В другом случае самозванец заявил сомневавшимся: «Я-де царевич и работать не умею. Я-де хотя на вид мужик и руки-де и ноги и волосы мужичьи, да не мужичей я сын и не мужик буду». Он прибегал и к более сильным аргументам, чтобы поразить воображение крестьян, поведав им, что знает, где в погребе хранятся «три котла з денгами да три знамя. И сидят-де в том погребу у казны приставы три духа умерших - Кудеяр, да царь Иван, да царь Александр Македонский, да живой старый император. Я бы-де ево, императора, выпустил вен, да как-де ево выпущу, тогда-де вся колесница потресетца и будет от него, императора, в неправде всем суд». В этом рассказе о богатствах сказочного подземного города причудливо объединяются реальные исторические лица и полулегендарные персонажи (Кудеяр). Труженик сулил крестьянам несметные богатства: «Я-де царь буду и бог и многое множество казны будет». Тех, кто пойдет с ним, он обещал одарить «златом и серебром и золотыми каретами. И хлеба-де столько не будет, сколько золота и серебра». Свои рассказы о «чудесах» и наличии у него на теле «царских знаков» самозванец сопровождал обещанием «милостей» после того, как «это дело сделаетца», то есть он займет императорский трон. «И бояром-де не житье будет, а которые и будут, и тем-де хуже мужика находитца. И буду их судить с протазанами(копьями), воткня в ногу, как было при царе Иване Васильевиче» (намек на Ивана IV, поразившего таким способом стремянного Шибанова). Труженик обещал однодворцам избавление от тяжелой службы в местной страже и отмену подушной подати, а также защиту южных районов России от набегов кочевников: «орды все» будут «преклонятца к белому царю» . Таким речам самозванца с надеждой внимали крестьяне и однодворцы.

Летом 1732 г. в Тамбовском уезде появился еще один самозванец - «царевич Петр Петрович». Это был беглый драгун Нарвского полка Ларион Стародубцев. Он потратил немало усилий, чтобы убедить население в своем «царском происхождении». Казаки станицы Яменской, где Стародубцев жил с женой и падчерицей, не поверили в то, что он «царевич». Ему пришлось покинуть станицу. В другом месте Стародубцев стал уверять, что у него есть «брат царевич Алексей Петрович», с которым он собирается идти царствовать на Москву. Стародубцев несколько раз посылал к Т. Труженику крестьян, чтобы разузнать о его планах, и, видимо, сам с ним встречался. Лариона Стародубцева поддержали беглые крестьяне, бурлаки, голытьба, жившая в Тамбовском уезде. Они деятельно агитировали в пользу новоявленного «царевича», у которого будто бы есть брат «царевич Алексей Петрович». 24 бурлака составили письменную клятву «верно служить его величеству Петру Петровичу» . «У Петра Петровича, - уверяли сподвижники Л. Стародубцева, - есть на груди звезда, а на спине месяц, и он подлинный царевич». В их рассказах повторялась легенда о «подмененном царе»: «Петр Петрович» был «на царство посажен 12 лет. И у боярина-де был сын и тому царевичу пришел лик в лик». Когда сын боярина умер, то «боярин того мертвого своего сына вменил в царевичи, и будто оной царевич умре, а этого-де царевича свез». Отсюда делался вывод, что Стародубцев является настоящим «царевичем»; при этом не уточнялось, чей он был сын. Такое повествование убеждало не всех. Например, в станице Карповской казаки арестовали посланца Стародубцева Ф. Хохлачева . Сам Стародубцев рассылал «письма» и «ерлыки» жителям окрестных сел и деревень. В них сообщалось, что «проявился Петр Петрович», сын «старого царя и не императорской» (то есть не сын Петра I), который пошел «свои законы искать, отцовские и дедовские»; осуждались действия Петра I в отношении стрельцов, копейщиков и особенно казаков, лишенных многих привилегий. Новоявленный царевич обещал всячески жаловать казаков, «дабы постояли за старую веру и за чернь, как бывало при отце нашем и при деду нашем», и обращался к бедноте: «И вы, голотвенные люди, безприютные бурлаки, где наш глас не заслышится, идите до старого закону денно и ночно». О себе «царевич» говорил, что он «от императора в темнице за старую веру сидел два раза» и не подчинялся плохим законам императора, который "излюбил себе власников кормных боравьев». Во время скитаний он побывал в Чернигове, Киеве, распространяя «ерлыки». Теперь, писал Стародубцев, «хощу умышлением своим вступить на отцовское и дедовское попелище». В «ерлыках», адресованных казакам, содержался интересный призыв: «Галутву вам бы не изгнать, также и бурлак, которых безутаенных, не изганять» . В «письмах» Стародубцева говорилось об основных требованиях, которые позже выдвигались крестьянством во время восстания Е. И. Пугачева: освобождение от власти помещиков, уничтожение наиболее тяжелых налогов и повинностей, защита старообрядчества. В них нашли отклик настроения, характерные для низших категорий служилых людей (казаки, однодворцы, стрельцы и другие), чьи сословные привилегии были ущемлены Петром I.

Если Т. Труженик, Л. Стародубцев и другие самозванцы на первых порах обычно действовали тайком, в отдаленных местах, то И. Миницкий, назвавшийся в 1738 г. «Алексеем Петровичем», поступил иначе. Находясь с партией работных людей в селе Ярославец Бобровской сотни Киевского полка, Миницкий старался убедить не только солдат сопровождавшей их команды, но и возглавлявшего их наказного атамана и местного священника Г. Могилу в том, что он «царевич». Он обещал всем «волю» и мир с Турцией, с которой шла в то время война. В ответ солдат Стрелков заявил ему: «Хотя-де дойдет до больших наших бояр и хотя-де донесется и самой государыне императрице, мы готовы за Тебя стоять». Стрелков и другие солдаты на виду у всех жителей села несли круглосуточное дежурство у избы, в которой жил «царевич». Перед походом на Москву и Петербург Миницкий отслужил торжественный молебен, с разрешения священника вошёл «царскими дверьми» в алтарь, взял евангелие и крест и вышел к народу. Многие крестьяне, бывшие в церкви, узнав о «царевиче», «прикладывались» к кресту «и целовали у оного самозванца руку». То же самое сделал и священник. После молебна «пето было многолетие и звон колокола имелся». Богослужение и «крестоцелование» крестьян, сопровождавшееся стрельбой из ружей, должно было убедить крестьян в том, что объявился подлинный император. Самозванец, оказавшийся мелким польским шляхтичем И. П. Миницким из г. Поддубны, вскоре был схвачен и посажен на кол вместе со священником Г. Могилой. Поддерживавших его солдат четвертовали .

Самозванчествоство во второй половине XVIII в. заметно возросло. За 1762 - 1800 в России объявились 60 самозванцев . Большинство из них были беглые крестьяне, солдаты, однодворцы. В результате Дворцового заговора и убийства императора Петра III (1762 г.) к власти пришла Екатерина II. Эти события получили своеобразный отклик и в народе. По стране поползли слухи, что Петр III не убит, а остался жив и скрылся. Народная молва стала идеализировать личность императора, связывая с его именем надежды на улучшение положения крестьян. Новую пищу для толков дало убийство в 1764 г. номинально царствовавшего 13 месяцев, а затем почти 23 года находившегося в заключении Ивана Антоновича во время неудачного заговора подпоручика В. Я. Мировича, хотевшего возвести его на престол и свергнуть Екатерину II. Слухи о том, что Петр III жив, распространялись в Центральной и Южной России, на Украине и в Оренбургской губернии. Расширение «географии» самозванства свидетельствовало о нарастании противоречий в стране. В 1764 г. появились первые «самозваные императоры» - Николай Колченко (на Украине, под г. Глуховом) и разорившийся армянский купец Антон Асланбеков. В последующие годы стало известно о новых самозванцах, которые заявляли о себе в различных районах Российской империи. Один из них, беглый рекрут Иван Евдокимов, объявился в Нижегородской губернии в феврале 1765 г. и назвался Петром II. Он распускал о себе самые невероятные слухи, будто князья Д. М. Голицын, И. А. Долгорукий и граф Миних уговорили его поехать с ними на охоту, а сами тайно увезли в Италию, где он «закладен был в столб каменный на королевском дворе; в столбе было маленькое окошко», через которое он получал хлеб и воду. «Петр II» просидел в столбе 24 с половиной года. Благодаря появившейся в столбе трещине ему удалось освободиться из неволи. «Считая это действием святого духа, он тайно вышел из столба», пошел в Россию, провел в пути девять лет и в 1764 г. оказался в Керженских лесах . Сильные волнения возникли и на Дону в 1772 г. в связи с появлением там «Петра III» - беглого крестьянина графа Р. И. Воронцова Федота Ивановича Богомолова, служившего до этого в легионной команде под именем Федота Казина.

Рост самозванства был своеобразным предвестником крупнейшей в истории России крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева. Почва для появления «Петра III» - Е. И. Пугачева была вполне подготовлена. Одновременно с ним под именем Петра III выступили и другие самозванцы: капитан 3-го батальона в г. Оренбурге Николай Кретов (сентябрь 1773 г.) и дворцовый крестьянин села Кирсанова, Тамбовского уезда, И. М. Мосягин (1774 г.), но их попытки не имели успеха. Пугачев же оказался гораздо более удачливым в этом плане. Его бунтарская идеология складывалась постепенно. К мысли назваться Петром III и от его имени поднять народное восстание он пришел не сразу. Первым шагом на пути к самозванству было заявление Пугачева еще под Бендерами в конце 60-х годов XVIII в., что он является крестником Петра I, который якобы подарил ему дорогую саблю. В 1772 г., будучи на Яике, Пугачев выяснил, что казаки готовы подняться на новое восстание. Тогда он осторожно стал внушать некоторым из них мысль, что является «императором Петром Федоровичем». Впервые Е. И. Пугачев заявил об этом на хуторе у казака Д. С. Пьянова. Изначально казаки отнеслись настороженно к словам Е. И. Пугачева, но затем решили его поддержать. Как говорил сам Пугачев на допросах, при первых встречах с казаками он показывал им «царские приметы» - белые пятна на груди, которые, по народному поверью, были признаком царского происхождения. На вопрос казаков, откуда эти раны, Пугачев ответил: «Когда-де в Петербурге против меня возмутились», то «гвардионцы кололи штыками». При этом он прибавил, что ему удалось бежать, так как его выпустил караульный офицер, после чего он скитался по России. Когда Д. С. Пьянов спросил о царицынском самозванце Богомолове (тоже «Петре III»), то Пугачев не растерялся и убежденно заявил, что он-то и «сесть подлинно царь Петр Федорович; и хотя его в Царицыне поймали, однако ж он ушел, а вместо его замучили другова» . Эти сведения широко распространялись среди крестьян и казаков. Однако ближайшие сподвижники прекрасно знали, что Пугачев не «Петр III», а донской казак, и вместе с ним совершенно сознательно использовали идею самозванства, чтобы поднять народ на борьбу с крепостным гнетом. Об этом говорили на допросе сам Пугачев и его соратники.

Природный сметливый ум помогал Е. И. Пугачеву поддерживать среди восставших мнение о том, что он «настоящий император». Как показывал Пугачев на допросе, он неоднократно, всенародно и во всеуслышание заявлял, что хочет в Петербурге увидеть «сына Павла Петровича» и наказать «жену» и ее приближенных, а также говорил «много приличного к своему возвышению». Для доказательства своей «подлинности» он использовал и пленных солдат, так как «мужики верят более солдатам, нежели казакам» . Вера основной массы крепостных крестьян и казаков в «царя-батюшку Петра III» была настолько велика, что вскоре после казни Е. И. Пугачева в Москве 10 января 1775 г. по России опять поползли слухи, что погиб кто-то другой, а «император» жив и скоро снова объявится. По другой версии, Пугачев лишь действовал от имени «Петра III», будучи его «фельдмаршалом», а сам «император» жив. В 1776 г. на юге России были арестованы несколько человек, распространявших такие слухи, а также новые самозванцы, которые носили имя «Петра III». Вплоть до конца XVIII в. появлялись самозванцы, именовавшие себя «Петром III» (М. Ханин - в 1780 г., Хрипунов - в 1786 г., и другие); в те же годы среди крестьян получила широкое распространение легенда о том, что «Петр III» принял новое имя - «Метелкин». Когда появится Метелкин, то народ «сметет», перебьет помещиков и офицеров. Впервые об этом стало известно правительству после ареста крестьянина Ярославского уезда Тихона Игнатьева и солдата Ярославского пехотного полка Андрея Краюхина, который на допросе показал: «Шесть земель подымаются и на низу есть батюшка Павла Петровича, прозывается Метелкин» . Угроза появления нового крестьянского «царя» наподобие Емельяна Пугачева не давала покоя русским помещикам во время крестьянских волнений вплоть до середины XIX века.

К середине XVIII века возобновляется поток авантюристов из-за рубежа. В январе 1747 г. к русскому резиденту в Константинополе И. И. Неплюеву пришли двое: русский Федор Иванов и его служитель, александрийский грек Перк. По словам Перка, его хозяин был сыном царя Ивана Алексеевича, правившего вместе с братом, царем Петром I. В 1768 г. русское правительство получило донос от пекаря Лебедева на сына генерал-майора Опочинина, который будто бы выдает себя за сына императрицы Елизаветы Петровны и английского короля, бывшего в России тайно в свите английского посла, собирается свергнуть Екатерину II и передать власть ее сыну Павлу. Через 20 лет, в 1788 г., в Прибалтике появился еще один авантюрист, Иван-Ульрих, 49 лет, назвавшийся императором Иоанном Антоновичем. Довольно широкую известность получила «дочь» императрицы Елизаветы Петровны «княжна Тараканова». Различные авантюристы, объявлявшие себя самозванцами, нередко, как видим, пользовались поддержкой враждебных России иностранных государств и обычно становились в таких случаях их послушным орудием в борьбе против России.

Также, хорошо видно, что при Екатерине II лжемонархи появлялись практически ежегодно, причём нередко по нескольку человек за год. Это объясняется тем, что к царице было негативное отношение в среде тяглого населения, которое было хранителем традиционной - сугубо патриархальной - культуры. Екатерина вызывала раздражение не только потому, что свергла собственного мужа, но и потому, что занималась «не своим делом», ибо в массовом сознании жила мысль: управление государством - удел мужчин. Ругань в адрес «бабы» на троне стала атрибутом народной культуры задолго до 1762 года.

Обратимся к составу лжемонархов. Среди них всего 4 женщины (7%). Иностранных подданных - 7 (13%). Судя по всему, русских - 37 (69%), украинцев - 7 (13%), немцев - 4 (7%), поляки, датчане, арабы и армяне представлены по одному, национальность Изек-бея и Пакарина неизвестна (предположительно - неславяне). Очевидно, православных было 45 (83%), из них лишь один старовер и один сектант; лютеран было 7 (13%); армянскую григорианскую церковь представлял один (Асланбеков), а вероисповедание Изек-бея опять же неизвестно.

Таким образом, нельзя утверждать, что перед нами феномен сугубо русской культуры, выросший на почве исключительно православия. Нельзя говорить и о том, что монархическое самозванство питалось идеями, оппозиционными официальной церкви, и было одной из форм социального протеста под религиозными лозунгами. Тем не менее, связь данного явления с христианскими воззрениями очевидна.

Заключение

Пожалуй, можно считать общепризнанным тезис, что нигде и никогда монархическое самозванчество не имело такого распространения, как в России XVII-XVIII вв. Обозревая всю самозванческую эпоху, надо сказать, что вряд ли можно себе представить более точное и ёмкое определение, чем данное В. О. Ключевским - «хроническая болезнь».

Несмотря на то, что самозванчество издавна привлекало внимание историков, корни этого явления остаются до конца не выясненными. Данная курсовая работа была направлена на осмысление этого феномена в качестве сложного историко-культурного явления, коренящегося в особенностях массового сознания и политического развития России XVII-XVIII вв. В заключении к данной работе следует подвести наиболее значимые итоги и сформулировать общие выводы, отражающие научную значимость курсовой работы.

Исследование показало, что под термином «самозванчество» следует понимать диалектическое единство «самозванщины» и «самозванства». Самозванчество начинается тогда, когда лжецарь или псевдомессия открывается окружающим, формирует группу соратников или становится во главе какого-либо движения социального протеста. Изучая природу самозванчества, мы акцентируем своё внимание прежде всего на народной реакции на появление самозванца.

До XVII века Россия не знала самозванцев, имеющих виды на царский трон, что говорит прежде всего об отсутствии социально-политических и социокультурных предпосылок для их появления. Во-первых, для самозванчества царистского толка необходим определённый уровень развития феодальных отношений и государства. Во-вторых, история самозванчества в России тесно связана с династическими кризисами (или кризисами легитимности власти), время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой кризис относится к рубежу XVI и XVII веков, когда пресеклась династия Рюриковичей и на престоле оказались «боярские цари» — Борис Годунов и Василий Шуйский. Именно тогда появляются первые лжецари и рождаются массовые движения в их поддержку. И позднее нарушения традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или же воцарение женщин) обогащали историю самозванчества новыми именами и событиями. И, в третьих, история самозванчества представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о «возвращающихся царях-избавителях».

Также не следует упускать из вида и механизмы самозванщины, т.е. те конкретные условия, которые влияли на взаимоотношения самозванцев и народа, те обстоятельства, которые определяли популярность или, наоборот, изолированность тех или иных претендентов на роль «царя-избавителя».

Главным образом, поддержка самозванца в народе была обусловлена тем, насколько полно и последовательно своим поведением он воплощал в жизнь фольклорный комплекс представлений о «подлинном» царе. «Подлинным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, «справедливым», в-третьих, «законным».

Таким образом, восстановление событийной канвы истории самозванчества в хронологических рамках нашего исследования, выявление сущности и предпосылок его возникновения способствуют целостному восприятию этого феномена. Однако перед исторической наукой стоит задача по эффективному применению комплексного подхода, вовлечению в научный оборот большого количества новых данных о самозванцах для получения полной и научно достоверной картины самозванчества и адекватного понимания этого удивительного явления нашей истории.

Список использованной литературы

Буссов К. Московская хроника. 1584 - 1613/ К. Буссов. - М. -Л., 1961. - 398 с.

Восстание Емельяна Пугачёва/ сост.: М. Н. Мартынов. - Л., 1935. - 214 с.

Восстание И. Болотникова/ сост.: А.И. Копанев, А.Г. Маньков. - М., 1959. - 382 с.

Ключевский В. О. Курс русской истории. Соч.: В 9 т./ В. О. Ключевский. - М., 1988. - Т. 3. - 415 с.

Мавродин В.В. Крестьянская война 1773-1775 гг./ В. В. Мавродин // Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв./ В. В. Мавродин, И. И. Смирнов, Л. В. Черепнин. - М.; Л., 1966. - С. 204 - 291.

Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в./ И. Масса - М., 1937. - 206 с.

Мыльников А.С. Легенда о русском принце/ А. С. Мыльников. - Л., 1987. - 176 с.

Овчинников Р. В. Следствие и суд над Е. И. Пугачевым/ Р. В. Овчинников// Вопросы истории, 1966. - № 4.

Сивков К.В. Самозванчество в России в последней трети XVIII в./ К. В. Сивков // Исторические записки. - М., 1950. - Т. 31. - С. 88 - 135.

Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев/ Р. Г. Скрынников. - Новосибирск, 1987. - 235 с.

Скрынников Р.Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников/ Р. Г. Скрынников. - Л., 1988. - 257 с.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. IX/ С. М. Соловьев. - М., 1963. - 700 с.

Тихомиров Б. Разинщина/ Б. Тихомиров. - М. -Л. 1930. - 144 с.

Троицкий С. М. Самозванцы в России XVII-XVIII веков/ С. М. Троицкий // Вопросы истории. 1969. - № 3. - С. 134 - 146.

Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»?/ О. Г. Усенко // Пути познания истории: новые подходы и интерпретации (Серия «Новая перспектива». Вып. ХХ). - М.: МОНФ, 2001. - С. 51- 63.

Усенко О. Г. Психология социального протеста в России XVII-XVIII веков. Пособие для учителей истории средней школы/ О. Г. Усенко. - Тверь: ТвГУ, 1994. Ч. 3. - 92 с.

Успенский Б. А. Царь и самозванец: самозванство в России как культурно-исторический феномен / Б. А. Успенский// Художественный язык средневековья. - М., 1982. - С. 201-235.

Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв./ К. В. Чистов. - М., 1967. - 341 с.

Усенко О.Г. Монархическое самозванчество в России XVII-XVIII веков как фронтир // Границы в пространстве прошлого: социальные, культурные, идейные аспекты. - Тверь, 2007. - Т.1. - С.19.

Троицкий С. М. Самозванцы в России XVII-XVIII веков // Вопросы истории. 1969. № 3. С. 146.

Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М., 1967. С. 121, 129-130.

Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»? // Пути познания истории: новые подходы и интерпретации (Серия «Новая перспектива». Вып. ХХ). М.: МОНФ, 2001. С. 60-61.

Чистов К. В. Указ. соч. С. 27-28.

Троицкий С.М. Указ. соч. С. 146.

См.: Чистов К. В. Указ. соч. С. 30-32.

Там же. С. 130-131.

См.: Сивков К.В. Самозванчество в России в последней трети XVIII в. // Исторические записки. М., 1950. Т. 31. С. 98-100, 128.

Успенский Б. А. Царь и самозванец // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 202-205.

Усенко О. Г. Психология социального протеста в России XVII-XVIII веков. Пособие для учителей истории средней школы. Тверь: ТвГУ, 1997. Ч. 3. С. 42.

Успенский Б. А. Указ. соч. С. 205-206.

Восстание Емельяна Пугачёва. Л., 1935. С. 125-126.

Усенко О. Г. Психология социального протеста. С. 42.

Усенко О. Г. Психология социального протеста. С. 43.

Цит. по: Усенко О. Г. Психология социального протеста. С. 43.

Восстание И. Болотникова. М., 1959. С. 146.

Пронштейн А.П., Мининков Н.А. Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв. и донское казачество. Ростов-на-Дону., 1983. С. 328.

Мавродин В.В. Крестьянская война 1773-1775 гг. // Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв. М.; Л., 1966. С. 217.

Мыльников А.С. Легенда о русском принце. Л., 1987. С. 13.

См.: Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев. Новосибирск, 1987. С. 143-144. 165-168, 172-173, 182, 185, 191-192.

Чистов К. В. Указ. соч. С. 97-100.

Скрынников Р.Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников. Л., 1988. С. 157.

Троицкий. С. М. Указ. соч. С. 141-142.

Скрынников, 1987. С. 167.

Овчинников Р. В. Указ. соч. С. 28.

См.: Чистов К. В. Указ. соч. С. 193.

Овчинников, 1980. С. 150.

Усенко О. Г. Психология социального протеста. С. 62-65.

Пронштейн-Мининков. Указ. соч. С. 57.

Сивков К. В. Указ. соч. С. 105.

См.: Восстание И. Болотникова. С. 225.

Усенко О. Г. Психология социального протеста. С. 52.

Ключевский В. О. Курс русской истории // Соч.: В 9 т. М., 1988. Т. 3. С. 30.

И. Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М., 1937. С. 110.

Масса И. Указ. соч. С. 123.

Ключевский В. О. Указ. соч. С. 35.

Масса И. Указ. соч. С. 157 - 160.

Буссов К. Московская хроника. 1584 - 1613. М. -Л., 1961. С. 139.

Цит. по: Троицкий С. М. Указ. соч. С. 142.

Цит. по: Тихомиров Б. Разинщина. М. -Л. 1930, С. 105.

Тихомиров Б. Указ. соч., С. 105.

Цит. по: Голикова Н. Б. Политические процессы при Петре I. М., 1957. С. 167 - 169.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. IX. М., 1963. С. 190.

Введение

Пожалуй, никакая другая история, не может похвастаться таким обилием самозванцев, как история нашей страны. Можно говорить о настоящей эпидемии самозванства на Руси. Более сотни человек объявляли себя царями и императорами или их мифическими отпрысками. Этот феномен на Руси до сих пор до конца не изучен и не разгадан. Самозванство - безусловно, один из тягчайших грехов. Несмотря на это, оно становилось в некоторые времена расхожим делом, и присваивали себе чужое имя не только самые дурные люди. На Руси эпоха, в центре которой Великая Смута, - золотое время для самозванцев. Бедствия Смутного времени потрясли ум и душу русских людей. Самозванцев было так много, а значение некоторых столь велико, что исследователи нет-нет, да и задумывались: а не был ли тот или иной из них не таким уж и самозванцем?

Я выбрал эту тему, так как её считаю очень интересной. Я узнал много нового, неизвестного мне до этого времени. Тема привлекает своей таинственностью, ведь многое в истории еще неизвестно. Некоторые теории построены на догадках, так как нет точных данных. Поэтому в ответах на многие вопросы мы можем делать только предположения.

На основе изученной литературы в моей работе ставятся следующие задачи:

• 1. Выявить причины появления самозванчества.
• 2. Описать личности известных самозванцев.
• 3. Понять, какую роль они сыграли в истории России.

Работа состоит из введения, трех пунктов, заключения и списка литературы.

Феномен самозванства

До XVII века Россия не знала самозванцев, имеющих виды на царский трон. Во-первых, для самозванчества царистского толка необходим определенный уровень развития феодальных отношений и государства. Во-вторых, история самозванчества в России тесно связана с династическими кризисами, время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой кризис относится к рубежу XVI и XVII веков, когда пресеклась династия Рюриковичей и на престоле оказались "боярские цари" - Борис Годунов и Василий Шуйский. Именно тогда появляются первые лжецари и рождаются массовые движения в их поддержку. И позднее нарушения традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или же воцарение женщин) обогащали историю самозванчества новыми именами и событиями. В-третьих, история самозванчества представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о "возвращающихся царях-избавителях". Первая из них возникла, вероятно, еще при Иване Грозном, показавшем себя "несправедливым" и "неблагочестивым", а значит, и "неправедным". Героем легенды стал разбойник Кудеяр, бывший якобы на самом деле царевичем Юрием, сыном Василия III от первой жены - Соломонии Сабуровой.

В литературе устоялось мнение, будто народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали ему освобождение от крепостного-гнета, сытую жизнь и повышение социального статуса. При этом допускается возможность того, что трудящиеся (по крайней мере, их часть) могли идти за самозванцами, не веря в их царское происхождение, а просто используя их в своих целях. Подразумевается, что "толпе" все равно, кто взойдет с ее помощью на престол, - главное, чтобы новый царь был "мужицким", "хорошим", чтобы он защищал интересы народа.

Однако данная точка зрения далеко не бесспорна. Не секрет, что наряду с такими самозванцами, как Лжедмитрий I и Е. Пугачев, увлекавшими за собой тысячи людей, в России были и другие, которые в лучшем случае могли похвастаться несколькими десятками сторонников. Чем объяснить такую вот избирательную "глухоту"?

Скорее всего, одни самозванцы лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям, а другие претенденты на престол не соблюдали общепринятых "правил игры" или же чаще их нарушали.

"Праведным" в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, "благочестивым", во-вторых, "справедливым", в-третьих, "законным".

"Законность" правителя определялась Богоизбранностью - обладанием харизмой (личной благодатью), которая доказывалась наличием "царских знаков" на теле. Именно с их помощью (креста, звезды, месяца, "орла", то есть царского герба) многочисленные самозванцы в XVII-XVIII веках доказывали свое право на престол и обеспечивали себе поддержку в народе.

Самозванство - не чисто русское изобретение. Самозванцы были практически во всех странах Европы. Но по количеству самозванцев Россия обошла всех. Самозванцы на Руси были, конечно, тонкими психологами, умели подражать своему прототипу, умели внушать, и, естественно, были окружен ореолом мученичества, и всегда появлялись в трудные переломные моменты истории.