Что такое личность человека? Дуальность. Дуализм сознания

Дуальность – это проявление двойственности в мире. Вся наша реальность соткана из противоречий. Вспомните известное выражение о стакане полу-пустом/полу-полном. Оно, как нельзя лучше характеризует дуальность взглядов людей на окружающий мир. Даже скрыты противоречия, порой разрывающие его не только пополам, но и на части…

Дуальность миро восприятия в каждом из нас

Как часто бывает – мы в стоим перед выбором. Причём, выбор приходится делать чуть ли не ежеминутно. Но незначительные события, действия, решения мы автоматически, даже не замечая этого, не заостряя на этом внимания. Так происходит потому, что мелкие противоречия не терзают нас. Что съесть, яблоко или грушу, присесть или полежать во время отдыха?… и т.д. Немного сложнее становится, когда дело доходит до более серьёзных вещей – куда поехать в отпуск, с кем завести дружбу, какой дорогой добираться до работы. Но и с этим выбором мы справляемся довольно легко.
К выбору профессии, или мы относимся куда более осторожно и ответственно. И вот тут очень часто нас поджидают разного рода казусы. Если поддавшись влиянию близких людей или общества, мы с течением времени понимаем о совершённой ошибке, мозг начинает сверлить сожаление, обида … то есть червоточина, отравляющая полноценную жизнь. Но если смысл в таком раскладе? Может проще или принять всё как есть, выделив положительные стороны сложившихся обстоятельств, или изменить принятое в прошлом решение на новое. Оба варианта ведут к выходу из противоречия.
Чем больше человек чего-то хочет, тем дальше оно от него «убегает». И он даже не догадывается, что своим «хотением» порождает в себе полюсность желаний, или другими словами – дуальность . Все дуальности (противоположности) создаются только в уме человека. Дождь, к примеру, не может быть плохим или хорошим событием, он просто есть и всё. Или змея – может укусить человека, или съесть грызуна. Так «плохая» она или «хорошая»? И так во всём. Оценивая какое-то явление или предмет, мы примеряем его по к нам самим. И если я боюсь пауков, это обстоятельство не делает их врагами природы.

Разделение людей на оптимистов и пессимистов

«Пессимист видит трудности при каждой возможности; оптимист в каждой трудности видит возможности»

Во все времена среди людей находились такие, кто не боялся бросить вызов судьбе, тогда как большинство превращалось в серую массу, с осторожностью и опаской взирая на первых. Это разделение видно и сейчас. Одни бесконечно пророчат нам конец света, ссылаясь на разложение общества и глобальные катастрофы. Другие спокойно вещают о всё большем проникновении в массы тайных знаний, позволяющих раскрывать законы природы, глубже проникать в психику людей, и прежде всего – . Ведь невозможно изменить другого без его на то согласия (исключения составляют кратковременные противозаконные действия мошенников, но эти случаи не входят в разряд высокоморальных). Поэтому начинать лучше, прежде всего с себя. Возможностей для этого предостаточно. Взять хотя бы понятие «человек». Все согласятся, что человек – это его тело. Да, именно руки, ноги, туловище и голова. Оно даётся нам с рождения и до самой смерти, одно-единственное. Оно – наш своеобразный дом. С его помощью мы познаём материальный мир. А как мы с ним обращаемся? Любим, холим, тренируем? Или закармливаем, травим, культивируем лень?…
Но наше тело – это ещё не весь человек. У него ещё есть Сознание и Подсознание. Вот как раз об этих составляющих, под разными названиями, мы узнали сравнительно недавно. И тут поле деятельности для изучения совершенно неограниченно. Очень многие уже задумываются над законами мироздания, . В интернете прочитала, что если хотя бы 5 % людей настроено оптимистически по отношению к судьбе человечества, то оно не погибнет в очередной «конец света». А это уже радует.

Свобода появляется, когда исчезает двойственность восприятия

Но вернёмся к дуальности мира. Любое понятие у человека имеет свою противоположность. Чаще это проявляется в виде отрицания: «пойти» — «не пойти», «посмотреть» — «не посмотреть». Следует учитывать, что мы видим только одну сторону дуальности. Т.е. если нас интересует любовь, то мы и помыслить не можем о ненависти. А она, эта ненависть, уже заложена в нас, благодаря наличию

Люди мыслят дуально: хорошо — плохо, правильно — неправильно, можно — нельзя, любовь — ненависть, добро — зло, правда — ложь.

Эти полярности созданы человеческим разумом. Разум же побуждает человека мыслить, что вот «это» верно, что «это» истина, а другое мнение — это неверно, это заблуждение.

Дуальное мышление — это праздник человеческого Эго! Это мышление, где не остается места Гармонии, Принятию, Единению, Безусловной Любви.

Такая дуальность порождает все конфликты, все проблемы, все беды на Земле.

Исламисты убивают «неверных», православная церковь устраивает гонения, фашисты очищают мир от евреев, евреи прогоняют со своих земель арабов, жена бросает мужа из-за измен, муж ищет счастье в пороках, учитель настойчиво обучает учеников мыслить строго в рамках своего тоннельного мышления.

Хочу выделить три аспекта в осознании необходимости выйти из дуальностей .

1. Дуализм — это принцип, ограничивающий успех человека.

Дуальности вгоняют человека в строгие рамки, препятствующие расширению сознания.

Эффективный человек мыслит по принципу: » и это, и это», а неэффективный, зажатый: «или то, или это».

2. Дуализм — причина конфликтов людей между собой. Конфликтов бытовых, семейных.

Это причина террактов, войн — конфликтов народов, государств, религий.

3. Дуализм — причина внутренних конфликтов человека.

Ибо все, что человек не принимает в других, присутствует в нем самом. Все, что человека задевает в другом — это то, что человек опасается принять в себе. Все, что цепляет человека в другом — это зона развития человека. А человеку всегда страшно выходить из зоны комфорта в состояние неопределенности.

Отказаться от дуализма — это значит достичь состояния Просветления, Гармонии, отказаться от Эго, от личности (не путать личность с индивидуальностью), излучать Безусловную Любовь.

Именно на это направлено большинство учений восточной философии. Именно об этом символ Инь-Ян — символ единства дуальностей.

Именно на выход из дуальностей направлено западное направление психологии — генеративный транс.

Дуальное мышление приводит к самозомбированию. Если у родителей, у наставников — дуальное мышление, то этому зомбированию подвергаются и подопечные.

Дуальность превращает человека в биоробота, в существо реактивное. Его задевают за один полюс его насущной дуальности, и он тут же реагирует: включается триггер раздражительности, триггер непринятия.

Любая ненависть — это лишь поиск любви, любое правило — это лишь призыв эти правила нарушать, любой садизм — лишь способ сделать приятное мазохисту.

Догматизм рождает фанатиков. Слепая вера дана одним, чтобы уравновесить неверие других.

Осознание этого ведет к нивелированию дуальностей, а значит миру во всем мире!

Это моя истина. У другого человека она, уверена, будет иной.

И как приятно, что можно принимать и тот, и другой вариант одновременно !

Приглашаю вас на сеанс генеративного транса по скайпу «Выход за пределы дуального восприятия действительности «.

Подключайтесь ко мне в скайп: marinasaburova

Каждый раз, когда я пишу статьи, я нахожу в его галерее код по теме. Сегодня это код «Дуальность». С Яношем у меня созвучие.

Мы живем в мире дуальности. Со времен нашей молодости мы привыкли оценивать все с точки зрения Хорошо и Плохо. Именно эта главная мысль мешает нам объединиться и заставляет нас жить в разделении.

Мы действуем индивидуально и смотрим на все глазами судьи. Это мешает нам прочувствовать силу, потому что мы думаем, что вынуждены выбирать одно или другое. Из-за этого чаши весов никогда не приходят в равновесие.

Чтобы найти свой путь в комсическом сознании и весело открывать жизнь, вам необходимо избавиться от осуждения себя и своего окружения.

Частота поможет вам заменить двойственность внутри вас на единство и гармонию.

http://www.stupenisily.ru/kody/158-dualnost.html

Дуальность мира видна на всех уровнях. Все имеет две стороны медали. Свет и тьма, добро и зло. Минус и плюс – качества одного заряда. Но не слишком ли мы увлеклись дихотомией, и можем ли мы увидеть, что полярности лишь указывают на крайние варианты данного явления.

А на самом деле, только мера во всем устанавливает равновесность любой системы. Мужчина и женщина – не противоположности. Только в гармоничном их сочетании проявляются лучшие качества обоих представителей полов. Без дня не будет ночи, как без земли неба. Существует такое понятие как бинарный код мироздания. Но мы понимаем, что нет абсолютно четкого разделения на “черное” и “белое”. Есть множество оттенков того и другого и между ними. Наше восприятие способно улавливать множество нюансов. А комплекс восприятия каждого в отдельности – это уникальный взгляд на Мироздание. Поэтому, нет ни хорошего, ни плохого. Все делает таким наш разум. Вспомните известное выражение: “Благими намерениями вымощена дорога в ад”.

Дуальность мира . Попробуем с этой позиции посмотреть на психодинамические свойства личности. В основе их лежит принцип изменчивости. Например, постоянно одинаково стабильное отношение к каким-либо аспектам реальности абсолютно не гарантирует адекватность. Зацикленность и застревание в чем-то одном “правильном” и “хорошем” есть проявление ригидности (негибкости) нервной системы. Что совсем не позволяет говорить о психологическом здоровье личности. В на первый взгляд “плохих” действиях часто скрывается добрый замысел. И наоборот, проявления кажущейся доброты не редко заканчиваются трагедиями.

Недавно в прессе был описан случай, когда в одном западном городе жители захотели устроить благотворительный фестиваль, для которого на огромном стадионе они надули тысячи воздушных шариков, и, одномоментно выпустив их в небо над стадионом, где предварительно была натянута огромная сетка, чтобы собрать шары в одно большое красивое облако, выпустили их. Сетка с шарами порвалась, встретившись в небе с атмосферным явлением, и шарики, вместо того, чтобы красиво парить в небе, были, разорванные ветром, разнесены по всему городу и окрестностям. Город и водоем в нем оказались в куче разноцветного мусора. Водители на дорогах, засмотревшись на необычное явление в небе, попадали в аварии. Двух рыбаков не смогли найти из-за плохой видимости. На утро они были выброшены на берег погибшими.

Это ярчайший пример того, как мы, люди, не всегда понимая, что делаем, из якобы благих побуждений можем призвать зло. Очень актуально в этой связи напомнить о понимании важности взвешенности поступков, которые являются следствием нашего мыслительного аппарата. А у многих он имеет черно-белый взгляд на реальность, то есть строгое деление на плохое и хорошее, своих и чужих, добрых и злых. Именно такой взгляд порождает противоречия и конфликты.

Дуальность мира

Каким же образом можно снять это противоречие?

Качества личности

Рассмотрим, как это можно сделать на примере личностных качеств. Возьмем такое качество как упрямство. Обладатели этого качества готовы спорить при любом удобном случае, и они всегда считают, что только их точка зрения имеет место быть, и отстаивают ее с неистовым упорством. Даже при наличии блестящего ума упрямцы часто бывают неуступчивы и конфликты. Но именно это качество дает им возможность доводить до конца начатые дела и отстаивать то, во что они верят. А это значит, что упрямцы – это двигатели новых идей и смыслов, первооткрыватели и исследователи. Это и лидер при определенном правильном наборе других качеств, и фанатик, если его упрямство переходит границы меры и разумного смысла.

Другой пример. Добропорядочность. Сколько вреда это качество принесло людям. Достаточно вспомнить времена инквизиции. Какое количество невинных женщин было замучено тогда по наводке добропорядочных граждан, исповедовавших ортодоксально христианские взгляды. Они слепо верили, что любая красивая женщина ведьма. Как же удобно было быть добропорядочной католичкой, если ты не красива, но набожна. Сколько и в наше время примеров такой “порядочности”. Соблюдая строгость нравов, человек клеймит “отступников”. Объективно полезные для общества и для конкретного человека поступки часто совершаются отнюдь не из любви к ближнему. Вспомните хотя бы мам, которые не умеют проявлять любовь иным способом, кроме как через “покормить”. Чем заканчивается такой вид любви для ребенка? Минимум депрессией с заеданием, а максимум язвой желудка и ожирением. Кто упрекнет добропорядочную женщину, желающую накормить собственное чадо? Только она сама, если сможет не поставить желание накормить во главу угла и вспомнит, что у ребенка есть и другие потребности и желания, а сам он еще слишком маленький и несмышленый для того, чтобы отделить любовь от желания ее продемонстрировать.

Еще пример. Наличие чувствительности и ранимости нервной системы порождает эмотивный радикал в личности. Это значит, что чувство прекрасного в человеке обусловлено отсутствием психологических защит. Снова дуальность. С одной стороны для самого, тонко чувствующего меру и стиль человека, это плохо. А для общества – польза. Именно такой человек способен к истинной эмпатии и пониманию нравственных норм.

Иллюзия самой жизни

Дуальность мира это иллюзия. Мир намного сложнее и многограннее. Надо перестать ограничивать себя в рамках дихотомичного мышления, расширить угол зрения для восприятия множества оттенков. Спектр красок почти бесконечен. Бинарное разграничение действительности говорит не о двойственности мира, а о духовной слепоте и ограниченности. Раскрасить мир во все цвета и оттенки радуги – значит видеть его во всей неопределенности, а это под силу не каждому. Черно-белое видение – это серьезное подспорье для нежелания двигаться вперед, расти и развиваться. Гораздо проще считать себя правильным, не делая ошибок, не падая и не вставая, не рискуя и не бросая вызов серой действительности. Отсидеться в углу и быть хорошим, “никого не трогая” – вот девиз приверженцев дуального покоя. Это прекрасная иллюзорная защита от самой жизни.

Во всяком нашем сновидении, в котором мы ставим вопрос и получаем на него вызывающий удивление ответ, обнаруживается двойственность лиц, которые, как показывает наступающее за этим пробуждение, образуют единый у нас субъект. В таких обычных нам сновидениях распадается на два лица только содержание нашего бодрственного сознания. Но если бы наше удивление полученному нами во сне ответу осталось и после нашего от него пробуждения, то, так как приобретенное нами в нем познание не входило в содержание нашего бодрственного сознания, на наше распадающееся в нем и сливающееся опять по нашем от него пробуждении в одно целое сознание надо бы было, в свою очередь, смотреть как на половину некоторого более пространного нашего сознания. То, что лишь вспоминается нами во сне вследствие совершающегося в нем драматического раздвоения нашего я, возбуждает в нас удивление только до нашего пробуждения потому, что, пробудясь, мы признаем в нем сделанное нами когда-то в бодрственном же состоянии приобретение; продукт же драматического ясновидения удивляет ясновидца и после его пробуждения потому, что он находит в нем такие элементы, присутствие которых в его сознании для него необъяснимо, к приобретению которых бодрственное его сознание неспособно и которые, следовательно, вошли в это его сознание из открывшегося у него во время его ясновидения и остающегося у него в другое время жизни его закрытым его трансцендентального сознания.

Признание существования нашего трансцендентального субъекта равнозначно признанию существования нечувственных наших отношений в природе, так как в противном случае наше чувственное самосознание исчерпывало бы все наше я, а следовательно, тогда не могло бы быть и речи о нашем трансцендентальном субъекте. Но явления нашей сомнамбулической жизни показывают, что эти наши отношения к природе гораздо глубже наших чувственных отношений к ней, так что возможно допустить, что все действует на все и все действует на человека. С точки зрения существующих исторических границ нашего естественного знания в природе действует только кое-что на кое-что точно так, как только кое-что действует на нас с точки зрения существующих биологических пределов нашего познания. Но так как с прогрессом наук исторические границы нашего познания постоянно расширяются, биологическое же развитие нашего сознания может совершаться только на почве уже существующего нашего трансцендентального отношения к природе, то мы вынуждены склониться на сторону воззрения, по которому в природе все влияет на все, а потому и на нас, вынуждены это сделать уже потому, что этим снимается с трансцендентальных способностей сомнамбул покров чудесности.

Для уяснения дуализма нашего сознания, а вместе с тем и дуализма нашего существа надо показать, что половины последнего находятся в антагонизме как 1) относительно времени их деятельности, так и 2) относительно их содержания.

Если я задам вопрос человеку, спящему магнетическим сном, спит он или нет, то получу от него отрицательный ответ, и этот ответ будет справедлив, потому что дающий его сновидец, как всякий сновидец вообще, внутренне бодрствует. Отсюда следует, что находящийся в таком состоянии внутреннего бодрствования сомнамбул считает себя нетождественным с лицом, которое с запертыми дверями чувств находится перед наблюдателем и тождество которого с ним бесспорно.

Существует и противоположное этому явление. Когда сомнамбул пробуждается к чувственной жизни от своего сна, оказывается, что у него отсутствует тот мост вспоминания, который мог бы соединить оба его состояния, дать ему возможность признать носителя трансцендентального его сознания тождественным с носителем его чувственного сознания и монистически слить оба его лица в один субъект (вследствие того, что объем нашего я определяется объемом нашей памяти, дуализм наших лиц является необходимым следствием дуализма нашего сознания).

Если мы отнесемся к этим двум явлениям сомнамбулической жизни человека без всякого предубеждения, возьмем их такими, какие они есть, и предоставим им говорить самим за себя, то мы услышим от них речи, которые могут показаться парадоксальными, так как стоит только дать этим явлениям точное словесное определение, а затем включить их в рамки аналитического суждения, и мы получим вывод, что человеческий субъект состоит из двух лиц. Отсюда для трансцендентальной психологии возникает задача доказать реальность двойственности лиц нашего субъекта, а затем, так как наш дух, стремящийся к отысканию причин всего существующего, не может найти успокоения ни в каком дуализме, отыскать связывающие их в один этот субъект нити.

От начала веков, от появления древнейшего памятника человеческой письменности до наших дней через все системы религии и философии красной нитью проходит, меняясь постоянно в своей форме, то утверждение, что в человеческом существе скрыто могущее быть у него вызванным к обнаружению зерно. Все употреблявшиеся для пробуждения внутреннего существа человека средства, несмотря на свое разнообразие, состояли всегда в ослаблении чувственной жизни его души. И вот в то время, как путем простого ослабления деятельности чувственного его лица вызывали к деятельности его трансцендентальный субъект и гашением чувственной его жизни создавали условие, а не причину разгорания его жизни трансцендентальной, между обеими половинами его существа обнаруживался антагонизм относительно времени их деятельности и взаимное отношение их уподоблялось взаимному отношению попеременно подымающихся и опускающихся чаш весов. Одни из употреблявшихся для пробуждения внутреннего человека средств были медленно действующими, например, умерщвление плоти, пост, уединение, и ими старались достигнуть, называемого в христианской мистике возрождением, перерождения нравственного существа человека; другие были наружными, моментально действующими средствами, например, растительные вещества и газы, и ими чрезвычайно быстро вызывалось условие внутреннего пробуждения человека: глубокий сон. А когда вследствие продолжительного употребления этих последних средств они утрачивали свою силу, для пробуждения внутреннего человека оставалось только погружение внешнего человека в состояние пассивности, бывшее в большей или меньшей степени обычным состоянием индийских йогов и христианских анахоретов. Уже согласно религиозному воззрению буддистов внешний человек не может познать сущности вещей; только йог может, благодаря своему экстазу и сосредоточению своих мыслей, достигнуть здесь, на земле, хотя и несовершенного, созерцания вечных начал.

И к этому искусственному сомнамбулизму можно применить слова апостола Павла: "Чем больше умирает наш внешний человек, тем больше оживает внутренний". И в этом, как и в исторически ему предшествующих аналогичных с ним состояниях человека, между обеими половинами его существа обнаруживается антагонизм по отношению ко времени их деятельности: величайшая пассивность чувственного человека ведет за собой высочайший экстаз, то есть яснейшее внутреннее пробуждение трансцендентального, или, как называет его Кант, умопостигаемого человека, и наоборот: энергичная в феноменальном мире деятельность внешнего человека погружает в полное усыпление человека внутреннего. В исполненном глубокого смысла мифе о Тейрезие, приобретшем дар пророчества только по ослеплении его Юноной; в словах Филона: "Когда является божественный свет, скрывается свет человеческий и не появляется снова, пока не скроется божественный; так бывает с пророками, дух которых как бы оставляет их, когда приходит к ним дух божества, и возвращается к ним по отходе от них последнего"; во влагаемых Платоном в уста Сократа словах: "Для меня воистину ясно вполне то, что когда мы желаем узнать что-либо во всей его чистоте, мы должны отрешиться от тела и созерцать вещи самой душой; только тогда мы и достигнем того, к чему стремимся теперь и обладателями чего, убеждены в том, будем после смерти, а именно мудрости"; наконец, в повторяемых на все лады христианскими мистиками словах, что "sensuum occasus veritatis exortus est", – во всем этом в различных формах выражается одна и та же мысль, справедливость которой подтверждается сомнамбулизмом и которая состоит в том, что внутреннее чувство человека обнаруживает свою деятельность только с притуплением его внешних чувств, что восход высшей жизни его души обусловлен закатом ее чувственной жизни.

В сущности мы бессознательно руководствуемся этой мыслью и в повседневной нашей жизни, когда, избегая всякой помехи нашему умственному труду, ищем тишины и одиночества или когда закрываем глаза, желая во что-нибудь глубоко вдуматься, и если посчитаем выдумкой рассказ о том, что Эмпедокл ослепил себя, дабы, освободясь от чувственного восприятия, быть более способным к мышлению, то все-таки этот рассказ останется исполненным глубокого смысла. Художники, поэты и философы согласны в том, что в результате полнейшего отрешения от нашей внешней жизни у нас появляется в конце концов бессознательное творчество, которое только и дает нетленные плоды не несмотря, но в силу того, что оно самое легкое, хотя, конечно, и не возникающее по нашему произволу. Хотя многие сочтут за парадокс, но можно утверждать смело то, что того никогда еще не посещала гениальная мысль, кто не в состоянии представить себе абсолютно бессознательного. Слепота бессознательного существует только для человека чувственного и рефлектирующего, только по степени бессознательности творчества человека и можно судить о степени оказываемой ему в нем трансцендентальным его сознанием помощи. В основании творчества гения лежит не достигшая высшей степени своего развития рефлексия, но качественно различный от нее способ познания, интуиция. Надо пропитаться насквозь материалистическим образом мыслей, чтобы думать серьезно, что механическими движениями молекул мозгового вещества человека можно объяснить замечательнейшее из всех явлений в мире – творчество гения.

Нередко предварительным условием обнаружения у нас деятельности нашего трансцендентального сознания могут служить даже болезни, как это выразила сомнамбула профессора Беккерса в следующих словах, сказанных ею в ее сомнамбулическом кризисе о двух лицах ее субъекта: "Чем слабее ее тело, тем я сильнее; чем оно крепче, тем мне труднее обнаружиться". То же самое рассказывает об одной своей сомнамбуле и доктор Майер. "Между прочим, – говорит он, – у нее наблюдалось то странное явление... что если она хотела разглядеть что-либо находящееся вдали от нее, или проникнуть взором в глубь чего-либо, или обдумать какой-нибудь важный предмет: исследовать состояние своего собственного тела или тела какого-нибудь другого больного и найти лекарство, то она погружалась в состояние отрешения внутреннего человека от внешнего, обнаруживавшееся у нее в виде глубокого обморока или мнимой смерти, продолжавшееся до четверти часа и оканчивавшееся обыкновенно глубоким вздохом, сопровождавшимся возвращением к ней жизни, цвета лица, речи и способности движения". История христианской мистики содержит в себе множество примеров того, что продолжительные болезни, истощающие жизненные силы наружного человека, содействуют обнаружению способностей трансцендентальных, способностей человека внутреннего; а Кант говорит, что восприятие нами впечатлений от мира для нас умопостигаемого, мира, к которому в качестве трансцендентальных субъектов принадлежим мы сами, невозможно, "пока все обстоит благополучно", то есть пока мы находимся в нормальном, здоровом, состоянии.
.
Явления, вызываемые у нас продолжительными болезнями, могут быть вызываемы и повреждениями нашего организма во время нахождения его в здоровом состоянии. В мартирологии говорится о том, что часто мученики под влиянием сильнейших мучений погружались в сопровождавшееся обнаружением в них трансцендентальных сил их души состояние восторга и внутреннего блаженства; это приписывали действию особенной благодати божьей. Хотя из средневековых процессов о ведьмах оказывается, что то же явление наступало у ведьм, когда они, вследствие мучительных пыток, погружались в спокойный, исполненный видений сон, но этот "сон ведьм" приписывали действию дьявола. Очевидно, что как у мучеников, так и у ведьм невыносимые страдания производили глубокий обморок, служащий условием внутреннего пробуждения нашего трансцендентального существа.

Если уже вышеуказанного антагонизма между двумя лицами нашего субъекта, сменяющимися подобно дню и ночи, достаточно для того, чтобы говорить об их обособленности, то наше право говорить о ней окажется еще неоспоримее, когда мы обратим внимание на то, что во время нашего пребывания в сомнамбулическом сне содержание нашего бодрственного сознания находится у нас отнюдь не в таком беспорядочном виде, в каком оно находится во время нашего пребывания во сне обыкновенном, что в этом глубоком сне у нас отнюдь не закатывается осознание нами нашей индивидуальности, что в нем наш индивидуум отнюдь не расплывается пантеистически (как это должно бы было иметь место в том случае, если бы наше земное существо погружало свои корни непосредственно во всеединую мировую субстанцию), но напротив, не только усиливается в нас осознание нами нашей индивидуальности, но и появляются психические функции, качественно отличные от функций нашего нормального бодрственного сознания. Одна из сомнамбул Вингольта говорит, что с переходом ее от обыкновенного сна ко сну сомнамбулическому в ее сознание мало-помалу проникают другие идеи, что сперва она слабее, а потом сознает себя все сильнее. А другая сомнамбула того же врача говорит, что нередко, находясь в обыкновенном сне, она погружается в сон магнетический, что это узнается ею по расширению ее сознания и по приобретению процессом ее представления правильности и живости. Еще большее значение имеет то ее показание, что в сомнамбулизме обнаруживается сильнее ее настоящий характер.
.
Наше право говорить о двойственности лиц нашего субъекта очевиднейшим образом вытекает из того, что антагонизм их распространяется и на содержание их деятельности. Заключения сомнамбул относительно болезней и лекарств, делаемые ими в кризисах, совершенно отличны от заключений, даваемых ими о том же в бодрственном состоянии. Так, одна из сомнамбул Делеза, находясь в кризисе, говорила, что ее можно вылечить только магнетизированием, находясь же в бодрственном состоянии, обнаруживала к этому способу лечения величайшее отвращение.* Другая выразила в кризисе сожаление о своем недоверии к магнетическому лечению и указала средство, при помощи которого можно было бы побороть в ней это недоверие. Третья, находясь в магнетическом сне, настаивала на том, чтобы ей произвели немедленно обильное кровопускание, предсказав, что если ей сделают предложение об этом по ее пробуждении, то встретят с ее стороны сильнейшее сопротивление и потратят без пользы время на ее уговаривание.

Пюисегюр рассказывает, что одна сомнамбула, находясь в состоянии бодрствования, постоянно встречала своего магнетизера с неудовольствием и порицала его за недейственность его лечения, погружаясь же в свой сон, со слезами просила у него прощения и называла его своим спасителем. Сомнамбула Кернера сказала, что хотя тотчас по пробуждении от сна она потребует кислого молока, но что ей безусловно должны отказать в нем.

Таким образом, сомнамбулы в состоянии бодрствования отказываются от того, чего требуют в состоянии сомнамбулизма, и наоборот; их симпатии и антипатии меняются со сменой этих двух их состояний так, что, находясь в одном из них, они порицают то, что делали в другом. Эти состояния противоположны до такой степени, что они, как говорится в отчете Парижской академии, только и могут быть состояниями различных лиц. Находясь в своем сне, сомнамбулы прописывают себе и требуют, чтобы их заставляли употреблять по пробуждении такие лекарства, к котором они в состоянии бодрствования питают сильнейшую антипатию, и наоборот: просят отказывать им во время нахождения их в состоянии бодрствования в том, что вредно для них, как бы сильно они его ни желали.* Кроме состояний сомнамбулического сна и бодрствования, сомнамбула Вингольта бывала еще и в третьем состоянии, которое она называла "необузданным страхом". В этом своем состоянии она часто требовала таких лекарств, на которые налагала для себя запрет, находясь в сомнамбулизме; но если ей давали их, то, не успев взять их в рот, она их выплевывала. Так бывало с вином, мясом, каштанами и пр. Значит, действие трансцендентальной ее воли продолжалось в ней и в этом состоянии.

Особенно замечателен рассказываемый в большинстве сочинений о сомнамбулизме случай с госпожой Плантен. У нее был потребовавший операции грудной рак. Находясь в бодрственном состоянии, она не могла без ужаса говорить о предстоящей ей операции; погрузившись же в вызванный у нее с целью безболезненного перенесения ею операции сомнамбулический сон, заговорила о ней спокойно, сняла с себя сама платье и села на стул. С тем же спокойствием продолжала она говорить и во время своей ужасной операции, причем ни болезненное выражение лица, ни ускоренное дыхание, ни неправильное биение пульса, ничто не обнаруживало в ней, чтобы она в течение ее испытывала от нее хоть малейшее ощущение. Такие явления показывают, что наше трансцендентальное существо относится к положению нашего чувственного я с полной объективностью, что оно взирает на его судьбу с таким же равнодушием, с каким взирало бы на судьбу постороннего ему лица. Так оно и должно быть, если принять во внимание, что половины нашего существа отделены друг от друга порогом нашего сознания. Существование объективности во взаимном отношении двух лиц нашего субъекта как со стороны представления, так и со стороны воли обнаруживается уже во время нашего нахождения в состоянии обыкновенного сновидения. На ней основывается как то явление драматического в обыкновенном сне раздвоения нашего я, когда мы удивляется высказываемым являющимся нам в нем посторонним лицом мыслям, так и то, когда мы остаемся равнодушными зрителями испытываемых этим лицом неприятностей.

Но если наш трансцендентальный субъект относится объективно к счастью и несчастью нашего чувственного я, взирая на них со своей особой точки зрения, то напрашивается сам собой вопрос капитальной философской важности: не распространяется ли равнодушное отношение к нам нашего трансцендентального субъекта на всю нашу жизненную судьбу? По-видимому, такое заключение не встречает ни в чем препятствия. Кроме того, так как нам известно, что плоды нашей земной жизни не пропадают даром для незнающего забвения нашего трансцендентального существа, то становится правдоподобным заключение, что трансцендентальное существо само же предопределяет свою земную судьбу: ведь его не трогают страдания нашей земной жизни, а между тем оно пользуется ее плодами. Стоит только, не смущаясь преобладанием в нашей земной жизни страданий, посмотреть на нее с такой точки зрения, то есть как на результат нашего трансцендентального самоопределения, и тогда, но только тогда, рассеются в миг все существующие противоречия как для теистических, так и для пантеистических систем между бедствием бытия и промыслом, смолкнут все людские жалобы на природу, жалобы, необоснованности которых еще ни разу не удалось вполне доказать ни одной философской системе.

Дуализм нашей души сказывается еще и в том, что во время нашего нахождения в сомнамбулическом состоянии наш субъект обнаруживает такие нравственные стороны, которые во время нашего нахождения в бодрственном состоянии им не обнаруживаются совсем или обнаруживаются не в такой степени. Доказательством этому служит уже столь часто наблюдаемое у сомнамбул облагорожение их речи. У Делеза была сомнамбула, которая, говоря в своих кризисах о религии, морали и метафизике, обнаруживала воззрения, совершенно непохожие на те, какие имела в бодрственном состоянии.* Одна желавшая посвятить себя театральной карьере сомнамбула Шарпиньона думала об этом совершенно иначе с погружением в сон. Спрошенная во время сна, зачем она хочет идти в актрисы, она ответила: это – не я, а она; а когда врач, подделываясь под ее речь, сказал ей, что она должна "ей" это отсоветовать, она возразила: "Что ж с ней можно поделать? Ведь она – дурочка". У Рейхенбаха была сомнамбула, которая скрывала от него, что ее сватает какой-то капитан, но которая во сне обнаружила большую откровенность и выдала ему свою тайну, присоединив, однако, просьбу не говорить ей об этом ничего по ее пробуждении.***. Следовательно, она знала, что, проснувшись, не только не будет откровенной, но и не будет помнить о сказанном во сне. Далеко не безгрешная во лжи Петерсен в высоком сомнамбулическом сне не позволяла себе сказать ни одного слова неправды: по ее заявлению, она была не в силах обмануть своего врача, находясь в этом состоянии. То же самое имело место и относительно почти беспричинно появлявшегося у нее в обыкновенное время гнева; находясь в высоком сне, она только однажды рассердилась по маловажному поводу.

Конечно, нельзя допустить, чтобы сомнамбулизм мог произвести повышение нашего нравственного уровня, качественно изменить нашу моральную субстанцию, но так как при смене у нас состояний бодрственного и сомнамбулического оказывается, что интересы лиц нашего субъекта не тождественны, то можно допустить, что со сменой нашего бодрственного состояния сомнамбулическим обнаруживаются скрытые в нас нравственные наши задатки. Так как с изменением нашего интеллектуального уровня изменяется и значение мотивов наших поступков, то уже одно происходящее у нас с нашим погружением в сомнамбулический сон повышение этого уровня могло бы породить дуализм и в области нашей морали. Наконец, к этому дуализму может привести нас и соединенное с наступлением у нас сомнамбулизма изменение симпатий и антипатий к нашим ближним, и вот каким образом. В бодрственном состоянии мы бываем склонны к преувеличению умственных качеств людей и к снисходительному суждению об их нравственности. Напротив, во время нахождения в сомнамбулизме эта, сообщаемая нашему воззрению на людей нашим земным лицом розовая окраска у нас исчезает, и только внутренняя моральная субстанция их трансцендентального существа определяет наши к ним симпатии и антипатии. Точно так же сомнамбулы судят и о химических веществах растительного и минерального царств: не по действиям, оказываемым ими на нормального человека, но по их действиям, в которых обнаруживается преимущественно их внутренняя природа.

Но если всякий мало-мальски определившийся сомнамбулизм производит в нас представляющую прогресс, по крайней мере для нашего земного лица, моральную перемену, то, по-видимому, это обстоятельство находится в противоречии с тем общеизвестным явлением, на которое уже жаловались не только отцы церкви, но и греческие философы и поэты, а именно, что во время сна мы гораздо безнравственнее, чем во время бодрствования.*. Я не могу согласиться ни с одним из существующих в литературе о сновидениях объяснений этого противоречия, но думаю, что то, что будет сказано мной сейчас, объяснит его в достаточной степени. Наше сновидение не терпит в нас отвлеченного мышления и бездеятельного желания. Во сне малейшие движения нашей мысли выражаются в образах, малейшие движения нашей воли – в действиях. Эти обыкновенно находящиеся у нас в исключительной зависимости от состояний нашего тела движения не могут быть приписаны деятельности в нас нашей моральной субстанции и подавляются нами во время нашего нахождения в состоянии бодрствования; с наступлением же у нас сна они вырываются на свободу и пользуются ею до тех пор, пока сновидение определяется у нас нашими физиологическими состояниями. Но, с углублением сна у нас ослабляется восприимчивость органа нашего смутного сновидения, и определявшееся нашими физиологическими состояниями сновидение постепенно уступает место видению, определяемому чистой деятельностью трансцендентальной половины нашего существа. Таким образом, резко отличающиеся своими качественными особенностями наши сомнамбулические видения представляют продукт деятельности нашего трансцендентального существа, а наши обыкновенные смутные сновидения – чувственного, почему на них должна отразиться и моральная противоположность, в которой находятся эти два существа. Значит, явление кажущегося понижения нашей нравственности во время нашего нахождения в состоянии смутного сновидения, понижения, усугубляемого имеющим у нас при этом место образным языком, и повышения ее во время нахождения нашего в состоянии сомнамбулического видения объясняется двойственностью лиц нашего субъекта и, в свою очередь, служит одним из наилучших доказательств этой двойственности. Если бы не существовало двух качественно различных родов сновидения, если бы с углублением сна в нас не совершалось смены наших лиц, то в таком случае наши сомнамбулические видения должны бы были представлять собой продолжение и даже усиление видений нашего легкого сна, и вышеупомянутое противоречие должно бы было быть не только кажущимся, но и действительным. Если бы человек был существом монистическим в материалистическом смысле этого слова, то углубление его сна не могло бы породить морального дуализма в области его сновидений; но это явление объяснится вполне удовлетворительно, если мы совместно с метафизическим монизмом нашей души допустим и некоторый ее дуализм. Этот дуализм подтверждается и самими сомнамбулами при расспросах их об этом, которые, понятно, должны знать о своих собственных состояниях больше, чем может знать о них стесненный узами чувственного сознания посторонний им человек. Все сомнамбулы имеют обыкновение говорить или о своем различно именуемом ими магнетическом я, или о видимом ими, часто же только слышимом, наставляющем их существе. Пока существует возможность объяснения вдохновений сомнамбул деятельностью их трансцендентального существа, было бы не логично, увлекаясь их показаниями, допустить существование существ трансцендентных. Подобно тому, как нельзя смотреть на имеющий место в нашем обыкновенном сне диалог иначе, как на монолог, то есть в являющемся нам в нем человеческом образе не видеть нашего двойника, так точно надо поступать и относительно сомнамбулизма, в котором только в большей степени обнаруживается существующее между нами и нашим двойником различие. Но сами эти вдохновения возбраняют нам доводить наше стремление к полному изгнанию вдохновителей сомнамбул до скептического отношения к самому драматическому раздвоению нашего я, до отрицания того, что это раздвоение служит метафизической формулой разгадки человека, внутреннее существо которого, подобно гению Сократа, в исключительных случаях может обращаться к нему с речью вдохновителя даже во время его бодрствования.

"О том, – говорит одна из сомнамбул Кернера, – что выходит из меня и входит в другое лицо, внутреннее существо которого хочется мне постигнуть, я не могу дать более точного понятия иначе, как назвав его моим магнетически я, совокупностью всех сил моей души".* Раздвоение сомнамбул обнаруживается даже в непроизвольном образе их действий. Одна сомнамбула Рейхенбаха заказала себе белье, которое во время ее нахождения в магнетическом сне и было ей доставлено. Поговорив с принесшей ей белье швеей и оставшись очень довольной ее работой, она начала будить себя, как если бы будила свою подругу совсем другая особа, желающая показать ей ее интересующее. Проснувшись, она ничего не знала о происшедшем во время сна, и ей должны были сказать, что ей доставлено белье.** Раздвоение сомнамбул обнаруживается и в их отношениях к солнечному сплетению их ганглиозной системы, как известно, считаемому ими органом их восприятия. Часто бывает, что они наклоняются к своему желудку, как если бы в нем находился посторонний им человек, ведущий с ними беседу.

К раздвоению сознания человека приводит и хлороформирование. Когда закричала одна нянька, захлороформированная зубным врачом при производстве ей операции, она, как рассказывала потом сама по своем пробуждении, задалась при этом вопросом: кто это так громко кричит? Сознание своей двойственности обнаруживается у сомнамбул, находящихся в высоком сне, с такой силой, что они говорят в нем о себе в третьем лице. На обращенный к одной из находившихся в таком состоянии сомнамбул вопрос: "Почему это говорится не тобой, а ею?" последовал с ее стороны ответ: "Она – тело, которое ты видишь и к которому ты прикасаешься; дух же это я, телом которого служит теперь душа, в остальное время заключенная в ее теле".* Эти слова служат вместе и ответом на вопрос, почему спящий раздвояющим его сном субъект говорит о себе в третьем лице.

Блаженный Августин, превознося чудесные свойства человеческой памяти, говорит, что его память – это его душа, это он сам, что без нее он не смог бы назвать самого себя.* Расхождение нити вспоминания равнозначно распаду субъекта на два лица. Вот почему Лейбниц говорит: "Если бы мы могли предположить, что два различных и ненаходящихся между собой в соединении сознания действовали попеременно в одном и том же теле и притом так, что одно действовало бы постоянно ночью, а другое днем, или что одно и то же сознание действовало бы разновременно в двух различных телах, то тогда пришлось бы задаться вопросом: в первом случае – о том, не представляют ли собой (если можно так выразиться) дневной человек и человек ночной два столь же различных, как Сократ и Платон, лица, а во втором – о том, не обитает ли в двух различных телах одно и то же лицо?"

Первый из этих вопросов находит себе обоснование и утвердительный ответ в доказывающем двойственность нашего субъекта сомнамбулизме. Осознание нами нашей личности держится на проходящей через все наши представления нити нашего вспоминания; а значит, всякий раз, как между нашими двумя психическими состояниями не существует моста вспоминания, логика обязывает нас говорить о двух в нас лицах.

Окончательное решение находит этот вопрос в том, что сомнамбулы при смене своих состояний чувствуют себя различными лицами. Вот что говорит на этот счет Кернер об одной из своих сомнамбул: "Прежде чем проснуться, она обыкновенно прощается со мной, как будто уходя и появляясь другим лицом по своем пробуждении; со мной как бы прощается вверившееся мне ее магнетическое я". Так же наивно и ясно обнаруживает свое раздвоение и та сомнамбула, о которой он говорит:

"Уже в течение нескольких дней она видится со мной, как только погружается в магнетический сон, и перед пробуждением другого, бодрственного, своего я со мной прощается".

Так как интересы лиц нашего субъекта не тождественны, то сомнамбулы очень заботятся и требуют такой же заботливости от своих врачей о поддержании существующего между их состояниями разобщения. Таким образом, по словам доктора Клуге, одна молодая дама, сомнамбула, имела обыкновение во время магнетического сна снимать с себя лишние при производившейся ею работе на пяльцах принадлежности туалета; но как только наступало время пробуждения, она всегда откладывала в сторону работу, надевала на себе все, с себя снятое, и принимала то самое положение, в котором находилась до отхода ко сну, чтобы не испугаться какой-нибудь в себе перемены.

На имеющей место у сомнамбул высшей ступени развития такой объективности у них наступает то замечательное явление, что они видят возле себя свое собственное тело. Это явление представляет только специальный вид явления, наблюдаемого у тяжело больных, преимущественно же у умирающих, и называемого двойничеством. Вот что рассказывает об одном из таких случаев, имевшим место во Франкфурте, Шопенгауэр: "Как вам теперь? – спросил недавно один врач своего, лежавшего пред ним в тяжелой болезни пациента. – Теперь лучше, с тех пор как мы оба в постели, – ответил последний, но затем вскоре умер".* Подобный же случай рассказал мне недавно д-р Биллингер из Мюнхена. Он лечил одного восьмидесятилетнего старика от pneumonia notha и, задав ему за несколько дней до его смерти вопрос: "Как ваше здоровье?" – получил от него в ответ: "Ну, один из нас вполне здоров, но здоровье другого – в плачевном состоянии". То же самое имеет место и на высшей ступени развития у нас сомнамбулизма, в так называемом высоком, или двойном сомнамбулическом сне. Так, одна сомнамбула, увидев лежащее перед собой распростертым собственное тело, сказала своему врачу, что вступить опять в соединение с этим телом ей что-то препятствует. Другая сомнамбула, описывая свой экстаз, сказала, что сперва она погружается в сомнамбулическое состояние, но затем видит свое тело удаленным от себя, неподвижным, охладевшим и мертвенно бледным, себя же – в виде дыма и также отдельно от своего тела. Находясь в таком состоянии, она, по ее словам, видит и понимает гораздо больше, чем когда находится в сомнамбулизме. По истечении, самое большее, четверти часа, этот дым, как прибавила она к своему рассказу, приближается к ее телу, она теряет сознание, и экстаз ее кончается.

Чтобы правильно судить о сомнамбулизме, надо постоянно иметь в виду следующие два обстоятельства. Во-первых, он отнюдь не усиливает ни в интеллектуальном, ни в моральном отношении нашего чувственного сознания, но скорее действует на него ослабляющим образом; далее, сам по себе он отнюдь не в состоянии породить в нас новых психических способностей, он способствует только обнаружению находящегося в нас в скрытом состоянии нашего трансцендентального лица, обладающего кажущимися нам вновь рождающимися в нас способностями. Таким образом, сомнамбулизм представляет условие обнаружения, а не причину возникновения в нас этих способностей; мы ими обладаем всегда, но они обыкновенно находятся у нас в скрытом состоянии и обнаруживаются только при наличии благоприятствующих тому условий. Но если мы обладаем скрытыми в нас психическими способностями, то ео ipso нормальное наше сознание не исчерпывает нашего я и за пределами этого сознания находится еще другое лицо нашего субъекта. Ван Гельмонт говорит, что в человеке спят магические силы, нуждающиеся только в пробуждении,* а мистик Таулер выражает то же самое следующими словами: "Когда человеку надо совершить какую-нибудь внутреннюю работу, он должен сосредоточить все силы своей души как бы в одном ее уголке, заперев двери своих чувств для всех форм и образов; он должен прийти в состояние забвения и полного неведения – только тогда он будет в состоянии сделать необходимое". Наоборот, трансцендентальное наше лицо скрывается опять с пробуждением нашего лица чувственного. "Действующее в нас в течение нашего земного существования наше чувственное сознание, – говорит Филон, – является на свет, подобно Еве, во время сна нашего духа, Адама".

Точно так же представляют дело и сами сомнамбулы, Пользовавшийся у своего брата и вместе с тем врача малолетний сомнамбул Рихард сделал несколько предсказаний насчет будущего; на вопрос родных, почему и они не обладают такими же, как он, познаниями, удачно ответил: "Собственно говоря, это знаете и вы, но вы не знаете того, что вы это знаете". Другими словами: трансцендентальный человек ясно видит то, чего совсем не видит земной человек, потому что его чувственное сознание скрывает от него ядро его существа.

Таким образом, у нас получается дальнейшее определение бессознательного: во-первых, оно – индивидуально, а не расплывается в мироздании подобно тому, как расплывается в море капля воды, как это думают пантеисты; во-вторых, оно само по себе независимо от нашего чувственного аппарата, сознательно. Неправда, как это думают дуалисты, что наш субъект в течение своей земной жизни занимается исключительно чувственно осознаваемыми нами отправлениями, а впоследствии предается всецело трансцендентальным функциям; нет, обе половины нашего существа действуют одновременно, хотя наша трансцендентальная деятельность остается скрытой для нашего земного лица.

Согласно дуалистическому учению о душе, чувственное сознание представляет временную функцию нашей души, орган же этой нашей функции – наши чувства и головной мозг – принадлежит нашему мертвому самому по себе телу. Если представим себе трансцендентальный наш субъект в виде круга, то по такому воззрению выйдет, что этот круг как бы отделяет нашу голову от туловища, что мы вместе с нашим чувственным сознанием находимся в этом круге, мертвая же масса нашего тела остается вне его.

Но если мы хотим монистически разрешить дуализм нашего тела и нашего чувственного сознания, мы не можем считать хотя и своеобразную, но все-таки телесную функцию душевной, а орудие этой функции телесным; нет, мы должны выводить и наше тело и действующую на земле нашу душу из общего начала, из нашего трансцендентального субъекта. Таким образом, мы должны – и в этом материалисты правы – смотреть на наше чувственное познавание как на функцию головного мозга и вместе с тем считать наш трансцендентальный субъект априорным по отношению к нашему телу, взятому со всеми его сознательными и бессознательными функциями. Для своего погружения в материальный мир этот субъект построил себе соответствующее орудие – наше тело и снабдил его необходимым для своего ознакомления с этим миром познавательным аппаратом. Упомянем при этом, что такое воззрение, представляющее только опыт метафизического объяснения биологических процессов, не может прийти в столкновение ни с одним из физических объяснений их, а следовательно, и с современной теорией развития.

Но если наш трансцендентальный субъект сам строит себе земное тело, то – повторяем опять – в высшей степени вероятно, что погружение его в земной мир вещей представляет собой его добровольный акт.

Так что же такое личность человека и как она устроена? Личность подобно программе устанавливается в компьютер, которым является ум человека. Мы называем его обусловленный ум, так как он обусловлен дуальностью, и принцип его действия базируется на разделении противоположных понятий.

Имеет две сферы, отделенные друг от друга. Это сознание и подсознание. Такое разделение человеческого ума на две противоположные сферы порождает дуальность формируемой в нём личности. То есть личность человека тоже дуальна и имеет две противоположные стороны. Мы называем эти две ее стороны двумя режиссерами, которые ставят спектакль жизни человека на сцене Земля.

Оба режиссера имеют одинаковые возможности и силу, но действуют, исходя из противоположных тенденций. Именно они воплощают замысел программы, содержащийся в личности человека. Но этот замысел реализуется так, что сама личность его полностью не понимает, так как сознаёт только его половину, которой занимается сознательный режиссер. Подсознательный режиссер действует так, что личность воспринимает его влияние как сопротивление, опасность, насилие, вред, зло, негатив…

Таким образом, тенденции сознательного и подсознательного режиссеров диаметрально противоположны. Именно они создают дуальность, противоречивость, парадоксальность, конфликтность и драматизм уроков человеческой жизни.

Дуальность - это основное условие земных уроков человека

Дуальность - это основное и главное условие земных уроков человека. При этом практическое знание о законе и механизмах дуального восприятия скрыто от человека «завесой сна» его сознания. Так происходит потому, что понимание закона дуального восприятия сразу дало бы готовые ответы на любые уроки и задачи, за решением которых МЫ воплощаемся в реальность Разделенности. Поэтому неосознанная Игра в Разделенность стала бы невозможной.

Но есть и следующее качество этой игры. Это осознанная игра в Разделенность. Переход к этой стадии игры теперь становится возможным благодаря появлению Знания о дуальном восприятии.

До настоящего времени это Знание было не доступно пониманию человечества. Но теперь оно открыто и является достоянием всех людей. При этом далеко не все люди готовы с ним встретиться, в силу имеющихся у них запросов на получение земного опыта. При запросе на механическое получение земного опыта человек просто следует своей личностной программе, но саму программу, то есть свою личность, он целостно не видит, не осознаёт.

Другой причиной, затрудняющей или делающей невозможным понимание этого Знания, является жесткая и односторонняя настройка восприятия личности человека, блокирующая любую информацию, не соответствующую ее взглядам. Понять наше Знание вы сможете только через осознание и трансформацию собственной личности, то есть через его практическое применение и проживание на самом себе.

Именно дуальное восприятие человека породило идею добра и зла, Бога и Дьявола. Опыт Разделенности - это проживание постоянной борьбы добра и зла, правильного и ложного, хорошего и плохого, успеха и неудачи, позитивного и негативного… И эта борьба происходит во внутреннем мире каждого человека, а во внешнем мире мы видим лишь ее отражения.

Устранить войны во внешнем мире Человечество сможет только через революцию собственного самоосознания, которая будет происходить во внутреннем мире каждого человека. Это переход от состояния борьбы к состоянию партнерства противоположных сторон или частей личности человека. И такая революция возможна только через Новое Знание о дуальном восприятии личности человека.

Как формируется и работает программа нашей личности?

Мы показали вам общую схему дуального устройства ума, на базе которого формируется и кристаллизуется личность каждого человека. Но каким же образом происходит формирование личности и как она работает?

В зависимости от заявки на опыт, который вы намереваетесь получить в конкретном воплощении на Земле, выбирается время, место и условия вашего рождения. Именно они создают необходимый для вашего запроса контекст получения жизненного опыта. Социальные условия и выбранные вами родители оказывают наибольшее влияние на формирование вашей личности.

Именно ваши родители или те люди, которые занимались вашим воспитанием, в малом возрасте провели закладку программы вашей личности. Как правило, это ваши мать и отец. Причем каждый из них передал вам только свою часть дуальной программы вашей личности. Поэтому вам надо осознать и принять эти противоположные части в самом себе.

Отец и мать находятся в каждом человеке как дуальные части программы его личности. Их конфликты и проблемы стали вашими. И теперь только вы имеете возможность решить их или продолжать мучиться от их непонимания, передавая такое же состояние своим детям.

Рассмотрим, как функционирует личность. Личность человека описывают как набор качеств, причем эти качества противоположны. Другими словами они дуальны, например, умный-глупый, жестокий-добродушный, сильный-слабый и так далее. Такие пары противоположных качеств показывают дуальную шкалу определенного качества, обозначенную противоположными понятиями.

Определяя свою личность, человек называет какие-то из подобных качеств, при этом выбирая только одну их сторону. Считая себя, например, аккуратным, он будет отрицать наличие в себе противоположного по знаку качества. В данном случае неаккуратности. При этом он будет отмечать ее в других людях и раздражаться по этому поводу.

Так как личность не осознаёт свою дуальность , она не способна видеть себя целиком, то есть целостно. Ее восприятие себя, других людей и мира одностороннее. В этом и заключается главная причина «сна» человеческого сознания, необходимого ему для получения опыта Разделенности.

Односторонняя настройка восприятия личности

Каковы следствия такой односторонней настройки восприятия личности человека? Их можно описать как набор основных принципов и механизмов человеческого восприятия и реагирования. Рассмотрим их.

Личность борется сама с собой, считая при этом, что борется с внешним миром

Личность, представляя собой структуру дуальных качеств или набор дуальных частей, идентифицирует или отождествляет себя только с одной стороной этих дуальностей, а противоположную сторону себя проецирует на внешний мир и борется с ней. Поэтому она находится в хронической борьбе сама с собой, считая при этом, что борется с другими людьми или жизненными обстоятельствами. Так реализуется программа личностного выживания.

по материалам из книги: Пинт Александр - "Кто ты".