Архив метки: превращение империалистической войны в гражданскую. К вопросу о лозунге "превратим империалистическую войну в гражданскую" Превращение современной империалистической войны в гражданскую

Мечта Ленина ("Превратим войну империалистическую в войну гражданскую", август 14 г. ) сбылась - мировая война превратилась в России в гражданскую междоусобицу. В ноябре 18 г. одни страны заслуженно обрели лавры победы и те экономические выгоды, которые они принесли. Другие "посыпали голову пеплом", оплакивая свое поражение. Только Россия оказалась в странном положении. С августа 14 по февраль 17 г. она активно вела войну в стане победителей, неся потери и одерживая победы, с февраля 17-го по октябрь того же года Россия старалась держать фронт, и это ей удавалось, что позволяло сохранить шансы на то, чтобы оказаться в лагере победителей. За октябрь 17 – март 18 г. большевики не только не удержали фронт, но и заключили "похабный мир" (по определению Ленина) в Бресте, по которому Россия потеряла пространство в 1 млн. кв км с населением в 56 млн. человек, куда входили Прибалтика, часть Белоруссии и Карская область в Закавказье. Польша, Финляндия и Украина признавались независимыми государствами. С последней в зону германо-австрийской оккупации "ушли" 89 % добычи угля. Россия должна была выплатить вдобавок 6 млрд. марок контрибуции.

"Массовитый", по выражениюЛенина, террор со стороны большевиков и тотальное разграбление собственности ("красногвардейская атака на капитал") вызвали возмущение у значительной части населения страны. Уже в апреле - мае 18 г. только в Центральной России произошло 130 крупных вооруженных мятежей. В течение лета 18 г. красными карательными частями было захвачено в плен в Тверской губернии 50 тыс., в Рязанской области 55 тыс., в Московской губернии 3 тыс. крестьян-повстанцев, с которыми Советская власть поступала жестко. В это время Лацис писал: "Чрезвычайные комиссии безжалостно расправлялись с этими живоглотами, чтобы отбить у них навсегда охоту бунтовать". Всего же за годы гражданской войны общее число крестьянских повстанцев, а также вооруженных дезертиров из Красной армии, составило более 3,5 млн. человек. На юге и востоке страны офицеры-добровольцы и атаманы получили сотни тысяч бойцов. Началась одна из самых страшных по своей ожесточенности гражданских войн в истории.

Большевикам противостояли различные силы. Это и белое движение, выступавшие за законность и демократическое самоопределение народа; это и легионеры Чехословацкого корпуса, считавшие большевиков предателями общеславянского дела борьбы с германо-австрийским блоком; это и ставшие самостийными различные области казачьих войск, а также всевозможные крестьянские формирования вроде армии анархиста Махно, который, впрочем, то братался с большевиками, то воевал против них.

Для борьбы со своими противниками большевики, забыв свой недавний "пацифизм", приступили к созданию регулярной армии. Пока у Советской России были мирные отношения с Германией и Австро-Венгрией, в рядах ее вооруженных сил и карательных органов находились многочисленные интернационалисты из числа военнопленных немцев, австрийцев, чехов и венгров. Их присутствие в вооруженных отрядах большевиков отмечено уже во время октябрьской революции. К декабрю 17 г. относятся следующие строки из телеграммы начальника Финляндского отделения германского Генштаба Бауера: "Согласно Вашему поручению. Разведочным Отделением 29 ноября был командирован в Ростов майор Фон-Бельке, установивший там разведку за силами Донского Войскового Правительства. Майором был организован также отряд из военнопленных, которые и принимали участие в боях. В этом случае военнопленные, согласно указаниям, сделанным июльским совещанием в Кронштадте с участием: г.г. Ленина, Зиновьева, Каменева, Раскольникова, Дыбенко, Шишко, Антонова, Крыленко, Володарского и Подвойского, были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму".

Бывшие военнопленные оказали заметное влияние на ход событий на начальном этапе советской власти. Об этом говорит тот факт, что в составе Красной армии служили более 200 тыс. иностранцев, объединенных в более чем 500 различных интернациональных отрядов, рот, батальонов, легионов, полков, бригад и дивизий. Их присутствие позволило большевикам наладить военно-карательный аппарат, при помощи которого проводилась мобилизации остального населения. Даже отбытие большей части иностранных бойцов в ноябре-декабре 18 г. на родину в связи с окончанием мировой войны не могло оказать заметного влияния на уже заведенную машину. С весны 18 г. большевиками стала проводиться мобилизация населения (прежде всего, крестьян и бывших офицеров) путем жесткого принуждения, когда уклонение от нее рассматривалось, как тяжкое преступление и наказание нес не только сам уклонившийся призывник, но и вся его семья. Часто длинные списки заложников, взятых за дезертиров, публиковались в газете "Красный воин".

Таким образом, на 20 г было призвано 83,4% из 5,5 млн. красноармейцев. В самый "расцвет" белого движения в 19 г. оно смогло противопоставить Красной армии около 600 тыс. штыков и сабель, которые были распылены по различным регионам России – Северный Кавказ, Сибирь, Прибалтика, Средняя Азия и русский Север. В результате жесточайших боев вооруженные силы белого движения были разбиты и их остатки отступили за пределы страны. Подводя итоги гражданской войны в России историк Шамбаров справедливо, на мой взгляд, приходит к заключению, что "большевики в 1917 г. совратили Россию, главным образом, обещаниями немедленного выхода из “империалистической бойни”. Этим же “плюсом” советская литература частенько пыталась оправдывать все лишения революции и гражданской. Да, мировая война была жестокой. Позиционной, на перемалывание живой силы. Россия потеряла в ней около 2 миллионов человек (правда, в это число входят не только убитые, но и раненые). Революция и гражданская война, спасшие страну от “бойни”, унесли, по разным оценкам, 14-15 миллионов жизней. Плюс… 2 миллиона эмигрировали".

К сожалению, этот фокус Ленину удался...

Сегодня вызывает большую тревогу то поверхностное и легкомысленное отношение к надвигающейся мировой войне, которое мы видим как в левой (прежде всего, большевизирующейся левой), так и в рабочей среде. Керченский конфликт 25.11.2018 г. между российским правительством и Украиной, введение вслед за этим военного положения на Украине, взаимное подтягивание войск, нарастание всякого вооружения в районе Донбасса - всё это у нас как будто бы смотрят по телевизору. Пушки уже упираются в бока трудящимся наших стран, а мы всё ещё думаем, что война - это где-то далеко, не у нас дома.

Между тем налицо многие признаки последнего этапа подготовки широкой региональной войны. Да, пока что украинская и западная олигархии не объявляют официально войну России, однако мы хорошо знаем, что войну совсем не обязательно объявлять, чтобы начать воевать. За 100 лет империализм показал, что в войны чаще вползали , чем наваливались всеми силами разом с предварительными дипломатическими нотами. Региональные войны разгорались постепенно , и идущая пятый год позиционная война в Донбассе - как раз такой тлеющий уголёк, который можно быстро раздуть до масштабов половины Евразии.

Журнал «Большевик», № 1, 1934 г., стр. 96-120

Учение Ленина - Сталина о войнах империалистической эпохи и тактика большевизма

А. Угаров

Империализм, будучи высшей и последней стадией капитализма, доводит до крайности, до предельной остроты и напряженности присущие капита­лизму противоречия, ставит в порядок дня революционный штурм капита­лизма. В обстановке империализма «пролетарская революция стала вопросом непосредственной практики», «старый период подготовки рабочего класса к революции уперся и перерос в новый период прямого штурма капитализма» (Сталин, «Об основах ленинизма»). XIII пленум ИККИ поставил перед ком­партиями задачу быстрой подготовки к решающим революционным боям.

И Октябрьской революции. Но ее уроки не становятся менее актуальными. Более того, их актуальность все возрастает.

Причина проста: во-первых, не разрешены те противоречия, которые пыталась разрешить мировая коммунистическая революция, начатая российским Октябрем, но задушенная мировым капитализмом, его тремя основными силами, фашизмом, сталинизмом и буржуазной демократией; во-вторых, пришел к окончанию новый период подъема капитализма, когда формируются черты его нового всеобщего кризиса, когда вновь встанет вопрос «кто кого». Как бы не был далек опыт этой первой всемирной попытки свержения капитала, но он остается если не единственным, то, во всяком случае, основным. И возвращение к нему является необходимым условием для того, чтобы новая попытка увенчалась успехом. А потому, в преддверии будущих революционных бурь, отмечая очередной юбилей вождя Октябрьской революции, мы обратим внимание на главную черту ленинизма, на его интернационализм.

Интернационализм, разумеется, понимался большевиками не в обывательском смысле типа «нет плохих народов», «все люди братья» и т.д. Как и все марксисты, российские революционные социал-демократы начала ХХ века понимали его в том плане, что свержение мировой капиталистической системы является общим делом всего мирового рабочего класса.

Уже в программе, принятой на II Съезде РСДРП, с которого и берет свое начало большевизм, говорилось:

«Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным.

Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран». («КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», изд. 8-е, издательство политической литературы, М. 1970, т. 1, стр. 60).

Т.е., как видно из первого предложения приведенной цитаты, речь шла вовсе не о верности прекрасной, но абстрактной идее, а о вполне практическом понимании того факта, что свержение капитализма, ставшего мировой системой, так же невозможно в национальных границах, как оно невозможно в отдельном городском квартале. Ситуация с пониманием этого факта была крайне запутана усилиями сталинского агитпропа, который, ради сохранения власти сталинистской бюрократии и ради придания ей (с указанной целью) «социалистического» имиджа, надергал вырванных из международного контекста цитат Ленина, дабы приписать ему несуществующую теорию «социализма в одной стране».

При этом совершенно игнорировались утверждения того же Ленина в этих же статьях, или в работах того же времени, где прямо утверждалась невозможность национального социализма. Вот на этих азбучных для той эпохи марксистских истинах, представленных в работах Ленина, мы и остановимся.

Русская революция оказалась пересечением двух исторических процессов, национального и всемирного, отражением которого и являются все споры о природе, как самой революции, так и общества, которое из нее вышло. Российское общество к 1917 году давно созрело и перезрело для совершения буржуазной революции. В то же время всеобщий кризис капитализма, нашедший свое выражение в мировой войне, поставил исторический вопрос об исчерпании капиталистической стадии в жизни человечества, создав одновременно объективные условия для пролетарской революции с целью свержения капитализма и начала перехода к коммунизму. На это пересечение накладывался тот факт, что напуганная размахом рабочего движения, русская буржуазии не желала проводить собственную революцию. И эту задачу должен был также взять на себя рабочий класс. Но, учитывая мировой кризис всей капиталистической системы, рабочий класс России, естественно, имел основания надеяться, что рабочие передовых стран, в свою очередь, совершат свою революцию и помогут рабочим более отсталых стран, в т.ч. и России, приступить к строительству социализма, не задерживаясь на длительном этапе капиталистического развития.

Исходя из этого Ленин и ставит осенью 1915 года следующие задачи: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе. Эта вторая задача теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России, для первой задачи сотрудник - мелкобуржуазное крестьянство России, для второй - пролетариат других стран» (В.И. Ленин, ПСС , т.27 , стр.49-50).

Уже здесь заложен тот поворот, который стал неожиданностью для «старых большевиков», которые после февральской революции все еще мыслили категориями 1905 года и собирались устанавливать «демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства» для совершения буржуазной революции. Ленин, как и Троцкий , увидел во всемирном кризисе, связанном с войной, возможность совместить, благодаря помощи международного пролетариата, задачи национальной буржуазной и международной социалистической революции. Перед отъездом в Россию в начале апреля 1917 года Ленин пишет «Прощальное письмо к швейцарским рабочим» . Он отмечает:

«Россия - крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней». (В.И. Ленин, ПСС, т.31 , стр.91-92).

В своей краткой речи при открытии Апрельской конференции Ленин заявляет: «На долю российского пролетариата выпала великая честь начать, но он не должен забывать, что его движение и революция составляют лишь часть всемирного революционного пролетарского движения, которое, например, в Германии нарастает изо дня в день все сильнее и сильнее. Только под этим углом зрения мы и можем определять наши задачи» (там же, стр.341). В тот же день в «Докладе о текущем моменте» он обосновывает свое «пристрастие» к всемирным масштабам: «...мы связаны сейчас со всеми другими странами, и вырваться из этого клубка нельзя: либо пролетариат вырвется весь в целом, либо его задушат» (там же, стр.354). Завершая доклад, посвященный в основном необходимым шагам революции, он подчеркивает: «Полный успех этих шагов возможен только при мировой революции, если революция войну задушит, и если рабочие во всех странах её поддержат, поэтому взятие власти - это единственная конкретная мера, это единственный выход» (там же, стр. 358).

Понимание невозможности победы даже социалистической революции, не говоря уж о построении социалистического общества в отдельно взятой стране, тем более такой отсталой, как Россия, проходит через все работы Ленина, вплоть до самой последней - «Лучше меньше, да лучше» . Не уверенный, что еще сможет вернуться к активной работе, он пишет о том, что его тревожит: «Мы стали, таким образом, в настоящий момент перед вопросом: удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?» (там же, т. 45 , стр.402).

Никаких иллюзий! И та же тревога звучит в его «Письме к съезду» , где его беспокоит один вопрос: устойчивость партийного руководства, необходимость избежать его раскола в период мучительного ожидания революции в развитых странах. А то, что в случае, если революция задержится, раскол неминуем в силу внутреннего развития страны, Ленин понимает прекрасно:

«Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол » (там же, стр. 344).

Только непробиваемый догматизм и нежелание отказываться от иллюзий заставляют нынешних сталинистов вновь и вновь вытаскивать на свет божий слова Ленина о «строительстве социализма», совершенно игнорируя те его цитаты, где он прямо говорит о победе международной революции, как необходимом условии этого «строительства».

А ведь это условие было отражено не просто в его речах, а прямо в программе РКП (б), принятой весной 1919 года. Т.е. в главном официальном партийном документе, где тщательно взвешивается каждое слово. Это не речь на митинге, где, ради воодушевления слушателей, можно прокричать о «строительстве социализма», не уточняя, когда и при каких условиях оно возможно. Программа говорит о социальной революции как о «предстоящей», и Ленин такую характеристику отстаивал от нападок Подбельского, указывая, что «у нас в программе речь идет о социальной революции в мировом масштабе» (там же, т. 38 , стр.175). В программе российских коммунистов, т.е. большевиков, речь о национальной социальной революции даже не идет!

В Политическом отчете ЦК VII съезду РКП (б) Ленин говорил: «Международный империализм со всей мощью его капитала, с его высокоорганизованной военной техникой, представляющей настоящую силу, настоящую крепость международного капитала, ни в коем случае, ни при каких условиях не мог ужиться рядом с Советской республикой и по своему объективному положению и по экономическим интересам того капиталистического класса, который был в нем воплощен, - не мог в силу торговых связей, международных финансовых отношений. Тут конфликт является неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема: необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделать этот переход от нашей революции, как узконациональной, к мировой» (там же, т. 36 , стр.8). И несколько дальше: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной... Наше спасение от всех этих трудностей - повторяю - во всеевропейской революции” (там же, т. 36 стр11)».

«Спасение … всеевропейской революции» не пришло, произошел раскол, которого опасался Ленин, и партия пролетариата была уничтожена. Только в одном он ошибся. Партией-могильщиком пролетарской власти оказалась не партия крестьян, а партия бюрократии, чья буржуазная природа неизбежно вытекала из буржуазного характера русской революции, которой не удалось выполнить задачу по перерастанию в мировую социалистическую.

Умение смотреть правде глаза, не строить себе иллюзии, что в революции можно победить без чего-то принципиально важного, вещь абсолютно необходимая для марксиста, если он хочет добиться результата. И этому умению нам еще надо долго учиться у Ленина.

Октябрьская революция произошла в разгар мировой войны, когда интернационализм большинства партий II Интернационала был отброшен ради «защиты отечества». Поэтому наряду с понятием невозможности национального социализма в интернационалистическом подходе Ленина важнейшее место занимает вопрос революционного пораженчества, представляющий из себя частный, но чрезвычайно важный пример сохранения классовой независимости пролетариата по отношению к буржуазии.

Тактика революционного пораженчества, тактика превращения империалистической войны в гражданскую, непосредственно выводилась как из общего необходимого условия классовой самостоятельности пролетариата, так и из конкретных решений конгрессов II Интернационала:

«Оппортунисты сорвали решения Штутгартского, Копенгагенского и Базельского конгрессов, обязывавшие социалистов всех стран бороться против шовинизма при всех и всяких условиях, обязывавшие социалистов на всякую войну, начатую буржуазией и правительствами отвечать усиленною проповедью гражданской войны и социальной революции» (там же, т. 26 , стр. 20), - провозглашает написанный Лениным Манифест ЦК РСДРП (б) «Война и российская социал-демократия» .

И далее: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высоко развитыми буржуазными странами» (там же, стр. 22).

В этом и состоит смысл революционного пораженчества: использовать поражение своего правительства, чтобы превратить массовое взаимное избиение трудящимися друг друга на фронтах империалистической войны, в войну этих трудящихся против своих буржуазных правительств, за их свержение и установление власти самих трудящихся, которая положит конец всем войнам и капиталистической эксплуатации.

Разумеется, речь не идет, и никогда не шла, о том, чтобы ради пораженчества, каким-то образом помогать военному противнику. А буржуазная пропаганда нередко толкует этот вопрос именно так, представляя большевиков «германскими шпионами». Так же как в Германии «русскими шпионами» числились Карл Либкнехт и Роза Люксембург . Подобное обвинение абсурдно, поскольку принцип революционного пораженчества исходит из реакционности всех воюющих сторон и, следовательно, не имеет никакого смысла помогать другому империалистическому государству, взамен «своего».

А, между прочим, именно такую пародию на революционное пораженчество, незадолго до нападения Германии на СССР, сталинский режим навязал французской компартии. Депутатов-коммунистов заставили, в условиях фашистской оккупации, перейти на легальное положение и начать прием избирателей. Их всех расстреляли после 22 июня 1941 года! Как и партийных активистов, которые с ними общались. Была и просьба о разрешении легального издания “Юманите”. К счастью для ФКП фашисты на это не пошли. А ведь именно последователи Сталина будут готовы порвать на меня на куски за позицию пораженчества во второй мировой, о которой пойдет речь ниже.

На деле же, речь идет о том, чтобы всячески разоблачать ура-патриотическую пропаганду, оправдывавшую войну со своей стороны как «справедливую».

Речь идет о том, чтобы продолжать и усиливать борьбу рабочих за свои права и, в конечном итоге, за свою власть, невзирая на обвинения патриотов, что этим самым они «ослабляют фронт» и «способствуют» военному поражению. Да, способствуют, но именно этой борьбой, и ничем иным! Ленин достаточно четко разъясняет эти моменты: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. … “Революционная борьба против войны” есть пустое и бессодержательное восклицание, на которое такие мастера герои II Интернационала, если под ней не разуметь революционные действия против своего правительства и во время войны. Достаточно чуточку подумать, чтобы понять это. А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению. (Для “проницательного читателя”: это вовсе не значит, что надо “взрывать мосты”, устраивать неудачные военные стачки и вообще помогать правительству нанести поражение революционерам)» (там же, стр. 286). Этими словами Ленин, в своей статье «О поражении своего правительства в империалистической войне» , набрасывается на первоначально половинчатую позицию Троцкого .

Речь идет о том, чтобы разлагать своей пропагандой армию «своей» империалистической державы (и это условие для революционеров всех (!) стран), доказывая бессмысленность и преступность этой войны со всех сторон. Наиболее законченным результатом такой пропаганды стало братание солдат воюющих между собой армий.

«Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию “чужой”, воюющей с “нами” страны, не совершая “государственной измены”, не содействуя поражению, не помогая распаду “своей” империалистской “великой” державы» (там же, стр. 290).

Самым разительным примером действенности последнего явилась большевистская пропаганда по отношению к германской армии. В России немецкая армия, казалось, была победительницей, но именно здесь революционный пример русских рабочих и солдат возымел наибольшее действие. Перебрасываемые из России на западный фронт подразделения оказывались совершенно небоеспособными, ускоряя поражение Германии в войне и революцию в ней.

Революционное пораженчество - это не просто революционная фраза. Это практическая позиция, без которой нельзя (невозможно!) оторвать рабочий класс от идейного и политического влияния «своей» буржуазии: «Сторонники лозунга “ни побед, ни поражений” фактически стоят на стороне буржуазии и оппортунистов, “не веря” в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желая помогать развитию таких действий — задаче, бесспорно, не легкой, но единственно достойной пролетария, единственно социалистической задаче. Именно пролетариат самой отсталой из воюющих великих держав должен был, особенно перед лицом позорной измены немецких и французских социал-демократов, в лице своей партии выступить с революционной тактикой, которая абсолютно невозможна без “содействия поражению” своего правительства, но которая одна только ведет к европейской революции, к прочному миру социализма, к избавлению человечества от ужасов, бедствий, одичания, озверения, царящих ныне» (там же, стр. 291).

Именно переход «на деле» к политике пораженчества, «способствования» ему, привел к революциям в России, Германии, Австро-Венгрии. Но отсутствие политической силы, отстаивающей его, обернулось катастрофой для мирового пролетариата во вторую мировую войну. Шовинистический, ура-патриотический угар способствовал началу, как первой, так и второй мировой войны. Очень трудно переломить его, тем более революционному меньшинству, действующему в подполье. Однако, когда наученные горьким опытом войны, трудящиеся, как в тылу, так и на фронте, сами со временем начинают интуитивно осознавать правоту данного подхода, то без революционного авангарда они могут попасть в руки совсем других идеологов и практиков. 2 миллиона граждан СССР, государственно-капиталистической империалистической державы, во вторую мировую если не воевали на стороне фашистской Германии, то, во всяком случае, числились в коллаборационистских воинских подразделениях. И далеко (очень далеко!) не все были антикоммунистами и врагами социализма. Многие купились на «социалистическую» фразеологию генерала Власова. То же самое имело место и в Украинской повстанческой армии. А сколько было солдат, рабочих и крестьян СССР, которые и рады были бы выступить против сталинского режима, но у которых хватило понимания, что под флагом фашизма это делать бессмысленно?!

Потенциал для действия тактики революционного пораженчества был в нашей стране очень велик, но не было политической силы - большевистская партия была выкошена почти поголовно. Хуже того, и среди нее мало кто понимал капиталистическую природу СССР. Показателен, в этом плане пример троцкистов, единственной, хотя бы относительно многочисленной антисталинистской политической силы в рабочем движении. Действуя в Европе, она также имела людской потенциал для революционной пропаганды превращения империалистической войны в гражданскую. В частности, во Франции и Италии. Здесь даже многие рядовые сталинисты, даже участвуя во вполне патриотическом движении сопротивления, надеялись на то, что после окончания войны они смогут воспользоваться своей организацией и авторитетом для социалистической революции. Не тут-то было! Приехавшие из Москвы Торез, Тольятти и К, быстро поставили все «на место», навязав продолжение политики антифашистских Народных фронтов даже после поражения фашизма.

И если у какой-то части рабочего класса еще сохранялись революционные настроения, то их помогли преодолеть троцкисты со своим лозунгом «безусловной защиты СССР». Если СССР - рабочее государство, значит надо защищать как его, так и его союзников по антигитлеровской коалиции. Эта логика окончательно добила надежды на новую революционную волну в качестве ответа на вторую мировую империалистическую войну. Мировой рабочий класс оказался в подчинении задачам своих национальных отрядов капитала. Лишь немногие представители троцкистского IV Интернационала, а также представители итальянской коммунистической Левой заняли революционные позиции, но остались практически в изоляции. Без революционного пораженчества, как и без разгрома сталинизма, продолжение мировой революции, начатой Октябрем 1917 года, было невозможным.

«”Безусловная защита СССР” оказывается несовместимой с защитой мировой революции. Защита России должна быть оставлена в порядке особой срочности, поскольку она связывает все наше движение, давит на наше теоретическое развитие и придает нам в глазах масс сталинизированную физиономию. Невозможно защищать мировую революцию и Россию одновременно. Или одно или другое. Мы выступаем за мировую революцию, против защиты России, и призываем вас высказаться в том же направлении [...] для того, чтобы остаться верным революционной традиции IV Интернационала, мы должны отказаться от троцкистской теории защиты СССР; мы осуществляем, таким образом, в Интернационале идеологическую революцию, необходимую для успеха мировой революции». Это цитаты из «Открытого письма Интернационалистической коммунистической партии» от июня 1947 года. Партия действовала во Франции, примыкала к IV троцкистскому Интернационалу и включала в себя как тех, кто разделял троцкистскую теорию «деформированного рабочего государства», так и тех, кто уже понял капиталистическую природу СССР. К числу последних относились и авторы этого письма - Грандисо Мунис , Бенжамен Пере и Наталья Седова-Троцкая , вдова Льва Троцкого .

Однако было уже поздно. Воспользовавшись своей победой во второй мировой войне, капитализм закончил передел мира, объединил большую часть мирового рынка под эгидой США, а меньшую - СССР, обеспечил этим условия для краха мировой колониальной системы и включения ее стран в систему мирового капиталистического рынка. Короче говоря, капитализм создал условия для своего перехода на более высокую ступень своего развития, которая продолжалась 60 лет, и которая вновь начинает трещать по швам, готовя новые большие и малые войны . Это был период продолжительной контрреволюции по всем фронтам. Но нарастающий кризис, экономический, военный, политический, идеологический, вновь требует революционного руководства. И это руководство должно формироваться во всеоружии всего революционного опыта прошлого, и опыта большевизма в первую очередь. И центром этого опыта были и будут ставка на мировую социалистическую революцию и политическая классовая самостоятельность пролетариата, самой неотъемлемой частью которого является категорический отказ от любой формы патриотизма и революционное пораженчество. 10.08.2019

Журнал «Золотой Лев» № 149-150 - издание русской консервативной мысли

Ю.В. Житорчук

кандидат физ.-мат. наук

«Национальная гордость» великоросса Ульянова

во время Первой мировой воины

«Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. “защитой отечества” великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам» (Ленин, - «О национальной гордости великороссов»).

Перерастание империалистической войны в войну гражданскую.

Для Ленина революция это главная, всепоглощающая цель всей его жизни. А вспыхнувшая в 1914 году война давала реальный шанс для ее реализации, шанс, который будущий вождь мирового пролетариата терять не желал ни при каких обстоятельствах.

«Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами. Как бы не казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом» (Ленин, «Война и российская социал-демократия»).

Однако сама по себе империалистическая война в гражданскую не перерастет. Для того чтобы это произошло, нужно чтобы солдаты повернули свои штыки против своего же правительства . Но добиться этого можно лишь в том случае, если война вызовет значительные трудности для жизни трудящихся, а эти трудности могли многократно усилиться именно в случае поражения страны в войне. Поэтому социалисты должны делать все, чтобы добиться поражения своего правительства:

«Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в гражданскую войну, с одной стороны, облегчается военными неудачами (поражением) правительств, а с другой стороны,- невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению…

Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству…».

Конечно, в принципе, Ленин провозглашал лозунг поражения не только царского, но и всех остальных правительств, участвующих в Первой мировой войне (ПМВ) . Однако при этом его мало заботило, поддержат ли его призыв своими практическими действиями социалисты Германии, Англии и Франции. К тому же поражение в войне может понести только одна из воюющих сторон. Поэтому поражение России, а значит и Антанты, на практике означает военную победу Германии и усиление правительства кайзера. Но Ленина это обстоятельство ни в коей мере не смущает и он настаивает, что инициатива пораженчества должна исходить именно от русских социал-демократов:

«…Последнее соображение особенно важно для России, ибо это – самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с теорией и практикой лозунга поражения» (Ленин, «О поражении своего правительства в империалистической войне»).

Разумеется, Ленин при всей одиозности его позиции не мог публично провозгласить, что поражение России в войне – это благо России. А посему он и талдычил о том, что такое поражение для нее будет наименьшим злом:

«Победа России влечет за собой усиление мировой реакции, усиление реакции внутри страны и сопровождается полным порабощением народов в уже захваченных областях. В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом» (Ленин, «Конференция заграничных секций р.с.-д.р.п »).

Причем эту свою мысль Ленин повторяет многократно, сопровождая ее самыми категорическими заклинаниями:

«Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас – поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма » (Ленин, «Письмо Шляпникову 17.10.14».

Так Ленин за весьма изящной и несколько замысловатой словесной формулой прячет свою мысль о желательности поражения России и соответственно победы более прогрессивного кайзеризма .

Ленин и Плеханов – две тактики социалистов во время Первой мировой войны.

1. Позиция Ленина.

Ленин, разумеется, никогда не являлся пацифистом, из принципа, протестующего против любой войны и ее жестокостей. Напротив, он прямо заявлял о необходимости и прогрессивности гражданских воин, несмотря на кровь, зверства и ужасы, которыми такие войны обычно сопровождаются:

«Мы вполне признаем законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн, т. е. войн угнетенного класса против угнетающего, рабов против рабовладельцев, крепостных крестьян против помещиков, наемных рабочих против буржуазии…

В истории неоднократно бывали войны, которые, несмотря на все ужасы, зверства, бедствия и мучения, неизбежно связанные со всякой войной, были прогрессивны, т. е. приносили пользу развитию человечества, помогая разрушать особенно вредные и реакционные учреждения (например, самодержавие или крепостничество), самые варварские в Европе деспотии (турецкую и русскую)» (Ленин, «Социализм и война»).

Но кроме гражданских воин и революций Ленин признавал также законность и прогрессивность оборонительных воин. Причем в этом случае для него было совершенно безразлично, кто на кого первый напал. Согласно его представлениям в любом случае была права угнетенная сторона:

«Социалисты признавали и признают сейчас законность, прогрессивность, справедливость “защиты отечества” или “оборонительной” войны. Например, если бы завтра Марокко объявило войну Франции, Индия - Англии, Персия или Китай - России и т. п., это были бы “справедливые”, “оборонительные” войны, независимо от того, кто первый напал, и всякий социалист сочувствовал бы победе угнетаемых, зависимых, неполноправных государств против угнетательских, рабовладельческих, грабительских “великих” держав» (Ленин, «Социализм и война»).

Вот здесь-то и произошел очередной разрыв большевиков с большинством других социал-демократических движений. Поскольку Ленин объявил войну реакционной и грабительской со стороны всех ее участников, а Плеханов заявил о ее оборонительном, а значит справедливом и прогрессивном характере со стороны России. Но из признания войны грабительской вытекала одна тактика рабочего движения, а из признания ее оборонительной, совершенно иная. Однако точка зрения Плеханова автоматически отодвигала возможное начало революции в России на неопределенные сроки, что для Ленина, вне зависимости от степени правоты его тезисов, было абсолютно неприемлемо:

«У нас в России не только кровавый царизм, не только капиталисты, но и часть так называемых или бывших социалистов говорит о том, что Россия ведет “оборонительную войну”, что Россия борется только против германского нашествия. Между тем в действительности весь мир знает, что царизм уже в течение десятилетий угнетает в России более сотни миллионов людей других национальностей, что Россия уже в течение десятилетий ведет разбойничью политику против Китая, Персии, Армении, Галиции…».

Здесь у Ленина явно что-то не в порядке с логикой. Ведь даже если Россия действительно угнетала сотни миллионов людей и ранее вела захватнические войны, то из этого факта вовсе не следует, что на саму Россию не может напасть другой более сильный хищник и попытаться поработить ее:

«…Ни Россия, ни Германия и никакая другая великая держава не имеют права говорить об “оборонительной войне”: все великие державы ведут империалистическую, капиталистическую войну, разбойничью войну, войну для угнетения малых и чужих народов, войну в интересах прибыли капиталистов, которые из ужасающих страданий масс, из пролетарской крови выколачивают чистое золото своих миллиардных доходов» (Ленин, «Речь на интернациональном митинге в Берне»).

В полемическом пылу будущий вождь мирового пролетариата не останавливался и от прямых оскорблений в адрес виднейшего теоретика марксизма, основателя первой российской марксистской организации – Плеханова, навешивая на него политические ярлыки:

«Пусть господа Плеханов, Чхенкели, Потресов и К о, играют теперь роль марксистообразных лакеев или шутов при Пуришкевиче и Милюкове, лезут из кожи вон, доказывая вину Германии и оборонительный характер войны со стороны России,- этих шутов сознательные рабочие не слушали и не слушают» (Ленин, «О сепаратном мире»).

Во вспыхнувшем между русскими социалистами споре основным аргументом Ленина являлся тезис, согласно которому все ключевые участники войны по своей сути бандиты и разбойники:

«Главным, основным содержанием данной империалистической войны является дележ добычи между тремя главными империалистическими соперниками, тремя разбойниками, Россией, Германией и Англией» (Ленин, «Пацифизм буржуазный и пацифизм социалистический»).

Единственное исключение было сделано лишь для Сербии:

«Национальный элемент в теперешней войне представлен только войной Сербии против Австрии. Только в Сербии и среди сербов мы имеем многолетние и миллионы национальных масс охватывающее национально-освободительное движение, продолжением которого является война Сербии против Австрии…

Будь эта война изолированной, т.-е. не связанной с общеевропейской войной, с корыстными и грабительскими целями Англии, России и проч., тогда все социалисты обязаны были бы желать успеха сербской буржуазии» (Ленин, «Крах II Интернационала»).

Но главным разбойником и злодеем в империалистической войне, согласно Ленину, являлась именно Россия.

«Реакционный, грабительский, рабовладельческий характер войны со стороны царизма еще несравненно нагляднее, чем со стороны других правительств» (Ленин, «Социализм и война»).

В чем же заключался разбой и грабеж, которые, как утверждает Ленин, во время ПМВ проводило царское правительство? Оказывается, разбойные замыслы Николая II распространялись на Галицию, Армению и Константинополь:

«Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо в особенности для удушения украинского народа (кроме Галиции у этого народа нет и быть не может уголка свободы, сравнительной конечно), за Армению и за Константинополь, затем тоже за подчинение Балканских стран» (Ленин, «О сепаратном мире»).

Здесь возникает вопрос, было ли у царской России желание прибрать к рукам Константинополь и Проливы? Да, такое желание у русских царей периодически возникало. Только желание это возникало вовсе не оттого, что им хотелось расширить пределы империи, включив в ее состав новые народы и страны. По большому счету Россия и свою-то землю не всегда знала куда девать. Вон Александр II фактически за бесценок продал американцам Аляску. Да и освободив Болгарию от власти турок, Россия даже не пыталась присоединить ее, хотя вполне могла бы это сделать в 1878 году . Сами же по себе Проливы России, в общем-то, были не нужны . Ей была нужна свобода плавания русских кораблей из Черного в Средиземное море и гарантия того, что английские и французские военные эскадры вновь не войдут в Черное море, как это было во время англо-французской агрессии 1854 года.

Однако, несмотря на желание русских царей заполучить Проливы, было бы верхом глупости утверждать, что именно из-за них Россия и ввязалась в войну с Германией. Просто не стоили того эти Проливы. Ведь и Николай II, и Столыпин, и Сазонов делали все, чтобы как можно дольше обеспечить мирное развитие империи. Россия, в отличие от Германии, не готовилась к серьезной войне , и именно поэтому заранее не запасала необходимого для ее ведения количества патронов, снарядов, пушек и даже ружей. Другое дело, что уже в ходе войны в 1916 году царь заключил с союзниками тайный договор о передаче Проливов России после победы над Германией. Смысл этого договора заключался в том, что получение контроля над Проливами хоть в какой-то мере должно было компенсировать империи те громадные потери, которые русские люди понесли для обуздания германских агрессоров, но из этого вовсе не следует, что именно Проливы хоть в какой-то мере явились причиной вступления России в войну.

Следующей «разбойничьей» целью царского правительства Ленин называет стремление Петербурга ограбить Турцию, отхватив у нее Армению и закабалить свободолюбивых армянский народ. Можно подумать, Владимиру Ильичу не было известно, что на протяжении десятилетий в Турции планомерно проводился геноцид мирного армянского населения, что в 1909 году турецкие власти организовали новую массовую резню армян, что только за годы ПМВ турками было убито и замучено более миллиона армян. Так почему же Николай II не мог взять под свою защиту единоверцев, подвергающихся жестоким преследованиям за их религиозные убеждения?

Вот как в своей книге «Как это было» описывал события тех лет известный армянский общественный деятель и писатель Тер-Маркариан :

«Ради исторической справедливости и чести последнего русского царя нельзя умолчать, что в начале описываемых бедствий 1915 года, по личному приказанию царя, русско-турецкая граница была приоткрыта и громадные толпы скопившихся на ней измученных армянских беженцев были впущены на русскую землю».

Следуя ленинской логике, русский «деспот» открывая границу для измученных беженцев, затаскивал в тюрьму народов доверившихся ему свободных армян. Ведь разве мог тогда еще не совсем кровавый Ленин поверить в благородство «кровавого» Николая?

Следующим в этом ряде ленинских обвинений стоит Галиция, которую царизм пытался заполучить якобы для окончательного удушения свободы украинцев. Вот боснийские сербы стремились выйти из-под власти австрияк и объединиться с Сербией, в результате чего и возникла австро-сербская война, которую Ленин, между прочим, отнес к числу справедливых. Но русины и гуцулы, волей судеб отторгнутые завоевателями от их родины и подвергавшиеся национальному гнету в Австро-Венгрии, никак не могли желать объединиться с малороссами . Странная получается логика.

И, наконец, завершая обвинительную тираду, Ленин окончательно запутывается в своих собственных аргументах:

«Царизм видит в войне средство отвлечь внимание от роста недовольства внутри страны и подавить растущее революционное движение» (Ленин, «Социализм и война»).

Но ведь сам же Ленин неоднократно писал, что трудности войны вызывают недовольство среди трудящихся и всплеск революционных настроений. В чем Николай II уже убедился на опыте русско-японской войны, переросшей в революцию 1905 года . Так как же царь мог затевать войну, чтобы подавить растущее революционное движение, если война грозила ему обернуться новой, еще более грозной революцией? К тому же предшествовавшие ПМВ годы, так называемой реакции, царизм загнал русские революционные движения глубоко в подполье, из которого оно вышло именно благодаря началу войны. Так что явно не сходятся концы с концами в рассуждениях Владимира Ильича.

2. Позиция Плеханова.

Тезису Ленина о необходимости добиваться поражения царского правительства в войне с Германией и перерастания империалистической войны в гражданскую Плеханов противопоставил логику русского социал-патриота :

«Сначала оборона страны, потом борьба с внутренним врагом, сначала победа, потом революция» (Плеханов,«О войне»).

При этом Георгий Валентинович призывал к единению всех русских патриотических сил для обороны страны, предлагая:

«Отвергнуть как неразумную, больше как безумную, всякую вспышку и всякую стачку, способную ослабить силу сопротивления России неприятельскому нашествию» (Плеханов, «Интернационализм и защита отечества).

Для Плеханова объявленная Германией война есть реальная угроза национальной безопасности России, и, следовательно, с его точки зрения ПМВ является отечественной, глубоко народной войной:

«С самого начала войныя утверждал, что она есть дело народов, а не правительств. Русскому народу угрожала опасность попасть под экономическое иго немецких империалистов, к сожалению поддержанных огромным большинством трудящегося населения Германии. Поэтому, ведя войну, он защищал свой собственный насущный интерес» (Плеханов, «Война народов и научный социализм» Единство №5 1917 г.).

В этой связи лидер меньшевиков четко формулирует цель русского пролетариата в войне с Германией:

«Я никогда не говорил, что русский пролетариат заинтересован в победе русского империализма и никогда этого не думал. А убежден, что он заинтересован лишь в одном: чтобы русская земля не сделалась предметом эксплуатации в руках германских империалистов. А, это нечто совсем другое» (Плеханов, «Еще о войне»).

В годы ПМВ в России был чрезвычайно популярен лозунг защиты отечества, и это обстоятельство сильно беспокоило Ленина, заставляя его ерничать над святым для каждого русского человека понятием:

«Что такое защита отечества вообще говоря? Есть ли это какое-либо научное понятие из области экономики или политики и т.п.? Нет. Это просто наиболее ходячее, общеупотребительное, иногда просто обывательское выражение, обозначающее оправдание войны. Ничего больше, ровнехонько ничего!» (Ленин, «О карикатуре на марксизм»)

На это Плеханов отвечает:

«Отечество, это та обширная земля, которую населяет трудящаяся масса русского народа. Если мы любим эту трудящуюся массу, мы любим свое отечество. А если мы любим свое отечество, мы должны защищать его» (Плеханов, «Речь в Петросовете 14 мая 1917 года).

«Мы желаем не того, чтобы Россия разгромила Германию, а того, чтобы Германия не разгромила Россию. Пусть «Рабочая Газета» прямо скажет нам: “не беда, если немецкое иго ляжет на русскую шею”. Это будет мысль, достойная самого решительного порицания с точки зрения Интернационала… Но мысль эта, - и только одна эта мысль, даст нам логический ключ к рассуждениям автора статьи, только она объяснит нам его опасения» (Плеханов, «Тревожные опасения одной умной газеты»).

Тем не менее, Ленин даже в мыслях не может допустить, что цивилизованные немцы способны закабалить Россию, даже в том случае, если они и захватят Петроград:

«Допустим, немцы возьмут даже Париж и Петербург. Изменится от этого характер данной войны? Нисколько. Целью немцев и это еще важнее: осуществимой политикой при победе немцев – будет отнятие колоний, господство в Турции, отнятие чуженациональных областей, напр., Польши и т.п., но вовсе не установление чуженационального гнета над французами или русскими.Действительная сущность данной войны не национальная, а империалистическая. Другими словами: война идет не из-за того, что одна сторона свергает национальный гнет, другая защищает его. Война идет между двумя группами угнетателей, между двумя разбойниками из-за того, как поделить добыча, кому грабить Турцию и колонии» (Ленин, «О карикатуре на марксизм»).

С высоты истории смешно и грустно читать подобные ленинские опусы. И остается совершенно непонятным, почему Владимир Ильич был столь уверен, что немцы не могут превратить часть России в свою колонию, а будут довольствоваться лишь порабощением Турции, Сербии или Польши? Скорее всего, Ленин так ненавидел царизм, что без всякого сожаления заменил бы его на полное подчинение России воле кайзера. Наподобие тому, как сейчас наши доморощенные демократы ненавидят все истинно русское, и желают подчинить Россию воле своих заокеанских хозяев.

Во всяком случае, все последовавшие события мировой истории опровергли ленинскую точку зрения на отсутствие захватнических намерений у Германии по отношению к России. Ведь немецкий нацизм начал зарождаться еще в конце 19-го века задолго до гитлеровского «Майн Кампф ». Тогда же вновь воскресли и идеи похода Дранг нах Остен , которые разделяли как кайзер, так и его генералы. Поэтому территориальные притязания Германии, предъявленные Советскому правительству в Брест-Литовске в марте 1918 года, не возникли сами по себе на пустом месте, а явились закономерным итогом захватнических планов, задуманных в Берлине задолго до августа 1914 года. Так что сама жизнь доказала правоту Плеханова в его споре с Лениным. И если современные коммунисты заявляют, что они являются патриотами России, то они обязаны признать справедливость позиции в этом вопросе первого русского марксиста – Плеханова и осудить антинациональный характер ленинского доктринерства.

О национальной гордости великоросса Ульянова.

«Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43% населения, т. е. менее половины, а все остальные бесправны, как инородцы. (Ленин, «Социалистическая революция и право наций на самоопределение»).

Для того чтобы убедиться, что Ленин здесь явно лукавит, стремясь очернить Россию, достаточно обратится к его работе «Империализм, как высшая стадия капитализма», из которой следует, что в Англии жители метрополий составляли всего 11%, а во Франции – 42% от общего числа жителей этих стран, включая аборигенов колоний. Так что пальму мирового первенства в вопросе порабощения инородцев Россия никак уж не держала.

Однако и с приведенной Лениным цифрой, согласно которой 57% населения России составляли инородцы, согласиться категорически нельзя. Дело в том, что еще в начале 20-го столетия под РУССКИМИ понимались все народности восточно-европейских славян: великороссы, малороссы, и белорусы. Соответственно в энциклопедии Брокгауза и Эфрона было записано:

«Русский язык делится на три главных НАРЕЧИЯ: а) великорусское, б) малорусское и в) белорусское».

В этой же энциклопедии указано, что процент русского населения по данным переписи 1897 года составил 72,5%. То есть до ленинских опусов нацией считались именно русские, а не великороссы, малороссы или белорусы, которые числились лишь субнациональными группами. Однако при таком раскладе Ленину было очень трудно обосновать один из своих краеугольных тезисов:

«Россия есть тюрьма народов» и призывать к самоопределению украинцев и белорусов.

В этой связи Ленин абсолютно голословно и бездоказательно заявлял, что к началу ПМВ украинцы и белорусы якобы достигли такой стадии национальной общности, что представляют собой уже сформировавшиеся нации, угнетаемые нацией великороссов:

«Для украинцев и белорусов, например, только человек, в мечтах живущий на Марсе мог бы отрицать, что здесь нет еще завершения национального движения, что пробуждение масс к обладанию родным языком и его литературой – (а это необходимое условие и спутник полного развития капитализма, полного проникновения обмена до последней крестьянской семьи) – здесь еще свершается» (Ленин, «О карикатуре на марксизм»).

По сути это был прямой призыв к выходу Украины и Белоруссии из состава России. При этом Ульянов полностью игнорировал тот факт, что предки великороссов, малороссов и белорусов до татаро-монгольского нашествия были единым народом с единым языком и единой культурой. А далее некогда единый народ на протяжении четырехсот лет был искусственно разделен, и подвергался национальному порабощению со стороны иностранных завоевателей.

Первой иностранное ярмо скинула с себя Московская Русь, а в 1648 году восстала против польских захватчиков и Малороссия. Однако в июне 1651 года повстанцы потерпели тяжелейшее поражение под Берестечком . Находясь в критическом положении, гетман Богдан Хмельницкий обратился к русскому царю Алексею Михайловичу с просьбой о принятии в российское подданство. Осенью 1653 года проходивший в Москве Земский собор принял решение о включении Малороссии в состав Московского государства, а 23 октября 1653 г. московское правительство объявило войну Речи Посполитой , длившуюся целых 13 лет, в ходе которой Россия отстояла независимость Левобережной Украины.

8 января 1654 года в Переяславе состоялся старшинский совет. Во время публичной церемонии гетман и казацкая старшина поклялись на кресте в том, «чтобы быть им с землей и городами под царской великою рукой неотступно» . Несмотря на эту клятву, украинские гетманы неоднократно нарушали ее и предавали своего царя. В связи с регулярными клятвопреступлениями гетманов Екатерине II в 1764 году и упразднила как гетманство, так и автономию запорожских казаков.

Для того чтобы убедится в ошибочности ленинских представлений о трех сформировавшихся нациях восточно-европейских славян достаточно ответить на вопрос, когда различия между великороссами и малороссами были больше: в момент их воссоединения, или же в начале 20-го века? Эти группы на протяжении двух с половиной веков сближались или же удалялись друг от друга? Ведь в течение всего этого периода времени шел процесс языкового и культурного сближения некогда насильственно оторванных друг от друга частей древнерусского народа. Достаточно вспомнить о количестве так называемых смешенных браков между представителями трех русских народностей. Или о том, что величайший украинский писатель Гоголь одновременно являлся выдающимся русским писателем .

Однако среди украинской элиты всегда находились и находятся до сих пор достаточное количество авантюристов, желавших дорваться до власти и самостийно порулить незалежной , будь то: Выговский, Мазепа, Скоропадский, Петлюра, Кравчук или Ющенко . Куда более значительным являетсявопрос, существовало ли в действительности в царской России национальное угнетение малороссов со стороны великороссов, а если существовало, то в чем это угнетение выражалось? Ленин на этот вопрос ответил следующим образом:

«Спор идет об одной из форм политического гнета, именно: о насильственном удержании одной нации внутри государства другой нации» (Ленин, «Итоги дискуссии о самоопределении»).

«Пролетариат не может не бороться против насильственного удержания угнетенных наций в границах данного государства, а это и значит бороться за право самоопределения. Пролетариат должен требовать свободы политического отделения колоний и наций, угнетаемых “его”нацией…

Ни доверие, ни классовая солидарность между рабочими угнетенной и угнетающей нации невозможны» (Ленин, «Социалистическая революция и право наций на самоопределение»).

Но с таким же успехом можно было бы говорить и насильственном удержании, скажем, новгородцев или псковичей. Ведь независимая Новгородская республика со своей традициями вечевой демократии и своеобразной культурой существовала более 300 лет с 1136 по 1478 годы, когда Иван III насильно подчинил ее Москве. А в 1570 году Иван Грозный вновь пошел походом на Новгород и учинил там кровавый погром, казнив более полутора тысяч знатных жителей города и окончательно закабалил новгородцев. Да и диалекты северной Руси достаточно сильно отличаются, например, от диалектов кубанских или донских казаков. Так почему бы на этом основании не объявить новгородцев нацией, насильственно угнетаемой москалями?

Ведь если последовательно пойти по предложенному Лениным пути, то Россия очень быстро будет растаскана на множество мелких и нежизнеспособных псевдонациональных образований. Впрочем, именно этого и добивались в 90-е годы прошлого века либералы. Вспомните ельцинские слова: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите».

***

Явная предвзятость, русофобского подхода Ленина в национальном вопросе особенно отчетливо видена при сравнении его оценок по отношению к России, с одной стороны, и по отношению к Германии, с другой:

«Война 1870-1 года была продолжением буржуазно-прогрессивной (десятилетиями тянувшейся) политики освобождения и объединения Германии» (Ленин, «О программе мира»).

Стоит напомнить, что в ходе этой войны Германия захватила и аннексировала две крупнейшие французские провинции Эльзас и Лотарингию. А ведь, скажем, эльзасцы, это народность, возникшая на основе онемеченных кельтских племен, говорящая на алеманском диалекте немецкого языка, который отличается от восточно-немецких диалектов гораздо сильнее, чем украинский язык от великорусского. К тому же в период германской аннексии Эльзаса (1871-1918) эльзасцы регулярно выступили против кайзеровской политики их насильственного онемечивания.

«Немецкий шовинист Ленч привел одну интересную цитату из сочинения Энгельса: «По и Рейн». Энгельс говорит там, между прочим, что границы больших и жизнеспособных европейских наций в ходе исторического развития, поглотивших ряд мелких и нежизнеспособных наций, определились все более и более языком и симпатиями населения. Эти границы Энгельс называет “естественными“. Так было в эпоху прогрессивного капитализма, в Европе, около 1848-1871 гг. Теперь реакционный, империалистический все чаще ломает эти, демократически определенные границы» (Ленин, «Итоги дискуссии о самоопределении»)

Но для Ульянова насильственный захват Эльзаса Германией явление прогрессивное и вполне естественное, а результат добровольного вхождения Украины в Россию, это противоестественное реакционное событие, приведшее к угнетению украинцев великороссами!

Конечно, Ленин давно умер, и о нем можно было бы уже и забыть, но дела-то его живут до сих пор. А одно из самых печальных последствий творений вождя моровой революции это распад им же созданного Советского Союза в значительной степени, предопределенный его авантюристической, русофобской национальной политикой. И Ленин все же добился своего. Великороссы больше не угнетают украинцев, единая русская нация расколота на три части и уже видны контуры, определяющие их взаимную конфронтацию. И не за горами, то время когда последователи идей Ульянова, повинуясь инстинкту самоопределения, затащат Украину в НАТО.

Ленин и проблема мира.

Существует устойчивый миф, что Ленин якобы всячески старался прекратить мировую бойню и добиться установления скорейшего мира. Однако факты говорят об обратном. Вот, например, как Владимир Ильич относился к идее прекращения войны на ее начальном этапе:

«Долой поповски-сантиментальные и глупенькие воздыхания о мире во что бы ни стало! Поднимемзнамя гражданской войны» (Ленин, Положение и задачи социалистического интернационала);

«Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война» (Ленин, «Письмо Шляпникову 17.10.14»);

«Лозунг мираможно ставить или в связи с определенными условиями мира или без всяких условий, как борьбу не за определенный мир, а за мир вообще…

За мир вообще стоят безусловно все до Китченера , Жоффра , Гинденбурга и Николая Кровавого, ибо каждый из них желает кончить войну:-вопрос именно в том, что каждый ставит империалистические (т.е. грабительские, угнетающие чужие народы) условия мира в пользу своей нации» (Ленин, «Вопрос о мире»).

В лозунге «мира вообще» Ленина абсолютно не устраивала возможность завершения мировой бойни раньше, чем она перерастет в еще более кровавую гражданскую войну и мировую революцию. Он категорически настаивает на том, что война должна кончиться лишь после победы революции, когда пролетариат воюющих стран свергнет буржуазные правительства. А до тех пор любые попытки отдельных социалистов прекратить бессмысленную кровавую бойню и заключить мир, между воющими странами вызывали в Ленине приступы ярости и негодования:

«Речь идет о статье одного из виднейших (и подлейших) оппортунистов с.-д. партии Германии, Кварка, который, между прочем, сказал: “Мы, немецкие с.д., и наши австрийские товарищи, заявляем непрестанно, что мы вполне готовы вступить в сношения (с английскими и французскими с.-д.) для начала переговоров о мире. Немецкое императорское правительство знает об этом и не ставит ни малейших препятствий”...

Кто не понимает этого даже теперь, когда лозунг мира (не сопровождающийся призывом к революционным действиям масс) проституирован венской конференцией…, тот – просто бессознательный участник в социал-шовинистическом надувательстве народа» (Ленин,«К оценке лозунга “мир”»).

Тем не менее, после Февральской революции заявления Ленина по вопросу о мире несколько меняют свою тональность. В это время Владимир Ильич уже не решался публично провозглашать, что стремление к миру, это сентиментальная поповщина. На смену этому ерничанью пришли призывы к борьбе с империалистической войной, которые, однако, нисколько не изменили сути ленинской позиции, что настоящий мир не возможен без социалистической революции:

«Борьба с империалистической войной невозможна иначе, как борьба революционных классов против господствующих классов во всемирном масштабе» (Ленин, «Речь о войне 22.07.17»).

Для того чтобы доказать, что устойчивый мир при власти капиталистов невозможен, Ленин выдвигает тезис, согласно которому войну якобы, в принципе, нельзя завершить без отказа от аннексий. При этом само понятие аннексии им стало трактоваться чрезвычайно расширительно и крайне расплывчато: не только как захват чужой территории, осуществленный во время ПМВ, но и, как все захваты во всех предшествующих воинах. Кроме того, Ленин существенно расширил и трактовку принципа права нации на самоопределение, распространив его не только на нацию, но и на народность, и на народ:

«Главным условием демократического мира является отказ от аннексий (захватов) – не в том смысле, что все державы возвращают потерянное ими, а в том, что все державы возвращают потерянное ими, а в том, единственно правильном смысле, что каждая НАРОДНОСТЬ, без единого исключения, и в Европе, и в колониях, получает свободу и возможность решить сама, образует ли она отдельное государство или входит в состав любого иного государства» (Ленин, «Задачи Революции»).

«В теоретическое определение аннексии входитпонятие “чужой народ”, т.-е. НАРОД, сохранивший особенность и волю отдельному существованию» (Ленин, «Каша в головах»).

При этом вождь мировой революции, вероятно, понимал, что различие между малорусским и великорусским языками находится на уровне различий между диалектами одного и того же языка, и поэтому он вообще отказался от критерия языковых различий, как условия, необходимого для самоопределения:

«Аннексия – это присоединение всякой страны, отличающейся национальными особенностями, всякое присоединение нации, - безразлично, отличается ли она языком, если она чувствует себя другим народом, против ее желания» (Ленин, «Речь на совещании большевиков 17.04.17»).

Таким образом, с одной стороны большевики всячески заботились о праве самоопределения всех народов, национальностей или наций, считая, что никто не должен прибегать к насилию при определении границ между государствами:

«Мы говорим, что границы определяются волей населения. Россия не смей воевать из-за Курляндии! Германия, долой войска из Курляндии! Вот так решаем вопрос об отделении. Пролетариат прибегать к насилию не может, ибо он не должен мешать свободе народов» (Ленин, «Речь по национальному вопросу»).

С другой стороны никакой законности или же соблюдения воли большинства внутри своей собственной страны большевики соблюдать не собирались еще задолго до своего прихода к власти:

«Мы все согласны, что власть должна быть в руках Советов Рабочих и Солдатских Депутатов… Это будет именно государство типа Парижской Коммуны. Такая власть является диктатурой, т.-е. опирается не на закон, не на формальную волю большинства, а прямо непосредственно на насилие. Насилие – орудие силы» (Ленин, «Доклад о текущем моменте 07.05.17»).

Впрочем, необходимость насилия для сторонников Ленина понятна, ведь абсолютное большинство населения в России составляли крестьяне, на поддержку которых большевикам рассчитывать было трудно, именно поэтомудиктатура для них была единственным способом удержаться у власти. Именно поэтому уже в первых советских Конституциях был прописан принцип диктатуры пролетариата, который, в частности, осуществлялся путем предоставления рабочим нормы представительства в избираемых народом органах власти в пять раз большей, чем у крестьян:

«Съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик составляется из представителейгородских Советов и Советов городскихпоселенийпо расчету 1 депутат на 25000 избирателей и представителей губернских съездов Советов - по расчету 1депутат на 125000 жителей».

Так почему же тогда Ленина так волновал вопрос свободного, демократического решения проблемы самоопределения всех угнетенных наций, если он сам возвел неравноправие и насилие в принцип проводимой им внутренней политики по отношению к большинству русского народа?

Дело в том, что до Октябрьской революцииЛенин намеренно выдвигал провокационные и заведомо невыполнимые лозунги, чтобы максимально расшатать устои существовавшего тогда миропорядка. А лучшего способа взорвать капиталистический мир, чем игра на националистических струнах и разжигании межнациональной розни, трудно было и придумать. Ведь реализация принципа самоопределения, особенно в районах со смешанным населением всегда была детонатором, приводящим к взрывам народного недовольства.

Но, закрепившись во власти, Ленин сразу же забыл, что «угнетаемыми» великороссами остались, скажем, среднеазиатские народы, которые по-прежнему были лишены права свободного выхода их РСФСР, хотя они имели свои языки и с оружием в руках доказали наличие и них желания к самоопределению. Не вспоминал ленин про свои собственные принципы о праве на самоопределение и при решении вопроса о судьбе казачества.

Ульянов прекрасно понимал, что выдвигаемые им условия мира, при котором необходимо было бы пересматривать границы подавляющего большинства стран, являлось абсолютно неприемлемым для всех главных участников войны, а значит, эти условия, в принципе, не могли способствовать ее окончанию:

«Не может ни один социалист, оставаясь социалистом, ставить вопрос об аннексиях (захватах) иначе, не может отказывать в праве самоопределения, в свободе отделения каждому народу.

Но не будем обманываться: такое требование означает революцию против капиталистов. Прежде всего, в первую голову не примут такого требования (без революции) английские капиталисты, имеющие аннексий (захватов) больше, чем любая нация в мире» (Ленин, «Сделка с капиталистами или низвержение капиталистов?).

Поэтому вождь мирового пролетариата вынужден был признать, что его призывы мира без аннексий являются лишь тактическим лозунгом, подчиненным главной цели - борьбе за мировую революцию:

«Когда мы говорим: “без аннексий”, то мы говорим, что для нас этот лозунг есть только подчиненная часть борьбы против всемирного империализма» (Ленин, «Речь о войне 22.07.17»).

«И главное – свергать надо буржуазные правительства и начинать с России, ибо иначе получить мира нельзя» (Ленин, «Письмо Ганецкому»).

Долгожданный мир.

По мере приближения к моменту времени, когда большевики уже реально могли бы захватить власть в свои руки, лозунг «мира» стал уже одним из основных тезисов в выступлениях и статьях Ленина, поскольку он прекрасно понимал, что только таким образом можно было обезопасить грядущую революцию от подавления ее армией:

«Ибо не пойдут войска против правительства мира» (Ленин, «Кризис назрел»).

Хотя для достижения основной цели Ленина - победы мировой революции, требовалось вовсе не установление мира, а продолжение мировой бойни, а, главное, ее перерастание в гражданскую войну, причем не только в России, но и в Германии, и во Франции.

«Мы будем говорить правду: что демократический мир невозможен, если революционный пролетариат Англии, Франции, Германии, России не свергнет буржуазные правительства» (Ленин, «Поворот в мировой политике»)

Поэтому одновременно с призывами к миру Ульянов по-прежнему продолжал настаивать на принципах установления мира без аннексии, в им же изобретенной, абсурдной и никем не признанной трактовке.

И все бы было ничего, но вот беда русские солдаты от постоянных большевистских призывов к братанию, взяли и начали брататься всерьез,а какая же могла быть война с немцами, если они вдруг стали нашими братьями? С братьями воевать негоже, а значит, и делать русскому мужику на фронте было больше нечего. Вот и начали солдаты расходиться по домам, спеша принять участие в разделе обещанной им земли. В результате остатки вконец деморализованной русской армии таяли буквально не по дням, а по часам. А вот германские войска, как стояли, так и продолжали стоять, и всякие там братания на них действовали крайне слабо. Вот тут-то, осознав печальный итог своих деяний, направленных на разложение армии, Ленин вдруг спохватился:

«Солдаты просто бегут. Об этом говорят доклады с фронта. Ждать нельзя, не рискуя помочь сговору Родзянки с Вильгельмом (такого сговора в природе не существовало, а слухи о нем были лишь плодом больной фантазии Ульянова,- Ю.Ж.) и полной разрухой при повальном бегстве солдат, если они (уже близкие к отчаянию) дойдут до полного отчаяния (а кто же тогда будет воевать за идеалы революции?- Ю.Ж.)и бросят все на произвол судьбы» (Ленин, «Письмо к товарищам»).

В начале войны Ленин писал, что даже еслинемцы возьмут Питер, то это никак не изменит характер войны. Теперь же до него, наконец-то, дошло, что падение Петрограда грозит настоящей катастрофой. Выход мог быть лишь один – скорейший силовой захват власти большевиками. И при этом плевать Ленин хотел на свободу волеизъявление великороссов, поскольку результаты такого волеизъявления для него были заранее очевидны, они могли принести большевикам лишь окончательное поражение:

«Ждать до Учредительного Собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно» (Ленин, «Доклад на заседании ЦК 23 октября 1917 года»).

Да, что там Учредительное Собрание, Ульянов был не уверен даже в результатах голосования на Съезде Советов, где большинство голосов было у его сторонников:

«Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решить такие вопросы (однако только одному Ленину было известно это тайное желание НАРОДА,- Ю.Ж.) не голосованием, а силой» (Ленин, «Письмо к членам ЦК»)

Тем не менее, без призывов к миру большевикам к власти было не придти и на ее вершине не удержаться, но мир-то Ленину был нужен только после захвата власти его партией:

«Надо скорей кончать эту преступную войну, и не сепаратным (отдельным) миром с Германией, а всеобщим миром, и не миром капиталистов, амиром трудящихся масс против капиталистов. Путь к этому один: переход всей государственной власти целиком в руки Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов и в России и в других странах» (Ленин, «Письмо к делегатам Съезда Крестьянских Депутатов).

Наконец в ночь с 24 на 25 октября большевики арестовали временное правительство и захватили власть в Петрограде. После чего на Съезде Советов были приняты первые декреты новой власти. И, прежде всего, декрет о мире. Теперь Ленин выступил уже в роли главы правительства России. Однако, не смотря на это, он продолжает талдычить об совершенно абсурдных условиях прекращения войны, которые должны были бы перекроить границы практически всех государств мира.

По мысли Владимира Ильича для начала процедуры самоопределения было достаточно, чтобы некто просто заявил о таковом желании в печати, или же за независимость высказалась какая-либо из партий. После чего следовало вывести все войска с той области, о желании к самоопределению которой было заявлено в печати, и провести демократическую процедуру всенародного голосования, которая должна была окончательно определила ее судьбу:

«Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию – все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета – не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т.е. захватом и насилием» («Декрет о мире», принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.)

Впрочем, на этом дипломатические фантазии вождя революции внезапно прервались, и в нем вдруг проснулось подобие здравого смысла:

«Вместе с тем Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т.е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайныприпредложенииусловий мира» («Декрет о мире», принят съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.).

Бывшие союзники России по Антанте, естественно, от ленинских мирных предложений открестились. Так что ни к какому всеобщему миру призывы Ленина не привели, да и привести не могли. Однако если ранее Ильич категорически отвергал даже саму возможность заключения сепаратного мира:

«Сепаратного мира для нас не может быть, и по резолюции нашей партии нет и тени сомнения, что мы его отвергаем… Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры не вступим» (Ленин, «Речь о войне»),

то тут, наплевав на собственные принципы, советское правительство подписывает с немцами перемирие, а 22 декабря начинает вести с Германией и ее союзниками сепаратные переговоры.

И тут уж кайзер, будто кошка с мышкой, затевает игру с большевистскими дилетантами в дипломатии. Для начала, Берлин заявляет о присоединении к основным положениям советской декларации о мире без аннексий и контрибуций, при условии принятия этих предложений правительствами стран Антанты. После чего Петроград вновь обращается к своим бывшим союзникам с приглашением принять участие в мирных переговорах. Разумеется, не получая при этом от них никакого ответа.

Тем временем Берлин на оккупированных им территориях проводил целенаправленную деятельность по формированию в бывших национальных окраинах России полностью подотчетных ему марионеточных правительств, добивающихся отделения от России. На Украине не без влияния ленинских воплей о так называемом национальном угнетении великороссами малороссов к власти пришла шивинистическая Рада, которая мгновенно стала искать защиты своей самостийности у немцев.

9 января немецкая сторона заявила, что поскольку Антанта не присоединилась к мирным переговорам, то Германия считает себя свободной от советской формулы мира, а через несколько дней потребовала отторжения от России свыше 150 тысяч квадратных километров ее территории. Причем все это делалось Берлином в полном соответствии с немецкой трактовкой принципа мира без аннексий. Просто Германия была вынуждена держать свои войска в Польше и Прибалтике по просьбе национальных правительств этих новых государств.

9 февраля Германией и Австрией был подписан сепаратный мир с украинской Радой. Хотя в этот момент времени Рада уже никого не представляла, поскольку власть на Украине практически полностью перешла к Советам.

18 февраля австро-германские войска начали наступление по всему фронту от Балтийского до Чёрного моря. Через два дня немцы вошли в Минск. В эти дни генерал Гофман записал в своем дневнике:

«Вчера один лейтенант с шестью солдатами захватил шесть сотен казаков… Самая комичная война из всех, которые я видел, малая группа пехотинцев с пулеметом и пушкой на переднем вагоне следует от станции к станции, берет в плен очередную группу большевиков и следует далее».

21 февраля Ленин объявил «социалистическое отечество в опасности» . С тех пор в советской мифологии возник праздник «День Советской армии». В соответствии с этим историческим мифом 23 февраля под Нарвой и Псковом только что созданные полки Красной армии якобы остановили немецкое наступление.

Однако никакого наступления немцев на Петроград в то время в природе не было, поскольку падение русской столицы могло привести к падению правительства Ленина и восстановлению Антанты, чего немцы опасались более всего. Тем не менее, поскольку стараниями большевиков русская армия фактически была уничтожена, то по категорическому требованию Ленина, мгновенно забывшего о своих заверениях ни при каких обстоятельствах не подписывать сепаратного мира с Германией, ЦК ВКП(б) принял решение о полной капитуляции. По условиям Брестского мира с Германией, который был подписан 3 марта, Россия отказывалась от суверенитета над Украиной, Польшей, Финляндией, Литвой, Латвией, Эстонией, а также обязывалась полностью демобилизовать армию, в том числе и вновь образованные большевиками войсковые части.

Впрочем, Ленин не слишком-то горевал об отданных немцам русских территориях, хотя он и назвал Брестский мир – похабным, но гораздо большее его возмущение вызвало отторжение Антантой территорий у Германии:

«Брест-Литовский мир, продиктованный монархической Германией, а затем ГОРАЗДО БОЛЕЕ ЗВЕРСКИЙ И ПОДЛЫЙ Версальский мир, продиктованный “демократическими” республиками, Америкой и Францией, а также “свободной ” Англией» (Ленин,- «Империализм, как высшая стадия капитализма»).

Именно поэтому сейчас, когда в русском обществе необычайно возрос интерес к патриотической деятельности грузина Сталина, практически никто уже не вспоминает добрым словом дела «великоросского» русофоба Ульянова. Ныне в адрес Ленина чаще летят лишь слова анафемы и проклятий.

"Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг , указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами. Как бы не казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом" (Ленин, статья "Война и российская социал-демократия", сентябрь 1914г.)

Здесь нужно остановиться и обратить внимание на очень важную особенность ленинского плана. Ильич вовсе не собирался спасать россиян от ужасов войны, он хотел только перенацелить пушки и пулеметы, чтобы война шла против части собственного народа. Но добиться этого превращения войны "неправильной" в "правильную" - чтоб брат на брата и сын на отца - легче было при поражении "своего" правительства. Это поражение ослабляло его, облегчало путь к революции. И Ленин указывает: "Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в гражданскую войну, с одной стороны, облегчается военными неудачами (поражением) правительств, а с другой стороны,- невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению... Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству..." (статья "О поражении своего правительства в империалистической войне"). В принципе, Ленин провозглашал лозунг поражения не только царского, но и всех остальных правительств, участвующих в Первой мировой войне. Однако при этом его мало волновало, поддержат ли его призыв своими практическими действиями социалисты Германии, Австро-Венгрии, Англии и Франции. К тому же поражение в войне может понести только одна из воюющих сторон. Поэтому поражение России на практике означает военную победу Германии и усиление правительства кайзера. Но Ленина это обстоятельство ни в коей мере не смущает и он настаивает, что инициатива пораженчества должна исходить именно от русских социал-демократов: "...Последнее соображение особенно важно для России, ибо это - самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с теорией и практикой лозунга поражения" (Ленин, "О поражении своего правительства в империалистической войне").

Полюбуйтесь на следующие цитаты вождя мирового пролетариата, в них каждая буква и знак препинания пропитаны махровой русофобией: "Долой поповски-сантиментальные и глупенькие воздыхания о мире во что бы ни стало! Поднимем знамя гражданской войны..." (Ленин, "Положение и задачи социалистического интернационала"). "Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война..." (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14") "Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма..." (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14".) Потрясающие по цинизму высказывания! И ведь не просто "проиграть в войне", а превратить ее в гражданскую - это уже двойное предательство! Ленин требует, яростно настаивает на необходимости гражданской войны! Очень жаль, что царское правительство не догадалось послать в Европу засланца с ледорубом для господина Ульянова, строчащего свои русофобские пасквили в европейских кофейнях. Глядишь, судьба России в ХХ веке сложилась бы гораздо менее трагично.

И еще очень важный момент: смотрим на даты ленинских высказываний. Лидер большевизма выдвинул задачи поражения России и необходимости гражданской войны сразу и однозначно, когда никто еще не знал предстоящего хода войны. Н.Бухарин, бывший с ним в Швейцарии, в 1934 году в московских "Известиях" рассказал, что самым первым пропагандистским лозунгом, который хотел выдвинуть Ленин, был лозунг к солдатам всех воюющих армий: "Стреляйте своих офицеров!" Но что-то смутило Ильича и он предпочел менее конкретную формулу "превращение империалистической войны в войну гражданскую". Еще не было никаких серьезных проблем на фронте: ни тяжелых потерь, ни недостатка вооружения и боеприпасов, ни отступления, а большевики по плану Ленина уже развернули яростную борьбу за снижение обороноспособности страны. Они создавали нелегальные партийные организации на фронте, ведущие антивоенную пропаганду; выпускали антиправительственные листовки, воззвания; проводили в тылу забастовки, демонстрации; организовывали и поддерживали любые выступления масс, которые ослабляли фронт. То есть, действовали как классическая "5-я колонна".

Антивоенный митинг в воинской части

А.А. Брусилов пишет в мемуарах: "В бытность мною главнокомандующим Юго-3ападным фронтом во время германской войны большевики и ранее, и после февральского переворота сильно агитировали в рядах армии. Во времена Керенского у них было особенно много поползновений проникать в армию... Помнится один случай... Мне докладывал мой начальник штаба генерал Сухомлин следующее: несколько большевиков прибыло в штаб в мое отсутствие. Они заявили ему, что желают проникнуть в армию для пропаганды. Сухомлин, очевидно, растерялся и разрешил им ехать. Я же это, безусловно, не одобрил и велел их вернуть обратно. Приехав в Каменец-Подольск, они явились ко мне, и я заявил им, что ни в коем случае допускать их в армию не могу, так как они желают мира во что бы то ни стало, а Временное правительство требует войны до общего мира заодно со всеми нашими союзниками. И тогда же я выслал их из пределов, мне подвластных".

Антон Иванович Деникин свидетельствует: "Определеннее всех говорил большевизм. В армию, как мы знаем, он пришел с прямым приглашением - отказать в повиновении начальникам и прекратить войну, найдя благодарную почву в стихийном чувстве самосохранения, охватившем солдатскую массу. Делегаты, отправляемые со всех фронтов в Петроградский совет с запросами, просьбами, требованиями, угрозами, слышали там иногда от немногочисленных представителей оборонческого блока упреки и просьбы потерпеть, но находили зато полное сочувствие в большевистской фракции Совета, унося с собой в грязные и холодные окопы убеждение, что мирные переговоры не начнутся, пока вся власть не перейдет к большевистским советам."

Царский режим имел много недостатков, но он вовсе не был "гнилым", как нас усердно пыталась убедить советская пропаганда. Черное и Балтийское моря контролировались русским флотом, промышленность резко нарастила выпуск боеприпасов и вооружения. Фронт стабилизировался в западных районах Украины, Белоруссии и Прибалтики. Потери? Всего в Первой Мировой Россия потеряла безвозвратно меньше 1 млн. чел., сравните с гигантскими многомиллионными потерями в Гражданской и Великой Отечественной войнах. А вот в чем самодержавие очень сильно недоработало, так это в противодействии лицам разного политического окраса, ведущим подрывную антигосударственную деятельность, в том числе и так называемым либералам. Февральская революция 1917г. стала сильным ударом по обороноспособности страны. Из мемуаров так называемого "старого большевика" В.Е.Васильева "И дух наш молод" хорошо видна активная роль большевиков в организации февральской революции: "Поздно вечером к нам в роту пришел путиловец Григорий Самодед. Он принес воззвание Петербургского комитета большевиков, в котором, в частности, говорилось: "Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение гибнущему угнетенному народу и положит конец братоубийственной и бессмысленной войне. Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!" Мы сразу же пошли во все измайловские казармы поднимать солдат. Самодед вместе с нами пошел в 1-й батальон. Уже с самого утра 25 февраля в казармах начались митинги. Офицеры, среди которых верховодили полковник Верховцев, капитаны Лучинин и Джавров, попытались прервать выступления. Но солдаты отказались подчиниться офицерам и начали действовать вместе с революционными ротами. На митингах солдаты призывали к решительным действиям - вооружению рабочих, разгону и разоружению полиции, городовых... Измайловский и Петроградский полки, покинув казармы, присоединились к рабочим колоннам. Все улицы и переулки на Петергофском шоссе надежно охраняли вооруженные рабочие и наши роты. В тот вечер из рук в руки передавались листовки Петербургского комитета большевиков, призывавших к решительным действиям: "Всех зовите к борьбе. Лучше погибнуть славной смертью, борясь за рабочее дело, чем сложить голову за барыши капитала на фронте или зачахнуть от голода и непосильной работы... Одну из машин мы остановили. Поехали в казарму. Офицеров, оказавших отчаянное сопротивление, мы расстреляли."

Уличные бои в Петрограде в феврале 1917

Читаем дальше любопытные воспоминания В.Е.Васильева особенно внимательно: "1 марта 1917г. произошло событие огромной важности. Объединенное заседание рабочей и солдатской секций Совета при участии большевиков разработало (это была крупная победа нашей партии) приказ номер 1 Петроградского Совета, обязательный для всех частей гарнизона. Я хорошо помню этот приказ, преградивший в послефевральские дни путь реакции, контрреволюционным элементам к оружию. Приказ предписывал войскам подчиняться только Петроградскому Совету и своим полковым комитетам. Оружие отныне должно было находиться в распоряжении солдатских комитетов и не подлежало выдаче офицерам даже по их требованию. Солдатам предоставлялись гражданские права, которыми они могли пользоваться вне службы и строя. Приказ 1 (солдаты отлично понимали, кто был его инициатором) еще выше поднял авторитет большевиков. Зарождающаяся связь крепла. В начале марта при Петербургском комитете партии создается во главе с Н. И. Подвойским, одним из опытнейших организаторов военной и боевой работы, Военная комиссия - ядро будущей "Военки". В конце марта состоялось собрание большевиков гарнизона (97 представителей от 48 воинских частей). Оно учредило, вместо Военной комиссии, постоянно действующий аппарат - Военную организацию - с целью "объединения всех партийных сил гарнизона и мобилизации солдатских масс на борьбу под знаменем большевиков".

Так вот кто на самом деле инспирировал принятие печально знаменитого приказа №1 - это опять же большевики! Ситуация в Петрограде была критическая, огромные толпы вооруженных солдат метались по городу, затеивая яростные сражения с юнкерами и жандармами; в Кронштадте произошли массовые убийства офицеров матросской массой. Форменная анархия! В такой обстановке ничего не стоило протащить через новые органы власти любое, даже самое антироссийское постановление, лишь бы успокоить разбушевавшихся "защитников Отечества". А мы почему-то до сих пор обвиняем в развале армии одних так называемых "либералов". Генерал А.С.Лукомский отмечал, что приказ 1 Петросовета "подрывал дисциплину, лишая офицерский командный состав власти над солдатами". С принятием этого приказа в армии был нарушен основополагающий для любой армии принцип единоначалия, в результате произошло резкое падение дисциплины. Все оружие переходило под контроль солдатских комитетов. Но большевикам это было на руку и они в этот период стали наиболее активными защитниками так называемой "армейской демократии". В наказе делегатам в Минский Совет, составленном большевиком А.Ф.Мясниковым, говорилось: "Считая правильным... уничтожение постоянных армий... мы видим необходимость создать более демократические порядки в армии". В числе новых большевистских лозунгов - "вооружение народа". Интересно, что когда большевики начали создавать собственную - действительно боеспособную Красную Армию, - они напрочь забыли и про приказ номер 1 Петросовета, и про "армейскую демократию", да и про "вооружение народа" тоже. В армии, возглавляемой Троцким, без всяких сантиментов расстреливали своих солдат даже за незначительные проступки, добиваясь строжайшей дисциплины. Так, в августе 1918 Троцким была применена децимация для наказания 2-го Петроградского полка РККА, самовольно оставившего боевые позиции.

Воспоминания еще одного "старого большевика" - Ф.П.Хаустова - относятся к апрелю и маю 1917г.: "Выбираются районные большевистские комитеты. Это делает полк спаянным... Комитет завязывает связи с соседними полками и там также проводится та же работа, по выборам большевистских комитетов. Дело ширится, и в середине марта уже был сорганизован на большевистской программе весь 43-й корпус. Был выбран корпусной комитет. Большевистский комитет 436-го Новоладожского полка почти целиком вошел в корпусной комитет, пополненный представителями от других полков. С самого же начала большевистский комитет 436-го Новоладожского полка установил связь с Центральным и Петербургским комитетами большевиков через тов. А. Васильева и получил оттуда литературу и руководство. Тогда же была завязана живая связь с кронштадтскими матросами, и комитет полка вошел в состав Петроградской военной организации при центральном комитете партии большевиков. В начале марта комитет организует, вопреки приказу главнокомандующего Северным фронтом, на участке не менее 40 верст, братание с немцами. В это время я был председателем корпусного большевистского комитета. Братание прошло организованно.... Результатом братания было фактическое прекращение военных действий на участке корпуса."

Итак, царское правительство не смогло удержать ситуацию в стране под контролем. Вместо того, что надежно изолировать или ликвидировать организаторов антигосударственной деятельности, органы правопорядка ссылали их в сытую Сибирь, где те набирались сил, отъедались, свободно общались между собой, строя революционные планы. При необходимости революционеры легко сбегали из ссылки. Во время войны также борьба с подрывной деятельностью была недостаточно активной и не отвечающей реалиям. После попытки корниловского мятежа Военно-революционные комитеты (ВРК), находящиеся под контролем большевиков, захватывали в свои руки всю командную и административную власть в полках, дивизиях, корпусах и армиях Западного фронта. Временное правительство, как и царское, не смогло своевременно и жестко пресечь подрывную деятельность ленинцев. Истины ради еще раз напомним, что оно и само сделало немало для дестабилизации армии непродуманными постановлениями и приказами. Но лишнего правительству Керенского приписывать не стоит, несмотря на серьезные ошибки, оно вовсе не собиралось сдавать страну немцам. С января по сентябрь 1917 г. из тыловых гарнизонов в действующую армию влилось около 1,9 млн. чел., которые значительно перекрывали усилившийся поток дезертирства. Летом Германия продолжала держать на Восточном фронте значительные силы: 127 дивизий. Хотя осенью их количество снизилось до 80, это все равно была треть общих сухопутных сил Германии. В июне 1917 г. армия Корнилова решительным штурмом прорвала позиции 3-й австрийской армии Кирхбаха западнее г.Станислав. В ходе дальнейшего наступления взяты в плен около 10 тыс. солдат противника и 150 офицеров, захвачены примерно 100 орудий. Однако последовавший прорыв германцев на фронте 11-й армии, бежавшей перед немцами (несмотря на своё превосходство в численности) вследствие морального разложения, - нивелировал первоначальные успехи русских войск. Так сторонники поражения России били в спину собственной стране.

Разумеется, пораженческая деятельность российских революционеров была с огромным энтузиазмом воспринята немцами. Немецкий генштаб организовал масштабную кампанию по поддержке подрывных усилий большевиков. Специальные конторы занимались агитацией среди российских военнопленных. Немецкая разведка финансировала большевиков крупными суммами через политического авантюриста левого толка Парвуса (настоящая фамилия Гельфанд). Он обосновался в Стокгольме, который стал форпостом германской разведки для контроля над событиями в России. 2 марта 1917 года в германское представительство в Стокгольме поступает следующее указание 7443 Германского имперского банка: "Вы сим извещаетесь, что из Финляндии будут поступать требования на денежные средства на пропаганду мира в России. Требования будут исходить от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса или Меркалина. Для этих лиц открыты текущие счета в отделениях частных германских банков в Швеции, Норвегии и Швейцарии в соответствии с нашим приказом 2754. Эти требования должны быть снабжены одной или двумя из следующих подписей: "Диршау" или "Милькенберг". Требования, завизированные одним из вышеупомянутых лиц, должны быть исполняемы без промедления". После войны Эрих фон Людендорф (генерал-квартирмейстер, фактический глава германского генерального штаба) вспоминал: "...Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность! Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала...". И еще: "К ноябрю степень разложения русского войска большевиками достигла такого уровня, что ОКХ серьезно подумывало об использовании ряда частей с Восточного фронта для укрепления своих позиций на Западе. Тогда мы держали на Востоке 80 дивизий - треть всех наличных сил."

Эрих фон Людендорф: "...Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность! Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала"

После октябрьского переворота большевики первым делом опубликовали ленинский декрет о мире. Это предательский шаг стал мощнейшим и решающим толчком к полному развалу фронта, он практически перестал существовать. Солдаты огромными толпами разъезжались по домам. Одновременно из армии началось массовое бегство офицеров, не согласных с новыми условиями службы, с новой властью и резонно опасающихся за свою жизнь. Не редкостью были убийства и самоубийства офицеров. Разбегались караулы, назначаемые на охрану складов, из-за чего масса имущества расхищалась либо гибла под открытым небом. Из-за массового падежа конского состава окончательно парализованной оказалась артиллерия. В январе 1918 на всем Западном фронте оставалось 150 тысяч человек; для сравнения - в середине 1916 в его составе было более 5 млн. чел.

Снова свидетельствует генерал Брусилов: "Помнится мне случай, когда при мне было донесено главнокомандующему Северным фронтом, что одна из дивизий, выгнав свое начальство, хочет целиком уйти домой, Я приказал дать знать, что приеду к ним на другое утро, чтобы с ними переговорить. Меня отговаривали ехать в эту дивизию, потому что она в чрезвычайном озверении и что я едва ли выберусь от них живым. Я, тем не менее, приказал объявить, что я к ним приеду и чтобы они меня ждали. Встретила меня громадная толпа солдат, бушующая и не отдающая себе отчета в своих действиях. Я въехал в эту толпу на автомобиле... и, встав во весь рост, спросил их - чего они хотят. Они кричали: "Хотим идти домой!". Я им сказал, что говорить с толпой не могу, а пусть они выберут нескольких человек, с которыми я в их присутствии буду говорить. С некоторым трудом, но все же представители этой ошалелой толпы были выбраны. На мой вопрос, к какой они партии принадлежат, они мне ответили, что раньше были социал-революционерами, а теперь стали большевиками. "В чем же заключается ваше учение?" - спросил я. "Земля и воля! - кричали они... "Но что же вы теперь хотите?" Они чистосердечно заявили, что воевать больше не желают и хотят идти домой для того, чтобы разделить землю, отобрав ее у помещиков, и свободно зажить, не неся никаких тягот. На мой вопрос: "А что же тогда будет с матушкой Россией, если вы никто о ней думать не будете, а каждый из вас заботиться будет только о себе?" На это они мне заявили, что это не их дело обсуждать, что будет с государством, и что твердо решили жить дома спокойно и припеваючи. "То есть, грызть семечки и играть на гармошке?!" "Точно так!" - расхохотались ближайшие ряды...". "Встретил я также свою 17-ю пехотную дивизию, бывшую когда-то в моём 14-м корпусе, приветствовавшую меня восторженно. Но на мои увещевания идти против неприятеля они ответили мне, что сами-то пошли бы, но другие войска, смежные с ними, уйдут и драться не будут, а потому погибать без толку они не согласны. И все части, которые я только видел, в большей или меньшей степени заявляли одно и то же: "драться не хотят", и все считали себя большевиками..."

Ленин в своей речи на Всероссийском съезде Советов Рабочих и Солдатских Депутатов 9 (22) июня 1917 года сказал: "Когда говорят, что мы стремимся к сепаратному миру, то это неправда... Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры с ними не вступим". Звучало вроде бы патриотично, но Ильич нагло лгал, шел на любые ухищрения, чтобы придти к власти. Уже в конце 1917г. большевики вступили с Германией в переговоры, а в марте 1918г. они подписали сепаратный мир на фантастически кабальных условиях. По его условиям от страны была отторгнута территория площадью 780 тыс. кв. км. с населением 56 миллионов человек (треть всего населения); Россия обязалась признать независимость Украины (УНР); контрибуция золотом (около 90 тонн) была переправлена большевиками в Германию и т.д. Теперь у ленинцев были развязаны руки для долгожданной войны с собственным народом. К 1921 Россия буквально лежала в руинах. Именно при большевиках от бывшей Российской империи отошли территории Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Западной Украины и Белоруссии, Карской области (в Армении), Бессарабии и т.д. В ходе Гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло (по различным данным) от 8 до 13 млн человек. Эмигрировало из страны до 2 млн человек. В 1921 году в России насчитывались многие миллионы детей-беспризорников. Промышленное производство упало до 20 % от уровня 1913.

Это была настоящая национальная катастрофа.