Альтернативный взгляд. Декабристы

Минуло сто лет со дня рождения Герцена. Чествует его вся либеральная Россия, заботливо обходя серьезные вопросы социализма, тщательно скрывая, чем отличался революционер Герцен от либерала. Поминает Герцена и правая печать, облыжно уверяя, что Герцен отрекся под конец жизни от революции. А в заграничных, либеральных и народнических, речах о Герцене царит фраза и фраза.

Рабочая партия должна помянуть Герцена не ради обывательского славословия, а для уяснения своих задач, для уяснения настоящего исторического места писателя, сыгравшего великую роль в подготовке русской революции.

Герцен принадлежал к поколению дворянских, помещичьих революционеров первой половины прошлого века. Дворяне дали России Биронов и Аракчеевых, бесчисленное количество «пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, серальников», да прекраснодушных Маниловых. «И между ними, - писал Герцен, - развились люди 14 декабря, фаланга героев, выкормленных, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя... Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия».

256 В. И. ЛЕНИН

К числу таких детей принадлежал Герцен. Восстание декабристов разбудило и «очистило» его. В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя «алгебру революции». Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из «Писем об изучении природы» - «Эмпирия и идеализм», - написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед - историческим материализмом.

Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 года. Герцен покинул уже Россию и наблюдал эту революцию непосредственно. Он был тогда демократом, революционером, социалистом. Но его «социализм» принадлежал к числу тех бесчисленных в эпоху 48-го года форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма, которые были окончательно убиты июньскими днями. В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание, в которое облекала свою тогдашнюю революционность буржуазная демократия, а равно невысвободившийся из-под ее влияния пролетариат.

Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года был крахом буржуазных иллюзий в социализме. Духовная драма Герцена была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела. Этого не поняли и не могли понять рыцари либерального российского языкоблудия, которые прикрывают теперь свою контрреволюционность цветистыми фразами о скептицизме Герцена. У этих рыцарей, которые предали русскую революцию 1905 года, которые забыли и думать

ПАМЯТИ ГЕРЦЕНА 257

о великом звании революционера , скептицизм есть форма перехода от демократии к либерализму, - к тому холуйскому, подлому, грязному и зверскому либерализму, который расстреливал рабочих в 48 году, который восстановлял разрушенные троны, который рукоплескал Наполеону III и который проклинал , не умея понять его классовой природы, Герцен.

У Герцена скептицизм был формой перехода от иллюзий «надклассового» буржуазного демократизма к суровой, непреклонной, непобедимой классовой борьбе пролетариата. Доказательство: «Письма к старому товарищу», Бакунину, написанные за год до смерти Герцена, в 1869 году. Герцен рвет с анархистом Бакуниным. Правда, Герцен видит еще в этом разрыве только разногласие в тактике, а не пропасть между миросозерцанием уверенного в победе своего класса пролетария и отчаявшегося в своем спасении мелкого буржуа. Правда, Герцен повторяет опять и здесь старые буржуазно-демократические фразы, будто социализм должен выступать с «проповедью, равно обращенной к работнику и хозяину, земледельцу и мещанину». Но все же таки, разрывая с Бакуниным, Герцен обратил свои взоры не к либерализму, а к Интернационалу , к тому Интернационалу, которым руководил Маркс, - к тому Интернационалу, который начал «собирать полки» пролетариата, объединять «мир рабочий», «покидающий мир пользующихся без работы»!

Не поняв буржуазно-демократической сущности всего движения 1848 года и всех форм домарксовского социализма, Герцен тем более не мог понять буржуазной природы русской революции. Герцен - основоположник «русского» социализма, «народничества». Герцен видел «социализм» в освобождении крестьян с землей, в общинном землевладении и в крестьянской идее «права на землю». Свои излюбленные мысли на эту тему он развивал бесчисленное количество раз.

На деле в этом учении Герцена, как и во всем русском народничестве - вплоть до полинявшего народничества

258 В. И. ЛЕНИН

теперешних «социалистов-революционеров» - нет ни грана социализма. Это - такая же прекраснодушная фраза, такое же доброе мечтание, облекающее революционность буржуазной крестьянской демократии в России, как и разные формы «социализма 48-го года» на Западе. Чем больше земли получили бы крестьяне в 1861 году и чем дешевле бы они ее получили, тем сильнее была бы подорвана власть крепостников-помещиков, тем быстрее, свободнее и шире шло бы развитие капитализма в России. Идея «права на землю» и «уравнительного раздела земли» есть не что иное, как формулировка революционных стремлений к равенству со стороны крестьян, борющихся за полное свержение помещичьей власти, за полное уничтожение помещичьего землевладения.

Революция 1905 года вполне доказала это: с одной стороны, пролетариат выступил вполне самостоятельно во главе революционной борьбы, создав социал-демократическую рабочую партию; с другой стороны, революционные крестьяне («трудовики» и «Крестьянский союз» 106), борясь за всякие формы уничтожения помещичьего землевладения вплоть до «отмены частной собственности на землю», боролись именно как хозяева, как мелкие предприниматели.

В настоящее время словопрения насчет «социалистичности» права на землю и т. п. служат только к затемнению и прикрытию действительно важного и серьезного исторического вопроса: о различии интересов либеральной буржуазии и революционного крестьянства в русской буржуазной революции; иначе говоря, о либеральной и демократической, о «соглашательской» (монархической) и республиканской тенденции в этой революции. Именно этот вопрос поставлен «Колоколом» 107 Герцена, если смотреть на суть дела, а не на фразы, - если исследовать классовую борьбу, как основу «теорий» и учений, а не наоборот.

Герцен создал вольную русскую прессу за границей - в этом его великая заслуга. «Полярная Звезда» 108 подняла традицию декабристов. «Колокол» (1857-

ПАМЯТИ ГЕРЦЕНА 259

1867) встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено.

Но Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к «верхам». Отсюда его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения. Чернышевский, Добролюбов, Серно-Соловьевич, представлявшие новое поколение революционеров-разночинцев, были тысячу раз правы, когда упрекали Герцена за эти отступления от демократизма к либерализму. Однако справедливость требует сказать, что, при всех колебаниях Герцена между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нем верх.

Когда один из отвратительнейших типов либерального хамства, Кавелин, восторгавшийся ранее «Колоколом» именно за его либеральные тенденции, восстал против конституции, напал на революционную агитацию, восстал против «насилия» и призывов к нему, стал проповедовать терпение, Герцен порвал с этим либеральным мудрецом. Герцен обрушился на его «тощий, нелепый, вредный памфлет», писанный «для негласного руководства либеральничающему правительству», на кавелинские «политико-сентиментальные сентенции», изображающие «русский народ скотом, а правительство умницей». «Колокол» поместил статью «Надгробное слово», в которой бичевал «профессоров, вьющих гнилую паутинку своих высокомерно-крошечных идеек, экс-профессоров, когда-то простодушных, а потом озлобленных, видя, что здоровая молодежь не может сочувствовать их золотушной мысли». Кавелин сразу узнал себя в этом портрете.

Когда был арестован Чернышевский, подлый либерал Кавелин писал: «Аресты мне не кажутся возмутительными... революционная партия считает все средства хорошими, чтобы сбросить правительство, а оно защищается своими средствами». А Герцен точно отвечал этому кадету, говоря по поводу суда над Чернышевским: «А тут жалкие люди, люди-трава, люди-слизняки

260 В. И. ЛЕНИН

говорят, что не следует бранить эту шайку разбойников и негодяев, которая управляет нами».

Когда либерал Тургенев написал частное письмо Александру II с уверением в своих верноподданнических чувствах и пожертвовал два золотых на солдат, раненных при усмирении польского восстания, «Колокол» писал о «седовласой Магдалине (мужеского рода), писавшей государю, что она не знает сна, мучась, что государь не знает о постигнувшем ее раскаянии». И Тургенев сразу узнал себя.

Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда все «образованное общество» отвернулось от «Колокола», Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии. «Мы спасли честь имени русского, - писал он Тургеневу, - и за это пострадали от рабского большинства».

Когда получалось известие, что крепостной крестьянин убил помещика за покушение на честь невесты, Герцен добавлял в «Колоколе»: «И превосходно сделал!». Когда сообщали, что вводятся военные начальники для «спокойного» «освобождения», Герцен писал: «Первый умный полковник, который со своим отрядом примкнет к крестьянам, вместо того, чтобы душить их, сядет на трон Романовых». Когда полковник Рейтерн застрелился в Варшаве (1860 г.), чтобы не быть помощником палачей, Герцен писал: «Если расстреливать, так нужно расстреливать тех генералов, которые велят стрелять по безоружным». Когда перебили 50 крестьян в Бездне и казнили их вожака Антона Петрова (12 апреля 1861 года) 109 , Герцен писал в «Колоколе»:

«О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!., как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем... Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их - и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея... не верь им. Царь с ними, и они его. Его ты видишь теперь, ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе... Твои пастыри - темные как ты, бедные как ты... Таков был пострадавший за тебя в Казани иной

ПАМЯТИ ГЕРЦЕНА 261

Антоний (не епископ Антоний, а Антон безднинский)... Тела твоих святителей не сделают сорока восьми чудес, молитва к ним не вылечит от зубной боли; но живая память об них может совершить одно чудо - твое освобождение».

Отсюда видно, как подло и низко клевещут на Герцена окопавшиеся в рабьей «легальной» печати наши либералы, возвеличивая слабые стороны Герцена и умалчивая о сильных. Не вина Герцена, а беда его, что он не мог видеть революционного народа в самой России в 40-х годах. Когда он увидал его в 60-х - он безбоязненно встал на сторону революционной демократии против либерализма. Он боролся за победу народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с помещичьим царем. Он поднял знамя революции.

Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала - дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.

Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли» 110 . Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. «Молодые штурманы будущей бури» - звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.

Буря, это - движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на наших глазах.

Чествуя Герцена, пролетариат учится на его примере великому значению революционной теории; - учится понимать, что беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы; - учится определению роли

262 В. И. ЛЕНИН

разных классов в русской и международной революции. Обогащенный этими уроками, пролетариат пробьет себе дорогу к свободному союзу с социалистическими рабочими всех стран, раздавив ту гадину, царскую монархию, против которой Герцен первый поднял великое знамя борьбы путем обращения к массам с вольным русским словом.

Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»

Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа
Из статьи «Памяти Герцена» (1912) В. И. Ленина (1870-1924): «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но дело их не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен начал революционную агитацию».
Употребляется: иронически по поводу замкнутого, далеко от основного населения страны сообщества (правящего класса, чиновников, богемы и т. д.).

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа" в других словарях:

Ленин В. И. (Ульянов, 1870—1924) — род. в Симбирске 10 (23) апреля 1870 г. Отец его, Илья Николаевич, происходил из мещан гор. Астрахани, лишился отца в возрасте 7 лет и был воспитан старшим братом, Василием Николаевичем, которому и… … Большая биографическая энциклопедия

I. Биография. II. Ленин и литературоведение. 1. Постановка проблемы. 2. Философские воззрения Л. 3. Учение Л. о культуре. 4. Теория империализма. 5. Теория двух путей развития русского капитализма. 6. Воззрения Л. на отдельных русских писателей.… … Литературная энциклопедия

- (псевдоним ≈ Искандер) , русский революционер, писатель, философ и публицист. Родился в семье богатого помещика И. А. Яковлева; мать ≈ немка Луиза Гааг. Брак родителей не был оформлен, и Г. носил… …

I Герцен Александр Иванович (псевдоним Искандер) , русский революционер, писатель, философ и публицист. Родился в семье богатого помещика И. А. Яковлева; мать немка Луиза Гааг. Брак родителей… … Большая советская энциклопедия

Историческое значение восстания декабристов - Подавив восстание декабристов, как стали называть первых русских революционеров, Николай I жестоко расправился с его участниками. Пятеро из них П. И. Пестель, К. Ф. Рылеев, С. И. Муравьев Апостол, М. П. Бестужев Рюмин и П. Г. Каховский были… … Всемирная история. Энциклопедия

Минуло сто лет со дня рождения Герцена. Чествует его вся либеральная Россия, заботливо обходя серьезные вопросы социализма, тщательно скрывая, чем отличался революционер Герцен от либерала. Поминает Герцена и правая печать, облыжно уверяя, что Герцен отрекся под конец жизни от революции. А в заграничных, либеральных и народнических, речах о Герцене царит фраза и фраза.
Рабочая партия должна помянуть Герцена не ради обывательского славословия, а для уяснения своих задач, для уяснения настоящего исторического места писателя, сыгравшего великую роль в подготовке русской революции.
Герцен принадлежал к поколению дворянских, помещичьих революционеров первой половины прошлого века. Дворяне дали России Биронов и Аракчеевых, бесчисленное количество “пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, серальников”, да прекраснодушных Маниловых. “И между ними, - писал Герцен, - развились люди 14 декабря, фаланга героев, выкормленных, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя... Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия”.
К числу таких детей принадлежал Герцен. Восстание декабристов разбудило и “очистило” его. В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля, Он понял, что она представляет из себя “алгебру революции”. Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из “Писем об изучении природы” - “Эмпирия и идеализм”, - написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом.
Эта “остановка” и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 года. Герцен покинул уже Россию и наблюдал эту революцию непосредственно. Он был тогда демократом, революционером, социалистом. Но его “социализм” принадлежал к числу тех бесчисленных в эпоху 48-го года форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма, которые были окончательно убиты июньскими днями. В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание, в которое облекала свою тогдашнюю революционность буржуазная демократия, а равно невысвободившийся из-под ее влияния пролетариат.
Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года был крахом буржуазных иллюзий в социализме. Духовная драма Герцена была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела. Этого не поняли и не могли понять рыцари либерального российского языкоблудия, которые прикрывают теперь свою контрреволюционность цветистыми фразами о скептицизме Герцена. У этих рыцарей, которые предали русскую революцию 1905 года, которые забыли и думать о великом звании революционера, скептицизм есть форма перехода от демократии к либерализму, - к тому холуйскому, подлому, грязному и зверскому либерализму, который расстреливал рабочих в 48 году, который восстановлял разрушенные троны, который рукоплескал Наполеону III и который проклинал, не умея понять его классовой природы, Герцен.
У Герцена скептицизм был формой перехода от иллюзий “надклассового” буржуазного демократизма к суровой, непреклонной, непобедимой классовой борьбе пролетариата. Докавательство: “Письма к старому товарищу”, Бакунину, написанные за год до смерти Герцена, в 1869 году. Герцен рвет с анархистом Бакуниным. Правда, Герцен видит еще в этом разрыве только разногласие в тактике, а не пропасть между миросозерцанием уверенного в победе своего класса пролетария и отчаявшегося в своем спасении мелкого буржуа. Правда, Герцен повторяет опять и здесь старые буржуазно-демократические фразы, будто социализм должен выступать с “проповедью, равно обращенной к работнику и хозяину, земледельцу и мещанину”. Но все же таки, разрывая с Бакуниным, Герцен обратил свои взоры не к либерализму, а к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс, к тому Интернационалу, который начал “собирать полки” пролетариата, объединять “мир рабочий”, “покидающий мир пользующихся без работы”!
Не поняв буржуазно-демократической сущности всего движения 1848 года и всех форм домарксовского социализма, Герцен, тем более не мог понять буржуазной природы русской революций. Герцен - основоположник “русского” социализма, “народничества”. Герцен видел “социализм” в освобождении крестьян с землей, в общинном землевладении и в крестьянской идее “права на землю”. Свои излюбленные мысли на эту тему он развивал бесчисленное количество раз.
На деле в этом учении Герцена, как и во всем русском народничестве - вплоть до полинявшего народничества теперешних “социалистов-революционеров” - нет ни грана социализма. Это - такая же прекраснодушная фраза, такое же доброе мечтание, облекающее революционность буржуазной крестьянской демократии в России, как и разные формы “социализма 48-го года” на Западе. Чем больше земли получили бы крестьяне в 1861 году и чем дешевле бы они ее получили, тем сильнее была бы подорвана власть крепостников-помещиков, тем быстрее, свободнее и шире шло бы развитие капитализма в России. Идея “права на землю” и “уравнительного раздела земли,” есть не что иное, как формулировка революционных стремлений к равенству со стороны крестьян, борющихся за полное свержение помещичьей власти, за полное уничтожение помещичьего землевладения.
Революция 1905 года вполне доказала это: с одной стороны, пролетариат выступил вполне самостоятельно во главе революционной борьбы, создав социал-демократическую рабочую партию; с другой стороны, революционные крестьяне (“трудовики” и “Крестьянский союз”), борясь за всякие формы уничтожения помещичьего землевладения вплоть до “отмены частной собственности на землю”, боролись именно как хозяева, как мелкие предприниматели.
В настоящее время словопрения насчет “социалистичности” права на землю и т. п. служат только к затемнению и прикрытию действительно важного и серьезного исторического вопроса: о различии интересов либеральной буржуазии и революционного крестьянства в русской буржуазной революции; иначе говоря, о либеральной и демократической, о “соглашательской” (монархической) и республиканской тенденции в этой революции. Именно этот вопрос поставлен “Колоколом” Герцена, если смотреть на суть дела, а не на фразы, - если исследовать классовую борьбу, как основу “теорий” и учений, а не наоборот.
Герцен создал вольную русскую прессу за границей - в этом его великая заслуга. “Полярная Звезда” подняла традицию декабристов. “Колокол” (1857- 1867) встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено.
Но Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к “верхам”. Отсюда eгo бесчисленные слащавые письма в “Колоколе” к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения. Чернышевский, Добролюбов, Серно-Соловьевич, представлявшие новое поколение революционеров-разночинцев, были тысячу раз правы, когда упрекали Герцена за эти отступления от демократизма к либерализму. Однако справедливость требует сказать, что, при всех колебаниях Герцена между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нем верх.
Когда один из отвратительнейших типов либерального хамства, Кавелин, восторгавшийся ранее “Колоколом” именно за его либеральные тенденции, восстал против конституции, напал на революционную агитацию,восстал против “насилия” п призывов к нему, стал проповедовать терпение, Герцен порвал с этим либеральным мудрецом. Герцен обрушился на его “тощий, нелепый, вредный памфлет”, писанный “для негласного руководства либеральничающему правительству”, на кавелинские “политико-сентиментальные сентенции”, изображающие “русский народ скотом, а правительство умницей”. “Колокол” поместил статью “Надгробное слово”, в которой бичевал “профессоров, вьющих гнилую паутинку своих высокомерно-крошечных идеек, экс-профессоров, когда-то простодушных, а потом озлобленных, видя, что здоровая молодежь не может сочувствовать их золотушной мысли”. Кавелин сразу узнал себя в этом портрете.
Когда был арестован Чернышевский, подлый либерал Кавелин писал: “Аресты мне не кажутся возмутительными... , революционная партия считает все средства хорошими, чтобы сбросить правительство, а оно защищается своими средствами”. А Герцен точно отвечал этому кадету, говоря по поводу суда над Чернышевским: “А тут жалкие люди, люди-трава, люди-слизняки говорят, что не следует бранить эту шайку разбойников и негодяев, которая управляет нами”.
Когда либерал Тургенев написал частное письмо Александру II с уверением в своих верноподданнических чувствах и пожертвовал два золотых на солдат, раненных при усмирении польского восстания, “Колокол” писал о “седовласой Магдалине (мужеского рода), писавшей государю, что она не знает сна, мучась, что государь не знает о постигнувшем ее раскаянии”. И Тургенев сразу узнал себя.
Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда все “образованное общество” отвернулось от “Колокола”, Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии. “Мы спасли честь имени русского, - писал он Тургеневу, - и за это пострадали от рабского большинства”.
Когда получалось известие, что крепостной крестьянин убил помещика за покушение на честь невесты, Герцен добавлял в “Колоколе”: “И превосходно сделал!”. Когда сообщали, что вводятся военные начальники для “спокойного” “освобождения”, Герцен писал: “Первый умный полковник, который со своим отрядом примкнет к крестьянам, вместо того, чтобы душить их, сядет на трон Романовых”. Когда полковник Рейтерн застрелился в Варшаве (1860 г.), чтобы не быть помощником палачей, Герцен писал: “Если расстреливать, так нужно расстреливать тех генералов, которые велят стрелять по безоружным”. Когда перебили 50 крестьян в Бездне и казнили их вожака Антона Петрова (12 апреля 1861года) Герцен писал в “Колоколе”:
“О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!.. как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем... Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их - и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея... не верь им. Царь с ними, и они его. Его ты видишь теперь, ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе... Твои пастыри - темные как ты, бедные как ты... Таков был пострадавший за тебя в Казани иной Антоний (не епископ Антоний, а Антон безднинский)… Тела твоих святителей не сделают сорока восьми чудес, молитва к ним не вылечит от зубной боли; но живая память об них может совершить одно чудо - твое освобождение”.
Отсюда видно, как подло и низко клевещут на Герцена окопавшиеся в рабьей “легальной” печати наши либералы, возвеличивая слабые стороны Герцена и умалчивая о сильных. Не вина Герцена, а беда его, что он не мог видеть революционного народа в самой России в 40-х годах. Когда он увидал его в 60-х - он безбоязненно встал на сторону революционной демократии против либерализма. Он боролся за победу народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с помещичьим царем. Он поднял знамя революции.
* * *
Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала - дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудил? Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.
Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями “Народной воли” Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. “Молодые штурманы будущей бури” - звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.
Буря, это - движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на наших глазах.
Чествуя Герцена, пролетариат учится на его примере великому значению революционной теории; - учится понимать, что беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы; - учится определению роли разных классов в русской и международной революции. Обогащенный этими уроками, пролетариат пробьет себе дорогу к свободному союзу с социалистическими рабочими всех стран, раздавив ту гадину, царскую монархию, против которой Герцен первый поднял великое знамя борьбы путем обращения к массам с вольным русским словом.

180 лет назад в Санкт-Петербурге произошло первое в России организованное вооружённое выступление против самодержавия и крепостничества, вошедшее в историю под названием "Восстание декабристов".

О причинах, истоках, особенностях этого явления многие поколения наших сограждан в советскую эпоху знали немного. Хотя добросовестно заучивали знаменитое ленинское высказывание: "... мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала - дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию". Так ли это? Об этом беседа с доктором исторических наук Оксаной КИЯНСКОЙ.

Оксана Ивановна, в вашем представлении декабристы - кто они? Пламенные революционеры? Неистовые республиканцы? Утописты-романтики? "Вольные каменщики" - строители Храма светлого будущего? Какое определение им наилучше подходит? ]

Прежде всего они убеждённые революционеры, ставившие перед собой главную цель - изменение государственного строя в России, уничтожение самодержавной монархии. Не секрет, что декабристы в начале своей политической биографии состояли в масонских ложах ("масон" в переводе с французского "вольный каменщик". - Ред.). Но впоследствии стали представлять собой совершенно отдельное, независимое от всемирного "масонского братства" движение. И, по-видимому, отнюдь не стремились к решению каких-то "специфических" задач, стоявших перед "вольными каменщиками", - вроде строительства Храма Соломона и всего такого прочего...

Если уж говорить о масонстве, то следует отметить: как форма тайного объединения масонская ложа в то время была наиболее эффективной. Других образцов для создания широкой общественной организации, которая действовала бы независимо, тайно от правительства, практически не было. Волей-неволей декабристы ориентировались на известный им европейский опыт.

- Кем себя мнил ваш "любимый" декабрист Павел Пестель? Этаким российским Робеспьером?

- Безусловно, он был прилежным учеником Великой французской революции, учитывал её опыт и в своих сочинениях, и в повседневной деятельности. Пестель мыслил себя диктатором постреволюционной России, но задумывал и разрабатывал заговор вовсе не только ради личной власти. Причём Павла Ивановича и его единомышленников волновали даже не столько проблемы рабства крестьян, сколько невозможность политической, социальной самореализации для абсолютного большинства подданных Российской империи. Как-то ученики обычной средней школы меня спросили: "А чего, собственно, декабристы хотели? Почему так радели за простой народ? Неужели были готовы отдать свои жизни за освобождение крепостных крестьян?"

Эти вопросы из уст совсем ещё юных школяров заставили меня тогда всерьёз задуматься. Ведь действительно, в какой-то чрезмерной любви к крестьянству членов российских тайных обществ того времени - аристократов, в большинстве своём прагматиков, реалистов - трудно заподозрить. Практически никто из них, владельцев разной величины поместий, не отпустил крестьян на волю. Внимательно изучая документы, постепенно пришла к выводу: перво-наперво декабристы хотели сломать сословность в стране, жёсткую стратификацию общества. Ибо верхняя граница возможностей каждого в России той эпохи была предопределена, известна заранее. И даже многие люди, принадлежавшие к высшему дворянству, не могли никоим образом влиять на политику государства.

Из сакраментального лозунга Французской революции "Свобода, равенство, братство" самым главным для декабристов было требование равенства - равных прав и возможностей, создания условий для наиболее полного раскрытия каждой личности, всеобщего участия в политической и общественной жизни страны. Такую необходимость Пестель осознал раньше своих соратников, а написанная им "Русская правда" - проект постреволюционного устройства России - как раз основывалась на идее вот этого юридического равенства.

- Авангардом Великой революции во Франции был, как известно, "третий класс". И что, наши прогрессивные дворяне начала XIX века с ним как-то себя ассоциировали?

- Идеологи российских тайных обществ были, может, и не самыми богатыми помещиками, но, несомненно, людьми с достатком. Среди них оказались и выходцы из родовитой русской знати (например, князья Волконский и Трубецкой), и сыновья представителей имперской административной верхушки (отец Пестеля был сибирским генерал-губернатором). Поэтому с французским "третьим классом" они себя, конечно, не сравнивали. Более того, очень опасались ужасов Французской революции - стихийных народных движений, разгула черни. Тот же Пестель планировал после революции установить десятилетнюю военную диктатуру именно для того, чтобы не допустить массовых народных выступлений, бунтов "бессмысленных и беспощадных". При этом декабристы понимали, что Россия экономически отстала, что появление "третьего сословия", отечественной буржуазии ей необходимо - при одном условии: ни в коем случае эти люди не должны принимать участие в революции...

Вы не пытались проанализировать некий коллективный психологический феномен этих революционеров, например, в контексте известной "формулы" о радикалах в юности и консерваторах в зрелости? Ведь декабристы были в основном людьми, повидавшими виды, повоевавшими, заслуженными. Даже генералы среди них присутствовали. Какова природа их взрывной революционной страстности-пассионарности, максимализма, свойственного, как правило, молодым?

Средний возраст декабристов - 26 лет. Наверное, большинство из них к моменту восстания на Сенатской площади ещё не достигли того возраста, в котором сильнейшее влияние на личность оказывают умудрённость, опытность, консерватизм... Пестеля, руководителя Южного общества, автора большого количества теоретических работ, казнили через три недели после того, как ему всего лишь 33 года исполнилось. Рылеев казнён 29 лет от роду, Сергей Муравьёв-Апостол - также. Откуда пассионарность? Такое, видимо, поколение было. Лидеры революционеров участвовали в войне с сильным врагом, вышли из неё победителями. От их энергии и воли, находчивости и сообразительности зависели итоги сражений. А после войны с Наполеоном они вернулись в Россию и увидели, что от них уже больше ничего в судьбе страны не зависит, что они простые винтики в государственной бюрократической машине. Осознав это и проникшись революционными идеями, стали создавать свои тайные общества...

- Повлиял ли на мировоззрение декабристов фактор личной неприязни к Александру I? Ведь самодержавие, которое они хотели уничтожить, связывалось первоначально с именем этого царя...

- К императору Александру I члены тайных обществ относились по-разному. С одной стороны, большинство из них понимали, что для достижения главной цели цареубийство необходимо, что добровольно на уничтожение монархии царь никогда не пойдёт, что он, в сущности, враг, тиран, всячески препятствующий демократическому развитию страны и общества, символ самодержавной системы. Но с другой - Александр I прослыл в глазах и европейцев, и наших соотечественников спасителем от Наполеона. Русский монарх был очень популярен и в армии, и в народе. И всё это не могло не сказаться на отношении к нему декабристов. Хотя были у некоторых из них и личные какие-то взаимоотношения с императором, и, конечно, собственные симпатии-антипатии.

Здесь снова уместно вспомнить Павла Пестеля, имевшего серьёзную причину лично не любить Александра I, относиться к нему с неприязнью и негодованием. Лидер южан писал об этом в своих показаниях на следствии. За несколько лет до восстания декабристов царь, поверив наговорам приближённых к нему бюрократов, с большим позором снял отца Пестеля с должности сибирского генерал-губернатора. Этот случай в рассматриваемом контексте не был единичным, хотя и типичным тоже не был. В среде декабристов находилось ещё несколько человек, считавших императора личным врагом. Большинство же из них мучительно колебалось, решая для себя дилемму: "Тиран должен быть уничтожен" - "Жалко убивать: хороший человек, Польше Конституцию даровал, от Наполеона избавил".

Многие тогда Александра I искренне почитали. Даже Пушкин о нём писал: "Как был велик, как был прекрасен он, народов друг, спаситель их свободы!", и это при том, что сам поэт царя явно недолюбливал. Сходные противоречивые чувства были у основной массы декабристов...

- Мог ли антимонархический мятеж под предводительством дворян - лидеров тайных обществ - при каких-то более благоприятных для них обстоятельствах закончиться удачей? Насколько разумной и реалистичной была программа руководителя южан Павла Пестеля?

- На мой взгляд, Павел Иванович Пестель был человеком гениальным, выдающимся политическим мыслителем, рядом с которым в России XIX века мало кого можно поставить. А среди российских политиков первой половины того столетия Пестелю вообще не было равных.

Программа его в чём-то была утопической. После революции он собирался провести масштабный земельный передел - отобрать у помещиков половину принадлежавших им земель и отдать их либо в общинное пользование, либо мелким частникам. Утопичность же вот в чём состояла: Пестель рассчитывал при этом невиданном переделе избежать всеохватного народного бунта. Не было в тогдашней России показательного исторического опыта, никто толком не представлял, чем может обернуться столь радикальное решение земельного вопроса. Тем не менее считаю, что в основном программа Пестеля была вполне осуществимой. Она была очень жёсткой и даже жестокой, например, в сфере национальной политики, которую коротко можно охарактеризовать как тотальную унификацию, уничтожение национальных обычаев, сведение всех бытовавших в России укладов к одному-единственному - форме жизни русского народа...

Основным средством выполнения этой программы предполагалась десятилетняя диктатура, после чего в планах значились демократические преобразования с введением всех присущих настоящей республике институтов и атрибутов - парламента, конституции, референдумов и прочих.

Пестель считал, что если объявить республику сразу после революции, то неминуемы народный взрыв и полный паралич власти.

И в этом смысле, по-моему, гораздо менее реалистичной выглядит вторая программа, разработанная в Северном обществе, автором которой был декабрист Никита Михайлович Муравьёв. Он-то как раз хотел сразу после свержения абсолютной монархии созвать великое народное собрание, причём по мере освобождения губерний от старой власти проводить собрания народа и на этих собраниях избирать местные органы власти. Вот только непонятно: кто бы проводил эти вече и сопутствующие им выборы, кто бы собирал всевозможных представителей, делегатов в отсутствие какой бы то ни было власти вообще?

Вариант Пестеля - жестокая вещь, но, на мой взгляд, был тогда единственно возможным способом удержания власти в крепких руках. Победа заговорщиков была бы полной лишь при условии установления диктатуры. Иначе неуправляемой стихией смело бы и их самих. А может, и вообще Россия была бы стёрта с лица земли...

Подготовил Сергей ГРОМОВ

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg522005/Polosy/1_1.htm

В советские годы появилась крамольная шутка на тему массовой побудки. Её часто крутили на радиоволнах Вражьих Голосов. Звучала она так: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен проснулся и разбудил Чернышевского. Тот разбудил Желябова и Перовскую. Они дружно подняли с постели Плеханова. А Плеханов не дал поспать Ленину…. Вот так с тех пор мы все ходим сонные, не выспавшиеся и поэтому злые» . Эту шутку спустя годы в перестроечное время любили применять наши телевизионные юмористы.

Но, давайте перенесёмся в 1825 год. В то время Российская Империя была на взлёте своего могущества и на пике международного авторитета. Россия разгромила европейского лидера - гениального полководца Наполеона и сокрушила его огромное войско из «двунадесяти языков». В побежденном Париже Россия предъявила всему миру свою армию - самую могучую силу на планете. И кстати, очень вежливую силу.

Самодержавию они были обязаны всем. Все их титулы, звания, награды, имения, дворцы, особняки, земли, крепостные души и созданное благодаря крестьянским рукам богатство - всё это было элементом самодержавия. Его составной частью. Зачем ломать систему, в которую очень гармонично вписан? Объективных причин для мятежа у дворян и офицеров не было, а были субъективные. О них расскажу чуть позже.

А сейчас особо интересные подробности восстания. Итак, на Сенатской площади выстроились в красивые ровные каре 3000 солдат и моряков. Заговорщики объявили этим солдатикам, что законный царь Константин Павлович арестован, а трон захватил самозванец Николай. Возбужденные лживой, но очень грамотно выстроенной PR-компанией, некоторые столичные полки отказались давать присягу Николаю. Тот предпринял несколько попыток решить дело миром. Посланные им парламентеры хотели объяснить солдатам, что их подло обманули и сделали заложниками в Грязной Игре. Но заговорщикам очень нужно было пролить кровь. И они её пролили.

Меня очень потрясли последний поступок и предсмертная фраза героя Империи генерала Милорадовича. Когда врачи вынули пулю, пробившую ему лёгкие, он попросил взглянуть на неё. Посмотрел, очень обрадовался и сказал: «Слава Богу! Это пуля не солдатская! Теперь я совершенно счастлив!». Он умер счастливым человеком, узнав, что это НЕ солдаты подняли на него оружие.

Полковник Николай Стюрлер

Третьего переговорщика - Великого князя Михаила Павловича, брата царя, между прочим, тоже чуть не убили. Его спасли моряки Гвардейского Экипажа - они возмутились очередной попыткой убийства безоружного парламентера и отвели оружие. Позднее Николай Первый много раз говорил своему брату Михаилу: «Самое удивительное в этой истории — это то, что нас с тобой тогда не пристрелили».

Один из заговорщиков - Александр Беляев, впоследствии в своих воспоминаниях писал, что "решено было стрелять только в тех, которые своим славным именем могли поколебать восставших". Чувствуете, какая страшная иезуитская логика - убивать только лучших из лучших.

Я удивляюсь долготерпению императора Николая. Убиты два переговорщика: генерал-губернатор Петербурга, любимец солдат Милорадович, и командир лейб-гвардии Гренадерского полка Стюрлер. Чуть было не убили его родного брата! В него самого на площади летели камни и поленья. А он все медлил с принятием решения и пытался завершить бунт миром.

В историю вошли слова генерал-адъютанта графа Толя: «Ваше величество, прикажите очистить площадь картечью или отрекитесь от престола». И тогда император принял волевое решение. На Сенатской площади ударили пушки.

Первый залп был холостым, предупредительным, но он никакого эффекта не возымел. Второй залп дали уже картечью, но над головами людей, по крышам. Мятежники не повинились. Более того, они стали готовиться к штыковой атаке. Третий залп рассеял восставших. Начались бегство и паника. Можно было этим уже и ограничиться, но обиженный и оскорбленный восставшими генерал Сухозанет приказал сделать ещё несколько выстрелов вдоль узкого Галерного переулка и поперёк Невы к Академии художеств. Восставших добивали даже на льду Невы.

Заговорщики были арестованы. Как только они попали в Петропавловскую крепость, то сразу стали строчить царю Николаю письма-доносы друг на друга. В этих кляузах они всячески оправдывали себя, валили всё на соратников, оговорили множество не повинных людей, и слёзно просили прощения. Вот весьма характерный пример: князь Александр Одоевский накануне восстания пафосно произнёс: "Ах, как славно мы завтра умрём!" . Но стоило только ему попасть под арест, так он тут же в своем письме Государю написал: "разрешите, Ваше Величество, мне принять участие в допросах. Я их всех на чистую воду выведу и всю подноготную выведаю".

Еще один весьма забавный факт: один из лидеров декабристов Павел Пестель, ещё до восстания, честно предупредил всех своих друзей, что если его арестуют, то он всё расскажет и всех выдаст. Так и получилось. Заложил ВСЕХ. Выдал ВСЕХ участников, всех своих друзей и ярых сторонников. И при этой выдаче руководствовался идеей, которую можно обобщить так: чем хуже - тем лучше, и чем больше будет жертв - тем больше будет пользы! Как он ни старался, повесили не 500 человек, а всего пять.

Всего один пример. Пестель составил донос на своего товарища по фамилии Гноевой, в котором обвинил того… угадайте в чем!?... ни в жизнь не угадаете!.... он обвинил его в В-О-Л-Ь-Н-О-Д-У-М-С-Т-В-Е!... Даже страшно представить, ЧТО же такое придумал Гноевой, если его опасался сам будущий диктатор Пестель!?

Также Павел Пестель известен тем, что создал программный документ под названием «Русская правда». Хороший, толковый проект, казалось бы, прогрессивный. В нём было заявлено об отмене крепостного права. Но совершенно отсутствовал механизм наделения крестьян землей. Дать свободу без земли - и в чём тут реформа? В «Конституции» еще одного лидера заговорщиков Никиты Муравьева предусматривалось выделение крестьянам земли - двух десятин на двор. Что такое десятина? По сегодняшним меркам это примерно один гектар. Итого - два гектара. Вы знаете, в наши времена у некоторых наших граждан дачи больше по площади. Два гектара на один двор, при тогдашней низкой урожайности и древних способах возделывания земли, при нашем суровом климате - это очень мало. При таких наделах, учитывая многодетность в семьях , крестьяне стали бы голодать, были бы вынуждены либо побираться, либо идти в батраки к своим бывшим хозяевам. Та же кабала, но только более цивилизованная. Европейская такая кабала. То есть, в своей «Конституции» Муравьев либо сознательно, либо по глупости, закладывал социальную «бомбу» страшной силы, которая грозила Империи большими потрясениями.

Что еще удивительно - и «Русская правда» Пестеля и «Конституция» Муравьева предусматривали ослабление регулярной армии. И за это выступали заговорщики - русские гвардейские офицеры! Это как лозунг «Пчёлы против мёда»… Вот какими словами это можно назвать? Первые, что приходят на ум: измена, вероломство и предательство.

Самое омерзительное - боевой офицер и герой Бородинской битвы, милейший человек, красавец и светский лев, душка Павел Пестель полагал, что российское самодержавие надо уничтожить вместе со всем императорским Домом. Физически уничтожить. Убить всех, включая Великих Княжон, отданных замуж за границу, и включая всех детей, дабы больше никогда и ни у кого не было бы никаких претензий на царский трон. Убить, и установить в России режим республики, во главе с президентом-диктатором, на роль которого предлагал себя любимого… ну или на худой конец Сергея Трубецкого.

Нам не говорили в школах, да пожалуй, и сейчас не говорят о том, что многие заговорщики были в долгах как в шелках. А ведь в юридической и уголовной практике наличие долгов - это один из главных движущих мотивов преступления. Ничто так не стимулирует заговоры как пустота в карманах и долговые векселя. Ведь в случае прихода к власти можно было бы припасть к государственной кормушке. Под красивыми и правильными лозунгами о Свободе, Равенстве и Братстве скрывались жажда власти и личные, я не побоюсь этого слова - шкурные интересы.

И наконец, главный вопрос - кому был выгоден мятеж в столице государства, которое выходило на первые роли в мировой политике? Кому был нужен упадок русской армии, убийство царской фамилии, смута, развал и хаос в стране? Только внешним врагам государства. А кто тогда был нашим главным оппонентом и недоброжелателем? Правильно, Британская Империя. Многие историки склоняются к версии, что нити декабрьского восстания уходили в Лондон. К этой мысли пришел и сам император Николай Первый. В письме к своему брату Михаилу он писал: «Показания, которые дал Пестель, настолько важны, что я считаю долгом без промедления вас о них уведомить. Вы ясно увидите, что дело становится все более серьезным вследствие своих разветвлений за границей и потому всё, здесь происходящее, только следствие или плоды заграничных влияний...»

Вернемся в холодный Петербург и узнаем, как же наказал изменников суровый царь Николай, прозванный в народе «Палкиным». Все знают, что пятеро вождей заговора, а именно Пестель, Рылеев, Каховский, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин были повешены на кронверке Петропавловской крепости. Во время казни оборвались верёвки, и трое заговорщиков сорвались и упали с эшафота на землю. По свидетельствам историка Шницлера, Рылеев, несмотря на падение, снова поднимаясь на эшафот шел твердо, но не мог удержаться от горестного восклицания: «Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать!».

Вообще-то изначально к смертной казни были приговорены 36 человек, причем 31 - через отсечение головы и пять через четвертование. Но император Николай личным решением смягчил наказание для всех. Смертный приговор оставил только для пятерых, страшное четвертование заменил виселицей, остальным головы рубить не стали… Какова же судьба остальных заговорщиков? Всего по делу декабристов было привлечено к следствию 579 человек. Из них потом почти 300 человек были оправданы, а это больше половины. Сто шесть человек сосланы в Сибирь.

Интересный факт о «вожде» мятежников - князе Сергее Трубецком: он вообще не явился на Сенатскую площадь, а прятался у австрийского посла, где его и повязали. Вначале он все отрицал, потом сознался, раскаялся и просил прощения у государя. И Николай Первый его простил!

Вы можете привести еще один такой же пример из истории, чтобы правитель государства простил главаря заговорщиков? Да в любой бы самой просвещенной и самой цивилизованной стране участь его была бы печальна. И вообще, казненных были бы сотни. А все оставшиеся причастные и даже непричастные сгнили бы в рудниках. Так что Николай Первый поступил весьма гуманно и великодушно.

Проекты, разработанные декабристами, Николай приказал отдать в специально учрежденный комитет, и они в дальнейшем легли в основу крестьянской реформы. При Николае Первом крепостное право значительно «смягчилось»: помещики больше не могли ссылать крестьян на каторгу, им запретили продавать людей без земли, крестьяне получили относительную свободу передвижения и право вести предпринимательскую деятельность.

Чем больше я читаю о том времени и о деятельности декабристов, этих так сказать «рыцарей без страха и упрёка», тем больше провожу аналогии с нашим сегодняшним днём. Деятельность современной белоленточной оппозиции очень напоминает брожение в тайных обществах начала 19-го века. Всё-таки дедушка Ленин был прав - страшно далеки были декабристы от народа. Равно как и сегодняшние борцы с «режимом». Мне опять вспомнилась шутка про разбуженного Герцена и массовый исторический недосып. В 1972 году в подпольном самиздате появился очень вредный стих Наума Коржавина «Памяти Герцена». Приведу это едкое стихотворение в сокращенном варианте.

Любовь к Добру разбередила сердце им.
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда всё пошло.

И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон.
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.

А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать,
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.

Всё обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт...
Какая…… разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребёнок спит?

Мы спать хотим... И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить...
Ах, декабристы! Не будите Герцена!
Нельзя в России никого будить.

Золотые слова! Убереги Господь Россию от пушечной картечи на будь какой площади, и на Сенатской, и на Красной, и на Болотной!