Служба в Красной армии.

Заслуженный деятель искусств г. Москвы

В 1995 г. окончил Российскую академию музыки имени Гнесиных. В Московском Камерном Хоре - с 1988 года.

Исполнял сольные партии в концерте №8 В. Титова, Торжественном концерте Н. Бовыкина, "Воскресном каноне" Н. Дилецкого, возглашения П. И. Чайковского, возглашения в "Литургии Святого Иоанна Златоуста" С. В. Рахманинова.

На Фестивале в Брегенце (Австрия) Крыжановским была исполнена сольная партия Димитрия в опере "Греческие страсти" Б. Мартину, а также партия Инквизитора в опере "Джульетта" Б. Мартину. Успехом у публики также пользовались песня Ф. Басманова из оратории "Иван Грозный" С. Прокофьева; сольная партия в музыкальной-литературной композиции Э. Грига "Пер Гюнт" (вместе с Российским Национальным оркестром, дирижёр - М. Плетнёв); сольная партия в "Реквиеме" В. Моцарта.

В репертуаре артиста партии баса в произведениях крупной формы: "Vespera e Solennes de confessore" В. А. Моцарта, "Семи последних словах Спасителя на кресте" Й. Гайдна, Мессе C-dur И. С. Баха, а также в мюзикле "Вестсайдская история" Л. Бернстайна.

Яркая страница творческой биографии А. Крыжановского - участие в мужском квартете, исполняющим произведения российских и зарубежных композиторов, а также народные песни.

На диске "Из сокровищницы русской песни" (2014 г.) Крыжановский исполнил старинную студенческую песню "Наша жизнь коротка".

: неверное или отсутствующее изображение

Андрей Васильевич Крыжановский (20 января (19170120 ) , Баговица , Каменец-Подольский район , Хмельницкая область , УССР , СССР - 28 декабря , Москва , СССР) - гвардии подполковник , командир батальона, герой Великой Отечественной войны . За взятие города-крепости Пиллау в Восточной Пруссии был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза .

Биография

Детство и юность

Служба в Красной армии

С октября 1938 по май 1939 года - курсант полковой школы 7-го полка связи Куйбышева , в сентябре - декабре 1939 года - курсант курсов младших политруков Куйбышева.

Великая Отечественная война

В октябре 1941 года был направлен на Западный фронт , в артиллерийский дивизион 28 отдельной стрелковой бригады политруком роты связи. Участвовал в боях под Москвой в районе Красной Поляны , Волоколамска , Шаховской . Участвовал в наступлении под Карманово в августе 1942 года.

С ноября 1942 по апрель 1943 года - слушатель курсов усовершенствования командного состава Западного фронта в Подольске .

С апреля 1943 по март 1946 года - командир стрелкового батальона 245 гвардейского стрелкового полка 84-й гвардейской стрелковой дивизии 2 гвардейской армии . Участвовал в боях на Западном , Брянском , 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах.

За прорыв вражеской обороны под Городком в декабре 1943 года награждён орденом Александра Невского .

В декабрьском наступлении под гор. Городок на подступах к Витебску за два дня прорыва переднего края обороны противника приобрел опыт, как лучше управлять подразделениями в такой обстановке и мой батальон первым прорвал оборону. Другие батальоны и части в это время вклинились, расширили фронт прорыва и достигли больших успехов в бою с противником.

Из боевой характеристики Крыжановского А. В.

В 1944 году при форсировании реки Неман выполнял обязанности начальника штаба полка. Разработал план форсирования реки, сам лично руководил переправой передовых отрядов. На границе Восточной Пруссии в районе Шталупёнена батальон гвардии майора Крыжановского первым прорвал сильно укреплённую дотами и дзотами немецкую оборону и вклинился на 2-3 км, выйдя к Голдапу , за что Андрей Васильевич был награждён орденом Красного Знамени .

Особенно сильное сопротивление противник оказал в районе городского кладбища. На подступах к нему находился дзот, откуда враг вел сильный пулеметный огонь. Гвардии рядовой Светлаков скрыто подполз к дзоту противника и забросал амбразуру гранатами. Пулемет замолчал, тогда 1-я рота быстро захватила угловое здание, гарнизон которого сдался в плен. К исходу 8 апреля лишь отдельные гарнизоны опорных пунктов яростно сопротивлялись. В тот день наш батальон взял в плен более двух тысяч солдат и офицеров. 9 апреля батальон вел бой в районе кладбища и в центре города.

Бойцы и командиры всех подразделений полка действовали исключительно умело и бесстрашно… В 24 часа 9 апреля 1945 года кенигсбергский гарнизон во главе с генералом Ляшем капитулировал.

А. В. Крыжановский о штурме Кёнигсберга. «На пороге Восточной Пруссии»

При штурме города и крепости Пиллау батальон А. В. Крыжановского сыграл решающую роль, уничтожив за 3 дня операции более 1500 солдат и офицеров (в том числе коменданта города генерала Хенке) и около 20 орудий, а также взяв в плен больше 1000 человек. В результате чего было принято решение присвоить гвардии майору Крыжановскому звание Героя Советского Союза .

В ночь с 6 на 7 мая с группой солдат своего батальона в количестве 14 человек бежал с открытой раной из плена через линию фронта и прибыл в свою часть.

По всей видимости, именно из-за этого плена (памятуя о приказе № 227 и учитывая утерянный в бою партбилет) вместо медали «Золотая Звезда» и звания Героя Крыжановского наградили орденом Суворова 3 степени . Это предположение высказывали и сослуживцы Крыжановского, бывшие бойцы 84-й гвардейской стрелковой дивизии. Они написали обращение , в котором просили «затребовать из архива материалы о тов. Крыжановском и возбудить вопрос о присвоении т. Крыжановскому А. В. заслуженного им звания Героя Советского Союза». Из архива пришёл следующий ответ :

Дальнейшая служба

С апреля 1946 по октябрь 1948 года - дежурный помощник военного коменданта Фрунзенского района Москвы. За отличную подготовку парада 1947 года в Москве и проявленную при этом распорядительность награждён памятными часами .

С октября 1948 по февраль 1950 года - командир роты воинской части № 73878 Калинина , с мая 1949-го - комендант города .

С февраля 1950 по июнь 1954 года служил командиром 497 и 105 отдельных строительных батальонов Московского военного округа. Отличник военного строительства .

Гражданская жизнь

Семья и дети

Был дважды женат. Первая супруга - Крыжановская Вера Федоровна. Её судьба неизвестна.

В 1946 году женился на Романовской Тамаре Сергеевне и прожил с ней в браке 16 лет. В 1947 году у них родилась дочь Ксения. Однако она с рождения имела слабое здоровье и умерла, не прожив и полутора лет.

В 1950 году родился сын Сергей, резчик по дереву. Скончался в 2012 году.

Напишите отзыв о статье "Крыжановский, Андрей Васильевич"

Примечания

Библиография

• Воробьев, Я. С., Залевский, А. В., Шполянский, Н. Я. От Москвы до Берлина. - М .: Московский рабочий, 1966. - 432 с. - 50 000 экз.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Крыжановский, Андрей Васильевич

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.

Познай свое дело и делай его так, как велят

совесть и разум! Не будь игроком - и не станешь игрушкой.

А.Крыжановский

Наташа Шварц вышла замуж накануне своего двдцатилетия. Ее избранником стал энтомолог Олег Леонидович Крыжановский. Он жил в Москве, а в Ленинграде завершал работу над диссертацией. Первоначально Евгений Львович без восторга воспринял союз домашней девочки и сложившегося тридцатилетнего мужчины. Единственная дочь была для него, можно сказать, светом в очах. Недаром после замужества Наташи отец писал ей: «Знай твердо, что всегда и при всех обстоятельствах, пишу или нет - я с тобой и за тебя, и ты для меня самое главное... Впрочем, ты это и без моих слов знаешь». В дальнейшем Шварца и Крыжановского связывали дружеские отношения.

Олегу Леонидовичу и Наталье Евгеньевне суждено было провести вместе 47 лет. Если правда, что Небеса соединяют сердца, их брак тому пример. Счастливые родители воспитали двух детей, дышали одним воздухом, смотрели в одну сторону, слышали друг друга в любых ситуациях. И после кончины жены Олег продолжал воспринимать ее в настоящем времени. «Люблю Наташу», - писал он мне.

Вскоре после свадьбы Крыжановские переехали в столицу, где в феврале 1950 года родился их первенец Андрей. По этому поводу Шварц радостно сообщал знакомым: «... у меня родился внук! В Москве! Мужчина!» Ребенок был слабеньким и в раннем детстве часто хворал. Повзрослев, он воссоздал место и время своего появления.

Я родился в далеком, как детство, году

говорят, очень слабеньким и маловесным,

чуть не умер, московским врачом неизвестным

воскрешен, да воздастся ему по труду.

Я родился тринадцатого, в феврале.

Век, качнувшись на самой своей середине,

выбрал жизнь, пошептав надо мной по-латыни,

в двух шагах от людей, волховавших в Кремле.

Я родился тринадцатого, в понедельник,

прежде срока, при звездах, на самой заре.

Пребывание в столице оказалось недолгим, так как научная работа старшего Крыжановского требовала его присутствия в Институте Зоологии Академии Наук СССР. В городе на Неве семья осталась навсегда.

Впервые я увидела Андрюшу, когда ему было четыре года. Его новорожденная сестра Маша лежала в коляске, а шустрый мальчик всячески переключал внимание на себя - только на голове не стоял. Он относился к типу детей, интеллектуальные задатки которых обнаруживаюся рано. О таких врачи и психологи говорят: ум - главное направление развития. Не даром няня-крестная, приговаривая «он умнее вас всех », пророчила будущее двухлетнему мальчику. А Шварц называл его раннее детство «гениальным периодом развития ». По мере его взросления Наташей все больше овладевала тревога - сын думал и писал о серьезных вещах. Прочтя однажды его отроческие строки, она сказала мне: «Я боюсь за него! Он так глубоко копает...» Тем временем мальчик все больше углублялся в суть происходящего с ним и вокруг него.

Как труден мне из детства переход

Во взрослость. Я хотел остаться в детстве,

А жизнь рекой то радостей, то бедствий

Уже включилась в дело и несет.

Рифмами Андрюша занялся лет в 7, а в 19 говорил стихами. Так начинался непростой путь поэта Божьей милостью. Он впитывал мудрость предшествующих поколений, умом и сердцем постигал жизнь - по его словам «в потоке, впечатлений, дней, недель...» И рано стал поверять свои ощушения стихам, письмам, прозе.

Андрей постоянно навещал живущую в Москве бабушку Нину Владимировну Крыжановскую и переписывался с ней. Она бережно хранила послания внука, благодаря чему впоследствиии они были опубликованы. Их отношения отличались редкой духовной близостью. Строго говоря, много ли найдется внуков - нынче и в былые времена, годами распахивающих душу в письмах к своим бабушкам? В одном из посланий юноша писал: «Свою последнюю поездку в Москву я часто вспоминаю, как и наши с тобой разговоры о литературе и истории, очень для меня интересные, и для тебя, кажется, тоже...»

Письма Андрея к бабушке - удивительные человеческие документы. Они одушевлены работой мысли, тонким юмором, порой доходящим до сарказма. Их тематический разброс говорит о широте взглядов внука, о мучивших его жгучих вопросах. А его живо интересовали Пушкин, Тютчев, Герцен (стихотворение о нем Андрей посвятил бабушке), Достоевский (изучением его творчества он серьезно занимался), Маяковский, Заболоцкий, Маршак (ему он посвятил стихотворение), Шекспир, Ибсен... Интерес к музыке подтверждают его строки о Моцарте (ему он посвятил стихи) и Чайковском (о нем им написана статья). Андрея интересуют политические лидеры, философы, шахматисты...

Незадолго до кончины Нина Владимимировна переехала в Ленинград. Вспоминая ее, молодую и постаревшую, он писал:

А нынче все чудится рядом,

уже не стара, не юна

прозрачна, невидима взглядом,

в сиянье, как птица над садом,

со мной постоянно она.

В память о бабушке ее имя носит дочь Андрея.

К сожалению, стихи внука оказались за пределами жизни деда. Шварц умер, когда мальчику не было восьми лет. Тогда Наташа колебалась, брать ли его на похороны. Помню ее слова: «Надо Андрюшу взять. Нельзя воспитывать эгоиста» . Будущее показало, что эгоизм, по счастью, обошел его стороной.

В жизни Андрея Крыжановского происходили толчки, но на ухабах и поворотах он не отклонялся от вложенной в него программы быть поэтом. Двойственность натуры - гуманитарий и технарь - привела его в Военно-механический институт. Поскольку он интересовался авиацией и космонавтикой, то считал свой выбор правильным. Впрочем, опыт оказался неудачным. Затем он поступал на филологический факультет Ленинградского университета, но на экзамене его подвела... Анна Каренина - он не знал, что сия дама была детской писательницей. (Многие ли помнят эту деталь? Характеризует ли она уровень подготовки абитуриента?) Затем была эпизодическая работа в Публичной библиотеке в качестве помощника библиотекаря.

1969 год развернул судьбу Крыжановского в другом направлении. Он поступил в Ленинградский Педагогический институт им. Герцена, где оказался в демократической среде преподавателей и студентов. Пребывание в институте завершилось блестящей дипломной работой об эстетике последнего и самого сложного романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». Впоследствии Крыжановский написал ряд статей о Достоевском, некоторые из них были опубликованы в академическом издании писателя.

У Андрея был опыт преподавания в техническом училище, но он счел необходимым уйти, так как работа отнимала все силы, а они требовались для творчества. И тут подвернулось кочегарство, о чём он писал впоследствии: «Это был некий «путь», уже опробованный другими, легенда, способная сработать на литературный имидж» . (Не секрет: в 70-80 -х годах в котельных находили приют многие одаренные философы, художники, поэты...) В кочегарке родного института им. Герцена он провел не один год, в связи с чем пошутил: «Вышел поэт отдельно и кочегар отдельно».

Еще одним поворотным моментом была встреча с Г.М.Фридлендером, специалистом по поэтике и эстетике ХIХ века, впоследствии академиком, автором монографии «Достоевский и мировая культура». Ученик посвятил учителю стихотворение «Прогулка», которое тому очень понравилось. Оценив дипломную работу Андрея как диссертационную, Фридлендер предложил ему поступить в аспирантуру Пушкинского дома, куда тот и подал документы в 1977 году. Но кого-то, похоже, не устраивало присутствие Крыжановского в этих стенах... Спустя десятилетие Крыжановский говорил, что не жалеет о своем несостоявшемся аспирантстве - Пушкинский дом высушил бы его как поэта.

Он дружил с Дмитрием Равинским - аспирантом, а затем преподавателем Института Культуры. Нас с Димой связывали работа в институте и близость к семье Крыжановских. Однажды в газете «Вечерний Ленинград» я обнаружила статью о «недостойных» юношах, интересующихся «самиздатом» и «тамиздатом». Хотя таких «несознательных» в ту пору хватало, мальчиком для общественной порки оказался Равинский. В статье за его фамилией следовало глухое «и др». Нетрудно было догадаться, что за «др» скрывается Андрей Крыжановский.

Дело, которому посвящалась статья, касалось следующего. В Ленинграде под наблюдением спецслужб оказались две группы читателей «самиздата», в одну из которых входили Крыжановский и Равинский. Начался судебный процесс, и были осужденные. Андрея вызывали в Большой дом на Литейном (Ленинградскую Лубянку), где ему напомнили, что он внук известного писателя Евгения Шварца, сын видного ученого и предложили не заниматься «самиздатовскими глупостями». С Равинским дело обстояло серьезнее. Институтское начальство обвинило его в создании «антисоветской инфраструктуры», после чего за ним захлопнулась дверь альма-матер.

Наперекор обстоятельствам, включая кормившую семью работу в котельной, Крыжановский продолжал писать стихи - настойчиво продвигался вперед. На пути к «перестройке» наметился поворот в его творческой биографии. В начале 80-х годов он стал членом Литературного объединения, руководимого поэтом и педагогом Глебом Семеновым. Некогда Семенов жил в «надстройке» на Канале Грибоедова, 9, знаменитой тем, что там квартировали многие писатели, в том числе В.Каверин, М.Зощенко, Е.Шварц... Однажды юноша получил записку от Бориса Пастернака: «Дорогой Глеб! Твой отец рассказал мне, что ты пишешь стихи. Бросай это дело, дружок, тяжелое и неблагодарное ремесло» . Но Семенов выбрал поэзию, и, уже в качестве педагога, окружил себя начинающими поэтами. В числе его учеников, ставших сподвижниками и друзьями, известные литераторы - В.Британишский, А.Городницкий, Г.Горбовский, Я. Гордин, Б.Слуцкий... Дружеские отношения связывали его с Ефимом Эткиндом.

Крыжановский пришел в Литературное объединение к Семенову в 1980 году и на поприще поэзии впервые оказался в роли ученика. Впервые же из уст мэтра он услышал признание своего творчества. «Мне нечему учить вас» - сказал Семенов. Но общение двух поэтов оказалось недолгим. Когда в 1982 году учитель скончался, Андрей написал стихотворение «На смерть Глеба Семенова».

В середине 80-х годов Крыжановский стал участником Конференции молодых поэтов Северо-Запада. Как следствие, книга его стихов была рекомендована к опубликованию в издательстве «Советский писатель». Однако ее путь к читателю был долгим и тернистым; утомительная волокита длилась 6 лет. Все это время Андрей продолжал писать стихи. И тут случилось повторение некогда произошедшего с его дедом. Если в давние времена смелую пьесу-сказку Евгения Шварца «Дракон» взяли под защиту И.Эренбург и С.Образцов, то по отношению к книге стихов внука подобным образом поступил Евгений Евтушенко. Текст его письма в издательство не требует комментария. «Мною внимательно прочитана рукопись книги Андрея Крыжановского «Звездный муравейник». Лично я не знаком с ним, и мой отзыв абсолютно объективен. Книгу отличает завидная профессиональная надежность формы, выношенное содержание... Если «тянучка» с этой книгой будет продолжаться, боюсь, что мне придется печатно высказаться по этому поводу. Это мой Вам добрый совет, никакая не угроза. Потом Вам же самим стыдно будет за то, что Вы эту книгу держали так долго под спудом. Рекомендую книгу Крыжановского к печати. Секретарь Союза писателй СССР, Лауреат Гос. Премии СССР Евг. Евтушенко».

Небольшой сборник стихов «Звездный муравейник» вышел в 1990 году. К тому времени Андрей составил еще две книжки. Это явилось толчком - прорывом в его творчестве. Вступив в Союз писателей, он вскоре стал председателем секции поэзии Ленинградского отделения. Помимо предпринятой активизации работы секции, он задумал издание журнала «Речитатив» с широким литературным охватом - поэзия, эстетика, критика. К участию в журнале он привлек талантливых прозаиков и поэтов, в числе которых А.Городницкий, М. Герман, Ю. Колкер... Исключительно по инициативе участников этого проекта - без поддержки Союза - в 1992 году вышел первый номер «Речитатива». Последний подготовленный Крыжановским выпуск появился в 1995 году и еще один в следующем - после его кончины. По мнению Андрея, любые инициативы, включая созданный его усилиями «Речитатив», подчеркнуто не интересовали руководство Союза. Его интеллект и активная жизненная позиция почему-то мешали руководству. Атмосфера враждебности побудила Андрея Олеговича выступить по радио с заявлением о выходе из Союза писателей Санкт-Петербурга.

На радио - в рамках канала «Невский проспект» - он вел авторскую программу, которая пользовалась успехом у ленинградцев. Помню, с каким вниманием я слушала стихи и прозу, мастерски подобранные и озвученные Андреем. Но в связи с решением выйти из Союза он был отстранен на какое-то время от эфира.

После ранней женитьбы Крыжановский выстраивал свою жизнь самостоятельно. Андрей и Наташа - музыкант по профессии - познакомились в 1969 году и с тех пор не разлучались. В ту пору он показывал ей свои импровизации - сиюминутно рождающиеся стихи на предложенные слушателями темы. Такая форма стихосложения проявилась в детстве, но длительное время он не демонстрировал на публике свои возможности, хотя годами доводил это своё искусство до совершенства. Андрей говорил, что рождение строф по заявке присутствующих требует большого напряжения. Поскольку Наташа - постоянный слушатель и советчик - понимала влияние импровизаций на здоровье мужа, она просила его не напрягаться. Тем не менее, домашние тренировки продолжались. В них была найдена точка введения в задаваемую тему - «представьте себе». Это стимулировало Крыжановского, помогало ему создать неповторимый образ.

Не сказалась ли тут генетика? Ведь и его дед был автором многочисленных экспромтов. Мне посчастливилось стать свидетелем рождения нескольких из них, и хотя это произошло давно, слово в слово помню рифмы Евгения Львовича, появившиеся во время нашей прогулки. Кстати сказать: поводом для них послужила рассказанная мною забавная история. Но если для Шварца каламбуры и реплики были развлечением - этаким пустяковым баловством, то для его внука стихи на заданную тему стали серьезной работой - неотъемлемой частью творчества. Скорее всего, склонность Шварца к жанру экспромта преобразовалась в уникальный дар его внука. Свой мозг Андрей настраивал как скрипку на восприятие диктуемых слушателями заданий, и такое общение с ними позволило ему овладеть синхронным методом стихосложения.

Первый вечер импровизаций Крыжановского состоялся в марте 1993 года в Петербургском Доме литераторов, а последний в ноябре 1994 года в театре «Старый Петербург». Дмитрий Равинский, давний друг Андрея, так описал происходящее. «Андрей наугад брал записки с предложенными темами - и читал стихи. Это было не буриме, не бойкое виршеплетство - это были стихи. Настоящие. Помню свое недоумение - в чем же фокус? Заранее, что ли узнал темы? Ведь нельзя же такие стихи сочинять на глазах у публики. Только потом, после смерти, узнал о словах Андрея: «Я думаю стихами».

Предложенные слушателями темы были разными. В ответ на заявку «12 месяцев в году будет длиться апрель » Крыжановский тотчас ответил 20-ю строками. За установкой «Представьте себе, что арапа своего младая не любит Дездемона » последовала блестящая (на мой взгляд) импровизация:

Итак, зачем арапа своего

младая не любила Дездемона,

зачем орел летел на черный пень,

зачем был сер и тучен этот день,

зачем, как вы сказали, невлюбленно

отнюдь она смотрела на него?

Зачем такая тема - каково

справляться с ней хоть самому Шекспиру? -

Затем, чтоб деве, и орлу, и миру

жить без тревог, накапливая жир.

За вечер импровизаций он создал 14 (!) стихотворений, каждое из которых восхищало и изумляло слушателей. Они не верили, что такое возможно! Лишь одну предложенную тему Андрей оставил без ответа - текст записки гласил: «Все хорошо! Все хорошо! Все хорошо !» Отложив ее, он сказал: «Так не бывает».

Он жил взахлеб, торопился многое успеть, отдавал себя во власть эмоциям... Опередив родителей, он ушел досрочно. Внук сказочника, сын ученого, Андрей Олегович Крыжановский скоропостижно скончался от инфаркта 1-го декабря 1994 года. За два месяца и две недели до своего 45-летия. Он похоронен в Санкт-Петербурге на семейной площадке Богословского кладбища рядом с дедом Евгением Львовичем Шварцем.

За минувшие с того времени годы не раз звучали его имя и стихи. Радиостанция «Свобода» посвятила Крыжановскому передачу; газеты и журналы публиковали подборки его стихов. В числе авторов воспоминаний о нем поэт Юрий Колкер, литературовед Борис Аверин, научный сотрудник Российской национальной библиотеки Дмитрий Равинский... Искусствовед Евгений Калмановский, общавшийся со Шварцем, вспомнил его внука словами другого хорошего поэта - Бориса Слуцкого: «Я, как собака, вою над бедной твоей головою».

Знавшие Андрея Крыжановского едины в своих оценках. Истинный интеллигент - образованный, ответственный, душевно щедрый и дружелюбный, он не был догматиком и моралистом. В общении был легким и радостным. Он ценил слова - без зауми и лакировки передавал свои ощущения в стихах и прозе. Чуждый приспособленчества, он во всем проявлял самостоятельность. Андрей внимательно относился ко всему, что его окружало, включая животных - как Шварц и родители любил кошек и собак. Традиции семьи были его корнями, помогавшими не согнуться в трудное время. Не случайно привязанность к дому он назвал «подкорковым рефлексом ». В широком смысле он нес в себе след генетического кода семьи Шварц-Крыжановских. Дед мечтал быть романистом, и стал писателем; внук видел себя поэтом, и его мечта сбылась. Оба Мастера были миротворцами и бунтарями. Если там, куда ушел Андрей существуют стихи, то они его сопровождают. Примечательно, что ему принадлежат строки, расширяющие земное пространство.

...Еще вопрос, такая ль тьма темнот

ждет душу, улетевшую из тела -

пусть белый свет, как первый снег, сойдет,

но свет и там воспримется, как белый.

Татьяна Белогорская (Ленинград-Петербург) - по профессии библиограф, кандидат педагогических наук. Преподавала в Ленинградском институте культуры. С 1994 года живет в США (г. Спрингфилд, Иллинойс). Автор книг: «Портреты в интерьере времени» и «Автографы», посвященных - А.Радищеву, В.Баженову, Е.Ростопчиной, Н.Тэффи, Е.Шварцу, Б.Бабочкину, Г.Рошалю и др.