Землеройка и скворец.
На лесной реке, на крутой излучинке Медведь рыбу ловит. Сидит на большом камне, лапу вверх задрал, - ждёт.
Набегают на камень мелкие волны, ныряют в волнах мелкие плотвички. Белёсенькие, вёрткие, с красными глазками.
Вот одна совсем близко подплыла.
Ударил Медведь лапой, - распороли медвежьи когти воду - только брызги по сторонам!
А Плотвичка-то - виль-виль! - и ушла. Не попалась!
Обидно Медведю, а тут ещё насмешники отыскались, дразнятся. Голубой Зимородок на ветке сидит, посмеивается:
- Такой большой, а такую маленькую рыбёшку словить не сумел! Гляди, как рыбачить надо!
Сложил Зимородок крылья, камешком в воду - бульк! - и вот опять уже на ветке сидит, в клюве рыбёшку держит.
- Может, угостить тебя, косолапого?
Рявкнул Медведь от злости, потоптался на камне, опять лапу задрал. Опять ждёт.
Накатывают на камень ленивые волны, плывут мимо камня ленивые голавлики. Лобастенькие, пузатенькие, с чёрными спинками.
Вот один совсем близко подплыл.
Ударил Медведь лапой, - полоснули воду медвежьи когти, - белый бурун закипел!
А Голавлик нырнул поглубже - виль! - и ушёл. Не попался!
Сопит Медведь от обиды, а насмешники не унимаются. Усатая Выдра хихикает на берегу:
- Такой силач, а не мог с рыбёшкой справиться… Гляди, как умеючи ловят!
Скользнула Выдра в воду, погналась за голавликами. Быстро плывёт, изгибается в струях, как змейка. Настигла рыбу, кинулась, цопнула, - и вот уже вылезает на берег с Голавликом в зубах.
- Хочешь, косолапый, тебе рыбий хвостик оставлю?
Рявкнул Медведь, отвернулся в другую сторону. Опять лапу задрал и опять ждёт.
Надвигается на камень большая волна, плывёт мимо камня громадная Щука. Спина - как бревно, зубы - как шилья, на голове мох зеленеет… Страшилище!
Зимородок не хочет за Щукой нырять.
Выдра и не собирается Щуку настигать.
Эта рыбина, чего доброго, сама рыбаков слопает!
Но Медведь лапу свою не опустил. Напротив - еще шибче замахнулся.
Подплыла Щука поближе. Мелькнула медвежья лапа - хвать! - и глазом никто моргнуть не успел, как очутилось страшилище на горячем камне…
А Медведь рычит, похохатывает:
- Кто тут насмешничал, кто меня дразнил? Поучитесь-ка сами рыбку ловить… Вот добыча, так добыча - сам наемся, всех вас накормлю, да ещё сорокам с воронами останется!
Эдуард Юрьевич Шим (настоящая фамилия писателя – Шмидт) родился в 1930 году. Во время войны оказался в эвакуации, а потом и в детдоме.
Подростком начал работать, был и столяром, и токарем, и шофёром, и даже садовником, любил мастерить руками причудливые поделки. Окончил Ленинградское архитектурно-художественное училище, работал в конструкторском бюро. Когда по-настоящему увлёкся литературой, стал писать рассказы о природе, печатался в детских журналах «Мурзилка», «Пионер», вошёл в редколлегию толстого журнала «Знамя».
Микрорассказы и сказки Эдуарда Шима просты и незатейливы, обычно это диалоги трав и деревьев с любознательным человеком, который делится своими открытиям и знаниями, восхищается привычным, считая, что «и бобры, и деревья, и травы, и цветы – наши братья, потому что у них у всех есть общая колыбель – Земля».
Кто этот человек? Главным образом охотник, собиратель трав, лесник. Для писателя лес и поле роднее родного дома. Автор рассказов умеет заглянуть в глаза росному утру, услышать, как разламывается снежинка, упав на тонкую берёзовую ветку.
Э. Шим
Самые храбрые
Кругом деревни поля ещё чёрные, а одно – будто зелёной краской залито. Весёлые ростки, одинаковые, как ратные братцы, тянутся кверху. Когда же они успели вырасти?
Мама сказала, что это хлеб – озимая рожь. Её тут прошлой весной посеяли.
Зёрна успели до морозов прорасти и поднять над землёй зелёные пальчики.
Потом их снегом закрыло. Наверно, холодно было под снегом. Страшно... Темно!
Но ростки терпели, ждали весны. И, как только она пришла, выбрались из-под снега. Зато теперь первыми греются.
Самые храбрые!
Берёза
Мы, берёзы, хозяйки добрые. Землю украшаем.
Куда ни пойдёшь, – везде нас встретишь.
И в густом лесу берёзки стоят.
И на болоте, среди кочек да мхов.
И на сухой земле, на песке, на старом пожарище, даже среди камней-валунов, на горах каменных берёзки прижились.
Было место самое гиблое, самое пропащее. А пришли туда берёзки, встали – и сразу похорошело кругом.
Листва шёлковая шелестит-нашёптывает, птицы на ветках гнёзда вьют, от белых стволов свет над землёй разливается.
Забредёт человек, глянет – и не уйти ему с этого места.
Красота приворожила.
Цветной венок
(отрывок)
Очень люблю радугу – радости чудесную дугу.
Цветными воротами перекинется она над землёй, засверкает, заблестит – залюбуешься! Только вот всегда радуга далеко-далеко. Сколько ни иди, как ни спеши, всё равно близко не подойдёшь. Рукой не дотронешься.
Я так и называл её – «далёкое чудо».
И вдруг увидел радугу у себя в палисаднике.
От ночного дождя разлилась между грядами голубая лужа. В ней купались скворцы. Для них лужа большая, как озеро. Забрались они бесстрашно в середину, грудью падают в воду, крапчатыми крыльями взбивают её, привзлётывают... Брызги над лужей – фонтаном!
И так скворцы отчаянно трещат, что сразу можно понять: ух, какое это удовольствие – утреннее купанье!..
И вдруг над весёлыми скворцами, над голубой лужей зажглась в брызгах крошечная радужка. Будто осколочек от настоящей большой радуги. И горит-переливается семицветным огнём...
Прямо вот здесь, близко-близко. Рукой подать!
Я руку протянул.
Вспорхнули скворцы. Брызги осыпались, цвета погасли.
Выскользнула из моих рук радужка...
А мне всё равно радостно. «Вот ведь, – говорю себе, – как бывает! Думаешь – чудеса далеко, не дойти к ним, не доехать... А они тут. Рядом».
Ёлкино платье
Продираешься через ельник, а чёрные елочки колются:
Не трогай нас!
Подумаешь, тихонечко задел.
И тихонечко не задевай. Мы свою одежку бережём.
Да что за одёжка у вас такая особенная?
Иголки наши зелёные не листья. Не меняются каждое лето.
Так что?
Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.
Да, не скоро.
Вот и приходится беречь!
Подорожник
Отгадайте, что за доктор Айболит у дороги сидит?
Подорожник.
Трава такая незаметная. И незаметная, и терпеливая, и живучая.
Растёт где придётся. На булыжной дороге, между камней. На сухой, утоптанной тропинке, где земля растрескалась.
Наступишь на него - вытерпит.
Проедет по нему тележное колесо - вытерпит.
Грузовик по листьям прокатит - всё равно вытерпит. Приподнимутся листья, расправят жилочки, разгладятся.
Сам себя лечит подорожник.
А недавно я ногу поцарапал, и заболела у меня нога.
Подорожник, вылечи!
Давай вылечу.
Сорвал я листик подорожника, приложил к больному месту. И всё зажило.
Ландыш
Какой цветок в нашем лесу самый красивый, самый нежный, самый пахучий?
Конечно, я. Ландыш!
Какие же у тебя цветки?
Цветки у меня - будто колокольчики снежные на тонком стебле. Приглядись, они светятся в сумерках.
А запах какой?
Запах такой, что не надышишься!
А что же сейчас у тебя на стебле, на месте маленьких колокольчиков?
Красные ягоды. Тоже красивые. Загляденье! Но ты их не трогай, не срывай!
Отчего же?
А они ядовитые!
Зачем же тебе, нежному цветку, ядовитые ягоды?
Чтобы ты, сладкоежка, не съел!
Маленьким - холодно
Встречаешь в лесу, в траве, ёлочку-малышку. У неё пожелтела маковка, пожелтели верхние лапки. Будто в огне обгорели.
- Ёлочка, разве был тут пожар?
Не было.
А что же случилось?
Меня зимним морозом обожгло.
Тебя? Ёлку?!
Да ты же северное дерево. Стойкое! Выносливое! Неужели ты мороза боишься?
Пока маленькая, боюсь.
Брусничный кустик
Прижался к старому гнилому пню брусничный кустик.
Не спеши мимо,- говорит.- Наклонись ко мне.
Да у тебя ягод мало.
Не ленись, наклонись... Ягод мало, потому что я старенький.
Какой же ты старенький? Ростом с вершок!
Ну и что же... Я давным-давно родился. Когда тут, на вырубке, ещё подрастал лесок. Это сотни лет назад было...
Сотни лет?
Сотни... Молодые сосны к небу подымались. Великанами стали. Небо загородили, а я жил. Потом и сосны состарились, начали сохнуть. Их срубили. Остались на вырубке пни-коротышки. А я жил.
Значит, дольше всех деревьев?
Дольше. Теперь и пни на вырубке догнивают. И вот уже новые сосенки подымаются...
Выходит, ты им дедушка?
Я им прадедушка. И всё равно засыхать не собираюсь. Зимой зелёные листики под снегом прячу. Весной бело-розовые цветочки распускаю. Их поменьше теперь. Но сколько могу, столько ягод тебе и протягиваю...
Спасибо, прадедушка!
На здоровье, правнучек.
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Белка с Белкой встречается:
– Чем, подруженька, сыта?
– Еловыми почечками да веточками. А ты?
– Берёзовый лишайничек грызу.
– Скучная еда!
– Уж куда скучней!
– Старые-то белки ещё шишку-другую отыщут где-то. Нет-нет да и полакомятся. А вот нам, молоденьким, в нашу первую весну вовсе плохо – от смолистых почек во рту горечь, от сухого лишайника в горле першит…
– Узнать бы, где старые белки шишки разыскивают. Давай спросим.
– У кого?
– Да у дедушки Ворона. Он старенький, умненький, всё знает!
– Ну, давай.
Поскакали две белки из елового бора в осинничек, из осинничка – в березничек, из березничка – на песчаную гриву, в светлый сосняк. А там, на засохшей сосновой маковке, на костяном голом сучке лесной чёрный Ворон сидит.
– Здрасте, дедушка!
– Помоги нам, дедушка!
– Чего, вертушки, вам потребовалось?
– Подскажи, дедушка, где еловых шишек найти.
– Хоть бы немножечко, хоть бы чуточку!
– Соскучились, вертушки, по сладким кормам… Поищите шишки не на ёлках, а под ёлками.
– Мы уже глядели там, дедушка!
– Под ёлками только пустые да обгрызенные валяются.
– А вы разыщите, вертушки, прошлогодний снег. Как найдёте его, так вам шишечки и встретятся.
– А где же искать прошлогодний снег?
– Погоди, дедушка, толком расскажи!
Но не успел Ворон ничего толком рассказать. Застрекотали над ближней поляной сороки, позвали его, – поднялся Ворон на крыло и улетел по своим делам.
Остались белки ни с чем, друг на дружку таращатся:
– Вот задача!
– Опять у кого-то надобно спрашивать!
Отправились восвояси, а по дороге надумали у всех встречных узнавать – где прошлогодний снег находится?
Из сосновой гривы перебрались в березничек. Видят – бродит внизу Лось, лесной большущий бык.
– Дяденька Лось, отзовись!
– Не знаешь ли, где прошлогодний снег лежит?
– Вот уж не встречал, – говорит Лось. – А зачем он понадобился?
– Да вроде бы там наше лакомство спрятано.
– Еловые шишечки.
– Фу-у, тоже мне, лакомство… Кабы листочки зелёные, я бы вместе искать пошел. А так – сами старайтесь.
Снова скачут белки, из березничка в осинничек перебрались. Видят – сидит внизу Заяц, кору гложет.
– Братик Заяц, послушай-ка!
– Не видел, где прошлогодний снег лежит?
– Право слово, не видывал. А для чего прошлогодний снег?
– Где-то там лакомство спрятано.
– Ну? Какое?!
– Шишки еловые.
– Тю, вертихвостки… Нашли лакомство. Если бы травка молоденькая, я бы тотчас побежал искать. А такую еду сами добывайте.
– Спросим у неё?
– Чего она, такая малая, знать может!
– А всё-таки… Мышка-сестричка, не слыхала ли ты, где прошлогодний снег лежит?
– Как не слыхать, ежели я всю зиму в прошлогоднем снегу бегала.
– Где же он?!
– Спускайтесь вниз, покажу.
Махнули белки с дерева на землю, подскочили к Мыши.
– Скорей показывай, где?
– А у вас под лапками.
– У нас под лапками молодой снежок, недавно выпавший!
– Ну и что. Вы поглубже копните. Сверху снег молоденький, это верно. А под ним лежит снежок постарше. Потом – еще постарше. А у самой земли лежит самый старый снег, который в прошлом году поздней осенью выпал. Я в том прошлогоднем снегу норки да переходы себе устраивала.
– А не встречались тебе там еловые шишечки?
– Встречались. Лежат в прошлогоднем снегу, как в кладовочке.
Забились у белок сердчишки, носы задёргались. И вдруг чуют: впрямь из-под снега запах еловых шишек доносится!
Как принялись белки снег разрывать! Глубже и глужбе закапываются, – уже одни хвостишки наружу торчат.
И вот – одна шишка в прошлогоднем снегу, другая… Да такие плотненькие, ядрёные, ни чешуечка не встопорщена. Видно, как упали с веток, так и пролежали целёхоньки до весны.
– Вкусно!
– Ай, вкусно!..
Выгрызают белки еловые семена, поминают добром прошлогодний снег.
Оказывается, и он пригодиться может.
ЛОСЬ И МЫШОНОК
– Чего ты, Лосище, запыхался?
– Бежать мне тяжело, в снег проваливаюсь…
– Фи, до чего же вы, лоси, неуклюжие! Такие большие выросли, а бегать как следует не можете.
– Это почему?
– Да сам посуди: ты бежишь налегке, пустой, и на каждом шагу проваливаешься. А я бегу с тяжестью, целый орех в зубах тащу, и ни одна лапка у меня не вязнет. Поучился бы!
МАТЬ-И-МАЧЕХА, ВЕТРЕНИЦА, ГОЛУБАЯ ПЕРЕЛЕСКА И МЕДУНИЦА
– Ещё снег на полях не везде сошёл, ещё Земля не нагрелась, а у меня, Мать-и-мачехи, уже цветы распускаются. Кругленькие, как солнышко, жёлтенькие, как солнышко, весёленькие, как солнышко!
– У вас действительно славные цветы, подруженька. Только я не стала бы чересчур их расхваливать… Что ни говори, а лепестки ваши грубоватенькие, стебельки толстоватенькие, а листочков и вовсе нет – одни смешные чешуйки топорщатся… А вот у меня, голубой Перелески, цветок словно весеннее небушко ясен, стебельки стройные, листья – будто сердечки зелёные…
– Ой, уж молчала бы, Перелеска! Листья-то у тебя какие? Прошлогодние, старые, они под снегом зимовали, пятнами покрылись. А теперь поглядите на меня, на Ветреницу. Листочки у меня свеженькие, молоденькие, а белый цветок до того нежен, что просто насквозь просвечивает…
– А теперь обернитесь на меня, подруженьки.
– А ты кто?
– А я краса-Медуница. Разве стебелёк у меня не стройный? Разве листочки не молоденькие?
– Зато цветы скромные, невидные!
– Это вам, подруженьки, кажется… Вы подольше поглядите, попристальней. Цветочки-то мои на глазах меняются. Когда расцветают, – то нежно-розовые, когда совсем распустятся, – то фиолетовые, а когда отцветать начнут, – делаются синими… Вы такое когда-нибудь видели?
КАБАН И ЗАЯЦ
– Ой, Кабан, ты на самого себя не похож! До чего тощий – одна щетина да косточки… Разве такие хрюшки бывают?
– Дикие хрю-хрюшки… и не такие бывают. Ху-худо нам, Заяц… Земля корочкой ледяной покрылась, ни клык, ни пятачок её не берёт. Ничего не выроешь нынче, брюхо ничем не набьёшь… Сам удивляюсь, как ещё ноги хо-ходят. Одно утешенье: на такого тощего да страшного даже волк не позарится…
БЕРЁЗОВЫЙ КУВШИНЧИК
Сухой берёзовый сук ветром на землю сбросило.
Ударился сук, разломился.
Мелкие веточки в траве потерялись, большие гнилушки раскатились кто куда.
Льёт дождик, водой гнилушки заливает. Солнышко светит, высушивает гнилушки.
Жуки-древоеды мягкую сердцевину грызут. Сыплются из гнилушек опилки.
Мелкие-мелкие земляные муравьи поселились в гнилушках. Всё нутро источили, одну древесную пыль оставили.
Однажды вышел я на поляну, гляжу – что-то в траве белеется. Поднял.
В руках у меня – лёгкая трубочка из берёзовой коры.
Это всё, что от гнилушки осталось.
Пристроил я к трубке донышко, получился у меня берёзовый кувшинчик. Теперь в нём лесные цветы стоят.
Заходят ко мне гости, спрашивают: «Кто сделал такой красивый кувшинчик?»
«Я сам, – отвечаю, – сделал. Да ещё мне земляные муравьи помогали, да ещё жуки-древоеды, да ещё дождик, ветер и солнышко».
ОРЕШНИК
– Стойте, стойте! Нынче нельзя ко мне подходить близко!
Косуля, обойди меня стороной, не трогай моих веток. И вы, птицы, не садитесь ко мне – ай! – нельзя, нельзя, вы же станете жёлтыми, как цыплята…
Нынче я, Орешник, весну праздную и цвету.
На каждой ветке я развесил длинные серёжки. Хорошо, правда ведь? Если качнуть серёжку, из-под чешуек посыплется жёлтая пыльца.
Я богатый, её у меня много!
Птица заденет ветку – поднимется жёлтое облачко.
Зверь качнёт стволик – встанет жёлтая туча надо мной.
Пронесётся ветер над зарослями – жёлтым туманом лес окутает, землю запудрит, воду на речках и озёрах жёлтой плёнкой подёрнет.
А гуденье вокруг меня слышите?
Чтоб веселей был праздник, я музыкантов к себе позвал – нарядных шмелей да быстрых пчёл, блестящих мух да всякую прочую мелкоту. Пусть гудят, побренькивают, посвистывают!
За труды награжу щедро, каждого сладкой пыльцой оделю…
Кончится вешний праздник, оденусь я листьями, оброню наземь отцветшие серёжки.
А на ветках, под листьями-то, завяжутся у меня дружные орехи-тройняшечки.
Исподволь, незаметно начнут наливаться, круглеть, выглядывать из мохнатых зелёных воротничков.
Засмуглеют от солнышка, вызреют.
И тогда – милости прошу на другой мой праздник, осенний!
ЗАЧЕМ БОЛЬШАЯ ГОЛОВА?
Волчонок вылез из тёмного логова, уселся посреди полянки, лапы растопырил. Жмурится.
Увидали его птицы с деревьев.
– Ой, – кричат, – какой головастый!
– Ой, смешной да нескладный!
– Зачем тебе голова большущая? Носить тяжело!
– Братцы, не мешайте головастику! Он думает!
– О чём задумался, Волчище?
Почесался Волчонок задней лапой.
– Ещё чего, – говорит. – Охота была думать.
– Братцы, – кричат птицы, – он свою голову про запас носит! Хочет всех умнее вырасти!
– Волчище, ты скоро поумнеешь?
– Когда за ум возьмёшься?
– Будет у нас в лесу мудрый Волк! Правда, лобастик!
Почесался Волчонок другой лапой.
– Подите вы, – говорит, – с вашей мудростью.
– Братцы, – кричат птицы, – а может, для красоты такая голова? Для особенной волчьей красы?
– А может, для крепости? Чем больше да толще, тем крепче?
Спорят птицы, трещат, пересмеиваются.
А Волчонок поглядел на них да как зевнё-ёт!
В полголовы пасть открылась. А в пасти – зубки беленькие, зубки, зубки. Хоть малы, да уже видно, какими вырастут.
– Понятно? – Волчонок говорит.
И пасть со стуком закрыл.
ДЯТЕЛ, СИНИЦЫ, ПИЩУХИ И ПОПОЛЗЕНЬ
Прилетел к берёзе пёстрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подпёрся и давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклёвывать:
– Стук-тук! Стук-тук! Стучу без рук!
С азартом колотит, весело! Берёста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился, ещё веселей стучит!
Увидали Дятла три Синички-певички, порхнули к берёзе. Спрашивают:
– Ты чего тут делаешь?
– Веселюсь! – Дятел отвечает. – Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!
– Ну, а мы тут поработаем, – синицы говорят. – Не всем же веселиться!
И взялись за дело. Дятел по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!
Увидели синиц две пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:
– Вы чего тут делаете?
– Да вот Дятел веселится-играет, а мы, синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!
– Ну и мы потрудимся, – пищухи говорят. – Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.
И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!
Увидал пищух тихоня Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:
– Чего вы тут делаете?
– Да вот Дятел веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, пищухи, во всю мочь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!
– Ну, и я сил не пожалею, – Поползень говорит.
И тоже за дело взялся. Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!
Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:
– Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он – гляньте-ка! – в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!
А Дятел всех насекомышей выклевал и сам улетел.
Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой осталась.
И сразу работа синиц, пищух и Поползня кончилась.
Отчего бы?
РЫСЬ, ГЛУХАРЬ, ЗАЯЦ И КОСУЛЯ
Рысь, лесная кошка, серая в жёлтых пятнах, на ушах кисточки длинные, сидела на поваленном дереве, на солнышке грелась.
Вешнее солнышко заметно приятным теплом обдаёт. Разнежилась Рысь, медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Прилетел к дереву бородатый Глухарь, сел на ветку, вниз глядит насторожённо.
– Нашла дур-рака! – отвечает Глухарь. – Спущусь вниз, а от меня только пёрышки останутся. Сколько ты нашего брата, глухаря, погубила, глаза твои бесстыжие!
– Фу! – говорит Рысь. – Как, у тебя клюв поворачивается такие слова говорить! Невежа.
На другой бок повернулась, от солнышка глаза медовые щурит, мурлычет себе под нос.
Скачет по ельнику тощенький Заяц, оглядывается испуганно. Увидел Рысь – уши прижал, вот-вот стрекача задаст!
– Погоди, Заяц, – Рысь говорит. – Подойди поближе… Я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Погладь меня по шёрстке!
– Как бы не так! – отвечает Заяц. – Подойдёшь к тебе – и ноги не унесёшь! Сколько ты нашего брата, зайца, извела, глаза твои бессовестные!
– Фу, – говорит Рысь. – Бестолковый зверь какой, одни грубости на уме!
Отвернулась от Зайца, опять медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Скачет через полянку Косуля, лесная козочка, от страха приседает, коротеньким хвостиком трепещет.
– Косуля, Косуля, – Рысь говорит, – я на солнышке разнежилась, ласки хочу! Погладь меня по шёрстке!
– Нет уж, – отвечает Косуля, – я в твои когти попасть не желаю! Сколько ты нашей сестры, косуль, истребила, глаза твои безжалостные!
– Фу-у, – говорит Рысь, – до чего звери набаловались! Так и грубят, так и грубят!
Отвернулась от Косули, обиделась.
– А тут и солнышко за лес закатилось. Сумерки надвигаются, холодом потянуло.
Поднялась Рысь на долгие лапы, спину выгнула, мяукнула.
– Ну, вот, – говорит, – живёшь, живёшь, а ласки так и не дождёшься. Эх, звери!
Когти об дерево поточила, кисточки на ушах навострила, в глазах зелёные огоньки зажгла.
– Делать нечего, – говорит. – Пойду кого-нибудь скушаю.
ЛОСЬ И МЫШЬ
– Ты чего, Лось, отдуваешься?
– Река разлилась. Я через неё плыл, чуть не утонул… Фу-у!
– Подумаешь, горюшко! Я больше тебя намучилась.
– Отчего же ты намучилась?
– А у моей норки лужа разлилась. Всё моё жильё затопила, все пути-дорожки отрезала… Я третий день на сучке плаваю!
ВОРОБЕЙ И ЛЯГУШКА
– Лягуха, лягуха, ты куда скачешь?
– Ку-а-ку-а! Купаться! А ты куда?
– И я купаться! А ты где, Лягуха, купаешься?
– Где, где… В канаве!
– Да кто же в канаве купается?!
– А где же купаться-то?
– В песке, на сухом местечке, на пригорочке!
ЗАЯЦ И ЁЖИК
– Ёжик, все звери весной линяют – и барсуки, и лисицы, и белки, и мы, зайцы… И только ты, бедный Ёжик, в старой шубе ходишь!
– Глупый ты, Заяц. Я не в старой шубе хожу, а только в старых колючках. Они мне и весной, и осенью надобны!
ВОЛК, ЛОСЬ, ЗАЯЦ И РЯБЧИК
– Лось, Лось, я тебя съем!
– А я от тебя, Волк, в чисто полюшко, и был таков!
– Заяц, Заяц, я тебя съем!
– А я от тебя, Волк, в чисты кустики, и был таков!
– Рябчик, Рябчик, я тебя съем!
– А я от тебя, Волк, на высокое деревце, да и был таков!
– Что же делать-то мне, родимые? Чем брюхо-то набить?!
– Гложи, Волк, свои бока!
ЛИСА И СОРОКА
– Апчххи!..
– Будь здорова, Лисонька!
– Будешь тут здорова, Снег везде мокрый, ручьи разлились, с деревьев капает. Не только лапы – хвост насквозь сырой. Хоть выжми да на куст повесь!
ГОРНОСТАЙ И КОСУЛЯ
– Ты куда, Косуля, бежишь?
– На полянку, Горностаюшка. Там стожок сена стоит, хочу сенца похрупать.
– Хи-хи! Опоздала уже… За зиму мыши всё сено состригли, одна труха осталась!
– Чему же ты радуешься?
– Вот этому и радуюсь. Мышей развелось там видимо-невидимо, да такие жирненькие, такие вкусненькие!
ДРОЗД И ДЯТЕЛ
– Зачем ты, Дрозд, понарошку свистишь, понапрасну дразнишь?
– А я не дразнюсь.
Ну, как же: целый вечер зовёшь: «Дятел, идём чай пить, идём чай пить!» – а где у тебя чай?
– Нету чаю.
– С какой же стати зовёшь?
– А я не зову. Я сам к тебе на чай напрашиваюсь!
КРАПИВА И ЛОСИХА
– Брысь, Коровища! Как ты смеешь меня рвать-щипать, листочки обкусывать?!
– Чего ж не обкусывать.
– Да я ведь – Крапива! Я твои губищи пожгу, язычище обстрекаю!
– Хоть ты и Крапива, а молода ещё грозиться. Стрекалки не выросли!
ГОЛАВЛИК И ТРЯСОГУЗКА
– Нехорошо, Голавлик: глаза таращишь, а не здороваешься. Будто в рот воды набрал!
– Фу-ух-буль-буль! Ох, погоди. Не воды набрал, а воздуху глотнул нечаянно. Никак теперь не отдышусь!
ПУНОЧКА И БАРСУК
– Ох-ох, это что за птица передо мной?
– Я Пуночка-подорожничек. А ты кто?
– А я Барсук-землекоп. Чего это я тебя раньше не видывал?
– Не знаю. Я осенью тут пролетала.
– Ну а я спать осенью завалился. Сейчас вот первый раз из норы вылезаю.
– А я последний раз тут бегаю. Мое гостеванье у вас кончилось, на север лечу. Прощай, до новой зимы!
ФИЛИН И ЗЯБЛИК
– Сиди, не бойсь… Я тебя, Зяблик, не трону. Я тебя спросить хочу.
– О чём, Филин?
– Обида у меня. Ну, понимаешь, весна пришла, радостно. Все птицы петь взялись. И всем ихние песни по душе.
И синиц хвалят за пенье, и овсянок, и тебя, Зяблика.
– А что, у меня песенка хорошая! Фью-фью-фью – ди-диди – ля-ля-ля-вичиу!
– Пускай хорошая. Но ведь и я по весне запел, и я стараюсь. А меня никто слушать не хочет…
– А как ты поёшь-то?
– Да очень славно, очень приятно: Пу-гу!.. Пу-гу!.. Постой, куда ты?! И этот улетел… Чем моя песня не нравится?!
ДУБ И ВЕРБА
– Послушай, Дубочек. Я проснулась и не понимаю: сейчас весна или осень?
– Конечно, Вербочка, весна. Ранняя, но весна.
– А почему же ты стоишь в жёлтых листьях, совсем как осенью?
– Ты ещё махонькая, оттого и не знаешь… Я не простой Дуб, я – зимний. На зиму листья не сбрасываю, в золотой шубе красуюсь. А листопад у меня – весною.
– Ну, как неинтересно! Все весной одеваются, а ты раздеваешься. Будешь голышом стоять.
– Нет, не буду. Старые-то листья почему падают? Под ними молоденькие почки зашевелились, разбухать начинают, места себе требуют. Скину я прошлогоднюю шубу и сразу новой зеленью оденусь. Хоть я и зимний, а весны тоже не пропущу.
СОСНА
Далеко-далеко внизу, у корней моих, ручеёк в траве позванивает.
Вровень с поясом берёзки да осинки стоят.
До плеч моих только ели старые дотянулись.
А выше головы моей только лишь облако ходячее в синем небе.
Вот я какая, Сосна!
Не по мне коротышкой быть, в тени сидеть, – свет люблю, ясное небушко. Хочу, чтоб голова была солнцем обрызгана!
Я бы ещё не так вымахала, но ведь мы, деревья, не круглый год растём. Я вот только два весенних месяца кверху тянусь, а там – стоп! Всё. Другими делами надо заниматься: шишки завязывать, хвою обновлять, почки новые закладывать. Зато и вырастаю же я за эти два месяца… Будто подпрыгиваю!
Откуда силы берутся? А ведь я не одна. Наш сосновый бор – вроде большой семьи. У всех сосен корни под землёй связались между собой, срослись, стали общими.
Люди, бывает, спилят Сосну, а пенёк еще долго не умирает, даже подрастает чуток. Это мы, соседки, его поддерживаем, соки гоним.
Вместе-то – лучше! Растём наперегонки, друг дружке помогаем, одна другую поторапливаем.
Этак и до неба добраться можно!
ВЫДРА И БОБРЫ
– Ты чего тут?
– А ты сам чего?!
– Я, Бобёр, на этой речке живу.
– А я, Выдра, сама тут жить надумала. Ступай прочь! Да поторапливайся: у меня лапы крепкие, у меня зубы вострые, нелегко со мной спорить-артачиться.
– Я бы ушёл, да как быть с родичами? Вон хатка, – видишь? Там ещё шестеро бобров живут. Давай-ка я их кликну, да вместе и побеседуем.
– Что ты, что ты, хозяин! Пошутила я. У меня лапки слабенькие, зубки тупенькие, где уж мне с семерыми бобрами беседовать. До свиданьичка!
ДЯТЕЛ, ЗАЙЦЫ И МЕДВЕДЬ
В лесу начал снег таять, полая вода поднялась и затопила медвежью берлогу.
Проснулся Медведь – ахти, горе какое! – под брюхом лужа, лапам холодно, даже на загривке шерсть намокла… Выскочил наружу, трясётся, зубами стучит.
А снаружи-то не слаще. Со всех деревьев капает, ручьи бегут с пригорков, на полянах озёрца разлились. Ступить посуху некуда!
Шлёпает Медведь по воде – злой-презлой, рычит:
– Тьфу, ты, пропасть, что за житьё пошло!.. Зиму спать было скверно, а просыпаться – н а тебе! – ещё хуже… За что же такое наказанье?!
И вдруг слышит – песенка. Кто-то задорно так выводит:
Тук-тук, трясётся сук,
Тук-тук, несётся стук!
Фыр-фыр, шестнадцать дыр,
Др-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!..
Задрал Медведь голову и увидел на берёзе Дятла в красной шапочке. Опёрся Дятел на свой хвостик-подпорку, носом по берёзовой коре бьёт, хихикает, – уж так-то доволен!
– Ты чего, долгоносый, распелся? – спрашивает Медведь.
– А как же не петь-то, дедка? Весна пришла!..
– Ну и чего хорошего?
– Да ты, видно, не проснулся ещё! Весна-красна, понимаешь?!
– Тьфу, пропасть! Да чем она тебе так приглянулась?!
– Как чем? Нынче каждый день – праздник, на каждом сучке – угощенье. Вот я на берёзу прилетел, дырочек в коре наколотил – стук! стук! – и гляди-ка. Сладкий сок из них капает. Пей вволю да Весну-красну похваливай!
– Кому сладкий сок, а кому водичка холодная, – Медведь говорит. – Замолчи, не дразни, без тебя тошно.
Через кустик прыг-нем,
Через кочку скок-нем,
Вперёд – назад,
вперёд – назад!
Подошёл Медведь поближе – видит: на поляне зайцы играют, друг за дружкой гоняются. До того развеселились, что ничего вокруг себя не замечают.
– Цыц, косые! – рявкнул Медведь. – Что за кутерьма?!
– Весна ведь, Дедушка! Весна-красна!
– А вам-то какой от неё прок?!
– Да как же, дедушка! У нас что ни день, то праздник, на каждом шагу – угощенье. Вот на эту полянку прибежали, а тут уже зелёная травка проклюнулась, позубрить её можно… Как же Весну-красну не хвалить да не славить?
– Кому травка, кому грязь да слякоть, – Медведь говорит. – Брысь отсюда, не бередите мне душу, окаянные…
Дальше побрёл, шлёпает по лужам лапами. А чем дальше в лес, тем больше песен и плясок. Все жители – от малых пичужек и до больших зверей – радуются великой радостью, вешний праздник празднуют. Звенит лес, гуляет!
Сел Медведь на сухом пригорочке, лапой подперся, загоревал:
– Как же так… Всем в лесу хорошо, мне одному нету радости. Нешто я хуже всех?
И тут из-за облачка солнышко выглянуло. Пригрело Медведю спину, над мокрой шкурой парок завился. Закряхтел Медведь от удовольствия, бока подставляет. Так приятно после холодов-то погреться!
От тёплой земли тоже парок пошёл. Потянул Медведь носом – пахнет!.. Знакомым, сладким!
Начал землю рыть, дерновину отворотил – а там корешки завиднелись. Как же он про них-то забыл?! Ведь приходилось лакомиться, весною-то корешки сочны, сахаристы – не найдёшь лучше угощения!
Роет Медведь землю, чавкает, сопит, – ух, развеселился!
Потом слышит: песенка. Выводит кто-то:
Ох, ох, обед неплох,
Левый бок – на припёк,
А за ним – правый бок,
Под собой не чую ног,
Спасибо, Весна,
разутешила!
Оглянулся – нет никого. А песня совсем рядышком была!
Не сообразил сразу-то, что это сам распевать начал.
Вот как Весна угодила!
ДУБ
Посадил ты меня в землю, а теперь обижаешься – отчего, дескать, медленно Дуб растёт?
Невдомёк тебе, что расту я в обе стороны.
Кверху стволик тянется с веточками.
А вниз – становой корень уходит, землю буравит.
И корень этот куда длинней, чем ствол. И работа у него тяжёлая – землю раздвигать, до глубокой воды добираться…
А вот как доберётся, укрепится, начнёт воду качать, – тогда и я пойду в рост. Будет у меня веток – сотни, листьев – тыщи, желудей – тьма-тьмущая…
И стоять буду крепко. Как дуб!
ЗЕМЛЕРОЙКА И СКВОРЕЦ
– Скворец, Скворец, это чей такой дворец?
– Это мне люди скворечник построили.
– За что?
– Видать, есть за что.
– Непонятно… Я ведь тоже насекомышей ловлю, гусениц извожу, людям пользу приношу. Да побольше, чем ты! Отчего же меня не чествуют?
– Из-за малого, сестрица, – из-за песенки!
ЖУРАВЛЬ И УТКА
– Что хромаешь, Журавель?
– Вчера на болоте плясал, серы крылья отмахал, долги ноги оттоптал…
– А куда ж ты торопишься?
– Да опять на болото. Там ещё пляски наши не кончились!
ГЛУХАРЬ И СОРОКА
– Глухарь, охотник идёт!
– Тэке-тэке-тэке.
– Глухарь, слышишь? Оглох, что ли?!
– Тэке-тэке-вжжиу… Ась? Кто? Чего? Я ведь, когда пою, – ни чего не слышу.
– Охотник, говорю, идёт!
– Ах ты, ёлки-сосенки, верно ведь! Спасибо, Сорока, выручила. А то спета была бы моя песенка!
ВОЛЧЬЕ ЛЫКО
– Какой славный кустик, какие красивые цветочки! Можно тебя сорвать и домой унести?
– Нельзя!
– Можно тебя в садик пересадить?
– Нельзя!
– Почему же, миленький?
– Я не миленький! Я злющий-презлющий, кусачий да ядовитый, страшный да опасный, и звать меня – Волчье Лыко!
СМОРЧОК И ПОДСНЕЖНИК
– Сморчок, ты уже старичок?
– Какой я старичок, если мне два дня от роду!
– А почему же ты морщинистый, дуплястый, горбатенький?
– А это у нас, сморчков, краса такая особенная!
ПРОХОЖИЙ И ЛЯГУШКИ
– Чу, бубенцы на дороге звенят!
– Это не бубенцы.
– Чу, роднички в овраге побулькивают!
– Это не роднички.
– Чу, дальний гром погромыхивает за лесом!
– Это не гром.
– Да что же это такое?!
– Это мы, лягухи, в канаве урчим.
ЗАЯЧЬЕ СЕМЕЙСТВО
На берёзовой опушке лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.
– Ах, какой у меня сын! – сказала мама Олениха. – Наглядеться на него нельзя. Копытца точёные, ножки пряменькие, шейка высоконькая… Лёгонький, как ветерочек!
– М-м-м, сын, конечно, неплох, – сказала мама Барсучиха. – Но куда ему до моих деточек! Уж такие они нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки открыли, а нынче – поверите ли? – даже из норы выбегают…
– А сколько их у вас? – спросила Олениха.
– Уж, конечно, не один и не два. Целых три!
– Можно вас поздравить, – сказала мама Ежиха. – Но всё-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их – пять душ! И вы знаете, у них уже шёрстка появилась… и даже иголочки твёрденькими становятся… Ну, не чудо ли?
– Хрю! – сказала мама Кабаниха. – Пять – это хор-рошо. Ну, а что вы скажете, если их – десять?
– А у кого их десять?! – поразилась мама Ежиха.
– Хрю-хрю… У меня! Ровно десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!.. повизгивают этак тоненько, как птички… Где ещё такое семейство найдёшь?
Не успели мамы согласиться, как вдруг с поля раздался голос:
– У меня семейство получше!
И на опушке появилась мама Хомячиха.
– Ну-ка, – сказала она, – попробуйте догадаться, сколько у меня деток!
– Тоже десять! – хрюкнула мама Кабаниха.
– Двенадцать? – спросила мама Барсучиха.
– Пятнадцать? – шепнула мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.
– Как бы не так! – сказала мама Хомячиха. – Подымайте выше! У меня деток – восемнадцать душ, во сколько! И чего там болтать про шёрстку, про глазки, – это всё пустяки. Мои детки уже работать ^начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жильё готовит. Представляете?
– Да, ваше семейство – самое замечательное! – признали все мамы. – Вы подумайте: восемнадцать деток-работничков!
Долго бы ещё удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.
Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.
Никто не узнал бы, сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:
– Ну, а сколько душ в вашем семействе?
– Не знаю, – сказала Зайчиха. – Кто ж их считал… Может, – сто, может, – тыща, а может, – и ещё больше.
– Как так?! – подскочили мамы. – Не может быть!!.
– У нас именно так и бывает, – сказала Зайчиха. – Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разок покормим, а потом где-нибудь под кустом оставим – и до свиданьица!
– Зачем же? Как безжалостно! – закричали мамы.
– А затем, что так – лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут – и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.
– Но ведь они же маленькие!
– Маленькие, да удаленькие. И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тёпленькие.
– А кто же их кормит-то?
– Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все – родные. Нынче я одного покормлю, завтра – другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу – из моего семейства. А сколько их, – никто не ведает. Может, – сто, может, – тыща, а может, – и того больше. Посчитайте, попробуйте!
И тут уж все мамы поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу – заячье.
ВОРОНА, УТКА, ТЕТЕРЕВ, БЕКАС, ЛЯГУШКА И МАЙСКИЙ ЖУК
Майский Жук летит над лесом, как пуля, гудит:
– У-убью-ю-у-у!
Лягушка на болоте испугалась, спрашивает:
– Кого? Кого?
Бекас, лесной барашек, заблеял:
– Меня-я?
Тетерев на лугу сердито бормочет:
– А за что? А за что?
Утка на озере кричит:
– За зря! За зря!
Ворона завопила:
– Кар-раул!
А Майский Жук об дерево – хлоп! – и сам убился.
МЫШЬ-МАЛЮТКА И ПЕНОЧКА
– Я, Мышка.
– Вот смешно! Мышка, а жить высоко устроилась, на кустике!
– А я не простая Мышка. Я Мышь-малютка, хорошо лазать умею, со стебелька на стебелёк путешествую, с веточки на веточку карабкаюсь, семена собираю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне гнёздышко вить, как не на кустике?
– Терем-теремок, кто в тереме живёт?
– Я, Птичка.
– Вот смешно! Птичка, а жить на земле устроилась, в травке!
– А я не простая птичка. Я Пеночка-весничка, живу на лесных полянах да на зелёных лужках, всяких насекомышей ловлю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне ещё гнёздышко устраивать?
ГДЕ ЖИВЁТЕ, ВОРОБЬИ?
– Чив-чив, мы скворечник заняли.
– Чив-чив, мы в печной трубе поселились.
– Чив-чив, мы на чердаке устроились.
– Чив-чив, мы в чужом дупле ухитрились осесть.
– Чив-чив, мы за стрехой присоседились.
– Чив-чив, мы в поленнице гнездо свили.
– Чив-чив! А мы на столбе живём, в ГР-РОМКО-ГОВОР-РИ-ТЕЛЕ!!
КРОТ И ЗАЯЦ
– И чего ты, Крот, после дождя ходишь, лапы в лужах мочишь?
– А когда же ходить?
– Когда земелька сухая. Тогда бегать хорошо, скакать ловко, – одно удовольствие!
– Эх, торопыга… Разве я бегать да скакать выхожу? После дождя земляные черви на свет показываются. Чем их под землёй ловить, лучше по лужам пройтись… Лапы мокрые, зато – обед сытный!
КОЗА И ЖАВОРОНОК
– Коза, бесстыжие глаза, ты мой дом съела!!
– Вот тут в траве гнёздышко было! Я его из травинок свивал, соломкой переплетал, собирался птенчиков выводить..
– Будет плакаться-то. Новый дом построишь. А этот мне чего-то вкусненьким показался.
ЛЯГУШКА И ОКУНЬ
– Икра-то моя какова! Икра-то моя какова!
– Хороша твоя икра, квакушечка.
– А ты почём знаешь, Окунище?
– Только что её отведал. Ух, хороша!
СИРЕНЬ И СОСНА
– Фи, какая пыль поднялась!. Мои махровые цветы запачкаются!
– Что ты, это не пыль.
– Типичная пыль, я же знаю! Фи!..
– Это моя сосновая пыльца по воздуху летит. Ты, Сирень, зацвела, и мне тоже срок наступил.
– Как ты можешь равняться со мною, стоеросовое дерево! У меня цветы небывалые, каких и в природе нет; я – королевская, я – садовая, я – гибридная! А твои так называемые цветки и не увидеть невооружённым глазом!
