Шмидт сидит на льдине, как шухер на малине. Отто Юльевич Шмидт – герой, мореплаватель, академик и просветитель Вклад о шмидта в исследование детских групп

Ш мидт Отто Юльевич – выдающийся советский исследователь Арктики, учёный в области математики и астрономии, академик АН СССР.

Родился 18 (30) сентября 1891 года в городе Могилёв (ныне Республика Беларусь). Немец. В 1909 году окончил 2-ю классическую гимназию города Киева с золотой медалью, в 1916 году – физико-математический факультет Киевского университета. Первые три научные работы по теории групп написал в 1912-1913 годах, за одну из которых ему присуждена золотая медаль. С 1916 года приват-доцент в Киевском университете.

После Октябрьской революции 1917 года, О.Ю.Шмидт – член коллегий ряда наркоматов (Наркомпрода в 1918-1920 годах, Наркомфина в 1921-1922 годах, Центросоюза в 1919-1920, Наркомпроса в 1921-1922 и в 1924-1927 годах, член Президиума Госплана в 1927-1930 годах). Один из организаторов высшего образования, науки: работал в Государственном учёном совете при СНК СССР, член Президиума Коммунистической академии в 1924-1930 годах. Член РКП(б)/ВКП(б)/КПСС с 1918 года.

В 1921-1924 годах он руководит Государственным издательством, организует первое издание Большой Советской Энциклопедии, принимает деятельное участие в реформе высшей школы и разработке сети научно-исследовательских учреждений. В 1923-1956 годах профессор 2-го Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова (МГУ). В 1920-1923 - профессор Московского лесотехнического института.

В 1928 году Отто Юльевич Шмидт принимал участие в первой советско-германской памирской экспедиции, организованной АН СССР. Целью экспедиции было изучение структуры горных цепей, ледников, перевалов и восхождение на наиболее высокие вершины Западного Памира.

В 1929 году была организована арктическая экспедиция на ледокольном пароходе «Седов». Начальником этой экспедиции и «правительственным комиссаром архипелага Франца-Иосифа» был назначен О.Ю.Шмидт. Экспедиция успешно достигает Земли Франца-Иосифа; О.Ю.Шмидт создал в бухте Тихой полярную геофизическую обсерваторию, обследовал проливы архипелага и некоторые острова. В 1930 году была организована вторая арктическая экспедиция под руководством О.Ю.Шмидта на ледокольном пароходе «Седов». Были открыты острова Визе, Исаченко, Воронина, Длинный, Домашний, западные берега Северной Земли. Во время экспедиции был открыт остров, который был назван в честь начальника экспедиции – островом Шмидта.

В 1930-1932 годах - директор Арктического института АН СССР. В 1932 году экспедиция под руководством О.Ю.Шмидта на ледокольном пароходе «Сибиряков» в одну навигацию прошла весь Северный морской путь, положила прочное начало регулярным плаваниям вдоль берегов Сибири.

В 1932-1939 годах начальник Главсевморпути. В 1933-1934 годах под его руководством была проведена новая экспедиция на пароходе «Челюскин» с целью проверить возможность плавания по Северной морской трассе на корабле неледокольного класса. В момент гибели "Челюскина" во льдах и в дальнейшем при обустройстве жизни спасённых членов экипажа и экспедиции на плавучих льдах проявил мужество и твёрдую волю.

В 1937 году по инициативе О.Ю.Шмидта был организован Институт теоретической геофизики АН СССР (О.Ю.Шмидт был его директором до 1949 года, в 1949-1956 годах - заведующим отделом).

В 1937 году О.Ю.Шмидт организовал экспедицию на первую в мире дрейфующую научную станцию «Северный полюс-1» в самом центре Северного Ледовитого океана. А в 1938 году возглавил операцию по снятию персонала станции со льдины.

У казом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1937 года за руководство организацией дрейфующей станции «Северный полюс-1» Шмидту Отто Юльевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина, а после учреждения знака особого отличия ему была вручена медаль «Золотая Звезда».

C 1951 года главный редактор журнала «Природа». В 1951-1956 годах работал в Геофизическом отделении МГУ.

Основные работы в области математики относятся к алгебре; монография «Абстрактная теория групп» (1916, 2-е изд. 1933) оказала значительное влияние на развитие этой теории. О.Ю.Шмидт – основатель московской алгебраической школы, руководителем которой он был в течение многих лет. В середине 1940-х годов О.Ю.Шмидт выдвинул новую космогоническую гипотезу об образовании Земли и планет Солнечной системы (гипотеза Шмидта), разработку которой продолжал совместно с группой советских учёных до конца жизни.

1 февраля 1933 года был избран членом-корреспондентом, а 1 июня 1935 года – действительным членом (академиком) АН СССР. С 28 февраля 1939 по 24 марта 1942 года был вице-президентом АН СССР. Академик Академии наук Украинской ССР (1934).

Член ЦИК СССР. Депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва (1937-1946). Являлся почетным членом Московского математического общества (1920), Всесоюзного географического общества и Московского общества испытателей природы. Член Национального географического общества США. Главный редактор журнала "Природа" (1951-1956).

Награждён тремя орденами Ленина (1932, 1937, 1953), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1936, 1945), орденом Красной Звезды (1934), медалями.

Именем О.Ю.Шмидта названы: остров в Карском море, полуостров в северной части Новой Земли, мыс на побережье Чукотского моря, одна из вершин и перевал в горах Памира, а также Институт физики Земли; улицы в Архангельске, Киеве, Липецке и других городах, проспект в Могилеве; музей освоения Арктики Мурманской гимназии № 4. Первый советский научный ледокол, спущенный на воду в 1979 году, был назван «Отто Шмидт». В 1995 году была учреждена медаль имени О.Ю.Шмидта РАН за выдающиеся научные работы в области исследования и освоения Арктики.

Сочинения:
Избранные труды. Математика, М., 1959;
Избранные труды. Географические работы, М., 1960;
Избранные труды. Геофизика и космогония, М., 1960.

> > Отто Шмидт

Биография Отто Шмидта (1891-1956 гг.)

Краткая биография:

Образование : Киевский университет

Место рождения : Могилёв , Российская империя

Место смерти : Москва, СССР

– советский астроном и математик: биография с фото, основные открытия, экспедиции, рождение Солнечной системы, гипотеза вращения Урана, энциклопедия.

Отто Шмидт родился 30 сентября 1891 года в России, городе Могилеве. В 1900 году будущий большой ученый поступил в школу. Позже семья Шмидта переехала в Одессу, позже – в Киев. Уже здесь в 1909 году Отто с отличием окончил Вторую классическую гимназию. Следующим был физико-математический факультет Киевского университета.

В 1912 и 1913 годах увидели свет 3 статьи Отто Шмидта. Университет Отто окончил в 1913 году, но остался там готовиться к профессорскому званию. Сдав в 1916 году экзамены на магистра, Шмидт занял должность приват-доцента. Написанный им в это время труд «Абстрактная теория групп» внес огромный вклад в алгебру.

В 1918 году Отто Шмидт пополнил партию большевиков, а в 1919 году разработал проект положения о продовольственных пролетарских отрядах. Два последующих года Шмидт работал в Наркомфине, совмещая эту деятельность с руководством Институтом экономических исследований. Активно принимал участие в теоретическом обосновании НЭПа.

С 1921 по 1924 года ученый руководил Госиздатом. Задумка издания Большой советской энциклопедии принадлежит именно Отто Юльевичу, поэтому в 1929-1941 годах должность главного редактора проекта принадлежала ему. Помимо этого Шмидт читал лекции в Педагогическом университете, Московском лесотехническом институте, МГУ и Коммунистической академии. Отто Шмидт возглавлял работу по покорению Арктики.

С 1929 по 1930 год Отто являлся главой двух экспедиций на ледоколе «Георгий Седов». В результате походов была основана научно-исследовательская станция на Земле Франца-Иосифа. Ледокол обследовал Северный морской путь, северо-восток Карского моря и запад Северной Земли. Уже 1930 году ученый являлся директором Арктического института.

В 1932 году пароход «Сибиряков» прошел путь от Архангельска до Владивостока всего за одну навигацию. Руководил ледоколом Отто Шмидт. Вторая попытка исследования ледовитых морей была предпринята в 1934 году на ледоколе «Челюскин». Поход окончился неудачно – судно погибло. К счастью, полярным летчикам удалось спасти экипаж.

Через год Шмидт стал членом Академии наук. Вышел ряд работ Отто по астрономии, геофизике, географии и геологии. В 1937 году ученый руководил созданием дрейфующей станции «Северный полюс-1». Под его руководством через год сняли с льдины героев-папанинцев.

К 1944 году Отто заинтересовал вопрос образования Солнечной системы. В это время выдвигались гипотезы этого явления. Одной из них было предположение Ж. Бюффона, гласившее, что определенный сгусток веществ дал начало всем планетам. Этот ученый считал, что первоначальная субстанция была вырвана из Солнца и образовалась вследствие удара об него огромной кометы.

Позже два ученых, Лаплас и Кант, работая независимо друг от друга, сказали о том, что основой Солнечной системы стала раскаленная и разряженная газовая туманность. Данная субстанция имела уплотнение в центре и медленно вращалась. Ученые считали, что ее радиус в несколько раз был больше современной Солнечной системы. Мелкие частички взаимно притягивались, тем самым способствуя сжатию туманности. Скорость вращения Солнечной системы увеличивалась пропорционально увеличению сжатости. Непрерывность этого процесса приводила к расслаиванию на кольца, которые вращались в пределах одной плоскости. Участки колец имели различную плотность. Более плотные притягивали к себе разреженные. Каждое кольцо постепенно превратилось в газовый клубок с разреженной структурой, который вращался вокруг своей оси. Со временем уплотнение остыло, затвердело и стало планетой. Большая же часть туманности до сих пор не остыла. Она стала называться Солнцем. Такая теория происхождения Солнечной системы является «научной гипотезой Канта-Лапласа». Позже мнение ученых подверглось большим сомнениям, так как было доказано, что Уран вращается в сторону, обратную вращению других планет.

Отто Шмидт имел свое мнение по поводу образования Солнечной системы. Он считал, что Земля и остальные планеты были образованы из твердых частиц, а не газообразных, являющихся холодными. Но Академик допускал существование вокруг Солнца облака из газа и пыли. Он считал, что многочисленные частички в своем непрерывном движении постоянно сталкивались, стараясь при этом друг другу не мешать. Такое явление было возможным только в случае их движения вокруг Солнца, в одной плоскости, по кругам различного размера. Когда частички в результате своего движения максимально приближались друг к другу, они притягивались, объединялись и давали начало планетам различного размера. Большее количество объединенных частиц образовали планеты-гиганты – Сатурн и Юпитер, расположенные по разные стороны от Солнца на разном расстоянии. В результате проведенных расчетов, Шмидт предположил, что более крупные планеты возникли в середине Солнечной системы, а ближе к Солнцу или за своими большими соседями расположились мелкие.

Гипотеза Шмидта объяснила и вращение Урана. Ученый считал, что частички на планетарные комки могли падать под углом, в косом направлении. Их движение принимало несколько другое направление – обратное движению остальных планет.

Советский ученый, руководитель экспедиций, общественный деятель Отто Шмидт за свои многочисленные заслуги был награжден орденом Ленина, в 1937 году признан героем Советского Союза. Путешественник-исследователь Шмидт написал несколько научных трудов по алгебре, астрономии и физике. Ученый являлся почетным членом советских и иностранных научных обществ.

Отто Шмидт умер 7 сентября 1956 года в Москве, оставив после себя большое научное наследие. В честь выдающегося ученого назван остров Шмидта», расположенный в Карском море. На Чукотском побережье есть мыс, названный его именем.

125 лет назад родился Отто Юльевич Шмидт (1891–1956) - академик, организатор научной жизни, имя которого в нашей страны ассоциируется с такими понятиями, как «челюскинцы» и «Севморпуть».

В 1930-е годы академик Шмидт, несомненно, являлся одним из самых известных людей страны. Да и в мире его хорошо знали - и по свершениям, и в лицо. Про него слагали стихи и газетные дифирамбы. А народные сказительницы сочиняли былины о покорителе Арктики. Он был одним из «знатных людей советской державы». Запоминалась колоритная внешность решительного учёного: яркие глаза, длинная тёмно-седая борода… Мы не знаем, сознательно ли он выстраивал свой имидж, но успех сомнений не вызывает: слава Шмидта гремела.

Студентом его считали надеждой русской математической науки. Однако после революций он стал проявлять не столько исследовательский, сколько организаторский талант. Занимался и снабжением, и финансами, и организацией научных институтов. Преподавал математику, занимался астрономией. Кстати, именно Шмидт в своё время ввёл в обиход слово «аспирант», без которого сегодня трудно представить себе университетскую жизнь. Был инициатором и энергичным руководителем Большой советской энциклопедии. Правда, всесоюзная слава пришла к нему, когда Шмидт стал руководителем полярных экспедиций и главой Севморпути.

«Хочешь стать хорошим полярником - полезай сначала в горы», - говаривал Отто Юльевич. Всё началось с того, что, лечась от туберкулёза в Европе, он прошёл курс альпинизма. Судьба его решилась, когда «на просмотре кинофильма о прошлогодней Памирской экспедиции (в марте 1929 года. - Авт.) Н.П. Горбунов (управделами СНК СССР, участник Памирской экспедиции. - Авт.) рассказал мне об экспедиции на Землю Франца-Иосифа и предложил ехать ее начальником… В мае я согласился, получил назначение Совнаркома и в июне был в Ленинграде, в Институте по изучению Севера, где с Р.Л. Самойловичем и В.Ю. Визе договорился об основном». Политический подтекст проекта просматривался в идее научно-практического освоения Земли Франца-Иосифа и её включения в наши полярные владения, как это декларировалось ещё нотой царского правительства 1916 года и подтверждалось советской нотой 1926 года. 5 марта 1929 года Совет Народных Комиссаров утвердил проект организации экспедиции на Землю Франца-Иосифа, где предполагалось строительство радиостанции. Самым опытным полярником среди участников экспедиции на Землю Франца-Иосифа был, несомненно, Владимир Визе, который в 1912 году принял арктическое крещение в качестве географа экспедиции Георгия Седова. Не уступал ему по части опыта и Рудольф Самойлович. Однако Совет Народных Комиссаров назначил начальником экспедиции Шмидта. Ему доверяли. Его считали своего рода комиссаром.

Шмидт писал: «Первая разумная, оправдавшаяся идея о географической структуре Центрального полярного бассейна принадлежит Нансену». Современники его и слушать не хотели. Известно, что этот энергичный мужественный человек тем не менее не поколебался в своих теоретических воззрениях, сумел их претворить в практику на дрейфе «Фрама». Дрейф «Фрама» до сих пор считается величайшим событием в истории полярных стран. Но дрейф «Фрама», происшедший в 1890-х годах, остался одиноким. «Фрам» прошёл от Новосибирских островов, немного заходя за 85-й градус, через значительную часть Центрального полярного бассейна, однако не был у полюса. Фритьоф Нансен предполагал повторить поход в других условиях, а именно, чтобы где-нибудь на север от Аляски судну такого же типа вмёрзнуть в льдину, надеясь, что она пройдёт ближе к полюсу и, дрейфуя 4–5 лет, соберёт больше материала, чем «Фрам».

Шмидту за несколько лет удалось прочно перехватить инициативу у норвежцев и американцев по освоению Арктики. Достижения советских полярников в шмидтовские времена впечатляют. В 1929 году на ледокольном пароходе «Седов» была сформирована арктическая экспедиция, успешно достигшая Земли Франца-Иосифа. В бухте Тихой Шмидт создал полярную геофизическую обсерваторию, обследовавшую земли и проливы архипелага. В 1930 году, во время второй экспедиции, были открыты такие острова, как Исаченко, Визе, Длинный, Воронина, Домашний. В 1932 году ледокол «Сибиряков» впервые за одну навигацию осуществил проход из Архангельска в Тихий океан. О Севморпути в те годы в СССР слыхал каждый ребёнок. На него возлагали большие надежды, прежде всего экономические. Видели в Севморпути один из рычагов преобразования жизни. Шмидт возглавил Главное управление Севморпути. В его ведение входило многое. И строительство метеостанций, и организация полярной авиации, и вопросы судостроения, а также проблемы радиосвязи…

В 1933-м он встал во главе экспедиции на пароходе «Челюскин», которая должна была доказать жизнеспособность Севморпути. Но «Челюскин» не смог выйти в Тихий океан. Судно было раздавлено льдами и затонуло. 104 человека оказались на льдине, казалось бы, в безнадёжной ситуации. Шмидт проявил себя как настоящий командир. При высадке многочисленного экипажа на льдину погиб один человек. Несчастный случай! Больше таких случаев в лагере Шмидта не происходило. Под руководством академика челюскинцы быстро возвели палаточный городок, создали условия для приготовления пищи, для лечения больных. Эрнсту Кренкелю удалось установить радиосвязь с Большой землёй. Челюскинцы жили как большая семья. Шмидт вселял в товарищей веру в спасение, волю к жизни. Тут-то и проявился его главный талант - общение, педагогическое воздействие. На льдине он читал для челюскинцев занимательные лекции. Весь мир следил за жизнью шмидтовского лагеря как за своего рода «реалити-шоу». Всё закончилось чудесным спасением. Лётчики вывезли на материк всех до единого челюскинцев. Никто не погиб.

В последние недели пребывания на льдине Шмидт серьёзно заболел. Туберкулёз, пневмония… Сначала он скрывал недомогание от товарищей, потом не мог скрывать. Со льдины он угодил прямиком в больницу. Однако при награждении героев его не обделили. Москва встречала академика как триумфатора.

В 1937-м Шмидт выступил в качестве организатора дрейфующей станции «Северный полюс». Вместе с папанинцами он прилетел на льдину, всё проверил, страстно выступил на митинге и возвратился на Большую землю. А Иван Папанин вернулся после годичного дрейфа всесоюзным героем. Вскоре Иосиф Сталин счёл необходимым заменить Шмидта на посту главы Севморпути именно Папаниным. Тогда возникла шуточная песенка: «Примеров много есть на свете, Но лучше, право, не найти: Снял Шмидт Папанина со льдины, А тот его - с Севморпути». Хотя и в то жестокое время Шмидт не попал в опалу. Занимался наукой, руководил кафедрами и институтами, к сожалению, часто и подолгу лечился.

В сер. 1940-х годов Шмидт выдвинул новую космогоническую гипотезу о появлении Земли и планет Солнечной системы. Академик считал, что эти тела никогда не являлись раскалёнными газовыми телами, а сформировались из твёрдых, холодных частиц вещества. Разработку этой версии Отто Юльевич Шмидт продолжал до конца жизни вместе с группой советских учёных. В сер. войны обострилась болезнь. Шмидт был вынужден отойти от дел, но научными изысканиями продолжал заниматься. К сожалению, всё чаще болезнь надолго отнимала его у науки. Великий жизнелюб (он по праву считался «советским Дон Жуаном») умер, не достигнув и 65-летнего возраста. Он остался в памяти и во многих реализованных начинаниях.

Михайлов Андрей 30.09.2018 в 10:00

30 сентября - день рождения выдающегося академика, математика, географа, геофизика, астронома, исследователя Памира и Арктики, героя Советского Союза Отто Юльевича Шмидта. Советская история, пожалуй, не знает более разностороннего и титулованного ученого. А его экспедицию на пароходе "Челюскин" не забудут никогда.

Были времена, когда Отто Юльевич Шмидт был не менее известен , чем, скажем, Юрий Гагарин. Помню, в нашем классе училась Ольга Оюшминальдовна; оказалось, что ее отца в свое время так и назвали - Оюшминальд: "Отто Юльевич Шмидт на льдине".

Встречаются и другие имена-производные: Лагшминальд: ("Лагерь Шмидта на льдине"); Лагшмивар ("Лагерь Шмидта в Арктике"). Ну, кто из нашего ученого сообщества удостоен такой памяти - в именах? Разве что классики марсксизма, давшие нашим дедушкам имена Рэм, Вилен, Владлен, Марлен и прочие подобные.

Отто Юльевич Шмидт родился 30 сентября 1891 года Могилеве. Его предки по отцовской линии - из немцев-колонистов, перебравшихся в Лифляндию (Латвию) во второй половине XVIII века, а по материнской - латыши с другой арендованной усадьбы, по фамилии Эргле.

В детстве он работал в лавке письменных принадлежностей. Деньги на обучение одаренного мальчика в гимназии нашлись у его латышского дедушки Фрициса Эргле. Интересно, что неподалеку от хутора Фрициса Эргле находится Биркинели - мыза, где прошло детство известнейшего латышского поэта Яна Райниса.

С золотой медалью Отто Шмидт в 1909 году окончил гимназию в Киеве. Затем - физико-математическое отделение Киевского университета, где он учился в 1909–1913 годах. Там же под руководством профессора Д. А. Граве начал свои исследования в математической теории групп.

Отто Шмидт - один из основателей и главный редактор Большой советской энциклопедии (1924-1942). Основатель и заведующий кафедрой высшей алгебры (1929-1949) физико-математического и механико-математического факультета МГУ. В 1930–1934 годах он руководил знаменитыми арктическими экспедициями на ледокольных пароходах "Седов", "Сибиряков" и "Челюскин". В 1930–1932 годах он - директор Всесоюзного арктического института, в 1932–1938 годах начальник Главного управления Северного морского пути (ГУСМП). С 28 февраля 1939 года по 24 марта 1942 года Шмидт был вице-президентом АН СССР.

Также он разрабатывал космогоническую гипотезу образования тел Солнечной системы в результате конденсации околосолнечного газово-пылевого облака, оставил по себе ряд трудов по алгебраической теории групп.

В 1928 году Отто Юльевич Шмидт принимал участие в первой советско-германской памирской экспедиции, организованной АН СССР. Целью экспедиции было изучение структуры горных цепей, ледников, перевалов и восхождение на наиболее высокие вершины Западного Памира. В 1929 году была организована арктическая экспедиция на ледокольном пароходе "Седов". Начальником этой экспедиции и "правительственным комиссаром архипелага Франца-Иосифа" был назначен О. Ю. Шмидт. Экспедиция успешно достигает Земли Франца-Иосифа; в бухте Тихой создается полярная геофизическая обсерватория.

В 1930 году была организована вторая арктическая экспедиция под руководством О. Ю. Шмидта на ледокольном пароходе "Седов". Она открыла острова Визе, Исаченко, Воронина, Длинный, Домашний, западные берега Северной Земли. Один из открытых островов был назван островом Шмидта. В 1932 году экспедиция под руководством О. Ю. Шмидта на ледокольном пароходе "Сибиряков" в одну навигацию прошла весь Северный морской путь и тем самым положила прочное начало регулярным плаваниям вдоль берегов Сибири.

В 1933–1934 годах под его руководством была проведена новая экспедиция на пароходе "Челюскин": ее целью было проверить, существует ли возможность плавания по Северной морской трассе на корабле неледокольного класса. Вот эта-то экспедиция и стала одним из самых ярких моментов в исследовании Арктики и настоящим звездным часом Отто Юрьевича. В момент гибели "Челюскина" во льдах и при обустройстве жизни спасшихся членов экипажа и экспедиции на льдине он проявил мужество и твердую волю.

"Челюскин" водоизмещением 7,5 тысячи тонн был построен в Дании по заказу советских внешнеторговых организаций. Пароход был предназначен для плавания между устьем Лены (отсюда и первоначальное название корабля - Лена) и Владивостоком. По техническим данным пароход был для того времени наисовременнейшим грузопассажирским кораблем. По классификации Ллойда он отнесен к судам ледокольного типа.

Пароход был спущен на воду 11 марта 1933года, виспытательное плавание вышел 6 мая того же года. В первое плавание судно отправилось 3 июня под названием Лена и через два дня прибыло в Ленинград . 19 июня оно получило новое название - "Челюскин" в честь русского мореплавателя и исследователя Севера Семена Ивановича Челюскина.

16 июля 1933 года "Челюскин" под командованием полярного капитана Владимира Ивановича Воронина и начальника экспедиции члена-корреспондента АН СССР О. Ю. Шмидта отплыл из Ленинграда в Мурманск. 2 августа, взяв на борт 112 человек, пароход вышел из Мурманска во Владивосток, отрабатывая схему доставки грузов по трассе Северного морского пути за одну летнюю навигацию. Планировалось, что на трудных участках пути "Челюскину" будут помогать ледоколы.

Первые льдины встретились пароходу в Карском море при выходе из пролива Маточкин Шар. При помощи ледокола корабль преодолел сплошные льды и продолжил движение. 1 сентября он достиг мыса Челюскин. В Чукотском море пароход вновь встретился со сплошными льдами. 4 ноября 1933 года благодаря удачному дрейфу вместе со льдами "Челюскин" вошел в Берингов пролив. Когда до чистой воды оставались считанные мили, судно было увлечено назад в северо-западном направлении.

"Челюскин" дрейфовал вместе с экипажем в течение почти пяти месяцев - с 23 сентября до 13 февраля 1934 года, когда его раздавили льды. Пароход затонул за два часа. Благо, экипаж, готовый к подобному разыитию событий, заранее приготовил все для выгрузки на льды. Последними с "Челюскина" сошли Шмидт, Воронин и завхоз экспедиции Борис Григорьевич Могилевич.

В результате катастрофы на льду оказалось 104 человека. Из спасенных с судна кирпичей и досок участники экспедиции соорудили бараки. Лагерь эвакуировали с помощью авиации: 5 марта летчик Анатолий Ляпидевский на самолете АНТ-4 пробился к лагерю и снял со льдины десять женщин и двоих детей.

Следующий рейс был совершен только 7 апреля. За неделю летчики Василий Молоков, Николай Каманин, Маврикий Слепнев, Михаил Водопьянов и Иван Доронин вывезли на материк остальных челюскинцев. Последний рейс был совершен 13 апреля 1934 года. Всего летчики совершили 24 рейса, перевозя людей в чукотское становище Ванкарем в полутора сотнях километров от ледовой стоянки.

Под руководством Отто Юльевича Шмидта все 104 человека, два месяца проведшие в условиях полярной зимы на льдине, были спасены. Прибывающих со льдины, в первую очередь женщин, детей и больных, самолетами отправляли дальше в поселок Уэлен, а потом в бухты Лаврентия и Провидения.

Остальные 53 наиболее физически крепких участника экспедиции совершили 500-километровый пеший переход из Ванкарема до Уэлена, а некоторые и далее - до бухт Лаврентия и Провидения, где их ждали пароходы.

Двигаясь по 14-16 часов по неровному льду, проваливаясь в трещины, карабкаясь на четвереньках на крутые береговые обрывы, ночуя в снегу без палаток, страдая от обморожения и травм, не имея возможности укрыться от пурги, люди проходили до 70 километров в сутки. 16 человек по прибытии в бухту Провидения были госпитализированы.

В последние дни пребывания на льдине Шмидт тяжело заболел и по решению правительственной комиссии 11 апреля был переправлен в больницу в город Ном на Аляске. В Москве участников экспедиции торжественно встречали члены правительства и жители столицы.

Летчики, участвовавшие в снятии челюскинцев со льдины, стали первыми героями Советского Союза, а имена челюскинцев получил ряд географических объектов СССР. Неоднократно организовывались экспедиции с целью поиска остова затонувшего судна. Поиски 1974 и 1978 года не дали результатов.

К 70-летию памяти "Челюскина" в 2004 году была организована подводная археологическая экспедиция "Челюскин-70". В сентябре 2006 года ее участники "Челюскин-70" сообщили, что нашли затонувший пароход-герой, а в феврале 2007 года эксперты подтвердили, что стойка леерного ограждения и вентиляционная решетка, поднятые со дна Чукотского моря, действительно являются фрагментами легендарного "Челюскина".

Многие современники воспринимают "Челюскин" как самый большой в мире памятник путешественнику и ученому, Отто Юльевичу Шмидту. Так оно, собственно, и есть…

Но это еще не все подвиги Шмидта. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1937 года за руководство организацией дрейфующей станции "Северный полюс-1" Шмидту Отто Юльевичу присвоено звание героя Советского Союза с вручением ордена Ленина, а после учреждения знака особого отличия ему была вручена медаль "Золотая Звезда" под номером 35.

Лагерь Шмидта

Первый день. Правительственная комиссия. Для нашего спасения мобилизовано все. На собаках к лагерю Шмидта. Дисциплина, дисциплина, дисциплина! Газета «Не сдадимся». Заседание партийной ячейки. Штабная палатка. Как мы жили на льду. Правительственная радиограмма. Наши аэродромы. Рассказы Шмидта. Ляпидевский спасает женщин и детей. Лед ломает наш лагерь. Вместе с самолетами готовы в путь дирижабли. Болезнь Шмидта.

Не знаю, был ли удовлетворен господь бог в первый день творения, но лица челюскинцев, вылезавших утром 14 февраля из спальных мешков, я видел собственными глазами. Оглядывая построенный за ночь палаточный город, мы не испытывали особого восторга. После уютных кают холодные палатки, где люди лежали друг на друге, никак не радовали. Однако никто не жаловался. Все прекрасно понимали - прошли только самые первые, самые трудные часы. Дальше должно быть легче. Наша судьба во многом зависела теперь от нас самих.

Конечно, еще находясь в дрейфе, мы знали, что угроза гибели висит над кораблем, как дамоклов меч. Понимая свое положение, мы готовились к самому неприятному. Теперь нужно было приспособиться к сложившейся ситуации, а это было совсем не просто…

Десяток кособоких палаток, шест, гордо именуемый радиомачтой, унылый самолетик и разбросанные там и сям грузы… Не очень весело.

Житейская мудрость гласит: что нельзя изменить, то надо терпеть.

Даже в трагических условиях было место для шутки и смеха. Наш старший помощник капитана Сергей Васильевич Гудин - подтянутый моряк, из своих сорока лет проплававший двадцать два года, отвечал за порядок на корабле. Эту обязанность Гудин выполнял с завидным педантизмом. Стоял хохот, когда Петр Ширшов рассказал о том, какими страшными глазами посмотрел на него Гудин, когда Петя, вместо того чтобы бежать кругом за какими-то очень нужными ему приборами, недолго думая, разбил окно в каюте и достал все через выбитое стекло.

И подумать только! Сознательно, преднамеренно разбить стекло каюты!

Не нужно было напрягаться, чтобы вообразить себе осуждающее выражение лица нашего строгого и непоколебимого в вопросах порядка Сергея Васильевича. А кто-то уже травил другую историю:

Ребята, слыхали, как наш стармех начудил? «Челюскин» тонет, а он вошел к себе в каюту, открыл шкаф, а там новенький заграничный костюм. Посмотрел он на него и закрыл шкаф: ну куда его брать на лед, помнется, запачкается. Спокойнее надеть старый!

Наше место даже в Арктике считалось глухим медвежьим углом. Надеяться на быстрое вызволение не приходилось. Отсюда вывод: сделать все возможное, чтобы не дать стихии прихлопнуть нас, как муху. На месте гибели корабля беспрерывно копошились люди, старательно извлекая все то, что возвратил океан. Среди нас были и плотники, и печники, и инженеры, но строительство оказалось нелегким. Мы имели опыт плавания, опыт дрейфа, опыт зимовок, но у нас не было опыта кораблекрушений. За отсутствием такового мы руководствовались, правда, по памяти, литературными источниками. Героям этих книг было легче. Робинзон Крузо, как известно, попал не на ледяное поле, а на тропический остров, где по воле Даниэля Дефо нашел много разной разности…

Оглядев утром, результаты ночной стройки-молнии, мы поняли, что годились наши сооружения очень не надолго. Не откладывая в долгий ящик, приступили к реконструкции.

Ох, эти реконструкции! Их пришлось производить несколько раз. В результате палатки, в которых поначалу не только стоять нельзя было, но и сидеть-то едва удавалось, стали превращаться в своего рода каркасные домики с брезентовыми стенами, утепленные снаружи снегом.

Льдина произвела известную переоценку и моей работы. Связь стала для нас еще более важным делом, чем на корабле. Вот почему радистов освободили от других обязанностей. У нас была одна задача: не выпускать из рук незримую нить связи с материком.

Москва, а за ней и весь мир знали о гибели нашего корабля. Сообщение о катастрофе с «Челюскиным» было опубликовано молниеносно. 13 февраля мы затонули, 14-го передали первую телеграмму Шмидта, 15-го полный текст этой телеграммы появился на газетных страницах.

С подкупающей откровенностью Советское правительство опубликовало это сообщение, особенно грустное еще и потому, что пришло оно всего лишь недели через полторы после тяжкого известия о гибели на стратостате «Осоавиахим» товарищей Федосеенко, Васенко, Усыскина. Не успела утихнуть боль от одной трагедии, как надвинулась другая…

Борьба за сотню человеческих жизней началась без минуты промедления. Через несколько часов после сообщения Шмидта Валериан Владимирович Куйбышев поручил Сергею Сергеевичу Каменеву созвать совещание, чтобы срочно наметить планы организации помощи.

Выбор Куйбышева был не случайным. С. С. Каменев, председатель Реввоенсовета СССР и заместитель Народного комиссара по военным и морским делам, на протяжении многих лет занимался Арктикой и был большим ее знатоком. Еще весной 1928 года С. С. Каменев возглавия инициативную группу, создавшую комитет Осоавиахима по спасению экспедиции Нобиле, а затем - по поискам пропавшего без вести Амундсена.

Через год Каменев - председатель комиссии по составлению пятилетнего плана освоения Арктики. Эта комиссия, в состав которой вошли крупнейшие ученые и полярники О. Ю. Шмидт, А. Е. Ферсман, В. Ю. Визе, Р. Л. Самойлович, Н. М. Книпович, Г. Д. Красинский, Н. Н. Зубов и другие, стала центром всех арктических дел, таких, как создание Арктического института в Ленинграде, составление пятилетнего плана освоения Арктики, координация деятельности разных учреждений, занимавшихся вопросами севера…

С. С. Каменев был неизменным участником всех больших дел, происходивших в Арктике.

Если к этому добавить, что под руководством С. С. Каменева были организованы экспедиции Г. А. Ушакова на Северную Землю и походы «Сибирякова», что С. С. Каменев был большим другом О. Ю. Шмидта, то станет ясно - лучшего помощника В. В. Куйбышев просто выбрать не мог.

По указанию Каменева первые наметки плана спасательных работ составил Георгий Алексеевич Ушаков. Совнарком СССР постановил организовать Правительственную комиссию. Ее возглавил заместитель председателя Совнаркома В. В. Куйбышев. В состав комиссии вошли Наркомвод Н. М. Янсон, заместитель Наркомвоенмора С. С. Каменев, начальник Главвоздухфлота И. С. Уншлихт и заместитель начальника Главного управления Севморпути С. С. Иоффе. Имена этих людей, занимавших весьма ответственные посты, свидетельствовали, сколь велики были полномочия комиссии.

Еще несколько часов - и комиссия начала действовать.

Однако даже для самой авторитетной комиссии десять тысяч километров, разделявшие Москву и лагерь Шмидта, были серьезным препятствием. Медлить было нельзя, было решено, прежде всего, использовать местные средства, сформировав на Чукотке Чрезвычайную тройку под председательством начальника станции на мысе Северном Г. Г. Петрова.

Радиограмма из Чукотского моря взволновала миллионы людей. Она появилась на первых полосах «Правды» и «Известий». Рядом с первой радиограммой Шмидта газеты опубликовали Постановление Совета Народных Комиссаров СССР «Об организации помощи участникам экспедиции тов. Шмидта О. Ю. и команде погибшего судна „Челюскин“.

Быть может, найдутся скептики, которые скажут, что я взялся не за свое дело, что вместо того, чтобы подробно излагать то, что видел своими собственными глазами, я уделяю неоправданно, большое место тому, чего, находясь на льдине, разумеется, видеть никак не мог.

Разрешите не согласиться. Конечно, я видел далеко не все, но моя профессия радиста делала меня свидетелем (точнее, слушателем) очень многого.

Мы часто говорим: забота партии, забота правительства, внимание народа… Число таких выражений может быть увеличено без малейшего труда, больше того, от неумеренного употребления слова стираются и, воспринимаясь слухом и зрением, не всегда доходят до ума, до сердца.

Для меня лично история нашего спасения наполнила все эти привычные выражения большим содержанием, но, как ни странно, эта история по-настоящему, во всей полноте, еще не написана. Записанная на газетных листах, она так и не перекочевала в книги. Даже превосходный толстый том «Как мы спасали челюскинцев», созданный прямо по горячим следам событий и содержащий множество волнующих подробностей, не в силах претендовать на полноту изложения, так как рассказывает главным образом о подвиге семи летчиков, семи первых Героев Советского Союза.

Подвиг этих людей огромен, и я постараюсь написать о них все, что помню, тем более что с некоторыми из летчиков я очень подружился. Но, отдавая должное этим замечательным людям, оказавшимся на острие атаки, нельзя умолчать об огромной работе многих других, о стремительных и точных мероприятиях государства, сделавшего все, чтобы этот подвиг совершился.

Перечитывая старые документы, я хочу, чтобы теперь, почти четыре десятилетия спустя, люди среднего поколения - те, что тогда только бегали в школу или только родились, люди младшего поколения, тогда еще даже не родившиеся, знали об этом бессмертном подвиге, подвиге не одного человека, не десятка людей, а всего народа, всей страны, пославшей сотню людей на трудную работу и мобилизовавшей тысячи, чтобы выручить эту сотню из беды. Я был в числе тех, кого спасали. Мой долг рассказать о тех, кто нас спасал. Я был бы неоплатным должником своего народа, если бы не описал всю эту историю, если бы не опубликовал большую часть забытых и неизвестных подробностей, связанных с нашим спасением.

В Правительственную комиссию и в редакции газет приходило множество писем. Добровольцы отдавали себя в распоряжение комиссии. Молодые, сильные, тренированные, они готовы были на любой риск, на любые лишения ради нашего спасения.

Затем заработал неслыханный фонтан изобретательской фантазии. Рождалось множество разнообразных проектов, и хотя большинство этих проектов было в высшей степени утопично, не могу не вспомнить теплыми словами их авторов.

Один советовал сделать около лагеря огромную прорубь, чтобы в нее могла вынырнуть подводная лодка. Другой предлагал оснастить самолеты воздушными шарами диаметром 4–5 метров. По его мнению, такое комбинированное устройство должно было оказаться гораздо безопаснее обычного самолета при посадке на неровный лед. Третий рекомендовал использовать изобретенную им катапульту для облегчения взлета самолетов со льдины. Поток проектов был воистину неиссякаемым. Конвейерный канат с корзинами для подъема людей на движущийся самолет. Танк-амфибия. Шары-прыгуны.

Спасибо вам всем, дорогие друзья. Время сделало свое дело. Из пылких юношей мы превратились в людей почтенного возраста, но и сегодня, вспоминая об этих, подчас наивных идеях, не надо их стыдиться. Все эти проекты, в том числе и самые невероятные, были порождены лучшими чувствами, а потому заслуживают уважения…

Итак, первые практические шаги предстояло сделать Чрезвычайной тройке. Это была одновременно большая честь и не меньшая ответственность. Положение Чрезвычайной тройки оказалось совсем не простым. Только два вида транспорта - собаки или самолеты могли стать реальным спасательным средством. Однако в краю, равном по площади двум Франциям, в краю, где жило всего лишь 15000 человек, и самый древний транспорт этих мест, и самый молодой были представлены весьма скромно. Чукотка располагала всего лишь несколькими самолетами. Н-4 летчика Ф. К. Куканова, закончив большую работу по вывозке пассажиров с зазимовавших судов, находился на мысе Северном с поврежденным шасси. Другие самолеты стояли в районе Уэллена. На одном из них экипаж А. В. Ляпидевского (второй пилот Е. М. Конкин, летнаб Л. В. Петров) первым добрался до лагеря Шмидта.

По предложению С. С. Каменева решено было приблизить самолеты к нашему лагерю. На собаках горючее с мыса Северного и из Уэллена повезли в Ванкарем.

Темпы спасательных работ иначе, как удивительными, не назовешь. Правительственная комиссия не успела довести до местных работников свои решения, а районные партийные и советские организации в Уэллене уже начали действовать. Организовывалась спасательная экспедиция: по льду на нартах с собачьими упряжками до лагеря Шмидта. Экспедицию возглавил метеоролог Н. Н. Хворостанский, начальник полярной станции Уэллен.

Все это стало известно, когда была получена следующая радиограмма:

«Организовали чрезвычайную комиссию, мобилизуем весь собачий транспорт. По предписанию районного комитета партии полагаю завтра выехать во главе организованной экспедиции на собаках навстречу вам. В Лаврентии пурга. С прекращением пурги вылетят самолеты. Жду ваших распоряжений, дальнейших указаний.

Хворостанский».

По льду от материка до лагеря около 150 километров, но краткость расстояния была относительной, расстояние небольшое, но очень трудно преодолимое.

Вызволять нас на собаках или по воздуху? По этому поводу мнения расходились, и даже осторожный Шмидт, отвечая на радиограмму Хворостанского, поначалу считал его вариант вполне реальным.

«Так как самолетов еще нет, - передавал я Хворостанскому ответ Шмидта, - и наш аэродром может поломать, то, по-видимому, наиболее реальна помощь собачьими нартами, что вы начали готовить. Напоминаю только: необходимо взять с собой навигатора или геодезиста с секстантом, хронометром для определения пути, ибо ваши операции будут очень трудными. Надо сразу мобилизовать, возможно, больше нарт, в том числе в Наукане, Яндагае и других местах. Лучше выступить позже, но 60-ю нартами, чтобы закончить дело разом…»

Продиктовав ответ, Шмидт созвал нас на общее собрание, одно из самых незабываемых собраний моей жизни. Собралась сотня людей, закутанных с головы до ног и потому подчас просто неузнаваемых. Трибуна - льдина. Главный докладчик - начальник экспедиции Отто Юльевич рассказывает обо всем: и о том, что установлена связь с берегом, что готовится санная экспедиция и при первой же возможности к нам полетят самолеты.

Шмидт сообщает о мерах помощи, готовящейся в большом, далеком от нас мире, и формулирует то, что предстоит делать нам. Он говорит об организованности, дисциплине, любви и уважении друг к другу.

Главная идея речи ясна - в выпавших на нашу долю условиях мы обязаны, прежде всего, остаться настоящими советскими людьми.

Арктика знает немало трагедий, в которых смерть победила в результате разброда и разлада между людьми. Это самое страшное, когда расходятся мнения, образуются партии приверженцев того или иного варианта спасения. Грустная участь постигла американскую экспедицию на «Жанетте», погибшей в районе Новосибирских островов. Незадолго до революции произошла трагедия с экипажем затертой во льдах «Святой Анны», когда штурман Альбанов покинул корабль и отправился в тяжелейший двухсоткилометровый поход на юг, к Земле Франца-Иосифа. Спокойно, без аффектации, Шмидт говорил нам обо всем этом. Такая огромная вера была у нас в этого человека, что чувство оторванности от всего мира отступило, мы оставались коллективом, который крепко спаялся за месяцы плавания и авралов.

Положение Отто Юльевича на этом собрании было нелегкое. Состав экспедиции выглядел пестро. Среди нас были ученые, не раз побывавшие в Арктике, опытные матросы, люди бывалые, неоднократно попадавшие в передряги, но были и люди сугубо сухопутные. Многие из них выросли и сформировались еще до революции.

Отто Юльевич произнес внезапно фразу, совершенно на него не похожую. Заканчивая свои размышления о железной дисциплине, он вдруг неожиданно жестко сказал:

Если кто-либо самовольно покинет лагерь, учтите, я лично буду стрелять!

Мы прекрасно знали Отто Юльевича как человека, который не то чтобы стрелять, но и приказания свои отдавал как просьбы. И все же, наверное, эти слова были точны и своевременны. Они предельно точно сформулировали самое важное для всех нас: дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина!

Что же касается стрельбы, то она была лишь один раз, когда Погосов убил медведицу с медвежонком, обеспечив нас мясом. Единственный человек, кто ушел с собрания огорченным, был кинооператор Аркадий Шафран. Пасмурная погода и недостаток света не позволили ему снять это событие.

Верный своему профессиональному долгу, Шафран занудливо внушал Шмидту, что собрание надо обязательно повторить, только когда погода будет ясной. Чтобы не огорчать энтузиаста, Шмидт согласно кивал головой, хотя о повторении не могло быть и речи. Слишком много дел набегало каждый час, чтобы приносить такие жертвы на алтарь киноискусства. Первым из этих неотложных дел стало сооружение барака. Конечно, лучше было бы не тонуть, но когда это все же произошло, нельзя было не порадоваться, что с нами бригада строителей, так и не попавшая на остров Врангеля. Это были профессиональные плотники, здоровые и крепкие, в руках которых топор так и играл. Мастерами своего дела они были отменными, но врать не стану - Шекспира они не читали.

На фоне этой бригады ее руководитель, инженер-путеец Виктор Александрович Ремов, резко контрастировал. Очень аккуратный, предельно вежливый, он уверенно командовал своими мастерами. Еще задолго до гибели корабля Ремову пришлось проявить себя, когда при первой же встрече со льдами наш корабль получил повреждения. Пока я передавал и принимал радиограммы, в которых Шмидт советовался с Москвой, как поступить: идти дальше или же вернуться, Ремов со своими плотниками укреплял корабль изнутри. Таким образом, на классический вопрос «быть или не быть» в известной степени ответил положительно своими действиями наш Виктор Александрович Ремов.

При погружении корабля были перерублены канаты, державшие строительный материал. Когда «Челюскин», встав дыбом, ушел под лед, большая часть строительных материалов всплыла и досталась нам в наследство.

Правда, чтобы получить это наследство, потребовалась каторжная работа. Торошение продолжалось и после гибели корабля. Доски и бревна в хаотическом беспорядке перемежались с кусками льда. Вытаскивать их из этой каши было делом нелегким. Приходилось колоть лед, который зажимал всю эту вермишель.

Расчистили место, и строители приступили к сооружению барака. Никаких проектов, чертежей, утвержденных в соответствующих инстанциях, конечно, не было. Бревна, поелику возможно, не пилили. Длина бревен и брусов во многом определила размеры барака.

Такая стройка требовала изобретательности и находчивости. Отдел технического снабжения нашей льдины не всегда мог предоставить строителям полную номенклатуру необходимых материалов. Никого не смутило отсутствие оконного стекла. Когда дело дошло до остекления, в ход были пущены смытые фотопластинки и бутыли, которые выстраивали, прижимая, друг к другу в оконных проемах, а зазоры между бутылями и бревнами конопатили всяким тряпьем, какое только подворачивалось под руку.

Одновременно с сооружением барака, чуть в стороне, плотники строили камбуз.

Другой, не менее важной работой, выпавшей на нашу долю, стало строительство аэродромов. Забота об их изыскании и оборудовании началась задолго до гибели корабля, после того как группа Ляпидевского была нацелена на снятие людей с дрейфующего корабля. Пожалуй, слово «аэродром» звучит чересчур громко для пятачка размерами сто пятьдесят метров на шестьсот, но сил на изыскание и поддержание в надлежащем виде эти пятачки требовали много.

Изыскать аэродром мог человек авиационно-грамотный. Эту работу поручили Бабушкину. Каждая новая передвижка льдов, а они возникали здесь часто, превращала гладкие поля в ледяной хаос, меньше всего пригодный для посадки такого тонкого аппарата, как самолет.

Найденные площадки держались недолго. Лед буйствовал и ломал их. Число изыскателей аэродромов нужно было увеличить. Бабушкин подготовил группу людей, которые, разойдясь в разных направлениях, смогли бы в кратчайший срок выполнить поставленную перед ними задачу.

Один из аэродромов, найденный за день-два до гибели «Челюскина», и стал первым аэродромом ледового лагеря.

Этот чертов пятачок, находился довольно далеко от лагеря. По утрам туда отправлялась первая рабочая партия, в середине дня выходила вторая смена.

Работа была адская. Если лед сжимался и его торосило, то образовавшиеся валы приходилось срубать, а затем на фанерных листах - волокушах растаскивать в стороны. Если же возникали трещины, то на тех же волокушах нужно было срочно тащить лед, чтобы законопатить трещины.

Поскольку все время стояли сильные морозы, то на протяжении считанных часов все опять схватывало, и наш пятачок, гордо именуемый аэродромом, снова был готов принимать самолеты. Никто не знал, когда эти самолеты прилетят, но готовым к их приему нужно было быть каждый день, каждый час.

Наши аэропорты были недолговечны. Пришлось создать специальную аэродромную команду. Она состояла из механиков Погосова, Гуревича и Валавина. Жили наши аэродромщики на своем хуторе. На случай, если бы внезапно возникшие трещины отрезали их от лагеря, они имели аварийный запас питания и сами готовили себе пищу.

С первых же дней делалось все необходимое, чтобы принять помощь Большой земли. Все, что происходило на льдине, интересовало не только наших родных и близких. После гибели «Челюскина» жизнь лагеря на льдине интересовала весь мир. Вот почему после тяжелой работы вели свои записи журналисты, делал рисунки художник Решетников, продолжали вести съемку кинооператор Шафран и фотограф Новицкий. Пресса и кино не обижали нас своим вниманием, но мы обижали прессу. С первых дней нашего пребывания на льдине пришлось очень экономить аккумуляторы - настолько, что ни одной частной радиограммы не было передано ни в лагерь, ни из лагеря. Исключений не делалось. Как мы ни уговаривали Шмидта послать хотя бы пять слов привета сыну в день его рождения, Отто Юльевич категорически отказался.

Журналисты, оказавшиеся среди нас, скрипели зубами от злости. Шутка ли, сидеть на информации, которую жаждал получить весь мир, и не иметь возможности эту информацию передать! Но иного выхода просто не было. Порвать ниточку связи ради газетчиков? Такой роскоши мы не могли себе позволить.

А там, в Москве, далеко от нас, газетный мир продолжал жить своей привычной жизнью. Во всех редакциях готовились к выезду в Арктику журналисты - и не те наивные молодые люди, с головы до ног обвешанные оружием и фотоаппаратами, какие подчас отправлялись на Север. В редакторские кабинеты вызывали самых опытных, самых умелых, чтобы отправить их поближе к нам, поближе к информации, которую так трудно было заполучить в Москве.

Опыт бывалых редакторов подсказывал - надо пустить вперед асов журналистики. Их ждет большая и очень важная работа. Такой вывод был логичен и точен.

Пока журналисты точили перья, не имея еще возможности размахнуться во всю ширь, начала свои информации Правительственная комиссия. Она регулярно публиковала коммюнике, появлявшиеся в печати за подписью Куйбышева. Комиссия стала центром, куда стекалось все, что делалось для нашего спасения.

В первом же сообщении Правительственной комиссии было сказано, что весь обширный арктический аппарат включился в спасательные работы.

«Всем полярным станциям, - заканчивал сообщение товарищ Куйбышев, - предложено вести беспрерывное дежурство по приему радиограмм т. Шмидта и передавать их вне всякой очереди. Полярным станциям восточного сектора предложено четыре раза в сутки давать сводки о состоянии погоды, положении льда и подготовке, как транспорта, так и организации промежуточных продовольственных и кормовых баз в направлении от станции к месту нахождения лагеря. Радиосвязь с т. Шмидтом поддерживается непрерывно».

Был введен специальный разряд радиограмм под кодовым названием «Экватор». «Экватор» шел вне всякой очереди, пробивая всевозможные заторы.

Это был большой аврал, в котором принимала участие вся Арктика. Несмотря на широкий размах, и этот аврал был только началом, причем началом с немалыми трудностями…

Старая поговорка «первый блин комом» довольно быстро получила еще одно подтверждение при организации нашего спасения. Сторонники и противники похода к лагерю на собаках не долго спорили. Уже на следующий день после гибели корабля увлеченный идеей санного броска Хворостанский мобилизовал 21 упряжку и двинулся в путь, с расчетом мобилизовать остальные 39 упряжек по дороге.

Против этого похода очень возражал пограничник Небольсин, большой знаток собак и опытный в использовании этого транспорта человек. Он считал поход Хворостанского делом опрометчивым. Мобилизация 60 упряжек грозила оставить чукчей без охоты, а это означало голод.

Хворостанский двигался четыре дня. На пятый день Небольсин догнал собачий караван и передал распоряжение председателя Чрезвычайной тройки Петрова прекратить экспедицию. Одним словом, санный вариант (сидя на льдине, мы об этом ничего не знали) отодвинулся на второй план. На первое место вышла авиация.

Тем временем, пока нащупывалась генеральная линия нашего спасения, жизнь в лагере Шмидта шла своим чередом. Постепенно все становилось на свои места.

После общего собрания родилась лагерная газета с гордым названием «Не сдадимся». Мы действительно не хотели сдаваться, что сразу же почувствовалось в величайшей творческой активности всех корреспондентов нашей газеты с адресом «Чукотское море, на дрейфующем льду». Хлопотало у газеты много народа, и первый номер (а всего их было выпущено три) вышел на славу.

«Эта газета, выпускаемая в такой необычной обстановке - в палатке на дрейфующем льду на четвертый день после гибели „Челюскина“, является ярким свидетельством бодрости нашего духа. В истории полярных катастроф мы мало знаем примеров, чтобы столь большой и разнохарактерный коллектив, как „челюскинцы“, встретил момент смертельной опасности с такой величайшей организованностью», - писал в передовой нашей стенгазеты один из ее редакторов Сергей Семенов.

«Мы на льду. Но и здесь мы - граждане великого Советского Союза. Мы и здесь будем высоко держать знамя Республики Советов, а наше государство о нас позаботится». Это из статьи Шмидта, опубликованной в том же самом первом номере «Не сдадимся».

Самые разные авторы, самые разные корреспонденции. Если Федя Решетников нарисовал для газеты картинки, на которых морж, медведь и тюлень требовали от Шмидта предъявления паспорта с пропиской на льдине, а на другом рисунке, не умещаясь по габаритам в палатке, был изображен лежащим на снегу я с радиопередатчиком, то другие авторы, опубликовали в той же газете корреспонденции весьма серьезные. «Отдел информации» сообщал об организации Чрезвычайной тройки под председательством Петрова, а «отдел науки» в лице Гаккеля предлагал выжигать и вырезать на всех поддающихся тому предметах надпись «Челюскин, 1934», Гаккель подходил к своему предложению как ученый, считая, что при дальнейшем дрейфе эти деревянные предметы дадут исследователям еще одну порцию информации. Что же касается другого ученого - Хмызникова, то он разразился обстоятельным сочинением о судьбах полярных экспедиций, попадавших в положение, сходное с нашим.

Я не случайно описываю нашу стенную газету с такими подробностями. Мне хочется, чтобы читатель почувствовал сыгранную ею роль.

Вопросам морального состояния обитателей льдины руководство экспедицией и партийная организация уделяли огромное внимание. Сохранить твердость духа в наших условиях было не менее, а скорее более важно, чем физические силы, которых в условиях полярной робинзониады требуется немало.

18 февраля собралось на свое первое заседание партийное бюро. Сохранился протокол, равно как и рисунок Федора Решетникова, изобразившего это заседание в одной из палаток, при свете фонаря «летучая мышь». Вопрос стоял один - «Сообщение О. Ю. Шмидта».

«О. Ю. Шмидт, - написано в протоколе, - начинает с того, что с большой гордостью отмечает организованность, дисциплину, выдержку и мужество, проявленные всем коллективом челюскинцев в момент катастрофы. Очень разнообразный по своему составу коллектив, тем не менее, показал себя сплоченным в ответственейший момент экспедиции».

Шмидт квалифицировал такое поведение коллектива как акт высокой сознательности, объяснив его в значительной степени той работой, которую проводила партийная организация экспедиции. Еще до выхода «Челюскина» в море Шмидт обратился в Ленинградский транспортный институт с просьбой выделить группу студентов старших курсов, толковых, честных и инициативных коммунистов, которые стали бы партийным ядром экспедиции. Пожелание Шмидта было удовлетворено, и в состав нашей экспедиции попал ряд хороших, умных и энергичных людей, для которых поход стал не только отличной производственной практикой, но и серьезным жизненным экзаменом.

После гибели корабля коммунисты были распределены по всем палаткам лагеря и во многом способствовали поддержанию бодрости духа и дисциплины.

Не следует думать, что все с первого до последнего дня дрейфа было безупречно гладким. Случались и у нас срывы, умолчать о которых было бы нечестно, хотя были они так ничтожно малы и случались так редко, что иной начальник просто предпочел бы закрыть на них глаза, чтобы «не портить общего впечатления», но не таков был Шмидт, не так смотрели на дело члены партийного бюро. Вот почему заседание партийного бюро, происшедшее 18 февраля, оказалось бурным и страстным.

Факты, ставшие предметом оживленных споров наших коммунистов, действительно были не из крупных: один-два человека при разгрузке тонущего «Челюскина» отдали предпочтение личным вещам по сравнению с экспедиционным имуществом, которое для блага дела надо было спасать, прежде всего. Другие два человека при погрузке продуктов прихватили по паре банок консервов, которые, впрочем, без звука возвратили в общий котел по первому же требованию. Ну, и, наконец, последнее ЧП случилось в день самого собрания. В ожидании самолета Ляпидевского, который, к слову сказать, в тот день так и не сумел прорваться в лагерь, один из участников похода пытался переправить на аэродром свой заграничный, патефон, которым очень дорожил, чтобы вывезти его на Большую землю.

Каждый факт сам по себе невелик, но тенденция выглядела до крайности опасной. Вот почему, не сговариваясь, друг с другом, члены партийного бюро требовали суровых мер, и, когда Шмидт предложил организовать над провинившимися «суд палатки», его предложение, несмотря на высокий авторитет нашего начальника, большинством было отвергнуто.

Наказали их иначе. В здании барака, где происходил товарищеский суд, собрались все члены экспедиции. Провинившимся было стыдно. Самый суровый приговор вынесли владельцу патефона: «При первой же возможности выслать самолетом в числе первых».

Ничего похожего за трудные два месяца существования ледового лагеря в нашей жизни больше не было.

Палатки были поставлены так, что вскоре пришлось заниматься их реконструкцией. Штабная палатка, в которой размещалась радиостанция, не стала исключением. Конечно, в таком виде, в каком ее воздвигли с ходу после катастрофы, она была в высшей степени не комфортабельной.

Облик палатки с низко провисшим потолком прочно врезался в память. По ночам мы не топили. К утру иней, в который превращалось дыхание, белоснежной лапшой украшал палатку и делал наше жилище особенно впечатляющим.

Шмидт поначалу поселился отдельно в крохотной палаточке, путешествовавшей с ним еще в альпинистских походах по Памиру, но его одиночество было недолгим. Начальнику экспедиции удобнее жить рядом с той ниточкой связи, которую держали в руках мы, радисты, да к тому же у нас было теплее, и Отто Юльевич переехал в штабную палатку.

Написав о маленькой палаточке Шмидта, я не хочу, чтобы читатель подумал, что штабная палатка была эдаким палаццо. Большой и комфортабельной она была лишь относительно. На полу набросаны брезенты, какие-то тряпки, на них положена фанера. О том, чтобы встать в полный рост, и думать не приходилось. Посетители (а их в связи с переездом начальника экспедиции стало много) вползали в палатку согнувшись, разогнуться уже не могли. Так на коленях они приползали к Шмидту для докладов. Зрелище было неповторимым. Бородатый Отто Юльевич сидел по-турецки и слушал коленопреклоненных визитеров, словно восточный владыка, по какому-то недоразумению разместившийся не в роскошном дворце, а в скверненькой холодной палатке. Поскольку на льдине предстояло провести явно не один день, проблема комфорта сразу же стала жизненно важной. Каждая палатка - а сбились в палаточные коллективы люди, главным образом, по профессиональным признакам, образовав сообщества научных работников, кочегаров, машинистов, матросов, - старалась обогнать соседей в удобстве быта. Чем удобнее жить, тем легче работать. Отсюда стремление к усовершенствованию.

Палатки стали ставиться на деревянных каркасах и несколько вкапывались в лед, чтобы уменьшить выдувание самого драгоценного для нас на льдине - тепла. В этом отношении многие наши палаточные коллективы весьма преуспели. Кое-где появилась даже возможность стоять в полный рост, а у некоторых были устроены даже две «комнаты». И, наконец, - это было нашей гордостью - удалось построить самое монументальное здание - наш знаменитый барак, куда немедленно переселили слабых, больных, женщин и детей.

Строители воздвигали для камбуза крытое помещение. Самое интересное заключалось в кухонном оборудовании, которое изготовили наши механики. Из двух бочек и медного котла удалось скомбинировать устройство, которое один из челюскинцев назвал союзом суповарки и водогрейки.

Экономичность этого союза оказалась выдающейся. После того как топливо отдавало тепло суповарке, продукты сгорания уходили в дымоход, растапливая по пути лед, приготавливая необходимую пресную воду.

Так постепенно накапливался опыт, заметно облегчивший наше существование. Возникла угроза - недостаток топлива. Двадцать мешков с углем не могло хватить надолго. Решили и эту проблему.

Отопление на самом высоком уровне устроил Леонид Мартисов - человек, про которого хочется говорить с огромным уважением, и хотя слова «золотые руки» звучат банальным затрепанным штампом, других для определения его мастерства не подберешь. Наверное, я, как старый «кастрюльщик», перепаявший и перечинивший много всякой рухляди в годы военного коммунизма, более чем кто бы то ни было, оценил уровень профессионального мастерства этого человека и его товарищей.

Первая проблема, с которой столкнулся Леонид Мартисов и его помощники, - инструмент. Вернее, отсутствие инструмента, так как, подобрав все, что можно было подобрать, бригада Мартисова располагала молотком, коловоротом, двумя обломками сверла, швейными ножницами и большим ножом. Согласитесь, что для серьезной работы этого было маловато, а почти полное отсутствие надлежащих материалов существенно снижало и без того невысокие шансы на успех. Если плотники еще могли в какой-то степени рассчитывать на то, что их материал всплыл или всплывет, то металл, с которым предстояло работать Мартисову, начисто исключал такого рода возможность.

Несовпадение желаний и возможностей грозило бригаде Мартисова катастрофой. Пока наши механики размышляли, где добыть инструмент и материал, лагерь требовал продукции - нужно было срочно изготовить дымовые трубы, необходимые и для строящегося барака и для камбуза. Времени для поисков и размышлений практически не оставалось.

Артистическое владение профессией позволило Мартисову, быстро приспособившись к обстановке, выполнить и это, и многие другие задания. Мартисов обладал редкостным талантом. Он делал все из ничего. Воспользовавшись частями раздавленных шлюпок, неработающих моторов, он сделал множество полезнейших и нужнейших вещей, в том числе и великолепное отопление в нашей палатке.

Мастер брал медную трубку, иголкой (другого инструмента у него просто не было) пробивал несколько дырочек. Получалась самодельная форсунка. Снаружи ставил бочку с горючим. Через эту самодельную форсунку топливо текло в камелек, маленький чугунный камелек, какие обычно ставят в товарных вагонах при перевозке людей.

Появление отопительной системы меня очень обрадовало, и не потому, что я боялся холода. Холода боялась радиоаппаратура. Аппаратура находилась в плохих условиях. У задней стенки палатки был сделан узенький столик, сколоченный из неструганных досок. Под столом аккумуляторы, на столе передатчик и приемник. Сверху спускался на проволоке керосиновый фонарь.

Стол был священным местом, и я свирепо огрызался, если кто-нибудь осмеливался ставить на него кружки с чаем или консервные банки.

Радиоаппаратуре досталось значительно больше того, что предусматривали ее проектные возможности. Ночью температура падала ниже нуля. Утром, когда загорался камелек, аппаратура потела. Неудивительно, что она пыталась бастовать.

Приходилось осторожненько разбирать приемник и сушить его потроха подле камелька. В такие минуты разговаривать со мной не рекомендовалось. Я походил на бочку с порохом. Ковыряясь в приемнике и передатчике, я бурчал себе под нос всякое. Сознавая опасность остаться без связи, Шмидт наблюдал за моими деяниями молча, ни единым словом не прерывая сердитых монологов. Конечно, я очень ценил эту чуткость Отто Юльевича.

Даже спал я рядом с аппаратурой, прикрывая телом бесчисленные провода и проводочки.

С не меньшим старанием берег я и радиоаппаратный журнал, куда записывались все исходящие и входящие радиограммы. Журнал хранился у меня под головой, как документ секретный, требующий круглосуточной охраны. Некоторые новости, поступавшие извне, не подлежали широкому опубликованию, ведь многочисленные предприятия по нашему спасению не всегда проходили гладко, а если приятные вещи тотчас же шли в широкое обращение, то о временных неудачах Шмидт иногда предпочитал умалчивать.

Все это было обычным делом. Как существует врачебная тайна, так и для нас, радистов, существовала тайна корреспонденции, особенно такой острой, как переписка по организации нашего спасения.

День начинался рано. По установленному порядку вставать надо было к шести часам утра. Это был час первого разговора с Уэлленом. В половине шестого, ежась от холода, поднимался Сима Иванов. За ночь температура в палатке обычно падала и к утру мало отличалась от наружной. Иванов разжигал камелек, ставил на огонь самодельное ведро со льдом, чтобы приготовить воду. Вторым, за три-четыре минуты до шести часов, вскакивал я. Сразу же садился за передатчик. Уэллен всегда был точен, так что вызовов повторять не приходилось.

Затем пробуждались все остальные, и в палатку начинали врываться последние известия лагерной жизни. Воронин докладывал Шмидту о видимости, состоянии льда, трещинах и торосах. Комов представлял сводку погоды. Бабушкин сообщал аэродромные новости. Хмызников приносил новые координаты. Одним словом, поток информации разрастался и, достигнув максимума, сникал. В полдень повара кормили обедом. Ожирение не грозило нам. Обед обычно состоял из одного блюда. В ход главным образом шли консервы и крупы.

В три часа дня завхоз начинал выдавать сухой паек на следующий день - сгущенное молоко, консервы, чай, сахар и 150 граммов галет, - таков был наш рацион.

В 4 часа 30 минут палатка наполнялась народом. Сюда подтягивался весь штаб экспедиции. С материка шли тассовские сводки, передававшиеся специально для нас. Из них мы узнавали все новости - международные, общесоюзные и новости по организации нашего спасения.

18 февраля во втором сообщении Правительственной комиссии сообщалось: «Принимаются меры по отправке в бухту Провидения дополнительно двух самолетов из Камчатки и трех из Владивостока, что обычно связано в это время года с очень большими трудностями».

Вечерами - неизменное домино. Шмидт, Бобров, Бабушкин, Иванов занимали всю палатку, и мне оставалось лишь одно - уходить в гости. «Иду в гости» означало, что я отправляюсь спать. Я забирался в одну из палаток, выискивал свободное место и засыпал.

Иногда заходил в палатку научных сотрудников. Там играл патефон. Занятно было в скудно освещенной палатке, среди заросших дикими бородами чумазых жителей лагеря слушать голос Жозефины Беккер.

Все это происходило в тихие, нелетные дни. В летные дни «ходить в гости» не приходилось. Я и обедал урывками между двумя переговорами, часто не снимая наушников. Связь требовалась каждые четверть часа, до позднего вечера или до того, когда с берега сообщали, что вылет откладывается. Случалось, что нам сообщали о вылете самолета. Женщины и дети одевались и шли к аэродрому, но тут же поступал отбой: самолет вернулся.

Кто-кто, а мы-то уж эти трудности понимали. В Петропавловск-на-Камчатке полным ходом шел пароход «Сталинград», чтобы, погрузив на борт самолеты, продвинуть их предельно далеко на север. Во Владивостоке грузился углем, продовольствием, арктическим имуществом и самолетами другой пароход - «Смоленск», на котором отправлялись в путь Каманин и Молоков. В Америку для закупки самолетов «Консолидейтед Флейстер», которым также предстояло включиться в спасательные работы, выехал полномочный представитель Правительственной комиссии Г. А. Ушаков с летчиками С. А. Леваневским и М. Т. Слепнёвым. Одновременно нашему полпреду, как называли тогда послов, в Соединенных Штатах Трояновскому было послано указание: приложить все усилия для быстрых и эффективных переговоров, которые предстояло провести Ушакову.

Размах спасательных операций привлек к себе большое внимание зарубежной прессы. «Дело спасения, - писала английская газета „Дейли Телеграф“, - будет находиться в прямой зависимости от выносливости пострадавших и той быстроты, с какой спасательная экспедиция сможет до них добраться. Пока обе стороны сносятся по радио». Немецкая газета «Берлинер Тагеблат» была куда категоричнее: «У них хватит пищи, чтобы прожить, но долго ли они будут жить?» Ей вторила другая фашистская газета «Фольксштимме»: «Кажется, следует ожидать новой арктической трагедии. Несмотря на радио, на самолет и другие достижения цивилизации, в данное время никто не может помочь этой сотне людей в течение всей арктической ночи; если природа не придет к ним на помощь - они погибли».

Нет, природа не спешила прийти на помощь. Скорее - наоборот. За счет ветров, морских течений, положение наше оказалось слишком неустойчивым, чтобы жить без опаски за завтрашний день. Первые дни природа была сравнительно милостива, но мы понимали - благодушия хватит ненадолго, а потому готовились к худшему.

Неприятности начались с утра. Первыми заметили их те, кто пришел разбирать лес, всплывший на месте гибели. Трещина шириной 15–20 сантиметров, открывшаяся глазам собравшихся, выглядела безобидной, но безобидность была кажущейся. Примерно часов в 10 утра раздался треск. Океан пошел в атаку, и черная полоска побежала туда, где ее меньше всего ждали - прямехонько к лагерю. Первым подвергся нападению лес, с таким трудом выловленный из ледяной воды. Бревна начали снова падать в воду. Пришлось срочно оттаскивать их от краев, но это было только начало. Создалась угроза складу продовольствия. Его защита была организована мгновенно и в жарком аврале мы быстро перебросили продукты подальше от опасного места. Впрочем, и этого трещине словно показалось мало. Она оторвала стенку камбуза, прошла под одной из мачт антенны. За время существования лагеря трещина смыкалась и размыкалась более двадцати раз. Легко догадаться, что большого удовольствия никому из нас это не доставляло.

Появились первые сообщения о подготовке к походу ледореза «Литке» и ледокола «Красин». Надо заметить, что это был сложный шаг. Оба корабля, изрядно истрепанные полярной навигацией, требовали серьезнейшего ремонта. К тому же «Красин» находился в доках Кронштадта, и для того, чтобы оказать нам помощь, должен был совершить кругосветное путешествие.

Тогда мы этого не знали, но позднее стало известно, что Валериан Владимирович Куйбышев обратился за помощью к Сергею Мироновичу Кирову, возглавившему ленинградскую партийную организацию, со следующей телеграммой:

«В Ленинграде стоят на ремонте ледоколы „Ермак“ и „Красин“. Положение экспедиции Шмидта таково, что окончательное спасение всего состава экспедиции может растянуться в связи с дрейфом льдов до июня и дольше. Если принять меры к срочному ремонту „Ермака“ и „Красина“, то они смогли бы сыграть решающую роль в деле спасения Шмидта и ста человек его экспедиции… Прошу детально ознакомиться с этим делом и поднять на ноги всю партийную организацию и массы рабочих для срочного ремонта „Красина“, имея в виду, что, быть, может, от этого будет зависеть спасение героев Арктики».

Этот шаг Правительственной комиссии одобрил и президент Академии наук СССР, председатель Полярной комиссии А. П. Карпинский. «Если до наступления тепла, - сказал он, - не все челюскинцы будут доставлены на берег, „Красин“ заберет тех, кто останется на льду. Посылка „Красина“ - мудрая страховка на этот случай».

Коммунисты и беспартийные рабочие поняли, сколь ответствен труд, который им предстоит. Закипела жаркая работа, ставшая еще одной гранью того великого подвига, который совершала страна. 27 февраля Шмидт получил радиограмму. Все собрались вечером в бараке. Со всех сторон вопросы:

Эрнст, что случилось, почему нас собрали?

Есть кое-какие новости. ТАСС приготовил специальный обзор «Сводка ТАСС для челюскинцев»…

Отвечал как можно равнодушнее, чтобы усилить эффект сюрприза, но наши проницательные Пинкертоны догадываются:

Старик, ты что-то темнишь!

Развожу руками, пытаюсь перевести разговор на другие темы - не отступают. В этот момент в барак входит Отто Юльевич, и разговоры прекращаются. Уф! можно, наконец, вздохнуть спокойно.

Шмидт зачитывает несколько телеграмм о подготовке авиационных дел, затем о ходе ремонта «Красина» и, наконец, самое главное, из-за чего был собран коллектив.

«Лагерь челюскинцев, Полярное море, начальнику экспедиции Шмидту.