Мережковский двойная бездна. Двойная бездна

Двойная бездна (Не плачь о неземной отчизне...)

ДВОЙНАЯ БЕЗДНА

Не плачь о неземной отчизне
И помни, - более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.

И жизнь, как смерть, необычайна...
Есть в мире здешнем - мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна -
И в свете дня, как в тьме ночной.

И смерть и жизнь - родные бездны:
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.

Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.

И зло, и благо, - тайна гроба
И тайна жизни - два пути -
Ведут к единой цели оба.
И всё равно, куда идти.

Будь мудр, - иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении - восторг.

Ты сам - свой Бог, ты сам свой ближний,
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.

Между 1895 и 1899

Примечания:

МИ. 1901. № 5, без строфического деления, с вар. в ст. 14 («Как зеркала; и человек» -- ПСС-I, т. 15 -- ПСС-II, т. 22. В СС-1904 без строфического деления. Перепеч.: ИСРП. Автограф (ИРЛИ), с правкой в ст. 3 (было: «Что ты имеешь в этой жизни»), в ст. 6 («И» на «Есть»), в ст. 12 («повторены» на «отражены»), в ст. 13 («отражает» на «углубляет»), в ст. 15 («Соединяет» на «Их съединяет»), в ст. 17 (было: «Но тьма и свет и тайна гроба») и в ст. 27 («И» на «Будь»). Находится в тетради с текстами после 1895 г., что служит основанием для датировки. Идея о «двух безднах» («верхней и нижней», «духа и плоти»), синтез которых «есть разрешение мировых противоречий» и «тайна всей будущей русской культуры» (Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М. 1995. С. 11), и порожденных ими антиномиях — одна из основополагающих в работах Мережковского этого времени. В указанном исследовании о двух великих писателях имеется косвенное указание на ближайшие источники образа — знаменитое описание сна в трактате Л. Н. Толстого «Исповедь» и размышления о двух безднах русской души в «Братьях Карамазовых» Достоевского (кн. 12, гл. 6: Речь прокурора. Характеристика: «...Мы натуры широкие <...> способные <...> разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего и зловонного падения»). Образ двух бездн («бездны вверху и бездны внизу») как аллегории жизни и смерти использует А. Волынский в статье «Нравственная философия гр. Льва Толстого» (СВ. 1891. № 10. С. 190—191), которая произвела очень сильное впечатление на Мережковского. По воспоминаниям М. Цетлина, тема двух бездн была темой «одержимых, вдохновенных и самозабвенных» многочасовых монологов молодого Волынского в редакции журнала «Северный вестник» (Цетлин Мих. Восьмидесятые годы // Новый журнал. 1946. № 14. С. 205), т. е. получает распространение в философском языке с начала 1890-х гг. Она находит наиболее яркое воплощение в трилогии «Христос и Антихрист», в частности во втором романе «Воскресшие боги» , где указан наиболее ранний источник образа — «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста (в пер. Мережковского: «Небо — вверху, небо — внизу, / Звезды — вверху, звезды — внизу, / Всё, что внизу, все и вверху...» и т. д.); используя это четверостишие как эпиграф к «Вечным спутникам», Мережковский называет его «мемфисской надписью». Сама формула «двойная бездна» восходит к ст-ние Ф. И. Тютчева «Лебедь» (1838—1839): «Она, между двойною бездной, / Лелеет свой всезрящий сон», стиху, который, в свою очередь, дал загл. «Между двойною бездной» (1897) ст-нию Брюсова. Тютчевский образ лебедей, плывущих по ночной «водной глади» и «со всех сторон окруженных звездами», был использован Мережковским в конце девятой книги романа «Воскресшие боги». Кроме того, исследователи указывали, что термины «верхняя и нижняя бездны» встречается у Гераклита (Poggioli Renato. The Poets of Russia: 1890—1930. Cambridge; Massachusetts, 1960. P. 72), а также привязывали его к выражению из Псалмов «Бездна бездну призывает» (Пс., 41:8) и ее трактовке в трактате Августина «О псалмах» (Goering L. Belyj"s symbolist abyss // Slavic and East European Journal. 1995. V. 39. № 4. P. 570—571); в качестве возможного источника образа назывался и Ницше (Rosenthal В. G. Dmitri Sergeevich Merezhkovsky and Silver Age. Hague, 1975. P. 76), но в близких словесных вьтражениях этот образ в произведениях указанных авторов обнаружить не удалось. Ст-ние вызвало издевательский отклик А. Волынского, назвавшего его (не без иронии) «философским» и «декадентски дерзновенным»; цитируя третью строфу, критик восклицает: «Подобные и равные, и взаимно любезные бездны — это в самом деле прелесть что такое»; в выражении «соединяет, разделяет» он видит «светлые реминисценции из "Смерти" Баратынского»; и, наконец, о последней строфе пишет: «Можно было бы сказать, что поэт — плохой "творец" и плохой "ближний себе", если рекомендует себе "стать бездной нижней" и притом рифмует эти слова» (Волынский, с. 432). А. П. Налимов произвольно трактует мысль второй и третьей строф как «выражение рокового безразличия вселенной» (ПиЖ. 1904. № 6. Стб. 413). Критики иного лагеря высоко оценили это ст-ние: см. оценку В. В. Гофмана (примеч. 112) и позже — рецензента «Новой жизни», отметившего удачно сформулированные в нем мысли (1911. № 5. С. 263). Есть ужас тот же, та же тайна — / И в свете дня, как в тьме ночной . Стихи полемически используют образы из «Дня и ночи» Тютчева. О прямом использовании этих же образов см. в

Ветер срывал жёлтые листья с ветвей, поднимал уже опавшие, кружил в безумном вихре. Деревья качались в такт дуновениям. Порой сквозь почти серые тучи пробивались ласковые солнечные лучи. Я невольно жмурился, останавливался, чтобы хоть чуток ощутить тепло уходящего лета. Хотелось отбросить трость, выпрямиться – как в былые годы. Впрочем это мечты – не больше. Больная нога уже не позволяет такой роскоши. Можно лишь стоять вот так, опираясь на трость, и греться в лучах осеннего солнца.
Из кустов выпрыгнула серая тень, почти мгновенно оказалась рядом. В умных, почти человеческих глазах мелькнуло сочувствие. Потрепал лохматое чудо за ухом – и кому же оставить бедного пса?
Я знал, что умираю. Это сложно объяснить, но тем не менее – знал. Артур же просто чувствовал – порой тихо скулил, пытался согреть, прижимаясь тёплым мохнатым боком. Нельзя сказать, что я боялся. Может чего-то другого – да. Но боятся того, чего не знаю и не могу понять, просто не получалось. Вот как-то так…
Гладил лохматую голову, улыбался и молчал. Артур всё чаше во время прогулок по парку шёл рядом, вместо того чтобы убегать в чащу по своим собачьим делам. Что ж, его право. Знаю, с ненавистью ещё жить можно, а вот с болью куда сложнее. Только ведь всё равно не поймёт, даже если прогонять начну.
Солнце снова скрылось за тучами, я вновь медленно пошёл вперёд, опираясь на трость. Наверное нужно позвонить Фелии и попросить забрать пса. Но наверное боюсь – по прежнему помню её загадочное лицо в багровых лучах заката. Она наверняка и сейчас прекрасна... Так и должно быть, умом прекрасно понимаю. Женщина ведь и должна оставаться красивой. И жить вечно. Просто… вот уж не думал, что буду встречать старость один.
Трость угодила в трещину между плитами. С трудом выдернул, вдруг понял, что хриплое тяжёлое дыхание - моё. Осторожно, стараясь дышать глубже, добрёл до скамьи, сел, вернее сказать – рухнул. Артур тихонько заскулил, улёгся у ног. Тёплый бок грел куда лучше любой грелки.
А ведь восемьдесят шесть – это весомая дата. Мысль пришла как-то внезапно, даже не вовремя. Дожил конечно. Или прожил?
Дыхание выровнялось, сердце забилось в прежнем ритме – медленно-натужном. Надо ещё чуть посидеть и идти домой. Неделя, может две, и я узнаю, что же там – за гранью. Людям, хотя вернее сказать человечеству, этого уже не понять. Вечная жизнь, молодость… неужели лишь ради этого нужно было сжечь в безумной войне полмира. Зато сейчас… да, пожалуй этот век и правда можно назвать золотым для человечества.
Пора домой. Рассуждать смогу и там. Я встал, приподнял воротник – холодный ветер грозил острой болью в застуженной шее и пошёл домой. Парк недалеко от города, но всё же не в его черте. Я потому и приобрёл здесь квартиру, ещё полвека назад – чтобы гулять долгими вечерами вместе с Фелией и любоваться закатом. Что ж, не всегда всё получается именно так как хочешь.
Артур ткнулся холодным носом в ладонь и исчез среди кустов и деревьев – нагонит на выходе из парка. Неспешно – я уже не могу ходить как прежде, быстро, уверенно… а потому и не тороплюсь. Мне конечно предлагали. Новое время, технологии, возможности. И средств бы мне наверняка хватило – процедура омоложения не то чтобы дорогая, скорее не из дешёвых. Я могу жить дальше. И ещё очень и очень долго. Только зачем?
Знакомый рёв двигателя. Совершенно неуместный в тишине старого парка. Шаг на обочину, к деревьям. Что ж, старость конечно взяла своё, но разум мой стал лишь холоднее, внимательнее и сильнее.
Фургон вылетел на тропку, врезался в старую ель – его развернуло, швырнуло ещё на два дерева. Я на пару секунд оглох от рёва двигателя, скрежета сминаемого металла и хруста падающих деревьев. Вовремя я ушёл. Теперь отойти ещё чуть дальше. Сейчас ещё две машины – охрана. В этот раз я прикрыл уши ладонями, но судя по грохоту одна машина вписалась в фургон, а вторая врезалась в столетний дуб – чуть дальше прорвавшись в парк.
Опираясь на трость, я вернулся назад. На машинах и на фургоне знакомая эмблема фирмы «Креол». Не берусь судить о выживших – не в моём возрасте вытаскивать из груды железа пострадавших в ДТП.
Дверца фургона отлетела от удара, из кабины выпал молодой паренёк в серой кожаной куртке. Грязная изорванная, зато джинсы и сапоги в целости, явно армейское, что-то из сверхплотных тканей. Короткие чёрные волосы, широкие скулы, выдвинутый вперёд подбородок - лицо сильного волевого человека. Он откашлялся, стёр с лица кровь, синие, словно небо глаза отыскали меня. Я признаться и не заметил когда в его руке оказался пистолет – старинный, вроде 35-я модель "Браунинга". Дуло "Хай Пауэра" смотрит мне в лицо, он бы наверное уже выстрелил, но похоже сломаны два пальца на правой руке.
– Не стоит этого делать, – посоветовал я.
Он скривился в ответ, попытался надавить на курок. На миг показалось закричит от боли, но сдержался и перебросил «Хай Пауэр» в левую руку.
– Взять, – коротко велел я.
Серая тень сбила убийцу с ног, хрустнули сминаемые кости. Артур молча рвался к глотке врага – тот умудрялся сдерживать озверевшего пса. Левая рука вся в крови, вряд ли он когда-то сможет ей нормально работать. Ещё повезло – Артур ведь мог запросто и откусить.
– Ко мне!
Артур зарычал, но приказа не ослушался. В три прыжка оказался рядом, взглянул – преданно, с надеждой.
– Молодец, – похвалил я и потрепал по холке.
Парень уже сидел, левая рука висит плетью, в правой длинный узкий нож. Что-то знакомое показалось в отчаянном взгляде синих глаз. Я неспешно изобразил знак «Свет», потом «Заря».
Он выронил нож, попытался показать знак «свой». С учётом переломанных пальцев вышло довольно неплохо. Что ж… чего-то подобного я и ждал. Указал в сторону леса – парк тянется не так уж далеко и вскоре превращается в обычную чащобу, а там и вовсе сливается с лесом.
Он встал, поклонился, подхватил пистолет и побежал. С каждым мгновением движения становились увереннее, быстрее. Светозарцы никогда не брезговали воровством новейших разработок в области военной медицины. Правда с оружием у них по прежнему туго.
– Пойдём домой, - предложил я, – Уж слишком для такого стар.
Артур конечно не возражал. На деле конечно предстояла долгая волокита с полицией и агентами «Креола», но я уже не в том возрасте чтобы об этом переживать.
Деревья расступились, под ногами всё тот же асфальт. Мой дом – старый, словно само время. Один из немногих, что уцелел после войны. Селиться в таких врачи почему-то запрещали. Считалось то ли вредным, а может и смертельным для здоровья. Мне же было всё равно. Что полвека назад, что сейчас.
Дверь подъезда открылась, едва подошёл. А я ведь ещё помню далёкие времена, когда приходилось открывать их ключом. А уж про лифт в таком маленьком доме оставалось лишь мечтать.
Я тихо позвал пса, чуть постоял в дверном проёме. Артур вынырнул из кустов, почти мгновенно оказался рядом. Всегда поражался несовместимым пропорциям и возможностям этого пса.
– Заходи, – велел я, – И лифт придержи.
Он послушно убежал вперёд, я – следом. Артур уже сидел в кабинке лифта, морда умная, сосредоточенная. В этот раз даже сенсорную панель когтями не разодрал, молодец. Приучить пса открывать лифт совершенно не сложно – встав на задние лапы он вполне становился почти с человека ростом. Другое дело с тонкой аппаратурой, что никак не хотела привыкать к реалиями нового мира…
Уже дома я лениво стянул обувь. Добрёл до кресла, сел. Очнулся компьютер, что-то загудел, хотя команды я не давал. Хотелось спать…

Взглянул на руки – на каждой не хватало одного пальца. Мизинца, если точнее. Значит сплю – во сне всегда так.
Как-то холодно и пусто. Я посмотрел в небо, на исчезающий в вышине самолёт. Всё закончилось. Как всегда. Захотелось закричать, взвыть, а ещё лучше – умереть. Нет, холодный разум, где-то там, за гранью бури чувств, всё понимал и мог всё объяснить. Но… я же люблю её… что, ну что нам мешает просто быть вместе?
Я заставил себя вдохнуть глубже. Тише… Больно будет потом, когда бессонными ночами будешь смотреть на серп луны. Или когда будет нечем занять разум…
Ты ведь сам ей говорил: пока я нужен тебе, я рядом. Теперь не нужен. И чтобы сейчас ни сделал, как бы не поступил – ничего не изменить.
Ничего…

Я открыл глаза. Первые лучи солнца уже проникли сквозь щели в шторах, разогнали темноту и погрузили комнату в причудливое переплетение теней. Всего лет десять назад я бы встал, просто встал. А сейчас пришлось заставить себя окончательно проснуться. Отдышаться и только потом встать.
Провёл рукой по лицу – мерзкий холодный пот. Прошлое никогда не приходит одно. Даже сны – и те не случайны. А я не люблю встреч с прошлым – оно ушло и глупо пытаться всё вернуть. Тем более сейчас… осталось ведь совсем чуть-чуть подождать.
Хлопнула входная дверь, в комнату влетело нечто огромное, серое, накинулось, чуть не сбило с ног. Я брезгливо оттолкнул пса, едва сдержал ругань. Отыскал трость и отправился на кухню. Одно хорошо – моё лохматое чудо не надо по утрам выгуливать. Всего то и понадобилось что заменить двери и чутка помудрить с новыми охранными системами.
Забурчала кофеварка. Да, старомодно, но новомодные синтезаторы пищи я люто ненавидел – всей душой человека, что в далёком детстве воровал яблоки с чужого огорода. Потому что они были слаще – со вкусом победы… Артур полностью разделял моё мнение и есть такую пищу отказывался напрочь. Впрочем я и не заставлял.
Уже с чашкой кофе я вернулся в зал, уселся в кресло. Компьютер ожил, загудел, принялся выдавать какие-то отчёты на экран – я не смотрел. Давно, словно вечность назад Фелия попросила повесить зеркало. Я повесил. Не создал, как нынче было модно, а раздобыл где-то старинное, почти в человеческий рост. Она расчёсывала перед зеркалом длинные синие волосы, улыбалась. А я мог сидеть и любоваться ею, просто делая вид что дописываю очередной объёмистый труд.
Я осторожно поставил чашку на стол, опустил трясущуюся ладонь на подлокотник кресла. В шестьдесят мне никто бы на вид не дал и сорока. В семьдесят – и пятидесяти. Завтра – восемьдесят шестой день рождения. И я стар, безумно стар. Может последний, в этом мире, где все молоды, прекрасны. И живы.
Артур вошёл в комнату, лёг рядом с креслом. Довольный, сытый. Всё же пожалуй больше волк чем пёс, что обращен ныне не более в чем деталь интерьера.
– И что же мне с тобой делать то? – пробормотал я, - Кому тебя оставить? Или проще в заповедник выпустить?
Он гордо промолчал. Недавно, всего лет пять назад я подобрал щенка у помойки. Едва живого, облезлого, с переломанными задними лапами. Думал не выживет, но Артур верно вцепился в жизнь двумя целыми лапами, пастью и выжил. А вырос в огромного крепкого пса. Глядя на густую серую шерсть, мощную грудь, крепкие лапы и лобастую голову я невольно забывал то несчастное тихонько скулящее существо.
Стало чуточку легче на душе. Как немного осталось – лишь найти, куда пристроить несчастного пса. Впрочем есть ещё кое-что – я склонился над компом, отыскал афишу событий. Что ж, как удачно – как раз, словно подарок ко дню рождения.
День промелькнул как-то незаметно. Ближе к вечеру я натянул на пса намордник, вызвал такси и спустился вниз. Артур шёл рядом – непривычно тихий, спокойный. Машина подъехала довольно быстро, я назвал адрес, заранее расплатился.
Водитель остановил около дворца культуры, протянул визитку.
– Если вдруг понадоблюсь, – объяснил он.
Я молча взял, что-то странно знакомое показалось в его лице. Молодое, даже жизнерадостное, всё в веснушках, длинные волосы стянуты на затылке в лихой хвост. Лишь глаза – небесно синие… я невольно усмехнулся, выпустил пса, лишь потом вышел сам. Что ж, похоже я угодил под пристальное внимание очередной «террористической» организации. Снова. Или опять?
Сдал в гардероб пальто, с трудом поднялся к верхней ложе. Оно, конечно, оказалось пустым – я просто скупил все билеты. Уселся в кресло, Артур лёг у ног. Зал внизу почти полон, сцена ещё пуста. Лишь четыре микрофона стоят по центру - в ожидании.
Давно, словно вечность назад Фелия пригласила на их концерт. Столько времени прошло, я до сих пор помню тот день. А сегодня похоже оживлю воспоминания.
На сцену вышли четверо. Чем-то неуловимо похожие, но в то же время чуть разные. Я не слушал слова приветствия, лишь ждал.
Наконец они запели: голоса наливались силой, сливались в один. Казалось раздвигали стены, изгоняли темноту что давно поселилась в наших душах. Что-то светлое, неземное пробуждалось внутри, рвалось навстречу голосам, зовущих Бога…

Я закрыл глаза, чуть улыбнулся. Мир расширялся, менялся – темнел, лишь кое-где горят фонари, рассеивая тьму. Я вздрогнул, стёр с лица холодные капли дождя. Взглянул вверх – обычная пятиэтажка, наверняка уцелевшая ещё с довоенных лет. Окно на пятом этаже. Знакомый манящий свет. Порой мелькают тени – будто ходит кто-то.
Всего лишь дорогу перейти - напомнило что-то изнутри.
Я кивнул. Понадобилось три долгих года чтобы её отыскать. Порой просыпался в холодном поту… пытался унять знакомую боль в груди и стряхнуть липкие щупальца страха. Ночью, особенно в темноте я порой переставал верить что сумею найти Её. И больше никогда не увижу, не успею сказать всё, что так давно храню в душе.
А теперь стою, смотрю на свет в окнах и жду. То ли знака свыше, а может и сейчас боюсь. Она никогда не говорила что любит. Лишь – что нужен. Не больше. Но ведь нужной бывает и тряпка, когда приходит время вытереть пыль.
Холодные капли падали с неба, разлетались в стороны, едва коснувшись земли. Я стянул капюшон, подставил лицо дождю. В любом случае – если я не приду к ней сейчас, то не будет… да вообще ничего не будет
Шаг. Свет… свет? Свет фар и рёв тяжёлого грузового автомобиля…
Слишком близко…

Я открыл глаза. Голоса утихали. Ещё миг и зал взорвётся валом аплодисментов. Молча встал. Нет, лучше бы я и не приходил сюда. Артур вскочил, попытался содрать намордник, посмотрел с укором.
– Потерпи, – попросил я.
Выйти из верхней ложи. Спуститься по лестнице, взять пальто. Двери раскрылись, многочисленные зрители выходили из зала. Я отошёл в сторону, неспешно одел произведение ушедшей эпохи. Артур стоял рядом. Пожалуй, его внушительные размеры и злобный вид – единственная причина, по которой меня ещё ни разу не толкнули или не сбили с ног.
Вышел на улицу. Холодный ветер коснулся лица, смёл липкие сети воспоминаний. Теперь надо уходить. Артур насторожился, поднял голову. Я тоже заметил знакомое лицо, пожалел, что не взял сегодня шляпу. Поднял воротник. Это не я, моя прекрасная Фелия. Я не знаю почему ты здесь, как узнала меня. Но не надо. Не узнавай меня.
- Авдей!?! Авдей! Авдей!!!
Я промолчал. Стоял, опираясь на неизменную трость. Прошлое не любит приходить лишь как воспоминание. Оно любит приходить ещё и тенью.
Она подошла чуть ближе. Что ж, я оказался прав – она по-прежнему прекрасна, как и раньше. Синие волосы, знакомые, даже родные черты лица – лишь глаза чуть другие, будто несущие отражение прожитых лет.
– Это ты?
– Я, – как-то получилось само собой ответить именно так. Надо было соврать, притвориться кем угодно. Но не смог.
– Ты изменился, – она улыбнулась – светло, чисто, как раньше.
– А я и не заметил, – как-то по-старчески получилось что ли, – Зато ты ничуть. По прежнему прекрасна.
Вдруг понял, что не вру. Просто любовался ею. Словно не было долгих лет разлуки. И для неё, похоже, тоже. Она подошла чуть ближе, осторожно взяла меня за руку. Тёплое и нежное, почти забытое прикосновение её ладоней.
– Пройдёмся?
– Только не спеши, – попросил я.
Тёплый ветер развивал её волосы, свет фонарей отражался в карих глазах. Набережная почти пуста – мало кто нынче молод настолько, чтобы гулять ночи напролёт. Вечно молодым не нужны дети.
– Я искала тебя, – осторожно сказала она. Будто оправдываясь.
– Война, – соврал я. Не мог же признаться, что так и не сумел заставить себя пойти к ней. И что боялся больше всего на свете, что не увижу в её глазах прежней любви и тепла. Впервые предпочтя неведение знанию.
– Я думала, что потеряла Тебя… навсегда…
– Потеряла, – согласился я, – Я слишком стар и уже никому не нужен. И скоро умру.
Фелия вздрогнула, на мгновение сжала ладонь сильнее.
– Тебе не надо умирать, глупый мой. Я же здесь, с тобой. Останься. Ты нужен мне.
Я вздрогнул, в груди кольнуло.
– Как кто нужен?
Она промолчала, лишь посмотрела чуть иначе.
– Ты ничуть не изменился, Авдей. Такой же упрямый и непонятный. Если передумаешь… я буду ждать. Теперь ты сможешь меня найти.
Осторожно коснулась губами щеки, улыбнулась на прощанье и ушла. Просто, не оборачиваясь… твёрдо делая каждый шаг – выдают лишь чуть опущенные плечи.
Захотелось догнать, остановить, сказать всё, что чувствую. Я вдруг представил как начну задыхаться на четвёртом шаге. Или подведёт многострадальное колено – и я просто упаду.
Артур вынырнул из темноты, мгновенно оказался рядом. Взглянул – почти с пониманием.
– Да, дружище. Это прошлое. Ты не выполнишь одну мою просьбу?
В умных глазах мелькнуло что-то знакомое.
– Вот и хорошо.
Утро следующего дня я встречал уже в поезде. Артур спал как всегда прижавшись к ногам, а я неторопливо возился с электронной версией учебника по социологии. Автор довольно интересно затронул многие темы… как жаль, что я не уделил раньше этой книге чутка больше времени.
«Креол» - первая российская крионическая компания. Основали её ещё две тысячи пятом году. Собственное хранилище открыла под Москвой уже в две тысячи шестом. Кто знает каким чудом уцелела в буре огня наполовину спалившем город в третью мировую. Уже после окончания войны, всего через десять лет «Креол» предложил услуги по омоложению и оздоровлению организма. Не знаю, оживляли ли они своих «отмороженных», но фирма стабильно держалась на плаву лет пятнадцать. Позже её почти вытеснила более прогрессивная фирма «Алькор». Эти тоже раньше занимались крионикой и тоже решили, что омолаживать людей куда эффективнее чем оживлять.
Вышел на станции «Алышево». Одинокая бетонная плита, навес, даже без малейшей надежды на скамейку. Ветер гоняет золотую осеннюю листву.
Не знаю почему мой выбор пал на «Креол». Может всему виной эмблема на перевёрнутой машине? Загадка как всегда манила, звала. Да, я стар, но привычное ожидание авантюры, может драки – или просто события заставляли работать мозг ярче, быстрее, сильнее…
И делать выводы.
На станции меня и не ждал никто. Артур взглянул с укором, я виновато улыбнулся.
– Прости дружище, тебе туда нельзя. Просто будь рядом на всякий случай. Хорошо?
Он посмотрел… всё так же внимательно, почти по человечески и исчез в зарослях, что кажется окружали станцию со всех сторон. Непростая псина. Он должен уже начать стареть: двигаться медленно, подолгу спать. Но с течением времени будто растёт, мышцы наливаются тугой злой силой, что не спрячет никакая, даже самая густая шерсть. Клыки становятся длиннее, а однажды вместо сломанного переднего вырос новый. И глаза… нет, мне положительно не давал покоя этот взгляд – слишком умный для собаки. Я не обманывал себя. Прекрасно понимаю что это за пёс. И учил я его не только палку приносить.
Глайдер опустился на рельсы перед станцией - начисто наплевав на все правила. Новенький, блестящий. Комфортабельный и быстрый. Лучшее средство передвижения здесь. Да и наверное во всём мире.
Серебристая дверца поползла вверх. Из люка вышел высокий молодой человек в сером костюме. Улыбнулся – хорошо получилось, даже наверное красиво. Женщине бы точно понравилось.
– Авдей Аберро? Приветствую. Моё имя Галаад. Не путайте пожалуйста с Галахадом, – он вновь изобразил улыбку, – Я представитель Фирмы «Креол». Благодарим вас за выбор нашей компании. Пожалуйте в «экипаж».
Я и пожаловал. Неспешно, опираясь на трость. Забрался внутрь, сел в мягкое кожаное кресло. Галаад забрался следом. Нет, он мне положительно не нравился, как и глайдер изнутри – ни одного окна. Плохо – я думал меня повезут по земле и Артур по любому найдёт след. Хотя… я ведь толком и не знаю всех способностей своего пса.
Глайдер мягко тронулся с места, взял высоту – я сразу ощутил едва заметную перегрузку.
– Вся процедура не так уж и сложна. Механизмы давно отработаны, вам совершенно не о чём беспокоится.
Я промолчал. Что-то отталкивающее в этом человеке… уж слишком чистый, опрятный, даже черты лица идеально правильные. И моя фамилия, что просто выделалась своей чуждостью этой стране… а он и ухом не повёл. Пугает. Значит – обо мне знают куда больше чем хотелось бы.
Отчего-то желание говорить у меня пропала напрочь. Почему-то вспомнилась первая карательная вылазка, что я провернул после войны. Генерала на пенсии… того самого, что по своей дурости угрохал четыре полка, попросту бросив их в пекло ядерного взрыва. Отличные были парни и бойцы, а эту гниду в Штабе даже не пожурили толком. И угрызений совести эта мразь не испытала, родня и связи помогли удержать место. Зато потом, уже после войны, он отлично болтался в петле на воротах своего дома, высунув язык. Попросту повешен первыми бойцами Светозарова воинства. Справедливость должна быть. И у каждого она своя. У нас – тоже
– Вы ветеран Третьей Мировой? Должно быть повреждение голосовых связок. Можно исправить и это, но придётся подождать, пока вызовем хирургов…
– Не стоит, - прервал я поток словоизлияния, – Договор уже заключён, все ваши услуги оплачены. Когда можно будет приступать к процедуре?
– Неделя на подготовку. Ещё одна на процесс омоложения. Третья на адаптацию.
– Хорошо.
Глайдер стремительно шёл вниз.
Целых семь дней я терпел возню вокруг, оздоровительные ванны, массаж. И вправду стал чувствовать себя лучше, даже колено перестало ныть. Всё гадал как там Арутур – на воле. Я всё же не выдержал и накормил его новомодным синтезатором пищи – опять же кое-что из армейский разработок. Пёс будет сыт как минимум месяц, как максимум – два. Жаль что я эту пакость заранее на себе не испытал. Было бы спокойнее на душе.
Наконец наступила заветная дата. Зал куда меня провели не скажу что огромен, скорее не мал. В центре – небольшой мутно-зеленый бассейн. Повсюду осточертевшая белизна, компьютеры и люди во всё тех же белых халатах. Появился и Галаад.
Я молча наблюдал за вознёй вокруг, терпел прикосновения холодных рук. Насчитал восемь датчиков на шее, один на затылке.
– Что это? – я попытался прикоснуться, но медбрат перехватил руку, с силой удержал.
– Датчик активности мозга, – соврал Галаад.
Ложь от правды не так уж и сложно отличать.
– Снимите, – я не узнал свой голос, – Это не к чему…
Мир качнулся, медленно поплыл. Что ж, мог бы и сразу догадаться…
– Ну наконец-то подействовало, – лицо лже-рыцаря изменилось, что-то неуловимо мерзкое и циничное промелькнуло во взгляде, – Сколько вы ему вкатил?
– Пятьдесят миллиграмм. И слона бы свалило…. Начинаем?
– Да. Сперва погружение – а то сдохнет при операции, лишь потом вводите имплантат.
Какой ещё имплантант? – попытался я сказать и не сумел. Хотелось спать, невыносимо просто… закрыть, закрыть глаза и спать, спать, спать…
Меня осторожно уложили в капсулу, руки и ноги надёжно обхватили стальные захваты. В глазах потемнело, всё же закрыл глаза, но непреодолимую атаку препарата на организм всё же сдерживал.
– Опускайте!
Резко завоняло серой. Ноги обожгло – наверное я бы взвыл от боли, но вот беда – не чувствовал. Я вообще ничего не ощущал…
Было в этом что-то противоестественное, мерзкое. Как будто в душу рвущуюся к свободе впилось нечто, удержало и рвануло назад. И боль… океаны боли…
И словно из небытия пришёл мерзкий голос Галаада.
– Вживляйте имплантат.
Затылок резануло болью. Я дёрнулся, взвыл. И вдруг понял – я уже могу сопротивляться. Силы, те, что растерял за последний десяток лет возвращались. Знания, умение, даже чутьё – истинного солдата, пса войны… и оно вновь было со мной и упрямо твердило – что бы это ни было, оно не принесёт ничего хорошего.
Я сосредоточился. Заставил ткани стать плотнее, толще… ороговеть… ещё лучше и вовсе покрыться шипами…
– Что происходит?
– Он сопротивляется.
– Ещё успокоительного!
Новую доза препарата я удержал, можно даже сказать купировал, за что поплатился жестокой болью в руке. Не могли, что ли нигде больше вены найти? Собрался, сосредоточился на буре. Всё существо солдата пережившего ад третьей мировой войны, все заложенные в меня возможности… всё что позволило выжить… сейчас никому и никогда не позволит управлять мной!
Жар, жалобный скрип. Бур замер, намертво заклиненный в толстых костяных наростах.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Ответом было вполне ожидаемое молчание. Я едва сдержал ехидный смех, чуть не потерял концентрацию, но вроде справился. Не знаю, что вы мне хотели вживить, но в свой мозг я ничего чужеродного не пущу.
– Снимите его. И вколите ещё успокоительного.
Бур выдрали, я поспешно «убрал» костяные наросты. Укол почти не ощутил, просто остановил кровообращение в правой руке. Дождался пока снимут, и уложат на носилки. И лишь потом дал лекарству растечься по всему организму…

Мне снился сон. Поначалу он казался явью. Но я просто посмотрел на руки – во сне на них нет мизинца. И сейчас тоже. А значит я снова сплю.
Тёплый ветер с моря приносил прохладу. Солнце неспешно опускалось в воду – где-то там, вдалеке. Фелия сидела на камне, загадочно улыбалась чему-то. Я подошёл сзади, осторожно обнял.
– Жаль что ты лишь сон, – просто сказал я.
– Нет – она чуть улыбнулась, – Скорее я отражение твоих мыслей, воплощенное в этом облике.
Чуть помолчал. Солёный воздух заставлял сердце биться быстрее… и думать. Чуть яснее. Меня несомненно омолодили. Лет на десять, не меньше. Тогда, во снах я тоже мог находить ответы на все вопросы.
– Ты знаешь, что мне пытались вживить? – наконец спросил я.
– Нет. Только догадываюсь. Ведь я лишь часть тебя. Этот имплантат… нечто вроде контроля разума. Помнишь солдат идущих на штурм «Чёртовой» высоты? Они не отступали, не падали, шли к цели, пока просто не умерли.
– Помню. Думаешь это то же?
– Нет. Это ты так думаешь, солдат.
Я кивнул. Вот теперь пора просыпаться. Хотя… пожалуй, есть ещё один вопрос:
– Почему я на смог тогда вернуться к тебе… то есть к Фелии? Я же выжил. Тогда меня было слишком сложно убить. Почему? Просто скажи. Ты ведь знаешь.
Она долго молчала. Или «я» просто собирался с силами? Мужеством в конце концов?
– Ты всегда знал, что не достоин этой жизни, - наконец сказала она, – Счастья, если так будет правильно назвать то, что ты боялся испытать. Несомненно любил… да, пожалуй больше всего на свете. Ведь любят не почему-то, а вопреки. Но она улетела, а ты остался. В одиночестве и пустоте. Как всегда. От тебя немного тогда осталось – лишь тело и остатки разума, теперь безумного. И ты привык жить так. В своей темноте, боли и страданиях. Теперь понимаешь?
– Не очень, – признался я.
Чёртово подсознание…

Для начала просто открою глаза… свет ожёг, заставил зажмуриться. Руки в крепких петлях, ноги тоже накрепко привязаны к койке. Замечательно.
– Мэтр? Вы как? Очнулись?
Мелькнуло знакомое лицо. В этот раз он больше похож на того лихого разведчика выбивающего одним ударом бронированные двери. Хотя узнал я скорее по глазам – всё тем же, неизменно небесно голубым. Интересно, а как он умудряется не попасться на сканере сетчатки?
– Как тебя зовут?
Он несмело улыбнулся. Что ж, больничный халат ему идёт куда больше, чем форма бойца сопротивления или одёжка бедного таксиста.
– Кир. Я отключил все видеокамеры и датчики в этом крыле, так что можем говорить свободно.
– Зачем ты пришёл, Кир?
Нахмурился. Молодой, неопытный. Как он вообще сумел проникнуть сюда?
– Вы не думайте… просто вы сохранили мне жизнь. А теперь смогу сохранить вашу.
Я вдохнул поглубже. Мотивы личные, желания, мечты – как же всё красиво и нужно человеку. Но вот он стоит, такой наивный, свято верящий во что-то мальчик. И самое святое для него долг. А я ведь готов был предать всё, даже себя лишь бы заполучить желаемое. Хотя нет, не так. Правильней будет сказать: чтобы снова быть с Ней.
Слабак.
Старый, жалкий и глупый.
Как же я потом смог бы смотреть Ей в глаза?
Кажется мне стыдно?
Подзабытое чувство.
– Развяжи, – попросил я.
– У нас здесь операция. Давно замечено, что в этом центре омоложения твориться что-то неладное… слишком. Они что-то делают с людьми, превращают их в послушных кукол. Мы не были уверены, одни догадки. Меня послали на разведку… – он торопливо освобождал от ремней, что-то ещё говорил. Хорошо, очень хорошо, что мои «террористы» всё ещё так деятельны. Когда создавал их, вот уж не думал что моё маленькое движение перерастёт в мощную организацию. Делов то было собрать солдатню, уцелевшую в месиве третей мировой, и предложить им идею своей боевой группировки. Прошло полвека, я давно отошёл от дел, а идея живёт. И люди в ней весьма деятельны…
– Кир, послушай меня. Здесь очень много информаций, что следует передать… не морщись, итак знаешь куда. Я сделаю это, уж поверь. Ты просто должен отвлечь их.
– Это уже не ваше дело, – возразил Кир, – Я выведу вас живым, а потом закончу начатое.
– Не глупи. Мне жить то осталось неделю, может две. Дай мне уйти достойно.
Я конечно нагло врал. Мне всё равно. До всех, до всего на свете, кроме лишь Фелии. Просто… а, да не знаю я почему так поступаю. Не знаю. Но делаю.
А он поверил? И правда, одни загоревшиеся глаза чего стоят. Молодец. Я бы учуял ложь. Это же просто глупо. Очень. Меня убьют. Его – возможно. И это единственный исход.
– План таков: отвлеки их на себя. Дай мне время. Я доберусь до их центра и всё сделаю. Хорошо?
Он торопливо кивнул, протянул пистолет и нечто жутко напоминающее древний дешифратор. Я молча принял оружие, присвистнул – какой склад старья они грабанули? МР-443 "Грач", с войны не держал такой в руках. Дешифратор же древний лишь снаружи – напичкан от души нанитами. Микроскопические роботы просто облепят компьютер и высосут всю информацию. Правда скрытностью тут и не пахнет…
– Отвлеки их, – напомнил я, – Всё остальное на мне.
Трость лежала на тумбочке рядом с кроватью. Судя по чувствам я всё же скинул может и побольше десятка лет, но рисковать не стоит. Я встал, тяжело опираясь на трость. Ободряюще улыбнулся Киру – он кивнул и исчез за дверью.
Что ж, давай, старик. Пришло время доказать что ты годен не только впадать в длительный маразм.
Странное возбуждение. Я шёл по белоснежным больничным коридорам, левой рукой всё равно работал хуже чем правой, даже два раза попал в горло, а целил в голову. Почему-то совершенно не жаль было тех, кто хотел лишить меня рассудка. Я просто убивал. Не знаю что там творил Кир, но здание периодически тряслось, издалека доносился грохот взрывов, суматошной пальбы. Я наконец дошёл до нужной двери, конечно с кодовым замком и новейшей защитой. Только почем-то открытой. Перезарядил пистолет – дурное предчувствие никак не желало уходить.
Огромная полусферическая комната, в центре причудливое сооружение. Я не сразу узнал обычный компьютер – уж слишком всё наворочено, улучшено… cбоку наметилось какое-то движение, вскинул пистолет… на миг ощутил себя в невесомости. Удар, я вскрикнул от режущей боли.
Пол задрожал под его шагами. Ещё не веря я смотрел на причудливое сочетание технологии и плоти. Он шёл ко мне, в глазах обещание лютой смерти. Что ж, хоть умру я достойно, а не как скорчившийся от жалости к себе старик.
Мелькнула серая тень, белоснежные клыки. Артур вцепился в горло гиганту, брызнула неестественно тёмная, почти чёрная кровь. Он с рёвом ухватил полуволка за шкирку, отодрал – в пасти так и остался зажат кусок дымящейся плоти.
– Откуда ты здесь взялся, малыш? – пробормотал я и поднял пистолет. Настоящий солдат никогда не выпустит оружие. И я удержал.
Первая пуля ударила в висок, ещё две чуть выше уха. Остаток обоймы я разрядил уже не прицельно, старался лишь не попасть в Артура. Полуволк закончил дело сам – я предпочёл не смотреть. Под конец гигант всё же закричал, напрочь ломая теорию, что убивают всё-таки не человека.
Я кое-как встал, огляделся в поисках трости. Хорошо что меня омолодили. Иначе я бы давно просто умер – от инфаркта например. Подбежал Артур, в окровавленной пасти трость. Я взял, потрепал пса по холке.
– Спасибо, дружище.
Добрёл до компьютера, воткнул дешифратор в системник. Нанороботы рванулись наружу, я удивлённо присвистнул – их столько что не то что компьютер взломать, тут и сервак Пентагона бы не устоял в былые годы. Когда его ещё не взорвали к чертям.
Дальнейший взлом не причинил никаких проблем. Полученную информацию я даже не читал, просто рассылал всюду куда считал нужным. Дешифратор всё продолжал извергать потоки нанитов, я на всякий случай отошёл, отдал короткий приказ к самоуничтожению. Вспышка, электромагнитная волна тряхнула и меня. Что ж, будем ждать усталости, тошноты и головной боли. А в апогее, если доза превысила норму – повреждение сердца, мозга и центральной нервной системы.
– А вот теперь уходим.
Пистолет я выбросил – патронов всё равно не было. Артур скользил впереди бесшумной тенью, безжалостно разрывал на части всё, несущее хоть толику угрозы. Повсюду дым, едко воняет паленым пластиком. Промелькнула комната с рядами серебристых цилиндров – здесь же изначально был центр крионики. Что ж, я похоже лишил этих людей возможности придти к жизни после смерти.
Ещё коридоры. Наконец зал с мутно зелёным бассейном. Знакомая фигура Галаада склонилась над компьютером. Он словно почуял, оглянулся.
– Что… что ты наделал? Скажи мне хоть одну причину умирать!?!
Артур зарычал, шагнул вперёд, чуть пригнувшись, готовый к прыжку. Галаад побледнел, вытащил из кобуры револьвер. Ух ты, а я и не думал, что остались такие. Впрочем, от волчьих клыков не убережёт – даже отрубленная волчья голова кусается.
– Стоять! – коротко приказал я.
Полуволк замер, лишь оскалился злее – зловеще блеснули белоснежные клыки.
– Уходи, – посоветовал я, – сейчас здесь всё взорвётся.
Он поднял револьвер, оружие тряслось, словно падучая всерьёз взялась за предателя.
– Отвечай!!!
– На секунду…. я подумал что настолько же слаб как и ты. Ведь ты всё сделал чтобы выжить, верно?
– Это не ответ! Ты же проиграл! Везде и всюду! Ты стар и слаб! Ничтожен!
– Что не помешало мне разрушить лабораторию. И передать всю информацию о вашей деятельности… нет, не правительству – уж слишком там все повязаны. А массам. Большинство конечно ничего не сделает. Но что нам это большинство? Ведь есть же такие весёлые «террористические», как вы их называете группировки. Вроде Светозарова воинства?
Кажется бледнеть дальше некуда, но у Галаада получилось. Я бы тоже на его месте испугался.
– Я сам когда-то приложил руку к созданию… гм, группировки. И не одной такой. Ты ведь знал, верно? Именно по этому я и был нужен тебе?
Он не выдержал. Нервный такой молодой человек. Слишком. Заорал, грохот выстрела на миг перекрыл даже вой сирены. Плечо ожгло, скрипнули когти – Артур прыгнул, впервые ослушавшись приказа. Странно, но боли не было. Скорее слабость – ноги подкосились, я рухнул на металлический пол, попытался зажать рану. Всего какой-то десяток лет назад - лишь сосредоточился и всё бы просто зажило. Может надо было дождаться второго этапа омоложения?
Новый выстрел, хруст ломаемых костей, истошные крики. Артур убивал молча, хладнокровно, если это вообще применимо к псам. Наконец Галаад издал последний крик и затих. Будем надеяться навсегда. Я сжал покалеченное плечо сильнее, попытался сосредоточиться, заставить поврежденные ткани ожить, вытолкнуть пулю…– куда там, разве что поток крови чуть замедлился.
Блеснули длинные клыки, на пол упала тягучая капля крови. Блеснули внимательные, почти человеческие глаза. Артур уселся рядом, ткнулся мордой в многострадальный бок.
– Ну вот и закончилось всё. Ещё минут пять. И всё.
Сирена взвыла громче. Артур взглянул в потолок, одно ухо дёрнулось будто уловило чей-то крик. Вскочил, нагнулся и требовательно гавкнул. Я нащупал среди густой шерсти ошейник, вцепился.
– Давай. Сам напросился.
Он не ответил, осторожно встал и потащил. Я всё же не удержался и отключился. Пришел в себя где-то среди бесконечных переходов – Артур тащил меня, вцепившись пастью в воротник изодранной больничной одежды. Сознание снова не выдержало и рухнуло в забытьё.
Земля вздрогнула, грохот взрыва словно привёл в сознание. Трава… мягкая, густая, холодная от утренней росы. Синее-синее небо и столб дыма, стремящийся вниз. Артур лежал рядом. Шерсть изодрана, измазана в крови, кое-где подпалена. Левое ухо разорвано неудачным выстрелом.
Я вдохнул поглубже и закрыл глаза. Артур тихонько завыл.
Прощай, Солнце моё. Так я и не вернулся к тебе.

Чебоксары
2012 год

Рабочие материалы:

Аберро – с лат. Aberro, дословно - заблудившийся

ДВОЙНАЯ БЕЗДНА

Не плачь о неземной отчизне,
И помни,- более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.

И жизнь, как смерть необычайна...
Есть в мире здешнем - мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна -
И в свете дня, как в тьме ночной.

И смерть и жизнь - родные бездны;
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.

Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.

И зло, и благо,- тайна гроба.
И тайна жизни - два пути -
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.

Будь мудр,- иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении - восторг.

Ты сам - свой Бог, ты сам свой ближний.
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.

Д.С. Мережковский. Собрание сочинений в 4-х т.
Библиотека "Огонек".
Москва: Правда, 1990.

Глава 1. Пустыня.

"...Ты сам - свой Бог, ты сам свой ближний.
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом".(Д.С. Мережковский)

Под жарким солнцем, по раскаленному песку бродил старик. Был одет он в белые одежды с ног до головы. Кожа его – темна от солнца и морщиниста от прожитых лет. Цвет глаз давно потерял свою яркость – их цвет – почти белый, как его седая борода. Держал старик в руке своей – ссохшейся и загорелой – посох, на который опирался – тяжела дорога в пустыни. Старик решил остановиться, чтобы разглядеть дорогу. Вскоре он достигнет цели и найдет город, в котором сможет немного отдохнуть. Вдалеке старик увидел очертание города.
«Как прекрасен город, в который я иду» - подумал старик, - «как же живут там люди? Наверное, как и везде – в радости и горести, в богатстве и нищете…» Вдруг старик услышал неподалеку чей-то жалобный голос:
-О, странник! Помоги! Дай воды мне напиться!
Старик увидел перед собой шута.
-Я шут, как видишь ты. Я устал и хочу пить…боюсь не дойти мне до того города. А, как же прекрасен он!
-Здравствуй шут! Будет тебе вода сейчас…
Старик ударил посохом о землю и перед шутом раскинулся родник с чистейшей водой.
-О, не мерещится ли мне?! Да ты, как вижу я, Великий дух!
-Именно шут…пей, это не мираж…
Шут жадно накинулся на воду.
-Какая красота, мудрый дух! Ох, тенька бы мне! А то жарко очень…
-Будет тебе тень, шут – спокойно ответил старик, слегка улыбнувшись
Прямо в пустыне выросла цветущая яблоня и своими ветвями загородила безжалостное солнце. Довольный шут уселся под деревом. Старик тоже решил отдохнуть. Он умылся родниковой водой и сел под дерево.
-Великий Дух, ответь, зачем же ты идешь в город этот?
-Цель моя странная…хочу понять я – что люди на свете больше всего любят…
-О, как интересно! – ответил шут, - скажи, Великий Дух, какие есть идеи?
-Люди любят больше всего на свете Бога, ибо только в любви люди познают Бога…
-А что же такое – Бог? – спросил лукавый шут
Старик удивился
-Ты не знаешь, что такое Бог?
-Нет…не слыхал я…мое дело людей развлекать…а Бога не развлекал – не видал я его…
Старик засмеялся.
-Так Бога нельзя увидеть. Его только чувствуют люди – Бог есть любовь…
-Да? Я что же такое…как же там его…О, Дьявол – о нем только изредка я слышал. Когда меня из города выгоняют за мошенничество – то бьют и кричат «дьявол!»…
Старик улыбнулся своей доброй улыбкой.
-О, нелегка жизнь твоя, шут – ответил старик – Дьявола я ищу на земле этой уж сотни лет…и все никак не могу его найти…Только происки его вижу я – жестокость, ненависть, отчаянье…
-Так ты Дьявола ищешь?
-Да, шут…я дьявола ищу…Он мудр, он лукав, он силен…я уверен, что он очень силен. Иначе как он может так порабощать души человеческие?
-Великий дух, а может, люди больше всего на свете дьявола любят?
Старик возмутился
-Шут, что же ты такое говоришь?
-Но, а почему с такой радостью они поддаются его чарам? Умереть за него готовы?
-Ты лукавишь, шут…ты говорил, что не знаешь ничего о Дьяволе…только слово слышал…
-Но ты сам только что говорил о смерти, боли и о всяком таком…это все делают люди, чтобы доказать свою любовь Дьяволу – он просит, они делают…
-Шут, как же ты глуп! Люди Бога любят, потому что Бог – есть любовь!
-Не сердись, Великий Дух – добру злиться нельзя. Давай – как мы с тобой спор заключим. Вскоре мы войдем в прекраснейший город на свете – Хамун. Город солнца, богатства и красоты. Город любви и коварства…Так вот, коль в этом городе Дьявол Бога победит – значит люди больше всего на свете любят Дьявола…
-А как же мы узнаем, что Дьявол победит? – спросил старик, задумавшись.
-Кто-то убьет ради Дьявола самое дорогое, что у него есть – Бога, т.е. свою самую сильную любовь…
-Хорошо, шут. Коль люди ради Дьявола убьют Бога, то Дьявол победит…Глуп ты шут, конечно. Как же могут люди такое сделать? Но тем лучше. Если Бог победит, то на сотни лет в этом городе будет любовь и покой…Я сам лично сотню лет буду защищать этот город…
-Договорились, Великий Дух!
Старик попрощался с шутом и поспешил удалиться.
Как только старик скрылся, шут рассмеялся.
-Тень, тень – ты это слышала?
Вдруг тень шута встала перед ним во весь рост свой.
-Тень! Ты видишь, сотни лет этот старик ищет Дьявола – его мудрость и коварство! А я для него – глупый шут! О, как же сам то он глуп! Я сотни лет за ним по пятам хожу! Я и тень моя! Сотни лет я меняю маски, роли, имена – но никто и знать не знает, что мудрый Сатана – всего лишь Трикстер – шут! О, ну ничего, скоро он мою силу узнает…Тень, сделаем вот как. Ступай в город этот. Найди там потерянную душу. Стань Тенью ее – поработи эту душу. И с помощью этого тела порабощай всех остальных. Я тоже пойду в город – без тебя, Тень, я слаб. Буду просто наблюдать, поменяв обличие.
Тень покорно поспешила уйти. Шут обвел огненный круг, и стал танцевать в нем, радостно смеясь. Затем он отравил воду в роднике и уничтожил яблоню. Рассмеявшись еще сильнее, шут превратился в красивого юношу – поэта. И поспешил в Хамун.
В это время Старик уже вошел в город. Зайдя, он почувствовал неладное – словно ветер переменился.
«Я чувствую, он здесь…» - подумал старик и поспешил найти место для жилья.
В это время Тень искала свою «жертву». Ей нужна была душа на грани отчаянья. Никому не нужная, всеми покинутая, ищущая одного – власти. Не любви, не раскрытия своего таланта – лишь только слепой власти. Тень умело могла чувствовать таких людей даже на далеком расстоянии друг от друга. В этом городе она почувствовала несколько таких душ. Но одна из них была уже почти мертва. Почти…
Тень поспешила к этой умирающей душе. К своему удивлению она оказалась в доме молодого священника. Священник очень сильно ругался со своей молодой женой.
- Азат! Ты меня совсем не любишь! Я не нужна тебе! – кричала девушка
-Омид! Я люблю тебя! Но моя миссия нести крест истинного христианства в люди! – кричал в отчет священник
-Истинного?! Да ты лжец! Ты не несешь крест божий, потому что ты…
-Кто я?!
-Ты…ты…я чувствую, что ты меня не любишь…и…никогда не любил! С тех пор, как ты стал священником, ты думаешь только о том, как бы получить верховный сан…ты думаешь только о власти…
-Так Сатану может победить только сильнейший!
-Ты…хочешь победить Сатану силой?
-Мы очистим этот мир и этот город от всех неверных! Здесь воцарится царствие Христово!
-Ты врешь, Азат…и ты…мне, своей жене…изменяешь…я знаю, ты ходишь к той, к другой, к дочери Авраама…
-Ева, мой друг…я все вечера провожу с тобой…
-Да, только лишь вечера и ночи! Больше нас ничего не связывает! А Евой ты гордишься! Она дочь губернатора! Она красивая…а я…я не нужна тебе…ты…не любишь меня…что-то странное с тобой, с тех пор, как ты…
-Я несу свет истиной веры!
-Ты несешь гибель, Азат…
-Не смей так говорить! – закричал Азат.
Тут решила вмешаться Тень – «самое время!» Тень окутала Азата, проникла своим темным духом в его душу и стала шептать – «убей ее! Она язычница!»
-И ты язычница! Ты не приняла христианство!
-Азат, я же…
-Я любил тебя, а ты!
-Нет! Если ты уйдешь, я убью себя!
-Я ухожу! – Азат ушел, хлопнув дверью.
Тень удивилась – «А может, так и лучше? Она себя убьет и все светлое в душе его умрет и эта душа будет моей!» Тень тихо подкралась к Омид и стала ей тихо шептать:
-«Он не любит тебя. Он развратный, ничтожный человек. Во что он тебя превратил? Молодая девушка – кухарка, да еще и ждущая ребенка от этого лжеца! Пойдем со мной. Ты будешь вечно со мной – я буду любить тебя… я – твоя Тень…убей себя…выпий яд…выпий…
Девушка взяла в руки яд, которым Азат и Омид травили в доме крыс.
-«Молодец…поднеси ко рту…это не страшно…уходи – твоя жизнь будет кончена, рядом с таким ничтожным человеком…»
Девушка приняла яд. Через минуту Тень смотрела на бездыханное тело молодой Омид. Тень поспешила за Азатом, довольная своей работой.
Азат пошел к дочери губернатора – к Еве. Ева была влюблена в молодого священника. Его рассказы об истинном христианстве завораживали ее. Кроме того, она понимала, что в борьбе с язычниками священникам нужен такой молодой и Харизматичный человек. Скоро Азат станет богат и влиятелен, и Ева сможет вырваться из дома строго отца и матери и жить в свое удовольствие.
-Дорогой Азат, ты грустен… - поприветствовала Азата Ева, нежно его приобняв.
-Мне не здоровится… очень плохо… Омид не понимает мою идею…она больше не поддерживает меня…
-Азат, я в тебя верю! Ты – спаситель! Ты спасешь наш народ от страшной угрозы – язычников!
-Ева…я совсем недавно в себя не верил…в меня никто не верил, равно как и в то, что наше правительство примет христианство…Но они лгут, говоря о любви! Иисус говорил о мече, значит мы будем бороться на уничтожение! Язычники должны быть не просто уговорами свергнуты, не просто обращены в христианство, а уничтожены!
Ева испугалась. Таких речей она не слышала.
-Азат, но ты не говорил раньше об уничтожении…
-А сегодня я говорю! Я чувствую силу! Я чувствую власть! А знаешь, что…мы не будем устанавливать Христианскую веру! И языческую! Мы придумаем свою веру! Мы будем поклоняться сильнейшему! Бог слаб, а значит, ничтожен! Люцифер – вот сильнейший!
-Азат, но Люцифер – злодей…
-Нет, Ева! Так говорят слабые рабы! Люцифер раскусил подлость Бога и решил установить свое государство! И я буду воплощать его идею на этой земле! Мы сотворим великую империю Люцифера! Ты меня любишь, Ева?
-Да, Азат, но…
-Больше нет «Но»! Верь в меня и свет истиной веры прольется в душу твою, как это произошло с моей душой! Я чувствую! Чувствую! Я должен вернуться домой, чтобы помириться с Омид. И мне кажется, что у нас будет ребенок…
-Да?
-Да, Ева, да!
Азат счастливый возвращался домой. Но не успел он переступить порог своего дома, как увидел толпу людей, которые что-то кричали и плачущую мать Омид.
-Елена, что случилось? – спросил обеспокоенный Азат.
Женщина подняла заплаканные глаза на молодого человека:
- Омид …я не верю…она не могла такое сделать… Омид …
-Что случилось?! Что, Елена, не молчите!
-Азат…она…не могла! Она же христианство хотела принять! Азат…
-Что случилось, я вас спрашиваю?!
-Она…покончила с собой…моя девочка…О, горе! Ее душа проклята теперь!
-Как? Елена, не может быть! Как?!
Азат упал на колени, схватившись за голову и стал кричать от той душевной боли, которую ему причинило самоубийство Омид. Тень стояла в стороне и радовалась. Она наслаждалась той силой, которую источала ненависть Азата.
«О, юный глупец! Сегодня ты потеряешь свою душу – и без того гадкую и извращенную душу. Но сегодня ты почувствовал мою силу – ты возжелал служить мне – Тени Люцифера и твоя душа вовеки моя. Скоро ты узнаешь мою власть…»
В это время мимо проходил Великий дух – старец. Он не видел Тени, но видел горе человеческое из-за кончины молодой Омид. Великий дух подошел к ее матери:
-Примите мои соболезнования…
-Кто вы? – спросила Елена
Азат тоже посмотрел на Великого духа.
-Я странник. Я чувствую вашу боль. Вы потеряли дочь…
-Да! Но… она не могла! Она хотела стать христианкой! Но она покончила с собой…Боже, прости! Забери меня, но прости мою дочь!
-Подождите – тихо сказал старик – зачем же вас забирать? Вы еще так молоды и можете много полезного сделать на этом свете!
-Но ведь теперь Господь проклянет душу моей дочери! Ей в аду мучиться! О, Боже!
-Кто вам такое сказал?! Да, самоубийство – тяжкий грех, но ведь Господь любит вас и вашу дочь!
-И что же это значит? – грубо спросил Азат.
-А то, молодой человек, что Господь простит Омид за ее грех, если она, конечно, любила…
-В смысле любила?
-Если она умерла с любовью в сердце к ближнему своему, то Господь простит ее. Но если она любила Дьявола, то ей скитаться духом по этой земле, искупая грехи человечества или же стать слугой Сатаны…
-А братом можно ему стать?
-О, я не знаю. Века я ищу уже его, но не могу найти…
-Веками? – удивился Азат.
-Да, Азат…
-Откуда вы знаете мое имя?!
-Знаю…так вот, я Дух, я скитаюсь по Земле, стараясь найти Сатану и побороть его…
-Так это же не по-божески! Бороться…
-По-божески…я познать хочу его…но люблю я сердцем своим лишь Господа нашего, а Сатана никого любить не может…
-Так если кто-то любить не сможет, то он сможет равным стать Сатане?
-Не исключено, Азат…
-Старик, а что т видишь в душе моей?
Старик посмотрел на Азата.
-Вижу душа твоя умирает…Ради власти над миром отдашь ты на четвертый день от солнечного затмения душу свою…но посмеется Дьявол над тобой – конец тебя ждет…а дальше почему-то видеть не могу… - старик изумился – раньше он всегда видел душу человека. Он надеялся в этот раз увидеть момент искушения и увидеть Сатану, но не смог…
-Чушь! – крикнул Азат и поспешил уйти. Он решил некоторое время пожить у своих друзей, чтобы никого не видеть и не слышать.