Маленький шахтер читать полностью. Разработка урока литературного краеведения "А.Серафимович "Маленький шахтер" (6 класс)

Русский поэт, переводчик

10 (21) сентября 1708 – Антиох Кантемир родился в Константинополе в семье известного ученого-энциклопедиста Дмитрия Кантемира.

1710 – Дмитрий Кантемир, вскоре после смерти своего отца, получает титул господаря Молдавии.

1711 – в результате неудачного Прутского похода, предпринятого Петром I совместно с Дмитрием Кантемиром на территории Молдавии против турков, Кантемир вместе со своей семьей, состоящей из жены и шести детей, вынужден навсегда переселиться в Россию, сначала в Харьков, а затем в курские и украинские поместья, пожалованные Кантемиру Петром I. Детям дается прекрасное образование, среди их наставников Анастасий (Афанасий) Кондоиди и Иван Ильинский.

1713 – переезд в Москву.

1719 – по приглашению Петра I Дмитрий Кантемир переселяется в Петербург.

1722 – Дмитрий Кантемир, большой знаток жизни и быта восточных народов и восточных языков, сопровождает Петра I в Персидский поход. Вместе с отцом в этом походе принимает участие и 14-летний Антиох Кантемир.

1723 – на обратном пути из Персидского похода Дмитрий Кантемир умирает.

1724-1725 – Кантемир учится в Академии наук в Петербурге.

1725 – Антиох Кантемир поступает на военную службу, в лейб-гвардии Преображенский полк.

1727 – напечатан первый «трудок» Антиоха Кантемира - «Симфония на Псалтырь» (1726), свод стихов из псалмов Давида, расположенных в азбучно-тематическом порядке.

1728 – Кантемир получает первый офицерский чин – поручика.

1729 – пишет свою первую стихотворную сатиру «К уму своему. На хулящих учение». За ней последовала сатира «На зависть и гордость дворян злонравных». До 1732 им написано пять сатир, распространявшихся в списках, и несколько басен («Огонь и восковой болван», «Верблюд и лисица» и др.), критикующих современное социальное зло.

1730 – становится членом так называемой «ученой дружины», возглавляемой Феофаном Прокоповичем и объединявшей сторонников петровских реформ.

1732-1738 - служит русским посланником в Лондоне. Несмотря на огромное количество служебных дел Кантемир не прекращает литературной деятельности. В Лондоне он работает над переводом «Анакреонтовых песен»; занимается переводом «Юстиновой истории», работает над не дошедшим до нас переводом научно-популярного сочинения «Разговоров о свете» итальянского писателя Ф.Альгаротти; перерабатывает написанные в России сатиры, пишет новые.

1737 – Кантемир получает от российского правительства предложение вступить в переговоры с французским послом в Лондоне Камбисом с целью восстановления дипломатических отношений России с Францией, прерванных в связи с польской войной. В результате успешного завершения переговоров Кантемир пожалован от русского правительства в камергеры и со степенью полномочного министра назначен русским посланником в Париже.

1738-1744 – занимает пост русского посланника в Париже. Здесь близко знакомится с Фонтенелем, переводит его труд «О множестве миров», представлявших собою популярное изложение гелиоцентрической системы Коперника (перевод был издан в 1740г. в России и впоследствии запрещен Синодом как критикующий догматы церкви, а потому «противный вере». Это было второе и последнее прижизненное издание Кантемира на родине). Кантемир общается с драматургом Н.де Лашоссе, математиком Мопертюи, с Ш.Монтескьё, переводит его «Персидские письма» (перевод не сохранился), переписывается с Вольтером.

1742 – философский трактат «Письма о природе и человеке».

1744 – по совету врачей Кантемир пытается совершить поездку в Италию с целью «перемены воздуха» и в связи с этим обращается с соответствующим прошением к русскому двору. Разрешение последовало только 14 февраля 1744 года. К моменту его получения больной был настолько слаб (прогрессировала начавшаяся еще в 1740г. болезнь желудка), что не мог им воспользоваться, тем более что в выдаче необходимых для поездки в Италию средств ему было отказано.

1744 – объединенные в одну книгу «Письмо Харитона Макентина к приятелю о сложении стихов русских» (1733, теория силлабического стихосложения, написанная в ответ на «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» В.К.Тредиаковского) и перевод первых десяти «Посланий» Горация изданы Санкт-Петербургской Академией наук, однако уже после смерти Кантемира и без обозначения его имени на книге.

Серафимович Александр Серафимович

«Маленький шахтёр»

Отец-шахтёр отправляет своего 12-летнего сына работать на шахту на выходные рождественские дни. Мальчик «упрямо и слезливо» пытается сопротивляться, но бесполезно. «Мальчик тоже был чёрен, как эфиоп, оборван и тоже мелькал босыми ногами в продранных башмаках».

Три рождественских дня предстояло провести мальчику Сеньке в шахте за работой. «Тоска и отчаяние щемили сердце. Губы дрожали, он щурился, хмурил брови, стараясь побороть себя и глотая неудержимо подступавшие детские слезы». На водокачку вместе с Сенькой отправлен пьяница Егорк Финогенов. Егорка был зол с похмелья и от предстоящей работы в праздники, когда остальные пьянствуют и гуляют (но другого выхода у него нет, так как все средства к существованию Егорка уже пропил).

Когда Егор и Сенька остались одни в тёмной шахте у водокачки, Финогенов улёгся спать, а мальчик должен быть работать в темноте. Сенька уже не думал о праздниках и веселье. «Сенькой овладело состояние, подобное тому, какое испытывает привычный к дальним дорогам конь, когда он вляжет в хомут и тронется, помахивая слегка головой, зная, что долго придётся идти этой мерной, неспешной поступью».

У него появилось ощущение одиночества и нараставший страх. Сенька ощущал присутствие чего-то страшного и пока скрываемого. Он устал и больше не мог качать. Вода стала прибывать. От безысходности мальчик начал кричать и плакать. Наконец Егор сменил Сеньку.

«Сенька достал из-за пазухи кусок слипшегося от сырости чёрного хлеба и стал есть». Мальчик заснул. Ему снилось веселье, праздник, баня. Тут его больно ткнули в бок. Это Егор пришёл будить его, чтобы Сенька сменил его. Опять вокруг стала тишина. Все было неподвижно, угрюмо, безнадёжно.

Автор начинает своё произведение с того момента, когда отец, работающий шахтёром, решил отправить своего сына, которому исполнилось двенадцать лет, трудиться на шахту, в выходные дни рождественских каникул. Мальчику не хочется идти на работу. Ему привлекательней погулять с друзьями, и сын пытается отговорить своего отца от его просьбы. Но сопротивляться его воле не может, и уходит на работу. Писатель очень драматично описывает образ мальчика, отображая его в оборванной одежде с босыми ногами. Он был черным, как негр. Читатель понимает, что отец не сильно беспокоился внешним видом своего сына.

Мальчик Сенька, должен был провести на шахте три дня рождественских праздников. В его сердце была тоска и отчаяние. На глаза накатывались слёзы, а губы его дрожали. Сенька еле сдерживал свои чувства, чтобы не заплакать. На водокачку, вместе с мальчиком, отправили пьяницу Егора Финогенова. Он был злой от наступившего похмелья, и от предстоящей трудовой деятельности в праздничные дни, когда все остальные пьют и гуляют. Но другого выхода у него не было, потому что Егор уже пропил все средства к существованию.

В то время, когда они остались вдвоём, в тёмной шахте возле водокачки, Финогенов решил поспать, а Сенька должен был работать сам, в темноте. Мальчик уже не задумывался о праздниках и весёлом времяпрепровождении. Сеньку посетило чувство меланхолии, на подобии тому, какое испытывает привычная к дальнему пути лошадь, когда его запрягут в хомут, и он тронется в дорогу размеренной поступью, больше ни о чём не думая.

У Сеньки нарастало чувство одиночества и страха. Мальчик явно ощущал присутствие какой-то страшной силы, но не знал, откуда она исходит. Наконец он устал, и не мог больше качать воду. Она стала прибывать с нарастающей скоростью. От ощущения безысходности Сенька начал кричать и зашёлся в рыданиях. Проснувшийся от криков Егор, сменил мальчика.

Сенька перекусил на скорую руку куском застаревшего, чёрного хлеба и уснул. Ему приснилось веселье праздника и жаркая баня. Здесь его больно пнули в бок. Это Егор пришёл разбудить его, чтобы мальчик заступил в свою смену. Сеньку опять окружила тишина. Всё вокруг казалось неподвижным, угрюмым и безнадёжным.

Тема:

Александр Серафимович (Попов). Рассказ «Маленький шахтер»

Цель:

Познакомить учащихся с биографией писателя, обратив особое внимание на его связи с Донбассом; ознакомить с содержанием произведения, показать жизнь мальчика до революции, его непосильный труд, отношение к нему окружающих.

Развивать чувство благодарности к родным, к школе, к обществу.

Воспитывать интерес к истории Донбасса, отзывчивость, сострадание; пробудить интерес к труду, к шахтерской профессии, воспитывать гордость за шахтеров Донбасса, свою причастность к настоящему родного края.

Оборудование:

портрет Серафимовича А.С.,выставка его произведений, иллюстрации учащихся или отцов-шахтеров о труде в шахте в настоящее время, о желании горняков улучшить условия работы; о горняцких профессиях, презентация «Шахтеры – гордость Донбасса»; рассказ «Маленький шахтер», «Дерево ожиданий»; запись песни В Высоцкого «Черное золото».

Словарь:

Александр Серафимович Попов - Серафимович (его псевдоним) 1863 – 1949гг. русский советский писатель.

Повесть «Пески», роман «Город в степи», роман «Железный поток» .

Рассказ «Маленький шахтер».

Словарная работа:

Рождественские праздники – религиозные праздники.

Приказчик – управляющий.

Надсмотрщик – человек, которому поручен надсмотр.

Трактир – гостиница с рестораном.

Кабак – питейное заведение.

Формирование компетентностей:

учебной: формировать умение самостоятельно добывать информацию из разных источников, выделять главное;

коммуникативной: учить строить собственное высказывание, активно пользоваться лексическим запасом;

поликультурной: развивать умение анализировать и оценивать достижения литературы родного края;

информационной: формировать умение использовать источники информации, в частности ИКТ, для личного развития, использовать технологии и знания, которые удовлетворяют потребности общества;

социальной: формировать умение ориентироваться в разнообразии профессий, определять личностные цели в плане выбора профессии.

Опережающие задания:

нарисовать иллюстрации о шахтерском труде;

подготовить сообщение о жизни и творчестве А. Серафимовича (индивидуально);

подготовить презентацию «Шахтеры – гордость Донбасса» (индивидуально);

исследовать свое родовое дерево и найти в нем (если есть) шахтерские корни;

подготовить выразительное чтение отрывков из рассказа (индивидуально);

подготовить инсценирование отрывки (индивидуально).

Методы, приемы и формы работы:

«Мозговой штурм»;

«Дерево ожиданий»;

«Рефлексия»;

«Микрофон»;

«Ассоциативный куст»

ЭПИГРАФ:

Чем лучше мы будем знать прошлое,

Тем легче, тем более глубоко и

Радостно поймем великое значение

Творимого нами настоящего.

М. Горький

ХОД УРОКА

І. Организационно-мотивационный этап.

Вступительное слово учителя.

Донецкий край, где мы с вами живем, не всегда был таким.

Шесть-семь столетий назад, то есть 600-700 лет тому назад было «поле чистое», «земля незнаемая» покрытая степными травами, цветами, душистой полынью.

Время шло. Дни сменялись месяцами, годы – столетиями.

И теперь, много веков спустя, мы узнаем о прошлом нашего донецкого края из давних летописей, произведений устного народного творчества, исторических песен, художественных произведений.

Немало писателей, жизнь и творчество которых тесно связаны с Донбассом, показали в произведениях жизнь, труд, надежды и чаяния тружеников донецкого края.

Сегодня мы познакомимся с одним из них.

ІІ. Целеполагание.

Ребята, чего вы ожидаете от сегодняшнего занятия?

Сформулируйте свои ожидания и запишите их на листочках. Воспользуйтесь ключевыми фразами, которые записаны на доске:

- Я хочу узнать…

- Мне интересно было бы понять…

- Для меня важно убедиться…

(Ученики делают записи на листочках в форме листьев дерева и прикрепляют их к «Дереву ожиданий»

ІІІ. Объявление темы и цели урока.

Слово учителя.

Сегодня мы имеем с вами счастливую возможность познакомиться с рассказом А. Серафимовича «Маленький шахтер». Попробуем решить вопрос: зачем мы изучаем жизнь маленького человека, читаем о прошлом нашего народа? Будем учиться высказывать собственное мнение, аргументировать его. Убеждена, что этот урок станет для вас еще одним шагом к познанию культурного наследия родного края, пробудит в вас чувство гордости за шахтерский труд, поможет вам в определении своего жизненного пути. Мы с вами попробуем протянуть ниточку времени между прошлым и настоящим.

IV . Освоение темы урока.

Сообщение ученика-«биографа». Биография А.С. Серафимовича.

Родился 7 января 1863 года в станице Нижне-Курмоярской области Войска Донского в семье казачьего есаула. Детство провел в казачьих полках в Польше. В1873 году семья вернулась на Дон. Поступил учиться в классическую гимназию. Стремился к знаниям. Смерть отца и материальные трудности осложнили жизнь подростка, но гимназию он заканчивает и в 1883 году поступает в Петербургский университет. Во время первой мировой войны был в составе санитарного поезда, о чем позднее напишет в очерках и рассказах. Работает в провинциальных изданиях «Донская жизнь», «Приазовский край». В 1902 году переезжает в Москву, становится известным. Во время Великой Отечественной войны, несмотря на свой преклонный возраст,- более 80 лет,- выезжал на фронт в районе Орловской битвы. Умер А. Серафимович в Москве в 1949 году.

Сообщение ученика-«литературоведа».

В Донецке (Юзовка) и на Донбассе Серафимович был несколько раз : летом 1897 года, когда был в Мариуполе, во время гражданской войны в 1918 году, весной 1920 года, в 1926 году. Приезжал и в другое время, но ненадолго.

В результате пребывания в Донбассе, появились замечательные, художественные произведения, насыщенные богатым фактическим материалом, глубоко реалистически изображающие жизнь шахтёров и металлургов донецкого края. Это рассказы: «На заводе», «Маленький шахтёр», последний рассказывает о мальчугане, сыне шахтёра.Мальчика опустили в шахту, чтобы откачивать ручной помпой воду. Он работает в темноте один, медленно, уныло считая: раз, два,... тоненьким голосом. Все шахтёры наверху – праздник.

А.М.Горькому рассказ понравился. Он сказал взволнованно: «Шахтёры – это рабочие, они ведь создают всё, что кругом нас, у нас они только бедные, забытые – жалко. А ведь это не вся правда. Шахты кто прорыл? Вот у вас этот мальчонок, ну жалко его, конечно, но вырастет он же, настоящим потомственным шахтёром будет!» (Горький). Серафимович оптимистически изображает своих героев, в том числе ваших ровесников – мальчиков. Открытие страны огня (Русские писатели о Донбассе, «Донбасс», 1978 год, стр. 226 – 231).

3. Чтение рассказа подготовленными учениками.

4. Инсценированиеподготовленными учениками эпизода «Отчаянный протест».

Продолжение сценки, реплика мальчика и отца, обращенная к приказчику. Между репликами – подробный пересказ ученика.

5. «Мозговой штурм».

1) Почему так названо произведение?

2) Как выглядит «Маленький шахтёр»? Его портрет. Как его зовут?

3) И вот 12-летний мальчик, ваш ровесник, три дня рождественских праздников «проводит в шахте»,поправить что было нельзя. Какие чувства он испытывал? (Тоска и отдаление щемили сердце.Губы дрожали, он щурился, хмурил брови, стараясь побороть себя и глотая нетерпеливо поступающие детские слёзы).

4) Какие чувства испытывали вы, читая эти строки?

5) Почему мальчик должен был работать?

6) Как жили шахтёры? Прочитать.

7) Кто напарник маленького шахтёра Сеньки? (Егор Феногенцев).

8) Каковы их ощущения, когда они опускаются в шахту?

9) Проследите их путь в шахту (прочитайте).

10) О чём думает Сенька?

11) Опишите работу Сеньки. (Отрывок наизусть читает подготовленный ученик:«И особенно ужасно было то, что так... «зальёт»).Дети читают.

12) Чему обрадовался Сенька после испытанного страха, одиночества, беспомощности?

13) Что снилось Сеньке? Что лучше сон или пробуждение?(Всё страшно!)

14) Почему рассказ как бы не имеет конца?

15) Какие чувства вызывает произведение? Что бы вы хотели сделать такое, чтобы облегчить участь Сеньки? Зачем мы читаем о прошлом ваших ровесников?

16) Как вы относитесь к труду в 15 лет? ( Для нынешних ребят есть такая возможность?)

17) Что вам рассказывают о своём труде родители шахтёры? Как относитесь к этой трудной, но очень нужной профессии? Рассказ родителя-шахтёра.

Вывод: мрачная, удручающая картина. Жутко становится, когда на минуту мысленно перенесешься в те ужасные условия, в которых жили и работали горняки дореволюционного Донбасса. Страшнее всего, что даже дети лишены солнца, воздуха и тепла, вынуждены тоже работать здесь, рядом с отцами.

6. «Микрофон».

Ребята, прочитайте эпиграф к нашему уроку. Почему именно эти слова Максима Горького спроецированы к нашей теме?

7. Рассказ учеников о работе отцов-шахтеров (оформление коллажа).

Ребята, давайте возвратимся из прошлого в настоящее. Сегодня Донбасс – край высокоразвитой тяжелой индустрии и угольной промышленности. Шахтер – наиболее распространенная и востребованная профессия для нашего региона. Славен и почетен труд шахтера. Многие из ваших родителей или родственников работают или работали в угольной промышленности. Я предлагаю вам рассказать о профессии шахтера.

Фотографии

Рисунки

Вырезки из газет

Текстовый материал

Аппликации

Подписи

8. Интерактивное упражнение «Ассоциативный куст».

Ребята, с чем у вас ассоциируется слово шахтер?

9. Просмотр презентации «Шахтеры – гордость Донбасса».

10. Интерактивное упражнение «Рефлексия».

Ребята, посмотрите на листочки «Дерева ожиданий». Оправдались ли ваши ожидания?

11. Подведение итогов.

Чем духовно обогатил вас сегодняшний урок?

12. Прослушивание песни В. Высоцкого «Черное золото».

Отец-шахтер отправляет своего 12-летнего сына работать на шахту на выходные рождественские дни. Мальчик «упрямо и слезливо» пытается сопротивляться, но бесполезно. «Мальчик тоже был черен, как эфиоп, оборван и тоже мелькал босыми ногами в продранных башмаках».

Три рождественских дня предстояло провести мальчику Сеньке в шахте за работой. «Тоска и отчаяние щемили сердце. Губы дрожали, он щурился, хмурил брови, стараясь побороть себя и глотая неудержимо подступавшие детские слезы». На водокачку вместе с Сенькой отправлен пьяница Егорк Финогенов. Егорка был зол с похмелья и от предстоящей работы в праздники, когда остальные пьянствуют и гуляют (но другого выхода у него нет, так как все средства к существованию Егорка уже пропил).

Когда Егор и Сенька остались одни в темной шахте у водокачки, Финогенов улегся спать, а мальчик должен быть работать в темноте. Сенька уже не думал о праздниках и веселье. «Сенькой овладело состояние, подобное тому, какое испытывает привычный к дальним дорогам конь, когда он вляжет в хомут и тронется, помахивая слегка головой, зная, что долго придется идти этой мерной, неспешной поступью».

У него появилось ощущение одиночества и нараставший страх. Сенька ощущал присутствие чего-то страшного и пока скрываемого. Он устал и больше не мог качать. Вода стала прибывать. От безысходности мальчик начал кричать и плакать. Наконец Егор сменил Сеньку.

«Сенька достал из-за пазухи кусок слипшегося от сырости черного хлеба и стал есть». Мальчик заснул. Ему снилось веселье, праздник, баня. Тут его больно ткнули в бок. Это Егор пришел будить его, чтобы Сенька сменил его. Опять вокруг стала тишина. Все было неподвижно, угрюмо, безнадежно.

А. С. Серафимович

Маленький шахтер

А. С. Серафимович. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. М., "Правда", 1980 -- Ну, иди, иди, идоленок, голову оторву... змеиное отродье!..-- разнеслось в морозном вечернем воздухе. Грязный, всклокоченный, с головы до ног пропитанный угольной пылью шахтер с озлобленной торопливостью и угрозой по всей фигуре, пожимаясь от холода, шагал в башмаках на босу ногу по снегу, черневшему от угля, за подростком лет двенадцати, торопливо уходившим впереди него. Мальчик тоже был черен, как эфиоп, оборван и тоже мелькал босыми ногами в продранных башмаках. Он ежеминутно оглядывался, взволнованно махая руками и своей физиономией и всеми движениями выражая самый отчаянный протест. -- Не пойду, тятька, не буду работать, пусти... Что ж это, всем праздник, один я... пусти, не буду работать... упрямо и слезливо твердил он, в то же время торопясь и припрыгивая то боком, то задом, чтобы сохранить безопасное расстояние между собой и своим спутником. -- Ах ты идол! Вот, прости господи, навязался на мою душу грешную! И оба они продолжали торопливо идти по черневшей дороге, огибая насыпанные груды угля, запорошенного снегом. Морозный воздух был неподвижен, прозрачен и чист. Последний холодный отблеск зимней зари потухал на далеких облаках, и уже зажигались первые звезды, ярко мерцая в синевшем небе. Мороз кусал за щеки, за нос, за уши, за голые ноги. Снег хрустел под ногами, а кругом стояла та особенная тишина, которая почему-то обыкновенно совпадает с кануном рождественских праздников. Темные окна в домах засветились, маня теплом и уютностью семейного очага. Впереди из-за громадной, сложенной в штабели груды угля показалось угрюмое кирпичное здание с высокой, неподвижно черневшей на ясном небе трубой. Из дверей выходили шахтеры и кучками расходились по разным направлениям, спеша в бани. Мальчик первый вбежал по ступеням на крыльцо и, обернувшись и выражая всей своей фигурой отчаянную решимость, сделал последнюю попытку сопротивления. -- Не пойду, не пойду... Что это, отдыху нет... всем праздник... Но как только отец стал подыматься на крыльцо, мальчишка юркнул в двери. Шахтер последовал за ним. Они очутились в громадном темном помещении, где смутно виднелись гигантские машины, валы, приводные ремни и цепи. Это было помещение, откуда спускались в шахту. Тут же находилась и контора. Возле нее толпилась последняя кучка рабочих, спешивших поскорей получить расчет и отправиться в баню, а некоторые -- прямо в кабак. Праздники, полная свобода, возможность пользоваться воздухом, солнечным светом, вся надземная обстановка, от которой так отвыкают за рабочее время, и предстоящий трехдневный разгул и пьянство клали особенный отпечаток оживленного ожидания на их серые лица. Шахтер подошел к конторке. -- Иван Иванович, пиши маво парнишку к водокачке. Неча ему зря баловать. Человек в широком нанковом пиджаке, с лицом старшего приказчика или надсмотрщика, поднял голову, холодно и безучастно поглядел на говорившего и, наклонившись, опять стал писать что-то. Мальчик стоял, отвернувшись от конторки и упорно глядя в окно. Три дня рождественских праздников он проведет в шахте. Дело было кончено, и поправить было нельзя. Тоска и отчаяние щемили сердце. Губы дрожали, он щурился, хмурил брови, стараясь побороть себя и глотая неудержимо подступавшие детские слезы. Отец тоже стоял, поджидая, когда отпустит конторщик. Черный, с шапкой спутанных волос и угрюмым видом шахтер, дожидавшийся расчета у конторки, безучастно оглядел говорившего, мельком глянул из-под насупленных бровей на мальчика, достал кисет, медленно скрутил цигарку, послюнил ее и стал набивать, не спеша и аккуратно подбирая трубочкой с широкой черной мозолистой ладони корешки. -- Что мальчишку-то неволишь? --равнодушно проговорил он, отряхая остатки засевшего между пальцами табаку. -- Не я неволю, нужда неволит; все недостача да недохватки. Тоже трудно стало, то ись до того трудно -- следов не соследишь,-- и он махнул рукой и стал рассказывать, как и с чего у него пошло все врозь и стало трудно. Шахтер молча, с таким же сосредоточенным, нахмуренным лицом, и не слушая, что ему говорил собеседник, закурил. Бумага на мгновение ярко вспыхнула, осветив стоявших возле рабочих, и из темноты на секунду выступили неподвижные, точно отлитые из серого чугуна черты и огромные белые, как у негра, белки глаз. -- На малую водокачку в галерею номер двенадцать которые? -- проговорил, повышая голос, конторщик. Рабочие молчали, оглядываясь друг на друга. -- Ну, кто же? Тут Финогенов записан. -- Здесь,-- проговорил чей-то хриплый голос, и оборванец, с которым жутко было бы повстречаться ночью, показался в полумраке наступивших сумерек. Опухшее, оплывшее, заспанное сердитое лицо, сиплый голос свидетельствовали о беспросыпном пьянстве. -- Чего же молчишь? Бери мальчишку да спущайся, ждут ведь смену. Оборванец покосился на мальчика. -- Чего суете-то мне помет этот! Чего мне с ним делать?.. -- Ну, ну, иди, не разговаривай. -- Иди!.. Сам поди, коли хочешь. Вам подешевле бы все...-- И он грубо скверными словами выругался и пошел к срубу, уходившему сквозь пол в глубину земли. Мальчик молчаливо и безнадежно последовал за ним. Они подошли к четырехугольному прорезу в срубе и влезли в висевшую там на цепях клетку. Машинист в другом отделении пустил машину; цепи по углам, гремя и визжа звеньями, замелькали вниз, и клетка скрылась во мраке, оставив за собой зияющее четырехугольное отверстие. Когда клетка исчезла и на том месте, где за минуту был мальчик, остался темный провал, рабочий в башмаках почесал себе поясницу и повернулся к угрюмому шахтеру: -- Кабы не хозяйка заболела... жалко мальчишку -- тоже хочется погулять. Тот ничего не отвечал, стараясь докурить до конца корешки, и потом повернулся к конторке получать расчет. Клетка нечувствительно, но быстро шла вниз, и лишь цепи переливчато и говорливо бежали с вала. Мальчик неподвижно сидел, упорно глядя перед собой в темноту. Им овладело то молчаливо-сосредоточенное, угрюмое состояние, которое охватывает рабочего, как только его со всех сторон обступит мрак и неподвижная могильная тишина шахты. Он слышал затрудненное, сиплое дыхание своего товарища, слышал, как тот кашлял, ворочался, харкал, плевал возле него, приговаривая в промежутках ругательства, и чувствовал, что он не в духе, зол с похмелья и от предстоящей перспективы провести праздники за работой в шахте. А тот действительно был зол на себя, на сидевшего с ним рядом мальчика, на его отца, на конторщика, на правление, на весь свет. Да и в самом деле, трудно ведь после непрерывной двухнедельной гульбы, попоек, приятной, беззаботной обстановки трактира, гостиниц, кабака отправляться в холодную, сырую шахту, в то время как другие как раз собираются всё позабыть в бесшабашной, захватывающей гульбе и попойке. Не идти же в шахту не было никакой физической возможности: все, начиная с заработанных тяжким трудом денег, кончая сапогами, платьем, шапкой, бельем,-- все было пропито, все было заложено, перезаложено, везде, где только можно было взять в долг, было взято под громадные проценты, и теперь нечего было ни есть, ни пить, не в чем было показаться на улицу, и ничего не оставалось больше, как скрыться от глаз людских в глубине шахты, утешаясь лишь мыслью, что за эти дни идет плата в двойном размере. Такие, как Егорка Финогенов, дотла пропившиеся рабочие -- клад горнопромышленнику, потому что в шахте необходимо всегда иметь известный контингент рабочих, иначе ее может залить; шахтера же ни за какие деньги не удержать в такой праздник, как рождество, под землей. Клетка дрогнула, остановилась. Рабочий и его подручный выбрались из нее на площадку. Красные огни ламп, колеблясь, дымили среди густого, нависшего над самой головой мрака. К подъему торопливо подходили запоздавшие рабочие. Гулко катились последние вагончики, и из мрака одна за одной выставлялись лошадиные морды. Конюх торопливо отпрягал и отводил лошадей в темную, могильную конюшню: им тоже предстоял трехдневный рождественский отдых. Финогенов зажег лампу, сделал папиросу, закурил и стал глубоко и с расстановкой затягиваться, чтоб еще хоть немного оттянуть время: и у него сосала под сердцем тоска одиночества, отрезанности и тяжелого сознания, что приходится провести праздники не "по-людски". -- Что, Егорка, али облетел?-- проговорил, подходя с дымившей над самой землей на длинной проволоке лампой, приземистый рабочий, оскаливая белые зубы. -- Дочиста, как есть,-- небрежно, прибавляя за каждым словом брань, проговорил Егор, делая особенно беззаботный жест: что, дескать, мы погуляли всласть, а остальное трын-трава, и в то же время чувствуя у себя за спиною эти молчаливые проходы, что неподвижно ждали его в темноте. -- Эй, кто там, садись, что ль! -- крикнул штейгер, стоя возле отверстия уходившего вверх колодца. Разговаривавший с Егоркой рабочий подбежал, торопливо уселся в клетку вместе с штейгером и другими подымавшимися наверх рабочими. Тронулись цепи по углам, клетка быстро пошла вверх и через секунду скрылась во мраке. Егор и мальчик остались одни. -- Ну, иди, что ли, что рот-то разинул,-- злобно крикнул Финогенов на мальчика, точно тот был виноват во всем. И они пошли среди молчания и мрака, согнувшись и наклонив голову, чтоб не убиться о балки, поддерживавшие лежавшие сверху пласты. Ноги скользили по мокрой, выбитой колее, и острые камни, выступая из мрака, проходили у самого лица. Торопливо бежавший с фитиля лампы красными языками огонь изо всех сил старался разгореться и осветить ярко и разом эти глухие, таинственные места и лица молчаливо шедших куда-то людей; но со всех сторон угрюмо и беспрерывно надвигалась такая густая, непроницаемая мгла, что обессиленный огонь, колеблясь, маленьким дрожащим кружком с усилием озарял путь лишь у самых ног и бежал в эту неподвижную тьму клубами удушливого, едкого дыма. На поворотах Финогенов на минуту приостанавливался, припоминая дорогу, и опять, согнувшись и слабо посвечивая из-за себя лампой, шел все дальше и дальше, не обмениваясь ни одним словом с торопливо поспевавшим за ним мальчиком, да им не о чем было и говорить. Они прошли уже около двух верст, и стало сказываться утомление. Галерея понижалась, становилась у же, теснее, свод нависал над головой все ниже и ниже, и обоим приходилось еще больше гнуться. Шедший сзади Сенька раза два больно ударился о выдававшиеся углом из свода камни и все чаще стал спотыкаться, тяжело дыша и хватаясь за холодные мокрые стены. Уж он теперь не думал ни о празднике, ни о семечках, ни о шумном говоре и веселье гостиниц и трактира с покрывавшим их медным звоном тарелок, бубенчиков, ударами барабана и ревом огромных труб "машины". Яркие картины праздничного веселья были подавлены усталостью и напряжением. "Хоть бы дойти скорей",-- и он напряженно вслушивался, не слыхать ли впереди дожидавшихся их рабочих. Но из-за гробовой тишины лишь слышались глухие усталые шаги по неровному скользкому камню да всплески холодной воды, когда нога попадала в лужу, И они продолжали идти среди холода, сырости и молчания подземной галереи. -- Никак, качают? -- вдруг проговорил Финогенов. Оба остановились и чутко стали вслушиваться. Из мрака доходили странные, однообразные, унылые звуки человеческого голоса, монотонно и печально повторявшего одно и то же, а в промежутках что-то, всхлипывая и захлебываясь, с усилиями судорожно тянуло в себя воду, и вода хлюпала и всасывалась куда-то и потом сочилась тоненькой струйкой. -- Тридцать два... тридцать три... тридцать четыре...-- доносилось оттуда медленно, тоскливо, с паузами. -- Здеся,-- проговорил Сенька, и оба пошли вперед. Вероятно, там, во мраке, увидели красноватый огонь их лампочки, потому что перестали считать, и прекратились эти захлебывающиеся, всхлипывающие звуки. Но Егору и Сеньке ничего не было видно -- ни огня, ни людей. И только когда они совсем подошли и Егор поднял свою лампу, они увидели двух смутно выступавших из мрака шахтеров, поблескивавшую внизу воду и рукоять небольшой помпы. И Сенька и Егор ощутили некоторое облегчение, почувствовав присутствие людей и то, что, наконец, добрались до места и не надо больше гнуться и спотыкаться среди темноты. Шахтеры молча, не говоря ни слова, стали собираться: достали и зажгли свою лампу, вытрусили из башмаков набившийся туда мелкий уголь и насунули на головы по кожаной круглой шапке для защиты от камней. -- Что долго? -- проговорил угрюмо один из них. -- Да далече. Тоже пока собрались да дошли, а там конторщик позадержал,-- равнодушно ответил Егор, беспечно присаживаясь на корточки и начиная крутить цигарку. Но, посидев немного и как будто сообразив что-то, он вдруг заговорил быстро и сердито: -- Долго! а кабы совсем не пришли? Люди теперича праздник встречают, все чесь чесью, а мы вон сюда перлись, несла нас нечистая сила! Вы-то вон завтра натрескаетесь, а ты сиди тут да гни спину... Черти, право... -- Да ты чего лаешься? Никто тебя не тянул, сам пришел... Дурак, чисто дурак! -- А то долго ему! А кабы совсем не пришли? Вам бы только нажраться, а ты хоть сдыхай...-- И Егор торопливо и в самых отборных выражениях старался излить все свое огорчение и досаду. -- Да будет вам,-- проговорил другой шахтер, взял лампочку, и они, согнувшись, отправились в ту сторону, откуда только что пришли Егор и Сенька. С минуту красноватый огонь их лампочки мелькал в темноте, становясь все меньше, пока не пропал светлой точкой в глубине мрака. Звук шагов стих, Егор и Сенька снова остались одни, и им стало опять одиноко, холодно и скучно. Егор торопливо докурил цигарку, подряд затянувшись несколько раз. -- Ну, вот что, Сенька,-- заговорил он, швырнув в воду зашипевший там окурок,-- становись ты спервоначалу и качай, да считай, сколько разов качнешь; как досчитаешь сто разов, шумни мне, а я маленько сосну. Да не бреши, смотри, я прислуховаться буду, а не то голову оторву, ежели присчитывать станешь лишнее. -- Дяденька, а ты долго не спи, а то я замучаюсь,-- проговорил Сенька, которому жутко было оставаться одному. -- Ладно, я трошки засну, устал, а тогда я буду качать, а ты отдохнешь. И Егорка потушил лампу. Рабочие от себя держали освещение, и поэтому работали впотьмах, чтобы сэкономить осветительный материал. Слышно было, как он ощупью пробрался до находившегося тут же, возле, места выработки, поворочался и повозился на куче ссыпанного мелкого угля. -- А впрочем, не буди меня, я лишь трошки вздремну, а как откачаешь свое, я сам проснусь. Гляди же, не кидай водокачки, а то взлупку дам,-- донеслось до Сеньки из темноты, и потом все стихло. Сенька нагнулся, пошарил, нашел ручку помпы и, сделав усилие, качнул. Поршень скользнул по трубе, всхлипнул и, всасывая, потянул за собой воду, и через секунду стало слышно -- тоненькая струйка, неровно и прерываясь, побежала в желоб. -- Ра-аз,-- проговорил Сенька, чувствуя, как пробирается к нему сквозь дыры башмаков холодная вода, и его голос одиноко и странно прозвучал в стоявшей вокруг темноте. И Сенька стал качать, ничего не различая перед собой, и поршень раз за разом стал ходить вверх и вниз вслед за ручкой помпы, всхлипывая и забирая воду. Работа казалась нетрудной и шла легко и свободно. Сенькой овладело состояние, подобное тому, какое испытывает привычный к дальним дорогам конь, когда он вляжет в хомут и тронется, помахивая слегка головой, зная, что долго придется идти этой мерной, неспешной поступью. Он позабыл все, что волновало его сегодня и что осталось там, позади, и мерно качал и считал вслух, как будто в этом счете и заключалась вся суть и необходимость его пребывания здесь -- в сырой, холодной, непроницаемой мгле Впрочем, он это делал еще и затем, чтобы подавить жуткое ощущение одиночества и нараставшего неопределенного страха. Таинственное молчание, тьма все время неподвижно стояли вокруг, зловеще дожидаясь, чтобы незаметно обнаружить перед ним ужасное и пока скрываемое. Сенька не представлял себе ясно, что это было, но постоянно чувствовал его. присутствие. Сейчас вот от него за этой мглой начинались проходы. Они тянулись неведомо куда, и бог знает, что творилось там. Сенька был один, один мог сознавать окружающее, и оттого то, что происходило там, принимало особенный, таинственный характер, имевший именно к нему какое-то отношение. Иной раз он сбивался со счета и, спохватившись, торопливо и наобум останавливался на какой-нибудь цифре и опять начинал ровно и монотонно считать, и опять на него надвигались молчание и тьма, и в проходах снова начиналась возня. Неуловимее, изменчивое и слепое то волновалось во мраке, меняло очертания, заполняя собою все пространство, то свертывалось, оставляя по-прежнему безжизненную пустоту и мертвое молчание. И особенно ужасно было то, что там отлично понималось, что он громко считает и сосредоточенно качает помпу лишь для того, чтобы скрыть все больше охватывающий страх. Чудилась насмешливо белевшая впотьмах улыбка, беззвучный, не нарушавший мертвое молчание смех. А он продолжал качать, ему становилось тесно, трудно дышать, и пот каплями падал со лба, руки, ноги занемели и отламывались, он уже давно просчитал за сто. Вода все прибывала. Помпа с необыкновенным трудом, захлебываясь, вздрагивая от судорожных усилий, тянула тяжелую, как жидкий свинец, воду, и в промежутке слышалось прерывистое дыхание. Кругом было все то же; мрак редел, разрывался, принимал неопределенные формы, шевелился. Сенька закрыл глаза и работал с закрытыми глазами, но это -- еще страшнее. "О господи!.. да воскреснет бог..." -- и под низко нависнувшим сводом печально пронесся вздох. Время уходило, башмаки уже стояли в воде, и помпа, медленно и редко, будто при последнем издыхании, подымала-опускала поршень. "Зальет!.." Он сделал последнее отчаянное усилие, налег на рукоять. Поршень прошел донизу, чмокнул, засосал, подергался и остановился: Сенька не мог больше качать. И тогда произошло дикое и безобразное. -- Дяденька!.. невмоготу работать...-- пронесся среди прекратившейся работы и наступившей гробовой тишины странный, совершенно незнакомый Сеньке голос. "Аха-ха-хх... гоооггоо... моготу-у-у..." -- донеслось до него отовсюду глухо и насмешливо. Мрак заклубился, и все заволновалось в необузданной дикой радости. Сенька сидел посреди этого содома на корточках в воде и плакал беспомощными детскими слезами. Он боялся идти искать Егора, да, может быть, его здесь уже совсем и не было. -- Дя-адя Егоооор... "О-оооо... ух-ух... ух..." -- отдавалось глухо и подавленно. Он до того был одинок и беспомощен, что хуже того, что теперь делалось кругом, не могло быть, и он не пытался выйти из своего положения, отдался на произвол судьбы: "Все равно". Вода подымалась все выше и выше, и мокрые штаны липли к телу. Он не знал, сколько прошло времени, пока голос с того света не проговорил: -- Ну, чего воешь, сволочь? Воды-то сколько нашло! Крепкая затрещина по уху Сеньке мгновенно разогнала весь этот дикий, творившийся вокруг него кавардак. Сенька так обрадовался, как будто очутился на поверхности и ему объявили, что он может праздновать. Кто-то возле него поплевал в руки, и помпа заработала часто и сильно, правда всхлипывая, но теперь не так, как у Сеньки: ей не давали разжалобиться. -- Чего же стоишь? Ступай. -- Дай спичку. -- Но-о, дам спичку портить!.. -- Темно. -- Найдешь. По-над стенкой, а там направо. Сенька побрел в темноте по проходу: ни безглазого, ни слепого ничего уже не было, за исключением холода и сырости. Эхо отдавалось глухо и обыкновенно Он добрался до "лавки" -- место выработки угля, где можно было передвигаться только на корточках или на коленях, и стал ощупью шарить руками по воде, по липкой угольной грязи, пока не нашел насыпанную кучу мелкого угля. Сенька забрался и улегся. Уголь понемногу раздался, принимая формы вдавившегося в него тела. Сенька достал из-за пазухи кусок слипшегося от сырости черного хлеба и стал есть. Кусочки соли и угольная пыль хрустели на зубах, и слипшийся мякиш разжевывался, как тесто. Руки, ноги, спина ныли тупо и упорно, не обращая внимания на то, что он теперь отдыхал. Сенька доел хлеб, перекрестился. "Кабы теперь в баню",-- подумал он, свернулся клубочком, руки заложил между коленями, колени придвинул к самому Подбородку, подвигал плечами, чтобы глубже уйти в уголь, и стал дожидаться, чтобы пришел сон. Сон пришел, и стало ему сниться все то, чего ему так страстно хотелось. Стало ему сниться, будто он на поверхности; кругом идет шум и гомон праздничного веселья. Он идет по улице; снег ослепительно сверкает на солнце; мимо скачут, обгоняя друг друга и звеня бубенцами, катающиеся. Потом он очутился в бане и никак не может снять с себя башмаков: они примерзли у него к ногам. Пока он возился с ними, оказалось, что это не баня, а трактир; хоть и странно немного было, что в трактире валялись шайки, по полу стояли лужи воды, а с потолка и со стен капало, это, однако, не нарушало общего веселья и оживления. Говор, шум, звон, веселые красные потные лица сквозь синие слои табачного дыма странно мешались в одно смутное, не вязавшееся с холодом, сыростью, всюду сочившейся водой. Сенька старался разобраться в этом содоме, и стала кружиться голова. Его подхватили и стали запихивать в ту трубу, откуда помпой качали воду. Он с ужасом видел эту черную дыру, брыкался, кусал, раскорячивал ноги, с остервенением закричал: "Душегубы проклятые!.." Отец ткнул его кулаком в бок. Сенька, как сноп, повалился на холодный пол и услышал: слабо, тоскливо, прерывисто кто-то, стараясь себя подавить, всхлипывал судорожно и безнадежно. И раздался голос: -- Ну ты, дьяволенок, вставай! И опять его больно ткнули в бок. Непроглядный мрак стоял угрюмо и безучастно; холодом, сыростью безнадежно веяло отовсюду. Впотьмах ругался Егорка и все тыкал его куском угля. -- Не бей, дяденька, я встану,-- протянул Сенька, с усилием подымаясь. Его била лихорадка, зубы громко стучали, мокрые ноги закоченели, ниже колена больно тянула жилу судорога. -- Ишь ты, лодырь какой, за тебя работать, а ты спать будешь. Морду сворочу!.. Цельный час с ним тут бейся! -- шумел Егор. Сенька наобум, сам не зная -- куда, сделал несколько шагов и вдруг остановился, прислонившись к холодной мокрой стене. -- Дяденька, у меня мочи нету. Град ругательств посыпался из темноты, где был Егор. Сенька, пересиливая себя и глотая слезы, ощупью добрался до помпы, нагнулся, взялся за ручку и стал качать. Кругом водворилась тишина, и по-прежнему все было неподвижно, угрюмо, безнадежно. Опять под низко нависшим во мгле сводом слышались хлюпающие звуки помпы и бежала тоненькой струйкой вода, и чей-то голос монотонно, тоскливо, однообразно, как падающие в одно и то же место капли, повторял в темноте: "Тридцать два-а... тридцать три-и... тридцать четыре..."

ПРИМЕЧАНИЯ

Маленький шахтер. Впервые, под заглавием "Под праздник", -- журн. "Новое слово", 1895, декабрь, кн. 3. В окончательном варианте автор сократил конец рассказа (сон мальчика в шахте).