Виллим Монс: как Пётр I казнил любовника своей жены. Казнить нельзя помиловать: Как Петр Великий разделался с любовником жены Казнь монса

(1724-11-26 )

Виллим Монс , подписывался де-Монс (нем. Willem Mons , 1688, герцогство Вестфалия - 26 ноября 1724, Санкт-Петербург) - брат любовницы Петра I Анны Монс , адъютант императора, камер-юнкер, камергер императорского двора. Казнён за взятки и любовную связь с императрицей Екатериной .

Биография

Сын немецкого уроженца, золотых дел мастера (по другим известиям - виноторговца) Иоганна-Георга Монса (варианты фамилии - Монет, Мунет, Монсиана ), уроженца города Миндена (Везер) и его жены Матрёны (Модесты или Матильды) Ефимовны Могерфляйш (Могрелис; 1653 - 04.10.1717). Иоганн-Георг был сыном обер-вахмистра кавалерии Тиллемана Монса и Маргариты Роббен. Родился он в Вестфалии, в 1657-1659 гг. обучался бочарному ремеслу в Вормсе . Во 2-й половине XVII в. Иоганн-Георг приехал с семьей в Россию и поселился в Москве. В семье было ещё трое детей: Матрёна (Модеста) , Анна и Филимон.

К 1690 году его отец имел собственный дом и входил в круг зажиточных лиц Немецкой слободы (20 июня и 22 октября 1691 на пиру в его доме присутствовал царь Пётр I). После его смерти вдове за долги пришлось отдать мельницу и лавку, но дом с «аустерией » (гостиницей) остался за семьей. Анна Монс познакомилась с царём около 1690 года при содействии Лефорта , с той поры началось возвышение Монсов.

Служба

В 1707 году брата фаворитки рекомендовал Петру и Меншикову прусский посланник Кейзерлинг (будущий муж Анны). Принят на военную службу в августе 1708 года. Служил волонтёром, затем генерал-(флигель-) адъютантом при генерале от кавалерии Р. Х. Боуре . Участвовал в сражении при Лесной и Полтавской битве . 30 июня 1709 под Переволочной в качестве парламентёра вёл переговоры со шведами о капитуляции и добился успеха.

Казнь

8 ноября того же года Монс был арестован, обвинён во взяточничестве и других противозаконных действиях. Следствие по делу Монса производил руководитель Тайной канцелярии П. А. Толстой .

13 ноября был вынесен смертный приговор. Казнь через отсечение головы состоялась 26 ноября в Петербурге.

Истинной причиной быстрого следствия и казни была привязанность, которую питала к Виллиму императрица.

Камер-юнкер Берхгольц в своих записках описывает казнь, вместе с которым «в тот пасмурный и промозглый день» были наказаны кнутом и батогами его сестра Матрёна (сослана в Тобольск), секретарь Монса Егор Столетов (сослан в Рогервик на 10 лет), шут Иван Балакирев (сослан в Ро­гервик на 3 года). Пажа Соловова (12 лет) высекли в суде и записали в солдаты. Приговор подписали: Иван Бахметев , Александр Бредихин , Иван Дмитриев-Мамонов , Андрей Ушаков , Иван Мусин-Пушкин , Иван Бутурлин и Яков Брюс . На полях Петр начертал: «Учинить по приговору».

Тело Монса несколько дней лежало на эшафоте, а голова его была заспиртована.

Голова

Историк Михаил Семевский в 1880-х годах разыскать головы в Кунсткамере не смог.

Виллим Монс
Род деятельности:

адъютант императора, камер-юнкер, камергер императорского двора

Место рождения:

Герцогство Вестфалия

Отец:

Иоганн Георг Монс

Мать:

Матрена Ефимовна Могерфляйш

Супруга:
Дети:

Казнь

В том же году 8 ноября Монс был арестован, обвинен во взяточничестве и других противозаконных действиях. Следствие по делу Монса производил руководитель Тайной канцелярии П. А. Толстой.

13 ноября был вынесен смертный приговор. Казнен через отсечение головы 16 ноября в Петербурге.

Истинной причиной быстрого следствия и казни была привязанность, которую питала к Виллиму императрица.

Историк Семевский в 1880-х годах разыскать головы в Кунсткамере не смог.

Образ в кинематографе

  • Максим Радугин - Пётр Первый. Завещание ()

Напишите отзыв о статье "Монс, Виллим Иванович"

Литература

  • Семевский М. И. Очерки и рассказы из русской истории XVIII века. Царица Катерина Алексеевна, Анна и Виллим Монс. Спб., 1883-1884.

Примечания

Отрывок, характеризующий Монс, Виллим Иванович

– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d"autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.


Пожалуй, все слышали о Кунсткамере - музее, в который по указанию Петра I со всей России свозились странные «штуки». Его стены хранят многочисленные культурные реликвии, а также знаменитые тела «уродов» - людей и животных с физическими отклонениями. Но иногда в Кунсткамеру попадали и обычные люди. Одним из них был Виллим Монс – придворный красавец, с которым, по слухам, изменила жена Петра Великого.






Виллим Монс был еще ребенком, когда его родители переехали из Вестфалии в Россию. Сестры Матрена и Анна стали видными дамами при императорском дворе и, как говорят, любовницами Петра I.

Виллим вырос сильным красивым мужчиной, на которого засматривались первейшие красавицы столичного Санкт-Петербурга. Он принял участие в нескольких военных походах и сблизился с Петром, став его адъютантом.



Благодаря влиянию сестер, Виллим получил почетную должность при императрице Екатерине Алексеевне. Он стал ее камер-лакеем, а затем камергером. Виллим Монс управлял финансами императрицы, вел ее переписку. За десятилетие нахождения при императорской семье Виллим Монс собрал состояние, получил имения, построил несколько домов в Санкт-Петербурге и Москве.



Хорошая жизнь для Виллима Монса завершилась внезапно в ноябре 1724 года. Его арестовали якобы за финансовые растраты, хищения из казны и взяточничество. На самом же деле, как говорили в высшем свете, царь застал свою супругу, императрицу Екатерину, наедине с Монсом в недвусмысленной ситуации.



Несмотря на заступничество Екатерины, 30-летнего Монса заковали в цепи и судили. Он был обезглавлен перед толпой в центре Санкт-Петербурга.





Измена Екатерины сильно ухудшила отношение к ней Петра. Император, сам известный многочисленными похождениями «налево», приказал отсечь голову Монса и заспиртовать ее в банке. Несколько дней сосуд простоял в покоях императрицы, а затем его отнесли в Кунсткамеру.

Петр и Екатерина больше не ели за одним столом и даже спали в разных комнатах. Но прошло всего три месяца и умирающий Петр простил супругу.

Голова Монса хранилась в Кунсткамере еще полвека, пока ее не опознали и захоронили. Так разрешился один из

Теперь о нынешней Кунсткамере, достроенной специально для "диковинного музея" в 1727 году. Однако нечисть не унималась и будто переехала вместе с экспонатами на новую квартиру.

В Кунсткамере Петр приказал поместить голову своей казненной фаворитки Марии Гамильтон. Потом к ней добавилась голова Вильяма Монса, казненного любовника Екатерины - жены Петра. Подобные деяния не находили в народе понимания.

Царь Петр не дожил до открытия нового здания музея

Говорили, что каждый предмет музея носит "печать антихриста", не отбрасывает тень и оживает по ночам. По легенде, в Кунсткамере есть потайное хранилище, где собраны опасные магические артефакты.

Например, в хранилище Кунсткамеры находятся сломанные часы, которые иногда начинают идти назад, потом стрелки останавливаются на 9:45. Это предвещает смерть одного из смотрителей музея.
Другой таинственный экспонат - фигурка бронзовой кошки. Говорили, что она моргает, тот кто видел это - вскоре умирал.

В музее были не только заспиртованные, но и живые "придворные уроды". Таким был Николя Буржуа, рост которого достигал 226 см. Скелет Буржуа остался в музее после его смерти.

В 1747 году в здании Кунсткамеры случился пожар, говорили, что без шуток нечистого не обошлось. Многие экспонаты сгорели в огне, большую часть удалось спасти. Восстановить здание попытались только через семь лет, но спустя два года работы снова были прерваны.

Во время пожара пропал череп скелета гиганта Буржуа. Потом был найден новый череп. Говорят, скелет бродит ночами по Кунсткамере, ищет свою голову.

С Кунсткамерой связана история Марии Гамильтон. Она была фавориткой Петра, которую жена царя Екатерина I обвинила в краже своих драгоценностей. Также царю сообщили, что Мария изменяла ему с денщиком, от этой связи родился ребенок, которого она умертвила. Гамильтон была приговорена к смертной казни за кражу и детоубийство. Екатерина I, не желавшая сопернице смерти, просила Петра смягчить приговор. Император, полагал, что убитый младенец мог быть его ребенком, поэтому отказался отменить казнь. Отягчающим обстоятельством также стало, что накануне Петр издал закон против дискриминации незаконнорожденных. Мария Гамильтон была обезглавлена.
Денщика-соперника царь Петр помиловал.

Описание казни свидетелем:
«Когда топор сделал своё дело, царь возвратился, поднял упавшую в грязь окровавленную голову и спокойно начал читать лекцию по анатомии, называя присутствовавшим все затронутые топором органы и настаивая на рассечении позвоночника. Окончив, он прикоснулся губами к побледневшим устам, которые некогда покрывал совсем иными поцелуями, бросил голову Марии, перекрестился и удалился».
Голову казненной заспиртовали и хранили в Кунсткамере.


Мария Гамильтон перед казнью

Вскоре в народе появилась легенда о зверствах царя-антихриста«...при государе Петре I жила необыкновенная красавица, которую как царь увидел, так тотчас и повелел обезглавить. Голову поместили в спирт в кунсткамере, дабы все и во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси»

Потом в Кунсткамеру попала голова Вильяма Монса - неосторожного любовника Екатерины I. Царь Петр быстро решил судьбу соперника.


Предполагаемый портрет Вильяма Монса

Записи очевидца:
"16-го, в 10 часов утра, объявленные накануне казни совершены были против Сената, на том самом месте, где за несколько лет повесили князя Гагарина. Бывший несчастный камергер Монс, по прочтении ему приговора с изложением некоторых пунктов его вины, был обезглавлен топором на высоком эшафоте..."

«Все присутствовавшие при этой казни не могут надивиться твердости, с которою камергер Монс шел на смерть. По прочтении ему приговора он поклоном поблагодарил читавшего, сам разделся и лег на плаху, попросив палача как можно скорей приступать к делу. Перед тем, выходя в крепости из дому, где его содержали, он совершенно спокойно прощался со всеми окружающими, при чем очень многие, в особенности же близкие знакомые его и слуги, горько плакали, хотя и старались, сколько возможно, удерживаться от слез».

«На обратном пути из дома графа Толстого высокие гости (императрица, принцессы и проч.) проезжали как мимо того места, где лежало на колесе тело камергера Монса, так и мимо того, где голова его взоткнута на шест».
Тело Монса лежало на эшафоте несколько дней.

В годы царствования Екатерины II голова Гамильтон пропала. В краже заподозрили английских моряков, которые пообещали вернуть голову. Они вернулись через год и привезли три головы басмачей, власти приняли эту компенсацию.

По другой версии, голова Марии Гамильтон была похоронена по указанию императрицы Екатерины II.
Проверяя счета, Екатерина Дашкова - директор Петербургской Академии, заметила солидные расходы на смену раствора "экспонатов", которыми оказались две головы - мужская (Вильяма Монса) и женская (Марии Гамильтон). Дашкова узнала истории казненных и рассказала императрице. Говорили, будто Мария Гамильтон явилась к Екатерине II во сне и попросила успокоения. Императрица исполнила ее просьбу, голова была похоронена. Также похоронили голову Вильяма Монса.


Здание в годы блокады

В годы блокады подвалы Кунскамеры использовались как морг, здесь лежали тела найденных на улице ленинградцев, которых потом отвозили на кладбище.

В 2010 году накануне "Ночи музеев" сотрудники Кунсткамеры наблюдали паронормальное явление.
Корреспондент Гульназ Ахметшина, рассказывала:
«Во все эти истории про полтергейст в кунсткамере я не верила, пока сама не увидела то, что зафиксировали камеры слежения музея. Однажды в субботу к нам забежал охранник и сообщил, что накануне вечером камеры слежения зафиксировали привидение. Мы ему не поверили. Тогда служащий позвал нас взглянуть на вчерашнюю запись. Но пока он доставал ее для демонстрации, на видеокамере, которая снимала онлайн залы, привидение появилось вновь. В общем, увидели его не в записи, а вживую. Это был белый шлейф, колыхающийся, как маятник, под потолком».

Призрак появился и на следующий день:
«Я решила спуститься к парадной лестнице музея, где оно висело, и посмотреть на него вблизи. К сожалению, в зале его я не увидела. Просто было жутко там стоять. И я даже песенку полтергейсту спела – чтобы его успокоить. А вот мои коллеги, которые наблюдали за мной на камере слежения, видели и меня, и привидение. Причем, когда по ступенькам лестницы начала подниматься экскурсия, привидение исчезло».

Охранник музея пояснил, что подобные явления происходят регулярно.

Монсы и Екатерина

У Екатерины была любовная связь с камергером Виллимом Монсом (1688-1724), который любил себя называть Монс де ла Круа. Этот Монс, который был сыном фламандского ювелира (или виноторговца), поселившегося в Москве, и братом Анны Монс (1675-1714). Да, той самой. Другая сестра Анны Монс, Матрёна Ивановна, с которой у Петра тоже была кратковременная связь, вышла замуж за генерала Фёдора Николаевича Балка (1670-1738) и в день коронования Екатерины была пожалована в статс-дамы. Эта Матрёна стала доверенным лицом Екатерины I и немало способствовала любовным свиданиям своего брата с царицей. За несколько лет до коронования цесаревна Елизавета при родителях рассказывала, что
“однажды маминька была с Монсом, и вдруг пришёл папинька, и маминька сильно испугалась”.
Пётр I тогда не обратил внимания на детский лепет, но потом последовал донос Ягужинского, и царь смог убедиться в неверности своей жены.

Казнь Монса

Ушаков по приказу царя арестовал Монса 8 ноября и подверг его ужасным пыткам, от которых 16 ноября 1724 года Монса хватил удар.
Следствие вёл граф Пётр Андреевич Толстой (1645-1729) – Монс был обвинён во взяточничестве и вымогательстве, и ему отрубили голову на Васильевском острове перед старым Сенатом, который тогда располагался в здании 12 коллегий.
Во время казни Монс держался мужественно, подарил пастору дорогие часы, в которых был спрятан портрет Екатерины и попросил палача отрубить ему голову одним ударом.
Тело Монса было выставлено на площади перед Сенатом, а Пётр специально привёз туда Екатерину и показал ей обезглавленный труп Монса. Заспиртованную голову Монса поместили в подвал Кунсткамеры к уже хранившейся там голове мадемуазель Гамильтон. Так и хранились там обе головы до 1780 года, пока княгиня Дашкова не добилась от императрицы Екатерины II разрешения захоронить эти головы в том же подвале Кунсткамеры.

Наказание сводников

Матрёну Монс за сводничество приговорили к наказанию кнутом на Сенатской площади и к ссылке в Тобольск.
К ссылке приговорили также шута Ивана Балакирева и некоего Егора Столетова. Генерал-майору Балку было запрещено появляться в Петербурге.
[После смерти Петра I новая императрица сразу же вернула этих провинившихся в Петербург, ещё с дороги.]
Госпожу Балк высекли кнутом и сослали. Её старший сын, камергер императрицы, Павел Фёдорович Балк (1690-1743) капитаном поехал в линейный полк на персидской границе. Пётр Фёдорович Балк (1712-1762), придворный паж, поехал в тот же полк сержантом. Пётр I после этой истории хотел прогнать императрицу и заточить её в монастырь, но его отговорил князь Аникита Иванович Репнин, которого поддержали Остерман и граф П.А. Толстой. Они объяснили Петру, что у него на выданье дочери, и подобный скандал может помешать брачным планам, которые и так затруднены из-за происхождения их матери. Император прислушался к мнению своих советников и решил ускорить брак своих дочерей.

Брак Анны Петровны

24 ноября, в день именин Екатерины I, царевна Анна (1708-1728) была помолвлена с герцогом Голштинским [Карл Фридрих Голштейн-Готторпский (1700-1739)], а 18 декабря было объявлено о совершеннолетии царевны Елизаветы, которой исполнилось 15 лет.
Но брак Анны был отложен из-за смерти Петра I, и свадьбу сыграли 2 мая 1725 года.
Чтобы у Анны наверняка были дети, императрица приставила к ней обер-гофмаршала Голштинского двора Отто-Фридриха фон Брюмера (1690-1752). Анна с мужем уехали из Петербурга 23 июля 1727 года в Киль, где 4 марта 1728 года Анна родила сына, ставшего Петром III, а 15 мая она умерла. Отцом ребёнка был этот самый Брюмер.
При Елизавете Петровне Брюмер успешно доставил мальчика в Петербург вопреки проискам венского двора.

Игры вокруг престола

Когда Екатерина I взошла на трон, реальная власть оказалась у Меншикова. Вначале он стремился к тому, чтобы Екатерина I передала престол своим дочерям, отстранив юного Петра Алексеевича. Однако против таких планов резко выступил император Карл VI (1685-1740, император с 1711), дядя юного Петра по линии своей жены принцессы Брауншвейгской. Больше посулами, чем угрозами Карл VI добился от Меншикова согласия, чтобы Екатерине I наследовал Пётр II. Император гарантировал, что убийцы царевича Алексея будут освобождены от преследования. Кроме того, Карл VI подарил Меншикову два герцогства, титул графа Священной Римской Империи и пообещал, что новый граф Козельский войдёт в коллегию князей Империи с правом голоса.
Император также обещал способствовать браку царевича Петра с дочерью Меншикова. После таких переговоров оставалось сущие пустяки: надо было всего лишь убедить императрицу подписать завещание, которое оставляло бы не у дел её собственных дочерей и передавало трон Петру, сыну ненавистного Екатерине царевича Алексея.
Такое завещание было составлено и подписано по прямому приказу Екатерины I её родной дочерью Елизаветой Петровной. Сама Екатерина писать и читать не умела, и все документы подписывались одной из дочерей императрицы.
Как же удалось провернуть такую афёру?

Крамерша

Тут активное участие принимала Анна Ивановна Крамер (1694-1770), которая какое-то время была любовницей Петра I, а потом император приставил её камеристкой к Екатерине.
По версии князя Петра Долгорукова, Пётр I поручил генералу Адаму Адамовичу Вейде (1667-1720) отравить царевича Алексея. Вейде был сыном аптекаря и сам в молодости учился на аптекаря, но он что-то не так рассчитал, и Алексей мучился в страшной агонии, но не умирал. Жалостливый Вейде, чтобы прекратить муки Алексея, приказал отрубить царевичу голову.
Однако для публичного прощания с царевичем следовало пришить голову к телу, и эта процедура была доверена госпоже Крамер. Крамерша прекрасно справилась со своим заданием и была переведена в фрейлины царицы.

Вокруг завещания Екатерины I

Крамерша сумела завоевать доверие Екатерины, которая после восшествия на престол организовала отдельный двор для царевны Натальи Алексеевны (1714-1728), родной сестры царевича Петра Алексеевича, и сделала гофмейстериной этого двора госпожу Крамер. Эта самая Крамер получила от императора Карла VI 30 тысяч дукатов и сполна отработала деньги, сумев уговорить Екатерину I составить и подписать требуемое завещание. Что наговорила Крамерша умиравшей императрице, никому неизвестно. Однако она убедила Екатерину за несколько часов до смерти подписать указ об изгнании П.А. Толстого со товарищи [враги и конкуренты Меншикова], а затем организовала и завещание императрицы.
Текст завещания составил граф Геннинг-Фридрих Бассевиц (1689-1749) по указаниям Меншикова, но с учётом интересов своего герцога. Екатерина I слабым голосом, но твёрдо, велела Елизавете от её имени подписать завещание, которое передавало престол Петру Алексеевичу. Если у кого-нибудь могли возникнуть сомнения, кто инициировал подобное завещание, то 11-й пункт ясно говорил, что по достижении совершеннолетия Петр Алексеевич должен вступить в брак с одной из княжон Меншиковых. Интересно, что это завещание подробно регламентировало порядок наследования российского престола, если Пётр II умрёт бездетным. И именно на это завещание ссылалась впоследствии Елизавета Петровна, совершая государственный переворот. После смерти Натальи Алексеевны в ноябре 1728 года госпожа Крамер удалилась в свою Нарву, где спокойно прожила до самой смерти. Императрица Екатерина II, проезжая через Нарву, навестила госпожу Крамер и имела с ней продолжительную беседу, но о чём они говорили, осталось неизвестно.

Последние материалы раздела:

Страна с трагической судьбой
Страна с трагической судьбой

Апофеозом гражданской войны в Анголе и Войны за независимость Намибии стала оборона ангольскими правительственными войсками, кубинскими...

Все, что нужно знать о бактериях
Все, что нужно знать о бактериях

Бактерии представляют собой одноклеточные безъядерные микроорганизмы, относящиеся к классу прокариотов. На сегодняшний день существует более 10...

Кислотные свойства аминокислот
Кислотные свойства аминокислот

Cвойства аминокислот можно разделить на две группы: химические и физические.Химические свойства аминокислотВ зависимости от соединений,...