Предсмертная записка с подлодки «Курск. Главные загадки гибели атомной подлодки «Курск Что написал колесников в записке
А. Хорошевский. Вступительная статья
Г оловнины – род древний. Не Рюриковичи конечно, но генеалогическое древо в полтора столетия – тоже немало. Первым из фамилии в исторических документах значился «служилый человек» Игнатий Головнин. За особые военные заслуги ему был пожалован герб и вотчина. Впрочем, древний-то древний, но обедневший и, как говорится, без претензий. «Дворянствовали» себе потихоньку в Гулынках – старом селе в Рязанской губернии. Здесь и появился 8 (19) апреля 1776 г. первенец Михаила Васильевича и Александры Ивановны (урожденной Вердеревской), нарекли которого Василием.
Для таких мелкопоместных дворянских отпрысков, как Вася Головнин, судьба была расписана едва ли не до рождения. Дед и отец служили в гвардейском Преображенском полку, туда же в шесть лет был записан сержантом и Василий. Далее, как виделось Михаилу Васильевичу, по накатанной: нужно сыну пройти чины, дослужиться до майора, выйти в почетную отставку и обосноваться в родных Гулынках.
Не сложилось. Отец и мать умерли рано, а родственники-опекуны рассудили, что пойдет сирота (мнения которого за малостью лет никто не спрашивал) по морской части. Резон был простой: гвардия требовала денег. У Василия их не было, родственники же тратиться на недоросля не хотели. В Морском же кадетском корпусе, куда определили юношу в 1788 г., все было попроще.
Корпус, основанный в 1752 г. и в 1771-м переведенный из Санкт-Петербурга в Кронштадт, знавал лучшие времена. Помещения, где жили и учились кадеты, обветшали, снабжение, и без того не аховое, усугублялось традиционным российским «воруют». Закон сохранения энергии и снабжения из государственной казны работал здесь на сто процентов: если где-то прибывает, то где-то обязательно убывает. Прибывало в карманах каптенармусов и, чего греха таить, высшего начальства, убывало же в желудках кадетов, которым, чтобы обеспечить себе пропитание, нередко приходилось «пользоваться услугами» соседних огородов.
Тем не менее, свою задачу Морской кадетский корпус исправно выполнял – регулярно выпускал партии гардемаринов, многие из которых прославляли Россию во всех концах света и океана. Выучился и Василий Головнин. И сразу же попал на войну. С одной стороны – вот она, жизнь военного моряка: красавец линкор, грозный, но справедливый и всезнающий командир, «дым баталий грозных». А с другой… Это, вообще-то, была самая настоящая война, и на ней вполне по-настоящему могли убить. Ядра и пули – они ведь не разбирают, кто перед ними: старый морской волк, для которого смерть в бою – почетней и милее, чем в кровати от немощей и болезней, или четырнадцатилетний гардемарин, который жизнь по-настоящему еще не повидал.
Воевали родственники. Государственные мужи и историки, наверное, хорошо знали, что не поделили между собой двоюродные брат и сестра – шведский король Густав III и российская императрица Екатерина II, но гардемарину 66-пушечного линейного корабля флота Ее Величества «Не тронь меня» Василию Головнину рассуждать об этом было не положено.
Сразу же после поступления в корпус, Головнин начал вести «Записную книжку» – примечательный документ, в который он скрупулезно заносил все события, произошедшие с ним во время службы с 1788 по 1817 г. По поводу своего пребывания на войне со шведами Василий предельно лаконичен: «Участвовал в троекратном сражении», имея в виду два боя у Красной Горки 23 и 24 мая 1790 г., окончившиеся без явного перевеса одной из сторон, и Выборгское сражение 22 июня, в котором русский флот одержал победу. Уже с юности проявляется характер Головнина – скромный, без выпячивания своих заслуг и талантов. Ведь не только участвовал, но получил боевую медаль. А это значит – не отсиживался в трюме, проявил себя, несмотря на «сухопутное» происхождение, как настоящий моряк.
* * *
Закончить обучение в Морском корпусе Василий должен был в 1792 г. На выпускных экзаменах он был вторым по числу набранных баллов среди всего выпуска. Но товарищи стали мичманами, а его сделали «второгодником». Причина – малый возраст гардемарина Головнина: ему не стукнуло еще и семнадцати. Вот она, справедливость: на войну в четырнадцать – пожалуйста, а выпустить способного ученика и позволить ему надеть мичманский мундир – мал еще.
И снова Василий проявил не по годам крепкий характер. Моряку, конечно, не положено плакать, но обидно было до слез. Однако не раскис, пережил и, раз уж так получилось, с упорством продолжил учиться дальше. Этот дополнительный год дал Головнину едва ли не больше, чем предыдущие четыре. Он взялся за физику, словесность, английский язык – уступавший в те времена в «модности» французскому, но, как оказалось, очень пригодившийся в дальнейшей службе. И тогда же, в последний год в корпусе, поглощая одну за другой книги о дальних странствиях, Василий загорелся путешествиями.
В январе 1793 г. состоялось наконец-то долгожданное производство Головнина в мичманы. В имении, в Гулынках, дела шли неважно, надо бы заняться хозяйством, но обязанностям помещика Василий предпочитает морские походы. Он добился назначения на транспорт, на котором в Стокгольм, теперь уже дружественный, направлялось русское посольство. В 1795–1796 гг. служил на кораблях «Рафаил» и «Пимен», в составе эскадры вице-адмирала П. И. Ханыкова, противодействовавшей французам в Северном море. А в апреле 1798 г. Василий Головнин назначен флаг-офицером на эскадру контр-адмирала М. К. Макарова, младшего флагмана вице-адмирала Ханыкова.
Это уже серьезная должность, «прямой помощник командующего», как было сказано во флотских наставлениях. Часто на нее назначали «своих», по протекции. У Головнина протекции не было, но Михаил Кондратьевич Макаров и без нее приметил энергичного и любознательного офицера. И не ошибся. «Поведения весьма хорошего, должность свою знает хорошо и исполняет оную с ревностным усердием к службе, – писал в 1801 г. Макаров о Головнине, который тогда уже стал лейтенантом. – А сверх того, по знанию его английского языка, был употреблен к переводу английских сигналов и прочих дел… Потому долгом поставляю рекомендовать его достойным к повышению чина и впредь в команде моей иметь желаю».
Вопреки желанию контр-адмирала Макарова, под его началом Головнин служил недолго. В июне 1802 г. он в числе двенадцати лучших молодых офицеров российского флота был отправлен в Англию – совершенствоваться, изучать, перенимать опыт. Тогда такие командировки продолжались не месяцы – годы. Повидать пришлось многое, хотя в своей «Записной книжке» Василий Михайлович был краток: служил на разных английских кораблях, за четыре года на семи, плавал в разных морях. В эти годы Британия соперничала с Францией за господство на море, Головнину довелось участвовать в боевых действиях англичан в Средиземном море и Вест-Индии, служить под началом прославленных адмиралов Корнваллиса, Нельсона, Коллингвуда. Последние двое оставили похвальные аттестации русскому моряку. Немалая честь, между прочим, но Головнин верен себе – в его записках об этом ни слова.
В начале августа 1806 г. Василий Михайлович вернулся в Кронштадт. Через двадцать дней лейтенант Головнин получил под свое командование первый корабль – «Диану». На первый взгляд, судно невзрачное – трехмачтовый шлюп, переделанный из обычного транспорта-лесовоза, шестьдесят человек экипажа, двадцать две пушки. Но «Диана» была предназначена не для баталий.
Буквально за несколько дней до возвращения Головнина из Англии, в кронштадтском порту пришвартовались «Надежда» и «Нева» – корабли, на которых Иван Крузенштерн и Юрий Лисянский совершили первую в истории российского флота кругосветную экспедицию. Головнин и его «Диана» должны были продолжить начатое. Правительство решило направить шлюп в кругосветную экспедицию, главной целью которой были географические открытия в северной части Тихого океана. Попутно «Диана» должна была доставить грузы в Охотск, в те годы – главный порт России на ее восточных окраинах.
Без малого год Головнин, его заместитель Петр Рикорд, с которым Василия Михайловича связывала многолетняя дружба, и тщательно отобранный самим капитаном экипаж готовили «Диану» к дальним странствиям. Помимо этого, Головнин обрабатывал материалы командировки в Англию (результатом стала книга «Сравнительные замечания о состоянии английского и русского флотов») и, по заданию морского министерства, занимался составлением Свода военных и морских сигналов для дневного и ночного времени, который использовался в русском флоте более четверти века.
25 июля 1807 г. «Диана» снялась с якоря. То, что путешествие будет непростым, стало ясно буквально с первых же пройденных миль: в восточной части Финского залива корабль попал в шторм, с грозой, какую Головнину до сих пор не доводилось видеть в других морях.
Первую остановку сделали 7 августа в Копенгагене. Здесь русских моряков ждали недобрые вести, ставшие, как оказалось, предвестниками будущих бед. Обстановка в столице Дании была напряженной. Во времена наполеоновских войн Дания, во многом из-за враждебных действий британского флота, приняла сторону Франции. Заключив союз с Наполеоном, Дания готовилась присоединиться к континентальной блокаде Британии. Но англичане упредили противника и 16 августа высадили десант на датский берег. Поскольку Датское королевство было в ту пору союзником России на Балтике, это вызвало недовольство российского правительства и привело к обострению отношений уже между Петербургом и Лондоном.
«Диана» успела покинуть Копенгаген до того, как началась англо-датская война. Но ведь держала путь она к британским берегам. Прибыв в Портсмут, Василий Михайлович сразу понял, что обстановка накаляется. По договоренности с английским правительством, торговый департамент должен был снабдить русский корабль необходимыми припасами. Однако от Головнина потребовали уплаты пошлины, которая взималась с торговых судов, хотя «Диана» значилась как военный корабль. Потребовалось вмешательство российского консула, чтобы разрешить эту ситуацию.
Василий Михайлович чувствовал, чем может обернуться «непонимание» между двумя странами, и потому решил подстраховаться. Пока его «Диана» стояла в Портсмуте, он отправился в Лондон – выхлопотать специальное разрешение британского правительства на проведение научных изысканий в колониальных водах империи. В столице в какой-то момент показалось, что его опасения напрасны – он узнал, что в Портсмут вот-вот должна прибыть с дружественным (!) визитом эскадра адмирала Сенявина. Но нужную бумагу все-таки получил.
К концу октября все формальности были улажены, и 31-го числа «Диана» вышла из Портсмута. Два месяца шлюп пересекал Атлантический океан. 2 января 1808 году на горизонте показалась земля – знакомство с Южной Америкой для русских моряков началось с небольшого бразильского острова Святой Екатерины. После десятидневной стоянки капитану нужно было принимать решение – как идти дальше. Варианта два: обойти вокруг мыса Горн или же взять курс на Африку, обойти мыс Доброй Надежды и через Индийский океан выйти в Тихий. Первый путь короче, однако «Диана», быстротой хода не отличавшаяся, раньше марта до мыса Горн не доберется. А это значит, что высока вероятность стать «заложником» сильнейших западных ветров. И Головнин решил изменить маршрут, повернув к мысу Доброй Надежды.
* * *
Переход к берегам Африканского континента прошел благополучно, погода благоприятствовала русским морякам. 18 апреля Василий Михайлович отметил в «Записной книжке»: «В 6 часов, вдруг открылся нам, прямо впереди у нас, берег мыса Доброй Надежды… Едва ли можно вообразить великолепнее картину, как вид сего берега, в каком он нам представился. Небо над ним было совершенно чисто, и ни на высокой Столовой горе, ни на других ее окружающих ни одного облака не было видно. Лучи восходящего из-за гор солнца, разливая красноватый цвет в воздухе, изображали или, лучше сказать, отливали отменно все покаты, крутизны и небольшие возвышения и неровности, находящиеся на вершинах гор».
Василий Михайлович, как и любой моряк, был доволен – долгий переход закончен, есть время и возможность отдохнуть, насладиться окружающей красотой. В бухте Саймонстаун, в принадлежавшей Великобритании Капской колонии, где бросила якорь «Диана», стояла английская эскадра. Туда, на флагманский корабль «Резонабль», Головнин отправил с обязательным визитом вежливости своего заместителя.
Время шло, а Рикорд не возвращался. Наконец показалась шлюпка, но вместо Рикорда на борт «Дианы» поднялся британский лейтенант. Учтиво, но очень холодно он сообщил: две империи, Британская и Российская, находятся в состоянии войны.
Что же случилось за то время, пока «Диана» плыла от Южной Америки к берегам Африки? Не вдаваясь в подробности и не расставляя оценки по принципу «кто прав и кто виноват», отметим главное. Потерпев поражение в кампаниях 1806 и 1807 гг., Александр I был вынужден начать переговоры с Наполеоном. 25 июня в Тильзите (ныне – Советск Калининградской области) состоялась встреча двух императоров, по результатам которой был подписан мир между Россией и Пруссией с одной стороной и Францией с другой. Российская империя присоединилась к континентальной блокаде Великобритании, а после того, как 7 ноября 1807 г. англичане захватили Копенгаген, начались боевые действия.
А. Хорошевский. Вступительная статья
Г оловнины – род древний. Не Рюриковичи конечно, но генеалогическое древо в полтора столетия – тоже немало. Первым из фамилии в исторических документах значился «служилый человек» Игнатий Головнин. За особые военные заслуги ему был пожалован герб и вотчина. Впрочем, древний-то древний, но обедневший и, как говорится, без претензий. «Дворянствовали» себе потихоньку в Гулынках – старом селе в Рязанской губернии. Здесь и появился 8 (19) апреля 1776 г. первенец Михаила Васильевича и Александры Ивановны (урожденной Вердеревской), нарекли которого Василием.
Для таких мелкопоместных дворянских отпрысков, как Вася Головнин, судьба была расписана едва ли не до рождения. Дед и отец служили в гвардейском Преображенском полку, туда же в шесть лет был записан сержантом и Василий. Далее, как виделось Михаилу Васильевичу, по накатанной: нужно сыну пройти чины, дослужиться до майора, выйти в почетную отставку и обосноваться в родных Гулынках.
Не сложилось. Отец и мать умерли рано, а родственники-опекуны рассудили, что пойдет сирота (мнения которого за малостью лет никто не спрашивал) по морской части. Резон был простой: гвардия требовала денег. У Василия их не было, родственники же тратиться на недоросля не хотели. В Морском же кадетском корпусе, куда определили юношу в 1788 г., все было попроще.
Корпус, основанный в 1752 г. и в 1771-м переведенный из Санкт-Петербурга в Кронштадт, знавал лучшие времена. Помещения, где жили и учились кадеты, обветшали, снабжение, и без того не аховое, усугублялось традиционным российским «воруют». Закон сохранения энергии и снабжения из государственной казны работал здесь на сто процентов: если где-то прибывает, то где-то обязательно убывает. Прибывало в карманах каптенармусов и, чего греха таить, высшего начальства, убывало же в желудках кадетов, которым, чтобы обеспечить себе пропитание, нередко приходилось «пользоваться услугами» соседних огородов.
Тем не менее, свою задачу Морской кадетский корпус исправно выполнял – регулярно выпускал партии гардемаринов, многие из которых прославляли Россию во всех концах света и океана. Выучился и Василий Головнин. И сразу же попал на войну. С одной стороны – вот она, жизнь военного моряка: красавец линкор, грозный, но справедливый и всезнающий командир, «дым баталий грозных». А с другой… Это, вообще-то, была самая настоящая война, и на ней вполне по-настоящему могли убить. Ядра и пули – они ведь не разбирают, кто перед ними: старый морской волк, для которого смерть в бою – почетней и милее, чем в кровати от немощей и болезней, или четырнадцатилетний гардемарин, который жизнь по-настоящему еще не повидал.
Воевали родственники. Государственные мужи и историки, наверное, хорошо знали, что не поделили между собой двоюродные брат и сестра – шведский король Густав III и российская императрица Екатерина II, но гардемарину 66-пушечного линейного корабля флота Ее Величества «Не тронь меня» Василию Головнину рассуждать об этом было не положено.
Сразу же после поступления в корпус, Головнин начал вести «Записную книжку» – примечательный документ, в который он скрупулезно заносил все события, произошедшие с ним во время службы с 1788 по 1817 г.
По поводу своего пребывания на войне со шведами Василий предельно лаконичен: «Участвовал в троекратном сражении», имея в виду два боя у Красной Горки 23 и 24 мая 1790 г., окончившиеся без явного перевеса одной из сторон, и Выборгское сражение 22 июня, в котором русский флот одержал победу. Уже с юности проявляется характер Головнина – скромный, без выпячивания своих заслуг и талантов. Ведь не только участвовал, но получил боевую медаль. А это значит – не отсиживался в трюме, проявил себя, несмотря на «сухопутное» происхождение, как настоящий моряк.
* * *
Закончить обучение в Морском корпусе Василий должен был в 1792 г. На выпускных экзаменах он был вторым по числу набранных баллов среди всего выпуска. Но товарищи стали мичманами, а его сделали «второгодником». Причина – малый возраст гардемарина Головнина: ему не стукнуло еще и семнадцати. Вот она, справедливость: на войну в четырнадцать – пожалуйста, а выпустить способного ученика и позволить ему надеть мичманский мундир – мал еще.
И снова Василий проявил не по годам крепкий характер. Моряку, конечно, не положено плакать, но обидно было до слез. Однако не раскис, пережил и, раз уж так получилось, с упорством продолжил учиться дальше. Этот дополнительный год дал Головнину едва ли не больше, чем предыдущие четыре. Он взялся за физику, словесность, английский язык – уступавший в те времена в «модности» французскому, но, как оказалось, очень пригодившийся в дальнейшей службе. И тогда же, в последний год в корпусе, поглощая одну за другой книги о дальних странствиях, Василий загорелся путешествиями.
В январе 1793 г. состоялось наконец-то долгожданное производство Головнина в мичманы. В имении, в Гулынках, дела шли неважно, надо бы заняться хозяйством, но обязанностям помещика Василий предпочитает морские походы. Он добился назначения на транспорт, на котором в Стокгольм, теперь уже дружественный, направлялось русское посольство. В 1795–1796 гг. служил на кораблях «Рафаил» и «Пимен», в составе эскадры вице-адмирала П. И. Ханыкова, противодействовавшей французам в Северном море. А в апреле 1798 г. Василий Головнин назначен флаг-офицером на эскадру контр-адмирала М. К. Макарова, младшего флагмана вице-адмирала Ханыкова.
Это уже серьезная должность, «прямой помощник командующего», как было сказано во флотских наставлениях. Часто на нее назначали «своих», по протекции. У Головнина протекции не было, но Михаил Кондратьевич Макаров и без нее приметил энергичного и любознательного офицера. И не ошибся. «Поведения весьма хорошего, должность свою знает хорошо и исполняет оную с ревностным усердием к службе, – писал в 1801 г. Макаров о Головнине, который тогда уже стал лейтенантом. – А сверх того, по знанию его английского языка, был употреблен к переводу английских сигналов и прочих дел… Потому долгом поставляю рекомендовать его достойным к повышению чина и впредь в команде моей иметь желаю».
Вопреки желанию контр-адмирала Макарова, под его началом Головнин служил недолго. В июне 1802 г. он в числе двенадцати лучших молодых офицеров российского флота был отправлен в Англию – совершенствоваться, изучать, перенимать опыт. Тогда такие командировки продолжались не месяцы – годы. Повидать пришлось многое, хотя в своей «Записной книжке» Василий Михайлович был краток: служил на разных английских кораблях, за четыре года на семи, плавал в разных морях. В эти годы Британия соперничала с Францией за господство на море, Головнину довелось участвовать в боевых действиях англичан в Средиземном море и Вест-Индии, служить под началом прославленных адмиралов Корнваллиса, Нельсона, Коллингвуда. Последние двое оставили похвальные аттестации русскому моряку. Немалая честь, между прочим, но Головнин верен себе – в его записках об этом ни слова.
В начале августа 1806 г. Василий Михайлович вернулся в Кронштадт. Через двадцать дней лейтенант Головнин получил под свое командование первый корабль – «Диану». На первый взгляд, судно невзрачное – трехмачтовый шлюп, переделанный из обычного транспорта-лесовоза, шестьдесят человек экипажа, двадцать две пушки. Но «Диана» была предназначена не для баталий.
Буквально за несколько дней до возвращения Головнина из Англии, в кронштадтском порту пришвартовались «Надежда» и «Нева» – корабли, на которых Иван Крузенштерн и Юрий Лисянский совершили первую в истории российского флота кругосветную экспедицию. Головнин и его «Диана» должны были продолжить начатое. Правительство решило направить шлюп в кругосветную экспедицию, главной целью которой были географические открытия в северной части Тихого океана. Попутно «Диана» должна была доставить грузы в Охотск, в те годы – главный порт России на ее восточных окраинах.
Без малого год Головнин, его заместитель Петр Рикорд, с которым Василия Михайловича связывала многолетняя дружба, и тщательно отобранный самим капитаном экипаж готовили «Диану» к дальним странствиям. Помимо этого, Головнин обрабатывал материалы командировки в Англию (результатом стала книга «Сравнительные замечания о состоянии английского и русского флотов») и, по заданию морского министерства, занимался составлением Свода военных и морских сигналов для дневного и ночного времени, который использовался в русском флоте более четверти века.
25 июля 1807 г. «Диана» снялась с якоря. То, что путешествие будет непростым, стало ясно буквально с первых же пройденных миль: в восточной части Финского залива корабль попал в шторм, с грозой, какую Головнину до сих пор не доводилось видеть в других морях.
Первую остановку сделали 7 августа в Копенгагене. Здесь русских моряков ждали недобрые вести, ставшие, как оказалось, предвестниками будущих бед. Обстановка в столице Дании была напряженной. Во времена наполеоновских войн Дания, во многом из-за враждебных действий британского флота, приняла сторону Франции. Заключив союз с Наполеоном, Дания готовилась присоединиться к континентальной блокаде Британии. Но англичане упредили противника и 16 августа высадили десант на датский берег. Поскольку Датское королевство было в ту пору союзником России на Балтике, это вызвало недовольство российского правительства и привело к обострению отношений уже между Петербургом и Лондоном.
«Диана» успела покинуть Копенгаген до того, как началась англо-датская война. Но ведь держала путь она к британским берегам. Прибыв в Портсмут, Василий Михайлович сразу понял, что обстановка накаляется. По договоренности с английским правительством, торговый департамент должен был снабдить русский корабль необходимыми припасами. Однако от Головнина потребовали уплаты пошлины, которая взималась с торговых судов, хотя «Диана» значилась как военный корабль. Потребовалось вмешательство российского консула, чтобы разрешить эту ситуацию.
Василий Михайлович чувствовал, чем может обернуться «непонимание» между двумя странами, и потому решил подстраховаться. Пока его «Диана» стояла в Портсмуте, он отправился в Лондон – выхлопотать специальное разрешение британского правительства на проведение научных изысканий в колониальных водах империи. В столице в какой-то момент показалось, что его опасения напрасны – он узнал, что в Портсмут вот-вот должна прибыть с дружественным (!) визитом эскадра адмирала Сенявина. Но нужную бумагу все-таки получил.
К концу октября все формальности были улажены, и 31-го числа «Диана» вышла из Портсмута. Два месяца шлюп пересекал Атлантический океан. 2 января 1808 году на горизонте показалась земля – знакомство с Южной Америкой для русских моряков началось с небольшого бразильского острова Святой Екатерины. После десятидневной стоянки капитану нужно было принимать решение – как идти дальше. Варианта два: обойти вокруг мыса Горн или же взять курс на Африку, обойти мыс Доброй Надежды и через Индийский океан выйти в Тихий. Первый путь короче, однако «Диана», быстротой хода не отличавшаяся, раньше марта до мыса Горн не доберется. А это значит, что высока вероятность стать «заложником» сильнейших западных ветров. И Головнин решил изменить маршрут, повернув к мысу Доброй Надежды.
* * *
Переход к берегам Африканского континента прошел благополучно, погода благоприятствовала русским морякам. 18 апреля Василий Михайлович отметил в «Записной книжке»: «В 6 часов, вдруг открылся нам, прямо впереди у нас, берег мыса Доброй Надежды… Едва ли можно вообразить великолепнее картину, как вид сего берега, в каком он нам представился. Небо над ним было совершенно чисто, и ни на высокой Столовой горе, ни на других ее окружающих ни одного облака не было видно. Лучи восходящего из-за гор солнца, разливая красноватый цвет в воздухе, изображали или, лучше сказать, отливали отменно все покаты, крутизны и небольшие возвышения и неровности, находящиеся на вершинах гор».
Василий Михайлович, как и любой моряк, был доволен – долгий переход закончен, есть время и возможность отдохнуть, насладиться окружающей красотой. В бухте Саймонстаун, в принадлежавшей Великобритании Капской колонии, где бросила якорь «Диана», стояла английская эскадра. Туда, на флагманский корабль «Резонабль», Головнин отправил с обязательным визитом вежливости своего заместителя.
Время шло, а Рикорд не возвращался. Наконец показалась шлюпка, но вместо Рикорда на борт «Дианы» поднялся британский лейтенант. Учтиво, но очень холодно он сообщил: две империи, Британская и Российская, находятся в состоянии войны.
Что же случилось за то время, пока «Диана» плыла от Южной Америки к берегам Африки? Не вдаваясь в подробности и не расставляя оценки по принципу «кто прав и кто виноват», отметим главное. Потерпев поражение в кампаниях 1806 и 1807 гг., Александр I был вынужден начать переговоры с Наполеоном. 25 июня в Тильзите (ныне – Советск Калининградской области) состоялась встреча двух императоров, по результатам которой был подписан мир между Россией и Пруссией с одной стороной и Францией с другой. Российская империя присоединилась к континентальной блокаде Великобритании, а после того, как 7 ноября 1807 г. англичане захватили Копенгаген, начались боевые действия.
Хотя столкновения между флотами двух государств, которые велись в Атлантическом океане, Средиземном, Адриатическом, Баренцевом и Балтийском морях, не носили масштабный характер, для Головнина и его подчиненных это было слабым утешением. Безрадостная ситуация выглядела следующим образом: «Диана», военное судно, вошла в территориальные воды враждебного государства (к сожалению, Головнину за время перехода не встретился ни один корабль и никто не мог предупредить его о начале войны), она была окружена превосходящими силами противника, сопротивляться было не только бесполезно, но и просто глупо. А значит, «Диана» становилась призовым судном, судьбу ее и экипажа должно было решить командование британской эскадрой.
Оставалась последняя надежда – на «охранную грамоту», полученную в Лондоне. В какой-то мере она сработала – британские офицеры не решились «взять в приз» «Диану» и вынуждены передать вопрос о ее судьбе на рассмотрение вышестоящего начальства. Русские моряки оказались в каком-то подвешенном состоянии: они считались не пленными, а «задержанными до особого распоряжения начальства». А оно, судя по всему, этих распоряжений давать и не собиралось, несмотря на то, что Головнин неоднократно писал и в Капштат, и в Лондон, в британское Адмиралтейство. При этом в Саймонстауне решили (возможно, по негласной «рекомендации» сверху), что поскольку русские пленными не считаются, то кормить их и снабжать всем необходимым вовсе необязательно.
Так продолжалось десять месяцев. Василий Михайлович, по духу исследователь, изучал флору и фауну местности, составил подробное описание мыса Доброй Надежды, изучал, насколько это было возможно, быт коренного населения. И продолжал писать письма. Когда же понял, что это бесполезно, решился бежать. Тут прежде всего нужно было разрешить «дилемму чести», ведь ранее Головнин пообещал англичанам не предпринимать попытку к бегству: «Когда я уверился, что по сему делу между англичанами и мною справедливость на моей стороне, тогда я решился, не теряя первого удобного случая, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности».
«Техническую» же часть – как выйти из глубины залива из-под носа множества кораблей противника – Головнин решил, выйдя с позволения англичан несколько раз на шлюпке в море. Исследовательский склад ума помог и здесь: Василий Михайлович определил, что если в бухте, где стояла «Диана», при сухой погоде дует западный или северо-западный ветер, то в это же время в открытом море преобладает южный или юго-восточный. Это позволило капитану точно определить благоприятный момент для побега. Он наступил 16 мая. Британская эскадра стояла со спущенными парусами. Когда начал усиливаться северо-западный ветер и стало темнеть, Головнин решил – пора. Он отдал приказ поставить штормовые паруса и обрубить якорные канаты (выбирать якоря было слишком долго и шумно).
Существует версия, что командование английской эскадрой намеренно не стало препятствовать бегству русского корабля. Она ничем не подтверждена, хотя и не лишена оснований. Для англичан «Диана» стала обузой: смотреть безучастно на то, как вскоре русские моряки начнут умирать с голода, было бы как-то «неудобно», но и помогать им не было никакого резона. Именно поэтому русских якобы и решили отпустить с миром, хотя с ближайшего корабля сразу же сообщили на флагманский, что на «Диане» ставят паруса. Но даже если и так, это совершенно не умаляет смелости и решительности Головнина – он-то о намерениях англичан, какими бы они ни были, знать точно не мог. И потому записал в дневнике, имея на то полное право: «Сей день по многим обстоятельствам есть один из самых критических и примечательных в моей жизни».
Как говорят в таких случаях, для русских моряков было две новости. Хорошая – ветер и погода снова благоприятствовали быстрому ходу «Дианы». Плохая – питаться приходилось заплесневелыми сухарями и солониной, не хватало пресной воды. Пополнить запасы удалось на острове Танна в архипелаге Новые Гебриды (ныне принадлежит государству Вануату), куда «Диана» прибыла 25 мая 1809 г. Головнину, который уважительно относился к любому народу вне зависимости от степени его «дикости», быстро и успешно удалось наладить контакт с местными жителями.
После недельной стоянки «Диана» снова отправилась в путь. 13 августа она пересекла экватор, 23 сентября достигла берегов Камчатки, а 25-го – вошла в бухту Петропавловска. В путешествии, продолжавшемся 794 дня (из них 326 корабль шел под парусами, 468 – стоял на якоре), была поставлена точка.
Впрочем, точка эта была с продолжением. Едва ли не сразу после того, как «Диана» пришла в Петропавловск, Василий Михайлович начал готовить корабль к весенней навигации. Не захотел он и зимовать без дела – многомесячное «сидение» на одном месте было слишком утомительным. Снарядил нарты и в середине января 1810 г. отправился в путь, взяв себе в напарники молодого мичмана Никандра Филатова. Передвигаясь от одного поселения камчадалов к другому, делая переходы по сорок-пятьдесят верст, за два месяца объехали полуостров. Путешествие оказалось поучительным и полезным – Головнин, которому Камчатка поначалу «не глянулась», при более близком знакомстве увидел огромный потенциал и ресурсы этого далекого края.
* * *
В конце апреля 1811 г. «Диана» снова вышла в море. Головнину было поручено описать и определить астрономическое положение Курильских и Шантарских островов и берега Татарского пролива. Василий Михайлович, произведенный уже в капитан-лейтенанты и награжденный несколькими орденами, намеревался начать опись от пролива Надежды, выйти южнее острова Хоккайдо и затем подняться вдоль восточного побережья Сахалина к Шантарским островам.
Закончив исследование островов Курильской гряды, жители которых считали себя русскими подданными, Головнин направил «Диану» дальше. Василий Михайлович, подходя к японским владениям, действовал с осторожностью, однако поскольку экспедиция носила мирный характер, контактов с японцами не избегал. Из-за сильного ветра и тумана «Диана» была вынуждена две недели лавировать у берегов островов Кунашир, Итуруп и Шикотан. На корабле заканчивались провиант и вода, и капитан решил идти к Кунаширу, где, по имевшимся сведениям, была удобная гавань. 4 июля «Диана» стала на якорь. Головнин, вместе с мичманом Федором Муром, штурманским помощником Андреем Хлебниковым и матросами Симоновым, Макаровым, Шкаевым и Васильевым отправился на берег…
О том, что произошло дальше, о японском плену, продолжавшемся более двух лет, Василий Михайлович рассказал в книге, которую предвосхищает эта статья. На вопрос «как это было?» Головнин ответил более чем подробно, мы же остановимся на том, почему же это произошло.
Начать придется издалека, с середины XVI в., когда к японским берегам пристали первые европейцы – сначала португальцы, а затем и испанцы. Поначалу все шло хорошо и к взаимной выгоде – активно развивалась торговля, за купцами вскоре появились и миссионеры, главным образом иезуиты. Местные феодалы не только разрешали им свободно проповедовать, но и сами активно принимали христианство и заставляли делать это своих вассалов.
12 августа 2000 года на атомоходе «Курск» произошли два взрыва. Трагедия, взволновавшая тогда каждого, спустя 15 лет начинает забываться. Историю гибели экипажа все сложнее отделить от домыслов и лжи.
Была ли преступная халатность?
Согласно плану учений, проходивших в августе 2000 года, атомоход К-141 должен был между 11-40 и 13-20 часами 12 августа произвести условное торпедирование надводного корабля противника. Но вместо того в 11 часов 28 минут 26 секунд раздался взрыв мощностью 1,5 балла по шкале Рихтера. А через 135 секунд — второй — более мощный. До 13-50 «Курск» не вышел на связь. Командующий Северным флотом Вячеслав Попов приказывает «в 13.50 начать действовать по худшему варианту» и вылетает с атомного крейсера «Петр Великий» в Североморск, очевидно, для обсуждения ситуации. И лишь в 23-30 объявляет боевую тревогу, признавая «пропажу» лучшего подводного судна Северного флота.
К 3-30 часам определяется примерный район поиска, а к 16-20 устанавливается технический контакт с «Курском». Сама спасательная операция начинается в 7 часов утра 14 августа.
С одной стороны, действия спасателей, которые стороннему наблюдателю казались нерасторопоными, с другой — кажущееся бездействие президента страны, в течение четырех дней после аварии продолжавшего отдыхать в Сочи, с третьей — данные о технических дефектах подлодки, с четвертой — противоречивая информация от властей, словно старавшихся запутать всех, кто следил за судьбой экипажа — все это породило слухи о некомпетентности руководителей.
Люди, по словам Владимира Путина, предались излюбленной народной забаве: поиску виноватых. И впоследствии возмущались, что никто, по большому счету, не понес наказания. Но в том-то и беда, что если уж наказывать, то пришлось бы многих — всех тех, кто приложил руку к развалу флота, кто закрывал на это глаза, кто не работал в полную силу за мизерную (1,5-3 тысячи рублей) зарплату. Но это не имело значения: даже если бы военные в 13 часов 12 августа начали поиски «Курска», экипаж спасти они все равно бы не успели.
Кто давал сигналы бедствия?
Поводом для многочисленных спекуляций стали сигналы SOS, по которым был обнаружен «Курск» и которые продолжались в течение двух дней. Сигналы были зафиксированы на разных кораблях, и некоторые очевидцы даже утверждали, что слышали позывные подлодки — «Винтик».
До 15 августа руководители операцией продолжали уверять, будто связь с экипажем, установленная через перестукивание, продолжается. А уже 17-го в качестве официальной закрепилась новая версия: большинство моряков «Курска» погибли в первые минуты после взрыва, оставшиеся прожили всего несколько часов.
А сигналы SOS были записаны на магнитную ленту и изучены экспертами. Было доказано, что выстукивал не человек, а автомат, какого не могло быть и не было на борту «Курска». И данный факт лег новым доказательством в теорию о столкновении атомохода с иностранной подводной лодкой.
Столкнулся ли «Курск» с американской подлодкой?
Причиной первого взрыва на «Курске» стала деформация торпеды. Это признает большинство исследователей. Но сама причина деформации остается предметом споров. Широкое распространение получила версия о столкновении с американской подлодкой «Мемфис». Считается, что это она давала пресловутые сигналы бедствия.
В Баренцевом море «Мемфис» вместе с другой американской и британской субмаринами следила за учениями российского флота. Выполняя сложный маневр, ее офицеры ошиблись с траекторией, вплотную приблизились и врезались в готовившуюся выстрелить К-141. «Мемфис» пошла на дно, как и «Курск», пропахала носом грунт и встала. А через несколько дней ее обнаружили на ремонте в норвежском порту. В пользу этой версии говорит и тот факт, что К-141 оказалась в километре или двух от того места, из которого подавался сигнал бедствия.
Когда погиб экипаж?
Принципиальным стал вопрос о времени гибели экипажа российской подводной лодки. Командование флотом фактически признало, что поначалу вводило всех в заблуждение: никакого перестукивания с подводниками не велось. Большая часть экипажа, действительно, погибла в результате первого и второго взрывов. А выжившие, запершиеся в девятом отсеке могли бы протянуть дольше, если б не трагическая случайность, обнаруженная при вскрытии трупов.
Попытки моряков самостоятельно выбраться на поверхность результата не дали. Им пришлось терпеливо сидеть и ждать спасения. В 19 часов, когда наверху еще колебались, объявлять ли боевую тревогу, в отсеке началось килородное голодание. Морякам нужно было зарядить новые пластины регенерации. Трое отправились к установке, и кто-то, видимо, уронил пластину в маслянистую воду. Чтобы спасти товарищей, один из подводников бросился, телом закрыл пластину. Но было поздно: раздался взрыв. Несколько человек умерло от химических и термических ожогов, остальные — в считанные минуты задохнулись угарным газом.
Записка капитана-лейтенанта Колесникова
Косвенно гипотезу о гибели экипажа еще 12 августа подтверждает записка, оставленная капитаном-лейтенантом Колесниковым: «15.15. Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет: процентов 10-20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает». То есть уже в три часа пополудни члены команды экономили свет, спокойно сидели в темноте и ждали. А неровный почерк, которым написана эта — вторая по счету — записка, свидетельствует о том, что сил у Дмитрия Колесникова оставалось мало.
А дальше в записке было ставшее знаменитым — завещание всем нам, оставшимся в живых: «Всем привет, отчаиваться не надо. Колесников». И — какая-то фраза, пропущенная, утаенная от общественности следствием.
Из той фразы выросли новые домыслы: будто комиссия покрывает чье-то разгильдяйство, будто капитан-лейтенант ответил той фразой на вопрос, кто виноват или, по крайней мере, в чем причина аварии. Долго убеждали следователи, что из этических соображений не открывают содержание оставшейся части записки, что в ней — личное послание жене, не имеющее для нас никакого значения. До тех пор не верила общественность, пока не открылось содержание засекреченной части. А саму записку следствие жене Дмитрия Колесникова так и не отдало — только копию.
26 августа 2000 года командиру подводной лодки Геннадию Лячину приказом Президента было присвоено звание Героя России, а все находившиеся на борту были награждены орденом Мужества. Новость эта была встречена скорее скептически: решили, что руководство страны таким образом пытается замолить свои грехи перед экипажем, загладить ошибки, допущенные в ходе спасательной операции.
Но командующий Северным флотом объяснял: к награде подводники «Курска» были представлены гораздо раньше, после операции, успешно выполненной в Средиземноморье в 1999 году, в самый разгар натовской агрессии в Югославии. Тогда экипажу К-141 удалось пять раз условно поразить корабли противника, то есть уничтожить весь американский шестой флот, и уйти незамеченными.
Но справедливости ради стоит заметить, что многие из погибших в августе 2000-го за год до того не участвовали в средиземноморском походе.
Спасли бы норвежцы?
Едва ли не с самого начала спасательной операции свою помощь предлагали британцы и американцы, а чуть позже норвежцы. В СМИ активно пропагандировали услуги иностранных специалистов, убеждая: у них и техника лучше, и специалисты мастеровитей. Затем, задним числом, уже сыпали обвинения: если бы пригласили раньше, 23 человека, запертые в девятом отсеке, были бы спасены.
На деле никакие норвежцы не в силах были помочь. Во-первых, к моменту обнаружения «Курска» подводники были уже сутки как мертвы. Во-вторых, тот объем работы, что проделали наши спасатели, тот уровень самопожертвования и самоотдачи, с которым они работали и который позволял круглосуточно, без перерывов, вести операцию, был немыслим для зарубежных специалистов.
Но — главное — даже если члены команды «Курска» были еще живы 15 и 16 числа, спасти их невозможно было по техническим причинам. Подводные аппараты не могли присосаться к подводной лодке из-за повреждений в ее корпусе. И здесь бессильна была самая современная и совершенная техника.
Подводная лодка и ее экипаж стали жертвой стечения тысяч различных обстоятельств. А ее гибель, в которой нет ничьей персональной вины, возможно, впервые за долгие годы, объединила ожесточившуюся страну.
На фото Дмитрий Колесников
Как следует из отчёта водолазных работ, ведущегося нашими водолазами, 25 октября в нём есть такая запись: « При проведении осмотра у одного из неопознанных трупов были гобнаружены два листа бумаги формата А-4». Эти листы были, вероятно, вырваны из какого-то журнала, потому что на них были исполненные типографским шрифтом таблицы под заголовком «Раздел 4. Замечания проверяющих», а в правом верхнем углу лицевой стороны исполненные от руки ручкой синего цвета записи нумерации: «67» и «69» соответственно. Так принято на лодках, что все листы эксплуатационных, вахтенных журналов, и не только секретных, пронумерованы подобным образом, прошнурованы и скреплены корабельной печатью для пакетов.
На лицевой стороне листа с №66 есть рукописный текст следующего содержания:
«Список л/с 6,7,8,9 отс., находящихся в 9-м отсеке после аварии 12.08.2000г.» И ниже этой записи идёт пронумерованный с 1 по 23 перечень фамилий. Начинается он со строки: «1, 5-6-31 – Майнагашев» и заканчивается строкой: «23. 5-88-21 – Неустроев». Справа от фамилий имеется два столбца. В первом сверху написано 13.34, и затем напротив каждой фамилии проставлен знак «+». Во втором столбце сверху не удалось разобрать время, нет и плюсов напротив фамилий, только напротив фамилий: Кубиков, Кузнецов, Аникеев, Козадёров, матрос Борисов и мичман Борисов, Неустроев имеется знак в виде галочки. Ниже перечня фамилий запись: «13.58 (стрелка вверх) Р 7 отс». Больше на этом листе под номером 66 записей нет.
На оборотной стороне листа под №69 имеется запись следующего содержания:
«13.15. Весь личный состав из 6, 7 и 8 отсеков перешел в 9. Нас здесь 23 человека. Самочувствие плохое. Ослаблены действием угарного газа. Давление повышается. Кончаются регенаративные патроны. При выходе на поверхность не выдержим декомпрессии. Не хватает ремней на индивидуальных дыхательных аппаратах. Отсутствуют карабины на стопорах. Протянем ещё не более суток».
Потом ещё одна запись: «15.15. Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет: процентов 10-20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает. Здесь список личного состава отсеков, которые находятся в 9-м и будут пытаться выйти. Всем привет, отчаиваться не надо. Колесников».
Удалось установить по данному списку, кто был в 9-м отсеке:
1. Главный старшина контрактной службы Майнагашев В.В., 6-й отсек.
2. Матрос Коркин А.А., 6 отсек.
3. Капитан-лейтенант Аряпов Р.Р., 6 отсек.
4. Мичман Ишмурадов Ф.М., 7 отсек.
5. Матрос Налётов И.Е., 7 отсек.
6. Старшина 2 статьи контрактной службы Садовой В.С., 7 отсек.
7. Матрос Сидюхин В.Ю., 7 отсек.
8. Матрос Некрасов А.Н., 7 отсек.
9. Матрос Мартынов Р.В., 7 отсек.
10. Старшина 2 статьи контрактной службы Геслер Р.А., 8 отсек.
11. Матрос Кубиков Р.В., 8 отсек.
12. Старший мичман Кузнецов В.В., 8 отсек.
13. Старшина 2 статьи контрактной службы Аникеев Р.В., 8 отсек.
14. Старший мичман Козадёров В.В., 8 отсек.
15. Матрос Борисов Ю.А., 8 отсек.
16. Старший мичман Борисов А.М., 8 отсек.
17. Капитан-лейтенант Колесников Д.Р., 7 отсек.
18. Капитан-лейтенант Садиленко С.В., 8 отсек.
19. Старший лейтенант Бражкин А.В., 9 отсек.
20. Мичман Бочков М.А., 9 отсек.
21. Старшина 2 статьи контрактной службы Леонов Д.А., 9 отсек.
22. Старшина 1 статьи контрактной службы Зубайдулин Р.Р., 7 отсек.
23. Главный корабельный старшина контрактной службы Неустроев А.В., 8 отсек.
Записка стала объектом пристального интереса. Сообщения о «новых» и «ранее неизвестных» частях записки будоражили публику, подогревая праздный, в общем-то, интерес к этому аспекту трагедии. Праздный, потому что сразу было понятно: человеку, находящемуся в 9-м, наиболее удаленном от места аварии отсеке лодки, не может быть ничего известно о причине аварии. Максимум, что можно понять, находясь там, что произошло несколько взрывов.
Записка не содержит фактов, которые «открывали бы тайну» произошедшего на «Курске». То, что она не публикуется, вызвано двумя понятными причинами.
Во-первых, она находится в материалах следствия, разглашение которых незаконно.
Во-вторых, записка, как это и было сказано главкомом ВМФ с самого начала, на встрече с жёнами моряков в Видяево, помимо того, что говорит о количестве личного состава в отсеке, носит ещё и сугубо личный характер, так как в ней есть слова, обращённые к жене, и с этой точки зрения ее обнародование - из каких бы то ни было соображений - являлось бы безнравственным. Родственники подводников и без того являются объектом ажиотажного интереса. Итак, записка не содержит никаких тайн - это сугубо частный документ, письмо жене, письмо исключительно личного характера.
Через 9 месяцев, 16 июля 2001 года, перед этапом подготовки «Курска» к подъёму, главный водолазный врач ВМФ полковник медицинской службы Сергей Никонов, рассказал, про эту записку: «Опять же записка, она ведь опубликована практически полностью. Там нет ни одного слова упущенного. Поверьте мне, пожалуйста, вы увидите это, когда действительно будет возможность в этом убедиться, может быть, фотография ее будет опубликована или еще что-то. Ни одного слова не упущено из нее. То, что в этой записке прозвучало, - это та информация, которая касается всех. А дальше личное, для жены. Это буквально одна строка. Она действительно сугубо личного характера, в ней нет никакой информации, позволяющей о чем-то судить, о каких-то причинах или о том, что там творилось в лодке, там вообще ничего такого нет. В той части, в которой она прозвучала, это повлияло очень серьезно на характер водолазных работ. Стало ясно, что ребята были сконцентрированы в 9 отсеке, а значит, нечего искать в других отсеках, значит, не надо больше в другие отсеки лезть, резать, а это достаточно большая работа. Записка Колесникова, она не просто сузила, она серьезно облегчила работу. Мы бы изрезали всю лодку, а тут мы сконцентрировались на 9 отсеке, и, в общем-то, стало ясно, что если стоит задача - подъем тел, то в другие отсеки лезть нечего».
Спустя год после гибли «Курска» промощника Президента РФ Сергея Ястржембского спросили: «Когда будет полностью опубликована записка Колесникова?» Он ответил: «Сроки опубликования записки капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова определяются следственными органами. Только Главная Военная Прокуратура определит этот срок».
Жена Дмитрия Колесникова, Ольга, свадьбу с которой они сыграли за 4 месяца до гибели «Курска», так говорила про эту записку: «Записку я видела, но мне её не отдали. Отдали ксерокопию того, что было посвящено мне, это его завещание мне. Записку не отдали потому, что на обратной стороне её были записаны фамилии 22 человек, которые были с ним в отсеке. Не дали потому, что не всех их подняли, и не хотели разглашать для родственников, кто ещё был в отсеке. Мне сказали, что записку я получу тогда, когда будет закрыто уголовное дело. Но правду мы никогда не узнаем, так как дело будет бессмертным».
Ещё она рассказала, что они часто подкладывали друг другу короткие записки, которые потом невольно попадались им в различных неожиданных ситуациях. Например, она могла положить ему в носок бумажку со словами: «Я тебя люблю!». Он мог в ванной написать тоже самое, или в сахарницу положить записку. За несколько дней до гибели он написал ей четверостишие. Она говорит, что в это время они были слишком счастливы, и он не мог написать такие слова, но почему-то написал их. Вот они:
А когда час придёт умирать,
Хотя мысли такие гоню,
Мне придётся тогда прошептать:
«Родная, тебя я люблю!»
Кратко промелькнула в кадре в её руках копия записки, было видно, что в ней список личного состава, оказавшегося в отсеке, и даже напротив каждой фамилии стоит знак +, так обычно у военных отмечают присутствие людей при их перекличке. Рядом были ещё сделаны столбцы для дальнейших перекличек. Но она, эта поверка в 9 отсеке оказалась для всех последней.
А содержание записки жене стало известно, она сама потом показывала её копию, на которой можно было прочесть: «Олечка, я тебя люблю, не переживай сильно.
Г.В. привет. Моим привет. (Подпись в виде нечитаемого росчерка).
1 ноября жена, родители Дмитрия Колесникова на самолете авиации флота улетели из Североморска. Они увезли с собой тело капитан-лейтенанта. Похороны геройски погибшего командира турбинной группы дивизиона движения АПКР «Курск» Дмитрия Колесникова состоятся в четверг на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.
В сентябре 2001 года одному из тележурналистов показали в прокуратуре 77 томов уголовного дела по гибели «Курска», и следователь открыл один из томов, в котором сразу перед камерой возникла подлинная записка. Несколько секунд мелькнула она на экране, но было видно, как менялся почерк Дмитрия Колесникова, когда в отсеке уже было мало кислорода, когда каждая буква доставалась с трудом.
”Кто о смерти, скажет нам пару честных слов,
Жаль, нет черных ящиков у павших моряков
Карандаш ломается, холодно, темно
Капитан Колесников пишет нам письмо
Нас осталось несколько на холодном дне,
Три отсека взорваны, да три еще в огне,
Знаю, нет спасения, но если веришь ты
Ты найдешь письмо мое на своей груди,
Чтоб взлететь на небеса выпал этот акт,
До свиданья милая мы приняли парад
Помнишь нашу лестницу солнце, эскимо
Капитан Колесников пишет ее письмо
Курск могилой рваною дернулся за взрыв
На прощанье разрубил канаты рваных жил
Над водою пасмурно чайки, корабли
На земле подлодка спит, но так далеко до земли
Позже о случившемся долго будут врать
Расскажет ли комиссия как трудно умирать.
Кто из нас ровесники, кто герой, кто чмо,
Капитан Колесников пишет нам письмо”
Ю.Ю. Шевчук (ДДТ)
В прессе появляется содержание записки капитан-лейтенанта Колесникова. Как следует из отчёта водолазных работ, ведущегося нашими водолазами, 25 октября в нём есть такая запись: « При проведении осмотра у одного из неопознанных трупов были обнаружены два листа бумаги формата А-4». Эти листы были, вероятно, вырваны из какого-то журнала, потому что на них были исполненные типографским шрифтом таблицы под заголовком «Раздел 4. Замечания проверяющих», а в правом верхнем углу лицевой стороны исполненные от руки ручкой синего цвета записи нумерации: «67» и «69» соответственно. Так принято на лодках, что все листы эксплуатационных, вахтенных журналов, и не только секретных, пронумерованы подобным образом, прошнурованы и скреплены корабельной печатью для пакетов.
На лицевой стороне листа с №66 есть рукописный текст, следующего содержания:
«Список л/с 6,7,8,9 отс., находящихся в 9-м отсеке после аварии 12.08.2000г.» И ниже этой записи идёт пронумерованный с 1 по 23 перечень фамилий. Начинается он со строки: «1, 5-6-31 - Майнагашев» и заканчивается строкой: «23. 5-88-21 - Неустроев». Справа от фамилий имеется два столбца. В первом сверху написано 13.34, и затем напротив каждой фамилии проставлен знак «+». Во втором столбце сверху не удалось разобрать время, нет и плюсов напротив фамилий, только напротив фамилий: Кубиков, Кузнецов, Аникеев, Козадёров, матрос Борисов и мичман Борисов, Неустроев имеется знак в виде галочки. Ниже перечня фамилий запись: «13.58 (стрелка вверх) Р 7 отс». Больше на этом листе под номером 66 записей нет.
На оборотной стороне листа под №69 имеется запись следующего содержания:
«13.15. Весь личный состав из 6, 7 и 8 отсеков перешел в 9. Нас здесь 23 человека. Самочувствие плохое. Ослаблены действием угарного газа. Давление повышается. Кончаются регенаративные патроны. При выходе на поверхность не выдержим декомпрессии. Не хватает ремней на индивидуальных дыхательных аппаратах. Отсутствуют карабины на стопорах. Протянем ещё не более суток».
Потом ещё одна запись: «15.15. Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет: процентов 10-20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает. Здесь список личного состава отсеков, которые находятся в 9-м и будут пытаться выйти. Всем привет, отчаиваться не надо. Колесников».
Удалось установить по данному списку, кто был в 9-м отсеке:
1. Главный старшина контрактной службы Майнагашев В.В., 6-й отсек.
2. Матрос Коркин А.А., 6 отсек.
3. Капитан-лейтенант Аряпов Р.Р., 6 отсек.
4. Мичман Ишмурадов Ф.М., 7 отсек.
5. Матрос Налётов И.Е., 7 отсек.
6. Старшина 2 статьи контрактной службы Садовой В.С., 7 отсек.
7. Матрос Сидюхин В.Ю., 7 отсек.
8. Матрос Некрасов А.Н., 7 отсек.
9. Матрос Мартынов Р.В., 7 отсек.
10. Старшина 2 статьи контрактной службы Геслер Р.А., 8 отсек.
11. Матрос Кубиков Р.В., 8 отсек.
12. Старший мичман Кузнецов В.В., 8 отсек.
13. Старшина 2 статьи контрактной службы Аникеев Р.В., 8 отсек.
14. Старший мичман Козадёров В.В., 8 отсек.
15. Матрос Борисов Ю.А., 8 отсек.
16. Старший мичман Борисов А.М., 8 отсек.
17. Капитан-лейтенант Колесников Д.Р., 7 отсек.
18. Капитан-лейтенант Садиленко С.В., 8 отсек.
19. Старший лейтенант Бражкин А.В., 9 отсек.
20. Мичман Бочков М.А., 9 отсек.
21. Старшина 2 статьи контрактной службы Леонов Д.А., 9 отсек.
22. Старшина 1 статьи контрактной службы Зубайдулин Р.Р., 7 отсек.
23. Главный корабельный старшина контрактной службы Неустроев А.В., 8 отсек.
Но этот список не был опубликован.
Записка стала объектом пристального интереса. Сообщения о «новых» и «ранее неизвестных» частях записки будоражили публику, подогревая праздный, в общем-то, интерес к этому аспекту трагедии. Праздный, потому что сразу было понятно: человеку, находящемуся в 9-м, наиболее удаленном от места аварии отсеке лодки, не может быть ничего известно о причине аварии. Максимум, что можно понять, находясь там, что произошло несколько взрывов.
Записка не содержит фактов, которые «открывали бы тайну» произошедшего на «Курске». То, что она не публикуется, вызвано двумя понятными причинами.
Во-первых, она находится в материалах следствия, разглашение которых незаконно.
Во-вторых, записка, как это и было сказано главкомом ВМФ с самого начала, на встрече с жёнами моряков в Видяево, помимо того, что говорит о количестве личного состава в отсеке, носит ещё и сугубо личный характер, так как в ней есть слова, обращённые к жене, и с этой точки зрения ее обнародование - из каких бы то ни было соображений - являлось бы безнравственным. Родственники подводников и без того являются объектом ажиотажного интереса. Итак, записка не содержит никаких тайн - это сугубо частный документ, письмо жене, письмо исключительно личного характера.
Через 9 месяцев, 16 июля 2001 года, перед этапом подготовки «Курска» к подъёму, главный водолазный врач ВМФ полковник медицинской службы Сергей Никонов, рассказал, про эту записку: «Опять же записка, она ведь опубликована практически полностью. Там нет ни одного слова упущенного. Поверьте мне, пожалуйста, вы увидите это, когда действительно будет возможность в этом убедиться, может быть, фотография ее будет опубликована или еще что-то. Ни одного слова не упущено из нее. То, что в этой записке прозвучало, - это та информация, которая касается всех. А дальше личное, для жены. Это буквально одна строка. Она действительно сугубо личного характера, в ней нет никакой информации, позволяющей о чем-то судить, о каких-то причинах или о том, что там творилось в лодке, там вообще ничего такого нет. В той части, в которой она прозвучала, это повлияло очень серьезно на характер водолазных работ. Стало ясно, что ребята были сконцентрированы в 9 отсеке, а значит, нечего искать в других отсеках, значит, не надо больше в другие отсеки лезть, резать, а это достаточно большая работа. Записка Колесникова, она не просто сузила, она серьезно облегчила работу. Мы бы изрезали всю лодку, а тут мы сконцентрировались на 9 отсеке, и, в общем-то, стало ясно, что если стоит задача - подъем тел, то в другие отсеки лезть нечего».
Спустя год после гибли «Курска» промощника Президента РФ Сергея Ястржембского спросили: «Когда будет полностью опубликована записка Колесникова?» Он ответил: «Сроки опубликования записки капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова определяются следственными органами. Только Главная Военная Прокуратура определит этот срок».
Жена Дмитрия Колесникова, Ольга, свадьбу с которой они сыграли за 4 месяца до гибели «Курска», так говорила про эту записку: «Записку я видела, но мне её не отдали. Отдали ксерокопию того, что было посвящено мне, это его завещание мне. Записку не отдали потому, что на обратной стороне её были записаны фамилии 22 человек, которые были с ним в отсеке. Не дали потому, что не всех их подняли, и не хотели разглашать для родственников, кто ещё был в отсеке. Мне сказали, что записку я получу тогда, когда будет закрыто уголовное дело. Но правду мы никогда не узнаем, так как дело будет бессмертным».
Ещё она рассказала, что они часто подкладывали друг другу короткие записки, которые потом невольно попадались им в различных неожиданных ситуациях. Например, она могла положить ему в носок бумажку со словами: «Я тебя люблю!». Он мог в ванной написать тоже самое, или в сахарницу положить записку. За несколько дней до гибели он написал ей четверостишие. Она говорит, что в это время они были слишком счастливы, и он не мог написать такие слова, но почему-то написал их. Вот они:
А когда час придёт умирать,
Хотя мысли такие гоню,
Мне придётся тогда прошептать:
«Родная, тебя я люблю!»
Кратко промелькнула в кадре в её руках копия записки, было видно, что в ней список личного состава, оказавшегося в отсеке, и даже напротив каждой фамилии стоит знак +, так обычно у военных отмечают присутствие людей при их перекличке. Рядом были ещё сделаны столбцы для дальнейших перекличек. Но она, эта поверка в 9 отсеке оказалась для всех последней.
А содержание записки жене стало известно, она сама потом показывала её копию, на которой можно было прочесть: «Олечка, я тебя люблю, не переживай сильно.
Г.В. привет. Моим привет. (Подпись в виде нечитаемого росчерка).
P.S. Есть фильм «Добровольцы», где подводник, роль которого исполнил Леонид Быков, в подводной лодке, затонувшей во время войны, задыхавшийся от недостатка кислорода, пишет свою предсмертную записку девушке, которую любил, но которая об этом не знала.
А это было написано Владимиром Высоцким за 30-ть лет до гибели Курска…
Уходим под воду в нейтральной воде,
Мы можем по году плевать на погоду,
А если накроют, локаторы взвоют
О нашей беде.
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья,
Услышьте нас на суше,
Наш SOS всё глуше, глуше,
И рвутся аорты, но наверх не сметь,
Там слева по борту, там справа по борту,
Там прямо по ходу мешает проходу
Рогатая смерть.
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души, спешите к нам.
Услышьте нас на суше,
Наш SOS всё глуше, глуше,
И ужас режет души напополам.
Но здесь мы на воле, ведь это наш мир,
Свихнулись мы что ли
Всплывать в минном поле,
А ну, без истерик, мы врежемся в берег, -
Сказал командир.
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души, спешите к нам.
Услышьте нас на суше,
Наш SOS всё глуше, глуше,
И ужас режет души напополам.
Всплывём на рассвете, приказ есть приказ,
А гибнуть во цвете уж лучше при свете,
Наш путь не отмечен, нам нечем, нам нечем,
Но помните нас.
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души, спешите к нам.
Услышьте нас на суше,
Наш SOS всё глуше, глуше,
И ужас режет души напополам.
Вот вышли наверх мы, но выхода нет,
Вот полный, на верфи натянуты нервы,
Конец всем печалям концам и началам,
Мы рвёмся к причалам заместо торпед.
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души, спешите к нам.
Услышьте нас на суше,
Наш SOS всё глуше, глуше,
И ужас режет души напополам.
Спасите наши души, спасите наши души.
Спасите наши души, спасите наши души…
На вопрос о том, что случилось с подводной лодкой "Курск", президент России Путин, мягко улыбнувшись, ответил: "Она утонула".
Оказывается, она "просто" утонула.
И вместе с ней "просто" утонули члены её экипажа. Которые многие часы, умирая, стучали по стенам своего корабля и были уверены до последнего вздоха, что Родина, правительство и президент придут на помощь своим верным сынам, несущим государственную службу. Они ошибались...
Родина, правительство и президент не спешили к ним на помощь. Они консолидировано отдыхали в Сочи и им было сильно недосуг, да и отдых прерывать было неохота..
Поэтому Курск утонул.
Вглядимся в глаза и лица погибших моряков. Мы все перед ними в долгу.
Вечная память погибшим мученикам.
А нам по-прежнему пишет письмо Капитан Колесников.
