Первая конная история. Бандиты и убийцы Первой конной, в основном этнические украинцы

Об-ра-зо-ва-на при-ка-зом РВС Южного фрон-та по по-ста-нов-лению РВС Рес-пуб-ли-ки от 17 ноября 1919 года на ба-зе 1-го Кон-но-го кор-пу-са (командир - С.М. Бу-дён-ный ; 4, 6 и 11-я кавалерийские ди-ви-зии). Вхо-ди-ла в со-став: Юж-но-го, с 10 января 1920 года - Юго-Восточного, с 16 января - Кав-каз-ско-го фрон-тов, с 18 мар-та по 17 апреля и с 27 сентября по 28 октября в ре-зер-ве глав-ко-ма РККА, с 17 апреоя в со-ста-ве Юго-Западного, с 20 августа - За-пад-но-го, с 28 октября - Юж-но-го фрон-тов, с 10 декабря 1920 года по 4 января 1921 года - войск Ук-раи-ны и Кры-ма. В со-став Первой конной армии в раз-ное вре-мя вхо-ди-ли: 1-я Кав-каз-ская, 2, 4, 6, 8, 9, 11, 14 и 19-я кавалерийские ди-ви-зии, кавалерийская ди-ви-зия Г.М. Еки-мо-ва; в опе-ра-тив-ном под-чи-не-нии на-хо-ди-лись: 2-й Кон-ный кор-пус, 9, 12, 20, 24, 34, 45, 47 и 50-я стрелковые ди-ви-зии. Кро-ме то-го, в со-став ар-мии вхо-ди-ли бро-не-по-ез-да, ав-то-бро-не-от-ря-ды, авиа-груп-па и другие час-ти.

В но-ябре - декабре 1919 года в со-ста-ве Южного фрон-та Первая конная армия в Харь-ков-ской и Дон-бас-ской опе-ра-ци-ях на-нес-ла по-ра-же-ние вой-скам Воо-ру-жён-ных сил Юга Рос-сии (ВСЮР), что спо-соб-ст-во-ва-ло ос-во-бо-ж-де-нию РККА Дон-бас-са. В хо-де Рос-то-во-Но-во-чер-кас-ской опе-ра-ции 1920 года Первая конная армия 7 января за-ня-ла Та-ган-рог, а 10 января - Рос-тов-на-До-ну и вы-шла к Азов-ско-му морю, таким образом рас-сек-ла фронт ВСЮР на 2 час-ти. В со-ста-ве Кавказского фрон-та Первая конная армия в хо-де Северо-Кавказской опе-ра-ции 1920 года, прой-дя в силь-ный мо-роз по Саль-ским сте-пям свыше 150 км, под ст. Егор-лык-ская во взаи-мо-дей-ст-вии с советской 10-й ар-ми-ей и Отдельной кавалерийской бри-га-дой раз-гро-ми-ла Кон-ную груп-пу (4-й и 2-й Дон-ские кор-пу-са) генерал-лейтенанта А.А. Пав-ло-ва, Доб-ро-воль-че-ский и 3-й Кавказский ка-за-чий кор-пу-са и несколько ку-бан-ских ка-зачь-их кавалерийских бри-гад, вы-ну-див про-тив-ни-ка отсту-пить к р. Ку-бань. По-сле на-ча-ла со-вет-ско-поль-ской вой-ны 1920 года, в ап-ре-ле - мае, Первая конная армия со-вер-ши-ла 53-су-точ-ный пе-ре-ход с Северного Кав-ка-за на Пра-во-бе-реж-ную Ук-раи-ну (около 1,2 тысяч км) и во-шла в со-став Юго-Западного фрон-та. В хо-де Ки-ев-ской опе-ра-ции 1920 года к 7 ию-ня ос-во-бо-ди-ла го-ро-да Жи-то-мир и Бер-ди-чев, за-тем к 11 ию-ня вы-шла в тыл 3-й польской ар-мии, вы-ну-див её ос-та-вить Ки-ев. В хо-де Но-во-град-Во-лын-ской и Ро-вен-ской опе-ра-ций 1920 года ов-ла-де-ла го-ро-да-ми Но-во-град-Во-лын-ский, Ост-рог, Рад-зи-ви-лов (ны-не Чер-во-но-ар-мейск), Ров-но, Дуб-но, Бро-ды. В хо-де Львов-ской опе-ра-ции 1920 года, в ию-ле - ав-гу-сте, Первая конная армия бы-ла ок-ру-же-на пре-вос-хо-дя-щи-ми си-ла-ми по-ля-ков в рай-оне За-мос-тья (ны-не За-мосць, Поль-ша), но, про-рвав фронт, к 31 августа вы-шла из ок-ру-же-ния. С 28 октября Первая конная армия в со-ста-ве Южного фрон-та уча-ст-во-ва-ла в контр-на-сту-п-ле-нии про-тив войск «Рус-ской ар-мии» генерал-лейтенанта П.Н. Вран-ге-ля в Северной Тав-рии и Пе-ре-коп-ско-Чон-гарской опе-ра-ции 1920 года. При ов-ла-де-нии Кры-мом 13 но-ября вме-сте с другими советскими вой-ска-ми всту-пи-ла в Сим-фе-ро-поль, а 15 но-ября со-вме-ст-но с 51-й стрелковой ди-ви-зи-ей за-ня-ла Се-ва-сто-поль. В конце 1920 года Первая конная армия при-ни-ма-ла уча-стие в раз-гро-ме фор-ми-ро-ва-ний Н.И. Мах-но на Ле-во-бе-реж-ной Ук-раи-не (см. Мах-нов-ское дви-же-ние). За-тем вновь бы-ла пе-ре-бро-ше-на на Северный Кав-каз. Уча-ст-во-ва-ла в по-дав-ле-нии ан-ти-боль-ше-ви-ст-ских вы-сту-п-ле-ний на До-ну и Ку-ба-ни. На ба-зе по-ле-во-го управ-ле-ния Первой конной армии 4 мая 1921 года фор-ми-ро-ва-лось управ-ле-ние Северо-Кавказского военного округа, но со-еди-не-ния и час-ти ос-та-ва-лись в под-чи-не-нии шта-ба ар-мии до его рас-фор-ми-ро-ва-ния 26 октября 1923 года. За бое-вые за-слу-ги ар-мия бы-ла на-гра-ж-де-на Почетным ре-во-лю-ци-он-ным Крас-ным Зна-ме-нем, сот-ни её ко-ман-ди-ров и бой-цов - ор-де-на-ми Крас-но-го Зна-ме-ни.

В 1917 году капиталистический мир был потрясен гигантским событием – Великой Октябрьской социалистической революцией в России, положившей начало новой эры во всемирной истории – эры социализма. В ожесточенной борьбе с царским самодержавием и буржуазно-помещичьим строем рабочий класс нашей страны в союзе с трудящимся крестьянством под руководством Коммунистической партии и великого Ленина ликвидировал гнет, насилие и эксплуатацию человека человеком и провозгласил Советское социалистическое государство. В огне Гражданской войны, навязанной свергнутыми классами и международным империализмом, советский народ создал армию нового типа, которая отстояла великие октябрьские завоевания, покрыв свои боевые знамена неувядаемой славой.

Свою скромную работу я посвящаю светлой памяти бойцов, командиров и политработников Красной Армии, павших в боях за свободу и независимость Советского государства.

С.М. БУДЕННЫЙ

I. До великого Октября

Вскоре после отмены крепостного права мой дед, крестьянин слободы Харьковской, Бирючинского уезда, Воронежской губернии, вынужден был покинуть свои родные места: подати и выкупные платежи, которые ему приходилось платить за одну десятину полученной им земли, оказались непосильными. Бросив свое разоренное хозяйство, дед с тремя малолетними детьми – в числе их был и мой двухлетний отец – перебрался на Дон. Но и здесь, в богатом казачьем крае, для пришлых или, как их называли, иногородних крестьян, жизнь была не легче.

Вся земля на Дону издавна принадлежала казакам и помещикам. Уделом иногородних было батрачество. В поисках сезонной работы они метались по краю. Среди привилегированного казачества иногородний крестьянин-батрак был совершенно бесправным человеком. Казак мог безнаказанно избить и даже убить его. А каких только налогов ни придумывали казацкие атаманы для иногородних: за землянку – налог, за окно – налог, за трубу – налог, за корову, овцу, курицу – налог.

Отец мой, Михаил Иванович, как и дед, всю жизнь работал батраком. В молодости, не имея своего собственного угла, он кочевал по Дону из станицы в станицу в поисках работы, а женившись на крестьянке из бывших крепостных слободы Большой Орловки, Меланье Никитичне Емченко, обосновался в хуторе Козюрин, недалеко от станицы Платовской. На этом хуторе я родился в 1883 году и прожил тут до 1890 года, когда нужда заставила нашу семью отправиться на Ставрополыцину. В том же году мы вернулись на Дон и поселились на хуторе Литвиновке (Дальний), расположенном на правом берегу реки Маныч, в сорока километрах к западу от станицы Платовской. Здесь в девятилетием возрасте меня определили мальчиком в магазин купца первой гильдии Яцкина, бывшего коробейника, владевшего, кроме магазина, тремя тысячами десятин земли, которую он арендовал у казаков.

Днем я был на побегушках у хозяина и приказчиков, а вечером, когда все мои однолетки уже спали, мыл грязные, затоптанные, заплеванные полы магазина. Потом – я тогда уже был подростком – хозяин послал меня работать в кузницу.

Работая в кузнице подручным кузнеца и молотобойцем от зари до зари, я не мог ходить в школу, а учиться хотелось, и я начал постигать грамоту с помощью старшего хозяйского приказчика Страусова. Он взялся научить меня читать и писать, и за это я должен был убирать его комнату, чистить обувь, мыть посуду, в общем выполнять обязанности прислуги. После работы я оставался в кузнице и при свете каганца учил заданные мне Страусовым уроки.

Трудно это было после тяжелого рабочего дня. Глаза слипались, и, чтобы не уснуть, я с букварем в руке становился коленями на наваленную в кузнице груду антрацита или окатывал себя водой.

Уже юношей я работал у того же купца Яцкина на локомобильной молотилке смазчиком, кочегаром, а потом и машинистом.

Осенью 1903 года меня призвали в армию. Я призывался в Бирючинском уезде Воронежской губернии, в той волости, откуда был родом мой дед и где мы получали паспорта. В числе новобранцев, призванных на службу в кавалерию, меня направили из г. Бирюча в Маньчжурию. Мы прибыли туда в январе 1904 года, когда уже началась Русско-японская война. Где-то между Цицикаром и Харбином из нашего эшелона была отобрана партия новобранцев для пополнения 46-го казачьего полка. В этом полку, стоявшем на охране коммуникации русской армии в Маньчжурии и несшем службу летучей почты, я прослужил до конца войны, участвовал в нескольких стычках с хунхузами.

После окончания войны 46-й казачий полк отправился обратно на Дон, а нас, молодых солдат, служивших в нем, перевели в Приморский драгунский полк, расквартированный в селе Раздольном, под Владивостоком.

Во время моей службы в Приморском драгунском полку произошла первая русская революция. Революционные выступления происходили и в воинских частях, дислоцировавшихся на Дальнем Востоке, и особенно на кораблях военно-морского флота. Мы, драгуны, узнавали об этом из прокламаций, которые по утрам находили у себя в казармах. Из революционных лозунгов самую горячую поддержку среди нас, в большинстве крестьян, встречал лозунг: «Земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает!»

В 1907 году командование полка направило меня в Петербургскую школу наездников при Высшей офицерской кавалерийской школе. Тогда в кавалерийских полках была должность наездника, обязанного вести инструкторское наблюдение за выездкой молодых лошадей. Таких вот наездников-инструкторов и готовила школа, в которую меня послали. Окончание этой школы сулило мне возможность избавиться от тяжелой доли батрака, ожидавшей меня дома после возвращения с солдатской службы: полковой наездник, отслуживший свой срок, всегда мог устроиться берейтором (тренером) на какой-нибудь конный завод.

Проучившись в школе около года, я хорошо усвоил правила работы с лошадью и на соревнованиях занял первое место по выездке молодых лошадей. Это давало мне право, пройдя второй год обучения, остаться в школе на должности инструктора-наездника. Но полку нужен был свой наездник, и, не желая терять его, командование полка поспешило отозвать меня из школы: хватит, мол, учиться, раз уже вышел при зачетах на первое место.

В школе мне присвоили звание младшего унтер-офицера. Вернувшись в полк, я занял должность наездника и вскоре получил звание старшего унтер-офицера. По должности я пользовался правами вахмистра.

Прошел срок службы, но я остался в Приморском драгунском полку как сверхсрочник. Летом 1914 года мне был дан отпуск с правом выезда в станицу Платовскую, куда к тому времени переехал отец с семьей.

Вскоре после того как я приехал домой, началась Первая мировая война. Она прервала мой отпуск, но в свой полк я уже не мог вернуться. По существовавшему тогда положению я как унтер-офицер сверхсрочной службы, находившийся в отпуску, в первый же день объявления мобилизации должен был явиться в местное воинское присутствие и получить направление в войсковую часть.

Назревшие необходимости

Первая конная армия Буденного была создана 17 ноября 1919 года на Южном фронте Гражданской войны. По приказу, в нее вошли три дивизии первого конного корпуса Буденного. Впоследствии армия росла и дополнялась различными военными формированиями, пока численность личного состава не достигла девятнадцати тысяч сабель, что по тем меркам было достаточно много. Красной Армии нужно было срочно создать мощное, маневренное соединение, которое бы быстро наносило удары и выполняло стратегические задачи. А тогда Антон Деникин стремительно приближался к Москве с южных земель. 7 сентября этого же года белогвардейцами был взят Курск, 23 сентября — Воронеж, через четыре дня — Чернигов, а в самом конце месяца — Орел. Командующий Вооруженными Силами Юга России планировал идти на Тулу, а от тудав оплот большевиков на Москву. Красным грозило полное поражение, и потому в срочном порядке по инициативе Климента Ворошилова и Александра Егорова на этом театре военных действий родилась именно такая армия, способная сокрушить Деникина.

Военная форма буденновцев

Изначально предполагалось, что лидером Первой Конной армии станет Борис Думенко, под начальством которого был Семен Буденный. Однако тогда Думенко был тяжело ранен, и потому на место командующего поставили его помощника. Впоследствии Думенко будет расстрелян по обвинению в убийстве своего же красного комиссара, а Буденный нетронутым переживет маховик репрессий тридцатых годов благодаря дружбе с Иосифом Сталиным. А до этого оба этих человека руководили вышеупомянутым первым кавалерийским корпусом, ставший затем костяком целой армии.

Изначально лидером Первой Конной армии должен был стать Борис Думенко

Боевое крещение

Этот первый корпус тоже появился в активную фазу Гражданской войны как необходимое соединение, способное дать отпор белогвардейцам. Так, в мае 1919 года конный корпус Буденного вступил в тяжелую схватку под Царицыном. Тогда 13 маяв кровавом сражении около станицы Граббаевскойсхлестнулись силы красной кавалерии и Кубанской конного корпуса. И победителем из этого боя вышли красные. Несколько дней спустя конный корпус совершил удачный маневр в тыл врага и сумел насильно выгнать белые части за реку Маныч.

В мае 1919 конный корпус Буденного вступил в тяжелую схватку

Затем кавалерия Буденного одержала еще рад побед, благодаря чему удалось стабилизировать обстановку на этом участке фронта и не дать Добровольческой белой армии захватить переправы через эту реку. И уже тогда боевые действия показали, насколько мощными могут быть такого рода воинские формирования. Но впереди была оборона Царицына.


Картина Митрофана Грекова «Трубачи Первой конной армии

Первые конные соединения сразу пускали в ход на самых важных участках фронта. Через Царицын, за который велись ожесточенные бои, могли соединиться силы Колчака и Деникина. В случае победы белогвардейцы бы тугим кольцом окружили красных. Но контрудары, чередуемые со стремительными атаками, буденновцев по белым в июне — июле 1919 года не раз спасали положение. Буденновцы брали в плен сотни человек, захватывали вражеские обозы и склады и уничтожали целые дивизии. Так, Первая конная смела Хоперскую дивизию генерала Мамонтова, Астраханскую пехотную дивизию и третью и четвертые дивизии Покровского. Белогвардейцы пытались оказать сопротивление красным саблям свою кавалерию в виде казаков, однако они не смогли оказать должного сопротивления.

Удары первой конной армии

В октябре, когда Добровольческая армия Деникина ненадолго остановилась, красные перешли в решительное наступление. В их целях было отбросить Деникина за Воронеж и сокрушить фронт белых в рамках Воронежско-Касторненской операции. В ударную группу РККА входила, конечно же, и Первая конная армия Буденного; ему предстояло возглавить общую атаку на Донские и Кубанские корпуса, разгромить их и расчистить дорогу пехоте красных.

В ударную группу РККА входила Первая конная армия Буденного

На этот раз Буденному попался тот же противник — генерал Мамонтов, уже успевший почувствовать на себе всю мощь конной армии. И теперь он действовал более осторожно: весь октябрь буденновцы были вынуждены то заниматься обороной, теряя инициативу, то снова совершать вылазки. Белые упорно продвигались к Воронежу, занимая важные населенные пункты, но с 5 по 15 ноября красные кавалеристы нанесли ряд неожиданных ударов по вражеским позициям. Вскоре все силы белогвардейцев растаяли, а первый конный корпус был преобразован в армию.


Конармия служила для выполнения важных стратегических задач

Дальнейшая история

После Воронежско — Касторненской операции Первая конная приняла участие в зимнем Харьковском наступлении. И вновь буденновцы нанесли основные удары совместной с 14-ой армией РККА по позициям белых. В ходе этих атак удалось разъединить силы Добровольческой и Донской армий. В дальнейшем красным удалось вытеснить белых из юга России по результатам Донбасской и Ростово — Новочеркасской операций при помощи кавалеристов. Уже в январе 1920 года, после стремительного взятия Ростова, Конармия прогоняла белых на противоположный берег Дона.

Конармия служила для выполнения важных стратегических задач

Настоящим испытанием стало Егорлыкское сражение, продолжавшееся с 25 февраля по 2 марта, когда Буденный со своими воинами встретился с закаленной в боях конницей Павлова, Кутепова и Юзефовича. Именно там произошла крупнейшая за Гражданскую войну встречная конная битва: в бою в сумме участвовало двадцать пять тысяч сабель. И вновь Буденный из этой схватки вышел победителем, а красные развили успех и стремительно выбили белых из Северного Кавказа.


Егорлыкское сражение стала триумфомдля Первой конной армии

Первая конная пригодилась Красной Армии и в дальнейших боевых действиях: она вступала в бой с поляками во время советской — польской войны, махновцами и врангельскими войсками. Несмотря на многочисленные победы, буденновцы устраивали многочисленные погромы еврейского населения. Это подробным образом было описано Исааком Бабелем в цикле рассказов «Конармия», встретивший острую критику Семена Буденного. Вообще известно много случаев, когда верные бойцы революции занимались мародерством и совершали преступления.

1-ая Конная армия спасла положение большевиков

Можно сказать, что 1-ая Конная армия спасла положение большевиков. Благодаря ее стремительным атакам удалось повернуть Добровольческую армию Деникина вспять и вообще разгромить белых на всем Южном фронте. Командование красных во время почувствовало необходимость в создании такого большого формирования и тем более сразу впустить его в бой. Конармия существовала до 1921 года и была расформирована.

02.06.2002 в 00:00, просмотров: 9240 Когда-то я оставил работу над этой книгой. Как обычно бывает - закрутился в суетной рутине, но, когда в руки мне попали эти документы, я немедля отложил все дела и принялся за работу...
Нет ничего интереснее, чем раскрывать тайны прошлого. Собирать по крупицам скупые строчки архивных документов, чтобы составить единую картину недавней эпохи.
Все мы знаем о Первой конной армии: легендарной, прославленной. Когда говорим о Гражданской войне, сразу приходит на ум: “Тачанка” Грекова, “Конармия” Бабеля, усы Буденного.
Но, оказывается, толком-то мы ничего о Первой конной и не знаем. Не знаем о тех страхах и ужасах, которыми были пропитаны каждые минуты тех дней...
Я назвал эту еще не написанную до конца книгу “Подземелья Лубянки”. Именно там, в архивах самой таинственной спецслужбы планеты, сокрыта правда о Гражданской войне.
И не только о ней.
Работы много, но я надеюсь успеть выпустить эту книгу к 85-й годовщине Лубянки...

Чудо, что документы эти сохранились в лубянских архивах до наших дней. Истинное чудо, ибо и Клим Ворошилов, и Семен Буденный дорого дали бы за то, чтобы эти пожелтевшие от времени листки исчезли навсегда.
Слыхано ли: первые маршалы, герои Гражданской войны, любимцы всего советского народа и лично товарища Сталина... Старая отцовская буденовка, что где-то в шкафу мы нашли... Конармейская тачанка - все четыре колеса... Мы красные кавалеристы, и про нас...
...Но о чем, в самом деле, могли вести рассказ речистые былинники? Уж не о том, что легендарная Первая конная была в действительности пристанищем для бандитов и погромщиков. Что конармейцы вырезали целые местечки - убивая мужчин, насилуя женщин. Что Буденный и Ворошилов с пеной у рта защищали убийц в “пыльных шлемах”...
“Трудовое население, встречавшее когда-то ликованием 1-ю Конную, теперь шлет ей вслед проклятия”, - это вынужден был признать даже Реввоенсовет армии. * * * Сентябрь 1920-го. 1-я Конная идет по Украине. По недавней вотчине батьки Махно.
Только местные жители, которых “освобождают” конармейцы, радости почему-то не выказывают. Буденновцы ведут себя как заправские погромщики. Врываются в дома, избивают и насилуют, р е к в и з и р у ю т вещи. В первую очередь бандитствуют они в еврейских местечках.
Буденновцы устали. Только-только армия вышла из-под львовского окружения. Впереди - новые бои: Первую Конную должны бросить против Врангеля, на Южный фронт.
Лихой командарм Семен Буденный любит своих бойцов. Они заслужили право на отдых. Три дня на разграбление - святое дело.
Правда, отдельные конники настолько увлекаются погромами, что отстают от своих частей. Комиссарам приходится силой выгонять их из местечек. Поглумились - и будет...
28 сентября,
м. Полонное.

...Военком 6-й дивизии Шепелев не успел еще отойти ото сна, как в избу вбежал вспотевший боец. Он настолько запыхался, что в первые минуты не мог ничего выговорить, только тряс головой.
- Да что такое?! - не выдержал военком. - Говори толком!
- Наши жидов бьют, - выдохнул боец.
Сон в мгновение улетучился, как будто и не было беспокойных ночей. Шепелев напрягся, желваки заходили по щекам.
- Где?! - глухо спросил военком.
- И в Полонном, и в другом местечке, в версте от него...
Когда Шепелев вместе со своим секретарем Хаганом - тоже еврей, но нормальный мужик, свойский - примчался в местечко, погром был в самом разгаре. Почитай, из каждого дома слышались крики. Буденновцы восстанавливали утраченные в сабельных рубках нервы.
Зашли в первую же избу, где у околицы переминались с ноги на ногу два привязанных коня. На полу, изрубленная палашами, лежала еврейская семья - старик лет 60, старуха, их сын. Еще один окровавленный еврей стонал на кровати.
Помощник военкома Хаган побледнел. Наверное, вспомнились ему черносотенные погромы, пьяные рожи бандитов под царскими хоругвями. Нет больше хоругвей, вьются теперь на ветру красные кумачовые стяги - только что изменилось?..
В соседней комнате между тем орудовали мародеры. Какой-то красноармеец на пару с миловидной женщиной в медицинской косынке набивал нехитрый еврейский скарб в необъятные баулы.
- Ни с места! - властно сказал военком, но красноармеец - откуда только прыть взялась? - оттолкнул его и кубарем выкатился из дома. За ним припустила и женщина. Они бежали по улице, высоко подымая ноги, и Шепелеву даже стало их жалко. Он представил, как смешно дернутся сейчас два этих человека, как, пролетев по инерции вперед, рухнут плашмя на землю, стоит лишь нажать на спуск нагана.
- Сто-о-ой!!! - Шепелев закричал что есть мочи, но мародеры не слушали его, и тогда военком вскинул наган.
Один хлопок. Второй.
После третьего выстрела мародер упал замертво, а вместе с ним, по-бабьи вскрикнув, испуганно рухнула в пыль и медсестра.
Она лежала, не в силах вымолвить ни слова, и лишь беззвучно шептала что-то побелевшими от страха губами.
- Кто такая? - Шепелев наклонился над женщиной. - Какого полка?..
Та ответила не сразу, отдышавшись:
- 4-й эскадрон, 33-й полк, - и, будто проснувшись, заголосила во весь голос: - Не убивайте! Христом Богом молю... Пожалейте деток!
- Встаньте, - брезгливо сказал военком. - Никто убивать вас не будет... Поедете с нами.
...Великодушие - свойство сильных людей. Расстреляй комиссар мародершу на месте - вся его жизнь могла бы пойти по-другому. Но он пожалел ее.
Откуда Шепелеву было знать, что жить ему оставалось не более часа...

Из рапорта секретаря военкома 6-й дивизии Хагана:
29 сентября 1920 г., №2
“Проезжая дальше по местечку нам то и дело попадались по улице отдельные лица, продолжавшие грабить. Тов. Шепелев убедительно просил их разъехаться по частям. У многих на руках были бутылки с самогонкой, под угрозой расстрела на месте таковая у них отбиралась и тут же выливалась.
При выезде из местечка мы встретили Комбрига 1 (командира 1-й бригады. -
Авт.) тов. Книгу с полуэскадроном, который, в свою очередь, занимался изгнанием бандитов из местечка. Тов. Шепелев рассказал о всем происходившем в местечке и, сдав лошадь расстрелянного вместе с арестованной сестрой на поруки военкомбригу тов. Романову, поехали по направлению к Полештадиву (полевому штабу дивизии. - Авт. )”.

Из рапорта командира 1-й бригады Книги, военкома бригады Романова и начальника штаба бригады Берлева:
1920 года 28 сентября, №4928

“Мы встретились с т. Шепелевым, который сообщил, что он расстрелял бойца 33-го кавполка на месте грабежа. Сообщив это, тов. Шепелев уехал вперед. Спустя некоторое время мы также выехали за своими частями и, догнав таковые, узнали, что тов. Шепелев арестован 31 кавполком...”
28 сентября,
м. Новое Место

...Топот копыт становился все ближе, и наконец военком Шепелев поравнялся с шеренгой бойцов.
- Какой полк? - приостановившись, окликнул он командира.
- Тридцать третий!
Шепелев пришпорил коня, но далеко ускакать не успел.
- Вот он, эта сука, - раздался чей-то истошный крик, - хотел застрелить нас!
Унылость разом покинула лица бойцов. Эскадроны остановились. Человек десять бросились к военкому. Большинство смотрело выжидающе, но кое-кто тоже вышел из строя.
- Гляди-ка, морду какую нажрал... Пока мы тут дохнем, эти суки жируют...
Крики становились все агрессивнее, и Шепелев пожалел уже, что остановился.
- Убить его... Кончить... В расход... - гудело по рядам.
- Прекратить! - что есть мочи орал командир полка Черкасов. Глотка у него была луженая, еще с Первой мировой, перекричать мог любого. Впрочем, и Шепелев был комиссар испытанный.
С грехом пополам они перекричали бойцов. Матерясь, красноармейцы возвращались в строй, сплевывая от бессилия и злости.
Кажется, пронесло... Но, как на грех, подъехал комбриг Книга. В седле у него сидела арестованная погромщица - сестра милосердия.
- Бабу-то за что?! - разволновались бойцы. - С бабами, понятно, воевать сподручнее...
Комбриг было попытался заткнуть медсестре рот, но это только подлило масла в огонь.
- У нас теперь не старый режим! - ревели буденновцы. - Пусть баба объяснит, чем провинилась...
Военком устало повернулся к медсестре: “Говорите”.
- Я это... - женщина набрала в легкие воздуха. - Я - что... Вот Васятку убили...
- Кто?!! - взбесилась толпа.
- Этот, - медсестра указала на военкома. - Лично...
Все началось заново.
- Кончать эту гниду! - кричали конармейцы. - Он наших братьев убивает, а мы - молчать?!!
Уже потом секретарь военкома Хаган, вспоминая эти минуты, будет вновь и вновь удивляться: как удалось ему остаться в живых?! Чудом комбриг Книга сумел вытащить его с военкомом из кольца взбешенных полупьяных людей. Правда, ничего изменить это уже не могло. Разгоряченная толпа жаждала крови, и ее несло уже, как несет, не в силах остановиться, камни во время горного обвала...

Из рапорта секретаря военкома 6-й кавалерийской дивизии Хагана:
“Не успели мы отъехать и ста сажен, как из 31 полка отделилось человек 100 красноармейцев, догоняет нас, подскакивает к военкому и срывает у него оружие. В то же время стали присоединяться красноармейцы 32 полка, шедшего впереди. (...)
Раздался выстрел из нагана, который ранил тов. Шепелева в левое плечо навылет. С трудом удалось тов. Книге вырвать его раненым из освирепевшей кучки и довести к первой попавшейся хате и оказать медицинскую помощь.
Когда тов. Книга в сопровождении моего и военкома Романова вызвали тов. Шепелева на улицу, чтобы положить его на линейку, нас снова окружает толпа красноармейцев, отталкивает меня и Книгу от тов. Шепелева, и вторым выстрелом смертельно ранили его в голову.
Труп убитого тов. Шепелева долго осаждала толпа красноармейцев, и при последнем вздохе его кричала “гад, еще дышит, дорубай шашками”. Некоторые пытались стащить сапоги, но военком 31 полка остановил их, но бумажник, вместе с документами, в числе которых был шифр, был вытащен у тов. Шепелева из кармана.”

Из рапорта командира 1-й Кавалерийской бригады В.Книги начальнику 6-й Кавдивизии:
“Указать, кто именно был убийцей военкома, не могу, так как в такой свалке трудно было установить, кто именно стрелял”.
28 сентября. Вечер.
Штаб расположения 33-го полка.

Военкома 33-го полка - того самого, где служил застреленный Шепелевым мародер, - никто не мог обвинить в трусости. Он прошел через сотни кровавых рубок. Через немецкие газы. Рукопашный ад.
Но в тот вечер, 28 сентября, военкому, может быть, впервые за многие годы стало не по себе, и это давно забытое чувство страшащей неизвестности бесило его. Доводило до исступления...
Об убийстве Шепелева он узнал под вечер. Тут же собрал эскадронных командиров и комиссаров. Приказал принять все меры, чтобы бойцы находились на местах.
- Товарищ военком, - с места поднялся командир 4-го эскадрона. - Мы не сможем сдержать людей... Я вообще боюсь, не случилось бы чего пострашнее погромов.
- То есть?.. - не понял военком.
- Могут побить комиссаров...
- Могут, - его поддержал помощник 5-го эскадрона. - Среди бойцов идут разговоры: хорошо бы ночью поубивать комиссаров...
Военком побледнел. Он неплохо знал своих конников: от этих ребят можно ждать чего угодно, тормозов у них нет.
К ночи готовились, словно к бою. Заняли оборону в сторожке. Военком 5-го эскадрона вместе с бойцами - эскадрон был спокойнее прочих, - отправился в патруль.
Верно: как только стемнело, красноармейцы 3-го и 1-го эскадронов ринулись в соседние местечки - громить евреев. Командир полка срочно выехал за ними: надеялся, наивный, остановить погром. Военком же поскакал в дивизию...
29 сентября.
Ночь. Штаб 6-й дивизии

- И так постоянно - погром за погромом... Неделю назад, в Головлях, двух крестьян убили только потому, что были чисто одеты... Или другой случай: военком 43-го полка арестовал трех моих бандитов за мародерство. Мимо шли 2-й и 3-й эскадроны. Бандитов освободили, а военком еле ноги унес. Хотели убить.
Начдив Апанасенко слушал военкома внимательно, не перебивал. Когда тот закончил, заложил руки под широкий ремень. Качнул головой:
- Что предлагаешь?
- Нам бы в подмогу кого посознательней...
Начдив широко зевнул:
- Давай так: если будет опять какое ЧП, свистнешь... Тогда и подмогу пришлем. А пока, - он зевнул еще раз, - я маленько вздремну... Какую ночь уже не высыпаюсь...

Из доклада военкома 33-го кавполка 5-й кавдивизии.
2 октября 1920 г., №536

“В 12 часов ночи, придя на квартиру Штаба полка мне удалось узнать от командира и его помощника, что толпа половина пьяная и в возбужденном состоянии и патрулю не в мочь было справиться. Высылать эскадроны другие было рисково, так как в них настроение было не определенное.
После этого в квартиру Штаба полка входит бывший командир 3-го эскадрона тов. Галка пьяный и толпа человек 15-20 тоже в таком состоянии, все вооружены, Галка начинает кричать на командиров полка и бить прикладом в пол, угрожая, что я всех перебью кто осмелится пойти против меня и добавляя: я больше не солдат Красной армии, а “бандит”.
Большинство угроз было по адресу военкома, а также искали председателя комячейки 4-го эскадрона тов. Квитку, который задержал двух грабителей 3-го эскадрона и отобрал у них награбленные вещи, Галка определенно кричал: убью Квитку.
Начдив приказал командиру 34 кавполка выслать один эскадрон но прийдя на квартиру штаба полка, мы узнали от Командира 34, что у них положение однообразно, эскадрон не приходил и ночь целую был повальный грабеж и убийство”.
29 сентября.
М. Новое Место.

Над рядами стояла тишина. Такая тишина, до звона в ушах, какая бывает обычно перед началом боя.
Лихие буденновцы, чубатые конники Шестой дивизии, спешившись, ожидали своей участи...
Их выстроили в шеренги ровно в полдень. Весь личный состав 33-го полка - сразу после ночных бесчинств и погромов.
Они не знали еще, что ждет их впереди, но суровый вид спешно прибывших начдива и начальника особотдела дивизии ничего хорошего явно не сулил, а потому бойцы в строю молчали, понурившись. Ночной запал, кураж давно уже улетучились, словно хмель, да и не все они, в конце концов, поддались этой вольнице: большинство держалось особняком.
Сейчас “особняки” эти не без превосходства посматривали на заводил, да и те сами приготовились уже к худшему...
Заиграла труба. Начдив Апанасенко прогарцевал перед строем, картинно приподнялся в стременах:
- Слушайте, честные бойцы и командиры, - прокричал он. - Слушай, братва, мою речь... Разве не с вами прошли мы через сотни славных боев?! Разве не на вас - бойцов легендарной Первой конной - с любовью и гордостью взирает вся трудовая республика?!
Лица стоящих в строю просветлели. Чего угодно ожидали они - хулы, ругани, - но уж не этих красивых слов.
Комиссар полка - это он настоял на собрании - от досады и горечи прикрыл глаза. Он был уверен, что все участники ночного грабежа будут незамедлительно сейчас арестованы. Он верил в авторитет начдива, в его справедливость и солдатскую честность, но сейчас перед полком разыгрывался обычный пошлый спектакль.
Начдив - всегда такой суровый и жесткий, - будто покупатель на базаре, уговаривал своих бойцов “не хулиганить”.
И бойцы почувствовали эту слабость мгновенно. Куда делись их недавние замешательство и понурость? Полковые крикуны берут слово. Они требуют выгнать всех евреев из советских учреждений. (“Вообще из России!” - подхватывают ряды.) Всех офицеров...
Начдив предательски молчит. Комиссар было пытается остановить крикунов. Он говорит, что погромщики заносят нож над самой революцией, но ему не дают закончить.
- Не надо нам этой агитации! - ревут бойцы. - Наелись досыта! Хватит!!!
- Ничего, - начдив на прощание одобрительно треплет комиссара по плечу. - Устаканится...

Из доклада военкома 33-го полка 5-й кавдивизии
20 октября 1920 г.

“Закрылось собрание, крикуны почувствовали себя победителями. Наше пребывание сейчас бесполезное, ибо верхами в дивизии не сделано того, что надо, а сделано все для уничтожения престижа военкомов.
Вся работа, которая проделывалась до настоящего времени, пошла насмарку только потому, что наш комсостав снизу до верху вел и ведет половинчатую политику в смысле оздоровления наших частей от грязных наклонностей. Мы, военкомы, превращаемся не в политических работников, становимся не отцами частей, а жандармами царского строя. Нет ничего удивительного, что нас били и продолжают убивать.
Руководители грабежей, погромов еврейского населения по-прежнему на месте, в эскадронах, и продолжают творить свое дело, а бывший командир Галка, как будто, будет командиром своего старого эскадрона.
Полк находится в самом худшем состоянии: дисциплины нет, приказы в смысле прекращения грабежей не существуют. К еврейскому населению относятся враждебно, терроризировали и способны терроризировать при первой встрече с еврейским населением.
Убийцы двух крестьян - восемь человек - находятся в эскадроне, какой-то толпой освобождены из-под ареста. Пока остаются лозунги “Бей жидов и коммунистов”, а некоторые прославляют Махно...”
Каким он был, погибший комиссар Шепелев? Архивы не сохранили нам ничего, кроме одной лишь этой незамысловатой фамилии.
Он мог бы прославиться на всю страну, как, например, другой комиссар - Фурманов. Дослужиться до генеральских (а то и маршальских) погон - при условии, конечно, что ему удалось бы избежать молоха 37-го, а вместо этого погиб нелепейшей смертью от рук своих же бойцов. Но именно эта смерть вывела комиссара на авансцену истории.
Впрочем, стоит ли этому удивляться: историю как раз и делают статисты. Такие, как комиссар 6-й дивизии Шепелев, оказавшийся в роли катализатора мощнейших исторических процессов, которые начались сразу после его убийства (и - добавим - как раз по причине его убийства)...
Конечно, и раньше до Москвы доносились отголоски буденновской вольницы, но до поры до времени вожди Советов предпочитали смотреть на все творящееся сквозь пальцы. “Революцию не делают в белых перчатках”, - это еще товарищ Петерс, первый зампред ВЧК, успевший три месяца покомандовать “чрезвычайкой”, изрек. Да и при всем желании даже - откуда столько народу в белых перчатках набрать?..
И Ленин, и Троцкий не могли не понимать (а значит, понимали), что представляет собой прославленная Первая конная. Обычный сброд: полубандиты, полуказаки, собранные лихим рубакой Сеней Буденным на волне вседозволенности и анархии. Поменяй “ихние” кумачовые знамена на зеленые флаги всевозможных батек и атаманов - никто и разницы не почувствует.
Так к чему утомлять себя пустым морализаторством? Если уж батьку Махно - злейшего врага - уломали выступить против белых, чего Бога гневить. А что по пути к светлому будущему конармейцы пару местечек разорят... Лес рубят - щепки летят.
Но смерть комиссара Шепелева, о которой незамедлительно сообщила Кремлю ВЧК, заставила в о ж д е й всерьез одуматься. Это была уже прямая угроза революции. Сегодня буденновцы убили Шепелева - завтра, глядишь, вообще повернут тачанки против советской власти...
А все рапорты, сообщения, приходящие из Первой конной, свидетельствовали, увы, о печальной тенденции: роль комиссаров (сиречь представителей Москвы) сведена в войсках до минимума. Вся полнота власти - у командиров, большинство из которых даже о Марксе никогда не слышали.
К чему это может привести, в Москве осознавали прекрасно: сколько раз уже обжигались на таких вот “крестьянско-казацких” армиях...
Вольница и вольнодумство. Корень у этих слов один, но смысл - совершенно разный. И если вольницу, со всем отсюда вытекающим - погромами, грабежами, - Москва готова была прощать, то вольнодумства спускать она никак не могла.
Не было для советской власти за все годы ее истории врага более опасного и ненавистного, ибо вольнодумство (инакомыслие, оппортунизм, диссидентство - названий явлению этому множество) претендовало на главное достояние Октября - идеологический монополизм...
Сразу после убийства Шепелева Москва направляет в штаб Первой конной, как бы сейчас выразились, специальную правительственную комиссию. О том, что поездка эта была не простой формальностью, - явствует уже из одного только ее состава:
Председатель ВЦИК Калинин, главнокомандующий вооруженными силами республики Каменев, нарком юстиции Курский, нарком здравоохранения Семашко, нарком просвещения Луначарский, секретарь ЦК РКП(б) Преображенский.
Ясно, что чиновники такой величины самостоятельно, без указания свыше, отправиться на позиции не могли. Значит, была команда, причем самая серьезная. Чья? В те годы у страны было только два вождя: Ленин и Троцкий... * * * Между тем события в Первой конной развиваются стремительно. Понимая, что информация об убийстве Шепелева дошла уже до самого верха и ситуация приобретает необратимый характер, Буденный и Ворошилов начинают делать все возможное, чтобы оправдаться в глазах Кремля. В противном случае их ожидает позорная отставка.
Поначалу, однако, никаких серьезных мер армейское командование не принимает: авось пронесет. Не пронесло. В октябре из Москвы поступает гневная депеша председателя РВС республики Троцкого. Медлить дальше уже нельзя...
Девятого октября Буденный и Ворошилов издают драконовский приказ:
Разоружить и расформировать три полка Шестой дивизии, “запятнавших себя неслыханным позором и преступлением”, а всех “убийц, громил, бандитов, провокаторов и сообщников” немедленно арестовать и предать суду.
Впрочем, мало подписать один приказ - его надо еще воплотить в жизнь... Сам Ворошилов потом признавался: они с Буденным всерьез опасались, что приказ этот может всколыхнуть всю “опальную” 6-ю дивизию, привести к бунту.
Дабы избежать совершенно в этот момент ненужных волнений - тогда уж точно отставки не избежать, - армейское командование проводит самую настоящую войсковую операцию в селе Ольшанники, где встала на постой 6-я дивизия...
Предоставим, впрочем, слово непосредственному организатору и участнику этих событий. Вот как описывал происходящее заместитель командарма Клим Ворошилов перед правительственной комиссией:
“Было приказано построить дивизию у линии жел. дороги. Но бандиты не зевали, отсюда можно сделать вывод, что у них была великолепная организация - бандиты не явились, и дивизия была построена не в полном составе.
Когда мы прибыли, то сразу было приказано охватить дивизию с флангов и тыла, причем по полотну железной дороги стали два бронепоезда. Таким образом, дивизия оказалась в кольце. Это произвело потрясающее впечатление. Все бойцы и командный состав не знали, что будет дальше, а провокаторы подшептывали, что будут расстрелы.
Мы потребовали, чтобы все построились. Начдив тут же заявляет, что он ничего не может сделать. Приказывать нам самим - значило уронить престиж. Мы проехали по рядам чистых полков. Тов. Буденный и я сказали им несколько товарищеских слов. Сказали, что честные бойцы ничего не должны бояться, что они знают нас, мы знаем их и т.д. Это сразу внесло новое настроение. Быстро был наведен порядок, чистые бригады были настроены против запачканных. Была дана команда “смирно”. После этого тов. Мининым (член РВС 1-й конной. - Авт. ) был прочитан артистически приказ (о расформировании трех полков и аресте организаторов погромов и убийств. - Авт. ).
После прочтения приказа начали приводить его в исполнение. Один из полков имел боевое знамя от ВЦИК, привезенное тов. Калининым. Командующий (Буденный. - Авт. ) приказывает отобрать знамя. Многие бойцы начинают плакать, прямо рыдать. Здесь мы уже почувствовали, что публика (выделено нами. - Авт. ) вся в наших руках. Мы приказали сложить оружие, отойти в сторону и выдать зачинщиков. После этого было выдано 107 человек и бойцы обещались представить сбежавших...”
Мы неспроста выделили слово “публика”. Думается, в этой почти “фрейдистской” оговорке кроется ключ к пониманию всего происходящего.
“Почувствовали, что публика в наших руках”.
Кто мог бы произнести такую фразу? Режиссер? Да. Театральный антрепренер? Без сомнения. На худой конец, владелец бродячего цирка. Но никак не будущий маршал и трижды Герой. В его устах она звучит дико, коробит слух.
И в то же время даже и тени сомнения не возникает, что на этот раз Ворошилов - вопреки своему обыкновению - говорит искренне. (В то, что вырывается невольно, откуда-то исподволь, вообще верится сильнее.)
Пройдут годы. Театральный талант Ворошилова - маршала, не выигравшего ни одного сражения, партаппаратчика, объявленного “первым красным офицером”, - станет известен всей стране.
Это он первым - еще в конце 20-х - во всеуслышанье наречет Сталина гениальнейшим полководцем, припишет ему чужие победы в Гражданской.
Это он отправит на смерть тысячи генералов и офицеров - своих друзей и соратников, - лишь бы уцелеть самому.
Это он, тридцать лет певший Сталину осанну, отречется от него прежде даже, чем прокричит петух, а потом так же беззастенчиво заклеймит позором собственных единомышленников - Молотова, Кагановича, “ипримкнувшегокнимшепилова”...
Он будет перевоплощаться с той же легкостью, как это проделывают актеры на сцене. Менять взгляды - как меняют они свои роли. Виртуозно вживаться в образ. Настолько виртуозно, что в отставку уйдет лишь на девятом десятке...
Но если бы не спектакль, который поставили Ворошилов с Буденным осенью 20-го, возможно, карьеры этой бы и не случилось.
Во что бы то ни стало им надо показать “федеральному центру”, что все ошибки в Первой конной учтены и исправлены. Что убийство комиссара Шепелева - это исключительно частное явление, никакого отношения к общей картине не имеющее. Что ситуация в армии - полностью под контролем командования.
Для того-то и возникает совершенно неуклюжий пассаж об “организации бандитов”: дескать, если дивизия не выстроилась вовремя - значит, у бандитов “великолепная организация” (хороша организация: спьяну погромить безоружных евреев).
Мысль эта - во всем виноваты бандиты, обманом затесавшиеся в стройные конармейские ряды - для Буденного с Ворошиловым очень выгодна. Не случайно и в тексте приказа о расформировании трех полков, как бы невзначай, говорится: “чья-то шпионская рука тотчас же вытащила из кармана тов. Шепелева секретные военные документы”...

Из приказа РВС Первой конной красной армии.
1920 г. 9 октября, №89.

“Там, где прошли преступные полки недавно еще славной 1-й конной армии, учреждения советской власти разрушены, честные труженики кидают работу и разбегаются при одном слухе о приближении бандитских частей. Красный тыл разорен, расстроен и через это уничтожено правильное снабжение и руководство красных армий, борющихся на фронте.
Трудовое население, встречавшее когда-то ликованием 1-ю конную армию, теперь шлет ей вслед проклятия. Имя первой конной армии опозорено. Наши славные боевые знамена залиты кровью невинных жертв. Враг ликует от предательской помощи ему”.

Итак, никакого отношения к погромам и грабежам буденновцы не имеют. Это дело рук “бандитов, разбойников, провокаторов и неприятельских шпионов” (еще одна цитата из того же приказа).
Очень удобное объяснение. Оно не только снимает с Ворошилова и с Буденного ответственность за происходящее. Оно еще и обеляет всю Первую конную, ведь получается, что армия - в массе своей - чистая и здоровая. В погромах и убийствах погрязла одна только 6-я дивизия - но и с ней успели уже “разобраться”, взяв в кольцо и подогнав даже пару бронепоездов. (Лучшее средство от перхоти, говорят французы, - гильотина.)
Конечно, никакого смысла разгонять дивизию не было. С тем же успехом можно было расформировать едва ли не половину всех частей Конармии. Но здравый смысл волновал Буденного с Ворошиловым в последнюю очередь. Это была показательная акция. Спецэффект - выражаясь театральным языком. Демонстративная порка, приуроченная к приезду московской комиссии. 6-ю дивизию попросту принесли в жертву конъюнктуре.
Это несмотря даже на все уверения и клятвы дивизионного командования. По иронии судьбы (а может быть, и по разнарядке сверху: кто знает?) руководители дивизии, пытаясь оправдаться, приводили те же самые аргументы, что и Ворошилов с Буденным, упирали на “диверсантов”, “вредителей” и “шпионов”. Этакая вертикаль демагогии.
Еще одна цитата - из стенограммы общего собрания всех командиров и военкомов 6-й кавдивизии, созванного по инициативе комдива Апанасенко.
Каждый из выступающих умело расставляет акценты.
Начальник штаба дивизии Шеко:
“Агенты Петлюры и Врангеля проникают в нашу среду и разлагают дивизию. Нам, всем сознательным, необходимо объединиться, чтобы раз и навсегда добиться победы над врагами революции”.
Помощник командира 31-го полка Седельников:
“Зная бойцов своего полка как честных защитников Революции, вижу во всем этом гнусную работу агентов капитализма и издыхающей буржуазии”.
Председатель ремонтно-закупочной комиссии Дьяков:
“Ничтожные кучки примазавшихся к нам бандитов порочат честь дивизии. Предлагаю поклясться, что с сего дня не будет места в нашей дивизии таким элементам”.
Это собрание было проведено 3 октября. А на другой новый военком дивизии Романов, назначенный взамен убитого Шепелева, отсылает в РВС Конармии разгромный рапорт.
О причинах такого поступка можно только догадываться: на дивизионном собрании Романов присутствовал, но слова почему-то брать не захотел. Предпочел письменную форму.
Что это? Обычная интрига? Крик души? А может быть, не по собственной инициативе действовал военкомдив? Кто-то посоветовал Романову проявить “принципиальность”? Намекнул, что не забудут его Ворошилов с Буденным?
Впрочем, все это уже из области предположений. Никаких документов, свидетельств на этот счет в архивах не сохранилось (да и не могло сохраниться: опытные политики не оставляют следов).
А вот сам рапорт сохранился. Именно он и послужил последней каплей в решении армейской верхушки отдать на заклание мятежную дивизию...

Из рапорта военкомдива Романова.
4 октября 1920 г. №10.

“Положение дивизии за последнее время весьма серьезное. Почти в каждом полку, определенно, засели шайки бандитов, свившие там себе прочные гнезда, с которыми необходимо повести самую решительную борьбу, ибо теперь, отводя нашу Армию в тыл, они по пути творят что-то ужасное: грабят, насилуют, убивают и поджигают даже дома. В-особенности все это проявляется по отношению к еврейскому населению, нет почти того местечка, где бы не было еврейских жертв, совершенно неповинных ни в чем.
Причиной всех этих явлений являются следующие факты: во-первых, зло это давно назревало в дивизии, и в свое время не принималось никаких мер для предотвращения. Это является лживой политикой военкомов, в то время, когда они уверяли в своих политсводках, что все в частях обстоит благополучно, не то было в действительности.
Бессознательная бандитская масса, которая не поддается абсолютно политической обработке, остается совершенно не наказанной. Пример к тому, когда я передавал виновных в ранении Военкома 31 Кавполка тов. Кузнецова в Реввоентрибунал, то, вместо того, чтобы преступники понесли должную кару, они не только не осуждены Ревтрибуналом, но даже оправданы, и были возвращены обратно в бригаду, как и преступники по убийству Военкомбрига, тов. Жукова, происшедшего до меня. Последствием таких действий явилось убийство тов. Шепелева.
Предлагаю в самом срочном порядке снарядить экспедиционный отряд для изъятия из дивизии всех бандитских элементов, и скрывающихся агентов Петлюры, Врангеля и белополяков, ибо, в противном случае, дивизия в скором времени, в большем ее составе, сможет служить хорошим пополнением тем бандам, против которых мы сейчас идем бороться”.
14 октября. Знаменка. РВС Конармии.

- Ну-с, кто начнет? - председатель ВЦИК, всесоюзный староста Калинин, кинул взгляд через круглые линзы очков.
На несколько секунд за столом воцарилась тишина. Все посмотрели на командарма Буденного, но он сидел, не реагируя, ножичком выковыривал грязь из-под ногтей.
- Разрешите, - на выручку другу незамедлительно поспешил Ворошилов. Уж он-то, как никто другой, знал, сколь косноязычен бывает Буденный. Вот в сабельных рубках равных ему нет, а диспуты, дискуссии - не его это стихия.
Калинин одобрительно кивнул, и в кивке этом Ворошилов почувствовал какой-то одному ему только понятный знак. Действуй, мол, Клим. Сумеешь выплыть - выплывай, никто специально топить тебя не будет.
Он в общем-то не враг ему, Калинин, - нормальный мужик, из рабочих, не чета всяким графьям. Дворяне - они и есть дворяне. Белая кость. Какие бы речи ни толкались с трибун про равенство и братство, никогда они не встанут на одну доску с мужиком. Это как тургеневские баре, которые беседовали с дворовыми запросто, но ко рту прижимали надушенный платочек: демократизм - демократизмом, но слишком уж тяжел от мужика запах.
Сколько таких “чистеньких” большевиков-романтиков повстречал уже на своем пути бывший луганский слесарь Ворошилов? Тех, кто пошел в революцию не с голодухи, не от безысходности - от дворянской скуки или еврейского любопытства, начитавшись всякой романтической мути вроде Степняка-Кравчинского.
Ворошилов понимал: в эти часы должно решиться его будущее. Если не сумеют они сейчас у б о л т а т ь комиссию, все многолетние труды пойдут насмарку. А ведь сколько сил потратили на то, чтобы подчинить себе Первую конную, избавиться от конкурентов? Одна история с Думенко чего стоит. А Миронов?
Только кому сейчас есть до этого дело. Снимут с позором, отправят куда-нибудь за Урал - на третьи роли. Слишком многим успехи Первой конной застят глаза: и вездесущим чекистам, которые не могут простить их с Буденным независимости, того, что не бегают они к ним на поклон, не заискивают, как другие. И Лейбе Бронштейну-Троцкому, в котором играет еврейская кровь: погромы местечек, видите ли, его коробят, хотя казаки без погромов - все равно что революция без евреев.
Ворошилов еще раз мельком бросил взгляд на сидящих за столом, словно пытался понять, чего от кого следует ждать. Луначарский - наркомпрос, Семашко - наркомздрав; “белые воротнички”, дворяне - эти, пожалуй, самые опасные, больно уж интеллигентны. Особенно главнокомандующий Каменев - бывший генерального штаба полковник: как и все “военспецы”, к крестьянским командирам относится презрительно, всерьез не принимает.
Наркомюст Курский - тот попроще, бывший прапорщик, хотя тоже из “старых большевиков”. Преображенский - член ЦК, бывший секретарь Уральского обкома. С этим непонятно: темная лошадка, никак себя зарекомендовать еще не успел.
В общем, одна надежда - на Калинина, старого знакомца еще по Петрограду: вместе делали революцию в 17-м. Его мнение будет главенствующим: это Ворошилов понял сразу, как только комиссия приехала в штаб армии.
На секунду он мотнул головой - словно перед прыжком с обрыва... *
- Я хочу коснуться краткой истории нашего движения на польском фронте, чтобы стало ясно то положение, в котором находится сейчас наша армия, - Ворошилов начал издалека. - Пока мы шли вперед, настроение было превосходное. Когда наступил момент отхода, к этому времени армия достигла наивысшего напряжения и переутомления. Нужно было немедленно отводить, хотя бы отдельными частями, для отдыха или вливать новые свежие крупные пополнения, чтобы дать возможность на месте устраивать передышку. Это сделано не было.
Члены комиссии слушали внимательно, не перебивали, и молчание это было сладостнее любой музыки.
- Элементы, настроенные против, сразу подняли голову, - подбодренный молчанием, Ворошилов пересел на любимого конька. - Кроме того, по пути происходило пополнение добровольцами, из которых, как потом оказалось, было очень много дряни. Особенно 6-я дивизия, состоящая из добровольцев Ставропольской губернии - сами по себе мелкособственнические элементы, в начале отхода получилось ядро бандитов.
(Внутренне себе зааплодировал: “Про 6-ю “мятежную” дивизию и мелкособственнические элементы - хорошо ввернул”.)
- Впервые 23-24 сентября мы узнали, что в 6-й дивизии не все благополучно. Дивизия эта оставалась на расстоянии 80-100 верст от нас, и мы, находясь в главных частях, и не подозревали, что там что-либо происходит, потому, что докладов от начдива не было. И те мерзкие погромные действия, которые начались в дивизии, явились неожиданными. Но мы быстро все узнали, и сейчас же приняты были меры.
После этих слов Калинин одобрительно закивал. О принятых мерах ему успели уже рассказать подробно. Сорок мятежников пустили в расход еще до его приезда.
Но не все с Калининым были согласны.
- Вы говорите, что меры приняли тотчас же, - подал голос кто-то из членов комиссии. Кто именно - Ворошилов разглядеть не успел: скорее всего Луначарский. - Почему же бандитские полки были расформированы только двумя неделями позже?
“Ах ты зануда. Ждешь, наверное, что я скажу: потому что поступила телеграмма от Троцкого?!”
- Сразу принять крутые решительные меры мы не могли, - немедля парировал Ворошилов. - В других дивизиях общее объективное положение было такое же. Только субъективно состав там был лучше. Поэтому потребовалось около 2 недель подготовительной работы. Нужно было иметь части, которые в случае надобности стали бы и расстреливать.
- Что значит - в других дивизиях положение такое же? - не унимался голос.
- Да, в других дивизиях были сложности, - Ворошилов отвечал как можно спокойнее. Скрывать очевидное было глупо. Напротив, чем откровеннее говоришь о недостатках, тем больше к тебе доверия.
- В 11-й дивизии началось было немного, но заранее ликвидировано. Но операция над 6-й дивизией, безусловно, произвела отрезвляющее впечатление и на остальные дивизии, нам нужно сейчас публику “накачивать”, и вы приехали к нам в очень нужный момент.
Последнюю фразу он произнес специально для “дворян” и по тому, как зарделись члены комиссии, понял, что угодил в точку. В общем настроении совершенно явственно наметился перелом, и Ворошилов тут же поспешил им воспользоваться.
- Конечно, ничего опасного и страшного не было, - после этих слов даже Буденный от неожиданности встрепенулся, удивленно заморгал ресницами, - хотя 6-я дивизия, безусловно, натворила много безобразий. Но сейчас, повторяю, армия абсолютно здоровая. Боеспособность у нее даже при том состоянии, которое имелось в 6-й дивизии, не терялась, все оперативные приказы выполнялись, потому что резание жидов они не ставили ни в какую связь с воинской дисциплиной.
Ворошилов закончил, оглядел глазами стол. По всему выходило, что речь его имела успех. Только бы следующие ораторы не подкачали.
- Товарищ Ворошилов, давая картину событий, упустил из виду одно важное обстоятельство, - член армейского РВС Минин заговорил, не спрашивая даже слова, по-прежнему чувствовал себя значительной фигурой. В 17-м Минин был председателем Царицынского ревкома, потом выполнял особые задания ЦК и лично Ленина на Западном фронте и к ссылке в Первую конную относился как к явлению временному. Если от кого и следовало ждать подвоха - так только от него, хотя еще накануне все вроде было обговорено-переговорено.
- Командный состав в большом количестве был выбит, и 6-я дивизия, сохраняя боеспособность, представляла из себя почти толпу, потому что командиров приходилось назначать из бойцов, и армия в таком виде начала отступать.
(“Нет, не подкачал Минин”.)
- Нужно еще отметить, что противник обратил особенное внимание на конную армию, в смысле ее внутреннего разложения. 6-я дивизия при отступлении была задержана на польском фронте, и, таким образом, без руководящего командного состава, представленная сама себе, она сразу наполнилась преступными элементами.
Минин произносил фразы отрывисто, чеканил слова. Его несло уже, и Ворошилов почувствовал, что сейчас член РВС, старый большевик Минин со всей своей партийной упертостью вырулит не туда. И точно.
- Затем я должен сказать (“должен! вот именно должен!”), что это отрицательное явление определенно коснулось и других дивизий. Так, в 11-й дивизии был убит начальник снабжения. Затем в этой же 11-й дивизии 30 сентября на станции, где мы стояли, отдельными бандитски настроенными частями были выпущены арестованные из особого отдела. Когда мы приняли меры и прогнали бандитов, то через некоторое время мы получаем сведения, что полки 2-й бригады 11-й дивизии идут на нас. Пришла делегация и заявила, что жиды арестовали буденновцев, и когда хотели их освободить, то были обстреляны. Мы объяснили, в чем дело, и сказали, чтобы полки были остановлены. Но в это время они уже подошли к станции и были в большом недоумении, когда вместо жидов увидали нас. На другой день мы потребовали выдачи зачинщиков, и нам было выдано 8 бандитов и 9 зачинщиков. Это было 30-го, а 28-го была разгружена Бердичевская тюрьма. Делалось так, как и раньше, - под лозунгом, что жиды и коммунисты сажают буденновцев. Реввоенсоветом был дан приказ - дать сведения и арестовать виновных. Но сведения долго не поступали, пока наконец мы не поехали сами и не узнали, что были арестованы командиры 4-го и 5-го эскадрона.
(“Господи, куда его понесло?! Зачем надо было касаться других дивизий?”)
Впрочем, Минин, кажется, и сам уже понял свою оплошность, а потому резко начал разворачиваться назад.
- День операции в 6-й кавдивизии нужно считать днем перелома не в узком смысле слова - подъема боеспособности, а очистки от негодных элементов. Ваш приезд - очень счастливое совпадение со всем происшедшим. Перелом уже наметился, у нас имеется 270 человек, выданных бойцами, и сейчас должна начаться очистительная работа. Мы предлагаем провести ряд конференций и несколько дней партийной работы, чтобы армия была вымыта и надушена. Так что ваша работа будет иметь очень благодатную почву.
Он закончил, весьма довольный собой. Про “счастливый” приезд комиссии и про “вымытую” армию - это удачно вышло.
- Кто еще хочет высказаться? - Калинин с выводами пока не спешил, играл в демократию.
С места поднялся начальник армейского политотдела Вардин. Одернул гимнастерку.
- Армия в течение трех с половиной месяцев была без передышки в боях, и, когда мы начинаем говорить о политической работе, это нужно иметь в виду.
Волнуется Вардин, ох волнуется. Перед членами ЦК выступать - это не в казачьем кругу политграмоту читать.
- В той же 6-й кавдивизии за это время комиссарский состав переменялся 2-3 раза и, конечно, более низкопробным элементом. Самое больное место у нас - это комиссары эскадрона. Они, обыкновенно, рядовые бойцы, коммунисты, но коммунисты очень слабые, и которые иногда не прочь крикнуть вместе с бойцами “бей жидов”.
(“Слава богу, - мелькнуло в голове у Ворошилова, - что с комиссией ни одного еврея не приехало. Видать, в ЦК поняли, что нечего дразнить гусей”.)
- Теперь об антисимизме, - Вардин именно так и сказал: “об антисимизме”. - Да, антисимизм, как и во всякой крестьянской армии, имел место. Но антисимизм пассивный. Лозунга “бей жидов” до сих пор не было слышно. Для нас был куда серьезнее вопрос - отношение к пленным, которых беспощадно убивали и раздевали. Но бороться с этим политотделу Реввоенсовета было трудно.
И вот при таком положении наша армия не получила и 10-й доли того количества политработников, в которых она нуждалась. Первая партия работников - около 200 человек - прибыла в конце июня, из которых можно было взять какой-нибудь десяток-два работников, могущих вести работу. Второй серьезный отряд - 370 человек, но когда стали их распределять, то только незначительная часть, каких-нибудь два-три десятка, оказалась пригодна, а остальные или совершенно не приспособлены к армии, или совсем больные, глухие, хромые...
- Таким образом, - усмехнулся Луначарский, - 300 глухонемых агитаторов...
- Именно так, - Вардин осмелел, говорил уже уверенно, четко. - Все эти обстоятельства привели к тому, что политическая работа стояла и стоит на очень низком уровне. На днях была созвана партийная конференция, на которой подавались антисемитские записки. Спрашивают: почему жиды у власти, мы их просто лишили мандатов и разрешили остаться с правом совещательного голоса. Перспектива у нас только от того, будут люди или нет.
(“Эк он все повернул, - оценил хитромудрость своего ученика Ворошилов. - Переложил всю ответственность на центр. Дескать, дадите политработников - удержим ситуацию. Нет - пеняйте на себя”.)
Тем временем, не дав комиссии опомниться, инициативу снова перехватил Минин. Чисто буденновская тактика: организовать прорыв обороны противника, кинуть на него все силы.
- При том положении, в котором находилась наша армия, - продолжил Минин, - тыловые учреждения постоянно отрывались, и получалась такая картина, что люди с переломленными ребрами валялись по нескольку дней. Раньше учреждения настолько были запущены, что вообще не были похожи на советские учреждения. Был, например, расстрелян начальник административного управления - за насилие, другие коммунисты - за нарушение дисциплины и т.д.
Наконец-то свой голос - первый и единственный раз - подал командарм. Как обычно, невпопад, и Ворошилов вновь вознес вождям хвалы за их великодушие: окажись в комиссии хотя бы один еврей - столь любимое Буденным и буденновцами слово “жид” он даже в мыслях не произносил, слишком любил жену свою, Екатерину Давидовну, - так вот, прибудь с комиссией хотя бы один еврей, ох нелегко бы им с Буденным пришлось...
- А здесь, еще когда проходили эту идиотскую Украину, где везде лозунг “бей жидов”, - Буденный начал с места в карьер, опять возвращаясь к болезненной еврейской теме, хотя никто его к этому не подталкивал, - и, кроме того, бойцы очень недовольные всегда возвращаются из лазаретов. Плохо обращаются в лазаретах, нет помощи на станциях при возвращении. И вот, обратившись к одному коменданту-еврею, к другому и не получив помощи, или вместо помощи - ругань, они видят, что они брошены без всякого призрения, и, возвращаясь в ряды, они вносят разложение, рассказывая об обидах, говорят, что мы здесь бьемся, жизнь отдаем, а там никто ничего не делает.
Ворошилов видел, как вытянулись лица у Луначарского, Семашки - других интеллигентов, да и самого его речь Буденного порядком покоробила. Типичная антисемитская логика: во всем виноваты евреи. А если бы коменданты были хохлами - что тогда? Впрочем, чего еще ждать от малограмотного казака, недавнего унтер-офицера, волею судеб вынесенного волной на самый верх.
- Конечно, на этой почве преступная рука и сознательно ведет агитацию, - Буденный не снижал оборотов. Демагогию разводить он успел научиться неплохо. - Но мы в искоренении этих преступных элементов уже сделали большой шаг, и сейчас мы все очень рады приветствовать вас за приезд, и надеемся, что вы поработаете с нашими бойцами, которые, проводя все время в крови и боях, никого не видят и мало что слышат.
- Ну что ж, - Калинин удовлетворенно кивнул, - мне кажется, товарищи достаточно подробно рассказали нам о том, что происходило в армии. Ничего не утаивали, не пытались скрыть от ЦК свои слабые стороны, - он улыбнулся, посмотрел на Ворошилова. - Я предлагаю принять их доклады к сведению и окончательное решение принять уже после возвращения в Москву, а пока перейти к решению чисто технических вопросов...
“Страхуется, - понял Ворошилов. - Видимо, никаких четких указаний на наш счет пока не было”.
Но что-то подсказывало ему, что главная опасность уже миновала. Самое неприятное - позади.
Они с Буденным выдержали этот бой, который, может быть, посложнее был даже, чем Егорлыкское сражение или “дело Миронова”, вместе взятые... * * * Комиссия убыла в Москву через несколько дней. Расставались почти по-товарищески.
И хотя ничего определенного Калинин на прощание не сказал, отделался общими фразами, не было уже того беспокойства, которое испытывал Ворошилов ранее. Он почти был уверен, что поставленная им антреприза удалась на славу: никто из “артистов” не подкачал. Даже - чекисты.
Последнее было особенно важно, ибо отношения между конармейской верхушкой и армейской контрразведкой зашли уже слишком далеко.
Начальник особого отдела, упрямый латыш Зведерис осмелел до того, что слал кляузы уже напрямую Дзержинскому, но сделать с этим ни Буденный, ни Ворошилов ничего не могли: особисты им не подчинялись.
Из-за чего все началось? Спроси их кто-нибудь об этом, ни Ворошилов, ни Зведерис и объяснить бы толком, наверное, ничего бы сейчас не смогли. С обычных мелочей.
Один не пригласил другого на совещание. Второй - не информируя - взялся проводить какую-то операцию. Ерунда в общем-то. Но эта ерунда, подобно снежному кому, разрасталась с каждым днем. Никто не хотел уступать друг другу, с н и з о й т и, каждый мнил себя слишком большим начальником. А когда опомнились - поздно уже было, слишком глубоко пустила корни вражда.
Не раз и не два Ворошилов с Буденным прикидывали, как избавиться им от непокорного особиста, выжить его из армии. Но Дзержинский своих людей в обиду не давал: для того-то и придумал военную контрразведку, чтобы держать армию под контролем - не случайно сам, лично, возглавил особый отдел ВЧК.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло...
И вновь вторгаемся мы в сферу догадок и гипотез: слишком мало документов сохранилось в “деле Первой конной”. Большинство бумаг было уничтожено еще в 70-е.
Непреложные факты же таковы: 13 октября Калинин заслушал устные доклады начальника тыла в Кременчуге и начальника Кременчугской “чеки”, которые поведали председателю ВЦИК о разгуле бандитизма.
“В нашем распоряжении около 2 тысяч штыков, а организованных бандитов до 3 тысяч, - пожаловался Калинину начальник тыла Новицкий. - И к ним еще присоединяются вооруженные крестьяне”.
“Помощь с нашей стороны почти что невозможна, - председатель ЧК Магон полностью его поддержал. - Очень нежелательное явление то, что в ЧК - 70 процентов евреев, и посылать их в деревню абсолютно нельзя”.
Конечно, доклады эти никак не компрометировали ненавистного начальника контрразведки Зведериса, тем более что особые отделы местным чекистским органам не подчинялись. Но почти наверняка в памяти Калинина их слова отложились, а значит, не мог он не задуматься: отчего же бандиты чувствуют себя в губернии столь вольготно и безнаказанно?
Ответ на этот вопрос он получает двумя днями позже, от некоего представителя особого отдела Конармии по фамилии Новицкий.
Кто такой Новицкий? Какова его должность? Почему, в конце концов, он, а не начальник контрразведки, делает доклад председателю ВЦИК - второму человеку в государстве - ничего этого установить теперь уже невозможно.
Есть лишь машинописный лист с изложением “устного доклада председателю ВЦИК представителя Особого отдела Первой конной армии Новицкого”, больше, впрочем, похожего на донос.
“Работа в Первой конной армии поставлена неудовлетворительно. При начальнике Особого отдела Зведерисе совершенно ничего не делалось. В армии развились антисемитские, антикоммунистические настроения. Мер никаких не было принято.
При отступлении в гор. Ровно появились первые признаки погромов. Когда я докладывал начальнику и спрашивал, что нужно сделать, то мне было отвечено, что ничего особенного не сделано, что разгромлено только 4 лавчонки”.

Был ли этот доклад инспирирован Ворошиловым и Буденным или же чекиста Новицкого использовали втемную? И снова - вопрос без ответа. Понятно лишь, что своими силами, без посторонней помощи, какой-то “представитель” особого отдела никогда не сумел бы добиться аудиенции у самого Калинина.
А кто, как не армейская верхушка, более всего был заинтересован в компрометации главного контрразведчика Первой конной?
Буденный с Ворошиловым - опытные интриганы. Подобных провокаций на их счету имелось уже предостаточно. Собственно, в первую очередь благодаря таким “деликатным” делам будущие маршалы и получили под свое начало Первую конную, обрели славу героев революции.
Сначала была история с Думенко, кадровым офицером, под началом которого служил по первости георгиевский кавалер Буденный, начавший свою карьеру с того, что с 24 казаками - такими же башибузуками, как и он сам, - налетел на станицу Платовскую, вырезал конвой и освободил пленных красногвардейцев.
Поутру в отряде его было уже 520 штыков. С ними-то и пристал Буденный к отступающей Десятой армии.
Кавалерийский талант опытного рубаки проявил себя скоро. Буденный начал расти, но выдвинуться на первые роли, сколь ни бился, не мог. Он всегда оставался заместителем при Думенко - в полку, бригаде, потом в дивизии.
Тогда-то и приметил его партийный функционер Ворошилов, брошенный на армейскую работу. Будущие маршалы подружились, и очень скоро Думенко был арестован и приговорен к расстрелу: они обвинили его в контрреволюционном заговоре. Избавившийся от обузы Буденный тут же был назначен командующим Первым кавалерийским корпусом.
Но здесь соратников подстерегала новая преграда: командир Второго кавкорпуса Миронов, не желавший признавать их превосходство. И вновь в ход пошли те же методы: Буденный арестовал Миронова по ложному обвинению в измене, и только спешное вмешательство председателя РВС Троцкого, лично знавшего Миронова, спасло того от расстрела. Тем не менее корпус он потерял. Мироновские части влились в состав буденновского соединения: на их базе и была создана вскоре легендарная Первая конная...
Конечно, и чекиста Зведериса тоже сподручнее было бы обвинить в измене (да и привычнее), только вряд ли что-нибудь из этого получится. Дзержинский не отдаст своего соглядатая на заклание - все доносы заберет к себе, перепроверит: неровен час, придется самим потом отдуваться за клевету.
Но недаром товарищ Сталин сказал (или скажет еще): нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики.
Опытными, матерыми интриганами были Ворошилов с Буденным. Даже собственные промахи и неудачи - за которые едва не пришлось распрощаться им с должностями, - они умели ставить на службу своим интересам.
Из рапорта чекиста Новицкого выходит, что именно начальник особого отдела, а вовсе не командарм с заместителем, в ответе за все грехи Первой конной. Это он не принимал никаких мер, чтобы прекратить безобразия. Это он закрывал глаза на все, потворствовал погромщикам и грабителям.
Тогда за что же наказывать Буденного с Ворошиловым? Вот он, главный виновник - контрразведчик Зведерис...
Знакомый почерк. Точно так же, по тем же сценариям, убирали уже Думенко, Миронова, а сколько уберут еще потом.
Одним махом Ворошилов с Буденным решали сразу же две жизненно важные задачи. Не только перекладывали на плечи особиста свою вину, но и расправлялись таким образом с противником.
“Сейчас, после разоружения 6-й кавдивизии, - заканчивал свой доклад Новицкий, - темный элемент в дивизии все-таки остался и ведет агитацию за то, чтобы были освобождены выданные дивизией бандиты.
У нас сил очень мало, и если эти оставшиеся бандиты захотят, то они смогут отбить арестованных”.

Вывод напрашивается сам собой: если Зведерис останется на своем посту, Первую конную ждут новые потрясения. Но в этом случае вся ответственность будет лежать уже на правительственной комиссии и лично на Калинине: они ведь были упреждены заранее.
Слишком серьезный риск. И слишком высоки ставки в этой игре, тут уже не до справедливости (да и когда, в конце концов, справедливость играла хоть какую-то роль в политических дрязгах?).
Нам доподлинно неизвестно, предпринимал ли какие-либо усилия председатель ВЧК, чтобы защитить своего начальника особого отдела. Если даже предположить, что нечто подобное имело место, шансов на победу у Дзержинского практически не было. Судьба непокорного Зведериса полностью была отдана теперь на откуп ЦК, стала вопросом политическим, а с ЦК даже Феликс редко осмеливался спорить.
Впрочем, Зведерис не желает сдаваться без боя. Он успевает отправить в президиум ВЧК рапорт...

Из рапорта начальника особотдела Первой конной армии:
“Мы встретили преграду, которую рассматриваем в принципиальной плоскости. Нас Реввоенсовет, и, в частности, член его, тов. Ворошилов, обвиняет в провокации. Какой, понять не можем. Посылаю Вам копию дела агентурной разработки по выяснению шайки бандитов в гор. Екатеринославе...”
Небольшое отступление. В архивах ФСБ сохранилось ничтожно малое количество оперативных дел 20-х годов. Большинство их было уничтожено одновременно с их исполнителями и разработчиками - еще в 30-е.
Можно лишь гадать, что представляла собой разработка, о которой пишет начальник контрразведки. Из скупых деталей, упоминаемых Зведерисом, единой, цельной картины выстроить теперь уже невозможно. Так - отдельные наброски, контуры.
Обидно. Ведь разработка эта стала камнем преткновения между особым отделом и Ворошиловым. Из-за нее-то и разгорелся весь сыр-бор.
Читаем рапорт дальше:
“Когда была проведена эта операция, то тов. Ворошилов поднял вопрос о том, что это “вообще провокация”: “Что для нас эти четыре бандита (видимо, задержанные в ходе операции. - Авт. ), когда разрушено здание Губфинотдела”. Добавляю, что в Губфинотделе выбито два окна, когда бандиты старались вырваться из ловушки, и прострелен потолок при стрельбе. Больше разрушений не было. И, не смотря на то, что было указано на развитие дела и при допросе выданы другие бандиты, тов. Ворошиловым было замечено - “Вы теперь будете хватать каждого - виновен он или нет”. Перспектив в разработке этого дела он не видит и наше объяснение считает невеским”.
Это была просто прицепка. Нужно сказать, что тов. Ворошилов как-то вообще относится недоброжелательно к Особотделу, и с приездом его почувствовалась сгущенная атмосфера. Нетерпящий Чрезвычайных Органов, тов. Ворошилов органически не может допустить того, что Особый Отдел Армии окреп и стал на ноги. Каждый начальник бывает два-три месяца, после чего, под каким-нибудь предлогом, его убирают. Публика это знает и так привыкла, что сейчас в некоторых Дивотделениях уже нетерпеливо поговаривают - “почему мы здесь задержались на три месяца?”
Первое полное заседание в Реввоенсовете, где пришлось отстаивать существование Отряда при Особотделе (скорее всего, отряда по борьбе с бандитизмом, подчиненного напрямую армейской контрразведке. - Авт. ) - когда Ворошилов, отрицая необходимость положенного по штату отряда, заявил: “Я не допущу, чтобы кто-то производил какие-нибудь операции в частях”. В-общем, пять вопросов, поставленных на этом заседании об Особотделе, встречали со стороны Ворошилова самый демагогический отпор, и по адресу Особотдела выливались ушаты всякой грязи.
В дальнейшем пришлось прийти к следующему выводу: в Армии бандитизм не изживется до тех пор, пока существует такая личность, как Ворошилов, ибо человек с такими тенденциями, ясно, является лицом, в котором находили поддержку все эти полупартизаны-полубандиты”.

Для столь серьезных обвинений требуются, однако, веские доказательства. Ворошилов - человек приметный, старый большевик.
Зведерис такие доказательства приводит...
“К этому времени началась демобилизация. Создалось особое триумфальное, демобилизационно-праздничное настроение, вылившееся в повальном пьянстве и полном развале работы Штаба и учреждений, дошедшего до того, что когда Махно был в 20 верстах от Екатеринослава, и только случайно не завернул пограбить, в городе, не только не было никакой фактической силы, но не было принято положительно никаких мер предохранения. Словом, ночное обследование дало в руки Особотделу богатый материал по спячке Штаба, гарнизона, отсутствие ответственных дежурств, мер охраны оперативных пунктов, и т.д. и т.п. Вместе с попавшими к нам печатями и секретными делами Штаба, оперативного его Управления, Реввоенсовета, Комендатуры города и т.п.
В то же время, в Реввоенсовете и членами, и в особенности разными их “Для поручений” и секретарями распивалось вино, привезенное из Крыма и с Кавказа. Дела доходили до такой циничности, что публика, напившись, отправлялась по разным благотворительным вечерам, прокучивая там сотни тысяч, и требовала обязательства присутствия, для подачи на столик, молоденькой коммунистки.
Нами было установлено, что среди пьянствующей братии, из приближенных рыцарей, есть и довольно темные в политическом отношении лица, как секретарь Ворошилова - Хмельницкий, бывший офицер, бывший коммунист, из Красной Армии перешедший к Деникину. Довольно подозрительными оказались и некоторые шоферы Ворошилова и Буденного, привезенные из Крыма, с офицерскими физиономиями.
Конечно, все это становилось известным Ворошилову, и, самодур по натуре, он возненавидел уже нас персонально, решив, в тоже время, что дальнейшее усиление Особотдела может иметь скверные последствия для существующего распорядка, и персонально многим высоким “барахольщикам”. Не давая никакой фактической поддержки для усиления и создания аппарата АрмОсоботдела, Ворошилов искал случая, чтоб придраться и посадить Особотдел на старое место мертвого учреждения, никого не беспокоящего. Случай такой, по его мнению, скоро представился - как раз эта операция с бандитами.
На другой же день, в квартире Командарма, Ворошиловым, главным образом, начали фабриковаться и усиленно распространяться слухи о том, что налет сделали мы сами, что Особотдел занимается провокационной работой, что нужно-де принять меры против него.
Для нас это было безразлично, так как мы делаем свое дело, и на угрозы со стороны тов. Ворошилов - арестовать нас и предать суду Реввоентрибунала Республики - мало беспокоимся”.

Так вот, оказывается, в чем кроется главная причина вражды Ворошилова с чекистами. Двое пернатых в одной берлоге не живут.
Ворошилову с Буденным не нужны были опасные соглядатаи. Неуправляемые. Собирающие на них же компрматериалы.
Время чекистского всемогущества наступит позднее, и ни раз и ни два вспомнят еще первые маршалы человека, упрямство которого едва не стоило им карьеры. Наверняка во многом благодаря и ему через всю жизнь пронесут они нелюбовь к страшному зданию желтого цвета, к которому даже железный Феликс стоял, повернувшись спиной.
И Ворошилов, и Буденный чудом выжили в годы чекистского Молоха. Чудом и кровью, которой покрестил их “отец народов”, - ведь под всеми делами генералов и командиров стояла незатейливая подпись наркома Ворошилова.
И тем не менее: в 37-м как “польскую шпионку” взяли жену Буденного. В 52-м, в разгар борьбы с космополитизмом, едва не загребли самого Ворошилова - вспомнили и жену-еврейку, да и новую кровь пора уже было пускать. Только скорая смерть “вождя” спасла его от расправы.
Вполне возможно, погиб в эпоху большого террора и упрямый особист Зведерис. Даже наверняка: такие люди долго не заживались - за редким исключением репрессированы были практически все старые чекистские кадры. Впрочем, это лишь наше предположение, ибо найти личного дела Зведериса нам не удалось.
Последнее упоминание о нем датировано январем 21-го. Это заключение ВЧК, которое ставило точку во всей затянувшейся уже порядком истории.
Виновником всех бед Первой конной единодушно утвержден особист Зведерис. Это он, оказывается, “не обращал никакого внимания на внутреннюю политическую жизнь, не приняв заблаговременно никаких мер (...), благодаря чему политическая жизнь в армии протекала ненормально, и всякий тюремный элемент мог свободно проделывать свои темные делишки”.
Вывод понятен:
“Начальника Особого отдела 1 Конной армии, тов. Зведериса, отстранить от занимаемой им должности
а/ с одной стороны, как несоответствующего своему назначению;
б/ с другой стороны, человек, который не хотел интересоваться той огромной работой, которая на него возложена”.
А через несколько месяцев Климент Ворошилов станет членом ЦК...
* * * В 30-х годах была в ходу такая песня:
“Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой”.
Этакий героизм по разнарядке...
Буденный и Ворошилов - из этой когорты. Несмотря на все свои регалии и титулы, в военном деле они понимали слабо. Ворошилов - тот вообще не был полководцем: партработник, брошенный в войска “на усиление”. Буденный был хорош лишь в сабельной рубке. О его интеллекте слагали анекдоты.
Такой, например:
- Скажите, - спрашивают Буденного, - вам нравится Бабель?
- Это смотря какая бабель...
Но “страна приказала” - и пришлось стать маршалами. Позировать художникам. Открывать парады.
Они так хорошо это делали, что со временем и сами поверили в собственное величие. А потом наступила война, и за их бездарность своими жизнями пришлось расплачиваться сотням тысяч человек - тем, кому посчастливилось воевать в составе фронтов под командованием “прославленных маршалов”.
Эти люди преуспели в другом: в войне тайной, подковерной. В войне интриг и заговоров.
Здесь им точно не было равных. Только вот начальник особого отдела Первой конной Зведерис понял это слишком поздно...
В советской историографии Первая конная находилась примерно в том же положении, что и Малая Земля.
Истинную правду о том, что представляла собой армия в действительности, мы узнаём только сейчас. Да и ту - отрывисто.
Ведь разработки по Ворошилову и Буденному, которые начинал особый отдел Первой конной, были свернуты сразу после изгнания Зведериса.
Стране были нужны герои. И порочить их не было позволено никому...

Во многих городах России очень часто встречаются такие отголоски коммунистического ига, как имена красных палачей в названиях улиц и даже населённых пунктов.
Весьма распространённым является имя предавшего Родину во время ведения войны с Германией, изменившего присяге и чести унтер-офицера С.М.Буденного. К этому прихвостню ульянова и бронштейна, к сожалению, отношение у среднестатистического обывателя более позитивное, нежели ко всяким урицким, володарским, войковым и тд.

Забавно, что иногородний Будённый, уничтожавший во имя триумфа третьего интернационала и богоборческой коммунистической власти казачьи хутора и станицы, воевавший против казацких армий и участвовавший в карательных операциях против казаков популярен у современного червоного неоказачества.
Считается, что именно действия этого пособника красных палачей, руководившего бандой головорезов, по приказу Лейбы Бронштейна "пголетагий на коня", возомнивших себя армией, способствовали разгрому Белых армий. Не останавливаясь на разборе коммунистической лжи и том факте, что Будённый известный любитель приписывать чужие победы себе, вспомним бои, когда Русские войска громили "красного маршала" и его шайку. Кстати, "Первая конная" здесь именуется бандой не по идеологическим убеждениям автора жж, точно так же именовал её, например, и бывший секретарь Сталина Борис Бажанов. Будённовцы за гражданскую войну особо "прославились" постоянными попойками, грабежами мирного населения, убийствами пленных и погоней за трофеями.
Один из буденновцев, И. Бабель, описал нравы своих однополчан в книге «Конармия» (1925). В ней разбой, грабеж, насилие над мирными жителями предстают как привычная повседневность. В бойцах Буденный ценил прежде всего личную преданность себе. Отношения в армии строились по образцу разбойничьей банды, в которой будущий маршал был атаманом. Своей жестокостью войска Буденного удивили даже Сталина, а Ленин не раз был крайне обеспокоен повальным пьянством и разложением в «легендарной» 1-й конной.

Впервые будущий красный маршал драпал от Белых в феврале 1918 года, когда дезертировав с фронта, вернулся в родную станицу Платовскую, где иногородние провозгласили "советскую власть", был там избран председателем земельного отдела. Однако вскоре из Сальских степей начал наступление белоказачий отряд генерала Попова. Пали и Платовская, и Великокняжеская. Семен Михайлович со своим братом
Денисом и еще пятью товарищами укрылись на хуторе Козюрин.
21 мая 1919 1-й Кубанский авиаотряд разгромил на марше конницу Думенко и Буденого.
Белые били Будённого и под Царицыным, когда 18 июня 1919 года генерал Врангель освободил город от красных.
Досталось будённовцам и под Воронежем от Шкуро с Мамантовым. Даже взятие красными Воронежа, которое советские историки приподносят как полководческий триумф Будённого на самом деле представляет из себя весьма неприглядный для него эпизод: "Напуганное слухами о подходе Буденного, население волновалось и с трепетом ждало событий. Я распорядился начать немедленную эвакуацию государственных ценностей и банков. Ввиду участившихся нападений на линию железной дороги товаро-пассажирское движение по ней пришлось прекратить. Ходили лишь одни броневые поезда. 4 октября я разрешил эвакуацию города для гражданского населения, которое пожелало бы его оставить. Громадные обозы беженцев потянулись на Нижне-Девицк, Новый Оскол и Касторную.
Что мог сделать я с моими 5000 шашек против 15000 свежей конницы Буденного?
Ввиду этого в ночь с 10 на 11 октября я очистил Воронеж и перешел за Дон. Получивший несколько хороших «уроков», Буденный не решался в течение всего дня 11 октября занять город, охраняемый лишь постами и малочисленными разъездами. Лишь поздно вечером вступили в город его авангарды. Мои посты отошли, в свою очередь, за реку, уничтожив мосты". (А.Г.Шкуро "Записки белого партизана", глава 24)

Первая Конная армия под командованием Будённого два раза потерпела тяжёлое поражение от белых во встречных конных боях на Дону: 6 (19) января 1920 года под Ростовом от генерала Топоркова и через 10 дней от конницы генерала Павлова в боях на реке Маныч 16 (29) января — 20 января (2 февраля) 1920 года, когда Будённый потерял 3 тыс. сабель и был вынужден бросить всю свою артиллерию.



Разгром будённовцев в феврале 1920 года, как известно, является последним конным сражением в мировой истории. Прекрасно спланированная и образцово проведенная штабом генерала Сидорина операция по комбинированному контрудару.
«Ввалившаяся» (по собственному выражению советских публицистов) на Кубань масса 1-й конной армии и корпуса Думенко не ожидала встретить серьезное сопротивление со стороны «деморализованных белых». Сыграла роль скорее «деморализация» 1-й конной после взятия Ростова и еврейских погромов.
Участник событий со стороны Белых, Г.Г.Раух, так описывает события: "6-го января с утра стояла тихая, морозная и ясная погода. Главные силы Буденного, 4-я и 11-я кав.дивизии и части 6-й, начали с рассветом переправу по Нахичеванской переправе. Первые сведения об этом поступили в 7 часов утра от конных разведчиков Корниловцев, наблюдавших в плавнях /статья корниловца полк.Рябинского в "Военной были"№ 71/. Конница ген.Барбовича подошла к сборному пункту на юго-восточной окраине Батайска у переезда через жел.дорожную насыпь около 10 часов утра после перехода по сильно занесенной снежными сугробами дороге. Терцы и Кубанцы ген.Топоркова были уже на месте, Терцы в резерве, а Кубанцы, высланные навстречу красным, отходили сильно растянутой лавой перед подавляющими силами Буденного и были уже совсем близко от окраины Батайска.

Полки ген.Барбовича, и с ними Терцы, на широких аллюрах перескочили по переезду через жел.дорожную насыпь и, на-ходу разворачиваясь, поили в атаку. Их неожиданное появление из-за насыпи, скрывшей их подход, и стремительность атаки ошеломили красных, видевших Батайск уже почти взятым без серьезного сопротивления.

Атакующим полкам представилась незабываемая картина: совершенно ровная, покрытая девственным белым снегом широкая, искрящаяся на утреннем солнце степь с разбросанными по ней маленькими курганами. Совсем близко отходящая жиденькая лава кубанцев, а у нее на плечах густая лава красных с вкрапленными в ней пулеметными тачанками. Дальше за лавой чернели три квадрата резервных порядков, повидимому бригад; между ними и на флангах - снимающиеся с передков на открытой позиции орудия и вспышки первых выстрелов, а на курганах группы наблюдателей и начальства - батальная картина Наполеоновских времен!

Атака мгновенно опрокинула красную лаву, налетела на ее плечах на не успевшие еще развернуться резервные порядки, разметала их, и вся эта масса перемешавшихся всадников, пулеметных тачанок и орудий неудержимо понеслась, коля и рубя, на восток, к плавням и переправам. Бешеная скачка промчалась версты 3 - 3 1/2, пока не выдохлись кони. Части затем начали собираться, приводиться в порядок, и постепенно завязался огневой бой, продвинувшийся еще немного на восток.

4-й Донской корпус втянулся в бой с заслоном Буденного около 11 часов и полностью развернулся в новом направлении, отбив упорно дравшийся заслон, к 15 часам /по сведениям Донской армии/. Тут разыгралась вторая фаза боя 6-го января. Донцы атаковали в конном строю с юга, а полки ген.Барбовича и Топоркова одновременно с запада. Красные, приведшие к этому времени свои части в порядок и готовившиеся опять наступать, не выдержали, и вся эта масса перемешавшихся конниц помчалась к плавням. Наши снаряды, особенно тех конных орудий, которые скакали за атакой на левом фланге, разбивали лед в протокахи болотинах плавней, вызывая панику у красных. Их пулеметные тачанки и орудия проваливались и застревали, рвались постромки, и все, уже в панике и без управления, бросая все, бежали к переправам. Преследование прекратилось с темнотой и из-за усталости конского состава.

7-го января па фронте Добровольческой армии царило затишье. Конница Буденного, отброшенная с потерями за Дон, зализывала свои раны. Бригада ген.Барбовича оставалась на своих биваках в Койсуге. На восточном участке фронта Донцы /3-го и 4-го корпуса/ с утра атаковали Ольгинскую и после упорного боя выбили из нее красных, отбросив их везде за реку. Часть конницы ген.Топоркова, Терцы, была вызвана на помощь Донцам, но с начала перехода возвращена обратно на свои биваки, ввиду успеха под Ольгинской.

8-го января красная пехота 8-й армии /33-я и 40-я стр.дивизии/ и части Конной армии до рассвета вновь атаковали Ольгинскую и взяли ее. Ядро Конной армии Буденного с утра опять переправилось по переправам с усиленной на этот раз артиллерией и начало разворачиваться на Хомутовскую и на Батайск. Ее стрелковые дивизии энергично наступали из Ростова на Батайск и на Койсуг, и части 12-й дивизии, перейдя речку Койсуг /приток Дона в плавнях/, подошли на 2-3 версты к окраине Батайска, но были отброшены нашей пехотой за Дон. Корниловцы из Батайска выдвинулись вдоль плавней против Кахичеванской переправы. Бригада ген.Барбовича, стоявшая на биваке в Койсуге в 6 верстах от Батайска, вышла им на поддержку и сначала в пешем строю удлинила цепи Корниловцев, загнув правый фланг на юг. С подходом донской конницы из Хомутовской, хут.Злодейского, к полкам Барбовича, ведшим огневой бой, были по сигналу подведены на галопе коноводы, и вся конница /Добровольцы, Терцы, Кубанцы и Донцы/ опять атаковала в конном строю с юга и с запада Буденного. После нескольких атак и контр-атак красные не выдержали и в беспорядке помчались обратно к переправам. Небольшая часть успела выскочить к Пахичеванской переправе, остальные помчались по плавням к Аксайской. На этот раз наша конница дошла засветло до Ольгинской и конной атакой взяла станицу окончательно, очистив левый берег Дона от красных. Поздно ночью, вернее перед рассветом 9-го, Добровольческая конница на еле шедших от усталости лошадях вернулась на свои биваки в Койсуг.

После этого вторичного поражения Конная армия Буденного, понесшая тяжелые потери и морально разбитая, уже не пыталась более форсировать Дон и была отведена для пополнения и приведения в порядок. Командующий юго-восточным фронтом Шорин был смещен и на его место назначен Тухачевский.

По сводкам штаба ген.Деникина во время боев 6-8 января у красных было взято 22 орудия и 120 пулеметов. Число пленных мне точно неизвестно, но один лишь 4-й Донской корпус взял их около 1700, а бригадой ген.Барбовича было захвачено более 500 строевых лошадей. Ворошилов, в разговоре по прямому проводу со Сталиным, указал, что потери в командном составе конной армии превысили 40%, а в конском составе 4000 лошадей. В поле за околицей Ольгинской долго еще оставались следы этих боев - горы собранных и сложенных замерзших трупов людей и лошадей, которые невозможно было похоронить из-за глубоко промерзшей земли".

Буденный в своих воспоминаниях («Пройденный путь», Москва, 1958 г.) пишет, что бой 8 января «был одним из самых тяжелых дней для Конармии» (с. 390), признавая дальше (с. 392), что «бои 7 и 8 января окончились для Конармии полной неудачей».

Потерпев неудачу, Буденный доложил по прямому проводу командующему фронтом Шорину о невозможности добиться успеха на Батайском направлении и предложил новый план атаки из района станицы Константиновской в юго-западном направлении, ручаясь за успех. Добился ли бы он его, это еще, как говорится, «бабушка ворожила», ибо предпринятое Конармией, поддержанной на левом фланга конным корпусом Думенко, новое наступление из района станицы Багаевской 15 (28) января закончилось столь же плачевно, как и у станице Ольгинской.

В боях с 15 по 20 января 4-й Донской конный корпус, с приданной ему 4-й Донской кд 2-го Донского корпуса, разбил последовательно у хуторов Веселого и Мало-За-паденского сначала конный корпус Думенко, а затем Конармию Буденного, отбросив конницу красных за реку Дон, причем противник потерял почти всю свою артиллерию и много пулеметов, а 11-я кд красных временно утратила свою боеспособность.

Ещё один участник этих событий, Е.Ковалёв, описывая разгром Будённого, делает такой вывод о значимости этих боёв: "всем участникам вооруженной борьбы с большевиками следует помнить, что этот, чрезвычайно важный четырехдневный бой, в случае его проигрыша, означал бы конец вооруженной борьбы на Юге: не было бы ни Новороссийска, ни Крыма, ни заграницы, — все погибло бы на месте, если бы, ценою очень больших потерь, не спасли бы положение донские казаки".

При попытке пройти выше по течению Дона передовые буденновские части 27 января хорошо получили по зубам от 4-го казачьего корпуса генерала А. А. Павлова. Понеся большие потери, Буденный вынужден был уйти обратно за Дон. 3 февраля Павлов нанес поражение еще одной красной коннице — корпусу Думенко.
16 февраля кавалерийская группа генерала Павлова стремительным и жестким ударом опрокинула в районе хутора Веселый Конно-Свод-ный корпус Думенко, но добивать его не стала, экономя время. Двигаясь по степи, казачьи разъезды обнаружили две дивизии красноармейцев, которые походным маршем двигались к Мечетинской. Это были 1-я Кавказская кавалерийская дивизия Г. Гая и 28-я стрелковая дивизия героя Восточного фронта В. Азина. Не подозревая об опасности, подразделения двигались по совершенно ровной и открытой местности с открытыми для удара флангами. А чего было опасаться - ведь согласно приказу здесь уже должны были быть войска Первой Конной.

Для Павлова это было подарком судьбы, и он своего шанса не упустил. Мощным ударом обрушились казачьи полки на дивизию Гая и в скоротечном бою полностью рассеяли ее, уничтожив две трети состава. Только небольшая часть красных кавалеристов смогла оторваться от противника благодаря резвым коням.

После разгрома Гая Павлов все свои двадцать четыре полка направил против 28-й стрелковой. Из-за сильного мороза отказали пулеметы, и на красных стрелков с четырех сторон двинулись казачьи лавы. Личный состав дивизии сражался отчаянно и практически весь оказался уничтожен, из кольца вырвались лишь несколько сотен. Азина казаки захватили в плен и казнили.

Егорлыцкое сражение (25 февраля — 2 марта 1920), когда в отчаянной рубке сошлись до 25 тысяч всадников, так же можно назвать неудачным для Первой конной армии, хотя это и не помогло Белым удержаться на Кубани.
Максимальные цифры, о которых пишут - 30000 красных, 20000 белых. Генерал Павлов во всех боестолкновениях неизменно громил красных, но действуя "нерешительно и даже вяло", "не сумел или не смог использовать победу, обозначившуюся к вечеру 17 февраля, и проявил ненужную и вредную поспешность в отведении казачьих частей из ст. Егорлыкской", что в конечном итоге привело к удачному для красных наступлению и гибели 4-го Донского и 1-го Кубанского корпусов.
В октябре 1920 г. 1-ю Конную двинули на Врангеля.
Семену Михайловичу поручили захватить Перекоп и отрезать белые войска в Северной Таврии от Крыма. Однако часть врангелевцев сумела вырваться из «мешка» и разметать буденновцев. Потрепанные отряды конноармейцев пришлось отвести на переформирование, так что в окончательном завоевании Крыма они не участвовали.

Будённый умудрился потерпеть поражение даже от повстанцев батьки Махно: 18-го мая 1921 г. конная армия Буденного передвигалась из района Екатеринослава на Дон для подавления крестьянского восстания, руководимого Бровой и Маслаком (бывшим комбригом Первой Конной армии, перешедшим со своей бригадой в повстанческую армию).

О том, как развивались события этого дня в своих воспоминаниях Нестор Махно пишет: «Наша сводная группа под руководством Петренко-Платонова, при которой находился я и главный штаб, стояла в 20-15 верстах от маршрута, по которому двигалась армия Буденного. Это соблазнило Буденного, ибо он хорошо знал, что я нахожусь всегда при сводной группе. Поэтому он приказал начавточасти № 21, двигавшейся в это время туда же на Дон для подавления восстания трудового крестьянства, сгрузить 16 автоброневиков и оцепить предместье с. Ново-Григорьевки (Стременное). Сам Буденный с частями 19-ой кавалерийской дивизии пришел в с. Новогригорьевку ранее, чем это предполагал начальник автобронечасти, объезжавший речонки и овраги и расстанавливавший у дорог сторожевые автоброневики. Бдительный глаз наших наблюдателей это вовремя заметил, что дало нам возможность приготовиться, и как раз в то время, когда Буденный подходил к нашему расположению, мы бросились ему навстречу.
В одно мгновение гордо несшийся впереди Буденный бросил своих соратников и, гнусный трус, обратился в бегство.
Бой был, какие редко до того и после бывали. Он завершился полным поражением Буденного, что послужило разложением в армии и бегством из нее красноармейцев».

20 сентября 1921 Буденный был назначен командующим всеми войсками на Кубани и Черноморье. Его задачей было уничтожение Кубанской повстанческой армии генерала Пржевальского. Повстанцы были прижаты к реке Кубань. При переправе значительная часть их была уничтожена, уцелевшие ушли в горы. На Северном Кавказе Конармии пришлось сражаться с белопартизанскими отрядами генералов Пржевальского и Ухтомского, полковников Назарова и Трубачева, подполковников Кривоносова, Юдина и многих других общей численностью до семи тысяч человек. С организованным повстанческим движением на Северном Кавказе к концу года было покончено. Свою роль, помимо карательных операций Конармии, как уже говорилось, сыграло то, что после отмены продразверстки и введения новой экономической политики (нэпа) у казаков пропал стимул к вооруженной борьбе с Советами. Гражданская война для Буденного закончилась.

Брошенный на фронт Советско-польской войны, Будённый со своей армией так же был разгромлен Пилсудским, ну а в сентябре 1941 года группа армий под командованием Будённого была уничтожена немцами (Семёну Михайловичу удалось улететь). В сентябре 1941 г. под Киевом немцы нанесли, вероятно, самое жестокое поражение советским войскам, в результате которого только в плен попало около 600—650 тыс. человек.
В августе по приказу маршала Будённого в Запорожье сапёрами 157-го полка НКВД был взорван Днепрогэс. В потоках хлынувшей волны погибли солдаты как немецкой, так и Красной Армий. Кроме войск и беженцев, в плавнях и береговой зоне погибло множество работавших там людей, местное гражданское население, сотни тысяч голов скота. Лавина воды стремительно залила огромные пространства Днепровской поймы. За один час была снесена вся нижняя часть Запорожья с огромными запасами промышленного оборудования.

Ещё в 1924 году произошёл такой случай: перешедший на сторону красных генерал Слащев возглавил московские курсы «Выстрел» — главную военную академию СССР. Однажды школу комсостава посетил Семен Михайлович Буденный и решил попенять Слащеву, мол, били мы вас, аж пух и перья летели. В ответ его оппонент предложил разобрать действия буденовских войск в Польше в 1920 году. Начали «разборку» вроде бы на нормальных тонах, но как только Слащев по «косточкам» разобрал неправильные действия руководства 1-й Конной армии Буденного, Семен Михайлович выхватил револьвер и произвел несколько выстрелов в сторону бывшего белогвардейского генерала. Промахнулся. И тут же услышал язвительное: «Как вы стреляете, так вы и воевали»..

Невоенная деятельность Будённого тоже очень колоритна:
По обвинению в контрреволюции в 1920—1921 гг. были казнены Думенко и Миронов, и с гибелью конкурентов Семен Михайлович стал именоваться первой шашкой республики.

В 1923 году Будённый стал «крёстным отцом» Чеченской автономной области: надев шапку бухарского эмира, с красной лентой через плечо он приехал в Урус-Мартан и по декрету ВЦИКа объявил Чечню автономной областью.

На февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК ВКП(б) при обсуждении вопроса о Н. И. Бухарине и А. И. Рыкове выступил за их исключение из партии, «предание суду и расстрел», в мае 1937 при опросе об исключении из партии М. Н. Тухачевского и Я. Э. Рудзутака написал: «Безусловно, за. Нужно этих мерзавцев казнить». Вошёл в состав Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, которое 11 июня 1937 рассмотрело дело так называемого «военно-фашистского заговора» (дело М. Н. Тухачевского и других) и приговорило военачальников к расстрелу.
Проголосовал за вынесение смертного приговора своему бывшему командиру Егорову. Когда в 1937 г. была арестована вторая жена Буденного (которую он привел в дом на второй день после гибели первой жены), Семен Михайлович не стал помогать даже ей. В 1939 г. ее приговорили к 8-ми годам лагерей. К тому времени она уже стала душевнобольной от пыток. Существует версия, что свою первую жену Семён Михайлович лично застрелил во время ссоры (жена возмущалась, что Будённый пригласил домой свою любовницу).

После Второй мировой войны Будённый занимался тем, что председательствовал в обществе советско-монгольской дружбы.

По поводу включения Сталиным Буденного в состав ЦК Б.Г. Бажанов замечает: «Если бы Сталин обладал чувством юмора, он бы заодно, по примеру Калигулы, мог бы ввести в Центральный комитет и буденновского коня. Но Сталин чувством юмора не обладал» (Бажанов Б. Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М., 1990. С. 143).

Последние материалы раздела:

Длины световых волн. Длина волны. Красный цвет – нижняя граница видимого спектра Видимое излучение диапазон длин волн в метрах
Длины световых волн. Длина волны. Красный цвет – нижняя граница видимого спектра Видимое излучение диапазон длин волн в метрах

Соответствует какое-либо монохроматическое излучение . Такие оттенки, как розовый , бежевый или пурпурный образуются только в результате смешения...

Николай Некрасов — Дедушка: Стих
Николай Некрасов — Дедушка: Стих

Николай Алексеевич НекрасовГод написания: 1870Жанр произведения: поэмаГлавные герои: мальчик Саша и его дед-декабрист Очень коротко основную...

Практические и графические работы по черчению б) Простые разрезы
Практические и графические работы по черчению б) Простые разрезы

Рис. 99. Задания к графической работе № 4 3) Есть ли отверстия в детали? Если есть, какую геометрическую форму отверстие имеет? 4) Найдите на...