Партия российской либеральной интеллигенции. Либеральная интеллигенция vs путинское большинство
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов Кантор Владимир Карлович
3. Либеральная интеллигенция в контрасте славянофильскому радикализму «Вех»
Между тем, как мы знаем, интеллигенция всегда представляла весьма разнообразный спектр точек зрения и позиций, не говоря уж о позиции самих «Вех», сформулированной людьми интеллектуального труда. Все герои классической русской литературы - интеллигенты. Г. П. Федотов полагал даже, что нравственной пафос русской литературы того же происхождения, что и у русской интеллигенции. «Быть с побежденными - это завет русской интеллигенции», - писал он. Это и дворянские интеллигенты - герои Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Толстого, это разночинная интеллигенция - герои Чернышевского, Достоевского, Чехова, это интеллигенция из народа - герои Бунина, Платонова, Всеволода Иванова. Интеллигенцию критиковали, но никогда не шаржировали, как чиновников, помещиков, купцов и т. д. Рядом с трагическими героями появлялись, разумеется, псевдоинтеллигенты вроде Кукшиной, что только подчеркивало серьезность главных героев. Зато в официально признанной советской литературе, начиная с Мечика из фадеевского «Разгрома», интеллигент - это символ предателя, негодяя и труса. Так и воспитывались подрастающие поколения, пока самые сообразительные не дивились вдруг, как подивился Иван Бездомный: «Надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя».
Как видим, тема «Вех» - одна из болевых тем русской культуры. Но отношение авторов сборника к ней было достаточно двусмысленным. Именно эта двойственность «Вех» (жестокие и мало справедливые инвективы наряду с точными диагнозами общественной ситуации) и вызвала такой невероятный общественный резонанс. Как я уже говорил, наиболее резонной и менее всего учтенной, несмотря на влиятельность автора, оказалась позиция Павла Милюкова, выступившего против нападок на интеллигенцию и попытавшегося снять с нее ореол исключительности и сатанизма. Историк и политик, он много понял, понял и актуальную позицию «Вех», но сумел оценить ее в реальном историческом контексте. Это тот контекст, которого часто недоставало русской мысли, несмотря на склонность многих русских философов к проблемам историософии. Надо добавить, что шла напряженная общественная борьба, ибо впервые в истории России практически решались политические вопросы устроения правового государства. Предложение авторов «Вех» отказаться от политики означало, по сути дела, возвращение в патерналистское, патриархальное, лишенное способности существовать в современной истории общество.
Понять процессы прошлого необходимо для понимания исторических закономерностей, работающих и сегодня. Забегая вперед, замечу самое грустное, что можно вывести из этой полемики, - это способность русской жизни к мимикрии при сохранении своей сущностной основы. В эпоху диссидентского движения интеллигенция испуганно сторонилась всяческой политики, справедливо полагая политику делом не совсем чистым (опыт пошедших во власть интеллектуалов подтвердил эти опасения), но не была создана даже идея политической оппозиции, ибо политика путалась с пребыванием во власти. А всякое политическое движение непременно воспринималось (следом за «Вехами») как стремящееся к захвату безраздельной власти. Между тем политическая оппозиция, общественная свобода, как замечательно написал об этом С. С. Аверинцев, создает пространство и для внутренней, «тайной свободы». Если говорить о кадетах, т. е. либералах западнического толка, то главная их установка была на европеизацию России, понимаемую как фактор, цивилизующий русское общество. Более того, понимая интеллигенцию как реальную - идейную - движущую силу русского общества, Милюков сразу жестко заявил, отказываясь от всяческой идеи об особенностях русского пути: «Эволюция интеллигентского духа в других странах представляет ряд любопытных аналогий с нашей историей». В 1862 г. убежденный либерал и западник И. С. Тургенев писал А. И. Герцену: «Мы, русские, принадлежим и по языку и по породе к европейской семье, “genus Europaeum” - и, следовательно, по самым неизменным законам физиологии, должны идти по той же дороге».
Но в середине XIX века, опасаясь революционных потрясений, либералы выступали против конституций и политического переустройства общества. Россия казалась им не готовой к политическому представительству, они надеялись на самодержавие как носителя прогресса. В 1862 г., когда наиболее активно шло обсуждение начавшихся и проектируемых реформ, а также общих принципов развития России, один из ведущих идеологов русского либерализма К. Д. Кавелин, которого, по словам многих исследователей, можно считать предшественником Милюкова, писал: «Там, где, как у нас, царствует глубокое невежество, гражданское и политическое растление, где честность и справедливость - слова без смысла, где не существует первых зачатков правильной общественной жизни, даже нет элементарных понятий о правильных гражданских отношениях, - там прежде представительного правления <…> общество должно сперва переродиться, чтоб политические гарантии не обратились в театральные декорации…» Боязнь политики и в самом деле была характерна для русской жизни и русских мыслителей, стремившихся к решению не конкретных, а высших проблем. Эта особенность, как мы видели, возродилась и в 60–е годы ХХ века.
Вместе с тем введенные в Россию, хотя бы и частично, экономические и социокультурные принципы западной цивилизации требовали создания законов, обеспечивающих права собственности, права личности, создания, по сути дела, гражданского общества, которое, разумеется, было противоположно и противопоказано принципам российского деспотизма. В значительной степени вынужденные обстоятельствами (поражение в Крымской войне) реформы Александра II двинули страну, казалось бы, в европейском направлении - постепенном наделении всего народа правами и возможностью иметь собственность. Однако - в каком?то смысле естественное - опасение самодержца дать «слишком много» свобод, тем самым ослабить государственную власть и вновь разбудить стихию, наподобие пугачевской, сдерживало его реформаторские действия - прежде всего конституционные. Возможно, вовремя принятая конституция, включившая бы все движения и зарождавшиеся партии в легальные рамки, купировала бы радикальные движения, во всяком случае умерила бы призывы к насильственному ниспровержению режима. Ведь стесненные произволом самодержавия радикалы, отнюдь даже не самые кровожадные, вроде, например, П. Л. Лаврова, начинали видеть - вполне всерьез - в разбойничьей пугачевщине прообраз грядущей социальной революции, способной дать свободу России.
При этом либералами предшествующей генерации не учитывался во всем объеме опыт западных стран, где политическое устройство и экономическая система были гарантом, формой, в которую могло вылиться разнообразное социальное содержание. Особенно это было важно для России, где не было «никаких гарантий, - как писал еще Белинский, - для личности, чести и собственности». На рубеже веков, когда противоречие между самодержавным строем и возможностью для России европейского пути обостряется, политическая позиция либерализма резко меняется. «Политическая реформа должна предшествовать социальной», - утверждал Милюков. Это было принципиальное положение, кредо , с которым он выступил на общественную арену. На этом пути либерализм радикализировался, вступал в контакт с теми, кто еще вчера казался главным противником, - с русскими революционерами. Милюков ставил, как основную, задачу: «сближение русских либералов с русскими социалистами для достижения общей цели - политической свободы». Влияние Милюкова на умы и политическую жизнь страны в первые два десятилетия ХХ века, его участие в разрушении самодержавного правления, в утверждении в России идей европейского парламентаризма были чрезвычайно велики. Русское общество XIX столетия (и либералы, и народники) было настроено скорее на социальную борьбу, но в начале ХХ, как замечал Дж. Биллингтон, «благодаря более радикальной программе Милюкова, конституционные демократы преуспели в <…> преодолении индифферентности к политическим реформам, что было характерно для народников». Стихийным социальным страстям русского общества Милюков пытался придать европейские формы. «Русский европеец», как называют его западные исследователи, пришел к этой позиции не случайно. Он сумел соединить в себе деятельность представителя либеральной «профессорской культуры» и революционного оппозиционера (достаточно напомнить, что он трижды заключался в тюрьмы).
В лице Милюкова мы сталкиваемся с уникальным явлением, с феноменом своего рода: крупный историк, казалось бы, прекрасно разобравшийся в специфике отечественной культуры, в принципах ее исторического бытия, становится практическим деятелем, политиком, пытающимся, опираясь на свое знание России, повлиять на ее развитие в духе своих европейских идеалов, которые ему представлялись осуществимыми. Сам он прекрасно понимал специфику своего подхода к российской действительности: «Я вовсе не стремился превратиться из историка в политика; но так вышло, ибо это стало непреложным требованием времени. Я мог быть доволен тем, что в моем случае наблюдения над жизнью передовых демократий соединялись с предпосылками, вынесенными из изучения русской истории. Одни указывали цель, другие устанавливали границы возможных достижений».
В споре о роли православной Церкви в русской истории, отвечая Булгакову, он апеллировал и к своей работе ученого, объективного историка, который выше публицистический пристрастий своих оппонентов: «Начало русского религиозного процесса, полного живых зародышей и возможностей, я сам подробно проследил в своей книге. <. > Но, как известно, все это, и семена, и зародыши, были отметены официальной церковностью. Русская религиозная жизнь была тщательно стерилизована как раз к тому самому моменту, к которому относится зарождение русской интеллигенции. Конечно, для писателей типа Булгакова все эти указания не имеют значения. Такие писатели могут, вполне признавая низменный уровень церковности данной эпохи, «верить в мистическую жизнь Церкви». <…> Но в этом счастливом положении не может находиться <…> объективный историк».
Быть может, наиболее существенным моментом в «Вехах» показалась ему реанимация славянофильских идей. Сам составитель и издатель сборника Гершензон был несомненным выразителем предреволюционного славянофильства, сдобренного здоровым западничеством, и все же он выступал против рациональных форм жизни, рациональной организации общества. Россия казалась ему хранительницей почвенного антирационализма. И именно рационализм интеллигенции казался ему явлением в каком?то смысле антипочвенным: «Когда сознание оторвалось от своей почвы, - писал он, - чутье мистического тотчас замирает в нем и Бог постепенно выветривается из всех его идей; его деятельность становится какой?то фантастической игрой, и каждый его расчет тогда неверен и неосуществим в действительности, все равно как если бы архитектор вздумал чертить планы, не считаясь с законами перспективы или со свойствами материи. Именно это случилось с русской интеллигенцией». Зато на Западе, по его мнению, возможен мирный исход противоречия между народом и образованным сословием. А Милюков уже в первых своих работах начала 90–х годов достаточно определенно выступил против славянофильства, точнее сказать, он показал неизбежность, как ему казалось, перерастания славянофильской доктрины в откровенный национализм. «Национальная идея старого славянофильства, - писал он в статье “Разложение славянофильства”, - лишенная своей гуманитарной подкладки, естественно превратилась в систему национального эгоизма, а из последней столь же естественно была выведена теория реакционного обскурантизма <…>. Наши националисты слишком часто заставляли нас ходить на четвереньках, чтобы мы не казались подражателями двуногих. Нас действительно хотели противопоставить остальным двуногим, как особый “план организации”, чуть ли не как особый зоологический тип». Именно поэтому его не могла не покоробить неоднократно заявленная авторами «Вех» ориентация на духовные прозрения раннего славянофильства, выразившаяся в принципиальном отказе от политических форм общественной жизни, в недоверии к такому социальному образованию, каким явилась русская интеллигенция. Объявивший свою партию кадетов продолжательницей «интеллигентских традиций», Милюков закономерно принял участие в антивеховском сборнике «Интеллигенция в России».
Его, политика, преданного «идее сохранения русского парламентаризма», возмутило «открытое нападение <…> на политику в сборнике “Вехи”.<…> Враждебно относясь к “формализму” строгих парламентарных форм, <… > они (то есть авторы “Вех”. - В. К. ) уже готовились вернуться к очень старой формуле: “не учреждения, а люди”, “не политика, а мораль”. Со времен Карамзина у нас эта подозрительная формула скрывала в себе реакционные настроения». В чем же, по мысли Милюкова, заключалась эта реакционность? Как казалось Милюкову, отрицание интеллигенции характерно не только для старого славянофильства и молодого черносотенства, но для крайне левых радикальных течений и деятелей (вроде близкого к большевизму Горького), тоже называвших интеллигенцию «отщепенцами», оторвавшимися от жизни, «с краю» которой они «тихонько ползали». Однако он сосредоточивается прежде всего на ответе почвенно и религиозно ориентированным авторам сборника, видевшим «отщепенство» русской интеллигенции в ее отрыве от религиозных верований народа.
Милюков объясняет отрыв интеллигенции от религии низкой степенью религиозности самого народа, прослеживая иные возможности религиозного контакта с народом на примере интеллигенции других стран: «Разрыв интеллигенции с традиционными верованиями массы есть постоянный закон для всякой интеллигенции, если только интеллигенция действительно является передовой частью нации, выполняющей принадлежащие ей функции критики и интеллектуальной инициативы. На известной степени рационализации невозможно сохранение доктрины о личной связи индивидуального и космического начала; невозможна и вера в национальную исключительность данной церковности, в единоспасающую религию. На известной степени спиритуализации культа так же неизбежно меняются его внешние формы. Словом, даже оставаясь в пределах религиозной эволюции, ни одна интеллигенция не сможет удержаться в рамках конфессиональности и откровенной религии. Возможна символизация старой догмы, эстетизация культа, - Плутарх, Шатобриан, Шлейермахер и т. п. Но все это суть средства внешние и временные, которые лишь отдаляют разрыв и делают его менее болезненным. Когда момент разрыва все?таки наступает для отдельной личности или для группы, всякая интеллигенция оказывается в положении Сократа, в положении “отщепенца” своей религии». Ему кажется, что там, где масса населения поднялась над уровнем «чистого ритуализма», где «культ спиритуализировался» настолько, что возможны живые и сильные религиозные переживания, - там «разрыв со старой церковностью сохраняет религиозный характер». В этом смысле он не только разделяет мысль Булгакова, но и придает ей универсальный характер. В России, по мысли Милюкова, столкновение интеллигентской мысли с народной традицией имело свой особый характер не потому, что эволюция ее здесь была незаконна или безнравственна, а потому, что «интеллигентское еретичество» застало массу на слишком низком уровне развития. При этом масса, не понимавшая никаких идейных противоборств и столкновений, сумела определить собой основное движение революции 1905 г., так испугавшее веховских авторов. Милюков писал: «Вся “картина” революционного движения последних годов ярко характеризуется тем, что впервые выступили на сцену не кружки, связанные общим уровнем нравственных понятий, привычек, убеждений, прошедшие известную школу общественной и товарищеской дисциплины. На улицу вышли массы, быстро расписавшие себя по политическим партиям и распавшиеся затем на автономные группы, за которыми ни теоретически, ни практически никакой контроль был невозможен».
Его основной тезис таков: специфика интеллигенции объясняется спецификой национальной культуры, поэтому обвинения, адресованные интеллигенции, достаточно безосновательны. Более того, «русский европеец» Милюков преодоления общиннокоммунистического пафоса русского крестьянства и православного изоляционизма мог ждать только от интеллигенции. Негодуя на нее, считал он, нельзя забывать, что другой не найти. Он утверждал несомненную связь между ритуализмом массы и практическим атеизмом ее привилегированного сословия, замечая, что слабость правовой идеи в русском обществе, несомненно, отражает фактическое бесправие и анархизм русского населения. Для Милюкова беда русской интеллигенции заключалась не в увлечении политикой, не в политизации, а в недостаточной политизации, в ее чудовищно извращенных формах, в поглощении политики стихийной силой, в преобладании над политикой стихийных инстинктов. Это, на его взгляд, проявилось и в интеллигентской духовной нетерпимости самих авторов «Вех», поддержавших одну традицию (если обобщать - православную) духовного развития России и на корню отвергших все иные. Кстати, Ленин в статье о «Вехах» принял веховский принцип разделения русской культуры, объявив прогрессивной материалистическую и заклеймив религиозную тенденцию. Толерантный Милюков не мог принять подобного отношения к инакомыслию. Он иронизировал, говоря, что, смотря по вкусу, по настроению, по характеру специального интереса, можно протягивать в прошлое сколько угодно нитей.
Стихийный, разрушительный инстинкт толпы можно преодолеть не отказами и запретами на неугодные духовные искания, утверждал лидер кадетской партии, а вовлечением ее в политику, в политические организации, прохождением европейского «политического самообучения». В противном случае, замечал он, требование предварительного воспитания массы звучит насмешкой, очень дешевой и напоминающей требования крепостников, чтобы «души рабов» были непременно раньше освобождены, чем их «тела».
Вот, пожалуй, основные проблемы, по которым возражал Милюков «Вехам», считая, что в своем пафосе отрицания интеллигенции «Вехи» совпадают с той самой разрушительной стихией левого движения, которой они справедливо боятся. «Это - бунт против культуры, - резюмировал он, - протест “мальчика без штанов”, “свободного” и “всечеловеческого”, естественного в своей примитивной беспорядочности, против “мальчика в штанах”, который подчиняется авторитетам. <..> Как?то так выходит, что авторы “Вех”, начавши с очевидного намерения одеть русского мальчика в штаны, кончают рассуждениями и даже грешат словоупотреблением - “мальчика без штанов”». Беда была в том, что именно бунт против культуры совпадал с умонастроением народной массы. Пугачевский бунт показал, что уничтожались не просто помещики, а просто люди иной культуры, - своего рода борьба двух культур, но уж очень кровавая. Очень характерна в этом контексте казнь астронома Ловица (не помещика, не дворянина), которого Пугачев приказал повесить поближе к звездам. Оптимизм Милюкова был важен для тогдашней попытки цивилизовать Россию, она была действием активного политика, который опирался на свое понимание отечественной культуры, видя в ней возможности иных путей развития.
Из книги Кризисы в истории цивилизации [Вчера, сегодня и всегда] автора Никонов Александр Петрович Из книги Многослов-2, или Записки офигевшего человека автора Максимов Андрей МарковичИнтеллигенция У буржуа – почва под ногами определенная, как у свиньи – навоз: семья, капитал, служебное положение, орден, чин, Бог на иконе, царь на троне. Вытащи это – и все полетит вверх тормашками. У интеллигента, как он всегда хвалился, такой почвы никогда не было. Его
Из книги Россия: критика исторического опыта. Том1 автора Ахиезер Александр СамойловичЛиберальная интерпретация Отказ от цензуры, от однопартийного монолога означал возможность выхода наружу ранее скрытых голосов, которые даже не подозревали о существовании друг друга. Общая картина, однако, оказалась весьма специфической, не сводимой к формуле
Из книги Жить в России автора Заборов Александр Владимирович Из книги «Крушение кумиров», или Одоление соблазнов автора Кантор Владимир Карлович Из книги Слово - письмо - литература автора Дубин Борис Владимирович2. Интеллигенция и власть Это дает нам ключ для понимания как бы антиинтеллигентской веховской позиции Струве. Типологический аналог интеллигенции в русской истории Струве находит в казачестве, которое почти два столетия было носителем противогосударственного
Из книги Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки автора Острецов Виктор МитрофановичИнтеллигенция и профессионализация[*] Об идеологеме «интеллигенция» и ее месте в самосознании образованных слоев - в ходе их внутреннего сплочения, самоутверждения и демонстрации своих символов других группам и инстанциям советского общества - за последние годы
Из книги Кумыки. История, культура, традиции автора Атабаев Магомед Султанмурадович Из книги Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции автора Романовский Сергей Иванович Из книги Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы автора Щипков Александр ВладимировичЧасть III Российская интеллигенция
Из книги Антропология революции автора Коллектив авторовГлава 14 Интеллигенция у власти Подавляющая часть населения России в первое десятилетие XX века к власти продолжала относиться иррационально, т.е. жила сама по себе, считая, что законы писаны не для них, а для господ. Практически ничего не изменилось и после 1905 г., когда,
Из книги По тонкому льду автора Крашенинников ФёдорЧасть IV Советская интеллигенция
Из книги автораГлава 24 Интеллигенция! Где ты? Думаю, что интеллигенция устала позировать, и пора уже заканчивать наш «портрет во времени». Осталось нанести лишь один мазок и ее портрет станет узнаваем. Чтобы понять, что же сталось с интеллигенцией в наше время, надо четко себе
Об интеллектуальном и духовном убожестве либеральной интеллигенции
1. Введение
2. Дремучие "интеллектуалы"
6. Как при помощи гимна "Ще не вмерла…" украинцев заставляют продавать душу
7. "Грабь награбленное" - Божественный клич
8. Как Моисей сорок лет "выдавливал раба" из души еврейского народа
9. Протест сытых
10. Александр Солженицын - самореализация любой ценой
11. Заключение
1. Введение
Эту статью, можно считать своеобразным продолжением моей статьи «Почему я не люблю интеллигенцию», которая в своё время вызвала оживлённую дискуссию. Правда, ту работу я писал для академичного журнала, а эту для газеты, отсюда некоторые отличия. Они касаются прежде всего формы подачи материала. Самое для меня существенное, что в газетах не принято делать примечаний, отсюда обилие выражений в скобках в данной статье. (Я сам не люблю скобок, но порой без них трудно обойтись). Так, что прошу читателя рассматривать слова в скобках, как примечания.
Ещё в этом разделе хочу остановиться на определении. В статье «Почему я не люблю интеллигенцию» определению посвящён большой раздел, из которого вытекает, что под словом «интеллигенция», автор имеет ввиду прежде всего либеральную интеллигенцию. Но и этот термин не совсем точен. Не всех о ком идёт речь в этой работе можно назвать представителями либеральной интеллигенции в полном смысле слова.
Но ещё не придумано определение для людей претендующих на высокий интеллектуальный уровень, объективно работающих в ущерб своей стране, в угоду Запада, хотя некоторые из них на словах выступают против западных ценностей и называют себя патриотами. Но такая группа людей объективно существует. Значит рано или поздно, она получит своё наименование. А пока этого не произошло, будем использовать не совсем точный термин «либеральная интеллигенция».
2. Дремучие «интеллектуалы»
Вряд ли можно назвать культурным человека, который при разговоре начнёт кривить губы в презрительной высокомерной полуусмешке, ещё не зная что ответит его собеседник. А вот наша журналистская тусовка грешит этим сплошь и рядом. Такое можно наблюдать на многочисленных ток-шоу, в новостях и на пресс-конференциях, когда отнюдь не умные девочки и мальчики, тёти и дяди только задавая вопрос кому-нибудь из представителей левых и патриотических сил корчат насмешливые гримасы, ещё не услышав ответа оппонента.
Почему-то так получилось, что со времён перестройки большинство телеканалов оккупировали сторонники так, называемых «европейских ценностей». Тем из них, кто начал свою деятельность во времена перестройки уже далеко за пятьдесят. Их уже не переделаешь. Они уверовали в набор нехитрых догм. О том, что свободный рынок благо для экономики. Что в СССР всё было плохо, а на Западе всё было хорошо (как вариант – всё хорошо было в «России которую мы потеряли»). Что весь мир должен развиваться только по тому пути по которому идут США и Западная Европа. Что Сталин устроил незаконные репрессии. Что профессор Преображенский, герой повести М.А. Булгакова «Собачье сердце», высокодуховный человек, а не жлоб, как следует из текста Булгакова, если читать непредвзято. И ещё несколько подобных постулатов.
Перестроечные либералы не в состоянии посмотреть на себя со стороны и понять насколько они отстали от жизни. Этих догматиков уже не переделаешь. Они не способны даже отстранённо проанализировать то что происходит в мире и понять, что перестроечные догмы давно опровергнуты жизнью. Что бывшие республики СССР до сих пор не могут оправиться от либеральных реформ, что мировой экономический кризис в очередной раз показал, что капитализм действительно является загнивающим строем и благополучие немногих богатых стран держится исключительно на несправедливом перераспределении ресурсов планеты, на нищете всех остальных, кто не входит в так называемый «золотой миллиард». Да и само это благополучие подходит к своему логическому концу.
С теми перестроечными всё ясно. Удивляет повальная глупость «либероидной» молодёжи. Их можно было бы хоть не простить, но понять, если бы они, отрабатывая свои деньги сами не верили в то, что говорят. Такое иногда бывает, когда человек ради высоких гонораров проповедует то, во что сам не верит. Вся беда в том, что эти верят! Родившиеся в семидесятые, восьмидесятые и девяностые годы, эти люди с самого детства впитывали перестроечные либеральные идеи. Несмотря на свою молодость они стали закостенелыми, отставшими от жизни догматиками абсолютно не способными к критическому восприятию действительности. Воспитанные на приоритете материального, они думают, что раз горстка запанных стран живёт лучше, чем мы, значит их идеология обладает монополией на истину. А то, что Советский Союз быстрыми темпами сокращал отставание от мощнейших капиталистических держав, доставшееся ему от царской России эти люди не понимают. Ведь если царская Россия уступала по экономическим показателям США, Германии, Англии, Франции и ещё ряду стран, то СССР не успел догнать только США. Не развалили бы страну, отставание от США несомненно бы ликвидировали. Такой вывод можно сделать исходя из темпов развития советской экономки. И это при том, что соревновались мы с десятком ведущих стран мира, а не с полутора сотнями остальных.
Но не это главное. Нельзя зацикливаться только а материальных ценностях. А в плане духовности либеральный Запад, как говорится, позади планеты всей.
3. Смеховая культура интеллигенции
Работая учителем в школе, на уроках биологии когда проходили тему об органах размножения и сексуальных отношениях людей, я замечал, что некоторые школьники начинают смеяться, когда им объясняешь материал. Кстати, это не только моё наблюдение. Такое встречается сплошь и рядом. Специалисты пишут, что смех в данном случае просто защитная реакция ребёнка, который ещё не готов к обсуждению подобных вещей. И правда. В тех классах, где дети хорошо учились на таких уроках никто не смеялся. А вот там, где было много разгильдяев, порой трудно было вести урок.
Знаете, как я с этим боролся? Я просто объяснял то, о чём только что написал. Просто говорил детям, что смех лишь их защитная реакция, вызванная тем, что они боятся новой для себя информации, вступая в пору полового созревания. Эффект был ошеломляющим. Больше никто не смеялся. Ещё бы! Не может же какой-нибудь пятнадцатилетний неформальный лидер класса признать перед сверстниками и сверстницами, что он вовсе не «крутой мачо», которого корчит из себя, а просто беззащитный испуганный ребёнок, пытающийся развязным поведением скрыть свою беззащитность.
Я думаю, что за бесконечным паясничаньем и ёрничаньем либеральной интеллигенции стоит то же самое. Таким поведением они просто хотят прикрыть свою глубокую закомплексованность.
В информационном пространстве «болтается» (другого слова не хочу подбирать – именно болтается) немало ложных словесных формул, которые, тем не менее, постоянно используются, как непререкаемые истины. Обычно используются представителями интеллигенции, так как именно эта прослойка общества тяготеет к употреблению цитат. Например, очень часто используется цитата из «Двенадцати стульев» И.Ильфа и Е.Петрова о голосе старой женщине. Вот она в оригинале. «Когда женщина стареет, с ней могут произойти многие неприятности: могут выпасть зубы, поседеть и поредеть волосы, развиться одышка, может нагрянуть тучность, может одолеть крайняя худоба, но голос у нее не изменится. Он останется таким же, каким был у нее гимназисткой, невестой или любовницей молодого повесы». Вряд ли стоит объяснять, что это не так. Кто не слышал скрипучие голоса старушек? Голос у человека меняется с возрастом так же как и всё остальное. Роман «Двенадцать стульев» Ильф и Петров писали ещё очень молодыми людьми. Ильфу было около тридцати, Петрову не было и двадцати пяти лет. Понятно, что у соавторов ещё не было достаточного жизненного опыта. Что голоса девушек с которыми они дружили в юности ещё не стали скрипучими голосами старушек. Хотя внешность видать, кое-кто уже поменял, например, не в меру располнев. Поэтому ничего удивительного в ошибке нет. Удивительно то, что эту фразу постоянно цитируют. Причём, цитируют и люди довольно почтенного возраста. Авторитет любимой книги мешает им вдуматься в текст и понять, что утверждение Ильфа и Петрова не соответствует действительности.
Пример с романом «Двенадцать стульев» я привёл как иллюстрацию некритичного отношения к цитатам, он не касается напрямую нашей темы. А теперь другая цитата, которую просто обожает либеральная интеллигенция и которая так же мало соответствует действительности, как и первая.
Цитата из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», режиссёра Марка Захарова. Того самого Марка Захарова, который сжёг перед телекамерами свой партбилет, именно в тот момент, когда партия оказалась в беде, когда её запрещали. Сделай он это в то время, когда партия была при власти, в глазах многих людей это был бы мужественный поступок, независимо от того – согласны ли они с поджигателем или нет. А так, Захаров просто показал низость своей натуры и ничего больше. Но вернёмся к цитате. Вот её текст (принадлежит Григорию Горину). «Умное лицо - это ещё не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!». Можно согласиться с первой частью текста – о том, что умное лицо ещё не признак ума. Можно согласиться с третьей, о том, что надо почаще улыбаться. Но вторая часть не соответствует действительности. Не хочу перелопачивать в памяти всю мировую историю, приведу пример который первым пришёл в голову. Когда в XVIII веке королю Франции доложили, что у людей нет хлеба, жена наследника престола, будущая королева, Мария Антуанетта, весьма оригинально пошутила, заявив что если у простолюдинов нет хлеба, пусть едят пирожные. Возмущение такой придворной шуткой стало одной из причин Великой французской революции, во время которой французы казнили и короля и королеву. Впрочем, некоторые учёные предполагают, что данная шутка принадлежит не Марии Антуанетте, а кому-то из её предшественниц, поэтому приведу дугой пример.
Я не думаю, что император Калигула имел умное выражение лица, когда собирался сделать своего коня консулом. Скорей всего он, таким образом, хотел оригинально пошутить. Стоит ли удивляться после этого, что римляне вскоре убили шутника.
Конечно и обратных примеров не мало. И Наполеон и Гитлер готовились к нападению на Россию с умным выражением лица. История сохранила высокопарные фразы, сопровождающие глупейший поступок в жизни и того и другого. Ну и что. Это доказывает, что глупости можно делать, как с умным, так и с глупым выражением лица. И если цитата уместна в контексте фильма, то вырванная из контекста, она не имеет смысла. Но ведь именно эту цитату используют многие «интеллектуалы», чтобы оправдать своё ёрничанье.
Я, между прочим вовсе не выступаю против юмора. Я против глумливого ёрничанья и юмора «ниже пояса».
Помню, как-то по телевизору смотрел, как группа прозападных «интеллектуалов» заказала торт… в виде В.И. Ленина лежащего в Мавзолее. Потом они устроили публичное поедание этого торта. Либеральная интеллигенция с восторгом приняла это шоу. Этим трупоедам даже невдомёк, насколько безвкусны, кощунственны и пошлы их ужимки.
Из картона они делают фигуры неугодных им исторических деятелей в неприличных позах или за неприличным занятием. Надо только видеть с каким восторгом освещают подобные «перфомансы» либеральные журналисты. Этим людям невдомёк, что таким образом они показывают лишь скудость своего мышления и ничего больше.
А перед Новым Годом на одном мосту в Киеве появились двое повешенных. Это висели манекены, изображающие Деда Мороза со Снегурочкой. Таким «оригинальным» способом либеральная украинская интеллигенция «отстаивает» Св. Николая. Мол, Дед Мороз и Снегурочка, это российские персонажи, а украинцы должны отказаться от них в пользу Св. Николая.
Советских людей они назвали унизительным словом «совок». Только почему-то «совки» смогли построить могучую державу, создать превосходную инфраструктуру, мощнейшую промышленность, великую культуру. А нынешние только гробят, разворовывают и проедают то, что им досталось от СССР. К созидательной деятельности они совершенно не способны.
Даже в творчестве. Со времён перестройки интеллигенцию поразило какое-то загадочное творческое бесплодие. И если в поэзии или музыке, изредка появляются достойные вещи, то кинематограф в полном упадке. После перестроечной мерзости перешли, в лучшем случае, к голливудовскому ширпотребу в ухудшенном варианте. Самое удивительное, что даже те, кто до перестройки снимали хорошие фильмы, после падения «тоталитарного режима» стали снимать плохие. Даже такие классики, как Гайдай с Рязановым. Вот как благотворно действует на нашу либеральную интеллигенцию тоталитаризм! Высокий эстетический уровень советских времён, сменился балаганной пошлостью.
Надо сказать, что настоящий эстет не тот, кто умиляется изысканным, а тот кто испытывает тошноту от пошлого. Он живёт в мире тонких вещей, они для него обыденны – это данная реальность, привычная среда обитания, а не заоблачные выси. Мне, например, настолько привычна эстетика, скажем, Серебряного века, в самых лучших её проявлениях, что я воспринимаю её как данность. Как то, от чего надо стартовать, но не как потолок развития. Более того, у классиков склонен выделять наряду с удачами, и неудачи. Хотя в пору ученичества любил почти всё у классиков. А о том немногом, что не нравилось, думал, что просто не дорос до этого. Причём, это было правдой. По крайней мере в том, что касается суггестивной лирики О.Мандельштама и Б.Пастернака – её я понял позже. Зато петросяновский (по уровню) юмор какой-нибудь Верки Сердючки или последние фильмы Михалкова, я не выношу физически, в прямом смысле слова. Такая пошлость действительно вызывает почти физическое отторжение. Так, однажды мне надо было написать рецензию на фильм Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем 2: Предстояние». Оказалось, что я просто не выдерживаю пытку таким кино больше пяти минут. Не потому, что не согласен. Это другой вопрос. Здесь я пишу не об убогом смысле – я об уровне. Неужели наша интеллигенция не понимает насколько это плохо и слабо?
Кстати, рецензию на фильм Михалкова пока так и не написал. За год просмотра на компьютере осилил 53 минут 22 секунды. На большее пока не хватило сил.
Украинский кинематограф пал ещё ниже. По сравнению с какой-нибудь «Молитвой за гетмана Мазепу» режиссёра Ю.Ильенко, даже фильмы Михалкова покажутся шедевром.
Извращения, пошлый юмор, обилие матерщины, вульгарно понятый постмодернизм – вот, что продуцирует сейчас либеральная интеллигенция. Кое-кто пытался обосновать нынешнее состояние культуры при помощи теории универсальной народной смеховой культуры М.М.Бахтина, которую он развил в знаменитой книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса». Книга Бахтина конечно интересная, но использовать её для теоретического обоснования низкого уровня современной культуры, на мой взгляд, нельзя. Это выглядит, как попытка интеллигенции подвести теоретический базис для оправдания собственного творческого бесплодия. Мол, всё идёт по плану. На мой взгляд падение культурного уровня напрямую связано с насаждением либеральных идей в обществе. С культивированием западных маскультурных поделок, которые подаются в качестве эталона для подражания.
Я трезво отношусь к дореволюционной либеральной интеллигенции и ни в коем случае не идеализирую её. Более того, вышеупомянутую статью «Почему я не люблю интеллигенцию», опубликованную в 2006 году в киевском интеллектуальном журнале «Время Z», я начал именно с критики либеральной интеллигенции царской России. Но та интеллигенция была куда порядочней нынешней либеральной интеллигенции хотя бы тем, что публично не высказывала презрения к народу своей страны.
Мне кажется, что нынешние либералы переняли традицию ёрнического глумления над историей и обычаями своей страны от советских либералов, так как те вели жизнь двурушников. Публично клялись в верности коммунизму, вступали в партию, на собраниях клеймили загнивающий Запад, а по ночам на кухне осмеивали то, чему клялись днём. Понятно, что такая двойная жизнь не могла не отразиться на психике. Мне могут возразить, что строй не давал им возможности выступать открыто. Может это и так. Но в партию то не надо было вступать, коль не разделяешь её идеалы. Насильно ведь никто не заставлял.
Кстати, во времена перестройки либеральная интеллигенция занялась «демонизацией клерков». Партаппаратчикам приписывали верность коммунистическим идеалам и призывали народ бороться с ними. Жизнь показала, что не было у тех никаких идеалов. За исключением немногих людей, большинство партийных работников живо поменяло свои убеждения. А ведь ещё при советской власти многие представители либеральной интеллигенции, наряду с высокопоставленными партийными, советскими и хозяйственными руководителями образовали привилегированную прослойку общества. Писатели и художники обитали в тех же шикарных домах в центре крупных городов, где и высокопоставленные партийные работники. Их обеспечивали загородными виллами и престижными автомобилями. Поэтому очень безнравственным является то, что крупные партийные работники и писатели, самозабвенно обслуживающие партию, предали её в числе первых.
4. Лингвистическая несостоятельность украинских националистов
Теперь несколько слов об украинской интеллигенции. Скажу сразу, что я не буду писать о клинических случаях. О националистах бегающих по детским садикам и запрещающим детям откликаться на русские имена. О депутатах пишущих законопроекты с требованием запретить в телеграммах использовать буквы «ё» и «ъ» (их нет в украинском). О людях хорошо владеющих русским языком (некоторые из которых на нём говорят в семье), но требующих переводчиков с русского на украинский. О тех, владеющих русским, кто судится с фирмами продавшими им товар с инструкцией на русском. О тех, кто предлагает штрафовать за использование русских слов. О тех кто требует, чтобы русскоязычные обращались через переводчика даже с врачами. О тех, кто призывает украинцев стыдиться того, что их деды защищали Советский Союз от гитлеровских захватчиков (недавно была такая передача на одном из украинских каналов). О тех, кто считает свою страну отсталой провинцией только на том основании, что большинство граждан Украины против легализации однополых браков (мол не доросли ещё до понимания европейских ценностей). О тех, кто готов проводить активное время в потёмках, готов «погрузить Украину в ночь», лишь бы не жить по московскому времени. О тех, кто любой найденный могильник, включая захоронения бронзового и каменного века, называет тайным захоронением жертв НКВД (недавно таковыми объявили древних трипольцев). О тех, кто на полном серьёзе утверждает, что Христос был гуцулом, галлы – карпатскими галичанами, а украинцы произошли от древних укров, которым принадлежат все изобретения древности, начиная от колеса и плуга. Об этом можно написать отдельную книгу используя вышеприведённые примеры для описания психических расстройств. А в данной статье мы не будем касаться таких крайностей.
Начну с того, что меня поражает дикая необразованность либеральной интеллигенции – и русской и, особенно, украинской, даже умнейших её представителей. Не так давно смотрел выпуск передачи под названием «Небосхил» на ТРК «Киев» с братьями Капрановыми. Там, кстати, они показали превосходно написанную «Колискову» (Колыбельную песню), чего не смогли оценить ни ведущий, ни аудитория. Этой похвалой хочу сказать, что отношусь к братьям безо всякого предубеждения. Допускаю, что они неплохие поэты, но как же они дремучи в том, что касается научных познаний. И это чуть ли не самые умные представители украинской либеральной интеллигенции! Братья занимаются издательской деятельностью. Их спросили – не думают ли они издавать русскоязычных украинских авторов. Тут, можно было бы вежливо ответить – нет – у нас и украинских много или что-нибудь сказать о необходимости поддержки украинского языка, если уж так категорично они не хотят печатать произведения на русском. Который, кстати, является их родным языком. Вместо этого братья пустились в псевдонаучные рассуждения о том, что русский язык в Украине включает в себя всего две тысячи слов, а не десятки и десятки тысяч, как на самом деле. На нём, мол, только торговки общаются. Получается, что эти издатели жестоко унизили миллионы своих сограждан разговаривающих на русском. Так как даже лексикон семилетнего ребёнка включает в себя не менее семи тысяч слов, а взрослый, даже не очень образованный человек, обычно использует не меньше четырнадцати тысяч, не говоря о писателях и учёных, которые употребляют много десятков тысяч слов. Но что можно сказать, об издателях, если на передачу они явились в футболках, где было написано «порву за мову»? Это ж кого они собираются рвать – детей Луганщины и Крыма или ветеранов Великой Отечественной?
Потом эти братья начали рассуждать о пиджинах, чем показали себя абсолютно безграмотными в филологии. Пиджины – это языки появившиеся при общении между собой разноязычного населения. Например, когда на плантации завозили рабов из разных племён, они общались между собой на ломанном английском, так как их родные языки различались и выходцы из разных племён не могли понимать друг друга. Позже дети этих рабов воспринимали пиджины как родные языки. Пиджин – это примерно «моя твоя не понимай» – так говорили между собой призывники из глубинки разных азиатских и кавказских регионов во время моей службы в армии. Причём к концу службы они, как правило, уже хорошо усваивали русский язык. В некоторых странах, типа Папуа – Новой Гвинеи, где население говорит на множестве разных языков, пиджины используются в качестве языков межнационального общения и могут обрести статус официальных. Пишу об этом столь подробно, чтобы читатель знал: если представители либеральной интеллигенции ударяются в псевдонаучные рассуждения, хотят поумничать, используя мудреные слова, то за этим, как правило, ничего не стоит кроме откровенной глупости и необразованности. Как в вышеприведённом примере. Ибо в случае с русским языком в Украине ни о какой пиджинизации и речи быть не может. Русский язык в Украине развивается в тесном взаимодействии с русским в России. Он так же богат и могуч, на нём говорят миллионы людей, которые благодаря аудиовизуальным СМИ, Интернету, прессе, книгам, общению с российскими братьями не выпадают из единого русскоязычного языкового пространства. И поэтому, когда националисты в Украине заявляют о том, что здесь не может быть создано нормального произведения на русском, мол на русском можно писать только в РФ, они блефуют, пытаясь скрыть своё духовное убожество.
Приведу ещё пример. В той ж передаче с братьями Капрановыми и во многих публикациях украинских националистов в качестве негативного примера приводится Индия. Вот, мол, сколько лет прошло после освобождения от английской зависимости, а индусы никак не хотят перейти на свой родной язык, а вместо него используют английский. Такой упрёк просто удивительно слушать именно от украинских националистов. Если бы не их тотальная безграмотность, они бы знали, что кроме хинди, население Индии говорит на множестве других языков образовавшихся в результате развития древнеиндийского – на маратхи (80 млн.человек), бенгали (100 млн.), панджаби (28 млн.) и многих других. Языки эти отличаются от хинди не меньше, чем украинский от русского. То есть наши националисты предлагают индусам сделать то, против чего они сами выступают, когда воюют с русским. Предлагают перейти на неродной, пусть даже очень близкий язык. Более того, громадное количество индийских граждан говорит на дравидских языках, которые не относятся к индоевропейской языковой семье. Эти языки зародились ещё до арийского вторжения в Индию, которое произошло во втором тысячелетии до н.э. И когда в 1960-е годы власти Индии пытались придать языку хинди статус общегосударственного – в южной Индии начались массовые демонстрации народа не желавшего учить чужой язык. В результате погибли десятки людей. Понятно, что в таких условиях английский – язык бывших колонизаторов, воспринимался как нейтральный, поэтому сохранил свою функцию в качестве государственного языка Индии, наряду с хинди. Украинские националисты не знают всех этих тонкостей и говорят ерунду. Они наивно думают, что есть какой-то единый для всех граждан индийский язык, а «зросійщині», простите «занглійщині», индусы из простого упрямства не хотят переходить на «рідну мову».
Между прочим, в Индии кроме двух государственных языков, языков национального правительства, используются 22 официальных языка, которые могут употребляться правительствами индийских штатов для различных административных целей. А украинские националисты поднимают невообразимую истерику, когда в той или иной области, где люди говорят на русском, областные советы пытаются предать статус официального этому языку.
Украинские националисты очень любят порассуждать о языковой политике и я привёл примеры с пиджинами и хинди, для того, чтобы люди знали – когда представители украинской националистической интеллигенции пускаются в лингвистические рассуждения – они занимаются тем, в чём меньше всего понимают, какие бы мудреные термины при этом не использовали.
Кстати, немалая часть творческой украинской интеллигенции, это люди, для которых русский язык является родным. Некоторые украинский выучили лишь в зрелом возрасте. Украинский являлся для них экзотикой. В молодости они ради «прикола» стали сочинять на нём песни и рассказы, обычно юмористические. На удивление этот товар оказался востребованным, так как качественных произведений на украинском языке очень мало. Националисты даже не поняли, что эти произведения на украинском результат чьего-то стёба. У националистов туговато с пониманием юмора. Тогда неофиты стали писать на украинском уже не ради стёба, а ради денег. Кто-то для самореализации, так как в украиноязычной среде писателю легче реализоваться. Там нет такой конкуренции, как в русскоязычной. А кто-то и вправду уверовал и стал яростным националистом, предавшись новым идеям со всей страстностью неофита.
Кстати, главный теоретик украинских националистов Дмитрий Донцов – русский. И то, он что стал самым основательным и последовательным теоретиком украинского национализма, можно объяснить именно страстностью неофита, объективно существующего явления, которое особенно часто проявляется в сфере религии и политики.
В свете вышесказанного становится понятными мотивы новой инициативы националистов. Они хотят полностью запретить в школах изучение русской литературы, которая ныне изучается только, как иностранная. Дело в том, что одно лишь присутствие в школьной программе великой русской литературы, пусть даже в самом усечённом виде, показывает слабость украинской.
Конечно и в украинской литературе тоже есть сильные произведения, достойные авторы, но в большинстве своём, это советские авторы. А националисты их тоже запрещают, только уже не по причине языка (украинский язык у советских авторов превосходный), а по причине содержания произведений. Взамен навязывают произведения представителей диаспоры – в большинстве своём слабые и вторичные, причём написанные корявым языком. Понятно, что в таких условиях украинская литература, выглядит очень блёкло на фоне русской.
Исходя из вышесказанного, возмущает то, что националистов провластные СМИ стали величать патриотами («патриотическими силами»). Видать называть вещи своими именами мешает политкорректность. На самом деле националистические организации правильно было бы называть антипатриотическими силами, ибо их деятельность направлена, прежде всего во вред Украине.
5. Кого украинские националисты по неразумению назвали главной вампиршей Украины
Теперь пример из мифологии. Сторонники Юлии Тимошенко любят называть её берегиней Украины. Действительно – некоторые учёные выдвигали гипотезу о том, что древнее слово «берегиня», происходит от слов «беречь», «оберегать». Но как это часто бывает, самые простые ассоциации не являются самыми правильными. На самом деле слово «берегиня» происходит от слова «берег». Берегинями называли русалок обитающих по берегам рек и озёр. А русалки по народным поверьям являются представителями нечистой силы. Культ берегинь объединялся с культом Мокоши и упырей в христианских поучениях против язычества. Поэтому когда женщину называют берегиней, её называют вампиршей. А представителям украинской националистической интеллигенции хотелось бы посоветовать в своих выступлениях и статьях не пускаться в научные рассуждения. Не отходить далеко от бытовых вещей. В науке эти люди не шибко разбираются и даже не представляют насколько они смешно выглядят, когда начинают умничать, рассуждая об истории, филологии, мифологии, генетике и о других подобных вещах.
6. Как при помощи гимна «Ще не вмерла…» украинцев заставляют продавать душу
Раз уж мы затронули тему связанную с лингвистикой, мифологией и религией, хотелось бы коснуться текста гимна Украины, начинающегося словами «Ще не вмерла України і слава і воля». Причём в оригинале начало выглядит так – «Ще не вмерла Україна і слава і воля». В своей книге «Об украинском национализме и украинской национальной идее» вышедшей в 2009 году, я уже разбирал этот гимн, когда писал о том что гимн Советской Украины начинался со слова «жизнь», а гимн националистической со слова «смерть». Причём слова эти стали вещими. Советская Украина была высокоразвитой, полной жизни, цветущей державой. Нынешняя – одно из самых неуспешных государств мира. А исходя из высочайшего уровня развития доставшегося от Советской Украины, независимая Украина, пожалуй самое неуспешное государство Земного Шара.
Тема гимна получила неожиданное продолжение, когда я познакомился с одним товарищем из западной Украины, который попросил составить для его края листовку об этом гимне на украинском языке. Имя своё он категорически просил не указывать в ней, так как для тех мест любая критика националистов просто опасна. Они смогли порядочно затерроризировать население западной Украины. Ответственным за выпуск листовки я поставил себя. Население западной Украины очень религиозно, и вряд ли эти богобоязненные люди стали бы бороться с гимном при помощи копирования составленной в Киеве листовки, если бы текст этой песни не нёс колоссальный удар по христианской вере. Я как-то не обращал внимание на этот момент и только набожные люди открыли мне, какой чудовищный антихристианский смысл заложен в украинском гимне. Имеются ввиду слова «душу й тіло ми положим за нашу свободу». Ни один верующий не отдаст и не продаст свою душу ни за свободу, ни за какие иные блага земные. Душа принадлежит только Богу. А битву с Богом за души людские ведёт сатана. Поэтому принуждать 45 миллионов человек торжественно продавать свою душу, может только власть установленная дьяволом. Вот такой смысл мне открыли верующие из западной Украины, которые вынуждены в подполье сражаться против антихристианской власти украинских националистов, заставляющих людей продавать свою душу. Особенно кощунственным выглядит, когда они прикладывают руку к сердцу при исполнении этого гимна. Когда заставляют делать это несмышленых детей.
Было сказано в той листовке и о других несуразностях националистического гимна. О том, что начало его построено так, что сразу возникает мысль о скорой смерти Украины, её славы и воли. Что слова «ще нам браття молодії, усміхнеться доля», означают, что доля может усмехнуться только молодым мужчинам – старики и женщины в независимой Украины обречены оказаться за бортом жизни. По сути, эти пожелания националистов уже воплотились в жизнь. По крайней мере, в том, что касается стариков.
Что слова «і покажем що ми браття козацького роду» игнорируют факт многонациональности нашей страны. Понятно, что русские и украинцы могут себя хоть как-то отождествлять с казацким родом, так как и в России и в Украине были казаки, хотя на том же Дону, казачье население резко противопоставляло себя неказацкому, пусть даже из числа русских. Не говоря уже о том, что население Галичины к казакам не имеет никакого отношения. Если запорожцы и наведывались в те края, то лишь во время войны, когда вторгались на территорию принадлежащую тогда Польше. Но это детали. А вот крымские татары никак не могут быть казацкого рода, потому, что их предки были злейшими врагами казаков. Несмотря на тюркское происхождение самого слова «казак».
В официальном тексте гимна Украины, утверждённом соответствующим законом в 2003 году, всего шесть строк. Это ж надо ещё умудриться в таком коротком тексте допустить столько несуразностей! Причём мы здесь остановились только на существенных. А ведь можно найти и менее серьёзные недоделки. Например, в третьей строчке говорится о погибели «наших вороженек», то есть врагов. Ещё можно спорить об уместности этого в гимне страны, но называть врагов уменьшительно-ласкательным словом «вороженьки», мягко говоря странно. Если по-русски сказать о враге – «мой враженька», то хочется добавить слово «милый». «Мой милый враженька».
Надо сказать, что тест гимна был написан Чубинским в компании с товарищами во время бурной хмельной пирушки, в подражание соответствующей польской песне. Поэтому какого-то высокого качества ожидать от такого произведения нельзя. И это не говоря уже о словах про Сян и Дон, не вошедших в официальный гимн, чтобы не портить отношение с Польшей и Россией на территорию которых посягает полный текст Чубинского.
Исходя из вышесказанного понятно, что «Ще не вмерла…» не может быть официальным гимном страны. Даже некоторые украинские националистически настроенные писатели жестко критиковали этот текст. Вот, например, что писала Оксана Забужко в одной из своих книг. Даю в переводе на русский: «когда больше ничего ни в семейной, ни в национальной истории не наскрести, понемногу привыкаешь гордится именно этим - нас били, а мы ещё не умерли, кембриджские приятели падали со смеху, когда я им перевела начало национального гимна "Ще не вмерла Україна"… радуйся и веселись, что ещё не умерла бедная сексуальная жертва национальной идеи… это не бозна какой кайф принадлежать к битому народу…» Текст гимна гражданам Украины навязали националисты. Причём довольно поздно. Когда я был депутатом парламента, помню, что мы не дали националистам протащить слова Чубинского в Конституцию. Только пособничество президента Кучмы, позволило утвердить часть текста Чубинского соответствующим законом. Но в любом случае ясно, что такой деструктивный текст, не может быть текстом гимна. Если националисты хотят продать свою душу – это их личный выбор. Пусть «Ще не вмерла…» будет их партийным гимном, но не гимном страны.
7. «Грабь награбленное» - Божественный клич
Продолжим тему религии, но говорить снова будем не только об украинской, но и о русской либеральной интеллигенции.
Либеральная интеллигенция любит рассуждать о Библии, но почти никто из её представителей не читал Святое Писание полностью. Как человек прочитавший всю Библию подряд, не пропуская ни одной книги, я просто поражаюсь насколько безграмотны в религии люди, постоянно заявляющие о своей религиозности. В статье «О чернобыльской антисоветской мифологии», напечатанной в газете «Дарницкая правда» в 2012 году, я подробно писал о том, как украинская интеллигенция совершенно безосновательно отождествляет аварию на Чернобыльской АЭС с библейской звездой полынью.
В книге «Зачем нужен Сталин» вышедшей в России в 2010 году, о том, как либеральная интеллигенция приписала большевикам анархистский лозунг «грабь награбленное», совершенно не догадываясь, что эти слова принадлежат библейскому Богу. Особенно глупо выглядел режиссёр С.С.Говорухин, когда в своём насквозь лживом и крайне русофобском фильме «Россия которую мы потеряли», снятом с благословления «либероидного» ельцинского режима приводит библейскую цитату.
Как любой либеральный интеллигент, Говорухин не утруждал себя чтением Библии. Вот и выдал следующее. На экране какие-то люди выгружают вещи. Голос Говорухина за кадром утверждает, что это мол большевики провозгласили право на грабёж и убийства. Он даже не осознал всей несуразности своих слов. Речь идёт о том времени, когда партия большевиков была правящей. Режиссёру невдомёк, что правящая партия, особенно недавно пришедшая к власти, будет стремиться сохранять порядок на своей территории, если хочет уцелеть. Правительство может конечно конфисковать имущество, но разрешить грабежи всем желающим могут только самоубийцы. А дальше Станислав Сергеевич говорит буквально следующее. «Посмотрите с каким сладострастием эти люди перебирают чужое добро. Грабь награбленное. Впервые в истории человечества воровской клич стал девизом государственной политики».
Для начала скажу, что сладострастие в этих кадрах мог увидеть только человек сам подверженный припадкам сладострастия в процессе перебирания чужого добра. Непредвзятый зритель увидит всего лишь, что люди совершенно беспристрастно и даже как-то лениво выгружают ящик. Такое впечатление, что мы видим переезд какого-то учреждения в новое место. А на следующем кадре просто запечатлена погрузка велосипеда в кузов автомобиля. Только человек с больным воображением мог там увидеть грабёж. Следующий посыл Говорухина тоже лжив. Никогда большевистское руководство официально не провозглашало лозунг «грабь награбленное». Эти слова звучали в отдельных выступлениях, но не были и не могли быть элементом государственной политики, хотя бы потому, что государство поощрявшее на своей территории грабежи не смогло бы просуществовать долго. Как говорилось выше, этот лозунг употребляли анархисты.
И, самое главное, что Говорухин назвал слова Господа Бога «воровским кличем». Вот библейский текст в синодальном переводе. «Посему так говорит Господь Бог: вот, Я Навуходоносору, царю Вавилонскому, даю землю Египетскую, чтоб он обобрал богатство её и произвёл грабёж в ней, и ограбил награбленное ею, и это будет вознаграждением войску его» (Иезек. 29:19). Оригинальный текст Библии можно перевести и так, что Божественный приказ царю Вавилона будет звучать «грабь награбленное».
Встречаются подобные выражения и в других местах Святого Писания. «Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя» (Исаия 33:1). «Но все пожирающие тебя будут пожраны; и все враги твои, все сами пойдут в плен, и опустошители твои будут опустошены, и всех грабителей твоих предам грабежу» (Иер. 30:16).
Образованные люди, формировавшие левую идеологию на рубеже ХІХ и ХХ веков, несомненно знали Библию куда лучше Говорухина, поэтому слова «экспроприация экспроприаторов», можно рассматривать в качестве скрытой библейской цитаты. Причём слово экспроприация, означает всего-навсего принудительное лишение собственности, которое может быть не только безвозмездным, но и оплачиваемым.
Здесь не место разбирать фильм Говорухина. Единственное что добавлю это то, что в перебивках Говорухин старается показать русских людей деградировавшими личностями. Для чего он специально выискивает пьяных или просто больных, некрасивых людей и показывает их лица крупным планом. Показательно, что в фильме «Россия, которую…» есть и другие перебивки, демонстрирующие прелести жизни на Западе. Тут Говорухин выискивает самые красивые сцены, хотя любой, кто был там, знает, что пьяных и опустившихся людей тоже немало на улицах западных городов. Но нет же – там, на милом его сердцу Западе, Станислав Сергеевич показывает в основном изобильные рестораны, причём в центре этих сценок самодовольно красуется сам автор.
Для разоблачения всей кощунственной лжи фильма «Россия, которую мы потеряли», понадобится толстая книга. Когда я пересматривал его, чтобы записать вышеприведённую цитату, меня не оставлял вопрос – за что Говорухин и ему подобные представители интеллигенции так ненавидят русских людей?
И ещё – эти либеральные интеллигенты, какую бы маску на себя не надевали – космополитов или, наоборот, «почвенников», всегда являются космополитами. Добавлю, что такие, как Говорухин всегда обслуживают власть. Пусть с бурчанием и неохотой, но по существу они всегда выполняют то, что от них хочет власть. Только власть не формальная, а реальная. Когда у власти были коммунисты, Говорухин снимал кино о Жеглове с Шараповым. Потом стал обслуживать проамериканский режим Ельцина, когда снимал свой фильм «Россия, которую…». Потом оказалось, что народ не приемлет проамериканских либералов. И режим, чтобы удержаться у власти, начал использовать патриотическую, порой антизападную риторику. Станислав Сергеевич проделал ту же самую эволюцию. Он даже стал руководителем избирательного штаба Владимира Путина. Главное, что при любой власти люди подобные Говорухину сыты и процветают. То есть, они типичные конформисты.
В связи с этим вспоминаются ещё два, так называемых, борца с «тоталитарным» режимом – Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский. Первый до того пресмыкался, что съездив на Кубу выдал «перл» о том, что там матери детей своих убаюкивают… песней «Интернационал». Такого лакейства даже поэт Николай Асеев не стерпел, заявив, что «Интернационал» должен поднимать человека на борьбу, а не убаюкивать.
А Вознесенский шокировал публику, тем, что написал стихотворение, читая которое, вначале провозглашал «уберите Ленина» и делал паузу. Этим он водил аудиторию в транс. Вот мол, какой смелый антисоветчик – требует убрать Ленина! Потом поэт тихо добавлял – «с денег». И стихотворение приобретало совершенно другой смысл – оказывается Вознесенский выступает против того, чтобы святой профиль Ленина украшал такие пошлые вещи, как денежные знаки. Подобного холуйства даже поэт Иосиф Бродский не вытерпел, когда написал в своём стихотворении «Post aetatem nostram» – «известный местный кифаред, кипя/ негодованьем, смело выступает/ с призывом Императора убрать/ (на следующей строчке) с медных денег./ Толпа жестикулирует. Юнцы/ седые старцы, зрелые мужчины/ и знающие грамоте гетеры/ единогласно утверждают, что/ «такого прежде не было» – при этом/ не уточняя, именно чего/ «такого»: мужества или холуйства».
Хотя надо сказать, что украинская либеральная интеллигенция своим холуйством, пресмыкательством перед властями превзошла российскую. Так, например, Владимир Яворивский, был неистовым трубадуром советского строя. Он написал повесть «Вічні Картеліси», где рассказал о трагедии волынского села, сожжённого бандеровцами, которых назвал янычарами, вонзившими нож в спину украинского народа. За повесть Яворивский удостоился премии им. Ленинского комсомола. Он же пел осанну генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И.Брежневу, убеждая общественность, что книги «Малая земля» и «Целина» должны быть настольными для каждого украинского интеллектуала.
После падения Советской власти, её «неистовые трубадуры» из числа либеральной интеллигенции – Евтушенко, Вознесенский, Яворивский и иже с ними, стали яростными обличителями этой власти. Люди процветающие при СССР пишут в своих воспоминаниях как их притесняла власть.
8. Как Моисей сорок лет «выдавливал раба» из души еврейского народа
Вернёмся к Библии. Сейчас я хочу описать ещё одно «открытие», которое сделали «любители Библии» из числа украинских националистов. На этот раз речь идёт о сорокалетнем блуждании евреев под предводительством Моисея по пути в землю обетованную. Украинские националисты говорят, что сорокалетнее блуждание нужно было для того, чтобы вымерло поколение выросшее в рабстве египетском и чтобы в землю обетованную пришли люди, не знавшие рабства. Посыл конечно красивый, но к библейскому тексту он не имеет никакого отношения. Причины, по которым Бог запретил евреям войти в землю обетованную и послал их скитаться по пустыне, чётко описаны в книге «Числа». Евреи действительно побоялись исполинов живших в земле обещанной им Богом. И не начали вторжения, несмотря на то, что им была обеспечена помощь Господа. Бог хотел их за это истребить, но Моисей переубедил Всевышнего (оказывается и такое возможно, судя по Библии). Тогда Бог в наказание за неверие послал евреев на сорок лет бродить по пустыне, пока не умрут все кто старше двадцати лет, за исключением двоих человек. (Сам Моисей, между прочим, не входил в число этих двух счастливцев). Причина такого шага четко описана – в главе 14 книги «Числа» (см. Числ. 14:22-23). И заключается она в том, что евреи не поверили Богу, несмотря на данные им знамения. Более того – на протяжении всей Библии Бог ругает свой народ за то, что он непокорный, а не за приверженность рабству. И это ещё не всё – на следующий день евреи решили пробиться в землю обетованную, даже вопреки воле Бога, но были разбиты.
Но самое главное, что когда через сорок лет новое поколение подошло к границам земли обещанной им Богом, столкнувшись с новыми трудностями, они упрекали Моисея за то, что он вывел их из рабства египетского почти теми же словами, что и предки (Числ. 20:5). То есть сорокалетнее блуждание вовсе не вытравило рабский дух. Да об этом и не говорится в Библии – блуждание дано в качестве наказания, взамен истребления. Это всё равно, что преступнику заменили смертную казнь на сорокалетнее заключение в пустыне. Тем более что люди младше двадцати не вымерли, а ведь они тоже выросли в рабстве.
А в книге «Второзаконие» (8:2) вообще говорится «вёл тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя…». То есть Библия говорит, что Бог, посылая евреев бродить по пустыне, наоборот хотел смирить евреев, а не «выдавить из них раба».
И если вы услышите от очередного «интеллектуала» о том, как Бог водил народ по пустыне сорок лет чтобы вытравить рабский дух, то знайте, что этот человек не шибко разбирается в Библии, искажает её ложной трактовкой.
Наверное, излишним будет говорить, что сказка о том, как евреи в пустыне сорок лет «выдавливали из себя раба», используется националистами для обоснования необходимости оградиться от России. Мол, надо сделать так, чтоб новое поколение не знало русского языка, советской истории, восточнославянских традиций, а ориентировалось исключительно на западные ценности.
9. Протест сытых
Я не имею возможности наблюдать ситуацию в РФ изнутри. Но для меня очевидно, что нынешние правители России пытаются вести её прозападным курсом, стать милыми сердцу либералов. И это не получается не потому, что не так идут, а потому, что для Запада не нужна никакая Россия – ни православная, ни коммунистическая, ни либеральная. Перефразируя известное американское выражение о мёртвом индейце, можно сказать, что для Запада хорошая Россия – это мёртвая Россия.
Но так или иначе, несмотря на мою симпатию к русскому народу, я критически отношусь к прозападному курсу его нынешних руководителей (что стоит только бессмысленное переименование милиции в полицию). Поэтому к антипутинским послевыборным выступлениям отнёсся вначале без отторжения.
Но когда я услышал выступление Леонида Парфёнова о том, что «это протест сытых людей», я резко изменил своё отношение к протестующим. Ведь это жлобство – с плебейской гордостью отнести себя к когорте сытых, когда большинство твоих соотечественников едва сводят концы с концами. Я не говорю, что Парфёнов жлоб. Нет конечно. Он талантливый, в чём-то даже утончённый журналист. Но выражение о протесте сытых, отнесение себя к этим самым сытым, это уже из лексикона так называемых новых русских, неоднократно осмеянных в анекдотах той же самой интеллигенцией. Я даже не поверил своим ушам, когда услышал это от Парфёнова. Вот что сытость с людьми делает! Даже не столько сытость, а осознание своей принадлежности к классу сытых. Осознание своей отчуждённости от трудового народа. И в этом отличие современной либеральной интеллигенции от дореволюционной. Тогда, наоборот, интеллигенция страдала (пусть только на словах, но страдала) от того, что она далека от народа. А нынешняя, видать, идеалом избрала «новорусскую крутизну». Хотя чему тут удивляться – не олигархов ли из числа новых русских обслуживает эта интеллигенция? Это прекрасно видно хотя бы на примере той же журналистской «тусовки» о которой говорилось в начале статьи.
Так называемые, «офисные хомячки», считают, что они «креативный класс», то есть – класс творцов и созидателей, хотя на самом деле, они всего-навсего обслуга тех, кто украл у народа его собственность.
В том же репортаже из РФ, где я услышал слова о «протесте сытых», было сказано, чем занимаются «офисные хомячки», в свободное от протестов время. Оказывается, они обсуждают достоинства новых гаджетов, то есть беседуют о дорогих электронных «прибамбасах». Таким образом, в «креативном классе» можно узнать до боли знакомое мещанство. Просто некоторым мещанам, захотелось чувствовать себя творцами и созидателями и относиться, при этом к классу «сытых». Такое у мещан бывает во все времена. Меняются названия, но суть остаётся. Понятно, что эти люди объективно не могут быть творцами и созидателями, как бы они не пыжились доказать обратное.
Либералы любят упрекать большевиков тем, что они в 1918 году разогнали Учредительное собрание – вот мол преступление. Либералам невдомёк, что после ухода большевиков и левых эсеров, собрание потеряло кворум и перестало быть правомочным легитимным государственным органом, превратившись лишь в сходку депутатов.
А вот расстрел парламента в 1993 либералы одобряют. Даже письмо соответствующее сварганили. Я имею ввиду знаменитое «Письмо сорока двух» опубликованное в газете «Известия» 5 октября 1993 года. Там они показали свою настоящую сущность. Показные «гуманисты» рассуждающие о «слезинке ребёнка», призывали власть «заняться поиском ведьм», то есть призывали президента к внесудебной расправе над оппонентами. Требовали установления ни чем не прикрытой ельцинской диктатуры. Призывали к нарушению всех норм демократии, хотя до того сами же пропагандировали демократические ценности. Но для либералов законы существуют только когда они работают в их пользу. Чувство справедливости у них отсутствует. От Сербии можно часть территории отделить, от Грузии – нет. Северной Корее нельзя ядерное оружие иметь, Израилю – можно. Саддаму Хусейну нельзя курдов притеснять, а туркам – можно. Список можно продолжить. Вот и в «Письме сорока двух» его авторы требовали внесудебного запрета всех неугодных им политических партий и объединений, внесудебного закрытия неугодных им средств массовой информации. Людей выступивших против ельцинского беспредела, они назвали «тупыми негодяями, которые уважают только силу». Весь смысл письма – это призыв к кровавой расправе над людьми, несогласными с проамериканским либеральным курсом антинародной власти. Они требовали разогнать не только всенародно избранные органы – съезд народных депутатов, Верховный Совет, но и Конституционный суд – высший орган, следящий за соблюдением Конституции. Интересно, что сказали бы авторы письма, если бы преемник Ельцина, Путин воспользовался их призывами, по отношению к тем, кто сейчас выступает против него, под прикрытием американского Госдепа? Почему же они вопят на весь мир, когда президент Беларуси А.Г.Лукашенко не допускает беспредела в своей стране? Они считают действия Лукашенко нарушением принципов демократии, а как тогда можно назвать то, к чему они призывали в «Письме сорока двух»? Я считаю, что такой документ нельзя предавать забвению. Это потрясающий акт показывающий душевную низость и кровожадность прозападных представителей «креативного класса».
Показательно, что письмо они опубликовали только после того, как окончательно убедились в победе Ельцина. То есть, принялись за своё любимое занятие, за избиение лежачего. Делают они это с каким-то патологическим, садистским сладострастием.
Хотя, чему тут удивляться – интеллигенция ещё в советские времена обожала подписывать коллективные письма когда это надо было властьимущим – тому же Хрущёву. Например, мало кто отказался от того, чтобы подписать письмо с осуждением Пастернака. Да и Солженицына осуждало немало из числа его будущих почитателей.
10. Александр Солженицын – самореализация любой ценой
Мне кажется, что неправомерным будет противопоставление космополитической либеральной интеллигенции СССР типа академика Сахарова, или помешавшейся на ненависти Новодворской, с так, называемыми «почвенниками» типа Солженицына.
И те и другие самозабвенно обслуживают интересы Запада. О деятельности нобелевского лауреата академика Сахарова, направленной во вред своей Родине, вернее во вред той стране, где он родился, я думаю писать не стоит. Там и так всё ясно. Скажем несколько слов о другом нобелевском лауреате, академике Солженицыне.
Для начала вспомним, что на Западе о России создавали чёрные легенды с незапамятных времён, начиная, наверное с той поры, когда Александр Невский в ХІІІ веке отразил войска «носителей европейских ценностей», а то и раньше. С появлением СМИ в современном виде, антироссийская мифология стала неотъемлемой частью культуры западного обывателя. Зафиксированы антироссийские публикации уже в газетах XVIII века. После 1917 года борьба с Россией проходила под лейблом антисоветизма. Хотя именно тогда Россия стала популярна в глазах многих граждан стран Запада. Ещё бы! Впервые в мировой истории народ предпринял попытку установить справедливый порядок жизни. Это было опасно для тех, кто боялся, что трудящиеся западных стран тоже захотят жить в справедливом обществе. Поэтому с одной стороны, правящие круги Запада пошли на некоторые уступки своим трудящимся в сфере улучшения материального обеспечения, за счёт стран третьего мира. Сейчас, после гибели СССР в этой уступке исчезла необходимость, и на Западе полным ходом идёт наступление на права трудового народа. С другой стороны, была поставлена задача лишить образ Советского Союза его притягательности в глазах обывателя. Поэтому были брошены огромные ресурсы на то, чтобы опорочить нашу страну. Конечно и в СССР были недостатки, но те кто годами создавал антисоветскую мифологию преувеличивали их в десятки и сотни раз. По сути занимались клеветой. Кстати, продолжают они это делать и сейчас, когда описывают историю СССР исключительно в чёрных красках, когда пытаются поставить знак равенства между Советским Союзом и фашистской Германией.
Между прочим, гитлеровский пропагандистский аппарат очень активно поработал в создании антисоветской мифологии. Эти наработки широко используются и поныне, когда появляются всякие резуны и «перепевают» на новый лад старые фашистские «песни».
А теперь представьте – насколько бы соответствовал действительности ваш собственный образ, если бы создавать его поручили вашему заклятому врагу? А ведь во времена перестройки годами создававшаяся антисоветская ложь стала активно насаждаться в СССР.
С другой стороны, жизнь тоже не стоит на месте. Сейчас мало кто из думающих, интеллектуальных людей верит в перестроечные мифы о сорока миллионах заключённых в лагерях Советского Союза. Байки о том, что Советский Союз представлял из себя сплошную зону, остались уделом необразованной, неграмотной публики зомбированной либеральными СМИ. Количество заключённых в СССР в 1930-1950-е годы, не говоря об остальных годах, было примерно таким же как и в других странах в пропорциональном отношении к населению. По крайней мере, на порядок оно не отличалось. Это доказано архивными данными. Тем более, что нет никаких материальных следов сорока миллионов погибших и заключённых в СССР, того количества, которое кочует по многочисленным СМИ. Хотя инфраструктуру необходимую для содержания даже десяти тысяч узников невозможно уничтожить бесследно.
Добавим к этому, что в тюрьмах всех без исключения стран на долю заключённых выпадает немало испытаний. Вспомним хотя бы, как кинематограф США изображает тамошние тюрьмы.
Главный труд Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» показывает Советский Союз страной сплошных лагерей, этакой империей зла. Образ не соответствовал действительности, но автор и не задавался такой целью. Главное что труд был восторженно встречен теми, кто профессионально занимался клеветой на СССР. В то время, держателям мирового капитала, это было как раз то, что нужно. Да и сам Александр Солженицын прекрасно осознавал это. Он и писал в расчёте на то, что публиковаться будет на Западе, поэтому писал в угоду западной публике.
Человек болезненного самолюбия с детства жаждал самореализации. Неосторожные письма с фронта обернулись для него восьмилетним заключением. А ведь всё так хорошо начиналось! И вот тебе на – вся жизнь перечёркнута! После освобождения он решил использовать то, что было у него, но не было у многих других писателей – то, что он восемь лет провёл за колючей проволокой. То есть своё несчастье поставил себе на службу. Благо время было подходящее – Хрущёв начал антисталинскую кампанию и Солженицын пришёлся ко двору именно, как жертва сталинизма. Позже это сработало и на Западе. Именно Хрущёв, именно тогдашнее руководство Советского Союза покровительствовали Солженицыну. Хотя самореализация у него началась очень поздно – аж в сорок четыре года. Но вскоре Александр Исаевич стал самым модным писателем в СССР. Современники вспоминают, как с благословления властей создавался культ Солженицына, как не пропускались в печать никакие критические замечания о нём – только похвала.
Тут бы нашему герою и дальше продолжать в том же духе, если бы не одно, но… Ничего интересного, кроме «Одного дня Ивана Денисовича» в литературе он создать не мог. Солженицын писатель конечно талантливый, но не очень. Поэтому он просто не мог повторить шумный успех «Ивана Денисовича». Надо сказать, что и «Один день Ивана Денисовича» имел успех не столько, как литературное явление, сколько как политический феномен. Впервые было разрешено так (!) писать о советских заключённых. Новизна и необычность – вот секрет успеха Солженицына. Остальные его произведения хоть и печатали, но былого ажиотажа они уже не вызывали. А более крупные формы вообще отправили на доработку. Не из-за антисоветского содержания, как пишут его некоторые биографы – вовсе нет. Ничего антисоветского там не было. Солженицын большой конформист, всё антисоветское он тщательно вымарывал, ради того, чтоб напечататься. И если мы вспомним, что в то время в стране был культ Солженицына, что он имел покровителей на самом верху, то понятно, что печатали бы его, если бы это можно было печатать исходя из художественного уровня. Его никто не запрещал, просто попросили доработать новые произведения.
То есть всё говорило о том, что мода на Солженицына скоро пройдёт и Александру Исаевичу уготована судьба писателя средней руки, коим он и является исходя из литературного таланта, наличие которого, я вовсе не отрицаю. Хотя даже самые ярые его поклонники вынуждены признать, слабость новой прозы. Некоторые прямо заявляют, что Солженицын никакой не писатель, что его успех – это успех публициста. Я тоже считаю, что как публицист, он несколько лучше, чем писатель. Но главный его талант лежит вовсе не в области литературы или публицистики. Солженицын гениальный шоумен, постановщик собственной роли. И вся его сознательная жизнь, вплоть до последних дней, была посвящена тому, чтобы эту роль сыграть.
Когда он понял, что самореализация в СССР под угрозой, начал искать возможности самореализации на Западе, предавая при этом всех и вся, начиная от супруги, близких друзей и покровителей, включая А.Т.Твардовского, заканчивая своей Родиной, своим народом. Для Солженицына не существует людей. Окружающие для него, лишь средство удовлетворения собственных амбиций, средства для самореализации. Тут, он схож с Ельциным, который для того, чтобы реализоваться, как верховный правитель, пошёл на развал СССР, решив, что лучше быть первым хоть в части страны, чем вторым в целой стране. Неясно ещё кто из них, из этих двух честолюбцев нанёс больший вред России, русскому народу и всем другим народам СССР – Ельцин или Солженицын. Солженицын так обгадил светлый и чистый образ СССР, образ России, что теперь во всём мире на нашу страну смотрят как на преступное государство. Благодаря деятельности этих людей и им подобных, я, как и миллионы моих соотечественников, оказался за границей и теперь мне приходиться объяснять, что под словами «наша страна» я подразумеваю Советский Союз. А РФ – преемник СССР, поэтому та грязь, которую вылил Солженицын на Советский Союз, пала и на Россию.
Солженицын ещё до развала СССР писал о том, что страна должна быть разрушена, призывал Россию отделиться от двенадцати неславянских республик, бросив на произвол судьбы своих соотечественников живущих там или предложив им переехать туда, где их никто не ждёт. Понятно, что отделение хотя бы одной республики, привело бы к отделению всех остальных и к развалу страны, что собственно говоря, и произошло. Несмотря на то, что этот доморощенный «геополитик» рассуждал о необходимости переходного периода, понятно было, что ему плевать на судьбу страны и на судьбы соотечественников. Он просто участвовал в реализации глобального проекта Запада, направленного на разрушение Великой Державы в которой видели опасного конкурента, которая сумела на время преградить им путь к мировому господству, сплотить вокруг себя угнетённые Западом народы планеты.
А если добавить, что этот человек обелял власовцев, клеветал на историю Великой Отечественной войны, унижал великих русских писателей, сам решив стать таковым и расчищая себе место, был стукачом в зоне, писал доносы на своих друзей и близких, страдал манией величия и прочее и прочее и прочее, приходиться удивляться, что существуют ещё поклонники у этого человека из числа русских патриотов. Понятно почему у него есть поклонники на Западе. Там и Горбачёва за такое любят, тому тоже нобелевскую премию дали. Понятно, почему Солженицына любят либералы… но чтобы патриоты? Это мне не понятно. Хоть бы ещё писал интересно. А так – мало найдётся людей, кто прочёл его громоздкую и тягучую прозу (за исключением нескольких ранних вещей) не засыпая при этом. Никогда не забуду, как в годы перестройки, я буквально насильно заставлял себя читать «Архипелаг ГУЛАГ» и удивлялся – как можно было такую интересную тему подать столь скучно.
11. Заключение
Объём этой работы не позволяет полностью раскрыть деструктивную роль либеральной интеллигенции в современной истории. Поэтому, тему для себя не считаю закрытой.
Вместе с тем, в информационном пространстве появляется всё больше и больше интеллектуальных материалов, разоблачающих либеральную интеллигенцию. И это очень хорошо. Ведь ещё несколько лет назад эта публика практически безраздельно владела информационным пространством. Её противники считались ретроградами.
В аудиовизуальных СМИ такое положение существует и сейчас, хотя уже появляются интеллектуальные антилиберальные передачи. По крайней мере, в России. Я с удовольствием смотрел ряд выступлений Сергея Кургиняна, с которым мне посчастливилось познакомиться в Москве ещё в 1995 году.
В печатных СМИ большую работу в этом направлении провёл Сергей Кара-Мурза, в соавторстве с которым, мне в 2010 году посчастливилось издать книгу «Советский порядок».
Но главный прорыв осуществлён в Интернете, где кроме двух вышеупомянутых авторов, появились сотни других высокоинтеллектуальных противников либеральной интеллигенции. Более того, в Интернете ретроградами отставшими от жизни, выглядят уже сами её представители. Известно, что Интернет-сообщество идёт на несколько шагов впереди остального. То есть, идеи ставшие привычным он-лайн, лишь через несколько лет, становятся таковыми оф-лайн. А это значит, что не за горами, то время, когда либеральная прозападная интеллигенция сойдёт со сцены истории.
Сергей Аксёненко
Фантазии «гнилых» интеллигентов
Менее 8 процентов голосов - столько набрали «на двоих» две российские либеральные партии, Союз правых сил и «Яблоко», на декабрьских выборах в Госдуму. Ни одна из них, как известно, не преодолела 5-процентный барьер. В марте на президентских выборах единственный либеральный кандидат, Ирина Хакамада, получила еще меньшую поддержку - за нее проголосовали около 4 процентов избирателей. Эти поражения - одни из самых болезненных, но далеко не первые в истории постсоветского либерализма 1 . Более того, заметных успехов на выборах в России либералы не добивались практически никогда. Исключением можно считать разве что 15,2% голосов, полученных «Выбором России» Егора Гайдара на первых думских выборах, в декабре 1993 года. Но и этот «успех» меркнет, если учесть, что победу тогда праздновала ЛДПР Владимира Жириновского, а третьими к финишу пришли коммунисты, отстав от «Выбора России» всего на 3%.
Итак, простая электоральная арифметика свидетельствует, что пылкой народной любовью либералы в России на рубеже ХХ - XXI веков не пользовались. (Антикоммунистическое движение 1989 - 1991 гг., действительно имевшее широкую поддержку, было именно антикоммунистическим, но не либеральным; из его среды вышли политики, оказавшиеся позднее по разные стороны баррикады - Ельцин и Руцкой, Гайдар и Хасбулатов...). А вот заметным политическим влиянием либералы располагали на протяжении почти всего постсоветского периода, особенно в начале и середине 90-х. Это позволяет их противникам и сегодня винить «так называемых демократов» во всех бедах страны. Что же такое современный российский либерализм и в чем причины его поражений и непопулярности?
Прежде всего нужно отметить, что либерализм в России издавна воспринимался значительной частью общества как идеология интеллигентская
. Хотя историческая роль русской интеллигенции - предмет бесконечных дебатов в самой же интеллигентской среде, трудно отрицать очевидное: с момента своего появления интеллигенция в России была зажата между «народом», т.е. малообразованными и неполноправными классами и сословиями русского общества, и «властью», т.е. его традиционной дворянско-бюрократической, а после большевистской революции - «разночинно-бюрократической» элитой. Интеллигенция пыталась то подогнать народ под свои идеалистические представления, во многом навеянные западными социальными и философскими теориями, то достучаться до власти, чтобы «очеловечить» ее и сделать более просвещенной.
При этом сама интеллигенция стремилась к власти и одновременно боялась ее, как боятся всего неизведанного. Это было во многом обусловлено специфической природой правящей элиты в России, которую современный социолог Алексей Левинсон характеризует так: «Российская верховная власть (и в досоветские, и в советские, и в постсоветские времена) всегда была в смысле политической окраски «никакой» - ни левой, ни правой, ни либеральной, ни консервативной - хотя непременно казалась одной из них. Но, оставаясь всегда собою, она при себе всегда держала в качестве двух ресурсов две партии двора (они же - две оппозиции, они же - две опоры). Названия их менялись, к одной часто применялось название «западнической», к другой - «почвеннической», но это верно не для всех времен... Обе эти партии опираются каждая на свои пласты в национальной культуре, соответственно на свои представления о национальной истории, об устройстве мира, о месте России в нем и пр. Их репрезентируют собственные ментальные и художественные стили, собственные дискурсы» 2 .
Таким образом, либеральная интеллигенция (так же, впрочем, как и интеллигенция «реакционная», почвенническая) нередко оставалась при
власти, так ни разу толком и не побывав у
власти. Не стала исключением и переломная эпоха конца 80-х - начала 90-х гг. минувшего века, когда именно интеллигенция попыталась сыграть роль мотора «четвертой русской революции» - перехода власти от коммунистов к «так называемым демократам». Очень характерно, что наиболее заметными фигурами в либеральном движении стали именно люди, находившиеся при
советской, коммунистической власти, но в разное время и по разным причинам с ней разошедшиеся, - академик Андрей Сахаров и молодой экономист Егор Гайдар. Однако политическим лидером «демократов», надеждой и опорой либеральной интеллигенции стали не они, а человек, который все-таки побывал у
власти и познал ее, - Борис Ельцин. И это во многом предопределило судьбу интеллигенции и либеральной идеологии в России в 90-е годы.
Не так, как в Центральной Европе
Сравнивая ситуацию в России с другими странами Центральной и Восточной Европы, отказавшимися от коммунизма, нужно отметить, что там тоже были свои сахаровы и гайдары 3 , появились и свои ельцины 4 - но соотношение сил между ними оказалось качественно иным. Если в Польше и Чехии, Венгрии и странах Балтии бывшие функционеры коммунистических партий учились играть по правилам, установленным новой либеральной элитой и поддерживающим ее большинством общества, то в России именно выходцы из прежней, советской элиты, люди наподобие президента Ельцина, его премьеров Силаева, Черномырдина и Примакова, секретаря Совета безопасности Скокова, главы Совета федерации Строева и проч. определяли «старый новый» курс России и правила политической игры на ее поле. Радикальной смены элит в постсоветской России не произошло
, и либеральная интеллигенция, по большому счету, снова оказалась не у
власти, а при
власти. Отсюда та легкость, с которой выпали из кремлевской обоймы в середине 90-х люди, олицетворявшие поначалу «новую» власть и составлявшие политический костяк либералов - Гайдар, Бурбулис, Филатов, Шахрай, Попов... Пожалуй, единственным исключением в этом ряду может быть назван Анатолий Чубайс, но это действительно случай из ряда вон выходящий: такое политическое чутье и такая железная хватка, как у Чубайса, встречаются очень нечасто.
Либеральная идеология разделила судьбу своих высокопоставленных носителей - она стала заложницей политической ситуации и служанкой «новой старой» элиты, ведущие позиции в которой заняли представители второго-третьего эшелона элиты прежней, советской. Положение при
власти, с почти неограниченным доступом к ее благам, но с сильно ограниченным - к ключевым политическим решениям, не оставляло либералам достаточного пространства для маневра. Власть, оставаясь по своему обыкновению идеологически «никакой», делала то либеральные, то антилиберальные, то опять-таки «никакие» шаги - а либералы продолжали решать неразрешимую задачу: как сохранить верность своей идеологии, не изменяя при этом власти, которую они словно по инерции продолжали считать своей, хотя «их» она не была уже изначально. До отставки президента Ельцина можно было считать это явление следствием воздействия его личности, к которой большинство либералов испытывало если не пиетет, то хотя бы ностальгию по, перефразируя классика, «дней Борисовых прекрасному началу». Однако после «воцарения» Владимира Путина выяснилось, что дело не в том, кто находится в Кремле. Проблема заключалась в самих российских либералах, которые (за исключением ярких, любопытных, но маргинальных в политическом смысле личностей вроде Валерии Новодворской или покойного Сергея Юшенкова) слишком привыкли к сидению на двух стульях, к позиции «мы за президента, но...» (или наоборот: «хоть и..., но все-таки мы за президента»).
В России не возникло ни одной сколько-нибудь влиятельной партии или движения, основанных на либеральной идеологии как таковой
и не решающих в муках и терзаниях вопроса «на каких условиях мы все-таки готовы поддержать власть». Сама по себе такая постановка вопроса вполне оправданна. Проблема лишь в том, что у российских либералов зависимость от власти, от «колебаний генеральной линии» быстро приобрела какой-то болезненный характер. Либералы оказались не готовы вести полноценную публичную политику, хотя бы такую, какую вели их основные противники в 90-е годы - коммунисты. Оказавшись в традиционном для русской интеллигенции положении между «народом» и «властью», либералы сделали однозначную ставку на власть, на кабинетную политику, на борьбу не столько за избирателей, сколько за «главного избирателя» - президента, вначале Ельцина, затем Путина.
На определенном этапе не избежало этих метаний и «Яблоко» Григория Явлинского - наверное, все-таки самая последовательная из российских либеральных партий, познавшая вкус «нормальной» публичной политики и ближе других подошедшая к стандарту политической партии как таковой, т.е. большой структурированной группы людей, объединенных общими убеждениями и представляющих интересы определенных социальных слоев и групп. Беда «Яблока» заключалась, однако, в том, что этот социальный слой в данном случае оказался чрезвычайно узким: Явлинский и его соратники опирались в основном на леволиберально настроенную часть интеллигенции, преимущественно гуманитарной. Отсюда - печальная судьба «Яблока» как партии и Явлинского как «вечного» кандидата в президенты. Однозначно негативную роль сыграло и чрезмерное честолюбие лидера «яблочников», который со времен своего краткого пребывания в составе российского правительства в 1990 году, кажется, навеки сжился с имиджем «самого умного», но и самого «обиженного» политика, которому нужно всё - или ничего.
Впрочем, другие продукты либерального партстроительства ждала еще менее завидная участь, чем «Яблоко». Гайдаровский «Выбор России» был первой попыткой создать партию власти
. Но эта попытка оказалась неудачной. Партия власти в России не могла быть последовательно либеральной, поскольку таковой не была сама власть - по причинам, уже описанным выше, т.е. из-за отсутствия радикальной смены элит. Нужно учесть также, что партия власти как таковая может существовать лишь до тех пор, пока она успешна, пока побеждает - ведь власть на то и власть, чтобы побеждать, в противном случае властью становится оппозиция. Именно неумение побеждать
погубило целую череду партий власти ельцинской эпохи - «Выбор России», «Наш дом - Россия», наконец, «Отечество - Вся Россия». И именно победа - неважно, каким способом она достигнута - держит на плаву нынешнюю «Единую Россию». Зато Союз правых сил, еще одна попытка создать нечто жизнеспособное на праволиберальном участке российской политики, был обречен изначально. Ведь, в отличие от «Выбора России», он задумывался перед думскими выборами 1999 года даже не как партия власти, а как ее дублер, либерализованный вариант путинского «Единства» - для остатков среднего класса, не сожранных дефолтом-98, и «продвинутой» городской молодежи. СПС оказался - прошу прощения за грубое сравнение - сродни презервативу: свою функцию выполнил, но только один раз. Его лидеры, впрочем, этого не поняли, за что и поплатились в 2003 году.
Либеральная партия никогда не смогла бы стать партией власти как раз потому, что не сумела бы победить - именно в силу изначально низкой популярности либеральных идей в России
. Точнее - в силу сомнений значительной (и быстро росшей по мере осуществления либеральных реформ) части общества в том, что либерализм предлагает верные рецепты вывода страны из кризиса. В том, что демократия, частная собственность, прощание с имперскими амбициями, прозападная ориентация - верный путь для России. Сомнения эти появились очень быстро. Вот как описывает обстановку в обществе к концу уже первого года реформ коллектив авторов книги «Эпоха Ельцина» - бывшие помощники и спичрайтеры первого президента России: «По данным опросов, в конце 1992 года за реформы выступало 60% респондентов, однако по меньшей мере половина из них была против приватизации» 5 . А ведь приватизация - один из столпов либеральных реформ и вообще посткоммунистических преобразований! И далее: «В головах у людей царил хаос, исключением не были и депутаты законодательных органов, растерянные ничуть не меньше своих избирателей. Многие мечтали о возвращении к привычным прежним нормам повседневной жизни, когда всё решалось с помощью приказа или распоряжения» 6 .
Здесь, видимо, и кроется причина, с одной стороны, неудач российского либерализма, а с другой - отличия пути посткоммунистической России (и ряда других стран СНГ) от пути, избранного после 1989 - 1991 гг. большинством стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), в том числе бывшими республиками советской Прибалтики. Вот что пишет о последних американский исследователь балтийского региона Марк Бейссингер: «На самом деле в балтийских обществах отсутствовали многие благоприятствующие демократии, рынку и стабильности ценностные ориентации. Но зато в полной мере присутствовали терпимость к слабостям демократии, разрушительному действию рынка... Эта терпимость, порожденная сильнейшим желанием «вернуться в Европу», которое лежит в основе балтийских идеологий государственного строительства, и объясняет нам, почему балтийские государства достигли таких успехов, в то время как другие постсоветские страны погрязли в трясине нерешительности, неопределенности целей и пртиворечиях» 7 . В России на всем протяжении постсоветского периода не было ни такой терпимости, ни такого стремления. Болезненные либеральные реформы воспринимались большинством общества как бессмысленное и незаслуженное мучение, некий дьявольский эксперимент, который ставит над Россией кучка молодых кабинетных теоретиков, попавших под покровительство президента, быстро терявшего былую популярность... В результате на роль оппозиции в России, в отличие от ЦВЕ, уже в 1992 - 1993 гг. выдвинулись не умеренные социалисты и реформированные экс-коммунисты, не отрицавшие необходимости реформ, но предлагавшие иной их вариант 8 , а силы реванша - радикальные коммунисты и националисты.
Минусы «западничества»
Прозападная ориентация - то, что представляет собой в глазах большинства жителей ЦВЕ несомненный плюс либеральных сил соответствующих стран - для российского общества вот уже 10 - 11 лет является скорее минусом. Западнический пафос Гайдара, Чубайса, Явлинского, Хакамады идет вразрез с настроениями немалой части общества, для которой Россия имела и имеет ценность прежде всего как инициатор некоего глобального цивилизационного проекта
- неважно, православно-монархического, мессианско-коммунистического или какого-то иного. «Презренное» материальное, консьюмеристское благополучие, место пусть даже крупной и довольно влиятельной, но всего лишь одной из
стран евроамериканского мира совершенно не устраивает носителей такого (условно назовем его традиционалистским) дискурса. Многие либералы поэтому приобрели в глазах этой части общества репутацию «прислушников Запада», «агентов влияния» и «могильщиков России», ограничивающих ее суверенитет и навязывающих стране «внешнее управление» - систему, при которой судьба России решается за ее пределами 9 . Вот как формулирует суть подобных претензий модный ныне в определенных кругах политолог Станислав Белковский: «...”Чудо демократии” обесценилось уже к 1993 году, когда стало ясно, что новый режим отнюдь не принес российскому народу бесплатного и бессрочного счастья. Религия американских ценностей быстро и жестоко разочаровала россиян, но внешнее управление сохранилось - и сохраняется до сих пор... Для большей части политико-экономической элиты линия Вашингтона по-прежнему остается главным источником мудрости и критерием истины» 10 . Неважно, какова истинность таких утверждений - важно, что подобные взгляды получили в России весьма широкое распространение. В этом есть и вина самих либералов.
Несомненно, на политическую судьбу либерализма в России оказал влияние ход реформ 90-х гг. Если в Польше Лешек Бальцерович провел в начале 90-х «шоковую терапию», то «русского Бальцеровича» Егора Гайдара едва ли не с момента его появления во главе кабинета реформаторов стали обвинять в том, что он подвергает Россию «шоку без терапии». Одной из причин такого отношения стала уже упомянутая неочевидность для российского общественного сознания неизбежности либеральных реформ как таковых
. Другой - способ осуществления преобразований, уникальный для российской истории и совершенно противоположный русскому образу мышления: «...Речь шла не столько о системе определенных экономических мер, но о масштабном социальном переломе - социальной революции, вызванной резким, обвальным сокращением обязательств и полномочий государства» 11 . Между тем «в основе демократической концепции «реформы», как она сформировалась в политической борьбе 1989 - 1991 годов, лежала идея управляемой трансформации экономической системы, при которой все лучшее, все основные ценности и стоимости старой системы с некой коррекцией, но все же конвертируются в системе новой» 12 . Иными словами, умеренные реформаторы вроде Явлинского мечтали о революции сверху
, Гайдар же принес просто революцию
, обвал, практически полный отказ государства от своей патерналистской роли.
С одной стороны, общество не было готово к этому, с другой - зимой 1991 - 1992 гг., когда гайдаровская команда приступила к реформам, никакая революция сверху уже не была возможна. Ведь, как позднее писал сам Гайдар, в экономической сфере в последние годы существования СССР «единственно возможный осмысленный путь - попытаться сформировать предпосылки постепенного эволюционного поворота экономики на западный путь развития. И сделать это до того, как социалистическая экономика войдет в фазу саморазрушения» 13 . Но именно это не получилось у правительства Горбачева - Рыжкова, которое сдало дела «демократам» тогда, когда саморазрушение уже шло полным ходом. Либералы пришли не в свой черед
: видимо, куда более органичной и естественной для России была бы постепенная реформа нэповского (или, если угодно, китайско-венгерского) типа под «чутким» руководством верховной государственной власти. Либеральные преобразования могли бы быть ее продолжением, вторым этапом трансформации - а оказались первым, поскольку ни на какой «новый нэп» советское руководство в 1985 - 1991 гг. не решилось. Горбачев не стал ни советским Дэн Сяопином, ни русским Яношем Кадаром, а скорее лишь менее трагическим повторением Николая II.
Ну и, конечно, нельзя забывать и о катастрофических просчетах самих либералов. О телеге, поставленной впереди лошади - то есть либерализации цен, начатой без и вне непосредственной связи с приватизацией собственности. О самой приватизации, осуществленной в значительной степени в интересах «новой старой» правящей элиты. О чрезмерно тесных связях многих либеральных политиков с «пеной», образовавшейся на гребне волны гайдаровских реформ, - новой компрадорской буржуазией, за ведущими представителями которой быстро закрепилась кличка «олигархи», и ее «сиамским близнецом» - коррумпированной бюрократией. Тот же Гайдар - один из наиболее честных и последовательных российских либералов - уже в середине 90-х четко осознавал опасность: «Главный вопрос - какой капитализм мы получим: бюрократический, коррумпированный, где острое социальное неравенство порождает волны социально-политической нестабильности, или цивилизованный капитализм, подконтрольный обществу. Именно этот выбор, как мне кажется, будет стержневым в российской политике на ближайшие годы» 14 . К концу ельцинской эпохи этот выбор был сделан - увы, в пользу первого варианта.
Смерть либерализма?
Первый президентский срок Владимира Путина в этом отношении к кардинальным переменам не привел. Основным содержанием этих лет (2000 - 2004) стала замена федералистско-олигархической политической модели, характерной для времен «позднего» Ельцина, моделью авторитарно-централистской.
Экономический «базис» (если пользоваться марксистской терминологией) при этом остался неизменным - тот самый бюрократический капитализм. Перемены, происходящие при Путине, касаются главным образом перераспределения собственности и политического влияния между группировками «новой старой» элиты. Положение либералов - этого, как мы выяснили, «бесплатного приложения» почти к любой российской власти - при этом заметно ухудшилось. Хотя в результате хитроумных кабинетных комбинаций некоторые их представители - впрочем, далеко не столь выразительные, как прежде - удерживают позиции при
власти (Чубайс 15 , Греф, Кудрин, Христенко, в какой-то степени даже новый премьер-министр Фрадков), в целом либералы окончательно превращаются в маргинальную группу.
Их функция - отчасти техническая (все-таки провести те непопулярные реформы, которые являются неизбежными даже в рамках путинской авторитарно-бюрократической модели развития России), отчасти декоративная, определенная двойственным положением президента Путина и его режима, о котором говорит социолог Ольга Крыштановская: «Он понимает, что Запад надо соблазнять, что Западу надо все время нравиться, поэтому он кокетничает... Экономический рост - это вещь, которая ему абсолютно необходима. С другой стороны, давление собственной корпорации, которая хочет установления и поддержания сильного контроля со стороны государства, приводит к тому, что политика раздваивается и становится внутренне противоречивой: для Запада - либерал, а для своих - авторитарный царь» 16 . Немногочисленные либералы, остающиеся при
власти, и будут, очевидно, играть роль виньеток, украшающих одну из сторон медали под названием «путинский режим». Но логики развития этого режима они не в состоянии изменить. А логика эта далека от либеральной: «...Демократы были честнее (чем нынешняя правящая каста, состоящая в основном из представителей силовых структур - Я.Ш.
) - они признавали общие правила игры. Если ты проиграл, то должен уйти. И демократы ушли. Их можно упрекать в нечестности в отдельных моментах, но глобально они играли по правилам. Даже Ельцин сам подал в отставку, когда ему объяснили, что он мешает. Нынешняя же силовая элитная группа этих правил не признаёт. Для них выборы не являются тем механизмом, который может отстранить их от власти. И в этом заключается громадная опасность» 17 .
Итак, российский либерализм умер? И да, и нет. Умер - потому, что мертвы иллюзии либералов первой волны о возможности быстрого построения в России «цивилизованного» капитализма. Потому, что политическая позиция самих либералов и практика реформ, задуманных и вдохновленных ими в 90-е годы, привели к долговременной дискредитации в России либерализма как идеологической доктрины. Наконец, потому, что у либералов нет новых харизматичных и непримелькавшихся лидеров. Но либерализм жив - потому, что при всей ограниченности и незаконченности процесса смены элит в постсоветской России одним из результатов либеральных реформ все-таки стала определенная социальная подвижность, позволяющая со временем, лет через 10 - 15 (при удачном стечении обстоятельств - и несколько раньше) надеяться на постепенное внедрение в структуру правящей элиты все большего числа представителей совсем иного поколения. Это те, кто родился в конце 60-х - начале 70-х гг. и чья ранняя молодость пришлась как раз на годы либеральных преобразований. Последнее вовсе не означает преданности данного поколения либеральным идеям, но означает определенную привычку к индивидуализму и личной ответственности
, неотягощенность психологическим наследием советской эпохи, прагматизм и технократизм. Представляется, что именно это поколение сможет сделать в России примерно то же, что сделала в 60-е - 70-е гг. минувшего века похожая генерация молодых технократов во франкистской Испании: придать новый импульс экономическому развитию страны и подготовить почву для более глубоких реформ, в том числе политических.
Все это, конечно, окажется возможным лишь в том случае, если нынешний российский режим, а вместе с ним и вся страна, не надломится под грузом тех многочисленных проблем, которые он пока, судя по всему, намерен не решать, а лишь консервировать.
2 А.Левинсон. Премьер-орел, премьер-решка... // Полит.ру, 1.03.2004 http://www.polit.ru/publicism/country/2004/03/01/levinson.html
3 Например, в Чехии неким аналогом первого может считаться экс-президент Вацлав Гавел, второго - бывший премьер-министр, «отец» чешской приватизации и нынешний президент республики Вацлав Клаус.
4 Достаточно взглянуть на нынешнее руководство Польши - президента Александра Квасьневского и премьер-министра Лешека Миллера, оба в прошлом - видные функционеры ПОРП.
5 Цит. по чешскому изданию: Jelcinova epocha. Od Gorbacova k Putinovi: Obrazy z modernich dejin Ruska. Praha, 2003. S. 151.
6 Там же.
7 Страны Балтии и Россия: общества и государства. Сборник статей. Редакторы-составители Д.Фурман, Э.Задорожнюк. М., 2002. С. 311 - 312.
8 Эта роль на российской политической сцене досталась «Яблоку» и ряду демократических организаций-«однодневок» вроде Партии российского единства и согласия С.Шахрая, Демократической партии Н.Травкина, движения «Реформы - новый курс» В.Шумейко и других структур, сами названия которых уже почти стерлись из памяти общества.
9 В действительности концепция государственного суверенитета - одна из наиболее сложных и запутанных проблем современного международного права. Ясно, что в условиях глобализации экономики прежние представления о суверенитете как безусловной самостоятельности и свободе решений и действий отдельного государства явно устарели. К примеру, обладает ли таким суверенитетом самая могущественная держава мира - США, учитывая, что основными держателями американских государственных ценных бумаг, от курса которых во многом зависит состояние финансовой системы Соединенных Штатов, в настоящее время являются Япония и Китай? Или здесь тоже в какой-то мере можно говорить о «внешнем управлении», хотя представление об Америке, управляемой из Токио и Пекина, на первый взгляд кажется абсурдным?
10 С.Белковский. Трагедия Владимира Путина // Лента.ру, 19.01.2004 http://vip.lenta.ru/fullstory/2004/01/19/putin/index.htm
11 К.Рогов. Между демократией и свободой. Идейные парадоксы русской демократической революции // «Неприкосновенный запас». 2003. № 5.http://www.russ.ru/nz/2003/5/rogov-pr.html
12 Там же.
12 Е.Гайдар. Дни поражений и побед. М., 1996. С. 34.
14 Там же. С. 9.
15 Его дни во главе РАО «ЕЭС России», впрочем, согласно упорным слухам, уже сочтены.
16 О.Крыштановская. В направлении наполеонизации // Газета.ру, 19.03.2004 http://www.gazeta.ru/comments/tendency/96742.shtml
17 Д.Орешкин. Новая элита: двери закрываются? // Полит.ру, 11.03.2004
«Либеральная интеллигенция» — одно из самых ходовых и самых спекулятивных понятий в сегодняшнем политическом лексиконе. Для начала попробуем понять, кто имеет право претендовать на это почетное звание.
Если вы заняты умственным трудом, и считаете, что идеология бывает либо коммунистической, либо фашистской, а нормальные, не сумасшедшие люди, безусловно, свободны от какой-либо идеологии и придерживаются здравых либерально-рыночных убеждений, если вам кажется, что прогресс есть некое заданное движение, в авангарде которого находятся развитые страны Запада, и движение это нельзя ни развернуть, ни остановить, ни изменить, то вы, скорее всего, относитесь к либеральной интеллигенции в её современном российском варианте. Разумеется, бывают либералы с гораздо более сложными представлениями, здесь же речь о неком полусознательном или бессознательном идеологическом остатке, впитанном как свойство среды, как идеологический мейнстрим своего времени.
В позднесоветское время верхушка этого слоя обладала доступом к тем культурным ценностям, которые запрещались, скрывались или просто не афишировались Советской властью. Эти ценности — в первую очередь — культура русского модернизма, а также т.н. «белые пятна истории», то есть, «скелеты в шкафу» советского периода. Соответственно, в перестройку этот слой обрел некоторую просветительскую функцию, став транслятором этих открытий и ценностей, а вместе с ними и их интерпретаций. В первой половине 90-х, однако, основной поток культурных и исторических открытий исчерпывается, интерес широкой аудитории иссякает. Исчерпывается «миссия», а вместе с ней заканчивается и естественная культурная гегемония этого слоя.
Появление в это же время «красно-коричневой» оппозиции и связанная с ней долговременная выборная интрига (отчасти продолжающаяся до сих пор) в каком-то (в дурном) смысле сплотило либеральную интеллигенцию, актуализировав её свойства, оформлявшиеся ещё с довоенного времени — постепенное разочарование в советском социализме (а заодно в социализме как таковом), реакция на сталинскую диктатуру, в частности, на «борьбу с космополитизмом», обида на Советскую власть («я, научный сотрудник, получаю меньше рабочего!», «я, умный и предприимчивый, не могу нормально развернуться в Совке!» и т.п.), в общем, всё те страхи, комплексы, обиды и представления, которые постепенно превратили «демократическую», «революционную», «левую», «социалистическую» интеллигенцию 19-го – начала 20-века в «либеральную», «правую», «буржуазную», «демшизовую» интеллигенцию конца 20-го века.
Механическое отталкивание от Советской власти, которая осознавалась как охлократическая, как бы выросшая из знаменитого ленинского тезиса о кухарке, управляющей государством, привело к тому, что те ценности, которые – чаще на словах – прокламировала Советская власть, стали восприниматься как подлинно античеловеческие, в результате чего у интеллигенции выработалось, конечно же, никакое не демократическое, а радикальное буржуазно-элитистское сознание, в котором солидарность ощущалось как опасное заблуждение, пролетариат — как потенциально опасная человеческая масса, которую во что бы то ни стало нельзя больше допускать до власти (желательно вообще лишить избирательных прав, как когда-то большевики лишили буржуазию), деляги и фарцовщики казались сродни вольным поэтам (потому что и у тех, и у других были проблемы с Советской властью), а, соответственно, искусство – «видом частного предпринимательства» (слова И. Бродского из Нобелевской речи).»Они думали так в отношении власти: «Кретины, оставьте нас в покое — мы будем заниматься высшей математикой, теоретической физикой и семиотикой. И все будет в порядке» (Александр Пятигорский). Ни о каких «рабочих Германии» и «детях Африки» эти люди не могут слышать до сих пор, зато любую попытку отобрать у капиталиста немного его сверхприбыли каждый порядочный либеральный интеллигент ощущает как личную катастрофу.
В путинскую эпоху либеральная интеллигенция, наконец, сталкивается со своей давней мечтой – на место криминальных сорви-голов эпохи первоначального накопления с их «шальным баблом», пришла более или менее реальная буржуазия, со своими реальными, достаточно долговременными интересами. Что, естественно, породило и определенный, свойственный полупериферийному капитализму тип управления и идеологию. В результате, лозунги, которые так много лет повторяла либеральная западническая прослойка, сегодня повторяют путинские национал-либералы, агрессивно празднующие победу «мещан над интеллигенцией».
Карикатурный образ «демшизы» («космополитический» имидж, заклинания об «общечеловеческих ценностях», «эта страна», «весь цивилизованный мир» и т.п.) стал той идеальной моделью, от которой отталкивается путинский агитпроп, навязывая нации образ «врага из 90-х». Что, кстати, не так уж сложно, ведь если, после того, как либералы-западники без конца твердили о том, что США – самое миролюбивое государство на планете, всеобщий друг и союзник, приходит Михаил Леонтьев и говорит, что США есть агрессивный хищник, преследующий свои интересы в разных концах земного шара, то (после Хиросимы, Вьетнама, Чили, Ирака и т.д. и т.п.) такое мнение звучит гораздо более убедительно. Каким образом может развиться критический дискурс, способный действительно противостоять ему? Что такое российский интеллектуал сегодня? Кого он представляет и кого хочет представлять?
Интеллектуалы 90-х, претендовавшие на критическую функцию, выходцы из, так или иначе, «правого» культурного андеграунда (левого андеграунда, как и, за редкими исключениями, левого диссидентства, не существовало) воспринявшие (как и новое поколение) модный и ходовой в 90-е верхушечный пласт постмодернистской критической программы, закономерно оказались не голосом общества вообще, и даже не голосом либерального слоя (как «шестидесятники»), а всего лишь голосом его очень узкой элиты. И, несмотря на свой интеллектуализм, они так и остались всего лишь выразителями своей среды, то есть, (пост)советской интеллигенции, в своей подавленности советским социализмом агрессивно отторгавшей огромные пласты мысли – левой: марксистской и т.п., оставаясь в плену снисходительно-снобистских представлений о западных леваках, которые «с жиру бесятся», «не знают, что такое социализм», «нам бы их проблемы» и тому подобное.
Маргинальное и идеологически уязвимое положение сегодняшней либеральной интеллигенции связано в том числе с её невозможностью опереться на что-либо в истории России. Октябрьскую революцию, событие, верность которому создаёт сегодня почву (в том числе критическую) для развивающейся новой левой (несмотря на жесточайшие внутренние разногласия по тем или иным фактам советской истории – от Кронштадта до смысла перестройки) либеральная интеллигенция отвергает, предпочитая миф о «загубленной большевиками» демократии, заодно отвергая всю предшествовавшую, начиная с декабристов, революционную традицию в России. (Ирония в том, что на самом деле ВСЕ силы, олицетворявшие в 1917 году «загубленную демократию» — может быть, кроме анекдотичного Керенского — являются либо слишком правыми, либо слишком левыми для сегодняшних оппозиционных либералов.) Ещё два ключевых события – путчи в начале 90-х. Был ли разрыв между «защитой свободы от сил реакции» в 1991-ом и «разгромом реакционного парламента» в 1993 году, одобренным большей частью либеральной интеллигенции? Именно этими событиями российской истории был поставлен вопрос, без ответа на который невозможно противостоять агрессивной национал-буржуазной пропаганде сегодня, вопрос, касающийся, не в последнюю очередь, отношения к «демократизаторской» политике США (на фальшивом противостоянии которой, как уже было сказано, выстраивалась официальная идеология все последние годы). Что, собственно, такое «демократия»? – возможность самых «цивилизованных» и просвещенных обезопасить себя от всех остальных (эту точку зрения разделяет как сегодняшняя российская власть, так и большая часть оппозиционных либералов), или тяжелейшая, рискованная ежедневная работа, которая неизбежно ставит под сомнение такие безусловные ценности либерального капитализма, как парламентская демократия, право частной собственности и отношения наёмного труда. И, соответственно, кем видит себя интеллигентская прослойка – наемными профессионалами, реализующими своё право служить буржуазии (в основном на производстве и трансляции идеологий), ассоциируя себя скорее со своими работодателями, чем с собратьями из других страт наёмных работников и следуя той или иной корпоративной этике, либо интеллектуалами, выходящими за её пределы, пытающимися ставить и решать на практике тяжелейшие вопросы об универсалиях; равенстве и прямой демократии.
Без ответа на эти вопросы, без интенсивного классового, социополитического, а соответственно, и культурного, исторического самоанализа выход интеллигенции на какие-либо критические позиции невозможен.
Кирилл Медведев (1975), поэт, живет в Москве, член социалистического движения Вперед
Сокращенный и переработанный вариант статьи, опубликованной на сайте
И в ЖЖ, и в прокремлевских СМИ нередко можно встретить утверждение о том, что либеральная и прогрессивная интеллигенция себя полностью дискредитировала, подорвала свой моральный авторитет, сама себя высекла и выбросилась на обочину истории и т.п. Как-то так получилось, что стороны негласно договорились друг с другом: "интеллигенция" согласилась верить в единое путинское большинство в 84%, а прокремлевские публицисты согласились верить в то, что наиболее образованные люди по определению враждебны режиму. Отсюда якобы следует презрение первых к народу как таковому (аудитории телевизора, уралвагонзаводу, православному сообществу, ватникам и т.д.) и подозрительность вторых к научным и культурным деятелям, стремление всеобщий ограничить доступ к высшему образованию, максимально сократить количество гуманитарных вузов, музеев, библиотек, ввести цензуру в искусстве и т.п.
На самом деле, разумеется, все сложнее. Разделение проходит совсем по другим критериям. Во-первых, никто не умеет делать качественную пропаганду и эффективно внедрять идеологию, кроме интеллигенции. Борис Межуев, Дмитрий Киселев, Владислав Сурков, Владимир Толстой - это тоже интеллигенция, весьма образованные люди, но работающие на укрепление легитимности путинского режима. И митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) в этом смысле куда опаснее и коварнее, чем его собрат по архиерейскому клубу - митрополит Новосибирский Тихон (Емельянов), ополчившийся на "Тангейзера", хотя оба они делают одно дело, но один - аккуратно и тихо, а другой - топорно и с лишним шумом.
Во-вторых, "либеральная интеллигенция" - это миф, она не существует как единая общность, у нее нет общих лидеров и кумиров из ныне живущих людей, а накал страстей внутри тех, кого принято считать либералами, порой даже выше, чем между сторонниками и противниками Путина. Да и самые заметные либералы в большинстве своем успешно встроены в систему и выполняют в ней важные информационные и управленческие функции (Анатолий Чубайс, Михаил Федотов, Ксения Собчак и др.). Путинское большинство - это точно такой же миф, фикция, обманка, которая определяется только одним - лживыми соцопросами полностью дискредитировавших себя центров изучения общественного мнения. Бессмысленно спрашивать человека о том, поддерживает ли он Путина, если в обществе нет ни свободных выборов, ни политической конкуренции, ни сменяемости власти, ни торжества Конституции над прочими законами и указами. Любой опрашиваемый лишь отмахнется от интервьюеров как от назойливых мух или жестоко их потроллит, уверяя в пламенной любви к национальному лидеру и его верному оплоту - партии "Единая Россия".
Главная задача такого рода мифотворцев, сталкивающих интеллигенцию с большинством из "простых людей" (кто такие эти "простые люди"?!), состоит в том, чтобы не допустить объединения граждан вокруг базовых вещей, важных для всех - для националистов, либералов, социалистов и проч. Это равенство всех перед законом, социальные лифты, соблюдение элементарных прав, гарантированных Конституцией и т.п. И, конечно, большая ошибка считать мнением православного сообщества те установки, которые транслируются властолюбивыми функционерами РПЦ или озабоченными защитой "духовных скреп" чиновниками. Настоящих христиан объединяет только одно - вера в Иисуса Христа и желание быть с Ним, а не выполнение любых капризов и прихотей священноначалия и гневные "молитвенные стояния" с требованиями наказать кощунников и посадить их в тюрьму.
Поэтому и противостояние сейчас происходит вовсе не между путинским большинством и либеральным меньшинством, а между Левиафаном, которого оседлали недалекие и беспринципные временщики, и между теми, кто готов отстаивать справедливость, несмотря на угрозу своего преследования. В этом смысле доносительство друг на друга среди либералов развито гораздо шире, чем в обществе в целом, ибо именно либералы - наиболее последовательные государственники, оправдывающие практически всё юридической и экономической необходимостью. В основном же русский народ - анархист по природе и поддерживает нынешнюю власть, зная по опыту, что любая последующая власть будет лишь хуже, а потому какой смысл менять одних на других.
