Окружения 1941 года. Вяземский "котел" – малоизвестная страница истории войны

Мой знакомый Алексей Кислицын, представитель международной ассоциации общественных поисковых движений, давно и успешно работает в немецком архиве на территории Германии с документами, касающимися Второй мировой войны.
Я всегда с большим интересом жду от него известий. Каждая новость - еще одна ранее неизвестная, но теперь обнаруженная и документально подтвержденная страница из военной истории нашего города.
Это уникальные документы, о которых мы раньше не знали. Надеюсь, они прольют свет на некоторые исторические моменты и послужат поводом для дальнейших исследований на эту тему.
Некоторые историки до сих пор спорят, сколько же наших солдат и офицеров погибло в Вяземском котле в октябре 1941 года? Сколько было взято в плен?
Для меня большим шоком стало изучение ранее засекреченного документа немецкого Штаба армии от 15.10.1941 года. Это «Заключительный отчет о положении врага в окружении под Вязьмой». Я никогда не читала документы о войне от лица противоположной стороны. Меня коробила сама мысль о том, что врагами в документах кто-то может называть не фашистов, а наших солдат и офицеров.
Тем не менее, я читала этот архивный немецкий документ семидесятипятилетней давности и обнаруживала поразительные детали и факты:
«В 12-дневном прорывном и окружающем сражении западнее Вязьмы 4-я армия с подчиненной ей 4-й танковой группой в плотном взаимодействии с 9-й армией и 3-й танковой группой, активно поддерживаемая авиацией, при сражении и разведке сил Красной Армии полностью уничтожила массу советских войск Западного, Центрального (Резервного) фронтов в составе: 16-я, 19-я, 20-я, 24-я и 43-я армии, а также 32-я, 33-я, 49-я резервные армии.
В общей сложности уничтожено: 45 стрелковых дивизий, 2 танковые дивизии, 3 танковые бригады, 2 кавалерийские дивизии, а также множество армейских сухопутных соединений.
Большая часть дивизий были вынуждены сдаться в расположении 4-й армии в результате активных атакующих действий 9-й армии:
332 474 военнопленных
310 танков
1653 орудий, а также множество противотанковых и зенитных орудий, гранатометов, пулеметов, единиц автомобильной техники и другой техники были захвачены в качестве трофеев или уничтожены.
Уничтожение заключенных в котле под Вязьмой вражеских сил окончено. Уничтожены все силы за исключением небольших «заусениц» которые пробились через кольцо на восток. Общая масса захваченной техники пока не поддается исчислению и собирается по полям сражений и лесам.
Потери противника исчисляются в общей сложности числом в 500 000 - 600 000 человек, погибших, плененных и раненых. Многие части дрались до последнего человека…
Кроме этого захвачено 53 груженных поезда, 7 локомотивов, 1 бронепоезд, 2 склада с припасами, 1 склад с 6 тысячами авиабомб и 3 склада с продовольствием
Цифры не окончательные и будут уточнены по окончанию зачистки».
В этом сухом и по-немецки педантичном документе меня удивила точная цифра советских военнопленных - 332 474 человека. И наши потери - погибшие, пленные, раненые - числом в 500 000 - 600 000 человек.
И, конечно же, я обратила особенное внимание на фразу: «Многие части дрались до последнего человека…». Честь и хвала нашим доблестным Защитниками Отечества.

Вновь обращаю внимание на то, что в данном случае Лукин уже заслуживал расстрела перед строем армии. Как за фактический отказ от попытки вырваться из окружения, за разложение воинской дисциплины и самовольный роспуск частей, так и за неисполнение приказа Ставки о руководстве прорывом из окружения четырьмя армиями, приказа № 270 от 16 августа 1941 г. и т. д. Мне лично очень трудно понять одну вещь - неужели среди всего командного состава не нашлось ни одного более или менее приличного человека, чтобы немедленно расстрелять Лукина и всю его камарилью как настоящих предателей и изменников Родины?! Куда глядели Особый отдел, военный прокурор, военный трибунал?! Ведь на кону-то стояли жизни вверенного им целого миллиона человек, и особенно судьба столицы!

Так вот и спрашивается, не эту ли подлинную, крайне неприглядную правду об истинном происхождении трагедии Вяземского «котла» имел в виду Лукин, изрядно осмелевший после убийства Сталина, который в эйфории победы и по причине инвалидности Лукина - в плену ему ампутировали ногу - просто сжалился над ним и не поставил к стенке?! Не из-за этого ли Лукин так лихо сваливал всю вину на Конева и Буденного?! Ведь самый лучший способ сокрыть свое предательство - свалить вину за трагедию на других! Никто не спорит, что и они были виноваты, но они были виноваты за дубовое руководство боевыми действиями. А вот за то, что произошло в окружении, - за это должен был ответить лично Лукин и только у расстрельной стенки. Ведь только под Вязьмой было угроблено 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! Немцы всего 28 дивизиями окружили 37 наших дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! А через несколько дней тевтоны оставили всего 14 дивизий и наши 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий безропотно, как бараны, сдались, не будучи побежденными! Более того. Кто-либо может вразумительно объяснить, а при чем тут Сталин и Ставка, если решение, выраженное в приказе Лукина, даже не было сообщено в Ставку, если на последние запросы Ставки Лукин вообще не находил нужным отвечать?!

Может быть, хватит с маниакальным фанатизмом все валить на Сталина и на Ставку?! Может быть, пора, наконец, хоть что-то спросить с наших «доблестных» генералов и маршалов военной поры?! Сколько же можно очернять Верховного Главнокомандующего, Ставку и Генштаб во главе с мудрейшим асом маршалом Шапошниковым, и выставлять их виновными по любому поводу, а чаще всего, и без повода?!

Примечания:

Halford J. MacKinder. The Round World and the Winning of the Peace. Foreign Affairs, July 1943.

Более подробно по этому вопросу см. прекрасную, великолепно аргументированную рассекреченными документами СВР, ГРУ, МИД, Фонда Сталина, Коминтерна и иными ранее абсолютно неизвестными документальными материалами книгу Юрия Тихонова «Афганская война Сталина. Битва за Центральную Азию». М., 2008.

Лопуховский Л. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2007, с. 557.

Мухин Ю. И. Если бы не генералы. Проблемы военного сословия. М… 2006. С. 198–204.

пакет для вакуумной упаковки.

«Вязьма! Вязьма! Кто её забудет? Я прослужил в нашей Красной армии, считай, не один десяток лет, бывал в боях, видывал виды!.. но то, что всем довелось пережить под Вязьмой, такое было впервые. День и ночь наши дивизии били врага. И как били — насмерть. Раненые отказывались выходить из боя. На место павших вставали всё новые и новые бойцы. Всё кругом пылало... Тогда наши солдаты грудью закрыли дорогу на Москву».

Маршал Советского Союза И. С. Конев

Две точки зрения

7-12 октября этого года исполняется 65-я годовщина трагедии нашей армии и Московского ополчения под Вязьмой.

Однако до сих пор не стихают споры, что же произошло западнее Вязьмы в начале октября 1941 года. Окружённые в Вяземском котле войска Красной армии задержали вермахт на две недели и тем самым спасли Москву или трагедия, разыгравшаяся под Вязьмой, навсегда останется в истории фактом воинского позора "непобедимой и легендарной«?

Юрий Александров, участник битвы под Вязьмой, историк архитектуры:

— 2 октября 1941 года немецкое командование приступило к осуществлению плана захвата Москвы. Его началом стало сражение за Вязьму. Две танковые колонны группы армии «Центр», прорвав линию обороны восточнее Буга и восточнее Смоленска, соединились в районе Вязьмы, замкнув огромный «котёл». В него попали пять советских армий, было захвачено около 500 тысяч пленных, погибло до миллиона советских солдат и офицеров. Во время последнего боя на Богородицком поле был тяжело ранен и попал в плен командующий войсками генерал-лейтенант М. Ф. Лукин .

Но одно из крупнейших поражений Красной армии стало её стратегической победой. По воспоминаниям маршала Жукова , в результате активных действий окружённых под Вязьмой частей удалось выиграть время, построить оборону вокруг Москвы и подтянуть свежие резервные войска из Сибири.

Иван Сёмушкин, участник битвы под Вязьмой, строитель:

— Я глубоко убеждён, что Вяземский котёл осени 1941 года — военная трагедия, не имеющая прецедента в истории. Просчёты командования и общая ситуация на фронте привели к тому, что Вязьма стала городом воинского позора. Согласно опубликованным в печати данным, в районе Вязьмы были окружены 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и 4 полевых управления армий (в течение короткого промежутка времени прекратила своё существование миллионная группировка войск Красной армии). Советские войска потеряли около 6 тысяч орудий и свыше 1200 танков. Однако, поскольку у нас всегда любили передёргивать неприятные факты и лакировать действительность, уверен, что потерь было значительно больше...

Свидетельствуют очевидцы

Виктор Розов, боец орудийного расчёта. Впоследствии известный драматург, сценарист: «Вечно живые», «Летят журавли» и др.:

— ...Вооружение — допотопные ружья прошлого века, пушки прошлого века 76-мм, все на конной тяге. Мы, можно сказать, голые, а они — из железа. На нас двинулось железо. Как нас обстреливали — мотоциклы, танки! А у нас 76-мм пушка...

Красноармеец Софин, пулемётчик. После войны работал ведущим конструктором по горному оборудованию:

— Из деревни вышли танки... Кажется, здесь мы испытали настоящий страх, ведь бороться с танками нам практически было нечем, если не считать, конечно, бутылок с горючей жидкостью. В отличие от КС (самовозгорающейся смеси, появившейся позже) они зажигались с помощью двух в палец толщиной спичек, прижатых к бутылке резиновыми кольцами. Перед броском нужно было провести спичками по серной тёрке, а потом швырнуть бутылку в танк. Однако, на наше счастье, танки неожиданно встали, не сумев преодолеть разделявшую нас небольшую, но с обрывистыми берегами речушку.

Александра Рюмина, санинструктор. После войны работала на «Трёхгорной мануфактуре»:

— ...Это место — Коробец — хорошо известно. Здесь самое массовое захоронение 8-й дивизии. Копали могилу ночью, чтобы немцы ничего не заподозрили (был приказ не хоронить, а сжечь и пепел отправить в Германию на удобрение). Наших бойцов хоронили дети-школьники и взрослые жители села. Весь октябрь возили тела погибших солдатиков на деревянных корытах. Ельнинцы, спасибо им, сделали памятник. 1400 человек здесь лежит.

Григорий Ситник, ополченец:

— Вечером 4 октября меня вызвал комиссар артполка (975-го) и приказал возглавить группу, включая штабную батарею, и отвести в тыл на 15 км, где должна была собраться наша дивизия на новых рубежах. В состав указанной группы тыла был включён и личный состав, обслуживающий четыре 120-мм гаубицы на мехтяге. Эти гаубицы поступили к нам на марше. Они были на заводской смазке и без единого снаряда к ним! Наша группа на машинах отъехала на 15 км в тыл, и там представитель штаба дивизии дал указание двигаться на северо-восток ещё на 40 км. В новом месте ранним утром 5 октября уже никакого представителя дивизии или полка не было. Мы оказались предоставленными самим себе. Село, в которое мы въехали, казалось вымершим. Население попряталось, армейские склады были раскрыты и без охраны. Всё свидетельствовало о сверхспешном отходе тех частей, которые были в селе ранее. Посоветовавшись с начальником служб тыла полка, я решил, что группа должна двигаться к Вязьме, где мы постараемся найти дивизию или наша группа будет присоединена к другой действующей части. Решено было также перемещаться только в вечерние, ночные и утренние часы суток. При выезде из указанного села наши машины были обстреляны миномётным огнём противника. Мы ответили ружейным огнём прямо с движущихся машин. Выехали из-под обстрела. Тяжело было видеть, как люди, боевая техника, танки, артиллерия откатывались на восток сплошным потоком, который прерывался только бомбёжками противника. Не чувствовалось никакого управления. Части и соединения перемешались".

В своих воспоминаниях Ситник приводит почти анекдотичный случай. Под Юхновом ему встретился генерал (в котором он позднее признал Жукова). Ситник обратился к нему с вопросом, где найти 8-ю стрелковую дивизию. На что тот ответил: «Молодой человек, мы не знаем, где армии находятся, а вы о дивизии.

Борис Рунин, ополченец. Писатель:

— Многие бойцы кончили свою жизнь в немецком плену. Задачей немцев было уничтожение живой силы СССР в общем и военнопленных в частности. Создавались невыносимые условия для существования пленных. По дороге в лагерь их ничем не кормили. Они питались попадавшимися по дороге капустными листьями, корнями, ржаными колосьями с неубранных придорожных полей. Воду пили из дорожных луж. Останавливаться у колодцев или просить напиться у крестьян строго воспрещалось. Так, в течение пяти дней — с 9 по 13 октября 1941 года — гнали колонну пленных в Дорогобужский лагерь. Колонну сопровождала машина, на которой были установлены четыре спаренных пулемёта. По пути в одной из деревень под печкой сгоревшего дома пленные увидели полуобгоревшую картошку. Около 200 человек бросились за ней. Из четырёх пулемётов был открыт огонь прямо в толпу. Несколько десятков пленных погибло. По пути пленные бросались на поля с невыкопанной картошкой, тотчас же открывался огонь из пулемётов.

Раненые жестоко страдали от жажды. Удавалось доставать, и то с большим трудом, по одной-две столовые ложки воды в сутки только для тяжелораненых. Запёкшиеся губы трескались, от жажды распухали языки. Медицинского обслуживания нет, медикаменты и перевязочный материал отсутствуют. На палату со 160 ранеными дают два бинта в день. Перевязки не делаются по месяцу. Когда снимают повязку, раны оказываются наполненными червями, которые выбираются пригоршнями. Отмороженные конечности представляли собой чёрные обрубки, мясо и кости отваливались чёрными кусками. У многих конечности отмораживались тут же в палатах. Йода для оперируемых нет, его заменяют глизолом. Раненые гнили заживо и умирали в страшных мучениях. Многие умоляли, чтобы их пристрелили и тем избавили от страданий. Запах гниющего мяса, трупный смрад неубранных мертвецов наполняют палаты. Смертность в лагере от голода, холода, болезней и расстрелов достигала 3-4 процентов в день. Это значит, что за месяц весь состав пленных вымирал. За два с половиной осенних месяца — октябрь, ноябрь и часть декабря — вместе с гражданскими пленными, составлявшими большинство, в лагере умерло 8500 человек, то есть больше 100 человек в среднем в день. В зимние месяцы ежедневно умирало от 400 до 600 человек. Ежедневно 30-40 длинных дрог грузилось трупами умерших и замёрзших. В штабелях трупов, складывавшихся, как дрова, возле бараков, были и живые. Часто в этих штабелях двигались руки, ноги, открывались глаза, шептали губы: «Я ещё жив». Умиравших хоронили вместе с мёртвыми...

«Ты всё сделала правильно, мама»

«Русской голгофой» назвал трагедию, разыгравшуюся в октябре 1941 года под Вязьмой, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл .

В наши дни пришла пора «собирать камни». В деревне Мартюхи, где шли наиболее ожесточённые бои, по инициативе местных жителей и на их частные пожертвования построен деревянный храм во имя великомученика Феодора Стратилата. В храме постоянно совершается поминовение более двух тысяч воинов «за веру, народ и Отечество на брани убиенных», имена которых присланы их родственниками из разных уголков нашей Отчизны от Калининграда до Камчатки.

Несколько лет назад в семидесяти метрах от храма был обнаружен окоп нашего миномётного расчёта. Рядом с телами погибших миномётчиков нашли 67 неиспользованных мин и 15 взрывателей. В память о миномётчиках был установлен и освящён шестиметровый поклонный крест. Всего на сегодняшний день на месте боёв установлено шесть таких поклонных крестов.

Кто же занимается этим святым делом? Кто построил в Мартюхах православный храм? Кто устанавливает поклонные кресты? Знакомьтесь: иеромонах отец Даниил (Сычёв) и монахиня матушка Ангелина (Нестерова) .

— Я родилась в 1944 году, поэтому о войне и тех событиях, которые разворачивались в этих местах, знаю от родителей, — вспоминает матушка Ангелина. — Здесь неподалёку протекает речушка Вазузка. Так вот мама рассказывала, что весной 1942 года немцы гоняли каждое утро в течение месяца всех жителей деревни вылавливать трупы советских бойцов. Хотя вылавливать — это не совсем верно. Трупы солдат лежали слоями. Снимали верхний, немного оттаявший слой, рыли ров, закапывали, потом следующий слой... Сколько их было, этих слоёв один на другом, — непостижимо уму человеческому.

— Матушка Ангелина, в прошлой, если можно так выразиться, жизни вы — доктор биологических наук, директор латвийского филиала Института кибернетики, и вдруг такой резкий поворот в судьбе — монахиня.

— Да, был такой грех. Много лет я занималась моделированием генетических процессов. Сейчас как монахиня я считаю, что лучше этим человеку не заниматься, но тогда мне очень нравилась моя работа. Всю сознательную творческую жизнь я отдала решению этой проблемы. Наверное, поэтому было очень трудно принять то, что всю жизнь занималась вредным и опасным делом. Раньше, когда мне об этом говорили, я отвечала: если бы не я, кто-нибудь другой всё равно бы этим занимался. А сейчас понимаю: ну и пускай кто-нибудь другой. Тогда бы это был его грех.

— В каком году вы вернулись из Латвии на Родину?

— В 1992-м. Тут многое совпало: тяжело заболела мама. Латвия заявила о выходе из СССР. Начинались другие времена: нужно было определяться, понять своё место в этом времени. Хотя в духовном плане, я думаю, ничего не изменилось, изменились материальная среда и положение каждого человека в этой материальной среде. Мне предлагали очень выгодный контракт: на 10 лет поехать работать в Германию. Но... Был, видимо, Промысел Божий. Я вернулась на Родину.

Здесь необходимо сделать маленькое отступление: папа мой из семьи потомственных плотников, пришёл с войны инвалидом, без руки, и до самой смерти сокрушался, некому будет продолжить дело семьи — строить дома. В семье росли две девочки — я и младшая сестра. «Эх, девки, какой с вас толк, — горевал отец, — вы даже дом не построите». И вот в 1989 году в память об отце я решила в его родной деревне, где к тому времени не осталось ни одной живой души, построить дом. Самой было непонятно, зачем я его буду строить, я ещё в Латвии жила. И мама говорила: зачем тебе дом в Мартюхах? Будет он один стоять в чистом поле. Его же сожгут... Однако опять же Промыслы Господни совершенно неисповедимы. В 1992 году, когда я приехала сюда жить, дом оказался как нельзя кстати.

Работы по моей специальности здесь, естественно, не было, и кто-то из знакомых посоветовал мне обратиться в Вяземский мужской монастырь. Я удивилась: что я буду делать в монастыре, тем более мужском? Оказалось, там был замечательный настоятель игумен Аркадий , создавший центр духовного просвещения. В этом центре нашлось дело и для меня. Там же, в монастыре, я познакомилась с отцом Даниилом.

В 1995 году священников Вяземского монастыря распределили по приходам, и я получила благословение от отца Аркадия помогать отцу Даниилу. А в 1996 году мы с отцом Даниилом начали строить храм. Я обратилась к митрополиту Смоленскому и Калининградскому Кириллу: так, мол, и так, владыко, в память о трагических событиях Вяземского котла мы на свои собственные средства на собственной земле хотим построить храм, на что и просим вашего благословения. Представляете, какая-то светская женщина, я тогда ещё не была в постриге, из глухой деревни просит благословения на строительство храма?! Но, видимо, милость Божья была, владыко благословил.

Строили храм четыре года, в прямом смысле всем миром. Спонсоров-миллионеров у нас не было, деньги жертвовали простые люди.

— А чья идея была устанавливать на месте боёв православные кресты?

— Отца Даниила. Средств на дорогие, помпезные памятники у нас нет, вот батюшка и придумал делать шестиметровые православные кресты. Отец Даниил у нас не только священник, он ещё и замечательный художник. Сам делает эти кресты.

— Матушка Ангелина, если можно, несколько слов о семье.

— У меня один сын. Живёт в Латвии. Окончил медицинский институт с отличием, но занимается частным предпринимательством, рекламой, из-за чего я очень страдаю. Правда, на его деньги здесь много чего построено. А муж рано умер, сына воспитывала практически одна.

— И как сын отнёсся к вашему решению столь круто изменить жизнь?

— Поначалу очень плохо отнёсся, категорически был против. А в этом году в августе он приехал сюда и первый раз сказал: «Ты всё сделала правильно, мама».

Война не хочет уходить

Двадцать лет назад по инициативе отца Александра Клименкова , тогда секретаря парткома совхоза «Днепропетровский» (о судьбе этого удивительного человека «АиФ. Долгожитель» расскажет в одном из ближайших номеров), на вяземской земле было создано первое в стране Поле Памяти.

— В 1985 году при строительстве свиноводческого комплекса в деревне Кайдаково экскаваторщик вырыл останки четырёх наших бойцов, — рассказывает отец Александр. — Мы торжественно перезахоронили их у Вечного огня. А потом были найдены останки ещё 29 бойцов, потом — 17, потом ещё и ещё, и мы поняли, что на этом поле тысячи, десятки тысяч незахороненных останков. И места у Вечного огня будет недостаточно.

Так родилась идея создать Поле Памяти. За это на выездном бюро обкома меня хотели исключить из партии. У нас ведь не любили говорить о поражениях. В Сталинградской битве погибло в два раза меньше наших бойцов, но там была победа. А здесь — поражение. Вот и замалчивали многие годы подвиг людей, совершивших чудо жертвоприношения, без которого не было бы ни Московского сражения, ни Сталинградской битвы.

7-12 октября исполняется 65 лет тем далёким событиям. Но война никак не хочет уходить. Несколько лет назад шестеро пацанов, учеников Кайдаковской средней школы, нашли снаряд времён Второй мировой войны и бросили его в костёр. Пятьдесят лет смертоносный металл пролежал в земле, но не утратил своей страшной разрушительной силы. В результате взрыва погибли 6 детей: Миша Семёнов, Олег Новиков, Миша Мельников, Серёжа Кудрявцев, Дима и Денис Фомочкины . На Поле Памяти им тоже установлен памятник. Война, таким образом, продолжается. И будет продолжаться до тех пор, пока её смертоносное наследие напоминает о себе, калеча и убивая людей, в первую очередь детей. В память об этих мальчишках я написал песню.

Здесь каждый вечер в месте страшном том


А уходить назад никак не хочет.
Ах пацаны, ах пацаны!
Каким коротким было лето.
Все ужасы вернувшейся войны
Гасили взрывом ранние рассветы.
Как не хотел гореть сырой костёр.
Скользило тело ржавого снаряда.
Шесть пацанов судьбе наперекор
Упали от осколочного града.
Как мне хотелось ухватить войну
За длинный хвост её костлявой смерти.
Чтобы досталось мне, не пацану,
Но, видно, смерть хвостом умело вертит.
Здесь каждый вечер в месте страшном том
Седой туман слезою землю точит.
Война нежданно возвратилась в дом,
А уходить назад никак не хочет.

Можно по-разному оценивать те трагические обстоятельства, которые сложились для нашей страны и армии в начале Великой Отечественной войны. Можно заново переосмысливать и трактовать те причины, по которым в страшном хаосе первых месяцев нацистского вторжения в Вяземском котле погибло столько наших бойцов. Но одно очевидно: они погибли как герои, проявив жертвенную любовь к Родине.

Наша справка

После завершения Смоленского сражения и боёв за Киев советское командование считало, что если немцы предпримут ещё одно крупное наступление на Москву, то основной удар будет нанесён вдоль автомагистрали Минск — Москва. Поэтому это направление, как казалось, было надёжно прикрыто силами Западного и Резервного фронтов. И действительно, немецкое командование в начале осени 1941 года приняло решение на проведение до начала осенней распутицы и зимних холодов последней крупной операции по овладению Москвой, получившей название «Тайфун».

Никогда за всю Вторую мировую войну не сосредотачивало немецкое командование на одном участке фронта столь мощную группировку войск и техники.

7 октября танковым соединениям 3-й и 4-й танковых групп удалось соединиться и сомкнуть клещи у Вязьмы. В окружении оказались войска 16, 19, 20, 24, 32-й армий, группа генерала И. В. Болдина, а также часть сил и тыловых служб 30, 33 и 43-й армий. В течение 7-12 октября советские войска предпринимали неоднократные попытки разорвать кольцо окружения. К сожалению, эти удары наносились не одновременно, а в нескольких местах северо-западнее и юго-западнее Вязьмы, что не позволило преодолеть стальную завесу и вырваться из окружения большинству частей и соединений.

Весь день 10 октября войска 20-й армии пытались прорвать фронт окружения, её части вели бои в районе деревень Володарец, Панфилово, Нестерово, Выползово, но неудачно. Тогда командарм генерал-лейтенант Ф. А. Ершаков меняет направление главного удара и решает пойти на прорыв в направлении Красный Холм — Рожново. Последняя попытка выйти из окружения оказалась для воинов 20-й армии роковой — части не смогли пробиться, а в бою погибло около 5 дивизий. После этого боя 20-я армия как боеспособная единица перестала существовать. Генерал Ершаков был взят в плен.

Части 24-й армии также не смогли прорвать кольцо окружения, командарм К. И. Ракутин погиб.

Войска под командованием генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина, действовавшие в районе севернее Вязьмы (19-я и 32-я армии и группа генерала Болдина), готовились к прорыву в направлении на Богородицкое. Прорыв начался 11 октября в 16.00. Но, несмотря на то что он был осуществлён, обеспечить и укрепить фланги не удалось. Гитлеровцы очень быстро вновь замкнули кольцо окружения. Из котла удалось выйти только отдельным частям 2-й и 91-й стрелковых дивизий.

Генерал Лукин вместе со штабом группировки оказался в плену.

День радости, поздравлений и, конечно, воспоминаний, которымиисторик, москвовед Юрий Николаевич Александров поделился в интервью:

«Я был взят в армию в 1939 году, когда началась война. К этому времени я уже был в университете и, собственно говоря, никаких других целей, кроме как опять вернуться за эту скамью, которую я оставил тогда, у меня не было. Я считал, что отслужу два года и вернусь. Но это было наивно, потому что 1 сентября Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война.

Служил я в Монголии до 1941 года. Тогда к нам в Монголию приехал генерал-полковник, по-моему, Городовиков, по внешности напоминавший Буденного, который тоже в это время был на Западном фронте. И нас всех переориентировали на Запад. Я лично был очень рад. К тому времени я был в рядах нашей бригадной газеты, а попал я в 8-ю мотобронебригаду. Я старался в танковую часть попасть под влиянием «Трех товарищей». Это известный фильм был, и, конечно, наивный, я считал, что мое место тоже в танке.

Мы поехали на запад. Когда мы ехали, я думал, что это поближе к Москве, и все-таки год я уже отслужил. Это май 1941 года. Когда мы подъезжали к Москве, мы не приблизились, ехали каким-то боковым путем, южнее. И в это время мне попалась газета, в которой Лозовский сообщал от Информбюро, что никакой переброски войск с востока на запад нет.

Для нас это был совершенный нонсенс, поскольку мы ехали именно с востока на запад. Далее до 1941 года я был в военной части как солдат, не хотел никакого выдвижения, потому что даже младший командный состав служил три года, а не два. А я рассчитывал на два.

Последнее время я служил уже в нашей бригадной газете «За Родину». Там было три человека, я работал редактором. Так началось мое вхождение в печать. Так что у меня колоссальный опыт журналистской работы.

Жуков совещается с командирами. (wikipedia.org)

Как сложилось мое участие в Вяземском «котле»? Дело в том, что «котел» был не один, их было два. Нас выбросили из вагонов в Оше. Задача была защитить Москву, поскольку мы все-таки были кадровой частью. Причем я попал в часть, участвовавшую в Халхин-Голе под командованием Жукова, с которым я встречался как дневальный. Он пришел как раз к нам, и я докладывал ему о нашем взводе.

После того, как нас высадили в Оше, мы направились по Минскому шоссе. Здесь было много эпизодов. Были бои. Задача была оседлать шоссе, дабы не дать немцам продвинуться по направлению к Москве. Здесь я принимал участие в очень тяжелой атаке, потому что немцы укрепили подходы к шоссе и пришлось выбивать их оттуда. Причем это была первая атака. Я даже не знаю, рассказывать об этом или нет. Это вообще совершенно странно. Я потом тоже участвовал в атаках, но такой я просто не помню. Такой не было.

Почему? Прежде всего потому, что я не знал, как надо бежать, хотя представлял все-таки, что лучше так. Я бежал прямо на этот пулемет…

Нет, я не был неумехой. Просто это у меня был первый бой. И я бежал прямо к этому самому пулеметчику. А пулеметчик стрелял веерно. Я бежал в каком-то огневом треугольнике. Никакого чувства страха я тогда не испытывал. Я не пытался упасть, а просто бежал прямо — надо было снять этого пулеметчика.

Вообще, мое место было, конечно, там, на Минском шоссе. Как я вообще оттуда выбрался, не знаю. Это судьба. Это случай. Даже мы не стреляли, когда бежали. А высокая стояла рожь, трудно было бежать, путался в этой ржи, но все-таки когда мы подбежали поближе, начали стрелять, и я не знаю кто, но пулеметчика мы сняли и смогли выполнить приказ — оседлать эту дорогу. Кроме того, мы захватили в плен двух немецких офицеров, которые нагло ехали, просто как по своей родной Германии. Я такого не видел. Они как раз подъехали к тому месту, где мы уже поставили барьер на шоссе, и свернули на поле. Потом они подняли руки, и у них в машине мы нашли очень важные документы: стратегические карты, целый ряд других. Я лично не видел, не забирал их вещи. Потом пришли из Особого отдела и покончили с этими людьми.

Советские солдаты, попавшие в плен под Вязьмой. (wikipedia.org)

Это был первый «котел», из которого я вышел, точнее выплыл, поскольку надо было выбираться на другую сторону Днепра. Это, по-видимому, было недалеко от Дорогобужа, потому что когда мы туда подошли вечером (это было очень поздно), берег был почти пуст. Но было видно, что там была мясорубка. Это сразу бросалось в глаза. Был приказ каждому выбираться самостоятельно. Я волжанин сам, поэтому для меня вода — родная стихия. Я сапоги снял, взял винтовку и остальное обмундирование и переплыл через Днепр. Он там узкий, это Соловьевская переправа.

Ну, а дальше — Вязьма. Тут засосала нас эта воронка страшная. Дело в том, что мы к этому времени уже заняли другую диспозицию, и надо было выбираться из этого второго «котла», главного, основного, потому что именно в это время был приказ у немцев, которые колебались какое-то время, потому что Гитлер предполагал, что нужно основной удар, как я знаю по документам уже немецким, нанести на юг, туда, где были полезные ископаемые, а генералы Центральной группы считали, что необходимо двигаться на Москву, и это, якобы, решит всю войну. В это время мне даже дали однодневный отпуск для того, чтобы я мог поехать в Вязьму, потому что там меня ждала мать. И это было свидание, о котором без слез рассказывать сложно. Мы долгое время тогда не встречались, но это было позже.

И мы пошли с этим передовым отрядом на прорыв. Я шел сзади, в арьергарде. Впереди шли командиры, у которых были компас, карты. Они шли по определенному маршруту. Я замыкал эту колонну. И поскольку я, наверное, пять или шесть суток вообще не спал, я заснул на ходу. И когда я открыл глаза, оказалось, что я вообще один. Тогда я решил, что буду идти на восток. Ориентировался по Большой Медведице, Полярной звезде.

Шел на восток. Там довольно много сел. Я ориентировался на то, что были «звучащие» села, где были слышны звуки губной гармоники (значит, там немцы), и были «молчащие» села. Вот в одно из «молчащих» сел я и вошел.

Там была женщина с ребенком на руках. Она, увидев меня, сразу сказала: «Залезайте на печку». Я пытался хотя бы развернуть портянки: у меня сапог был пробит миной, уже начиналось обморожение, я провалился в канаву. И только я залез на печку, открылась дверь и вошли двое полицейских. Они были в черной форме, с белыми повязками и фашистским знаком.

И они меня взяли, вытащили из этой хаты и потащили дальше. Рядом была дорога, где шла длиннейшая лента пленных. Ужасно было смотреть на это. Меня впихнули туда же. Спустя несколько дней нас повели. Мы ночевали прямо на снегу. Так я попал в Рославль, где действовал пересыльный лагерь для советских военнопленных и гражданских лиц дулаг-130. То, что я там увидел, не поддается описанию.

Пленные красноармейцы. (wikipedia.org)

Но все же я бежал из этого лагеря. Потом опять попал к немцам, был в Клинцах. Опять бежал…

И все-таки мне удалось повоевать на советской стороне. Дело в том, что я видел начало войны и видел ее конец. Должен сказать, что я был еще и в штрафном батальоне. Это счастье, потому что я не попал в лагерь. Ведь за то, что ты был в немецком плену, тебя ждало… в общем, ты оказывался вообще вне закона.

Заканчивал я войну взятием Кенигсберга, был награжден медалью «За отвагу». Это самая дорогая награда, которая была у меня в годы Отечественной войны. После этого я попал в госпиталь. Оттуда нас повезли опять в Монголию. То есть я вернулся туда же, откуда все началось. Там я еще принимал участие в войне с Японией. Это был уже 1945 год».

Японское название Японии Nihon (日本) состоит из двух частей – ni (日) и hon (本), оба из которых являются китаизмами. Первое слово (日) в современном китайском произносится rì и обозначает, как и в японском, «солнце» (передаваясь на письме его идеограммой). Второе слово (本) в современном китайском произносится bӗn. Его первоначальное значение – «корень», и передающая его идеограмма представляет собой идеограмму дерева mù (木) с добавленной внизу чёрточкой, обозначающей корень. Из значения «корень» развилось значение «происхождение», и именно в этом значении оно вошло в название Японии Nihon (日本) – «происхождение солнца» > «страна восходящего солнца» (совр. кит. rì bӗn). В древнекитайском слово bӗn (本) имело ещё и значение «свиток, книга». В современном китайском оно в этом значении вытеснено словом shū (書), однако остаётся в нём в качестве счётного слова для книг. Китайское слово bӗn (本) было заимствовано в японский как в значении «корень, происхождение», так и в значении «свиток, книга», и в форме hon (本) означает книгу и в современном японском языке. Это же китайское слово bӗn (本) в значении «свиток, книга» было также заимствовано и в древнетюркский язык, где после добавления к нему тюркского суффикса -ig приобрело форму *küjnig. Тюрки принесли это слово в Европу, где оно из языка дунайских тюркоязычных булгар в форме кънига попало в язык славяноязычных болгар и через церковнославянский распространилось в другие славянские языки, включая русский.

Таким образом, русское слово книга и японское слово hon «книга» имеют общий корень китайского происхождения, и тот же самый корень входит в качестве второго компонента в японское название Японии Nihon.

Надеюсь, всё понятно?)))