Любовная лирика достоевского. Стихотворения
С чего взялась всесветная беда?
Кто виноват, кто первый начинает?
Народ вы умный, всякой это знает,
Да славушка пошла об вас худа!
Уж лучше бы в покое дома жить
Да справиться с домашними делами!
Ведь, кажется, нам нечего делить
И места много всем под небесами.
К тому ж и то, коль всё уж поминать:
Смешно французом русского пугать!
Знакома Русь со всякою бедой!
Случалось ей, что не бывало с вами.
Давил ее татарин под пятой,
А очутился он же под ногами.
Но далеко она с тех пор ушла!
Не в мерку ей стать вровень даже с вами;
Заморский рост она переросла,
Тянуться ль вам в одно с богатырями!
Попробуйте на нас теперь взглянуть,
Коль не боитесь голову свихнуть!
Страдала Русь в боях междоусобных,
По капле кровью чуть не изошла,
Томясь в борьбе своих единокровных;
Но живуча святая Русь была!
Умнее вы, – зато вам книги в руки!
Правее вы, – то знает ваша честь!
Но знайте же, что и в последней муке
Нам будет чем страданье перенесть!
Прошедшее стоит ответом вам, -
И ваш союз давно не страшен нам!
Спасемся мы в годину наваждений,
Спасут нас крест, святыня, вера, трон!
У нас в душе сложился сей закон,
Как знаменье побед и избавлений!
Мы веры нашей, спроста, не теряли
(Как был какой-то западный народ);
Мы верою из мертвых воскресали,
И верою живет славянский род.
Мы веруем, что бог над нами может,
Что Русь жива и умереть не может!
Писали вы, что начал ссору русской,
Что как-то мы ведем себя не так,
Что честью мы не дорожим французской,
Что стыдно вам за ваш союзный флаг,
Что жаль вам очень Порты златорогой,
Что хочется завоеваний нам,
Что то да се… Ответ вам дали строгой,
Как школьникам, крикливым шалунам.
Не нравится, – на то пеняйте сами,
Не шапку же ломать нам перед вами!
Не вам судьбы России разбирать!
Неясны вам ее предназначенья!
Восток – ее! К ней руки простирать
Не устают мильоны поколений.
И властвуя над Азией глубокой,
Она всему младую жизнь дает,
И возрожденье древнего Востока
(Так бог велел!) Россией настает.
То внове Русь, то подданство царя,
Грядущего роскошная заря!
Не опиум, растливший поколенье,
Что варварством зовем мы без прикрас,
Народы ваши двинет к возрожденью
И вознесет униженных до вас!
То Альбион, с насилием безумным
(Миссионер Христовых кротких братств!),
Разлил недуг в народе полуумном,
В мерзительном алкании богатств!
Иль не для вас всходил на крест господь
И дал на смерть свою святую плоть?
Смотрите все – он распят и поныне,
И вновь течет его святая кровь!
Но где же жид, Христа распявший ныне,
Продавший вновь Предвечную Любовь?
Вновь язвен он, вновь принял скорбь и муки,
Вновь плачут очи тяжкою слезой,
Вновь распростерты божеские руки
И тмится небо страшною грозой!
То муки братии нам единоверных
И стон церквей в гоненьях беспримерных!
Он телом божьим их велел назвать,
Он сам, глава всей веры православной!
С неверными на церковь воевать,
То подвиг темный, грешный и бесславный!
Христианин за турка на Христа!
Христианин – защитник Магомета!
Позор на вас, отступники креста,
Гасители божественного света!
Но с нами бог! Ура! Наш подвиг свят,
И за Христа кто жизнь отдать не рад!
Меч Гедеонов в помощь угнетенным,
И в Израили сильный Судия!
То царь, тобой, всевышний, сохраненный,
Помазанник десницы твоея!
Где два иль три для господа готовы,
Господь меж них, как сам нам обещал.
Нас миллионы ждут царева слова,
И наконец твой час, господь, настал!
Звучит труба, шумит орел двуглавый
И на Царьград несется величаво!
НА ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1855 ГОДА
Когда настала вновь для русского народа
Эпоха славных жертв двенадцатого года
И матери, отдав царю своих сынов,
Благословили их на брань против врагов,
И облилась земля их жертвенною кровью,
И засияла Русь геройством и любовью,
Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон,
Как острие меча, проник нам в душу он,
Бедою прозвучал для русского тот час,
Смутился исполин и дрогнул в первый раз.
Как гаснет ввечеру денница в синем море,
От мира отошел супруг великий твой.
Но веровала Русь, и в час тоски и горя
Блеснул ей новый луч надежды золотой…
Свершилось, нет его! Пред ним благоговея,
Устами грешными его назвать не смею.
Свидетели о нем – бессмертные дела.
Как сирая семья, Россия зарыдала;
В испуге, в ужасе, хладея, замерла;
Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла!
И помню, что тогда, в тяжелый, смутный час,
Когда достигла весть ужасная до нас,
Твой кроткий, грустный лик в моем воображеньи
Предстал моим очам, как скорбное виденье,
Как образ кротости, покорности святой,
И ангела в слезах я видел пред собой…
Душа рвалась к тебе с горячими мольбами,
И сердце высказать хотелося словами,
И, в прах повергнувшись, вдовица, пред тобой,
Прощенье вымолить кровавою слезой.
Прости, прости меня, прости мои желанья;
Прости, что смею я с тобою говорить.
Прости, что смел питать безумное мечтанье
Утешить грусть твою, страданье облегчить.
Прости, что смею я, отверженец унылой,
Возвысить голос свой над сей святой могилой.
Но боже! нам судья от века и вовек!
Ты суд мне ниспослал в тревожный час сомненья,
И сердцем я познал, что слезы – искупленье,
Что снова русской я и – снова человек!
Но, думал, подожду, теперь напомнить рано,
Еще в груди ее болит и ноет рана…
Безумец! иль утрат я в жизни не терпел?
Ужели сей тоске есть срок и дан предел?
О! Тяжело терять, чем жил, что было мило,
На прошлое смотреть как будто на могилу,
От сердца сердце с кровью оторвать,
Безвыходной мечтой тоску свою питать,
И дни свои считать бесчувственно и хило,
Как узник бой часов, протяжный и унылый.
О нет, мы веруем, твой жребий не таков!
Судьбы великие готовит провиденье…
Но мне ль приподымать грядущего покров
И возвещать тебе твое предназначенье?
Ты вспомни, чем была для нас, когда он жил!
Быть может, без тебя он не был бы, чем был!
Он с юных лет твое испытывал влиянье;
Как ангел божий, ты была всегда при нем;
Вся жизнь его твоим озарена сияньем,
Озлащена любви божественным лучом.
Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга.
И кто же знал его, как ты, его супруга?
И мог ли кто, как ты, в груди его читать,
Как ты, его любить, как ты, его понять?
Как можешь ты теперь забыть свое страданье!
Все, все вокруг тебя о нем напоминанье;
Куда ни взглянем мы – везде, повсюду он.
Ужели ж нет его, ужели то не сон!
О нет! Забыть нельзя, отрада не в забвеньи,
И в муках памяти так много утешенья!!
О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил
И высказал его горячими словами!
Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил
И очи нам отверз бессмертными делами?
В кого уверовал раскольник и слепец,
Пред кем злой дух и тьма упали наконец!
И с огненным мечом, восстав, архангел грозный,
Он путь нам вековой в грядущем указал…
Но смутно понимал наш враг многоугрозный
И хитрым языком бесчестно клеветал…
Довольно!… Бог решит меж ними и меж нами!
Но ты, страдалица, восстань и укрепись!
Живи на счастье нам с великими сынами
И за святую Русь, как ангел, помолись.
Взгляни, он весь в сынах, могущих и прекрасных;
Он духом в их сердцах, возвышенных и ясных;
Живи, живи еще! Великий нам пример,
Ты приняла свой крест безропотно и кротко…
Живи ж участницей грядущих славных дел,
Великая душой и сердцем патриотка!
Прости, прости еще, что смел я говорить,
Что смел тебе желать, что смел тебя молить!
История возьмет резец свой беспристрастный,
Она начертит нам твой образ светлый, ясный;
Она расскажет нам священные дела;
Она исчислит все, чем ты для нас была.
О, будь и впредь для нас как ангел провиденья!
Храни того, кто нам ниспослан на спасенье!
Для счастия его и нашего живи
И землю русскую, как мать, благослови.
[НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА]
Умолкла грозная война!
Конец борьбе ожесточенной!…
На вызов дерзкой и надменной,
В святыне чувств оскорблена,
Восстала Русь, дрожа от гнева,
На бой с отчаянным врагом
И плод кровавого посева
Пожала доблестным мечом.
Утучнив кровию святою
В честном бою свои поля,
С Европой мир, добытый с боя,
Встречает русская земля.
Эпоха новая пред нами.
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами…
Благослови, господь, царя!
Идет наш царь на подвиг трудный
Стезей тернистой и крутой;
На труд упорный, отдых скудный,
На подвиг доблести святой,
Как тот гигант самодержавный,
Что жил в работе и трудах,
И, сын царей, великий, славный,
Носил мозоли на руках!
Грозой очистилась держава,
Бедой скрепилися сердца,
И дорога родная слава
Тому, кто верен до конца.
Царю вослед вся Русь с любовью
И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв.
Идет наш царь принять корону…
Молитву чистую творя,
Взывают русских миллионы:
Благослови, господь, царя!
О ты, кто мгновеньем воли
Даруешь смерть или живишь,
Хранишь царей и в бедном поле
Былинку нежную хранишь:
Созижди в нем дух бодр и ясен,
Духовной силой в нем живи,
Созижди труд его прекрасен
И в путь святой благослови!
К тебе, источник всепрощенья,
Источник кротости святой,
Восходят русские моленья:
Храни любовь в земле родной!
К тебе, любивший без ответа
Самих мучителей своих,
Кто обливал лучами света
Богохулителей слепых,
К тебе, наш царь в венце терновом,
Кто за убийц своих молил
И на кресте, последним словом,
Благословил, любил, простил!
Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
Не накажи нас слепотою,
Дай ум, чтоб видеть и понять
И с верой чистой и живою
Небес избранника принять!
Храни от грустного сомненья,
Слепому разум просвети
И в день великий обновленья
Нам путь грядущий освети!
ЭПИГРАММА НА БАВАРСКОГО ПОЛКОВНИКА
Я лечу, лечу обратно,
Я хочу упасть назад,
Так на свете всё превратно:
Нынче шах, а завтра мат.
«ОПИСЫВАТЬ ВСЕ СПЛОШЬ ОДНИХ ПОПОВ…»
Описывать всё сплошь одних попов,
По-моему, и скучно, и не в моде;
Теперь ты пишешь в захудалом роде;
Не провались, Л[еск]ов.
[БОРЬБА НИГИЛИЗМА С ЧЕСТНОСТЬЮ. (ОФИЦЕР И НИГИЛИСТКА.)]
[От Редакции «Последней странички» ]
1
В нашу Редакцию, как и во всякую, вместе с статьями удовлетворительными часто присылается авторами самый безрассудный хлам. Сочинители бывают странные. И все обидчиво требуют, чтобы их напечатали с гонораром. Хлам, конечно, нельзя печатать; но дурачество доходит иногда до гениальности. Одну из таких статей, да еще в стихах, помещаем ниже, надеясь удивить читателя. Чтоб быть добросовестными, мы снеслись с автором, не утаив истины, то есть что если и печатаем произведение его, то не иначе как верх нелепости. Он с гордостию дозволил – до того доходит иногда страстишка видеть себя напечатанным. Впрочем, он, наверно, надеется, что публика с нашим мнением не согласится. Скажем прямо: стихи нелепые. Мысль отчасти верна, но глупо выражена. Действительности никакой, ибо нигде не бывает таких портиков. А между тем как будто что-то и верно. Нигилистка объясняется хоть и глупо, но вполне по Дарвину. Офицер тоже выдерживает характер: эстетик и отличается позорною слабостью к полу (le sexe). Так что если б не было так глупо, то было бы, может быть, и умно. Вообще это произведение бездарности, одушевленной благородными чувствами. Впрочем, вот вся эта сцена в стихах с ее ретроградным заглавием.
Борьба нигилизма с честностью
(Сцена почище комедии)
Действующие.
Офицер, впрочем отставной и из Костромы, 40 лет, собой как и все; капельку толст. Со шпагой и при своем капитале. Желает исполнить закон. Но слышал о нигилистах и, прежде чем выбрать невесту, желает истребить их всех до единого. С этой целью прибыл в столицу. Читал не много, слышал не ясно. О фиктивном браке не имеет понятия, что и составляет фатум статьи. Губит себя излишним благородством души, хотя заметно неостроумен. Пылок. Поражается умом. При всякой новой идее стоит как баран, увидавший новые ворота; но, раскусив противуречие, мигом весь краснеет как индийский петух и сердится. Вообще глупая смесь бараньего и петушьего. Любит сладкое. Замечательно добрый человек.
Нигилистка, 22 года, стрижена. Особа путешествующая. Слушала лекции; делала ответы, видала виды. Хитра и пронырлива. Фанатична. Брюнетка, стройна, недурна очень и знает это. Напоминает осу. Любит горькое. Пропагандирует где попало, даже на лестницах.
Занавес подымается
Дрянной кирпичный портик, старый и выкрашенный желтою краскою. Двенадцать обколотых узеньких ступенек. Офицер с неопущенною шпагой наголо бежит вверх по ступенькам, кричит и желает истребить всех нигилистов. Навстречу ему медленно спускается нигилистка. Их взгляды встречаются. Офицер поражен; останавливается.
Нигилистка
Куда стремишься, офицер?
Офицер
Стремлюсь освободить Россию!
Нигилистка (с вывертом)
Давно ль, мой милый «командер»,
Ты влопался в сию стихию?
Офицер (со строгостию)
Давно ль власы остригла ты?
Нигилистка (полузакрывая ресницы)
С тех пор как о вопросе женском
Познала первые мечты.
Офицер (пораженный снова)
Служив в просторе деревенском
Среди природной простоты,
Не мог познать я сих вопросов.
Во всем полку один лишь Носов,
Поручик, «Сына» получал.
Но о вопросах «Сын» молчал.
Спрошу тебя как верный Росс,
Что значит женский сей вопрос?
Нигилистка
Мне кажется, что ты не рос.
Офицер
Нигилистка
Но ты меня не понял.
Я говорю, что ты не рос,
Лишь в смысле том, что не дорос.
Офицер
Твой каламбур меня не пронял.
Нигилистка
Но я сейчас тебя пройму.
Представь, что, снова в Кострому
В фиктивном браке возвратясь
И уж на церкви не крестясь,
Ты приступил со мной скорей
К распространению идей…
Офицер (ослабевая от удовольствия)
Как? Я с тобой в фиктивном браке!
Нигилистка
Что нужды? Костроме в пример!
Офицер (задумчиво)
В фиктивном браке близко к драке.
Нигилистка
Ты заврался, мой офицер!
Но слушай дальше: начиная
И пропаганду и протест,
Мы первым делом натаскаем
Мешок лягушек со всех мест.
Офицер (быстро краснеет. Он никогда не слыхал о лягушках)
Лягушек? Слушай, нигилистка:
Смеешься надо мной ты низко!
Смотри! Хошь ты «прекрасный пол»…
(Показывает кулак)
Hигилистка
Какой ты дичи напорол!
Офицер (приставляя ко лбу перст, в полном недоумении)
В фиктивно-брачную квартиру
Мешок лягушек– на смех миру!…
Чтоб квакали у нас всё лето.
Скажи к чему нам пакость эта?!
Нигилистка (с учетверенным достоинством)
К тому, чтоб всех костромитянок
Стащить бездействия с лежанок!
Офицер (пораженный вновь)
А! вот что!… Но должна яснее
Ты выражаться бы сама…
(Невольно вкладывает шпагу в ножны)
Нигилистка
За гнев свой глупенький краснея
И неразвитие ума,
Пойми, что резать им лягушек
И этим обществу служить
Полезней, чем лишь для ватрушек
На кухне время проводить
Затем, внушив идею эту,
И чтобы время не терять,
Нам надо тотчас, в это ж лето,
Начать семейство разрушать!
Офицер
Гм, гм! Постой: имея теток,
Дядей и множество кузин,
Могу ль, в домах их быв короток,
Не почитать их именин?
Нигилистка (со всем пылом пропаганды, отчего делается очень хорошенькою)
Стыдись! долгов ненужных бремя
Ты на себя наворотил!
Чего ты ждал, теряя время?
Какие мысли проводил?
Ну где увидишь ты в природе
Семейных уз, семейный гнет?
Кто узы брака в нашем роде
Меж рыб, зверей и птиц найдет?
Ну есть ли у коров кузины?
Иль – предрассудку послужа
Пойдет ли гусь на именины?
Ну есть ли тетка у ежа?
Офицер (окончательно пораженный)
Да, правда, у ежа нет теток!
Нигилистка
Ты поражен, ты пристыжен!
Офицер (в ужасной борьбе с честностью)
Касаться щекотливых ноток
Души перстам свободных жен
Легко не дам я! Вздор и враки!!
Скорей: как смотришь ты на браки?
Нигилистка (мигом подобравшись)
Вы нас учили рукодельям,
И танцевать, и приседать,
И ретроградно, от безделья,
Вам каждый год детей рождать, -
Не верю я всем этим штукам!
Из нас вы сделали тетерь!
Поверь естественным наукам
И Благосветлову поверь!
Офицер
Но в чем? Скорее резюмируй!
Он дом купил и про квартиры
Статью лихую накатал.
Я с удовольствием читал
И понял плод либерализма…
Статьи доходны нигилизма!
Особенно ж в статье о браке
Зимуют все прогресса раки!
О нигилистка! Слушай: лжешь ты!
В фиктивный брак меня зовешь ты?
Но ложа брачного закон
В «фиктивном» лучше ль огражден?
Свобода! Полезай кто хочет!
Нигилистка
О нет, как женщина захочет.
Офицер
Ну вот! А я-то тут при чем?
Я ж муж!…
Нигилистка
В фиктивном браке
Живут втроем
Офицер
Как три собаки!
Довольно, слушай, нигилистка,
Не подходи ко мне ты близко!
Не то я шпагу обнажу
И всю в тебя ее вонжу!…
Нигилистка (видя, что уже ничего не возьмешь, срывает маску)
Ага! сказался ретроград!
О, крепостничества Марат!
В «законном» счастье видишь ты!
В «законном» все твои мечты!
Тебе бы только под венец,
Эстетик, тряпка, леденец!
Офицер
Юпитер! Можно ль это слушать!
Нигилистка
Иди домой, пора покушать
Нет, лучше выслушай еще -
Вкусней покамест горячо:
Когда к твоей законной женке
Придет приятель пошалить,
Тебе ль тогда, с твоей шпажонкой,
Права свои огородить!
Колпак! раскиснешь, не поверишь;
Сидеть тут будешь и уверишь
Себя же сам, что видел сон
Что не они – она и он!
Они заснут – сам дверь притворишь
И, чтобы милых не будить,
Пойдешь, будь ночь или ненастье,
Мечтая о законном счастье,
На двор смиренно побродить…
Устанешь, сядь тогда на стул.
Офицер (не своим голосом)
О нигилистка! Караул!
Нигилистка бежит и, подобно тигрице, с хохотом прыгает со ступенек портика. Вот тут-то офицер и хотел было окончательно заколоть ее, но эстетика опять помешала делу: легкокрылая грациозность прыжка и обаятельная прелесть мелькнувшей из-под платья пяточки вдруг и сразу останавливают его столбом на месте и красного, подобно воротнику.
На горизонте показывается тень как бы Андрея Краевского.
Занавес опускается
«КРАХ КОНТОРЫ БАЙМАКОВА…»
Крах конторы Баймакова,
Баймакова и Лури,
В лад созрели оба кова,
Два банкрутства – будет три!
Будет три, и пять, и восемь,
Будет очень много крахов
И на лето, и под осень,
И уж пишет критик Страхов
В трех статьях о спиритизме,
Из которых две излишних,
О всеобщем ерундизме
И о гривенниках лишних.
«ДОРОГО СТОЯТ ДЕТИШКИ…»
Дорого стоят детишки,
Анна Григорьевна, да,
Лиля да оба мальчишки -
Вот она наша беда!
«НЕ РАЗБОЙНИЧАЙ, ФЕДУЛ…»
Не разбойничай, Федул,
Не кричи во всю ты глотку
Ты хоть губы и надул,
Да не пьян, не пьешь же водку.
Не визжи и ты, Лилюк,
Будь хорошенькой девчонкой,
Будь ты общий всем нам друг,
А не злющей собачонкой.
Не сердись и ты мама…
Комментарии
(И. Д. Якубович, Е. И. Кийко, И. А. Битюгова)
СТИХОТВОРЕНИЯ И СТИХОТВОРНЫЕ НАБРОСКИ
Отдел открывают три стихотворения, написанные в 1854–1855 гг. в традиционном одическом жанре. Ими Достоевский, только что отбывший четырехлетний срок каторги в Омском остроге и после этого в соответствии с вынесенным ему по делу петрашевцев приговором проходивший солдатскую службу в Семипалатинске, пытался привлечь внимание правительства к своей судьбе, чтобы добиться хотя бы некоторого облегчения своей участи. Позднее Достоевский никогда не вспоминал об этих стихах, вызванных страстным желанием вернуться к литературной деятельности при почти полном отсутствии надежд на это до вступления на престол Александра I, вернувшего из Сибири декабристов и петрашевцев.
Иной характер имеют стихотворные замыслы и наброски 60-70-х годов.
Как свидетельствуют дошедшие до нас рукописи позднего Достоевского, дневник жены писателя и воспоминания его племянницы M A Ивановой, Достоевский любил импровизировать шуточные стихи. Публицистический же элемент, присущий таланту Достоевского, постоянная оглядка писателя в процессе обдумывания своих произведений на текущую злобу дня, на литературных друзей и врагов получили выражение наряду с его повествовательным художественным творчеством и публицистикой в полемических набросках стихотворного характера – пародиях и эпиграммах, которыми испещрены страницы его записных тетрадей.
Не имея самостоятельного художественного значения (и несоизмеримые в этом смысле с основным творчеством Достоевского – повествователя и романиста), его стихотворные шутки, пародии и эпиграммы интересны как своеобразная лаборатория, из которой впоследствии вышли генетически подготовленные ими гротескно-иронические «абсурдные» стихи капитана Лебядкина в «Бесах».
Некоторые наброски-пародии, эпиграммы, три рукописные редакции незавершенного стихотворного фельетона «Борьба нигилизма с честностью (Офицер и нигилистка)» (1864–1874) расширяют наше представление о Достоевском карикатуристе, сатирике, полемисте. Стихотворные послания к жене и детям – биографический источник, ценный при обрисовке быта семьи Достоевских в 70-х годах.
НА ЕВРОПЕЙСКИЕ СОБЫТИЯ В 1854 ГОДУ
Стихотворение написано в апреле 1854 г. в Семипалатинске, куда, после отбытия четырехлетнего срока каторги Достоевский прибыл в марте 1854 г для прохождения солдатской службы в 7 Сибирском линейном батальоне. Оно было представлено 1 мая 1854 г. командиром батальона полковником Беликовым в Штаб отдельного Симбирского корпуса с ходатайством автора «о дозволении поместить оное в «С.-Петербургских ведомостях». В свою очередь, начальник штаба генерал-лейтенант Яковлев 26 июня 1854 г. препроводил стихотворение управляющему III отделением е. и. в. канцелярии Л. В. Дубельту. Разрешения от III отделения на печатание не последовало. Автограф стихотворения так и остался в деле III отделения «Об инженер-поручике Федоре Достоевском»
Создавая стихи, Достоевский преследовал прежде всего цель убедить правительственные сферы в своей благонадежности и сделать попытку напечататься. Они написаны в связи с обострившимся конфликтом между Россией, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, после того как Англия и Франция объявили России войну. 11 апреля 1854 г. в России был обнародован официальный манифест о войне. Непосредственным поводом к войне послужил спор с Турцией о «святых местах» в Иерусалиме и нежелание Англии и Франции поддержать в этом споре Россию. Газеты регулярно освещали ход событий, в частности «С.-Петербургские ведомости» имели постоянную рубрику «Восстание христиан на Востоке». Как установил Л. П. Гроссман, разрабатывая в стихотворении «На европейские события в 1854 году» тему Восточной войны, Достоевский перенес в него ряд образов, общих для патриотической поэзии 1854 г. Таковы стихотворения Ф. Глинки «Ура» (Сев. пчела. 1854. 4 янв. № 2), Н. Арбузова «Врагам России» (Там же 1 янв. № 25), Н. Леваршева «Святая брань» (Там же. 8 марта. № 54). Позднее Достоевский благосклонно отзывался о поэме А. Н. Майкова «Клермонский собор» из его сборника «1854-й год» (СПб., 1854), говоря о своем патриотическом воодушевлении в эпоху Крымской войны и о роли России «в нравственном» освобождении славян (XXVIII, кн. 1, 208). Несомненно, что писатель был захвачен общим патриотическим воодушевлением, которое переживали широкие слои русского общества; возможно, что именно в это время сложилось его убеждение об особой роли России в борьбе за освобождение славянских народов от турецкого владычества, которое позднее, в 1876–1877 гг., получило свое выражение на страницах его «Дневника писателя». Можно отметить также, что Достоевский обсуждал с братом возможность хлопот об его переводе на Кавказ (XXVIII, кн. 1, 173).
В своем стихотворении Достоевский вспоминал политическую ситуацию в Европе в 1831–1832 гг., русско-польский конфликт, о котором писал и Пушкин («Клеветникам России»). Мысли о славянско-русском единстве, гордость при воспоминаниях о событиях 1812 г. сближают оба эти произведения. Желание Достоевского подражать оде «Клеветникам России» особенно очевидно во второй половине стихотворения. Обращаясь по примеру Пушкина к западным дипломатам и журналистам, он отвечает здесь на обвинения, вызванные восточной политикой тогдашней России («Писали вы, что начал ссору русский…»).
Поэты-славянофилы в первые месяцы после начала военных действий были склонны рассматривать войну как испытание, нужное России для ее возрождения, и вместе с тем как средство для освобождения славянских народов из-под власти Турции и для будущего торжества православного Востока над католическим Западом.
Вскоре отношение большей части славянофилов к войне изменилось: под влиянием поражений и сдачи Севастополя в их среде, как и во всем русском обществе, резко усилилось недовольство военной политикой Николая I.
Нигилистка объясняется ~ вполне по Дарвину.– В № 29 «Гражданина» от 6 июля 1873 г. была опубликована рецензия H. H. Страхова на третье издание русского перевода книги Ч. Дарвина «О происхождении видов» Отмечая, что труд Дарвина читается «не только специалистами, а массою публики, людьми, питающими притязание на образованность и просвещение», автор подчеркивает, что непонимание теории Дарвина его последователями приводит к извращению мысли ученого, она получает «самый превратный смысл» и в таком виде широко распространяется среди «простодушных читателей». Страхов считал, что последователи Дарвина провозгласили механический взгляд на природу, в то время как сам Дарвин его не придерживался, «а только попытался свести чудесное устройство организмов на случайное приспособление» (с. 810–811). Позднее, в черновых планах к «Братьям Карамазовым» Достоевский сопоставит отношение к учению Дарвина и к богу, рассматривая то и другое как предмет веры (см.: XV, 307).
Не верю я всем этим штукам~ поверь! – Этот отрывок ассоциативно связан со стихотворением Пушкина «Демон» (1823): «Не верил он любви, свободе…»
Он дом купил и про квартиры // Статью лихую накатал.– В записной тетради 1876–1877 гг. Достоевский несколько раз возвращается к теме покупки Благосветловым «на свой либерализм» дома в Петербурге на углу Надеждинской и Манежной. В «Офицере и нигилистке» автор иронически соотносил этот факт со статьей «Квартирный вопрос на Западе и у нас», опубликованной в «Деле» (1873, № 5, 7–8) и подписанной псевдонимом «H. H.».
. …останавливают его столбом на месте и красного, подобно воротнику.– Стоячий красный воротник был принадлежностью мундира полицейских чинов: станового пристава, околоточного надзирателя и городового унтер-офицера.
. …показывается тень как бы Андрея Краевского.– «Тень Краевского» – сатирический символ «гласности» в либеральном ее понимании.
. …о всеобщем ерундизме. H. H. Страхов в «Письме первом»– «Идолы»– писал «Люди вообще живут легкомысленно, без больших запросов и отчетов; но то легкомыслие, с которым относятся к спиритизму, выходит из ряда вон, превышает обыкновенною меру, и потому его можно выводить из свойств самого спиритизма» (Гражданин. 1876. № 41–42. С. 981).
. …и о гривенниках лишних.– В третьем письме – «Границы возможного» – Страхов сравнивал спиритический сеанс с «экспериментом» с кучкой гривенников, разбитой на две в 11 и 19 монет. «Смотрите, – писал Страхов, – я их смешиваю в одну кучку и считаю, сколько вышло. Вы думаете, конечно, тридцать; оказывается, 31, т. е. один гривенник лишний» Далее он приводил еще несколько образцов подобных экспериментов с гривенниками, остроумно заключая: «Я могу сослаться на множество причин и могу дать моим опытам большое разнообразие. Например, я устрою у себя музыку и стану наблюдать, как будут складываться и разделяться гривенники под эту музыку…» (Гражданин. 1876. № 44. С. 1057).
См.: Гроссман Л. П. Гражданская смерть Достоевского // Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 683–692.
Д остоевский Фёдор Михайлович (1821, 11 ноября, Москва - 1881, 9 февраля, Санкт-Петербург) - русский писатель, один из самых известных в России и в мире.
Отец Федора - Михаил Андреевич, военный медик. Мать - Мария Фёдоровна, умерла от чахотки, когда Федору было 16 лет. В семье в Достоевского было 7 детей.
После смерти матери, со старшим братом Михаилом переезжает в Петербург, где учиться в пансионе К. Ф. Костомарова. После пансиона поступает в ВИТУ (Военный инженерно-технический университет), где получает отличное образование. В 1839 году отца Федора убивают крепостные крестьяне. Достоевский отказывается быть наследником имения отца. В 1843 занимается переводами работ Бальзака. В 1844 публикуется произведение «Бедные люди», которое было для Достоевского первым.
Незадолго после этого, Достоевского арестовали, обвиняя в связи с петрашевцами (Дело Петрашевского). Суд признал Достоевского как одного из самых важных преступников и приговорен к смертной казни. Прямо перед казнью писатель попросил о помиловании и в виде наказания был приговорен к каторжным роботам. Его отправили в Омск, где он был четыре года. Повесть Достоевского «Записки из Мертвого Дома» содержит описание жизни писателя на каторге.
После освобождения, был рядовым в сибирском батальоне. Там, в Семипалатинске, он познакомился с Марией Исаевой, в то время еще пребывающей в браке. 1856 года написал стихотворение на тему коронации Александра II. 1 октября того же года был произведён в прапорщики. После смерти мужа Марии Исаевой Достоевский сделал ей предложение и женился на ней в городе Кузнецк. 1857 года пара вернулась в Семипалатинск. В 1859 пишет и публикует повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели».
В 1860 Федор, Мария и их приемный сын переезжают в Петербург. Там, Достоевский вместе со своим братом Михаилом издает журнал под названием «Время». Издавался он три года, пока его не запретили. Дальше, братья работали над журналом «Эпоха», где, как и в журнале «Время», можно было увидеть множество произведений Достоевского.
В конце мая 1863 года ссылаясь на плохой климат, Мария Дмитриевна уезжает из Петербурга во Владимир. В августе Достоевский с Аполлинарией Прокофьевной Сусловой осуществляет поездку в Италию, Германию и Францию. В октябре возвращается назад в Петербург. В ноябре писатель едет к Марии и вместе с ней переселяется в Москву.
15 апреля 1864 года умирает Мария. Этого же года скончался брат Федора - Михаил Достоевский. В этом году Федор Михайлович опубликовал большое количество материала в журнале «Эпоха», который сам и возглавлял. В следующем году издание журнала было прекращено.
В 1866 году печатается самый известный роман писателя - «Преступление и наказание». В этом же году на Достоевского работала стенографистка Анна Сниткина, которой он диктовал роман «Игрок», предназначенный издателю Федору Стелловскому.
1867 года Достоевский женился на Сниткиной и на аванс за «Преступление и наказание» пара уехали в Дрезден, а потом в Баден. 28 июня встретился с . В этом году Достоевский много играет в рулетку, к которой у него уже была зависимость. Материальное положение было очень плохим. 1868 года издается роман «Идиот» в «Русском вестнике».
Жена Достоевского имела положительное влияние на него, 1871 года Достоевский бросает игру в рулетку. В городе Старая Русса, в котором Достоевский жил с 1872 по 1878 он пишет много романов: «Бесы», «Дневник писателя», «Подросток», «Кроткая».
С 1878 до конца жизни Достоевский жил в Петербурге. В этом году он принял приглашение Александра II и познакомился с его семьей. А в 1880 на открытии памятника произнес речь. Эти два события стали особенно важными для Достоевского за всю его жизнь.
Умер Федор Достоевский 9 февраля 1881 года из-за обострения эмфиземы легких. Могила писателя на Тихвинском кладбище в Санкт-Петербурге.
На первое июля 1855 года
<На коронацию и заключение мира>
На европейские события в 1854 году
С чего взялась всесветная беда?
Кто виноват, кто первый начинает?
Народ вы умный, всякой это знает,
Да славушка пошла об вас худа!
Уж лучше бы в покое дома жить
Да справиться с домашними делами!
Ведь, кажется, нам нечего делить
И места много всем под небесами.
К тому ж и то, коль всё уж поминать:
10 Смешно французом русского пугать!
Знакома Русь со всякою бедой!
Случалось ей, что не бывало с вами.
Давил ее татарин под пятой,
А очутился он же под ногами.
Но далеко она с тех пор ушла!
Не в мерку ей стать вровень даже с вами;
Заморский рост она переросла,
Тянуться ль вам в одно с богатырями!
Попробуйте на нас теперь взглянуть,
20 Коль не боитесь голову свихнуть!
Страдала Русь в боях междоусобных,
По капле кровью чуть не изошла,
Томясь в борьбе своих единокровных;
Но живуча святая Русь была!
Умнее вы, - зато вам книги в руки!
Правее вы, - то знает ваша честь!
Но знайте же, что и в последней муке
Нам будет чем страданье перенесть!
Прошедшее стоит ответом вам, -
30 И ваш союз давно не страшен нам!
Спасемся мы в годину наваждений,
Спасут нас крест, святыня, вора, трон!
У нас в душе сложился сой закон,
Как знаменье побед и избавлений!
Мы веры нашей, спроста, не теряли
(Как был какой-то западный народ)}
Мы верою из мертвых воскресали,
И верою живет славянский род.
Мы веруем, что бог над нами может,
40 Что Русь жива и умереть не может!
Писали вы, что начал ссору русской,
Что как-то мы ведем себя не так,
Что честью мы не дорожим французской,
Что стыдно вам за ваш союзный флаг,
Что жаль вам очень Порты златорогой,
Что хочется завоеваний нам,
Что то да се... Ответ вам дали строгой,
Как школьникам, крикливым шалунам.
Не нравится, - на то пеняйте сами,
50 Не шапку же ломать нам перед вами!
Не вам судьбы России разбирать!
Неясны вам ее предназначенья!
Восток - ее! К ней руки простирать
Не устают мильоны поколений.
И властвуя над Азией глубокой,
Она всему младую жизнь дает,
И возрожденье древнего Востока
(Так бог велел!) Россией настает.
То внове Русь, то подданство царя,
60 Грядущего роскошная заря!
Не опиум, растливший поколенье,
Что варварством зовем мы без прикрас,
Народы ваши двинет к возрожденью
И вознесет униженных до вас!
То Альбион, с насилием безумным
(Миссионер Христовых кротких братств!),
Разлил недуг в народе полуумном,
В мерзительном алкании богатств!
Иль не для вас всходил на крест господь
70 И дал на смерть свою святую плоть?
Смотрите все - он распят и поныне,
И вновь течет его святая кровь!
Но где же жид, Христа распявший ныне,
Продавший вновь Предвечную Любовь?
Вновь язвен он, вновь принял скорбь и муки,
Вновь плачут очи тяжкою слезой,
Вновь распростерты божеские руки
И тмится небо страшною грозой!
То муки братии нам единоверных
80 И стон церквей в гоненьях беспримерных!
Он телом божьим их велел назвать,
Он сам, глава всей веры православной!
С неверными на церковь воевать,
То подвиг темный, грешный и бесславный!
Христианин за турка на Христа!
Христианин - защитник Магомета!
Позор на вас, отступники креста,
Гасители божественного света!
Но с нами бог! Ура! Наш подвиг свят,
90 И за Христа кто жизнь отдать не рад!
Меч Гедеонов в помощь угнетенным,
И в Израили сильный Судия!
То царь, тобой, всевышний, сохраненный,
Помазанник десницы твоея!
Где два иль три для господа готовы,
Господь меж них, как сам нам обещал.
Нас миллионы ждут царева слова,
И наконец твой час, господь, настал!
Звучит труба, шумит орел двуглавый
100 И на Царьград несется величаво!
На первое июля 1855 года
Когда настала вновь для русского народа
Эпоха славных жертв двенадцатого года
И матери, отдав царю своих сынов,
Благословили их на брань против врагов,
И облилась земля их жертвенною кровью,
И засияла Русь геройством и любовью,
Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон,
Как острие меча, проник нам в душу он,
Бедою прозвучал для русского тот час,
10 Смутился исполин и дрогнул в первый раз.
Как гаснет ввечеру денница в синем море,
От мира отошел супруг великий твой.
Но веровала Русь, и в час тоски и горя
Блеснул ей новый луч надежды золотой...
Свершилось, нет его! Пред ним благоговея,
Устами грешными его назвать не смею.
Свидетели о нем - бессмертные дела.
Как сирая семья, Россия зарыдала;
В испуге, в ужасе, хладея, замерла;
20 Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла!
И помню, что тогда, в тяжелый, смутный час,
Когда достигла весть ужасная до нас,
Твой кроткий, грустный лик в моем воображеньи
Предстал моим очам, как скорбное виденье,
Как образ кротости, покорности святой,
И ангела в слезах я видел пред собой...
Душа рвалась к тебе с горячими мольбами,
И сердце высказать хотелося словами,
И, в прах повергнувшись, вдовица, пред тобой,
30 Прощенье вымолить кровавою слезой.
Прости, прости меня, прости мои желанья;
Прости, что смею я с гобою говорить.
Прости, что смел питать безумное мечтанье
Утешить грусть твою, страданье облегчить.
Прости, что смею я, отверженец унылой,
Возвысить голос свой над сей святой могилой.
Но боже! нам судья от века и вовек!
Ты суд мне ниспослал в тревожный час сомненья,
И сердцем я познал, что слезы - искупленье,
40 Что снова русской я и - снова человек!
Но, думал, подожду, теперь напомнить рано,
Еще в груди ее болит и ноет рана...
Безумец! иль утрат я в жизни не терпел?
Ужели сей тоске есть срок и дан предел?!
О! Тяжело терять, чем жил, что было мило,
На прошлое смотреть как будто на могилу,
От сердца сердце с кровью оторвать,
Безвыходной мечтой тоску свою питать,
И дни свои считать бесчувственно и хило,
50 Как узник бой часов, протяжный и унылый.
О нет, мы веруем, твой жребий не таков!
Судьбы великие готовит провиденье...
Но мне ль приподымать грядущего покров
И возвещать тебе твое предназначенье?
Ты вспомни, чем была для нас, когда он жил!
Быть может, без тебя он не был бы, чем был!
Он с юных лет твое испытывал влиянье;
Как ангел божий, ты была всегда при нем;
Вся жизнь ого твоим озарена сияньем,
60 Озлащена любви божественным лучом.
Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга...
И кто же знал его, как ты, его супруга?
И мог ли кто, как ты, в груди его читать,
Как ты, его любить, как ты, его понять?
Как можешь ты теперь забыть свое страданье!
Всё, всё вокруг тебя о нем напоминанье;
Куда ни взглянем мы - везде, повсюду он.
Ужели ж нет его, ужели то не сон!
О нет! Забыть нельзя, отрада не в забвеньи,
70 И в муках памяти так много утешенья!!
О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил
И высказал его горячими словами!
Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил
И очи нам отверз бессмертными делами?
В кого уверовал раскольник и слепец,
Пред кем злой дух и тьма упали наконец!
И с огненным мечом, восстав, архангел грозный,
Он путь нам вековой в грядущем указал...
Но смутно понимал наш враг многоугрозный
80 И хитрым языком бесчестно клеветал...
Довольно!.. Бог решит меж ними и меж нами!
Но ты, страдалица, восстань и укрепись!
Живи на счастье нам с великими сынами
И за святую Русь, как ангел, помолись.
Взгляни, он весь в сынах, могущих и прекрасных;
Он духом в их сердцах, возвышенных и ясных;
Живи, живи еще! Великий нам пример,
Ты приняла свой крест безропотно и кротко...
Живи ж участницей грядущих славных дел,
90 Великая душой и сердцем патриотка!
Прости, прости еще, что смел я говорить,
Что смел тебе желать, что смел тебя молить!
История возьмет резец свой беспристрастный,
Она начертит нам твой образ светлый, ясный;
Она расскажет нам священные дела;
Она исчислит всё, чем ты для нас была.
О, будь и впредь для нас как ангел провиденья!
Храни того, кто нам ниспослан на спасенье!
Для счастия его и нашего живи
100 И землю русскую, как мать, благослови.
<На коронацию и заключение мира>
Умолкла грозная война!
Конец борьбе ожесточенной!..
На вызов дерзкой и надменной,
В святыне чувств оскорблена,
Восстала Русь, дрожа от гнева,
На бой с отчаянным врагом
И плод кровавого посева
Пожала доблестным мечом.
Утучнив кровию святою
10 В честном бою свои поля,
С Европой мир, добытый с боя,
Встречает русская земля.
Эпоха новая пред нами.
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами...
Благослови, господь, царя!
Идет наш царь на подвиг трудный
Стезей тернистой и крутой;
На труд упорный, отдых скудный,
20 На подвиг доблести святой,
Как тот гигант самодержавный,
Что жил в работе и трудах,
И, сын царей, великий, славный,
Носил мозоли на руках!
Грозой очистилась держава,
Бедой скрепилися сердца,
И дорога родная слава
Тому, кто верен до конца.
Царю вослед вся Русь с любовью
30 И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв.
Идет наш царь принять корону...
Молитву чистую творя,
Взывают русских миллионы:
40 Благослови, господь, царя!
О ты, кто мановеньем воли
Даруешь смерть пли живишь,
Хранишь царей и в бедном поле
Былинку нежную хранишь:
Созижди в нем дух бодр и ясен,
Духовной силой в нем живи,
Созижди труд его прекрасен
И в путь святой благослови!
К тебе, источник всепрощенья,
50 Источник кротости святой,
Восходят русские моленья:
Храни любовь в земле родной!
К тебе, любивший без ответа
Самих мучителей своих,
Кто обливал лучами света
Богохулителей слепых,
К тебе, наш царь в венце терновом,
Кто за убийц своих молил
И на кресте, последним словом,
60 Благословил, любил, простил!
Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
Не накажи нас слепотою,
Дай ум, чтоб видеть и понять
И с верой чистой и живою
Небес избранника принять!
Храни от грустного сомненья,
70 Слепому разум просвети
И в день великий обновленья
Нам путь грядущий освети!
ПРИМЕЧАНИЯ
НА ЕВРОПЕЙСКИЕ СОБЫТИЯ В 1854 ГОДУ
Печатается по беловому автографу: ЦГАОР, ф. III, отд. I, эксп. 214/13,
лл. 15-17 (приложен к отношению штаба отдельного Сибирского корпуса
управляющему III Отделением от 26 июня 1854 г.; вшит в дело "Об
инженер-поручике Федоре Достоевском").
Впервые напечатано: "Гражданин", 1883, No 1, "Литературные приложения",
стр. 3-7.
В собрание сочинений впервые включено в издании: Биография, Приложения,
стр. 17-20.
НА ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1855 ГОДА
Печатается по писарской копии: ЦГВИА, ф. 395, оп. 291, д. 45, лл. 9-11
об. (3 л., 6 стр.; приложена к рапорту командира отдельного Сибирского
корпуса генерала-от-инфантерии Г. X. Гасфорта военному министру от 3
сентября 1855 г.).
Впервые напечатано: ЛН, т. 22-24, стр. 709-710,
<НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА>
Печатается по писарской копии: ЦГВИА, ф. 395, оп. 291, д. 45, лл, 2527
(3 л., 5 стр.; приложена к письму генерала-от-инфантерии Г. X. Гасфорта к Н.
О. Сухозанету 2-му от 2 июня 1856 г.).
Впервые напечатано: ЛН, т. 22-24, стр. 719-721.
Помещенные в данном разделе три стихотворения Достоевского при жизни
писателя не публиковались. Первое из них - "На европейские события в 1854
году" - было написано в апреле 1854 г. и послано Достоевским, проходившим в
это время солдатскую службу в Семипалатинске, через его батальонного
командира Велихова начальнику штаба отдельного Сибирского корпуса
генерал-лейтенанту Яковлеву, откуда в официальном порядке было отправлено в
Петербург начальнику III Отделения Л. В. Дубельту с просьбой поместить его в
"С.-Петербургских ведомостях" (обращение Велихова в Управление III Отделения
собственной его императорского величества канцелярии см.: ЦГАОР, ф. III,
отд. I, эксп. 214/13, лл. 13-14). Но Дубельт не дал своего согласия на
печатание стихотворения.
Второе стихотворение - "На первое июля 1855 года" (день рождения
императрицы Александры Федоровны) - было написано летом 1855 г. и через
командира отдельного Сибирского корпуса генерала Г. X. Гасфорта передано
военному министру с просьбой "повергнуть его к стопам ее императорского
величества вдовствующей государыни императрицы". Весной 1856 г. было
написано третье стихотворение - (На коронацию и заключение мира) ("Умолкла
грозная война!.."), также пересланное в Петербург с просьбой, "если
признается возможным, исходатайствовать высочайшее соизволение на
напечатание оного в одном из петербургских периодических изданий" (ЛН, т.
22-24, стр. 708-719). Эта просьба не была удовлетворена.
Стихотворения свидетельствуют об отчаянных попытках Достоевского
вернуться в литературу. Этим же стремлением проникнуты и первые после
каторги письма к брагу: "У меня теперь много потребностей и надежд таких, об
которых я и не думал, но это всё загадки, и потому мимо <...>. Ведь позволят
же мне печатать лет через шесть, а может быть и раньше. Ведь много может
перемениться, а я теперь вздору не напишу. Услышишь обо мне" (см. письмо от
22 февраля 1854 г.).
Но при жизни Николая I попытка привлечь внимание высочайших сфер к
трагически безвыходному положению ссыльного литератора осталась
безрезультатной. Некоторое облегчение участи Достоевского последовало лишь в
конце 1855 г., после того как генерал Гасфорт, препровождая в Петербург
военному министру стихотворение "На первое июля 1855 года", просил присвоить
Достоевскому унтер-офицерский чин (ЛН, т. 22-24, стр. 708).
Приказ о производстве Достоевского в унтер-офицеры вышел 20 ноября 1855
г. Но писателю важнее всего было добиться разрешения печататься. Об этом
свидетельствуют письма к А. Е. Врангелю от 23 марта, 13 апреля и 23 мая 1856
г. "Посылаю стихи на коронацию и заключение мира, - писал Достоевский 23 мая
1856 г. - Хороши ли, дурны ли, но я послал здесь по начальству с просьбою
позволить напечатать. Просить же официально (прошением) позволения печатать,
не представив в то же время сочинения, по-моему, неловко. Потому я начал со
стихотворения. Прочтите его, перепишите и постарайтесь, чтобы оно дошло к
монарху". Стихотворение (На коронацию и заключение мира), сопровожденное
просьбой корпусного командира о предоставлении Достоевскому права
печататься, было переслано в Петербург. Но, как следует из доклада Военного
министерства от 17 сентября 1856 г., "его величество, согласившись на
производство Достоевского в прапорщики, приказал учредить за ним секретное
наблюдение впредь до совершенного удостоверения в его благонадежности и
затем уже ходатайствовать о дозволении ему печатать свои литературные труды"
(ЛН, т. 22-24, стр. 722).
Производство Достоевского в прапорщики состоялось 26 октября 1856 г. Но
разрешение печататься задерживалось до апреля 1857 г. (см. об этом
подробнее: "Былое", 1907, No 1, стр. 246 - приложение к письму Ф. М.
Достоевского к Э. И. Тотлебену от 24 марта 1856 г.).
Стихотворения 1854-1856 гг. Достоевский писал в невыносимо тяжелой для
него обстановке семипалатинской казармы, находясь в положении политического
ссыльного, не имевшего права на возвращение в литературу. Поэтому в оценке
лиц и событий он старался строго придерживаться официальных формул и клише
русской периодической печати периода Крымской войны, отражавшей
правительственные взгляды. Как установил Л. П. Гроссман, разрабатывая в
стихотворении "На европейские события в 1854 году" тему Восточной войны,
автор перенес в него ряд образов, общих для патриотической поэзии 1854 г.,
отвечавшей правительственной оценке войны и широко представленной в
тогдашних газетах. Таковы стихотворения Ф. Глинки "Ура" (СП, 1854, 4 января,
No 2), Н. Арбузова "Врагам России" (СП, 1854, 1 февраля, No 25), Н. Левашова
"Святая брань" (СП, 1854, 8 марта, No 54) и др. То же относится и к двум
другим стихотворениям (см.: Л. П. Гроссм а н. Гражданская смерть
Достоевского. ЛН, т. 22-24, стр. 683-692).
Так как Достоевский был связан при работе над всеми тремя своими
стихотворениями положением бывшего петрашевца и, создавая их, преследовал
прежде всего цель убедить правительственные сферы в своей "благонадежности",
чтобы вновь открыть себе дорогу в жизнь и в литературу, мы не можем с полной
определенностью судить по ним о личных настроениях автора в это время.
Однако несомненно, что Достоевский, как видпо из его писем к А. Н. Майкову
1856 г., был захвачен общим патриотическим воодушевлением, которое
переживали в эпоху Крымской войны широкие слои русского общества.
Напрашивается также достаточно обоснованное предположение, что именно в это
время сложилось его убеждение об особой роли России в борьбе за освобождение
славянских народов от турецкого владычества, которое позднее, в 1876-1877
гг., получило свое выражение на страницах "Дневника писателя". Наконец,
очевидно, что Достоевский, так же как большинство его современников (не
исключая Герцена), ожидал после смерти Николая I изменений в
правительственной политике и связывал со вступлением на престол Александра
II определенные политические надежды. Тем не менее у нас нет оснований
считать, что стихотворения 1854-1856 гг. означали отказ Достоевского от ряда
центральных идей петрашевцев и в особенности от отрицательной оценки
политического режима Николая I. Как показали произведения Достоевского
начала 1860-х годов, писатель вернулся из Сибири по-прежнему убежденным в
необходимости уничтожения крепостного права и проведения ряда других
коренных политических и общественно-экономических преобразований, хотя
развитие его взглядов на пути их проведения получило иное направление в
период выработки его "почвеннической" платформы, сформулированной в журналах
"Время" и "Эпоха".
Стихотворение "На европейские события в 1854 году" написано в связи с
обострившимся конфликтом между Россией, с одной стороны, и Англией и
Францией - с другой, после того как Англия и Франция объявили России войну.
Официальной причиной объявления войны было заступничество двух крупнейших
европейских христианских держав за Турцию и нежелание их поддержать Россию в
споре с Турцией о "святых местах" (Палестине) (см. об этом: Е. В. Тарле.
Крымская война. М.-Л., 1950, т. I, стр. 435-485). В "С.-Петербургских
ведомостях" в 1854 г. регулярно печатались сообщения под рубрикой "Восстания
христиан на Востоке" и статьи, сообщавшие о религиозных преследованиях
христиан мусульманами в Турции.
В стихотворении "На европейские события в 1854 году" Достоевский
вспоминал политическую ситуацию в Европе в 1831-1832 гг. (русско-польский
конфликт), о которой писал и Пушкин ("Клеветникам России"). Мысли о
славяно-русском единстве, гордость при воспоминаниях о событиях 1812 г.,
раздумья, омраченные чувством горечи (в связи с военными неудачами России:
для Пушкина - под Варшавой в 1831 г., для Достоевского - в Крымской войне),
сближают оба эти произведения (см. об этом: Мочульский, стр. 137, 138).
Желание Достоевского подражать оде "Клеветникам России" становится
особенно очевидным во второй половине стихотворения. Обращаясь, по примеру
Пушкина, к западным дипломатам и журналистам, он отвечает здесь на
обвинения, вызванные восточной политикой тогдашней России ("Писали вы, что
начал ссору русской...").
Следует отметить, что А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев и другие
поэты-славянофилы в первые месяцы после начала военных действий были склонны
связывать войну со своими политическими мечтаниями. Они рассматривали ее как
испытание, нужное России для ее возрождения, и вместе с тем как необходимое
средство для освобождения славянских народов из-под власти Турции и для
будущего торжества православного Востока над католическим Западом (см. об
этом: Е. В. Тарле. Крымская война, т. I, стр. 449-452). Но вскоре отношение
большей части славянофилов к войне изменилось: под влиянием поражений и
сдачи Севастополя в их среде, как и во всем русском обществе, резко
усилилось недовольство военной и политической системой Николая I.
Сопоставление стихотворения "На европейские события в 1854 году" с
двумя позднейшими - обращенными к вдове Николая I и к Александру II при его
коронации - делает вероятным вывод, что Достоевский в годы Крымской войны
пережил эволюцию, аналогичную той, какую пережили в это время широкие слои
русского общества. Если в стихотворении "На европейские события в 1854 году"
при всем обилии в нем официальных формул ощущается искреннее авторское
воодушевление, то патетические строки обоих позднейших стихотворений
производят холодное и вымученное впечатление. В стихотворении "На первое
июля 1855 года" акцент лежит уже не столько на событиях, переживаемых
Россией, сколько на личной судьбе автора: Достоевский напоминает императрице
о себе, призывая простить его и других подобных ему "отверженцев" перед
лицом постигших ее и всю Русь испытаний. В третьем стихотворении (На
коронацию и заключение мира) отчетливо звучит та же тема. В качестве высшего
примера для Александра II здесь выдвигается Христос, простивший на кресте
своим мучителям и оставивший человечеству завет всепрощения и любви.
Наряду с поэтическими формулами и фразеологическими оборотами,
восходящими к оде "Клеветникам России" ("Тянуться ль вам в одно с
богатырями..."- ср. у Пушкина: "Иль старый богатырь, покойный на
постеле..."), в стихотворениях есть другие реминисценции из Пушкина (ср.
начальные строки стихотворения "На первое июля 1855 года" со стихотворением
Пушкина "Полководец", 1835) и Лермонтова (ср. строку из стихотворения "На
европейские события в 1854 году": "И места много всем под небесами..." - со
стихотворением Лермонтова "Валерик", 1840: "Под небом места много всем...").
Стихотворение "На первое июля 1855 года" написано в жанре философских
од и элегий: Достоевскому могли служить образцами ода Г. Р. Державина на
смерть графини Румянцевой (1791), его же стихотворение "На кончину графа
Орлова" (1796), элегия В. А. Жуковского "На кончину ее величества королевы
Виртембергской" (1819). В стихотворении 1856 г. (На коронацию и заключение
мира) Достоевский скорее следовал типу ломоносовских од: см., например, оду
"На день восшествия на престол Елисаветы Петровны" (1746). В соответствии с
канонами этого жанра, восхваляя Россию, он прославлял ее будущее, которое
связывал с предстоящими политическими переменами. Нового царя, по
сложившейся традиции, автор называл преемником Петра, - "гиганта
самодержавного", тем самым побуждая его (хотя и робко) действовать в духе
великого реформатора.
О несовершенстве стихотворений М. М. Достоевский тогда же откровенно
писал брату: "Читал твои стихи и нашел их очень плохими. Стихи не твоя
специальность" (см. письмо от 18 апреля 1856 г. - Д, Письма, т. I, стр.
529).
Слухи о том, что Достоевский написал верноподданнические стихи,
распространились среди петербургских литераторов и вызвали возмущение и
насмешки в передовых кругах. В конце 1855 г. в "Современнике" был
опубликован фельетон И. И. Панаева "Литературные кумиры, дилетанты и проч."
(С, 1855, No 12, Современные заметки, стр. 235-243), где Достоевский был
обрисован в карикатурных тонах. По догадке А. Н. Лурье, фельетон этот был
вызван стихотворениями Достоевского (см.: Некрасов, т. VI, стр. 576-578;
ср.: Панаев, стр. 438).
На публикацию в 1883 г. стихотворения "На европейские события в 1854
году" резко и по сути своей несправедливо отозвался товарищ Достоевского по
заключению в омском остроге Шимон Токаржевский. Перерабатывая свои
воспоминания, написанные в начале 1860-х годов, Токаржевский включил
отрицательный отзыв об этом произведении и его авторе в главу, посвященную
Достоевскому (см.: S. Tokarzewski. Siedem lat katorgi. Warszawa, 1907, стр.
153-162), в которой написание стихотворений объясняется верноподданническими
побуждениями Достоевского. Отзыв этот приведен в статье "Ф. М. Достоевский
по воспоминаниям ссыльного поляка" (PC, 1910, No 3, стр. 611). Автор статьи
В. Храневич ввел туда ряд извлечений из книги Токаржевского (в собственном
переводе), главным образом для того, чтобы показать недостоверность его
мемуаров (см. об этом: наст, изд., т. IV).
Ст. 5-6. Уж лучше бы ос с домашними делами! - Имеется в виду внутренняя
политика Наполеона III, объявившего себя 2 декабря 1852 г. наследственным
императором Франции.
Ст. 30. И ваш союз давно не страшен нам! - 12 марта 1854 г. Англия и
Франция заключили с Турцией союзный договор, обязуясь поддерживать последнюю
в ее войне с Россией; 27 марта Англия, а 28 марта Франция объявили России
войну и вскоре заключили дипломатическое соглашение с правительствами
Австрии и Пруссии, гарантировавшее неучастие этих стран в войне.
Ст. 41. Писали вы, что начал ссору русской... - Обострение отношений
между Россией и Францией провоцировалось Наполеоном III и правительствами
Австрии, Пруссии и Англии, хотя и политика Николая I на Востоке была также
направлена на разжигание войны (см. об этом: Е. В. Тарле. Крымская война, т.
I, стр. 117-145).
Ст. 85-86. Христианин ~ защитник Магомета! - Почти дословное изложение
суждений официальной прессы. Ср., например: "Католитические интриганы во
Франции охотно протягивают руку приверженцам лжепророка, чтобы этим союзом
повредить православной церкви" (из статьи "Турецкие дела", напечатанной в
СПбВ, 1854, 4 февраля, No 28).
Ст. 91. Меч Гедеонов в помощь угнетенным... - Гедеон - библейский герой
(в переводе с древнееврейского языка - отважный воин), вступивший в неравную
борьбу с врагами - см.: Книга судей Израилевых"; гл. 6-8. Выражение "меч
Гедеонов" символизирует борьбу за святое дело.
Ст. 1-7. Когда настала вновь для русского народа ~ Тогда раздался вдруг
твой тихий, скорбный стон... - Николай I умер 18 февраля 1855 г., в разгар
Крымской войны.
Ст. 1. Умолкла грозная война! - Крымская война закончилась заключением
Парижского мира 18 (30) марта 1856 г.
СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
В список не включены сокращения, совпадающие с сиглами, указанными в
перечне источников текста к каждому произведению.
Места хранения рукописей
ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР
(Ленинград).
ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства
(Москва).
ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции
(Москва).
ЦГВИА - Центральный государственный военно-исторический архив (Москва).
ЦГИА - Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
Печатные источники
Анненков - П. В. Анненков. Литературные воспоминания. Гослитиздат, М.,
1960.
Анциферов - Н. П. Анциферов. Петербург Достоевского. Пгр., 1923.
Белинский - В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I-XIII.
Изд. АН СССР, М., 1953-1959.
Бельчиков - Н. Ф. Бельчиков. Достоевский в процессе петрашевцев. Изд.
"Наука", М., 1971.
Бем - А. Л. Бем. У истоков творчества Достоевского. Грибоедов, Пушкин,
Гоголь, Толстой и Достоевский. Изд. "Петрополис", Прага, 1936.
Библиотека - Л. Гроссман. Библиотека Достоевского. По неизданным
материалам. С прилож. каталога библиотеки Достоевского. Одесса, 1919.
Биография - Биография, письма и заметки из записной книжки. С портретом
Ф. М. Достоевского и приложениями. СПб., 1883 (Полное собрание сочинений Ф.
М. Достоевского, т. I). Вольф, Хроника - А. И. Вольф. Хроника петербургских
театров с конца 1826 до начала 1881 года, чч. I-III. СПб., 1877-1884.
Врангель - А. Е. Врангель. Воспоминания о Ф. М. Достоевском в Сибири.
1854-1856 гг. СПб., 1912.
Гоголь - Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I-XIV. Изд. АН
СССР, М., 1937-1952.
Гозенпуд - А. Гозенпуд. Достоевский и музыка. Изд. "Музыка", Л., 1971.
Григорович - Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Гослитиздат,
М., 1961.
Гроссман, Биография - Л. П. Гроссман. Достоевский. Изд. 2-е, испр. и
доп. Изд. "Молодая гвардия", М., 1965.
Гроссман, Жизнь и труды - Л. П. Гроссман. Жизнь и труды Ф. М.
Достоевского. Биография в датах и документах. Изд. "Academia", М.-Л., 1935.
Гроссман, Семинарий - Л. П. Гроссман. Семинарий по Достоевскому.
Материалы, библиография и комментарии. ГИЗ, М.- Пгр., 1922.
Д, Материалы и исследования - Ф. М. Достоевский. Материалы и
исследования. Под ред. А. С. Долинина. Изд. АН СССР, Л., 1935.
Добролюбов - Н. А. Добролюбов. Собрание сочинений, тт. I-IX.
Гослитиздат, М.-Л., 1961-1964.
Достоевский, А. М. - А. М. Достоевский. Воспоминания. Ред. и вступ.
статья А. А. Достоевского. "Изд. писателей в Ленинграде", 1930.
Достоевский и его время - Достоевский и его время. Изд. "Наука", Л.,
1971 (Академия наук СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом)).
ДП - "Дневник писателя".
Д, Письма - Ф. М. Достоевский. Письма, тт. I -IV. Под ред. А. С.
Долинина. ГИЗ - "Academia" - Гослитиздат, М.-Л., 1928-1959.
ИВ - "Исторический вестник" (журнал).
Кирпичников - А. И. Кирпичников. Очерки по истории новой русской
литературы, т. I. Изд. 2-е, доп. М., 1903.
Кирпотин - В. Я. Кирпотин. Ф. М. Достоевский. Творческий путь (1821 -
1859). Гослитиздат, М., 1960.
ЛН - "Литературное наследство", тт. 1-83. Изд. АН СССР - "Наука", М.,
1931-1971. Издание продолжается.
Мартьянов - П. К. Мартьянов. Дела и люди века. Из старой записной
книжки, статьи и заметки, т. 3. СПб., 1896.
Миллер - О. Миллер. Публичные лекции. СПб., 1878.
Миллер, Русские писатели - О. Миллер. Русские писатели после Гоголя.
Очерки, речи и статьи. Ч. I. СПб., 1890.
Милюков - А. П. Милюков. Литературные встречи и знакомства. СПб., 1890.
Михайловский - Н. К. Михайловский. Литературно-критические статьи.
Гослитиздат, М., 1957.
Мочульский - К. Мочульский. Достоевский. Жизнь и творчество. Ymca
Press, Париж, 1947.
Некрасов - Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем, тт.
I-XII. Гослитиздат, М., 1948-1953.
О Достоевском - О Достоевском. Сб. статей, вып. I-II. Под ред. А. Л.
Бема. Прага, 1929, 1933.
ОЗ - "Отечественные записки" (журнал).
Описание - Описание рукописей Ф. М. Достоевского. Под ред. В. С.
Нечаевой. М., 1957 (Библиотека СССР им. В. И. Ленина - Центр, гос. архив
литературы и искусства СССР - Институт русской литературы).
Панаев - И. И. Панаев. Литературные воспоминания. Ред. текста, вступ.
статья и прим. И. Ямпольского. Гослитиздат, М., 1950.
РВ - "Русский вестник" (журнал).
РЛ - "Русская литература" (журнал).
Родзевич - С. Родзевич. К истории русского романтизма (Э. Т. А. Гофман
и 30-40 гг. в нашей литературе). "Русский филологический вестник", 1917, т.
LXXVII, NoNo 1-2, отд. I, стр. 194-237.
Роазнблюм - Л. М. Розенблюм. (Примечания). В кн.: Ф. М. Достоевский.
Собрание сочинений, т. II. Гослитиздат, М., 1956, стр. 641-663.
PC - "Русская старина" (журнал).
РСл - "Русское слово" (журнал).
С - "Современник" (журнал).
Сб. Достоевский, II - Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Под ред.
А. С. Долинина. Сборник II. Л,-М., Изд. "Мысль", 1924.
СО - "Сын отечества" (журнал).
СП - "Северная пчела" (газета).
СПбВ - "С.-Петербургские ведомости" (газета).
Творчество Достоевского - Творчество Ф. М. Достоевского. Изд. АН СССР,
М., 1959 (АН СССР. Институт мировой литературы).
Тынянов - Ю. Тынянов. Достоевский и Гоголь. (К теории пародии). Изд.
"Оиояз", Пгр., 1921.
Фельетоны - Фельетоны 40-х годов. Под ред. Ю. Г. Оксмана. Изд.
"Асаdemia", M.-Л., 1930.
Фридлендер - Г. М. Фридлендер. Реализм Достоевского. Изд. "Наука",
М.-Л., 1964.
Чернышевский - Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. IXVI.
Гослитиздат, М., 1939-1953.
Шкловский - В. Шкловский. За и против. Заметки о Достоевском. Изд.
"Сов. писатель", М., 1957.
Эмиль - Ж.-Ж. Руссо. Эмиль, или О воспитании. Пер. М. А. Энгельгардта.
СПб., 1912.
Яновский - С. Д. Яновский. Воспоминания о Достоевском. "Русский
вестник", 1885, No 4, стр. 796-819.
1860 - Ф. М. Достоевский. Сочинения, тт. I-П. Изд. Н. А. Основского,
М., 1860.
1865 - Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Вновь
просмотренное и дополненное самим автором издание. Изд. Ф. Стелловского. Т.
I. СПб., 1865.
1866 - То же издание, т. III. СПб., 1866.
-------
| сайт collection
|-------
| Федор Михайлович Достоевский
| Стихотворения и стихотворные наброски, шуточные стихи, пародии, эпиграммы
-------
С чего взялась всесветная беда?
Кто виноват, кто первый начинает?
Народ вы умный, всякой это знает,
Да славушка пошла об вас худа!
Уж лучше бы в покое дома жить
Да справиться с домашними делами!
Ведь, кажется, нам нечего делить
И места много всем под небесами.
К тому ж и то, коль всё уж поминать:
Смешно французом русского пугать!
Знакома Русь со всякою бедой!
Случалось ей, что не бывало с вами.
Давил ее татарин под пятой,
А очутился он же под ногами.
Но далеко она с тех пор ушла!
Не в мерку ей стать вровень даже с вами;
Заморский рост она переросла,
Тянуться ль вам в одно с богатырями!
Попробуйте на нас теперь взглянуть,
Коль не боитесь голову свихнуть!
Страдала Русь в боях междоусобных,
По капле кровью чуть не изошла,
Томясь в борьбе своих единокровных;
Но живуча святая Русь была!
Умнее вы, – зато вам книги в руки!
Правее вы, – то знает ваша честь!
Но знайте же, что и в последней муке
Нам будет чем страданье перенесть!
Прошедшее стоит ответом вам, -
И ваш союз давно не страшен нам!
Спасемся мы в годину наваждений,
Спасут нас крест, святыня, вера, трон!
У нас в душе сложился сей закон,
Как знаменье побед и избавлений!
Мы веры нашей, спроста, не теряли
(Как был какой-то западный народ);
Мы верою из мертвых воскресали,
И верою живет славянский род.
Мы веруем, что бог над нами может,
Что Русь жива и умереть не может!
Писали вы, что начал ссору русской,
Что как-то мы ведем себя не так,
Что честью мы не дорожим французской,
Что стыдно вам за ваш союзный флаг,
Что жаль вам очень Порты златорогой,
Что хочется завоеваний нам,
Что то да се… Ответ вам дали строгой,
Как школьникам, крикливым шалунам.
Не нравится, – на то пеняйте сами,
Не шапку же ломать нам перед вами!
Не вам судьбы России разбирать!
Неясны вам ее предназначенья!
Восток – ее! К ней руки простирать
Не устают мильоны поколений.
И властвуя над Азией глубокой,
Она всему младую жизнь дает,
И возрожденье древнего Востока
(Так бог велел!) Россией настает.
То внове Русь, то подданство царя,
Грядущего роскошная заря!
Не опиум, растливший поколенье,
Что варварством зовем мы без прикрас,
Народы ваши двинет к возрожденью
И вознесет униженных до вас!
То Альбион, с насилием безумным
(Миссионер Христовых кротких братств!),
Разлил недуг в народе полуумном,
В мерзительном алкании богатств!
Иль не для вас всходил на крест господь
И дал на смерть свою святую плоть?
Смотрите все – он распят и поныне,
И вновь течет его святая кровь!
Но где же жид, Христа распявший ныне,
Продавший вновь Предвечную Любовь?
Вновь язвен он, вновь принял скорбь и муки,
Вновь плачут очи тяжкою слезой,
Вновь распростерты божеские руки
И тмится небо страшною грозой!
То муки братии нам единоверных
И стон церквей в гоненьях беспримерных!
Он телом божьим их велел назвать,
Он сам, глава всей веры православной!
С неверными на церковь воевать,
То подвиг темный, грешный и бесславный!
Христианин за турка на Христа!
Христианин – защитник Магомета!
Позор на вас, отступники креста,
Гасители божественного света!
Но с нами бог! Ура! Наш подвиг свят,
И за Христа кто жизнь отдать не рад!
Меч Гедеонов в помощь угнетенным,
И в Израили сильный Судия!
То царь, тобой, всевышний, сохраненный,
Помазанник десницы твоея!
Где два иль три для господа готовы,
Господь меж них, как сам нам обещал.
Нас миллионы ждут царева слова,
И наконец твой час, господь, настал!
Звучит труба, шумит орел двуглавый
И на Царьград несется величаво!
Когда настала вновь для русского народа
Эпоха славных жертв двенадцатого года
И матери, отдав царю своих сынов,
Благословили их на брань против врагов,
И облилась земля их жертвенною кровью,
И засияла Русь геройством и любовью,
Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон,
Как острие меча, проник нам в душу он,
Бедою прозвучал для русского тот час,
Смутился исполин и дрогнул в первый раз.
Как гаснет ввечеру денница в синем море,
От мира отошел супруг великий твой.
Но веровала Русь, и в час тоски и горя
Блеснул ей новый луч надежды золотой…
Свершилось, нет его! Пред ним благоговея,
Устами грешными его назвать не смею.
Свидетели о нем – бессмертные дела.
Как сирая семья, Россия зарыдала;
В испуге, в ужасе, хладея, замерла;
Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла!
И помню, что тогда, в тяжелый, смутный час,
Когда достигла весть ужасная до нас,
Твой кроткий, грустный лик в моем воображеньи
Предстал моим очам, как скорбное виденье,
Как образ кротости, покорности святой,
И ангела в слезах я видел пред собой…
Душа рвалась к тебе с горячими мольбами,
И сердце высказать хотелося словами,
И, в прах повергнувшись, вдовица, пред тобой,
Прощенье вымолить кровавою слезой.
Прости, прости меня, прости мои желанья;
Прости, что смею я с тобою говорить.
Прости, что смел питать безумное мечтанье
Утешить грусть твою, страданье облегчить.
Прости, что смею я, отверженец унылой,
Возвысить голос свой над сей святой могилой.
Но боже! нам судья от века и вовек!
Ты суд мне ниспослал в тревожный час сомненья,
И сердцем я познал, что слезы – искупленье,
Что снова русской я и – снова человек!
Но, думал, подожду, теперь напомнить рано,
Еще в груди ее болит и ноет рана…
Безумец! иль утрат я в жизни не терпел?
Ужели сей тоске есть срок и дан предел?
О! Тяжело терять, чем жил, что было мило,
На прошлое смотреть как будто на могилу,
От сердца сердце с кровью оторвать,
Безвыходной мечтой тоску свою питать,
И дни свои считать бесчувственно и хило,
Как узник бой часов, протяжный и унылый.
О нет, мы веруем, твой жребий не таков!
Судьбы великие готовит провиденье…
Но мне ль приподымать грядущего покров
И возвещать тебе твое предназначенье?
Ты вспомни, чем была для нас, когда он жил!
Быть может, без тебя он не был бы, чем был!
Он с юных лет твое испытывал влиянье;
Как ангел божий, ты была всегда при нем;
Вся жизнь его твоим озарена сияньем,
Озлащена любви божественным лучом.
Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга.
И кто же знал его, как ты, его супруга?
И мог ли кто, как ты, в груди его читать,
Как ты, его любить, как ты, его понять?
Как можешь ты теперь забыть свое страданье!
Все, все вокруг тебя о нем напоминанье;
Куда ни взглянем мы – везде, повсюду он.
Ужели ж нет его, ужели то не сон!
О нет! Забыть нельзя, отрада не в забвеньи,
И в муках памяти так много утешенья!!
О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил
И высказал его горячими словами!
Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил
И очи нам отверз бессмертными делами?
В кого уверовал раскольник и слепец,
Пред кем злой дух и тьма упали наконец!
И с огненным мечом, восстав, архангел грозный,
Он путь нам вековой в грядущем указал…
Но смутно понимал наш враг многоугрозный
И хитрым языком бесчестно клеветал…
Довольно!… Бог решит меж ними и меж нами!
Но ты, страдалица, восстань и укрепись!
Живи на счастье нам с великими сынами
И за святую Русь, как ангел, помолись.
Взгляни, он весь в сынах, могущих и прекрасных;
Он духом в их сердцах, возвышенных и ясных;
Живи, живи еще! Великий нам пример,
Ты приняла свой крест безропотно и кротко…
Живи ж участницей грядущих славных дел,
Великая душой и сердцем патриотка!
Прости, прости еще, что смел я говорить,
Что смел тебе желать, что смел тебя молить!
История возьмет резец свой беспристрастный,
Она начертит нам твой образ светлый, ясный;
Она расскажет нам священные дела;
Она исчислит все, чем ты для нас была.
О, будь и впредь для нас как ангел провиденья!
Храни того, кто нам ниспослан на спасенье!
Для счастия его и нашего живи
И землю русскую, как мать, благослови.
Умолкла грозная война!
Конец борьбе ожесточенной!…
На вызов дерзкой и надменной,
В святыне чувств оскорблена,
Восстала Русь, дрожа от гнева,
На бой с отчаянным врагом
И плод кровавого посева
Пожала доблестным мечом.
Утучнив кровию святою
В честном бою свои поля,
С Европой мир, добытый с боя,
Встречает русская земля.
Эпоха новая пред нами.
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами…
Благослови, господь, царя!
Идет наш царь на подвиг трудный
Стезей тернистой и крутой;
На труд упорный, отдых скудный,
На подвиг доблести святой,
Как тот гигант самодержавный,
Что жил в работе и трудах,
И, сын царей, великий, славный,
Носил мозоли на руках!
Грозой очистилась держава,
Бедой скрепилися сердца,
И дорога родная слава
Тому, кто верен до конца.
Царю вослед вся Русь с любовью
И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв.
Идет наш царь принять корону… был проведен и торжественно и весело» (XXVIII, кн. 1, 264).]
Молитву чистую творя,
Взывают русских миллионы:
Благослови, господь, царя!
О ты, кто мгновеньем воли
Даруешь смерть или живишь,
Хранишь царей и в бедном поле
Былинку нежную хранишь:
Созижди в нем дух бодр и ясен,
Духовной силой в нем живи,
Созижди труд его прекрасен
И в путь святой благослови!
К тебе, источник всепрощенья,
Источник кротости святой,
Восходят русские моленья:
Храни любовь в земле родной!
К тебе, любивший без ответа
Самих мучителей своих,
Кто обливал лучами света
Богохулителей слепых,
К тебе, наш царь в венце терновом,
Кто за убийц своих молил
И на кресте, последним словом,
Благословил, любил, простил!
Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
Не накажи нас слепотою,
Дай ум, чтоб видеть и понять
И с верой чистой и живою
Небес избранника принять!
Храни от грустного сомненья,
Слепому разум просвети
И в день великий обновленья
Нам путь грядущий освети!
Я лечу, лечу обратно,
Я хочу упасть назад,
Так на свете всё превратно:
Нынче шах, а завтра мат.
Описывать всё сплошь одних попов,
По-моему, и скучно, и не в моде;
Теперь ты пишешь в захудалом роде;
Не провались, Л[еск]ов.
//-- [От Редакции «Последней странички» ] --//
//-- 1 --//
В нашу Редакцию, как и во всякую, вместе с статьями удовлетворительными часто присылается авторами самый безрассудный хлам. Сочинители бывают странные. И все обидчиво требуют, чтобы их напечатали с гонораром. Хлам, конечно, нельзя печатать; но дурачество доходит иногда до гениальности. Одну из таких статей, да еще в стихах, помещаем ниже, надеясь удивить читателя. Чтоб быть добросовестными, мы снеслись с автором, не утаив истины, то есть что если и печатаем произведение его, то не иначе как верх нелепости. Он с гордостию дозволил – до того доходит иногда страстишка видеть себя напечатанным. Впрочем, он, наверно, надеется, что публика с нашим мнением не согласится. Скажем прямо: стихи нелепые. Мысль отчасти верна, но глупо выражена. Действительности никакой, ибо нигде не бывает таких портиков. А между тем как будто что-то и верно. Нигилистка объясняется хоть и глупо, но вполне по Дарвину. Офицер тоже выдерживает характер: эстетик и отличается позорною слабостью к полу (le sexe). Так что если б не было так глупо, то было бы, может быть, и умно. Вообще это произведение бездарности, одушевленной благородными чувствами. Впрочем, вот вся эта сцена в стихах с ее ретроградным заглавием.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя).
Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.
