Кто такой барон унгерн. Чёрный барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг

Как известно, трагедия Белого дела заключалась в первую очередь в том, что большая часть его руководства не принесла покаяние за клятвопреступление марта 1917 года — измену Государю Императору Николаю II. Не было в полной мере осознано и страшное Екатеринбургское злодеяние. В связи с этим идеология Белого дела продолжала оставаться большей частью непредрешенческой, а то и республиканской. При том, что подавляющая часть офицеров, солдат и казаков, воевавших в рядах Белой армии, оставались по убеждениям монархистами.

Еще летом 1918 года герой Первой мировой войны, генерал от кавалерии Ф. А. Келлер отказался от предложений посланцев А. И. Деникина вступать в Добровольческую армию, заявив, что он убежденный монархист и не согласен с деникинской политической платформой "непредрешенчества" и Учредительного собрания. При этом Келлер прямо заявил: "Пусть подождут, когда настанет время провозгласить Царя, тогда мы все выступим". Такое время наступило, увы, слишком поздно. Тем не менее нельзя не отметить, что монархическая составляющая становилась в Белой армии все сильнее, причем на фоне постоянно ухудшающейся обстановки на фронтах войны с красным Интернационалом. Уже осенью 1918 года генерал Ф. А. Келлер в Киеве начал формировать Северную Псковскую монархическую армию. В своем обращении к солдатам и офицерам генерал заявил:

За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы, настало время исполнить свой долг… Вспомните и прочтите молитву перед боем — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя Крестным Знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию.

Святейший Патриарх Тихон благословил Келлера просфорой и иконой Божьей Матери Державная. Однако вскоре генерал Келлер был убит петлюровцами. Помимо Келлера, убежденными монархистами в рядах Белой армии были генерал-майор М. Г. Дроздовский, генерал М. К. Дитерихс, генерал В. О. Каппель, генерал-лейтенант К. В. Сахаров и другие.

Среди этих военачальников особое место занимает генерал Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг. Это особое место определяется тем, что Унгерна, стопроцентного монархиста, трудно назвать лидером Белого движения. Ненавидя большевизм и ведя с ним непримиримую борьбу, Унгерн никогда не признавал ни власти верховного правителя адмирала А. В. Колчака, ни генерала А. И. Деникина. Воспринимая монархию как Богом данную власть, Унгерн видел ее и в русском Самодержце, и в китайском Богдыхане, и монгольском Великом хане. Его целью было воссоздание трех империй, которые стали бы щитом от богоборческого Запада и пришедшей от него революции. "Мы боремся не с политической партией, — говорил Унгерн, — а с сектой разрушителей современной культуры".

Для Унгерна Колчак и Деникин были такими же порождениями западной цивилизации, как и большевики. Поэтому от любых форм сотрудничества с ними он отказывался. Более того, колчаковцы были потенциальными противниками Унгерна. В случае успешных их действий и захвата Москвы к власти пришли бы республикански настроенные генералы.

Западная и большевистская пропаганда изображала Унгерна полупомешанным садистом. Современные биографы Р. Ф. Унгерна пишут, что плоды фантазий советских историков, а "также стремление выдать желаемое за действительное и показать противников Советской власти в самом неприглядном свете и легло в основу мифов о бароне Унгерне".

Как свидетельствовали уже в эмиграции соратники:

Барон Унгерн являлся исключительным человеком, не знавшим в своей жизни компромиссов, человеком кристальной честности и безумной храбрости. Он искренне болел душой за порабощаемую красным зверем Россию, болезненно воспринимал все, что таило в себе красную муть, и жестоко расправлялся с заподозренными. Будучи сам идеальным офицером, барон Унгерн с особой щепетильностью относился к офицерскому составу, который не миновала общая разруха, и который в некотором числе проявлял инстинкты, совершенно не соответствующие офицерскому званию. Таких людей барон карал с неумолимой строгостью, тогда как солдатской массы его рука касалась очень редко.

Р. Ф. Унгерн происходит из старинного немецко-балтийского (остзейского) графского и баронского рода. Семья баронов Унгерн-Штернбергов принадлежит роду, ведущему происхождение со времен Аттилы, один из Унгернов сражался вместе с Ричардом Львиное Сердце и был убит под стенами Иерусалима. Когда допрашивающий Унгерна большевик спросил издевательским тоном: "Чем отличился ваш род на русской службе?", барон спокойно ответил: "Семьдесят два убитых на войне".

С детства Роман Унгерн хотел быть похожим на своих предков. Он рос скрытным и нелюдимым мальчиком. Некоторое время он обучался в Николаевской ревельской гимназии, но из-за слабого здоровья его выгнали. Тогда родители решили отдать юношу в какое-нибудь военное училище. Роман был определен в Морское училище Петербурга. Но началась русско-японская война, Унгерн бросил учебу и изъявил желание принять участие в боях с японцами. Но опоздал, война завершилась.

После войны 1904-1905 годов Унгерн поступил в Павловское военное училище. Кроме военных дисциплин, которые изучались здесь особенно тщательно, преподавались общеобразовательные: закон Божий, химия, механика, литература, иностранные языки. В 1908 году Унгерн окончил училище подпоручиком. В этом же году он решил перевестись в Забайкальское казачье войско. Просьба его была удовлетворена, и барон был зачислен в 1-й Аргунский полк в казачье сословие в звании хорунжего. Во время службы на Дальнем Востоке Унгерн превратился в выносливого и лихого наездника. Сотник того же полка характеризовал его в аттестации: "Ездит хорошо и лихо, в седле очень вынослив".

По словам людей, знавших Унгерна лично, его отличали необыкновенная настойчивость, жестокость и инстинктивное чутье. В 1911 году хорунжий Унгерн Высочайшим указом был переведен в 1-й Амурский казачий полк, где он возглавил конную разведку. Вскоре старания энергичного офицера были замечены, и на четвертом году службы его произвели в сотники. По воспоминаниям однополчан, барон Унгерн "не был знаком с чувством утомления и мог подолгу обходиться без сна и пищи, как бы забывая о них. Он мог спать вповалку с казаками, питаясь из общего котла". Полковым командиром Унгерна был еще один барон — П. Н. Врангель. Впоследствии, уже в эмиграции, он писал про Унгерна:

Такие типы, созданные для войны и эпохи потрясений, с трудом могли ужиться в обстановке мирной полковой жизни. Худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания — это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида.

В 1913 году Унгерн подал в отставку, покинул армию и отправился в Монголию, объясняя свой поступок желанием поддержать монгольских националистов в борьбе с республиканским Китаем. Вполне возможно, что барон выполнял задание русской разведки. Монголы Унгерну не дали ни солдат, ни оружия; он был зачислен в конвой русского консульства.

Сразу же после начала Первой мировой войны Унгерн-Штернберг немедленно отправился на фронт в составе 34-й Донского казачьего полка, действовавшего на Австрийском фронте в Галиции. На войне барон проявил беспримерную отвагу. Один из сослуживцев Унгерна вспоминал: "Для того чтобы так драться, надо или искать смерти, или точно знать, что ты не умрешь". За время войны барон Унгерн был пять раз ранен, но возвращался в строй. За подвиги, храбрость и отвагу был награжден пятью орденами, в том числе Св. Георгия 4-й степени. До конца войны войсковой старшина (подполковник) Р. Ф. Унгерн фон Штернберг стал кавалером всех российских орденов, которые мог получить офицер подобного звания (включая Георгиевское оружие).

В конце 1916 года, после очередного нарушения воинской дисциплины, Унгерн был удален из полка и отправлен на Кавказ, а затем в Персию, где действовал корпус генерала Н. Н. Баратова. Там барон участвовал в организации добровольческих отрядов из ассирийцев, что снова наводит на мысль о принадлежности Унгерна к разведке. В ее же пользу говорит и то, что Унгерн свободно владел китайским и монгольским языками. Сомнения вызывает и "хулиганский" характер действий Унгерна. Вот, например, что говорилось в его аттестации: "В полку известен как хороший товарищ, любимый офицерами, как начальник, всегда пользовавшийся обожанием своих подчиненных, и как офицер — корректный, честный и выше всяких похвал… В военных действиях получил 5 ранений. В двух случаях, будучи раненым, оставался в строю. В остальных случаях лежал в госпитале, но каждый раз возвращался в полк с незажившими ранами". А генерал В. А. Кислицын утверждал: "Это был честный, бескорыстный человек, неописуемой храбрости офицер и очень интересный собеседник". Как-то эти слова расходятся с образом "хулигана" и "дебошира".

Февральский переворот Унгерн встретил крайне враждебно, тем не менее присягнув, как и большинство офицеров Императорской армии, Временному правительству. В июле 1917 года А. Ф. Керенский дал указание есаулу Г. М. Семенову, будущему атаману, сформировать в Забайкалье добровольческие части из монголов и бурят. Семенов взял с собой в Сибирь Унгерна, который в 1920 году сформировал подчиненную лично себе Азиатскую конную дивизию из русских, монголов, китайцев, бурят и японцев. Унгерн, зная, что многие крестьянские восстания в Сибири выдвигали своим лозунгом "За Царя Михаила", поднял штандарт с вензелем Императора Михаила II, не веря в убийство Великого князя Михаила Александровича большевиками. Также барон собирался вернуть престол монгольскому Богдо-гэгэну (священному правителю), который у него отняли китайцы в 1919 году. Унгерн утверждал:

Сейчас думать о восстановлении царей в Европе немыслимо… Пока возможно только начать восстановление Срединного Царства и народов, соприкасающихся с ним до Каспийского моря, и тогда только начать восстановление Российской монархии. Лично мне ничего не надо. Я рад умереть за восстановление монархии хотя бы и не своего государства, а другого.

Барон Унгерн провозгласил себя наследником Чингисхана. Он оделся в желтый монгольский халат, поверх которого носил русские генеральские погоны, а на груди у него был Георгиевский крест.

Унгерн никогда не признавал власти верховного правителя адмирала А. В. Колчака. Фото: ТАСС

В 1919 году красные разбили войска Колчака, в октябре 1920 года потерпел поражение атаман Семенов, и Унгерн со своей дивизией (1045 всадников, 6 орудий и 20 пулеметов) ушел в Монголию, где хозяйничали китайские революционеры (гоминьдановцы), которые в ту пору были союзниками большевиков, щедро снабжавших их военными советниками. Повсюду в Монголии китайские солдаты грабили русские и бурятские поселения. Китайцы отстранили от власти и арестовали духовного и светского повелителя Монголии Богдо-гэгэна Джабдзавандамбу (Джебцзундамбу) Хутухту. Арестовав монгольского "живого бога", китайские генералы хотели лишний раз продемонстрировать всю безраздельность своей власти над Монголией. 350 вооруженных до зубов китайцев охраняли Богдо-гэгэна, находившегося с супругой под арестом в своем Зеленом дворце.

Унгерн задумал освободить столицу Монголии Ургу и пленного Богдо-гэгэна. В то время в Урге находилось до 15 000 (по некоторым сведениям, даже до 18 000) китайских солдат, вооруженных до зубов, при 40 артиллерийских орудиях и более чем 100 пулеметах. В рядах наступавших на Ургу передовых частей барона Унгерна насчитывалось всего девять конных сотен при четырех орудиях и десяти пулеметах.

Штурм Урги начался 30 октября и продолжался до 4 ноября. Не сумев преодолеть отчаянного сопротивления китайцев, части барона остановились в 4 верстах от Урги. Унгерн организовал умелую агитацию среди монголов с целью убедить их подняться на борьбу за освобождение Богдо-гэгэна.

Генерал-лейтенант Михаил Дитерихс

Среди бела дня барон Унгерн в своем обычном монгольском одеянии — красно-вишневом халате с золотыми генеральскими погонами и орденом Св. Великомученика и Победоносца Георгия на груди, в белой папахе, с ташуром в руке, не обнажая шашки, беспрепятственно въехал в занятую китайцами Ургу. Он заехал во дворец Чен-И главного китайского чиновника в Урге, а затем, проехав через консульский городок, преспокойно вернулся в свой стан. Проезжая на обратном пути мимо ургинской тюрьмы, барон заметил китайского часового, уснувшего на посту. Возмущенный столь вопиющим нарушением дисциплины, Унгерн отхлестал заснувшего часового. Проснувшемуся и насмерть перепуганному солдату Унгерн по-китайски "довел до ума", что часовому на посту спать запрещено и что он, барон Унгерн, лично наказал его за проступок. После этого он спокойно поехал дальше.

Этот "необъявленный визит" барона Унгерна в змеиное гнездо произвел в осажденной Урге колоссальную сенсацию среди населения, а китайских оккупантов поверг в страх и уныние. Суеверные китайцы не сомневались, что за дерзким бароном стоят и помогают ему какие-то могущественные и сверхъестественные силы.

В конце января 1921 года Унгерн осуществил освобождение из плена Богдо-гэгэна. 60 тибетцев из казачьей сотни Унгерна перебили китайскую охрану, взяли на руки Богдо-гэгэна (он был слеп), его жену и бежали с ними на священную гору Богдо-Ула, а оттуда — в монастырь Маньчжушри. Дерзкий увоз Богдо-гэгэна с женой у них "из-под носа" окончательно привел китайских солдат в состояние паники. Призывы Унгерна к борьбе за независимость Монголии и изгнание "красных китайцев" были поддержаны широчайшими слоями монгольского общества. В войско барона валом повалили монгольские скотоводы-араты, настрадавшиеся в кабале у китайских ростовщиков. 3 февраля 1921 года барон Унгерн отобрал специальный Ударный отряд из забайкальских казаков, башкир и татар и лично повел его в наступление на предместье Урги. Ударный отряд, как таран, сокрушил сторожевые посты "красных китайцев" и очистил от них предместье города. Деморализованные "гамины" поспешно бросились отступать на север. Отступая к советской границе, китайская солдатня вырезала сотни русских, в том числе женщин и детей. Искусным маневром барону Унгерну, имевшему всего 66 сотен, т. е. около 5 000 штыков и сабель, удалось взять "в клещи" многократно превосходивших его численностью китайцев. Столица Монголии была освобождена.

Советские историки любили живописать ужасы расправ Унгерна над "мирным" населением Урги. Они действительно имели место и оправданий им нет. Однако, во-первых, как говорится, "чья бы корова мычала", а во-вторых, надо учитывать, чем эти расправы были вызваны.

Урга управлялась красной управой, во главе которой стояли русские и еврейские коммунисты: священник Парников — председатель и некто Шейнеман — его заместитель. По инициативе управы русские офицеры, их жены и дети, проживавшие в Урге, были заключены в тюрьму, где содержались в нечеловеческих условиях. Особенно страдали женщины и ни в чем не повинные дети. Один ребенок застыл от стужи и голода, и тюремная стража выбросила закоченевший детский трупик за тюрьму. Мертвого ребенка изгрызли собаки. Китайские заставы ловили бегущих из Урянхайского края от красных русских офицеров и конвоировали их в Ургу, где красная управа помещала их в тюрьму.

Узнав об этом после освобождения Урги, Унгерн приказал присутствовавшим старшим офицерам:

Я не делю людей по национальностям. Все — люди, но здесь я поступлю по-другому. Если еврей жестоко и трусливо, как подлая гиена, издевается над беззащитными русскими офицерами, их женами и детьми, я приказываю: при взятии Урги все евреи должны быть уничтожены, вырезаны. Кровь за кровь!

В результате были убиты не только евреи, входившие в красную управу, но и ни в чем не повинные мирные жители — в основном торговцы и их семьи. Справедливости ради, следует добавить, что число убитых евреев не превысило 50 человек.

В Урге Унгерн отдал следующие приказы: "За мародерство и насилие над жителями — смертная казнь. Всем мужчинам явиться на городскую площадь 8 февраля в 12 часов дня. Не исполнившие этого будут повешены".

Унгерну достались колоссальные трофеи, в том числе артиллерия, винтовки, пулеметы, миллионы патронов, лошадей и более 200 верблюдов, навьюченных добычей. Его войска стояли всего в 600 верстах от Пекина. Китайцы были в панике. Но Унгерн пока что не собирался переходить границу. Поход на Пекин с целью восстановления престола свергнутой династии Цин планировался им, но на более позднее время, уже после создания панмонгольской державы.

Барон Унгерн принял монгольское подданство, но он никогда не принимал буддизма, вопреки многочисленным легендам и слухам на этот счет! Доказательством этому, помимо всего прочего, служит женитьба Унгерна на цинской принцессе, которая перед свадьбой приняла равославие с именем Мария Павловна. Венчание состоялось в Харбине по православному обряду. На штандарте Унгерна было изображение Спасителя, надпись: "С нами Бог" и императорский вензель Михаила II. В благодарность за освобождение Урги Богдо-гэгэн присвоил Унгерну звание хана и княжеский титул дархан-цин-вана.

Под началом барона насчитывалось 10 550 солдат и офицеров, 21 артиллерийское орудие и 37 пулеметов. Тем временем на севере к границам Монголии подошла 5-я Красная армия. Генерал-лейтенант Унгерн решил нанести по ней превентивный удар и 21 мая 1921 года издал свой знаменитый приказ №15. В нем говорилось: "Пришли большевики, носители идеи уничтожения самобытных культур народных, и дело разрушения было доведено до конца. Россию надо строить заново, по частям. Но в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный хозяин Земли Русской ИМПЕРАТОР ВСЕРОССИЙСКИЙ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ".

1 августа 1921 года барон Унгерн одержал победу у Гусиноозерского дацана, взяв в плен 300 красноармейцев, 2 орудия, 6 пулеметов, 500 винтовок и обоз. Наступление белых вызвало большую обеспокоенность большевистских властей так называемой Дальневосточной республики. Обширные территории вокруг Верхнеудинска объявили на осадном положении, была проведена перегруппировка войск, прибывали подкрепления. Надежды Унгерна на всеобщее восстание не оправдались. Барон решил отступить в Монголию. Но монголы не хотели больше воевать, вся их "благодарность" быстро рассеялась. Утром 20 августа они связали Унгерна и повезли к белым. Однако вскоре на них наткнулась разведгруппа красных. Барон фон Унгерн попал в плен. Так же, как и судьба А. В. Колчака, участь барона была предрешена еще до начала суда телеграммой Ленина:

Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и если доказанность полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять.

15 сентября 1921 года в Новониколаевске состоялся показательный процесс над Унгерном. Главным обвинителем на процессе был назначен Е. М. Губельман (Ярославский), будущий глава "Союза воинствующих безбожников", один из главных гонителей Церкви. Все дело заняло 5 часов 20 минут. Унгерну предъявили обвинение по трем пунктам: действия в интересах Японии; вооруженная борьба против советской власти с целью реставрации династии Романовых; террор и зверства. В тот же день барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг был расстрелян.

Спустя годы стала гулять легенда о "проклятии Унгерна": якобы многие, кто имел отношение к его аресту, к суду, к допросам и его казни, погибли либо в годы гражданской войны, либо в ходе сталинских репрессий.

(При написании статьи использовались материалы Интернета).

Унгерн Штернберг, Роман Федорович фон – (рожд. 10 января 1886 г. – смерть 15 сентября 1921 г.) – барон, один из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии, генерал-лейтенант (1919 г.) 1917-1920 гг. – командовал Конно-азиатской дивизией в войсках Г. М. Семенова, отличался крайней жестокостью. 1921 год – фактический диктатор Монголии, его отряды вторглись на территорию Дальневосточной республики и были разгромлены. 21 августа был выдан монголами партизанскому отряду П.Е. Щетинкина и приговором Сибирского ревтрибунала расстрелян.

Кем на самом деле был барон Унгерн?

Барон Унгерн – одна из самых таинственных и мистических фигур в истории России и Китая. Одни называют его лидером Белого движения на Дальнем Востоке. Другие – считают освободителем Монголии и знатоком древней китайской истории. Третьи – романтиком гражданской войны, мистиком и последним воином Шамбалы.

В нашей истории Унгерн известен как кровавый барон и белогвардеец, виновный в смерти тысяч людей. А еще как человек, из за которого крупнейшая провинция Китая превратилась в независимую Монголию.

Ранние годы

Выходец из старинного немецко-балтийского графского и баронского рода. Окончил Павловское военное училище (1908 г.) и, будучи зачисленным в казачье сословие, выпущен хорунжим в Забайкальское казачье войско. Принимал участие в 1-й мировой войне 1914-1918 гг. За избиение офицера приговорен к 3-м года крепости, однако Февревральская революция 1917 года, спасла его от заключения.

Кровавый барон

С тех пор как барон Унгерн смог покорить Забайкалье, вошел в Монголию и получил власть, он в ответ на развязал свой, еще более жестокий и кровавый. По сей день в советских учебниках, фильмах и книгах барон фигурирует как кровожадный, не знающий никакой меры психопат с замашками диктатора. Это было не так далеко от истины, считают историки, если судить по тем опубликованным фактическим материалам, в том числе и в России. Наверно, такому человеку, как барон Унгерн, генералу, командующему дивизией, которая воевала против большевиков, нельзя было иначе…

Зверства барона

В своей слепой жестокости барон уже не различал, кто перед ним – красноармеец, предатель или офицер его дивизии. Приступы ярости, которые накатывали неожиданно и так же исчезали, стоили жизни многим преданным ему людям.

Террор в России начался задолго до Октябрьской революции..

Он считал, что это необходимость, что мир до такой степени погряз в бесчестье, в безверии, в каком-то ужасе, что это может быть исправлено лишь жестокостью. И недаром же им был отдан приказ о сожжении заживо провинившегося офицера. При этом согнал на эту экзекуцию всю дивизию. Этот человек был заживо сожжен при всех, но самого Унгерна на месте казни не было. В бароне не было садизма, он никогда не испытывал наслаждения от казней, которые совершались по его приказам, от экзекуций. Он даже никогда при них не присутствовал, потому что для него это было невозможным. У него была достаточно тонкая нервная организация, чтобы все это выносить.

Но душевная тонкость не мешала кровавому барону отдавать приказы, по которым людей не просто расстреливали или вешали, но и подвергали нечеловеческим пыткам – срывали ногти, живьем сдирали кожу, кидали на растерзание диким зверям. В показаниях солдат, которые служили рядом с Унгерном, сохранились упоминания о том, что на чердаке дома он держал на привязи волков, которых палачи барона кормили живыми людьми.

Что стало причиной жестокости?

Историки по сей день спорят о том, что стало причиной такой слепой жестокости барона Унгерна. Ранение, которое он получил на войне еще в юности? Известно, что после этого ранения барон страдал сильными головными болями. А возможно, барону в действительности нравилось причинять людям нечеловеческие страдания?! Когда его войско вошло в монгольскую столицу Ургу, он приказал безжалостно истреблять всех евреев и революционеров. Последних он считал воплощением зла, а первых – виновными в свержении монархии и . Как считал Унгерн, евреи распространяют тлетворные идеи по всему миру и не заслуживают права жить…

В этих взглядах барон был очень близок к самому кровавому диктатору XX века, родившемуся всего на 4 года позднее, чем Унгерн. И, надо сказать, мог бы неплохо вписаться в СС, если бы дожил до того времени. Не зря же цвет эсэсовской формы был черным. Да и сам Гитлер, как известно, был помешан на мистике и эзотерике.

Характерные особенности

В этот раз удача отвернулась от белых генералов и их армий…

Историки сходны в одном: барон Унгерн чувствовал себя мессией, посланным на землю, чтобы победить хаос и вернуть человечество к нравственности и порядку. Цели барон ставил в мировом масштабе, потому средства годились любые, даже массовые убийства.

Ненависть к большевикам и евреям у него была патологической. Он ненавидел и уничтожал и тех и этих, за короткое время истребил 50 человек, хотя это стоило ему достаточных усилий – они скрывались под защитой местных авторитетных купцов. Скорей всего, он возлагал на евреев ответственность за свержение его любимой монархии, небезосновательно считал их виновными в цареубийстве – и мстил за это.

На суде барон открещивался от своих кровавых деяний, говоря «не помню», «все может быть». Так и появилась версия о сумасшествии барона. Но некоторые из исследователей уверяют: он не был умалишенным, однако точно был не таким, как все, – потому что маниакально следовал выбранной цели.

По свидетельствам современников

Со слов современников, барон легко впадал в ярость и при случае мог избить всякого находящегося рядом. Унгерн не терпел советчиков, особо наглые могли даже потерять жизнь. Для него было все равно, кого ударить – простого рядового или офицера. Избивал за нарушение дисциплины, за разврат, за грабежи, за пьянство. Бил кнутом, плетью, привязывал к дереву на съедение комарам, в жаркие дни сажал на крыши домов. Даже своего первого заместителя генерала Резухина он как-то раз избил на глазах у подчиненных. При этом, раздавая тумаки, барон с уважением относился к тем офицерам, которые после полученного от него удара хватались за кобуру пистолета. Таких он ценил за смелость и больше не трогал.

В захваченной войском барона Урге в первые дни повсюду чинились грабежи и насилие. Историки по сей день спорят – то ли барон таким образом дал солдатам отдых и возможность насладиться победой, то ли попросту не смог их удержать. Впрочем, порядок он смог навести быстро. Но без крови обходиться уже не мог. Начались репрессии, аресты, пытки. Казнили всех, кто казался подозрительным, – а таковыми были все: русские, евреи, китайцы и даже сами монголы.

Кузьмин: «Я не буду уточнять, что за документ – он достаточно хорошо известен тем, кто изучает эту историю. Он гласит, что Унгерн истребил русское население города Урги. Но это абсолютно не так. Здесь было истреблено, по моим подсчетам, приблизительно 10%».

При бароне в Урге орудовал комендант Сипайло по прозвищу Макарка-душегуб. Этот изувер отличался особой жестокостью и кровожадностью, лично пытал и казнил и своих, и чужих. Сипайло говорил, что большевиками была убита вся его семья, потому сейчас он мстит. При этом собственноручно душил не только пленных красноармейцев, предателей и евреев, но даже своих любовниц. Барон не мог этого не знать. Так же, как и остальным, Сипайло время от времени перепадало от Унгерна, который считал коменданта беспринципным и опасным. «Если понадобится, он и меня может убить», – говорил кровавый барон. Но такой человек Унгерну был необходим. Ведь на животном ужасе и страхе за жизнь держалось основное – повиновение людей.

Не все исследователи убеждены, что барон Унгерн воевал только во имя своей высокой цели. Некоторые историки считают, что действиями опального генерала могли умело руководить.

Протоколы допросов барона Унгерна

Генерал Врангель критиковал Деникина и за методы военного руководства, и по вопросам стратегии…

Сравнительно не так давно в руках у историков оказались ранее неизвестные протоколы допросов барона Унгерна. Одним из пунктов обвинения был шпионаж в пользу Японии. Этого барон так и не признал, но некоторые факты говорят о том, что он в действительности имел тесные отношения с правительствами двух государств – Японии и Австрии. Этому может служить подтверждением переписка с советником австро-венгерского посольства и большое число японских офицеров в рядах Азиатской дивизии. Именно потому некоторые из историков выдвинули версию о том, что Унгерн вполне мог быть двойным агентом, параллельно работать на обе разведки. Австрия была родной для него страной, а Япония желанным союзником в борьбе с китайскими и российскими революционерами.

Больше того, японское правительство охотно поддерживало друга и бывшего командира Унгерна – атамана Семенова. Имеются свидетельства того, что Унгерн вел переписку с японцами, надеясь на их поддержку в своем походе против большевистской России. Хотя о достоверности этих версий историки спорят по сей день. Подтверждений того, что японцы снабжали Унгерна оружием, не нашлось. Более того, когда барон шел на Россию, он был совершенно дезориентирован в ситуации – надеялся, что японцы уже двинулись на Забайкалье, а где-то там наступают белые.

Японское оружие, японские наемники в рядах дивизии, тайная переписка – всего этого хватило красным, чтобы на суде признать барона Унгерна агентом иностранной разведки. Однако было еще что-то, что интересовало большевиков гораздо больше, чем разведданные, переданные японцам. Ведь когда барон попал в руки к большевикам, его не убили на месте как злейшего врага по закону военного времени. Получается, Унгерн был нужен красным живым? Но зачем? Пытаясь ответить на этот вопрос, историки выдвигали совершенно невероятные версии. По одной из них, Унгерну было предложено перейти на службу к большевикам и он предложение принял. По другой версии, большевикам нужен был не сам кровавый барон, а его несметные сокровища, которые он спрятал где-то в Монголии…

Начало военной карьеры Унгерна

Биография Унгерна также полна загадок и противоречий, как и сам барон.

Предки барона поселились в Прибалтике в XIII веке и принадлежали к Тевтонскому ордену.

Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг (в дальнейшем Роман Федорович) родился по одним сведениям, 22 января 1886 г. на острове Даго (Балтийское море), по другим - 29 декабря 1885 г. в г. Граце, Австрия.

Отец Теодор-Леонгард-Рудольф, австриец, мать Софи-Шарлотта фон Вимпфен, немка, уроженка Штутгарта.

Роман учился в Николаевской гимназии г. Ревеля (Талин), но был исключен за проступки. После этого, в 1896 г., мать отдала его в Морской кадетский корпус в С-Петербурге.

После начала русско-японской войны 17-летний барон бросил учебу в корпусе и поступил вольноопределяющимся в пехотный полк. За храбрость в боях получил светло-бронзовую медаль "В память русско-японской войны" и звание ефрейтора.

После окончания войны умерла мать барона, а он сам поступил в Павловское военное училище в С-Петербурге. В 1908 г. барон выпускается в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска. Приказом от 7 июня 1908 г. ему присвоили звание "хорунжий".

В феврале 1910 г. Унгерн переведен в Амурский казачий полк в Благовещенске командиром команды разведчиков. Участвовал в трех карательных экспедициях по подавлению бунтов в Якутии. Неоднократно дрался на дуэлях.

После начала восстания монголов против Китая подает прошение о разрешении поступить добровольцем в монгольские войска (в июле 1913 г.). В результате назначается сверхштатным офицером в Верхнеудинский казачий полк, расквартированный в г. Кобдо (по другим сведениям, в казачий конвой русской консульской миссии).

По версии барона Врангеля, фактически барон Унгерн служил в монгольских войсках. В Монголии Унгерн изучает буддизм, монгольские язык и культуру, сходится с виднейшими ламами.

В июле 1914 г. с началом Первой Мировой войны Унгерн был призван на военную службу по мобилизации, с 6 сентября стал командиром сотни в 1-м Нерчинском полку 10-й Уссурийской дивизии армии генерала Самсонова. Воевал храбро, совершая диверсионные вылазки в тыл к немцам.

Был награжден пятью орденами: Св. Георгия 4 ст., орденом Св. Владимира 4 ст., орденом Св. Анны 4-й и 3-й ст., орденом Св. Станислава 3-й ст.

В сентябре 1916 г. произведен в есаулы.

В октябре 1916 г. в комендатуре г. Черновцы барон в пьяном виде ударил дежурного прапорщика Загорского шашкой. В результате Унгерн был приговорен к 3-м месяцам крепости, которые он так и не отсидел.

В июле 1917 г. Временное Правительство поручило есаулу Семенову (однополчанину барона) сформировать добровольческие части из монгол и бурят в Забайкалье. Вместе с Семеновым барон оказался в Забайкалье. Дальнейшая одиссея Унгерна частично описана ниже.

А 15 сентября 1921 г. один из самых загадочных и одиозных вождей Гражданской войны был расстрелян в г. Новониколаевске (ныне Новосибирск) по приговору Сибирского ревтрибунала. Месторасположение могилы барона Р. Ф. Унгерна фон Штернберга неизвестно.

Проблемные аспекты идеологии барона Унгерна

Земной шар он делил на Запад и восток, а всё человечество – на белую и жёлтую расы.

На допросе 27августа Унгерн говорил: «Восток должен непременно столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая европейские народы к революции, сопровождающаяся веками всеобщей нивелировкой, упадком аристократии и прочее, подлежит распаду и замене жёлтой культурой, образовавшейся 3000лет тому назад и до сих пор сохранившийся в непривосеовенности»

Пресловутой жёлтой опасности для барона не существовало; напротив, опасность жёлтой расе, по его мнению, исходила от белой расы с её революциями и разлагающейся культурой.

В письме китайскому генералу-монархисту Чжан Куню от16февраля 1921г. Унгерн писал: «Моё всегдашнее убеждение, что ожидать света и спасения можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».

Унгерн был фанатически убежден, что для спасения Востока, желтой расы от революционной заразы, идущей с Запада, необходимо восстановление на тронах царей и создание мощного Срединного (Центрально-Азиатского) государства от Амура до Каспийского моря во главе с «маньчжурским ханом» (императором).

Барон питал ненависть к любым революционерам, которые свергали монархии. Поэтому он решил посвятить свою жизнь и деятельность восстановлению монархий. В марте 1921г. он писал монгольскому князю Найман-вану: «Моя цель-это восстановление монархий. Выгоднее всего начать это великое дело с Востока, монголы для этой цели самый надёжный народ…Я вижу, что свет идёт с Востока и принесёт счастье всему человечеству».

Более пространно эту идею барон развивал в письме от 27 апреля1921г. баргутскому князю-монархисту Цэндэ-гуну:

«Революционное участие начинает проникать в верный своим традициям Восток. Ваше Сиятельство своим глубоким умом понимает всю опасность этого разрушающего устои человечества учения и сознает, что путь к охранению от этого зла один-восстановление царей. Единственное, кто может сохранить правду, добро, честь и обычаи, так жестоко попираемые нечестивыми людьми-революционерами, это цари. Только они могут охранять религию возвысить веру на земле. Нелюди корыстны, наглы, лживы, утратили веру и потеряли истину, и не стало царей. А с ними не стало счастья, и даже люди, ищущие смерти, не могут найти ее. Но истина верна и непреложна, а правда всегда торжествует; и если начальники будут стремиться к истине ради нее, а не ради каких-либо своих интересов, то, действуя, они достигнут полного успеха, и небо ниспошлёт на землю царей. Самое наивысшее воплощение царизма - это соединение божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе и в старые времена русское цари».

Итак, Унгерн был убежден, что на земле будет порядок, люди будут счастливы только в том случае, если высшая государственная власть окажется в руках царей. Власть царей - это божественная власть.

Почти во всех письмах Унгерна утверждается, что «свет с Востока» замерцает над всем человечеством. Под «светом Востока» Унгерн имел в виду восстановление царей.

«Я знаю и верю, - писал он губернатору Алтайского округа генералу Ли Чжанкую, - что только с Востока может идти свет, единый свет для существования государства на началах правды, этот свет восстановление царей».

Стало быть, Унгерн хотел «свет с Востока «т.е. восстановление царей, распространить на всё человечество. В воображение барона замысел гигантский.

Своеобразный, с нашей точки зрения, Унгерна был взгляд на китайские войска которые он разобьёт в Монголии. Он считал их революционными большевистскими войсками. На самом деле это было обычное мелитаристкое войско. Но у барона было своё объяснение на этот счет. Вот, что он писал 16 февраля 1921г. губернатору Хэйлунцзяеской провинции генералу Чжан Куню: «Многие китайцы винят меня в пролитой китайской крови, но я полагаю, что честный воин обязан уничтожать революционеров, к какой бы нации они не принадлежали, ибо они не что иное, как нечистые духи в человеческом образе, заставляющие первым делом уничтожать царей, а потом идти брат на брата, сын на отца, внося в жизнь человеческую одно зло».

По-видимому, Унгерн полагал, что если войска пришли из страны, в которой была свергнута Цинская династия и она стала не монархической, а республиканской, то, значит, и её войска стали революционными. Реакционного президента Китайской Республики Сюй Шичана Барон называл «Революционером-большевиком». Он также революционерами Бэйянских генералов только за то, что они не выступили против республики.

Унгерн считал, сто высшая власть, а государстве должна находиться в руках царя.

«Я смотрю так, - говорил он на допросе 1-2 сентября в Иркутске, - царь должен быть первым демократом в государстве. Он должен стоять вне класса, должен быть равнодействующим между существующими в государстве классовыми группировками…Царь должен опираться на аристократию и на крестьянство. Один класс без другого жить не может».

По Унгерну, цари управляют государством, опираясь на аристократию. Рабочие и крестьяне не должны участвовать в управление государством.

Барон ненавидел буржуазию, по его мнению, она «душит аристократов».

Финансистов и банкиров он называл « самым большим злом». Но он не раскрывал содержание этой фразы. Единственная праведная власть, с его точки зрения, - это абсолютная монархия, опирающаяся на аристократию.

Приверженность идее монархизма привела Унгерна к борьбе советской властью. На допросе 27 августа он заявил, что идея монархизма - главное, что его толкало на путь борьбы с Советской Россией.

«До сих пор всё шло на убыль, - говорил он, - а теперь должно идти на прибыль и повсюду будет монархия, монархия». Свою уверенность в этом он якобы нашёл Священном писании, в котором, по его мнению, есть указание не то, что «это время наступает».

Почему Унгерн выступал так твёрдо и убежденно за монархию в Росси? Это он объяснил, а приказе 15 от 21 мая1921г. В нём он приводит такую мысль: Россия много столетий оставалась могущественной крепко сплочённой империей, пока революционеры вместе с общественно - политической и либерально-бюрократической интеллигенцией не нанесли ей удар, поколебав её устои, а большевики дело разрушения довели до конца. Как снова восстановить Россию и сделать её мощной державой? Надо восстановить у власти законного хозяина Земли Русской Императора Всероссийского, каковым, по мнению Унгерна должен стать Михаил Александрович Романов (его уже не было в живых, но барон по видимому, об этом не знал).

Не Раз он повторял в своих письмах, что без царей жить нельзя, ибо без них не земле всегда будет беспорядок, моральное разложение, и люди никогда не добьются счастливой жизни.

А какую же счастливую жизнь предлагал людям Унгерн?

Рабочие и крестьяне должны работать, но не участвовать в управление государством. Царь должен управлять государством, опираясь на аристократию. На допросе в штабе 5-й армии (Иркутск,2 сентября 1921г.) он изрёк такую тираду: «Я за монархию. Без послушания нельзя, Николай I, ПавелI – идеал всякого монархиста. Нужно жить и управлять так, как они управляли. Палка, прежде всего. Народ стал дрянной, измельчал физически и нравственно. Ему палку надо».

Сам Унгерн был крайне жестоким человеком. По его личным приказом за малейшую провинность, а то и ни за что, пороли и растеривали офицеров, военных чиновников, врачей. Наказаниями являлось: сидение на крышах домов в любую погоду, на льду, битье палками, утопление в воде, сжигание людей на кострах. Ташур барона часто гулял по головам, спинам и животам офицеров и солдат. Его удары испытывали даже такие палачи, как Сипайлов, Бурдуковский и генерал Резухин. В то же время он верил гадалкам, ворожеям, они при нём находились постоянно. Без их гаданий и предсказаний он не начинал ни одного похода, ни одного боя.

Программа Унгерна покоилась на идеологии, выводившей его далеко за рамки Белого движения. Она близка японскому паназиатизму или, по Владимиру Соловьеву, панмонголизму, но не тождественна ему. Доктрина «Азия для азиатов» предполагала ликвидацию на континенте европейского влияния и последующую гегемонию Токио от Индии до Монголии, а Унгерн возлагал надежды именно на кочевников, которые, по его искреннему убеждению, сохранили утраченные остальным человечеством, включая отчасти самих японцев, изначальные духовные ценности и потому должны стать опорой будущего миропорядка.

Когда Унгерн говорил о «желтой культуре», которая «образовалась три тысячи лет назад и до сих пор сохраняется в неприкосновенности», он имел в виду не столько традиционную культуру Китая и Японии, сколько неподвижную, в течение столетий подчиненную лишь смене годовых циклов, стихию кочевой жизни. Ее нормы уходили в глубочайшую древность, что, казалось, непреложно свидетельствует об их божественном происхождении. Как писал Унгерн князю Найдан-вану, оперируя конфуцианскими понятиями, только на Востоке блюдутся еще «великие начала добра и чести, ниспосланные самим Небом».

Кочевой образ жизни был для Унгерна идеалом отнюдь не отвлеченным. Харачины, халхасцы, чахары не разочаровали барона, не оттолкнули своей первобытной грубостью.

В его системе ценностей грамотность или гигиенические навыки значили несравненно меньше, нежели воинственность, религиозность, простодушная честность и уважение к аристократии. Наконец, важно было, что во всем мире одни только монголы остались верны не просто монархии, но высшей из ее форм - теократии. Он не фальшивил, когда заявлял, что «вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно ему во всех подробностях симпатичен». Унгерн предпочел жить в юрте, поставленной во дворе одной из китайских усадеб. Там он ел, спал, принимал наиболее близких ему людей.

Разумеется, Унгерн и чисто по-актерски играл выбранную им для себя роль, но это была роль действующего лица исторической драмы, а не участника маскарада. Сам он, пусть не вполне осознанно, должен был ощущать свой туземный стиль жизни чем-то вроде аскезы, помогающей постичь смысл бытия.

Идея создания Центрально-Азиатского государства

На допросах Унгерн говорил, что целью его похода в Монголию кроме изгнания оттуда китайских войск являлось объединение всех монгольских племен в единое государство и на его основе создание мощного

Срединного (Центрально – Азиатского) государства. В основу плана создания такого государства он положил идею о неизбежности столкновения Востока с Западом, откуда исходила опасность белой расы жёлтой расе.

Идея объединения монгольских племён в одно государство не была новой. Ее выдвинули халхаские духовные и светские феодалы в 1911году, когда Халха фактически отделилась, от Китая и хотели присоединить к Халхе Внутреннюю Монголию, Западную Монголию Баргу и Урянхайский край (Туву) и просили царскую Россию помочь им в этом предприятии.

Но царская Россия не смогла оказать помощи в этом предприятии. Те же самые монгольские земли хотел объединить в единое государство и Унгерн.

Если судить по его письмам, то он особое внимание уделял Внутренней Монголии и, прежде всего за присоединение Внутренней Монголии. Это-Югуцзур-хутухта, князья Найман-вану и Найден-гун.

В письме Югуцзур-хутухта Унгерн называл его «самым энергичным деятелем Монголии» и возлагал на него самую большую надежду как на объединителя Монголии.

В другом письме Унгерн называл Югуцзур-хутухта «главным соединительным мостом» между халха-монголами и внутренними монголами. Но возглавить восстание, считал Унгерн, должен Найден-гун.

Найден-гуну Унгерн писал, чтобы он «старался всеми силами перетянуть на свою сторону Внутреннюю Монголию». Он надеялся, что князья и ламы Внутренней Монголию поднимут, восстание Унгерн обещал внутренним монголам помочь оружием.

Идея Унгерна заключалась не только в объединении всех монгольских земель, а единое государство, но и предусматривала создание более широкого и более мощного государства в Центральной Азии. Архивные материалы явствуют, что оно, кроме монгольских земель, должно было включать в себя Синьцзян, Тибет, Казахстан, кочевые народы Сибири, и Среднеазиатских владений.

Вновь созданное государство – Унгерн называл его Срединным государством – должно было выступить против «зла», которое несёт Запад, и защищать великую культуру востока.

Под «злом Запада» Унгерн подразумевал революционеров, социалистов, коммунистов, анархистов и его разлагающуюся культуру с её «безверием, безнравственностью, предательством, отрицанием истины добра»

Однако все эти обещания превратились в пустой звук, ибо на деле Сюй и его чиновничье окружение проводили совсем иной курс. Так, например, большая часть торговых пошлин шла в китайскую казну. В Урге был открыт китайский государственный банк, который обеспечивал монопольное положение китайской валюты на внутреннем рынке. Китайские власти потребовали от монголов выплатить долги.

Поскольку китайские купцы продавали монголам товары в долг под большие проценты, то к 1911 г. многие араты оказались в долговой зависимости от них. Монгольские князья брали деньги в ургинском отделении Дайцинского банка и тоже оказались в должниках. Общий размер долга внешних монголов китайцам в 1911 г. составлял около 20 млн. мексиканских долларов В 1911-1915 гг. Внешняя Монголия фактически была независимой страной и, конечно же, не платила долги.

Не платили монголы долги и после Кяхтинского соглашения 1915 г., ибо автономный статус Внешней Монголии давал им такую возможность. Но теперь китайская администрация во Внешней Монголии, опираясь на военную силу, стала выколачивать долги. Причем китайские купцы-ростовщики приплюсовывали к основному долгу процентные наращения за 1912-1919 гг., размер долга, таким образом, фантастически возрастал.

Тяжелым бременем на монголов ложилось снабжение китайских войск продовольствием. В силу своей бедности они не всегда могли обеспечивать продуктами китайские войска. Последние прибегали к мародерству и грабежам мирного населения.

Китайским солдатам жалованье платили нерегулярно, что также толкало их к грабежам. Не получая жалованья несколько месяцев, солдаты Ургинского гарнизона 25 сентября 1920 г. хотели поднять бунт. Назревал крупный грабеж. Чтобы его предотвратить, китайские купцы и русская колония собрали 16 тыс. долл. и 800 баранов для китайских солдат.

Д. П. Першин дает такую характеристику китайским солдатам Ургинского гарнизона: «Китайская солдатня являлась людскими подонками, отбросами, способными на всякое насилие, для которой честь, совесть, жалость были только пустые звуки.

Может быть, Першин излишне ужесточает характеристику китайских солдат, но суть ее схвачена правильно. Действительно, солдаты войск китайских милитаристов в большинстве своем состояли из люмпен-пролетариев. Ждать от них хорошей военной выучки, крепкой дисциплины не приходилось. И этот фактор сыграл немаловажную роль в боях Унгерна за Ургу с превосходящими в несколько раз по численности китайскими войсками.

Китайская военщина вела себя беспардонно в политическом плане. Сюй Шучжэн заставил Джебцзун Дамба-хутухту в главном монастыре Урги Их-Хурэ трижды поклониться портрету китайского президента Сюй Шичана (январь 1920 г.). Эта унизительная церемония оскорбляла национальные и религиозные чувства монгольского народа. Перед своим отъездом в Китай генерал Сюй провел репрессии в отношении ряда видных политических и военных деятелей. Были арестованы и посажены в тюрьму герои борьбы с китайскими войсками в 1912 г. Хатан-Батор Максаржав и Манлай-Батор Дамдинсурэн. Последний умер в тюрьме.

Идея изгнания китайских войск зрела в самых различных слоях внешних монголов. Однако они понимали, что своими силами не добьются осуществления этой цели, и поэтому возлагали надежды на помощь извне. Монгольские князья и ламы обратились с письмами и петициями к американскому и японскому правительствам оказать им помощь в свержении китайского ига, но ответа не получили.

19 марта 1920 г. князья и ламы направили письмо Уполномоченному Российского правительства. В нем речь шла о том, как внешние монголы добились независимости в 1911 г., о Кяхтинском соглашении 1915 г., о ликвидации автономии Внешней Монголии в 1919 г. и тяжелейшем положении народа под гнетом генерала Сюй Шучжэна, выступая не только против жестокого военного режима, который установился во Внешней Монголии, но и против Кяхтинского соглашения, ликвидировавшего ее фактическую независимость.

Однако, видимо, понимая, что Советская Россия не согласится на статус независимой от Китая Внешней Монголии, авторы в конце письма предлагают «восстановить вновь автономное управление» Халхи и Кобдоского округа. это письмо фактически являлось письмом Ургинского правительства.

Летом 1920 г. в Китае разгорелась борьба между различными группировками бэйянских милитаристов. В июле аньфуистская группировка, к которой принадлежал Сюй Шучжэн, потерпела поражение от чжилийской группировки. Сюй Шучжэн был отозван в Пекин. После отъезда Сюя власть в Халхе забрал в свои руки начальник гарнизона Урги генерал Го Сун-лин. Китайская военщина повела себя еще более разнузданно, мародерствовала, грабила и сажала под арест монголов. Го Сунлин арестовал за антикитайские настроения Джебцзун-Дамба-хутухту, который просидел 50 дней в отдельном (не дворцовом) помещении. Солдафоны арестом хутухты хотели напугать монголов, показать свою силу перед ними. Но это была глупость с их стороны. Арест главы монгольской ламаистской церкви вызвал новую волну недовольства и ненависти монголов к китайцам.

Вместо Сюй Шучжэна Пекин послал во Внешнюю Монголию генерала Чэнь И, который был амбанем в Урге с 1917 г. до осени 1919 г. Он освободил из-под ареста Джебцзун-Дамба-хутухту и разрешил ему жить в одном из его дворцов на р. Тола у подножья горы Богдо-ула, считавшейся у монголов священной. Однако теперь дворец охраняли не монгольские цирики, а китайские солдаты.

По существу хутухта оказался под домашним арестом.

Го Сунлин не хотел подчиняться Чэнь И, игнорировав последнего, считая себя хозяином Монголии Противоречия между двумя главными начальниками ослабляли китайскую власть в Халхе.

В это время ненависть монголов к китайским амиинамдостигла высокого уровня, что создавало благоприятные условия для похода Унгерна в Монголию.

Страшную фигуру в истории борьбы за Советскую власть в Забайкалье и на Дальнем Востоке представлял барон Роман Унгерн фон Штернберг — правая рука атамана Семенова.

Унгерн происходил из аристократической семьи прибалтийских баронов, добывших себе состояние морским разбоем. Сам барон рассказывал, что его предки «принимали участие во всех легендарных крестовых походах».

Один из Унгернов погиб в Иерусалиме, где сражался за освобождение гроба Христа, на службе короля Ричарда Львиное Сердце. В XII в. Унгерны служили монахами в Тевтонском ордене и распространяли огнем и мечом христианство среди литовцев, эстов, латышей и славян.

Один из Унгернов был знаменитым рыцарем-разбойником, наводившим страх на купцов, которых он грабил на больших дорогах.

Другой сам был купцом и имел корабли в Балтийском море. «Мой дед прославился как морской разбойник, грабивший английские корабли в Индийском океане. Я сам создал в Забайкалье орден монахов-воинов-буддистов для борьбы с коммунистами»{47}.

В 1908 г. Унгерн оказался в Забайкалье, а потом в Монголии, где ознакомился с обычаями и верованиями монголов. Затем он попадает в Забайкальский казачий полк. Вот какую «блестящую» характеристику дал ему в то время командир этого полка:

«Есаул барон Унгерн Штернберг… в состоянии сильного опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира, за что и был отчислен в резерв чинов…»

Унгерн был осужден за драку и попал в крепость, откуда его освободила в 1917 г. Февральская революция. В это время он и становится помощником Семенова по формированию бурятских полков.

А. Н. Кислов пишет: «.. зверски уничтожая коммунистов, партизан, советских служащих и евреев вместе с женщинами и детьми, Унгерн удостоился от атамана Семенова чина генерал-лейтенанта и стал начальником конной азиатской дивизии в его армии в Забайкалье»{48}.

Начиная с декабря 1917 г. во главе созданной им конной дивизии Унгерн вел непрерывную борьбу с Советской властью.

Отделившись от Семенова, по указанию последнего и с одобрения японских интервентов Унгерн в конце 1920 г. двинул свою «конноазиатскую» дивизию, насчитывавшую до 10 тысяч человек (ядро ее составляли восемь сотен забайкальских и оренбургских казаков), в Монголию.

Там в результате вспыхнувшей гражданской войны чало «царство божие богдо-Джебзун-Дамба-Хутухта-хана». «Святой» Хутухта, осуществлявший одновременно и духовную и светскую власть, был заключен под домашний арест, а местные князья и духовенство призвали на помощь белогвардейцев.

Дивизия Унгерна, занимавшая район Борзи и Даурии, вошла в Монголию из зоны, контролируемой японскими войсками. Переход через границу прикрывали сильные отряды семеновцев.

Барон Унгерн, хорошо знавший обстановку в Монголии, играя на национальных чувствах монгольского народа, выдвинул лозунг: «Освобождение страны и восстановление ее автономии».

Он сумел запугать богдо-гэгэна, которого насильно привез в свой штаб, и, заручившись его поддержкой, получил непосредственный доступ к богдо-гэгэну.

Однажды богдо-гэгэн предсказал ему: «Ты не умрешь. Ты будешь воплощен в высшем существе. Помни это, воплощенный бог войны, хан Великой Монголии! » Это «пророчество» послужило ламам основанием для «обожествления» Унгерна. Он был объявлен земным «воплощением» бога Махакалы (войны и разрушения).

Все это нужно было для того, чтобы объяснить «подвиги» Унгерна «повелениями» высших богов. Богдо-гэгэн выдал ему особую грамоту, в которой восхвалялась деятельность барона, а все его зверства и преступления объявлялись проявлениями божественной воли.

В начале февраля 1921 г. Унгерн захватил столицу Монголии Ургу (ныне Улан-Батор) и восстановил богдо-гэгэна на престоле. Фактически же диктатором в стране стал он сам.

Японские империалисты стремились руками Унгерна не только захватить Монголию, но и превратить ее в плацдарм для нападения на Советскую Россию.

Находясь в Урге, барон налаживает связь с монархистами Монголии, Тибета, Китая. Он собирает семеновцев и колчаковцев, сосредоточившихся на русско-китайско-монгольской границе, пишет воззвания, манифесты.

Унгерн не раз клялся в бескорыстии, преданности идеям монархизма и в готовности бороться до последней капли крови за восстановление поверженных царских тронов в любой стране.

Он яростно ненавидел революцию и считал своим «долгом честного воина» уничтожать революционеров, к какой бы нации, к какому бы государству они ни принадлежали.

Восстановление Срединной империи во главе с представителем низвергнутой маньчжурской династии — одна из важнейших задач, которые ставил перед собой Унгерн.

Для успешного решения этой задачи он вступает в оживленные сношения с деятелями монголо-китайской реакции, с монархистским отребьем, сохранившимся на окраинах бывшей царской России, пытается поразить их воображение «величием» предпринимаемого дела, «предначертанного самим небом».

«Как только мне удастся дать сильный и решительный толчок всем отрядам и лицам, мечтающим о борьбе с коммунистами, — писал он, — и когда я увижу планомерность поднятого в России выступления, а во главе движения — преданных и честных людей, я перенесу свои действия в Монголию и союзные с ней области для окончательного восстановления династии Чинов»{4 9}.

Особенно жестокой была расправа Унгерна с теми, кого он считал своими политическими противниками. «Заняв Ургу, — пишет Д. Батоев, — Унгерн дал право своим солдатам в течение трех дней безнаказанно убивать всех евреев, „подозрительных“ русских и бурят. Среди убитых унгерновцами были и члены революционного комитета русских граждан в Урге: Кучеренко, Гембаржевский и другие, а также врач Цыбиктаров. Палачи придумали им страшную казнь: они были четвертованы..»{50 }.

Вождь монгольского народа Сухэ-Батор сказал об этих замечательных людях:

«Они сделали так много для аратской революции, отдали за нее жизни. Больно сознавать, что никогда больше не увидишь добродушной улыбки Кучеренко, горячих глаз Гембаржевского, не пожмешь тонкую смуглую руку Цыбиктарова… Осталось чувство безграничной любви и уважения к бесстрашным сынам русского народа. Память о них сохранится навсегда»{51}.

Зверства барона Унгерна, этого полусумасшедшего садиста, любившего лично принимать участие в пытках и казнях, казались омерзительными даже его собутыльникам.

Так, один из офицеров его банды писал: «С наступлением темноты кругом на сопках только и слышен был жуткий вой волков и одичавших псов. Волки были настолько наглы, что в дни, когда не было расстрелов, а значит, и пищи для них, они забегали в черту казарм… На эти сопки, где всюду валялись кости, черепа, скелеты и гниющие части обглоданных волками тел, и любил ездить для отдыха барон Унгерн»{52 }.

Кочуя со своими отрядами по монгольским степям, грабя местное население, барон Унгерн 21 мая 1921 г. издает приказ о наступлении против Красной Армии в Сибири.

Отбросив в июне 1921 г. Унгерна от границ Советской Республики в Монголию, части Красной Армии по просьбе образовавшегося Временного народного революционного правительства Монголии двинулись на освобождение Урги.

Тем временем Унгерн еще раз перешел границу и бросил свои силы на север Забайкалья, намереваясь прорваться к Сибирской железной дороге, взорвать тоннели и прекратить сообщение на этой важнейшей магистрали. Вполне реальной стала угроза прорыва Унгерна к Мысовой.

В кратчайший срок (из тыловиков и выздоравливающих красноармейцев 35-й стрелковой дивизии и 5-й Кубанской кавалерийской бригады) под началом К. К. Рокоссовского был сформирован и хорошо вооружен (в его распоряжении были даже два орудия) сводный отряд — около 200 конных и 500 пеших бойцов.

Часть красноармейцев удалось разместить на подводах. С этим достаточно подвижным отрядом Рокоссовский выступает через хребет Хамар-дабан навстречу врагу и отгоняет его от Мысовой.

Тогда Унгерн повернул по направлению к Новоселенгинску и Верхнеудинску. Однако Рокоссовский успевает прикрыть Всрхпеудинск с юга.

Потерпев поражение в боях 5-6 августа от войск Красной Армии, возвратившихся из Монголии, Унгерн едва вырвался из кольца советских частей. Он вновь бежал на юг…

Между тем народно-освободительное движение в Монголии ширилось. Армия во главе с Сухэ-Батором повела успешную борьбу с китайскими милитаристами и белогвардейской бандой Унгерна.

Красная Армия 6 июля вступила в Ургу. Тогда и богдо-гэгэн выступил против Унгерна, призывая народ уничтожить этого «распутного вора».

Бойцы Рокоссовского и Щетинкина две недели гнались за унгерновцами по монгольской степи, испытывая жажду и голод, то отражая атаки, то атакуя, то преследуя остатки унгерновского воинства, и наконец 22 августа 1921 г. юго-западнее горы Урт настигли барона.

Чекисты иод руководством полномочного представителя ОГПУ Сибири организовали захват этого палача: они направили в войска Унгерна агитаторов, которые провели большую работу среди унгерновских солдат.

Монгольские цирики, входившие в войска Унгерна, отказались следовать за ним в Западную Монголию, куда он намеревался идти, схватили его, обезоружили и доставили в Новониколаевск.

15 сентября в Новониколаевске (ныне Новосибирск) состоялось открытое судебное заседание Чрезвычайного революционного трибунала по делу Унгерна. Обвинителем выступил Емельян Ярославский.