Краткий сюжет облако в штанах. Облако в штанах

Поэт - красивый, двадцатидвухлетний - дразнит обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку - так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах! Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре. Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнет петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя. Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат. Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери - это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей. Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане - «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.

Поэт — красивый, двадцатидвухлетний — дразнит обывательскую, размягчённую мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку — так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах!

Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечёткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казнённого. Наконец появляется Мария — резкая, как «нате!», — и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонать в столетия последний крик об этом пожаре.

Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго — прежде чем начнёт петься — барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдёт нужных слов, улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, — «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи — студенты, проститутки, подрядчики, — для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.

Хорошо, когда в жёлтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмёт камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.

Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплёванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери — это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.

Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане — «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережёт свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдёт, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовёт его недоучкой, крохотным божиком.

Поэт ждёт, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клещами звёзд огромное ухо.

Красивый двадцатидвухлетний поэт дразнит обывателей окровавленным лоскутом собственного сердца. Его душе не свойственна старческая нежность. Он может вывернуться наизнанку. И будет он безупречно нежным. Не просто мужчиной, а облаком в штанах.

Однажды в Одессе к нему обещала прийти его любимая - Мария. В томительном ожидании поэт плавит лбом оконное стекло, его душа корчится и стонет, а нервы мечутся в отчаянной чечётке. Мария, наконец, приходит и сообщает поэту, что выходит замуж. Поэт старается выглядеть совершенно спокойным, но чувствует при этом, что его «я» слишком мало для него и из него кто-то упрямо вырывается. Он не может выскочить из своего полыхающего сердца, а может выстонать последний крик об этом пожаре.

Автор хочет поставить над всем, что для него сделано «nihil» («ничто»). Он понимает как долго, и тяжело пишутся книги и больше не хочет их читать. Пока поэтом не найдены нужные слова улица безъязыкая, ей нечем разговаривать и кричать. А рту у нее разлагаются трупы умерших слов. Лишь два слова живут - «сволочь» и «борщ». Другие поэты бросаются прочь от этой улицы, потому что такими словами не воспеть любовь, барышню или цветочек под росами. Уличные тысячи - студенты, подрядчики, проститутки, - догоняют их. Гвоздь в собственном сапоге для них кошмарней фантазии Гете. Поэт с ними согласен: мельчайшая крупинка живого ценнее всего, что он может сотворить. Обсмеянный сегодняшним племенем, видит шестнадцатый год в терновом венце революций и чувствует себя его предтечей. Он готов во имя этого будущего растоптать свою душу и отдать ее, окровавленную, как знамя.

Хорошо, когда душа укутана от осмотров в жёлтую кофту. Поэту противен Северянин. Он предвидит, что фонарные столбы скоро будут вздымать окровавленные тела лабазников, каждый возьмёт бомбу, камень или нож, а на небе будет околевать красный закат.

Поэт спрашивает богоматерь, изображенную на иконе, зачем одаривать сияние трактирную ораву. Ведь она снова предпочитает оплеванному голгофнику Варавву. Он говорит, что именами его стихов будут крестить детей. Это он тринадцатый апостол Евангелия и самый красивый из всех сыновей богоматери.

Поэт снова и снова вспоминает прелесть губ своей возлюбленной Марии и просит её тела. Имя ее равно для него имени Бога, а тело ее он будет хранить, как инвалид хранит свою единственную ногу. Если же Мария отвергнет любовь поэта, он пойдет к дому своего отца, поливая дорогу кровью своего измученного сердца. Тогда поэт предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит его, почему тот не придумал поцелуи без мук, и назовёт его крохотным божком недоучкой.

Поэт ждёт, когда небо снимет шляпу перед ним в ответ на его дерзкий вызов. Но вселенная по-прежнему спит.

Облако в штанах
В. Маяковский

Облако в штанах

Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре.

Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнет петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.

Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.

Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери - это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.

Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит её тела, как просят христиане - «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь её тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком.

Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.

oblakovshtanakh
История народа и законы развития языка. Вопросы метода в языкознании. Как написать школьное сочинение. Книжные предисловия - сборник сочинений и

Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая её, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария - резкая, как «нате!», - и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонать в столетия последний крик об этом пожаре.

Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго - прежде чем начнет петься - барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, - «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи - студенты, проститутки, подрядчики, - для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.

Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клещами звёзд огромное ухо.

Двадцатидвухлетний красивый поэт вспоминает одну историю, которая произошла в Одессе. О том, как он однажды ждал свою любимую, которая должна была прийти к нему в четыре часа. Но вот на часах уже восемь, и десять, а ее все нет.

Ожидая ее у окна, поэт мучается. Это не дает ему покоя. Ожидая любимую, он вспоминает, что она любит, чего боится. И тут уже прозвучал двенадцатый час. Это время просто пробило у него в голове страшными звуками! Нервы его натянуты, скачут как бешеные.

Мысли вертятся в его голове, с которыми он не может справиться. Услышал шаги, сердце его забилось еще больше! Он больше не в силах овладеть собой! И вот вошла его любимая, перебирая в руках замшевые перчатки. Резко с порога сообщает ему, что выходит замуж за другого. Но он пытается быть спокойным. Его ревность зашкаливает. Он готов делать что угодно! Его хрупкое сердце вырывается наружу.

Поэт больше не в силах удерживать его в груди, но не подает и вида, что происходит у него на душе. А сердце его пылает пожаром. И не в силах он унять боль. Автор употребляет много сравнений, чтобы стало понятно, как он мучается. Он понимает, что ужасно болен любовной болезнью. И что ему уже не вылечиться.

Автор пытается понять, будет ли любовь еще? И если все-таки любовь придет, то какая? Огромная и искренняя, или же наоборот, маленькая. Поэт выливает свое пережитое чувство боли. Он понимает, как болит душа. Все мысли наталкивают его на думу, что любовь приносит только переживание, разочарование, боль. Что настоящая любовь не легкая, эмоциональная.

Автор этих строк считает, что любовное чувство – это вся жизнь! Он грубо изъясняется, о своей ненавистной любви, которая причинила ему страшную боль. Этой грубостью он старается показать отречение от этого чувства. Чувства, которое принесло боль разочарования. Но так же откликается об этой влюбленности и лирическим переживанием. Подсознательно он желает защитить эту любовь. Ведь она принесла ему и радостные моменты встреч, ожидания любимой.

Поэту не хватает слов, чтобы описать то, что он прочувствовал. Нежная прекрасная литература не сможет выдержать тех слов, которые вырываются у него наружу.

Важно, что душа завернута и ее невозможно разглядеть. Прекрасно, что она спрятана. Никто не может просто так туда заглянуть. Истинные душевные переживания можно прятать за каменным лицом. И никто не сможет понять, какие чувства возникают в конкретный момент.

Маяковский обращает свои слова к поэзии. Он твердит о том, что сама поэзия давно уже не схожа с жизнью людей. Что она начисто профильтрована. Она не схожа на говор людей на улицах, поэзия слишком оторвана от мира. Она мертва, ведь ее процеживают. Не дают описать свои истинные мысли.

Автору очень важна душа человека, душа народа. А не тот облик и одежды, за которым все прячутся! Ведь если бы все смогли оголить свои души, показать, как они прекрасны, то даже солнце оказалось бы блеклым. Ведь души сияют более ярким светом, чем солнце.

Он беспрестанно вспоминает свою Марию. Автор не в силах забыть ее ангельскую внешность, ее нежные губы. Он вожделеет ее прекрасного тела. Жаждет и просит тела Марии. Ее имя для него равно имени святого! Мария для него и есть святая! Он готов оберегать и хранить ее, как хранят самое ценное, что есть в жизни.

Он не допускает мысли, что любимая откажется от него! Если она выбросит его из своей жизни, он уйдет. Но дорога за ним будет кровавой. Она будет залита кровью сердца поэта! И если это горе все-таки случится, он должен будет обратиться к Богу. Чтобы тот объяснил ему, почему он сотворил поцелуи, наполненные болью. Почему любовь оказывается страшным разрушительным чувством! Вместо того, чтобы приносить радость и счастье. Поэт не уверен, что вообще бывает другая любовь! Что сам Бог создал ее такой! Если это все так, он готов назвать его малюсеньким божиком.

Маяковский, используя скрытый смысл, призывает рушить строй, который тогда был. Он готов созывать всех на революцию, ведь только она может покончить с тем ладом, который строился годами. Этот строй ненавистен поэту, ведь он не дает человеку полностью раскрыться! Эго нужно срочно рушить!

Поэт прощается с иллюзией и открывает глаза на то, что будет в будущем. Он твердит о том, что не будет такой ужасной любви, что весь буржуазный строй рухнет! Больше не будет этой тщательно процеженной литературы. Что можно будет открыто изливать в своем творении мысли! Уверен, что рухнет религия терпения. Себя же автор видит еще одним апостолом! Автор знает, что освобождение от всего этого ненавистного принесет автору истинную свободу!

Поэт ожидает ответа небес, ведь он обратился к ним, изливая свою несчастную душу, которая вдоволь настрадалась! Душа нуждается в том, чтобы ей изъяснили, почему все происходит именно так. Он иронизирует, понимая, что его не слышат! Ему никто не ответит!