Глупая луна на этом глупом небосклоне. Онлайн чтение книги евгений онегин глава третья Эта глупая луна

В этой главе Онегин в первый раз встречается с Татьяной, а та, в свою очередь, пишет ему письмо.

Но я не хочу писать об этом. =)

Интересно, что в этой главе впервые встречается сравнение Татьяны со Светланой - героиней одноименной баллады Жуковского.

Вошла и села у окна.

Наверное, именно поэтому в этой главе Татьяна предстает перед нами в обществе няни - представительницы народной культуры.

Светлана - дворянская девушка, но живущая в деревне, общающаяся с деревенскими девками. Ей чужды обычаи европеизированного столичного общества, зато она близка к исконно-русским традициям (гаданиям, например).

Присвятом налое".

Уже в этом четверостишье проскальзывают элементы фольклора: текст песни (!), слово «подруженька» имеет уменьшительно-ласкательную форму,свойственную устному народному творчеству (ср. «При долинушке калинушка стоит, на калине соловей-пташка сидит» «Эх, полюшко, поле…»).

Татьяна - тоже дворянка, выросшая в деревенском пространстве, и тоже неразрывно связана с народной культурой.Хотя, говоря о Татьяне и называя её Светланой, Ленский делает акцент не на том, что Татьяна - провинциальная девушка, близкая к народным обычаям, а на том, что она таинственна, скрытна и «пропитана» духом баллады. Хотя опять-таки дух баллады неразрывно связан с фольклором.

Своими переживаниями Татьяна делится именно с няней (не с сестрой, не с матерью). Это тоже не случайно.

Что знала, то забыла.

Здесь появляется мотив устной памяти. И первые противоречия возникают тут. Татьяна - героиня читающая, она знает о любви, о жизни из книг, её сознание - смесь из народной традиции и светской, дворянской.Онегин - дворянин, светский человек, и любить его Татьяна будет по «светской», книжной модели. Няня ей в этом не советчик, собеседницы перестают понимать друг друга, говорят о разных вещах.

В конце главы появляется второй (после письма Татьяны) вставной текст. Это песня девушек. Татьяна, увидев Онегина, спасается в своей «народной» среде, тогда как Онегин является олицетворением дворянской.

«Куда? Уж эти мне поэты!»
- Прощай, Онегин, мне пора.
«Я не держу тебя; но где ты
Свои проводишь вечера?»
- У Лариных.- «Вот это чудно.
Помилуй! и тебе не трудно
Там каждый вечер убивать?»
- Ни мало.- «Не могу понять.
Отселе вижу, что такое:
Во-первых (слушай, прав ли я?),
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лён, про скотный двор...»

Строфа показывает, как вот это выглядело и что это значило –
«Онегин слушал с важным видом…»
«Он слушал Ленского с улыбкой…»
(XIX и XV стр. второй главы)

Онегин взял на себя роль ментора Ленского. Теперь понятно, почему он с ним «подружился». Любил покрасоваться, посамолюбоваться, поучить других. Он и Татьяне так же «проповедовал» как в этой строфе Ленскому. И «внутренний монолог» – тоже проповедь. «Учитель жизни»– как Раевский для Пушкин, как Пушкин для брата…

При таких взаимоотношениях становится понятно еще и поведение Онегина на именинах – он не мстил, он преподавал урок Ленскому - из раздела «вся правда о женщинах».Дуэль же была завершением «образованием» Ленского, его «госэкзамен» – было бы что Ленскому вспомнить «в стеганном халате» на покое - было бы это единственным ярким пятном в его сельской примитивной жизни (или, быть может, сделало бы из него Поэта – это стояние на дуэльном «эшафоте»).

А убил его Онегин по неосторожности – губят же случайно инструкторы в горах своих учеников? Тот же случай – вернее чем «убил» следует сказать «не спас» - тоже ужасно, но это другого рода ужас, не тот, который на Онегина вешают – не убивают учеников, их случайно губят.
* * *
И о начавшейся третьей главе. Она и следующая, четвертая являются «служебными». Они скучные, и написаны для «развития сюжета». Второе дыхание откроется у Пушкина в пятой главе «Деревня», после полгода в Михайловском. Татьяна вдруг, отныне и навсегда окажется в ней «русскою душою».
Перефразируя Пушкина:
«Татьяна верила преданьям…»,
…Они ей заменяли все!»

В шестой («Дуэль») будет снижение, а последние, седьмая и восьмая – вновь «служебные». По мне так подлинным ЕО являются 1-5-6 главы, а все остальное – балласт, (третья – «Признание Татьяны», четвертая – «Отповедь Онегина», седьмая – «Блестящая женитьба Татьяны на генерале», и восьмая «Триумф Татьяны над Онегиным»). 1-5-6-я и 2-3-4-7-8-я – две разные истории.

Скажи: которая Татьяна?»
- Да та, которая, грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна. -
«Неужто ты влюблен в меньшую?»
- А что? - «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

ИНТЕРЕСНОЕ У НАБОКОВА:
Скажи: которая Татьяна? Начиная с этого места, Татьяна будет все время присутствовать в главе Третьей, за вычетом тех двух мест, когда в рассказ непосредственно вторгается автор

Точь в точь в Вандиковой Madone. Согласно Гофману (1923), Пушкин обдумывал варианты не только с Рафаэлевой, но и с Перуджиновой, прежде чем остановиться на Вандиковой.

Кругла, красна лицом она, /Как эта глупая луна. Старинное значение прилагательного «красный» - «красивый», и для меня «красна лицом» означает «пригожа», а не «краснолица». Красное, т.е. отливающее красным оттенком, лицо означает приступ грубого бешенства, или же высокое кровяное давление, или вспышку гнева, или нахлынувшее чувство стыда и т.п., так что употребленный в этом смысле эпитет был бы явно неподходящим, чтобы с его помощью охарактеризовать румяную Памелу или румяную мадонну, подразумеваемую Онегиным. Он и без того уже был довольно грубю.

Распространенное мнение, которого придерживаются не только переюдчики, но и простаки русские (включая составителей «Словаря языка Пушкина>>, т. II, Москва, 1957), сводится к тому, что «красна лицом» означает буквально «краснолица)), а в результате выходит просто несусветная глупость.

В «достоверном» английском переводе (напечатанном около 1920 г. в Нью-Йорке для театра «Метрополитен Опера») немыслимого итальянского либретто глупой оперы Чайковского «Евгений Онегин» («Лирические сцены в 3-х действиях, текст по Пушкину», Москва, 1878, либретто композитора Константина Шиловского [виршеплета], впервые исполнено учащимися московского Императорского музыкального училища в 1879 г.) разыгрывается в действии I, где «синьора Ларина» занимается «изготовлением сладостей», расположившись под деревом (тогда как Ольга находится на дереве, а Татьяна пребывает в полуобморочном состоянии), следующая безумная сцена: Онегин (Ленскому):
«Ну, так которая Татьяна?
... На вид ей недостает холодности Мадонны.
Клянусь, она страстна, ужастно страстна,
Вся так и сияет, точно глупая луна»
(бесцеремонно разглядывает Татьяну)».

БРОДСКИЙ:
После пятой строфы по первоначальному замыслу Пушкина следовала строфа, в которой Онегин изображался влюбленным в Татьяну и начавшему чуть не ежедневно подобно Ленскому, посещать соседок:

В постеле лежа, наш Евгений
Глазами Байрона читал,
Но дань вечерних размышлений
В уме Татьяне посвящал.
Проснулся он денницы ране
И мысль была все о Татьяне.
"Вот новое, - подумал он, -
Неужто я в нее влюблен?
Ей-богу, это было б славно,
Себя уж то-то б одолжил;
Посмотрим". И тотчас решил
Соседок навещать исправно,
Как можно чаще - всякий день,
Ведь им досуг, а нам не лень.

Начало следующей строфы:

Решил, и скоро стал Евгений
Как Ленский
Ужель Онегин в самом деле
Влюбился?

ЛОТМАН:
«Точь в точъ в Вандиковой Мадоне...» - В беловой рукописи было: «Как в Рафаелевой Мадоне» (VI, 575). Вероятно, П не имел в виду никакой конкретной картины Ван-Дейка. Единственное полотно такого содержания, которое он мог видеть, - эрмитажная «Мадонна с куропатками» Ван-Дейка, безусловно, не имеется в виду: ни фигура Мадонны - зрелой женщины, ни внешность ее на этой картине никаких ассоциаций с шестнадцатилетней Ольгой вызвать не могли. Вероятнее всего, П назвал Ван-Дейка как представителя фламандской школы, ассоциировавшегося в его сознании с определенным типом живописи.

МОИ ИНСИНУАЦИИ:
«Скажи: которая Татьяна?» - это ведь не вопрос, а очередное оскорбление, на манер гаевского, из «Вишневого сада»:
«Лопахин. Да, время идет.
Гаев. Кого?»
Мол - «в упор я вас не вижу!»

И это не считая - «Ларина – глупа» а «Ольга – лицом кругла». «Как он язвительно злословил!». А потом еще злоба на именинах и роковой выстрел. Но вчитаемся в роман. Какие еще примеры грубости и жестокости Онегина он дает?
- Без должного уважения ДУМАЛ о больном дяде,
- Невежливо ИЗБЕГАЛ соседей,
- Чертил «В ДУШЕ СВОЕЙ/ Карикатуры всех гостей».
И это все.

Представим себе роман или повесть в которой герой – совершенно ровный, благовоспитанный в отношениях со всеми окружающими, - делает исключение ТОЛЬКО для одного из них - 2-3 раза дерзко, грубо, беспричинно его оскорбляет, а потом убивает – разве можно назвать его отношение к этому человеку «особыми», в смысле, «дружескими»? Не верней ли их будет назвать «неприязненными»?

Онегин не любил Ленского! Отчего нет? Ведь, в конце концов, он же его убил?
И, забавно, Пушкин с самого начала указал нам причину этого:
«…Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой».

«Они сошлись…» Такая дружба хороша «в поэтическом отношении», но в «реале» - надолго ли ее хватит?

Если бы я снимал фильм по ЕО, то обязательно бы сделал пропущенную Пушкиным сцену в доме Лариных одной из ключевых. Какой-нибудь особый поступок Ленского, особый взгляд на это Онегина – после которого стала бы психологически оправданной его грубость при возвращении, его злая «шутка» на именинах, и как финал - хладнокровное убийство.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Elle était fille, elle était amoureuse.

«Куда? Уж эти мне поэты!»
- Прощай, Онегин, мне пора.
«Я не держу тебя; но где ты
Свои проводишь вечера?»
- У Лариных.- «Вот это чудно.
Помилуй! и тебе не трудно
Там каждый вечер убивать?»
- Ни мало.- «Не могу понять.
Отселе вижу, что такое:
Во-первых (слушай, прав ли я?),
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лён, про скотный двор...»

Я тут еще беды не вижу.
«Да, скука, вот беда, мой друг».
- Я модный свет ваш ненавижу;
Милее мне домашний круг,
Где я могу...- «Опять эклога!
Да полно, милый, ради бога.
Ну что ж? ты едешь: очень жаль.
Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль
Увидеть мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слез, и рифм et cetera?..
Представь меня».-Ты шутишь.- «Нету».
- Я рад.- «Когда же?» - Хоть сейчас.
Они с охотой примут нас.

Поедем.-
Поскакали други,
Явились; им расточены
Порой тяжелые услуги
Гостеприимной старины.
Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья,
На столик ставят вощаной
Кувшин с брусничною водой,
........................
........................
........................
........................
........................
........................

Они дорогой самой краткой
Домой летят во весь опор.
Теперь послушаем украдкой
Героев наших разговор:
- Ну что ж, Онегин? ты зеваешь.-
- «Привычка, Ленский».- Но скучаешь
Ты как-то больше.- «Нет, равно.
Однако в поле уж темно;
Скорей! пошел, пошел, Андрюшка!
Какие глупые места!
А кстати: Ларина проста,
Но очень милая старушка;
Боюсь: брусничная вода
Мне не наделала б вреда.

Скажи: которая Татьяна?»
- Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна.-
«Неужто ты влюблен в меньшую?»
- А что? - «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

Глава третья. Начата 8 февраля 1824 г. в Одессе; к июню была написана до письма Татьяны. Дальнейшая часть главы писалась в Михайловском. Под XXXII строфой дата 5 сентября 1824 г. Вся глава окончена 2 октября 1824 г. В печати появилась в 1827 г. около 10 октября. В начале главы напечатано:

«Первая глава,Евгения Онегина“, написанная в 1823 году, появилась в 1825. Спустя два года издана вторая. Эта медленность произошла от посторонних обстоятельств. Отныне издание будет следовать в беспрерывном порядке: одна глава тотчас за другой». В рукописи имеется эпиграф к третьей главе:

Ma dimmi: nel tempo di’ dolci sospiri
A che e come concedette amore
Che conoscete i dubiosi desiri?

Это цитата из «Ада» Данте (эпизод Франчески и Паоло). Эпиграф, появившийся в печати, взят из поэмы французского поэта Мальфилатра «Нарцисс на острове Венеры» (1767).

Строфа I первоначально кончалась:

Варенье, сальная свеча,
Помин про Саву Ильича.

Строфа III первоначально оканчивалась:

Несут на блюдечках варенья
С одною ложечкой для всех.
Иных занятий и утех
В деревне нет после обеда.
Поджавши руки, у дверей
Сбежались девушки скорей
Взглянуть на нового соседа,
И на дворе толпа людей
Критиковала их коней.

Вандикова Мадонна - по неправильному чтению имени Ван Дейка (Van Dijk или Van Dyk), знаменитого фламандского художника.

В беловой рукописи даны два варианта окончания строфы:

I. В чертах у Ольги мысли нет,
Румянец да невинный взор
Как в Рафаелевой Мадонне.
Мне надоели с давних пор.-
- Всяк молится своей иконе,-
Владимир сухо отвечал,
И наш Онегин замолчал.

II. В чертах у Ольги мысли нет,
Как у Рафаеля в Мадонне.
Поверь - невинность это вздор,
А приторной Памелы взор
Мне надоел и в Ричардсоне.
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

К этой строфе в рукописи примечание:

Как Светлана (выписка)

По-видимому, Пушкин хотел процитировать стихи Жуковского

Молчалива и грустна
Милая Светлана.