Читать в кратком содержании черный кот. Знакомство с главным героем
Анри Гийоме, товарищ мой, тебе посвящаю эту книгу
Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет - орудие, которое прокладывает воздушные пути, - приобщает человека к вечным вопросам.
Никогда не забуду мой первый ночной полет - это было над Аргентиной, ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При свете вон той лампы кто-то читает, или погружен в раздумье, или поверяет другу самое сокровенное. А здесь, быть может, кто-то пытается охватить просторы Вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна пища. Даже самым скромным - тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд, сколько уснувших людей…
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, - быть может, иные и отзовутся.
Это было в 1926 году. Я поступил тогда пилотом на авиалинию компании «Латекоэр», которая, еще прежде, чем «Аэропосталь» и «Эр-Франс», установила сообщение между Тулузой и Дакаром. Здесь я учился нашему ремеслу. Как и другие мои товарищи, я проходил стажировку, без которой новичку не доверят почту. Пробные вылеты, перегоны Тулуза - Перпиньян, нудные уроки метеорологии в ангаре, где зуб на зуб не попадал. Мы страшились еще неведомых нам гор Испании и с почтением смотрели на «стариков».
«Стариков» мы встречали в ресторане - они были хмурые, даже, пожалуй, замкнутые, снисходительно оделяли нас советами. Бывало, кто-нибудь из них, возвратясь из Касабланки или Аликанте, приходил позже всех, в кожанке, еще мокрой от дождя, и кто-нибудь из нас робко спрашивал, как прошел рейс, - и за краткими, скупыми ответами нам виделся необычайный мир, где повсюду подстерегают ловушки и западни, где перед тобою внезапно вырастает отвесная скала или налетает вихрь, способный вырвать с корнями могучие кедры. Черные драконы преграждают вход в долины, горные хребты увенчаны снопами молний. «Старики» умело поддерживали в нас почтительный трепет. А потом кто-нибудь из них не возвращался, и живым оставалось вечно чтить его память.
Помню, как вернулся из одного такого рейса Бюри, старый пилот, разбившийся позднее в Корбьерах. Он подсел к нашему столу и медленно ел, не говоря ни слова; на плечи его все еще давила тяжесть непомерного напряжения. Это было под вечер, в один из тех мерзких дней, когда на всей трассе, из конца в конец, небо словно гнилое и пилоту кажется, что горные вершины перекатываются в грязи, - так на старинных парусниках срывались с цепей пушки и бороздили палубу, грозя гибелью. Я долго смотрел на Бюри и наконец, сглотнув, осмелился спросить, тяжел ли был рейс. Бюри хмуро склонялся над тарелкой, он не слышал. В самолете с открытой кабиной пилот в непогоду высовывается из-за ветрового стекла, чтобы лучше видеть, и воздушный поток еще долго хлещет по лицу и свистит в ушах. Наконец Бюри словно бы очнулся и услышал меня, поднял голову - и рассмеялся. Это было чудесно - Бюри смеялся не часто, этот внезапный смех словно озарил его усталость. Он не стал толковать о своей победе и снова молча принялся за еду. Но во хмелю ресторана, среди мелких чиновников, которые утешались здесь после своих жалких будничных хлопот, в облике товарища, чьи плечи придавила усталость, мне вдруг открылось необыкновенное благородство: из грубой оболочки на миг просквозил ангел, победивший дракона.
Наконец однажды вечером вызвали и меня в кабинет начальника. Он сказал коротко:
Завтра вы летите.
Я стоял и ждал, что сейчас он меня отпустит. Но он, помолчав, прибавил:
Инструкции хорошо знаете?
В те времена моторы были ненадежны, не то что нынешние. Нередко ни с того ни с сего они нас подводили: внезапно оглушал грохот и звон, будто разбивалась вдребезги посуда, - и приходилось идти на посадку, а навстречу щерились колючие скалы Испании. «В этих местах, если мотору пришел конец, пиши пропало - конец и самолету!» - говорили мы. Но самолет можно и заменить. Самое главное - не врезаться в скалу. Поэтому нам, под страхом самого сурового взыскания, запрещалось идти над облаками, если внизу были горы. В случае аварии пилот, снижаясь, мог разбиться о какую-нибудь вершину, скрытую под белой ватой облаков.
Вот почему в тот вечер на прощанье медлительный голос еще раз настойчиво внушал мне:
Конечно, это недурно - идти над Испанией по компасу, над морем облаков, это даже красиво, но…
И еще медлительнее, с расстановкой:
- …но помните, под морем облаков - вечность…
И вот мирная, безмятежная гладь, которая открывается взору, когда выходишь из облаков, сразу предстала передо мной в новом свете. Это кроткое спокойствие - западня. Мне уже чудилась огромная белая западня, подстерегающая далеко внизу. Казалось бы, под нею кипит людская суета, шум, неугомонная жизнь городов, - но нет, там тишина еще более полная, чем наверху, покой нерушимый и вечный. Белое вязкое месиво становилось для меня границей, отделяющей бытие от небытия, известное от непостижимого. Теперь я догадывался, что смысл видимого мира постигаешь только через культуру, через знание и свое ремесло. Море облаков знакомо и жителям гор. Но они не видят в нем таинственной завесы.
Я вышел от начальника гордый, как мальчишка. С рассветом настанет мой черед, мне доверят пассажиров и африканскую почту. А вдруг я этого не стою? Готов ли я принять на себя такую ответственность? В Испании слишком мало посадочных площадок, - случись хоть небольшая поломка, найду ли я прибежище, сумею ли приземлиться? Я склонялся над картой, как над бесплодной пустыней, и не находил ответа. И вот в преддверии решительной битвы, одолеваемый гордостью и робостью, я пошел к Гийоме. Мой друг Гийоме уже знал эти трассы. Он изучил все хитрости и уловки. Он знает, как покорить Испанию. Пусть он посвятит и меня в свои секреты. Гийоме встретил меня улыбкой.
Я уже слышал новость. Ты доволен?
Он достал из стенного шкафа бутылку портвейна, стаканы и, не переставая улыбаться, подошел ко мне.
Такое событие надо спрыснуть. Увидишь, все будет хорошо!
От него исходила уверенность, как от лампы - свет. Несколько лет спустя он, мой друг Гийоме, совершил рекордные перелеты с почтой над Кордильерами и Южной Атлантикой. А в тот вечер, сидя под лампой, освещавшей его рубашку, скрещенные руки и улыбку, от которой я сразу воспрянул духом, он сказал просто:
Неприятности у тебя будут - гроза, туман, снег, - без этого не обойтись. А ты рассуждай так: летали же другие, они через это прошли, значит, и я могу.
Я все-таки развернул свою карту и попросил его просмотреть со мною маршрут. Наклонился над освещенной картой, оперся на плечо друга - и вновь почувствовал себя спокойно и уверенно, как в школьные годы.
Странный то был урок географии! Гийоме не преподносил мне сведения об Испании, он дарил мне ее дружбу. Он не говорил о водных бассейнах, о численности населения и поголовье скота. Он говорил не о Гуадиксе, но о трех апельсиновых деревьях, что растут на краю поля неподалеку от Гуадикса. «Берегись, отметь их на карте…» И с того часа три дерева занимали на моей карте больше места, чем Сьерра-Невада. Он говорил не о Лорке, но о маленькой ферме возле Лорки. О жизни этой фермы. О ее хозяине. И о хозяйке. И эта чета, затерявшаяся на земных просторах за тысячу с лишним километров от нас, безмерно вырастала в моих глазах. Их дом стоял на горном склоне, их окна светили издалека, словно звезды, - подобно смотрителям маяка эти двое всегда готовы были помочь людям своим огнем.
Книга написана от первого лица. Экзюпери посвятил её одному из своих коллег-лётчиков - Анри Гийоме.
Человек раскрывается в борьбе с препятствиями. Пилот подобен крестьянину, который возделывает землю и тем самым исторгает у природы некоторые из её тайн. Столь же плодотворна работа лётчика. Первый полет над Аргентиной был незабываемым: внизу мерцали огоньки, и каждый из них говорил о чуде человеческого сознания - о мечтах, надеждах, любви.
Экзюпери стал работать на линии Тулуза - Дакар в 1926 г. Опытные лётчики держались несколько отчуждённо, но в их отрывистых рассказах возникал сказочный мир горных хребтов с западнями, провалами и вихрями. «Старички» искусно поддерживали преклонение, которое лишь возрастало, когда один из них не возвращался из полёта. И вот наступил черёд Экзюпери: ночью он отправился на аэродром в стареньком автобусе и, подобно многим своим товарищам, ощутил, как в нем рождается властелин - человек, ответственный за испанскую и африканскую почту. Сидевшие рядом чиновники говорили о болезнях, деньгах, мелких домашних заботах - эти люди добровольно заключили себя в тюрьму мещанского благополучия, и никогда уже не проснётся в их заскорузлых душах музыкант, поэт или астроном. Иное дело пилот, которому предстоит вступить в спор с грозой, горами и океаном - никто не пожалел о своём выборе, хотя для многих этот автобус стал последним земным приютом.
Из товарищей своих Экзюпери выделяет прежде всего Мермоза - одного из основателей французской авиалинии Касабланка - Дакар и первооткрывателя южноамериканской линии. Мермоз «вёл разведку» для других и, освоив Анды, передал этот участок Гийоме, а сам взялся за приручение ночи. Он покорил пески, горы и море, которые, в свою очередь, не раз поглощали его - однако он всегда выбирался из плена. И вот после двенадцати лет работы, во время очередного рейса через Южную Атлантику, он коротко сообщил о том, что выключает правый задний мотор. Все радиостанции от Парижа до Буэнос-Айреса встали на тоскливую вахту, но больше вестей от Мермоза не было. Почив на дне океана, он завершил дело своей жизни.
Погибших никто не заменит. И величайшее счастье испытывают пилоты, когда вдруг воскресает тот, кого уже мысленно похоронили. Так произошло с Гийоме, который исчез во время рейса над Андами. Пять дней товарищи безуспешно искали его, и уже не оставалось сомнений, что он погиб - либо при падении, либо от холода. Но Гийоме сотворил чудо собственного спасения, пройдя через снега и льды. Он сказал потом, что вынес то, чего не вынесло бы ни одно животное - нет ничего благороднее этих слов, показывающих меру величия человека, определяющих истинное место его в природе.
Пилот мыслит масштабами Вселенной и по-новому перечитывает историю. Цивилизация - всего лишь хрупкая позолота. Люди забывают, что под их ногами не существует глубокого слоя земли. Ничтожный пруд, окружённый домами и деревьями, подвержен действию приливов и отливов. Под тонким слоем травы и цветов происходят удивительные превращения - только благодаря самолёту их иногда удаётся разглядеть. Ещё одно волшебное свойство самолёта состоит в том, что он переносит пилота в сердцевину чудесного. С Экзюпери это случилось в Аргентине. Он приземлился на каком-то поле, не подозревая, что попадёт в сказочный дом и встретит двух юных фей, друживших с дикими травами и змеями. Эти принцессы-дикарки жили в ладу со Вселенной. Что сталось с ними? Переход от девичества к состоянию замужней женщины чреват роковыми ошибками - быть может, какой-нибудь дурак уже увёл принцессу в рабство.
В пустыне такие встречи невозможны - здесь пилоты становятся узниками песков. Присутствие повстанцев делало Сахару ещё более враждебной. Экзюпери познал тягость пустыни с первого же рейса; когда его самолёт потерпел аварию возле небольшого форта в Западной Африке, старый сержант принял пилотов, как посланцев неба - он заплакал, услышав их голоса.
Но точно так же были потрясены непокорные арабы пустыни, посетив незнакомую им Францию. Если в Сахаре вдруг выпадает дождь, начинается великое переселение - целые племена отправляются за триста лье на поиски травы. А в Савойе драгоценная влага хлестала, словно из дырявой цистерны. И старые вожди говорили потом, что французский бог гораздо щедрее к французам, чем бог арабов к арабам. Многие варвары поколебались в своей вере и почти покорились чужакам, но среди них по-прежнему есть те, кто внезапно бунтует, чтобы вернуть былое величие, - падший воин, ставший пастухом, не может забыть, как билось его сердце у ночного костра. Экзюпери вспоминает разговор с одним из таких кочевников - этот человек защищал не свободу (в пустыне все свободны) и не богатства (в пустыне их нет), а свой потаённый мир. Самих же арабов приводил в восхищение французский капитан Боннафус, совершавший смелые набеги на кочевья. Его существование украшало пески, ибо нет большей радости, чем убийство такого великолепного врага. Когда Боннафус уехал во Францию, пустыня словно бы утратила один из своих полюсов. Но арабы продолжали верить, что он вернётся за утраченным ощущением доблести - если это случится, непокорные племена получат весть в первую же ночь. Тогда воины молча поведут верблюдов к колодцу, приготовят запас ячменя и проверят затворы, а затем выступят в поход, ведомые странным чувством ненависти-любви.
Чувство достоинства может обрести даже раб, если он не утратил память. Всем невольникам арабы давали имя Барк, но один из них помнил, что его звали Мохаммедом и он был погонщиком скота в Марракеше. В конце концов Экзюпери удалось выкупить его. Поначалу Барк не знал, что делать с обретённой свободой. Старого негра разбудила улыбка ребёнка - он ощутил своё значение на земле, истратив почти все деньги на подарки детям. Его провожатый решил, что он сошёл с ума от радости. А им просто владела потребность стать человеком среди людей.
Теперь уже не осталось непокорных племён. Пески утеряли свою тайну. Но никогда не забудется пережитое. Однажды Экзюпери удалось подступиться к самому сердцу пустыни - это случилось в 1935 г., когда его самолёт врезался в землю у границ Ливии. Вместе с механиком Прево он провёл три бесконечных дня среди песков. Сахара едва не убила их: они страдали от жажды и одиночества, их рассудок изнемогал под тяжестью миражей. Почти полумёртвый пилот говорил себе, что не жалеет ни о чем: ему досталась самая лучшая доля, ибо он покинул город с его счетоводами и вернулся к крестьянской правде. Не опасности влекли его - он любил и любит жизнь.
Лётчиков спас бедуин, который показался им всемогущим божеством. Но истину трудно понять, даже когда соприкасаешься с ней. В момент высшего отчаяния человек обретает душевный покой - наверное, его познали Боннафус и Гийоме. Проснуться от душевной спячки может любой - для этого нужны случай, благоприятная почва или властное веление религии. На мадридском фронте Экзюпери встретил сержанта, который был когда-то маленьким счетоводом в Барселоне - время позвало его, и он ушёл в армию, ощутив в этом своё призвание. В ненависти к войне есть своя правда, но не торопитесь осуждать тех, кто сражается, ибо истина человека - это то, что делает его человеком. В мире, ставшем пустыней, человек жаждет найти товарищей - тех, с кем связывает общая цель. Счастливым можно стать, только осознав свою хотя бы и скромную роль. В вагонах третьего класса Экзюпери довелось увидеть польских рабочих, выселяемых из Франции. Целый народ возвращался к своим горестям и нищете. Люди эти были похожи на уродливые комья глины - так спрессовала их жизнь. Но лицо спящего ребёнка было прекрасным: он был похож на сказочного принца, на младенца Моцарта, обречённого пройти вслед за родителями через тот же штамповочный пресс. Эти люди совсем не страдали: за них мучился Экзюпери, сознавая, что в каждом, возможно, был убит Моцарт. Только Дух обращает глину в человека.
Антуан де Сент-Экзюпери
ПЛАНЕТА ЛЮДЕЙ
Анри Гийоме, товарищ мой,
тебе посвящаю эту книгу
Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет - орудие, которое прокладывает воздушные пути, - приобщает человека к вечным вопросам.
Никогда не забуду мой первый ночной полет - это было над Аргентиной, ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При свете вон той лампы кто-то читает, или погружен в раздумье, или поверяет другу самое сокровенное. А здесь, быть может, кто-то пытается охватить просторы Вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна пища. Даже самым скромным - тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд, сколько уснувших людей…
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, - быть может, иные и отзовутся.
Это было в 1926 году. Я поступил тогда пилотом на авиалинию компании «Латекоэр», которая, еще прежде, чем «Аэропосталь» и «Эр-Франс», установила сообщение между Тулузой и Дакаром. Здесь я учился нашему ремеслу. Как и другие мои товарищи, я проходил стажировку, без которой новичку не доверят почту. Пробные вылеты, перегоны Тулуза - Перпиньян, нудные уроки метеорологии в ангаре, где зуб на зуб не попадал. Мы страшились еще неведомых нам гор Испании и с почтением смотрели на «стариков».
«Стариков» мы встречали в ресторане - они были хмурые, даже, пожалуй, замкнутые, снисходительно оделяли нас советами. Бывало, кто-нибудь из них, возвратясь из Касабланки или Аликанте, приходил позже всех, в кожанке, еще мокрой от дождя, и кто-нибудь из нас робко спрашивал, как прошел рейс, - и за краткими, скупыми ответами нам виделся необычайный мир, где повсюду подстерегают ловушки и западни, где перед тобою внезапно вырастает отвесная скала или налетает вихрь, способный вырвать с корнями могучие кедры. Черные драконы преграждают вход в долины, горные хребты увенчаны снопами молний. «Старики» умело поддерживали в нас почтительный трепет. А потом кто-нибудь из них не возвращался, и живым оставалось вечно чтить его память.
Помню, как вернулся из одного такого рейса Бюри, старый пилот, разбившийся позднее в Корбьерах. Он подсел к нашему столу и медленно ел, не говоря ни слова; на плечи его все еще давила тяжесть непомерного напряжения. Это было под вечер, в один из тех мерзких дней, когда на всей трассе, из конца в конец, небо словно гнилое и пилоту кажется, что горные вершины перекатываются в грязи, - так на старинных парусниках срывались с цепей пушки и бороздили палубу, грозя гибелью. Я долго смотрел на Бюри и наконец, сглотнув, осмелился спросить, тяжел ли был рейс. Бюри хмуро склонялся над тарелкой, он не слышал. В самолете с открытой кабиной пилот в непогоду высовывается из-за ветрового стекла, чтобы лучше видеть, и воздушный поток еще долго хлещет по лицу и свистит в ушах. Наконец Бюри словно бы очнулся и услышал меня, поднял голову - и рассмеялся. Это было чудесно - Бюри смеялся не часто, этот внезапный смех словно озарил его усталость. Он не стал толковать о своей победе и снова молча принялся за еду. Но во хмелю ресторана, среди мелких чиновников, которые утешались здесь после своих жалких будничных хлопот, в облике товарища, чьи плечи придавила усталость, мне вдруг открылось необыкновенное благородство: из грубой оболочки на миг просквозил ангел, победивший дракона.
Наконец однажды вечером вызвали и меня в кабинет начальника. Он сказал коротко:
Завтра вы летите.
Я стоял и ждал, что сейчас он меня отпустит. Но он, помолчав, прибавил:
Инструкции хорошо знаете?
В те времена моторы были ненадежны, не то что нынешние. Нередко ни с того ни с сего они нас подводили: внезапно оглушал грохот и звон, будто разбивалась вдребезги посуда, - и приходилось идти на посадку, а навстречу щерились колючие скалы Испании. «В этих местах, если мотору пришел конец, пиши пропало - конец и самолету!» - говорили мы. Но самолет можно и заменить. Самое главное - не врезаться в скалу. Поэтому нам, под страхом самого сурового взыскания, запрещалось идти над облаками, если внизу были горы. В случае аварии пилот, снижаясь, мог разбиться о какую-нибудь вершину, скрытую под белой ватой облаков.
Вот почему в тот вечер на прощанье медлительный голос еще раз настойчиво внушал мне:
Конечно, это недурно - идти над Испанией по компасу, над морем облаков, это даже красиво, но…
И еще медлительнее, с расстановкой:
- …но помните, под морем облаков - вечность…
И вот мирная, безмятежная гладь, которая открывается взору, когда выходишь из облаков, сразу предстала передо мной в новом свете. Это кроткое спокойствие - западня. Мне уже чудилась огромная белая западня, подстерегающая далеко внизу. Казалось бы, под нею кипит людская суета, шум, неугомонная жизнь городов, - но нет, там тишина еще более полная, чем наверху, покой нерушимый и вечный. Белое вязкое месиво становилось для меня границей, отделяющей бытие от небытия, известное от непостижимого. Теперь я догадывался, что смысл видимого мира постигаешь только через культуру, через знание и свое ремесло. Море облаков знакомо и жителям гор. Но они не видят в нем таинственной завесы.
Я вышел от начальника гордый, как мальчишка. С рассветом настанет мой черед, мне доверят пассажиров и африканскую почту. А вдруг я этого не стою? Готов ли я принять на себя такую ответственность? В Испании слишком мало посадочных площадок, - случись хоть небольшая поломка, найду ли я прибежище, сумею ли приземлиться? Я склонялся над картой, как над бесплодной пустыней, и не находил ответа. И вот в преддверии решительной битвы, одолеваемый гордостью и робостью, я пошел к Гийоме. Мой друг Гийоме уже знал эти трассы. Он изучил все хитрости и уловки. Он знает, как покорить Испанию. Пусть он посвятит и меня в свои секреты. Гийоме встретил меня улыбкой.
Я уже слышал новость. Ты доволен?
Он достал из стенного шкафа бутылку портвейна, стаканы и, не переставая улыбаться, подошел ко мне.
Такое событие надо спрыснуть. Увидишь, все будет хорошо!
Антуан де Сент-Экзюпери (1900-1944) легендарный французский автор и не менее легендарный летчик. Участник второй мировой войны, награжденный Военным крестом Французской республики, лауреат международных литературных премий. Его книги – «Южный Почтовой», «Ночной Полет», «Планета Людей», «Военный Летчик» и даже «Маленький Принц» - выросли из личного опыта гражданского и военного летчика, журналиста, путешественника, человека…
Знакомство с невероятными произведениями этого удивительного автора началось из «Маленького Принца». Не из книги даже, но с мультфильма – последней экранизации, которая является, кстати самой полной и точной. Режиссер картины оживил иллюстрации автора и даже рискнул и сочинил неоднозначное, но очень близкое к оригиналу продолжение всемирно известной истории. Книжка, оказалась еще поразительней. Проза подобная грому, здесь каждое предложение имеет ценность и вес. Также как и «Принц» (которого большинство читателей считают сказкой) это очень взрослая книга.
«Планета Людей» оказалась еще сильнее, глубже, напористее. Это та проза, которая прет на тебя, кричит в лицо. Автор путешествовал всю жизнь и свершил немало подвигов. Заинтересовавшись его биографией, узнал о том, что он разбился, как и большинство его Товарищей «…моторы тогда были ненадежные». Но еще перед катастрофой он снова и снова сталкивался с смертельной угрозой (на войне и во время полетов) поэтому знал цену жизни. Ее вкус.
Роман маленький, всего восемь глав на 190 страниц, но одолеть его оказалось непросто, не смотря на то, что от плотной и мощной прозы трудно оторваться. Произведение хочется цитировать целыми страницами, которые перечитывал по несколько раз. Все таки, это одна из главных книг автора. Одна из самых ценных - содержащая истину. Перед тем как потерпеть последнее крушение в 1944-м Экзюпери неоднократно попадал в западню на войне и в другие авиакатастрофы... В полном отчаянии и одиночестве он делился своими мыслями и переживаниями. Из большинства этих записей родился роман.
Роман объемный по содержанию. Длинною в жизнь. Всеобъемлющий, поглощающий и преображающий. Да-да, Антуан из тех писателей, что могут хорошенько встряхнуть, и когда вам кажется, что заблудились, оказались на самом дне или потеряли ориентир – он укажет путь в правильном направлении. Иногда, во время чтения возникало ощущение, что автор радовался, восхищался и оплакивал все человечество.
И так, о чем же эта «Планета»?
«Смысл видимого мира постигаешь через культуру, звание и свое ремесло. Море облаков видно и жителям гор, но они не видят в них вражеской завесы».
Об авиаторах, которые отмечали на карте не город, а три апельсиновых дерева растущих на его краю и пастушку со стадом баранов, которые то и дело кидаются внезапно под колеса. Ибо все прелести и радости жизни состоят из таких мелочей.
Об ответственности. Вместе с письмами летчику люди доверяли свои переживания и душевные порывы.
О требованиях ремесла, которые преображают мир.
О природе. Казалось бы, самолет отдаляет человека от нее, но нет – еще повелительнее становятся ее законы. Грозовое небо вызывает пилота на суд стихий, и одинокий, он отстаивает право на свой груз.
II. ТОВАРИЩИ
«Когда летишь сквозь ночь, в которой горят сто тысяч звезд, и душа ясна, и разум чист, и на это мгновение ты – всесилен!»
Об отваге. Пилоты, начинали бой с неизвестным противником и не зная, можно ли выйти с такой схватки живым, прокладывали для других воздушную дорогу. «Покоряли пески и горы, ночь и море поглощало их. Но они возвращались и снова отправлялись в путь».
О настоящих друзьях, которые где-то существуют – молчаливые, забытые, но всегда верные. И когда их дороги пересекаются, как же они рады друг другу. А ждать эти редкие встречи… «…ждать они привыкли»
О величии любого ремесла, потому что оно объединяет людей.
О воспоминаниях, которые дают надежду, потому что потерпев крушение в Сахаре больше ничего не остается, кроме воспоминаний. И если ими есть с кем поделится – они становятся настоящими сокровищами!
III. САМОЛЕТ
«По сравнению с историей человечества, а ей двести тысяч лет, - 100 лет машины – такая малость! Мы едва начинаем осваивается среди шахт и электростанций. Мы едва начинаем обживать этот дом. Мы даже еще не достроили. Вокруг все так быстро меняется: взаимоотношения людей, обычаи. Да и наш внутренний мир потрясен до самого основания. Хоть и остались слова – разлука, отсутствие, даль, возвращение, - но их смысл стал иным»
О совершенстве. Желая достигнуть его, теряется привлекательность изобретений. Экзюпери летал в дождь с открытой кабиной и каждый полет казался подвигом. Но, «в пору завоеваний мы рассуждали как солдаты, теперь настало время поселенцев» и по современным самолетам больше не видно, как они создавались…
IV. САМОЛЕТ И ПЛАНЕТА
«Я пытался тебя взволновать, открыть тебе глаза на огромный мир, пытался совратить тебя рассказами о своих приключениях, о смертельных опасностях!»
Об одиночестве, в котором свойственно замыкаться только людям.
О внутреннем мире, который отделяет нас друг от друга. «Между мной и этой девушкой стоят мечты. Как одолеть такую преграду?».
И волшебстве, которое присутствует в каждом ремесле. Однажды Антуан приземлился на девственном плато. Мерил ногами с начала времени не тронутый песок. Пересыпал его в ладонях и первым нарушил здесь тишину. И собирал метеориты! Примерно по одному на гектар «все они, точно капли застывшей лавы, тверды, словно черный алмаз» – язык автора безмерно выразительный!
«Девочки испытывающее оглядели меня, точно судьи охраняющие вход в запретное царство; младшая, чуть надув губы, постучала об пол свежесрезанным прутиком…»
Экзюпери пишет, что за оградой какого-то сада встречается больше тайн, чем за Китайской стеной, и молчание ограждает нашу душу, надежнее, чем бескрайние пески Сахары охраняют одинокий оазис.
В каждом из нас живет целый мир. Каждый из нас целая вселенная.
VI. В ПУСТЫНЕ
«Чтоб понять Сахару мало побывать в оазисе, надо поверить в воду как в Бога».
Здесь Антуан рассказывает о глубокой отстраненности, которою испытывали на себя жители Сахары. Музыка в хижине одного такого странника говорила на полузабытом языке, пробуждая смутно неутолимую печаль. И эти отщепенцы проводили свои ночи наедине с ветрами и звездами.
О тишине, которая веками царит в пустыне. Глубокая и нерушимая, она может свести с ума путешественника.
Конечно же о воде… Когда в Сахаре хотя бы раз в год пройдет мелкий дождь, вся она приходит в движение. Племена переселяются за 300 километром, туда, где вырастет трава…
VII. В СЕРДЦЕ ПУСТЫНИ
«Надвигается ночь и ты становишься в ней затворником, погруженным в тайны неизбежных обрядов, в сомнения, которых никто не разрешит…»
Это одна из самых сложных частей в плане восприятия. Экзюпри описывает здесь самое ужасную авиакатастрофу и долгие скитания в пустыне, которые ему довелось пережить.
«Снова я коснулся истины и, не поняв, прошел мимо. Я уже думал – вот и гибель, предел отчаяния, и тогда-то, оставив всякую надежду, обрел душевный покой».
Здесь Антуан расскажет о чудесном спасении. О том, как наши судьбы переплетаются и влияют друг на друга. Мы все за одно, уносимые одной и той же планетой. Команда одного корабля.
И о душевной полноте и душевном спокойствии, к которому стремится большинство из нас. И ничто с ними не сравниться. Вечный скиталец – Товарищ Боннафу – знал эту душевную ясность, также как и автор «Планеты Людей» Антуан де Сент-Экзюпери.
Оценка: 10
В детстве читал «Маленького принца», а сейчас добрался до «Планеты людей». Это первый после предыдущих двух прочитанных у Экзюпери романов, в котором я, наконец, начинаю его узнавать как глубокого философа и Человека с большой буквы, знакомого мне по «Маленькому принцу». Книга богата мыслями, терзающими каждого человека, душа которого ещё не умерла. Некоторые мысли не годны на цитаты лишь по одной простой причине - они выражены сравнительно большим объёмом текста. Вот некоторые, наиболее яркие фрагменты, объём которых позволяет их цитировать:
«Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познаёт себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок и плуг.»
«Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму. И запираемся в одиночестве, и все наши богатства - прах и пепел, они бессильны доставить нам то, ради чего стоит жить.»
«Главное его величие - в сознании ответственности. Он в ответе за самого себя, за почту, за товарищей, которые надеются на его возвращение. Их горе или радость у него в руках. Он в ответе за всё новое, что создаётся там, внизу, у живых, он должен участвовать в созидании. Он в ответе за судьбы человечества - ведь они зависят и от его труда.»
«Быть человеком - это и значит чувствовать, что ты за всё в ответе.»
«Нам кажется, будто машина губит человека, - но, быть может, просто слишком стремительно меняется наша жизнь, и мы не можем посмотреть на эти перемены со стороны.»
«Тот, кто работает киркой, хочет, чтобы в каждом её ударе был смысл. Когда киркой работает каторжник, каждый её удар только унижает каторжника, но если кирка в руках изыскателя, каждый её удар возвышает изыскателя. Каторга не там, где работают киркой. Она ужасна не тем, что это тяжкий труд. Каторга там, где удары кирки лишены смысла, где труд не соединяет человека с людьми.»
Предыдущая цитата сейчас мне особенно близка. Бывает так, что делаешь одну и ту же работу, но смысл в неё вкладывается разный. Одно дело, когда есть люди, для которых ты делаешь эту работу. Только они смогут оценить её по достоинству и одного «Спасибо» бывает достаточно, чтобы усталость сняло как рукой. Другое дело, когда к оценке работы начинают подходить с формальной точки зрения, измеряя её ценность в затраченных на неё часах. Такой подход не предполагает постановки целей и их достижения, он предполагает нескончаемый процесс без прогресса.
«Можно откопать забытых деревянных идолов, можно воскресить старые-престарые мифы, которые, худо ли, хорошо ли, себя уже показали, можно снова внушить людям веру в пангерманизм или в Римскую империю. Можно одурманить немцев спесью, оттого что они - немцы или соотечественники Бетховена. Так можно вскружить голову и последнему трубочисту. И это куда проще, чем в трубочисте пробудить Бетховена.»
Ну и, разумеется, не смогу пройти мимо известной цитаты:
«Чего ради нам ненавидеть друг друга? Мы все заодно, уносимые одной и той же планетой, мы - команда одного корабля. Хорошо, когда в споре между различными цивилизациями рождается нечто новое, более совершенное, но чудовищно, когда они пожирают друг друга.»
«Чтобы нас освободить, надо только помочь нам увидеть цель, к которой мы пойдём бок о бок, соединённые узами братства, - но тогда почему бы не искать такую цель, которая объединит всех?»
«Мучительно не уродство этой бесформенной, измятой человеческой глины. Но в каждом из этих людей, быть может, убит Моцарт.»
«Один лишь Дух, коснувшись глины, творит из неё Человека.»
Роман, а скорее - сборник эссе, расчитан на неторопливое и вдумчивое чтение. Насколько я понимаю, романы Экзюпери автобиографичны. Не исключение - и этот роман. Прочитать рекомендую всем людям, считающим себя мыслящими, что бы это ни значило:)
