Блок и революция — поэтическая публицистика.

Интеллигенция и революция

«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» - слышу я вокруг себя. Но передо мной -Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели.
Россия -буря. России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих
унижений новой и- по-новому великой.
Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болоте, сидит с убеждением на тысячеверстной полоске, которая называется «фронт». Люди- крошечные, земля -громадная. Это вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли, чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных.
Теперь, когда весь европейский воздух изменён русской революцией, начавшейся «бескровной идиллией» февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов.
Не дело художника -смотреть за тем, как исполняется задуманное, печься о том, что исполнится или нет. Дело художника, обязанность художника-видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит «разорванный ветром воздух».
Что же задумано? Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы живая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью. Когда такие замыслы разрывают сковывавшие их путы- это называется революцией.
Революция как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное, она жестоко обманывает других; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот всегда- о великом.
Размах русской революции, желающей охватить весь мир таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны- теплый ветер и нежный запах апельсиновых рощ. «Мир и братство народов» - вот знак под которым проходит русская революция.
Что же вы думали? Что революция - идиллия? Что творчество ничего не нарушает на своем пути? Что народ - паинька?
У интеллигента никогда не было под ногами почвы определенной. Его ценности невещественны. Уменья, знанья, методы, навыки, таланты- имущество кочевое и крылатое. Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи -что же нам терять? Стыдно сейчас надмеваться, ухмыляться, плакать, ломать руки, ахать над Россией, над которой пролежает революционный циклон. Русской интеллигенции словно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Как аукнется-так и откликнется. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать вокруг. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием- слушайте революцию.
Это довольно краткий конспект статьи А. Блока. Чтобы понять её смысл нужно знать ещё кое-что. Блока довольно долго занимала тема народа и интеллигенции. Ещё в 1908 году он посвятил этой теме 2 статьи: «Народ и интеллигенция» и «Стихия и культура». Эти статьи стали буквально пророчеством. В 1-ой из них Блок противопоставляет народ интеллигенции. Он говорит о невидимой черте, которая всегда существовала между этими слоями общества, её очень трудно преодолеть. Народ крепнет, и Россия готовится к скорой развязке противоречий между ним и его угнетателями. Народ- большой, интеллигенция - меньше по численности. Народ - птица-тройка по Гоголю. У интеллигенции есть 2 пути: 1-й - слиться с народом, 2-ой - быть им растоптанной.
Во 2-ой статье Блок сравнивает народ со стихией, которая может внезапно разбушеваться. И просто предсказывает будущие события. Блок радостно принял революцию, т.к. в ней видел новое, справедливое устройство. Он видел в ней освобождение русского народа от векового гнета и призывал всех интеллигентов так же принять революционное движение. Тем не менее он понимал, что будут и случайные жертвы, их невозможно избежать в таком глобальном действе. Даже у самого Блока крестьяне сожгли его родовое поместье Шахматово, которое было поэту очень дорого как воспоминание о детстве. Блок никогда не говорил об этом, даже когда спрашивали; только один раз не выдержал: «Зачем говорить о том, что больно?». Но все равно Блок был уверен-с народом правда, с ними «черная злоба, святая злоба», они имеют право на месть. Все эти мысли отразятся потом в поэме «Двенадцать», написанной буквально через несколько дней после статьи «Интеллигенция и революция».

"Россия гибнет", "России больше нет", "вечная память России" - слышу я вокруг себя.

Но передо мной - Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой.

Россия - буря. Демократия приходит "опоясанная бурей", говорит Карлейль.

России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому - великой.

В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надежда.

То были времена, когда царская власть в последний раз достигла, чего хотела: Витте и Дурново скрутили революцию веревкой; Столыпин крепко обмотал эту веревку о свою нервную дворянскую руку. Столыпинская рука слабела. Когда не стало этого последнего дворянина, власть, по выражению одного весьма сановного лица, перешла к "поденщикам"; тогда веревка ослабла и без труда отвалилась сама.

Все это продолжалось немного лет; но немногие годы легли на плечи как долгая, бессонная, наполненная призраками ночь.

Распутин - всё, Распутин - всюду; Азефы разоблаченные и неразоблаченные; и, наконец, годы европейской бойни; казалось минуту, что она очистит воздух; казалось нам, людям чрезмерно впечатлительным; на самом деле она оказалась достойным венцом той лжи, грязи и мерзости, в которых купалась наша родина. Что такое война?

Болота, болота, болота; поросшие травой или занесенные снегом; на западе - унылый немецкий прожектор - шарит - из ночи в ночь; в солнечный день появляется немецкий фоккер; он упрямо летит одной и той же дорожкой; точно в самом небе можно протоптать и загадить дорожку; вокруг него разбегаются дымки; белые, серые, красноватые (это мы его обстреливаем, почти никогда не попадая; так же, как и немцынас); фоккер стесняется, колеблется, но старается держаться своей поганой дорожки; иной раз методически сбросит бомбу; значит, место, куда он целит, истыкано на карте десятками рук немецких штабных; бомба упадет иногда - на кладбище, иногда - на стадо скотов, иногда - на стадо людей; а чаще, конечно, в болото; это - тысячи народных рублей в болоте.

Люди глазеют на все это, изнывая от скуки, пропадая от безделья; сюда уже успели перетащить всю гнусность довоенных квартир: измены, картеж, пьянство, ссоры, сплетни.

Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болото, сидит с убеждением (не символ ли это?) на узенькой тысячеверстной полоске, которая называется "фронт".

Люди - крошечные, земля - громадная. Это вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли, опушки леса, одной полянки, чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных. А сколько их можно свалить в небольшую яму, которую скоро затянет трава или запорошит снег! Вот одна из осязаемых причин того, что "великая европейская война" так убога.

Трудно сказать, что тошнотворнее: то кровопролитие или то безделье , та скука, та пошлятина ; имя обоим - "великая война", "отечественная война", "война за освобождение угнетенных народностей" или как еще? Нет, под этим знаком - никого не освободишь.

Вот, под игом грязи и мерзости запустения, под бременем сумасшедшей скуки и бессмысленного безделья, люди как-то рассеялись, замолчали и ушли в себя: точно сидели под колпаками, из которых постепенно выкачивался воздух. Вот когда действительно хамело человечество, и в частности - российские патриоты.

Поток предчувствий, прошумевший над иными из нас между двух революций, также ослабел, заглох, ушел где-то в землю. Думаю, не я один испытывал чувство болезни и тоски в годы 1909-1916. Теперь, когда весь европейский воздух изменен русской революцией, начавшейся "бескровной идиллией" февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов; а поток, ушедший в землю, протекавший бесшумно в глубине и тьме, - вот он опять шумит; и в шуме его - новая музыка.

Мы любили эти диссонансы, эти ревы, эти звоны, эти неожиданные переходы... в оркестре. Но, если мы их действительно любили , а не только щекотали свои нервы в модном театральном зале после обеда, - мы должны слушать и любить те же звуки теперь, когда они вылетают из мирового оркестра; и, слушая, понимать, что это - о том же, все о том же.

Музыка ведь не игрушка; а та бестия , которая полагала, что музыка - игрушка, - и веди себя теперь как бестия: дрожи, пресмыкайся, береги свое добро!

Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую не много равных себе по величию. Вспоминаются слова Тютчева:

Дело художника, обязанность художника - видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит "разорванный ветром воздух".

Что же задумано?

Переделать все . Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.

Когда такие замыслы, искони таящиеся в человеческой душе, в душе народной, разрывают сковывавшие их путы и бросаются бурным потоком, доламывая плотины, обсыпая лишние куски берегов, - это называется революцией. Меньшее, более умеренное, более низменное - называется мятежом, бунтом, переворотом. Но это называется революцией .

Она сродни природе. Горе тем, кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были. Революция, как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но - это ее частности, это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот все равно всегда - о великом.

Размах русской революции, желающей охватить весь мир (меньшего истинная революция желать не может, исполнится это желание или нет - гадать не нам), таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны - теплый ветер и нежный запах апельсинных рощ; увлажит спаленные солнцем степи юга - прохладным северным дождем.

"Мир и братство народов" - вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать.

Русские художники имели достаточно "предчувствий и предвестий" для того, чтобы ждать от России именно таких заданий. Они никогда не сомневались в том, что Россия - большой корабль, которому суждено большое плаванье. Они, как и народная душа, их вспоившая, никогда не отличались расчетливостью, умеренностью, аккуратностью: "все, все, что гибелью грозит", таило для них "неизъяснимы наслажденья" (Пушкин). Чувство неблагополучия, незнание о завтрашнем дне сопровождало их повсюду. Для них, как для народа, в его самых глубоких мечтах, было все или ничего. Они знали, что только о прекрасном стоит думать, хотя "прекрасное трудно", как учил Платон.

Великие художники русские - Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой - погружались во мрак, но они же имели силы пребывать и таиться в этом мраке: ибо они верили в свет. Они знали свет. Каждый из них, как весь народ, выносивший их под сердцем, скрежетал зубами во мраке, отчаянье, часто злобе. Но они знали, что рано или поздно все будет по-новому , потому что жизнь прекрасна .

Жизнь прекрасна. Зачем жить тому народу или тому человеку, который втайне разуверился во всем? Который разочаровался в жизни, живет у нее "на подаянии", "из милости"? Который думает, что жить "не особенно плохо, но и не очень хорошо", ибо "все идет своим путем": путем... эволюционным; люди же так вообще плохи и несовершенны, что дай им только бог прокряхтеть свой век кое-как, сколачиваясь в общества и государства, ограждаясь друг от друга стенками прав и обязанностей, условных законов, условных отношений...

Так думать не стоит; а тому, кто так думает, ведь и жить не стоит. Умереть легко: умирать можно безболезненно; сейчас в России - как никогда: можно даже без попа; поп не обидит отпевальной взяткой...

Жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: все или ничего; ждать нежданного; верить не и "то, чего нет на свете", " а в то, что должно быть на свете; пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она - прекрасна .

Смертельная усталость сменяется животной бодростью. После крепкого сна приходят свежие, умытые сном мысли; среди бела дня они могут показаться дурацкими, эти мысли. Лжет белый день.

Надо же почуять, откуда плывут такие мысли. Надо вот сейчас понять, что народ русский, как Иванушкадурачок, только что с кровати схватился и что в его мыслях, для старших братьев если не враждебных, то дурацких, есть великая творческая сила.

Почему "учредилка"? (Между прочим, это вовсе не так обидно. У крестьян есть обычное - "потребилка") - Потому, что мы сами рядили о "выборных агитациях", сами судили чиновников за "злоупотребления" при этих агитациях; потому, что самые цивилизованные страны (Америка, Франция) сейчас захлебнулись в выборном мошенничестве, выборном взяточничестве.

Потому, что (я по-дурацки) самому все хочется "проконтролировать", сам все хочу, не желаю, чтоб меня "представляли" (в этом - великая жизненная сила: сила Фомы Неверного); потому еще, что некогда в многоколонном зале раздастся трубный голос весьма сановного лица: "Законопроект такой-то в тридцать девятом чтении отклоняется"; в этом трубном голосе будет такой тупой, такой страшный сон, такой громовой зевок "организованной общественности", такой ужас без имени, что опять и опять наиболее чуткие, наиболее музыкальные из нас (русские, французы, немцы - все одинаково) бросятся в "индивидуализм", в "бегство от общественности", в глухую и одинокую ночь. Потому, наконец, что бог один ведает, как выбирала, кого выбирала, куда выбирала неграмотная Россия сегодняшнего дня; Россия, которой нельзя втолковать, что Учредительное Собрание - не царь.

Почему "долой суды"? - Потому, что есть томы "уложений" и томы "разъяснений", потому, что судья - барин и "аблакат" - барин, толкуют промеж себя о "деликте", происходит "судоговорение"; над несчастной головой жулика оно происходит. Жулик - он жулик и есть; уж согрешил, уж потерял душу; осталась одна злоба или одни покаянные слезы: либо удрать, либо на каторгу; только бы с глаз долой. Чего же еще над ним, напакостившим, измываться?

Либерального "аблаката" описал Достоевский; Достоевского при жизни травили, а после смерти назвали "певцом униженных и оскорбленных". Описал еще то, о чем я говорю, Толстой; а кто обносил решоточкой могилу этого чудака? Кто теперь голосит о том, как бы над этой могилой не "надругались"? А почем вы знаете, может быть, рад был бы Лев Николаевич, если бы на его могиле поплевали и побросали окурков? Плевки - божьи, а решоточка - не особенно.

Почему дырявят древний собор? - Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? - Потому, что там насиловали и нороли девок: не у того барина, так у соседа.

Почему валят столетние парки? - Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему - мошной, а дураку - образованностью.

Всё - так.

Я знаю, что говорю. Конем этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности; а все, однако, замалчивают.

Я не сомневаюсь ни в чьем личном благородстве, ни в чьей личной скорби; но ведь за прошлое - отвечаем мы? Мы - звенья единой цепи. Или на нас не лежат грехи отцов? - Если этого не чувствуют все, то эти должны чувствовать "лучшие".

Не беспокойтесь. Неужели может пропасть хоть крупинка истинно ценного? Мало мы любили, если трусим за любимое. "Совершенная любовь изгоняет страх". Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг. Беречь их для народа надо; но, потеряв их, народ не все потеряет. Дворец разрушаемый - не дворец. Кремль, стираемый с лица земли, - не кремль. Царь, сам свалившийся с престола, - не царь. Кремли у нас в сердце, цари - в голове. Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и с головой.

Что же вы думали? Что революция - идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ - паинька? Что сотни жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так "бескровно" и так "безболезненно" и разрешится вековая распря между "черной" и "белой" костью, между "образованными" и "необразованными", между интеллигенцией и народом?

Не вас ли надо будить теперь от "векового сна"? Не вам ли надо крикнуть: "Noli tangere circulos meos "? Ибо вы мало любили, а с вас много спрашивается, больше, чем с кого-нибудь. В вас не было хрустального звона, этой музыки любви, вы оскорбляли художника - пусть художника, - но через него вы оскорбляли самую душу народную. Любовь творит чудеса, музыка завораживает зверей. А вы (все мы) жили без музыки и без любви. Лучше уж молчать сейчас, если нет музыки, не слышать музыки. Ибо все, кроме музыки, все, что без музыки, всякая "сухая материя" - сейчас только разбудит и озлит зверя. До человека без музыки сейчас достучаться нельзя.

("Не тронь моих кругов" (лат.). - так сказал склонившийся над чертежом Архимед воину, который тут же его убил - V.V.)

А лучшие люди говорят: "Мы разочаровались в своем народе"; лучшие люди ехидничают, надмеваются, злобствуют, не видят вокруг ничего, кроме хамства и зверства (а человек - тут, рядом); лучшие люди говорят даже: "никакой революции и не было"; те, кто места себе не находил от ненависти к "царизму", готовы опять броситься в его объятия, только бы забыть то, что сейчас происходит; вчерашние "пораженцы" ломают руки над "германским засилием", вчерашние "интернационалисты" плачутся о "святой Руси"; безбожники от рождения готовы ставить свечки, молясь об одолении врага внешнего и внутреннего.

Не знаю, что страшнее: красный петух и самосуды в одном стане или эта гнетущая немузыкальность - в другом?

Я обращаюсь ведь к "интеллигенции", а не к "буржуазии". Той никакая музыка, кроме фортепьян, и не снилась. Для той все очень просто: "в ближайшем будущем наша возьмет", будет "порядок", и все - постарому; гражданский долг заключается в том, чтобы беречь добро и шкуру; пролетарии - "мерзавцы"; слово "товарищ" - ругательное; свое уберег - и сутки прочь: можно и посмеяться над дураками, задумавшими всю Европу взбаламутить, потрясти брюхом, благо удалось урвать где-нибудь лишний кусок.

С этими не поспоришь, ибо дело их - бесспорное: брюшное дело. Но ведь это - "полупросвещенные" или совсем "непросвещенные" люди; слыхали они разве только о том, что нахрюкали им в семье и школе. Что нахрюкали, то и спрашивается:

Семья: "Слушайся папу и маму". "Прикапливай деньги к старости". "Учись, дочка, играть на рояли, скоро замуж выйдешь". "Не играй, сынок, с уличными мальчишками, чтобы не опорочить родителей и не изорвать пальто".

Низшая школа: "Слушайся наставников и почитай директора". "Ябедничай на скверных мальчишек". "Получай лучшие отметки". "Будь первым учеником". "Будь услужлив и угодлив". "Паче всего - закон божий".

Средняя школа: "Пушкин - наша национальная гордость". "Пушкин обожал царя". "Люби царя и отечество". "Если не будете исповедоваться и причащаться, вызовут родителей и сбавят за поведение". "Замечай за товарищами, не читает ли кто запрещенных книг"."Хорошенькая горничная - гы".

Высшая школа: "Вы - соль земли". "Существование бога доказать невозможно". "Человечество движется по пути прогресса, а Пушкин воспевал женские ножки". "Вам еще рано принимать участие в политической жизни". "Царю показывайте кукиш в кармане", "Заметьте, кто говорил на сходке".

Государственная служба: "Враг внутренний есть студент". "Бабенка недурна". "Я тебе покажу, как рассуждать". "Сегодня приедет его превосходительство, всем быть на местах". "Следите за Ивановым и доложите мне".

Что спрашивать с того, кто все это добросовестно слушал и кто всему этому поверил? Но ведь интеллигенты, кажется, "переоценили" все эти ценности? Им приходилось ведь слышать и другие слова? Ведь их просвещали наука, искусство и литература? Ведь они пили из источников не только загаженных, но также - из источников прозрачных и головокружительно бездонных, куда взглянуть опасно и где вода поет неслыханные для непосвященных песни?

У буржуа - почва под ногами определенная, как у свиньи - навоз: семья, капитал, служебное положение, орден, чин, бог на иконе, царь на троне. Вытащи это - и все полетит вверх тормашками.

У интеллигента, как он всегда хвалился, такой почвы никогда не было. Его ценности невещественны. Его царя можно отнять только с головой вместе. Уменье, знанье, методы, навыки, таланты - имущество кочевое и крылатое. Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи, - что же нам терять?

Стыдно сейчас надмеваться, ухмыляться, плакать, ломать руки, ахать над Россией, над которой пролетает революционный циклон.

Значит, рубили тот сук, на котором сидели? Жалкое положение: со всем сладострастьем ехидства подкладывали в кучу отсыревших под снегами и дождями коряг - сухие полешки, стружки, щепочки; а когда пламя вдруг вспыхнуло и взвилось до неба (как знамя), - бегать кругом и кричать: "Ах, ах, сгорим!"

Я не говорю о политических деятелях, которым "тактика" и "момент" не позволяют показывать души. Думаю, не так уж мало сейчас в России людей, у которых на душе весело, которые хмурятся по обязанности.

Я говорю о тех, кто политики не делает; о писателях, например (если они делают политику, то грешат против самих себя, потому что "за двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь": политики не сделают, а свой голос потеряют). Я думаю, что не только право, но и обязанность их состоит в том, чтобы быть нетактичными, "бестактными": слушать ту великую музыку будущего, звуками которой наполнен воздух, и не выискивать отдельных визгливых и фальшивых нот в величавом реве и звоне мирового оркестра.

Русской интеллигенции - точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой? Не стыдно ли гордо отмалчиваться на "дурацкие" вопросы? Не стыдно ли прекрасное слово "товарищ" произносить в кавычках?

Это - всякий лавочник умеет. Этим можно только озлобить человека и разбудить в нем зверя.

Как аукнется - так и откликнется. Если считаете всех жуликами, то одни жулики к вам и придут. На глазах - сотни жуликов, а за глазами - миллионы людей, пока "непросвещенных", пока "темных". Но просветятся они не от вас. Среди них есть такие, которые сходят с ума от самосудов, не могут выдержать крови, которую пролили в темноте своей; такие, которые бьют себя кулаками по несчастной голове: мы - глупые, мы понять но можем; а есть такие, в которых еще спят творческие силы; они могут в будущем сказать такие слова, каких давно не говорила наша усталая, несвежая и книжная литература.

Надменное политиканство - великий грех. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать кругом. Ужасна и опасна эта эластичная, сухая, невкусная "адогматическая догматика", приправленная снисходительной душевностью. За душевностью - кровь. Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух.

К чему загораживать душевностью пути к духовности? Прекрасное и без того трудно.

А дух есть музыка. Демон некогда повелел Сократу слушаться духа музыки.

Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию.

Когда речь заходит об Илье Эренбурге, то сам собой возникает образ советского писателя, певца революции и новой жизни, непримиримого борца с фашизмом и автора “Убей немца!”. Но жизнь, как часто бывает, оказывается сильно сложнее, хотя поначалу все выглядит канонически. Революционной деятельностью Эренбург занялся в 1905 году, причем примкнув к большевикам. Потом, в 1908 году он был арестован и полгода находился в тюрьме под следствием. Однако, Эренбург был выпущен до суда и сразу эмигрировал во Францию, где прожил восемь лет, постепенно отойдя от политической активности. В 1917 году вернулся в Россию, но победу большевиков не принял и в 1921 опять эмигрировал. И тем ни менее, Эренбург с 1923 года плотно сотрудничает с советской властью. Сначала он работает корреспондентом советских газет. С 30-х годов он начинает часто бывать в СССР, с восхищением описывая происходящие там перемены в прозе. Например, знаменитый роман “День второй” написан, оказывается, в каком-то смысле иностранцем, так как в то время, Эренбург все еще был интуристом из Парижа. Ну и дальше начинается история более привычного образа Эренбурга: антинацистская пропаганда, гражданская война в Испании, оккупация Парижа и бегство через советское посольство в СССР.

Статья “Интеллигенция и революция” написана в 1918 году, и показывает Эренбурга отвергающего советскую власть. Но не это главное в статье, на мой взгляд. Горький, например, тоже революции не принял, уехав из СССР как и Эренбург в 1921 году. Зацепило другое, интонации, позиция, какое-то отстранение от реальности. Империя обрушилась, все распалось, в мире мало кто не верит, что СССР выживет, а Эренбург пишет:

“Вся остальная интеллигенция и мы, писатели (кроме Ясинского, Серафимовича и, увы, Блока), отвергнутые, затравленные, оплеванные, кричим: "Что вы делаете?" “

Что значит вся остальная интеллигенция? А из кого состоит ген.штаб Красной армии? А Луначарский, Богданов, Красин, Чичерин, Литвинов? В каком смысле все писатели? И что, Маяковский тоже? Читая со сцены, в этом же, 1918 году, революционным матросам “Левый марш”?

Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу историю загоним.

В судьбе Эренбурга много мистического: и совпадения дат, и странных, но сбывшихся предсказаний, и неожиданных связей. Да и сама эта статья тоже необычная, напоминающая голос коллективного бессознательного существенной части отечественной интеллигенции. Той части, что еще до революции начала перерождаться во что-то иное, непонятное, но уже не разделяющее гуманистические взгляды на мир. Вольно или невольно эта интеллигенция станет опорой для сил, в итоге сумевших сделать то, что оказалось не под силу ни Антанте, ни Гитлеру, ни всему объединенному капиталистическому миру. А статья Эренбурга, это один из ранних симптомов начинающиеся в обществе духовной волчанки, что через пол века охватит все советское общество и убьет красный проект изнутри. Но пока еще только 1918 год и Эренбург “всего лишь” осуждает Блока за симпатии большевикам...

И. Эренбург Интеллигенция и революция.(Ответ Александру Блоку)
Напечатано в газете "Труд" - органе Московского комитета эсеров - 27.01.1918. (Воспроизведено по тексту, опубликованному в "Литературной газете" ,)

ЕЩЁ ОДИН писатель выступил с прославлением большевизма. На сей раз не вздох о субсидии ницшеанца Ясинского, не рассказы о зверстве офицеров (за приличное вознаграждение) Серафимовича - раздался искренний, пламенный голос большого русского поэта Александра Блока. В статье (прим.ред. Речь идет о статье А. Блока "Интеллигенция и революция” ), напечатанной в газете левых с[оциалистов]-р[еволюционеров] "Знамя Труда", Блок прославляет "рабоче-крестьянскую революцию" и обличает интеллигенцию, которая, по его словам, ныне идет против народа.

Александр Блок. Интеллигенция и революция

"Россия гибнет", "России больше нет", "вечная память России" - слышу я вокруг себя.
Но передо мной - Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой. Россия - буря.
Демократия приходит "опоясанная бурей", говорит Карлейль.
России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому - великой. (полный текст)

Иероним Иеронимович Ясинский (1850 — 1931, Ленинград) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист.

Как свидетельствуют публикации Ясинского начала XX в., Ницше для него определённо представляет центр и средоточие современной культуры. В Ницше Ясинский видит, в первую очередь, великого «нигилиста», отрицателя идеологий, систем, теорий, тесно связанного с русской культурной традицией: «Ницше — блестящий нигилист, приведший в своих сочинениях в систему все действительно отрицательные веяния XIX века. России было суждено стать колыбелью нигилистического индивидуализма». Однако ницшеанский нигилизм для Ясинского приобретает чересчур узкий, откровенно личный, можно даже сказать «литературно-домашний» оттенок, а в годы революции «лично-партийный» оттенок. ()

И теперь А.Блок всецело исходит из любви к России, в отличие от многих иных его мало интересует, насколько различные эксперименты над живой плотью родины выгодно отразятся на опыте и развитии германской с[оциал]-д[емократии]. Но, любя Россию, Блок ее не видит, не хочет видеть. Ему мнится, что она ныне ветер, что она несется с силой бури к новому, к иному. Мчись! и нашу болящую родину, изнемогающую мать нашу, голодную духом и телом, днем творящую самосуды, вечером от стыда ревущую, вьющуюся от муки червем с единым стоном "доживу ль до завтра", - он представляет в роли мировой акробатки, с юным задором прыгающей в новый мир.

Блок зовет нас понять происходящее, прислушаться к музыке революции, к ритму ее. Мне кажется, что я сейчас, закрыв глаза, слушаю. Вот крики убиваемых, пьяный смех, треск револьверов, винтовок, пулеметов, плач "подайте хлебушка, милостивец", - целых губерний и бодрый гимн марсельцев (прим.ред. имеется ввиду Марсельеза ), запеваемый чисто по-русски на похоронный лад...

Обстоятельства появления «Марсельезы» не предвещали того значения, которое она получила впоследствии. Автор музыки и слов Клод Жозеф Руже де Лиль служил инженер-капитаном королевской армии. Песню он написал в порыве патриотизма, когда узнал о том, что Австрия объявила Франции войну. И назвал её «боевой песней рейнской армии».

Значение революционного гимна она приобрела благодаря марсельцам. С этой песней в Париж входили отряды из Марселя, прибывшие, чтобы поддержать борьбу против короля. Слова и музыка боевой песни вызвали восторг, тогда её и назвали «Марсельеза» или «Гимн марсельцев». Декрет датированный 14-м июля 1795 года объявил «Марсельезу» национальной песней. ()

5 января произошёл разгон демонстрации в поддержку Учредительного собрания в Москве. По официальным данным (Известия ВЦИК. 1918. 11 янв.) число убитых более 50, раненых — более 200. Перестрелки длились весь день, было взорвано здание Дорогомиловского Совета, при этом погибли начальник штаба Красной гвардии Дорогомиловского района П. Г. Тяпкин и несколько красногвардейцев ()

Блок говорит, что ныне старое сменяется новым, истинным, справедливым. Надо лишь понять... Разогнана "учредилка", но сколько предвыборных махинаций, как гнусен парламентаризм на Западе, и, наконец, Бог знает "кого выбирала темная Русь".
А Советы? Или туда выборы происходят не подсчетом голосов, а сошествием Св. Духа? Или та же "солдатская, рабочая и батрацкая Русь" перестает быть темной, просветляется, выбирая в Советы? Конечно, много темного и отрицательного не только в парламентах, но в существе демократического государства, но все же лучше избирательная система французской палаты, чем прусского ландтага.

Ландтаг (земский парламент) — это орган, члены которого избраны из представителей народа. Он является высшим конституционным органом земли. Ландтаг принимает законы, утверждает бюджет и выбирает премьер-министра. Кроме того, ландтаг участвует в формировании правительства и осуществляет контроль его работы.

Дальше Блок говорит - "долой суды!" Разве это не понятный клич? Суд, правосудие чуждо духу русского народа. Но разве суды отменены? (Только разве для проворовавшихся комиссаров.) Конечно, мы теперь любим слова благородные, иностранные. Вот иностранцы для определения законов самодура употребляют русское "слово "Oukase", а мы не закон - декрет, не суд - трибунал. Разве не злые карикатуры на суд разыгрываются в Митрофаньевском зале (прим.ред. скорее всего имеется ввиду резонансное дело Наморси А. М. Щастного )?

Алексей Михайлович Щастный — первый помощник начальника военного отдела Центробалта (1918), фактически командовал Балтийским флотом, руководил Ледовым походом Балтийского флота (февраль 1918)

Самые трагично-пророческие предположения Жданова (прим. ред. имеется ввиду адвокат Щастного) подтвердились в ходе состоявшегося в июне 1918 суда над бывшим начальником морских сил Балтийского флотакапитаном I ранга А. М. Щастным, обвинённым в государственной измене. Щастный сумел сохранить Балтийский флот, выведя все до единого корабля из Гельсингфорса(Хельсинки) по замерзающему морю в безопасное место — в Кронштадт, а затем в Ладожское озеро, но его заслуги обернули против него же: «Щастный совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать её против Советской власти…». Верховный трибунал вынес смертный приговор, вопреки отмене смертной казни II Съездом Советов. Свидетелем и обвинителем Щастного был нарком Л. Д. Троцкий. Интересно, что Троцкий нарушил тайну совещательной комнаты: находясь среди судей, он участвовал в обсуждении приговора ()

"Мир и братство народов" - вот как определяет Блок смысл происходящего. Да, эти слова часто раздаются в речах большевистских ораторов и пестреют на "заборных" воззваниях. Но разве не великие слова: "Братство, Свобода, Равенство" значатся над воротами парижских тюрем, на тысячефранковых билетах, на левом уголке смертных приговоров! "Мир, братство народов", Гофман, Кюльман, карта и палец Гофмана, показывающий услужливому Троцкому судьбы племен.

Р. Кюльман - дипломат, глава немецкой делегации на мирных переговорах в Брест-Литовске.

М. Гофман - немецкий генерал, участник этих же переговоров.

Разгром татар в Крыму, поход на Дон, завоевание Украины... Бедные мы! Слова "мир", "братство" звучат для нас непостижимым, и на говорящего смотрим с опаской: не убьет ли…

Мне все равно, как это вы делаете, мне важно, что, - откровенно заявляет Блок. Но разве от "как" не зависит "что"? Во имя Христово и для насаждения Его учения гибли плотью первые мученики, каждым предсмертным хрипом укрепляя веру истинную, и во имя Христово и для насаждения Его учения сжигали кротких индейцев в Мексике, гонимых марранов в Испании, гуситов в Богемии, всюду, - сжигая и губя веру. Разве "как" не меняло "что"?.. Сам Блок, описывая в статье ужасы и пошлости европейской войны, заявляет - ее зовут освободительной войной, но так нельзя никого освободить. Но разве "так" могут дать мир - не Европе, не России, хотя бы одной Великороссии, разве можно насадить братство хотя бы меж меньшевиками и большевиками Пресненского района?

РУССКИЙ народ жаждет подлинной правды, хочет построить жизнь по-своему, лучше, справедливее прежней. Интеллигенция, "просвещение" (в понимании XVIII века), "культура" (поверхностная) за это объявили ему войну. Писатель А. Блок это заявляет под одобрительный гул молодцов, чинящих быстрый суд над "саботажниками" ...
Нет, не в прививке простой "просвещения" видела спасение русская интеллигенция десятками лет. Она томилась и верила в душу России. Не только о "четыреххвостке" и хороших порядках она тосковала. Не та же ли тоска о родной правде сжигала Гоголя, искажала усмешкой отчаянья и слезами умиления лицо Достоевского, гнала из норы умирающего старца Толстого? Ради России, правды народной, любви ради пролилась на желтый петроградский снег кровь декабристов, любви ради стриженные, выращенные в холе, такие беспомощные девушки тысячами умирали на каторге, любви ради - да, да! взяв на себя тяжелый крест любви - шли убить и умереть Каляев, Сазонов, иные.

Иван Платонович Каляев — российский революционер, террорист, эсер, поэт.

2 февраля 1905 Каляев не бросил бомбу в карету, потому что увидел, что рядом с Великим князем сидят его жена и малолетние племянники. Знаменитая фраза Каляева о том, что в случае решения организации он бросит бомбу в карету, не считаясь с тем, кто в ней будет находиться, была продиктована необходимостью отдать должное партийной дисциплине; И. П. Каляев хорошо понимал, что решение убить всю великокняжескую семью организацией принято никогда не будет. 4 февраля 1905 в Москве, на территории Кремля, он бомбой убил Великого князя Сергея Александровича и был задержан полицией. Казнен. ()

Вы скажете - это было! Нет! тот же крест вы могли видеть на плечах гимназистиков в октябрьские дни, 5 января - когда на флагах было "Да здравствует Учред. Собрание!", а в сердце - "умираем за Россию и за правду", тот же крест приняли умученные Шингарев и Кокошкин. "Буржуй"? Кадет? конституция и пр. А вот прочтите недавно напечатанные письма Кокошкина из Германии - сколько в них отвращения к благоустроенной буржуазной стране, сколько веры в великую, еще нераскрывшуюся душу России.

Андрей Иванович Шингарёв (1869 — 1918) — земский, общественный, политический и государственный деятель,
специалист в области государственного хозяйства и бюджета от либеральной общественности, врач общей практики, публицист.

Фёдор Фёдорович Кокошкин (1871 — 1918) — политический деятель, один из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), юрист.
Депутат Государственной думы I созыва (1906). Государственный контролёр Временного правительства (1917).

Убийство Шингарёва и Кокошкина — убийство революционными матросами 7 января 1918 года в порядке самосуда депутатов Учредительного собрания от партии кадетов А. И. Шингарёва и Ф. Ф. Кокошкина. По мнению ряда историков, это убийство явилось первым актом «Красного террора»

7 января 1918 года по приказу Ленина была образована следственная комиссия в составе В. Д. Бонч-Бруевича, наркома по морским делам П. Е. Дыбенко и наркома юстиции, левого эсераИ. З. Штейнберга. В течение нескольких дней комиссии удалось установить личности всех участников убийства и арестовать 8 человек (С. И. Басова, Куликова, Рудакова, Блюменфельда, Михайлова, Арметьева, Семёнова, Розина). Флотские экипажи отказались выдавать матросов О. Крейса и Я. И. Матвеева; оба к суду так привлечены и не были под предлогом, что «не были разысканы».

7 января 1918 года Совнарком, заслушав доклад наркомюста Штейнберга, поручил НКЮ «в кратчайший срок проверить основательность содержания в тюрьмах политических заключенных… всех же, кому в течение 48 часов не может быть предъявлено обвинений, освободить». Не удовлетворившись этим, левые эсеры подняли вопрос о привлечении в комиссию по расследованию убийства «представителей от Центральных комитетов всех партий». ()

Александр Серафимович Серафимович (настоящая фамилия — Попов; 1863 — 1949) — советский писатель.
Лауреат Сталинской премии первой степени (1943). Член РКП(б) с 1918 года.

Мещанская мораль? Отвратительное благоразумие? Нет, отчаянье зрячих среди слепцов, губящих себя и то, что не их, не наше, а общее - Россию. Или матери, которая хватает падающего в воду ребенка, вы тоже скажете - "не будь мещанкой! Он бы упал и погиб бы в сем водопаде".

Сам Блок подтверждает, что не ради "земных благ" борется с большевистской волной интеллигенция... У нас нет сейфов, и не о новом Галифе мы мечтаем.

Гастон Александр Огюст де Галифе, Галиффе, Галлиффе — маркиз, французский кавалерийский генерал, военный министр (1899—1900 годы),
отличился при подавлении Парижской Коммуны, где действовал с такой энергией и решимостью, что заслужил упрёки в расстреле невиновных.

Мы боремся за народную душу, против течения идем. "А! в воротничках! буржуи! саботажники", и, повседневно распинаемые, мы приняли и ваш гвоздь, Александр Блок! Вы грозите - если не уступите, будет еще хуже! Может быть, но этого мы уступить не можем, ибо надо через годины смуты пронести те источники, из которых пила и будет вновь пить, возжаждав, Россия.

Вы правы, когда говорите, что ужасны те, кто ныне отрекаются от России. Разлюбить страдающую мать нельзя, ибо "любовь все покрывает". Правы и когда верите, что Россия будет вопреки всему жить, что она не может умереть. Мы все помним прекрасные строки к России, написанные вами давно, задолго до революции:

Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, -
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле -
Одной слезой река шумней,
А ты все та же - лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…

Не пропадет, не сгинет Россия, хоть отдала свою разбойную красу ныне "чародею" - не Стеньке Разину, не Бронштейну даже, а деловитому Германцу.

Опомнится она, опомнитесь и вы, Блок, и мне горько и страшно за вас.

Вы увидите, не "одной слезой река шумней" - кровью русской, не "одной заботой боле" - рабами германцев будем - вы увидите обманутую Россию и далеко непоэтическую, скорее коммивояжерскую улыбку чародея. Вы скажете себе - в судный час, когда Россию тащили с песнями на казнь, и я! и я! тащил, и я кричал тем, что хотели удержать, боролись, молились, плакали.

А вы не с нами?

Враги народа!

1918 год. Илья Эренбург

Разделы: Литература

Тема А. Блок Статья “Интеллигенция и революция”.

Поэма “Двенадцать”.

Цель урока: на материале статьи “Интеллигенция и революция” и поэмы “Двенадцать” выяснить отношение и А.Блока к революции, его позицию в отношении интеллигенции к событиям 1917 года.

Чтение и анализ поэмы; сопоставление основных положений статьи и проблематики поэмы.

Оборудование урока: портрет А.Блока, иллюстрации к поэме “Двенадцать”.

Ход урока.

На дом учащиеся получили задания по статье “Интеллигенция и революция “Вопросы к поэме “Двенадцать”.

Несколько учащихся готовили индивидуальные задания – ответы на вопросы статьи.

Тема данного урока продолжает тему предыдущего - “Россия А. Блока”.

Работа с классом.

Как меняется мироощущение лирического героя в восприятии темы Родины (в начале резкое отрицательное отношение к миру “сытых” и сочувствие к униженным и оскорбленным).

Затем принятие России такой, какая она есть (Стихотворение “Россия”).

Затем гордость за историческое прошлое (цикл “На поле Куликовом”).

И наконец – мечта А.Блока о России свободной – (стихотворение “Коршун”).

Вывод по теме “Россия Блока” (ответ слабого ученика).

Учитель: когда произошла революция 1917 года, многие писатели, поэты композиторы покинули Россию. А. Блок принял решение: он остается в России. Гражданская позиция А. Блока – он готов принять Родину и такой: новой, Россией большевиков.

О чем говорят эти две даты?

И статья “Интеллигенция и революция” и поэма “Двенадцать” написаны в одно и то же время: январь 1918 года.

Какие взгляды в статье выразил А. Блок (работа учеников по индивидуальным заданиям).

1. Какую оценку современной ему эпохе дает Блок?

(“Мы русские, переживаем эпоху, имеющую немного равных себе по величию”).

Не дело художника - смотреть за тем, как исполняется задуманное… Те из нас, кто уцелеет, кого не “изомнет с налету вихрь шумный”, окажутся властителями неисчислимых духовных сокровищ).

Итак, почему это эпоха великая?

(России суждено пережить муки унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и по-новому – великой).

Что же задумано? “Переделать все. Устроить так, чтобы все стало иным; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.

Когда такие замыслы…в душе народной... это называется революцией.

Вывод: Великая революция потому, что она великая по замыслу. Именно великий замысел привлекает А. Блока.

2. Как Блок понимает природу революции? (Индивидуальное задание второго ученика)

(“революция как грозовой вихрь, как снежный буран всегда несет новое и неожиданное”).

“Что же вы думали? Что революция идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ паинька? …что так бескровно и так безболезненно и разрешится вековая распря между “белой” и “черной” костью, между образованными и необразованными, между интеллигенцией и народом?

Вывод по второму вопросу:

Природа революции, по Блоку, это и созидание и разрушение.

3. В каком соотношении увидел Блок эти две силы – созидание и разрушение?

(Индивидуальное задание для третьего ученика).

(Предполагаемый ответ: “Она жестоко обманывает других, она легко калечит в своем водовороте достойного, она часто выносит на сушу невредимых и недостойных; но – это ее частности, это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот все равно всегда - о великом”).

Вывод по третьему вопросу: в разрушении Блок увидел частности, которые не способны разрушить великое. Блок оправдал эти частности революции.

“Почему дырявят древний собор? Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.”

Почему валят столетние парки? – Потому что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему мошной, а дураку – образованностью.

Все - так.
Я знаю, что говорю…

Учитель: почему Блок оправдал эти частности? Ответа в статье нет. Но ответ есть в дневниках Блока: “Все это знала беднота …и показали и показывают… …Не смею я судить”.

4. Какой выбор сделал Блок? Он не только принял революцию, признал ее, он еще призвал интеллигенцию помогать революции.

(“Я думаю, что не только право, но и обязанность интеллигенции состоит в том, чтобы …слушать ту великую музыку будущего, звуками которой наполнен воздух…).

Все телом, всем сердцем, всем сознанием слушайте музыку революции”.

Вопрос? Почему такой выбор сделал Блок?

(выбор определен чувством долга: интеллигенция может и должна служить делу революции”).

2 урок. Работа с поэмой “Двенадцать”.

Учитель: Взгляды, изложенные в статье “Интеллигенция и революция” Блок воплотил в поэме “Двенадцать”.

Индивидуальное задание. Работа А.Блока над поэмой.

Материалы 56-й записной книжки Блока.

Мне холодно. Неужели дело в Луначарском или даже в Ленине?

Это же конец исторического процесса.

22 января. Звонил Есенин …рассказывал …Толпа кричала по адресу его, А.Белого и моему: “Изменники”. Не подают руки. Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно. Статья искренняя, но нельзя простить.

Господа, вы никогда не знали Россию и никогда ее не любили.

Правда глаза колет.

29 января. “Сегодня я – гений! “Двенадцать” – какие бы они ни были – это лучшее, что я написал”. Потому что тогда я жил современностью.

Учитель: Прокомментируйте записи Блока в 56 книжке.

(поэма написана по горячим следам, через 2 месяца после Октябрьской революции). Осознать значение события современнику было очень сложно.

По утверждению В.Маяковского, “одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие – славу ей”.

Работа над текстом поэмы

Вопрос. В какихцветах увидел А.Блок современную жизнь?

Черный вечер…

Белый снег…

Ветер, ветер на всем божьем свете!

(черный и белый – это самые контрастные цвета в природе). Между этими двумя цветами, полюсами, разгулялась жизнь: стихия и хаос.

Образ ветра дается в традиционном для поэзии Блока значении: стихии и перемен. Появляется образ человека, не стоящего на ногах под ударами ветра.

Важно подчеркнуть, что поэт не конкретизирует этот образ- это ни красный, ни белый, ни революционер, ни реакционер – это человек вообще, которому негде укрыться от всепроникающего ветра революции.

Вопрос. Как бы Вы по первым строчкам определи тему поэмы?

(тема-взаимоотношения человека и стихии. Стихия враждебна человеку - она сметает все на своем пути. Выстоит ли человек, когда дует ветер истории? Это одна из ведущих тем литературы 20-го века.

Вопрос. Какие сатирические образы изображает Блок в первой главе поэмы?

Чтение с анализом. (“Буржуй на перекрестке, писатель – Вития…”

Долгополый товарищ поп, барыня в каракуле”).

Вопрос? Можно ли согласиться с тем, что Блок сатирически изображает старый мир? Какие художественные особенности использует автор в обрисовке старого мира?

(Эпитеты: длинные волосы, долгополый, ирония: “что нынче невеселый товарищ поп?)

“Помнишь, как бывало,
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло брюхо на народ;
Просторечная лексика
Поскользнулась и - бац- растянулась

Вопрос. Только ли старый мир изображается сатирически?

Как Вы понимаете следующие строчки?

И у нас было собрание …
Вот в этом здании …
…Обсудили –
Постановили:
На время – десять, на ночь двадцать пять…
И меньше - ни с кого не брать…

(Это представительницы древнейшей профессии разрешают возникшие проблемы по примеру “строителей новой жизни”.)

Найдите эпитеты к слову злоба: (грустная, черная, святая)

Грустная, черная – это черная силы, но почему злоба святая?

(Блок понимал революцию как своего рода наказание правящему классу за их преступное пренебрежение своим государственным и нравственным долгом по отношению к собственному народу. В связи с этим – это злоба восставшего раба, который борется за свои права. По Блоку, такая злоба является исторически объяснимой и чем–то оправданной. Но это злоба разрушительная, это противоречит гуманизму. главные герои?

…идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни,
Кругом - огни, огни, огни…
В зубах – цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!

(Это городская беднота, бывшие каторжники. Их внешность олицетворяет духовный облик:

Свобода, свобода,
Эх, эх без креста!

(Они безбожники, слишком ясно несут на себе следы той жизни, которую они прожили, жизнь, в которой,чтобы уцелеть,надо было стать такими.)

Учитель: Несколько раз в поэме звучит мотив бдительности:

Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!

В центре поэмы вседозволенность кровавой расправы, обесценивание жизни, свобода без креста.

Вопрос: Как сюжет поэмы подчеркивает путь двенадцати красноармейцев, как путь вседозволенности, свободы без креста?

Вопрос: за что убили Катьку? В чем ее вина?

(Фактически Катька является невинной жертвой: даже если считать, что ее вина перед революцией в том, что раньше она проводила ночки с красноармейцем Петрухой, а теперь с буржуем Ванькой, то не слишком ли сурово за такую вину наказание? – убийство без суда и следствия, а потом глумление над трупом?

А Катька где? – Мертва, мертва! –
Простреленная голова!
Что Катька, рада?- ни гу-гу…
Лежи ты, падаль, на снегу!”

Вопрос: обратите внимание на нравственную оценку совершенного поступка.

(Петруха переживает потому, что
“Эту девку … любил
Ночки черные, хмельные
с этой девкой проводил”.

Но переживания Петрухи лишены нравственной основы. Его товарищи не переживают вовсе: в их системе ценностей то, что они совершили, является поступком обыденным, не заслуживающим переживания.

Их “сочувствие” Петрухи весьма своеобразно: в оказании моральной поддержки они пытаются обратить Петьку к великой идее революции:

“Что ты, Петька, баба что ль…
Поддержи свою осанку!
Над собой держи контроль!
Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет время
Нам, товарищ дорогой!

Учитель: Переживания Петрухи и его товарищей менее всего связаны с нравственностью как таковой. Причем бездуховность героев явление не ситуативное; она проявляется постоянно, эпизод с Катькой всего лишь высветил ее особенно ярко.

Чудовищное пренебрежение к жизни другого человека- это полное духовное обнищание, забвение самого себя как человека.

В статье “Интеллигенция и революция” разрушение, убийства Блок определил как частности революции, которые не могут снизить ее величие.

Путь “Двенадцати” -это путь к осознанию величия революции через ее частности:

Идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль,
Ко всему готовы,
Ничего не жаль.

Наверное, наше настоящее столь неприглядно в нравственном плане потому, что начиналось оно с бездуховности, что первые шаги были сделаны двенадцатью, и такими, как они, и Блок нам эти шаги показал.

Вопрос: “Ничего не жаль?”…

А себя двенадцать жалеют? (Ни себя,никого не жаль во имя величия революции).

Можно ли их винить в этом? Или виной этому жизнь, которая сделала их такими. Жизнь, в которой, чтобы уцелеть, надо было отринуть жалость, человечность, милосердие, потому что в ней нет места нравственным качествам.

Целесообразно вспомнить слова Горького из сборника статей “Несвоевременные мысли”.

“Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовым крышей монархии, в то же время она отбросила в сторону от себя все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны”.

Блок не судья своим героям, он прекрасно понимает, что революция не сделала людей хуже, она всего лишь дозволила проявиться в их поведении тому, что было постыдным.

Вопрос: Блок-поэт-символист. Какие образы- символы заметили в поэме?

(Ветер, вьюга, свет - постоянные блоковские мотивы; символика света: черный ветер, белый снег, кровавый флаг; пес безродный – символ старого мира, число –двенадцать).

И еще образ-символ – Христос.

Вопрос: какое значениие имеет образ Христа в поэме?

(Работа одного из учеников по индивидуальному заданию). Примерный ответ: нет однозначного ответа среди критиков до сих пор: одни воспринимают образ Христа как попытку освятить дело революции, другие как кощунство. Ответа не дал и сам Блок. В его записных книжках осталась запись: “…Я сам удивился: почему Христос. Но чем больше вглядывался, тем яснее видел Христа. И тогда я записал у себя: “К сожалению, Христос”. Что Христос идет перед ними – несомненно. Дело не в том, что достойны ли они его, а страшно то, что он опять с ними, и другого пока нет, а надо другого?”

Что хотел сказать Блок?

1. Может быть, в образе Иисуса Христа он увидел ту третью силу, которая способна преодолеть стихию и хаос. Значит, не с двенадцатью он связывал надежды.
2. Может быть, это признание жертвенности того пути, который совершают двенадцать красноармейцев.
3. Может, Иисус Христос – это вечная истина, к которой мы идем всю жизнь, преодолевая препятствия.

Мы можем высказывать только предположения. Критики “бьются” над этим вопросом по сей день.

Приведем слова А. Горелова: “Блок ввел Христа не как образ церковной традиции, а народного незамутненного церковью и государством представления о бесхитростной божьей правде. Блок вовсе не благословлял революцию этим заимствованным атрибутом народной веры, а лишь утверждал историческую преемственность. Революция принимала в наследство этическую веру народа.

Споры вокруг поэмы “Двенадцать”.

(Индивидуальное задание для ученика). После революции, когда интеллигенции приходилось решать вопрос, с кем быть, споры, прежде всего, велись по поводу смысла поэмы: благословил или проклял первый по величине поэт революцию? Шли годы, а споры не утихали. После смерти Блока некоторые критики пытались убедить общественное мнение в том, что Блок чуть ли не отрекся от поэмы “Двенадцать”. Нам неизвестны какие-либо высказывания Блока, подтверждающие эти слухи. Известно другое. В записных книжках от 1 января 1920г. читаем: “В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 тогда или в марте 1917 года. Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было написано в согласии со стихией”.

УЧИТЕЛЬ: Подводя итоги по творчеству Блока, попытаемся представить его поэзию в виде аналитической таблицы. Работа со всем классом.

Блок Александр

Интеллигенция и революция

Александр Блок

Интеллигенция и революция

"Россия гибнет", "России больше нет", "вечная память России" - слышу я вокруг себя.

Но передо мной - Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой.

Россия - буря. Демократия приходит "опоясанная бурей", говорит Карлейль.

России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому - великой.

В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надежда.

То были времена, когда царская власть в последний раз достигла, чего хотела: Витте и Дурново скрутили революцию веревкой; Столыпин крепко обмотал эту веревку о свою нервную дворянскую руку. Столыпинская рука слабела. Когда не стало этого последнего дворянина, власть, по выражению одного весьма сановного лица, перешла к "поденщикам"; тогда веревка ослабла и без труда отвалилась сама.

Все это продолжалось немного лет; но немногие годы легли на плечи как долгая, бессонная, наполненная призраками ночь.

Распутин - всё, Распутин - всюду; Азефы разоблаченные и неразоблаченные; и, наконец, годы европейской бойни; казалось минуту, что она очистит воздух; казалось нам, людям чрезмерно впечатлительным; на самом деле она оказалась достойным венцом той лжи, грязи и мерзости, в которых купалась наша родина. Что такое война?

Болота, болота, болота; поросшие травой или занесенные снегом; на западе - унылый немецкий прожектор - шарит - из ночи в ночь; в солнечный день появляется немецкий фоккер; он упрямо летит одной и той же дорожкой; точно в самом небе можно протоптать и загадить дорожку; вокруг него разбегаются дымки; белые, серые, красноватые (это мы его обстреливаем, почти никогда не попадая; так же, как и немцынас); фоккер стесняется, колеблется, но старается держаться своей поганой дорожки; иной раз методически сбросит бомбу; значит, место, куда он целит, истыкано на карте десятками рук немецких штабных; бомба упадет иногда - на кладбище, иногда на стадо скотов, иногда - на стадо людей; а чаще, конечно, в болото; это тысячи народных рублей в болоте.

Люди глазеют на все это, изнывая от скуки, пропадая от безделья; сюда уже успели перетащить всю гнусность довоенных квартир: измены, картеж, пьянство, ссоры, сплетни.

Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болото, сидит с убеждением (не символ ли это?) на узенькой тысячеверстной полоске, которая называется "фронт".

Люди - крошечные, земля - громадная. Это вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли, опушки леса, одной полянки, чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных. А сколько их можно свалить в небольшую яму, которую скоро затянет трава или запорошит снег! Вот одна из осязаемых причин того, что "великая европейская война" так убога.

Трудно сказать, что тошнотворнее: то кровопролитие или то безделье, та скука, та пошлятина; имя обоим - "великая война", "отечественная война", "война за освобождение угнетенных народностей" или как еще? Нет, под этим знаком - никого не освободишь.

Вот, под игом грязи и мерзости запустения, под бременем сумасшедшей скуки и бессмысленного безделья, люди как-то рассеялись, замолчали и ушли в себя: точно сидели под колпаками, из которых постепенно выкачивался воздух. Вот когда действительно хамело человечество, и в частности - российские патриоты.

Поток предчувствий, прошумевший над иными из нас между двух революций, также ослабел, заглох, ушел где-то в землю. Думаю, не я один испытывал чувство болезни и тоски в годы 1909-1916. Теперь, когда весь европейский воздух изменен русской революцией, начавшейся "бескровной идиллией" февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов; а поток, ушедший в землю, протекавший бесшумно в глубине и тьме, - вот он опять шумит; и в шуме его - новая музыка.