А блок я пришла румяная с мороза. Анализ стихотворения Блока «Она пришла с мороза…»

Она пришла с мороза...
* * *

Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбета".

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.
6 Февраля 1908 года
Блок Александр Александрович (1880–1921), русский поэт. Родился 16 (28) ноября 1880 в Петербурге. Сын профессора-юриста, с которым мать Блока разошлась вскоре после рождения поэта. Воспитывался в семье своего деда А.Н.Бекетова, ботаника, ректора Петербургского университета. Отношения с отцом, изредка приезжавшим в Петербург из Варшавы, отразились в неоконченной поэме Возмездие (1917–1921). Образ «демона», чуждого любых иллюзий, но вместе с тем наделенного неискоренимой мечтательностью, навеян размышлениями о судьбе отца, последнего русского романтика, который стал жертвой рока истории, вплотную приблизившей эпоху катастроф невиданного масштаба и трагизма. Таким романтиком, тоже испытавшим на себе возмездие истории, Блок ощущал и самого себя.

Высокие идеалы, которыми жила семья Бекетовых, особенно органично воплотились в матери поэта (по второму мужу – А.А.Кублицкой-Пиоттух), до конца дней оставшейся самым близким ему человеком. В подмосковном имении Шахматово, где семья проводила летние месяцы, Блоку впервые открылась красота русской природы. Пейзажи этих мест узнаются в многочисленных стихотворениях Блока. Самые ранние из них, включенные в посмертно вышедшую книгу Отроческие стихи (1922), написаны им в возрасте 17 лет.

Отход от символизма начался у Блока со времени революции 1905–1907 в России, воспринятой им как «веселое время» – знамение великих духовных перемен. В письме отцу (30 декабря 1905) Блок признается, что органически неспособен служить «общественности»: «Никогда я не стану ни революционером, ни «строителем жизни». Однако сборникНечаянная радость (1907) свидетельствует об усилившемся интересе к реальному миру, хотя и постигаемому под знаком «мистики в повседневности» и «демонической» притягательной силы, которую таит в себе эта обыденность, в особенности - мир города. Тот же «демонизм» присущ у Блока захватывающим его земным страстям; им наделен и его образ России, где «темные, дьявольские силы» водят на путях и распутьях свои «ночные хороводы», а «ведуны с ворожеями чаруют злаки на полях» (Русь, 1906).
Последним произведением Блока, в котором еще чувствуются идеи символизма, была драма Роза и Крест (1913), написанная на сюжет из истории трубадуров и предназначенная для Московского Художественного театра (постановка не состоялась). Столкновение действительности и мечты, которое в заметках об этой драме поэт называет ее главной темой, образует и основной сюжет цикла Кармен (1914), навеянного впечатлениями от певицы Л.А.Дельмас в опере Бизе, а также поэмы Соловьиный сад (1915), которой завершаются лирические циклы Блока.
Блок пытается сотрудничать в культурно-просветительских учреждениях, готовит издание Гейне, с лета 1919 руководит репертуарной политикой Большого драматического театра, время от времени выступает с чтением своих стихов в Петрограде и Москве. Последним заметным его выступлением стала речь О назначении поэта, произнесенная на вечере памяти Пушкина в феврале 1921. Блок говорил о «тайной свободе», которая необходима поэту больше, чем свобода личности или политическая вольность, и о том, что, лишившись этой свободы, поэт умирает, как Пушкин, которого «убило отсутствие воздуха».

После смерти Блока (по-видимому, от истощения и нервной депрессии) 7 августа 1921 эти слова стали относить и к нему самому.

Перебрав все возможные виды метрической организации текста, мы незаметно приблизились к проблеме, которую вкратце можно обозначить так. Является ли метрика неотъемлемой составляющей стихов? Возможны ли «неметрические» стихи? И чем, собственно, стихи отличаются от прозы?

Двигаясь от силлабо-тоники к акцентному стиху, мы видели, как во все большей мере расшатывается метрическая структура, как постепенно ослабевает ее роль в общей архитектуре стиха, и как все большее значение («скрепляющего состава») приобретает рифма. Но что же случится, если метрическая структура исчезнет окончательно, и вместе с ней пропадет рифма?

Все это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух `Макбета`.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески. (Блок, 1908)

Это стихотворение Блока не имеет рифмы и не обладает метрической организацией. Если его записать без разбивки на строчки, мы будем воспринимать его, как прозу:

Она пришла с мороза, раскрасневшаяся, наполнила комнату ароматом воздуха и духов, звонким голосом и совсем неуважительной к занятиям болтовней. Она немедленно уронила на пол толстый том художественного журнала, и сейчас же стало казаться, что в моей большой комнате очень мало места. Все это было немножко досадно и довольно нелепо. Впрочем, она захотела, чтобы я читал ей вслух `Макбета`. Едва дойдя до пузырей земли, о которых я не могу говорить без волнения, я заметил, что она тоже волнуется и внимательно смотрит в окно. Оказалось, что большой пестрый кот с трудом лепится по краю крыши, подстерегая целующихся голубей. Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а голуби, и что прошли времена Паоло и Франчески.

И что же получается? Оказывается, деление на строчки имеет определяющее значение – текст, разбитый на эти строчки (собственно, называемые «стихами»), является стихотворным (вряд ли кто-то станет утверждать, что приведенный текст Блока – не стихи), текст же, записанный абзацами, становится прозаическим, и начинает так восприниматься, даже, если в нем есть рифма и метр…

Именно такой смысл вкладывают в понятие стиха специалисты. Вот что пишет по этому поводу М.Л.Гаспаров: «Слово «стих» по-гречески значит «ряд», его латинский синоним «versus» (отсюда «версификация») значит «поворот», возвращение к началу ряда, а «проза» по-латыни значит речь, «которая ведется прямо вперед», без всяких поворотов. Таким образом, стихи – это прежде всего речь, четко расчлененная на относительно короткие «ряды», отрезки, соотносимые и соизмеримые между собой. Каждый из таких отрезков тоже называется «стихом» и на письме обычно выделяется в отдельную строку».

Теперь вернемся к стихотворению Блока, и определим, как же называется эта стихотворная форма? Верлибр – это слово, вынесенное в заглавие, является русской калькой с французского vers libre, что означает «свободный стих». Стих, свободный от рифмы, метрической структуры, свободный от правил:

Нечто, стирающее границу
Между стихами и прозой.
Диспропорция побеждает симметрию,
Раскованность заменяет гармонию,
Музыка слышится между строк,
Неровных и нервных, -
Сердечная аритмия века. (Хелемский, 1970)

Приведенное стихотворное «определение» верлибра Якова Хелемского вызывает у меня двойственное чувство. С одной стороны, верлибр не обязательно дисгармоничен (вспомним Блока!), с другой же – здесь есть ключевые слова – «музыка», «аритмия».. Аритмия – это частный случай ритма. Стихотворный ритм отчетливо слышится в лучших образцах верлибра:

Во мгле потонули крыши;
Колокольни и шпили скрыты
В дымчато-красных утрах,
Где бродят сигнальные светы.

По длинной дуге виадука
Вдоль тусклых и мрачных улиц
Грохочет усталый поезд.
Вдали за домами в порте
Глухо трубит пароход.

По улицам душным и скучным,
По набережным, по мостам
Сквозь синий сумрак осенний
Проходят тени и тени -
Толпы живущих там.

Воздух дышит нефтью и серой,
Солнце встает раскаленным шаром,
Дух внезапно застигнут
Невозможным и странным.
Ревность к добру иль клубок преступлений, -
Что там мятется средь этих строений,
Там, где над крышами черных кварталов
Тянутся ввысь на последней мете
Башни пилонов, колонны порталов,
Жизнь уводящих к огромной мечте?

О, века и века над ним,
Что так славен прошлым своим, -
Пламенеющим городом, полным,
Как и в этот утренний час, призраков!
О, века и века над ним
С их огромной преступною жизнью,
Бьющей - о, сколько лет! -
В каждое зданье, в каждый камень -
Прибоем безумных желаний и гневов кровавых! (начало стихотворения Э.Верхарна «Душа города», в переводе М.Волошина, 1919)

Здесь – тяжелый и сумрачный ритм большого города, вечернее судорожное дыхание заводских труб, движущейся массы людей, дальнего грохота товарного состава – сложное симфоническое звучание (альты, виолончели, фагот… приглушенные звуки контрабаса и ударных). А вот еще пример:

Серая травка

Полынушка, полынушка,
тихая травка,
серая, как придорожная пыль!
К лицу подношу эту мягкую ветку,
дышу - не могу надышаться,
как невозможно наслушаться песней
о самом любимейшем на земле.

Кто ее выдумал?
Какому поэту, какому художнику
в голову мог бы прийти
этот ослепительный запах?

Сухая межа в васильковом уборе;
жаворонок,
трепещущий в синей, теплой струе,
полузакрывши глаза
и солнцу подставив серую грудку;
зноем приласканные дороги;
лодки медлительных перевозов,
затерянных в медоносных лугах;
и облака кучевые,
подобные душам снежных хребтов,
поднявшихся к небу -
все в этом запахе,
в горьком духе полыни.

Когда я умру,
положите со мною, вместо цветов,
несколько этих волшебных веток,
чтобы подольше, подольше чувствовал я
радость смиренномудрой земли
и солнечной жизни.
Не позабудьте! (Д.Андреев, 1950)

Легкое, нежное, воздушное звучание – арпеджио, либо фортепьянное, либо арфическое. И ритм, совершенно иной, но опять-таки неповторимый ритм стихов. Вот и весь секрет верлибра. Напишите без рифмы и метра – но напишите так, чтобы не было сомнения – сочинились стихи. Это и легко, и трудно, все равно, как летать без крыльев…

Из наиболее известных поэтов в XIX веке верлибром много писал У.Уитмен, на рубеже XIX – ХХ веков – Э.Верхарн, а в ХХ веке верлибр стал наиболее распространенной формой в мировой поэзии. Везде, кроме России… В русской поэзии верлибр до сих пор «не прижился», у нас нет собственных «классиков» верлибра (а если и есть – они мало кому еще известны), большинство русских поэтов тяготеет к стихам метрическим, желательно – рифмованным (белый стих используется сейчас сравнительно редко). Причина этого явления не вполне ясна, и могла бы составить тему целого исследования. Но это есть, и это надо принять как данность.

Приведу в заключение собственное стихотворение, написанное верлибром ():

Ты пела в холодном ангаре
авианосца,
стоявшего серой скалой
на пасмурном рейде
Скапа-Флоу.

Ты пела - и сотни глаз
следили за лёгким движением
тонких рук,
любуясь твоим открытым лицом,
цветком улыбки.

И каждый - девочкой милой
тебя узнавал,
кто доченькой, кто сестрёнкой,
поющей сквозь даль времён
нежную песню.

В те годы простой кочегар
и грубый докер
умели тебе внимать
не хуже, чем выпускник
Итона...

И тяжкий чугун их дум,
объятый жаром,
стекал, ручейками света
переполняя
золото их сердец...

Величие той эпохи
не в монументах,
не в гордой броне орденов,
а в той любви,
что смели чувствовать люди,

Кому оставалось жить
совсем немного,
кому на гроб не придут
ни доченька, ни сестрёнка,
ни даже мама,

Кому поминальную песню
поёт норд-вест,
когда наступает осень,
и моря седые косы
вьются по чёрным скалам
Норд-Капа...

Музыка – вот, как мне кажется, то, что становится «опорой», «движителем» верлибра – когда не стало ни метра, ни рифмы. Легко написать без них текст – но не стоит обольщаться этой легкостью, потому, что музыку услышать и передать – трудно.

На этом завершаю первую часть очерков по стихосложению, посвященную метрике.

«Она пришла с мороза…» Александр Блок

Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух «Макбета».

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.

Анализ стихотворения Блока «Она пришла с мороза…»

Знаменитый верлибр, вошедший в учебники стихосложения, датирован началом февраля 1908 г. Поэт отказывается от формообразующих компонентов - канонических категорий метра и рифмы - передавая многогранный смысл и непосредственность жизненных переживаний при помощи характерного рваного ритма. Сохраняются стихотворная строка и строфическое деление текста.

Художественное пространство произведения, на первый взгляд ограниченное комнатой героя-поэта, уходит в бесконечность, поддерживаясь многочисленными культурными аллюзиями и самоцитатами. Пример тому - начальная строка, которая перекликается сразу с двумя блоковскими творениями: «Она пришла с заката» и «Снежная Дева». Женский образ, явленный в тексте верлибра, полемизирует с условным обликом героинь обоих стихотворений - возвышенных, наделенных сверхчеловеческим могуществом и колдовской силой. Дама, посетившая поэта, совсем не похожа на романтический идеал: она живая и непосредственная, немного неуклюжая, склонная к болтовне. Ее бесцеремонное вторжение и фейерверк эмоций вызывают у спокойного и серьезного героя раздражение и досаду.

Чтобы утихомирить шумную визитершу, поэт читает ей вслух шекспировскую трагедию. В этой части хозяина и гостью, противоположных по характеру и манере поведения, объединяет одна эмоция - волнение. Казалось бы, в душах героев воцарилась гармония. Однако следующие строки показывают всю иллюзорность подобной надежды: оказывается, причиной тревоги героини стала бытовая сценка охоты дворового кота на пару голубей.

Иронический, почти анекдотический эпизод сменяется описанием эмоций лирического субъекта, которое завершает стихотворение. Причина раздражения героя кроется не только в дисгармоничных отношениях мужчины и женщины. Современность лишена истинной любви, идеалом которой становятся образы трагической пары, упомянутой Данте в «Божественной комедии». Одновременно поэт заявляет, что принимает мир в его целостности и несовершенстве: на это обстоятельство указывает участие в одном эпизоде самых разнородных фигур - героев, воркующих голубей и книжных персонажей.

Оригинальная форма произведения также построена по принципу «пестрого одеяла». В стихотворении присутствуют метрические строки популярных двух- и трехстопных размеров, внутренние рифмы, примеры звукописи. Однако интонация разговорности, подкрепленная малопоэтичными деталями, господствует в художественном пространстве верлибра, создавая неуловимое ощущение причастности к неидеальному, но мощному и прекрасному потоку жизни.