29 марта 1988 года. Москва. Официальный визит президента США Рональда Рейгана в страну, которую он сам до этого называл "империей зла", шёл как нельзя лучше. Русские с размахом демонстрировали своё сказочное гостеприимство, а на переговорах были податливы, словно пластилин. Лишь один момент омрачил настроение Рейгана, когда после очередного раунда переговоров на высшем уровне Горбачёв попросил оставить их с американским президентом наедине - для разговора "без протокола".

Коллаж © L!FE Фото: © РИА Новости / Юрий Абрамочкин

Господин президент, мне придётся вас огорчить, - вздохнул Горбачёв, когда они остались одни, если не считать, конечно, переводчика. - Я навёл справки о том человеке, о котором вы меня просили... Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать - этот человек уже мёртв, приговор приведён в исполнение.

Жаль, - эхом отозвался Рейган. - Мои парни очень за него просили. В некотором смысле он же и ваш русский герой.

Возможно, - развёл руками Горбачёв, - но он был осуждён в полном соответствии с законом.

И Горбачёв встал, давая понять, что разговор закончен.

Кем же был этот человек, судьбой которого озаботились руководители двух мировых сверхдержав?

Директор ЦРУ Джеймс Вулси назвал этого человека "драгоценным камнем в короне" и самым полезным агентом из всех, кто был завербован в годы холодной войны. Речь о генерале ГРУ Дмитрии Полякове, который более 25 лет работал на ЦРУ США, снабжая Вашингтон ценнейшей информацией о политических, экономических и военных планах Кремля. Он был тем самым "спящим агентом", которого в своё время защищал от контрразведки сам шеф КГБ Юрий Андропов.

Карьера "службоголика"

Дмитрий Фёдорович Поляков родился 6 июля 1921 года в городке Старобельске, что стоит в самом центре Луганской области. Отец его работал бухгалтером на местном предприятии, мать была служащей.

В 1939 году Поляков, окончив среднюю школу, поступил учиться в Киевское командное артиллерийское училище. Великую Отечественную войну встретил уже в должности командира артиллерийского взвода. В тяжелейших боях под Ельней был ранен. За боевые подвиги награждён двумя боевыми орденами - Отечественной войны и Красной Звезды, многими медалями. В архивах сохранился наградной лист капитана Полякова, командира батареи из 76-го отдельного артиллерийского дивизиона, воевавшего тогда в Карелии: "Находясь на рубеже Кестеньгского направления, он огнём своей батареи уничтожил одну противотанковую пушку с расчётом 4 человека, подавил три артиллерийские батареи, рассеял и частично уничтожил группу солдат и офицеров противника общей численностью 60 человек, обеспечив тем самым выход разведгруппы 3ОСБ без потерь..."

В 1943 году и сам капитан Поляков перешёл в артиллерийскую разведку, затем - в военную. Уже после войны его направили учиться на разведывательный факультет Военной академии имени Фрунзе, затем его перевели на работу в Главное разведывательное управление (ГРУ) Генерального штаба.

Тут же за Полякова взялись всерьёз и стали без спешки обучать всем тайным премудростям мастерства плаща и кинжала - как завербовать нужного человека, как заложить тайник и избавиться от слежки, как принимать кодированные сообщения из Центра и готовить себе путь отхода.

На службе Поляков показал себя настоящим "службоголиком" - учился и работал с утра до ночи, даже ночевал в служебных кабинетах. Начальство только руками разводило от удивления: как при таком плотном графике жизни Поляков смог жениться на красавице Нине и обзавестись двумя сыновьями - Игорем и Павликом.

В 1951 году руководители ГРУ решили отправить Полякова - как лучшего из лучших - в первую служебную командировку в США. Поехал он под прикрытием должности сотрудника советской миссии при Военно-штабном комитете ООН.

Служил он в должности "крышевика" - так на оперативном сленге называли простых агентов, обеспечивавших деятельность советской нелегальной агентуры.

Это были своего рода рабочие муравьи разведки, слепо исполнявшие приказы резидента ГРУ: в одном месте надо забрать из тайника один контейнер, замаскированный под обычный булыжник, и положить на его место другой "камень", в другом месте зафиксировать условный сигнал, в третьем - оставить машину и незаметно уйти на полдня. Работа хоть и простая, но опасная: в то время в США уже началась эпоха "маккартизма" и каждый советский дипломат буквально находился под колпаком ФБР. Иногда Полякову приходилось днями напролёт кружить вокруг тайника, оставленного неизвестным агентом, чтобы сбить слежку с толка. И вновь он зарекомендовал себя лучшим агентом - за пять лет "вахты" в Нью-Йорке ни одного провала!

Ошибка резидента

Отработав пятилетнюю "вахту" в Нью-Йорке, Поляков вернулся в Москву - для переподготовки и повышения по службе. В США он вернулся в 1959 году - уже в звании полковника и в должности заместителя резидента ГРУ по нелегальной работе в США.

И в том же году в семье Поляковых произошла трагедия, перечеркнувшая всю его жизнь. Старший сын Игорь в США заболел гриппом, который дал осложнение - отёк мозга.

Мальчика можно было спасти, но для этого требовалось положить его в американскую клинику. И заплатить за лечение - у советских разведчиков и дипломатов тогда не было американских медицинских страховок.

Поляков бросился к резиденту генерал-лейтенанту Борису Иванову:

Борис Семенович, помогите! Разрешите воспользоваться средствами спецфонда для поощрения агентов. Я всё потом отдам, вы же меня знаете, - просил Поляков.

Не могу! - отрезал Иванов, служивший в НКВД ещё со времён "Большого террора". - Ты знаешь, эти деньги я могу выделять только по приказу из Центра!

Так запросите Центр! Пожалуйста!, - молил Поляков.

Борис Семёнович Иванов и Иван Александрович Серов.Коллаж © L!FE Фото: © Wikipedia.org Creative Commons

Генерал Иванов сделал запрос в Центр, но начальник ГРУ генерал армии Иван Серов наложил резолюцию: "В нецелевом расходовании средств спецфонда отказать. Если нужна операция, пусть везут в Москву!"

Пока мальчика готовили к перелёту, случилось непоправимое: Игорь умер.

Смерть сына оставила чёрный ожог в душе полковника Полякова. Тем более что резидент Иванов вскоре уехал в Москву - на повышение. Начальство любит вышколенных исполнителей.

И тогда полковник Поляков решил мстить. И своим начальникам, и всей бездушной системе, обрекшей его ребёнка на смерть из-за правил отчётности.

Вербовка

16 ноября 1961 года во время светского приёма, организованного в доме руководителя американской военной миссии при Военно-штабном комитете ООН генерала О"Нейли, полковник Поляков сам обратился к хозяину дома с просьбой:

Вы не могли бы организовать мне тайную встречу - один на один - с кем-либо из представителей американской разведки?

Зачем? - генерал О"Нейли посмотрел в глаза советскому разведчику, про которого в американской миссии ходили слухи, что это самый закоренелый сталинист.

Для передачи важной военно-политической информации, - отрезал он.

Через час к вам подойдут, - ответил адмирал. - Выпейте пока шампанского.

Агент ЦРУ Сэнди Гримз, работавшая с Поляковым, вспоминает, что тот всегда подчёркивал, что вызвался сам работать на американцев, и не ради денег, а сугубо по идеологическим соображениям.

Конечно, он получал от нас гонорары, но это были совсем мизерные суммы - примерно десятая часть от тех денег, что мы обычно платили агентам куда более низкого уровня. Но Поляков подчёркивал, что деньги ему не нужны. Думаю, что он считал, что США недостаточно сильны для борьбы с советской системой, что у нас не было бы шанса, если он не будет участвовать на нашей стороне, - вспоминал Гримз.

Коллаж © L!FE Фото: © Wikipedia.org Creative Commons, flickr Creative Commons

По подсчётам американцев, за 25 лет работы на американские спецслужбы Поляков получил всего 94 тысячи долларов - правда, не считая дорогих подарков и сувениров. Будучи страстным охотником, он обожал дорогие ружья, которые умудрялся вывозить в Москву дипломатической почтой, не обращая никакого внимания на косые взгляды коллег. Также Поляков любил мастерить мебель своими руками, он часто заказывал американским разведчикам привозить для него либо дорогие американские инструменты, либо бронзовые гвозди для обивки диванов. Для жены же он заказывал ювелирные украшения, но не слишком дорогие.

На службе ФБР

Но сколь бы ни были по-человечески понятны мотивы Полякова, тем не менее предательство остаётся предательством, ведь решение перейти на службу врагу затронуло не только самого Полякова и его семью, но и коллег, товарищей и подчинённых заместителя резидента, рисковавших жизнью ради своей страны.

Именно жизни коллег и принёс в жертву перебежчик. Конечно, высокие политические мотивы - это хорошо, рассуждали его новые хозяева, но лучше всего сразу же повязать предателя-перебежчика кровью его коллег.

И в первую же встречу представители ФБР потребовали от Полякова назвать шесть фамилий шифровальщиков посольства - это самый-самый главный секрет любой резидентуры, за которым постоянно ведёт охоту контрразведка.

Поляков назвал. Затем американцы назначили дату второй встречи - в отеле с интригующим названием The Trotsky.

На этой встрече по требованию шефа советского отдела ФБР Билла Бранигана Поляков надиктовал на магнитофон текст с известными ему сотрудниками советской военной разведки, работающими в Нью-Йорке. Затем дал подписку о согласии на сотрудничество с ФБР.

Позже Билл Браниган вспоминал, что сначала в ФБР, где Полякову дали кличку Tophat, то есть, "шляпа-цилиндр", не очень-то доверяли советскому "перебежчику". Американцы считали, что Поляков намеренно изобразил из себя предателя, чтобы выявить существовавшую схему работы контрразведывательных подразделений в спецслужбах США.

Поэтому агенты ФБР, беседовавшие с Поляковым, требовали от него всё больше и больше секретной информации об американских агентах, завербованных советской разведкой, ожидая, что рано или поздно тот выдаст себя.

Первой жертвой Полякова стал особо ценный агент ГРУ Дэвид Данлап, штаб-сержант Агентства национальной безопасности (АНБ). Почувствовав за собой слежку, Данлап понял, что его предали. И в тот самый момент, когда группа захвата ломилась в его квартиру, сержант покончил жизнь самоубийством.

Следом Поляков сдал Фрэнка Боссарда - высокопоставленного сотрудника Министерства авиации Великобритании, информация от которого шла на самый верх. Боссард был завербован ещё в 1951 году, когда служил в Отделе научно-технической разведки британской разведки MI6. Работал он в Бонне, где проводил собеседования у учёных, бежавших из ГДР и СССР. Долгое время Фрэнк снабжал советских разведчиков важными сведениями о состоянии военно-воздушных сил Великобритании, передавал чертежи новейших самолётов и планы отдельных боевых операций. В итоге Боссард был схвачен с поличным - при фотографировании секретных документов. Его приговорили к 21 году тюрьмы.

Третья жертва предателя - штаб-сержант Корнеулиус Драммонд, первый чернокожий солдат, дослужившийся до должности референта начальника секретной части штаба ВМС США. Он сам вышел на советскую разведку и в течение пяти лет фактически бесплатно передавал в ГРУ все мало-мальски значимые документы со стола начальника. По оценке американских специалистов, штаб-сержант Драммонд нанёс такой материальный ущерб, что США пришлось затратить несколько сотен миллионов долларов, чтобы восстановить необходимое состояние секретности.

Интересно, что руководители ФБР специально подгадали арест Драммонда к приезду в США тогдашнего министра иностранных дел Андрея Громыко. Можно только представить, что чувствовал Громыко, когда после выступления на Генеральной ассамблее ООН его засыпали вопросами об арестах советских шпионов. В итоге Драммонд был приговорён к пожизненному заключению без права обжалования.

Также Поляков выдал и сержанта ВВС Герберта Бокенхаупта, работавшего в секретной части штаба Стратегического воздушного командования США и передававшего в ГРУ всю информацию о шифрах, кодах, криптографических системах ВВС США. В итоге Бокенхаупт был осуждён на 30 лет тюрьмы.

Цена предательства

Следом Поляков начал сдавать и советских офицеров разведки. Первыми ФБР арестовало связных агента Корнелиуса Драмонта - офицеров ГРУ Евгения Прохорова и Ивана Выродова. Невзирая на статус дипломатов, фэбээровцы избили советских агентов до полусмерти и привезли в секретную тюрьму. Когда же американцы увидели, что пытками и запугиванием ничего добиться от офицеров ГРУ невозможно, их полуживыми выбросили возле советского посольства. В тот же день их объявили "персонами нон-грата" и дали 48 часов на сборы.

Поляков предал также супружескую пару нелегальных разведчиков, известных под фамилией Соколовы, которые только прошли трудный процесс легализации. После этого ФБР даже прониклось доверием к предателю и сделало так, чтобы отвести возможные подозрения от Полякова, - буквально накануне ареста нелегалов агенты ФБР арестовали супружескую пару - Ивана и Александру Егоровых, советских сотрудников секретариата ООН, которые не обладали дипломатическим иммунитетом. Егоровы прошли через конвейер допросов, но не сломались. Тем не менее в прессе всё было представлено именно так, будто бы это они выдали нелегалов. В итоге Егоровы отсидели несколько лет в тюрьме, их карьера была сломана.

Иначе сложилась судьба нелегала Карла Туоми, которого также выдал Поляков. Туоми был сыном приехавших в 1933 году в Советский Союз американских коммунистов, которые стали сотрудниками Иностранного отдела НКВД. Карл также стал сотрудником Министерства госбезопасности СССР, а в 1957 году он был передан для помощи ГРУ для выполнения ответственного задания в США. Он легализовался в 1958 году как Роберт Уайт, удачливый бизнесмен из Чикаго, интересовавшийся последними разработками в области авиации и электроники. В 1963 году он был арестован по наводке Полякова и под угрозой электрического стула согласился стать "двойным агентом". Однако в ГРУ что-то заподозрили и вызвали Туоми в Москву. Но тот категорически отказался возвращаться, оставив жену и детей в Советском Союзе.

Особо важная мисс Мэйси

Но самым большим ударом для ГРУ стало предательство легендарной советской разведчицы Мэйси - Марии Добровой. Она родилась в 1907 году в рабочей семье в Петрограде, получила неплохое образование - в 1927 году она закончила музыкальный техникум по классу вокала и фортепьяно, а также Высшие курсы иностранных языков при Академии наук. Вскоре она вышла замуж за офицера-пограничника Бориса Доброва, родила сына Дмитрия. Но в 1937 году налаженная жизнь как будто бы провалилась в тартарары. Сначала погиб муж - в боях с японцами на Дальнем Востоке, куда его направили в командировку. В том же году от дифтерии умер и сын Дмитрий.

Чтобы хоть как-то уйти от горя, она пошла в военкомат и попросилась добровольцем на гражданскую войну в Испанию.

В боях с фашистами Франко Мария Доброва провела больше года, заслужив орден Красной Звезды. Вернувшись, она поступила в Ленинградский университет, где её и застала Великая Отечественная войны и блокада. И Мария устроилась санитаркой в госпиталь, где работала до самой Победы. Затем в её судьбе происходит крутой поворот: она поступает на работу в МИД СССР и в качестве переводчицы уезжает работать в советское посольство в Колумбии. Вернувшись через 4 года домой, она становится штатным сотрудником ГРУ, вернее нелегальной военной разведки.

В США она легализовалась как Мисс Мэйси - вернее как Глен Марреро Подцески, хозяйка собственного салона красоты в Нью-Йорке.

Вскоре её салон стал настоящим "женским клубом" для дам из нью-йоркского истеблишмента и артистической богемы. С ней делились секретами жёны конгрессменов, генералов, известных журналистов и бизнесменов. Причём чаще всего информация, получаемая "мисс Мэйси" в женских разговорах, была полнее всех прочих данных, добываемых по другим каналам. Например, подругой "мис Мэйси" была Мерилин Монро, которая как бы невзначай поговорила с президентом Кеннеди о границах тех уступок, на которые может идти Белый дом в ходе переговоров с Москвой. Уже на следующий день распечатка этого разговора лежала на столе Никиты Хрущёва.

Получив наводку от Полякова, американская контрразведка установила слежку за салоном красоты, но Мария Доброва каким-то образом почувствовала опасность. Предупредив резидентуру, она решила скрыться из страны. И это бы ей удалось, но маршрут её эвакуации составлял сам полковник Поляков.

В Чикаго, где она остановилась в одном из респектабельных отелей, её попытались задержать агенты ФБР.

Когда в её номер постучала незваная "горничная", она всё поняла.

Подождите, я ещё не готова, - спокойно ответила Мария, отступая к окну. Внизу стояли автомобили с мигалками и вооружённые агенты, все выходы из отеля были перекрыты.

Откройте немедленно, это ФБР, - дверь затрещала от мощных ударов тарана. - Быстро открывайте!

Но не успела дверь рухнуть, как Мария бросилась вниз из окна.

Много лет спустя сотрудники КГБ, допрашивавшие генерала Полякова, поинтересовались, не жалко ли ему Марию Доброву и других преданных им нелегалов, которым он сломал жизнь. Поляков втянул голову, как от удара, а затем спокойно произнёс:

В этом и заключалась наша работа. Можно ещё чашечку кофе?

С камнем за пазухой

В 1962 году полковник Поляков был отозван в Москву и назначен на новую должность в центральном аппарате ГРУ Генштаба. И агенты ФБР передали его на связь американским разведчикам из ЦРУ, которые присвоили полковнику новый оперативный псевдоним - Бурбон.

Также агенты ЦРУ передали ему специальную шпионскую микрокамеру и научили пользоваться его специальными контейнерами для передачи микрофильмов.

Первая закладка тайника состоялась в октябре 1962 года - по заданию американцев Поляков прямо в своём служебном кабинете переснял секретный телефонный справочник Генерального штаба. Плёнку он положил в железный контейнер, который со всех сторон облепил оранжевым пластилином, а затем обвалял в кирпичной крошке, - в итоге получился обычный обломок кирпича, совершенно неотличимый от тысяч других. Контейнер он заложил под скамейкой в условном месте Центрального парка культуры и отдыха имени Горького - как оказалось, в весьма людном месте, но, видимо, американцы просто не знали о существовании других парков в Москве.

Заложив тайник, он - буквально на глазах у наряда милиции - оставил условный знак на столбе - чернильное пятно, будто бы случайно выплеснутое из сломавшейся перьевой авторучки.

Центральный парк культуры и отдыха имени М. Горького. Фото: © РИА Новости / Л. Бергольцев

Следующий тайник американцы попросили оставить его в старой телефонной будке у дома на улице Лестева - прямо напротив общежития курсантов Высшей школы КГБ им. Ф. Э. Дзержинского. Именно сюда курсанты бегали звонить домой, но американский агент этого не знал - на здании не было вывески.

Вызвав агентов на встречу, он объявил, что отныне он сам разработает для ЦРУ план закладок тайников и условных сигналов. Более того, он сам будет руководить своей шпионской работой, определяя график своей активности. А главное - больше никаких личных встреч! Связь только через тайники и газету New York Times, которую Поляков читал по своим служебным обязанностям. Если же сам Поляков хотел отправить сообщение американцам, он писал статью в журнал "Охота и охотничье хозяйство", постоянным автором которого являлся.

Американцы согласились на новые правила игры - буквально накануне в Москве был арестован полковник ГРУ Олег Пеньковский, также работавший на ЦРУ. Как позже выяснилось, Пеньковского случайно сдали сами американцы, которые проводили с ним конспиративные встречи раз в неделю в самых людных местах.

Поляков учёл все ошибки Пеньковского, и это позволило ему долгое время оставаться вне подозрений - особенно когда в ГРУ начались чистки и поиски сообщников Пеньковского. Контрразведчики тогда буквально под микроскопом отфильтровали сотни личных дел офицеров, но в ГРУ и представить себе не могли, что координировать поиски "крота" будет сам предатель.

Личный агент Никсона

Но даже самые тщательные наставления Полякова не смогли его уберечь от самодеятельности американцев. Желая помочь Бурбону, они опубликовали в американских газетах статью о начале судебного процесса над супругами Егоровыми, в которой была упомянута и фамилия Полякова, - дескать, и его выдал какой-то предатель. После этой статьи Поляков был снят с американской линии и переведён в управление ГРУ, которое занималось разведкой в странах Азии, Африки и Ближнего Востока. Не желая навлекать на себя ещё больших подозрений, он объявил кураторам из ЦРУ, что переходит в "спящий" режим.

Вскоре Поляков прошёл все проверки и даже пошёл на повышение - его в должности резидента ГРУ направили в Посольство СССР в Бирме. Отработав в этой стране 4 года, он переходит в отдел, связанный с нелегальной разведкой в Китае. За всё это время он лишь однажды нарушил "спящий" режим, когда передал в ЦРУ доклад о противоречиях в отношениях СССР и КНР, - как раз накануне визита президента Никсона в Пекин, который стал блестящей дипломатической удачей американцев и поворотным пунктом в холодной войне.

После этого отношение ЦРУ к Бурбону изменилось самым коренным образом: из источника секретных сведений Поляков превратился в фигуру влияния и особо ценного агента. И американцы стали помогать делать ему карьеру. Так, когда Поляков служил в должности резидента ГРУ в Индии, американские кураторы стали подводить ему для вербовки американцев. Например, одним из первых так был завербован сержант Роберт Марциновский из аппарата американского атташе. Следом в интересах дела ЦРУ "пожертвовало" ещё несколькими военными - позже все они были осуждены к смертной казни за шпионаж в пользу СССР.

Благодаря помощи американцев Поляков вскоре приобрёл славу чуть ли не самого удачливого разведчика во всей системе ГРУ. Его карьера росла как на дрожжах - вскоре он получил звание генерал-майора, новую должность - в Военно-дипломатической академии, оставшись при этом в элитном кадровом резерве ГРУ.

Ценили его и американцы. Например, Бурбону была передана экспериментальная модель импульсного радиопередатчика - это устройство размером чуть больше спичечного коробка позволяло за секунду передать пакет зашифрованной информации на специальный приёмник. Получив этот аппарат, Поляков стал просто ездить на троллейбусе мимо американского посольства, "выстреливая" в нужный момент информацией. Пеленгации радиотехнической службы КГБ он не боялся - как догадаться, откуда именно "стрелял" агент?

Фотоаппарат "MINOX". Wikipedia.org Creative Commons

Поляков настолько уверовал в свою безопасность, что даже стал пользоваться конфискованной шпионской техникой со складов ГРУ. Например, когда присланный из США фотоаппарат "Минокс" неожиданно сломался, Поляков просто взял из архива ГРУ точно такой же фотоаппарат и спокойно перефотографировал документы. Но вскоре американские хозяева показали, что и такой работы им недостаточно.

Под колпаком

1979 год начался с Исламской революции в Иране, когда власть в стране перешла к исламским фанатикам - Революционному совету во главе с аятоллой Хомейни. Дипломатические отношения между США и Ираном были расторгнуты, страны активно готовились к войне. И президент США Джимми Картер приказал ЦРУ задействовать всех советских агентов, чтобы выяснить подробности о взаимоотношениях Москвы и Тегерана.

Демонстрация в Иране во время Исламской революции 1979 года. Wikipedia.org Creative Commons

Но как раз в тот момент Поляков проходил подготовку к новой зарубежной командировке в Индию. Срочный выход на связь с резидентом ЦРУ он посчитал самоубийственным риском. Поэтому сигнал о встрече проигнорировал.

Тогда-то американцы и пустили в ход кнут, желая преподать урок, кто здесь хозяин на самом деле. В одном из американских журналов была опубликована глава из готовящейся к выходу книги Джона Баррона "КГБ", посвящённая Карлу Туоми. Во всём тексте имя Полякова не было упомянуто ни разу, хотя всем было известно, что именно Поляков был непосредственным начальником Туоми. Зато журнальная публикация была проиллюстрирована фотографией, которой никак не могло оказаться в США,- фотографией из личного дела Туоми в военной форме. То есть авторы как бы намекали, что кто-то в Москве украл эту фотографию из секретного дела и передал американцам.

Но американцы перестарались. Публикацию заметили и в Москве. Вскоре, перебрав все кандидатуры, чекисты пришли к выводу, что единственным, кто мог информировать американцев об агенте Туоми, был генерал Поляков.

Но Поляков вежливо остановил её - видимо, он не был уверен, что американцы, фактически предавшие его, действительно хотят сохранить ему жизнь, а не организовать громкое убийство, в котором, конечно же, обвинят КГБ.

Спасибо, но я никогда не поеду в Соединённые Штаты, - вздохнул Поляков. - Я родился в России и хочу умереть в России, пусть даже если это будет безымянная братская могила.

Однако в тот раз Поляков отделался лишь лёгким испугом - Андропов запретил его трогать без явных доказательств вины.

Если вы сейчас генералов без доказательств сажать начнёте, то кто работать будет?! - говорил он.

Кроме того, Андропов уже тогда готовился к предстоящей схватке за престол и раньше времени ссориться с армейскими кланами не хотел.

В итоге Полякова просто отправили в отставку, зачитав приказ об увольнении со службы. Дескать, подготовлен новый, более молодой кандидат на место резидента.

Арест и казнь

Иранский кризис закончился плачевно для Джимми Картера, и вскоре новый президент США Рональд Рейган приказал разведчикам забыть про Иран и вернуться к борьбе с "мировым коммунизмом" в лице СССР. И Полякова вновь "разбудили", хотя он, будучи пенсионером, уже не мог передавать секретные документы. Зато в Белом доме ценили его политические обзоры.

Сложно сказать, сколько ещё работал бы Поляков на американцев, но весной 1985 года одним из руководителей советской резидентуры в Вашингтоне был завербован сам Олдрич Хейзен Эймс - бывший начальник советского отдела управления внешней контрразведки ЦРУ. Эймсу, выдавшему огромные суммы для поощрения советских агентов-перебежчиков, тоже хотелось купаться в деньгах, иметь роскошный дом и спортивный автомобиль "Ягуар". И тогда он решил получить деньги в Москве, предложив КГБ купить список из 25 фамилий "спящих" агентов в руководстве советских спецслужб. И первым номером в списке значился генерал Поляков.

Арестовали Полякова 7 июля 1986 года, на следующий день после празднования 65-летия. Когда Поляков праздновал юбилей в ресторане, у него дома прошёл негласный обыск - в десятке тайников оперативники обнаружили американскую шпионскую аппаратуру, микрофильмы, служебные инструкции ЦРУ.

После окончания банкета его и повязали - причём так аккуратно, что американцы в течение нескольких лет просто не знали, что с ним произошло. Агент Бурбон словно растворился в московской сутолоке, обрубив за собой все контакты.

Лишь после переговоров с Горбачёвым стало известно, что Военная коллегия Верховного суда СССР в феврале 1987 года приговорила Полякова к смертной казни через расстрел. 15 марта 1987 года приговор был приведён в исполнение.

Место захоронения его тела неизвестно.

И в-четвертых. Предателей в рядах ГРУ было достаточно много. Так что говорить обо всех не представляется возможным, да в этом и нет необходимости. Поэтому в данном очерке речь пойдет о П. Попове, Д. Полякове, Н. Чернове, А. Филатове, В. Резуне, Г. Сметанине, В. Баранове, А. Волкове, Г. Спорышеве и В. Ткаченко. Что же касается «предателя века» О. Пеньковского, то о нем написано столько книг и статей, что рассказывать о нем лишний раз будет пустой тратой времени.

Петр Семенович Попов родился в Калинине, в крестьянской семье, воевал в Великую Отечественную войну, во время которой стал офицером. В конце войны он занимал должность порученца при генерал-полковнике И. Серове и по его протекции был направлен в ГРУ. Низкого роста, нервозный, худой, без всякого воображения, он держался особняком, был очень скрытен и плохо сходился с другими офицерами. Однако, как говорили потом его сослуживцы и начальники, по службе к Попову претензий не было. Он был исполнителен, дисциплинирован, имел хорошие характеристики и активно участвовал во всех общественных мероприятиях.

В 1951 году Попов был направлен в Австрию в качестве стажера легальной венской резидентуры ГРУ. В его задачу входили вербовка агентуры и работа против Югославии. Здесь же, в Вене в 1952 году у Попова завязался роман с молодой австрийкой Эмилией Коханек. Они встречались в ресторанах, снимали на несколько часов номера в гостиницах, стараясь держать в тайне свои отношения от сослуживцев Попова. Безусловно, такой образ жизни требовал от Попова значительных расходов. А если учитывать обстоятельство, что в Калинине у него была жена и двое детей, то финансовые проблемы стали для него в скором времени основными.

1 января 1953 года Попов подошел к вице-консулу США в Вене и попросил устроить ему выход на американское представительство ЦРУ в Австрии. Одновременно Попов вручил ему записку, в которой предлагал свои услуги и указывал место встречи.

Приобретение агента на месте, в стенах ГРУ, было большим событием в ЦРУ. Для обеспечения поддержки операций с Поповым в рамках советского отдела было создано специальное подразделение, получившее название СР-9. Руководителем Попова на месте был назначен Джордж Кайзвальтер, которому помогал (с перерывом с конца 1953 по 1955 год) Ричард Ковач. Оперативным псевдонимом Попова стало имя «Грэлспайс», а Кайзвальтер выступал под фамилией Гроссман.

На первой встрече с сотрудниками ЦРУ Попов рассказал, что ему нужны деньги, чтобы уладить дела с одной женщиной, что было встречено с пониманием. У Кайзвальтера с Поповым установились довольно непринужденные отношения. Силой Кайзвальтера в общении с новым агентом была его способность завоевать доверие Попова долгими часами совместных выпивок и разговоров. Ему ничуть не претила крестьянская простота Попова, и об их выпивках после удачных операций было хорошо известно сотрудникам ЦРУ, знавшим о Попове. У многих из них сложилось впечатление, что Попов считал Кайзвальтера своим другом. В то время по ЦРУ ходила шутка, что в одном советском колхозе у управления есть своя корова, так как на деньги, данные Кайзвальтером, Попов купил телку своему брату-колхознику.

Начав сотрудничать с ЦРУ, Попов передавал американцам информацию о личном составе ГРУ в Австрии и методах его работы. Он сообщил ЦРУ важные подробности о советской политике в Австрии, а позднее и о политике в Восточной Германии. По некоторым, скорее всего весьма преувеличенным данным, Попов за первые два года сотрудничества с ЦРУ передал Кайзвальтеру имена и коды около 400 советских агентов на Западе. Предусматривая возможность отзыва Попова в штаб-квартиру ГРУ, ЦРУ была предпринята операция по подбору тайников в Москве. Эту задачу поручили Эдварду Смиту, первому человеку ЦРУ в Москве, посланному туда в 1953 году. Однако Попов, побывав в Москве в отпуске и проверив тайники, выбранные Смитом, нашел их никуда не годными. По словам Кайзвальтера, он сказал: «Они паршивые. Вы что, пытаетесь погубить меня?» Попов жаловался на то, что тайники недоступны и использование их было бы равносильно самоубийству.

В 1954 году Попов был отозван в Москву. Возможно, это было вызвано его знакомством с П. С. Дерябиным, сотрудником КГБ в Вене, в феврале 1954 года бежавшим в США. Но никаких подозрений относительно лояльности Попова ни у ГРУ, ни у КГБ не возникло, и летом 1955 года он был направлен в Шверин на север ГДР. Перевод в Шверин обрывал связь Попова с его оператором Кайзвальтером, и он по заранее оговоренному каналу послал письмо.

В ответ Попов вскоре получил письмо, положенное под дверь его квартиры, в котором говорилось:

«Здравствуй, дорогой Макс!

Привет от Гроссмана. Жду тебя в Берлине. Здесь есть все возможности так же хорошо провести время, как и в Вене. Письмо посылаю со своим человеком, с которым ты должен завтра встретиться в 8 часов вечера около фотовитрины, возле Дома культуры им. Горького в Шверине, и передать ему письмо».

Связь с Поповым в Шверине была установлена с помощью немки по имени Инга, а в дальнейшем поддерживалась агентом ЦРУ Радтке. На следствии 75-летний Радтке говорил, что их встречи происходили всегда через четыре недели. На каждой из них Радтке получал от Попова пакет для Кайзвальтера и передавал Попову письмо и конверт с деньгами.

Пока Попов находился в Шверине, он, несмотря на все старания, не мог лично встречаться с Кайзвальтером. Эта возможность предоставилась ему в 1957 году, когда он был переведен на работу в Восточный Берлин. Их встречи происходили в Западном Берлине на конспиративной квартире, причем Кайзвальтер изменил фамилию, под которой работал, с Гроссман на Шарнхорст.

В Берлине, - рассказывал Попов на следствии, - Гроссман взялся за меня основательнее. Он интересовался буквально каждым моим шагом. Например, после возвращения из отпуска, который я проводил в Советском Союзе, Гроссман потребовал наиподробнейшего отчета о том, как я провел отпуск, где был, с кем встречался, требовал, чтобы я говорил о мельчайших деталях. На каждую встречу он приходил с заранее подготовленным вопросником и во время беседы ставил мне конкретные задания по сбору информации.

Временное прекращение связи с Поповым после его отзыва из Вены встревожило ЦРУ. Чтобы подстраховаться от подобных неожиданностей, были отработаны условия контактов с Поповым на тот случай, если его отзовут из Берлина. Он был снабжен средствами тайнописи, шифровальными и дешифровальными блокнотами, радиопланом, подробной инструкцией пользования шифрами и адресами, по которым он мог известить ЦРУ из СССР о своем положении. Для приема радиосигналов Попову выдали приемник, и на одной из встреч с Кайзвальтером он прослушал магнитофонную запись сигналов, которые он должен был принимать, находясь в СССР. В инструкции, врученной Попову, говорилось:

«План на тот случай, если Вы останетесь в Москве. Пишите тайнописью по адресу: Семья В. Краббе, Шильдов, ул. Франца Шмидта, 28. Отправитель Герхард Шмидт. В этом письме сообщите все данные о вашем положении и дальнейшие планы, а также когда Вы будете готовы принимать наши радиопередачи. Радиоплан следующий. Передачи будут по первым и третьим субботам каждого месяца. Время передачи и волна указаны в таблице…».

Помимо этого весной 1958 года Кайзвальтер познакомил Попова с его возможным связником в Москве - атташе посольства США в СССР и сотрудником ЦРУ Расселом Августом Ланжелли, специально вызванным по этому случаю в Берлин, и получившем псевдоним «Даниил». В то же время Кайзвальтер заверил Попова, что он всегда может уехать в США, где будет обеспечен всем необходимым.

В середине 1958 года Попову было поручено забросить в Нью-Йорк нелегала - молодую женщину по фамилии Тайрова. Тайрова выехала в США по американскому паспорту, принадлежавшему парикмахерше из Чикаго, который она «потеряла» во время поездки на родину в Польшу. Попов предупредил о Тайровой ЦРУ, а Управление в свою очередь поставило в известность ФБР. Но ФБР допустило ошибку, окружив Тайрову слишком плотной слежкой. Та, обнаружив слежку, самостоятельно приняла решение вернуться в Москву. На разборе причин провала Попов обвинил во всем Тайрову, его объяснения были приняты и он продолжил работу в центральном аппарате ГРУ.

Вечером 23 декабря 1958 года Попов позвонил на квартиру атташе посольства США Р. Ланжелли и условным сигналом пригласил его на личную встречу, которая должна была состояться в воскресенье 27 декабря в мужской уборной Центрального детского театра в конце первого антракта утреннего спектакля. Но Ланжелли, пришедший в театр с женой и детьми, напрасно прождал Попова в условленном месте - тот не пришел. В ЦРУ были обеспокоены невыходом Попова на связь, и совершили ошибку, стоившую ему жизни. По словам Кайзвальтера, привлеченец ЦРУ Джордж Пейн Уинтерс-младший, работавший в Москве представителем госдепартамента, неправильно понял указание послать письмо Попову, и отправил его по почте на домашний адрес в Калинин. Но, как показали в дальнейшем перебежчики Носенко и Черепанов, сотрудники КГБ регулярно напыляли на обувь западных дипломатов специальное химическое вещество, которое и помогло проследить путь Уинтерса до почтового ящика и изъять письмо, адресованное Попову.

В свете вышесказанного можно уверенно говорить, что М. Хайд в своей книге «Джордж Блейк-супершпион», а вслед за ним и К. Эндрю ошибаются, когда приписывают разоблачение Попова Дж. Блейку, сотруднику СИС, завербованному КГБ в Корее осенью 1951 года. М. Хайд пишет, что после перевода из Вены Попов написал письмо Кайзвальтеру, объясняя в нем свои затруднения, и вручил его одному из членов британской военной миссии в Восточной Германии. Тот передал послание в СИС (Олимпийский стадион, Западный Берлин), где оно легло на стол Блейка вместе с инструкцией переслать его в Вену для ЦРУ. Блейк так и сделал, но лишь после того, как прочитал письмо и передал его содержание в Москву. По получении сообщения, КГБ взял Попова под наблюдение, и когда тот прибыл в Москву, арестовал его. Блейк в своей книге «Иного выбора нет» справедливо опровергает это утверждение, говоря, что письмо, врученное Поповым сотруднику британской военной миссии, не могло попасть к нему, так как он не отвечал за связи с этой миссией и ЦРУ. И потом, если бы КГБ знал еще в 1955 году, что Попов - американский агент (это случилось бы, если Блейк сообщил о письме), то его не держали бы в ГРУ и тем более, не поверили бы его объяснениям по поводу провала Тайровой.

Проследив путь Уинтерса и узнав, что тот отправил письмо сотруднику ГРУ, контрразведка КГБ взяла Попова под наблюдение. В ходе наблюдения было установлено, что Попов дважды - 4 и 21 января 1959 года - встречался с атташе посольства США в Москве Ланжелли, причем, как выяснилось впоследствии, во время второй встречи получил 15000 рублей. Было принято решение арестовать Попова, и 18 февраля 1959 года его задержали у пригородных касс Ленинградского вокзала, когда он готовился к очередной встрече с Ланжелли.

В ходе обыска на квартире Попова были изъяты средства тайнописи, шифр, инструкции, хранившиеся в тайниках, оборудованных в охотничьем ноже, катушке для спиннинга и помазке для бритья. Кроме того, было обнаружено тайнописное донесение, подготовленное для передачи Ланжелли:

«Отвечаю на Ваш номер один. Ваши указания принимаю к руководству в работе. На очередную встречу вызову по телефону перед отъездом из Москвы. При невозможности встретиться перед отъездом напишу на Краббе. Копирка и таблетки у меня есть, инструкция по радио нужна. Желательно иметь адрес в Москве, но весьма надежный. После моего отъезда постараюсь два-три раза в год выезжать на встречи в Москву.

… Сердечно благодарен Вам за заботу о моей безопасности, для меня это жизненно важно. За деньги тоже большое спасибо. Сейчас я имею возможность встречаться с многочисленными знакомыми с целью получения нужной информации. Еще раз большое спасибо».

После допроса Попова было принято решение продолжить его контакты с Ланжелли под контролем КГБ. По словам Кайзвальтера, Попову удалось предупредить Ланжелли о том, что он находится под наблюдением КГБ. Он умышленно порезался и вложил под повязку записку в виде полоски бумаги. В туалете ресторана «Агави» он снял повязку и передал записку, в которой сообщал, что его пытают и что он находится под наблюдением, а так же каким образом его схватили. Но это представляется маловероятным. Если бы Ланжелли был предупрежден о провале Попова, он бы не стал с ним больше встречаться. Однако 16 сентября 1959 года он вышел на связь с Поповым, которая произошла в автобусе. Попов незаметно указал на магнитофон, чтобы Ланжелли узнал о наблюдении, но было уже поздно. Ланжелли был задержан, но благодаря дипломатическому иммунитету был отпущен, объявлен персоной «нон грата» и выслан из Москвы.

В январе 1960 года Попов предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Приговор от 7 января 1960 года гласил:

«Попова Петра Семеновича признать виновным в измене Родине и на основании ст. 1 Закона об уголовной ответственности подвергнуть расстрелу, с конфискацией имущества».

В заключении представляется интересным отметить, что Попов был первым предателем из ГРУ, о котором на Западе писали, что в назидание другим сотрудникам его заживо сожгли в топке крематория.

Дмитрий Федорович Поляков родился в 1921 году в семье бухгалтера на Украине. В сентябре 1939 года, после окончания школы, он поступил в Киевское артиллерийское училище, и в качестве командира взвода вступил в Великую Отечественную войну. Воевал он на Западном и Карельском фронтах, был командиром батареи, а в 1943 году назначен офицером артиллерийской разведки. За годы войны он был награжден орденами Отечественной войны и Красной Звезды, а также многими медалями. После окончания войны Поляков закончил разведфакультет Академии им. Фрунзе, курсы Генерального штаба и был направлен на работу в ГРУ.

В начале 1950-х годов Поляков был командирован в Нью-Йорк под прикрытием должности сотрудника советской миссии ООН. Его задачей было агентурное обеспечение нелегалов ГРУ. Работа Полякова в первой командировке была признана успешной, и в конце 50-х годов он вновь был направлен в США на должность заместителя резидента под прикрытием советского сотрудника военно-штабного комитета ООН.

В ноябре 1961 года Поляков по собственной инициативе вступил в контакт с агентами контрразведки ФБР, которые дали ему псевдоним «Топхэт». Американцы считали, что причиной его предательства было разочарование в советском режиме. Сотрудник ЦРУ Пол Диллон, который был оператором Полякова в Дели, говорит по этому поводу следующее:

«Я думаю, что мотивация его действий уходит корнями во времена второй мировой войны. Он сопоставлял ужасы, кровопролитную бойню, дело, за которое воевал, с двуличием и коррупцией, которые, по его мнению, разрастались в Москве».

Не отрицают полностью эту версию и бывшие сослуживцы Полякова, хотя настаивают, что его «идейное и политическое перерождение» шло «на фоне болезненного самолюбия». Например, бывший первый заместитель начальника ГРУ генерал-полковник А. Г. Павлов говорит:

«Поляков на суде заявил о своем политическом перерождении, о враждебном отношении к нашей стране, не скрывал он и личной корысти».

Сам же о себе Поляков сказал на следствии следующее:

«В основе моего предательства лежало как мое стремление где-нибудь открыто высказывать свои взгляды и сомнения, так и качества моего характера - постоянное стремление к работе за гранью риска. И чем больше становилась опасность, тем интереснее становилась моя жизнь… Я привык ходить по острию ножа и не мыслил себе другой жизни».

Впрочем, говорить о том, что это решение было для него легким, было бы неверно. После своего ареста он говорил и такие слова:

«Я практически с самого начала сотрудничества с ЦРУ понимал, что совершил роковую ошибку, тягчайшее преступление. Бесконечные терзания души, продолжавшиеся весь этот период, так изматывали меня, что я неоднократно сам был готов явиться с повинной. И только мысль о том, что будет с женой, детьми, внуками, да и страх позора, останавливали меня, и я продолжал преступную связь, или молчание, чтобы хоть как-нибудь отсрочить час расплаты».

Все его операторы отмечали, что он получал немного денег, не более 3000 долларов в год, которые ему передавали главным образом в виде электромеханических инструментов фирмы «Блек энд Деккер», пары рабочих комбинезонов, рыболовных снастей и ружей. (Дело в том, что в свободное время Поляков любил столярничать, а также коллекционировал дорогие ружья.) К тому же, в отличие от большинства других советских офицеров, завербованных ФБР и ЦРУ, Поляков не курил, почти не пил и не изменял жене. Так что сумму, полученную им от американцев за 24 года работы, можно назвать небольшой: по приблизительной оценке следствия она составила около 94 тысяч рублей по курсу 1985 года.

Так или иначе, но с ноября 1961 года Поляков стал передавать американцам информацию о деятельности и агентуре ГРУ в США и других западных странах. И начал делать это уже со второй встречи с агентами ФБР. Здесь стоит вновь процитировать протокол его допроса:

«Данная встреча опять в основном была посвящена вопросу, почему я все же решил сотрудничать с ними, а также - не подстава ли я. В порядке моей перепроверки, а заодно и закрепления моих отношений с ними, Майкл в заключении предложил мне назвать сотрудников советской военной разведки в Нью-Йорке. Я без колебаний перечислил всех известных мне лиц, работавших под прикрытием Представительства СССР».

Считается, что уже в самом начале своей работы на ФБР Поляков выдал Д. Данлапа, штаб-сержанта в АНБ, и Ф. Боссарда, сотрудника министерства авиации Великобритании. Однако, это маловероятно. Данлапа, завербованного в 1960 году, вел оператор из вашингтонской резидентуры ГРУ, и его связь с советской разведкой была раскрыта случайно, когда производился обыск в его гараже после того, как он покончил жизнь самоубийством в июле 1963 года. Что же касается Боссарда, то в действительности отдел разведки ФБР ввел в заблуждение МИ-5, приписав полученные сведения «Топхэту». Это было сделано для того, чтобы обезопасить другой источник из числа сотрудников ГРУ в Нью-Йорке, который имел псевдоним «Никнэк».

Но вот нелегала ГРУ в США капитана Марию Доброву выдал именно Поляков. Доброва, воевавшая в Испании переводчиком, после возвращения в Москву стала работать в ГРУ, и после соответствующей подготовки направлена в США. В Америке она действовала под прикрытием хозяйки косметического салона, который посещали представители высокопоставленных военных, политических и деловых кругов. После того, как Поляков выдал Доброву, сотрудники ФБР попытались перевербовать ее, но она предпочла покончить жизнь самоубийством.

Всего же за время работы на американцев Поляков выдал им 19 советских разведчиков-нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к ГРУ и КГБ около 1500 действующих офицеров разведки.

Летом 1962 году Поляков вернулся в Москву, снабженный инструкциями, условиями связи, графиком проведения тайниковых операций (одна в квартал). Места для тайников были подобраны в основном по маршруту его следования на службу и обратно: в районах Большой Ордынки и Большой Полянки, у метро «Добрынинская» и на троллейбусной остановке «Площадь восстания». Скорее всего, именно это обстоятельство, а также отсутствие личных контактов с представителями ЦРУ в Москве помогло Полякову избежать провала после того, как в октябре 1962 года был арестован другой агент ЦРУ - полковник О. Пеньковский.

В 1966 году Поляков был направлен в Бирму начальником центра радиоперехвата в Рангуне. По возвращению в СССР его назначили начальником китайского отдела, а в 1970 году он был командирован в Индию военным атташе и резидентом ГРУ. В это время объем передаваемой Поляковым в ЦРУ информации резко увеличился. Он выдал имена четырех американских офицеров, завербованных ГРУ, передал фотопленки документов, свидетельствующих о глубоком расхождении позиций Китая и СССР. Благодаря этим документам аналитики ЦРУ сделали вывод, что советско-китайские разногласия имеют долговременный характер. Эти выводы были использованы госсекретарем США Генри Киссинжером и помогли ему и Никсону наладить отношения с Китаем в 1972 году.

В свете этого кажутся по меньшей мере наивными утверждения Л. В. Шебаршина, в то время заместителя резидента КГБ в Дели, о том, что во время работы Полякова в Индии у КГБ были определенные подозрения на его счет. «Поляков демонстрировал свое полное расположение к чекистам, - пишет Шебаршин. - но от приятелей из числа военных было известно, что он не упускал ни малейшей возможности настроить их против КГБ и исподтишка преследовал тех, кто дружил с нашими товарищами. Ни один шпион не может избежать просчетов. Но, как это нередко случается в нашем деле, потребовались еще годы, чтобы подозрения подтвердились». Скорее всего, за этим высказыванием стоит желание блеснуть собственной прозорливостью и нежелание признать неудовлетворительную в данном случае работу военной контрразведки КГБ.

Следует сказать, что Поляков очень серьезно относился к тому, чтобы в руководстве ГРУ сложилось о нем мнение как о вдумчивом, перспективном работнике. Для этого ЦРУ регулярно предоставляло ему некоторые секретные материалы, а также подставило двух американцев, которых он представил, как завербованных им. С той же целью Поляков стремился к тому, чтобы его два сына получили высшее образование и имели престижную профессию. Своим сотрудникам в ГРУ он дарил множество безделушек, как, например, зажигалки и шариковые ручки, составляя о себе впечатление как о приятном человеке и хорошем товарище. Одним из покровителей Полякова был начальник отдела кадров ГРУ генерал-лейтенант Сергей Изотов, до этого назначения 15 лет проработавший в аппарате ЦК КПСС. В деле Полякова фигурируют дорогие подарки, сделанные им Изотову. А за генеральское звание Поляков презентовал Изотову серебряный сервиз, купленный специально для этой цели ЦРУ.

Звание генерал-майора Поляков получил в 1974 году. Это обеспечило ему доступ к материалам, выходящим за рамки его прямых обязанностей. Например, к перечню военных технологий, которые закупались или добывались разведывательным путем на Западе. По признанию помощника министра обороны США при президенте Рейгане Ричарда Перла, у него захватило дух, когда он узнал о существовании 5000 советских программ, использовавших западную технологию для наращивания военного потенциала. Перечень, представленный Поляковым, помог Перлу убедить президента Рейгана добиться ужесточения контроля над продажей военной технологии.

Работа Полякова в качестве агента ЦРУ отличалась дерзостью и фантастическим везением. В Москве он выкрал со склада ГРУ специальную самозасвечивающуюся фотопленку «Микрат 93 Щит», которую использовал для фотографирования секретных документов. Для передачи информации он украл поддельные полые камни, которые оставлял в определенных местах, где их подбирали оперативники ЦРУ. Чтобы дать сигнал о закладке тайника, Поляков, проезжая на общественном транспорте мимо посольства США в Москве, приводил в действие миниатюрный передатчик, спрятанный в кармане. Во время нахождения за границей Поляков предпочитал передавать информацию из рук в руки. После 1970 года ЦРУ, стремясь наиболее полно обеспечить безопасность Полякова, снабдило его специально сконструированным портативным импульсным передатчиком, с помощью которого можно было напечатать информацию, затем зашифровать и передать на приемное устройство в американское посольство за 2,6 секунды. Такие передачи Поляков вел из разных мест Москвы: от кафе «Ингури», магазина «Ванда», Краснопресненских бань, Центрального дома туриста, с улицы Чайковского и т. д.

К концу 1970-х годов сотрудники ЦРУ, по их словам, уже относились к Полякову скорее как к учителю, чем как к агенту и информатору. Они оставляли за ним выбор места и время встреч и закладки тайников. Впрочем, у них не было другого выбора, так как ошибок Поляков им не прощал. Так, в 1972 году американцы без согласия Полякова пригласили его на официальный прием в посольство США в Москве, что фактически поставило его под угрозу провала. Руководство ГРУ дало разрешение, и Полякову пришлось туда идти. Во время приема ему тайно передали записку, которую он уничтожил не читая. Более того, он на длительный срок прекратил все контакты с ЦРУ, пока не убедился, что не попал под подозрение контрразведки КГБ.

В конце 70-х годов Полякова вновь направляют в Индию в качестве резидента ГРУ. Он находился там до июня 1980 года, когда его отозвали в Москву. Впрочем, это досрочное возвращение не было связано с возможными подозрениями против него. Просто очередная медицинская комиссия запретила работать ему в странах с жарким климатом. Однако американцы забеспокоились и предложили Полякову выехать в США. Но он отказался. По словам сотрудника ЦРУ в Дели, в ответ на пожелание приехать в Америку в случае опасности, где его ждут с распростертыми объятиями, Поляков ответил: «Не ждите меня. Я никогда не приеду в США. Я делаю это не для вас. Я делаю это для своей страны. Я родился русским и умру русским». А на вопрос, что его ждет в случае разоблачения, он ответил: «Братская могила».

Поляков как в воду смотрел. Его фантастической удаче и карьере агента ЦРУ пришел конец в 1985 году, когда в резидентуру ПГУ КГБ в Вашингтоне пришел кадровый сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс и предложил свои услуги. Среди названных Эймсом сотрудников КГБ и ГРУ, работавших на ЦРУ, был и Поляков.

Арестовали Полякова в конце 1986 года. Во время обыска, произведенного на его квартире, на даче и в доме его матери были обнаружены вещественные доказательства его шпионской деятельности. Среди них: листы тайнописной копирки, изготовленные типографским способом и вделанные в конверты для грампластинок, шифроблокноты, закамуфлированные в обложку дорожного несессера, две приставки к малогабаритному фотоаппарату «Тессина» для вертикальной и горизонтальной съемки, несколько катушек фотопленки «Кодак», рассчитанной на специальное проявление, шариковая ручка, головка зажима которой предназначалась для нанесения тайнописного текста, а также негативы с условиями связи с сотрудниками ЦРУ в Москве и инструкции по контактам с ними за рубежом.

Следствие по делу Полякова вел следователь КГБ полковник А. С. Духанин, позднее ставший известным по так называемому «Кремлевскому делу» Гдляна и Иванова. Жена и взрослые сыновья Полякова проходили в качестве свидетелей, так как они не знали и не догадывались о его шпионской деятельности. После окончания следствия многие генералы и офицеры ГРУ, чьей халатностью и болтливостью часто пользовался Поляков, были привлечены командованием к административной ответственности и уволены в отставку или в запас. В начале 1988 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Полякова Д. Ф. за измену Родине и шпионаж к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор был приведен в исполнение 15 марта 1988 года. А официально о расстреле Д. Ф. Полякова было сообщено в «Правде» только в 1990 году.

В 1994 году после ареста и разоблачения Эймса ЦРУ признало факт сотрудничества с ним Полякова. Было заявлено, что он был самой важной из жертв Эймса, намного превосходя по своему значению всех остальных. Переданная им информация и фотокопии секретных документов составляют 25 ящиков в досье ЦРУ. Многие специалисты, знакомые с делом Полякова, говорят, что он внес гораздо более важный вклад, чем более известный перебежчик из ГРУ полковник О. Пеньковский. Эту точку зрения разделяет и другой предатель из ГРУ Николай Чернов, сказавший: «Поляков - это звезда. А Пеньковский так себе…». По словам директора ЦРУ Джеймса Вулси, из всех советских агентов, завербованных во времена «холодной войны», Поляков «был настоящим бриллиантом».

Действительно, кроме перечня интересов научно-технической разведки, данных по Китаю, Поляков сообщал сведения о новом вооружении Советской Армии, в частности о противотанковых ракетах, что помогло американцам уничтожить это оружие, когда оно было использовано Ираком во время войны в Персидском заливе в 1991 году. Передал он на Запад и более 100 выпусков секретного периодического журнала «Военная мысль», издаваемого Генеральным штабом. Как отмечает Роберт Гейтс, директор ЦРУ при президенте Буше, похищенные Поляковым документы позволили ознакомиться с вопросами использования вооруженных сил в случае войны, и помогли сделать твердый вывод о том, что советские военные руководители не считали возможным победить в ядерной войне и стремились избежать ее. По словам Гейтса ознакомление с этими документами предотвратило руководство США от ошибочных выводов, что, возможно, помогло избежать «горячей» войны.

Разумеется, Гейтсу виднее, что помогло избежать «горячей» войны и какова в этом заслуга Полякова. Но даже если она так велика, как в этом пытаются уверить всех американцы, это нисколько не оправдывает его предательства.

Николай Дмитриевич Чернов, 1917 года рождения, служил в оперативно-техническом управлении ГРУ. В начале 60-х годов он был командирован в США на должность опертехника нью-йоркской резидентуры. В Нью-Йорке Чернов вел довольно необычный для советского служащего образ жизни в зарубежных странах. Он часто посещал рестораны, ночные клубы, кабаре. А все это требовало соответствующих денежных расходов. Поэтому не удивительно, что однажды, в 1963 году вместе с майором КГБ Д. Кашиным (фамилия изменена) он, поехав на оптовую базу одной американской строительной фирмы, расположенной в Нью-Йорке, чтобы купить материалы для ремонта помещений в посольстве, уговорил хозяина базы выдать документы без отражения в них торговой скидки за оптовую покупку. Таким образом Чернов и Кашин получили 200 долларов наличными, которые разделили между собой.

Однако, когда на следующий день Чернов приехал на базу за стройматериалами, в кабинете хозяина его встретили два агента ФБР. Они предъявили Чернову фотокопии платежных документов, из которых было видно, что он присвоил 200 долларов, а также фотографии, на которых он был запечатлен в увеселительных заведениях Нью-Йорка. Заявив, что им известно, что Чернов является сотрудником ГРУ, агенты ФБР предложили ему начать сотрудничество. Шантаж подействовал на Чернова - в те годы за посещение увеселительных заведений могли запросто отправить в Москву и сделать невыездным, и это не говоря уже о присвоении казенных денег.

До своего отъезда в Москву Чернов, которому в ФБР дали псевдоним «Никнэк», провел ряд встреч с американцами и передал им таблетки для тайнописи, применяемые в ГРУ, и ряд фотокопий материалов, которые оперативные офицеры ГРУ приносили ему в лабораторию для обработки. При этом американцы требовали от него фотокопии тех материалов, на которых были пометки: НАТО, военное и совершенно секретно. Перед самым отъездом Чернова в СССР в конце 1963 года сотрудники ФБР договорились с ним о контактах во время его следующей поездки на Запад и передали 10000 рублей, фотоаппараты «Минокс» и «Тессина», а также англо-русский словарь с тайнописью. Что касается денег, полученных Черновым от американцев, то на следствии по этому поводу он поведал следующее:

«Я посчитал, следующий раз приеду за границу лет через пять. На пропой мне надо на каждый день по десять рублей. Всего где-то тысяч двадцать. Столько и запросил».

Переданные Черновым материалы были весьма ценными для американской контрразведки. Дело в том, что переснимая документы, полученные резидентурой ГРУ от агентуры, Чернов передавал сотрудникам ФБР их названия, фотографии титульных листов и номера документов. Это помогало ФБР устанавливать личность агента. Так, например, Чернов занимался обработкой секретного «Альбома управляемых ракетных снарядов ВМС США», полученного от агента ГРУ «Дрона», и передал копии этих материалов ФБР. В результате в сентябре 1963 года «Дрон» был арестован и осужден на пожизненное тюремное заключение. Также по наводке, полученной от Чернова, в 1965 году в Англии был арестован агент ГРУ «Бард». Им оказался Френк Боссард, сотрудник министерства авиации Великобритании, завербованный в 1961 году И. П. Глазковым. Обвиненный в передаче СССР сведений об американских системах наведения ракет, он был осужден на 21 год тюремного заключенмя. О важности для ФБР агента «Никнэк» говорит тот факт, что отдел разведки ФБР ввел в заблуждение МИ-5, приписав сведения о Боссарде, полученные он Чернова, другому источнику - «Топхэту» (Д. Полякову).

В Москве Чернов до 1968 года работал в оперативно-техническом отделе ГРУ в фотолаборатории 1-го спецотдела, а потом перешел в Международный отдел ЦК КПСС на должность младшего референта. За время работы в фотолаборатории ГРУ Чернов обрабатывал поступавшие в Центр и направляемые в резидентуры материалы, в которых содержались сведения об агентуре. Эти материалы, общим объемом свыше 3000 кадров, он передал сотрудникам ФБР в 1972 году во время зарубежной командировки по линии МИД СССР. Имея на руках дипломатический паспорт Чернов без особого труда вывез за границу в двух упаковках экспонированные пленки.

На этот раз улов ФБР был еще более значителен. Согласно выдержке из судебного дела Чернова, по его вине в 1977 году был осужден на 18 лет тюремного заключения за шпионаж в пользу СССР командующий войсками ПВО Швейцарии бригадный генерал Жан-Луи Жанмэр. Он вместе с женой был завербован ГРУ в 1962 году и активно работал до самого ареста. «Мур» и «Мэри» были выявлены на основании поступивших в швейцарскую контрразведку данных от одной из иностранных разведывательных служб. При этом, как отмечалось в прессе, информация исходила от советского источника.

В Великобритании с помощью материалов, полученных от Чернова, был арестован в 1972 году младший лейтенант ВВС Дэвид Бингем. Он был завербован офицером ГРУ Л. Т. Кузьминым в начале 1970 года и в течение двух лет передавал ему секретные документы, к которым имел доступ на военно-морской базе в Портсмуте. После ареста он был обвинен в шпионаже и приговорен к 21 году тюрьмы.

Наибольший урон от предательства Чернова понесла агентурная сеть ГРУ во Франции. В 1973 году ФБР передало сведения, касающиеся Франции, полученные от Чернова, Управлению по охране территории. В результате розыскных мероприятий, проведенных французской контрразведкой, была раскрыта значительная часть агентурной сети ГРУ. 15 марта 1977 года был арестован 54-летний Серж Фабиев, резидент агентурной группы, завербованный в 1963 году С. Кудрявцевым. Вместе с ним были задержаны 17-го, 20-го и 21-го марта Джованни Ферреро, Роже Лаваль и Марк Лефевр. Суд, состоявшийся в январе 1978 года, приговорил Фабиева к 20-ти годам тюрьмы, Лефевра - к 15-ти годам, Ферреро - к 8-ми годам. Лаваль, у которого во время следствия начались провалы в памяти, был помещен в психиатрическую лечебницу с диагнозом «слабоумие» и на суде не фигурировал. А в октябре 1977 года Управлением по охране территории был арестован другой агент ГРУ - Жорж Бофис, давний член ФКП, работавший на ГРУ с 1963 года. Учитывая его боевое прошлое и участие в движении Сопротивления, суд приговорил его к 8-ми годам тюремного заключения.

После 1972 года Чернов, по его словам, прекратил свои отношения с американцами. Но это и неудивительно, так как в это время он начал сильно пить и был выгнан за пьянку и за подозрение в утере секретного справочника, в котором содержались сведения обо всех нелегальных коммунистических лидерах, из ЦК КПСС. После этого Чернов запил «по-черному», попытался покончить с собой, но остался жив. В 1980 году, разругавшись с женой и детьми, он выехал в Сочи, где ему удалось взять себя в руки. Он уехал в Подмосковье и, поселившись в деревне, начал заниматься сельским хозяйством.

Но после ареста в 1986 году генерала Полякова Черновым заинтересовались в Следственном управлении КГБ. Дело в том, что на одном из допросов в 1987 году Поляков заявил:

«Во время встречи в 1980 году в Дели с сотрудником американской разведки мне стало известно, что Чернов передавал американцам тайнописи и другие материалы, к которым имел доступ по роду службы».

Впрочем, вполне может быть, что сведения о предательстве Чернова были получены от Эймса, завербованного весной 1985 года.

Так или иначе, но с этого времени Чернова стала проверять военная контрразведка, однако никаких доказательств его контактов с ЦРУ обнаружено не было. Поэтому никто из руководства КГБ не находил в себе смелости дать санкцию на его арест. И только в 1990 году заместитель начальника отдела Следственного управления КГБ В. С. Василенко настоял перед Главной военной прокуратурой на задержании Чернова.

На первом же допросе Чернов стал давать показания. Здесь скорее всего сыграло свою роль то обстоятельство, что он решил, что его предали американцы. Когда через несколько месяцев Чернов рассказал все, следователь В. В. Ренев, который вел его дело, попросил его представить вещественное доказательство содеянного. Вот что он сам вспоминает по этому поводу:

«Я заметил: дайте вещдок. Это вам зачтется на суде.

Подействовало. Чернов вспомнил, что у него был друг капитан 1-го ранга, переводчик, которому он подарил англо-русский словарь. Тот самый, что передали ему американцы. В этом словаре на определенной странице есть лист, который пропитан тайнописным веществом и является тайнописной копиркой. Адрес друга такой-то.

Я тотчас позвонил каперангу. Мы встретились. Я объяснил все обстоятельства, с нетерпением ждал ответа. Ведь скажи он, что сжег словарь, - и разговор закончен. Но офицер ответил честно, да, дарил. Дома или нет у меня этот словарь, не помню, надо посмотреть.

В квартире огромный стеллаж с книгами. Он достал один словарь - не подходит под описанный Черновым. Второй - именно он. С надписью „Подарок Чернова. 1977 г.“

На титульном листе словаря - две строчки. Если подсчитать буквы в них - определишь, на каком листе тайнописная копирка. Когда эксперты проверили ее, удивились: с таким веществом встретились впервые. И хотя тридцать лет прошло, копирка была полностью пригодна к применению».

По словам же самого Чернова, во время следствия у КГБ не было вещественных доказательств его вины, а произошло на самом деле следующее:

«Мне сказали: „Прошло много лет. Поделитесь своими секретами о деятельности американских спецслужб. Мол, сведения будут использованы для обучения молодых сотрудников. И за это до суда мы вас не доведем“. Вот я и выдумывал, фантазировал, что когда-то в книжках вычитал. Они же обрадовались, и взвалили на меня все провалы, которые были в ГРУ за последние 30 лет… Ничего ценного в переданных мною материалах не было. Документы были отсняты в обычной библиотеке. И вообще, если бы я захотел, то развалил бы ГРУ. Но я этого не сделал».

18 августа 1991 года дело Чернова было передано в суд. В судебном заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР Чернов признал себя виновным и дал подробные показания об обстоятельствах своей вербовки сотрудниками ФБР, характере выданных им сведений, способах сбора, хранения и передачи материалов разведывательного характера. О мотивах предательства он сказал так: преступление совершил из корыстных побуждений, вражды к государственному строю не испытывал. 11 сентября 1991 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Чернова Н. Д. к лишению свободы сроком на 8 лет. Но спустя 5 месяцев Указом президента России Б. Н. Ельцина Чернов, а также еще девять человек, осужденных в разное время по статье 64 УК - «Измена Родине», были помилованы. В результате Чернов фактически избежал наказания и спокойно вернулся домой в Москву.

Анатолий Николаевич Филатов родился в 1940 году в Саратовской области. Его родители вышил из крестьян, отец отличился в Великой Отечественной войне. После окончания школы Филатов поступил в сельскохозяйственный техникум, а затем непродолжительное время работал в совхозе зоотехником. Будучи призванным в армию, он начал быстро продвигаться по службе, закончил Военно-дипломатическую академию и направлен для прохождения службы в ГРУ. Хорошо зарекомендовав себя в первой командировке в Лаосе, Филатов, получивший к тому времени звание майора, в июне 1973 года был направлен в Алжир. В Алжире он работал под «крышей» переводчика посольства, в обязанности которого входили организация протокольных мероприятий, перевод официальной переписки, обработка местной прессы, закупка книг для посольства. Это прикрытие позволяло ему активно перемещаться по стране, не вызывая излишних подозрений.

В феврале 1974 года Филатов вступил в контакт с сотрудниками ЦРУ. Позднее, на следствии, Филатов покажет, что попал в «медовую ловушку». В связи с поломкой автомобиля он был вынужден передвигаться пешком. Вот как об этом рассказывал на суде сам Филатов:

«В конце января - начале февраля 1974 года я находился в городе Алжире, где искал в книжных магазинах литературу о стране по вопросам этнографии, быта и обычаев алжирцев. Когда я возвращался из магазина, то на одной из улиц города около меня остановилась машина. Приоткрылась дверца, и я увидел незнакомую молодую женщину, которая предложила подвести меня до места моего жительства. Я согласился. Мы разговорились, и она пригласила к себе домой, заявив, что у нее есть интересующая меня литература. Подъехали к ее дому, зашли в квартиру. Я выбрал интересующие меня две книги. Выпили по чашке кофе и я ушел.

Через три дня я пошел в магазин за продуктами и вновь встретил за рулем машины ту же молодую женщину. Мы поприветствовали друг друга, и она предложила заехать к ней еще за одной книгой. Женщину звали Нади. Ей 22–23 года. Она бойко говорила по-французски, но с небольшим акцентом.

Зайдя в квартиру, Нади поставила на стол кофе и бутылку коньяка. Включила музыку. Мы стали выпивать и разговаривать. Разговор окончился постелью».

Филатов был сфотографирован с Нади, и эти фотографии предъявил ему спустя несколько дней сотрудник ЦРУ, представившийся как Эдвард Кейн, первый секретарь специальной американской миссии службы защиты интересов США при посольстве Швейцарии в Алжире. По словам Филатова, он, опасаясь отзыва из командировки, поддался шантажу и согласился встречаться с Кейном. То, что американцы решили шантажировать Филатова с помощью женщины, неудивительно, так как он еще в Лаосе не отличался разборчивостью в отношениях с ними. Поэтому совершенно неправдоподобно и абсолютно бездоказательно выглядит версия начала контактов Филатова с ЦРУ, которую выдвинул Д. Баррон, автор книги «КГБ сегодня». Он пишет, что Филатов сам предложил ЦРУ свои услуги, прекрасно сознавая на какой риск он идет, но не видя, как по-другому можно навредить КПСС.

В Алжире Филатов, получивший псевдоним «Этьен», провел с Кейном более 20 встреч. Он передал ему информацию о работе посольства, о проводимых ГРУ операциях на территории Алжира и Франции, данные о военной технике и участии СССР в подготовке и обучению представителей ряда стран третьего мира методам ведения партизанской войны и диверсионной деятельности. В апреле 1976 года, когда стало известно, что Филатов должен возвратиться в Москву, его оператором стал другой сотрудник ЦРУ, вместе с которым он отработал безопасные способы связи на территории СССР. Для передачи сообщений Филатову два раза в неделю велись зашифрованные радиопередачи из Франкфурта на немецком языке. Было обусловлено, что боевые передачи будут начинаться с нечетной, а тренировочные - с четной цифры. В целях маскировки передавать радиопередачи начали заранее, до возвращения Филатова в Москву. Для обратной связи предполагалось использование писем-прикрытий, якобы написанных иностранцами. На крайний случай была предусмотрена личная встреча с оперативником ЦРУ в Москве в районе стадиона «Динамо».

В июле 1976 года перед отъездом в Москву Филатову передали шесть писем-прикрытий, копирку для тайнописи, блокнот с инструкциями, шифр-блокнот, прибор для настройки приемника и запасные элементы питания для него, шариковый карандаш для тайнописи, фотоаппарат «Минокс» и несколько запасных кассет для него, вставленных в прокладку стереофонических наушников. Кроме того, Филатову вручили 10000 алжирских динаров за работу в Алжире, 40 тысяч рублей и 24 золотые монеты царской чеканки достоинством 5 рублей каждая. Помимо этого, заранее оговоренная сумма в долларах ежемесячно перечислялась на счет Филатова в американском банке.

Вернувшись в августе 1976 года в Москву, Филатов начал работать в центральном аппарате ГРУ и продолжил активно передавать разведывательные материалы ЦРУ через тайники и с помощью писем. Сам он со времени приезда принял 18 радиосообщений из Франкфурта. Вот некоторые из них:

«Не ограничивайтесь сбором информации, которой располагаете по службе. Завоевывайте доверие близких знакомых и друзей. Посещайте их по месту работы. Приглашайте в гости домой и в рестораны, где путем целенаправленных вопросов выведывайте секретные сведения, к которым сами доступа не имеете…»

«Дорогой „Э“! Мы очень довольны вашей информацией и приносим вам за нее глубокую благодарность. Очень жаль, что вы пока не имеете доступа к секретным документам. Однако нас интересует не только то, на чем есть гриф „Секретно“. Сообщите подробности об учреждении, в котором теперь работаете. Кем, когда, с какой целью оно создано? Отделы, секции? Характер подчинения вверх, вниз?

Очень жаль, что вам не удалось воспользоваться зажигалкой: срок ее годности вышел. Избавьтесь от нее. Лучше всего забросьте ее в глубокое место реки, когда на вас никто не будет смотреть. Новую получите через тайник».

Не забывал Филатов и о себе, приобретя новую автомашину «Волга» и прогуливая по ресторанам 40 тысяч рублей, о которых не знала жена. Однако, как и в случае с Поповым и Пеньковским, ЦРУ не были до конца учтены возможности КГБ по слежке за иностранными и собственными гражданами. Тем временем, в начале 1977 года контрразведкой КГБ в результате наблюдения за работниками посольства США было установлено, что сотрудники резидентуры ЦРУ стали проводить тайниковые операции с агентом, находящимся в Москве.

В конце марта 1977 года Филатов принял радиограмму, в которой сообщалось, что вместо тайника «Дружба» для связи с ним будет использоваться другой, расположенный на Костомаровской набережной и называвшийся «Река». 24 июня 1977 года Филатов должен был получить через этот тайник контейнер, но его там не оказалось. Не было контейнера в тайнике и 26 июня. Тогда 28 июня Филатов, используя письмо-прикрытие сообщил сотрудникам ЦРУ о случившемся. В ответ на этот тревожный сигнал Филатовым через некоторое время был получен следующий ответ:

«Дорогой „Э“! Нам не удалось доставить у „Река“ 25 июня, так как за нашим человеком была слежка и ясно, что он даже не подходил к месту. Благодарим за „Лупакова“ письмо (письмо-прикрытие - авт.).

… Если вы использовали часть кассет для оперативной фотографии их все еще можно проявить. Сберегите их для вашей передачи нам у места „Клад“. Также в вашем пакете для „Клад“ просим сообщить нам, какое маскировочное устройство, не включая зажигалки, вы предпочитаете для мини-аппарата и кассет, которые возможно, мы захотим передать вам в будущем. Так как было с зажигалкой мы опять хотим, чтобы у вас было маскировочное устройство, которое скрывает ваш аппарат и в то же время действует правильно…

Новое расписание: по пятницам 24.00 на 7320 (41 м) и 4990 (60 м) и по воскресеньям в 22.00 на 7320 (41 м) и 5224 (57 м). Чтобы улучшить слышимость наших радиопередач очень советуем использовать находящиеся в этом пакете 300 рублей на покупку „Рига-103-2“ радио, которое мы тщательно проверяли и считаем, что оно хорошее.

… В этот пакет мы также включили маленькую пластмассовую таблицу преображения, при помощи которой вы сможете расшифровывать наши радиопередачи и зашифровывать вашу тайнопись. Просим осторожно обращаться с ней и хранить…

(Сердечный привет. Дж.»)

Между тем сотрудниками наружного наблюдения КГБ в результате слежки за работником московской резидентуры ЦРУ В. Крокетом, числившимся секретарем-архивистом, было установлено, что он использует тайники для связи с Филатовым. В результате было принято решение задержать его в момент закладки контейнера в тайник. Поздно вечером 2 сентября 1977 года во время проведения тайниковой операции на Костомаровской набережной были задержаны с поличным Крокет и его жена Бекки. Спустя несколько дней они были объявлены персонами «нон грата» и высланы из страны. Арест самого Филатова произошел несколько ранее.

Суд над Филатовым начался 10 июля 1978 года. Он обвинялся в совершении преступлений, предусмотренных ст.64 и ст.78 УК РСФСР (измена Родине и контрабанда). 14 июля Военная коллегия Верховного Суда СССР под председательством полковника юстиции М. А. Марова приговорила Филатова к расстрелу.

Однако приговор не был приведен в исполнение. После подачи Филатовым прошения о помиловании смертная казнь была заменена на 15 лет лишения свободы. Свой срок Филатов отбывал в исправительно-трудовом учреждении 389/35, более известном как лагерь «Пермь-35». В интервью французским журналистам, посетившим лагерь в июле 1989 года, он сказал: «Я сделал в жизни крупные ставки и проиграл. А теперь расплачиваюсь. Это вполне естественно». Выйдя на свободу, Филатов обратился в посольство США в России с просьбой компенсировать ему материальный ущерб и выплатить ту сумму в валюте, которая должна была якобы находиться на его счете в американском банке. Однако американцы сначала долго уклонялись от ответа, а потом сообщили Филатову, что право на компенсацию имеют только граждане США.

Владимир Богданович Резун родился в 1947 году в армейском гарнизоне под Владивостоком в семье военнослужащего, ветерана-фронтовика, прошедшего всю Великую Отечественную войну. В 11 лет он поступил в Калининское суворовское училище, а затем в Киевское общекомандное училище. Летом 1968 года получил назначение на должность командира танкового взвода в войска Прикарпатского военного округа. Часть, в которой он служил, вместе с другими войсками округа принимала участие в оккупации Чехословакии в августе 1968 года. После вывода войск из Чехословакии Резун продолжал служить в частях сначала Прикарпатского, а потом Приволжского военных округов на должности командира танковой роты.

Весной 1969 года старший лейтенант Резун становится офицером военной разведки во 2-м (разведывательном) управлении штаба Приволжского военного округа. Летом 1970 года как перспективный молодой офицер он был вызван в Москву для поступления в Военно-дипломатическую академию. Он успешно сдал экзамены и был зачислен на первый курс. Однако уже в начале обучения в академии Резун получил следующую характеристику:

«Недостаточно развиты волевые качества, небольшой жизненный опыт и опыт работы с людьми. Обратить внимание на выработку необходимых офицеру разведки качеств, в том числе силы воли, настойчивости, готовности пойти на разумный риск».

После окончания академии Резун был направлен в центральный аппарат ГРУ в Москве, где работал в 9-м (информационном) управлении. А в 1974 году капитан Резун был послан в первую зарубежную командировку в Женеву под прикрытием должности атташе представительства СССР при ООН в Женеве. Вместе с ним в Швейцарию приехала его жена Татьяна и дочь Наталья, родившаяся в 1972 году. В женевской резидентуре ГРУ работа Резуна в первое время вовсе не была столь успешной, как об этом можно судить по его книге «Аквариум». Вот какую характеристику дал ему резидент после первого года пребывания за границей:

«Весьма медленно осваивает методы разведывательной работы. Работает разбросанно и нецелеустремленно. Жизненный опыт и кругозор малы. Потребуется значительное время для преодоления этих недостатков».

Однако в дальнейшем по свидетельству бывшего заместителя резидента ГРУ в Женеве капитана 1-го ранга В. Калинина его дела пошли успешно. В результате он был повышен в дипломатическом ранге с атташе до третьего секретаря с соответствующим повышением оклада, и в порядке исключения срок его командировки был продлен еще на один год. Что же касается самого Резуна, то Калинин отзывается о нем так:

«В общении с товарищами, и в общественной жизни [он] производил впечатление архипатриота своей родины и вооруженных сил, готового грудью лечь на амбразуру, как это сделал в годы войны Александр Матросов. В партийной организации среди товарищей выделялся своей чрезмерной активностью в поддержке любых инициативных решений, за что получил прозвище Павлика Морозова, чем очень гордился. Служебные отношения складывались вполне благополучно… По окончании командировки Резун знал, что его использование планировалось в центральном аппарате ГРУ».

Таково было положение вещей до 10 июня 1978 года, когда Резун вместе с женой, дочерью и сыном Александром, родившимся в 1976 году, при неизвестных обстоятельствах исчез из Женевы. Сотрудники резидентуры, посетившие его квартиру, обнаружили там настоящий разгром, а соседи рассказали, что слышали ночью заглушенные крики и детский плач. При этом из квартиры не исчезли ценные вещи, включая большую коллекцию монет, собиранием которых увлекался Резун. Швейцарские власти были немедленно поставлены в известность об исчезновении советского дипломата и его семьи с одновременной просьбой принять все необходимые меры по поиску пропавших. Однако только через 17 дней, 27 июня политдепартамент Швейцарии сообщил советским представителям, что Резун вместе с семьей находится в Англии, где попросил политического убежища.

О причинах, заставивших Резуна совершить предательство, говорят по-разному. Сам он в многочисленных интервью утверждает, что его побег был вынужденным. Вот что, например, он сказал журналисту Илье Кечину в 1998 году:

«Ситуация с уходом сложилась следующая. Тогда у Брежнева было три советника: товарищи Александров, Цуканов и Блатов. Назывались они „помощники Генерального секретаря“. Что эти „шурики“ ему подносили на подпись, то он и подписывал. Брат одного из них - Александров Борис Михайлович - работал в нашей системе, получил звание генерал-майора, не выйдя не разу при этом за рубеж. Но для того, чтобы продвигаться дальше вверх по служебной лестнице, ему необходима была запись в личном деле о том, что он выходил за рубеж. Конечно, сразу же резидентом. Причем самой главной резидентуры. Но он никогда не работал ни на подхвате, ни в добывании, ни в обработке информации. Для успешного продолжения карьеры ему было достаточно побыть резидентом всего шесть месяцев, и в личном деле у него появилась бы запись: „Был женевским резидентом ГРУ“. Он бы вернулся в Москву, и на него посыпались бы новые звезды.

Все знали, что будет провал. Но кто мог возразить?

Наш резидент был мужик! На него можно было молиться. Перед своим отъездом в Москву он нас всех собрал… Всей резидентурой мы хорошо выпили и закусили, а в конце пьянки резидент сказал: „Ребята! Я ухожу. Я вам сочувствую, тому, кто будет работать на подхвате у нового резидента: ему принимать агентуру, бюджет. Не знаю, чем это закончится. Сочувствую, но помочь ничем не могу“.

И вот прошло три недели после приезда нового товарища - и ужасающий провал. Надо было кого-то подставить. Козлом отпущения оказался я. Понятно, что со временем наверху разобрались бы. Но в тот момент у меня выбора не было. Выход один - самоубийство. Но сделай я это, про меня бы потом сказали: „Ну и дурак! Не его ж вина!“ И я ушел».

В другом интервью Резун особо подчеркнул, что его бегство не связано с политическими причинами:

«Я никогда не говорил, что бегу по политическим мотивам. И политическим борцом себя не считаю. У меня была возможность рассмотреть в Женеве коммунистическую систему и ее лидеров с минимальной дистанции. Эту систему возненавидел быстро и глубоко. Но намерения уходить не было. В „Аквариуме“ так и пишу: наступили на хвост, поэтому и ухожу».

Правда, все вышесказанное мало согласуется с прозвищем Павлик Морозов и перспективами будущего служебного роста. Однако и заявления некого В. Картакова о том, что Резун бежал на Запад потому что его двоюродный брат воровал в одном из украинских музеев старинные монеты, представляющие историческую ценность, а он сбывал их в Женеве, о чем стало известно компетентным органам, выглядит, мягко говоря, неубедительно. Хотя бы потому, что В. Калинин, лично занимавшийся делом Резуна, утверждает, что относительно него «никаких сигналов по линии 3-го управления КГБ СССР (военная контрразведка) и управления „К“ КГБ СССР (контрразведка ПГУ) не поступало». Поэтому наиболее вероятной можно считать версию все того же В. Калинина:

«Как человек, хорошо знакомый со всеми обстоятельствами так называемого „Дела Резуна“ и лично его знавший, полагаю, что в его исчезновении замешаны английские спецслужбы… В пользу этого утверждения говорит один факт. Резун был знаком с английским журналистом, редактором военно-технического журнала в Женеве. К этому человеку был проявлен с нашей стороны оперативный интерес. Думаю, что встречную разработку вели английские спецслужбы. Анализ этих встреч незадолго до исчезновения Резуна показал, что в это поединке силы были неравными. Резун уступал по всем параметрам. Поэтому было принято решение запретить Резуну встречи с английским журналистом. События показали, что это решение было принято уже поздно, и дальнейшее развитие событий вышло из-под нашего контроля».

28 июня 1978 года английские газеты сообщили, что Резун вместе с семьей находится в Англии. Тотчас советское посольство в Лондоне получило указание потребовать от МИД Великобритании встречи с ним. Одновременно в английский МИД были переданы письма Резуну и его жене, написанные их родителями по просьбе сотрудников КГБ. Но ответа на них, как и встречи советских представителей с беглецами не последовало. Неудачей закончилась и попытка отца Резуна, Богдана Васильевича, в августе приехавшего в Лондон, встретиться с сыном. После этого все попытки добиться встречи с Резуном и его женой были прекращены.

После бегства Резуна в женевской резидентуре были приняты экстренные меры по локализации провала. В результате этих вынужденных мер более десяти человек были отозваны в СССР, а все оперативные связи резидентуры законсервированы. Ущерб, нанесенный ГРУ Резуном, был значительный, хотя его конечно нельзя сравнить с тем, что нанес советской военной разведке, например, генерал-майор ГРУ Поляков. Поэтому в СССР Резуна заочно судила Военная коллегия Верховного суда и приговорила к смертной казни за измену Родине.

В отличие от многих других перебежчиков Резун неоднократно писал отцу, но его письма до адресата не доходили. Первое письмо, которое получил Резун-старший, пришло к нему в 1990 году. Точнее, это было не письмо, а скорее записка: «Мама, папа, если живы отзовитесь», и лондонский адрес. А первая встреча сына с родителями произошла в 1993 году, когда Резун обратился к властям уже независимой Украины с просьбой позволить родителям навестить его в Лондоне. По словам отца его внуки - Наташа и Саша - уже студенты, а сам «Володя как всегда работает по 16–17 часов в сутки. Ему помогает жена Таня, которая ведет его картотеку и переписку».

Оказавшись в Англии, Резун занялся литературной деятельностью, выступая как писатель Виктор Суворов. Первыми книгами, вышедшими из-под его пера, были «Советская военная разведка», «Спецназ», «Рассказы освободителя». Но главным, по его словам, произведением стал «Ледокол», книга, посвященная доказательству того, что вторую мировую войну начал Советский Союз. По словам Резуна, впервые мысль об этом пришла к нему осенью 1968 года, перед началом ввода советских войск в Чехословакию. С тех пор он методично собирал всевозможные материалы о начальном периоде войны. Его библиотека военных книг к 1974 году насчитывала несколько тысяч экземпляров. Оказавшись в Англии, он вновь начал собирать книги и архивные материалы, в результате чего весной 1989 года появилась книга «Ледокол. Кто начал вторую мировую войну?» Вышедшая сначала в ФРГ, а потом в Англии, Франции, Канаде, Италии и Японии, она моментально стала бестселлером и вызвала крайне противоречивые отзывы в прессе и у специалистов-историков. Впрочем, освещение дискуссии относительно того, прав или не прав писатель Суворов, не входит в задачу этого очерка. Тому, кого этот вопрос интересует, можно порекомендовать сборник «Другая война. 1939–1945», вышедший в Москве в 1996 году под редакцией академика Ю. Афанасьева.

На русском языке «Ледокол» впервые вышел в 1993 году в Москве, в 1994 году то же издательство выпустило продолжение «Ледокола» «День-М», а в 1996 году третью книгу - «Последняя Республика». В России эти книги также вызвали большой резонанс, и в начале 1994 года на «Мосфильме» даже начали снимать художественно-документально-публицистический фильм по «Ледоколу». Кроме вышеуказанных, Суворов-Резун автор книг «Аквариум», «Выбор», «Контроль», «Очищение».

Геннадий Александрович Сметанин родился в городе Чистополе в рабочей семье, где был восьмым ребенком. После восьмого класса он поступил в Казанское суворовское училище, а потом в Киевское высшее общевойсковое командное училище. Прослужив некоторое время в войсках, он был направлен в Военно-дипломатическую академию, где изучил французский и португальский языки, после чего получил назначение в ГРУ. В августе 1982 года он был командирован в Португалию в лиссабонскую резидентуру ГРУ под прикрытием должности сотрудника аппарата военного атташе.

Все сослуживцы Сметанина отмечали его крайний эгоизм, карьеризм и страсть к наживе. Все это вместе взятое и толкнуло его на путь предательства. В конце 1983 году он сам пришел в резидентуру ЦРУ и предложил свои услуги, потребовав за это миллион долларов. Изумленные его жадностью американцы решительно отказались платить такие деньги, и он умерил свой аппетит до 360 тысяч долларов, заявив, что именно такую сумму растратил из казенных денег. Впрочем, и это утверждение Сметанина вызвало подозрение у сотрудников ЦРУ. Однако деньги ему заплатили, не забыв взять с него расписку следующего содержания:

«Я, Сметанин Геннадий Александрович, получил от американского правительства 365 тысяч долларов, в чем и расписываюсь и обещаю ему помогать».

При вербовке Сметанина испытали на детекторе лжи. Он это испытание «достойно» выдержал, и был включен в агентурную сеть ЦРУ под псевдонимом «Миллион». Всего с января 1984 по август 1985 года Сметанин провел 30 встреч с сотрудниками ЦРУ, на которых передавал им разведывательную информацию и ксерокопии секретных документов, к которым имел доступ. Более того, с помощью Сметанина американцы 4 марта 1984 года завербовали его жену Светлану, которая по заданию ЦРУ устроилась секретарем-машинисткой в посольстве, что позволило ей получить доступ к секретным документам.

О предательстве Сметанина в Москве узнали летом 1985 года от О. Эймса. Однако и до этого в отношении Сметанина возникли некоторые подозрения. Дело в том, что во время одного из приемов в советском посольстве его жена появилась в нарядах и драгоценностях, явно не соответствующих официальным доходам мужа. Но в Москве решили не торопить события, тем более, что в августе Сметанин должен был вернуться в Москву в отпуск.

6 августа 1985 года Сметанин встретился в Лиссабоне со своим оператором из ЦРУ и сообщил, что уезжает в отпуск, но вернется в Португалию задолго до очередной встречи, назначенной на 4 октября. Приехав в Москву, он вместе с женой и дочерью отправился в Казань, где проживала его мать. Вслед за ним отправилась и оперативная группа КГБ, образованная из сотрудников 3-го (военная контрразведка) и 7-го (наружное наблюдение) управлений, в состав которой были включены бойцы группы «А», задачей которых было произвести задержание предателя.

Приехав в Казань и побывав у матери, Сметанин вместе с семьей неожиданно исчез. Вот что говорит об этом командир одного из подразделений группы «А», работавшего по этому делу:

«Можно себе представить, какое, интеллигентно говоря, оцепенение охватило всех, кто был „завязан“ на этого человека.

Несколько дней мы, что называется, рыли землю, „перепахивая“ Казань во всех мыслимых и немыслимых направлениях, изматываясь сами и до седьмого пота загоняя местных сотрудников. Я до сих пор могу водить по Казани тематические экскурсии. Например, такую: „Казанские проходные дворы и подъезды“. И еще несколько в том же роде».

Одновременно отслеживались и все подозрительные лица, заказавшие на 20–28 августа авиа - или железнодорожные билеты. В результате было установлено, что некто взял три билета на 25 августа на поезд № 27 Казань-Москва от станции Юдино. Так как в Юдино проживали родственники Сметанина, было решено, что билеты были приобретены для него. И действительно, пассажирами оказались Сметанин, его жена и дочь-школьница. Больше рисковать никто не захотел, и был отдан приказ об аресте Сметанина и его жены. Сотрудник КГБ Татарской АССР полковник Ю. И. Шимановский, участвовавший в поимке Сметанина, рассказывает о его аресте следующее:

«Внезапно из наблюдаемого купе вышел объект и направился в сторону дальнего от меня туалета. Через несколько секунд за ним вышел наш сотрудник. В коридоре никого не было. Все двери в купе были закрыты. Все прошло настолько быстро, что я только увидел, как наш оперативник, тот что шел следом, обхватил Сметанина сзади профессиональным приемом, приподнял, второй, что был на своем посту, подхватил за ноги и практически бегом, они донесли его до купе отдыха проводников. Женщина и мужчина (сотрудники группы „А“ - авторы) быстро вышли из этого купе и направились туда, где находилась жена Сметанина и его дочь. Все это произошло практически без звука».

После задержания Сметанину и его жене предъявили постановление об аресте, после чего был произведен обыск их личных вещей и багажа. В ходе обыска в портфеле Сметанина был обнаружен футляр с очками, в котором оказалась инструкция по связи с ЦРУ и шифроблокнот. Кроме того, в дужке очков была спрятана ампула с ядом мгновенного действия. А при обыске жены Сметанина в прокладке кожаного ремешка было обнаружено 44 бриллианта.

В ходе следствия вина Сметанина и его жены была полностью доказана и дело было передано в суд. На суде Сметанин заявил, что к советскому общественному и государственному строю вражды не испытывал, а на измену Родине пошел на почве недовольства оценкой его как разведчика. 1 июля 1986 года Военная коллегия Верховного суда СССР признала Сметаниных виновными в измене Родине в форме шпионажа. Геннадий Сметанин был приговорен к расстрелу с конфискацией имущества, а Светлана Сметанина - к 5 годам лишения свободы.

Вячеслав Максимович Баранов родился в 1949 году в Белоруссии. После окончания 8-ми классов школы он выбрал военную карьеру и поступил в суворовское училище, а затем - в Черниговское высшее военное летное училище. Получив офицерские погоны, он несколько лет прослужил в войсках. В это время он, стремясь сделать карьеру, много читал, выучил английский язык и даже стал секретарем партийной организации эскадрильи. Поэтому когда в авиационный полк, в котором служил Баранов, пришла разнарядка на кандидата для поступления в Военно-дипломатическую академию, командование остановилось именно на нем.

Во время учебы в академии Баранов успешно прошел все курсы, но в 1979 году, перед самым выпуском, допустил серьезный проступок, грубо нарушив режим секретности. В результате, хотя он и был направлен для дальнейшего прохождения службы в ГРУ, но целых пять лет являлся «невыездным». И только в июне 1985 года, когда началась так называемая перестройка и повсюду стали говорить о «новом мышлении», Баранов выехал в первую зарубежную командировку в Бангладеш, где работал в Дакке под «крышей» руководителя группы технических специалистов.

Осенью 1989 года, в конце четырехгодичной командировки к Баранову стал «подбирать ключи» оперативник ЦРУ в Дакке Брэд Ли Брэдфорд. Однажды после волейбольного матча между «околопосольскими» сборными СССР и США он пригласил Баранова на обед в свою виллу. Баранов это предложение отклонил, но и не доложил о нем своему начальству. Через несколько дней Брэдфорд повторил свое приглашение, и на этот раз Баранов пообещал подумать.

24 октября 1989 года Баранов позвонил Брэдфорду из ресторана «Лин Чин» и договорился о встрече на следующий день. Во время беседы Брэдфорд поинтересовался материальным положением советских зарубежных работников во время перестройки, на что Баранов ответил, что оно сносное, но добавил, что никто не против заработать побольше. При этом он пожаловался на тесноту своей московской квартиры и болезнь дочери. Разумеется, Брэдфорд намекнул Баранову, что все это можно исправить, и предложил встретиться еще раз.

Вторая встреча Баранова и Брэдфорда состоялась через три дня, 27 октября. Идя на нее, Баранов полностью отдавал себе отчет в том, что его пытаются завербовать. Но в СССР полном ходом шла перестройка, и он решил подстраховаться на будущее, некоторое время поработав на двух хозяев. Поэтому разговор между Брэдфордом и Барановым шел совершенно конкретный. Баранов согласился работать на ЦРУ, поставив условием свой вывоз вместе с семьей из СССР в США. Вот какие показания о второй встрече дал Баранов на следствии:

«На второй встрече с Брэдфордом в Дакке я поинтересовался, что ждет меня на Западе. Брэдфорд ответил, что после достаточно длительной и кропотливой работы со мной (имея в виду, разумеется, опрос) мне со всей семьей будет предоставлен вид на жительство, оказана помощь в устройстве на работу, подыскании жилья в выбранном районе США, изменении внешности, если это потребуется.

Я спросил: „Что будет, если я откажусь от опроса?“ Брэдфорд, до этого старавшийся говорить мягко и доброжелательно, довольно резко и сухо ответил, сказав следующее: „Никто вас принуждать не будет. Но в этом случае наша помощь ограничится предоставлением вам и вашей семье статуса беженцев в США или в одной из стран Европы. В остальном вы будете предоставлены сами себе“».

Окончательно вербовка Баранова произошла во время третьей встречи, состоявшейся 3 ноября 1989 года. На ней присутствовал резидент ЦРУ в Дакке В. Крокет, в свое время бывший оператором другого предателя из ГРУ - А. Филатова - и в 1977 году высланный из Москвы за действия, несовместимые со статусом дипломата. Во время встречи были оговорены условия, на которых Баранов согласился работать на американцев - 25 тысяч долларов за согласие незамедлительно, по 2 тысяче долларов ежемесячно при активной работе и по 1 тысяче долларов - при вынужденном простое. Кроме того, американцы обязались вывести его вместе с семьей из СССР в случае необходимости. Правда, на руки Баранов получил только 2 тысячи долларов.

С этого момента новый агент ЦРУ, получивший псевдоним «Тони», начал отрабатывать свои деньги и первым делом рассказал Крокету и Брэдфроду о структуре, составе и руководстве ГРУ, зоне ответственности оперативных управлений, составе и задачах резидентур ГРУ и ПГУ КГБ в Дакке, используемых советскими разведчиками должностях прикрытия. Кроме того, он поведал о размещении помещений резидентур ГРУ и КГБ в здании советского посольства в Дакке, порядке обеспечения их безопасности и о последствиях вербовочного подхода американцев к одному из сотрудников резидентуры ПГУ КГБ в Бангладеш. На этой же встрече были оговорены условия связи Баранова с сотрудниками ЦРУ в Москве.

Через несколько дней после вербовки Баранов возвратился в Москву. Отгуляв положенный ему отпуск, он приступил к работе на новом месте - под «крышей» одного из подразделений Министерства внешней торговли. А 15 июне 1990 года он дал сигнал американцам о готовности начать активную работу: в телефонной будке около станции метро «Кировская» он нацарапал на телефоне заранее оговоренный несуществующий номер - 345-51-15. После этого он трижды выходил в условленные дни на оговоренное с Крокетом место встречи со своим московским оператором, но безрезультатно. И только 11 июля 1990 года состоялась встреча Баранова с заместителем резидента ЦРУ в Москве Майклом Саликом, произошедшая на железнодорожной платформе «Маленковская». Во время этой встречи Баранову в двух пакетах были переданы инструкции по поддержанию связи, оперативное задание, касающееся сбора данных о находящихся в распоряжении ГРУ бактериологических препаратах, вирусах и микробах, и 2 тысячи рублей для покупки радиоприемника.

Баранов старательно выполнял все задания, но иногда его преследовало форменное невезение. Так, один раз после закладки им в тайник контейнера с разведдаными строительные рабочие заасфальтировали место закладки и его работа пошла прахом. Более того, американцы по-прежнему не выходили с ним на связь, но передали по радио целых 26 раз сообщение. В нем говорилось, что сигнал «Павлин», означающий готовность Баранова к личной встрече, ими зафиксирован, но провести ее они не в состоянии из-за состоявшегося 28 марта 1991 года пожара в здании посольства США в Москве.

Следующая и последняя встреча Баранова с сотрудником ЦРУ состоялась в апреле 1991 года. На ней ему рекомендовали по возможности больше не пользоваться тайниками, принимать инструкции по радио и выплатили 1250 рублей на ремонт личного автомобиля «Жигули», который он разбил в аварии. После этой встречи Баранов понял, что его надежды на бегство из СССР при помощи ЦРУ несбыточны. Вот что он говорил об этом во время следствия:

«Ни условия, ни способы и сроки возможного вывоза меня и семьи из СССР с американцами не обсуждались и до меня ими не доводились. На мой вопрос о возможной схеме вывоза в обоих случаях и в Дакке, и в Москве следовали заверения общего характера. Скажем, что мероприятие такого рода очень сложно и требует определенного времени и усилий для подготовки. Мол, такая схема будет доведена до меня позже… Довольно скоро у меня возникли серьезные сомнения в том, что такая схема когда-нибудь будет мне сообщена, а теперь… мои сомнения превратились в уверенность».

К концу лета 1992 года у Баранова не выдержали нервы. Посчитав, что на счете в австрийском банке у него должно находиться около 60 тысяч долларов, Баранов решает нелегально покинуть страну. Взяв на работе 10 августа три дня отгула, он купил билет на авиарейс Москва-Вена, предварительно оформив себе через знакомого за 150 долларов фальшивый заграничный паспорт. Но 11 августа 1992 года при прохождении пограничного контроля в «Шереметьево-2» Баранов был арестован, и на первом же допросе в военной контрразведке полностью признал свою вину.

Существует несколько версий того, как контрразведка вышла на Баранова. Первая была предложена контрразведкой и сводилась к тому, что Баранова вычислили в результате слежки за сотрудниками ЦРУ в Москве. Согласно этой версии сотрудники наружного наблюдения в июне 1990 года обратили внимание на интерес оперативников ЦРУ в Москве к телефонной будке у станции метро «Кировская» и на всякий случай взяли ее под контроль. Через некоторое время в будке был зафиксирован Баранов, совершавший действия, весьма похожие на постановку условного сигнала. Спустя некоторое время Баранов вновь появился у той же будки, после чего его взяли в оперативную разработку и в момент попытки незаконного выезда из страны задержали. По второй версии Баранов попал в поле зрения контрразведки после того, как продал свои «Жигули» за 2500 дойчмарок, что в 1991 году попадало под ст.88 УК РСФСР. Следующая версия сводится к тому, что пограничники, убедившись, что загранпаспорт Баранова поддельный, задержали нарушителя, а тот на допросе в контрразведке просто струсил и раскололся. Но наибольшего внимание заслуживает четвертая, самая простая версия: Баранова сдал все тот же О. Эймс.

После ареста Баранова началось долгое и скрупулезное следствие, во время которого он всячески старался принизить нанесенный им ущерб. Так, он настойчиво убеждал следователей, что все сведения, переданные им ЦРУ, являются «секретами Полишинеля», поскольку давно известны американцам от других перебежчиков, в том числе от Д. Полякова, В. Резуна, Г. Сметанина и других. Однако следователи с ним не согласились. По словам начальника пресс-службы ФСБ А. Михайлова в ходе следствия было установлено, что «Баранов сдавал разведывательную сеть родного ГРУ на территории других стран», «сдал достаточно много людей, в основном связанных с ГРУ, а также агентов», «серьезно подорвал работу своего ведомства». Из-за деятельности Баранова были исключены из действующей агентурной сети многие агенты и свернута работа с доверенными лицами, изучаемыми и разрабатываемыми, с которыми он поддерживал контакты. Кроме того, была ограничена оперативная работа известных ему офицеров ГРУ, «расшифрованных» с его помощью американцами.

В декабре 1993 года Баранов предстал перед Военной коллегий Суда Российской Федерации. Как было установлено судом, часть сведений, переданных Барановым ЦРУ, уже была ему известна и, что было подчеркнуто особо в приговоре, действия Баранова не повлекли за собой провала известных ему лиц. Учитывая эти обстоятельства, суд под председательством генерал-майора юстиции В. Яськина 19 декабря 1993 года вынес Баранову крайне мягкий приговор, назначив ему наказание ниже допустимого предела: шесть лет колонии строгого режима с конфискацией изъятой у него валюты и половины принадлежащего ему имущества. Кроме того полковник Баранов не был лишен своего воинского звания. Определенный ему судом срок Баранов отбывал в лагере «Пермь-35».

Начало этой истории следует искать в 1992 году, когда решением и.о. премьер-министра России Е. Гайдара и министра обороны П. Грачева Центру космической разведки ГРУ было разрешено в целях заработка валюты продавать слайды, сделанные с фильмов, отснятых советскими спутниками-шпионами. Высокое качество этих снимков было широко известно за рубежом и поэтому цена за один слайд могла достигать 2 тысяч долларов. Одним из тех, кто занимался коммерческой продажей слайдов, был начальник отдела Центра космической разведки полковник Александр Волков. Волков, прослуживший в ГРУ более 20 лет, не занимался оперативной работой. Но в области разведывательной космической техники считался одним из ведущих специалистов. Так, одних патентов на изобретения в этой сфере у него было более двадцати.

Среди тех, кому Волков продавал слайды, был кадровый сотрудник израильской разведки МОССАД в Москве, занимавшийся координацией деятельности российских и израильских спецслужб по борьбе с терроризмом и торговлей наркотиками Рувен Динель, официально считавшийся советником посольства. Встречался Волков с Динелем регулярно, каждый раз получая от руководства санкцию на встречу. Израильтянин покупал у Волкова разрешенные к продаже несекретные слайды снимков территории Ирака, Ирана, Сирии, Израиля, а тот вносил полученные деньги в кассу Центра.

В 1993 году Волков уволился из ГРУ и стал одним из учредителей и заместителем директора коммерческой ассоциации «Совинформспутник», которая и до сих пор является официальным и единственным посредником ГРУ в торговле коммерческими снимками. Однако контактов с Динелем Волков не прервал. Более того, в 1994 году при помощи бывшего старшего помощника начальника отдела Центра космической разведки Геннадия Спорышева, к тому времени также уволившегося из ГРУ, он продал Динелю 7 секретных снимков с изображением городов Израиля, в том числе Тель-Авива, Бэер-Шевы, Реховота, Хайфы и других. Позднее Волков и Спорышев подключили к своему бизнесу другого действующего сотрудника Центра - подполковника Владимира Ткаченко, который имел доступ к секретной фильмотеке. Тот передал Волкову 202 секретных слайда, из которых 172 тот продал Динелю. Израильтяне в долгу не остались, и передали Волкову за проданные слайды более 300 тысяч долларов. Тот не забыл расплатиться со своими партнерами, вручив Спорышеву 1600, а Ткаченко - 32 тысячи долларов.

Однако в 1995 году деятельность Волкова и его партнеров привлекла к себе внимание военной контрразведки ФСБ. В сентябре телефон Волкова был поставлен на прослушивание, а 13 декабря 1995 года на станции метро «Белорусская» Волков был задержан сотрудниками ФСБ в тот момент, когда передавал Динелю очередные 10 секретных слайдов территории Сирии.

Так как Динель обладал дипломатической неприкосновенностью, то его объявили персоной «нон грата», и через два дня он покинул Москву. Тогда же был арестован Ткаченко и еще три офицера Центра космической разведки, которые делали слайды. Спорышев, попытавшийся было скрыться, был арестован несколько позднее.

Против всех задержанных было возбуждено уголовное дело по факту измены Родине. Однако доказать вину Волкова и трех офицеров, помогавших делать слайды, следствию не удалось. Все они утверждали, что не знали о секретности снимков. Найденные при обыске дома Волкова 345 тысяч долларов он по требованию следователя внес на счет государственной фирмы «Металл-бизнес», являющейся центром переподготовки офицеров, учрежденной Министерством обороны и заводом «Серп и молот». А по поводу продажи снимков Израилю заявил: «Израиль - наш стратегический партнер, а Саддам - просто террорист. Я считал своим долгом помочь его противникам». В результате он и три других офицера пошли по данному делу свидетелями.

Что касается Спорышева, то он сразу же во всем признался, оказал посильную помощь следствию. Учитывая, что он передал МОССАД слайды территории Израиля и тем самым особого урона безопасности страны не нанес, суд Московского военного округа приговорил Спорышева за разглашение государственной тайны (статья 283 УК РФ) к 2 годам условно.

Меньше всех повезло Ткаченко. Его обвинили в продаже МОССАД 202 секретных снимков. На следствии он полностью признал свою вину, но на суде, начавшемся в марте 1998 года, от своих показаний отказался, заявив: «Следователи меня обманули. Они сказали, что им просто надо вытурить из страны Динеля, а я должен помочь. Я и помог». Суд над Ткаченко длился две недели и 20 марта был объявлен приговор - три года лишения свободы.

Так закончилась эта довольно необычная история. Необычность ее совсем не в том, что три офицера спецслужбы зарабатывали деньги на государственных секретах, а в странном их наказании - одни были осуждены, а другие проходили по этому же делу свидетелями. Недаром адвокаты Ткаченко после вынесения ему приговора заявили, что дело их подзащитного шито белыми нитками и что «у ФСБ, скорее всего, была цель прикрыть своего человека, который сливал МОССАД дезинформацию».

Таковы типичные истории предательства, совершенного сотрудниками ГРУ в 1950–1990 годы. Как видно из приведенных примеров, только Д. Поляков с большой натяжкой может считаться «борцом с тоталитарным коммунистическим режимом». Все остальные ступили на этот скользкий путь по причинам, весьма далеким от идеологических, как то: жадность, трусость, неудовлетворенность занимаемым положением и т. д. Впрочем, это не удивительно, так как в разведке служат люди, а они, как известно, бывают разные. И поэтому остается только надеяться на то, что людей, подобных тем, о которых только что велся рассказ, в российской военной разведке не будет.

Примечания:

Цит. по: Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М., 1992. С. 390.

Нелегальный резидент возглавляет сеть агентов и имеет свои собственные каналы связи с Москвой, автономные от системы связи, используемой офицерами резидентур, действующих под прикрытием советского посольства или других официальных представительств, таких, как, например, советская миссия в ООН.

Советский «бриллиант» ЦРУ…

Советский «бриллиант» ЦРУ…

Сам Чернов уверен в том, что на него агентам ФБР указал Поляков, работавший в то время заместителем резидента ГРУ в Нью-Йорке. Он говорил, что агенты ФБР показали ему три фотоснимка, сделанных, по-видимому, миниатюрным фотоаппаратом, на которых были изображены коридоры резидентур ГРУ и КГБ, а также референтуры советского представительства при ООН в Нью-Йорке. На фотографиях возле каждого кабинета были начерчены стрелочки с указанием фамилий сотрудников, в том числе и самого Чернова.

Климов В. «По дешевке продается тот, кто и родную мать заложит за поллитра». Российская газета, 18 апреля 1996.

Эрли П. Признание шпиона. М., 1998.

Зайцев В. Захват. Служба безопасности, № 2, 1993.

Степенин М. Офицеры ГРУ продавали «Моссад» государственные секреты. Коммерсант-Daily, 21 марта 1998.