Рубен ибаррури герой. Русский испанец

Банда «Чёрная кошка» - пожалуй, самое известное преступное объединение на постсоветском пространстве.

О борьбе сотрудников МУРа с «Черной кошкой», терроризировавшей столицу после войны, братья Вайнеры написали замечательный роман «Эра милосердия», а режиссер Говорухин снял культовый фильм «Место встречи изменить нельзя». Однако реальность сильно отличается от художественного вымысла. В «банде Горбатого» горбатых не было, зато были идеальные граждане передового советского общества…

«Кошачье» изобилие послевоенного периода

Кровавый «дебют»

Ресторан «Голубой Дунай».

Бессилие Никиты Хрущёва

Звонок

Роковая бочка пива

«Идеологически неправильные» преступники

Не капли романтики

Армия Испанской Республики

( -):

13-й полк LXII корпуса (Испания)
1-я Московская Пролетарская дивизия (СССР, с 1939)

• пулемётный взвод 175-го стрелкового полка 1-й Московской Пролетарской дивизии (до июля 1941)
• пулемётная рота учебного батальона 100-го гвардейского полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии

Рубе́н Руи́с-Иба́ррури (исп. Rubén Ruiz Ibárruri ; 9 января (19200109 ) - 4 сентября ) - Герой Советского Союза , командир пулемётной роты , капитан .

Биография

Рубен Руис-Ибаррури родился 9 января 1920 года в Испании в семье будущего лидера Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури и шахтёра-социалиста, одного из основателей КПИ, Хулиана Руиса. Баск по происхождению. В 1935 году после ареста матери выехал вместе с другими детьми в СССР . Поступил учеником в ПУ №1 (в настоящее время Колледж №31) при Московском автозаводе ЗИЛ. В СССР жил и воспитывался в семье старых большевиков О. Б. и П. Н. Лепешинских , положив начало долгой семейной традиции брать на воспитание детей, оказавшихся без родителей. С началом Гражданской войны в Испании Рубен отправился воевать в составе испанских интернациональных бригад . По окончании войны вернулся в СССР.

В Великой Отечественной войне

Звание Героя Советского Союза ему было присвоено указом Президиума Верховного Союза СССР 22 августа 1956 года .

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза (26 августа 1956 года).

Память

• Памятник на могиле Р. Ибаррури, Х. Ф. Фаттяхутдинова и В. Г. Каменщикова на площади Павших борцов в Волгограде (архитектор Ефим Левитан).
• Памятник Р. Ибаррури в городе Михайловка Волгоградской области расположен во дворе школы № 7.
• Улица Рубена Ибаррури в городе Борисове Минской области.
• Улица Рубена Ибаррури в городе Донецке .
• Улица Рубена Ибаррури в городе Липецке .
• Малая планета Ибаррури (2423 Ibarruri).
• Художественный фильм «Сталинград », режиссёр Юрий Озеров . Роль Рубена Ибаррури исполнил Фернандо Альенде - американский актёр, уроженец Мексики .
• Роман «Повесть о Рубене» Петра Северова.
• В в экспозиции, касающейся Сталинградской битвы, хранится пилотка Героя Советского Союза Рубена Ибаррури.

Напишите отзыв о статье "Руис Ибаррури, Рубен"

Ссылки

. Сайт «Герои Страны ».

• .

Примечания

Отрывок, характеризующий Руис Ибаррури, Рубен

– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.

Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.

Встреча в Испании

Перед отъездом (из Испании) еще раз зашел к Листеру, Пока сидел у него, в комнату вбежал высокий паренек в военной форме. Черный как цыган, с ослепительной улыбкой и веселыми глазами. Всматриваясь в черты его лица, я заметил что-то знакомое, ранее виденное, но где? Парня я никогда не встречал, это я знал точно. Но у кого-то уже были такие же глаза, улыбка-Паренек едва успел закрыть за собой дверь, как сразу бросился в объятия Листера. Они долго обнимались, хлопали друг друга по спинам, пожимали друг другу руки, и со стороны казалось, что встретились отец с сыном. Но у Листера не было детей.

(Э. Листер - Командир знаменитого "Пятого коммунистического полка" республиканской Испании)

— Павлито, — сияющее лицо Листера обернулось в мою сторону. — Это сын нашей Пасионарии, — кивнул Листер на пришельца, — капрал Рубен Руис Ибаррури.

Так вот почему этот юноша показался мне знакомым! Он был очень похож на свою мать. Мы крепко пожали друг другу руки. Веселый и общительный, он без умолку говорил. Его юношеский задор захватил и меня и Листера. Хотелось так же смеяться, так же размахивать руками и так же убежденно рассказывать, как это делал Рубен.

Ординарец принес вино, бутерброды, лимонад, апельсины, и Листер пригласил нас выпить по рюмке. За мой отъезд, как он выразился, и за нашу встречу.

Я сказал Рубену, что восхищен его боевыми делами: в семнадцать лет быть капралом и иметь богатый опыт борьбы и командования — не каждому дается. Он смутился только на минуту и с той же непринужденностью, которая проскальзывала в любом его действии, ответил:

— Вы сказали о моей молодости. Очевидно, вы считаете, что мне еще рано воевать? Как мог я не быть среди бойцов за свободу? Моя кровь, моя жизнь принадлежат моему народу, моей Испании.

— Не удивляйся, Павлито, уже в тринадцать лет, когда Рубен с матерью приехал в Мадрид, он продавал подпольную партийную газету на улицах города и в рабочих кварталах, обманывая полицию, охотившуюся за газетой.

Он мельком взглянул на Рубена.

— С детских лет, — продолжал Листер, — он участвовал в демонстрациях. Вместе со старшими товарищами на могиле рабочих, убитых полицией, он клялся мстить душителям свободы. И вот ты видишь перед собой сержанта Ибаррури, сознательного борца за республику.

Он снова взглянул на Рубена.

— Выше голову, мой мальчик! — и хлопнул его по плечу. — Не стесняйся, старина. Побольше бы таких орлов, лак ты, как наш Павлито, и коричневая чума задохнется в бессильной злобе. Вы знаете, ребята, что делает скорпион, когда чувствует опасность? Он убивает себя своим же ядом. Так будет и с коричневой чумой, если все народы и их правительства встанут на ее пути. Но для этого нужны хорошие, боевые парни, много таких парней, как вы, друзья.

Он на минуту замолк и подошел к моему стулу.

— Вот почему, Павлито, мне искренне жаль расставаться с тобой, — в его словах была теплота и грусть, которые до глубины души тронули меня. — За несколько месяцев, что ты был у нас, мы здорово полюбили русских, камарада...

— Как? — удивился Рубен. — Вы уезжаете?... В такое время... — Его сердитый взгляд останавливался то на мне, то на Листере. — Да ведь это...

— Нет, это не то, о чем ты подумал, мой мальчик, — перебил его Листер. — Это приказ командования.

— Приказ... — медленно произнес Рубен. — Простите, Павлито! — Ваш Суворов, — Рубен тронул меня за руку, — правильно сказал: «Не научившись повиноваться — не научишься повелевать». Это я запомнил еще с того времени, когда был у вас, в Союзе. На всю жизнь!... Я вам желаю всего хорошего.

— Благодарю вас.

Листер и Рубен провожали меня до вестибюля.

— Вам надо учиться, Рубен, — сказал я ему на прощанье, — обязательно учиться. Получив военные знания, вы станете сильнее во сто крат. — Мы крепко пожали друг Другу руки. — Надеюсь встретить вас прославленным командиром, Рубен.

Встреча в Москве

В 1940 году по долгу службы мне пришлось побывать в училище имени Верховного Совета РСФСР, которое я окончил в 1932 году. Захожу в Комнату славы. На стенде первых выпускников училища увидел себя. Мы были сфотографированы в 1930 году вместе с командиром и начальником училища на фоне кремлевской стены. Потом зашел в один из классов, где курсанты изучали станковый пулемет «максим».

Я слушал ответы курсантов. Мне и самому не терпелось подключиться к занятиям: хотелось взять в руки пулемет, который долгое время был для меня верным другом в Испании. На столе лежал разобранный замок пулемета. И тут я не выдержал. Собрал его, спустил курок.

— А кто может собрать «максим» с закрытыми глазами? — спросил я курсантов.

Наступила тишина. Чувствовалось, что ребята растерялись. Возможно, их смущало наше присутствие. Никому не хотелось ударить лицом в грязь.

— Кто же? — повторил вопрос преподаватель.

— Разрешите мне.

Из-за самого дальнего стола поднялся и замер по стойке «смирно» высокий стройный курсант. Взоры устремились на смельчака. Смуглый и черноволосый, он пристально смотрел на меня.

Я не верил своим глазам. Курсант сделал чуть заметное движение в мою сторону.

— Рубен, — закричал я и, не обращая внимания на недоуменные взоры окружающих, бросился к нему.

Мы обнялись. Нас обступили курсанты.

Это была наша вторая встреча.

Поистине земля тесна. Оба мы были удивлены и в то же время обрадованы неожиданной встречей. Вспомнили оборону Мадрида, Гвадалахару. Я поинтересовался, как он попал в училище.

— Это длинная история, товарищ Павлито, — задумчиво улыбнулся Рубен.

.................

Нелегко было на сердце у юноши, когда под натиском вооруженных до зубов интервентов он покидал истекавшую кровью испанскую землю. Перейдя границу Франции, Рубен был интернирован и попал в один из французских концентрационных лагерей . Много бедствий и лишений перенес он, пока ему удалось совершить побег и пробраться в Советский Союз, который стал для него второй родиной.

Еще мальчиком, в 1935 году, когда полиция бросила Долорес Ибаррури в тюрьму и дети оставались одни, Рубен с сестрой Амаей и другими испанскими детьми приехал в нашу страну. Веселый и общительный, Рубен быстро сроднился с новыми для него людьми. Особенно много друзей у него появилось среди рабочих Московского автозавода, куда он поступил учеником.

Дух товарищества, взаимопомощи, любви к своей профессии, тяга к знаниям, царившая в цехах завода, — все нашло отклик в душе Рубена. Он во всем старается быть похожим на новых своих товарищей — творцов и строителей счастливого будущего. Он много читает, участвует в общественной жизни.

Фашистский мятеж прервал учебу и работу Рубена. Скрывая свое имя и возраст, он возвратился в Испанию и вступил в ряды республиканской армии. Командование направило его рядовым в горную роту. Отважного воина, Рубена Руиса Ибаррури за мужество, находчивость и умение, проявленные в боях с мятежниками, производят в капралы, а затем в сержанты — чин по тому времени большой. Три года войны — и вот Ибаррури снова здесь, в Советском Союзе. Все это я узнал позднее, а пока мы стоим рядом в классе училища ВЦИКа.

— Какую специальность избрал?

— Пулеметчик! — гордо прозвучал его ответ.

— Молодец!

Конечно, я тогда не думал, что в скором времени нам с Рубеном придется вести еще более жестокую и тяжелую борьбу с фашизмом.

Первые дни Войны.

И вот наступил грозный 1941 год...

В начале июля в Белоруссии, вблизи города Борисова, на реке Березине, где Наполеон закончил свой бесславный поход на Россию, лейтенанту Рубену Руису Ибаррури с небольшой группой храбрецов поручили прикрывать вынужденный отход подразделений полка.

Томительные минуты ожидания. Гитлеровцы прекратили огонь, они рассчитывали на легкий успех. Молчали и пулеметчики прикрытия.

Но вот из-за поворота дороги, скрытого пригорком, показались вражеские бронированные машины.

То, что Рубену случалось прежде слышать о танковых атаках от опытных, бывалых офицеров, не было похоже на этот бой. Взгорок танки перемахнули быстро, прошли на большой скорости поле. Заградительный огонь артиллерии не нанес им вреда. Но когда две машины неожиданно напоролись на мины, движение всей группы приостановилось. Командир танковой группы явно хитрил, и неспроста он маневрировал у нашего переднего края. Он старался прикрыть свою пехоту, которая бежала за машинами, но и броня ненадежно прикрывала солдат, и они понимали — промедление смерти подобно. Так оно и случилось. Замешкались, и еще две машины подбиты бронебойщиками роты.

В траншее дважды раздавался победный крик, кто-то замысловато и весело ругался, кто-то громко смеялся.

В первом расчете был убит пулеметчик, и Рубену пришлось его заменить. Новенький «максим» работал послушно и четко. И когда у подбитого танка, в сотне метров от выступа траншеи, засуетилась группа вражеских солдат, Рубен накрыл их длинной очередью и впервые услышал в этом бою солдатскую похвалу. Но он понимал, что кульминация боя впереди. Танковую атаку на «пятачке» у моста немцы готовили открыто и довольно тщательно, мало маскируясь, то подтягивая пехоту, то перестраивая боевой порядок машин. Бой предстоял показательный, спланированный по минутам. За ним следили генералы, прилетевшие на специальном самолете из ставки Гитлера. Полсотни танков и два батальона мотопехоты, прикрываемые бомбардировочной авиацией и артиллерией, должны были завершить операцию за час. Офицеры и унтер-офицеры, командиры машин перед боем получили новенькие хронометры. Трудно понять, что это было: тонко продуманный психологический ход или действие от избытка самоуверенности.

Хронометры отсчитывали время, как и положено. Однако в этой громоздкой, задымленной машине отказала одна деталь — люди. Стрелка бежала по кругу, обгоняя график, а пехота и танки стояли.

Рубен четко представлял себе эту атаку. Накануне разведчики принесли новенькие хронометры, найденные у танкистов, подбитые машины которых остались на нейтральной полосе. Теперь хронометры лежали перед Рубеном на разломанном ящике из-под галет рядом с телефоном, но отсчитывали другое время, его время.

Рубен ждал атаки, как схватки с тайфуном. На деле все оказалось проще. События развивались так быстро, что он не уловил переломного момента в ходе боя, а немцы почему-то стали отходить. Сначала растерялась пехота противника: отрезанные огнем пулеметов от машин солдаты пытались залечь, окопаться, отыскать укрытия. Склон берега был гол и накатан: ни выемки, ни кустика, ни бугорка. Солнце уже поднялось над фермами моста, и отлогий склон, покрытый выцветшей, порыжелой травой, был ярко освещен. А станковые пулеметы, установленные в траншее, работали безотказно.

На выручку отходящей пехоте немцы просили самолеты.

На западе, над синеватой каймой леса появилась растерзанная туча. Она росла внизу водянисто-серая, а вверху почти черная. Перекаты грома, казалось, возникали в ней. Но туча была далеко, а гром все накатывался и тяжелел, встряхивая и уплотняя воздух, а потом над землей, в пасмурном небе разошлись какие-то стрелы и хлынул гремучий сухой поток...

Такого количества самолетов, одновременно поднятых в небо, Рубен не видел никогда. Они шли огромным клином, острием нацеленным на мост, неуловимо прикрепленные друг к другу. Незримые опоры едва удерживали эту тяжесть, и солнце сверкало на их плоскостях.

Взрывная волна ударила наискось по траншее, схлестнулась с другой, встречной, закружилась лохматым смерчем и минуту, а может быть больше, Рубен не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он не испугался за себя, наверное, не успел, он боялся за мост: именно здесь, на его рубеже немцы могли смять оборону и пробраться к мосту.

Наконец-то он смог оттолкнуться от стенки. Ноги завязли в рыхлой осыпи, он споткнулся и упал. Рука нащупала что-то округлое, мягкое. Плечо?... Да, плечо и вот лицо. Он отдернул руку. Щека была холодна и тверда, а шелковистые волосы струились сквозь пальцы.

Он протолкнулся в щель и подтянулся к пулемету. Землю снова рвануло. Солдат у пулемета лег на бок, уступая рядом с собой место Рубену.

— Карусель... Чертова карусель!... Слышал я про такое. Точно так же они бомбили Мадрид, — едва успел сказать Рубен.

Приподнявшись на груду отброшенной глины, Рубен огляделся вокруг. Траншея исчезла. От дальнего поселка и до реки беспорядочно громоздились отвалы земли и чернели ямы. Берег был сплошь изрыт воронками. За увалом выросли островки. На воде беспорядочно метались щепки, взлохмаченные ветки, стебли камыша. У каменной опоры моста крупные хлопья пены были похожи на огромные льдины.

Мир изменился. Стал он печальней и строже. Тишина простерлась над землей. И неожиданно Рубен услышал голоса и смех из обваленной траншеи.

— Э, старик, да ведь тебя бомба пожалела, спасла, словно мать младенца! Перепеленала землей и... выручила. Ты, голубчик, господину Круппу благодарствие напиши...

Было чему удивляться: убитых в роте оказалось лишь трое, а раненых — семеро. Все пулеметы уцелели, боеприпасов было пока достаточно, связисты быстро нашли и стачали обрыв провода.

— Как там у тебя? — спросил комбат.

— Согласно приказу...

Комбат почему-то усмехнулся.

Рубен лежал у пулемета и смотрел на дальний лес, на синюю тучу в росплесках света и думал о том, что нечто подобное когда-то было: такой же предгрозовой вечер, настороженный шорох волны, ощущение близкой опасности и сознание неизбежности ее, смутное томление сердца. Где это было? На Эбро? Нет. И не в Мадриде. Он вспомнил: это было в концентрационном лагере Аржелось, на самом берегу Средиземного моря, во Франции, когда он готовился к побегу и ему помогла... гроза. А сейчас в прицеле Рубен увидел серо-зеленые шинели фашистов.

Они лезли без устали.

«Далековато», — подумал Рубен и громко крикнул:

— Спокойно, ребята! Без команды не стрелять!

Пыль, поднятая мотоциклами, не давала возможности определить силы противника, а неизвестность — самая неприятная вещь. Рубен осмотрел линию своей обороны: позиции отрыты добротно, люди и материальная часть укрыты и замаскированы хорошо, два правых пулемета дают возможность вести сосредоточенный фланговый огонь.

Порыв ветра отогнал пыль, и Рубен успел заметить четыре мотоцикла и три автомашины с гитлеровцами. Это были передовые разведывательные подразделения.

Километрах в трех-четырех за ними шла более сильная колонна противника. Враг направлялся на мост через Березину.

«Не торопись, подпусти ближе, — шептал сам себе Рубен, — ближе, ближе... еще ближе...»

Уже отчетливо виден первый мотоцикл. Водитель в большой квадратной каске с рожками сосредоточенно глядел вперед. Широко расставленные и согнутые в локтях руки уверенно держат руль. Этот заморыш чувствует себя завоевателем мира. Еще более самоуверенный и наглый вид у второго немца, сидящего в коляске. Без каски, с закатанными по локоть рукавами френча, оп, развалясь на сиденье, лениво смотрит по сторонам, попыхивая сигаретой. Его рыжая шевелюра ярко горит на солнце. Вот его подбросило на ухабе, он что-то сказал водителю, и они засмеялись.

В мысли Рубена назойливо вплелись слова из фашистской песни, слышанные им еще в Испании: «Мы идем, четко отбивая шаг, пол-Европы у нас под ногами...»

«Еще ближе... еще... сейчас мы покажем вам «Европу под ногами».

В сторону вражеской колонны взвилась красная ракета.

— Огонь! — крикнул Рубен. В эту команду он вложил всю свою ненависть к захватчикам.

Огонь пулеметов и винтовок слился. Слева ударила пушка. И первое, что увидел Рубен, — это перевернутый мотоцикл с бешено вращающимися колесами. Гитлеровцы разбегались, ища укрытия, падали и многие уже не поднимались. Горела одна из автомашин.

Вражеские солдаты были ошеломлены. Более тридцати трупов валялось у дороги, а уцелевшие «завоеватели», беспорядочно отстреливаясь, побежали назад. Но не тут-то было! От пулеметного огня далеко не уйдешь. Меткие очереди настигали беглецов. «Дранг нах Остен» для этого подразделения не состоялся.

Но Рубен знал, что это только начало. Уже видно было, как с ходу разворачиваются в боевые порядки подходящие подразделения. На наших позициях с воем захлопали мины.

Со стороны противника раздался басистый клекот крупнокалиберного пулемета. А вот и новые цепи атакующих. Они приближались, не стреляя.

— Огонь! — снова подал команду Рубен, и снова заговорили «максимы».

Рубен приподнялся. Совсем рядом роем метнулись искры, и он успел подумать: пулемет. Случайной такая очередь быть не могла.

Впрочем, особого вреда очередь не принесла. На Рубене рвануло гимнастерку, обожгло плечо. Он выбросил вперед руку; боли не было, значит, царапина, главное, чтобы не задело кость...

Сержант Аставский рядом ругнулся и сказал обиженно:

— Ухо продырявили, шельмы! Ну, я за ухо... повытрясу мозги!

И тут же увидели надвигающиеся танки: один, два... десять... тридцать...

Первый танк показался Рубену огромным, наверное, потому, что солнце уже зашло за горизонт. Это было последнее, что он видел на Березине...
................

— Раненый не приходил в сознание?

Пожилая сестра приподнялась, пошатнулась и села: было тесно, и вагон резко покачивало на стыках.

— Он бредил, — сказала сестра. — Все время вспоминал какую-то девушку.

Доктор улыбнулся:

— Не ново... В соседнем купе солдат вспоминает Вареньку, в другом — Наташу. Наполнение пульса улучшилось. Значит, любимая видится ему к добру. Нужно еще раз перелить кровь.

Рубен пришел в себя.

— Девушка, — повторил он. — Какая девушка. Это был мой друг. Почему он молчит? Он ушел?

Рубен почувствовал, как медсестра в белом халате медленно стала расплываться, и вскоре ее очертания исчезли. Вместо нее он увидел голубое-голубое небо и родительский домик, старенький, обветшалый.

Было раннее утро, когда он вышел за калитку. Соседи сначала громко разговаривали в переулке, а потом умолкли. Рубен понял, они умолкли потому, что он вышел и они заметили его.

— Смотрите, вот вышел Рубен Руис, — сказала бабушка Хосефина, та самая, что постоянно вязала на крылечке чулок и курила.

— Он еще совсем малыш и не знает, что такое — тюрьма.
...........

Теперь Рубен вспомнил, что накануне ночью в комнате кто-то плакал. Он спросил у мамы: кто это? И она сказала — ветер...

И он представил себе отца. Он увидел отца таким, каким он был каждый день дома, когда возвращался с работы. Лицо, руки, кожаная фуражка, брезентовая куртка — все покрыто угольной пылью. Он смотрел на сына внимательно, с едва приметной улыбкой, которая замирала в уголках губ.

— Они били тебя, папа? — Он наклонил голову и промолчал.

— Почему ты не взял меня в тюрьму? Они бы не тронули тебя. — Отец усмехнулся и поманил Рубена пальцем.

Он не заметил, как выбрался из-под стола. Зачем же вызвал его отец. А, понятно, он не хотел, чтобы увидела мама. Он всегда говорил сыну мягко и строго: «Мы с тобой мужчины, Рубен». Сколько раз он напоминал ему об этом! «Ты ушибся, Рубен? Мужчины не плачут». «Тебя ударил мальчик? Мужчины не дают сдачи». Да, он не хочет, чтобы мама увидела это, а сын мог видеть, потому что Рубен — мужчина, он не заплачет, не закричит.

И мальчик не заплакал. Кровь стекала по отцовским подстриженным усам, по уголкам губ, и Рубен смотрел, как она брызгала на брезентовую куртку, и не мог оторвать глаз...

Вскоре арестовали маму, и они остались одни в доме.

Когда мама возвратилась из тюрьмы после первого ареста, в доме все стало, как прежде, как всегда бывает, если после долгой разлуки возвращается мать.

Прошла неделя, не прошла — промелькнула, они сидели за ужином, гостей в тот вечер не было. Весело тараторила Амая о своих маленьких делах, а мать слушала се, улыбаясь глазами. Она посмотрела на сына, и взгляд ее стал серьезным:

— Я хочу попросить тебя, Рубен... Вот что, поедем со мной в Мадрид.

.................

— Когда же мы поедем, летом?

Мать ответила просто, как говорят: завтра пойдем на рынок.

— Завтра, — сказала она.

Было отчего заплясать и волчком завертеться! Когда на следующий день Рубен попал в Мадрид, он прежде всего заметил группу мальчишек с газетами в руках и пошел к ним.

Через минуту они окружили его шумной стайкой, бойкие, задиристые, сорвиголовы, и стали рассматривать как диковинку.

Кто-то надвинул ему на лоб шапку, а рыжий вихрастый забияка осторожно протянул руку и ущипнул.

Рубен развернулся и влепил ему затрещину. Парнишка отлетел на кучу мусора и сел, пораженный таким оборотом дела.

— Ну, деревня, сейчас будет бой!...

— Не деревня, а шахта, — сказал Рубен, — Давай один на один, остальные в сторону.

Рыжий встал, веснушчатое лицо его дрожало от злости, сплюнув сквозь зубы, спросил:

— Шахта. Что за шахта? Ладно, прежде чем я выбью из тебя спесь, разберемся. Откуда такой прилетел, — выкладывай.

— Приехал с матерью. Из Бискайи. Она коммунистка. Вот и все.

Ребята переглянулись, кто-то засмеялся: «Ну и влетело тебе, Рыжик!» Но Рыжик нисколько не обиделся, его ярость будто рукой сняло: он потрогал скулу, посмотрел на пальцы и грозно закричал на ребят:

— Ну, что уставились. Может, хотели, чтобы мы сразу целоваться начали. Эх, лопухи. — Он положил ему на плечо руку, слегка повернул, остался доволен.

— Шахтеров уважаю. Будешь работать с нами.

— Что делать?

— «Мундо Обреро» распространять. Заметь, я не говорю: продавать газеты. Торговцы, те продают, а мы распространяем.

— Конечно, буду, — обрадовался Рубен.

Рубен очнулся, когда поезд остановился на каком-то полустанке. Он вспомнил последний бой у Березины.

Шесть часов подряд гремел неравный бой, и шесть часов отважные пулеметчики Рубена Руиса Ибаррури удерживали мост, не давая противнику переправиться через Березину. За это время подразделения полка отошли на указанный рубеж, подготовились встретить фашистов.

Здесь, у моста, Рубен был тяжело ранен. Один из танков, подошедших на помощь, подобрал его и вывез.

За этот подвиг в сентябре 1941 года Михаил Иванович Калинин вручил молодому лейтенанту Рубену Руису Ибаррури орден Красного Знамени.

Он, испанец, свою первую награду получил на русской земле, обороняя мост через реку Березину. Я, русский, первым таким же орденом был награжден в Испании, отстояв от неприятеля мост на реке Мансанарес!

Тяжелое ранение, полученное под Борисовом, требовало длительного лечения, и Рубен очень страдал от вынужденного бездействия.

«Всего больше меня удручает то, что мне пришлось покинуть фронт, — пишет он матери из госпиталя 8 июля 1941 года, — ибо у меня безумное желание уничтожить этих разбойников.

Еще раз говорю тебе, мама, что считаю для себя счастьем и гордостью иметь возможность сражаться в рядах великой и непобедимой Красной Армии против жандарма человечества. Я уверен, что здесь он сломает себе зубы...»

В такие минуты мать всегда была для него Лучшим советчиком. Рубен многое передумал. Мир, жизнь виделись ему теперь по-иному. Мать с нетерпением ждала от сына очередного письма. И оно приходило.

«... Я рад, — писал он в другом письме матери, — что из нашей дивизии тебе сообщили мой новый адрес. Вот уже несколько дней все собираюсь написать тебе письмо, но сначала решил увериться в своем здоровье, а теперь, когда убедился, что здоров и снова смогу воевать, — пишу тебе в полном душевном спокойствии.

Так сложились обстоятельства, мама, что из Москвы я уехал на Запад, на славную реку Березину, но это письмо ты получишь с Востока, из древнего уральского города Уфы, где столько зелени и солнца!

Меня окружают хорошие люди, внимательные и добрые, а в палате со мной находится мой фронтовой товарищ, учитель-белорус, человек глубокий, простой и откровенный.

Вижу, что много времени было потрачено напрасно. Ты всегда старалась заинтересовать меня книгами, а меня тянуло к ребятам, на шахты, в горы. Впрочем, ты сама знаешь, что книги, кроме библии, в наших шахтерских семьях были редки и ученостью у нас не хвалились. Теперь совсем другое дело: только отвоююсь, начну учиться. Есть у меня тайная, хорошая мечта: стану механиком. Знаю, что это не легко, но у меня достаточно упорства, изучу, десятки машин, гору учебников перечитаю, а своего добьюсь.

Ты представляешь, какое это увлекательное дело — управлять очень сложной машиной, даже серией машин, вслушиваться в биение их железного пульса, знать, что происходит в каждом узле и узелке, и, главное, помнить, все время сознавать, какую громадную работу вместе с нею, с машиной, ты исполняешь за сотни, за тысячи людей.

Рубен не мог больше оставаться в тылу. С еще не зажившей раной он уезжает из Уфы в Москву за назначением.

И снова фронт, жестокие бои, изнурительные походы по нелегким дорогам.

===================

Встреча Под Сталинградом

Шел 1942 год. Немецко-фашистские войска, имея превосходство в технике и вооружении, стремительно рвались к Волге. 13-й гвардейской ордена Ленина стрелковой дивизии, которой я командовал в то время, вместе с другими соединениями 62-й армии приказали остановить врага. Предстояли жестокие бои. За несколько дней до переправы через Волгу я, адъютант и начальник артиллерии полковник Барбин выехали в район Сталинграда для изучения местности по западному берегу реки.

Пробираться по фронтовым дорогам трудно. Беспрерывно, колонна за колонной, двигались машины с продовольствием, боеприпасами, автоцистерны с горючим. Шли танки, артиллерия, пехота. Обгоняя колонны, наша машина на одном из разъездов недалеко от станции Котлубань на большой скорости сползла в кювет. Мы выскочили и стали помогать шоферу. Но как ни старались, результаты были плачевными. Я вышел на дорогу, остановил одно из подразделений и попросил сержанта помочь.

— Есть, товарищ генерал! На руках вашу красавицу вынесем. — И он отдал приказание. Рослые ребята, оставив пулемет, быстро вытащили машину.

— Эге-ге... Где это, браток, вашу «эмку» дуршлагом сделали? — отряхивая глину, спросил один из солдат шофера.

— Восемьдесят пять пробоин, как есть, — ответил наш водитель. — Это визитные карточки фрицев.

— Омбре, кэ киерес ту? (исп. — Человек, что ты хочешь?) — вдруг услыхал я за спиной и обернулся: какой-то лейтенант о чем-то по-испански говорил с сержантом.

Увидев меня, он четко бросил руку к козырьку фуражки и... его черные как смоль брови поползли вверх.

— Омбре, товарищ генерал, это вы?

Мы крепко обнялись, расцеловались. Бойцы пулеметной роты окружили нас и с большим удивлением смотрели на меня и своего командира. Многие думали, что генерал просто благодарит командира за то, что его продырявленную «эмку» вытащили на дорогу.

Я поздравил Рубена с высокой правительственной наградой, звал к себе в 13-ю гвардейскую.

— Благодарю, — ответил Рубен.? — Я привык к своим бойцам, а там дело командования.

Это был уже не тот юный Рубен, которого я знал раньше. Заметно повзрослевший, возмужавший. Лицо его было осунувшимся и бледным.

— Много прошагали? — спросил я его.

— Да уже скоро сутки, как идем. Осталось немного — пятнадцать, двадцать километров.

— Как твоя рана?

— Рана-то заживает, — улыбнулся он веселой и такой знакомой улыбкой. — Однако, товарищ генерал, не заживет боль от утраты боевых друзей. Много хороших парней схоронили. Вот и в роте, которой мне поручено командовать, самому старшему двадцать. Но они идут в бой с полной решимостью, со знанием дела, а если потребует обстановка — и жизни не пожалеют.

— Хочется скорее в бой, руки чешутся. Так бы и схватился с этими разбойниками.

— Желание у вас хорошее, но не торопитесь. Война теперь не та, что была в Испании. Гитлер сосредоточил сейчас против нас экономику, технику и вооружение всей Европы. Хочет в мире установить «новый европейский порядок».

Я поблагодарил Рубена за помощь, пожал руку и сел в машину. Мы расстались.... на долгое время.

..................

Четвертая встреча с Рубеном Ибаррури состоялась весной 1965 года. Я пришел к нему в мирные дни, после митинга, посвященного разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом. На мраморной плите величавого памятника была закреплена фотография. Ниже подпись: «Герой Советского Союза Рубен Руис Ибаррури, погиб смертью храбрых под станцией Котлубань».
.....

Прошлым летом у меня состоялась интересная встреча. По телефону позвонила незнакомая женщина.

— Мария Тузикова, — представилась она. — Я работала санитаркой в госпитале под Сталинградом. У меня на руках умер Рубен Руис Ибаррури.

Через несколько дней она сидела у меня дома и рассказывала о последних часах Рубена.

Его привезли в маленький госпиталь, который располагался в Ахтубе. Рубен был без сознания. Его положили в отдельную комнату. По опыту она знала, что ранение его смертельно. Лейтенант метался. Черные волосы слиплись. Пересохшими губами он все время повторял: «Мама... мама... жизнь, пить хочу».

Это были его последние слова. Не приходя в сознание, он скончался.

Судьба - легендарной испанской революционерки, отдавшей все свои силы борьбе с фашизмом, тесно связана с СССР. Здесь она вынуждена была долгие годы жить в иммиграции, здесь, защищая нашу землю, погиб ее сын Рубен .

Люди старшего поколения хорошо помнят Пламенную Долорес, страстную обличительницу фашизма, ее знаменитый афоризм: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях" . В основу высказывания легли слова из речи Долорес Ибаррури, произнесенной в Париже еще в 1936 году: "Если позволить фашистам продолжать преступления, которые они совершают в Испании, агрессивный фашизм обрушится и на другие народы Европы. Нам нужна помощь, нужны самолеты и пушки для нашей борьбы… Испанский народ предпочитает умереть стоя, чем жить на коленях". Предостережениям не вняли. Коричневая чума поглотила Европу, а ковровая бомбардировка мирного баскского городка Герники в апреле 1937 года стала прологом чудовищной трагедии, коснувшейся каждого.

Долорес Ибаррури Гомес родилась 9 декабря 1895 в городке Гальярта (провинция Бискайя) в семье горняка баскского происхождения. С 1917 года Долорес начала выступать в рабочей печати под именем Пассионария (Пламенная), а через несколько лет вступила в компартию Испании. Шесть раз коммунистку подвергали арестам и тюремному заключению, но эти испытания не сломили ее, лишь подтвердив правильность избранного ею пути. Во время Второй мировой войны Ибаррури активно боролась за объединение испанцев в едином национальном фронте, чтобы помешать испанскому диктатору Франко втянуть испанский народ в войну на стороне фашистской Германии. Участвовала в международном антифашистском движении.

Страничка из дневника генерала Александра Родимцева. В 30-е годы он был советским военным советником во время Гражданской войны в Испании.

"Мне довелось познакомиться со многими бойцами республиканских боевых соединений. Как правило, это были молодые люди. Запомнился особенно один из них. Мы познакомились. Юношу звали Рубен. Выяснилось, что это сын знаменитой испанской антифашистки Долорес Ибаррури. Я сказал Рубену, что восхищен его боевыми делами: в семнадцать лет быть капралом и иметь богатый опыт борьбы и командования - не каждому дается. Он смутился только на минуту и с той же непринужденностью, которая проскальзывала в любом его действии, ответил:

Вы сказали о моей молодости. Очевидно, вы считаете, что мне еще рано воевать? Как мог я не быть среди бойцов за свободу? Моя кровь, моя жизнь принадлежат моему народу, моей Испании.

Еще мальчиком, в 1935 году, когда полиция бросила Долорес Ибаррури в тюрьму и дети оставались одни, Рубен с сестрой и другими испанскими детьми приехал в нашу страну. Веселый и общительный, Рубен быстро сроднился с новыми для него людьми. Особенно много друзей у него появилось среди рабочих московского автозавода, куда он поступил учеником.

Дух товарищества, взаимопомощи, любви к своей профессии, тяга к знаниям, царившая в цехах завода, - все нашло отклик в душе Рубена. Он во всем старается быть похожим на новых своих товарищей. Он много читает, участвует в общественной жизни. Фашистский мятеж прервал учебу и работу Рубена. Скрывая свое имя и возраст, он возвратился в Испанию и вступил в ряды республиканской армии. Командование направило его рядовым в горную роту. Отважного воина, Рубена Руиса Ибаррури за мужество, находчивость и умение, проявленные в боях с мятежниками, производят в капралы, а затем в сержанты - чин по тому времени большой. Три года войны - и вот Ибаррури снова в Советском Союзе".

Продолжаем листать страницы дневника Александра Родимцева.

"Конечно, я тогда не думал, что в скором времени нам с Рубеном придется вести еще более жестокую и тяжелую борьбу с фашизмом. И вот наступил грозный 1941 год, когда фашистская Германия напала на СССР. Опьяненный успехом на Западе, враг рвется к Москве, Ленинграду, Киеву. На фронт ушли многие мои друзья. Ушел и Рубен Руис Ибаррури.

В начале июля в Белоруссии, вблизи города Борисова, на реке Березине, где в 1812 году Наполеон закончил свой бесславный поход на Россию, советскому лейтенанту Рубену Руису Ибаррури с небольшой группой храбрецов поручили прикрывать вынужденный отход подразделений полка.

Шесть часов подряд гремел неравный бой, и шесть часов отважные пулеметчики Рубена Руиса Ибаррури удерживали мост, не давая противнику переправиться через Березину. За это время подразделения полка отошли на указанный рубеж, подготовились встретить фашистов. Когда фашисты уничтожили последний пулемет, Рубен с группой оставшихся в живых пулеметчиков, вооружившись гранатами, бросился на фашистские танки.

Первый танк показался Рубену огромным, наверное, потому, что солнце уже зашло за горизонт. Это было последнее, что он видел на Березине…

Он, испанец, свою первую награду - орден Красного Знамени - получил на русской земле, обороняя мост через реку Березину. Я, русский, первым таким же орденом был награжден в Испании, отстояв от неприятеля мост на реке Мансанарес!

Тяжелое ранение, полученное под Борисовом, требовало длительного лечения, и Рубен очень страдал от вынужденного бездействия.

"Всего больше меня удручает то, что мне пришлось покинуть фронт, - пишет он матери из госпиталя 8 июля 1941 года, - ибо у меня безумное желание уничтожить этих разбойников.Еще раз говорю тебе, мама, что считаю для себя счастьем и гордостью иметь возможность сражаться в рядах великой и непобедимой Красной Армии против жандарма человечества. Я уверен, что здесь он сломает себе зубы…"

И снова фронт, жестокие бои, изнурительные походы по нелегким дорогам, продолжает Александр Родимцев.

Шел 1942 год. Немецко-фашистские войска, имея превосходство в технике и вооружении, стремительно рвались к Волге. 13-й гвардейской стрелковой дивизии, которой я командовал в то время, приказали остановить врага. Предстояли жестокие бои. За несколько дней до переправы через Волгу я, адъютант и начальник артиллерии дивизии выехали в район Сталинграда для изучения местности на западном берегу реки.

Пробираться по фронтовым дорогам трудно. Беспрерывно, колонна за колонной, двигались машины с продовольствием, боеприпасами, автоцистерны с горючим. Шли танки, артиллерия, пехота. Обгоняя колонны, наша машина на одном из разъездов недалеко от станции Котлубань на большой скорости сползла в кювет. Мы выскочили и стали помогать шоферу. Но как ни старались, результаты были плачевными. Я вышел на дорогу, остановил одно из подразделений и попросил молодого лейтенанта помочь. Увидев меня, он четко бросил руку к козырьку фуражки и… его черные, как смоль брови, поползли вверх.

Товарищ, генерал, это вы?

Мы крепко обнялись, расцеловались. Бойцы пулеметной роты окружили нас и с большим удивлением смотрели на меня и своего командира. Многие думали, что генерал просто благодарит командира за то, что его продырявленную "эмку" вытащили на дорогу.

Я поздравил Рубена с высокой правительственной наградой, звал к себе в 13-ю гвардейскую дивизию.

Благодарю, - ответил Рубен. - Я привык к своим бойцам, а там дело командования.

Это был уже не тот юный Рубен, которого знал раньше. Заметно повзрослевший, возмужавший. Лицо его было осунувшимся и бледным.

Много прошагали? - спросил я его.

Да уже скоро сутки, как идем. Осталось немного - пятнадцать, двадцать километров.

Как твоя рана?

Рана-то заживает, - улыбнулся он веселой и такой знакомой улыбкой. - Однако, товарищ генерал, не заживет боль от утраты боевых друзей. Много хороших парней схоронили. Вот и в роте, которой мне поручено командовать, самому старшему двадцать. Но они идут в бой с полной решимостью, со знанием дела, а если потребует обстановка - и жизни не пожалеют. И он заговорил о зверствах, чинимых фашистами.

Хочется скорее в бой, руки чешутся. Так бы и схватился с этими разбойниками.

Желание у вас хорошее, но не торопитесь. Война теперь не та, что была в Испании. Гитлер сосредоточил сейчас против нас экономику, технику и вооружение всей Европы. Хочет в мире установить "новый европейский порядок".

- "Новый порядок", - он хмыкнул. - Расстрел женщин, стариков, детей - это "новый порядок"? Сожженные города, деревни - это "новый порядок"? Нет! Это варварство, обдуманное, заранее спланированное и потому более страшное. И мы должны навсегда покончить с фашистами. Он обвел взглядом своих солдат. - И мы навсегда покончим. Силища у нас неимоверная.

Это была последняя встреча генерала Родимцева и Рубена Ибаррури. Вот строки из фронтового донесения, составленного вскоре.

В конце августа 1942 года сложилась тяжелая обстановка в районе станции Котлубань. Прорвавшиеся немецкие танки угрожали отрезать Сталинград от наших основных войск. Для ликвидации этой угрозы 23 августа 1942 года в тот район был направлен передовой отряд, в состав которого входила пулеметная рота под командованием Рубена Ибаррури. Отважными действиями отряда и мощным огнем пулеметной роты продвижение противника было остановлено. В этом бою пал смертью храбрых командир передового отряда. Рубен Ибаррури принял командование на себя. Фашисты превосходящими силами продолжали непрерывные атаки. Только за одну ночь передовой отряд под командованием Ибаррури отразил шесть атак противника. Врагу был нанесен большой урон. На поле боя фашисты оставили свыше сотни убитых солдат и офицеров, были захвачены большие трофеи. В этом бою Рубен Ибаррури был смертельно ранен.

За проявленный героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками славный сын испанского народа Рубен Руис Ибаррури посмертно удостоен звания Героя Советского Союза" .

«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», - лозунг Долорес Ибарурри, сын которой скончался после ранения, полученного в сталинградской мясорубке, как нельзя точно описывает боевой настрой советских солдат перед этой судьбоносной битвой.
Сталинградская битва показала всему миру героизм и беспримерное мужество советского народа. Причём не только взрослых, но и детей. Это было самое кровопролитное сражение Второй мировой войны, кардинально изменившее её ход.

Максим Пассар

Максим Пассар, как и Василий Зайцев, был снайпером. Его необычная для нашего уха фамилия переводится с нанайского как « меткий глаз».

До войны он был охотником. Сразу после нападения гитлеровцев Максим пошёл служить добровольцем, учился в снайперской школе. После её окончания оказался в 117-м стрелковом полку 23-й стрелковой дивизии 21-й армии, с 10 ноября 1942 года переименованной в 65-ю армию, 71-ю гвардейскую дивизию.

Слава о метком нанайце, у которого была редкая способность видеть в темноте как днём, сразу разнеслась по полку, а позже и вовсе перешла за линию фронта. К октябрю 1942 года « меткий глаз». был признан лучшим снайпером Сталинградского фронта, также он был восьмым в табели лучших снайперов Красной Армии.

К моменту гибели Максима Пассара, на его счету было 234 убитых фашиста. Немцы боялись меткого нанайца, называя его « дьяволом из гнезда чертей». , они даже выпускали специальные, предназначенные лично Пассару, листовки с предложением сдаться.

Погиб Максим Пассар 22 января 1943 года, перед смертью успев « положить» двух снайперов. Снайпер был дважды награжден орденом Красной Звезды, но своего Героя он получил уже посмертно, став Героем России в 2010 году.

Яков Павлов

Сержант Яков Павлов стал единственным, кто получил за оборону дома звание Героя Советского Союза.

Вечером 27 сентября 1942 года он получил боевое задание командира роты лейтенанта Наумова разведать обстановку в 4-этажном здании в центре города, которое имело важное тактическое положение. Этот дом вошёл в историю Сталинградской битвы как «Дом Павлова».

С тремя бойцами - Черноголовым, Глущенко и Александровым Якову удалось выбить немцев из здания и захватить его. Вскоре группа получила подкрепление, боепитание и телефонную линию. Фашисты непрерывно атаковали здание, пытались разбить его артиллерией и авиабомбами. Умело маневрируя силами небольшого «гарнизона», Павлов избегал больших потерь и в течение 58 дней и ночей оборонял дом, не позволяя врагу пробиться к Волге.

Долгое время считалось, что дом Павлова отстояли 24 героя девяти национальностей. 25-го - калмыка Горю Бадмаевича Хохолова - « забыли», он был вычеркнут из списка после депортации калмыков. Только после войны и депортации он получил свои боевые награды. Его имя как одного из защитников Дома Павлова было восстановлено только 62 года спустя.

Люся Радыно

В Сталинградской битве проявляли беспримерное мужество не только взрослые, но и дети. Одной из героинь Сталинграда стала 12-летняя девочка Люся Радыно. Она оказалась в Сталинграде после эвакуации из Ленинграда. Однажды в детприёмник, где была девочка, пришёл офицер и сказал, что проводится набор юных разведчиков для добывания ценной информации за линией фронта. Люся сразу же вызвалась помочь.

В первый же выход в тыл врага Люсю задержали немцы. Им она сказала, что идёт на поля, где с другими детьми выращивает овощи, чтобы не умереть с голода. Ей поверили, но всё равно отправили на кухню чистить картошку. Люся смекнула, что сможет узнать количество немецких солдат, просто подсчитав количество почищенной картошки. В итоге, информацию Люся добыла. Кроме того, ей удалось бежать.

За линию фронта Люся ходила семь раз, ни разу не допустив ни одной ошибки. Командование наградило Люсю медалями «За отвагу» и «За оборону Сталинграда».

После войны девочка вернулась в Ленинград, закончила институт, создала семью, много лет работала в школе, учила детей младших классов Гродненской школы №17. Ученики знали её как Людмилу Владимировну Бесчастнову.

Василий Зайцев

Легендарный снайпер Великой Отечественной войны Василий Зайцев во время Сталинградской битвы за полтора месяца, уничтожил более двухсот германских солдат и офицеров, включая 11 снайперов.

С самых первых встреч с противником Зайцев проявил себя как незаурядный стрелок. С помощью простой «трёхлинейки» он умело ликвидировал солдата противника. На войне ему очень пригодились мудрые охотничьи советы деда. Позже Василий скажет, что одно из главных качеств снайпера – умение маскироваться и быть незаметным. Данное качество необходимо любому хорошему охотнику.

Всего месяц спустя за проявленное боевое усердие Василий Зайцев получил медаль «За отвагу», и в придачу к ней - снайперскую винтовку! К этому моменту меткий охотник уже вывел из строя 32 солдата противника.

Василий, словно в шахматной партии, переигрывал своих противников. Например, он делал реалистичную куклу-снайпера, а сам маскировался неподалёку. Как только противник обнаруживал себя выстрелом, Василий начинал терпеливо ожидать его появления из укрытия. И время не имело для него значения.

Зайцев не только сам метко стрелял, но и командовал снайперской группой. Он накопил немалый дидактический материал, позволивший позже написать два учебника для снайперов. За проявленное военное мастерство и доблесть командиру снайперской группы присвоили звание Героя Советского Союза, вручили орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». После ранения, когда он чуть не потерял зрение, Зайцев снова вернулся на фронт и встретил Победу в звании капитана.

Рубен Ибаррури

Все мы знаем лозунг « No pasaran!» , который переводится как « они не пройдут!» . Его декларировала 18 июля 1936 года испанская коммунистка Долорес Ибаррури Гомес. Ей также принадлежит знаменитый лозунг « Лучше умереть стоя, чем жить на коленях» . В 1939 году она была вынуждена эмигрировать в СССР. Её единственный сын, Рубен, оказался в СССР ещё раньше, в 1935 году, когда Долорес была арестована, его приютила у себя семья Лепешинских.

С первых дней войны Рубен вступил в Красную Армию. За героизм, проявленный в бою за мост у реки Березина под городом Борисовом, он был награжден орденом Красного Знамени.

Во время Сталинградской битвы, летом 1942 года, лейтенант Ибаррури командовал пулемётной ротой. 23 августа рота лейтенанта Ибаррури вместе со стрелковым батальоном должны были сдержать наступление немецкой танковой группировки у железнодорожной станции Котлубань.

После гибели комбата Рубен Ибаррури взял командование на себя и поднял батальон в контратаку, которая оказалась успешной - враг был отброшен. Однако сам лейтенант Ибарурри был в этом бою ранен. Его отправили в левобережный госпиталь в Ленинск, где герой скончался 4 сентября 1942 года. Похоронен герой был в Ленинске, но позже его перезахоронили на Аллее Героев в центре Волгограда.

Звание Героя ему присвоили в 1956 году. Долорес Ибаррури не раз приезжала на могилу сына в Волгоград.