Рассказ людочка астафьева читать краткое. Анализ рассказа Астафьева «Людочка

Виктор Астафьев

Ты камнем упала.

Я умер под ним.

Вл. Соколов

Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.

Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову - звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…

Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?


Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец - колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.

Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.

Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.

Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме - и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город - устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим - мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом - налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, - на старости лет, глядишь, и она им поможет.

Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, - от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась - ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.

Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.

Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.

Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.

Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. - И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: - Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.

Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.

Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.

И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, - стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» - а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.

Вы зачем огурцы съели? - приступила к девкам Гавриловна.

А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!

Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…

Для себя? Эгоистка вы!

Хто-хто?

Эгоистка!

Ну, а вы б…! - оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.

Ты камнем упала.

Я умер под ним.

Вл. Соколов

Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.

Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову - звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…

Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?

Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец - колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.

Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.

Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.

Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме - и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город - устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим - мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом - налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, - на старости лет, глядишь, и она им поможет.

Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, - от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась - ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.

Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.

Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.

Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.

Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. - И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: - Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.

Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.

Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.

И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, - стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» - а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.

Вы зачем огурцы съели? - приступила к девкам Гавриловна.

А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!

Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…

Для себя? Эгоистка вы!

Хто-хто?

Эгоистка!

Ну, а вы б…! - оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.

С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится - воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.

Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику - стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.

Героиню звали Людочка, родители были обычные люди, но вот отец спился от ужасной работы, а мама все переживала за будущее. Девочка росла, в негативной атмосфере, так как отец постоянно пил. Она редко улыбалась, радовалась жизни, училась она удовлетворительно, ничего ее не радовало. Как то раз, отец совсем исчез из жизни семьи, но им жилось так лучше. Не было никаких неурядиц, пьяных выступлений.

Когда Людочка будучи закончив школу, захотела уехать в город. Вот только денекг не было, но она решилась, первую ночь она провела на вокзале. Все свои сбережения она решила все таки потратить на себя, она зашла в солидную парикмахерскую, сев в кресло сказала что бы ей сделали причёску, и покрасили, но старая парикмахерша сказала, что не следует, так как волосы очень тонкие и ещё хуже будут выглядеть.потом она потребовала сделать ей маникюр. Сказав спасибо она вышла из парикмахерской. Она решила подкараулить эту старую парикмахершу, и попросилась к ней в ученицы. Парикмахерша осмотрела ее, попросила документы, и пошла устроила на работу. Она позвала Людочку жить к себе, го поставила некоторые условия, не пить, не курить, не водить парней, приходить домой в 11 и слушать во всем хозяйку.

Людочка во всем слушалась свою хозяйку, ну а работа ей давалась уж очень туго, она стригла мужчин под машинку, это удавалась ей отлично.

Как то все заходил к ней паренёк Артемка, как толко она не пыталась уложить кудри Артёмки, все бесполезно, ну а он не ради кудрей ходил к ней.

Тут как то приехал всем известный Стрекач, увидел Людочку и давай к ней приставать, а она испугалась и давай бежать сломя голову, прибежала к дому, упала и потеряла сознание. Людочка пришла в себя и решила ехать домой, к маме. Помогла там маме и отчиму и обратно в город. Девушка вспомнила одну историю, что она не помогла одному человеку и теперь винит во всем себя.

Людочка боялась ходить через парк, ведь тот случай, когда стрекач с пацанами подкараулили ее не даёт ей покоя, у неё с собой есть бритва на всякий случай.

Что то произошло и пошла она к тополю, навязала верёвку, попрощалась с родными. Пацаны уже как бы ругали ее, один пошёл на разведку и увидел дрожащее тело Людочка. Побежал все рассказывать друзьям, они скрылись.

Картинка или рисунок Людочка

Другие пересказы для читательского дневника

  • Краткое содержание Кошка, которая гуляла сама по себе Киплинга

    В далекие времена все животные были дикими. Они бродили, где им вздумается. Одним из таких животных был кот. Он ходил, где хотел в полном одиночестве.

  • Краткое содержание На краю света Лескова

    В этом произведении описана подлинная история из жизни и работы архиепископа Иркутского, а затем и Ярославского, Нила, рассказанная прозаиком публицистом Николаем Семеновичем Лесковым.

  • Краткое содержание Чехов Медведь

    Елена Ивановна Попова жена помещика. Она имеет несчастье стать вдовой. Женщина находится в глубокой скорби, но реальность заставляет ее оторваться от своей скорби.

  • Краткое содержание Четвертая высота Елены Ильиной

    Книга основана на реальных событиях, где говорится о девушке, которая за короткое время своей жизни смогла достичь многого. Первые страницы произведения показывают нам судьбу простой семьи, проживающей в Москве.

  • Краткое содержание Чехов Дуэль

    Рассказ об отношениях молодого человека Ивана Лаевского и замужней даму Надежды Федоровны. Некоторое время тому назад, они бежали на Кавказ, оставив мужа Надежды Федоровны в Петербурге

Этот рассказ – об истинном происшествии где-то в середине 70-х годов. Но, прочтя, нельзя не ощутить, сколько душевной силы и сколько художественного ви дения вложено им самим. А по широте жизненного знания, сгущённого в этом тексте, и по напряжённости нравственного чувства как в гневе на зло, так и в тяготеньи к добру мы, пожалуй, могли бы угадать и имя автора, не напиши он его сам. И каково же многополное знание и советской городской жизни в её гоможеньи, и необратимости деревенской гибели, и, вдобавок, блатного уголовного типажа! Этим содержанием рассказ богат, плотен и вместе целен.

Людочка – колхозная девушка, слабенькая от рождения, росла вялая, скромная, в деревенской средней школе «не выходила из троечниц, но и до сплошных двоек не опускалась. Домаяла десять классов» – и мать указала ей ехать в город, в деревне делать нечего. Скромная, «с припрятанной застенчивой улыбкой», девушка пыталась стать ученицей у парикмахерши, но не одолела мастерства и больше служила у неё уборщицей. Людочка покорно терпела и насмешки более успешных подружек, и своё городское бесприютство.

А главное место действия рассказа – погибающий Парк вагонно-паровозного депо, типично советское создание – «насаженный в 30-х годах и погубленный в 50-х». Через весь парк надумали класть трубу с горячей водой, канаву проложили и часть трубы – да не закрыли. Потекла горячая речка с радужными кольцами мазута, с мыльной слизью, потом зловонной тиной, оттого стали облупляться и сникать соседние деревья. Через канаву перебросили мосток, да перила к нему всё не стояли, отваливались. В канаву стали бросать разные отбросы, устоялась вонь, да рядом пошли поросли дурнейшего бурьяна. – А само собой стояли по парку бетонные скамьи для отдыха граждан, «в парке было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности». – На железной эстакаде раньше вешались портреты вождей и лозунги, потом не стало их. Ещё были забытые столбы для волейбола, ещё – решётчатый загон для танцев молодёжи. Там по вечерам «трещала, гудела, грохотала музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости».

Через этот Парк Людочке приходилось ходить, она не боялась; однажды затащили её на танцы, с испугом вырвалась. А однажды зацепил её освобождённый из лагеря гнилозубый уркаган Стрекач – и дальше ни вид его, ни наружность, ни поведение, ни окружённость блатной мелкотой – уже не поддаётся нашему цитированию – это зримая, ощутимая, красочная, даже несравненная картина, отчётливо переданная Астафьевым, в чём и центр рассказа. Стрекач поймал за поясок плаща проходившую Людочку, пытался усадить к себе на колени, девушка не садилась, Стрекач перекинул её через скамейку в бурьян – и сам за ней на четвереньках, и лицом её в землю и битое там стекло, чтоб не кричала. Но она нашла в себе силы вырваться и кричать на бегу. О помощи нечего было и думать. Добежала до парикмахерской хозяйки, очнулась уже у неё. Та успокаивала: «И родится баба не под нож, а под совсем другое. Ну сорвали плонбу, подумашь, экая беда. Нонче это не изъян, нонче замуж какую попало берут». Но упредила – не жаловаться на Стрекача, а то «мою избу спалят». Тогда Людочка: «Я к маме хочу». Хозяйка отпустила на день, на два – та деревня близко, электричкой.

…А от деревни родной осталось всего два целых дома, один – материн, а с ней отчим. «Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, – в закрещенных окнах, с разваленными оградами дворов и огородных плетней, с угасающими садовыми деревьями, с дико разросшимися меж изб тополями, осинами». (Соседка, сама при смерти, пророчит: «Этак вот, однова, середь России кол вобьют, и помянуть её, нечистой силой изведённую, некому будет…»)

Мать, сама беременная, хотя уже за сорок, сразу увидела, что с дочерью беда: бледная, лицо в ссадинах, на ногах порезы, осунулась, руки висят. А за догадкой – и материно суждение: «Через ту беду не беду все бабы поздно или рано должны пройти. И каждая баба сама же с бедой и совладать обязана, потому как от первого ветру берёза клонится, да не ломается». – Людочка пошла корову подоила, помогла матери к возврату отчима обед собирать. Отчима она мало знала: он недавно появился в их деревне. Он не обижал Людочку, но и доброты не проявлял. Мать о нём: «С малолетства в ссылках да в лагерях, под охранским доглядом. Жизнь его была ох-хо-хо. Но человек он порядочный».

А на следующее утро Людочка опять уехала в город. Хозяйке парикмахерской сказала: «Хорошо, я в общежитие пойду жить».

Дальше Астафьев проводит Людочку через страдательное воспоминание: когда-то, сама больная, она в больничном коридоре сидела ночью около умирающего парня-дровосека. Сочувствовала ему, но, как ей теперь казалось, не в полной полноте. Так вот и к ней теперь – городские на танцплощадке. И её хозяйка. Да и её мать.

Но через Парк продолжала ходить, не боялась. И присмотрела близ тропинки – тополь с большим корявым суком.

И повесилась на нём.

Хоронить её в родной деревне не решились: «сотрётся с земли пристанище, объединённый колхоз запашет кладбище под одно поле». Похоронили на городском, со стандартными знаками.

Сколько бы ни подлинен был рассказ досюда – окончание к нему, я полагаю, Астафьев приложил от себя, давая волю своей жажде справедливости: что отчим Людочки нашёл Стрекача в Парке (его и искать не надо, он себя выставляет), обезоружил и швырнул в зловонную канаву. Блатная свора Стрекача не решилась отстоять своего пахана и не сумела захлебнувшегося – вернуть к жизни.

В отчёте областного УВД для уменьшения процента преступности смерть Стрекача отнесена к самоубийствам.

Очень достойный рассказ – и какое свидетельство о позднесоветском времени. Не велик – а сколькое вместилось.

Отрывок очерка о Викторе Астафьева из «Литературной коллекции», написанной А. И. Солженицыным . А. С. читал рассказ «Людочка» в журнале «Новый мир» (1989. № 9). (Библиотека А. И. Солженицына; с пометами в тексте и на полях.) В письме Астафьеву Солженицын пишет: «Страшна – глубина падения народного состояния, которую трудно определить и измерить (да у Вас она и в «Печальном детективе», и в последней «Людочке», этот «парк ВПРЗ»!). Если Бог пошлёт нам выздороветь, то ведь в лучшем случае нам надо на то 100 лет, а то 150» (А. И. Солженицын – В. П. Астафьеву, 28 ноября 1989. Архив А. И. Солженицына).

Последние материалы раздела:

Реферат: Школьный тур олимпиады по литературе Задания
Реферат: Школьный тур олимпиады по литературе Задания

Посвящается Я. П. Полонскому У широкой степной дороги, называемой большим шляхом, ночевала отара овец. Стерегли ее два пастуха. Один, старик лет...

Самые длинные романы в истории литературы Самое длинное литературное произведение в мире
Самые длинные романы в истории литературы Самое длинное литературное произведение в мире

Книга длинной в 1856 метровЗадаваясь вопросом, какая книга самая длинная, мы подразумеваем в первую очередь длину слова, а не физическую длину....

Кир II Великий - основатель Персидской империи
Кир II Великий - основатель Персидской империи

Основателем Персидской державы признается Кир II, которого за его деяния называют также Киром Великим. Приход к власти Кир II происходил из...