Главная Христианство

Остров Сокровищ. Цитаты и дневники героев

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СУДОВОЙ ПОВАР 7. Я ЕДУ В БРИСТОЛЬ На подготовку к плаванию ушло гораздо больше времени, чем воображал сквайр. Да и вообще все наши первоначальные планы пришлось изменить. Прежде всего, не осуществилось желание доктора Ливси не разлучаться со мной: ему пришлось отправиться в Лондон искать врача, который заменил бы его в наших местах на время его отсутствия. У сквайра было много работы в Бристоле. А я жил в усадьбе под присмотром старого егеря [егерь - главный охотник в помещичьих имениях] Редрута, почти как пленник, мечтая о неведомых островах и морских приключениях. Много часов провел я над картой и выучил ее наизусть. Сидя у огня в комнате домоправителя, я в мечтах своих подплывал к острову с различных сторон. Я исследовал каждый его вершок, тысячи раз взбирался на высокий холм, названный Подзорной Трубой, и любовался оттуда удивительным, постоянно меняющимся видом. Иногда остров кишел дикарями, и мы должны были отбиваться от них. Иногда его населяли хищные звери, и мы должны были убегать от них. Но все эти воображаемые приключения оказались пустяками в сравнении с теми странными и трагическими приключениями, которые произошли на самом деле. Неделя шла за неделей. Наконец в один прекрасный день мы получили письмо. Оно было адресовано доктору Ливси, но на конверте стояла приписка: "Если доктор Ливси еще не вернулся, письмо вскрыть Тому Редруту или молодому Хокинсу". Разорвав конверт, мы прочли - вернее, я прочел, потому что егерь разбирал только печатные буквы, - следующие важные сообщения: "Гостиница "Старый якорь", Бристоль, 1 марта 17... года. Дорогой Ливси! Не знаю, где вы находитесь, в усадьбе или все еще в Лондоне, - пишу одновременно и туда и сюда. Корабль куплен и снаряжен. Он стоит на якоре, готовый выйти в море. Лучше нашей шхуны и представить себе ничего невозможно. Управлять ею может младенец. Водоизмещение - двести тонн. Название - "Испаньола". Достать ее помог мне мой старый приятель Блендли, который оказался удивительно ловким дельцом. Этот милый человек работал для меня, как чернокожий. Впрочем, и каждый в Бристоле старался помочь мне, стоило только намекнуть, что мы отправляемся за нашим сокровищем..." - Редрут, - сказал я, прерывая чтение, - доктору Ливси это совсем не понравится. Значит, сквайр все-таки болтал... - А кто важнее: сквайр или доктор? - проворчал егерь. - Неужели сквайр должен молчать, чтобы угодить какому-то доктору Ливси? Я отказался от всяких пояснений и стал читать дальше. "Блендли сам отыскал "Испаньолу", и благодаря его ловкости она досталась нам буквально за гроши. Правда, в Бристоле есть люди, которые терпеть не могут Блендли. Они имеют наглость утверждать, будто этот честнейший человек хлопочет только ради барыша, будто "Испаньола" принадлежит ему самому и будто он продал ее мне втридорога. Это, бесспорно, клевета. Никто, однако, не осмеливается отрицать, что "Испаньола" - прекрасное судно. Итак, корабль я достал без труда. Правда, рабочие снаряжают его очень медленно, но со временем все будет готово. Гораздо больше пришлось мне повозиться с подбором команды. Я хотел нанять человек двадцать - на случай встречи с дикарями, пиратами или проклятым французом. Я уже из сил выбился, а нашел всего шестерых, но затем судьба смилостивилась надо мной, и я встретил человека, который сразу устроил мне все это дело. Я случайно разговорился с ним в порту. Оказалось, что он старый моряк. Живет на суше и держит таверну. Знаком со всеми моряками в Бристоле. Жизнь на суше расстроила его здоровье, он хочет снова отправиться в море и ищет место судового повара. В то утро, по его словам, он вышел в порт только для того, чтобы подышать соленым морским воздухом. Эта любовь к морю показалась мне трогательной, да и вас она, несомненно, растрогала бы. Мне стало жалко его, и я тут же на месте предложил ему быть поваром у нас на корабле. Его зовут Долговязый Джон Сильвер. У нет одной ноги. Но я считаю это самой лучшей рекомендацией, так как он потерял ее, сражаясь за родину под начальством бессмертного Хока [Эдвард Хок - английский адмирал, живший в середине XVIII века]. Он не получает пенсии, Ливси. Видите, в какие ужасные времена мы живем! Да, сэр, я думал, что я нашел повара, а оказалось, что я нашел целую команду. С помощью Сильвера мне в несколько дней удалось навербовать экипаж из настоящих, опытных, просоленных океаном моряков. Внешность у них не слишком привлекательная, но зато, судя по их лицам, все они - люди отчаянной храбрости. Имея такую команду, мы можем сражаться хоть с целым фрегатом. Долговязый Джон посоветовал мне даже рассчитать кое-кого из тех шести или семи человек, которых я нанял прежде. Он в одну минуту доказал мне, что они пресноводные увальни, с которыми нельзя связываться, когда отправляешься в опасное плавание. Я превосходно себя чувствую, ем, как бык, сплю, как бревно. И все же я не буду вполне счастлив, пока мои старые морячки не затопают вокруг шпиля [шпиль - ворот, на который наматывается якорный канат]. В открытое море! К черту сокровища! Море, а не сокровища, кружит мне голову. Итак, Ливси, приезжайте скорей! Не теряйте ни часа, если вы меня уважаете. Отпустите молодого Хокинса проститься с матерью. Редрут может сопровождать его. Потом пусть оба, не теряя времени, мчатся в Бристоль. Джон Трелони. Post scriptum. Забыл вам сообщить, что Блендли, который, кстати сказать, обещал послать нам на помощь другой корабль, если мы не вернемся к августу, нашел для нас отличного капитана. Капитан это прекрасный человек, но, к сожалению, упрям, как черт. Долговязый Джон Сильвер отыскал нам очень знающего штурмана, по имени Эрроу. А я, Ливси, достал боцмана, который умеет играть на дудке. Как видите, на нашей драгоценной "Испаньоле" все будет, как на заправском военном корабле. Забыл написать вам, что Сильвер - человек состоятельный. По моим сведениям, у него текущий счет в банке, и не маленький. Таверну свою он на время путешествия передает жене. Жена его не принадлежит к белой расе. И таким старым холостякам, как мы с вами, извинительно заподозрить, что именно жена, а не только плохое здоровье гонит его в открытое море. Д.Т. P.P.S. Хокинс может провести один вечер у своей матери. Д.Т." Нетрудно представить себе, как взбудоражило меня это письмо. Я был вне себя от восторга. Всем сердцем презирал я старого Тома Редрута, который только ворчал и скулил. Любой из младших егерей с удовольствием поехал бы вместо него. Но сквайр хотел, чтобы ехал Том Редрут, а желание сквайра было для слуг законом. Никто, кроме старого Редрута, не посмел бы даже и поворчать. На следующее утро мы оба отправились пешком в "Адмирал Бенбоу". Мать мою я застал в полном здоровье. Настроение у нее было хорошее. Со смертью капитана окончились все ее неприятности. Сквайр на свой счет отремонтировал наш дом. По его приказанию стены и вывеска были заново выкрашены. Он нам подарил кое-какую мебель, в том числе превосходное кресло, чтобы матери моей удобнее было сидеть за прилавком. На подмогу ей он нанял мальчика. Этот мальчик должен был исполнять обязанности, которые прежде исполнял я. Только увидев чужого мальчишку в трактире, я впервые отчетливо понял, что надолго расстаюсь с родным домом. До сих пор я думал лишь о приключениях, которые ждут меня впереди, а не о доме, который я покидаю. При виде неуклюжего мальчика, занявшего мое место, я впервые залился слезами. Боюсь, что я бессовестно мучил и тиранил его. Он еще не успел привыкнуть к своему новому месту, а я не прощал ему ни единого промаха и злорадствовал, когда он ошибался. Миновала ночь, и на следующий день после обеда мы с Редрутом вновь вышли на дорогу. Я простился с матерью, с бухтой, возле которой я жил с самого рождения, с милым старым "Адмиралом Бенбоу" - хотя, заново покрашенный, он стал уже не таким милым. Вспомнил я и капитана, который так часто бродил по этому берегу, его треугольную шляпу, сабельный шрам на щеке и медную подзорную трубу. Мы свернули за угол, и мой дом исчез. Уже смеркалось, когда возле "Гостиницы короля Георга" мы сели в почтовый дилижанс. Меня втиснули между Редрутом и каким-то старым толстым джентльменом. Несмотря на быструю езду и холодную ночь, я сразу заснул. Мы мчались то вверх, то вниз, а я спал как сурок и проспал все станции. Меня разбудил удар в бок. Я открыл глаза. Мы стояли перед большим зданием на городской улице. Уже давно рассвело. - Где мы? - спросил я. - В Бристоле, - ответил Том. - Вылезай. Мистер Трелони жил в трактире возле самых доков, чтобы наблюдать за работами на шхуне. Нам, к величайшей моей радости, пришлось идти по набережной довольно далеко, мимо множества кораблей самых различных размеров, оснасток и национальностей. На одном работали и пели. На другом матросы высоко над моей головой висели на канатах, которые снизу казались не толще паутинок. Хотя я всю жизнь прожил на берегу моря, здесь оно удивило меня так, будто я увидел его впервые. Запах дегтя и соли был нов для меня. Я разглядывал резные фигурки на носах кораблей, побывавших за океаном. Я жадно рассматривал старых моряков с серьгами в ушах, с завитыми бакенбардами, с просмоленными косичками, с неуклюжей морской походкой. Они слонялись по берегу. Если бы вместо них мне показали королей или архиепископов, я обрадовался бы гораздо меньше. Я тоже отправлюсь в море! Я отправлюсь в море на шхуне, с боцманом, играющим на дудке, с матросами, которые носят косички и поют песни! Я отправлюсь в море, я поплыву к неведомому острову искать зарытые в землю сокровища! Я был погружен в эти сладостные мечты, когда мы дошли наконец до большого трактира. Нас встретил сквайр Трелони. На нем был синий мундир. Такие мундиры носят обычно морские офицеры. Он выходил из дверей, широко улыбаясь. Шел он вразвалку, старательно подражая качающейся походке моряков. - Вот и вы! - воскликнул он. - А доктор еще вчера вечером прибыл из Лондона. Отлично! Теперь вся команда в сборе. - О сэр, - закричал я, - когда же мы отплываем? - Отплываем? - переспросил он. - Завтра. 8. ПОД ВЫВЕСКОЙ "ПОДЗОРНАЯ ТРУБА" Когда я позавтракал, сквайр дал мне записку к Джону Сильверу в таверну "Подзорная труба". Он объяснил мне, как искать ее: идти по набережной, пока не увидишь маленькую таверну, а над дверью большую трубу вместо вывески. Я обрадовался возможности еще раз посмотреть корабли и матросов и тотчас же отправился в путь. С трудом пробираясь сквозь толпу народа, толкавшегося на пристани среди тюков и фургонов, я нашел наконец таверну. Она была невелика и довольно уютна: вывеска недавно выкрашена, на окнах опрятные красные занавески, пол посыпан чистейшим песком. Таверна выходила на две улицы. Обе двери были распахнуты настежь, и в просторной низкой комнате было довольно светло, несмотря на клубы табачного дыма. За столиками сидели моряки. Они так громко говорили между собой, что я остановился у двери, не решаясь войти. Из боковой комнаты вышел человек. Я сразу понял, что это и есть Долговязый Джон. Левая нога его была отнята по самое бедро. Под левым плечом он держал костыль и необыкновенно проворно управлял им, подпрыгивая, как птица, на каждом шагу. Это был очень высокий и сильный мужчина, с широким, как окорок, плоским и бледным, но умным и веселым лицом. Ему, казалось, было очень весело. Посвистывая, шнырял он между столиками, пошучивал, похлопывая по плечу некоторых излюбленных своих посетителей. Признаться, прочитав о Долговязом Джоне в письме сквайра, я с ужасом подумал, не тот ли это одноногий моряк, которого я так долго подстерегал в старом "Бенбоу". Но стоило мне взглянуть на этого человека, и все мои подозрения рассеялись. Я видел капитана, видел Черного Пса, видел слепого Пью и полагал, что знаю, какой вид у морских разбойников. Нет, этот опрятный и добродушный хозяин трактира нисколько не был похож на разбойника. Я собрался с духом, перешагнул через порог и направился прямо к Сильверу, который, опершись на костыль, разговаривал с каким-то посетителем. - Мистер Сильвер, сэр? - спросил я, протягивая ему записку. - Да, мой мальчик, - сказал он. - Меня зовут Сильвер. А ты кто такой? Увидев письмо сквайра, он, как мне показалось, даже вздрогнул. - О, - воскликнул он, протягивая мне руку, - понимаю! Ты наш новый юнга. Рад тебя видеть. И он сильно сжал мою руку в своей широкой и крепкой ладони. В это мгновенье какой-то человек, сидевший в дальнем углу, внезапно вскочил с места и кинулся к двери. Дверь была рядом с ним, и он сразу исчез. Но торопливость его привлекла мое внимание, и я с одного взгляда узнал его. Это был трехпалый человек с одутловатым лицом, тот самый, который приходил к нам в трактир. - Эй, - закричал я, - держите его! Это Черный Пес! Черный Пес! - Мне наплевать, как его зовут! - вскричал Сильвер. - Но он удрал и не заплатил мне за выпивку. Гарри, беги и поймай его! Один из сидевших возле двери вскочил и пустился вдогонку. - Будь он хоть адмирал Хок, я и то заставил бы его заплатить! - кричал Сильвер. Потом, внезапно отпустив мою руку, спросил: - Как его зовут? Ты сказал - Черный... как дальше? Черный кто? - Пес, сэр! - сказал я. - Разве мистер Трелони не рассказывал вам о наших разбойниках? Черный Пес из их шайки. - Что? - заревел Сильвер. - В моем доме!.. Бен, беги и помоги Гарри догнать его... Так он один из этих крыс?.. Эй, Морган, ты, кажется, сидел с ним за одним столом? Поди-ка сюда. Человек, которого он назвал Морганом, - старый, седой, загорелый моряк, - покорно подошел к нему, жуя табачную жвачку. - Ну, Морган, - строго спросил Долговязый, - видал ли ты когда-нибудь прежде этого Черного... как его... Черного Пса? - Никогда, сэр, - ответил Морган и поклонился. - И даже имени его не слыхал? - Не слыхал, сэр. - Ну, твое счастье, Том Морган! - воскликнул кабатчик. - Если ты станешь путаться с негодяями, ноги твоей не будет в моем заведении! О чем он с тобой говорил? - Не помню хорошенько, сэр, - ответил Морган. - И ты можешь называть головой то, что у тебя на плечах? Или это у тебя юферс? [блок для натягивания вант] - закричал Долговязый Джон. - Он не помнит хорошенько! Может, ты и понятия не имеешь, с кем ты разговаривал? Ну, выкладывай, о чем он сейчас говорил! Вы растабарывали оба о плаваниях, кораблях, капитанах? Ну! Живо! - Мы говорили о том, как людей под килем протягивают [протягивание под килем - вид наказания в английском флоте в XVIII веке], - ответил Морган. - Под килем! Вполне подходящий для тебя разговор. Эх, ты! Ну, садись на место, Том, дуралей... Когда Морган сел за свой столик, Сильвер по-приятельски наклонился к моему уху, что очень мне польстило, и прошептал: - Честнейший малый этот Том Морган, но ужасный дурак. А теперь, - продолжал он вслух, - попробуем вспомнить. Черный Пес? Нет, никогда не слыхал о таком. Как будто я его где-то видел. Он нередко... да-да... заходил сюда с каким-то слепым нищим. - Да-да, со слепым! - вскричал я. - Я и слепого этого знал. Его звали Пью. - Верно! - воскликнул Сильвер, на этот раз очень взволнованный. - Пью! Именно так его и звали. С виду он был большая каналья. Если этот Черный Пес попадется нам в руки, капитан Трелони будет очень доволен. У Бена отличные ноги. Редкий моряк бегает быстрее Бена. Нет, от Бена не уйдешь. Бен кого хочешь догонит... Так он говорил о том, как протягивают моряков на канате? Ладно, ладно, уж мы протянем его самого... Сильвер прыгал на своем костыле, стучал кулаком по столам и говорил с таким искренним возмущением, что даже судья в Олд Бейли [суд в Лондоне] или лондонский полицейский поверили бы в полнейшую его невиновность. Встреча с Черным Псом в "Подзорной трубе" пробудила все мои прежние подозрения, и я внимательно следил за поваром. Но он был слишком умен, находчив и ловок для меня. Наконец вернулись те двое, которых он послал вдогонку за Черным Псом. Тяжело дыша, они объявили, что Черному Псу удалось скрыться от них в толпе. И кабатчик принялся ругать их с такой яростью, что я окончательно убедился в полной невиновности Долговязого Джона. - Слушай, Хокинс, - сказал он, - для меня эта история может окончиться плохо. Что подумает обо мне капитан Трелони? Этот прокляты голландец сидел в моем доме и лакал мою выпивку! Потом приходишь ты и говоришь мне, что он из разбойничьей шайки. И все же я даю ему улизнуть от тебя перед самыми моими иллюминаторами. Ну, Хокинс, поддержи меня перед капитаном Трелони! Ты молод, но не глуп. Тебя не проведешь. Да, да, да! Я это сразу заметил. Объясни же капитану, что я на своей деревяшке никак не мог угнаться за этим чертовым псом. Если бы я был первоклассный моряк, как в старое время, он бы от меня не ушел, я бы его насадил на вертел в две минуты, но теперь... Он вдруг умолк и широко разинул рот, словно что-то вспомнил. - А деньги? - крикнул он. - За три кружки! Вот дьявол, про деньги-то я и забыл! Рухнув на скамью, он захохотал и хохотал до тех пор, пока слезы не потекли у него по щекам. Хохот его был так заразителен, что я не удержался и стал хохотать вместе с ним, пока вся таверна не задрожала от хохота. - Я хоть и стар, а какого разыграл морского телен-ка! - сказал он наконец, вытирая щеки. - Я вижу, Хокинс, мы с тобой будем хорошей парой. Ведь я и сейчас оказался не лучше юнги... Однако надо идти: дело есть дело, ребята. Я надену свою старую треуголку и пойду вместе с тобой к капитану Трелони доложить ему обо всем, что случилось. А ведь дело-то серьезное, молодой Хокинс, и, надо сознаться, ни мне, ни тебе оно чести не приносит. Нет, нет! Ни мне, ни тебе: обоих нас околпачили здорово. Однако, черт его побери, как надул он меня с этими деньгами! Он снова захохотал, и с таким жаром, что я, хотя не видел тут ничего смешного, опять невольно присоединился к нему. Мы пошли по набережной. Сильвер оказался необыкновенно увлекательным собеседником. О каждом корабле, мимо которого мы проходили, он сообщал мне множество сведений: какие у него снасти, сколько он может поднять груза, из какой страны он прибыл. Он объяснял мне, что делается в порту: одно судно разгружают, другое нагружают, а вон то, третье, сейчас выходит в открытое море. Он рассказывал мне веселые истории о кораблях и моряках. То и дело употреблял он всякие морские словечки и повторял их по нескольку раз, чтобы я лучше запомнил их. Я начал понемногу понимать, что лучшего товарища, чем Сильвер, в морском путешествии не найдешь. Наконец мы пришли в трактир. Сквайр и доктор Ливси пили пиво, закусывая поджаренными ломтиками белого хлеба. Они собирались на шхуну - посмотреть, как ее снаряжают. Долговязый Джон рассказал им все, что случилось в таверне, с начала и до конца, очень пылко и совершенно правдиво. - Ведь так оно и было, не правда ли, Хокинс? - спрашивал он меня поминутно. И я всякий раз полностью подтверждал его слова. Оба джентльмена очень жалели, что Черному Псу удалось убежать. Но что можно было сделать? Выслушав их похвалы, Долговязый Джон взял костыль и направился к выходу. - Команде быть на корабле к четырем часам дня! - крикнул сквайр ему вдогонку. - Есть, сэр! - ответил повар. - Ну, сквайр, - сказал доктор Ливси, - говоря откровенно, я не вполне одобряю большинство приобретений, сделанных вами, но Джон Сильвер мне по вкусу. - Чудесный малый, - отозвался сквайр. - Джим пойдет сейчас с нами на шхуну, не так ли? - прибавил доктор. - Конечно, конечно, - сказал сквайр. - Хокинс, возьми свою шляпу, сейчас мы пойдем посмотреть наш корабль. 9. ПОРОХ И ОРУЖИЕ "Испаньола" стояла довольно далеко от берега. Чтобы добраться до нее, нам пришлось взять лодку и лавировать среди других кораблей. Перед нами вырастали то украшенный фигурами нос, то корма. Канаты судов скрипели под нашим килем и свешивались у нас над головами. На борту нас приветствовал штурман мистер Эрроу, старый моряк, косоглазый и загорелый, с серьгами в ушах. Между ним и сквайром были, очевидно, самые близкие, приятельские отношения. Но с капитаном сквайр явно не ладил. Капитан был человек угрюмый. Все на корабле раздражало его. Причины своего недовольства он не замедлил изложить перед нами. Едва мы спустились в каюту, как явился матрос и сказал: - Капитан Смоллетт, сэр, хочет с вами поговорить. - Я всегда к услугам капитана. Попроси его пожаловать сюда, - ответил сквайр. - Капитан, оказалось, шел за своим послом. Он сразу вошел в каюту и запер за собой дверь. - Ну, что скажете, капитан Смоллетт? Надеюсь, все в порядке? Шхуна готова к отплытию? - Вот что, сэр, - сказал капитан, - я буду говорить откровенно, даже рискуя поссориться с вами. Мне не нравится эта экспедиция. Мне не нравятся ваши матросы. Мне не нравится мой помощник. Вот и все. Коротко и ясно. - Быть может, сэр, вам не нравится также и шхуна? - спросил сквайр, и я заметил, что он очень разгневан. - Я ничего не могу сказать о ней, сэр, пока не увижу ее в плавании, - ответил ему капитан. - Кажется, она построена неплохо. Но судить об этом еще рано. - Тогда, сэр, быть может, вам не нравится ваш хозяин? - спросил сквайр. Но тут вмешался доктор Ливси. - Погодите, - сказал он, - погодите. Этак ничего, кроме ссоры, не выйдет. Капитан сказал нам и слишком много и слишком мало, и я имею право попросить у него объяснений... Вы, кажется, сказали, капитан, что вам не нравится наша экспедиция? Почему? - Меня пригласили, сэр, чтобы я вел судно суда, куда пожелает этот джентльмен, и не называли цели путешествия, - сказал капитан. - Отлично, я ни о чем не расспрашивал. Но вскоре я убедился, что самый последний матрос знает о цели путешествия больше, чем я. По-моему, это некрасиво. А как по-вашему? - По-моему, тоже, - сказал доктор Ливси. - Затем, - продолжал капитан, - я узнал, что мы едем искать сокровища. Я услыхал об этом, заметьте, от своих собственных подчиненных. А искать сокровища - дело щекотливое. Поиски сокровищ вообще не по моей части, и я не чувствую никакого влечения к подобным занятиям, особенно если эти занятия секретные, а секрет - прошу прощения, мистер Трелони! - выболтан, так сказать, попугаю. - Попугаю Сильвера? - спросил сквайр. - Нет, это просто поговорка, - пояснил капитан. - Она означает, что секрет уже ни для кого не секрет. Мне кажется, вы недооцениваете трудности дела, за которое взялись, и я скажу вам, что я думаю об этом: вам предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. - Вы совершенно правы, - ответил доктор. - Мы сильно рискуем. Но вы ошибаетесь, полагая, что мы не отдаем себе отчета в опасностях, которые нам предстоят. Вы сказали, что вам не нравится наша команда. Что ж, по-вашему, мы наняли недостаточно опытных моряков? - Не нравятся мне они, - отвечал капитан. - И, если говорить начистоту, нужно было поручить набор команды мне. - Не спорю, - ответил доктор. - Моему другу, пожалуй, следовало набирать команду вместе с вами. Это промах, уверяю вас, совершенно случайный. Тут не было ничего преднамеренного. Затем, кажется, вам не нравится мистер Эрроу? - Не нравится, сэр. Я верю, что он хороший моряк. Но он слишком распускает команду, чтобы быть хорошим помощником. Он фамильярничает со своими матросами. Штурман на корабле должен держаться в стороне от матросов. Он не может пьянствовать с ними. - Вы хотите сказать, что он пьяница? - спросил сквайр. - Нет, сэр, - ответил капитан. - Я только хочу сказать, что он слишком распускает команду. - А теперь, - попросил доктор, - скажите нам напрямик, капитан, чего вам от нас нужно. - Вы твердо решили отправиться в это плавание, джентльмены? - Бесповоротно, - ответил сквайр. - Отлично, - сказал капитан. - Если вы до сих пор терпеливо меня слушали, хотя я и говорил вещи, которых не мог доказать, послушайте и дальше. Порох и оружие складывают в носовой части судна [в носовой части судна помещались матросы]. А между тем есть прекрасное помещение под вашей каютой. Почему бы не сложить их туда? Это первое. Затем, вы взяли с собой четверых слуг. Кого-то из них, как мне сказали, тоже хотят поместить в носовой части. Почему не устроить им койки возле вашей каюты? Это второе. - Есть и третье? - спросил мистер Трелони. - Есть, - сказал капитан. - Слишком много болтают. - Да, чересчур много болтают, - согласился доктор. - Передам вам только то, что я слышал своими ушами, - продолжал капитан Смоллетт. - Говорят, будто у вас есть карта какого-то острова. Будто на карте крестиками обозначены места, где зарыты сокровища. Будто этот остров лежит... И тут он с полной точностью назвал широту и долготу нашего острова. - Я не говорил этого ни одному человеку! - воскликнул сквайр. - Однако каждый матрос знает об этом, сэр, - возразил капитан. - Это вы, Ливси, все разболтали! - кричал сквайр. - Или ты, Хокинс... - Теперь уже все равно, кто разболтал, - сказал доктор. Я заметил, что ни он, ни капитан не поверили мистеру Трелони, несмотря на все его оправдания. Я тоже тогда не поверил, потому что он действительно был великий болтун. А теперь я думаю, что тогда он говорил правду и что команде было известно и без нас, где находится остров. - Я, джентльмены, не знаю, у кого из вас хранится эта карта, - продолжал капитан. - И я настаиваю, чтобы она хранилась в тайне и от меня, и от мистера Эрроу. В противном случае я буду просить вас уволить меня. - Понимаю, - сказал доктор. - Во-первых, вы хотите прекратить лишние разговоры. Во-вторых, вы хотите устроить крепость в кормовой части судна, собрать в нее слуг моего друга и передать им все оружие и порох, которые имеются на борту. Другими словами, вы опасаетесь бунта. - Сэр, - сказал капитан Смоллетт, - я не обижаюсь, но не хочу, чтобы вы приписывали мне слова, которых я не говорил. Нельзя оправдать капитана, решившего выйти в море, если у него есть основания опасаться бунта. Я уверен, что мистер Эрроу честный человек. Многие матросы тоже честные люди. Быть может, все они честные люди. Но я отвечаю за безопасность корабля и за жизнь каждого человека на борту. Я вижу, что многое делается не так, как следует. Прошу вас принять меры предосторожности или уволить меня. Вот и все. - Капитан Смоллетт, - начал доктор улыбаясь, - вы слыхали басню о горе, которая родила мышь? Простите меня, но вы напомнили мне эту басню. Когда вы явились сюда, я готов был поклясться моим париком, что вы потребуете у нас много больше. - Вы очень догадливы, доктор, - сказал капитан. - Явившись сюда, я хотел потребовать расчета, ибо у меня не было ни малейшей надежды, что мистер Трелони согласится выслушать хоть одно мое слово. - И не стал бы слушать! - крикнул сквайр. - Если бы не Ливси, я бы сразу послал вас ко всем чертям. Но как бы то ни было, я выслушал вас и сделаю все, что вы требуете. Однако мнение мое о вас изменилось к худшему. - Это как вам угодно, сэр, - сказал капитан. - Потом вы поймете, что я исполнил свой долг. И он удалился. - Трелони, - сказал доктор, - против своего ожидания, я убедился, что вы пригласили на корабль двух честных людей: капитана Смоллетта и Джона Сильвера. - Насчет Сильвера я с вами согласен, - воскликнул сквайр, - а поведение этого несносного враля я считаю недостойным мужчины, недостойным моряка и, во всяком случае, недостойным англичанина! - Ладно, - сказал доктор, - увидим. Когда мы вышли на палубу, матросы уже начали перетаскивать оружие и порох. "Йо-хо-хо!" - пели они во время работы. Капитан и мистер Эрроу распоряжались. Мне очень понравилось, как нас разместили по-новому. Всю шхуну переоборудовали. На корме из бывшей задней части среднего трюма устроили шесть кают, которые соединялись запасным проходом по левому борту с камбузом [камбуз - корабельная кухня] и баком [бак - возвышение в передней части корабля]. Сначала их предназначали для капитана, мистера Эрроу, Хантера, Джойса, доктора и сквайра. Но затем две из них отдали Редруту и мне, а мистер Эрроу и капитан устроились на палубе, в сходном тамбуре [сходной тамбур - помещение, в которое выходит трап (лестница, ведущая в трюм)], который был так расширен с обеих сторон, что мог сойти за кормовую рубку [рубка - возвышение на палубе судна для управления]. Он, конечно, был тесноват, но все же в нем поместилось два гамака. Даже штурман, казалось, был доволен таким размещением. Возможно, он тоже не доверял команде. Впрочем, это только мое предположение, потому что, как вы скоро увидите, он недолго находился на шхуне. Мы усердно работали, перетаскивая порох и устраивая наши каюты, когда наконец с берега явились в шлюпке последние матросы и вместе с ними Долговязый Джон. Повар взобрался на судно с ловкостью обезьяны и, как только заметил, чем мы заняты, крикнул: - Эй, приятели, что же вы делаете? - Переносим бочки с порохом, Джон, - ответил один из матросов. - Зачем, черт вас побери? - закричал Долговязый. - Ведь этак мы прозеваем утренний отлив! - Они исполняют мое приказание! - оборвал его капитан. - А вы, милейший, ступайте на кухню, чтобы матросы могли поужинать вовремя. - Слушаю, сэр, - ответил повар. И, прикоснувшись рукой к пряди волос на лбу, нырнул в кухонную дверь. - Вот это славный человек, капитан, - сказал доктор. - Весьма возможно, сэр, - ответил капитан Смоллетт. - Осторожней, осторожней, ребята! И он побежал к матросам. Матросы волокли бочку с порохом. Вдруг он заметил, что я стою и смотрю на вертлюжную пушку [вертлюжная пушка - пушка, поворачивающаяся на специальной вращающейся установке - вертлюге], которая была установлена в средней части корабля, - медную девятифунтовку, и сейчас же налетел на меня. - Эй, юнга, - крикнул он, - прочь отсюда! Ступай к повару, он даст тебе работу. И, убегая на кухню, я слышал, как он громко сказал доктору: - Я не потерплю, чтобы на судне у меня были любимчики! Уверяю вас, в эту минуту я совершенно согласился со сквайром, что капитан - невыносимый человек, и возненавидел его.

"Первогодок"

(Очерк из былой морской жизни)

Когда на пятый день после ухода из Кронштадта корвета "Ястреб" в кругосветное плавание "засвежело", как говорят моряки, и корвет бросало, точно щепку, со стороны на сторону по волнам разбушевавшегося Немецкого моря, молодой матросик Егор Певцов струсил не на шутку.

Это было первое его знакомство с бурей на море, его морское крещение.

Певцов был в числе вахтенных и потому в это осеннее неприветное утро находился наверху, на палубе "Ястреба", который под зарифленными парусами, поднимаясь с волны на волну и раскачиваясь, несся с крепким попутным ветром, доходящим до степени шторма, верст по семнадцати в час.

На нем было сто семьдесят пять матросов, пятнадцать офицеров, священник и доктор.

Бледный как смерть, с помутившимся взглядом серых больших глаз, стоял матросик у грот-мачты, крепко вцепившись рукой в снасти, чтобы не упасть на качающейся палубе, которая словно бы уходила из-под его ног, еще не привычных сохранять равновесие во время качки, - и, полный страха, взглядывал на высокие заседевшие волны, бросавшиеся со всех сторон на "Ястреба" и с грозным гулом разбивающиеся одна о другую.

Далеко-далеко раскинулось бурное море, вздымаясь высокими холмами. Белоснежные гребни их пенились и, срываемые ветром, рассыпались жемчужною пылью.

Идет непрерываемый морской гул, сливающийся с воем ветра, который то стонет, то гудит, проносясь по мачтам, парусам и снастям и потрясая веревки. Небо покрыто низкими, черными, быстро несущимися облаками. Горизонт застлан мглою.

Мрачно, тоскливо и холодно кругом.

Щемящая тоска и на сердце матроса, впервые увидавшего бушующее море и в страхе преувеличивающего опасность. Оно чужое ему, страшное и постылое, и он думает, что нет постылей морской службы. То ли дело на сухом пути!

И, когда корвет в своих стремительных размахах ложится боком и верхушки волн вливаются через борт на палубу, молодой матрос в ужасе широко открывает глаза и весь замирает.

Ему кажется, что корвет не поднимется, что вот-вот эти свинцовые водяные горы, которые тут, так близко, в нескольких шагах, поглотят судно со всеми людьми, и нет спасения. Смерть неминуема, - она глядит, холодная и страшная, из этих холодных и страшных волн.

А жить так хочется, так страстно хочется. За что умирать?

И матросик шепчет побелевшими, вздрагивающими губами:

Господи, спаси и помилуй! Господи, спаси и помилуй!

Но корвет уже поднялся одним боком и стремительно ложится другим.

И в эти мгновенные промежутки надежда закрадывается в потрясенную душу матроса.

Егор Певцов первогодок.

Всего только шесть месяцев тому назад, как его, неуклюжего, крепкого и приземистого, белобрысого двадцатиоднолетнего паренька, с большими добродушными серыми глазами, в числе других новобранцев привели в Кронштадт из глухой деревушки Вологодской губернии.

Он сделался матросом, никогда в жизни не видавши не только моря, но даже и озера. Видал он только маленькую речонку Выпь, протекавшую у деревни.

Его поместили в казарму, одели в матросскую форму, и на другой же день экипажный командир, осматривавший новобранцев, оглядев Певцова, проговорил, обращаясь к командиру роты, в которую был назначен Певцов:

Из этой "деревни" хороший марсовой выйдет!

И затем спросил Певцова:

Как зовут?

Егором! - испуганно отвечал новобранец.

Фамилия?

Матросик в недоумении моргал глазами.

Прозвище как?

Певцов...

Вологодский?

Вологодские будем.

Ну, братец, служи хорошо!.. Будь молодцом... Все, смотри, будьте молодцами! - подбодрил экипажный командир новобранцев.

И вслед за тем прибавил суровым тоном:

А не то...

Он не досказал и ушел.

Но все новобранцы поняли, в чем дело. Они уже слышали, когда шли в партии, что на службе спуска не дают.

Действительно, в те времена спуска не давали и матросов учили при помощи очень суровых наказаний.

После крестьянской жизни трудно было Певцову привыкать к казарме.

Он первое время находился в постоянном страхе и, что называется, лез из кожи вон, чтобы не навлечь на себя наказание. Но по тем временам это не всегда было возможно.

Унтер-офицер Захарыч, назначенный обучать новобранцев выправке и ружейным приемам, добродушный вне службы пожилой человек, не отличался большим терпением и, сам выученный далеко не ласково, находил, что без боя "никак невозможно обломать деревенщину" и, как он выражался, привести в "форменный рассудок".

И этот унтер-офицер нередко зверел во время учебы. Ему все казалось, что "деревня" необыкновенно упорна и не "обламывается" с тою скоростью, с какою бы ему хотелось: и грудь не выпячена, и молодцеватого вида нет... Одним словом, новобранцы - мужики мужиками. Пожалуй, и ротный за это не похвалит и велит "всыпать" учителю.

И глаза учителя наливались кровью; его красноватое лицо с багровым от пьянства носом перекашивалось, и он начинал "крошить".

Матросик покорно выдерживал удары озверевшего унтер-офицера и только бледнел и жмурил глаза. Но потом целый день был сам не свой. Полный тоски и обиды, забивался он куда-нибудь в угол и думал горькие думы о безвыходности своего положения.

Подобная муштровка происходила ежедневно. Несмотря на старания Певцова угодить своим усердием Захарычу, редкий день обходился без того, чтобы матросик не был избит.

А Захарыч вдобавок еще говорит:

Это еще что!.. на сухой пути... А в море будет вам, подлецы, настоящая разделка!

Подтверждение этих слов о настоящей "разделке" в море молодой матрос не раз слышал в казарме из обычных разговоров, которыми коротали вечера матросы. Наслушался он о строгостях на судах, о разных командирах и старших офицерах, которые за всякую малость приказывали полировать спину, и о том, как тяжела и опасна матросская служба в море, и о том, какие бывают в море штормы и ураганы.

Отчаяние и страх закрадывались в сердце молодого матроса; и в голову его пришла мысль о побеге.

Мысль эта не покидала первогодка. Его манил к себе густой старый лес, который он так любил и куда, бывало, ходил стрелять рябчиков из своего скверного ружьишка. Его манили поля... манила деревня с черными покосившимися избушками.

Там все свое, родное, к чему он привык с детства... Здесь все чужое... и это море...

О, каким постылым показалось ему оно, когда он увидал его однажды со стенки Купеческой гавани в одно из воскресений, когда был отпущен из казарм погулять!

Жестокое наказание, которому при всей роте был подвергнут один "отчаянный" матрос, пропивший все казенные вещи, бывшие на нем, произвело потрясающее впечатление на Певцова.

После этого случая мысль о побеге не давала покоя матросику.

И ровно через месяц после того, как Певцов был приведен в Кронштадт и выучивался у Захарыча, он в одно из воскресений, отпущенный гулять, решился не возвращаться более в казармы.

Кронштадтский босяк, с которым познакомился Певцов на рынке и потом зашел с ним в кабак, уверил молодого матроса, что в Питере паспорт легко раздобыть, стоит только найти там Вяземскую лавру; а с паспортом живи где угодно.

Часу в десятом утра Певцов с заветным рублем в кармане, рублем, принесенным из деревни, шел по льду, через море, в Ораниенбаум.

Шел он не по дороге, а стороной от нее, чтобы не встретиться с кем-нибудь.

Уже Певцов был на половине дороги, порядочно прозябши в рваном армяке, который ему дал босяк в обмен на казенную шинель, как увидал, что навстречу ему идет матрос, лицо которого было почти закрыто башлыком.

Скоро они сблизились. И вдруг встречный остановился и крикнул:

Егорка! стой!

Матросик так-таки и обомлел: перед ним стоял Захарыч.

Изумлен был и Захарыч.

Положим, я выпивши... У кумы в Рамбове был. Но только по какой причине ты в таком виде? Обсказывай, Егорка!

Не погуби, Захарыч!

Я не душегуб, Егорка... Я совесть имею. Говори сей секунд, что это ты задумал... Никак бежать?

Силушки моей не стало, Захарыч...

В отчаянность пришел?..

В отчаянность...

Из-за чего?.. Из-за меня?.. - дрогнувшим голосом произнес Захарыч.

Изо всего... И из-за тебя... Захарыч...

А я не с сердцов, Егорка, - виновато сказал Захарыч. - Надо обламывать тебя... форменного матроса сделать... Мне и невдомек, что ты такой... обидчивый... А я вот что тебе скажу: не бегай, Егорка!.. Не бегай, дурья голова!.. Я тебе добром говорю... Никому не доложу, что встретил тебя... Иди, коли хочешь, с богом, но только пропадешь ты... Поймают тебя и скрозь строй... за бега... А слышал ты, как это скрозь строй гоняют?

Слышал...

То-то и есть... Не дай бог!

Все равно пропадать... И теперь ежели вернуться, пропал я.

Пропал?! Я тебе не дам пропасть... Ежели я тебя до такой отчаянности довел боем, что ты вон в армячишке рваном бежать решился, то я и вызволить тебя должен, Егорка... Небось не пропадешь... Совесть-то у меня есть... Валим в Рамбов!.. Там я тебя опять как следует одену, и будешь ты снова матрос... И ни одна душа не узнает.

Матросик не верил своим ушам. Захарыч, который мучил его, так ласково говорит, жалеет его.

И, тронутый этой лаской до глубины души, он мог только взволнованно проговорить:

Захарыч... Спасибо!

И чувствительный же ты парень, Егорка!.. Так валим, что ли? Ишь ведь, зазяб!

Они пошли вместе в Ораниенбаум и скоро были у кумы.

Здорово, кума! Опять обернулся! Надо с тобой обмозговать одно дело!.. Только прежде поднеси шкалик парню. Зазяб больно. И мне по спопутности! - весело говорил Захарыч куме, не старой еще женщине, вдове боцмана.

После того как оба выпили по шкалику, Захарыч о чем-то зашептался с кумой, и она тотчас же куда-то исчезла.

Вскоре она вернулась с форменной матросской шинелью и фуражкой, и матросика обрядили.

Ну, теперь айда домой, Егорка!.. Только прежде еще по шкалику... не так ли, кума? И провористая же баба моя кума, Егорка!..

Выпили еще и пошли в Кронштадт.

И, когда матросик вернулся в казарму, она была ему уж не так постыла.

На другой день все новобранцы, бывшие в учебе у Захарыча, заметили, что он не так уж зверствует, как раньше. Правда, ругань по-прежнему лилась непрерывно, и одного непонятливого он съездил по уху, но съездил легко и вообще дрался с рассудком.

А Певцова, старавшегося изо всех сил, даже похвалил и вечером позвал пить чай.

Когда месяца через три матросика назначили в кругосветное плавание и он затосковал, Захарыч, тоже назначенный на "Ястреб", старался утешить своего любимца и обещал сделать из него хорошего марсового.

Главное дело, не бойся! Вначале будто боязно, когда тебя, примерно, на рее качает; а потом ничего... Видишь, что другие матросики не боятся, стараются... Чем же ты хуже их? Я, братец ты мой, десять лет был марсовым и, как послали меня в первый раз марсель крепить, тоже полагал, что тут мне и крышка. Либо в море упаду, либо башку размозжу о палубу. А вот, как видишь, цел вовсе.

Сказывают, строгость большая на море, Захарыч?

Как следует быть... Но только ежели ты сам держишь себя в строгости, то не за что тебя и драть как Сидорову козу, коли командир и старший офицер наказывают не зря или в беспамятстве ума, а по чести и с рассудком... Без взыску нельзя... Такая уж взыскательная флотская служба...

А как наш командир и старший офицер? Очень строгие? - с жадным любопытством спросил молодой матрос.

То-то нет... Тебе на первый раз посчастливилось, Егорка! И жалостливые и матросом не брезгуют... Понимают, что у матроса не барабанная шкура и задарма нет у них положения разделывать спину. Особенно капитан... Я с ним плавал одно лето... С большим понятием человек... С им не нудно служить...

А старший офицер?..

Ишь ведь пужливый ты... допытываешься! - добродушно усмехнулся Захарыч.

И, помолчав, продолжал:

Матросы, кои служили с ним раньше, сказывали, что добер... Однако любит при случае по зубам пройтись. Да ты, Егорка, не сумлевайся насчет этого! - вставил Захарыч, заметив испуг на лице первогодка. - У его рука, сказывали, легкая! А порет по справедливости, если кто свиноватил. А чтобы понапрасну обескураживать человека - ни боже мой! Да чего бояться? Ты у меня исправный и старательный матросик. За что тебя драть? И вовсе не за что! Так-то, Егорка! Счастье твое, что попал ты на судно к такому доброму капитану!

Эти слова, а главное, тон их, ласковый и душевный, очень подбодрили молодого матроса.

И первые дни плавания не показались ему страшными.

Несмотря на позднюю осень, погода стояла тихая, и в Финском заливе и в Балтийском море не было ни ветра, ни волнения. Стоял штиль, и корвет, не покачиваясь, шел себе под парами, попыхивая дымком из горластой трубы.

Первогодок был назначен во вторую вахту. Он должен был находиться на палубе, у грот-мачты, в числе "шканечных" и исполнять работы, требующие только мускульного труда, то есть тянуть, или, как говорят матросы, "трекать" снасти (веревки).

Наверх взбираться, на ванты, и крепить паруса его не посылали еще.

Привык он и к судовой жизни, к жизни по точному расписанию. Привык по свистку боцмана вскакивать в пять часов утра из своей койки, подвешенной вместе с другими в междупалубном пространстве, называемом "жилой палубой", скатывать койку, нести ее наверх и класть в бортовое гнездо, затем петь во фронте утреннюю молитву и после кашицы и чая приниматься за обычную уборку палубы: скоблить ее камнем, проходить шваброй, окачивать водой - словом, доводить до той "каторжной", как говорят матросы, чистоты, которою щеголяют военные суда.

После мытья палубы начиналась чистка орудий, бортов и всех медных вещей, находящихся на палубе: поручней, кнехтов, уток и т.п. Суконок и кирпича не жалели.

И во время этой "убирки", то есть до восьми часов утра, когда поднимался флаг и начинался судовой день, молодой матрос привык видеть небольшую, круглую фигуру старшего офицера, который носился по корвету, заглядывая то туда, то сюда, покрикивая своим тоненьким тенорком и иногда "смазывая" лица лодырей матросиков, которые вместо работы болтали.

Привык Егор и слушать, как заливается "соловей". Так называли матросы старого боцмана Зацепкина, который во время уборки почти не переставая "заливался", то есть ругался, выпуская такие затейливые словечки, которые вызывали нередко веселое настроение в матросиках. До того эти вариации были неожиданны и затейливы.

К восьми часам уборка кончалась, и начинался день.

Благодаря гуманному отношению командира и дни не казались тяжелыми Егору.

До одиннадцати часов утра он вместе с другими матросами занят был какой-нибудь нетрудной работой наверху. Ему поручали или плести мат, или скоблить шлюпку, или разбирать по сортам пеньку. Каждый был занят делом. И тогда слышно было, как на палубе за работой мурлыкались вполголоса песни.

А в одиннадцать уже шабашили, и в начале двенадцатого два боцмана и все унтер-офицеры становились в кружок и долгим свистом возвещали о раздаче водки. Выносилась на палубу большая ендова, и каждый, по вызову, подходил и пил чарку. Выпивал и молодой матросик и с аппетитом ел вкусные матросские щи, мясо из них и затем кашу. Кормили отлично в море, и Егор отъедался на хороших харчах.

После обеда, если Егор не стоял на вахте, он вместе с другими отдыхал, растянувшись в жилой палубе, пока в три часа свисток боцмана не будил спавших. От трех до четырех шло обучение грамоте, и Певцов с особенной охотой занимался с одним из молодых офицеров и слушал, когда этот же офицер читал матросам что-нибудь вслух.

После этих занятий было какое-нибудь ученье - парусное или артиллерийское, - но недолгое благодаря распоряжению капитана не изнурять людей, и без того устававших во время вахт. А на вахте приходилось стоять по шести часов.

С пяти часов работ уже не было, и в это время матросы обыкновенно собирались на баке, слушали хор песенников и вели между собой беседы. В шесть ужинали, и в восьмом часу уже свистали на молитву, а после молитвы отдавалось приказание брать койки.

И подвахтенные отправлялись спать и спали крепким сном наработавшихся за день людей до утра, если только среди ночи не раздавался в палубе тревожный свисток в дудку и вслед за тем зычный окрик боцмана:

Пошел все наверх рифы брать!..

Такой окрик раздался в шестую ночь после выхода из Кронштадта, когда корвет вошел в неприветное Немецкое море, отличающееся неправильным и очень беспокойным волнением.

Егор проснулся, соскочил с койки и едва устоял на ногах - так сильно качало. Испуганный, он крестился и в первую минуту растерялся.

Живо... живо! Копайся у меня! - раздался грозный окрик боцмана Зацепкина.

И его здоровая, широкоплечая фигура носилась в слабо освещенной несколькими фонарями жилой палубе, и палуба оглашалась руганью.

Вали наверх, черти! Лётом, идолы!.. Не то подгоню!

Матросик торопливо надевал короткое пальто-буршлат и искал шапку.

Из открытого люка доносился шум ветра.

Матросы стремглав выбегали наверх, а Егор, не привыкший ходить по качающейся палубе и растерянный, замешкался.

В эту минуту сверху спустился бывший на вахте Захарыч и подошел к нему.

Иди... иди... не бойся, Егорка! А то боцман тебя не похвалит!.. - проговорил Захарыч.

И Певцов, с трудом перебирая ногами, чтобы не упасть, вышел одним из последних на палубу, направляясь к своему месту, к грот-мачте.

Его охватил резкий, холодный ветер, и у бака обдало солеными брызгами.

То, что увидал он при слабом свете луны, наполнило его сердце страхом.

А между тем ничего особенно страшного еще не было. Ветер только еще начинал крепчать, разводя большое волнение, и корвет порядочно-таки качало. Море гудело, но рев его еще не был страшен.

Марсовые, к вантам! По марсам! - раздался звонкий, крикливый тенорок старшего офицера.

Стоявший на палубе первогодок увидал, как полезли наверх матросы, как затем расползлись по реям и стали делать свое трудное матросское дело: брать рифы у марселей. Их маленькие черные перегнувшиеся фигуры раскачивались вместе с реями, и молодому матросу казалось, что вот-вот сию минуту кто-нибудь сорвется с реи и упадет в бушующее море или шлепнется на палубу.

И сердце его замирало, и вместе с тем он удивлялся смелости матросов.

Вместе с другими Егор "стрекал" снасть. И сосед его, тоже первогодок, пожаловался:

С души рвет. Моченьки нет. А тебя, Егорка?

И, страсти какие... Господи!

Не разговаривать! - сердито крикнул офицер, заведовавший грот-мачтой.

Я тебе поговорю! - прошептал унтер-офицер, грозя кулаком.

Молодые матросы притихли.

Аврал продолжался долго.

Взяли четыре рифа у марселей, убрали нижние паруса, спустили стеньги, закрепили покрепче орудия.

И, когда корвет был готов встретить шторм, просвистали: "Подвахтенных вниз".

Егор спустился в душную палубу, забрался в койку и испуганно озирался.

Спи, спи, деревня! - насмешливо кинул ему сосед по койке.

Страшно...

Это какое еще страшно!.. Это что еще... А вот что завтра бог даст!..

А что завтра?..

Но сосед отвечал громким храпом.

Скоро заснул и Егор.

Когда с восьми часов он вступил на вахту, буря уже разыгралась, и первогодок был в ужасе.

Он все еще цепенел от страха во время размахов корвета, но страх понемногу ослабевал, и нервы его словно бы притупились. Но, главное, он видел, что старые матросы хоть и были сосредоточены и серьезны, но никакого страха на их лицах не было.

И капитан, и старший офицер, и старший штурман, и молодой вахтенный мичман, тот самый мичман, который учил Егора грамоте, - все они, по-видимому, спокойно стояли на мостике, уцепившись за поручни и взглядывая вперед.

А боцман Зацепкин, находившийся на баке, кого-то ругал с такой же беззаботностью, с какою он это делал и в самую тихую погоду.

Все это действовало успокаивающим образом на смятенную душу матроса.

И как раз в эту минуту подошел к нему Захарыч.

Ну что, брат Егорка? - участливо спросил он.

Страшно, Захарыч! - виновато отвечал матросик.

Еще бы не страшно! И всякому страшно, ежели он в первый раз штурму видит... Но только страху настоящего не должно быть, братец ты мой, потому судно наше крепкое... Что ему сделается?.. Знай себе покачивайся... И я тоже, как первогодком был да увидал бурю, так небо мне с овчинку показалось... Гляди... капитан наверху. Он башковатый. Он, не бойсь, и не в такую бурю управлялся... А с этим штурмом управится шутя... Он дока по своему делу!..

И матросик после этих успокоительных слов уж без прежнего страха глядел на высокие волны, грозившие, казалось, залить корвет.

А положение между тем было серьезное, и Захарыч это отлично понимал, но не хотел смущать своего любимца.

Шторм усиливался.

Лицо капитана, по наружности спокойное, становилось все напряженнее и серьезнее по мере того, как волны все чаще и чаще стали перекатываться через палубу.

К полудню шторм достиг высшей степени своего напряжения. Нос корвета начинал зарываться в воде.

Капитан побледнел и тихо отдал приказание старшему офицеру приготовить топоры, чтобы рубить мачты для облегчения судна.

И старший офицер так же тихо и спокойно отдал это приказание унтер-офицерам.

И несколько человек стали у мачт, готовые по команде рубить их.

А Егор именно теперь, во время такой серьезной опасности, и не подозревал, что смерть близка, и надежда не покидала его.

Корвет метался среди волн и плохо слушался руля. Нос тяжело поднимался и чаще зарывался в воду.

Раздался стук топоров, и скоро фок-мачта упала за борт.

Нос облегчился, и волны перестали заливать корвет. Егор, не понимавший, в чем дело, увидал только, что лицо капитана просветлело. И лица старых матросов оживились. Многие крестились.

И молодца же наш капитан, - сказал Егору, снова подходя к нему, Захарыч. - Вызволил!

А разве опасно было?

Еще как!.. Потопнуть могли... Штурма форменная!..

Егор ахнул, понявши, от какой он избавился опасности, и спросил:

А теперь?..

Теперь... Теперь слава богу!.. Да и штурма затихает.

Действительно, после полудня шторм стал утихать, и к вечеру корвет шел под парами, направляясь к Копенгагену.

А зачем ты, Захарыч, не сказал мне тогда всей правды про бурю? - спрашивал в тот же вечер Егор Захарыча в жилой палубе.

Зачем?.. А не хотел пугать тебя, Егорка... По крайности ты раньше не мучился бы страхом, если б, сохрани бог... Жалко мне тебя было, Егорка... вот зачем... А теперь ты сам знаешь, какие бури бывают... И после того, как видел настоящую штурму, станешь форменным матросиком, как и другие... Правильно я говорю?..

Спасибо, Захарыч!.. Добрый ты!.. Век тебя не забуду! - дрогнувшим голосом отвечал молодой матросик.

Константин Станюкович - Первогодок , читать текст

См. также Станюкович Константин Михайлович - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Петербургские карьеры
АГАФЬЯ I В одной из изб небольшой деревеньки Тверской губернии собирал...

Побег
Из цикла Морские рассказы I Солнце быстро поднималось в бирюзовую высь...

На далеком-далеком острове, отделенном от материка мощным океанским течением, грядой острозубых рифов и облаками тумана, жило древнее племя людей. Все они были слепыми.

Их глаза не видели ничего. Но они трудились, выходили в море, удили рыбу и охотились точно так же, как делает это любой человек на земле. Они умели слушать!

Весь окружающий мир эти люди воспринимали благодаря тончайшему слуху. И потому они не знали, не догадывались даже, что лишены чего-то существенного, необходимого каждому человеку, что может и должно принадлежать им по праву, облегчая и украшая жизнь.

До тех пор, пока однажды грозный шторм не пригнал к их берегам погибающий корабль.

Шлюпка причалила к берегу и, шурша, врезалась носом в песок. Людей, сидевших внутри, осталось немного, - несколько измученных матросов и немолодой, с изможденным лицом капитан.

Но на берегу их уже ждали, - сильные, молодые воины, увенчанные красивыми уборами из серебристых перьев, стояли в строгом порядке, приветствуя гостей ударами копья п песку. Один из них тут же бросился в воду и ловким движением помог вытащить лодку. Люди насторожились и ожидали, что же последует дальше, но на лицах островитян не было враждебности. Зато все сразу заметили, что воины слепы. Да, они, эти могучие красавцы, держащие тяжелые копья как легкие былинки, оказались незрячими. Их плотно закрытые пеленой тумана глаза вызывали чувство горького сожаления, недоумения и печали. Капитан огляделся: с кем же говорить? Но тут, словно прочитав его мысль, подошел юноша и просто сказал:

Ты можешь не бояться за себя и своих людей. Мы знаем, что вы голодны и устали. Я отведу вас в деревню, там женщины приготовили вкусную пищу. А Онако, наш старший, уже давно отправил рубщиков в лес, чтобы приготовить бревна для починки вашего корабля.

Матросы и капитан онемели... Следующим действием капитана было посмотреть в море, чтобы убедиться, что корабль стоит достаточно далеко. Невозможно отсюда рассмотреть, что он нуждается в починке, тем более, если ты - слеп!

Тут капитан рассмеялся. Не желая обидеть парня, но догадавшись, что тот фантазирует, капитан ответил:

Мы, действительно, голодны и очень устали. Но - ждать нас с раннего утра?! Лишь час назад я бросил якорь в этих водах!

Реакция туземца показалась ему очень странной. Т т подумал, помолчал немного, а потом сказал, наклонив голову и словно к чему-то прислушиваясь:

Ваши лица - другие. Есть что-то, что отличает тебя от нас. Но это что-то мешает тебе слышать.

Ничего не понял капитан из слов воина, но спросить не успел, - тот уже подхватил свое копье, и весь отряд двинулся вдоль берега.

Матросы шли с трудом. Они еле волочили негнущиеся, отвыкшие от долгой ходьбы ноги. Островитяне же, напротив, - почти бежали, при этом не спотыкаясь, не путаясь и почти не производя шума. Они двигались так легко и быстро, что казалось невозможным, что ни один из них не видел дороги.

Капитан, - шепнул один из матросов. - Смотрите!

Старый моряк поднял глаза и увидел, как один из воинов, чтобы не наступить на камень, обошел его слева. Другой совершенно спокойно переступил через бревно, лежащее на песке. Понаблюдав с минуту, капитан понял, что эти люди все же видят, но каким-то другим, не понятным ему образом. Не успев найти ответ на этот вопрос, капитан вгляделся в деревню. При первом же взгляде стало понятно: их, действительно, ждали. Прекрасные пальмовые столы стояли на берегу красивым квадратом и были украшены фруктами и цветами. Ощущение, возникшее у капитана и матросов, напоминало ощущение человека, который готовился прибыть сюрпризом, но, приехав, увидел, что его сюрприз давно открыт, и что хозяева заранее оповещены о его прибытии. Изумление отражалось на их лицах: кто же мог рассказать островитянам о том, что корабль терпит бедствие в местных водах? Как могли они знать, что измученные штормом, голодные, нуждающиеся в помощи люди приближаются в шлюпке?

Ничего не понимая, но чувствуя, что вопросы бурей проносятся в голове, капитан огляделся с недоумением, как ребенок. Впервые в жизни нечто не поддавалось логике, противоречило всем привычным представлениям. Но уже приближался вождь, обратив к ним такое же незрячее, как у других, лицо. Совершенно безошибочно выделив капитана из группы гостей, он мягко обратился к нему:

Не бойтесь. Мы отличаемся от вас, это верно, но никто не желает вам зла. Угощайтесь, отдыхайте, а завтра мы поможем вам починить корабль.

Они ели осторожно, все еще опасаясь какого-то подвоха со стороны этих странных людей, но чем дальше, тем спокойнее становились лица, и вот уже потянулись руки, чтобы приобнять ухаживающих за ними женщин, послышался смех, веселые шутки.

Капитан, а они не так уж и плохи! - Улыбался матрос, поглядывая на пышную островитянку, стоявшую рядом с ним.

Не распускайтесь, - оборвал его старый моряк, поглядывая строго на свою команду. - Ведите себя достойно! И не забывайте: они видят лучше зрячих!

Позже, сидя рядом с Онако и наслаждаясь теплом костра, капитан спросил его о причине.

Когда-то, - рассказывал вождь, - и на нашем острове люди могли видеть. Но теперь уже это - легенда. Наши дети не знают, что такое глаза. Они слушают.

Слушают?

Да. Новое поколение слышит даже лучше, чем мы, старики. Знаешь, кто рассказал мне о том, что большая лодка, - ваш корабль, - приближается к острову? Тот маленький мальчик. Он почувствовал хруст парусов.

Капитан засмеялся. Поэтично сказано, - подумал он про себя, - но невозможно слышать такой легкий звук, как трепет парусов на ветру, если ты не находишься вблизи корабля.

А как вы узнали, что мы устали? - Спросил он, понимая, что вступает в необычную игру, но не лишая себя этого удовольствия. - Что голодны, и что корабль изрядно потрепан бурей?

Утомленные люди гребут слабо, и в их веслах нет ритма.

Многое покажется тебе странным, - помолчав, продолжил Онако, - если ты не поймешь, что значит - слушать...

Они сидели на берегу, - вождь и капитан, два разных человека, живущих в непохожих мирах. На синей глади океана мягко шевелились волны. Онако подхватил горсть песка и медленно высыпал его на землю. Песок тонко просочился сквозь его пальцы.

Ты видишь, поэтому не стремишься слышать. Но мы - другие. Нам нужно общаться с миром, чтобы жить в нем и понимать его. Взгляни. Этот песок, - он такой же материал, как и все остальное. Он соприкасается с морем, воздухом и дождем. Он разговаривает с ними. А я - разговариваю с песком. Ты удивлен, - как я узнал тебя? Очень просто. Твоя фигура больше, чем другие, излучала уверенность и бесстрашие. Ты - как будто на голову выше. Ты шел впереди, и тысячи предметов успели рассказать мне, какого ты роста, во что одет и что держишь в руках. О том, что вы имеете глаза, можно догадаться по многим признакам. Вы спотыкаетесь о камни, потому что глаза смотрят прямо, а того, что под ногами, вы не видите. Вы не знаете, что происходит сзади или сбоку от вас. Стоит вам отвернуться - и вы становитесь беззащитны! Когда ваши глаза закрыты, вы теряете связь с миром,

Это не совсем так, - отозвался капитан. - Мы тоже слушаем.

Конечно, - кивнул Онако и поднял седую голову. - Скажи мне, что происходит вот на том рифе? - И он протянул руку немного влево. Там, на небольшой голой скале, сидели птицы, - несколько отдыхающих чаек. Их клювы были повернуты в сторону горизонта.

Капитан честно прикрыл глаза и вслушался. Конечно, это нелепо, - понять, что происходит с чайками на таком расстоянии.

Там сидят чайки, - ответил он, - это то, что я видел. Когда же я закрыл глаза, то просто услышал шум волн и ветер.

Те чайки - разведчики, - объяснил вождь. - Они не просто сидят. Они ждут. Течение гонит большой косяк рыб, и когда он приблизится, две или три птицы полетят к берегу, чтобы сообщить об этом своей стае.

Заинтересованный капитан внимательнее вгляделся в риф. Отсюда было непросто увидеть даже самих чаек, не только понять их стремления. Но вдруг две крупные птицы сорвались со скалы и молнией метнулись к острову. Не прошло и минуты, как вся стая, суматошно крича, нависла над морем и начала охоту. Капитан прекрасно видел, как чайки пиками вонзались в воду и выныривали, держа в клювах трепещущую рыбу. Он в изумлении посмотрел на Онако.

Все это ты услышал?!

Все это и много больше, - ответил Онако. - Ты же только смотрел.

Утром капитан убедился, что юноша, бывший проводником, оказался прав, - вождь, действительно, посылал людей в глубину леса, и вскоре прекрасные стройные бревна л жали на песке. Островитяне вмиг обтесали их, обработали им одним известным раствором, и уже к вечеру третьего дня корабль украсили новые мачты.

Не торопясь, стараясь делать все как можно тщательнее, матросы заделали пробоины, обновили шпаклевку, починили сломанную утварь. На это ушла неделя. Казалось бы, можно и в путь! Но тянул и тянул время, не желая расставаться с островом, отдохнувший капитан. Он много гулял, разговаривал с детьми и подростками, часто смеялся их фантазиям, но потом долго и углубленно размышлял. Вождь наблюдал за ним издалека, догадываясь, а может быть, даже точно зная, что происходит в душе старого моряка.

Наконец, настал день, когда капитан объявил, что пора отплывать.

Я дам тебе юношу, - ответил Онако. - Он проведет твой корабль сквозь плотный туман. Дальше поплывете сами.

Стоя на корме, капитан долго вглядывался в их незрячие лица. Ветер надул паруса, остров отдалялся, но почему-то громче и громче слышался капитану голос седого вождя: «Ты ничего не поймешь, пока не научишься слушать...»

Молодой туземец крепко держал штурвал. Его тонкое, умное лицо, обращенное к ветру, было так же вдохновенно, как лицо самого капитана, когда тот вел свой корабль. Судно уверенно продвигалось сквозь полосу густого тумана.

Как ты делаешь это? - Спросил капитан. Он помнил о том, что новое поколение обладает особым даром.

Юноша слегка повел подбородком в его сторону.

Как я веду корабль?

Да. Откуда ты знаешь, куда повернуть штурвал?

Я разговариваю. Это немой разговор. Минуту назад в борт ударила сильная волна. Она пришла с севера и принесла весть от дальнего рифа: тот предупреждает, что стоит на пути корабля, и советует обойти его справа, там воды глубже. С другой стороны - голос течения подсказывает, что можно воспользоваться его силой и сохранить высокую скорость.

Как! Волны, рифы - они говорят с тобой?

Конечно. Весь мир говорит со мной. Почему ты изумлен? Однажды ты объяснял мне, что видишь глазами. Я понял, что весь мир говорит с тобой через твои глаза, и ты не удивляешься этому!

Капитан замолчал, пораженный. Простая догадка о человеке, говорящем с миром посредством глаз, повернула его мысль в новое русло. А ведь мальчик прав! - думал он, оглядывая иным взором облака, бегущие струи воды, небо и бескрайнюю даль. Я вижу - я говорю. Он слушает - и разговаривает...

По палубе прошел старпом. Когда он удалился, юноша сказал:

Сейчас здесь был человек, который считает себя очень важным и умным. Он давно хочет занять твое место.

Вот как? - Улыбнулся капитан. - Откуда ты знаешь?

Я слышу!

Над водой промчался крик серой чайки.

Что она сказала?

Ветер меняется, он гонит туман в сторону. Мы скоро выйдем в чистое море.

Капитан еще раз взглянул в лицо паренька.

Но почему весь мир говорит с тобою? Ведь он бы мог и молчать?

И тут светлая, как день, улыбка озарила весь облик юноши. Он крепко вдохнул свежий бриз и, смеясь, отрицательно покачал головой:

Мир не может молчать, когда я говорю с ним. Так не бывает. Это - как лучший, самый надежный друг. Он всегда готов помочь тебе.

Величавой птицей корабль выскользнул из тумана. Матросы сбросили на воду легкий каяк туземца; он попрощался и прыгнул в лодку. Через минуту плотные облака поглотили его.

А корабль продолжил путь. Спустя несколько недель он прибыл в порт, разгрузился и был готов к новому плаванию. Старший помощник пришел к капитану с целой массой выгодных предложений.

Могу я узнать, — куда? — С едва уловимым сарказмом поинтересовался старпом.

Конечно.

Капитан долгим, пристальным взглядом изучал его лицо.

Правда ли, что вы были бы рады на некоторое время занять мое место? - Спросил он неожиданно, и теперь внимательно следил за тем, как меняется лицо молодого человека.

Тот смешался, но пристальный взгляд капитана принуждал к честному ответу, и он ответил, слегка склонив голову:

Так вот мое решение. Вы займете мое место. И доставите меня на остров слепых.

Капитан! - Вскричал помощник. - Это невозможно! Да и зачем вам это?

И тогда старый моряк повернул голову к горизонту, а взгляд его улетел в безграничное пространство. В мечту.

Я хочу научиться слушать, - ответил он так тихо, что его слов почти не различили.

По мотивам романа Стивенсона

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Сквайр Трелони
Доктор Ливси
Капитан Смоллетт
Хантер, слуга сквайра
Джим Хокинс
Билли Бонс - бывший штурман "Моржа"
Джон Сильвер - бывший квартирмейстер "Моржа"
Бывшие матросы "Моржа":
Слепой Пью
Черный Пес
Том Морган
Дерк
Гарри
Бенжамин Ганн - островитянин, бывший пират
Дик - молодой матрос

1 ДЕЙСТВИЕ

На трактир "АДМИРАЛ БЕНБОУ". Стойка, столики... Все как полагается. Если вход справа, то комната Билли Бонса слева. За столиками - Билли, доктор Ливси, Джим Хокинс и Черный Пес спиной к зрителям.
БИЛЛИ (стукнул кулаком по столу). Лазит в карман за словом тот, кто привык искать его везде, кроме собственной головы. Или вы думаете, что мне с вами не о чем разговаривать? Дудки-с! Я буду кричать вам до рассвета, потому что нет ни одной гавани в мире, где я не менял бы золото на медяки, а серебро на свистульку! А где лучший хлеб, знаете ли вы, каракатицы? Я знаю - в Лиссабоне, потому что он там бел и мягок, как девушка в восемнадцать лет! В океане, где я живу, как вы под железной крышей, - вода светится на три аршина, а рыбы летают по воздуху на манер галок. В море, говорю я вам, бывают чудеса, когда ваш собственный корабль плывет на вас, словно вы перед зеркалом. Видали вы небо, под которым вам хочется хохотать от зари до зари, как будто ангелы щекочут в вашем носу концами своих крыльев? На Тортуге нет воровства, и никто никого не убивает, потому что там живут по законам морского братства. Предателям завязывают глаза и пускают по качающейся доске через борт прямо в пасть к акулам. Клянусь тетушкой черта, если она у него есть, что сам видел раковины больше корзины, и они пестрели, как радуга. Если бы я не был пьян, я вас всех вытащил бы на палубу и дал бы вам на первое время в месяц по двадцать шиллингов. Чего вы боитесь, поросята? Вы можете взять с собой все ваши кастрюли, кровати и горшки с душистым горошком, да в придачу еще пару гусей... Так я вам и позволил пакостить судно разным печным скарбом! Не плачьте, чулочники, сапожники, кузнецы, пивовары, лавочники и жулики! Ваше прошлое останется с вами...
ДОКТОР (Джиму). Никогда не пей, Джим. Я не говорю о здоровье, но сам мир стоит того, чтобы на него смотреть трезвыми глазами.
БИЛЛИ (стукнул кулаком по столу). Эй, там, на палубе, молчать!
ДОКТОР. Вы ко мне обращаетесь, сэр?
БИЛЛИ. Именно к тебе, дьявол тебя побери! И пусть мои кишки вспухнут, если я не заставлю тебя меня слушать!
ДОКТОР. В таком случае, сэр, я скажу вам одно. Если вы не перестанете пьянствовать, вы скоро избавите мир от одного из самых гнусных мерзавцев!
БИЛЛИ (вскочил и выхватил нож). Клянусь железными набивками на моем сундуке, еще одно слово, и я пригвозжу тебя к стене, как корабельную крысу!
ДОКТОР. Если вы сейчас же не спрячете этот нож в карман, клянусь честью, что вы будете болтаться на виселице после первой же сессии нашего разъездного суда. (Билли поник и опустил нож). А теперь, сэр, я установлю над вами неусыпный контроль. Я не только врач, но и судья. И если до меня дойдет хоть малейшая жалоба - я приму решительные меры относительно вас.
Доктор Ливси выходит в дверь. Из-за стола встает сидевший спиной к зрителям Черный Пес. Подходит к опешившему Билли.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Билли! Разве ты не узнаешь меня, Билли? Неужели ты не узнаешь своего старого корабельного товарища, Билли?
БИЛЛИ (вдруг постарел). Черный Пес!
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Он самый. Черный Пес пришел проведать своего старого корабельного друга, своего Билли, живущего в трактире "АДМИРАЛ БЕНБОУ". Ах, Билли, Билли! Сколько воды утекло с тех пор, как я лишился двух своих когтей!
БИЛЛИ. Ладно. Ты выследил меня, и я перед тобою. Говори, зачем пришел?
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Узнаю тебя, Билли. Ты прав, Билли. Этот славный мальчуган, которого я полюбил с первого взгляда, принесет мне стаканчик рому. Мы посидим с тобой, если хочешь, и поговорим без обиняков, напрямик, как старые товарищи.
Джим вышел. Черный Пес долго пристраивается так, чтобы легко можно было удрать.
БИЛЛИ. Перестань крутить хвостом, словно тебя укусила мурена. Выкладывай.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Случилось то, что случилось. Флинт помер. Он страшно пил, но кто посмел бы его упрекнуть в этом.
БИЛЛИ. Хорошо сказано, Черный Пудель. Валяй дальше, и да поможет тебе небо благополучно бросить якорь в гавани.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Мы здесь бессильны и, если бы могли плакать, труп Флинта плавал бы теперь в наших слезах, как тростинка в большой реке.
БИЛЛИ. Твоя речь кучерява, как шерсть болонки, хотя сам ты обыкновенная Черная Дворняжка. Короче, Пес! Или мой нож окажется быстрее твоего языка.
ЧЕРНЫЙ ПЕС (поет).
Вспомни, Билли, наш корвет.
БИЛЛИ.
Не корабль, а тыща бед!
ЧЕРНЫЙ ПЕС.
Обошли на нем мы целый свет.
Вспомни, как мы дружно жили.
БИЛЛИ.
Как собаки!
ЧЕРНЫЙ ПЕС.
Билли, Билли!
Вспомни, как ужасный Флинт
Отколол последний финт:
Спрятал наши деньги и привет!
Ах, Билли, Билли!
Отдай нам карту.
БИЛЛИ.
Что, мало били?
Сиди, не каркай!
ЧЕРНЫЙ ПЕС.
Сегодня вечером
Ты будешь меченый.
БИЛЛИ.
Как только встречу вас,
Всех изувечу я.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Но Долговязый Джон... Ты знаешь его, Билли... Он не остановится ни перед чем. Неужели тебе хочется сплясать тарантеллу на виселице?..
БИЛЛИ (вскочив и выхватив нож). Передай Джону, что я его не боюсь, а если дело дойдет до виселицы, так пусть на ней болтаются все!
Билли бросился с ножом на Черного Пса, ранил его, но тот рванул в дверь, чуть не сшиб вошедшего Джима с бутылкой и удрал.
БИЛЛИ (шатаясь). Джим, рому...
ДЖИМ. Вы ранены?
БИЛЛИ. Рому! Мне нужно убираться отсюда. Рому! Рому!
Билли падает, теряет сознание. Джим хлопочет возле него. Входит доктор Ливси.
ДЖИМ. Доктор, помогите! Что делать? Он ранен.
ДОКТОР. Ранен? Чепуха! Он так же ранен, как ты или я. У него просто удар. Я предупреждал его... Надо пустить ему кровь. Джим, принеси мне таз... (Переносят его на кровать в комнате Билли Бонса).
БИЛЛИ (очнулся). Где Черный Пес?
ДОКТОР. Здесь нет никакого пса. Вы пили слишком много рому. И вот вас хватил удар. Запомните, что я вам скажу: один стакан рому вас, конечно, не убьет. Но если вы выпьете один стакан, вам захочется выпить еще и еще. И ручаюсь моим париком: если вы не бросите пить, вы в самом скором времени умрете. Понятно? (отойдя к двери и обернувшись). Помните. Я говорю вам по чистой совести: слово "ром" и слово "смерть" для вас означают одно и то же. (Джиму). Неделю пусть полежит в постели. Но второго удара ему не пережить. (Тихо). Дело серьезное, Джим. Я приведу сюда ребят покрепче. Бандиты могут появиться здесь в любую минуту. Будь осторожен. (Уходит).
БИЛЛИ. Джим, ты один здесь чего-нибудь стоишь. И ты знаешь, я всегда был добр к тебе. Видишь, друг, мне скверно, я всеми покинут. И, Джим, ты принесешь мне кружечку рому, не правда ли?
ДЖИМ. Но доктор...
БИЛЛИ. Все доктора бездельники! А этот ваш... Ну что он понимает в моряках! Я бывал в таких странах, где жарко, как в кипящей смоле, где люди так и падали от Желтого Джека, а от землетрясений на суше стояла качка, как в море. Что знает ваш доктор об этих местах? И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом... И если я сейчас не выпью рома, я буду, как бедный старый корабль, выкинутый на берег штормом. И моя кровь падет на тебя, Джим, и на этого треклятого доктора... Посмотри, Джим, как дрожат мои пальцы. Я не могу остановить их, чтобы они не дрожали. У меня сегодня не было ни капли во рту. Этот доктор дурак, уверяю тебя. Если я не выпью рому, Джим, мне будут мерещиться ужасы. Кое-что я уже видел, ей богу! Я видел старого Флинта, вон там в углу, у тебя за спиной. Видел его ясно, как живого. А когда мне мерещатся ужасы, я становлюсь, как зверь - я ведь человек дикий. Ваш доктор сказал, что один стаканчик меня не убьет.
ДЖИМ. Ладно, я принесу вам стакан, но только один единственный.
Джим наливает стакан рому. Билли выпивает.
БИЛЛИ. Вот и хорошо. Мне сразу же стало лучше. Послушай, друг, доктор не говорил тебе, сколько мне лежать на этой койке?
ДЖИМ. По крайней мере, неделю.
БИЛЛИ. Гром и молния! Неделю! Если я буду лежать неделю, они успеют прислать мне черную метку. Эти люди уже пронюхали, где я. Слушай, если мне не удастся отсюда убраться, знай, что они охотятся за моим сундуком. Тогда садись на коня и скачи во весь дух! Теперь мне уж все равно... Скачи хоть к этому проклятому чистоплюю доктору и скажи ему, чтобы он свистал всех наверх и накрыл всю шайку старого Флинта. Я был первым штурманом старого Флинта, и я один знаю, где находится клад. Он сам мне все передал в Саванне, когда лежал при смерти. Но ты ничего не делай, пока снова не увидишь Черного Пса или моряка на одной ноге. Этого одноногого, Джим, остерегайся больше всего.
ДЖИМ. А что это за черная метка, Капитан?
БИЛЛИ. Это вроде как повестка, приятель. Когда они пришлют, я тебе скажу. Ты только не проворонь их, милый Джим, и я разделю с тобой все пополам, даю честное слово...
Джим выходит и бродит в ожидании по трактиру. Билли остается один.
БИЛЛИ (поет).
Над корветом качалась луна,

На корме флибустьеры рыдали -
Их товарищ добрался до дна.

Йо-хо-хо и бутылочка рому.

Йо-хо-хо и бутылочка рому.
Появляется Слепой Пью с палочкой.
ПЬЮ. Не скажет ли какой-нибудь благодетель бедному слепому, потерявшему драгоценное зрение во время храброй защиты своей Родины, Англии, да благословит бог короля Георга, в какой местности он находится в настоящее время?
ДЖИМ. Вы находитесь возле трактира "АДМИРАЛ БЕНБОУ" в бухте Черного холма, добрый человек.
ПЬЮ. Я слышу голос и молодой голос. Дайте мне руку, добрый молодой человек, и проводите меня в этот дом. (Джим подает руку, Пью, как клещами, хватает ее, Джим вскрикивает.) А теперь, мальчик, веди меня к капитану.
ДЖИМ. Сэр, честное слово, я боюсь.
ПЬЮ. Боишься? (усмехнулся). Ах, вот как! Веди меня сейчас же, или я сломаю тебе руку.
ДЖИМ. Сэр, я боюсь не за себя, а за вас. Капитан теперь не такой, как прежде. Он сидит с обнаженным кортиком. Один джентльмен уже приходил к нему, и...
ПЬЮ. Живо! Марш!
Джим ведет Слепого Пью в комнату Билли. Билли увидел Пью, хотел вскочить, но тут же без сил опустился на подушки.
ПЬЮ. Ничего, Билли, сиди, где сидишь. Я хоть не вижу, зато слышу, как муха пролетит. Дело есть дело. Протяни свою правую руку... Мальчик, возьми его руку и поднеси к моей правой руке. (Пью быстро переложил что-то в руку Джима, тот - в раскрытую ладонь Билли). Дело сделано. (И исчез неожиданно быстро).
БИЛЛИ. Черная метка! (Прочитал). В десять ноль-ноль. Осталось мало времени. Ну ничего, мы им покажем.
Билли вскочил с постели, но тут же свалился на пол. Джим понял, что капитан мертв. Закрыл двери на засов. Открыл сундук. Там были деньги, свертки. Деньги он рассыпал по полу, а сверток схватил. Часы стали бить десять. В это время раздался громкий стук в дверь. Джим спрятался под стол.
ПЬЮ (за дверью). Ломай дверь!
ДЕРК. Есть, сэр! (Ломает дверь).
ПЬЮ. В дом! В дом! (Ворвались в дом.)
ТОМ (обнаружил мертвеца). Билли мертв.
ПЬЮ. Где сундук?
ТОМ. Тут, сэр! Кто-то уже успел перерыть его сверху до низу.
ПЬЮ. А то самое на месте?
ТОМ. Деньги тут.
ПЬЮ. К черту деньги! Я говорю о бумагах Флинта.
ТОМ. Бумаг не видать.
ПЬЮ. Посмотрите, нет ли их у покойника!
ДЕРК. Его успели обшарить до нас. Нам ничего не оставили.
ПЬЮ. Это мальчишка! Щенок! Жаль, что я не выдавил ему глаза... Он где-то здесь. Ищите его, ребята! Ищите во всех углах. Ищите, ищите! Переройте весь дом!
Все ищут Джима. Раздался свист.
ДЕРК (набивая карманы монетами). Это Гарри. Слышите, он свистит два раза... Надо бежать, ребята.
ПЬЮ. Бежать? Ах вы, олухи! Гарри всегда был дурак и трус. Нечего слушать Гарри. Мальчишка где-то здесь. Вы должны его найти. Ищите же, собаки! Ищите по всем закоулкам. О, дьявол! Будь у меня глаза!.. У нас в руках тысячи, а вы мямлите, как идиоты. Если вы найдете эти бумаги, вы станете богаче короля! Бумаги здесь, в этом доме, а вы отлыниваете и норовите удрать! (Бьет своей палкой разбойников, те увертываются). Среди вас не нашлось ни одного смельчака, который бы рискнул отправиться к Билли и дать ему черную метку. Это сделал я, слепой! (Размахивает палкой.) Заячьи душонки! Бездельники! Из-за вас я теряю сейчас свое счастье! Я должен пресмыкаться в нищете и выпрашивать гроши на стаканчик, когда я мог бы разъезжать в каретах!
ТОМ (набивая карманы монетами, поднимая их с пола). Но ведь дублоны у нас!
ДЕРК (ползая по полу за монетами). А бумаги он, должно быть припрятал. Бери деньги, Пью, и перестань бесноваться.
Раздались выстрелы, все рванулись в разные стороны. Остался один Слепой Пью. Беспомощно бродит по комнате, то приближаясь к столу, где спрятался Джим, то удаляясь от него.
ПЬЮ. Дерк, Черный Пес... Том... Ведь вы не оставите старого Пью, друзья, вы не покинете старого Пью...
Пью бросился в панике к выходу, но тут раздался выстрел, и он упал замертво. В комнату ворвались доктор Ливси и сквайр Трелони. Доктор сразу оценил ситуацию, накрыл простынею покойников.
ДОКТОР (про Билли и Пью). Они мертвы. (Увидев вылезающего из-под стола Джима). Джим! Мальчик мой! Слава богу, ты жив! Я знал, что без стрельбы здесь не обойдется, и спешил, как мог.
ХАНТЕР (вошел). Они удрали, а удирающие всегда что-нибудь теряют (высыпал на стол горсть монет).
СКВАЙР (возле сундука). В сундуке нет ничего особенного. Что же они тут искали?
ДЖИМ. Деньги они забрали, но искали совсем другое.
СКВАЙР. Что же им еще было нужно? Что же для этих негодяев может быть дороже денег?
ДЖИМ. То, что они искали, лежит у меня в кармане, и, по правде говоря, я хотел бы положить эту вещь в более безопасное место. (Достал пакет, осторожно, как бомбу, положил его на стол.) Это бумаги Флинта.
Доктор Ливси и сквайр Трелони замерли, глядя на пакет. Пауза.
ДОКТОР и СКВАЙР (одновременно). Ну, сквайр... Ну, Ливси...
ДОКТОР (засмеялся). По порядку, не все сразу. Надеюсь, вы слышали об этом Флинте?
СКВАЙР (горячо). Слыхал ли я о Флинте? Вы спрашиваете, слыхал ли я о Флинте? (От волнения начал слегка заикаться). Это был самый кровожадный пират из всех, какие когда-либо плавали по морю. Черная Борода перед Флинтом - младенец. Испанцы так боялись его, что, признаюсь вам, сэр, я порой гордился, что он англичанин. Однажды возле Тринидада я своими глазами видел его паруса, но наш капитан струсил и тотчас повернул обратно в порт.
ДОКТОР. Я слышал о нем здесь, в Англии. Но вот вопрос: были ли у него деньги?
СКВАЙР. Деньги?! Что могли искать эти злодеи, если не деньги? Ради чего, кроме
денег, они стали бы рисковать своей шкурой? А, Хантер?
ХАНТЕР. Когда говорят деньги, разум молчит.
ДОКТОР. Мы скоро узнаем, ради чего. Вы так горячитесь, что даже не даете мне слова сказать. Вот, что я хотел бы выяснить: предположим, здесь находится ключ, с помощью которого можно узнать, где Флинт спрятал свои сокровища. Велики ли эти сокровища?
СКВАЙР. Велики ли, сэр? Так слушайте! Если только действительно в наших руках находится ключ, о котором вы говорите, я немедленно снаряжаю судно, беру с собой вас и Хокинса и отправляюсь добывать эти сокровища, хотя бы нам пришлось искать их целый год.
ДОКТОР. Отлично! В таком случае, если Джим согласен, откроем пакет.
СКВАЙР (ищет на поясе нож). Откроем. Хантер, где мой нож?
ХАНТЕР. Вы забыли его на комоде, сэр. А я забыл вам о нем напомнить.
СКВАЙР. Стареешь.
ХАНТЕР. Да, стареть неприятно, но, к сожалению, это единственная возможность жить долго.
Доктор ломает печать, скальпелем разрезает веревки, неторопливо разворачивает пакет и достает оттуда карту.
ДОКТОР и СКВАЙР (вместе). Карта!
СКВАЙР (поет).
Вы награбьте денежек, пираты,
И везите их на острова.
Мы отыщем спрятанную карту,
Разгадаем тайные слова.
Клиперы, галеры,
Барки и корветы,
Синие моря и небеса!
Злые флибустьеры,
Звонкие монеты
И попутный ветер в паруса!
Вы не прячьте денежки, пираты:
Ваши прятки - временный мираж.
Мы наймем надежные фрегаты
И возьмем ваш клад на абордаж!
Клиперы, галеры,
Барки и корветы,
Синие моря и небеса!
Злые флибустьеры,
Звонкие монеты
И попутный ветер в паруса!
(Доктору). Вы должны немедленно бросить вашу жалкую практику. Через три недели... Нет, через две недели... Нет, через десять дней у нас будет лучшее судно, сэр, и самая отборная команда во всей Англии! Хокинс пойдет юнгой... Из тебя выйдет отличный юнга, Хокинс. Не так ли?
ДЖИМ (горячо). Да!
СКВАЙР. Ты тоже так считаешь, Хантер?
ХАНТЕР. Юность - это волна. Сзади - ветер, впереди - скалы!
СКВАЙР. Вы, Ливси, судовой врач. Я - адмирал. Попутный ветер быстро донесет нас до острова. Отыскать там сокровища не составит никакого труда, и денежки - наши: хоть пируй, хоть купайся в них, хоть бросай их на ветер.
ДОКТОР. Трелони, я еду с вами. Ручаюсь, что Джим - тоже и что он оправдает наше доверие. Но есть один человек, на которого я боюсь положиться.
СКВАЙР. Кто он? Назовите этого мерзавца, сэр!
ДОКТОР. Вы, потому что вы не умеете держать язык за зубами. Не мы одни знаем об этих бумагах. Разбойники, которые сегодня разгромили трактир, как видите, отчаянно смелый народ и сделают, конечно, все возможное, чтобы завладеть сокровищами. Мы никому не должны говорить ни слова о нашей находке.
СКВАЙР. Ливси, вы всегда правы. Я буду нем, как могила. Правда, Хантер?
ХАНТЕР. Некоторые могилы кричат, но их не хотят слышать.
Джим выходит вперед, читает записку сквайра.
ДЖИМ. "Джим, я жду тебя на корабле. Это отличная шхуна под названием "ИСПАНЬОЛА". В порту я разговорился по душам со старым моряком. Узнав, что мы едем за сокровищами, он тут же помог мне подобрать отличную команду, каждый из которой - настоящий морской волк. Зовут его Джон Сильвер. Он потерял одну ногу, воюя за Англию, и теперь держит таверну "ПОДЗОРНАЯ ТРУБА" и мечтает выйти в море, так как на суше он болеет. Он будет на нашем корабле коком. Джим, пройдись по набережной до маленькой таверны, над дверью которой висит медная подзорная труба, найди Сильвера, передай ему записку и приходи вместе с ним на корабль. Сквайр Трелони."
Таверна "ПОДЗОРНАЯ ТРУБА". За столами сидят пираты, моряки "ИСПАНЬОЛЫ". За стойкой Джон Сильвер. Джим входит, подходит к Сильверу.
ДЖИМ. Мистер Сильвер, сэр? (протягивает записку).
СИЛЬВЕР. Да, мой мальчик. Меня зовут Сильвер. А ты кто такой? (Увидел записку, громко). А-а, понимаю! Понимаю! Ты наш новый юнга! Рад тебя видеть!
В это время один из пиратов вскакивает и быстро бежит к двери. Исчезает за ней. Джим повернулся.
ДЖИМ. Эй, держите его! Это Черный Пес!
СИЛЬВЕР. Мне наплевать, как его зовут! Но он удрал и не заплатил мне за выпивку. Гарри, беги и поймай его! (Гарри с книгой в руках встает медленно, как сомнамбула, и так же медленно исчезает за дверью). Будь он хоть адмирал Хок, я и то заставил бы его заплатить! Как его зовут? Ты сказал: Черный... как дальше?
ДЖИМ. Пес, сэр! Разве мистер Трелони не рассказывал вам о разбойниках? Черный Пес из их шайки.
СИЛЬВЕР. Что? В моем доме?! Дерк! Беги и помоги Гарри догнать его. (Дерк убегает.) Так он один из этих проходимцев?.. Эй, Морган, ты, кажется, сидел с ним за одним столом? Поди-ка сюда! (Том Морган подошел). Ну, Морган, ты ведь этого... как его... Черного Пса в глаза никогда не видел, так?
ТОМ. Так, сэр.
СИЛЬВЕР. И даже имени его не слыхал?
ТОМ (как эхо). Не слыхал, сэр.
СИЛЬВЕР. Что ж, твое счастье, Том Морган! Если ты станешь путаться с негодяями, ноги твоей не будет в моем заведении! О чем он с тобой говорил?
ТОМ (с трудом). Не помню хорошенько, сэр.
СИЛЬВЕР. Что у тебя на плечах? Голова или юферс? Он не помнит хорошенько! Может, ты и понятия не имеешь, с кем разговаривал? Ну, выкладывай, о чем он сейчас врал: о плаваньях, кораблях, капитанах... Ну! Живо!
ТОМ. Мы говорили о том, как людей под килем протягивают.
СИЛЬВЕР. Под килем? Вполне подходящий для тебя разговор. Эх ты! Ну, садись на место, Том, дуралей... (Морган сел. Джиму.) Честнейший малый этот Том Морган, но ужасный дурак. А теперь попробуем вспомнить. Черный Пес... Нет, никогда не слыхал о таком. И все же как будто я его где-то видел. Он... да-да... он нередко заходил сюда с каким-то слепым нищим.
ДЖИМ. Да-да! Со слепым! Я и слепого этого знал. Его звали Пью.
СИЛЬВЕР. Верно! Пью! Именно так его и звали. С виду он был большая каналья. Если этот Черный Пес попадется нам в руки, капитан Трелони будет очень доволен. У Дерка отличные ноги. Редкий моряк бегает быстрее Дерка.. Нет, от Дерка не уйдешь, Дерк кого хочешь догонит...
Выходит запыхавшийся Дерк, ведет за руку замедленного Гарри с Библией в руках.
ДЕРК (Сильверу). Сэр, вы знаете меня. Я бегаю, как...
СИЛЬВЕР. Да, да, как леопард. Где же этот Слепой Кот... Тьфу! Черный Кот! Тьфу! Пес! Ты поймал Черного Пса?
ДЕРК. Я его уже почти схватил, правда, Гарри?
ГАРРИ (кивая). Но он вдруг упал на четвереньки и побежал на четырех...
ДЕРК. Да так быстро, что за минуту скрылся с моих глаз. Не мог же я угнаться за ним на своих двоих, клянусь выстрелом в сердце!
СИЛЬВЕР. Надо было тоже встать на четвереньки. Ну что за идиоты! Правда, Хокинс? Нет, для меня эта история может кончиться плохо. Что подумает обо мне капитан Трелони! Этот вражий сын сидел в моем доме и лакал мою выпивку! Потом приходишь ты и говоришь мне, что он из разбойничьей шайки. И все же я ему даю улизнуть перед самыми моими иллюминаторами. Ну, Хокинс, поддержи меня перед адмиралом Трелони! Ты молод, но не глуп, тебя не проведешь. Я это сразу заметил. Объясни же капитану, что я на своей деревяшке никак не мог угнаться за этим чертовым псом. Если бы я был первоклассный моряк, как в старое время, он бы от меня не ушел, я бы его посадил на вертел в две минуты, но теперь... (Внезапно разинул рот). А деньги! За три кружки! Вот дьявол, про деньги-то я забыл! (Хохочет). Да, хорош я, тюлень! Я вижу, Хокинс, мы с тобой будем хорошей парой. Ведь я сейчас оказался не лучше юнги... А? Юнга! Да, нас с тобой околпачили здорово. И, черт его побери, как надул он меня с этими деньгами. (Так смеются, что прямо упали и катаются по земле.) Но дело есть дело. Помоги мне подняться, Джим! Да нет, не так. Чук-чук, тук-тук! Я друг, ты друг! (Поднимается). Друзья! Никто не знает, за каким поворотом ожидает волна, которая либо смоет нас, либо поднимет высоко! Всегда приятнее быть наверху, если, конечно, этот верх - не виселица… Одни уходят в море за добычей, другие убегают от земных несчастий. А ты, Хокинс? Зачем ты идешь в море?
ДЖИМ. Потому, что море - это море!
СИЛЬВЕР. Лучше не скажешь! Капитан Трелони сообщил, что завтра с утренним отливом “ИСПАНЬОЛА” отправляется в путь!
ВСЕ. Ура!
ДЕРК. Затяни-ка песню, Сильвер!
СИЛЬВЕР (начинает песню, которую затем подхватывают все матросы).
Над корветом качалась луна,
Как на нитке - обломок медали.
На корме флибустьеры рыдали:
Их товарищ добрался до дна.
Все пятнадцать на гроб мертвеца.
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Пей, и дьявол с тобой до конца!
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Их товарищ, железный корсар,
Вдруг влюбился и предал команду.
И такая сварилась баланда,
Что застыли дожди в небесах.
Все пятнадцать на гроб мертвеца.
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Пей, и дьявол с тобой до конца.
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Тот предатель и трус, кто влюблен.
Полкоманды погибло на деле.
От засады уйти не сумели,
И влюбленный сегодня казнен.
Все пятнадцать на гроб мертвеца.
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Пей, и дьявол с тобой до конца.
Йо-хо-хо и бутылочка рома.
Под песню матросы превращают таверну в палубу корабля, подтягиваются канаты. Несколько матросов несут бочонки с порохом. Капитан сурово наблюдает за работой.
СИЛЬВЕР. Эй, приятели, что же вы делаете?
ГАРРИ. Переносим бочки с порохом, Джон.
СИЛЬВЕР. Да ведь этак, черт побери, мы прозеваем утренний отлив.
КАПИТАН. Они исполняют мое приказание! А вы, милейший, ступайте в камбуз, чтобы матросы могли поужинать вовремя.
СИЛЬВЕР (весело). Слушаю, сэр. (Нырнул в люк).
ДОКТОР. Вот это славный человек, не правда ли капитан?
КАПИТАН (сухо). Весьма возможно, сэр. (Матросам). Осторожней, ребята! (Увидел юнгу). Эй, юнга! Прочь отсюда! Ступайте к коку, он даст вам работу. (Доктору). Я не потерплю, чтобы на судне были любимчики!
На авансцене или в каюте капитана, в которую превратилась комната Билли, собрались трое: сквайр, доктор и капитан Смоллетт.
СКВАЙР. Ну, что скажете, капитан Смоллетт? Надеюсь, все в порядке? Шхуна готова к отплытию?
КАПИТАН. Вот что, сэр, я буду говорить откровенно, даже рискуя поссориться с вами. Мне не нравится эта экспедиция. Мне не нравятся ваши матросы. Мне не нравится мой помощник. Вот и все. Коротко и ясно.
СКВАЙР (гневно). Может, сэр, вам не нравится также и шхуна?
КАПИТАН. Я ничего не могу сказать о ней, сэр, пока не увижу ее в плавании. Кажется, она построена неплохо. Но судить об этом еще рано.
СКВАЙР (так же). Тогда, сэр, быть может вам не нравится ваш хозяин?
ДОКТОР. Погодите, погодите. Этак ничего, кроме ссоры, не выйдет. Капитан сказал нам и слишком много и слишком мало, и я имею право попросить у него объяснений... Вы сказали, капитан, что вам не нравится наша экспедиция? Почему?
КАПИТАН. Меня пригласили, сэр, чтобы я вел судно, как говорится, не задавая вопросов, - туда, куда прикажет этот джентльмен. Отлично, я ни о чем не расспрашивал. Но вскоре я убедился, что самый последний матрос знает о цели путешествия больше, чем я. По-моему, это непорядок. А как по-вашему?
ДОКТОР. По-моему, тоже.
КАПИТАН. Затем, я узнал, что мы едем искать сокровища. Я услыхал об этом, заметьте, от своих собственных подчиненных. А искать сокровища - дело щекотливое. Поиски сокровищ вообще не по моей части, и я не чувствую никакого влечения к подобным затеям, особенно если это - дело секретное, а секрет - прошу прощения, мистер Трелони! - выболтан, так сказать, даже попугаю. Мне кажется, вы недооцениваете трудности дела, за которое взялись, и я скажу вам, что я думаю об этом: вам предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
ДОКТОР. А теперь скажите нам напрямик, капитан, чего вам от нас нужно?
КАПИТАН. Я отвечаю за безопасность корабля и за жизнь каждого человека на борту. Я вижу, что многое делается не так, как следует. Прошу вас принять меры предосторожности или отпустить меня. Вот и все.
ДОКТОР. Капитан Смоллетт, я готов поклясться моим париком, что, когда вы явились сюда, вы хотели потребовать у нас много больше.
КАПИТАН. Вы очень догадливы, доктор. Явившись сюда, я хотел потребовать расчета, ибо у меня не было ни малейшей надежды, что мистер Трелони согласится выслушать хоть одно мое слово.
СКВАЙР. И не стал бы слушать! Если бы не Ливси, я бы сразу послал вас ко всем чертям. Но как бы там ни было, я выслушал вас и сделаю все, что вы требуете. Однако мнение мое о вас изменилось к худшему.
КАПИТАН. Это как вам угодно, сэр. Потом вы поймете, что я исполнил свой долг. (Вышел).
ДОКТОР. Трелони, против своего ожидания я убедился, что вы пригласили на корабль двух честных людей: капитана Смоллетта и Джона Сильвера.
СКВАЙР. Насчет Сильвера я с вами согласен, а поведение этого несносного враля я считаю недостойным мужчины, недостойным моряка и, во всяком случае, недостойным англичанина!
ДОКТОР. Ладно, увидим.
КАПИТАН (в рупор). Отдать швартовый! Полный вперед!
СКВАЙР. Ливси! В море! В открытое море! К черту сокровища! Море, а не сокровища, кружит мне голову.
Крики. Отплытие. Песня.
Как триста пиратов вопит океан!
Летучий Голландец летит по волнам.
Как чайка под тучей, как рыба в сетях,
Колотится ветер в шальных парусах!
Но ветер напрасно кричит в парусах.
Ни стона, ни страха в угасших сердцах.
Три белых скелета, согнувшись, сидят,
Как будто бы берег увидеть хотят.
Усталая буря у борта легла,
И пьяным пиратом свалилась волна.
И радостно солнце победу кричит
И в бочках полощет шальные лучи.
Но мертв капитан и команда мертва,
И в бочках пустых вместо рома трава.
Три белых скелета, обнявшись, сидят
И берег, и берег увидеть хотят.
Вечер. На палубе сидят матросы, Хантер, Джим. Травят матросские байки.
ГАРРИ. Говорят, капитан "ЛЕТУЧЕГО ГОЛЛАНДЦА" был страшным человеком, убийцей. За это корабль наказан и должен летать по облакам в назидание всем морякам.
ТОМ. Да... не дай бог встретиться с таким кораблем. Он предвещает смерть. Окорок рассказывал...
ДЖИМ. Какой окорок?
ДЕРК. Сильвер. Долговязый Джон.
ГАРРИ. Да-а... Окорок - это...
ДЕРК. Наш Окорок не простой человек. В молодости он был школяром и, если захочет, может разговаривать, как по книжке. От него не услышишь ни одного скверного слова, не то, что от других моряков. А какой он храбрый! Лев перед ним ничто, перед нашим Долговязым Джоном. Я видел сам, как на него, безоружного, напали четверо, а он их сгреб и стукнул головами вот так.
ТОМ. Да, если бы у него были две ноги, он мог бы заменить целую команду.
ДИК (Джиму). Джим, а ты не боишься плавать на корабле, ведь сколько людей погибло при кораблекрушениях?
ДЖИМ. Тогда лежать в постели страшнее, ведь в постели умерло еще больше людей.
ДЕРК (когда все отсмеялись). Понял, Дик? Бойся не шторма, а собственной постели.
ХАНТЕР. Пора спать, Джим. Кто рано ложится и рано встает, тот будет здоровым, богатым и мудрым.
Появляется Сильвер.
СИЛЬВЕР. Завтра будет много работы. Расходитесь. (Все расходятся). Хокинс, достань мне из бочки яблочко.
Джим пытается достать яблоко, но это трудно сделать, не залезая в саму бочку. Сильвер останавливает его.
СИЛЬВЕР. А, впрочем, не надо. Ты бы зашел как-нибудь поболтать со старым Джоном. Никому я так не рад, как тебе, сынок.
ДЖИМ. Матросы любят вас. И даже слушают ваши приказы, будто вы капитан.
СИЛЬВЕР (усмехнулся, поет).
Я рос загадкой между четких строк
Изюмом в пироге.
И был свободным, как большой сапог
На маленькой ноге.
Ни мамы и ни папы я не знал,
Законов конституции не ведал.
Но, как на трех, на двух ногах скакал,
И мягко спал, и вкусно я обедал.
Да, жизнь, конечно, вовсе не пирог,
А шиллинг в пироге.
И я болтался, как большой сапог
На маленькой ноге.
В морях тонул, срывался я со скал,
Но страха и отчаянья не ведал.
Всегда вперед на двух своих шагал.
И сладко спал, и вкусно я обедал.
И вот теперь, как тонущий челнок,
Как щепка в пироге,
Стою, надев единственный сапог,
Он точно по ноге.
Судьба темна, бороться я устал,
И горе, и потери - всё изведал.
И на одной я столько проскакал!
Зато я мягко спал!
И мягко спал, и вкусно я обедал!
Ты наблюдательный мальчик, Джим. И не глуп, хотя молод. Я сразу это понял, когда увидел тебя. Вот почему ты мне нравишься. Да, в команде меня уважают. С некоторыми из моряков я плавал. Знаешь, Джим, что самое ценное в человеке?
ДЖИМ. Что?
СИЛЬВЕР. Запах. У каждого человека есть свой запах, который либо отталкивает, либо притягивает к себе. Вот, скажем, ты... Хотя ты и хлебнул горя, но пахнешь молоком, и тебя хочется приласкать...
ДЖИМ. А от вас пахнет бифштексом, вкусной подливкой и компотом.
СИЛЬВЕР (смеется). Человек должен вкусно пахнуть. Ну, все, Джим, пора спать.
Джим и Сильвер уходят. Джим тут же возвращается и пытается достать из бочки яблоко. Для этого приходится залезть в бочку целиком. Тут же подошел Сильвер с молодым матросом. Уселись у бочки.
СИЛЬВЕР. Нет, не я. Капитаном был Флинт. А я был квартирмейстером, потому, что у меня нога деревянная. Да! Люди Робертса погибли потому, что меняли названия своих кораблей. Старый корабль Флинта "МОРЖ" не менял своего прозвища. Он насквозь пропитался кровью, а золота на нем было столько, что он чуть не пошел ко дну.
ДИК. Эх! Что за молодец этот Флинт!
СИЛЬВЕР. А где теперь этот Флинт? Умер от пьянства. Где люди Флинта? Большей частью здесь, на корабле, и рады, когда получают пудинг. Многие из них на берегу с голода подыхали. Старый Пью, когда потерял глаза, а так же и стыд, стал проживать тысячу двести фунтов в год, словно лорд из парламента. Где он теперь? Умер в нищете и гниет в земле.
ДИК. Вот и будь пиратом!
СИЛЬВЕР. Не будь только дураком! Впрочем, не о тебе разговор: ты хоть молод, а не глуп. Тебя не надуешь! Я это сразу понял, едва только увидел тебя, и буду разговаривать с тобой, как с мужчиной. Жизнь джентльменов удачи - не сахар. Всегда есть риск попасть на виселицу. Они уходят в море с сотней медяков, а возвращаются с сотней фунтов. Добыча пропита, деньги растрачены - и снова в море в одних рубашках.
ДИК. Бедняги!
СИЛЬВЕР. Я плавал с Инглендом. Потом с Флинтом. У Флинта я заработал две тысячи фунтов стерлингов. Для простого матроса это не так плохо. Дело не в умении заработать, а в умении распорядиться ими... А точнее - в умении заработать еще больше. И вот теперь я вышел в море сам!
ДИК. Это правда, что на острове спрятаны большие сокровища?
СИЛЬВЕР. Сынок! Одной десятой этих сокровищ хватит для того, чтобы король раскланивался с тобой, как с лордом, а лорды снимали перед тобой шляпу, как перед королем.
ДИК. А вы доверяете мне?
СИЛЬВЕР. Джентльмены удачи редко доверяют друг другу. И правильно делают. Но меня провести нелегко. Одни боялись Пью, другие - Флинта. А меня боялся сам Флинт.
ДИК. Скажу вам по совести, Джон, до этого разговора дело ваше мне было совсем не по вкусу, но теперь... вот моя рука, я согласен!
СИЛЬВЕР. Ты храбрый малый и очень неглуп. Из тебя получится такой отличный джентльмен удачи, какого я еще не видел! С твоим молодым задором, да с моим опытом мы вдвоем наделаем таких дел!
Сильвер свистнул, из ниоткуда вынырнули Том Морган и Черный Пес. Том подсел к ним.
СИЛЬВЕР (второму пирату). Садись и ты, Черный Пес. Поправь бороду. Надеюсь, ты вел себя осторожно?
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Я хожу по палубе, не как Черный Пес, а как Черная Кошка или как Черная Змея. Скорей бы...
СИЛЬВЕР. Терпение, терпение... Дик уже наш.
ТОМ. Я знал, что он будет нашим, он не дурак, этот Дик. Скажи, Окорок, долго мы будем вилять, как маркитанская лодка? Клянусь громом, мне до смерти надоел капитан! Довольно ему мной командовать!
СИЛЬВЕР. Морган, твоя башка очень недорого стоит, потому что в ней никогда не было мозгов. Но слушать ты можешь, уши у тебя длинные. Так слушай: ты будешь послушен, ты будешь учтив и ты не выпьешь ни капли вина до тех пор, покуда я не скажу тебе нужного слова. Во всем положись на меня, сынок.
ТОМ. Разве я отказываюсь? Я только спрашиваю, когда? Мочи нет ждать!
СИЛЬВЕР (вспыхнул). Когда?! Ладно, я скажу тебе, когда. Как можно позже, вот когда! Капитан Смоллетт, первоклассный моряк, для нашей же выгоды ведет наш корабль. У сквайра и доктора имеется карта, но разве я знаю, где они прячут ее? И ты тоже не знаешь. Так вот! Пускай они найдут сокровища и помогут нам погрузить их на корабль. А тогда мы посмотрим. Вы все спешите, спешите... (Пауза. Вздохнул.) Если бы я был уверен в таких сукиных сынах, как вы, я бы предоставил капитану Смоллетту довести нас еще и полпути назад, хотя бы до пассата... Жаль, но, видно, придется расправиться с ними на острове, чуть только они перетащат сокровища сюда, ведь вам не терпится выпить. Знаю я вашего брата.
ДИК. А что мы сделаем с ними, когда они попадут нам в руки?
СИЛЬВЕР (в восхищении). Вот этот человек мне по вкусу! Не о пустяках говорит, а о деле. Что же, по-твоему, с ними сделать? Высадить их на какой-нибудь пустынный берег? Так поступил бы Ингленд. Или зарезать их всех, как свиней? Так поступил бы Флинт или Билли Бонс.
ТОМ. Да, у Билли была такая манера. "Мертвые не кусаются" - говаривал он.
СИЛЬВЕР. Верно, Билли был тяжел на руку и скор на расправу. Но я человек добродушный, я джентльмен... Однако я вижу, что дело серьезное. Долг прежде всего, ребята. И я голосую - убить!
ТОМ. Джон! Ты герой!
СИЛЬВЕР. В этом ты убедишься на деле, Морган. Я требую только одного: уступите мне сквайра Трелони. Я хочу собственными руками отрубить его телячью голову.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. А мне пусть достанется Джим. Уж я найду, как посчитаться с этим мальчишкой за все мои... (поперхнулся фальшивой бородой).
СИЛЬВЕР. Ладно, ладно... Каждому достанется лакомый кусочек. Дик, будь так добр, достань мне из бочки яблочко - у меня вроде как бы горло пересохло.
ТОМ. Охота тебе сосать эту гниль, Джон! Дай-ка нам лучше рому.
СИЛЬВЕР. И то правда! Сегодня неплохой день. Немного выпить за удачу - не грех. Идем. Подай мне руку, Дик. Да нет, не так... Чук-чук, тук-тук, я - друг, ты - друг...
Уходят. Джим выпрыгнул из бочки. Свет погас. И тут же зажегся в каюте капитана. Там сидят сквайр, доктор и капитан. Джим стоит перед ними. Он закончил рассказ. Пауза затянулась. Хантер налил всем вина.
ДОКТОР. Джим, садись. (Джим сел. Доктор встал, поднял бокал, поклонился Джиму). Я пью, Джим, за твое здоровье и за твою удачу! (выпил, сел).
КАПИТАН (встал и поднял бокал). За твое счастье, Джим! (Выпил, сел).
СКВАЙР (встал, поклонился). За твою храбрость, мой мальчик. (Выпил). Да, капитан, вы были правы, а я был не прав. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений.
КАПИТАН. Я такой же осел, сэр. Когда команда собралась бунтовать, непременно есть признаки, по которым можно увидеть это заранее, если ты не слепой. Увидеть и принять нужные меры. А вот эта команда сумела меня провести.
ДОКТОР. В том-то и дело, что команда не собиралась бунтовать, она пришла на корабль с хорошо продуманным планом. Так что, капитан, перехитрил вас Джон Сильвер. Он удивительный человек.
КАПИТАН. И ему удивительно подошло бы болтаться на рее. Из всего сказанного я сделал кое-какие заключения, и, если мистер Трелони позволит, изложу их вам.
СКВАЙР. Вы здесь капитан, сэр, распоряжайтесь.
КАПИТАН. Во-первых, мы должны продолжать все, что начали, потому что отступление нам отрезано. Если я заикнусь о возвращении, они взбунтуются в сию же минуту. Во-вторых, у нас есть еще время - по крайней мере до тех пор, пока мы отыщем сокровища. В-третьих, мы не знаем, на кого из команды мы можем положиться.
СКВАЙР. И только подумать, что все они англичане! Право, сэр, мне хочется весь корабль пустить на воздух. Но что же вы предлагаете, капитан?
ДОКТОР. На хитроумный план Сильвера нам надо ответить не менее хитроумным планом
КАПИТАН. Безусловно. Все пираты, как правило, люди жадные, пьющие и нетерпеливые. Я просто поражен, как долго на этом корабле они сумели скрывать свою мерзкую сущность. Но... как только они увидят остров, пружина терпения лопнет, и никто, даже сам Сильвер, не сможет удержать их от бунта. А Сильвер, как ни странно, - это единственный человек, на которого в данный момент мы можем положиться. Если ему дать возможность, он уговорит их не бунтовать раньше времени. Мы дадим ему эту возможность. Отпустим матросов на берег погулять. Если они сойдут на остров все вместе, что ж... мы захватим корабль. Если же сойдут лишь некоторые, то, поверьте мне, Сильвер доставит их обратно послушными, как овечки. Это план "А". Но есть еще и план "Б"...
ГОЛОС С МАЧТЫ. Земля-а-а!..
Рассвет. Все высыпали на палубу, смотрят в море, никто не замечает идущего сквозь толпу капитана, а кто замечает, тот пытается его задеть локтем, толкнуть, как-нибудь оскорбить. Смотрят на него враждебно. Но капитан тем не менее пробивается на самое высокое место.
КАПИТАН. Ребята! (Возникла напряженная тишина). Нам здорово пришлось поработать, и все мы ужасно устали и издергались. Прогулка на берег никому не повредит. Шлюпки спущены. Кто хочет, пускай отправляется в них на берег. За полчаса да захода солнца я выстрелю из пушки.
ВСЕ. Ура-а!
Капитан сразу же ушел. Сильвер все взял в свои руки. Он распоряжается, помогает, подсказывает, не замолкая ни на минуту. Общее возбуждение...
СИЛЬВЕР. Хантер, не стой столбом! Принеси бочонок для питьевой воды. На острове прекрасный ручей. Том, ты забыл, где лежат наши ружья? Свежая дичь - вот что нужно для праздничного ужина. Джим! Недурное место - этот остров!
ДЖИМ. А мне он кажется кровавым и жутким.
СИЛЬВЕР. Что ты! Недурное место для мальчишки! Ты будешь купаться, ты будешь лазить по деревьям, ты будешь гоняться за дикими козами. И сам, словно коза, будешь скакать по горам. Право, глядя на этот остров, я и сам становлюсь молодым и забываю про свою деревянную ногу. Хорошо быть мальчишкой и иметь на ногах десять пальцев! Эй, Дик! Помоги-ка мне спуститься в шлюпку.
Сильвер перелезает за борт. Исчезает. Оттуда же появляется Черный Пес с фальшивой бородой. Встречается глазами с Джимом. Черный Пес залезает на борт, Джим пятится. Молчаливая напряженная игра, в результате которой Джиму приходится спрыгнуть за борт в шлюпку. Тут же раздался крик: "Отчаливай!". Пес остался на корабле, спрятался. Вышедший на палубу Хантер успел захватить финал этой сцены. На палубу выходят капитан, сквайр и доктор. Говорят вполголоса, но Черный Пес все слышит.
СКВАЙР. Ну и запах!
КАПИТАН. От этого острова несет, как от запущенного гальюна.
ДОКТОР. Не знаю, есть ли здесь сокровища, но клянусь своим париком, что лихорадка здесь точно есть.
КАПИТАН. Они оставили на корабле шесть человек. Я думаю, что, если правильно распределить силы, мы можем захватить корабль.
ДОКТОР. Кто-нибудь видел Джима?
ХАНТЕР (подошел). Джим уплыл на остров. Один из людей Сильвера столкнул его в шлюпку.
Все остолбенели.
КАПИТАН (хладнокровно). Значит, остается план "Б".

Конец перврго действия.

2 ДЕЙСТВИЕ

Остров. Солнце. Птицы. Слева видна часть забора и постройки. Появляется Джим, падает на землю без сил. Над ним наклоняется человек в лохмотьях.

ДЖИМ (тяжело дышит). Вы здорово бегаете!
БЕН (с гордостью). В школе меня не мог догнать ни один ученик. А здесь я бегаю наперегонки с козами.
ДЖИМ. Ну и как?
БЕН. Козы быстрее.
ДЖИМ (тяжело дышит). Кто вы такой?
БЕН. Бен Ганн. Я несчастный Бен Ганн. Три года я не разговаривал ни с одной христианской душой.
ДЖИМ. Три года! Вы потерпели крушение?
БЕН. Нет, приятель. Меня бросили тут, на острове. Три года назад. С тех пор я питаюсь козлятиной, ягодами, устрицами. Я так думаю, что человек способен жить везде, куда бы его ни закинуло. Но если бы ты знал, друг, как стосковалось мое сердце по настоящей человеческой еде! Нет ли у тебя с собой кусочка сыру?..
ДЖИМ. Нет...
БЕН. Ну вот, а я много долгих ночей вижу во сне сыр на ломтике хлеба... Просыпаюсь, а сыра нет.
ДЖИМ. Если мне удастся вернуться к себе на корабль, вы получите вот такую голову сыра.
Бен разглядывает Джима, щупает его, радуется, как ребенок.
БЕН. Если тебе удастся вернуться на корабль? А кто же может тебе помешать?
ДЖИМ. Уж, конечно, не вы.
БЕН. Уж, конечно, не я! А как тебя зовут, приятель?
ДЖИМ. Джим.
БЕН (с наслаждением). Джим... Джим... Да, Джим, я вел такую жизнь, что мне трудно даже рассказывать. Поверил бы ты, глядя на меня, что мать моя была очень благочестивая женщина?
ДЖИМ (согласился). Поверить трудновато.
БЕН. Она была на редкость благочестивая женщина. А я рос вежливым, набожным мальчиком. И вот что из меня вышло, брат. Да только само провидение послало меня на этот остров. Я много размышлял здесь в одиночестве и раскаялся. Теперь уже не соблазнишь меня выпивкой. Я дал себе слово исправиться и сдержу его. Слушай, Джим, я сделаю из тебя человека! Ах, Джим ты будешь благословлять судьбу, что первый нашел меня!.. (Вдруг). Скажи мне правду, брат: не Флинта ли это корабль?
ДЖИМ. Нет, не Флинта, Флинт умер. Но на корабле есть кое-кто из команды Флинта, и для нас это большое несчастье.
БЕН. А нет ли у вас... одноногого?
ДЖИМ. Сильвера?
БЕН. Сильвера? Да, его звали Сильвером.
ДЖИМ. Он у нас кок. И верховодит всей шайкой.
БЕН. Если ты подослан Долговязым Джоном, я пропал.
ДЖИМ. Спокойно, сядьте и выслушайте мою историю. (Поет).
Жил-был бедняк,
Такой чудак:
Он звезды собирал в кулак.
Нес в кулаке,
Как в кошельке,
И выпускал на чердаке.
И превращался в бриллиант чердак.
И видел сказочные сны бедняк.
Но мой рассказ
О том как раз,
Что так недолог райский час.
Вдруг Билли Бонс,
Крутой матрос,
Нам карту острова принес.
А в карте тайная мечта ребят:
Лиловый жирный крест - пиратский клад.
И наш бедняк -
Такой чудак! -
Покинул звездный свой чердак.
Решил, что вот
Судьбы полет!
Ему он счастье принесет.
Мечту с деньгами он смешал.
Нужду и горе он узнал.
И вот я - здесь, Сильвер - на берегу со своими бандитами, а сквайр и мои друзья - на корабле вместе с проклятой картой. И теперь наверняка оплакивают меня.
БЕН (погладил Джима по голове). Ты славный малый, Джим. Но теперь вы все завязаны мертвым узлом. Ладно, положитесь на Бена Ганна, и он выручит вас, вот увидишь. Скажи, как отнесется ваш сквайр к человеку, который выручит его из беды?
ДЖИМ. Сквайр очень щедрый человек...
БЕН. Так-то оно так... Но, видишь ли... Я хочу знать, согласится ли он дать мне одну тысячу фунтов из тех денег, которые и без того мои?
ДЖИМ. Уверен, что даст. Все матросы должны были получить от него свою долю сокровищ.
БЕН. И доставит меня домой?
ДЖИМ. Конечно! Сквайр настоящий джентльмен. Кроме того, если мы избавимся от разбойников, ваша помощь будет очень нужна на корабле.
БЕН. Да... Значит, вы и вправду возьмете меня?.. Скажи, Джим, похож ли я на простого матроса? (Джим пожимает плечами.) Вот так и скажи своему сквайру: он никогда не был похож на простого матроса. Скажи ему, что Бен три года сидел тут на, острове, один-одинешенек, и днем и ночью, и в хорошую погоду и в дождь. Иногда, может быть, думал о молитве, иногда вспоминал свою престарелую мать, дай-то бог, чтобы она еще была жива... Но большую часть времени... это ты непременно скажи ему... большую часть времени Ганн занимался другими делами. И при этих словах ущипни его вот так. (Ущипнул Джима). Ты ему вот еще что скажи... Ганн отличный человек, так ему и скажи, он гораздо больше доверяет прирожденному джентльмену, чем джентльмену удачи, потому, что он сам был когда-то джентльменом удачи.
ДЖИМ. Из того, что вы мне тут толкуете, я не понял ничего... Впрочем, это и не важно, потому что я все равно не знаю, как попасть на корабль.
БЕН. У меня есть лодка. Она спрятана под белой скалой. Я сам сделал ее. Мы можем добраться до корабля на ней.
За занавесом раздались выстрелы.
ДЖИМ (крикнул). Там идет бой! За мной!
БЕН (схватил Джима за руку). Подожди! Держи левее, брат! Ближе к деревьям!
Выстрелы продолжаются. И вдруг затихли. Кругом дым от стрельбы. Сквозь дым видны сквайр Трелони, доктор Ливси, капитан Смоллетт и Хантер. Все с ружьями. Джим и Бен подползают к забору.
БЕН (держит за руку Джима). Джим, братишка, дальше я не пойду. Ты расскажи своим про меня, не забудь ущипнуть сквайра (щиплет) вот так. Если кто-то захочет с Беном Ганном поговорить, ты знаешь, где его найти. На том самом месте. Только пусть он приходит один, держит в руках что-нибудь белое и посвистит... (свистит). Скажи, что у Бена Ганна есть на то свои причины.
ДЖИМ. Хорошо.
Джим перелез через забор.
ДЖИМ. Доктор, сквайр, капитан!.. Хантер, это вы?
ХАНТЕР. Я, если можно назвать Мною то, что движется медленнее черепахи. Лично я себя не узнаю, потому что настоящий «я» дрожит от восторга и летит к тебе, сынок, быстрее ветра!
СКВАЙР. Джим!
ДОКТОР. Я же говорил, что Джим родился в рубашке!
КАПИТАН. Вы прибыли очень кстати, юнга. Там, за избой сложены дрова. Я надеюсь, вы соскучились по работе, а наш одноногий кок успел вас кое-чему научить. А так как все мы достаточно проголодались, то и съедим все, что вы нам предложите на ужин.
ДЖИМ. Слушаюсь, сэр! (Уходит в дальний угол избы и разбирает продукты).
ДОКТОР. Интересно бы узнать, как он выкрутился...
КАПИТАН. Успеем. Думаю, времени у нас здесь будет предостаточно. Терпеть не могу любимчиков.
Доктор помогает Джиму разжечь костер. Шепчутся. Хантер с биноклем и ружьем стоит на карауле. Капитан достал судовой журнал, что-то в него записывает.
СКВАЙР (подойдя к Хантеру). Прости, мой друг. Не надо было мне тащить тебя с собой. Не в твоем возрасте переносить все эти потрясения.
ХАНТЕР. Идя по жизни, мы вдруг обнаруживаем, что лед у нас под ногами становится все тоньше... Но старость, как и юность, жадна до впечатлений, и беда не в том, что человек стареет, а в том, что душой-то он остается молодым...
Доктор и Джим вышли вперед.
ДОКТОР. Не могли же мы оставить тебя на острове одного с этими негодяями, и капитан приступил к исполнению ПЛАНА "Б", то есть высадился на берег и оставил корабль грабителям.
ДЖИМ. Так вы из-за меня покинули корабль?! Жаль... С Беном я бы здесь не пропал.
ДОКТОР (задумчиво). На этого Бена Ганна можно положиться?
ДЖИМ. Не знаю, сэр. Я не совсем уверен, что голова у него в порядке.
ДОКТОР (рассмеялся). Если не совсем уверен, значит, в порядке. Человек, который три года грыз ногти на необитаемом острове, Джим, не может выглядеть таким же нормальным, как ты или я. Ты говоришь, он мечтает о сыре?
ДЖИМ. Да, сэр.
ДОКТОР. Ладно, Джим. Смотри, как полезно быть лакомкой. Ты, наверно, видел мою табакерку, но ни разу не видел, чтобы я нюхал из нее табак. У меня в табакерке лежит не табак, а кусочек пармезана - итальянского сыра. Очень питательная штука! Этот сыр мы отдадим Бену Ганну.
КАПИТАН (за судовым журналом сам себе). Это первый корабль, который мне приходится терять.
ХАНТЕР (громко). Белый флаг!
СКВАЙР. Сильвер собственной персоной!
Возле забора появился Сильвер в сопровождении Черного Пса. В руке Сильвера палка с привязанной к ней белой тряпкой.
КАПИТАН (крикнул). Наконец-то! Я ждал его! Все по местам! (Пиратам). Кто идет? Стой, или будем стрелять!
СИЛЬВЕР. Белый флаг!
КАПИТАН (вышел из избы). Чего вы хотите от нас с вашим белым флагом?
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Капитан Сильвер, сэр, хочет подняться к вам на борт, заключить с вами договор!
КАПИТАН. Капитан Сильвер? Я такого не знаю. Кто это? (Вполголоса). Уже капитан! Головокружительная карьера!
СИЛЬВЕР. Это я, сэр. Бедняги выбрали меня капитаном после вашего дезертирства, сэр. Мы готовы вам подчиниться опять, но, конечно, на известных условиях, честь по чести. А пока дайте мне слово, капитан Смоллетт, что вы отпустите меня отсюда живым и не начнете стрельбу, прежде, чем я не отойду от частокола.
КАПИТАН. У меня нет никакой охоты разговаривать с вами, любезный. Но если вы хотите говорить со мной, ступайте сюда. Однако если вы замышляете предательство, то потом пеняйте на себя.
СИЛЬВЕР. Этого достаточно, капитан! Одного вашего слова достаточно. Я настоящего джентльмена, капитан, сразу узнаю, будьте уверены.
Сильвер перебросил через забор свою палку, потом перелез сам. Все присутствующие, опустив ружья, окружили капитана.
КАПИТАН (садится на песок). Садитесь.
СИЛЬВЕР. Ладно, капитан. (Сел на песок). Только потом вам придется подать мне руку, чтобы я мог подняться... Неплохо вы тут устроились!.. А, это Джим! Доброе утро, Джим! Доктор, мое почтение! О, сквайр... Да вы тут все в сборе, словно счастливое семейство, если разрешите так выразиться...
КАПИТАН. К делу, любезный. Говорите, зачем вы пришли.
СИЛЬВЕР. Правильно, капитан Смоллетт. Дело прежде всего. Одним словом, вот что. Мы хотим достать сокровища, и мы их достанем. Это наша цель. А вы, конечно, хотите спасти вашу жизнь, и это ваша цель. Ведь у вас есть карта, не правда ли?
КАПИТАН. Весьма возможно.
СИЛЬВЕР. Я наверняка знаю, что она у вас есть. Нам нужна ваша карта, вот и все, а лично вам я не желаю ни малейшего зла...
КАПИТАН (перебил). Перестаньте, любезный, не на такого напали. Нам в точности известно, каковы были ваши намеренья относительно нас. Но это нисколько нас не тревожит, потому что руки у вас оказались коротки.
СИЛЬВЕР. Откуда вы...
КАПИТАН (перебил). Не ваше дело, откуда... Если бы ваши мозги и ваше хитроумие были направлены на благородное дело, цены бы вам не было, но с жуликом и бандитом...
СИЛЬВЕР. Короче. Вот наши условия. Вы нам даете карту, чтобы мы могли найти сокровища... Если вы согласны на это, мы оставим вас здесь, на острове, живыми. Провизию мы поделим с вами поровну, и я обещаю послать за вами первый же встречный корабль. Советую вам принять эти условия. Лучших условий вам не добиться. Надеюсь, все меня слышат, ибо сказанное одному - сказано для всех.
КАПИТАН. Отлично. А теперь послушайте меня. Если вы все придете ко мне сюда безоружные поодиночке, я обязуюсь заковать вас в кандалы, доставить в Англию и предать справедливому суду. Но если вы не явитесь, то не будь я Александр Смоллетт, если я не отправлю вас всех в преисподнюю. Сокровищ вам не найти. Уйти на корабле вам не удастся: никто из вас не умеет им управлять. Вы крепко сели на мель, капитан Сильвер, и не скоро сойдете с нее. Это последнее доброе слово, которое вы слышите от меня. (Встал). А теперь - убирайтесь отсюда, любезный! Да поторапливайтесь!
СИЛЬВЕР. Дайте мне руку, чтобы я мог подняться! (Пауза). Кто даст мне руку? (Джиму). Чук-чук, тук-тук, ты друг...
СКВАЙР (выйдя вперед). Если бы я имел сокровища, я повесил бы их вам на шею и бросил бы вас в океан! Уходите! Здесь вам руки никто не подаст!
Сильвер взбешен. Ругаясь, он дополз до забора и только тогда поднялся.
СИЛЬВЕР (плюнул в сторону Сквайра). Вы для меня вот как этот плевок. Скоро я подогрею ваш старый блокгауз, как бочку рома. (Все смеются). Смейтесь, разрази вас гром, смейтесь! Скоро вы будете смеяться по-другому. А те из вас, что останутся в живых, позавидуют мертвым!
Сильвер перелез через забор, выхватил из рук Черного Пса ружье и, почти не целясь, выстрелил в сквайра Трелони. Хантер бросился вперед и прикрыл своего хозяина. От пули, попавшей в него, тихо осел на землю. Сильвер и Черный Пес скрылись. Сквайр и доктор положили Хантера на скамью. Сквайр опустился перед ним на колени, рыдает.
ХАНТЕР. Я умираю, доктор?
ДОКТОР. Да, друг мой.
СКВАЙР. Хантер, скажи мне, что ты меня прощаешь.
ХАНТЕР. Удивительно, сэр! Во мне сейчас так много Хантеров... И все разного возраста. Они, как волны, захлестывают меня. Мне одновременно и двенадцать, и сорок пять лет. Я в одно и то же время и за школьной партой, и в лесу, и в море, на корабле. Я всегда был неуклюжим, надо мною все смеялись... Кроме вас... Помните, я упал за борт и стал тонуть? Вы первый прыгнули спасать меня. Могу ли я прощать или не прощать вас? Я всего лишь слуга... И притом прескверный: то вино разолью, то разобью бокал... А вы терпели меня и были ко мне так добры... Из-за этого над вами, бывало, тоже смеялись, кое-кто даже называл вас глупцом... Откуда им было знать, какое у вас чистое, бесхитростное и благородное сердце? А я знал это и любил вас, как сына... Мне не хочется умирать, не хочется покидать вас... Да, видно, пора... Помолитесь за меня... (умирает).
ДОКТОР. Он умер.
КАПИТАН. Он умер, как настоящий моряк. Я запишу в судовой журнал, что он погиб смертью героя, защищая своего командира. (Накрыл Хантера флагом). А теперь все по местам! Друзья мои, их больше, чем нас, но зато мы находимся в крепости. Сильвер знает, что она практически неприступна и не рискнет напасть сейчас, когда мы готовы к обороне. Тем более, что скоро ночь. Но тем не менее прошу всех находиться на своих местах и не выходить из укрытия. Надо быть готовыми ко всему.
Все серьезны и сосредоточены. Сквайр проверил свое ружье. Доктор достал из саквояжа медикаменты и разложил их так, чтобы они были под рукой. Джим взял бинокль и изучает местность вокруг. Капитан закурил трубку и сидит над своим судовым журналом. Становится совсем темно. Справа высвечивается Бен Ганн, он возится с луком, собирает рассыпанные стрелы. Поет.
Мне мама говорила: «Боже мой!
Ах, бедный Бен, родился ты в ненастье.»
Я даже здесь, на острове, чужой.
Богат я точно так же, как несчастен.
Луна несбывшейся горит мечтой.
Мой остров, как огромный монастырь:
Я здесь молюсь и денежки считаю.
Я мог бы накормить весь божий мир,
Но где еды купить, - увы! - не знаю.
Одна луна блестит, как желтый сыр.
Но вот он насторожился, прислушался. Раздался тихий условный свист. Появился Джим с белой тряпкой в руках.
ДЖИМ. Это я. Я - один.
БЕН. Это ты, брат мой? Я так соскучился по тебе. Но я ждал тебя в другое время. Что случилось?
ДЖИМ. Ничего. Просто завтра мы, наверно, уже не сможем встретиться. Поэтому мы с доктором решили, что лучшего времени для встречи, чем сейчас, нам не найти.
БЕН. Где же доктор?
ДЖИМ. Он идет за мной. Мы подумали, что если придем вместе, то вы испугаетесь и убежите.
БЕН. Вы подумали тем, чем надо.
ДЖИМ (указывая в зал). А это и есть белая скала, где спрятана ваша лодка?
БЕН. Да. В этом месте в первый раз я подстрелил козу. Теперь козы сюда не спускаются, они бегают только по горам, потому что боятся Бенжамина Ганна... А там дальше кладбище. Я приходил туда и молился изредка, когда я думал, что, может быть, сейчас воскресение.
Раздался свист.
ДЖИМ. Это доктор.
ДОКТОР (появляясь и размахивая белым платком). Я думаю, что вы с Джимом уже наболтались вволю. Нельзя ли уделить пару минут и мне?
БЕН. Я ждал вас, доктор. Идемте в мой шалаш, а Джим постоит на страже... Лес имеет уши... (Идут с доктором вглубь). Я был на корабле Флинта в то время, когда он закапывал сокровища. А три года назад я плыл мимо этого острова на другом корабле и уговорил матросов попробовать найти клад. Мы искали две недели, но ничего не нашли. Матросы разозлились на меня и сказали: "Вот тебе мушкет, заступ и лом, Бенжамин Ганн... Оставайся здесь и разыскивай сокровища Флинта". И уплыли...
Бен и доктор скрылись в глубине. Джим остался один.
ДЖИМ (один). Вот удобный случай захватить корабль. Пираты все на берегу и пьяны в стельку. Лодка здесь, под скалой. Мои помощники - ночь и внезапность... Не трусь, Джим, ведь это из-за тебя шхуна оказалась в руках пиратов...
Джим спускается в зрительный зал и уходит в боковую дверь. На сцене появляется Черный Пес. Он посмотрел в ту сторону, куда ушел Джим, и вдруг, услышав , быстро спрятался. Появились Бен и Доктор.
ДОКТОР. Договорились...
БЕН. Сэр, я в жизни не пробовал такого вкусного сыра... (Откусил кусочек). Джим! Смотри! А где Джим?
ДОКТОР. Джим!.. Странно... Возможно, он вернулся в крепость. А если нет, тогда...
БЕН. Нет, нет, с ним ничего не случилось... Пока... Я чувствую это... Но он в опасности... Возвращайтесь и предоставьте все мне...
Доктор уходит. Бен ныряет в темноту. Сцена пуста. Через некоторое время появляется Черный Пес. В задумчивости садится на землю. Затемнение. Высвечивается левый край сцены. Там костер и пираты вокруг, уже пьяные. Пищат комары, разбойники лупят себя руками. Хлопки даже образуют какой-то замысловатый ритм. У Дерка грязной тряпкой перевязана голова.
ПИРАТЫ (поют).
В дальний угол кабака
Заползли два моряка
И гарсону говорят:
«Мне муссон», «А мне - пассат»!
Рот разинул наш гарсон:
«Как - пассат? Какой муссон?
Это шутка или сон?»
Да-да! Е-е-ей!
Эту смесь неси скорей.
Шевелись ты, ротозей!
Поживей!
Побежал гарсон в буфет,
Но нигде муссона нет.
Перерыл он целый склад,
Не найдет никак пассат.
Налил он «Мускат» в бокал,
И касторки подмешал.
Будет вам двойной аврал.
«Вот вам ваш заказ».
«Ай, да парень! Высший класс!»
«Не напиток, а экстаз!»
«В животе моем атас!»
ТОМ. Надо было напасть на них внезапно! К чему были эти переговоры?
СИЛЬВЕР. Твоими мозгами можно драить палубу, Том Морган: они ничем не отличаются от мочалки. Уж если они умудрились удрать с корабля с провизией и оружием, сумели разгадать наши планы и занять единственное безопасное место во всем острове, то, будь уверен, к обороне они подготовились основательно. Блокгауз строил сам Флинт, а я помогал ему... Кто-кто, а я-то хорошо знаю, что крепость неприступна. Меня смущает другое: откуда они все узнали? Неужели среди нас завелся предатель?
ДЕРК. Просто нужно было расправиться с ними еще там, на корабле.
СИЛЬВЕР. И проиграть игру с самого начала. Все спешите, спешите... Вам только бы поскорее дорваться до выпивки. По правде сказать, у меня сердце разрывается, когда я думаю, что придется возвращаться с такими людьми, как вы.
ТОМ (вспыхнул). Полегче, Долговязый! Ведь с тобой никто не спорит.
СИЛЬВЕР. Вот и теперь поспешили. Если бы вы не бросились скорее искать сокровища, мы заняли бы крепость, и нам не пришлось бы сидеть в болоте и кормить комаров. А сейчас нам наверняка не миновать малярии.
Дик, сидевший возле костра вдруг вскрикнул и упал вперед. Из спины его торчала стрела. Пираты залегли и приняли круговую оборону.
СИЛЬВЕР. Кто на часах?
ДЕРК. Черный Пес.
ТОМ. Куда же он делся.
ГАРРИ. А может, его тоже убили...
СИЛЬВЕР. Стреляли оттуда. Том, идем-ка посмотрим.
Том и Сильвер осторожно пошли вглубь. Остальные остались лежать. Гарри потушил костер. Темнота. Поют какие-то неведомые птицы. Высвечивается уголок справа. Из зала появляется Джим Хокинс. Усталый, поднимается на сцену и нос к носу сталкивается с Черным Псом. Пес с ножом в руках.
ЧЕРНЫЙ ПЕС (радостно). Джим! Разве ты не узнаешь меня, Джим?
ДЖИМ. Черный Пес.
ЧЕРНЫЙ ПЕС. Да, это я, Джим, твой старый знакомый. Помнишь, Джим, ты хотел угостить меня ромом в трактире "АДМИРАЛ БЕНБОУ"? Тогда, Джим, я так и не дождался своего стакана. Зато теперь я никуда не спешу. (Заглядывает за пазуху Джима). Что там у тебя? Та самая бутылка с ромом? (Вытаскивает пистолеты). Фу-у... Пистолеты! Джим!.. Как тебе не стыдно, Джим? Неужели ты хотел кого-нибудь убить? А, может быть, ты уже?.. Молчи, Джим! Не позволяй мне думать о тебе дурно. У тебя такие чистые глаза! Постой-ка, я прочитаю все, что в них написано. (Пристально смотрит в глаза Джима). Ага-а! Ты побывал на корабле, Джим. И на корабле ты убил моих лучших друзей - Грея и Джоба. За что ты их убил, Джим? Что они тебе сделали? Разве они тебя трогали, Джим? Нет! Ты убил их просто так, просто за то, что они стерегли корабль. О, Джим! Ты страшный человек! Ты отобрал у этих бедных моряков шхуну и спрятал ее вон за той белой скалой, чтобы ее никто не мог найти. Верно, Джим?
ДЖИМ. Они напились и сами убили друг друга...
ЧЕРНЫЙ ПЕС (после паузы). Значит, они действительно мертвы... Ну да, конечно... Иначе как бы они позволили тебе увести корабль? Ну что ж, Джим... (Хватает его за руку). Не напрасно я ждал тебя всю ночь... Идем-ка со мной. Думаю, нам найдется, о чем поговорить.
Раздался свист стрелы. Черный Пес отпустил руку Джима. Тот сразу же убежал. Черный Пес постоял, постоял и рухнул. Из спины торчала стрела. Откуда-то появился Бен Ганн.
БЕН (смотрит на Пса). Вот так, Черный Пес... Ты и собакой-то был какой-то неприличной: все воровал да шакалил, да вынюхивал, да гадил везде, где бы ни появился... (Оглянулся). Джим! Джим! (Убегает за Джимом).
Затемнение, переходящее в еле заметный рассвет. Виден контур крепости и контур Джима, перелезающего через забор и идущего в избу. Слышен мощный храп. Симфония храпов. Джим наступил на чью-то ногу. Раздался крик.
СИЛЬВЕР. Кто идет?
Джим бросился бежать, но на кого-то налетел. Его схватили.
СИЛЬВЕР. Ну-ка, Гарри, принеси сюда факел. (Гарри зажег головешку). Эге! Да это Джим Хокинс, черт меня побери! Зашел в гости, а? Заходи, заходи, это очень мило с твоей стороны. Ты мне всегда был по сердцу, потому что ты не робкого десятка. Какой приятный сюрприз для бедного старого Джона! Капитан Смоллетт - хороший моряк, но уж очень требователен насчет дисциплины. Так что от него тебе лучше держаться подальше. Доктор тоже недоволен тобой. "Неблагодарный негодяй" - называл он тебя. Словом, к своим тебе уже нельзя воротиться, они тебя не желают принять. И, если ты не хочешь создавать третью команду, тебе придется присоединиться к капитану Сильверу.
ДЖИМ (дрожащим голосом). Вы хотите, чтобы я отвечал?
СИЛЬВЕР. Никто тебя не принуждает, дружок. Обдумай хорошенько.
ДЖИМ. Ну что же, раз вы хотите, чтобы я решил, на чью сторону мне перейти, вы должны объяснить мне, что тут у вас происходит. Почему вы здесь и где мои друзья?
ТОМ (ворчит). Что происходит? Много бы я дал, чтобы понять, что тут у нас происходит.
СИЛЬВЕР (Тому). Заткнись, пока тебя не спрашивают! (Джиму). Сегодня ночью, мистер Хокинс, к нам явился доктор Ливси с белым флагом. "Вас предали, капитан Сильвер, - сказал он, - корабль ушел". Пока мы пили ром и пели песни, мы прозевали корабль. Я этого не отрицаю. Никто из нас не глядел за кораблем. Мы выбежали на берег, и, клянусь громом, под луной мы не увидели ничего, кроме волн. Мы просто чуть не повалились на месте. "Что ж, - сказал доктор, - давайте заключать договор". Мы заключили договор - я да он, - и вот мы получили ваши припасы, ваш бренди, вашу крепость, дрова... А сами они ушли. Про тебя же доктор сказал: "Где этот проклятый мальчишка, я не знаю и знать не желаю. Мы им сыты по горло". Вот его собственные слова.
ДЖИМ. Это все?
СИЛЬВЕР. Все, что тебе следует знать, сынок.
ДЖИМ. И теперь я должен выбирать?
СИЛЬВЕР. Да, теперь ты должен выбирать.
ДЖИМ. Ладно. Я не так глуп и знаю, что меня ждет. С тех пор, как я встретился с вами, я привык смотреть смерти в лицо. Но прежде я хочу вам кое-что рассказать. Положение ваше скверное: корабль вы потеряли, сокровища вы потеряли, людей своих потеряли. Ваше дело пропащее. И если вы хотите знать, кто все это сделал, знайте: все это сделал я. Я сидел в бочке из-под яблок в ту ночь, когда мы подплывали к острову, и я слышал все, что говорили вы, Джон, и что говорил Том. Это я сегодня ночью убил людей, которых вы оставили на борту, и отвел шхуну в такое потайное место, где вы ее никогда не найдете. С самого начала все карты были в моих руках, и я боюсь вас не больше, чем мухи. Можете убить меня или пощадить, как вам угодно. Моя смерть не принесет вам никакой пользы. Если же вы оставите меня в живых, я постараюсь, чтобы вы не попали на виселицу. Так что теперь ваш черед выбирать.
ДЕРК (с повязкой на голове). Не забудьте, что это он опознал тогда Черного Пса!
СИЛЬВЕР. Это еще не все. Он, клянусь громом, тот самый мальчишка, который вытащил карту из сундука Билли Бонса. Наконец-то Джим Хокинс попал нам в руки.
ТОМ (вытащил нож). Пустить ему кровь!
СИЛЬВЕР (крикнул). На место! Кто ты такой, Том Морган. Быть может, ты думаешь, что ты здесь капитан? Клянусь, я научу тебя слушаться. Только посмей мне перечить! За последние тридцать лет всякий, кто становился у меня на дороге, попадал либо на рею, либо за борт, рыбам на закуску. Да! Запомни, Том Морган: не было еще человека, который остался бы жить на земле после того, как не поладил со мной.
ДЕРК. Том верно говорит.
ТОМ. Довольно было надо мной командиров! И, клянусь виселицей, Джон Сильвер, я не позволю тебе мною помыкать.
СИЛЬВЕР (взревел). Джентльмены, кто из вас хочет потолковать со мною по душам? (Пауза). Один на один! Дерк... Гарри... Я жду. (Все молчат.) Вот так вы всегда. Не слишком-то храбры в бою. Вы не хотите драться со мной, как подобает джентльменам удачи. Тогда, клянусь громом, вы должны меня слушаться! Мне по сердцу этот мальчишка. Я такого мальца еще не видывал. Он вдвое больше похож на мужчину, чем крысы вроде вас. Так слушайте: кто тронет его, будет иметь дело со мной.
ГАРРИ. Эй, доктор идет!
Уже совсем рассвело. За забором появился доктор Ливси.
СИЛЬВЕР. Здравствуйте, доктор! С добрым утром, сэр! Рано же вы поднялись! Ранняя птица больше корма клюет, как в пословице говорится... Том, очнись, сын мой, и помоги доктору Ливси подняться на борт... Все в порядке, доктор. Ваш пациент куда веселей и бодрей!
Том помог доктору перебраться через забор.
СИЛЬВЕР. У нас есть сюрприз для вас, сэр. Один маленький пришелец, хе-хе! Новый жилец, сэр.
ДОКТОР. Неужели Джим?
СИЛЬВЕР. Он самый.
ДОКТОР (остановился от неожиданности). Ладно. Делу время, потехе час. Осмотрим сначала больных. (Осмотрел Дерка). Тебе лучше, друг мой. Другой на твоем месте не выжил бы, но у тебя не голова, а чугунный котел... А как твои дела, Гарри? Да ты весь желтый! У тебя печенка не в порядке. Надо меньше пить. Ты принимал лекарство? Скажите, он принимал лекарство?
ТОМ. Как же, как же! Он принимал, сэр.
ДОКТОР. С тех пор, как я стал врачом у мятежников или, вернее, тюремным врачом, я считаю своим долгом сохранить вас в целости для короля Георга, да благословит его бог, и для петли. (Пираты на юмор не реагируют). Вполне вероятно, что все вы схватили малярию, друзья мои. Расположиться лагерем на болоте!.. Сильвер, вы меня удивили, ей-богу! (Закончив осмотр). А теперь, если позволите, я хотел бы побеседовать с этим юнцом.
ТОМ. Ни за что!
СИЛЬВЕР. Молчать! Доктор, я был уверен, что вы захотите поговорить с Джимом, потому что знал: этот мальчик вам по сердцу. Мы все вам так благодарны, мы, как видите, чувствуем к вам такое доверие, мы пьем ваши лекарства, как грог. Я сейчас все устрою... Хокинс, можешь дать мне честное слово юного джентльмена, что ты не удерешь никуда?
ДЖИМ (кивнул). Да...
СИЛЬВЕР. В таком случае, доктор, перелезайте через частокол. Он будет с одной стороны, вы с другой, но это не помешает вам поговорить по душам.
При гробовом молчании доктор перелез через забор. Сильвер повел Джима к частоколу.
СИЛЬВЕР (Джиму). Не торопись, дружок, не торопись. Они разом кинуться на нас, если заметят, что мы торопимся. (Доктору). Пусть это мне тоже зачтется, доктор. И пусть Джим расскажет вам, как я спас ему жизнь. Ах, доктор, когда человек ведет свою лодку на волосок от погибели, когда он играет в орлянку со смертью, он хочет услышать хоть одно самое маленькое доброе слово! Имейте в виду, что речь идет не только о моей жизни, но и о жизни этого мальчика. Заклинаю вас, доктор, будьте милосердны ко мне, дайте мне хоть тень надежды!
ДОКТОР. Неужели вы боитесь, Джон?
СИЛЬВЕР. Доктор, я не трус. Нет, я даже вот настолько не боюсь. Но говорю откровенно: меня кидает в дрожь при мысли о виселице. Вы добрый человек и справедливый. Вы не забудете сделанного мною добра, хотя, разумеется, и зла не забудете. Я отхожу в сторону, видите, и оставляю вас наедине с Джимом. Это тоже вы мне зачтете в заслугу, не правда ли? (Отошел).
ДОКТОР (оставшись наедине с Джимом). Итак, Джим, ты здесь. Что посеешь, то и пожнешь, мой мальчик. У меня не хватает духу бранить тебя...
ДЖИМ (вдруг расплакался). Доктор, пожалуйста, не ругайте меня! Я сам себя достаточно ругал. Моя жизнь на волоске. Я и теперь был бы уже мертвецом, если бы Сильвер за меня не вступился. Смерти я не боюсь, доктор, я боюсь только пыток. Если они начнут пытать меня...
ДОКТОР (вздрогнул). Джим... Джим, этого я не могу допустить. Перелезай через забор и бежим.
ДЖИМ. Доктор, я ведь дал честное слово.
ДОКТОР. Знаю, знаю! Что поделаешь, Джим! Уж я возьму этот грех на себя. Не могу же я бросить тебя здесь беззащитного. Прыгай! Один прыжок - и ты на свободе. Мы помчимся, как антилопы.
ДЖИМ. Нет. Ведь вы сами не поступили бы так. Ни вы, ни сквайр, ни капитан. Значит, и я не изменю своему слову. Сильвер на меня положился. Я дал ему честное слово, и я вернусь в блокгауз. Но, доктор, вы меня не дослушали. Если они станут меня пытать, я не выдержу и разболтаю, где спрятан корабль. Мне повезло, доктор, мне посчастливилось, и я увел их корабль. Он стоит под белой скалой, недалеко от того места, где мы встречались с Беном. Во время прилива он поднимается на волне, а во время отлива сидит на мели.
ДОКТОР. Корабль! (Пауза). Это судьба. Каждый раз ты спасаешь нас от верной гибели. И неужели ты думаешь, что теперь мы дадим тебе умереть? Это была бы плохая награда за все, что ты для нас сделал, мой мальчик. Ты открыл заговор. Ты нашел Бена Ганна. Лучшего дела ты не сделаешь за всю свою жизнь, даже если доживешь до ста лет. Этот Бен Ганн - ой-ой-ой! (Крикнул). Сильвер! (Сильвер подошел). Сильвер, я хочу дать вам совет. Не торопитесь отыскивать сокровища.
СИЛЬВЕР. Я, сэр, делаю все, что в моих силах, но не требуйте от меня невозможного. Только поисками сокровищ я могу спасти свою жизнь и жизнь этого несчастного мальчика.
ДОКТОР. Сильвер, если мы оба с вами выберемся из этой волчьей ямы, я постараюсь спасти вас от виселицы, если для этого не нужно будет идти на клятвопреступление.
СИЛЬВЕР. И родная мать не смогла бы меня утешить лучше, чем вы!
ДОКТОР. Это первое. И второе: держите этого мальчика возле себя и, если понадобится помощь, зовите меня. Я постараюсь вас выручить, и тогда вы увидите, что я говорю не впустую... Прощай, Джим! (Ушел).
СИЛЬВЕР. Джим, я спас твою жизнь, а ты - мою. И я никогда этого не забуду. Я ведь видел, как доктор уговаривал тебя удрать. Краешком глаза, но видел. И видел, как ты отказался. Этого, Джим, я тебе не забуду. Сегодня для меня впервые блеснула надежда.
Сильвер и Джим вошли в избу. Пираты стояли в углу и о чем-то шептались, поглядывая на Сильвера.
СИЛЬВЕР. Вы, кажется, собираетесь что-то сказать? Ну что ж, говорите, я слушаю.
ТОМ. Прошу прощения, сэр. Вы часто нарушаете наши обычаи. Но есть обычай, который даже вам не нарушить. Команда недовольна, а между тем, разрешите сказать, у этой команды есть такие же права, как и у всякой другой. Мы имеем право собраться и поговорить. Прошу прощения, сэр, так как вы все же у нас капитан, но я хочу воспользоваться своим правом и уйти на совет. (Отдал честь и вышел).
ГАРРИ. Согласно обычаю. (Отдал честь и вышел).
ДЕРК. На матросскую сходку. (Отдал честь и вышел).
СИЛЬВЕР (оставшись вдвоем с Джимом, сел на бочку с коньяком и зашептал). Слушай, Джим Хокинс. Они хотят разжаловать меня. Но ты заметь: я за тебя горой, и я не отступлюсь от тебя. Я был в отчаянии от своих неудач, от мысли о виселице, которая мне угрожает. Услыхав твои слова, я сказал себе: заступись за Хокинса, Джон, и Хокинс заступится за тебя. Ты спасешь себе свидетеля, и когда дело дойдет до суда, он спасет твою шею.
ДЖИМ. Вы хотите сказать, что ваша игра проиграна?
СИЛЬВЕР. Да, клянусь дьяволом! Я упрям, Джим Хокинс, но когда я увидел, что в бухте уже нет корабля, я понял: игра наша кончена. А эти пускай совещаются, все они безмозглые трусы. Я спасу твою шкуру, а ты спасешь Долговязого Джона от петли.
ДЖИМ. Я сделаю все, что могу.
СИЛЬВЕР. Значит, по рукам. (Закурил трубку). Я решил перейти на сторону сквайра. Я знаю, что ты спрятал корабль где-нибудь в безопасном месте. (Пауза). Заметь, я у тебя ничего не спрашиваю и другим не позволю спрашивать. (Нацедил из бочки кружечку бренди). Эх, с твоим-то молодым задором да с моим опытом и наделали бы мы вдвоем дел! Не хочешь ли выпить, приятель? (Джим покачал головой). А я выпью немного, Джим. Впереди у меня столько хлопот, нужно же мне пришпорить себя! Кстати, о хлопотах. Зачем было доктору отдавать мне эту карту, милый Джим?
ДЖИМ (изумленно). Карту?
СИЛЬВЕР. Не знаешь... Да, он дал мне свою карту... И тут без сомнения что-то не так. Тут что-то кроется, Джим... И скорее плохое, чем хорошее.
ДЖИМ (подойдя к окну). Они идут!
СИЛЬВЕР. Милости просим, дружок. Пусть идут! У меня еще есть чем их встретить.
Вошли пираты. Гарри медленно и боязливо, вытянув правую руку, подходит к Сильверу, который сидит на бочке.
СИЛЬВЕР. Подойди ближе, приятель, и не бойся, я тебя не съем. Давай, что там у тебя? Я знаю обычаи, я депутата не трону. (Гарри что-то сунул Сильверу в руку и торопливо отбежал к остальным). Черная метка! Так я и думал. Где вы достали бумагу? Но что это? Ах вы несчастные! Вырезали из Библии! Ну, будет уж вам за это! И какой дурак разрезал Библию?
ГАРРИ. Вот видите! Что я говорил? Ничего хорошего не выйдет из этого!
СИЛЬВЕР. Ну теперь уж вам от виселицы не отвертеться. У какого дурака вы взяли эту Библию?
ДЕРК. У Гарри.
СИЛЬВЕР. У Гарри? Ну, Гарри, молись Богу, потому что твоя песенка спета. Уж я верно тебе говорю.
ТОМ. Довольно болтать, Джон Сильвер! Команда, собравшись на сходку, как велит обычай джентльменов удачи, вынесла решение послать тебе черную метку. Переверни ее, как велит наш обычай, и прочти, что на ней написано. Тогда ты заговоришь по-другому.
СИЛЬВЕР. Спасибо, Том. Ты у нас деловой человек и знаешь наизусть наши обычаи. Что ж тут написано? Ага! "Низложен". Так вот в чем дело! И какой хороший почерк! Точно в книге. Это у тебя такой почерк, Том? Да ты, брат, прямо-таки в первые люди у нас метишь. Я нисколько не удивлюсь, если теперь выберут капитаном тебя.
ТОМ. Нечего тебе морочить команду. Послушай тебя - ты и такой и сякой, но теперь твоя песенка спета. Слезай с этой бочки и не мешай нашим выборам!
СИЛЬВЕР (презрительно). А я думал, ты и вправду знаешь обычаи. Ну, да не беда: ты не знаешь - так знаю я. Тебе придется малость подождать, потому что я покуда еще ваш капитан. Вы должны предъявить мне свои обвинения и выслушать мой ответ. А до той поры ваша черная метка будет стоить не дороже сухаря.
ТОМ. Не бойся, мы-то обычаев не нарушим. Так вот. Во-первых, ты провалил все дело. У тебя не хватит дерзости возражать против этого. Во-вторых, ты позволил нашим врагам уйти, хотя здесь они были в настоящей ловушке. Зачем они хотели уйти, не знаю, но зачем-то они хотели уйти. О, мы тебя видим насквозь, Джон Сильвер! Ты ведешь двойную игру. В-третьих, ты заступился за этого мальчишку.
СИЛЬВЕР. Это все?
ТОМ. Вполне достаточно.
СИЛЬВЕР. Теперь послушайте, что я отвечу на эти три пункта. Вы говорите, что я провалил все дело? Но ведь если бы вы послушались меня, мы все теперь находились бы на борту "ИСПАНЬОЛЫ", целые и невредимые, жевали бы себе пудинг с изюмом, да и золото лежало бы в трюме, клянусь громом! А кто мне помешал? Кто меня торопил и подталкивал? Черный Пес и ты, Том Морган. Из этих смутьянов ты один остался в живых. И у тебя хватает наглости лезть в капитаны! У тебя, погубившего чуть не всю нашу шайку! Нет, сколько на свете живу, а такого не видал! Это пункт первый. Клянусь, мне тошно разговаривать с вами. У вас нет ни рассудка, ни памяти. Удивляюсь, как это ваши мамаши отпустили вас в море! В море! Уж лучше бы вы стали портными!
ТОМ. Перестань ругаться, отвечай на остальные обвинения.
СИЛЬВЕР. Вас интересует пункт третий - вот этот мальчишка! Да ведь он заложник, понимаете? Он, быть может, последняя наша надежда. Убить этого мальчишку? Нет, мои милые, я не стану его убивать. Затем пункт второй: вы обвиняете меня в том, что я заключил договор. Поглядите - вот ради чего я заключил договор!
Сильвер бросил на пол лист бумаги. Это карта Флинта. Пираты бросились к ней. Они вырывали ее друг у друга из рук, ругались, кричали, по-детски смеялись.
ДЕРК. Да, это она.
ГАРРИ. Это подпись Флинта, можете не сомневаться. Дж. Ф., а внизу шлюпочный узел. Он всегда подписывался так.
ТОМ. Все это хорошо, но как мы увезем сокровища, если у нас нет корабля?
СИЛЬВЕР (внезапно вскочил). Как? Почем я знаю, как! Это ты мне должен сказать, ты и другие, которые проворонили мою шхуну с твоей помощью, черт возьми! Но нет, мне незачем ждать от тебя умного слова - ум у тебя тараканий! Но разговаривать учтиво ты должен, или я научу тебя вежливости!
ГАРРИ. Правильно!
СИЛЬВЕР. Еще бы! Конечно, правильно! Ты потерял наш корабль. Я нашел вам сокровища. Кто же из нас стоит большего? Но, клянусь, я больше не желаю быть у вас капитаном. Выбирайте кого хотите. С меня довольно!
ГАРРИ. Сильвера!
ДЕРК. Окорок на веки веков!
ГАРРИ. Окорока в капитаны!
СИЛЬВЕР. Так вот что вы теперь запели! Том, милый друг, придется тебе подождать до другого случая. Счастье твое, что я не помню худого. Сердце у меня отходчивое. Собирайтесь! Что вы стоите, как на именинах? Вперед! За сокровищами Флинта! (Все суетятся. Кто взял мотыгу, кто - лопату). Да, ребята, ваше счастье, что у вас есть Окорок, который всегда за вас думает. Корабль у них, но все шлюпки в наших руках. Когда у нас будут сокровища, мы обыщем весь остров и снова захватим корабль. (Обвешивает себя оружием: ружья - за плечи, пистолеты - за пояс, ножи - за голенища сапог). Так что же делать с этой черной меткой? Джим, возьми себе на память. Гарри загубил свою душу, изгадил свою Библию, и все понапрасну.
ГАРРИ. А может быть, она еще годится для присяги?
СИЛЬВЕР. Библия с отрезанной страницей! Ни за что! В ней не больше святости, чем в песеннике.
Гарри открывает книгу, из нее вдруг на мгновение вырывается луч света. Все вокруг меркнет. Пираты, вооруженные ружьями, лопатами, мешками и кинжалами тронулись в путь с картой в руках. Раздвинулись стены крепости, возникла панорама острова. Звучит песня, которую поет то ли Билли Бонс, то ли покойный Флинт хриплым голосом.
Чтоб клад достать из-под земли
Не надо брать лопат.
Возьми ружье, пистоль возьми,
Возьми кинжал и яд.
Дорогу трупами усей,
Не важно, друг иль брат.
И выстрой стрелы из костей
Туда, где спрятан клад.
Отряд, идущий в глубину сцены, остановился.
ГАРРИ. Скелет!
ТОМ. Это моряк. Одежда у него была морская.
СИЛЬВЕР. Конечно, моряк. Полагаю, ты не надеялся найти здесь епископа. Однако почему эти кости так странно лежат? Эге, я начинаю понимать! А ну-ка, вынем компас. Так и есть! Вон торчит, словно зуб, вершина Острова Скелета. Эти кости - указательная стрелка. Значит, там Полярная звезда, а заодно и звонкие доллары.
ПОПУГАЙ. Пиастры! Пиастры!
СИЛЬВЕР. Клянусь громом, у меня все холодеет при одной мысли о Флинте. Это одна из его милых острот. Он остался здесь с шестью товарищами и укокошил всех. А потом из одного убитого смастерил себе указатель...
ДЕРК. Если кому и бродить по земле после смерти, так это, конечно, Флинту. Ведь до чего тяжело умирал человек!
ГАРРИ. Да, умирал он скверно. То приходил в бешенство, то требовал рому, то начинал горланить "Все пятнадцать на гроб мертвеца". Кроме "Пятнадцати", он ничего другого не пел. И, скажу вам по правде, с тех пор я не люблю этой песни. Было страшно жарко. Окно было открыто. Я стою с Библией. Человеку с минуты на минуту отчаливать на тот свет, а он себе горланит песню во всю мочь, и хоть бы что...
СИЛЬВЕР. Ну, будет, будет! Довольно болтать! Он умер и не шатается по земле привидением.
ДЕРК. И рожа у него была, как у дьявола! Вся синяя-синяя!
ТОМ. Это от рома. Синяя! Еще бы не синяя! От рома посинеешь, это верно.
Из леса вдруг раздалась песня: "Все пятнадцать на гроб мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылочка рому!" И так же внезапно оборвалась. Пираты задрожали.
ТОМ (дрожа). Это Флинт!
СИЛЬВЕР. Полно вам! Этак ничего у нас не выйдет. Делай крутой поворот, ребята. Конечно, все это очень чудно, и я не знаю, кто это там куролесит, но уверен, что это не покойник, а живой человек.
ГОЛОС ИЗ ЛЕСА (завывает). Дарби Макгроу! Дарби Макгроу! Кинжал тебе в глотку! Дарби, подай мне рому!
ДЕРК (в столбняке). Дело ясное. Надо удирать.
ТОМ (стонет). Это были его последние слова! Последние слова перед смертью.
ГАРРИ (достал свою Библию, встал на колени, молится).
СИЛЬВЕР (решительно). Послушайте! Я пришел сюда, чтобы вырыть клад, и никто - ни человек, ни дьявол - не остановит меня. Я не боялся Флинта, когда он был живой, и, черт его возьми, не испугаюсь мертвого. В четверти мили от нас лежат несколько миллионов фунтов стерлингов. Неужели хоть один джентльмен удачи способен повернуться кормой к такой куче денег из-за какого-то синерожего пьяницы, да к тому же еще и дохлого?
ГАРРИ (молится на коленях). Молчи, Джон! Не оскорбляй привидение!
СИЛЬВЕР. Я говорил тебе, что ты испортил свою Библию. Неужели ты думаешь, что привидение испугается Библии, на которой нельзя даже присягнуть? Как же! Держи карман! Джентльмены! Те, кто верит в удачу, а так же своему капитану, за мной!
Сильвер бросился вперед, волоча за собой на веревке Джима. Вскоре его перегнали осмелевшие пираты. От близости клада все возбуждены. Сильвер торопится, Джим на веревке мешает ему. Сильвер дергает за веревку, готов убить Джима, что-то кричит ему, но что - не слышно, потому что все заглушает песня.
Когда схоронен в землю клад
И карта с планом есть,
Легко тот клад вернуть назад,
Найдя на карте крест.
Но место, где схоронен друг,
Без карты я найду.
И друга больше не вернуть,
Хоть крест и на виду.
И вдруг все бросились бежать вперед. На самой авансцене видна яма, а возле нее старая заржавленная лопата. Пираты остановились, как пораженные громом.
СИЛЬВЕР (опомнился первый, сунул пистолет в руку Джима). Джим, вот возьми и будь наготове.
ДЖИМ (взял пистолет, тихо Сильверу). Мне не нравится, как вы пахнете, Джон Сильвер. Вы опять изменили своим.
ТОМ (прыгнул в яму, достал оттуда монету, взревел). Две гинеи! (Сильверу). Это, что ли твои несколько миллионов? Ты, кажется, любитель заключать договоры? По-твоему, тебе все всегда удается, дубина ты стоеросовая?
СИЛЬВЕР (насмешливо). Копайте, копайте, ребята. Авось выкопаете два-три земляных каштана.
ТОМ (в бешенстве). Два-три каштана! (Вылез из ямы). Ребята, вы слышали, что он сказал? Говорю вам: он знал все заранее! Гляньте ему в лицо, там это ясно написано!
СИЛЬВЕР. Эх, Том! Ты кажется, снова намерен пролезть в капитаны? Ты, я вижу, напористый малый.
С одной стороны ямы стоят Сильвер и Джим. С другой - Том, Дерк и Гарри.
ТОМ. Друзья, смотрите-ка, их всего только двое: один - старый калека, который привел нас сюда на погибель, другой - щенок, у которого я давно уже хочу вырезать сердце. Вперед!
Откуда-то раздались выстрелы. Гарри и Дерк упали мертвые в яму. Сильвер выстрелил прямо в Тома. Том стоит, смертельно раненый.
СИЛЬВЕР (Тому). Том, теперь мы, я полагаю, в расчете.
Толкнул Тома, тот упал в яму. Подбегают доктор, сквайр, капитан и Бен Ганн.
СИЛЬВЕР. Благодарю вас от всего сердца, доктор. Вы поспели как раз вовремя, чтобы спасти нас обоих... Как хорошо, что со мной был Хокинс! Не будь его, вы бы и бровью не повели, если бы меня изрубили в куски. (Отдает честь сквайру).
ДОКТОР (смеясь). Еще бы!
СКВАЙР. Джон Сильвер, вы гнусный негодяй и обманщик! Чудовищный обманщик, сэр! Меня уговорили не преследовать вас, и я обещал, что не буду. Но мертвецы, сэр, висят у вас на шее, как мельничные жернова...
СИЛЬВЕР (отдавая честь). Сердечно вам благодарен, сэр.
СКВАЙР. Не смейте меня благодарить! Из-за вас я нарушаю свой долг! Отойдите прочь от меня!
СИЛЬВЕР (отойдя в сторону и увидев Бена). А, так это ты, Бен Ганн? Ничего себе, хорош молодчик!
БЕН. Да, я Бен Ганн. (Смущенно). Как вы поживаете, мистер Сильвер? Кажется, неплохо?
СИЛЬВЕР. Бен, Бен... Подумать только, какую шутку сыграл ты со мной!
Вперед выходят доктор, капитан, сквайр и Джим.
КАПИТАН. Здравствуй, Джим. Ты по-своему, может быть, и неплохой мальчуган, но даю тебе слово, что никогда больше я не возьму тебя в плаванье, потому что ты из породы любимчиков (улыбнулся).
ДОКТОР. Ну вот, Джим, и закончились твои приключения. Бен Ганн разыскал клад и перенес его в пещеру неподалеку отсюда. Теперь ты богатый человек. Чем думаешь заняться? Может быть, ты решил стать моряком?
ДЖИМ. Нет, сэр. Я никогда не стану моряком. И о днях, проведенных на острове, я буду вспоминать с содроганием. Никакое золото, никакие сокровища мира не стоят слез человека, а тем более его жизни...
СКВАЙР. Уж не в пастыри ли ты собрался, Джим?
ДЖИМ. Нет, сэр. Просто - в люди.
СКВАЙР. Что ж, недурное занятие. Начальный капитал у тебя уже есть!
Все смеются. Высокий мальчишеский голос поет последний куплет песни о кладах.
Предай, запутай и убей,
И станешь ты богат.
В обмен на жизнь твоих друзей
Добудешь страшный клад.
А я бы, если было б вдруг
Позволено судьбой,
Все клады б отдал, чтобы друг
Пришел ко мне живой.

Часть первая

Старый Моряк встречает трех юношей, званых на свадебный пир, и
удерживает одного.

Старик Моряк, он одного
Из трех сдержал рукой.
«Что хочешь ты, с огнем в глазах,
С седою бородой?

Открыты двери жениха,
И родственник мне он;
Уж есть народ, уж пир идет,
Веселый слышен звон».

Но держит все его старик:
«Постой, корабль там был …»
«Пусти седобородый лжец».
Старик его пустил.

Свадебный Гость зачарован глазами старого мореплавателя и принужден
выслушать его рассказ.

Вперил в него горящий взор.
Гость - дальше ни на шаг,
Ему внимает, как дитя,
Им овладел Моряк.

Присел на камень Брачный Гость
И головой поник;
И начал с пламенем в глазах
Рассказывать старик.

«Корабль плывет, толпа кричит,
Оставить рады мы
И церковь, и родимый дом,
Зеленые холмы.

Моряк рассказывает, как корабль плыл к югу при хорошем ветре и тихой
погоде, пока не приблизился к Экватору.

Вот солнце слева из волны
Восходит в вышину,
Горит и с правой стороны
Спускается в волну.

Все выше, выше с каждым днем
Над мачтою плывет …»
Тут Гость себя ударил в грудь,
Он услыхал фагот.

Свадебный Гость слышит музыку; но Моряк продолжает свой рассказ.

Уже вошла невеста в зал,
И роз она милей,
И головы веселый хор
Склоняет перед ней.

Корабль унесен штормом к Южному полюсу

Но вот настиг нас шторм, он был
Властителен и зол,
Он ветры встречные крутил
И к югу нас повел.

Без мачты, под водою нос,
Как бы спасаясь от угроз
За ним спешащего врага,
Подпрыгивая вдруг,
Корабль летел, а гром гремел,
И плыли мы на юг.
И встретил нас туман и снег
И злые холода,
Как изумруд, на нас плывут
Кругом громады льда.

Страна льда и пугающего гула, где не видно ничего живого.

Меж снежных трещин иногда
Угрюмый свет блеснет:
Ни человека, ни зверей, -
Повсюду только лед.

Отсюда лед, оттуда лед,
Вверху и в глубине,
Трещит, ломается, гремит.
Как звуки в тяжком сне.

Наконец большая морская птица, называемая Альбатросом, прилетает
сквозь снеговой туман. Ее встречают радостно и гостеприимно.

И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как, если б был он человек,
С ним обходились мы.

Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой.
И с громом треснул лед, и вот
Нас вывел рулевой.

И вот Альбатрос оказывается добрым предзнаменованием и сопровождает
корабль, возвращающийся к северу сквозь туман и плавучие льды.

И добрый южный ветр нас мчал,
Был с нами Альбатрос,
Он поиграть, поесть слетал
На корабельный нос.

В сырой туман на мачте он
Спал девять вечеров,
И белый месяц нам сиял
Из белых облаков".

Старый Моряк, нарушая гостеприимство, убивает птицу, приносящую
счастье.

Господь с тобой, Моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты? - «Моей стрелой
Убит был Альбатрос».

Часть вторая

«Вот солнце справа из волны
Восходит в вышину
Во мгле, и с левой стороны
Уходит и глубину.

И добрый южный ветр нас мчит,
Но умер Альбатрос.
Он не летит играть иль есть
На корабельный нос.

Товарищи бранят Старого Моряна за то, что он убил птицу,
приносящую счастье.

Я дело адское свершил,
То было дело зла.
Я слышал: «птицу ты убил,
Что ветер принесла;
Несчастный, птицу ты убил,
Что ветер принесла».

Но когда туман прояснел, они оправдывают его поступок и тем самым
приобщаются к его преступлению.

Когда же солнечным лучом
Зажегся океан,
Я слышал: «птицу ты убил,
Пославшую туман.
Ты прав был, птицу умертвив,
Пославшую туман».

Ветер продолжается. Корабль входит в Тихий Океан и плывет на север,
пока не доходит до Экватора.

Белеет пена, дует ветр,
За нами рябь растет;
Вошли мы первыми в простор,
Тех молчаливых вод.

Стих ветр, и парус наш повис,
И горе к нам идет,
Лишь голос наш звучит в тиши
Тех молчаливых вод.

Корабль неожиданно останавливается.

В горячих, медных небесах
Полдневною порой
Над мачтой Солнце, точно кровь,
С Луну величиной.

За днями дни, за днями дни
Мы ждем, корабль наш спит,
Как в нарисованной воде,
Рисованный стоит.

Месть за Альбатроса начинается.

Вода, вода, одна вода.
Но чан лежит вверх дном;
Вода, вода, одна вода,
Мы ничего не пьем.

Как пахнет гнилью - о, Христос! -
Как пахнет от волны,
И твари слизкие ползут
Из вязкой глубины.

В ночи сплетают хоровод
Блудящие огни.
Как свечи ведьмы, зелены,
Красны, белы они.

Их преследует дух, один из незримых обитателей нашей планеты,
которые - не души мертвых и не ангелы.

И многим спился страшный дух,
Для нас страшней чумы,
Он плыл за нами под водой
Из стран снегов и тьмы.

В гортани каждого из нас.
Засох язык, и вот,
Молчали мы, как будто все
Набили сажей рот.

Матросы, придя в отчаянье, хотят взвалить всю вину на Старого
Моряка, в знак чего они привязывают ему на шею труп морской птицы.

Со злобой глядя на меня,
И стар и млад бродил;
И мне на шею Альбатрос
Повешен ими был».

Часть третья

Старый Моряк замечает что-то вдали.

«Так скучно дни идут. У всех
Стеклянный блеск в глазах.
Как скучно нам! Как скучно нам!
Как страшен блеск в глазах!
Смотрю вперед, и что-то вдруг
Мелькнуло в небесах.

Сперва, как легкое пятно,
И как туман потом;
Плывет, плывет и, наконец
Явилось кораблем.

Пятно - туман - корабль вдали,
И все плывет, плывет:
Как бы по воле духа вод
То прыгнет, то нырнет.

При приближенье это оказывается кораблем; и дорогой ценой Моряк
добывает у Жажды возможность говорить.

С засохшим, черным языком
Кричать мы не могли;
Тогда я руку прокусил,
Напился крови и завыл:
- Корабль, корабль вдали!

С засохшим, черным языком,
В движеньях не тверды,
Они пытались хохотать
И снова начали дышать,
Как бы хлебнув воды.

Взрыв радости и за ним ужас. Ибо разве бывает корабль, плывущий
без ветра или течения?

Смотри! - кричал я - как он тих,
Не даст он счастья нам;
Но без теченья, без ветров
Летит он по водам. -

На западе волна в огне,
Уходит день, как дым;
И был над самою волной
Шар солнца недвижим,
Когда чудесный призрак вдруг
Меж нами встал и ним.

Ему кажется, что это только скелет корабля.

Сквозь снасти Солнце видно нам
(Услышь, Мария, нас!)
Как за решеткою тюрьмы
Горящий, круглый глаз.

Увы! (я думал и дрожал)
Он продолжает плыть!
И неужели паруса -
На Солнце эта нить?

И реи кажутся тюремной решеткой на лике заходящего Солнца. На борту
корабля-скелета только женщина-призрак и смерть, ее товарищ.
Каково судно, такова и команда! Смерть и Жизнь по Смерти разыгрывают
между собой моряков, и последняя получает Старого Моряка.

Пылает Солнце, как в тюрьме
Ужели между рей?
И женщина смеется нам? -
Не Смерть ли? И вторая там?
Не Смерть ли та, что с ней?

Рот красен, желто-золотой
Ужасный взор горит:
Пугает кожа белизной,
То Жизнь по Смерти, дух ночной,
Что сердце леденит.

Вот близко, близко подошли
И занялись игрой,
И трижды свистнув, крикнул
дух:
«Я выиграл, он мой!»

Нет сумерек на заходе солнца.

Уж Солнца нет; уж звезд черед:
Недолго вечер был,
И с шумом призрачный корабль
Опять в моря уплыл.

Мы слушали, смотрели вновь
И как из кубка, нашу кровь
Точил нз сердца страх;
Мутнели звезды, мрак густел
Был рулевой под лампой бел;

Восход месяца.

Роса - на парусах.
А на востоке встал тогда
Рогатый месяц, и звезда
Запуталась в рогах.

Один за другим.

И каждый месяцем гоним,
Безмолвие храня,
Глазами, полными тоски,
Преследует меня.

Его товарищи падают мертвыми.

И двести их, живых людей
(А я не слышал слов),
С тяжелым стуком полегли,
Как груда мертвецов.

Помчались души их, спеша
Покинуть их тела!
И пела каждая душа,
Как та моя стрела».

Часть четвертая

Свадебный Гость боится, что говорит с призраком.

Ты страшен мне, седой Моряк
С костлявою рукой
Ты темен, как морской песок,
Высокий и худой.

Но Старый Моряк уверяет его, продолжает свою ужасную исповедь.

Страшны горящие глаза,
Костлявая рука, -
«Постой, не бойся, Брачный
Гость!
Не умер я пока.

Одни, один, всегда один,
Один среди зыбей!
И нет святых, чтоб о душе
Припомнили моей.

Он презирает тварей, порожденных затишьем,

Так много молодых людей
Лишились бытия:
А слизких тварей миллион
Живет, а с ними я.

И сердится, зачем они живут, когда столько людей погибло.

Гляжу на гниль кишащих вод
И отвожу мой взгляд;
Гляжу на палубу потом,
Там мертвецы лежат.

Гляжу на небо и мольбу
Пытаюсь возносить,
Но раздается страшный звук,
Чтоб сердце мне сушить.

Когда же веки я сомкну,
Зрачков ужасен бой,
Небес и вод, небес и вод
Лежит на них тяжелый гнет,
И трупы под ногой.

Но проклятье ему видно в глазах мертвецов.

Холодный пот с лица их льет,
Но тленье чуждо им,
И взгляд, каким они глядят,
Навек неотвратим.

Сирот проклятье с высоты
Свергает духа в ад;
Но, ах! Проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат!
Семь дней и семь ночей пред ним
Я умереть был рад.

Подвижный месяц поднялся
И поплыл в синеве:
Он тихо плыл, а рядом с ним
Одна звезда, иль две.

Была в лучах его бела,
Как иней, глубина;
Но там, где тень от корабля
Легла, там искрилась струя
Убийственно-красна.

При свете месяца он в полной тишине видит божьих тварей.

Где тени не бросал корабль,
Я видел змей морских:
Они неслись лучам во след,
Вставали на дыбы, и свет
Был в клочьях снеговых.

Где тени не бросал корабль,
Наряд их видел я, -
Зеленый, красный, голубой.
Они скользили над водой,
Там искрилась струя.

Их красота и их счастье.

Они живыми были! Как
Их прелесть описать!
Весна любви вошла в меня,

Он благословляет их в сердце своем.

Я стал благословлять:
Святой мой пожалел меня,
Я стал благословлять.

Чары начинают спадать.

Я в этот миг молиться мог:
И с шеи, наконец,
Сорвавшись, канул Альбатрос
В пучину, как свинец».

Часть пятая

«О, милый сон, по всей земле
И всем отраден он!
Марии вечная хвала!
Она душе моей дала
Небесный милый сон.

По милости богоматери Старый Моряк освежен дождем.

На деле чан один пустой
Случайно уцелел;
Мне снилось, полон он водой:
Проснулся - дождь шумел.
Мой рот холодным был и ткань
На мне сырой была;
О, да! Пока я пил во сне,
И плоть моя пила.

Но я ее не замечал,
Так легок стал я вдруг,
Как будто умер я во сне,
И был небесный дух.

Он слышит звуки и замечает странные небесные знаменья.

И я услышал громкий ветр;
Он веял вдалеке,
Но все ж надулись паруса,
Висевшие в тоске.

И разорвались небеса,
И тысяча огней
То вспыхнет там, то здесь мелькнет;
То там, то здесь, назад, вперед,
И звезды пляшут с ней.

Идущий ветер так могуч, -
Сломать бы мачту мог;
Струится дождь из черных туч,
И месяц в них залег.

Залег он в трещине меж туч,
Что были так черны:
Как воды падают со скал,
Так пламень молнии упал
С отвесной крутизны.

Трупы корабельных матросов заколдованы, а корабль плывет.

Ветров не чувствует корабль,
Но все же мчится он.
При свете молний и Луны.
Мне слышен мертвых стон.

Они стенают и дрожат,
Они встают без слов,
И видеть странно, как во сне,
Встающих мертвецов.

Встал рулевой, корабль плывет,
Хоть также нет волны;
И моряки идут туда,
Где быть они должны,

Берясь безжизненно за труд,
Невиданно-страшны.

Племянник мертвый мой со мной
Нога к ноге стоял:
Тянули мы один канат,
Но только он молчал".

Но не души умерших матросов и не демоны земли или воздуха, но
благословенный рой ангелов ниспослан по молитве его святого.

Ты страшен мне, седой Моряк!
«Не бойся, Гость, постой!
Не грешных душ то рать была,
В свои вернувшихся тела,
А душ блаженный строй:

Когда настал рассвет, они
Вкруг мачт сошлись толпой;
И, поднимая руки ввысь,
Запели гимн святой.

Летели звуки вновь и вновь,
Коснутся высоты
И тихо падали назад,
То порознь, то слиты.

То пенье жаворонка я
Там различал едва;
То пенье птички небольшой
Меж небесами и водой
Струила синева.

Все смолкло; только в парусах
До полдня слышен зов,
Как бы в июньскую жару
Журчанье ручейков,
Что нежным голосом поют
В тиши ночных лесов.

И так до полдня плыли мы
Средь полной тишины:
Спокойно двигался корабль,
Влеком из глубины.

Одинокий дух мчит корабль от Южного полюса до Экватора, повинуясь
сонму ангелов, но возмездие должно продолжаться.

На девять сажен в глубине
Из стран снегов и тьмы
Плыл дух; и наш взносил корабль
На водные холмы.
Но в полдень зов средь парусов
Затих, и стали мы.

Над мачтой Солнце поднялось,
Идти нам не дает:
Но через миг опять корабль
Вдруг подскочил из вод,
Почти во всю свою длину
Он подскочил из вод.

Как конь, встающий на дыбы,
Он сразу подскочил:
В виски ударила мне кровь
И я упал без сил.

Демоны, спутники Полярного Духа, незримые обитатели стихий,
принимают участие в его работе, и двое из них сообщают один
другому, что долгое и жестокое мщенье Старому Моряку совершено Полярным
Духом, который возвращается на юг.

Как долго я лежал без чувств,
Я сам узнать бы рад;
Когда ж вернулась жизнь ко мне,
Я услыхал, что в вышине
Два голоса звучат.

Кто это? - говорил один,
- Не это ли матрос,
Чьей злой стрелою был убит
Незлобный Альбатрос?

Самодержавный властелин
Страны снегов и мглы
Любил ту птицу и отмстил
Хозяину стрелы. -

Часть шестая

«Но расскажи мне! - слышно вновь,
« Ответь подробней мне,
Затем так движется корабль?
Что скрыто в глубине?

Как пред своим владыкой раб
И океан смирен;
Его горящий круглый глаз
На Месяц устремлен »

И если знает он свой путь,
То это Месяц правит им;
Смотри, мой брат, как нежен
взгляд
Взгляд Месяца над ним.

Но как в безветрии корабль
Идет, заворожен?

Моряк лежит без чувств, потому что ангелы уносят корабль на север
так быстро, что человек не может выдержать.

Раздался воздух впереди,
Сомкнулся сзади он.

Летим, мой брат, скорей летим!
Мы запоздали так:
Пока корабль идет вперед,
Пробудится Моряк. -

Чудесное движенье замедлено; Моряк очнулся, а возмездие
продолжается.

Проснулся я; и мы плывем
В безветренных водах:
Кругом столпились мертвецы,
И Месяц в облаках.

Стоят на палубе они,
Уставя на меня
Глаза стеклянные, где луч
Небесного огня.

С проклятьем умерли они,
Проклятье в их глазах.
Я глаз не в силах отвести,
Ни изойти в слезах.

Возмездие, наконец, кончается.

И чары кончились: опять
Взглянул я в зелень вод,
И хоть не видел ничего,
Но все глядел вперед.

Как путник, что идет в глуши
С тревогой и тоской
И закружился, но назад
На путь не взглянет свой
И чувствует, что позади
Ужасный дух ночной.

Но скоро ветер на меня,
Чуть ощутим, подул:
Его неслышный, тихий шаг
Воды не колыхнул.

Он освежил мое лицо,
Как ветр весны, маня
И, проникая ужас мой,
Он утешал меня.

Так быстро, быстро шел корабль,
Легко идти ему;
И нежно, нежно веял ветр, -
Мне веял одному.

И Старый Моряк снова видит родину.

О, дивный сон! Ужели я
Родимый вижу дом?
И этот холм и храм на нем?
И я в краю родном?

К заливу нашему корабль
Свой направляет путь -
О, дай проснуться мне, Господь,
Иль дай навек заснуть!

В родном заливе воды спят,
Они, как лед, ровны,
На них видны лучи луны
И тени от луны.

Немым сиянием луны
Озарены вокруг
Скала и церковь на скале,
И флюгерный петух.

Ангелы оставляют трупы и являются в одеждах света.

И призраки встают толпой,
Средь белых вод красны,
Те, кто казались мне сейчас
Тенями от луны.

В одеждах красных, точно кровь,
Они подходят к нам:
И я на палубу взглянул -
Господь! Что было там!

Лежал, как прежде, каждый труп,
Ужасен, недвижим!
Но был над каждым в головах
Крылатый серафим.

Хор ангелов манил рукой
И посылал привет,
Как бы сигнальные огни,
Одеянные в свет.

Хор ангелов манил рукой,
Ни звука в тишине,
Но и безмолвие поет,
Как музыка во мне.

Вдруг я услышал весел плеск
И кормщика свисток;
Невольно обернулся я
И увидал челнок.

Там кормщик и дитя его,
Они плывут за мной:
Господь! Пред радостью такой
Ничто и мертвых строй.

Отшельника мне слышен зов
Ведь в лодке - третьим он!
Поет он громко славный гимн,
Что им в лесу сложен.
Я знаю, может смыть с души
Кровь Альбатроса он.

Часть седьмая

Лесной Отшельник.

Отшельник тот в лесу живет
У голубой волны.
Поет в безмолвии лесном,
Болтать он любит с Моряком
Из дальней стороны.

И по утрам, по вечерам
Он молит в тишине:
Мягка его подушка - мох
На обветшалом пне.

Челнок был близко. Слышу я:
- Здесь колдовства ли нет?
Куда девался яркий тот,
Нас призывавший свет?

И не ответил нам никто, -
Сказал Отшельник, - да!

Чудесное приближенье корабля.

Корабль иссох, а паруса?
Взгляды, как ткань худа!
Сравненья не найти; одна
С ней схожа иногда
Охапка листьев, что мои
Ручьи лесные мчат;
Когда под снегом спит трава
И с волком говорит сова.
С тем, что пожрал волчат. -

То были взоры сатаны!
(Так кормщик восклицал)
- Мне страшно. - Ничего!
плывем! -
Отшельник отвечал.

Челнок уже у корабля,
Я в забытье немом,
Челнок причалил к кораблю,
И вдруг раздался гром.

Корабль внезапно тонет.

Из-под воды раздался он
И ширится, растет:
Он всколыхнул залив, и вот
Корабль ко дну идет.

Старый Моряк находит спасенье и челноке.

От грома океан застыл,
И небеса в тоске,
И, как утопленник, я всплыл
Из глуби налегке;
Но я глаза свои открыл
В надежном челноке.

В воронке, где погиб корабль,
Челнок крутил волчком;
Все стихло, только холм гудел,
В нем отдавался гром.

Открыл я рот - и кормщик вдруг,
Закрыв лицо, упал;
Святой Отшельник бледен был
И Бога призывал.

Схватил я весла: и дитя,
Помешано почти,
Смеется, не отводит глаз
От моего пути.
- Ха! Ха! - бормочет, - как я рад,
Что может Черт грести. -

И я в стране моей родной,
На твердой я земле!
Отшельник вышел и спешит,
Скрывается во мгле.

Старый Моряк умоляет Отшельника принять его исповедь; и его душа
облегчена.

«Постой! Я каяться хочу!»
Отшельник хмурит взор
И вопрошает: "Кто же ты?
Что делал до сих пор?" -

И пал с меня тяжелый груз
С мучительной тоской,
Что вынудила мой рассказ;
И я пошел иной.

Но все-таки тоска заставляет его бродить из страны в страну.

С тех пор гнетет меня тоска
В неведомый мне час,
Пока я вновь не расскажу
Мой сумрачный рассказ.

Как ночь, брожу из края в край,
Метя то снег, то пыль;
И по лицу я узнаю,
Кто может выслушать мою
Мучительную быль.

О, как за дверью громок шум!
Собрались гости там;
Поет невеста на лугу
С подружками гостям,
И слышится вечерний звон,
Зовя меня во храм.

О, Брачный Гость, я был в морях
Пустынных одинок,
Так одинок, как, может быть,
Бывает только бог.

Но я тебя не попрошу:
На пир меня возьми!
Идти мне слаще в божий храм
С хорошими людьми.

Ходить всем вместе в божий храм
И слушать там напев,
Которым с богом говорят,
Средь стариков, мужчин, ребят,
И юношей, и дев.

И учит на своем собственном примере любви и вниманью ко всей твари,
которую создал и любит бог.

Прощай, прощай! Но, Брачный
Гость,
Словам моим поверь!
Тот молится, кто любит всех,
Будь птица то, иль зверь.
Словам моим поверь!

Тот молится, кто любит все -
Создание и тварь;
Затем, что любящий их бог
Над этой тварью царь».

Моряк, с глазами из огня,
С седою бородой
Ушел, и следом Брачный Гость
Побрел к себе домой.

Побрел, как зверь, что оглушен,
Спешит в свою нору:
Но углубленней и мудрей
Проснулся поутру.

Последние материалы раздела:

«Морские» идиомы на английском языке
«Морские» идиомы на английском языке

“Попридержи коней!” – редкий случай, когда английская идиома переводится на русский слово в слово. Английские идиомы – это интересная,...

Генрих Мореплаватель: биография и интересные факты
Генрих Мореплаватель: биография и интересные факты

Португальский принц Энрике Мореплаватель совершил множество географических открытий, хотя сам выходил в море всего три раза. Он положил начало...

Последнее восстание интеллектуалов Франция 1968 год волнения студентов
Последнее восстание интеллектуалов Франция 1968 год волнения студентов

Любой революции предшествует идеологическая аргументация и подготовка. «Майская революция» 1968 года, бесспорно, не является исключением. Почему к...