Очарованный странник глава плен. Повесть «Очарованный странник

Фома Пухов – человек, на первый взгляд не отличающийся чувствительностью. На гробе жены он без зазрения совести колбасу резал, а потом и вовсе спокойно лег спать. Когда Фома проснулся, к нему пришел сторож из конторы начальника дистанции. Он принес под роспись путевку на вокзал, согласно которой Пухов должен туда явиться к 16.00. На улице мело, следовательно, нужно было отправляться расчищать пути для поездов. Перед работой Фома успел еще поспать, так как путевку сторож отдал ему в полдень.

Проснувшись и уложив в мешок скромные харчи – хлеб и пшено, Пухов пошел на вокзал. Там начальник дистанции показал ему приказ. Согласно ему, чтобы избежать ослабления боеспособности Красной армии, необходимо постоянно держать чистым правый путь от Козлова до Лисок. Фома понял – опять неделю сна не видать. Пухов и начальник дистанции сели в снегоочиститель, уже прикрепленный к паровозу и готовый к работе. Состав тронулся. В шестидесяти верстах от станции «работал фронт».

Через сорок верст поезд со снегоочистителем сделал большую остановку в Графской, где некоторые работники успели подкрепиться и выпить. Наотрез от еды и спирта отказался начальник дистанции. Раньше ему несколько раз удавалось избежать расстрела. Теперь его вызывали в Ревтрибунал. Он руководил восстановлением моста в Царицыне, но из-за низкоквалифицированных подчиненных работа была сделана некачественно. После отдыха состав тронулся. В пути велись разговоры в основном о еде. Снегоочиститель получил новый приказ – вести за собой броневик и поезд народного комиссара. На одном из участков случилось несчастье. Паровозы «влетели в сугроб и зарылись по трубу» - погиб помощник машиниста, нескольких рабочих ранило. Пухов потерял четыре зуба.

Отряд казаков на конях окружил отдыхающих рабочих. Им приказали доставить паровозы и снегоочиститель на станцию, которую контролируют белые. Пухов дал казакам отпор, объяснив, что это невозможно. Белые убили начальника дистанции и стали стрелять по рабочим. Прибыл бронепоезд красных – с него расстреляли конный отряд. Кроме того, с его помощью удалось вытащить паровозы и снегоочиститель.

В Лисках состав остановился на трехдневный отдых. В это время Пухов внимательно изучал материалы из агитационного пункта, причем за каждую глупость революции ему было стыдно. Как-то попалось на глаза Фоме объявление – шел набор «умелых пролетарских рук» для работы на юге страны. Он твердо решил поехать, так как на нынешнем месте его ничего не держало, и через неделю отправился в Новороссийск. Там Пухова отправили трудиться монтером на катер «Марс». Он показал себя талантливым механиком.

Фома вызвался освобождать Крым от войск Врангеля вместе с добровольческим десантом из 500 человек. Только попросился на другой корабль – турецкое транспортное судно «Шаня». Там уже трудился механик, поэтому Пухова определили его помощником. С начальником Фома сошелся без проблем. Из-за непогоды первый десант красных в Крым обернулся неудачей. Добровольцы получили приказ повторить попытку. В последний момент поездка отменилась – красные взяли Перекоп, Врангель подался в бега.

В Новороссийске Пухов пробыл четыре месяца, считая с момента ночного десанта в Крым. Числился он «старшим монтером базы Азово-Черноморского пароходства». Каждый день Фома осматривал пароходные машины, после чего писал рапорты об их неисправности. В Новороссийске Пухов чувствовал себя одиноким, тосковал по умершей жене. Однажды он решил вернуться на родину и, ничего не сказав начальству, тронулся в путь. Оказавшись в Баку, Фома встретился со старым знакомым – матросом Шариковым. Вместе они участвовали в том самом крымском десанте. Шариков налаживал Каспийское пароходство и просил Пухова остаться, но тот не согласился. Тогда бывший матрос дал Фоме командировку в Царицын.

«Пухов ехал с открытым ртом», так поразили его окружающие люди. С некоторыми он успел пообщаться. Например, с одноногим калекой, следовавшим из Аргентины в Иваново-Вознесенск с пятью пудами пшеницы. В основном народ заставлял путешествовать голод. Причем люди ездили не только внутри своей страны, но и за границу. Прибыв в Царицын, Пухов решил не оставаться, – «там дождь шел и вьюжило какой-то гололедицей». Плюс встретили Фому не слишком приветливо. В итоге Пухов оказался в поезде «неизвестного маршрута и назначения», который привез его в родные края – в провинциальный город Похаринск.

Ситуация на родине была тяжелой – не хватало еды, люди умирали от тифа. Фома первым делом отправился в дом своего старого друга – Зворычного, с которым когда-то работал на снегоочистителях и которого ранее уговаривал вместе ехать в Новороссийск в поисках лучшей жизни. Оказалось, что приятель неплохо устроился – стал членом партии, секретарем ячейки мастерских. В общем – имел некую власть. На следующий день Пухов вышел на работу – слесарем на гидравлический пресс. Через неделю Фома съехал от Зворычного, но быстро заскучал и начал постоянно ходить к другу в гости, развлекая его черноморскими историями.

На Похаринск напали белые под руководством генерала Любославского. Пухов, вооружившись винтовкой и ручной гранатой, пошел оборонять город. Успешной оборону назвать было сложно. Красные несли потери – немало людей белые убили или ранили. Пухов придумал брать противника не силой, а хитростью. Предложенный Фомой план – сбить бронепоезд врага десятью платформами, груженными песком и брошенными под уклон, – не сработал. Потери среди красных только увеличились. Спасли город два бронепоезда, пришедших на подмогу. С их помощью удалось «сбить и расстрелять белую кавалерию».

Когда после нападения белых начали работать мастерские, Пухова сначала туда брать не хотели. Обвиняли в том, что его провалившийся во время обороны города план – подлость против красных. Затем Фому признали не предателем, а просто «придурковатым мужиком». При этом на прежнее место работы его вернули. Поставили только одно условие – пройти курсы политической грамоты. Трудиться Пухову было легко, но скучно – из-за нехватки материалов и периодических сбоев в работе электростанции нередко случались простои. Тогда решил Фома написать письмо старому другу матросу Шарикову и попроситься назад в Баку. Ответ пришел через месяц. Шариков сказал, что на нефтяных приисках работы много, а умных людей мало, поэтому лучше Пухову выезжать поскорее. Уволили Фому быстро и без проблем, после чего он отправился в Баку.

До места назначения Пухов добрался на порожней цистерне. Ее гнали прямым сообщением из Москвы в Баку. Шариков, трудившийся комиссаром по набору рабочей силы, назначил Фому машинистом на нефтяной двигатель. Пухову новое место понравилось. Кругом шла «хорошая, легкая жизнь». Однажды утром Фома возвращался от Шарикова, направляясь на работу. И в это самое утро – казалось бы, самое простое, ничем не примечательное, - Пухов вновь «увидел роскошь жизни и неистовство смелой природы». Такое раньше было с ним только в молодости. «Душевная чужбина оставила Пухова <…>, и он узнал теплоту родины». Придя на работу, Фома сказал сменщику: «Хорошее утро». Тот ответил равнодушно: «Революционное вполне».

«Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки». После погребения жены, намаявшись, Пухов ложится спать. К нему кто-то громко стучит. Сторож конторы начальника дистанции приносит путевку на работы по очистке железнодорожных путей от снега. На станции Пухов расписывается в приказе - в те годы попробуй не распишись! - и вместе с бригадой рабочих, обслуживающих снегоочиститель, который тянут два паровоза, отправляется расчищать от снежных заносов путь для красноармейских эшелонов и бронепоездов. Фронт находится в шестидесяти верстах. На одном из снежных завалов снегоочиститель резко тормозит, рабочие падают, разбивая головы, помощник машиниста разбивается насмерть.

Конный казачий отряд окружает рабочих, приказывая доставить паровозы и снегоочистку на занятую белыми станцию. Подъехавший красный бронепоезд освобождает рабочих и расстреливает завязших в снегу казаков.

На станции Лиски рабочие отдыхают три дня. На стене барака Пухов читает объявление о наборе механиков в технические части Южного фронта. Он предлагает своему другу Зворычному поехать на юг, а то «на снегоочистке делать нечего - весна уж в ширинку дует! Революция-то пройдет, а нам ничего не останется!». Зворычный не соглашается, не желая покидать жену с сыном.

Через неделю Пухов и еще пятеро слесарей едут в Новороссийск. Красные снаряжают на трех кораблях десант из пятисот человек в Крым, в тыл Врангеля. Пухов плывет на пароходе «Шаня», обслуживая паровой двигатель. Непроглядной ночью десант проходит Керченский пролив, но из-за шторма корабли теряют друг друга. Бушующая стихия не дает десанту высадиться на крымский берег. Десантники вынуждены вернуться в Новороссийск.

Приходит известие о взятии красными войсками Симферополя. Четыре месяца Пухов проводит в Новороссийске, работая старшим монтером береговой базы Азово-Черноморского пароходства. Он скучает от недостатка работы: пароходов мало, и Пухов занят тем, что составляет отчеты о неисправности их механизмов. Он часто гуляет в окрестностях города, любуясь природой, находя все уместным и живущим по существу. Вспоминая свою умершую жену, Пухов чувствует свое отличие от природы и горюет, уткнувшись лицом в нагретую его дыханием землю, смачивая ее редкими, неохотными каплями слез.

Он покидает Новороссийск, но едет не к дому, а в сторону Баку, собираясь дойти до родины вдоль берега Каспия и по Волге. В Баку Пухов встречается с матросом Шариковым, который налаживает Каспийское пароходство. Шариков дает Пухову командировку в Царицын - для привлечения квалифицированного пролетариата в Баку. В Царицыне Пухов показывает мандат Шарикова какому-то механику, которого встречает у конторы завода. Тот читает мандат, мажет его языком и приклеивает на забор. Пухов смотрит на бумажку и надевает ее на шляпку гвоздя, чтобы ее не сорвал ветер. Он идет на вокзал, садится на поезд и спрашивает людей, куда он едет. «А мы знаем - куда? - сомнительно произносит кроткий голос невидного человека. - Едет, и мы с ним».

Пухов возвращается в свой город, поселяется у Зворычного, секретаря ячейки мастерских, и начинает работать слесарем на гидравлическом прессе. Через неделю он переходит жить в свою квартиру, которую называет «полосой отчуждения»: ему там скучно. Пухов ходит в гости к Зворычному и рассказывает что-нибудь о Черном море - чтобы не задаром чай пить. Возвращаясь домой, Пухов вспоминает, что жилище называется очагом: «Очаг, черт: ни бабы, ни костра!»

К городу подступают белые. Рабочие, собравшись в отряды, обороняются. Бронепоезд белых обстреливает город ураганным огнем. Пухов предлагает собрать несколько платформ с песком и пустить с уклона на бронепоезд. Но платформы разлетаются вдребезги, не причинив бронепоезду вреда. Бросившиеся в атаку рабочие падают под пулеметным огнем. Утром два красных бронепоезда приходят на помощь рабочим - город спасен.

Ячейка разбирается, не предатель ли Пухов, придумавший глупую затею с платформами, и решает, что он просто придурковатый мужик. Работа в цехе отягощает Пухова - не тяжестью, а унынием. Он вспоминает о Шарикове и пишет ему письмо. Через месяц он получает ответ Шарикова с приглашением работать на нефтяных приисках. Пухов едет в Баку, где работает машинистом на двигателе, перекачивающем нефть из скважины в нефтехранилище. Идет время, Пухову становится хорошо, и он жалеет только об одном: что немного постарел и нет чего-то нечаянного в душе, что было раньше.

Однажды он идет из Баку на промысел. Пухов ночевал у Шарикова, к которому вернулся из плена брат. Неожиданное сочувствие людям, одиноко работающим против вещества всего мира, проясняется в заросшей жизнью душе Пухова. Он идет с удовольствием, чувствуя родственность всех тел своему телу, роскошь жизни и неистовство смелой природы, неимоверной в тишине и в действии.

Постепенно он догадывается о самом важном и мучительном: отчаянная природа перешла в людей и в смелость революции. Душевная чужбина оставляет Пухова на том месте, где он стоит, и он узнает теплоту родины, будто вернулся к матери от ненужной жены. Свет и теплота напрягались над миром и постепенно превращались в силу человека. «Хорошее утро!» - говорит он встретившемуся ему машинисту. Тот равнодушно свидетельствует: «Революционное вполне».

«Сокровенный человек» А. Платонова

Повесть «Сокровенный человек» можно определить как произведение о приключениях «размышляющего пролетария» в годы гражданской войны. Вообще, для произведений Платонова характерны «мыслящие» герои, стремящиеся проникнуться реальностью, понять мироуклад. В рассказе Платонова и герои, и автор пытаются отыскать способ существования в мире извечных бытийных проблем. Стираются границы между внутренним миром человека, между живой и неживой природой, понятия и вещи, сближаются. Платонов сближает жизнь и смерть.

Мир «Сокровенного человека» достаточно иллюзорен при всей своей ощутимой реальности. Люди стремятся понять жизнь, но в итоге: «А мы знаем - куда? Едет, и мы с ним».

Андрей Платонов

1

Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки. — Естество свое берет! — заключил Пухов по этому вопросу. После погребения жены Пухов лег спать, потому что сильно исхлопотался и намаялся. Проснувшись, он захотел квасу, но квас весь вышел за время болезни жены — и нет теперь заботчика о продовольствии. Тогда Пухов закурил — для ликвидации жажды. Не успел он докурить, а уж к нему кто-то громко постучал беспрекословной рукой. — Кто? — крикнул Пухов, разваливая тело для последнего потягивания. — Погоревать не дадут, сволочи! Однако дверь отворил: может, с делом человек пришел. Вошел сторож из конторы начальника дистанции. — Фома Егорыч, — путевка! Распишитесь в графе! Опять метет — поезда станут! Расписавшись, Фома Егорыч поглядел в окно: действительно, начиналась метель, и ветер уже посвистывал над печной вьюшкой. Сторож ушел, а Фома Егорыч загоревал, подслушивая свирепеющую вьюгу, — и от скуки, и от бесприютности без жены. — Все совершается по законам природы! — удостоверил он самому себе и немного успокоился. Но вьюга жутко развертывалась над самой головой Пухова, в печной трубе, и оттого хотелось бы иметь рядом с собой что-нибудь такое, не говоря про жену, но хотя бы живность какую. По путевке на вокзале надлежало быть в шестнадцать часов, а сейчас часов двенадцать — еще можно поспать, что и было сделано Фомой Егорычем, не обращая внимания на пение вьюги над вьюшкой. Разомлев и распарившись, Пухов насилу проснулся. Нечаянно он крикнул, по старому сознанию: — Глаша! — Жену позвал; но деревянный домик претерпевал удары снежного воздуха и весь пищал. Две комнаты стояли совсем порожними, и никто не внял словам Фомы Егорыча. А бывало, сейчас же отзовется участливая жена: — Тебе чего, Фомушка? — А ничего, — ответит, бывало, Фома Егорыч, — это я так позвал: цела ли ты! А теперь никакого ответа и участия: вот они, законы природы! — Дать бы моей старухе капитальный ремонт — жива бы была, но средств нету и харчи плохие! — сказал себе Пухов, шнуруя австрийские башмаки. — Хоть бы автомат выдумали какой-нибудь: до чего мне трудящимся быть надоело! — рассуждал Фома Егорович, упаковывая в мешок пищу: хлеб и пшено. На дворе его встретил удар снега в лицо и шум бури. — Гада бестолковая! — вслух и навстречу движущемуся пространству сказал Пухов, именуя всю природу. Проходя безлюдной привокзальной слободой, Пухов раздраженно бурчал — не от злобы, а от грусти и еще отчего-то, но отчего — он вслух не сказал. На вокзале уже стоял под парами тяжелый, мощный паровоз с прицепленным к нему вагоном — снегоочистителем. На снегоочистителе было написано: «Система инженера Э. Бурковского». «Кто этот Бурковский, где он сейчас и жив ли? Кто ж его знает!» — с грустью подумал Пухов, и отчего-то сразу ему захотелось увидеть этого Бурковского. К Пухову подошел начальник дистанции: — Читай, Пухов, расписывайся, и — поехали! — и подал приказ: «Приказывается правый путь от Козлова до Лисок держать непрерывно чистым от снега, для чего пустить в безостановочную работу все исправные снегоочистители. После удовлетворения воинских поездов все паровозы поставить для тяги снегоочистителей. В экстренных случаях снимать для той же тяги дежурные станционные паровозы. При сильных метелях — впереди каждого воинского состава должен неотлучно работать снегоочиститель, дабы ни на минуту не было прекращено движение и не ослаблена боеспособность Красной Армии. Пред. Глав. рев. комитета Ю.-В. ж. д. Рудин. Комиссар путей сообщения Ю.-В. ж. д. Дубанин». Пухов расписался — в те годы попробуй не распишись! — Опять неделю не спать! — сказал машинист паровоза, тоже расписавшись. — Опять! — сказал Пухов, чувствуя странное удовольствие от предстоящего трудного беспокойства: все жизнь как-то незаметней и шибче идет. Начальник дистанции, инженер и гордый человек, терпеливо слушал метель и смотрел поверх паровоза какими-то отвлеченными глазами. Его раза два ставили к стенке, он быстро поседел и всему подчинился — без жалобы и без упрека. Но зато навсегда замолчал и говорил только распоряжения. Вышел дежурный по станции, вручил начальнику дистанции путевку и пожелал доброго пути. — До Графской остановки нет! — сказал начальник дистанции машинисту. — Сорок верст! Хватит ли воды у вас, если топку придется все время форсировать? — Хватит, — ответил машинист. — Воды много — всю не выпарим! Тогда начальник дистанции и Пухов вошли в снегоочиститель. Там уже лежали восемь рабочих и докрасна калили чугунку казенными дровами, распахнув для свежего воздуха окно. — Опять навоняли, дьяволы! — почувствовал и догадался Пухов. — А ведь только что пришли и харчей жирных, должно, не едали! Эх, идолы! Начальник дистанции сел на круглый стул у выпуклого окна, откуда он управлял всей работой паровоза и снегоочистителя, а Пухов стал у балансира. Рабочие тоже встали у своих мест, у больших рукояток, посредством которых по балансиру быстро перекидывался груз — и балансир то поднимал, то опускал снегосбросный щит. Метель выла упорно и ровно, запасшись огромным напряжением где-то в степях юго-востока. В вагоне было не чисто, но тепло и как-то укромно. Крыша вокзала гремела железами, отстегнутыми ветром, а иногда этот скрежет железа перемежался с далеким артиллерийским залпом. Фронт работал в шестидесяти верстах. Белые все время прижимались к железнодорожной линии, ища уюта в вагонах и станционных зданиях, утомившись в снежной степи на худых конях. Но белых отжимали бронированные поезда красных, посыпая снега свинцом из изношенных пулеметов. По ночам — молча, без огней, тихим ходом — проходили броневые поезда, просматривая темные пространства и пробуя паровозом целость пути. Ночью ничего не известно; помашет издали поезду низкое степное дерево — и его порежут и снесут пулеметным огнем: зря не шевелись! — Готово? — спросил начальник дистанции и посмотрел на Пухова. — Готово! — ответил Пухов и взял в обе руки рычаги. Начальник дистанции потянул веревку к паровозу — тот запел, как нежный пароход, и грубо дернул снегоочиститель. Выскочив со станционных путей, начальник дистанции одной рукой резко и коротко дернул за веревку паровозного свистка, а другой махнул Пухову. Это означало: работа! Паровоз крикнул, машинист открыл весь пар, а Пухов передвинул оба рычага, опуская щит с ножами и развертывая крылья. Сейчас же снегоочиститель сдал скорость и начал увязать в снегу, прилипая к рельсам, как к магнитам. Начальник дистанции еще раз дернул веревку на паровоз, что означало — усилить тягу! Но паровоз весь дрожал от перенапряжения и сифонил так, что из трубы жар вылетал. Колеса его впустую ворочались в снегу, как в крутой почве, подшипники грелись от частых оборотов и плохого масла, а кочегар весь взмок от работы с топкой, несмотря на то что выбегал за дровами на тендер, где его прохватывал двадцатиградусный ветер. Снегоочиститель и паровоз попали в глубокий снежный перевал. Один начальник дистанции молчал — ему было все равно. Остальные люди на паровозе и на снегоочистителе грубо выражались на каком-то самодельном языке, сразу обнажая задушевные мысли. — Пару мало! Пошуруй топку и просифонь, чтоб баланец загремел, — тогда возьмем! — Закуривай! — крикнул рабочим Пухов, догадавшись о том, что делается на паровозе. Начальник дистанции тоже вынул кисет и насыпал в кусочек газеты зеленой самогонной махорки. К метели давно притерпелись и забыли про нее, как про нормальный воздух. Покурив, Пухов вылез из вагона и здесь только обнаружил гром бури, злобу холода и пальбу сухого снега. — Вот сволота! — сказал Пухов, еле управляясь с тем, с чем ему нужно было управиться. Вдруг бешено заревел баланс паровоза, спуская лишний пар. Пухов вскочил в вагон — и паровоз сейчас же и разом выхватил снегоочиститель из снежного бугра, пробуксовав колесами так, что огонь посыпался из рельс. Пухов даже увидел, как хлестнула вода из паровозной трубы от слишком большого открытия пара, и оценил машиниста за отвагу: — Хорош парень у нас на паровозе! — А? — спросил старший рабочий Шугаев. — Чего — а? — ответил Пухов. — Чего акаешь-то? Горе кругом, а ты разговариваешь! Шугаев поэтому замолчал. Паровоз прогудел два раза, а начальник дистанции крикнул: — Закрой работу! Пухов рванул рычаг и поднял щит. Подъезжали к переезду, где лежали контррельсы. Такие места проезжали без работы: щит снегоочистителя резал снег ниже головки рельса и не мог работать, когда у рельса что-нибудь находилось — тогда снегоочиститель опрокинулся бы. Проехав переезд, снегоочиститель понесся открытой степью. Укрытый снегом, лежал искусный железный путь. Пухов всегда удивлялся пространству. Оно его успокаивало в страдании и увеличивало радость, если ее имелось немного. Так и теперь — поглядел в запушенное окно Пухов: ничего не видно, а приятно. Снегоочиститель, имея жесткие рессоры, гремел, как телега по кочкам, и, ухватывая снег, тучей пушил его на правый откос пути, трепеща выкинутым крылом; это крыло назначено было швырять снег на сторону — то оно и делало. В Графской сделали значительную стоянку. Паровоз брал воду, помощник машиниста чистил дымовую коробку, топку и прочее огневое хозяйство. Обмерзший машинист ничего не делал, а только ругался на эту жизнь. Из штаба какого-то матросского отряда, стоявшего в Графской, ему принесли спирту, и Пухов тоже прошел в долю, а начальник дистанции отказался. — Пей, инженер, — предложил ему главный матрос. — Благодарю покорно. Я ничего не пью, — уклонился инженер. — Ну, как хочешь! — сказал матрос. — А то выпей — согреешься! Хочешь, рыбы принесу — покушаешь? Инженер опять отказался, по неизвестной причине. — Эх ты, ина! — сказал тогда оскорбленный матрос. — Ведь тебе с душой дают — нам же не жалко, — а ты не берешь! Поешь, пожалуйста! Машинист и Пухов пили и жевали все напролом, улыбаясь насчет начальника. — Отстань ты от него! — обрубил другой матрос. — Он есть хочет, но идея его не велит! Начальник дистанции смолчал. Есть он действительно не хотел. Месяц назад он вернулся из командировки — из-под Царицына, где сдавал восстановленный мост. Вчера он получил депешу, что мост просел под воинским поездом: клепка моста шла наспех, неквалифицированные рабочие ставили заклепки на живую нитку, и теперь фермы моста расшились — от одного чувства веса мало-мальски грузного поезда. Два дня назад началось следствие по делу моста, и дома у начальника дистанции лежала повестка от следователя железнодорожного Ревтрибунала. Назначенный в экстренную поездку, инженер не мог пойти в Ревтрибунал, но помнил об этом. Поэтому ему не пилось и не елось. Но страха он тоже не имел, терзаясь сплошным равнодушием; равнодушие, он чувствовал, может быть страшнее боязливости — оно выпаривает из человека душу, как воду медленный огонь, и когда очнешься — останется от сердца одно сухое место; тогда человека хоть ежедневно к стенке ставь — он покурить не попросит: последнее удовольствие казнимого. — Теперь куда поедете? — спросил у Пухова главный матрос. — Должно, на Грязи! — Верно: под Усманью два эшелона и броневик в сугробах застряли! — вспомнил матрос. — Казаки, говорят, Давыдовку взяли, а снаряды за Козловом в заносах стоят! — Расчистим, сталь режем, а снег — вещество чепуховое! — уверенно определил Пухов, спешно допивая последние капли спирта, чтобы ничто не пропадало в такое время. Тронулись на Грязи. Пассажиром напросился старичок — будто бы ехал от сына в Лисок, — а кто ж его знает! Поехали. Загремел балансир, кидая щит то вниз, то вверх, — забурчали рабочие, которым не досталось матросской жирной рыбы. — Яблок бы моченых я теперь поел! — сказал на полном ходу снегоочистителя Пухов. — Ух, и поел бы — ведро бы съел! — А я бы сельдь покушал! — ответил ему старичок-пассажир. — Люди говорят, что в Астрахани сельди той миллионы пудов гниют, только маршрутов туда нету! — Тебя посадили, ты и молчи сиди! — строго предупредил Пухов. — Сельдь бы он покушал! Будто без него съесть ее некому! — А я, — встрял в разговор помощник Пухова, слесарь Зворычный, — на свадьбе в Усмани был, так полного петуха съел — жирен был, дьявол! — А сколько петухов-то было на столе? — спросил Пухов, чувствуя на вкус того петуха. — Один и был — откуда теперь петухи? — Что ж, тебя не выгнали со свадьбы? — допытывался Пухов, желая, чтоб его выгнали. — Нет, я сам рано ушел. Вылез из стола, будто на двор захотел, — мужики часто ходят, — и ушел. — А тебе, старик, не пора слезать — деревня твоя не видна еще? — спросил Пухов пассажира. — Гляди, а то разбалакаешься — проскочишь! Старик подскочил к окну, подышал на стекло и потер его. — Места будто знакомые пошли — будто Хамовские выселки торчат на юру. — Раз Хамовские выселки — тебе к месту, — сказал сведущий Пухов. — Слезай, пока на подъем прем! Старик почухался с мешком и покорно возразил: — Машина ходко бежит, аж воздух журчит, — жутко убиваться, господин машинист! Может, окоротить позволите на одну минуту — я враз. — Обдумал! — осерчал Пухов. — Окоротить ему казенную машину в военное время! Теперь до самых Грязей остановки не будет! Старик смолчал, а потом спросил особо покорным голосом: — Сказывали, тормоза теперь могучие пошли — на всякую скороту окорот дают! — Слазь, слазь, старик! — серчал Пухов. — Скороту ему окоротить! Не на каменную гору прыгаешь, а в снег! Так мягко придется, что сам полежишь — и потянешься еще! Старик вышел на наружную площадку, осмотрел веревку на мешке — не для прочности, конечно, а для угона времени, чтобы духу набраться, — а потом пропал: должно, шлепнулся. С Грязей снегоочистителю вручили приказ: вести за собой броневик и поезд наркома, пробивая траншею в заносах, вплоть до Лисок. Снегоочистителю дали двойную тягу: другой паровоз уступил поезд наркома — громадную спокойную машину Путиловского завода. Тяжелый боевой поезд наркома всегда шел на двух лучших паровозах. Но и два паровоза теперь обессилели от снега, потому что снег хуже песка. Поэтому не паровозы были в славе в ту мятежную и снежную зиму, а снегоочистители. И то, что белых громила артиллерия бронепоездов под Давыдовкой и Лисками, случилось потому, что бригады паровозов и снегоочистителей крушили сугробы, не спя неделями и питаясь сухой кашей. Пухов, например, Фома Егорыч, сразу почел такое занятие обыкновенным делом и только боялся, что исчезнет махорка с вольного рынка; поэтому дома имел ее пуд, проверив вес на безмене. Не доезжая станции Колодезной, снегоочиститель стал: два могучих паровоза, которые волокли его, как плуг, влетели в сугроб и зарылись по трубу. Машинист-петроградец с поезда наркома, ведший головной паровоз, был выбит из сиденья и вышвырнут на тендер от удара паровоза в снег и мгновенной остановки. А паровоз его, не сдаваясь, продолжал буксовать на месте, дрожа от свирепой безысходной силы, яростно прессуя грудью горы снега впереди. Машинист прыгнул в снег, катаясь в нем окровавленной головой и бормоча неслыханные ругательства. К нему подошел Пухов с четырьмя собственными зубами в кулаке — он стукнулся челюстью о рычаг и вытащил изо рта ослабшие лишние зубы. В другой руке он нес мешочек со своими харчами — хлеб и пшено. Не глядя на лежащего машиниста, он засмотрелся на его замечательный паровоз, все еще бившийся в снегу. — Хороша машина, сволочь! Потом крикнул помощнику: — Закрой пар, стервец, кривошипы порвешь! С паровоза никто не ответил. Положив харчи на снег и зашвырнув зубы, Пухов сам полез на паровоз, чтобы закрыть регулятор и сифон. В будке лежал мертвый помощник. Его бросило головой на штырь, и в расшившийся череп просунулась медь — так он повис и умер, поливая кровью мазут на полу. Помощник стоял на коленях, разбросав синие беспомощные руки и с пришпиленной к штырю головой. «И как он, дурак, нарвался на штырь? И как раз ведь в темя, в самый материнский родничок хватило!» — обнаружил событие Пухов. Остановив бег на месте бесившегося паровоза, Пухов оглядел все его устройство и снова подумал о помощнике: «Жалко дурака: пар хорошо держал!» Манометр действительно и сейчас показывал тринадцать атмосфер, почти предельное давление, — и это после десяти часов хода в глубоком плотном снегу! Метель стихала, переходя в мокрый снегопад. Вдалеке дымили на расчищенных путях броневик и поезд наркома. Пухов с паровоза ушел. Рабочие снегоочистителя и начальник дистанции лезли по живот в снегу к паровозу. Со второго паровоза тоже сошла бригада, перевязав разбитые головы грязными обтирочными концами. Пухов подошел к петроградскому машинисту. Тот сидел на снегу и прикладывал его к окровавленной голове. — Ну что, — обратился он к Пухову, — как стоит машина? Закрыл поддувала? — Все на месте, механик! — ответил по-служебному Пухов. — Помощник только твой убился, но я тебе Зворычного дам, парень умственный, только жрать здоров! — Ладно, — сказал машинист. — Положи-ка мне хлебца на рану и портянкой окрути! Кровь, сатану, никак не заткну! Из-за снегоочистителя выглянула милая усталая морда лошади, и через две минуты к паровозу подъехал казачий отряд в человек пятнадцать. Никто на них не обратил нужного внимания. Пухов со Зворычным закусывали; Зворычный советовал Пухову непременно вставить зубы, только стальные и никелированные — в воронежских мастерских могут сделать: всю жизнь тогда не изотрешь о самую твердую пищу! — Опять выбить могут! — возразил Пухов. — А мы тебе их штук сто наделаем, — успокоил Зворычный. — Лишние в кисет в запас положишь. — Это ты верно говоришь, — согласился Пухов, соображая, что сталь прочней кости и зубов можно наготовить массу на фрезерном станке. Казачий офицер, видя спокойствие мастеровых, растерялся и охрип голосом. — Граждане рабочие! — нарочито сказал офицер, ворочая полубезумными глазами. — Именем Великой Народной России приказываю вам доставить паровозы и снегочистку на станцию Подгорное. За отказ — расстрел на месте! Паровозы тихо сипели. Снег падать перестал. Дул ветер оттепели и далекой весны. У машиниста кровь на голове свернулась и больше не текла. Он почесал сухую корку сукровицы и трудным, ослабевшим шагом пошел на паровоз. — Пойти воды покачать и дров подложить — машину морозить неохота! Казаки вынули револьверы и окружили мастеровых. Тогда Пухов рассерчал: — Вот сволочи, в механике не понимают, а командуют! — Што-о? — захрипел офицер. — Марш на паровоз, иначе пулю в затылок получишь! — Что ты, чертова кукла, пулей пугаешь! — закричал, забываясь, Пухов. — Я сам тебя гайкой смажу! Не видишь, что в перевал сели и люди побились! Фулюган, черт! Офицер услышал короткий глухой гудок броневого поезда и обернулся, подождав стрелять в Пухова. Начальник дистанции лежал на шинели, постеленной на снег, и о чем-то мрачно размышлял, рассматривая хилое, потеплевшее небо. Вдруг на паровозе по-плохому закричал человек. То, наверно, машинист снимал со штыря своего разбитого помощника. Казаки сошли с коней и бродили вокруг паровоза, как бы ища потерянное. — По коням! — крикнул казакам офицер, заметя вывернувшийся из закругления бронепоезд. — Пускай паровозы, стрелять начну! — и выстрелил в голову начальника дистанции — тот и не вздрогнул, а только засучил усталыми ногами и отвернулся вниз лицом ото всех. Пухов вскочил на паровоз и заревел во всю сирену прерывистой тревогой. Догадливый машинист открыл паровой кран инжектора, и весь паровоз укутался паром. Казачий отряд начал напропалую расстреливать рабочих, но те забились под паровозы, проваливались, убегая, в сугробы, — и все уцелели. С бронепоезда, подошедшего к снегоочистителю почти вплотную, ударили из трехдюймовки и прострочили из пулемета. Отскакав саженей на двадцать, казачий отряд начал тонуть в снегах и был начисто расстрелян с бронепоезда. Только одна лошадь ушла и понеслась по степи, жалобно крича и напрягая худое быстрое тело. Пухов долго глядел на нее и осунулся от сочувствия. С бронепоезда отцепили паровоз и подвели его сзади к снегоочистителю толкачом. Через час, подняв пар, три паровоза продавили снежный перевал на путях и вырвались на чистое место.

Через неделю Пухов и ещё пятеро слесарей едут в Новороссийск. Красные снаряжают на трех кораблях десант из пятисот человек в Крым, в тыл Врангелю. Пухов плывет на пароходе «Шаня», обслуживая паровой двигатель. Непроглядной ночью десант проходит Керченский пролив, но из-за шторма корабли теряют друг друга. Бушующая стихия не дает десанту высадиться на крымский берег. Десантники вынуждены вернуться в Новороссийск.

Приходит известие о взятии красными войсками Симферополя. Четыре месяца Пухов проводит в Новороссийске, работая старшим монтером береговой базы Азово-Черноморского пароходства. Он скучает от недостатка работы: пароходов мало, и Пухов занят тем, что составляет отчеты о неисправности их механизмов. Он часто гуляет в окрестностях города, любуясь природой, находя все уместным и живущим по существу. Вспоминая свою умершую жену, Пухов чувствует свое отличие от природы и горюет, уткнувшись лицом в нагретую его дыханием землю, смачивая её редкими неохотными каплями слез.

Он покидает Новороссийск, но едет не к дому, а в сторону Баку, собираясь дойти до родины вдоль берега Каспия и по Волге. В Баку Пухов встречается с матросом Шариковым, который налаживает Каспийское пароходство. Шариков дает Пухову командировку в Царицын - для привлечения квалифицированного пролетариата в Баку. В Царицыне Пухов показывает мандат Шарикова какому-то механику, которого встречает у конторы завода. Тот читает мандат, мажет его языком и приклеивает на забор. Пухов смотрит на бумажку и надевает её на шляпку гвоздя, чтобы её не сорвал ветер. Он идет на вокзал, садится на поезд и спрашивает людей, куда он едет. «А мы знаем - куда? - сомнительно произносит кроткий голос невидного человека.

Фома Пухов, а именно так зовут героя Платонова, действительно не склонен к сантиментам. А еще у него особое видение происходящего. Что же происходит? Революция, Гражданская война. Прежде чем изложить краткое содержание «Сокровенного человека» Платонова, стоит привести несколько фактов из биографии советского писателя. Он, как и многие, пострадал от послереволюционных событий. А свои переживания отразил в книгах.

Творчество Платонова

«Сокровенный человек», краткое содержание которого изложено ниже, рассказ «Маркун», сборник «Голубая глубина», «Епифанские шлюзы», «Эфирный тракт», «Ямская слобода» - все это было издано в двадцатые годы. Платонов был тогда уже широко известен. Но в начале тридцатых он все чаще стал подвергаться нападкам критиков.

В 1918 году Платонов поступил в Воронежское техническое училище. Затем он служил в революционном комитете железных дорог. Во время Гражданской войны работал корреспондентом. В 1922 году вышел сборник «Голубая глубина». А спустя три года Платонов написал такие произведения, как «Эфирный тракт», «Епифанские шлюзы», «Город Градов».

Самые значительные повести были созданы в конце тридцатых: «Котлован», «Чевенгур». Ни одно из этих произведений не было опубликовано при жизни автора. Ведь в них рассказано о строительстве коммунистического общества в утопическом духе.

Сталин ценил тварчество Платонова ("Сокровенный человек", краткое содержание которого мы рассматриваем - не исключение), как ценил книги многих писателей, подвергшихся репрессиям. В 1931 году Платонов написал повесть «Впрок». Это произведение вызвало резкую критику Фадеева - прозаика, который писал плохо, но «правильно». Тогда в жизни Платонова и начались проблемы. Его произведения перестали печатать.

В 1934 году в «Правде» напечатали разгромную статью, после которой издательства еще долгое время не публиковали платоновские произведения. В 1938 году арестовали сына писателя. Вскоре его выпустили. Но в тюрьме молодой человек заболел туберкулезом, вскоре умер. Платонов заразился от сына неизлечимым недугом. Ушел из жизни в 1951 году.

В ранних произведениях Платонова чувствуется вера в революционные идеи. Но уже к началу тридцатых годов он все больше сомневается, что несложно заметить при прочтении повестей тех лет. «Сокровенный человек» был опубликован впервые в 1927 году. Сегодня сложно понять, что советским критикам могло не понравиться в этой повести. Дело в том, что герои - хотя и представители пролетариата, личности сомнительное. А главное, сомневающиеся. В годы строительства коммунизма такие персонажи были непопулярны.

«Сокровенный человек» Платонова: краткое содержание

Текст состоит из девяти глав. Но изложить краткое содержание произведения Платонова «Сокровенный человек» лучше по следующему плану:

Путевка на работы.
Авария.
Станция Лиски.
На корабле.
Возвращение домой.
Неудачный план.
Баку.

Путевка на работы

Пухов похоронил жену. Вернувшись с кладбища, он немного загрустил. Вдруг в дверь постучали. Главный герой, в сердцах крикнув: «Не дают погоревать!» - дверь все же открыл. На пороге стоял сторож конторы дистанции - принес путевку на снегоочистительные работы.

Фома пришел на станцию. Здесь расписался в приказе. Платонов дополнил текст своими ремарками. Так, он говорит: «В то время попробуй не распишись». Пухов вместе с другими рабочими отправляется расчищать путь для красноармейцев. Фронт совсем близко - в шестидесяти километрах.

Авария

Стоит ли читать «Сокровенного человека» Платонова в кратком содержании? На чтение сокращенного варианта уйдет минут пять. Но, конечно, изложение не передаст красочного, сочного языка советского классика. Характеристику своему герою Платонов дает словно между строк. Фома Пухов в начале произведения создает впечатление человека равнодушного. Происходит авария. Снегоочиститель останавливает казачий отряд. Машина тормозит, в результате рабочие получают травмы, а машинист погибает. «Как он нарвался на штырь, дурак?» - произносит Пухов, увидев изуродованное тело погибшего. Казалось бы, его совсем не трогает трагическая смерть молодого человека. Быть может, немного удивляет.

На станции Лиски

Рабочих освобождают «красные». При этом казаков, завязших в снегу, расстреливают. Даже по краткому содержанию повести «Сокровенный человек» Платонова можно понять, насколько тяжелыми и жестокими были годы Гражданской войны. Люди словно не замечали горя, смертей.

О печальных событиях Пухов тут же забывает. На станции Лиски он видит объявление: "Требуются механики на Южный фронт". Скоро весна, на снегоочистителе делать нечего. Нам уже известно из краткого содержания «Сокровенного человека»: Платонов в этой повести рассказывает об одиноком человеке, который после смерти жены готов скитаться по стране. Товарищ Пухова остается. Сам же он оправляется на юг.

На корабле

Из краткого содержания «Сокровенного человека» А. Платонова можно узнать о том, какие исторические события отражены в этой книге. Пухов устраивается рабочим на пароход, который направляется в Крым - в тыл к Врангелю. Но из-за штурма достигнуть крымских берегов не удается.

Тем временем приходит весть о взятии «красными» Симферополя. Несколько месяцев Фома проводит в Новороссийске. Здесь он трудится старшим монтером на береговой базе. Вспоминает умершую жену, грустит…

Возвращение домой

Главный герой повести Платонова отправляется в Баку, где встречается с матросом по фамилии Шариков. Этот человек принимает участие в восстановлении Каспийского пароходства. Шариков отправляет Фому в командировку, где тот должен заняться привлечением местного пролетариата.

Пухов внезапно возвращается домой. Здесь он снова предается грусти. Возвращаясь и переступив порог своего дома, он вспоминает о том, что это жилище принято называть очагом. Но что за домашний очаг без женщины и огня?

Неудачный план

На город нападают "белые". Для того чтобы ликвидировать противника, Пухов предлагает следующий план: пустить несколько платформ с песком на бронепоезд. Однако идея оказывается неудачной.

Приходят «красные» и спасают город. После Пухова многие обвиняют в предательстве. Ведь реализация плана с платформами привела к гибели рабочих. Однако многие все же понимают, что Пухов всего-навсего «придурковатый мужик». После этого случая Фома пишет письмо Шарикову, тот направляет его в Баку. Главный герой уезжает на нефтяные прииски.

Баку

Шариков назначает Пухова машинистом на нефтяной двигатель. Эта работа ему по душе. Хотя здесь квартиры у него нет, он ночует на инструментальном ящике в сарае. Однажды Шариков предлагает ему стать коммунистом. Пухов отказывается. Отказ свой объяснил следующим образом: «Я природный дурак». Все чаще он грустит, скучает по умершей жене. Таково краткое содержание рассказа Платонова «Сокровенный человек».

Анализ

Герои Платонова косноязычны, речь их своеобразна, может показаться безграмотной. Но в этом особенность прозы советского писателя. Пухов пытается понять революцию. Это выражается в его своеобразных размышлениях.

В советской художественной литературе довоенных лет встречаются чаще герои пролетарского происхождения. На их фоне Фома Пухов выглядит немного странным. В отличие от персонажей Островского, Фадеева, Фома не верит в революцию. Он сомневается в коммунистических идеях. В душе платоновского героя коренится неудержимое желание познать мир, стремление самому убедиться в истинности революционных идей. Он чем-то напоминает Фому неверующего. Этого библейского персонажа не было с апостолами, когда происходило воскрешение Иисуса Христа. А потому он отказывался верить в чудо. До тех пор, пока не коснулся ран Христа. Однако, согласно одной из версий, Фома был единственным апостолом, который сумел постичь сокровенный, тайный смысл учения Иисуса Христа.

Пухов имеет что-то общее и с мужиками из поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Некрасовские герои тоже пытаются постичь загадку счастья. Пухова интересует не так быт, как бытие. А его непохожесть, отличие от других людей заметно уже в первой сцене, о которой было сказано выше.

Главный герой повести «Сокровенный человек» - вечный странник. Может показаться, что Пухов путешествует совершенно бесцельно. Вокруг все заняты каким-либо делом, имеют строгие суждения относительно того или иного вопроса. А у Пухова революция не находит в душе отклика. Он ищет подтверждения идеи о всеобщем счастье. При этом во время своих блужданий по стране не раз видит смерть. Увиденная реальность порождает новые сомнения в революционных идеях.