Неделя памяти со стихами Бориса Пастернака. Ожившая фреска
Как прежде, падали снаряды.
Высокое, как в дальнем плаваньи,
Ночное небо Сталинграда
Качалось в штукатурном саване.
Земля гудела, как молебен
Об отвращеньи бомбы воющей,
Кадильницею дым и щебень
Выбрасывая из побоища.
Когда урывками, меж схваток,
Он под огнем своих проведывал,
Необъяснимый отпечаток
Привычности его преследовал.
Где мог он видеть этот ежик
Домов с бездонными проломами?
Свидетельства былых бомбежек
Казались сказачно знакомыми.
Что означала в черной раме
Четырехпалая отметина?
Кого напоминало пламя
И выломанные паркетины?
И вдруг он вспомнил детство, детство,
И монастырский сад, и грешников,
И с общиною по соседству
Свист соловьев и пересмешников.
Он мать сжимал рукой сыновней.
И от копья архистратига ли
По темной росписи часовни
В такие ямы черти прыгали.
И мальчик облекался в латы,
За мать в воображеньи ратуя,
И налетал на супостата
С такой же свастикой хвостатою.
А рядом в конном поединке
Сиял над змеем лик Георгия.
И на пруду цвели кувшинки,
И птиц безумствовали оргии.
О, как он вспомнил те полянки
Теперь, когда своей погонею
Он топчет вражеские танки
С их грозной чешуей драконьею!
Он перешел земли границы,
И будущность, как ширь небесная,
Уже бушует, а не снится,
Приблизившаяся, чудесная.
Стихотворение Б.Л. Пастернака «Ожившая фреска» написано в марте 1944 года и впервые опубликовано 15 апреля 1944 года в газете «Литература и искусство». Оно посвящено Сталинградской битве - переломному событию в Великой Отечественной войне. По жанру это баллада.
Уже в первой строфе произведения автор создает емкий по силе художественного обобщения образ: «Ночное небо Сталинграда качалось в штукатурном саване». В нем поддерживается противоестественный характер войны, когда от силы падающих снарядов качается само небо, и многочисленные жертвы и разрушения («штукатурный саван»). Ведь после бомбежки для многих жителей города стали могилами их собственные дома.
Во второй строфе стихотворения сама земля обращается с молебном о прекращении ударов. Скорбное молитвенное настроение подчеркивает образ кадильницы. Упоминается в произведении также архистратиг Михаил, который, совершив чудо, сорвал попытку язычников уничтожить храм.
Увидев разрушенные дома, герой стихотворения вспоминает, как в детстве видел фреску в часовне, на которой «в такие ямы черти прыгали». Таким образом, ужас войны сравнивается в стихотворении с адом, а фашисты - с темными дьявольскими силами.
Далее в произведении возникает традиционный для православной классической иконописи образ Георгия Победоносца («А рядом в конном поединке Сиял над змеем лик Георгия»), Цветущие кувшинки и птичьи трели символизируют в этой строфе образ мирной жизни (которая в свою очередь напоминает райский сад). В следующей строфе картина радостного бытия сопрягается с темой родины, причем образ березовой почки выступает здесь как символ России, а зовущая музыка ассоциируется не только со звуками лесной пущи, но и с мелодичной народной песней.
Дальнейший сюжет стихотворения продолжает разрабатывать центральный символ произведения - образ святого Георгия. Лирический герой в наступательном движении «Топчет вражеские танки С их грозной чешуей драконьею!». Здесь солдат-победитель, ведущий священный бой на родной земле, вновь сравнивается с иконописным Георгием Победоносцем, который топчет змею копытами коня.
В финальной строфе стихотворения композиционное пространство предельно расширяется. Автор воспевает символический образ грядущей победы, ассоциирующийся с чудесной будущностью.
Таким образом, в победе над врагом Б.Л. Пастернак видит не только цель освобождения родной земли, но и идею торжества сил добра над злом. Образы религиозного характера в этой связи способствуют созданию философского плана восприятия темы, благодаря чему она воссоздается также и в широком историческом аспекте.
Стихотворение первоначально называлось «Воскресенье» и посвящено герою Сталинградской битвы Леонтию Гуртьеву. В книге В. Гроссмана «Сталинград» подвигу этого человека и других защитников города посвящен очерк «Направление главного удара». Леонтий Николаевич Гуртьев был командующим 308-й стрелковой дивизии, которая сражалась на главном направлении удара фашистских войск и почти вся погибла, обороняя завод «Баррикады». За массовый героизм дивизия была награждена орденом Красного Знамени, а Л. Гуртьеву присвоили звание генерала-майора, также наградили орденом Красного Знамени и медалью «За оборону Сталинграда». 3 августа 1943 года герой был смертельно ранен под Орлом. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 августа 1943 года Л.Н. Гурьеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Во время поездки с писателями на фронт Б.Л. Пастернак заметил могилу генерала в парке г. Орла.
В черновом варианте произведения описывалась смерть Гуртьева и его предсмертные воспоминания о Сталинградской битве. В окончательном же тексте произведения судьба конкретного человека уступила место художественному обобщению. Когда Б.Л. Пастернак пишет, что герой «перешел земли пределы», он подчеркивает не гибель защитника земли русской, а бессмертное величие его подвига, ибо кончина на поле брани - это шаг героя в историю.
Стихов во время войны и после неё, про неё написано много. Некоторые из них известны настолько, что звучат повсюду – на радио и телевидении, в школьных постановках. Мы же решили выбрать не слишком известные.
Ожившая фреска
Как прежде, падали снаряды.
Высокое, как в дальнем плаваньи,
Ночное небо Сталинграда
Качалось в штукатурном саване.
Земля гудела, как молебен
Об отвращеньи бомбы воющей,
Кадильницею дым и щебень
Выбрасывая из побоища.
Когда урывками, меж схваток,
Он под огнем своих проведывал,
Необъяснимый отпечаток
Привычности его преследовал.
Где мог он видеть этот ежик
Домов с бездонными проломами?
Свидетельства былых бомбежек
Казались сказочно знакомыми.
Что означала в черной раме
Четырехпалая отметина?
Кого напоминало пламя
И выломанные паркетины?
И вдруг он вспомнил детство, детство,
И монастырский сад, и грешников,
И с общиною по соседству
Свист соловьев и пересмешников.
Он мать сжимал рукой сыновней.
И от копья архистратига ли
По темной росписи часовни
В такие ямы черти прыгали.
И мальчик облекался в латы,
За мать в воображеньи ратуя,
И налетал на супостата
С такой же свастикой хвостатою.
А рядом в конном поединке
Сиял над змеем лик Георгия.
И на пруду цвели кувшинки,
И птиц безумствовали оргии.
О, как он вспомнил те полянки
Теперь, когда своей погонею
Он топчет вражеские танки
С их грозной чешуей драконьею!
Он перешел земли границы,
И будущность, как ширь небесная,
Уже бушует, а не снится,
Приблизившаяся, чудесная.
И вновь в стихотворении Бориса Пастернака смешиваются три плана.
Как и в «Смерти сапёра» , у героя «Ожившей фрески» есть конкретный прототип. В черновиках стихотворение называлось «Воскресение» и было посвящено командиру дивизии Л.Н. Гуртьеву. Герой Сталинграда, летом 1943 года он был переброшен со своей дивизией под Орёл и погиб в одном из боёв 3 августа.
В более поздней, нежели черновики, машинописной редакции стихотворение называлось «Сталинград». Однако в итоге автор выбрал для названия именно то пространство, где в его рассказе встретились конкретика и метафизика.
И правда, в сознании героя конкретный пейзаж разрушенного города:
…ежик
Домов с бездонными проломами, -
перемежается с воспоминаниями детства:
И вдруг он вспомнил детство, детство,
И монастырский сад, и грешников,
И с общиною по соседству
Свист соловьев и пересмешников.
А пространство боя напоминает увиденную в детстве фреску с изображением «Чуда Георгия о змие»:
И от копья архистратига ли
По темной росписи часовни
В такие ямы черти прыгали.
О, как он вспомнил те полянки
Теперь, когда своей погонею
Он топчет вражеские танки
С их грозной чешуей драконьею!
В финале стихотворения погибший герой словно бы уходит в пространство фрески, которое из детских снов становится его настоящим.
Он перешел земли границы,
И будущность, как ширь небесная,
Уже бушует, а не снится,
Приблизившаяся, чудесная.
И вновь смерть в изображении Пастернака выглядит не трагедией, а просто началом новой жизни.
