Наиб имама шамиля мухаммад из ингушетии. Легендарный наиб Имама Шамиля
Государство Имамат, возникшее в первой половине 19 века на Северо-Восточном Кавказе, прежде всего благодаря деятельности имамов Гази Мухаммада, Гамзат-бека, и особенно Шамиля и его сподвижников, оставило глубокий след в истории Кавказкой цивилизации. В защите религии и родного отечества рядом с великим имамом находились достойные личности, которым он доверял и возлагал надежды.
«Нет другого храбреца как Ахбердил Мухаммад, и острее сабли, чем его сабля»
Имам Шамиль.
Ахбердил Мухаммад из Хунзаха. Один из самых верных и приближённых наибов Имама Шамиля.
Родился в селении Хунзах в 1803 году в семье узденя Ахберди. Его дед Газиясул Мухаммад был видным военачальником в Аварском Нуцальстве. В детстве получил прекрасное образование, к десяти годам знал Коран наизусть, владел арабским, чеченским и кумыкскими языками. Активную деятельность начал ещё в период первого имама Дагестана Газимухаммада, с которым познакомился во время учёбы в Гимрах. Участник битвы на Ахульго. С 1840 года выполнял функции мудира в Малой Чечне и вместе с тем считался первым заместителем Имама Шамиля. Награждён несколькими высшими наградами. Помимо храбрости и военного таланта, был умён и умел располагать к себе. Благодаря своей умелой дипломатии во вверенных ему территориях смог объединить разрозненное население и образовать основу государственности Имамат. Был официально объявлен преемником Имама Шамиля.
Даже из такой краткой биографической справки становится понятно, почему же Ахбердил Мухаммада считали особо близким другом имама Шамиля, человеком, с которым советовался великий Имам и, наконец, тем, кто был объявлен его преемником. Давайте, теперь более подробно вспомним о некоторых ярких эпизодах из жизни этого наиба.
Детство и юность
Предки Ахбердил Мухаммада были видными военными, его дед Газиясул Мухаммад был известным военачальником Хунзахского войска, поэтому культ чести и доблести в воспитании был первостепенным в их семьях. С раннего детства Мухаммад отличался отвагой и храбростью, среди сверстников выделялся старанием и упорством, был одарённым мальчиком, поэтому получил хорошее образование. Обучался в Хунзахе, Аракани, Гимрах, Чиркее, в Чиркате, также учился у Лачинилава из Хариколо и Саида Араканского и был мюридом Мухаммада Ярагского. Некоторое время работал имамом в Батлухе. Будучи имамом в Батлухе, с 18- летним Мухаммадом произошёл интересный случай, повествующий о его богобоязненности. Молодежь батлухцев захотела проверить его на стойкость и решила подослать к нему девушку. Не найдя более подходящей, один из ребят решил, рассказав суть розыгрыша, отправить к имаму свою сестру. После ночного намаза она зашла к Ахбердил Мухаммаду с тарелкой чуду. Молодой имам был занят чтением книг, она же, положив тарелку, не спешила уходить и начала смущать его разговорами на «разные» темы. Не говоря ни слова, Ахбердилав поднёс палец к свече и продолжал держать над огнём, пока в комнате не запахло жареным. От ужаса девушка начала кричать и спросила имама, что он делает. На что он ответил: «Я не тот человек, который может вынести жар этого огня, а как ты думала, как я смогу вынести жар адского огня?» Испуганная девушка выбежала из комнаты и рассказала о словах Мухаммада ребятам, которые наблюдали за происходящим через окно.
В юности Ахбердилав тесно общался и дружил с другими учёными из родного села Хириясул Алибеком, Алимчул Хусейном и Хаджиясул Мухаммадом, которые с первых дней поддержали первого имама Газимухаммада, кому в дальнейшем последовал и сам Ахбердилав, будучи довольно молодым человеком в возрасте около 25 лет. Он был верным мюридом как для Газимухаммада, так и для второго имама Гамзатбека. Но полностью личность Ахбердил Мухаммада проявилась с началом деятельности имама Шамиля, тогда его можно было видеть на самых тяжелых участках газавата.
Летом 1837 года его отряды воевали против генерала Фези, освобождали захваченную Ашильту, оказывали помощь с тыла осаждённым Имаму Шамилю и Кебед Мухаммаду из Телетля. Наряду с военными действиями он участвует и во всех государственных делах и, как видно, пользовался огромным доверием у Имама. К примеру, осеню 1837 года состоялась встреча имама Шамиля с генералом Клюге фон Клюгенау. На этих переговорах рядом с Имамом присутствует и Ахбердилав. Царское командование предлагало Имаму Шамилю стать духовным лидером Дагестана и Чечни под патронажем императора. Если вспомнить события той осени, мы знаем, что с визитом на Кавказ император Николай I приезжал в Тифлис. Подвох был в том, чтобы под этим предлогом привести Имама с повинной к присяге государю в Тифлис. И после трёхчасового разговора, когда генерал Клюгенау протянул руку Имаму Шамилю, Ахбердилав встал между ними и воспрепятствовал этому, сказав, что предводитель правоверных не будет пожимать руку колонизаторам.
В последующем эта историческая встреча была отражена на холсте известным русским художником Гагариным.
Но она не дала результатов, и царское командование решило во чтобы то ни стало покончить с Имамом Шамилем. И после тяжёлого сражения при Аргвани Имам начал укреплять Ахульго. В начале июня генерал Граббе подошёл к садам с. Ашильты с многотысячным отрядом солдат и 22 орудиями, вместе с ним было около 4500 дагестанцев, воевавших на стороне царских сил. Имам Шамиль понимал, что долго обороняться будет тяжело без внешней поддержки, организовать которую было поручено Ахбердил Мухамаду и Сурхаю из Коло. 19 июня вместе с Галбацдибиром из Караты отряд численностью около 1500 человек появился на Ашильтинских высотах. 19 и 22 июня Ахбердилав делал неоднократные попытки прорвать блокаду, но против войск, числом многократно превышавших мюридов, атаки оказывались безуспешными и были отбиты, после чего сам Ахбердилав с небольшой группой пробрался на Ахульго к Имаму.
И после героической смерти Хириясул Алибека и Сурхая из Коло третьим, кому была поручена защита Ахульго, стал Ахбердил Мухаммад.
Известен ещё один интересный факт: при отходе из Ахульго они наткнулись на роту солдат, когда, защищая Имама, пал смертью мученика наиб Султан-бек из Дылыма. Тогда Ахбердил Мухаммад рассказал Имаму, что видел сон, в котором Ахульго было затоплено, а он с Имамом и с небольшой группой спаслись, что означало их спасение. И здесь в очередной раз видим, насколько Ахбердилав был близок Имаму и как Имам беспокоился о нём. Когда Исагаджи из Чиркея подоспел с едой к вырвавшимся с Ахульго Шамилю и его сподвижникам, Имам в первую очередь приказывает перевезти на коне истекающего кровью израненного Мухаммада.
В Чечне
Прибыв в Чечню, Имам разделил местность на четыре наибства и назначил там наибов. В самом большом по территории и численности населения – в Малой Чечне был назначен Ахбердил Мухаммад. Как писал Хайдарбек Геничутлинский, «Шамль назначил своим наместником в одной из областей аварца (аль-авари), являющегося для тех мест мухаджиром – Мухаммада сына Ахберди-набожного учёного, активного борца за веру, помощника делу религии, сокрушителя неверных и мунапиков, опору Имама, верного слугу Ислама».
Генерал Гагарин писал: «В Малой Чечне дал он (Шамиль) в наибы Ахверды-Магому, набегами своими страшного всему Тереку, но доброго и благородного человека. Во всех важных случаях этот храбрый воин был правой рукой Шамиля».
За короткий срок вместе с наибами Шуайбом, Джаватханом, Гаджи-Мухаммадом, Сухайбом, Оздемиром, Маашом и Ташав Хаджи с начала 1840 развернул большую работу по мобилизации и объединению народа на борьбу. Ахбердил Мухаммад действовал решительно и быстро, опережая царские войска, стремившиеся задавить чеченские сёла. Надо было до начала лета, когда боевые действия разворачивались в полную силу, успеть организовать людей. Вместе с чеченскими соратниками ему удаётся всего лишь за 3-4 месяца мобилизовать на сторону Имама ауховцев, качкалыковцев, ингушей и почти всех равнинных чеченцев. Во вверенных ему территориях он сумел одним из первых организовать государственное устройство и проявил себя как грамотный администратор. Известны примеры того, как он жёстко боролся с коррупцией и преступностью, по мере возможности снижал налоги и добивался снижения цен на товары в своем наибстве, что было даже отмечено генарал-майором Ольшевским в рапорте генералу Граббе в 1842 году.
Ахбердил Мухаммад приобрёл авторитет и среди чеченцев тоже, его уважали, помимо отваги и военного таланта, за глубокие религиозные знания и за то, что он очень любил читать жизнеописание Пророка Мухаммада (мир ему и благословение) и всегда старался уподоблять своё поведение и нрав Пророку (мир ему и благословение). Поэтому черты его характера были очень мягкими, он быстро находил общий язык с людьми, с которыми общался. Также известно, что он был хорошим оратором. Говорили, что и по прошествии долгого времени после войны можно было видеть дерево в Малой Чечне, на него он поднимался и читал проповедь перед газаватом, в которой никогда не уставал повторять:
«Бойтесь Аллаха. Не убивайте стариков, не унижайте женщин и детей, не издевайтесь над пленными и убитыми и не убивайте раненых. Кто не милосерден, к тому и Аллах не милосерден».
К апрелю мобильные отряды уже действовали, сдерживая царские силы, шедшие из Назрани и Владикавказа. В этих боевых походах следует отметить известную битву состоявшуюся у реки Валерик 11 июля 1840 года под командованием Ахбердил Мухаммада. Тогда горцам, в числе которых были такие храбрые наибы как Джаватхан, Думбай, Шуайб Мулла и Ташав –хаджи, удалось остановить дальнейшее продвижение войск в глубь Чечни. Отмечая храбрость горцев, генерал Голофеев писал в донесении генералу Граббе:
«Должно отдать справедливость чеченцам; они предприняли всё, чтоб сделать успех наш сомнительным. Выбор места, которое они укрепляли завалами в продолжение 3 суток, неслыханный; неслыханный дотоле сбор в Чечне, в котором были мичиковцы – жители Большой и Малой Чечни; удивительное хладнокровие, с которым они подпустили нас к лесу на самый верный выстрел».
В этой битве участвовал и известный русский поэт М.Ю. Лермонтов при чине поручика. В последующем он отразил это событие в своём стихотворении «Валерик», а также на двух полотнах.
Наиб-гуманист
Кстати говоря, после этой битвы наиб прекратил страшный обычай войны издеваться над телами убитых.
Когда после битвы кто-то из горцев хотел отрубить голову одному из оставшихся на поле боя десятков мёртвых тел царских солдат и казаков, Ахбердил Мухаммад строго запретил трогать тела. Более того, он сказал: "Это человек, который является творением Всевышнего, также как и я, может быть, Всевышний для него другой, но Он для нас всех один".
Далее наиб приказал выкрасть из лагеря противника священника, чтоб похоронить всех убитых по христианскому обычаю, а затем, дав ему золотой или серебряный рубль, отправил назад. Когда священник рассказал командованию о случившемся, царским офицерам стало не по себе от того, что инициатива запретить этот обычай исходит не от них, цивилизованных дворян, а от так называемых «диких» горцев. После чего и Галафеев запретил подчинённым отрубать головы убитым. Такие моменты являются прекрасной иллюстрацией того, что Имам Шамиль и его наибы не воевали с каким-либо народом, а лишь защищали религию и родной край от жестокой политики царизма.
Такое отношение к людям, несмотря на их национальность и веру, в государстве Имама Шамиля не было единственным.
Из записок князя Илико Орбелиани, попавшего в плен к горцам при взятии Кумуха в 1842 году стало известно… как наиб подошёл к пленным, пригласил их сесть и объявил, что Имам Шамиль не затевает ничего дурного, а хочет выкупить за них находящегося у русских в плену со времени Ахульго сына Джамалуддина. Выразив искреннее сочувствие пленным, Ахбердил Мухаммад пожелал им не терять твёрдости духа и терпения и на прощание подарил каждому по серебряному рублю.
В народе помнят ещё и русского офицера Игоря Герасименко, пойманного в числе наёмных убийц, подосланных к наибу. Когда он добровольно признался в затеянном злодеянии, Ахбердилав отпустил его, но тот сказал, что ему уже нет обратной дороги, после чего офицер остался среди других русских, перешедших на сторону имама. Герасименко обучал солдат грамоте и построил в Гехи маленькую часовню, впоследствии одному из своих сыновей дал имя Ахбердилав.
Период Кавказской войны полон не только описанием битв и сражений, но и красивыми историями о благородстве горцев, которые, к сожалению, мы плохо знаем. Одна из таких историй случилась с Ахбердил Мухаммадом и его близким другом наибом Шатоя, храбрецом Батуко. Однажды Ахбердил Мухаммад увидел одну красавицу-чеченку и начал расспрашивать о ней своего друга. Батуко отправил людей к родителям девушки и вскоре засватал за своего друга. Увозя невесту домой, Ахбердилав увидел слезы на её глазах. Он спросил, почему она так горюет, но девушка молчала. Тогда настойчивый Ахбердилав мизинцем вытер слезу, катившуюся по её щеке и получил неожиданное признание. Оказалось, что она была засватана за его друга Батуко. Поражённый благородством друга, Ахбердилав отрубил саблей палец, которым дотронулся до неё, и отправил девушку обратно к родителям.
Этот случай показывающий истинное благородство и честь горцев писал и Расул Гамзатов в своем произведении
Поход на Моздок
В яркой жизни этого наиба можно найти много удивительных историй храбрости и смелости. Одна из них – поход на Моздок. 11 октября на рассвете Ахбердилав подошёл к крепости Моздок, рассчитывая захватить городок внезапным штурмом, но рассеявшийся туман помешал – их заметили на сторожевых башнях крепости. Горцы бросились на штурм, но шквал огня гарнизонных пушек заставил их, разрушив вражеские станицы, прилежавшие к городу, отступить в горы. Из этого похода отважный наиб привёз дочь армянского купца Анну Улуханову. Сестру и мать Анны Ахбердилав вернул за большой выкуп, а Анну привез в Дарго. Впоследствии Анна захотела остаться с Имамом Шамилем, приняла Ислам и имя Шуанат, оставалась верной супругой ему до конца своих дней. Таких походов было много на северо-западный Кавказ, в Кизляр, на защиту Салатавии и т.д, и во всех битвах Ахбердилав был впереди.
Знаменитый наиб Хаджимурад, известный своей отвагой и горячностью, тоже всегда старался быть впереди и всегда усердствовал в бою. Однажды он поднял до рассвета войско и повёл в атаку, но увидел, что Ахбердилав уже воюет. Наблюдая за ходом боя под Кумухом, они оба находились в командном пункте, как вдруг ядро вражеской пушки разорвалось недалеко от них. Хаджимурад от неожиданности вздрогнул, а Ахбердилав не повел даже бровью, будто ничего и не произошло. «Стальное, видать, сердце у этого наиба!» – воскликнул восхищённый Хаджимурад.
Смерть героя
Влияние и авторитет такого наиба Имама Шамиля как Ахбердилав, конечно же, не могли не беспокоить противника, поэтому вскоре после начала его активной деятельности царское командование всячески старалось избавиться от него.
Из указаний военного министра царской армии генерал- адъютанта Чернышёва в указаниях командующему войсками на Кавказе генералу Головину 19 июля 1842 года:
«Мне кажется, что соединение горцев на левом фланге кавказской линии и в Северном Дагестане под начальством Шамиля, и появление между его сподвижниками лиц, приобретших как Ахберди Магома и Шуаиб Мулла и другие, некоторое влияние между сими обществами, указывая, с одной стороны, необходимость стремиться к разъединению их весьма…Само собой, что соблюдение строжайшей тайны, выбор благонадёжных агентов, полного доверия заслуживающих и денежных пожертвований суть непременного условия успеха подобных сношений»
В свою очередь, Головин в секретном предписании генералу Граббе писал:
«Нет сомнения, что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий, и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным».
12 июня 1843 года в ходе боя у селения Шатили в верховьях реки Аргун в ходе атаки был в спину ранен этот храбрый наиб Имама Шамиля. Ответным выстрелом он сумел убить врага и отступить в горы.
Выстрел был сделан сзади, стрелял купленный предатель. Ещё шесть дней Ахбердил Мухаммад боролся за жизнью. Имам Шамиль немедленно приехал, со всего Имамата были брошены лучшие врачи, это был действительно очень важный и нужный человек, второй по значимости в Имамате.
Но рана оказалась смертельной и 18 июня 1843 года храбрый наиб скончался. Его похоронили в селении Гушкорт нынешнего Шатоевского района Чечни. Смерть преемника стала настолько сильным ударом для Имама Шамиля, что он заболел и слёг, и только через месяц смог оправиться от этой потери. И тогда Имам поклялся, что за эту смерть ответит освобождением родины своего друга Ахбердилава Хунзаха, в крепости которого находился сильный царский гарнизон. И в этом же 1843 году Шамилю удалось это сделать, причём пожилой отец Ахбердилава оказывал всяческую помощь отрядам Имама Шамиля. Смерть грозного наиба ещё долго скрывали от противника. Почти через 10 лет после его гибели наместник Кавказа, фельдмаршал князь М.С. Воронцов в письме Ермолову, оценивая Хаджимурада, погибшего при возвращении в 1852 году к Шамилю, писал: «Человека ему подобного в Дагестане нет и не было, кроме Ахберди Магомы, убитого в 1844 (действительно в 1843) году и, кажется, не будет».
Однажды уже после войны Имама Шамиля спросили: «Кто же был самым мужественным воином из твоих воинов? ». Имам не раздумывая ответил: «Ахбердил Мухаммад и Хириясул Алибег из Хунзаха ». « В чем же был их героизм? » спросили его. Имам ответил: «Когда ядра из ваших орудий, попадали к нам, шипя и подпрыгивая, готовые вот-вот взорваться, они брали их голыми руками и кидали подальше от своих людей »
До наших дней сохранилась хорошая память об этом праведном учёном и храбром наибе. И сегодня видны плоды дружбы, посеянные между народами Чечни и Дагестана верными друзьями Батуко и Ахбердил Мухаммадом. Благодарные потомки наиба Батуко и сегодня верны дружбе своего предка и продолжают ухаживать за могилами наибов Имама Шамиля Ахбердил Мухаммада из Хунзаха и Батуко из Шатоя.
Использованная литература:
1. Дадаев Мурадулла, «Ахбердил Мухаммад», газ. «Ас-салам»
2. Дадаев Юсуп, «Ахбердил Мухаммад, знаменитый наиб Шамиля»
3. Гамзаев Магомед, «Имам Шамиль»
4. Гасаналиев Магомед, «Первая Кавказская война»
В низамах Шамиля имеется раздел «Положение о наибах», состоящий из 14 глав. Главы очень сжаты, и полный их текст займет не более 3–х - 4–х машинописных страниц. Зато их содержание дает исчерпывающий ответ на вопрос о правах и обязанностях наибов.
Первая глава требует от наиба буквально следующее: «Должно быть исполнено приказание имама, все равно, будет ли оно выражено словесно или письменно, или другими какими?либо знаками; будет ли оно согласно с мыслями получившего приказание или несогласно, или даже в том случае, если бы исполнитель считал себя умнее, воздержаннее и религиознее имама».
Во второй главе говорится, что «на войну или на работу» надо идти «без лицемерия». Когда в чьем?либо наибстве произойдет несчастье, «прочие наибы должны спешить на помощь… без промедления», - гласит третья глава. «Не должно наговаривать (одному наибу на другого) перед имамом, хотя бы они знали друг о друге в действительности предосудительные поступки», - указывает пятая глава. «Относительно охранения страны своей и границ, - записано в следующей главе, - нужно быть всегда начеку, днем и ночью».
Седьмая глава требует удерживать себя и подчиненных своих от взяточничества. В десятой говорится, что при отступлении в бою наибам нужно не бежать в беспорядке, не оставлять позади себя имама, а «напротив, они должны окружить его и не делать без него ни одного шагу…»
Одиннадцатая глава категорически запрещает грабить жителей населенных пунктов, куда прибывают войска наибов. Запрещая открывать секреты государства другим наибам, семье, братьям, тринадцатая глава заключает: «Когда будут открыты тайны, то дело дойдет до погибели».
«Положение» было оглашено в 1847 году на съезде в ауле Анди. При этом событии, обращаясь к наибам, Шамиль произнес краткую речь: «Несколько раз я видел ваше положение и испытал дела ваши, я запрещал вам и увещевал вас оставить мерзкие поступки и отвратительные происки, в которых коснеете, - и так как вы все еще не пробудились, то я пожелал издать этот низам и положить, его общим руководством между людьми». Тех наибов, которые одобрили низам, он пригласил поставить свои печати в журнале и снять копии с «Положения», хранить их и справлять свою службу в соответствии с ним.
«Если же между вами найдется такой, который не в состоянии будет перенести его (этого низама - Б. Г.) трудности, - заканчивая речь, говорил Шамиль, - тот пусть оставит свою должность и сойдет в число простонародья.
В своем ответе наибы выразили свое полное согласие со всеми главами «Положения», сняли копии с него, и в журнале, где рукою Шамиля изложено оно, поставили свои печати.
Должности наибов существовали еще задолго до Андийского съезда, но только на нем эти должности были законодательно определены и утверждены. В основном во главе наибств стояли храбрые и распорядительные люди. В большинстве это были выходцы из состоятельных семейств, что, конечно, неблагоприятно отражалось на подчиненных. Только Ахверды–Магома, Уллубий и еще несколько других наибов происходили из узденей и даже гулов–рабов. Наибы хорошо одевались: на правом плече носили серебряные пластинки, а пятисотенные и сотенные - медали. От имени имама они давали распоряжения, разрешали споры, собирали налоги с населения, готовили ополчения из рекрутов, чтобы защитить подчиненную им территорию от вторжения царских войск; а при надобности они обязывались со своими бойцами стать под знамя Шамиля и действовать в том районе, где приказывал имам.
Но оказалось, что не всякий сметливый и храбрый военачальник, какими были почти все наибы, может хорошо управлять народом. Кроме того, многие из них, невзирая на подписи и печати, поставленные в «Положении», стали преследовать не общенародные, а свои личные интересы. Многих из них Шамиль смещал, даже предавал смертной казни. Но и эти крайние меры не приносили пользы, так как новые наибы оказывались не лучше смещенных.
Были, разумеется, среди наибов и честно выполнявшие свои обязанности. Биографии нескольких военачальников, очень разных по уму и характеру, нам помогут в какой?то мере разобраться в той сложной обстановке, в которой Шамилю приходилось жить и работать.
Имя храбреца, военачальника Шамиля Ахверды–Магомы стало известным еще при втором имаме Дагестана - Гамзат–беке. Шамиль питал глубокие симпатии к Ахверды–Магоме и считался с его мнением.
В 1837 году предполагалась поездка Николая 1 на Кавказ. Командование решило сделать своеобразный миролюбивый жест - пригласить Шамиля к царю и уговорить прекратить борьбу. В Чиркату был отправлен «верный» человек. Микаил, так его звали, убедил Шамиля явиться к роднику на Гимринском спуске, где его с 15 солдатами будет ждать генерал Клюки фон–Клугенау.
Свидание состоялось. Противники пожали друг другу руки, сели на бурку. Узнав суть предложения, Шамиль категорически отказался видеться с царем Николаем I. «Я решил, - сказал Шамиль, - не отправляться на свидание, потому что я многократно видел от вас измену…»
Убедившись в непреклонности Шамиля, генерал встал. В это время из?за скалы показался Ахверды–Магома с мюридами. Клюки фон–Клугенау встревожился, но его успокоили, сказав, что законы гостеприимства не будут нарушены. Узнав о цели свидания, Ахверды–Магома не дал Шамилю возможности пожать руку генералу. Клугенау вспылил. Произошла размолвка, чуть не закончившаяся кровопролитием. Рассердился и Шамиль, но сдержал себя, взял за руку разъяренного Ахверды–Магому и двинулся вниз по Гимринской тропе. Таким образом, переговоры ни к чему не привели.
Ахверды–Магома принимал участие в кровавых событиях на Ахульго. О том, как он очутился в крепости у Шамиля, следует сказать подробнее.
В то время когда имам укреплялся на горе, на помощь ему из Чечни с большой группой чеченцев отправился Ахверды–Магома. С наступлением ночи усталые мюриды прилегли на землю. Ахверды–Магома ходил от одной группы к другой, подбадривая новичков. После полуночи всех одолел сон, когда занялся рассвет, отряд был атакован шестью ротами Кабардинского полка. Не совсем понимая, что происходит, люди Ахверды–Магомы побежали, многие пали от штыковых ран.
Хотя они не сумели протянуть руку помощи Ахульго, но все же сослужили службу Шамилю: пока Граббе был занят чеченцами, имам совершил вылазку и разрушил часть осадных сооружений противника. Вот тогда?то один только Ахверды–Магома неведомой нам дорогой пробрался сквозь вражеские кордоны и явился к имаму. Точных сведений о его действиях на Ахульго мы не имеем. Известно только, что Ахверды–Магомз был ранен. Шамиль не оставил его с Другими защитниками, а уходя, взял с собой. Этим актом, вероятно, имам показал, что очень ценит Ахверды–Магому. Поддерживаемый товарищами, наиб прошел дорогу от Ахульго до переправы на Андийское Койсу, затем вместе с ними поднялся на Са–латавский хребет.
На дороге беглецы встретились с чиркеевцем по имени Иса–Хаджи. Он, как сообщает ал–Карахи, посадил на свою лошадь Ахверды–Магому и еще одного тяжелораненого и доставил их до места ночлега. Туда же привез чиркеевец четырех баранов и мешок пшеничной муки. За это Иса–Хаджи впоследствии был отправлен царским правительством в Сибирь.
Выздоровев, Шамиль и Ахверды–Магома вдвоем отправились на Малую Чечню, желая поднять народ на борьбу с царскими колонизаторами. Их проповеди имели большой успех. Начав поездку с 15 товарищами, они закончили ее формированием 3–х отрядов. Первым из них имам велел командовать своему другу Ахверды–Магоме. Пожалуй, с этого времени особенно ярко засиял талант этого наиба. В 1840 году Шамиль поехал на родину в поисках новых бойцов и для того, чтобы встретиться с родными, детьми, поклониться праху сраженных на Ахульго. Ахверды–Магома во время отсутствия имама оставался в Чечне первым лицом. В это цоемя наиб со своим отрядом совершил ряд рейдов по тылам противника, захватил десятки деревень, трофеи, пленных.
5 апреля 1840 года у аула Чимулго он дал бой генералу Лабинцеву. 14 апреля мы видим Ахверды–Магому в 22 километрах от крепости Грозной. 23 мая наиб торопился к такому отдаленному от Дагестана пункту, как Нарзан. На следующий день до сумерек сражались его воины и окружили солдат подполковника Нестерова у села Малая Яндырка. Только находчивость царского офицера спасла многих.
Ходили слухи, будто Ахверды–Магома собирается ударить по Владикавказу, и хотя он туда не пошел, но взбудоражил галашевцев и карабу–лаков, населявших берега рек Ассу, Сунжу и Фортангу. Под его влиянием заколебались ингуши. Ими было получено указание от наиба стать у Галашевского ущелья, чтобы в нужный момент броситься на Назрань. Затем планы мюрида изменились, и Ахверды–Магома в ночь с 26 на 27 июня, увлекая за собой жителей семи чеченских аулов, перешел через Сунжу у Кази–Кичу.
Об опасности действий шамилевского наиба говорит тот факт, что против него были посланы генерал–лейтенант Галафеев и полковники Врангель и Фрейтаг. Не найдя Ахверды–Магому, царские войска вытоптали посевы на расстоянии 30 км, сожгли перешедшие на его сторону аулы и наказали оставшихся жителей.
11 июля 1840 года Ахверды–Магома дал (известный благодаря М. ЮЛермонтову) бой на речке Валерик. В этом сражении стороны понесли страшные потери - царские войска потеряли убитыми и ранеными 28 офицеров и 317 солдат, дагестанцы - 150 только убитыми. Эту битву Ахверды–Магома мог записать в свой актив. Буквально день в день с ним Шамиль атаковал противника в районе Салатау и Гимринского хребта. Благодаря действиям Ахверды–Магомы царские войска вынуждены были распылить свои силы и понесли значительные потери.
Пока противник метался из одного пункта в другой, не понимая военных замыслов горцев, Ахверды–Магома помчался на север. Каково же было удивление царского командования, когда туманным утром 29 сентября 1840 года наиб Шамиля вдруг появился на Тереке против Моздока! Он разделил свой отряд на четыре части: одну направил против Батрач–юрта, другую - на аул князя Бековича, и две - выше и ниже Моздока (с целью атаковать город). В самом начале наступления туман рассеялся - фактор внезапности был утрачен, и атаке мюридов подверглись лишь ближайшие несколько станиц. Тем временем у Моздока собралось много царских войск. Основная часть горцев подошла к воротам города. Их встретил комендант Моздока полковник Тиммерман: с крепости стен ударили пушки, с фланга на горцев устремился летучий отряд. Пришлось отходить. В три часа дня Ахверды–Магома дал отбой и увел своих людей в горы.
«Известие о набеге на Моздок болезненно отозвалось в сердце генерал–адъютанта Граббе», - отметил один из военных писателей России.
Интересен дерзкий набег на Моздок и еще вот чем: из этого похода Ахверды–Магома привез будущую жену Шамиля - женщину необычайной красоты - Шуанет.
Царское командование пристально и с беспокойством наблюдало за ростом влияния и действиями чеченского наиба. Оно понимало, что Ахверды–Магома - выдающийся военачальник и авторитет для горцев. В связи с этим целесообразно познакомить читателя с секретным предписанием генерала от инфантерии Головина генерал–адъютанту Граббе, отправленное 29 января 1841 года. Документ настолько привлекает наше внимание, что мы решили привести большую часть его: «По всем сведениям, полученным из Чечни, и по самому, впрочем, положению дел, можно полагать, - писал Головин, - что за хорошую плату найдутся люди, которые решатся на истребление Ахверды–Магомы. Нет сомнения, что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным.
Принимая это во внимание, я неизменным почел… - сообщал далее генерал, - предоставить вам право употребить… до двух тысяч рублей серебром… с тем, что хотя бы на первый случай пожертвовать часть денег из них без достижения еще цели. Я полагаю, что исполнение дела сего ближе всего возложить на генерал–майора Ольшевского, которого вы снабдите должными наставлениями и суммой денег…»
Тот же генерал следующим образом оценил личность Ахверды–Магомы в письме к военному министру Чернышеву от 28 августа 1842 года: «Шамиль под названием имама считается главою и духовным властелином. Первым после него признается Ахверды–Магома, долженствующий заступить на его место в случае его [Шамиля - Б. Г.] смерти».
Донесения тех лет пестрят сообщениями об ударах, наносимых дагестанцами по царским войскам, о том, что Чечня под руководством Ахверды–Магомы представляет из себя постоянно действующий вулкан. По решению Шамиля в 1843 году талантливый полководец был произведен в чин генерала (наряду с такими наибами, как дагестанцы Абакар–Кадий, Кибит–Магома и чеченцы Шуаип–мулла и Уллубий),
Преданный борьбе горцев за независимость, Ахверды–Магома заслужил всеобщее уважение - своих подчиненных и всех, кто общался с ним.
Будучи в плену у горцев, грузинский князь Илико Орбелиани однажды встретился с чеченским наибом, а также с военачальниками Шуаип–муллой и Уллубием. Об этом князь писал: «Шуаип–мулла и Уллубий ругали перед нами русских, говорили, что Шамиль, взяв нас в плен, доберется теперь до Клугенау и до Граббе, а потом… возьмет в Тифлисе и самого Сардаря… Эта хвастливая выходка сопровождалась общим хохотом… Ахверды–Магомет не принимал участия в этом разговоре». Затем, по рассказу Орбелиани, наиб подошел к князю и другим пленным, пригласил их сесть и объявил, что Шамиль за них хочет получить Джамалутдина - сына своего, которого он нежно любит. «Он надеется получить ею, - продолжал Ахверды–Магома, - и потому держит вас в таком месте, откуда вам трудно бежать… Но вы военные и не должны терять твердости духа, терпения и мужества…»
Наиб Шамиля искренне посочувствовал пленным, сказал им много теплых слов, припомнил, как ему удалось бежать вместе с Шамилем из Ахульго, и на прощание подарил каждому по серебряному рублю. «В чертах лица его изображается, - вспоминал впоследствии Орбелиани, - доброта и хладнокровие, плотное телосложение показывает силу и здоровье, он одевается лучше прочих чеченских начальников».
Блестящий тактик Кавказской войны и мужественный человек получил три серебряных значка. Один значок был особенным, такого не было больше ни у кого среди 60 тысяч солдат и офицеров шамилевской армии. На нем отлиты слова, специально составленные самим Шамилем: «Нет другого молодца, как Ахверды–Магома, и лучшей шашки, чем его шашка».
Погиб выдающийся наиб в 40–летнем возрасте в верховьях реки Аргунь у аула Шатиль в 1843 году.
Мулла и старшина аварского аула Телетль Кибит–Магома - одна из сложнейших фигур Кавказской войны. Он становится известным еще во времена первых двух имамов, но заметной фигурой Кибит–Магома стал лишь при Шамиле. Редко можно было найти такое сочетание личной храбрости с умением руководить людьми, какое обнаруживал этот человек. Царские генералы считали его соперником Шамиля по влиянию на дагестанские народы. Телетлинский мулла после провозглашения третьего имама какое?то время не предпринимал никаких действий, наблюдая, как будут разворачиваться события, хотя у него уже был великолепный отряд воинов, а сам он не только знал наизусть Коран, но хорошо владел тактикой и стратегией боя.
В знаменитом ахульгянском сражении он участия не принимал. В 1840 году, когда в Дагестан прибыл отряд царских войск, а Шамиль действовал в Аварии, Кибит–Магома также занимал выжидательную позицию. Но в том же году, в связи с успехами горцев, телетлинец начал склоняться на сторону Шамиля. А потом - будто плотина ожиданий рухнула. Кибит–Магома ринулся на Карадахский мост с целью разорвать связи Мехтулинского и Шамхальского владений, с одной стороны, и Аварией - с другой. Успех был полный. Однако вскоре неудачное сражение 14 сентября под Гимрами заставило его отойти: Кибит–Магома ушел в свой недоступный Телетль..
Летом 1841 года нарочный от Шамиля акушинец Гаджи доставил Ки–бит–Магоме несколько писем и среди них послание из Турции от Ахмед–Алй–Паши, где говорилось, что он скоро явится с войсками в Дагестан. Кавказское командование, имевшее сведения об этом письме, считало бумагу фальшивой, направленной на то, чтобы поддержать «в черни дух народный к возмущению». Кибит–Магома очертя голову снова ринулся в дело. В Ругудже он взял 12 аманатов–заложников, в Куяда - 30, Хоточе - 3, Карадахе - 9 человек, в Хиндахе для мюридов в качестве трофеев забрал 3 ружья, в Карадахе - 9, Хоточе - 3 и в Гунибе - 8.
Новый сподвижник Шамиля обосновался вокруг Гуниб–горы. К его 500 бойцам понемногу стали присоединяться молодежь и старики. Со своими вьюками товаров в его лагерь пришли 20 лакцев для торговли.
К концу 1841 года под его знаменем действовали 2 тысячи горцев. Успех будто сам искал его. Только 12 октября Кибит–Магома освобождает Могох, Хиндах, Коли и Закиту. 18 октября овладевает Голотлем, Карадахским мостом, затем к нему переходит Дарада–Мурада. Как увеличивается снежный ком, катящийся, с горы, так и росло количество его бойцов - вскоре их стало 4 тысячи, среди них были анцухцы, тленсерух–цы и лакцы.
Кибит–Магома, как и Шамиль, понимал стратегическое значение Гу–ниба. Он приказал укрепить его и свозить туда всякого рода запасы. По совету Шамиля он собирался захватить Гоцатль, но позднее активные действия царских войск заставили его отказаться от своего плана.
3 декабря 1841 года Кибит–Магома распускает своих людей. Весной 1842 года наиб Шамиля снова в действии. В мае его можно было видеть близ Кумуха, дающим бой против генерала М. З. Аргутинского–Долгору–кова. Вскоре у аула Шовкра наиб терпит неудачу и уходит в Аварию.
В начале сентября им была сделана новая попытка занять Гоцатль и укрепление. Прежде чем двинуться туда со своими воинами, Кибит–Магома послал парламентера - перебежчика Залетова, прапорщика егерского полка. Комендант укрепления Гоцатля капитан Кузьменко выслушал Залетова, не впуская внутрь укрепления, отверг предложения горцев, а затем, собрав своих людей, дал приказ готовиться к упорной обороне. Люди помолились, обнялись на всякий случай друг с другом и разошлись по своим местам.
В ночь на 11 сентября Кибит–Магома с большим количеством людей прибыл к аулу. Гоцатль сдался без сопротивления. Люди Кибит–Магомы начали атаку укрепления. Шесть часов бились русские солдаты, отражая атаку за атакой. Удачными выстрелами из пушки горцы разбили стену и ворвались в укрепление.
К вечеру над цитаделью наступила тишина. 30 солдат были убиты. Храбрый капитан Кузьменко, получивший рану в бою, и 120 его людей вынуждены были сложить оружие. Их направили в распоряжение имама Шамиля.
В начале февраля 1843 года Кибит–Магома с 400 мюридами совершил набег на аулы Гидатлинского общества и, убив 6 человек из богатых родов, вернулся в Телетль. Затем, считая, что почетные люди этого общества не успокоились и не собираются держать сторону Шамиля, Кибит–Магома вызвал в селении Батлух предводителей из 10 аулов и убил их. Действия Кибит–Магомы вызвали недовольство в народе. Но тем не менее имам в Телетле, Гидатле и аулах, ставших на сторону восставших, наибом назначил Кибит–Магому и дал ему чин генерала. В 1843 году он помогает Шамилю захватить укрепление царских войск в Унцу–куле.
Так в сражениях и битвах почти до конца Кавказской войны прошла жизнь наиба Шамиля Кибит–Магомы из Телетля.
Мы не оговорились, сказав «почти». Дело в том, что Кибит–Магома в самом конце войны перешел на сторону царского правительства. Вот как это было. Когда командующий войсками на Кавказе Л. Барятинский 14 августа 1859 года появился на Голотлинском мосту, его встретил криками «ура!» гроза Андалала и Гидатля, бывший наиб Шамиля Кибит–Магома. Рядом стояла толпа его людей. Они также кричали «ура!», пели песни и стреляли из ружей.
Для Шамиля переход Кибит–Магомы на сторону царских войск не был неожиданностью. Царское правительство несколько раз пыталось связаться с помощником имама. Первая попытка была сделана в 1842 году. Генерал Головин в рапорте военному министру России Чернышеву доносил, что «генерал Фезе после удачной своей в начале нынешнего года зимней экспедиции входил в сношение с Кибит–Магомой Телетлинским и даже с некоторою надеждой успеха. Но последовавшая… перемена остановила дальнейший ход этого дела. Между тем, - сообщал свое мнение Головин, - приобретение его… весьма важно. Для него, однако же может быть, и недостаточно было бы одной награды: он, вероятно, захотел бы какого?нибудь возвышения с правом управлять независимо под покровительством нашим… некоторыми горскими племенами, что также можно принять в соображение…»
Продолжая действовать в этом направлении, генерал Фезе в 1842 году имел связь с Кибит–Магомой. Царское командование утвердилось в мысли, что для переманивания его мало одних денег и наград. Кибит–Магома ставил непременным условием возможность управлять частью Дагестана. В 1845 году генерал Шварц начал переговоры с Кибит–Магомой.
Шамиль тогда не подозревал его в измене, хотя слухи об этом носились в горах. В 1855 году имам получил неопровержимые улики против наиба: Кибит–Магома имел сношение с царским командованием через генерал–майора Аглар–хана Казикумухского. Теперь наиб Андалала и Гидатля подлежал смертной казни. Кибит–Магому вызвали в Ведено. Имам сказал: «У меня есть доказательства твоей измены. Народ знает про нее и требует твоей смерти. Но я уважаю твой ум, твою ученость и престарелые лета… а главное, хорошее управление краем. Не хочу исполнить волю народа в благодарность за твои услуги ему. Вместо того, оставайся у меня… я сам буду наблюдать за тобою, а впоследствии, когда народ успокоится, а ты заслужишь полное прощение… я отправлю тебя на прежнее место». Бывший наиб находился в свите Шамиля до 1859 года. Тогда по дороге на Гуниб Кибит–Магоме велели быть в одном из аулов близ Ичича?ли, но он не выполнил последний приказ имама.
Царское правительство, учитывая авторитет Кибит–Магомы и то, что он «добровольно» сдался, оставило его в покое. Бывший наиб поселился в родном Телетле. В беседе с Шамилем в Калуге А. Руновский как?то задал вопрос - кто остался на Кавказе из авторитетных людей, возможно способных продолжить дело Шамиля. Собеседник ответил: «В Дагестане есть один такой человек: он столько же, если не больше меня, имел влияния на народ… Я знаю, что, если назову его, мне не поверят, так как между нами есть счеты, которых, конечно, не суждено мне покончить на этом свете, но все?таки я назову его для того, чтобы сказать, что, когда на Кавказе случится что?нибудь, ищите концы у Кибит–Магомы, кроме него никто не в состоянии и никто не захочет сделать что?либо. Впрочем, повторяю: едва ли он решится пойти по моим стопам… Кибит–Магома есть Даниель–бек и Хаджи–Мурат взятые вместе, - заканчивая свою мысль, сказал Шамиль, - а главное, что он больше мусульманин, нежели я сам».
Шамиль оказался провидцем. В 1862 году земляк Кибит–Магомы теле–тлинец Кази–Магома сделал попытку поднять восстание в Андийской округе. Его арестовали и отправили в ссылку.
Арестованный Кази–Магома приходился Кибит–Магоме двоюродным братом. Может быть, здесь это просто совпадение, а может быть, на самом деле бывший наиб имама был замешан в этом «деле». Однако Кибит–Магому препроводили в Темир–Хан–Шуру под строжайший надзор областной администрации.
29 августа 1877 года с нападения горцев на Салтинский мост вновь разгорелся пожар восстания, охвативший 504 населенных пункта Дагестана. Одной из опорных точек восставших явился опять?таки аул Телетль - родина Кибит–Магомы. Сюда с боями прибыл генерал Смекалов. На предложение сдаться телетинцы ответили выстрелами. 24 октября 3100 солдат бросились на штурм аула. Сверху посыпался град пуль, камни, земля. Войска подтянули пушки и с расстояния 70 метров били в упор. Аул превратился в ад кромешный. На следующий день генерал сообщил по инстанции: «Телетль зажжен и разрушается, большая часть хуторов уничтожена, за исключением нескольких ближайших к сообщению…»
Смекалов получил благодарность и приказ: «Выселить жителей Телетля, раненых телетинцев арестовать и отправить в Гуниб, казенные потери возместить за счет главных виновников восстания и населения». Первым пунктом указывалось: «Выселить в Россию весь тухум Кибит–Магомы (с боковыми линиями), а главных виновников возмущения вместе с семействами арестовать и отправить в Гуниб». Таковы факты. Нам остается добавить, что сам Кибит–Магома позднее выехал в Турцию и там умер.
Наш следующий рассказ - о Даниель–беке. Отец его Ахмед–хан–Султан добровольно принял царское подданство. В 1831 году он умер, и наследство его досталось сыну. Даниель–бек также оставался верным царскому правительству и свою преданность показал не однажды. Еще при Кази–Магомеде некоторые восставшие аулы Елисуйского султанства три раза посылали вакилей к Даниель–беку, приглашая перейти на свою сторону, но тщетно. Вместе с войсками завоевателей он участвовал в подавлении восстаний.
Из его биографии мы могли бы сообщить и такие факты. В июне 1839 года Даниель–бек покорил жителей Рутула, чем обезопасил тылы царских войск, занятых строительством Ахтынской крепости и осадой Шамиля в Ахульго. Еще через три года Даниель–бек оказал помощь генералу Аргутинскому–Долгорукову. Вот как это случилось.
Наиб Шамиля Гаджи–Ягья хотел закрепиться перед Кази–Кмухом. Туда же заторопился Аргутинский, но артиллерия и плохая дорога тормозили движение солдат. Выход из ущелья, по которому они шли, могли занять горцы. Вот тут?то помощь царским войскам оказал Даниель–бек. Об этом событии Аргутинский–Долгоруков докладывал генералу Головину следующее: «Получив здесь сведения, что неприятель показался у выхода из ущелья, я послал Елисуйского султана с 200 человек кавалерии, а сам с сотней пешей милиции и двумя батальонами Тифлисских и Менгрельских егерей выступил… Елисуйский султан, настигнув неприятельский аванпост из 40 человек… гнал оный до самого селения Шовкра, более половины положил на месте и одного взял в плен для языка…»
Многолетние усилия царского правительства не только не привели к покорению края, а наоборот, усилили движение горцев. Завоеватели решили изменить тактику. Например, генерал–майор Ладынский предлагал следующее: поскольку карательные экспедиции не имеют успеха, надо занять и укрепиться на плоскостном Дагестане: восставшие не могут долго без хлеба, который дает эта часть Дагестана. После того как эта задача будет выполнена, необходимц сделать еще шаг: «Следует действовать на привлечение горцев к покорности и разъединению их. Надо действовать через ближайших начальников внутри гор деньгами, но не вдруг, а постепенно… Принуждением и силою властям того нельзя достигнуть, что можно завершить любовью и доверенностью народа того края, где кто начальствует. Тогда им откроется верный способ найти посреди тех же народов людей, через которых… не иначе как деньгами, можно действовать на поселение раздора не только между различными племенами, но и самими военачальниками Шамиля, и даже породить кровную месть, заставя между собою драться, и тем ослаблять их. Потом более непокорных можно наказать вернее, употребляя для сего не одни наши войска, но татарскую милицию и даже тех горцев, которые враждебны будут с нами».
Ладынский не открывает Америки. Ему и другим царским военачальникам предшествовал многовековой опыт английских, французских и других колонизаторов, в арсенале которых можно было найти и не такие приемы. Мы не стали бы особенно останавливаться так подробно на высказываниях генерала, если бы не одно обстоятельство. Он сетует, что, «к несчастью, из настоящих начальников мало таких, которые бы до сего достигали».
Генерал–майор из «настоящих начальников» выбор остановил на Дани–ель–беке. С ним был вполне согласен военный министр России Чернышев. Он также считал, что «Султан Даниель–бек один из надежнейших для таковых поручений…» И уж «после него я считаю полезным в сем отношении Ахмет–хана Мехтулинского…»
Но у Даниель–бека к этому времени вызревают свои планы. В 1840 году царское правительство решило Елисуйское султанство как участок подчинить Белоканскому уезду Грузино–Имеретинской губернии. Этот акт сильно ущемил Даниель–бека. В прошении на имя Чернышева он ходатайствовал оставить все в прежнем положении и, кроме того, утвердить его самого в княжеском достоинстве.
Между тем военная обстановка в горах изменилась коренным образом. 1843 год можно назвать годом Шамиля. Почти весь Дагестан оказался в руках горцев, а самая большая крепость царских войск Темир–Хан–Шура была заблокированной в течение целого месяца. Успехи народно–освободительного движения, вероятно, заставили трезво оценить положение и Даниель–бека. Он понимал, что в прежней роли агента и холуя колонизаторов он мог лишиться не только своих владений, но и собственной головы. И он сделал неожиданный для своих господ ход.
«Вчера я получил сведения от моих лазутчиков, что генерал–майор султан Елисуйский Даниель торжественно присягнул в мечети принять сторону Шамиля и заставил присягнуть при этом и своих подданных, - доносил 6 июня 1844 года генерал–майор Шварц своему начальству. - Я не мог еще допустить мысли, - восклицал генерал, - чтобы султан–генерал русской службы мог решиться к вероломству…»
Кавказское начальство по этому поводу забило тревогу. Одни сожалели, что в свое время не упрятали Даниель–бека если не в Сибирь, то хотя бы в глубинные районы России. Другие предполагали как?нибудь примириться с ним и вернуть его, так как «если что случится с Шамилем, то Даниель–Бек–Султан сделался бы начальником всех неприязненных нам племен и в некоторых отношениях был бы для нас еще опаснее». Но Даниель–бек очень скоро начал изменять и горцам и их вождю. Переходя к соплеменникам, он на всякий случай увез в горы и сына княгини Нох–бике, жены хана Мехтулинского, малолетнего Ибрагим–хана. Шамиль приказал в конце марта 1845 года вернуть мальчика несчастной матери. Воспользовавшись случаем, Даниель–бек тайно передал через своего человека Нох–бике, что он раскаивается в совершенном и желал бы знать, будет ли прощен, если вернется назад.
Сам Шамиль никогда не питал симпатии к Даниель–беку. Но учитывая его добровольный переход на сторону движения, некоторое его влияние на жителей Елисуйского султанства и знания в военном искусстве, приобретенные у русских, назначил его наибом. В нескольких небольших сражениях Даниель–бек показал себя настоящим бойцом. Но время от времени к имаму поступали сведения о его непонятных действиях. Такой доклад был сделан, к примеру, Шамилю согратлинцами в 1843 году. Пытаясь оправдаться, Даниел–бек немедленно обратился к жителям этого аула. В письме, в частности, говорилось: «… Когда до меня дошел слух о том, что вы наговариваете на меня, я был поражен. Разве вы не знаете, что я, оставив свои владения, бежал к братьям. Могу ли я после всего этого добиваться старого…»
Шамиль опасался измены со стороны нового наиба, потому согласился, чтобы сын Кази–Магомед взял в жены дочь Даниель–бека - Каримат. На новой службе Даниель–бек быстро понял, что, пока жив Шамиль, ему ни султанства, ни прежних владений никогда не получить. Только переход снова на сторону русских, возможно, вернул бы ему прежнее положение и владения. Сделать это было не так легко, как ему казалось вначале. В случае новой измены не только дочь Каримат и вся семья бека могли бы быть подвергнуты преследованию со стороны имама, но и каждый встречный горец мог убить Даниель–бека как врага.
И султан Елисуйский ведет двойную игру. В 1854 году он с сыном Шамиля Кази–Магомедрм совершает военный поход в Грузию. Там в плен к ним попадают две княгини. Было решено обменять их на сына Шамиля Джамалутдина. Из переговоров посредник Громов вынес следующее впечатление: «Носится слух, что Даниель–Султана Шамиль ласкает лишь по родству с ним, а на деле весьма мало обнаруживает к нему доверия»
Линия поведения Даниель–бека очень запутана. После возвращения из России старшего сына Шамиля Джамалутдина он хочет выдать за него другую свою дочь. Нам кажется, что наиб имама рассчитывал найти союзника в лице Джамалутдина, чтобы в удобный момент совершить переворот, поставить восставших под удар и таким образом сполна оправдаться перед царским двором и заодно вернуть все свои богатства.
Эта попытка не увенчалась успехом. Ни любовь Джамалутдина к его дочери, ни просьбы людей, ни усилия самого Даниель–бека не изменили взгляд Шамиля. Он не дал разрешения сыну на женитьбу. Ему в жены была определена дочь чеченского наиба Талгика. Тогда Даниель–бек ринулся в другую крайность. Он выдвинул перед Шамилем следующий план: отправить его, Даниель–бека, с 15 почетными горцами (пользующихся большим уважением) в Турцию, Англию, Францию, где они расскажут о положении дел и попросят помощи. Идя навстречу просьбе горцев, иностранцы помогут образовать из Дагестана отдельное государство под протекторатом Турции. Шамиль отвечал, что он едва–едва справляется с подвластными ему землями. Он ни в коем случае не может позволить вмешательства европейских государств и «что… и без посторонней помощи достигнет… цели, а в противном случае никакая земная сила не отвратит неудачу».
На все затеи Даниель–бека Шамлиь смотрел, как заявляет А. Рунов–ский, «как на блажь, которая пришла ему в голову от безделья».
Даниель–бек так и не сумел осуществить свои планы. И только лишь в конце Кавказской войны перешел к прежним хозяевам. 8 августа 1859 года он был вместе с генералом Меликовым у подножья Гуниба. Здесь, у Шамиля, оставалась дочь Даниель–бека Каримат. С разрешения А. Барятинского, Даниель–бек отправил своего человека в лагерь имама, требуя вернуть ему дочь и таким образом избавить ее от опасности. Шамиль велел передать, что он не видит причины, почему для его дочери надо сделать исключение. «Передайте своему султану, - сказал Шамиль, - что будет справедливо, чтобы жена разделила участь своего мужа, какова бы она ни была».
Позже стало известно, что Даниель–бек и в этом деле проявил себя с неблаговидной стороны: пришедший за Каримат человек высматривал позиции на Гунибе, узнавал о военных и продовольственных возможностях осажденных. Вскоре после прихода человека от Даниель–бека исчез слуга Каримат. Оказалось, через него Каримат отправила письмо отцу со сведениями о положении дел в лагере Шамиля. Но тогда никто об этом не подозревал.
Когда пленный Шамиль и его семья прибыли в Темир–Хан–Шуру, то по требованию Даниель–бека Каримат была возвращена родителям. Отец не разрешил ей ехать с мужем на север. Шамиль был взбешен и хотел собственноручно убить Даниель–бека. Будучи в Калуге, Шамиль так охарактеризовал Даниель–бека: «Воин - плохой, советчик - хороший, исполнитель - никуда не годится».
Умер и похоронен Даниель–бек в Турции.
Благодаря Л. Н. Толстому наиб Шамиля Хаджи–Мурат стал известен не только на Кавказе, но и далеко за его пределами. В народе его знали как храбреца. Даже сегодня, когда люди хотят привести пример храбрости, то чаще всего называют имя Хаджи–Мурата.
Хаджи–Мурат прожил чуть более 30 лет, но оставил после себя яркий след. Образ его настолько сложен, что и по истечении 100 лет после гибели среди дагестанцев нет единого мнения о поступках и действиях этого человека. Одни считают его отступником, другие же, напротив, ставят Хаджи–Мурата рядом с Шамилем.
Хаджи–Мурат родился, предположительно, в 1817 году в аварском ауле Хунзах. Некоторое время Хаджи–Мурат прожил в Цельмесе. Имел там саклю и пахотную землю. Эти обстоятельства способствовали тому, что Л. Н. Толстой родиной героя повести ошибочно назвал селение Цельмес.
Отца Хаджи–Мурата звали Гитино–Магома Алсагари. В Хунзахе он имел свой клочок земли. Алсагари погиб молодым под стенами родного аула в 1830 году во время стычки с мюридами первого имама - Кази–Магомеда. Жена его Залму считалась кормилицей у аварских ханов и числилась в составе прислуги как «сют эмчек» (молочная грудь).
Она вскормила среднего сына Паху–бике - Нуцал–хана. Таким образом, Хаджи–Мурат приходился детям ханши молочным братом. О характере Залму говорит такой факт. В 1834 году к Хунзаху подошли мюриды. На переговоры со вторым имамом Дагестана Гамзат–беком поехали сыновья Паху–бике - Умма–хан и Нуцал–хан. В их свите находились Хаджи–Мурат и Осман - дети Залму. У речки Тобот, где стояла палатка имама, делегацию остановили вопросом: «Есть ли среди вас Осман?» Человек, спрашивающий это, оказался дальним родственником сына Залму. «Возвращайся обратно, - сказал он - тебя в гости не зовут!»
А других?
Не знаю, - уклонился от ответа мюрид и преградил Осману дорогу в лагерь имама.
Сын Залму поскакал в Хунзах. Не успел он отъехать и нескольких сот шагов, как услышал частые выстрелы. Были убиты оба молодых хана, сыновья Паху–бике. Узнав о случившемся, Залму крикнула в лицо сыну: «Пусть молоко мое обернется тебе ядом, почему ты не умер вместе со всеми!» Она не пустила Османа на порог, сказав: «Не нужен мне трус!»
Мы рассказали эти подробности, поскольку они сыграют определенную роль в жизни другого сына Залму - Хаджи–Мурата.
Хаджи–Мурат был некрасив, не удался ростом, да еще ко всему этому хромал на обе ноги - следы падения с лошади и со скалы. Близость к ханскому двору дала возможность ему научиться читать и писать. Но далее этого не пошло. Из языков он знал только аварский и очень слабо понимал кумыкский. Как и его предки, занимался хозяйством - пахал, сеял, смотрел за скотиной. Да так, наверное, и хозяйствовал бы весь свой век, если бы в Дагестане не началась война.
С малых лет он увлекался джигитовкой, стрельбой из оружия и скачками. Это было его стихией. На чьей стороне быть? Такой вопрос не стоял перед Хаджи–Муратом, когда началась война. Он, не задумываясь, выбрал сторону своих молочных братьев Умма–хана, Нуцал–хана, Булач–хана и их матери - аварской ханши Паху–бике.
В 17–летнем возрасте Хаджи–Мурат со своим братом Османом участвовал (19 октября 1834 года) в убийстве второго имама Дагестана Гамзат–бека. В этом деле Хаджи–Мурат впервые пролил чужую кровь, убив Хаджиясул–Магому и отомстив этим за гибель брата Османа. Так началась тревожная жизнь человека с характером твердым, как гранит, много блуждавшего в лабиринте жизни, но так и не нашедшего из него выхода.
Кавказское начальство заметило молодого человека и обласкало его. Хаджи–Мурат не остался в долгу. В трудный для Шамиля 1839 год хунзахец находился среди войск Граббе, штурмующих Ахульго. И, как уверяют его сын Гулла и внук Казанбий, Хаджи–Мурат тогда же «за храбрые подвиги… был произведен в офицеры».
Действительно, командир кавказского корпуса барон Розен присвоил ему чин прапорщика, и по просьбе жителей Хунзаха, поручил управлять Аварским ханством. Хаджи–Мурат был предупрежден, что управлять будет временно. И в самом деле, он вскоре уступил должность сперва хану Кази–Кумуха Магомед–Мирзе, а затем Ахмет–хану Мехтулинскому. Обратил внимание на Хаджи–Мурата и командующий в Северном и Нагорном Дагестане генерал–майор Клюки фон–Клугеиау. Прапорщик получил деньги, ему обещали повышение в чине. Все это ввивало сильное неудовольствие и зависть Ахмет–хана Мехтулинского, управляющего Аварским ханством, и в конце концов привело к тому, что Хаджи–Мурата обвинили во всевозможных «грехах»: ношении чалмы (как гимринцы), в том, что гарнизон Хунзаха, будто бы по его вине, остался без дров и т. д.
5 ноября 1840 года Клугенау, бывший в то время в Темир–Хан–Шуре, получил сразу два письма - от коменданта Хунзаха майора Лазарева и от генерал–майора Ахмет–хана. В них извещалось, что 1 ноября Хаджи–Мурат арестован, закован в цепи и находится на гауптвахте цитадели. Клугенау потребовал доставить арестованного в Темир–Хан–Шуру.
Поздно вечером 10 ноября четыре унтер–офицера и 40 солдат под командованием штабс–капитана Флейса с арестантом тайно покинули Хунзах. Решили двигаться через аул Буцру. Шли по узкой тропинке. У подножья Буцринского хребта пришлось идти один за другим. В месте, где тропинка резко поворачивала над обрывом, Хаджи–Мурат прыгнул вниз. Солдаты, державшие веревки, к которым был привязан арестант, инстинктивно разжали руки. Флейс и его подчиненные из?за глубокого снега, метели потерял след хунзахца, не могли его найти.
«Слышал я, - вспоминал позже Хаджи–Мурат, - как солдаты в поисках… катились, падая, и ругали меня».
Хаджи–Мурат, хромая на одну ногу, двинулся в сторону Гоцатля, где жил его родственник Арцул–меэр. Через некоторое время беглец ушел дальше, в аул Цельмес. Здесь его настигло письмо Клугенау, датированное 26 ноября. «Прапорщик Хаджи–Мурат! Ты служил у меня - я был доволен тобою… - писал генерал, - недавно г–н Ахмед–хан уведомил меня, что ты изменник, что надел чалму, что ты имеешь сношения с Шамилем. Приказал арестовать тебя и доставить ко мне, ты на пути следования бежал… Если ты не виноват ни в чем - явись ко мне. Не бойся никого - я твой защитник… Хан тебе ничего не сделает, он сам у меня под начальством… Ты хочешь служить Шамилю, следовательно, ты чувствуешь, что ты не прав. А что до Шамиля - рано или поздно он погибнет, как и все его приверженцы… Итак, Хаджи–Мурат, я тебе еще раз говорю: если ты не виноват - явись ко мне, не бойся никого, я твой покровитель…»
Хаджи–Мурат немедленно откликнулся. Он сообщил, что находится в ауле Цельмес, не чувствует себя виноватым и ему нечего бояться. «С Шамилем, - сообщил хунзахсц, - я не имею никакого сношения. В этом я совершенно чист, ибо через него убиты отец, брат и родственники мои…».
Клугенау в следующем письме снова просил Хаджи–Мурата верить ему, воротиться назад и заверял, что его имущество и баранов возвратят ему тотчас, виновные же будут наказаны и т. д. и т. п. Хаджи–Мурат не вернулся. Вместо этого он послал андийского князя Лабазана к Шами–лю. Имам искренне обрадовался. Лошадь, бурка и теплое письмо - таковы были первые подарки Хаджи–Мурату. Получив письмо имама, Хаджи–Мурат через Гоноду, Батлух, Карату, через Андийский хребет явился в Дарго. С этого времени до 23 ноября 1851 года Хаджи–Мурат находился в рядах восставших, участвовал во многих операциях, показал себя храбрым и умелым наибом.
Вот несколько кратких сведений. В начале 1841 года по приказу Шамиля он захватил Цельмес. К аулу подошли царские войска и атаковали. 12 часов шел кровопролитный бой. Каратели не имели успеха, у них погибло много людей, в том числе генерал Бакунин. В бою Хаджи–Мурата ранило; некоторое время он лечился в ауле Инхо.
В октябре 1841 года вместе с другими наибами он атаковал Аварию, захватил Цалкиту, Харахи. Во второй половине мая 1842 года вместе с мюридами Ахверды–Магомы бойцы Хаджи–Мурата завязали бой у Куму–ха. 8 сентября 1842 года без единого выстрела он занял укрепление Ахалчи. В феврале 1843 года своими действиями переполошил Хунзах. В сентябре 1843 года Хунзах был очищен от царских войск. Кадием Хунза–ха Хаджи–Мурат назначил своего брата и потребовал, чтобы вещи, забранные из укрепления и ханского дома, принесли ему. В качестве трофеев было захвачено и 5 орудий. По приказу Хаджи–Мурата казнили 5 человек, которые были заподозрены в каких?то враждебных действиях.
При Хаджи–Мурате постоянно находились четыре телохранителя с обнаженными кинжалами и шашками. Хунзахцы рассказывали, что за 9 дней пребывания на родине Хаджи–Мурат только однажды выходил из дому. При этом его окружала плотная толпа мюридов. Он хорошо понимал, что его действия в прошлом не останутся безнаказанными и что с ним могут поступить так, как в свое время он с братом Османом поступил со 2–м имамом Дагестана Гамзат–беком и другими людьми.
Однажды Хаджи–Мурат, оставив в Хунзахе наибом шототинца Хочбара, выехал в Сиух. По дороге с ним случилось несчастье: на полном скаку он упал с лошади и, ударившись о камни, сильно разбил голову. В Сиух его доставили на носилках. Горский лекарь из Чоха Битулав–Гаджи и его коллега из Орота Сахибилав определили перелом черепа. Сильный и натренированный организм Хаджи–Мурата перенес и этот удар.
В первых числах 1844 года Хаджи–Мурат явился в Хунзах. Голова его была забинтована; хромал он теперь больше прежнего.
Распоряжения его удивили жителей. По приказу Хаджи–Мурата с землею сравняли цитадель царских войск, сломали дома, находившиеся рядом со старой мечетью, и саму мечеть. Разбили памятники и над могилами аварских ханов. Каждый день ходил он на кладбище, где находилась могила Гамзат–бека, и усердно молился. Вероятно, хотел замолить прошлые грехи. Его–примеру последовали некоторые хунзахцы. Одни боялись гнева наиба, другие были солидарны с ним. Но большинство населения оставалось недовольно действиями Хаджи–Мурата. хотя в лицо ему никто об этом не осмеливался говорить.
Хаджи–Мурата с войсками видели и далеко на юге Дагестана, в аулах, населенных лезгинами, и на плоскости, где живут кумыки, и на отрогах Кавказского хребта, за которым живут грузины. «Любимым делом Хаджи–Мурата были набеги», - писал зять Шамиля Абдурахман. Эту мысль подтверждают сын Хаджи–Мурата Гулла и внук Казанбий в своей работе «Хаджи–Мурат», изданной в Махачкале в 1927 году. Они подсчитали, что их знаменитый родитель совершил одиннадцать набегов. По рассказам Гуллы и Казанбия, Хадлси–Мурат, перед тем как совершить поход, раздавал милостыню сиротам и вдовам, молился у могилы Абу–Муслима.
Наибы Чечни АКХАРШ (Акарш) - представитель тайпа садой. Наиб Шамиля в Чеберлое. АКХБОЛАТ (Ахбулат) - наиб Чеберлоя. Погиб осенью 1853 г. во время похода в Закатлы. АЛДАМ (Алдын Чантийский) - наиб общества чIантий. АЛДАМ (Алдын Нашхинский) - наиб округа Нашха. Возможно, что
УЧЕНЫЙ ИЗ АЛМАКА НАИБ ИЧКЕРИИ УМАЛАТ.
Кавказская война, шамилевское движение оставили глубокий след в нашем сознании, повлияли на общественное развитие не только России, но и других стран, всколыхнули лучшие умы человечества. Эта тема нашла отражение в трудах историков и литераторов, но интерес к ней не угасает и теперь. События той эпохи не изучены до конца, история полна загадок, однако есть вопросы, ответы на которые надо искать возле себя – в легендах, в рассказах стариков, услышанных в детстве и кажущихся такими обыденными, что на них не обращаешь внимания.
Предлагаем вашему вниманию малоизвестные факты из биографии Умалата из Алмака, собранные его потомком, уроженцем селения Калининаул Казбековского района Гаджимагомедом Гаджимагомедовым. Умалат (известный у алмакцев как Уммалх(I)ат) был ученым, судебным исполнителем и наибом имама Шамиля. Правда, во многих солидных ученых трудах, посвященных Кавказской войне, эта яркая личность вообще не упоминается. Возможно, оттого, что некоторые полагают, будто Умалат был уроженцем Чечни, и Шамиль назначил его наибом Ичкерии. Как бы то ни было, постараемся восполнить этот пробел и рассказать об этом человеке, сыгравшем немаловажную роль в шамилевском движении.
В предгорье Дагестана, на юго-западе Салатавии, на правом берегу Акташа, в плодородной долине расположен древний Алмак. Он сыграл важную роль не только в боях и сражениях, происходивших в Салатавии, но и в личной жизни Шамиля, всего Имамата. Из Алмака вышли сотни прославленных воинов, 28 бесстрашных шамилевских мюридов. Среди них был и знаменитый Умалат, который почти 20 лет был наибом Ичкерии.
Родился Умалат примерно в 1793 году в семье узденя Абдурахмана (алмакцы звали его Аду). Отец и мать его были добрыми, отзывчивыми людьми, которые воспитывали в своих детях порядочность и честность, любовь к исламу и к родине. Детство Умалата было обычным детством мальчика в предгорном селе, но он отличался своенравием, твердостью характера, умением добиваться поставленных целей, отстаивать убеждения. Эти качества он сохранил на всю жизнь.
Учиться он начал довольно рано. Рассказывают, что однажды, получив плохую оценку и выслушав от учителя замечания, Умалат пришел домой очень расстроенный. Мать отругала его за плохую оценку. Огорченный ребенок лег и скоро уснул. Во сне он увидел старца с добрым лицом и в белом одеянии. Тот сказал ему, что он может попросить у Аллаха все, что ему угодно. Проснувшись, Умалат попросил счастья себе и своим потомкам и хорошие знания без усилий.
Вскоре на крыше своего дома Умалат увидел открытую книгу. Взяв ее в руки, он прочитал название - "Книга о Вселенной". Книга заинтересовала его, и Умалат начал читать. С того дня он возвращается в медресе и продолжает учебу. Теперь учителя видят в Умалате пытливого муталима с большими способностями. Постоянно совершенствуя свои знания, он переходит от одного ученого-арабиста к другому. Они в решающей степени повлияли на становление Умалата как личности и будущего наиба. (Кстати, и среди его потомков, о которых он не забыл в своей просьбе к Аллаху, много образованных людей).
Прошли годы. Умалат стал красивым молодым человеком. Почти двухметрового роста, крепкого телосложения, он обладал огромной физической силой. О его мужестве до сих пор ходят легенды, поются старинные песни, его имя упоминают в молитвах.
Когда началась Кавказская война, Шамилю потребовались мужественные и храбрые люди, пользующиеся доверием и любовью народа. В 1843 году он назначает наибом провинции Ичкерия ученого из Алмака. Слава об Умалате распространилась по Дагестану и Чечне. Он был красноречив, остроумен, силен, жесток к врагам, справедлив к народу, и Шамиль любил его за это.
За долгое время своего наибства Умалат стал одним из близких соратников Шамиля, никогда не подводил его: имам высоко ценил его службу, верность, беспощадность к врагам. Умалат умел снискать своими ласками и обещаниями расположение дагестанцев и чеченцев, заслужить их доверие и привлечь на свою сторону ученых, умных и влиятельных людей.
Число всадников в наибстве Умалата в разные годы было разным, но он постоянно имел не менее 300 готовых конных воинов. Русское командование давало им высокую оценку: "Во время войны они составляют самую надежную и лучшую часть сборища горцев, держатся с отчаянной решимостью, соблюдают отличную подчиненность. Малое число их опаснее, чем целое скопище горцев".
Умалат формирует народное ополчение, куда входили здоровые мужчины от 15 до 50 лет. Ополчение собиралось для проведения операций и распускалось после ее завершения. Оно делилось на полутысячи, сотни, десятки, во главе которых стояли командиры-профессионалы. Такая система давала возможность Умалату всегда иметь под рукой готовых всадников, быстро мобилизовать при необходимости воинов и столь же быстро их распускать. Его воины отличались высокой исполнительностью, безоговорочным подчинением установленным нормам, порядкам и приказам командиров, высоким моральным духом воинов, которые защищали свою землю и независимость.
Несмотря на значительное увеличение сил империи на Кавказе в 1843-1844 годах, военные действия царских войск не имели успеха. В 1845 году царь предписал Воронцову "разбить… скопище Шамиля, проникнуть в центр владычества и в нем утвердиться".
В начале июня 1845 года многочисленная армия через крепость Внезапная двинулась к селению Гертма. В это же время в Алмак прибыл Шамиль. Узнав о намерениях врага, он созвал совет наибов. На съезд приехали ученые и почетные люди, представители всех населенных пунктов. Здесь были решены наиболее важные вопросы, приняты законы, определена стратегия дальнейшей борьбы и произведены некоторые изменения в администрации имамата.
Организатором съезда в Алмаке (17-20 октября) в 1845 году был Умалат. Шамиль приказал ему, как ичкерийскому наибу, немедленно приступить к укреплению всех подступов к Чечне и особенно Ичкерии. Умалат поклялся, что будет сражаться до конца.
После сражения все увидели, что чухха, которая была на Умалате, вся изрешечена пулями. Впоследствии Шамиль неоднократно показывал эту чухху молодым воинам со словами: “Вот, смотрите! Без воли Аллаха человек не умирает…”
В 1845 году межлис имамата постановил провести перепись населения Дагестана и Чечни. Первым с итогами переписи явился ичкерийский наиб Умалат. Он выяснил, что за последние пять лет мужчин стало в три раза меньше и дети рождаются все реже и реже.
Эти сведения заставили Шамиля задуматься. Созвав совет, имам нашел выход. Назавтра глашатай объявил о сходе веденских вдов в возрасте от 18 до 30 лет. Веденцы были немало удивлены, а вдовы сначала подумали, что над ними шутят. Сход состоялся в диван-хане имамата, каждой женщине было предложено назвать имя мужчины, за которого она желает выйти замуж и стать второй женой. Большинство женщин назвали имена желанных. Одна молодая вдова пожелала выйти замуж за имама. Так, следуя новому закону, Аминат стала женой Шамиля.
В 1848 году на подступах к селению Салта Умалат был тяжело ранен. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Шамиль послал за русским врачом (об этом упоминается в "Завещании Шамиля). К удивлению имама и мюридов, врач приехал. Это был знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов. Его привели к раненому. Операция длилась полтора часа. В качестве вознаграждения за спасение Умалата Шамиль хотел подарить Пирогову белоснежного коня - одного из лучших в своей конюшне, однако врач подарка не принял, сказав, что он приехал не за подарком, а ради спасения раненого.
Узнав об этом, главнокомандующий Воронцов упрекнул Пирогова: “Как же это вы, батенька, без ведома и позволения на то посмели?” Хирург ответил, что отказ в помощи нуждающемуся в его понимании равноценен убийству.
В то время аул Ведено был главным центром по производству оружия в имамате. Железо и свинец добывали в районе аулов Ведено и Муцо. Недостаток свинца компенсировался использованием меди и глины для производства пуль (глиняные пули обливали свинцом). Все это контролировал Умалат.
В 1854 году горцы взяли в плен княгинь Орбелиани и Чавчавадзе, княжну Бебутову с детьми и француженкой-гувернанткой. Их привели в Дарго-Ведено. Имам попросил Умалата обходиться с ними хорошо. Восемь месяцев находились они под присмотром самого Шамиля и наиба Умалата, потом пленниц обменяли на сына Шамиля Джамалутдина. Обмен состоялся у берега реки Акташ, в местечке Мичикал. Об этом случае рассказывают старожилы Алмака.
К середине февраля 1858 года войска Евдокимова подошли и расположились полукольцом с северо-западной стороны столицы имамата. Сын Шамиля Гази-Магомед укрепился в резиденции имама – в Новом Дарго. Веденский наиб Умалат преградил подступы, засел в Ведено. Из сторожевых башен Дарго и Ведено оба наиба зорко следили за движением в стане врага.
В первых числах апреля русские начали штурм Дарго и Ведено. Умалат держался в разрушенном до основания ауле. Он мужественно сражался, но вынужден был сдать этот аул.
Старожил Алмака Гаирхан Ирисханов говорил, что его мать рассказывала о событиях шамилевского периода и упоминала о том, что Умалат однажды привел в Алмак из Хасавюрта русского врача, который лечил сына имама Джамалутдина. История эта произошла в 1858 году и в точности описана в книге Александра Дюма “Кавказ”.
После пленения Шамиля всех его мюридов и наибов позвали в Темирхан-Шуру и предложили поступить на государственную службу, за что они будут получать хорошее жалование. Разозленный Умалат вышел вперед и сказал, что не только за деньги, но и за золото не будет им служить, что он был и будет верным Шамилю.
И во время войны, и после за Умалатом охотились. Он вершил шариатский суд, и те, кто был недоволен его решениями, хотели отомстить ему. Аллах спас его от всего плохого. Рассказывают, что какое-то время он был муллой в Кешень-Аухе, но вскоре люди прогнали его, сказав, что он убийца. Тогда он вернулся в Алмак и стал там жить. Рассказывают также, что в Кешень-Аухе случилась засуха и люди стали просить у Аллаха дождь, но все было напрасно. Тогда, поняв свою ошибку, они отправились за Умалатом. Он пришел с ними, попросил у Аллаха дождь, и, к удивлению людей, на второй день дождь пошел. Люди, раскаиваясь, просили Умалата остаться и стать их муллой, но он отказался и вернулся в Алмак.
У Умалата было две жены: аварка Айзай из Алмака и чеченка Базаргиз из Кешень-Ауха – и десять детей. Судя по рассказам, он умер в 1877 году и был похоронен в Алмаке. Известно местонахождение могилы на старом кладбище в центре села сзади мечети, рядом с могилами шахидов, погибших в Кавказской войне. По рассказам узнали, что только внук Умалата – тоже Умалат – знал, где похоронен его дед. Он показал могилу Абдулнасиру, а тот – нам. \См. фото\.
Жители Калининаула рассказывают, что после выселения чеченцев в 1944 году в селе нашли книгу "Наиб Умалат", но потом она была потеряна. У Алигаджи Алимпаши (???), праправнука Умалата, сохранились сабля и кинжал наиба.
Интересна история Корана, принадлежавшего Умалату. Эту книгу одна ханша подарила имаму Шамилю, а он подарил ее Умалату - своему верному наибу за его преданность, об чем свидетельствует надпись, сделанная на Коране. Книга вместе с Умалатом прошла через все сражения, победы и поражения, а после смерти перешла к старшей дочери Месей. Коран и теперь хранится у потомков наиба - в семье Гизаевых.
ГАДЖИМАГОМЕДОВ Г.Р.
Ахбердилав - легендарный наиб Имама Шамиля.
Газават означает непосредственно боевое столкновение на пути Аллагьа Всемогущего, это борьба, усилие души и тела с целью возвеличивания и распространения религии Аллагьа.
Кавказ – это «Алмаз» мировой цивилизации, не поддающийся огранке. Люди, населяющие этот благодатный край, всегда были заметны во всемирной истории, начиная с Пророка Ноя (мир ему) и по сегодняшний день.
«Отважность бойцов, их дикий неукротимый вид, их селения и скалы, их стремительные реки, их сказания и истории – вот где поэзия, и если иное вблизи и теряет немного, то все-таки Кавказ – волшебная страна!» Так сказал о нас немецкий художник Теодор Горшельт, прошедший по горным тропам Кавказа и побывавший во многих горских селениях.
Кавказская война XIX века
породила большое количество героев как с одной, так и с другой стороны. Тем не менее, многие из них до недавнего времени незаслуженно оставались в тени. В этой статье мы пытаемся воссоздать ряд эпизодов из жизни одного из самых видных руководителей освободительной борьбы горцев - Ахбердилава.
Подлинное имя нашего героя - Мухаммед. Родился он в начале XIX века в столице аварских ханов Хунзахе, в семье узденя Ахберди. В Аварии его называли Ахбердил Мухаммедом; в официальных российских документах он известен как Ахверды (Ахберди) Магома.
Ахбердилав был в числе сторонников первых имамов Дагестана и Чечни - Гази Магомеда и Гамзат-бека. Сохранилось документальное свидетельство о том, что при примирении жителей селений Новый и Старый Кахиб вместе с Мухаммедилавом Ругельдинским, которого "покойный имам Гамзат-бек назначил правителем названных населенных пунктов, присутствовал в качестве свидетеля-гаранта Мухаммед Хунзахский, сын Ахберди".
Особенно расцвел военный и административный талант Ахбердилава при Шамиле.
Став в ряды его ближайших сподвижников Ахбердил Мухаммед попал в поле зрения царской администрации на Кавказе, а в 1837 году уже значился в числе предводителей восставших горцев. В мае - июле 1837 года Ахбердилав участвовал в отражении карательной экспедиции
в горы командующего войсками в Северном Дагестане генерал майора К. К. Фези. После ожесточенных боев у аулов Ашильта и Тельтль, царский генерал вынужден был заключить с горцами перемирие на почетных условиях.
18 сентября 1837 года Мухаммед Ахбердиев присутствует при знаменитой встрече имама Шамиля с генерал-майором Ф. К. Клюки фон Клюгенау у Гимринского родника. Генерал, сменивший К. К. Фези на посту командующего российскими войсками в Дагестане,пытался склонить имама к почетной капитуляции и явке "с повинной" в Тифлис к императору Николаю I, совершавшему в то время поездку по Кавказу. Взамен руководителю освободительного движения горцев было обещано "высочайшее прощение" и признание его "духовным лидером" мусульман Дагестана и Чечни. Шамиль реагировал уклончиво, обещая посоветоваться с наибами и старейшинами . Непримиримый Ахбердилав был возмущен предложенной сделкой, и Шамилю стоило больших усилий погасить вспыхнувший между ним и Клюгенау конфликт. Через две недели царские власти на Кавказе получили от имама отрицательный ответ на свои предложения. Назревало решительное столкновение сил.
Генерал П. Х. Граббе объяснял сложившуюся обстановку так: " На этот раз дагестанцы видели, что дело идет о свободе или совершенном покорении гор и что они должны употребить все усилия и последние свои средства для отстояния своей независимости. Летом 1839 года, после упорных боев российские войска пробились к резиденции имама Ахульго. Шамиль обратился за помощью к своим сподвижникам. "Несколько доверенных лиц уже послано было в разные общества Дагестана для собирания новых отрядов:Ахверды Магома - в Богуял, Сурхай - в Игали, Галбац - в Анди.
Собрав несколько тысяч горских ополченцев, Ахбердилав направился на выручку осажденному имаму. Его отряд почти неделю тревожил русские войска, осаждавшие Ахульго(4).
Воспользовавшись отвлечением части отряда П. Х. Граббе, осажденные в ночь на 23 июня 1839 года произвели вылазку, разрушив головные части осадных работ. Ахбердилав же тайными тропами пробрался сквозь кордоны царских войск и явился на Ахульго к имаму. Как все, он стойко переносил тяготы беспримерной осады, участвовал в отражении штурмов, предпринятых Граббе 16 июля и 17 августа 1839 года. В них российские войска потеряли 258 человек убитыми и 1174 - ранеными и контужеными. Немалый урон понесли и горцы(5).
Между тем как силы обороняющихся таяли (по словам Д. А. Милютина, к началу осады в селениях Старое и Новое Ахульго находилось "более 4000 душ обоего пола...; вооруженных было свыше 1000") , численность осаждающих непрерывно увеличивалась. В рапорте генерала Граббе от 24 августа 1839 года вновь фигурирует Ахбердилав: "Приступ к саклям, прикрывавшим всю неприятельскую позицию, заставил Шамиля обратить на этот пункт большую часть своих сил, чтобы остановить движение нашей колонны.
Завязалось кровопролитное общее дело, которое продолжалось до самой ночи. Мюриды, под предводительством хунзахца Ахверды Магомы, держались с необыкновенным упорством, но были, наконец, вытеснены из левой сакли. Правая же, наиболее недоступная по своему положению, задержала кабардинцев долее; нужно было подвести сапу для обрушения оной. К вечеру и она была разрушена и все ее защитники истреблены; кабардинцы немедленно заняли эту готовую для них траншею и наскоро прикрылись от неприятельских выстрелов. Ночь прекратила бой..."
Героические усилия Ахбердилава и его товарищей лишь отсрочили трагическую развязку. Слишком неравными были силы... 22 августа 1839 года Ахульго пал. "...В два часа пополудни на обоих замках развевалось русское знамя, - рапортовал Граббе. - 23 августа два батальона Апшеронского полка брали приступом нижние пещеры, в которых засели мюриды, и истребили всех тех, которые не решились немедленно сдаться... Потеря неприятеля огромна: 900 тел убитых на одной поверхности Ахульго, исключая тех, которые разбросаны по пещерам и оврагам, с лишком 700 пленных и имущество осажденных, множество оружия, один фальконет и два значка остались в наших руках..."
Имаму с ближайшими соратниками, среди которых был и Ахбердилав, удалось вырваться из вражеского окружения. Император Николай I отреагировал на победный рапорт настороженно: "Прекрасно, но жаль, что Шамиль ушел, и признаюсь, что опасаюсь новых его козней. Посмотрим, что далее будет". Опасения императора оправдались очень скоро. Когда весной 1840 года в Чечне вспыхнуло общее восстание, своего верного сподвижника Ахбердилава Шамиль назначил наибом Малой Чечни (это наибство было одним из крупнейших).
Наиб в полной мере оправдал доверие имама, показав себя умелым администратором и талантливым полководцем. Он присоединил к Имамату часть Ингушетии (племена галашевцев и карабулаков), поднял на восстание надтеречных чеченцев. По данным П. Х. Граббе, "в участке Мичиковском под начальством Шуаип-муллы состоит около 1500 семейств, а в участке Малой Чечни под ведением Ахверды Магомы - 5700"(10). Когда начальник Чеченского отряда генерал-лейтенант А. В. Галафеев выступил 6 июля 1840 года из крепости Грозный с очередной экспедицией против восставших, Ахбердилав устроил ему засаду в Гехинском лесу, а затем 11 июля дал бой на заранее подготовленных позициях. Ход этого сражения красочно и точно изобразил в стихотворении "Валерик" М. Ю. Лермонтов, участвовавший в том походе в чине поручика Тенгинского пехотного полка. Ахбердил Мухаммед в кратчайший срок сумел собрать в единый боевой кулак разрозненные силы чеченских наибов (Джават-хана, Домбая, Шуаип-муллы, Ташав Гаджи и др.) и на равных противостоять превосходящим силам царских войск (6,5 батальонов пехоты, 1,5 тысячи казаков, 14 артиллерийских орудий).
Отмечая высокое боевое искусство горцев, генерал А. В. Галафеев писал в донесении П. Х. Граббе и Е. А. Головину: "Должно отдать также справедливость чеченцам; они предприняли все, чтобы сделать успех наш сомнительным. Выбор места, которое они укрепляли завалами в продолжении 3 суток; неслыханный дотоле сбор в Чечне, в котором были мичиковцы, жители Большой и Малой Чечни, бежавших надтеречных и всех сунженских деревень, с каждого двора по 1 чел.; удивительное хладнокровие, с которым они подпустили нас к лесу на самый верный выстрел; неожиданность для нижних чинов этой встречи, - все это вместе могло бы поколебать твердость солдата и ручаться им за успех, в котором они не сомневались" . Потери с обеих сторон были весьма велики: у восставших - 150 человек только убитыми, в царских войсках - убитыми и ранеными 344 человека.
Продвижение карательной экспедиции в глубь Чечни было приостановлено. Одновременно со сражением на р. Валерик горцы добились успеха в Дагестане, где Шамиль нанес поражение царским войскам у села Ишкарты.
Несмотря на остроту противостояния, имам и его наиб с уважением относились к своим противникам. А после боя в Гехинском лесу Ахбердилав распорядился похоронить павших военнослужащих по христианскому обряду. С этой целью чеченцы выкрали из русского лагеря православного священника, который и совершил погребальный обряд. После этого священник был накормлен и отпущен назад.
Осенью 1840 года бои в Чечне и Дагестане возобновились с новой силой. В этот период Ахбердилав совершил смелый и дерзкий бросок на север: 29 сентября его отряд появился на Тереке против Моздока. Рассеявшийся туман помешал внезапности нападения, и под натиском царских войск повстанцы вынуждены были отступить в горы, разрушив пригородные станицы и аул генерал-майора российской службы кабардинского князя Бековича-Черкасского. Из этого похода отважный наиб привез красавицу-дочь армянского купца Улуханова Анну, ставшую впоследствии женой Шамиля под именем Шуанет.
Во время зимней кампании 1840/41 года Мухаммед Ахбердиев показал себя не только искусным стратегом, но и талантливым организатором и пропагандистом. Когда покинувшие свои дома и хозяйство и жестоко страдавшие от сильных морозов надтеречные чеченцы "начали роптать на Ахверды Магому, представляя ему, что они разорены и что не знают, чем прокормиться в будущем лете, и поэтому убедительно просили его дозволить им идти и предложить свою покорность русским; Ахверды Магома на это согласился", - об этом писал в рапорте от 14 января 1841 года Владикавказский комендант полковник Широков. Далее события разворачивались следующим образом: "Уже выбраны были два доверенных человека, чтобы отправить к нам с изъявлением покорности; но в это самое время явился какой-то Гаджи, который объявил, что он возвратился из Мекки, и подал Ахверды Магоме письмо будто бы от Ибрагима-паши (полководец, сын правителя Египта. - И. К.) и кувшин святой воды. По прочтении оного Ахверды Магома сказал окружившим, что Ибрагим-паша просит его продолжать сопротивление до весны и что тогда он с войсками сам явится в Тифлис. Это снова ободрило чеченцев; люди, назначенные для отправления к нам, были остановлены, и положено после 20 января сделать новую попытку нападения на Военно-Грузинскую дорогу"(14). Затем Ахбердилав распустил ополченцев по домам, оставив при себе наиболее преданных мюридов. Жители Малой Чечни приютили у себя своих собратьев из надтеречных селений.
Царское командование с беспокойством наблюдало за действиями и ростом влияния чеченского наиба. Оно понимало, что он выдающийся военачальник и администратор, авторитет для горцев. 29 января 1841 года Е. А. Головин отправляет секретное предписание П. Х. Граббе, в котором предлагает выделить 2 тысячи рублей серебром "на истребление Ахверды Магомы , а исполнение дела сего... возложить на генерал-майора Ольшевского", нового начальника левого фланга Кавказской линии. "Нет сомнения, - писал Головин, - что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий, и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным".
Но службе безопасности Имамата, созданной Шамилем, удалось в то время предотвратить намеченное покушение. Более того, горской разведке стал известен план летней кампании 1841 года . "Слух, что на лето прибудет на линию много войска, пронесся в горах, и мятежники хотят воспользоваться временем, остающимся до их прибытия, чтобы нанести нам, если можно где-нибудь, чувствительный вред", - признавал П. Х. Граббе в рапорте военному министру А. И. Чернышеву(15). Ахбердилав предложил Шамилю совершить поход на запад, в Кабарду, установить контроль над Военно-Грузинской дорогой и вновь поднять на восстание адыго-черкесские племена Западного Кавказа. При этом он ссылался на предложение делегатов от абадзехского народа о совместных действиях против царских войск и соединении в Осетии на р. Ардон. Понимая, что восстание, ограниченное территорией только Дагестана и Чечни, в конечном итоге обречено на поражение, имам принял предложение своего верного наиба. 4 апреля 1841 года объединенное войско горцев, насчитывавшее, по разным данным, от 10 до 15 тысяч человек, сосредоточилось на реке Валерик, в ночь на 5-е переправившись через реку Ассу, и на рассвете 6 апреля подошло к Назрани. Но царское командование успело перебросить на угрожаемый участок крупные подкрепления. К тому же кабардинцы, осетины и назрановские ингуши не поддержали восставших. После упорных боев Шамиль вынужден был отвести свои отряды. В свою очередь, и попытка кавказской администрации развить свой успех потерпела неудачу. К лету на фронтах Кавказской войны наступило временное затишье.
Мирную передышку Шамиль использовал для укрепления государства горцев. Мухаммед Ахбердиев с головой отдался созданию наряду с народным ополчением регулярных частей пехоты и кавалерии с полковой структурой и знаками отличия. Вскоре отряды, собираемые в наибстве Ахбердилава, вошли в число наиболее боеспособных и дисциплинированных подразделений армии Шамиля. Они неукоснительно соблюдали предписания, данные имамом: "Когда победите неверных, не убивайте ни стариков, ни женщин, ни детей; не жгите ниву, не рубите деревья, не режьте животных (кроме тех случаев, когда они необходимы вам для пищи), не обманывайте, когда вы находитесь во взаимном перемирии, и не нарушайте мир, когда вы заключили его" . Многие горцы из отрядов Ахбердилава (как дагестанцы, так и чеченцы) с гордостью носили знаки отличия с надписью: "Храбр и мужествен". Трусов, помеченных символическими войлочными нашивками на рукавах или спине, практически не было. Сам Мухаммед Ахбердиев к началу 1842 года имел несколько высших наград Имамата, в том числе темляк (кисть на рукоятке шашки), присвоенный ему за мужество и неустрашимость, а также особый серебряный орден с надписью: "Нет человека храбрее его. Нет сабли острее, чем его сабля" .
Ахбердилав проявил себя как умелый администратор. Вслед за Шамилем он определил подати в размерах гораздо меньших, чем раньше; беднейшая часть населения от налогов освобождалась. Платить разрешалось не только деньгами и сельхозпродуктами, но и всем, что жители могут или желают отдать. Поэтому, как признавал 9 января 1842 года в рапорте П. Х. Граббе начальник левого фланга Кавказской линии генерал-майор Ольшевский, чеченцы беспрекословно платят подати в общественную казну, а хлеб у них "вдвое дешевле, нежели в Кумыкском владении и в надтеречных деревнях"(18). Малоимущим горцам из казны оказывалась помощь.
Будучи человеком честным и принципиальным, Ахбердилав на посту наиба решительно боролся с любыми проявлениями воровства, коррупции, злоупотреблений должностных лиц Имамата. Когда четверо старшин попытались присвоить себе часть денег, поступивших в общественную казну в качестве выкупа за освобождение пленников, захваченных во время набега на Моздок в сентябре 1840 года, Ахбердил Мухаммед лично занялся этим делом. Он наказал виновных, а деньги велел раздать нуждающимся (19).
Об отношении Ахбердил Мухаммеда к пленным свидетельствует рассказ князя Илико Орбелиани, попавшего в плен при взятии горцами Кумуха(20). Получивший впоследствии свободу в обмен на мюридов, князь вспоминал, как наиб подошел к пленным, пригласил их сесть и объявил, что имам не затевает ничего дурного, а хочет получить за них находящегося со времен Ахульго в аманатах у российского правительства сына своего, Джемалэтдина, которого он нежно любит. Выразив искреннее сочувствие пленным, Ахбердилав пожелал им не терять твердости духа, терпения и мужества и на прощание подарил каждому по серебряному рублю. По воспоминаниям грузинского князя можно составить словесный портрет хунзахского героя: "В чертах лица его изображается доброта и хладнокровие; плотное телосложение показывает силу и здоровье; он одевается лучше прочих чеченских начальников".
Анализируя данные разведки и многочисленные донесения, новый главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом генерал А. И. Нейдгардт пришел в 1842 году к выводу, что самой заметной фигурой в рядах восставших горцев после Шамиля является Ахбердилав.
Он был не только наибом Малой Чечни, но и мудиром (генерал-губернатором. - И. К.) всей Чечни; один из немногих среди элиты Имамата имел звание генерала (кроме него генералами были лишь дагестанские наибы Абакер-кадий и Кибит-Магомет, чеченские - Уллубий и Шуаип-мулла)(21). Предполагалось, что Мухаммед Ахбердиев займет должность имама в случае смерти Шамиля.
Весной 1843 года, готовясь к окончательному освобождению родной Аварии, Шамиль посылает своего лучшего наиба в Андию с целью создания плацдарма для наступления на Хунзах и Гергебиль. Одновременно Ахбердилаву дается почетное поручение - руководить обороной столицы Имамата - Дарго. Наибство Мухаммеда Ахбердиева в Малой Чечне в начале апреля было разделено на две части, одну из которых возглавил его друг - старшина аула Урус-Мартан Исса, а другую - татарин Юсуф-Хаджи. Как мудир Чечни, Ахбердилав руководил деятельностью вновь назначенных наибов).
Получив очередные донесения о действиях Ахбердил Мухаммеда, А. И. Нейдгардт распорядился форсировать действия с целью его устранения.
Согласно донесению пристава горских народов князя Авалишвили, Ахбердилав 12 июня 1843 года близ села Шатиль в верховьях р. Аргун был "тяжело ранен в спину выше лопатки пулей, которая осталась у него внутри".
По хевсурским преданиям, предательский выстрел сделал во время переговоров горец по имени Чванта, подкупленный шатильскими старшинами. Мухаммед Ахбердиев сумел убить покушавшегося и отступить в горы, взяв пленных и уведя большое количеств скота. Несколько дней его организм боролся за жизнь, но рана оказалась смертельной. 18 июня 1843 года Ахбердилав скончался.
На следующий день начальник левого фланга Кавказской линии генерал-майор Р. К. Фрейтаг, не скрывая своего удовлетворения, доносил А. И. Нейдгардту: "По слухам, дошедшим до меня через лазутчиков, Ахверды Магома убит в деле, которое он имел с племенем ахо, смежным с кистинцами, для завоевания коего он послан был Шамилем. Смерть Ахверды Магомы имеет сильное влияние на чеченцев, и они очень упали духом"
.
Мухаммед Ахбердиев был похоронен в селении Гуш-Керт нынешнего Шатоевского района Чечни. Осенью того же года его товарищи по оружию перешли в решительное наступление в Дагестане. 17 ноября 1843 года гарнизон российских войск покинул аварскую столицу Хунзах...
Наибы Шамиля НАИБ АХБЕРДИЛАВ Карпеев Игорь Кавказская война XIX века породила большое количество героев как с одной, так и с другой стороны. Тем не менее, многие из них до недавнего времени незаслуженно оставались в тени. В этой статье мы пытаемся воссоздать ряд эпизодов из жизни одного из руководителей освободительной борьбы горцев - Ахбердилава. Подлинное имя нашего героя - Мухаммед. Родился он в начале XIX века в столице аварских ханов Хунзахе, в семье узденя Ахберди. В Аварии его называли Ахбердил Мухаммедом или Мухаммедом Ахбердиевым; в официальных российских документах он известен как Ахверды (Ахберди) Магома. Ахбердилав был в числе сторонников первых имамов Дагестана и Чечни - Гази Магомеда и Гамзат-бека. Сохранилось документальное свидетельство о том, что при примирении жителей аулов Новый и Старый Кахиб вместе с Мухаммедилавом Ругельдинским, которого "покойный имам Гамзат-бек назначил правителем названных населенных пунктов, присутствовал в качестве свидетеля-гаранта Мухаммед Хунзахский, сын Ахберди". Особенно расцвел военный и административный талант Ахбердилава при Шамиле. Став в ряды его ближайших сподвижников Ахбердил Мухаммед попал в поле зрения царской администрации на Кавказе, а в 1837 году уже значился в числе предводителей восставших горцев. В мае - июле 1837 года Ахбердилав участвовал в отражении карательной экспедиции в горы командующего войсками в Северном Дагестане генерал майора К. К. Фези. После ожесточенных боев у аулов Ашильта и Тельтль, царский генерал вынужден был заключить с горцами перемирие на почетных условиях. Заключенный договор гласил: "Выдавая аманатов Магомед Мирза-хану (уполномоченному с русской стороны), мы заключили мир с российским государством, которого никто из нас не нарушит, с тем, однако, условием, чтобы ни с какой стороны не было оказано ни малейшей обиды против другой. Если же какая-либо сторона нарушит данное ею обещание, то она будет считаться изменницей, а изменник почтется проклятым перед Богом и народом..." 18 сентября 1837 года Мухаммед Ахбердиев присутствует при знаменитой встрече имама Шамиля с генерал-майором Ф. К. Клюки фон Клюгенау у Гимринского родника. Генерал, сменивший К. К. Фези на посту командующего российскими войсками в Дагестане, пытался склонить имама к почетной капитуляции и явке "с повинной" в Тифлис к императору Николаю I, совершавшему в то время поездку по Кавказу. Взамен руководителю освободительного движения горцев было обещано "высочайшее прощение" и признание его "духовным лидером" мусульман Дагестана и Чечни. Шамиль реагировал уклончиво, обещая посоветоваться с наибами и старейшинами. Непримиримый Ахбердилав был возмущен предложенной сделкой, и Шамилю стоило больших усилий погасить вспыхнувший между ним и Клюгенау конфликт. Через две недели царские власти на Кавказе получили от имама отрицательный ответ на свои предложения. Назревало решительное столкновение сил. Генерал П. Х. Граббе объяснял сложившуюся обстановку так: "На этот раз лезгины (общее название племен горного Дагестана. - И. К.) видели, что дело идет о свободе или совершенном покорении гор и что они должны употребить все усилия и последние свои средства для отстояния своей независимости" . Летом 1839 года, после упорных боев российские войска пробились к резиденции имама Ахульго. Шамиль обратился за помощью к своим сподвижникам. "Несколько доверенных лиц уже послано было в разные общества Дагестана для собирания новых скопищ: Ахверды Магома - в Богуял, Сурхай - в Игали, Галбац - в Анди. Присутствие их поколебало горцев, имевших уже намерение покориться русскому правительству",- так вспоминал участник похода 1839 года в Дагестан офицер Генерального штаба и будущий военный министр Д. А. Милютин. Собрав несколько тысяч горских ополченцев, Ахбердилав направился на выручку осажденному имаму. Его отряд почти неделю тревожил русские войска, осаждавшие Ахульго. Воспользовавшись отвлечением части отряда П. Х. Граббе, осажденные в ночь на 23 июня 1839 года произвели вылазку, разрушив головные части осадных работ. Ахбердилав же тайными тропами пробрался сквозь кордоны царских войск и явился на Ахульго к имаму. Как все, он стойко переносил тяготы беспримерной осады, участвовал в отражении штурмов, предпринятых Граббе 16 июля и 17 августа 1839 года. В них российские войска потеряли 258 человек убитыми и 1174 - ранеными и контужеными. Немалый урон понесли и горцы. Между тем как силы обороняющихся таяли (по словам Д. А. Милютина, к началу осады в аулах Старое и Новое Ахульго находилось "более 4000 душ обоего пола...; вооруженных было свыше 1000"), численность осаждающих непрерывно увеличивалась. В рапорте генерала Граббе от 24 августа 1839 года вновь фигурирует Ахбердилав: "Приступ к <...> саклям, прикрывавшим всю неприятельскую позицию, заставил Шамиля обратить на этот пункт большую часть своих сил, чтобы остановить движение нашей колонны. Завязалось кровопролитное общее дело, которое продолжалось до самой ночи. Мюриды, под предводительством хунзахского абрека Ахверды Магомы, держались с необыкновенным упорством, но были, наконец, вытеснены из левой сакли. Правая же, наиболее недоступная по своему положению, задержала кабардинцев долее; нужно было подвести сапу для обрушения оной. К вечеру и она была разрушена и все ее защитники истреблены; кабардинцы немедленно заняли эту готовую для них траншею и наскоро прикрылись от неприятельских выстрелов. Ночь прекратила бой..." Героические усилия Ахбердилава и его товарищей лишь отсрочили трагическую развязку. Слишком неравными были силы... 22 августа 1839 года Ахульго пал. "...В два часа пополудни на обоих замках развевалось русское знамя, - рапортовал Граббе. - 23 августа два батальона Апшеронского полка брали приступом нижние пещеры, в которых засели мюриды, и истребили всех тех, которые не решились немедленно сдаться... Потеря неприятеля огромна: 900 тел убитых на одной поверхности Ахульго, исключая тех, которые разбросаны по пещерам и оврагам, с лишком 700 пленных и имущество осажденных, множество оружия, один фальконет и два значка остались в наших руках..." Имаму с ближайшими соратниками, среди которых был и Ахбердилав, удалось вырваться из вражеского окружения. Император Николай I отреагировал на победный рапорт настороженно: "Прекрасно, но жаль, что Шамиль ушел, и признаюсь, что опасаюсь новых его козней. Посмотрим, что далее будет". Опасения императора оправдались очень скоро. Когда весной 1840 года в Чечне вспыхнуло общее восстание, своего верного сподвижника Ахбердилава Шамиль назначил наибом Малой Чечни (это наибство было одним из крупнейших). Наиб в полной мере оправдал доверие имама, показав себя умелым администратором и талантливым полководцем. Он присоединил к Имамату часть Ингушетии (племена галашевцев и карабулаков), поднял на восстание надтеречных чеченцев. По данным П. Х. Граббе, "в участке Мичиковском под начальством Шуаип-муллы состоит около 1500 семейств, а в участке Малой Чечни под ведением Ахверды Магомы - 5700". Когда начальник Чеченского отряда генерал-лейтенант А. В. Галафеев выступил 6 июля 1840 года из крепости Грозный с очередной экспедицией против восставших, Ахбердилав устроил ему засаду в Гехинском лесу, а затем 11 июля дал бой на заранее подготовленных позициях. Ход этого сражения красочно и точно изобразил в стихотворении "Валерик" М. Ю. Лермонтов, участвовавший в том походе в чине поручика Тенгинского пехотного полка. Ахбердил Мухаммед в кратчайший срок сумел собрать в единый боевой кулак разрозненные силы чеченских наибов (Джават-хана, Домбая, Шуаип-муллы, Ташав Гаджи и др.) и на равных противостоять превосходящим силам царских войск (6,5 батальонов пехоты, 1,5 тысячи казаков, 14 артиллерийских орудий). Отмечая высокое боевое искусство горцев, генерал А. В. Галафеев писал в донесении П. Х. Граббе и Е. А. Головину: "Должно отдать также справедливость чеченцам; они предприняли все, чтобы сделать успех наш сомнительным. Выбор места, которое они укрепляли завалами в продолжении 3 суток; неслыханный дотоле сбор в Чечне, в котором были мичиковцы, жители Большой и Малой Чечни, бежавших надтеречных и всех сунженских деревень, с каждого двора по 1 чел.; удивительное хладнокровие, с которым они подпустили нас к лесу на самый верный выстрел; неожиданность для нижних чинов этой встречи, - все это вместе могло бы поколебать твердость солдата и ручаться им за успех, в котором они не сомневались". Потери с обеих сторон были весьма велики: у восставших - 150 человек только убитыми, в царских войсках - убитыми и ранеными 344 человека. Продвижение карательной экспедиции в глубь Чечни было приостановлено. Одновременно со сражением на р. Валерик горцы добились успеха в Дагестане, где Шамиль нанес поражение царским войскам у аула Ишкарты. Несмотря на остроту противостояния, имам и его наиб с уважением относились к своим противникам. Ахбердилав запретил своим воинам отрубать головы убитым врагам. А после боя в Гехинском лесу Ахбердилав распорядился похоронить павших военнослужащих по христианскому обряду. С этой целью чеченцы выкрали из русского лагеря православного священника, который и совершил погребальный обряд. После этого священник был накормлен и отпущен назад. Осенью 1840 года бои в Чечне и Дагестане возобновились с новой силой. В этот период Ахбердилав совершил смелый и дерзкий бросок на север: 29 сентября его отряд появился на Тереке против Моздока. Рассеявшийся туман помешал внезапности нападения, и под натиском царских войск повстанцы вынуждены были отступить в горы, разрушив пригородные станицы и аул генерал-майора российской службы кабардинского князя Бековича-Черкасского. Из этого похода отважный наиб привез красавицу-дочь армянского купца Улуханова Анну, ставшую впоследствии женой Шамиля под именем Шуанет. Во время зимней кампании 1840/41 года Мухаммед Ахбердиев показал себя не только искусным стратегом, но и талантливым организатором и пропагандистом. Когда покинувшие свои дома и хозяйство и жестоко страдавшие от сильных морозов надтеречные чеченцы "начали роптать на Ахверды Магому, представляя ему, что они разорены и что не знают, чем прокормиться в будущем лете, и поэтому убедительно просили его дозволить им идти и предложить свою покорность русским; Ахверды Магома на это согласился", - об этом писал в рапорте от 14 января 1841 года Владикавказский комендант полковник Широков. Далее события разворачивались следующим образом: "Уже выбраны были два доверенных человека, чтобы отправить к нам с изъявлением покорности; но в это самое время явился какой-то Гаджи, который объявил, что он возвратился из Мекки, и подал Ахверды Магоме письмо будто бы от Ибрагима-паши (полководец, сын правителя Египта. - И. К.) и кувшин святой воды. По прочтении оного Ахверды Магома сказал окружившим, что Ибрагим-паша просит его продолжать сопротивление до весны и что тогда он с войсками сам явится в Тифлис. Это снова ободрило чеченцев; люди, назначенные для отправления к нам, были остановлены, и положено после 20 января сделать новую попытку нападения на Военно-Грузинскую дорогу. Затем Ахбердилав распустил ополченцев по домам, оставив при себе наиболее преданных мюридов. Жители Малой Чечни приютили у себя своих собратьев из надтеречных аулов. Царское командование с беспокойством наблюдало за действиями и ростом влияния чеченского наиба. Оно понимало, что Ахбердилав - уже не прежний вспыльчивый и горячий "хунзахский абрек", а выдающийся военачальник и администратор, авторитет для горцев. 29 января 1841 года Е. А. Головин отправляет секретное предписание П. Х. Граббе, в котором предлагает выделить 2 тысячи рублей серебром "на истребление Ахверды Магомы, а исполнение дела сего... возложить на генерал-майора Ольшевского", нового начальника левого фланга Кавказской линии. "Нет сомнения, - писал Головин, - что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий, и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным". Но службе безопасности Имамата, созданной Шамилем, удалось в то время предотвратить намеченное покушение. Более того, горской разведке стал известен план летней кампании 1841 года. "Слух, что на лето прибудет на линию много войска, пронесся в горах, и мятежники хотят воспользоваться временем, остающимся до их прибытия, чтобы нанести нам, если можно где-нибудь, чувствительный вред", - признавал П. Х. Граббе в рапорте военному министру А. И. Чернышеву. Ахбердилав предложил Шамилю совершить поход на запад, в Кабарду, установить контроль над Военно-Грузинской дорогой и вновь поднять на восстание адыго-черкесские племена Западного Кавказа. При этом он ссылался на предложение делегатов от абадзехского народа о совместных действиях против царских войск и соединении в Осетии на р. Ардон. Понимая, что восстание, ограниченное территорией только Дагестана и Чечни, в конечном итоге обречено на поражение, имам принял предложение своего верного наиба. 4 апреля 1841 года объединенное войско горцев, насчитывавшее, по разным данным, от 10 до 15 тысяч человек, сосредоточилось на реке Валерик, в ночь на 5-е переправившись через реку Ассу, и на рассвете 6 апреля подошло к Назрани. Но царское командование успело перебросить на угрожаемый участок крупные подкрепления. К тому же кабардинцы, осетины и назрановские ингуши не поддержали восставших. После упорных боев Шамиль вынужден был отвести свои отряды. В свою очередь, и попытка кавказской администрации развить свой успех потерпела неудачу. К лету на фронтах Кавказской войны наступило временное затишье. Мирную передышку Шамиль использовал для укрепления государства горцев. Мухаммед Ахбердиев с головой отдался созданию наряду с народным ополчением регулярных частей пехоты и кавалерии с полковой структурой и знаками отличия. Вскоре отряды, собираемые в наибстве Ахбердилава, вошли в число наиболее боеспособных и дисциплинированных подразделений армии Шамиля. Они неукоснительно соблюдали предписания, данные имамом: "Когда победите неверных, не убивайте ни стариков, ни женщин, ни детей; не жгите ниву, не рубите деревья, не режьте животных (кроме тех случаев, когда они необходимы вам для пищи), не обманывайте, когда вы находитесь во взаимном перемирии, и не нарушайте мир, когда вы заключили его"(16). Многие горцы из отрядов Ахбердилава (как дагестанцы, так и чеченцы) с гордостью носили знаки отличия с надписью: "Храбр и мужествен". Трусов, помеченных символическими войлочными нашивками на рукавах или спине, практически не было. Сам Мухаммед Ахбердиев к началу 1842 года имел несколько высших наград Имамата, в том числе темляк (кисть на рукоятке шашки), присвоенный ему за мужество и неустрашимость, а также особый серебряный орден с надписью: "Нет человека храбрее его. Нет сабли острее, чем его сабля". Ахбердилав проявил себя как умелый администратор. Вслед за Шамилем он определил подати в размерах гораздо меньших, чем раньше; беднейшая часть населения от налогов освобождалась. Платить разрешалось не только деньгами и сельхозпродуктами, но и всем, что жители могут или желают отдать. Поэтому, как признавал 9 января 1842 года в рапорте П. Х. Граббе начальник левого фланга Кавказской линии генерал-майор Ольшевский, чеченцы беспрекословно платят подати в общественную казну, а хлеб у них "вдвое дешевле, нежели в Кумыкском владении и в надтеречных деревнях". Малоимущим горцам из казны оказывалась помощь. Будучи человеком честным и принципиальным, Ахбердилав на посту наиба решительно боролся с любыми проявлениями воровства, коррупции, злоупотреблений должностных лиц Имамата. Когда четверо старшин попытались присвоить себе часть денег, поступивших в общественную казну в качестве выкупа за освобождение пленников, захваченных во время набега на Моздок в сентябре 1840 года, Ахбердил Мухаммед лично занялся этим делом. Он наказал виновных, а деньги велел раздать нуждающимся. Об отношении Ахбердил Мухаммеда к пленным свидетельствует рассказ князя Илико Орбелиани, попавшего в плен при взятии горцами Кумуха. Получивший впоследствии свободу в обмен на мюридов, князь вспоминал, как наиб подошел к пленным, пригласил их сесть и объявил, что имам не затевает ничего дурного, а хочет получить за них находящегося со времен Ахульго в аманатах у российского правительства сына своего, Джемалэтдина, которого он нежно любит. Выразив искреннее сочувствие пленным, Ахбердилав пожелал им не терять твердости духа, терпения и мужества и на прощание подарил каждому по серебряному рублю. По воспоминаниям грузинского князя можно составить словесный портрет хунзахского героя: "В чертах лица его изображается доброта и хладнокровие; плотное телосложение показывает силу и здоровье; он одевается лучше прочих чеченских начальников". Анализируя данные разведки и многочисленные донесения, новый главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом генерал А. И. Нейдгардт пришел в 1842 году к выводу, что самой заметной фигурой в рядах восставших горцев после Шамиля является Ахбердилав. Он был не только наибом Малой Чечни, но и мудиром (генерал-губернатором. - И. К.) всей Чечни; один из немногих среди элиты Имамата имел звание генерала (кроме него генералами были лишь дагестанские наибы Абакер-кадий и Кибит-Магомет, чеченские - Уллубий и Шуаип-мулла). Предполагалось, что Мухаммед Ахбердиев займет должность имама в случае смерти Шамиля. Весной 1843 года, готовясь к окончательному освобождению родной Аварии, Шамиль посылает своего лучшего наиба в Андию с целью создания плацдарма для наступления на Хунзах и Гергебиль. Одновременно Ахбердилаву дается почетное поручение - руководить обороной столицы Имамата - Дарго. Наибство Мухаммеда Ахбердиева в Малой Чечне в начале апреля было разделено на две части, одну из которых возглавил его друг - старшина аула Урус-Мартан Исса, а другую - татарин Юсуф-Хаджи. Как мудир Чечни, Ахбердилав руководил деятельностью вновь назначенных наибов. Получив очередные донесения о действиях Ахбердил Мухаммеда, А. И. Нейдгардт распорядился форсировать действия с целью его устранения. Согласно донесению пристава горских народов князя Авалишвили, Ахбердилав 12 июня 1843 года близ аула Шатиль в верховьях р. Аргун был "тяжело ранен в спину выше лопатки пулей, которая осталась у него внутри". По хевсурским преданиям, предательский выстрел сделал во время переговоров горец по имени Чванта, подкупленный шатильскими старшинами; под другой версии стрелял молодой шатилец, давший клятву отомстить за гибель от шашек мюридов своих близких. Мухаммед Ахбердиев сумел убить покушавшегося и отступить в горы, взяв пленных и уведя большое количеств скота. Несколько дней его организм боролся за жизнь, но рана оказалась смертельной. 18 июня 1843 года Ахбердилав скончался. На следующий день начальник левого фланга Кавказской линии генерал-майор Р. К. Фрейтаг, не скрывая своего удовлетворения, доносил А. И. Нейдгардту: "По слухам, дошедшим до меня через лазутчиков, Ахверды Магома убит в деле, которое он имел с племенем ахо, смежным с кистинцами, для завоевания коего он послан был Шамилем. Смерть Ахверды Магомы имеет сильное влияние на чеченцев, и они очень упали духом". Мухаммед Ахбердиев был похоронен в селении Гуш-Керт нынешнего Шатоевского района Чечни. Осенью того же года его товарищи по оружию перешли в решительное наступление в Дагестане. 17 ноября 1843 года гарнизон российских войск покинул аварскую столицу Хунзах... Дагестан BF
