Байер, миллер, шлецер и ломоносов как историки. Вспоминая профессора Шлёцера - Перечитывая Гугльбукс

Август Людвиг Шлёцер (нем. August Ludwig (von) Schlözer; 5 июля 1735, Гагштадт - 9 сентября 1809, Гёттинген) - российский и германский историк, публицист и статистик.

Один из авторов так называемой «норманской теории» возникновения русской государственности. Вёл научную полемику с М. В. Ломоносовым, содействовал публикации «Истории Российской» В. Н. Татищева. Вернувшись в Германию, Шлёцер получил место профессора Гёттингенского университета, преподавал историю и статистику. Автор работ по древнерусской грамматике, истории, палеографии. В 1803 г. за свои труды на ниве российской истории награждён орденом св. Владимира IV степени и возведён в дворянское достоинство. В последние годы жизни признал и доказывал аутентичность «Слова о полку Игореве». Работы Шлёцера имели большой научный резонанс в российской историографии второй половины XVIII - XX вв.

Родился 5 июля 1735 года в семье пастора Иоганна Георга Фридриха Шлецера († 1740). Его отец, дед и прадед были протестантскими священнослужителями. Рано лишившись отца, Шлецер был воспитан пастором Гайгольдом, отцом матери, и им же подготовлен и определён в ближайшую школу в Лангенбург. Дед вначале готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевёл его в школу в Вертгейме, начальником которой был его зять Шульц. Здесь Шлецер отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца он изучал Библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой, и находил ещё время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг.

Достигнув 16 лет, в 1751 году Шлёцер отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию. Защитив через три года диссертацию «О жизни Бога» - «De vita Dei», он перешёл в Геттингенский университет, начинавший тогда приобретать известность своей свободой преподавания. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис, богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Шлёцера. Здесь Шлёцер стал изучать также географию и языки Востока в рамках подготовки к поездке в Палестину, а также медицину и политику. Для приобретения необходимых на путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме.

Занимаясь преподаванием, Шлёцер сам стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой учёный труд «История просвещения в Швеции» (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем «Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен» (Farfök til en allman Historia am Handel och Sjöfart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян. Желая практически познакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на Восток, Шлёцер поехал в 1759 в Любек. Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. Такое обширное и разностороннее образование развивало в Шлецере критическое направление ума.
В России

В 1761 г. по приглашению Ф. И. Миллера приехал в Россию и занял место домашнего учителя и помощника его в исторических трудах с жалованием 100 руб. в год. В 1761-1767 гг. работал в Императорской Академии наук, адъюнкт с 1762 г. Почётный член Академии наук (1769) и Общества истории и древностей российских (1804).

Шлёцер поставил себе три задачи: изучить русский язык, помогать Миллеру в его «Sammlung Russischer Geschichte» и заняться изучением русских исторических источников, для чего познакомился с церковнославянским языком. Скоро у него начались несогласия с Миллером. Шлёцер не мог удовольствоваться скромной ролью, которую ему ставил Миллер, и ушёл от него, и через Таубарта сделан был адъюнктом академии на неопределённое время. Шлёцер увлёкся летописями, но многое ему было непонятно. Случайно Таубарт нашёл рукописный немецкий перевод полного списка летописи, сделанный учёным Селлием, и Шлёцер занялся извлечениями из неё. Здесь он заметил связь летописного рассказа с византийскими источниками и стал изучать Георгия Пахимера, Константина Багрянородного, но так как оказалось, что одними византийскими источниками всего объяснить нельзя, то он стал заниматься славянским языком и по этому поводу высказал такой взгляд: «кто не знаком с греческим и славянским языками и хочет заниматься летописями, тот чудак, похожий на того, кто стал бы объяснять Плиния, не зная естественной истории и технологии».

В 1764 г. Шлёцер, которому не нравилась перспектива быть ординарным академиком русским с 860 руб. жалованья, на что только он и мог рассчитывать, решил уехать в Германию, и там издать свои «Rossica» - извлечения из источников; для этой цели Шлёцер просит 3-годичный отпуск и предлагает в свою очередь два плана занятий.

Проекты его встретили противодействие со стороны академии, особенно Ломоносова и Миллера. Последний опасался, что Шлёцер за границей издаст собранный материал и что обвинение, как это незадолго перед этим случилось, падёт на него. В это дело вмешалась императрица, которая предложила Шлёцеру заниматься русской историей под её покровительством со званием ординарного академика и 860 руб. жалованья и разрешила выдать ему заграничный паспорт. По возвращении в Геттинген Шлёцер продолжал заниматься с русскими студентами, приезжавшими туда, но продолжать службу при тогдашних порядках в академии не согласился. Шлёцер уехал в Гёттинген и больше не возвращался, хотя срок его контракта истекал в 1770 г. В Гёттингене он издал в 1769 г. подробный лист летописей под заглавием «Annales Russici slavonice et latine cum varietate lectionis ex codd. X. Lib. I usque ad annum 879». Другие работы его по истории России: «Das neue veränderte Russland» (1767-1771); «Geschichte von Lithauen» (1872); «Allgem. Nord. Geschichte» (1772) и др.

В 1770 г. Шлёцер делает попытку завязать снова отношения с академией, главным образом из финансовых побуждений, но из этого ничего не вышло. По возвращении из России Шлёцер занимает кафедру ординарного профессора философии в Гёттингене, затем, в 1772 году, после смерти основателя гёттингенской статистической школы Готфрида Ахенваля - его кафедру истории и статистики, а в 1787 году - кафедру политики. Но и в Геттингене Шлёцер следил за ходом исторической науки в России, и, когда в ней опять выступили молохи и скифы, престарелый Шлёцер снова берётся за русскую историю и пишет своего «Нестора» (1802-1809), которого посвящает императору Александру I. Жизнь его в Гёттингене посвящена была работам над статистикой, политикой и публицистической деятельности. Поэтому деятельность Шлёцера можно разбить на следующие отделы: 1) история вообще и в частности история русская; 2) статистика и публицистика.

Раскройте летописи всех времен и земель и покажите мне историю, которая превосходила бы или только равнялась с Русской! Это история не какой-нибудь земли, а целыя части света; не одного народа, а множества народов, которые различаясь между собою языком, религией, нравами и происхождением; соединены под одну державу завоеваниями, судьбою и счастием.

Шлёцер А.-Л. Нестор. Русские летописи на Древле-Славянском языке. СПб., 1809. Ч. I C. XXXV.

Изъ сего заключить должно, какой грязи гнусности каких гнусныхъ пакостей не выроетъ наколобродитъ въ Россiйскихъ древностяхъ такая допущенная въ нихъ скотина.

9 сентября сего года исполняется 200 лет со дня смерти основоположника критического метода в русской историографии...

Виктор Бердинских отмечает в своей книге , что накал дискуссий о роли Шлёцера в иные времена уступал только "варяжскому вопросу". Однако, стоит заметить, что этот "накал" питался, во всяком случае со стороны нелюбителей Шлёцера, как представляется, от мнений предшествующих нелюбителей, без попыток собственного анализа работ историка, а то вовсе без обращения к ним. Эксцентрические филиппики Ломоносова охотно принимались желающими на веру. Так, ещё молодой тогда Д.Я.Самоквасов, прочитав в Очерках России Пассека цитированный выше "Отзыв", не только повторяет его в своей ранней работе о развитии русской государственности (Ж.М.Н.П. ч.CXLVI, отд.2, стр.48-49), но добавляет от себя соображения в пользу злокозненноcти Шлёцера: для доказательства, например, грубости и дикости Новгородских Славян, призвавших к себе в князья, морских разбойников и грабителей, Шлёцер прибегнул к пути филологическому. По его мнению, грубость Новгородцев видна из того, что все их начальники, бояре были очень глупы, отчего будто бы и получили своё название: ибо слово бояринъ произошло от слова баранъ , принятого в смысле глупца... etc. Забавно, что Самоквасову в данном случае не пришло в голову проверить, действительно ли в "Русской грамматике" Шлёцера присутствуют такие странные рассуждения.

Через сто лет Л.С.Клейн, в работе , которая по смыслу своему, вроде бы, должна предлагать иной взгляд на Шлёцера, пишет о том, что Шлёцер с упоением воспевал историческую роль германцев-норманнов и приводит цитату "Дикие, грубые рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев, которым назначено было судьбою рассеять в северо-западном и северо-восточном мире семена просвещения. Кто знает, сколь долго пробыли бы русские славяне в блаженной для получеловека бесчувственности, если бы не были возбуждены от этой бесчувственности нападением норманнов"(Шлёцер 1809: 178).
Тщетно, однако, любопытный стал бы искать этот пассаж в первой части "Нестора", на которую указывает ссылка, там этого нет. Похожие фразы содержатся во второй части работы Шлёцера: Германцы по сю сторону Рейна, а особенно Франки , назначены были судьбою в обширном северо-западном мире рассеять первые семена просвещения... (стр. 178) Скандинавы только с помощью Германцев начали мало по малу делаться людьми. Русская Земля, до призвания Норманнов, кажется, была забыта от отца человчества, ибо туда, в суровый северо-восточный край, по по сию сторону Балтийского моря, за величайшею отдалённостью, не проникал ещё не один Германець... (стр.179) Грубые Славяне жили рассеянно на безмерном пространстве земли без всякого сношения и были возбуждены от этой бесчувственности страданием от нападения дерзкой шайки разбойников (Норманнов), и тут только стали рассуждать, и выгнав этих разбойников и грабителей, Славяне, затем, сами пригласили их снова к себе в ландманы и старшины... (стр.180)

Три фразы, вырванные из контекста разных страниц и произвольным образом изменённые... Первая вообще никак не связана с событиями в Восточной Европе. Во второй германцы и норманны сознательно противопоставляются (Шлёцеру и его современникам термин германцы-норманны показался бы столь же странным, как, например, саамо-татары ) и нет никаких намёков на какое-либо превосходство норманнов над славянами. Третья фраза вполне в духе Request-Reply a-la Тойнби...

А в другом месте, например, Шлёцер пишет "Между пятью народцами, действующими в начале русской истории, только один принадлежит к славянскому племени - новгородцы (да разве еще кривичи); и эти новгородцы не отличаются ничем пред другими, не первенствуют. Несмотря на то, славяне становятся главным народом новой монархии и поглощают не только четыре остальных народца, но и самих завоевателей: все становится славянским! Через 200 лет от варягов не остается ни малейшего следа; даже скандинавские собственные имена после Игоря исчезают из княжеского дома и заменяются славянскими. Славянский язык не терпит ни малейшей перемены от норманнского языка повелителей. Совершенно иначе происходит в Италии, Галлии, Испании и других странах: сколько германского внесено франками в латынь галлов! Новое доказательство, что норманнские дружины, поселившиеся в стране, не были многочисленны" (Шлецер: Нестор, III, 21-22)

Понятно, что Клейн, скорее всего, взял свою цитату из какого-то изложения взглядов Шлёцера, но это, тем более, характеризует методы ознакомления советских историков с работами геттингенского профессора...

Рано лишившись отца, Ш. был воспитан пастором Гайгольд, отцом матери, и им же подготовлен и определен в ближайшую школу в Лангенбург.

Дед сперва готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевел его в школу в Вертгейм, начальником которой был зять Ш. Шульц. Ш. отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца, он изучал библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой и находил еще время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг. Достигнув 16 лет, Ш. отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию.

Защитив чрез три года диссертацию: о жизни Бога - "De vita Dei", он перешел в Геттингенский университет, начинавший тогда приобретать известность своей свободой преподавания в широком смысле слова. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис (1707-1794 г.), известный богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Ш. Здесь Ш. стал изучать также филологические и естественные науки. Кабинетные знания не удовлетворяли Ш., он хотел осветить изучение библейского мира обозрением самой страны, в которой свершились события.

Он стремился поехать на восток и для этого стал заниматься арабским языком, а для приобретения необходимых на такое путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме.

Занимаясь преподаванием, Ш. сам скоро стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой ученый труд: "История просвещения в Швеции" (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем "Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен" (Farfok til en allman Historia am Handel och Sjofart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян.

В то же время он вел переписку с знаменитым Линнеем по вопросам естествознания.

Желая практически ознакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на восток, Ш. поехал в 1759 г. в Любек. Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических.

Такое обширное и разностороннее образование развивало в Ш. критическое направление ума. В 1761 г. Ш. было предложено поступить домашним учителем к русскому историографу Миллеру, и он отправился в Россию, склонясь на убеждения Михаэлиса, что эта поездка доставит ему средства и возможность осуществить давно задуманную поездку на восток.

Приехав в 1761 г. в Петербург, Ш. встретил у Миллера радушный прием и помещение.

По случаю боли в ноге Ш. по приезде пришлось шесть недель просидеть дома. Он занялся изучением русского языка и с помощью двух плохих лексиконов принялся за перевод "Описания Камчатки" Крашенинникова.

Большая филологическая подготовка и знание многих языков помогли Ш. очень быстро усвоить русский язык и чрез два месяца после приезда он сделал перевод одного указа, который Миллер с восторгом показывал Тауберту.

Тем не менее, Миллер, издававший в то время свои "Sammlung russischer Geschichte", неохотно допускал проживавшего у него Ш. к своим работам, считая это собрание как бы государственной тайной.

Кроме того, Миллер вызывал себе из-за границы студента, домашнего учителя, который должен был также помогать ему в ученых занятиях и делать то, что ему укажут;

Ш. же, не считая себя студентом, но известным уже писателем, гордился обширной ученой подготовкой и смотрел на место у Миллера, как на средство к достижению заветной цели. В январе 1762 года начались переговоры об определении Ш. в Академию наук, затянувшиеся потому, что условия, предложенные Ш., не нравились последнему.

Он должен был поступить адъюнктом и притом на пять лет, на оклад в триста р. в год, посвятить себя совершенно служению русской науке и отказаться от поездки на восток.

После долгих объяснений Тауберт уладил это дело, определив Ш. в 1762 г., адъюнктом академии, но на неопределенное время, а вслед за тем пристроил его помощником главного учителя Бурбье в так называемой академии 10-й линии, учрежденной, по совету Тауберта, графом К. Г. Разумовским, для воспитания подрастающих его сыновей, с которыми в той же академии или институте воспитывались также сыновья Г. Н. Теплова, И. И. Козлова (рекетмейстера) и А. В. Олсуфьева.

В этой академии Ш. имел особую квартиру, в которую и переехал, покинув дом Миллера, и обучал в институте сперва немецкому языку, а потом латинскому.

Он скоро заметил Тауберту, что в учебном плане вовсе не упомянута география и необходимая для учеников новая наука - познание отечества, разумея под этим статистику.

Тогда Тауберт поручил Ш. начать преподавание и этой науки в виде опыта. Скоро Ш. поручено было и преподавание истории.

Кроме преподавания, он составил для учеников учебники статистики и истории.

Но деятельностью учителя Ш. не ограничивался.

Он сообщил Тауберту свои взгляды о необходимости государственной статистики и последствием этого явился указ о доставлении приходских списков о населении по форме, составленной Ш., положившей начало статистики населения в России.

Позднее, в 1768 г., Ш. на основании этого материала напечатал свои выводы в статье о народонаселении России, вошедшей в состав "Neuverandertes Russland, oder Leben Katharina""s II", (Riga und Mittau. 1767 und 1771), а также Beilagen к этому изданию (Riga und Mittau. 1769 und 1770). Из разговоров с Таубертом возникла наделавшая Ш. много хлопот его русская грамматика, в которую он внес историю языка и опыт сравнения не только корней, но и флексий.

Живя в Петербурге, Ш. работал неутомимо, что вместе с климатом вредно действовало на его здоровье.

Он решил тогда окончательно пристроиться в академию, съездив предварительно в Германию на три года для издания собранных им материалов по русской истории и статистики.

Испрашивая себе отпуск, Ш. обращал внимание на то, чем он может быть полезен академии.

Он указывал на необходимость критического изучения отечественных и иностранных свидетельств, относящихся к русской истории, и на способ обработки древней русской истории.

Кроме того, он предлагал меры для распространения знаний в России.

Ш. встретил в академии двух сильных противников, Ломоносова и Миллера.

Первый, чутко и постоянно охраняя русские интересы, усмотрел опасность в этом самоуверенном немце и выразил прямо: "каких гнусных пакостей не наколобродит такая допущенная к русским древностям скотина". Миллер же, находя, что Ш. не уживется в России, считал бесполезным сообщать ему сведения, которыми он впоследствии мог бы воспользоваться в Германии и для Германии.

Несмотря на это Ш., при содействии рекетмейстера И. И. Козлова, сын которого обучался у него в институте, был оставлен при академии наук в звании ординарного профессора и с правом представлять свои работы самой государыне или тому, кому она поручит их рассмотрение.

В 1765 г. он получил желаемое разрешение побывать в Германии, причем ему было поручено, кроме покупки различных книг, осмотреть также дома для умалишенных, которые в то время намеревались заводить в России.

Навестив своих родных, Ш. большую часть отпуска провел в Геттингене и написал тогда знаменитое исследование "о Лехе", увенчанное премией института Яблоновских, навсегда изгнавшее это мифическое лицо из истории.

Кроме того, в Обществе наук он прочел исследование о происхождении славян и написал несколько рецензий.

В это время он сблизился с Гаттером и Кастнером, впоследствии его ярым врагом.

Задержанный болезнью, Ш. пробыл в Германии до октября и, возвратившись в Петербург, узнал, что Миллер переведен в Москву и занимается в архиве иностранной Коллегии.

Очутившись единственным представителем истории в Петербурге, Ш. усердно принялся за изучение источников русской истории и нашел себе ревностного помощника в переводчике Академии Башилове.

При помощи его Ш. издал "Русскую Правду", а затем начал печатание Никоновской летописи, написав к ней любопытное предисловие.

Тогда же он начал свою гигантскую, по его словам, работу: он собрал и сличил двенадцать списков первоначальной летописи.

Кроме того, он внушил Стриттеру план известного систематического сборника извлечений из Византийских писателей о России и народах, история которых связана с ее историей.

Усиленная работа расстроила здоровье Ш.; это побудило его искать отдыха и просить отпуска, который и был ему разрешен в сентябре 1767 г. Он отправился в Геттинген.

Не предполагая вернуться в Россию, он увез с собой все свои бумаги и выписки.

Пребывание в Геттингене очень поправилось Ш., он решил остаться в этом городе.

Для этого он просил увольнения из академии, которое и получил в 1769 г. После этого он занял в университете кафедру статистики, политики и политической истории европейских государств.

В конце 1769 г. он женился на Каролине Редерер, купил себе небольшой дом и до кончины (1809 г.) почти не покидал Геттингена за исключением двух поездок в 1773-74 годах во Францию, а в 1781-82 годах в Италию.

Основавшись в Геттингене, Ш. первые годы своей профессуры ревностно продолжал работать по истории России, чтобы привлекать в любимый им город русских студентов, а в библиотеку университета - русские книги. В 1768 г. он напечатал введение к изучению Нестора "Probe russischer Annalen", где говорится о жизни и писаниях Нестора, о древней русской истории, ее источниках, летописях и их преимуществах.

В том же году он издал на свой счет "Annales russici"; это - отрывок из большого труда о Несторе, а в 1769 г. "Tableau de l""histoire de Russie", а также "Eine Geschichte von Russland bis zur Erbauung Moskau im Jahre 1147"; оба сочинения имеют целью знакомить иностранцев с русской историей.

Позднее явилось его "Neuverandertes Russland oder Leben Catharina der Zweiten aus authentischen Nachrichten beschrieben. 1767", представляющее собой собрание различных указов, докладов, донесений и т. д. для уяснения преобразовательной деятельности императрицы Екатерины II. Кроме того, этот труд является первым опытом применения статистических данных к истории, что было любимым занятием Ш. В 1773 г. вышло в свет его исследование "Oskold und Dir" с дополнительным заглавием "Erste Probe russischen Annalen", в котором Ш. разбирает одну главу из Нестора с целью показать недостаток критики у предшествовавших ему писателей по русской истории, а также у Бюшинга, друга Миллера, находившегося в недружелюбных отношениях к Ш. Такой же полемикой наполнен и следующий труд Ш. "Historishe Untersuchungen uber Russland""s Reichsgrundgesetze", вышедший в 1777 г. в Готе. Самым важным его трудом по части русской истории является его Нестор - "Nestor; russische Annalen in ihrer slavonischen Ursprache verglichen, gereinigt und erklart", изданный в Геттингене в 1802-1809 гг. За этот труд император Александр I пожаловал Шлецеру орден св. Владимира 4-й степени и возвел его в дворянское Российской Империи достоинство, причем в гербе его был изображен на золотом поле Нестор с книгой в руках и с надписью "Memor fui dierum antiquorum". Ш., уже 70 летний старик, был до крайности обрадован такой наградой за его труд, вызвавший очень лестные отзывы в литературе.

Действительно, он первый занялся критической обработкой русских летописей, вследствие чего изданный им Нестор долго пользовался особым уважением у всех занимавшихся русской историей, хотя, по словам Бестужева-Рюмина (Рус. Истор. т. I ст. 217), нельзя не признать, что мысль Ш. о сводном издании летописи Нестора произвела довольно большую путаницу в изданиях наших летописей, а его взгляд на Русь, как на страну ирокезов, куда только немцы внесли свет и просвещение, представила русскую историю в ложном свете. В Геттингене занятия русской историей составляли, однако, для Ш. как бы побочное дело, он всецело предался профессорской деятельности в университете и читал лекции по самым разнородным предметам и имел большой успех. Зимой 1778-79 он имел 200 слушателей, из общего числа 850 студентов, находившихся тогда в Геттингене.

Ш. читал живо, оригинально, увлекательно, стараясь не только научить, но ее расположить слушателей к своим воззрениям, склонить их на борьбу с злоупотреблениями, всякими тайными делами и с произволом. Он будил мысль в слушателях, возбуждал в них мужество и любовь к собственным суждениям и действовал вдохновительно на студентов.

Его не раз приглашали на кафедру в Галле и даже с большим содержанием, но он не согласился покинуть Геттинген и довольствовался получением жалованья в 700 талеров в год и еще платой за лекции до 1200 талеров.

Позднее он отклонил также приглашение на кафедру в Вену. Он оставался до конца дней в Геттингене и пользовался большим уважением сограждан.

Первые двенадцать лет своей профессорской деятельности т. е. до 1782 г. Ш. читал лекции по всеобщей истории и преимущественно истории народов и стран северной части Европы.

Он стремился, по мысли Лейбница, сгруппировать народы по их языку и применил при этом новый метод изложения истории.

Вместо голого перечисления различных имен, годов и отдельных событий и при том по преимуществу военных, чем до Ш. занимались обыкновенно историки, он требовал осмысленного изучения исторического материала, философской и прагматической его обработки.

Указав этот новый метод изложения, Ш. оказал большую услугу науке, хотя сам лично сделал в этом отношении мало для истории.

Причиной этого была разбросанность занятий Ш. по истории.

Помимо занятий по русской истории, он занимался историей Литвы, общей историей севера, историей Мекленбурга, Гамбурга, родного Геттингена, Швейцарии и даже Азии и Африки, а также историей главнейших открытий, как-то: огня, хлебопечения, бумаги, пороха, письма и историей торговли, почт. Кроме того, по смерти известного статистика Ахенваля с 1772 г. Ш., напечатав издание его сочинений "Die Statsverfassung der heutigen vornehmen Europaischen Staaten", предался изучению статистики и начал читать имевшие большой успех лекции по статистике, в связи с историей новейших государств, присоединив позднее к этому очерки политики и общего государственного права; этим Ш. оказал плодотворное влияние на обработку и изложение статистики, как науки. До него статистика занималась только собиранием голых цифр и фактов по различным вопросам общественной жизни. Ш. требовал выводов и заключений из этих цифр, находя, что статистика, наука описательная, состоит из данных истории или, как он выразился, что статистика представляете собой историю в состоянии покоя (eine stillstehende Geschichte), а история есть статистика в движении.

Научные цели и задачи, поставленные Ш. статистике, были успешно достигнуты в последние десятилетия XIX века, но он сам лично не попытался составить систематического труда по статистике и только пользовался ее материалом, как публицист.

Скоро, помимо лекции по истории и статистике, он стал еще читать особый курс "Zeitungs collegium" или "statistica novissima", состоявший не только из обозрения или критики различных известий и сведений, помещаемых в современных газетах, но главным образом из всестороннего историко-политического освещения важнейших текущих общественных событий и дел. Курс состоял из 2-х частей: первая касалась государственного устройства, а вторая, государственного управления; тут Ш. излагал свои взгляды на выдающиеся события нередко под влиянием непосредственных событий его времени, как например, о французских колониях в Америке, о Кромвеле, о революции в Нидерландах, о перемене государственного и общественного строя во Франции, о роскоши, о банках и т. д. Ш. строго различал статистику от политики, которая, пользуясь выводами статистики, связывает эту последнюю с историей и дает указания и нормы к правильному управлению государством, по словам Ш., состоящему в принуждении людей к достижению для них наилучшего (Regieren heisst dumme Menschen zu ihren Besten zwingen). He ограничиваясь этими лекциями, Ш. еще держал Reise-Collegio, т. е. лекции о путешествиях, которые, по замечанию Роберта Моля, свидетельствуя о наивности и самоуверенности Ш., вместе с тем служат доказательством его гениальных способностей.

Только при современной ему неподвижности людей вообще Ш. мог считать свою поездку в Стокгольм, а затем в Петербург за необычайное развитие в знании людей и света и считать себя поэтому призванным поучать других и в этом отношении.

Этот сын пастора, готовившийся к богословию, был не только замечательным профессором своего времени, но и выдающимся публицистом.

Вместе с преподавательской, учебной деятельностью он начал другую - издательскую, и стал распространять свои взгляды с 1774 г. путем периодического издания, названного "Переписка" "Briefwechsel nebst statistischen Inhalt", которое хотя и прекратилось в 1775 г., но вновь появилось в следующем 1776 г. под названием "Schlozer""s Briefwechsel meist historischen und politischen Inhalt""s", и продолжалось по 1782 г. Это издание имело большой успех и доставило Ш. доход несравненно больший, чем другие его труды. С 1782 г. оно продолжалось уже под другим заглавием именно "А. L. Shlozer""s Staatsanzeigen" и по 1793 г. составило 72 выпуска или 18 томов. Оно представляло собой как бы сборник различных описаний событий, занимательных и интересных случаев, а также удачных и неудачных распоряжений правительств, имевших место в то время в Европе и в особенности в Германии.

Ш. считал подобные сборники или газеты самым важным и могущественным орудием распространения культуры в Европе.

Он сам лично писал мало для этих изданий, но для получения необходимого материала вступил в обширную переписку, и доставляемые ему сведения помещал без изменения текста, сопровождая их своими примечаниями и пояснениями.

В этих изданиях наряду с важными и любопытными историческими материалами встречались всякого рода обличения злоупотреблений должностных и других лиц, жалобы, требования преобразования и т. д.; это была своего рода книга жалоб и сетований на непорядки; этот первый пример сильной публицистики в Германии имел большой успех, он читался в хижинах и дворцах и расходился в количестве более 4500 экземпляров, цифры почтенной для конца ХVIII столетия.

Однако, подобное издание, в котором нередко встречалась и ложь из личной мести, доставило Ш. много врагов и неприятностей; скоро появились на него жалобы не только со стороны частных лиц, но и мелких германских властителей, и Ш. в 1796 г. было воспрещено дальнейшее издание не только этого периодического журнала, освобожденного от цензуры, но также и всякого другого.

В 1800 г., однако, ему было снова предоставлено право пользоваться для своих трудов свободой от цензуры, но запрещение издавать периодическое издание сохранилось в силе. Этой своей публицистикой, журнальной деятельностью, а не систематическими сочинениями Ш. приобрел большее значение.

Он воспитал в образованных классах Германии интерес к политике и событиям свободной политической жизни. Он стремился вывести на свет различные государственные отношения и критически проверить, обнаружить господствовавшую в то время таинственность в делах и предать их гласности.

Ш. стоял за единство Германии, преклонялся пред учением Монтескье и признавал важность значения созыва национального собрания во Франции в 1788 г., но за всем тем был непоколебимый монархист, ненавидел аристократическую форму правления не менее демократической и был убежден, что для пользования закономерной свободой монархия необходима.

При этом, однако, он имел высокое понятие о конституционной монархий новейшего времени, но не имел ясного о ней представления; он считал такую монархию особенно счастливой формой правления, преимущественно идеалом, который осуществился в Англии (и в первые времена древнего Рима) случаем, руководимым здравым смыслом и при благоприятных к тому условиях.

Ш. был горячий враг монархического деспотизма и всякого народовластия и был на деле вполне доволен так называемым просвещенным абсолютизмом, царившим в его времена в Пруссия при Фридрихе Великом и в Австрии - при Иосифе II. Ш. требовал довольно неопределенного размера свободы личной, религиозной, научной, политической, а также свободы союзов и печати и довольно значительной гласности.

Преобразования и реформы в политических делах должны, по его мнению, совершаться мирным путем и созревать медленно.

Он выражал желание, чтобы Германия не пережила бы революции, подобной французской; он желал, чтобы человеколюбивые правления, праведные суды и свобода печати доставили мирным путем великие результаты французской революции.

Он возлагал большие надежды на деятельность писателей и свободу печати.

Нельзя не упомянуть также, что Ш. написал в 1793 г. сочинение по государственному праву "Allgemeines Staatsrecht und Staatsverfassungslehre", в котором держится отчасти учение Руссо, что государство основано на договоре на пользу и благо людей и т. д. Кроме того, Ш. занимался много вопросами педагогии, читал лекции по этому предмету, перевел известное сочинение La Chalotais "Essai d""education nationale", направленное против учения филантропа и педагога Базедова и его новых начал воспитания и обучения.

Ш. написал даже ряд книг для детей, доказывая необходимость национального обучения, необходимость изучения родины.

Последние годы жизни Ш. были тяжелы.

Он боролся с товарищами, особенно Кастреном, преследовавшими его эпиграммами; он боролся за свой журнал, стараясь устранить от себя подозрения в атеизме, политической неблагонадежности.

Честный, гордый, с непреклонным характером, Ш. был тяжел в личных сношениях и деспот в семье. Желая доказать способность женщины к высшему образованию, он заставил свою старшую дочь Доротею, очень образованную и знавшую много языков, выдержать экзамен на доктора математики в Геттингене в 1787 г. В 1805 г. он был глубоко поражен кончиной своей супруги, а в 1806 г. бедствиями, постигшими его родину, Пруссию.

Не предвидя улучшения в положении политических дел, Ш. стал, по его собственным словам, презирать дрянную человеческую жизнь, именно потому, что так долго ею пользовался и вспоминал с негодованием о современном ему поколении, состоящем в массе из тиранов, разбойников, дураков, неблагодарных, злых и т. д., не имея надежды дожить до освобождения от них. Ш. умер 9 сентября 1809 г. Ш. был очень плодовитым писателем.

Из сочинений его, кроме вышеуказанных, заслуживают упоминания: "Staatsgelahrtheit nach ihren Haupttheilen im Auszug und Zusammenhang", состоящая из двух частей: первая имеет предметом "Allgemeines Staatrecht und Staatsverfassungslelire", а вторая "Theorie der Statistik nebst Ideen uber das Studium der Politik uberhaupt". Gottingen 1804. - "Systema politicos" Gottingen 1773. - "Historische Untersuchung uber Russlands Reichsgrundgesetze". Gotha 1777. - "Von der polnischen Konigswahl". Petersburg 1764. - "Theorie der Statistik nebst Ideen uber das Studium der Politik uberhaupt". Gottingen 1804. - "Kleine Weltgeschichte". Gottingen 1770. - "Vorbereitung zur Weltgeschichte fur Kinder". Kritische Sammlungen zur Geschichte der Deutschen in Siebenburgen". Grottingen 1795-97. "Ludwig Ernst, Herzog von Braunschweig und Luneburg". Gottingen 1787. - "Kleine Chronik von Leipzig"-1776. "Schwedische Biographie". 2. Theile 1760-1768. - "Summarische Geschichte von Nordafrika" 1775. Из сочинений и трудов Ш., изданных на русском языке, можно указать: "Детский повествователь; краткое уведомление юношей о некоторых главных переменах, происходивших на земном шаре". Москва, 1789 г. Перевел с немецкого Г. Хомяков. - "Представление всеобщей истории", перевод А. Барсова.

Москва, 1791 г. - "Избрание королей в Польше". СПб. 1764. - "Введение во всеобщую историю для детей", перевод с немецкого М. Погодина, 2 части 1829. - "Изображение российской истории", перев. Назимова, СПб. - "Корень всемирной истории для детей", перевод Э. Энгельсона, СПб. 1789. - "Предуготовление в истории для детей", перевод с немецкого X. Риттермбена 1788. - "Русская грамматика" с предисловием Булича.

СПб. 1904. - "Нестор, русские летописи на древне-славянском языке", 3 части, перевел Языков 1809-1811. Общественная и частная жизнь Августа Л. Шлецера, им самим описанная, перевод Кеневича в "Сборнике отделения русского языка и слов. Имп. Ак. Наук", т. 13. 1875. Гоголь H. "Арабески" СПб., т. I, ст. 9-23. А. Попов "Московский Сборник за 1847 г., ст. 397-485. "Русский Вестник", статьи С. М. Соловьева. "Отечественные Записки" 1844 г., ст. Г. Ф. Головачева. "Семейство Разумовских" А. А. Васильчикова, т, II, стр. 1-15, 115. - "Биографий и характеристика К. Бестужева-Рюмина, СПб. 1882 г. "Allgemeine deutsche Biographie". Leipzig 1890. Band 31. - "Deutsches Staats-Worterbuch" von Bluntschli und Braler". - "Literarischer Briefwechsel" herausgegeben von Buhle Leipzig 1794. - "August Ludvig von Schlotzer offentliches und Privatleben" von Christian Schlotzer. Leipzig, 1828. 2 Bande. - "Schlotzer" von Bock. Hannover 1844. - Wesendonck "Die Begrundung der neuen deutschen Geschichtschreibung durch Gratterer und Schlotzer" Leipzig, 1876. - Doring H. "Leben von А. L. Shlotzer". Zeitz. 1836. - Robert Mohl. "Die Geschichte und Litteratur der Staatswissenschaften". Erlangen. 1856. B. II. Zermelo. "А. L. Schlotzer - ein Publicist in alten Reichen". Berlin, 1875. П. Майков. {Половцов}

Младший коллега Миллера Август Людвиг Шлецер (1735-1809) родился в городе Ягштадте, в графстве Гогенлоэ. Сын пастора он в пять лет потерял отца. Чтобы продолжить обучение он с 10-летнего возраста давал частные уроки. В 16 лет Шлецер поступил на богословский факультет Виттенбергского университета, где получил хорошую богословскую и филологическую подготовку. В 1754-1755 гг. Щлецер слушал лекции в Геттингенском университете. Его учителями были филолог-классик А. Гесснер и крупнейший исследователь-библиист И.Д. Михаэлис. Последний настоятельно рекомендовал Шлецеру осуществить научную поездку на Ближний Восток для изучения исторических и лингвистических древностей.

С 1755 по 1758 г. Шлецер работал в Стокгольме домашним учителем, конторским служащим, корреспондентом гамбургской газеты и одновременно изучал скандинавские языки. Продолжая научные изыскания, он издает на шведском языке «Опыт всеобщей истории торговли и мореплавания в древнейшие времена», а на немецком языке написал «Новейшею историю учености в Швеции». К 25 годам, по его собственным словам, он знал «грамматически до пятнадцати языков», а также естественные науки и медицину. В 1761 г. Михаэлис в ответ на просьбу жившего в Петербурге Г.Ф. Миллера рекомендовал ему Шлецера в качестве домашнего учителя и помощника в обработке собранных материалов по русской истории. В Петербург Шлецер приехал в конце 1762 г. и некоторое время был на частной службе у Миллера. В 1762 г. он получил официальную должность адъюнкта по русской истории при Академии наук. К этому времени он был уже сложившимся ученым с широким кругозором и большой эрудицией.

Представленный Шлецером в Академию наук план занятий одновременно стал и проектом разработки источников русской истории. А именно:

1. Изучение отечественных памятников.

2. Изучение памятников иностранных.

3. Использование и тех и других источников для составления свода русской истории.

Под отечественными памятниками Шлецер понимал прежде всего летописи, которые, по его мнению, необходимо обрабатывать в следующих направлениях:

1. Подбор списков, их сличение и выявление «чистого и верного текста».

2. Грамматическое изучение, т.е. прочтение текста и выяснение его смысла.

3. Сопоставление разных летописей с целью проверки разнородных сведений, в них содержащихся.

Кроме специальных источниковедческих работ, Шлецер считал необходимым написать очерк русской истории от основания государства до пресечения династии Рюриков. И последним этапом своего плана Шлецер считал задачу, связанную с созданием популярных книг по истории, географии и статистике. В 1767-1768 гг. вместе с переводчиком Академии С. Башиловым Шлецер издал «Русскую Правду», Судебник царя Иоанна, две первые части Никоновой летописи. В 1769г. он напечатал на французском языке очерк русской истории и на немецком - «Русскую историю до основания города Москвы (1147)». Оба эти руководства были переведены на русский язык и долго служили для школьного образования. Покинув Россию в 1769 г., Шлецер преподавал в Геттингене всеобщую историю и статистику и не переставал заниматься русской Начальной летописью. В 1800 г. он приступил к печатанию своего критического исследования о Начальной летописи и посвятил его императору Александру I, который в благодарность прислал ему бриллиантовый перстень, а позже пожаловал орден Владимира и герб с изображением Нестора.

Надо признать, что история России поражала и влекла Шлецера своими масштабами, но он не был достаточно подготовлен к ее научному изучению. Историк признавался, что не способен написать сколь-нибудь хорошую историю России для серьезных читателей. Однако Шлецер имел превосходную подготовку к историко-критической работе. В этом направлении и сосредоточилось все его внимание. Изучение источника и его критика - тема «Нестор» - стали основными в его научной работе. В «Несторе» Шлецер сформулировал общие принципы и описал технические приемы проведенной им критики текста. Он различает три вида критики, три этапа критического изучения:

1. Что Нестор писал действительно?

2. Что он под сим разумел?

3. Правильна ли его мысль?

Третья «высшая критика» была уже переходом от критики текста к интерпретации исторического факта, т.е. самого исторического процесса. Сам Шлецер остановился на пороге третьего этапа. Дело Шлецера - критика текста. Применительно к этой задаче он дает чрезвычайно четкое и ясное описание технических приемов критики. Сличение и систематизация списков по их названиям, установление их взаимосвязи, генеалогии, что дает основу для их сличения и внутренней критики, поскольку для древней летописи мы имеем не подлинник, а позднейшие списки. Шлецер подробно характеризует сложный комплекс дальнейших признаков: бумага и внешнее оформление, письмо и приемы написания, иллюстрации, язык. Из этого комплекса данных может быть выведено место и время возникновения не только изучаемого списка, но и того утраченного текста (протографа), от которого данный список происходит. В результате Шлецер вывел главный принцип: древность списка не тождественна древности его редакции и сама по себе не решает вопроса о степени достоверности даваемого им чтения.

На основе этих принципов Шлецер и подошел к изучению русского летописания. В его распоряжении было 20 текстов русских летописей, из которых лишь 13 допускали научное изучение и критическую проверку. Шлецер дал близкую к действительности историю летописных сводов, в частности установил позднее происхождение Никоновского и Воскресенского сводов, и «Степенной книги» и подверг их критической оценке. К слову, составление «Степенной книги» Татищев, Миллер и Щербатов относили к XIV в. Шлецер доказал, что это - памятник XVI в. с искаженным первоначальным текстом. Разбор русской летописи был доведен Шлецером до 980 г. и привел к научному пересмотру основных вопросов, занимавших современную Шлецеру историческую науку:

1. историческая этнография и происхождение современных народов;

2. говоря о норманнской теории происхождения Руси, он указал, что через 200 лет не осталось ни одного скандинавского термина в русском языке;

3. исследуя общественный строй славян IX-X вв., доказывал примитивность политического строя и отсутствие государственности.

Эти выводы Шлецера встретили резко отрицательную оценку современников - русских историков. Шлецера обвинили в немецком национализме, в стремлении доказать, что именно немцы принесли в Россию и культуру, и государственный строй, а внешняя политика России, начиная с образования Московского государства, носила исключительно завоевательный характер. С этого времени в историографической литературе довольно широкое распространение получило мнение, что Шлецер презирал Россию и русский народ. Но вопрос этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Когда Шлецер принялся за изучение церковно-славянского языка, он, не скрывая своего изумления, восхищался его богатством и говорил: «Вот на какой язык лучше всего перевести Гомера». Ученый прекрасно видел, что пребывание в России прямо связано с его научным ростом, расширяет кругозор, не говоря о жизненном опыте. Будучи достаточно тщеславным человеком, он понимал, что из русских летописей можно сделать настоящее ученое открытие для европейской науки. Видел и не ошибся в том, что перед ним - область, которая даст 1 ему и деньги, и ученую славу в Западной Европе. Действительно, судя по его работам, мы можем говорить, что Шлецер недооценивал глубину и творческие возможности русской культуры.

Он подчеркивал превосходство иностранцев и особенно немцев, которые, по его мнению, облагородили Россию и распространили в ней просвещение. Однако основное значение Шлецера заключается в том научном методе, которым он вооружил русского историка, В 1809 г, ученый был избран почетным членом Общества истории и древностей российских. В 1813 г. Н.П. Румянцев внес 25 тыс. рублей в Академию наук как фонд издания русских летописей и в своем обращении в АН сослался на Шлецера как основателя научного издания летописей. «Шестор» после этого сразу получил широкое признание в науке, был тотчас переведен и издан на русском языке.

Сочинение Шлецера «Нестор» имело большое влияние на развитие нашей историографии. Начиная с Н.М. Карамзина, C.M. Соловьева, М.П. Погодина все русские историографы, включая А.А. Шахматова, смотрели на Шлецера как на первоучителя, родоначальника своей науки и руководствовались его приемами. Позже А.А. Шахматов доказал, что сама летопись Нестора была лишь одним из промежуточных звеньев в общей истории летописания. Но этот вывод Шахматова стал возможен только на основе развития исторической науки XVIII в., которое было подготовлено, в том числе и трудами А.Л. Шлецера.

Один из авторов так называемой «норманской теории» возникновения русской государственности. Вёл научную полемику с М. В. Ломоносовым , содействовал публикации «Истории Российской» В. Н. Татищева . Вернувшись в Германию, Шлёцер получил место профессора Гёттингенского университета, преподавал историю и статистику. Автор работ по древнерусской грамматике, истории, палеографии. В 1803 г. за свои труды на ниве российской истории награждён орденом св. Владимира IV степени и возведён в дворянское достоинство. В последние годы жизни признал и доказывал аутентичность «Слова о полку Игореве». Работы Шлёцера имели большой научный резонанс в российской историографии второй половины XVIII - XX вв.

Биография

Родился 5 июля 1735 года в семье пастора Иоганна Георга Фридриха Шлецера († 1740). Его отец, дед и прадед были протестантскими священнослужителями. Рано лишившись отца, Шлецер был воспитан пастором Гайгольдом, отцом матери, и им же подготовлен и определён в ближайшую школу в Лангенбург . Дед вначале готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевёл его в школу в Вертгейме, начальником которой был его зять Шульц. Здесь Шлецер отличался замечательным прилежанием; под руководством Шульца он изучал Библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским, а также музыкой, и находил ещё время давать уроки, доставлявшие ему средства на покупку книг.

Занимаясь преподаванием, Шлёцер сам стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. В Стокгольме же он издал первый свой учёный труд «История просвещения в Швеции» (Neueste Geschichte der Gelehrsamkeit in Schweden. - Rostock und Wismar. 1756-1760), а затем «Опыт всеобщей истории мореплавания и торговли с древнейших времен» (Farf?k til en allman Historia am Handel och Sj?fart. Stockholm. 1758) на шведском языке, которая остановилась на истории финикиян. Желая практически познакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на Восток, Шлёцер поехал в 1759 в Любек . Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. Такое обширное и разностороннее образование развивало в Шлецере критическое направление ума.

В России

Шлёцер поставил себе три задачи: изучить русский язык, помогать Миллеру в его «Sammlung Russischer Geschichte» и заняться изучением русских исторических источников, для чего познакомился с церковнославянским языком. Скоро у него начались несогласия с Миллером. Шлёцер не мог удовольствоваться скромной ролью, которую ему ставил Миллер, и ушёл от него, и через Таубарта сделан был адъюнктом академии на неопределённое время. Шлёцер увлёкся летописями, но многое ему было непонятно. Случайно Таубарт нашёл рукописный немецкий перевод полного списка летописи, сделанный учёным Селлием, и Шлёцер занялся извлечениями из неё. Здесь он заметил связь летописного рассказа с византийскими источниками и стал изучать Георгия Пахимера, Константина Багрянородного , но так как оказалось, что одними византийскими источниками всего объяснить нельзя, то он стал заниматься славянским языком и по этому поводу высказал такой взгляд: «кто не знаком с греческим и славянским языками и хочет заниматься летописями, тот чудак, похожий на того, кто стал бы объяснять Плиния, не зная естественной истории и технологии».