Анна ахматова бывает так. Глембоцкая Я

«Творчество» Анна Ахматова

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо…
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Анализ стихотворения Ахматовой «Творчество»

В своих автобиографических воспоминаниях Анна Ахматова неоднократно упоминала о том, что с детства мечтала быть поэтом. Более того, она утверждала, что ее судьба была предопределена заранее, и кто-то свыше постоянно посылал будущей поэтессе знаки, недвусмысленно указывающие на ее принадлежность к миру литературы.

Свое первые стихи Ахматова написала довольно рано, и в 22 года уже издала первый поэтический сборник под названием «Вечер», который стал настоящей сенсацией в литературных кругах. Тем не менее, автор никогда не затрагивала тему своего отношения к поэзии, считая, что этот вопрос весьма деликатен. Среди многочисленных произведений Ахматовой есть лишь одно, в котором она попыталась рассказать, как рождаются на свет ее поэтические экспромты. Стихотворение «Творчество» было написано в 1936 году, но многие отнеслись к нему с недоверием. Ведь поэтесса представила сам литературный процесс в виде некоего мистического действия, глубокого катарсиса, который происходит под воздействием высших сил . Естественно, что с такой трактовкой творчества в СССР не могли согласиться, поэтому восприняли его, как очередное чудачество 47-летней поэтессы, не заслуживающего особого внимания.

Между тем, это одно из немногих литературных произведений, в котором автор так точно и искренне описывает литературный процесс. Ее стихи рождаются из некоего хаоса, и в этом напоминают Вселенную. «Мне чудятся и жалобы, и стоны, сужается какой-то тайный круг», - пишет Ахматова, признаваясь, что в моменты творчества словно бы находится в некоем эпицентре катаклизма. Складывается впечатление, что еще немного, и водоворот событий и впечатлений буквально захлестнет автора, чтобы перенести в иную реальность.

Но сквозь хаос постепенно начинают проступать черты будущего стихотворения, что доставляет Ахматовой ощущение настоящего счастья и дает власть над другими людьми. «В этой бездне шепотов и звонов встает один, все победивший звук», - отмечает поэтесса. Именно это она чувствует в тот момент, когда находит новую тему для своих произведений, улавливает их настроение и понимает, что еще немного, и настанет тот удивительный момент, когда звуки начнут складываться в слова. Будущее стихотворение ассоциируется у Ахматовой со звуком, который обладает удивительной силой . И на его фоне все другие шумы попросту исчезают, открывая простор для творчества. В такие моменты поэтесса слышит, «как в лесу растет трава, как по земле идет с котомкой лихо». Именно в эти моменты на свет рождаются первые слова будущего стихотворения, обладающие особой красотой и восхитительной мягкостью. Вместе с ними приходят и «легких рифм сигнальные звоночки»: поэтесса словно бы пробует на вкус каждое выражение, меняет его эмоциональную и смысловую окраску, подбирая более точный вариант, который в этот момент наиболее полно отвечает ее внутренним ощущениям.

Потом наступает момент, когда автору удается ухватить всю суть произведения целиком, почувствовать его гармонию и изысканность. «Тогда я начинаю понимать, и просто продиктованные строчки ложатся в белоснежную тетрадь», - отмечает поэтесса, все еще не до конца веря в то, что новое произведение уже появилось на свет. Этот ритуал общения с миром собственных фантазий Ахматова считает мистическим и видит в нем высшую волю. Она не приукрашивает собственные таланты и достижения, считая, что кто-то невидимый вкладывает ей определенные мысли и желания, а потом диктует поэтические строки, которые превращаются в удивительно романтичные, яркие и наполненные удивительной силой стихи.

1. Творчество

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки,-
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу...»
Говорят: «Божественный лепет...»
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.

Подумаешь, тоже работа,-
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.

И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.

А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.

Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой,
И все - у ночной тишины.

5. Читатель

Не должен быть очень несчастным
И, главное, скрытным. О нет!-
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.

И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта позорное пламя
Его заклеймило чело.

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.

Там все, что природа запрячет,
Когда ей угодно, от нас.
Там кто-то беспомощно плачет
В какой-то назначенный час.

И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад,
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят,

За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной...
Так исповедь льется немая,
Беседы блаженнейший зной.

Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен -
Поэта неведомый друг.

6. Последнее стихотворение

Одно, словно кем-то встревоженный гром,
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
И кружится, и рукоплещет.

Другое, в полночной родясь тишине,
Не знаю, откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что-то бормочет сурово.

А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
Как чистый источник в овраге.

А вот еще: тайное бродит вокруг -
Не звук и не цвет, не цвет и не звук,-
Гранится, меняется, вьется,
А в руки живым не дается.

Но это!.. по капельке выпило кровь,
Как в юности злая дечонка - любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.

И я не знавала жесточе беды.
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него... умираю.

7. Эпиграмма

Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, боже, как их замолчать заставить!

8. Про стихи

Владимиру Нарбуту

Это - выжимки бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар...

Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль, и мрак, и зной.

Осипу Мандельштаму

Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть -
Окровавленной юности нашей
Это черная нежная весть.
Тем же воздухом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.
О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там,-
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везет по волнам.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу...
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.

Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой...
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за утренней звездой.
Анна Ахматова

1. Творчество

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо…
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

Подумаешь, тоже работа,-
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.

И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.

А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.

Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой,
И все - у ночной тишины.

5. Читатель

И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта позорное пламя
Его заклеймило чело.

И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад,
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят,

За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной…
Так исповедь льется немая,
Беседы блаженнейший зной.

Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен -
Поэта неведомый друг.

6. Последнее стихотворение

Но это!.. по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка - любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.

И я не знавала жесточе беды.
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него… умираю.

7. Эпиграмма

Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!

8. Про стихи

Владимиру Нарбуту

Это - выжимки бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар…

Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль, и мрак, и зной.

Осипу Мандельштаму

Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть -
Окровавленной юности нашей
Это черная нежная весть.
Тем же воздухом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.
О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там,-
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везет по волнам.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу…
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.

Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой…
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за утренней звездой.

Русская словесность. - 2001. - № 3. - С. 10-14.

Стихи о стихах: цикл А. Ахматовой "Тайны ремесла"

Цикл Анны Ахматовой "Тайны ремесла" впервые опубликован в ее последней прижизненной книге стихов "Бег времени", вышедшей в октябре 1965 г. Этот сборник Анна Андреевна начала готовить в сентябре 1960 г., на основе так и не опубликованной седьмой книги ее стихов "Нечет", сданной в издательство еще в 1946 г. и возвращенной автору в 1952 г. Принцип хронологии, лишь приблизительно соблюдавшийся Ахматовой в предыдущих книгах, в "Беге времени" принципиально нарушен. Отчасти это объясняется тем, что в 60-е гг. Ахматова решилась записать часть стихотворений 30-х гг., до той поры хранившихся только в памяти поэта и близких ей людей. Однако надежды Ахматовой на ослабление цензуры не оправдались, и в результате под названием "Бег времени" фактически вышла не седьмая книга поэта, а сильно искаженный подцензурный сборник, куда вошли стихотворения из всех ранее выходивших книг1. Кроме "Тайн ремесла" в книгу "Бег времени" входят циклы: "Вереница четверостиший", "Из заветной тетради", "Венок мертвым", "Из стихотворений 30-х годов", "Черепки", "Северные элегии", "Песенки", "Шиповник цветет", "Античная страничка".

Цикл "Тайны ремесла" был составлен из стихотворений, написанных в разное время, которые не были с самого начала задуманы как цикл. Перед нами - цикл a posteriori: все стихотворения были опубликованы ранее вне состава цикла.

На первый взгляд, здесь творческое начало мало проявляется, особенно если учесть, что циклические контексты могут быть созданы без ведома и без участия автора (читательские или редакторские циклы). Действительно, новых текстов в процессе циклизации не создается. Отсюда часто встречающиеся у поэтов XIX в. извинительные интонации при обращении к редакторам и другим читателям. Оговорки и оправдания, которыми писатели объясняют свое намерение соединить старые вещи в новом контексте, свидетельствуют о новизне этой литературной формы в русской лирике прошлого столетия. В современной литературе, когда циклические формы обрели прочный статус, вопрос о новизне и продуктивности объединения произведений в циклическом контексте уже не ставится. Новый контекст, безусловно, можно и нужно рассматривать как новый текст.

Два слова в названии цикла Ахматовой уже успели стать именем нарицательным, указывающим на таинства любого искусства. Это словосочетание - тайны ремесла - стало настолько привычным, что мы мало задумываемся над заключенным в нем оксюмороном. Ведь в ремесле не должно быть ничего тайного, это набор понятных и доступных каждому навыков и умений. Снижающая автохарактеристика (ремесло, а не искусство) поэтического творчества в названии этого цикла носит принципиальный характер. Здесь образ творчества воссоздается как нечто подвластное общепринятым меркам поэтичности2.

Цикл "Тайны ремесла" начинается in medias res, с самой сути, с прихода вдохновения:

"Бывает так: какая-то истома, / В ушах не умолкает бой часов..."

Первые же строки первого стихотворения (1. "Творчество") обрушивают на читателя "бездну шепотов и звонов", которую побеждает единственный звук: "Так вкруг него ("все победившего звука"3) непоправимо тихо". Одновременно возникает мотив магического круга ("Сужается какой-то тайный круг") - автор сужает пространство, вводя в тайный круг читателя и приглашая присутствовать при создании стихотворения: "И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь". Отсутствует деление на строфы, но если разделить текст на четверостишия в соответствии с перекрестной рифмовкой, то обнаруживается, что границы предложений нигде не совпадают с границами (условных) катренов, кроме границы между 8 и 9 стихами. Таким образом, синтаксическое движение преодолевает границы каждого стиха на длинном дыхании, делая остановку ровно посредине: "... Встает один, все победивший звук. / Так вкруг него непоправимо тихо..." Именно здесь звуковая волна сменяется абсолютной тишиной, в которой слышно "как в лесу растет трава". Только затем "послышались слова / И легких рифм сигнальные звоночки..."4. Так автор с самого начала раскрывает перед читателем "тайны ремесла". Приход вдохновения описан так подробно, что никаких тайн не остается, все должно быть понятно: "И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь". Действительно просто:

Подумаешь, тоже работа, -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое,
(4. Поэт)

К тому моменту, когда прочитывается стихотворение "Поэт" (4), из первого стихотворения уже известно, как именно происходит подслушивание. Стихотворение "Поэт", посвященное Пастернаку, написано 19 января 1936 г, и первоначально имело эпиграф из стихотворения Каролины Павловой "Ты, уцелевший в сердце нищем...": "Моя напасть, мое богатство, / Мое святое ремесло"...". В окончательной редакции посвящение и эпиграф сняты. Вероятно, потому, что стихотворение получило более общее осмысление, став высказыванием о поэте вообще. М. Цветаева в письме А. Бахраху отмечает связь названия своей книги "Ремесло" со стихами Каролины Павловой5. Это еще одно свидетельство того, что определение поэзии как "священного ремесла" стало распространенным и прочно вошло в поэтический лексикон. Для современного читателя след первоначального авторства, вероятно, уже потерян.

За открывающим цикл стихотворением "Творчество" следует "Мне ни к чему одические рати...". Объединяет эти произведения не только их соседство, но и стихотворный размер: пятистопный ямб с чередующимися женскими и мужскими рифмами. Выделяются только последние строки каждого из трех катренов: в первой и третьей строфе ямб усечен до трехстопного, во второй - до четырехстопного. Эти строки, несомненно, являются ключевыми и именно в них разрешается смысловое движение каждого из четверостиший: "Не так, как у людей"; "Как лопухи и лебеда"; "На радость вам и мне".

Далее следуют стихотворения, посвященные главным участникам творческого таинства: 3. "Муза"; 4. "Поэт"; 5. "Читатель"; 6, "Последнее стихотворение"; 7. "Эпиграмма"; 8. "Про стихи"; 9. "Многое еще, наверно, хочет...". Причем, с "музой" и "поэтом" - обхождение вполне "свойское": "Как жить мне с этой обузой..."; "Подумаешь, тоже работа...". Такое "фамильярное" отношение к Музе и Поэту только оттеняет пиетет перед Читателем, которому посвящено пятое стихотворение цикла. Читатель "неизменен и вечен", ведь без него не может состояться главное событие - "беседы блаженнейший зной". Шестое стихотворение называется "Последнее стихотворение", но на самом деле речь в нем идет о разных персонажах-стихах. Оказывается, у каждого стихотворения (как у человека) свой характер.

В цикле использованы различные стихотворные размеры: пятистопный ямб (стихотворения 1-е и 2-е), дольник, в основе которого трехстопный амфибрахий (3-е), трехстопный амфибрахий (4-е и 5-е), четырехстопный амфибрахий с отдельными трехстопными строками (6-е), снова пятистопный ямб (7-е), четырехстопный (8-е) и пятистопный (9-е) хорей.

Метрическое движение от медитативного ямба в начале цикла к более энергичному хорею довольно последовательно. Только текст "Эпиграммы" создает перебой в плавном ритмическом рисунке, "Эпиграмма" же нарушает общую приподнятость и серьезность тона, свойственную лирической героине цикла. Включение в цикл этого стихотворения может показаться странным. К моменту создания цикла "Эпиграмма" уже успела стать более чем популярной, чтобы не сказать избитой:

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!

Однако нельзя забывать, что цикл составлен Ахматовой в зените окончательной славы, когда все было пережито и расставлено на свои места. Говоря о литературном ремесле, вполне естественно для нее было поставить на место многочисленных поэтесс, хлынувших в литературу после Ахматовой6. Это единственное стихотворение, в заглавие которого вынесено жанровое определение, и автор четко следует канону жанра. Стоящие в самом начале риторические вопросы задают торжественный тон, переходящий в афоризм "Я научила женщин говорить", тон которого немедленно снижается ироническим пуантом - "... как их замолчать заставить!".

Стихотворение "Про стихи" (8) напоминает пастернаковское "Определение поэзии" (1922 г.):

Это - круто налившийся свист,
Это - щелканье сдавленных льдинок,
Это - ночь, леденящая лист,
Это - двух соловьев поединок.

Это - сладкий заглохший горох,
Это - слезы Вселенной в лопатках,
Это - с пультов и флейт - Фигаро
Низвергается градом на грядку.

Теперь приведем текст Ахматовой:

Это - выжимка бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар...

Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль и мрак, и зной.

В стихотворении Ахматовой было передано и впечатление от стихов В. Нарбута, которому оно посвящено. Передано обаяние малорусского пейзажа ("под черниговской луной"). Все, что попадает в очерченный тайный круг, названный в первом стихотворении, преображается, обретает особый смысл причастности к тайнам ремесла.

Мотив круга подчеркнут и построением цикла. Последнее стихотворение возвращает поэта к "бессловесному" бытию: "У меня не выяснены счеты / С пламенем и ветром, и водой". Невозможность последнего, окончательного счета с "тем, бессловесным" открывает бесконечную перспективу творчества: "Оттого-то мне мои дремоты / Вдруг такие распахнут ворота / И ведут за утренней звездой". Субъект высказывания (здесь это традиционный лирический персонаж - поэт) испытывает давление с двух сторон со стороны внешнего "бессловесного бытия". Здесь двойной императив - "стихов" и "сора":

1. (Первое стихотворение цикла):
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны.
9. (Последнее стихотворение цикла):
Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.

В первом стихотворении поэт стоит как бы на грани стихов, накануне речи. В последнем, наоборот, взор обращается вовне, за границы стихотворной речи, к бессловесному, грохочущему бытию.

После того как мы в общих чертах описали цикл "Тайны ремесла" как единый текст, остановимся на некоторых деталях. В частности, на заглавии шестого стихотворения цикла - "Последнее стихотворение". Вопреки заглавию, стихотворение не стоит в конце цикла.

Что же означает определение последнее? По-видимому, речь идет об абсолютном конце, о последнем в жизни стихотворении: "А я без него... умираю". Таким образом, продолжение цикла после "Последнего стихотворения" означает продолжение творческой жизни.

Интересно преобладание "любовной фразеологии", которое напоминает о стихах ранней Ахматовой. Но здесь - тема не любви, а творчества:

Уподобление "творческих мук" "любовному томлению" не ново; однако в контексте ахматовского творчества приобретает особое значение.

Соотнесем его со стихотворением "Читатель":

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд7.

Безусловное уважение к читателю - одна из ярких особенностей неотрадиционализма, которая особенно бросается в глаза на фоне авангардистского третирования читателя и соцреалистической подмены читателя читательской массой. Отношение к читателю как к соучастнику творческого акта актуально не только в эстетическом, но и во вполне практическом контексте. Участие читателей в жизни произведений принимало очень конкретные формы: запоминание крамольных текстов, распространение самиздата, передача запрещенных книг на Запад.

В контексте цикла "тайны ремесла" не окутываются туманной завесой, наоборот, максимально раскрываются:

Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.

Трепетное отношение к читателю-собеседнику особенно разительно на фоне исключительной требовательности говорящего к себе - автору, художнику. Потребность в читателе переживается вовсе не как условно-литературная категория, но как самая что ни на есть жизненная нужда. В цикле звучит голос чрезвычайно близкий авторскому. Творческое кредо героини лирики Ахматовой совпадает с позицией самой поэтессы.

Мы попытались проанализировать "Тайны ремесла" как цикл стихов о стихах, как единый текст, рассказывающий в том числе и о своем рождении.

Можно утверждать, что общая для современной литературы тенденция к повышению степени творческой рефлексии привела к закреплению новых форм циклизации: "стихи о стихах" появляются у разных поэтов и часто объединяются в циклы о "тайнах ремесла". Особенно часто к этой теме обращаются поэты, ориентированные на традицию и в этом смысле наследующие акмеизм.

Примечания

1. Впервые последняя книга Ахматовой была опубликована в полном виде в 1990 г. в двухтомнике "Библиотека "Огонек"". Этим изданием (как отражающим авторскую волю) мы и будем пользоваться: Ахматова Анна. Соч.: В 2 т. - М., 1990.

2. См. об этом в работе Л. Фуксона: "... искусственность противопоставляется естественности, глубокой органичной связи поэта и окружающего мира в процессе творчества" (Фуксон Л. Мир художественного произведения как система ценностей // Литературное произведение: проблемы теории и анализа. - Вып. 1. - Кемерово, 1997. - С. 94.

4. "Сигнальные звоночки" рифм, конечно, ассоциируются со звуком каретки пишущей машинки в конце строки. С другой стороны, звоночки слышны в тишине, которая возникает после "бездны шепотов и звонов", обозначающих шум жизни за границами "тайного круга".

5. Новый мир. - 1969. - № 4. - С. 192.

6. В настоящее время все популярнее становятся попытки описать "персональный миф", "позу" художника, связывая воедино "текст жизни" и "текст творчества" О сознательной избранной стратегии творческого поведения А. Ахматовой пишет А. Жолковский, который, по его собственным словам, предпринимает попытку "произвести демонтаж ее властного мифа. Он [миф - Я. Г.] не только являет особый частный случай властного мифа вообще, но и параллелен и во многом подобен мифу той власти, в оппозиции к которой, в качестве жертвы которой, но одновременно и заряжаясь энергией от давления которой функционировала Ахматова. Эта технология власти проявлялась как внетекстовыми способами, например, в ахматовской постановке на службу себе поклонников, запоминавших ее (крамольные и не очень) стихи наизусть, чтобы спасти их от забвения, когда она сама не давала себе труда их сохранить, так и внутритекстовыми, в частности, в ее поэтическом самообразе, характере ее лирической героини, о чьей жесткой властности уже в 1915 году писал Н. В. Недоброво." ("Я по-прежнему ощущаю себя литературоведом...". Беседа с А. Жолковским // Лит. обозрение. - 1997. - № 1. - С. 18).

7. Здесь имеется в виду конкретное лицо, один из самых преданных ахматовских читателей, Михаил Дмитриевич Пискулин, всю жизнь собиравший материал о ее творчестве и признавшийся в этом только в 1958 году, во время встречи с Ахматовой в Комарове, незадолго до своей смерти (умер в 1958 году). (Примечания к "Тайнам ремесла" в изд.: Ахматова Анна, Сочинения: В 2 т. М.. 1990. - С. 422). в

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,

Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо…
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Анализ стихотворения «Творчество» Ахматовой

Анна Андреевна Ахматова является одной из самых ярких личностей Серебряного века. Ахматова — поэт, о котором говорят как о преемнике Александра Сергеевича Пушкина. Он, как известно, считал,что путь поэта должен быть наполнен терзаниями и сомнениями о назначении поэта. Поэзия должна нести людям идеалы любви, дружбы, доброты, милосердия, чести и достоинства. А роль поэта заключается в том, чтобы открывать в человеке то светлое, что в нем есть.

Жизнь Анны Андреевны отображается в ее творчестве. Поэтесса понимает, что через свои стихи она способна влиять на людей, их чувства и эмоции.

Стихотворение «Творчество» написано в 1936 году. В этом произведении тонко прописан таинственный процесс создания стихов. Стихотворение входит в цикл «Тайны ремесла». В этой серии стихов поэтесса повествует о творчестве. Она считает, что процесс написания является волшебным обрядом познания своего воображения. «Мне чудятся и жалобы, и стоны, сужается какой-то тайный круг», — пишет Ахматова. В моменты творчества поэт словно находится в неком беспорядке, который в итоге становится готовым произведением. Складывается впечатление,что вихрь событий и впечатлений буквально захватывает автора, чтобы перенести его в состояние вдохновения. Поэтесса проводит грань между настоящим миром и миром поэта, в котором он порождает свои стихи.

Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.

Ахматова сравнивает будущее стихотворение с мощным звуком, на фоне которого остальные шумы не слышны. В такие моменты она слышит, «…как в лесу растет трава, как по земле идет с котомкой лихо». Анна Андреевна не преувеличивает собственные таланты. «Рождение» стихотворения происходит без воли автора. Он не ищет нужные слова и рифмы,ему важно слышать только звук. Поэтесса считает, что кто-то невидимый диктует ей поэтические строчки. Она запечатляет тот удивительный момент, когда звуки начинают складываться в слова, а слова превращаются в пламенные, наполненные колоссальной силой, стихи, которые пронзают сердце и душу читателя.

Стихотворение было подвержено многочисленной критике со стороны окружения Ахматовой. Люди отнеслись недоверчиво к смыслу данного стихотворения и не поняли его суть. Это произошло, потому что поэтесса описывала понятие творчества, как некий мистический процесс, который происходит только с вмешательством высших сил.